Чувакин Олег Анатольевич : другие произведения.

Два рассказа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    "Кто украл рисунок" и "Вкус карамели" в одном файле.


Олег Чувакин

Кто украл рисунок

   Шестилетний Толик не знает, почему Зоя Аркадьевна, воспитательница подготовительной группы детского сада N247, смотрит на него вовсе не равнодушно, как на прочих детей. Нет! Когда очередь доходит до Толика, в глазах её сверкают неприветливые искорки, а губы сжимаются.
   Толик стоит в шеренге детей, вдоль которой прохаживается Зоя Аркадьевна. Она повторяет свой вопрос, и голос её делается капризным:
   - Кто украл рисунок Маши?
   Дети устали стоять и переминаются с ноги на ногу. Они с удовольствием упали бы на пол. Или ещё раз выпили бы по стакану противного кипячёного молока с пенкой. А то снова бы нарисовали по рисунку, хотя это уже неинтересно.
   Маша, недавно плакавшая, в одиночестве сидит за столиком и водит карандашом по листу бумаги. Водит с сердитой гримасой, с нахмуренными бровями. Она уверена, что так ей больше никогда не нарисовать. Федя, тот самый, что громко смеялся над страданиями девочки, теперь стоит в углу, лицом к стене. Ему грустно и он мечтает о стуле или кровати.
   - В последний раз спрашиваю: кто взял Машин рисунок? - говорит воспитательница. - Ты, Саша, не мог взять?
   - Нет, Зоя Аркадьевна, не мог.
   - А ты, Гоша, не брал?
   - Не брал.
   - Наверное, Ларочка похитила рисунок!
   Ларочка морщит розовый нос и хнычет. Но Зоя Аркадьевна и не глядит на девочку. Она занята расследованием.
   - Это Федя взял рисунок! То-то ему смешно было! Вот сейчас мы всей группой над Федей посмеёмся!
   Мальчик в углу мотает понуренной головой. Зоя Аркадьевна встряхивает белыми блестящими кудряшками.
   - Дети! Я точно знаю, кто украл рисунок. Точно знаю. - И она пристально смотрит на Толика.
   Ларочкины слезы высыхают, Федя в углу напрягается и косится на шеренгу, Гоша вытягивается на цыпочках. А Саша, сын милиционера, делает строгое лицо и принимает стойку "смирно".
   - Да, дети. Среди вас есть ребёнок, которого мучит совесть. Я вижу, он покраснел. Смотрите: да он красный, как свёкла!
   Пользуясь разрешением воспитательницы, дети выглядывают из шеренги. Толик постепенно краснеет, наливается в настоящую свёклу, и Саша показывает на него пальцем. Толик опускает голову, но тут же её поднимает и выкрикивает:
   - Это я взял рисунок Маши! Я!
   И сжимает кулаки. Плакать ему не хочется.
   - Что и требовалось доказать! - Зоя Аркадьевна торжествует. - Дети, вы можете играть. А ты, Толя, сменишь в углу Федю.
   Толик идёт в угол. Шеренга детей распадается. Федя завладевает большой пластмассовой машиной и ударяет ею Машу по голове. Маша собирается зареветь, но передумывает и толкает стоящего Федю в живот. Тот падает, стукается локтями и куксится.
   Воспитательница опускается на корточки позади Толика. Мальчик чувствует на затылке её горячее дыхание.
   - Скажи, где рисунок.
   - Я не знаю.
   - Как так? Украл - и не знаешь?
   - Я не крал ничего.
   Дети за спиной воспитательницы шумят, бросаются игрушками. Маша с упоением топчет машину, отнятую у Феди, и, кажется, забыла про исчезнувший рисунок.
   Глаза Толика наполняются жгучими слезами. Вытирая их, он поворачивается к воспитательнице.
   - Я не крал... Я просто так сказал... Чтоб вы не мучили никого!
   Губы Зои Аркадьевны кривятся. Она выпрямляется во весь рост.
   - Пока не скажешь, где спрятал рисунок, будешь стоять в углу!
   - Да не прятал я! - По щекам Толика катятся слёзы.
   Зоя Аркадьевна хмыкает и подбоченивается.
   - Не прятал? А мне известно, что прятал!
   Толик всхлипывает. Больше он ничего не будет говорить. Всё равно все решили, что он взял рисунок. Значит, он - вор.
   - Надо было и по правде украсть...
   - Это что ещё за разговоры? - возмущается Зоя Аркадьевна. - Ну-ка, признавайся! Порвал тайком да съел бумажки?
   Толик перестаёт шмыгать и с удивлением смотрит воспитательнице в глаза. Эти глаза зелёные, далёкие и чужие... Не сказав больше ни слова, Зоя Аркадьевна отходит от Толика и предупреждает детей, что время игр заканчивается. К ней приближается деловитой походкой Саша и сообщает, что за ним пришёл папа-милиционер.
   Толик потеет, ему страшно. Высокий Сашин папа, похожий на дядю Стёпу, заберёт его, Толика, в отделение. Там сыро и холодно, там его посадят в клетку и вместо молока и манной каши дадут корочку хлеба. Даже без воды. Что ж! Толик скоро умрёт.
   Зоя Аркадьевна треплет Сашины волосы.
   - Я стану милиционером, как папа, - гордо заявляет Саша и поглядывает на Толика.
   Толик отворачивается к стене. Ему хочется изо всех сил удариться о стену и разбить голову, как арбуз. Но тогда папа будет горько плакать.
   Всю дорогу из детского садика Толик дуется и молчит. Ему кажется, что отовсюду смотрят на него. А дома он взахлёб выдаёт историю с рисунком Маши и сыщиком по имени Зоя Аркадьевна.
   Папа меряет шагами комнату. Остановившись напротив сына, он спрашивает его:
   - Ведь ты не брал Машин рисунок? И ничьи рисунки не брал?
   - Нет, папа, - охотно отвечает Толик.
   На него глядят тёплые глаза, глядят мягко и с добротой.
   - Значит, всё хорошо.
   И Толик обнимает папу. Он очень любит папу. Он любил бы и маму - но её у Толика нет.
  
   16 ноября 2002
  
  
  
  
  

Вкус карамели

  
   Март. В лужах на чёрном асфальте отражается солнце, жёлтые пятна пляшут в глазах. Серое снежное крошево рассыпается под ботиками и сапожками. Подготовительная группа детского сада, построенная в колонну по два, идёт на экскурсию в библиотеку. Воспитательница следит, чтобы никто не поскользнулся, не упал. В алом плаще, в берете с пупырышком Зоя Аркадьевна походит на художницу.
   Мне меньше семи. Я шагаю в середине колонны. Со мной в паре друг Женька.
   Библиотека - какое длинное слово! Как заклинание. Немного боязно, и хочется засунуть руки в карманы.
   Идти, наверное, далеко. Может, по пути мы сделаем привал, и воспитательница разрешит разжечь костер. Хорошо бы раздобыть спичку: не простую, а охотничью, с толстой бело-коричневой головкой, которая шипит и не гаснет в воде.
   Я говорю про привал Женьке. Он противно смеётся: костры и привалы бывают в лесу, а не в городе. Колька Фомичёв впереди подслушивает и тоже смеётся.
   Дальше я иду молча. Обидно, что Женька и Колька смеются.
   Библиотека - на первом этаже кирпичной пятиэтажки. У входа чёрная вывеска. Золотые вытянутые буквы под стеклом. Я читаю: "областная", потом: "детская".
   Зоя Аркадьевна предупреждает, чтобы мы входили по одному, но мы входим по пять. Так интересней: ты крутишься, тебя как бы засасывает.
   В фойе тепло, сухо, сладковато пахнет старыми книгами. Из окон тянутся солнечные лучи, в них кувыркается пыль.
   Из раздевалки две библиотечные тётеньки ведут нас в зал, он называется "абонементный". На светлом столе библиотекаря - бумаги, журналы, на подставке - три ручки, с красным, зелёным и синим колпачками, фанерный ящик размером с полстола, а на ящике написано: "Формуляры". Вдоль окон, до дальней стены, выше нашего роста, - стеллажи с книгами. Мы притихаем. Книги живут в тишине, как, например, рыбы живут в воде, птицы в воздухе, а грибы в земле. Тётеньки много знают о книгах. Я догадываюсь: тётеньки попали сюда, потому что прочитали все книги. Кто прочитал все книги, тому дают светлый стол, шариковые ручки и формуляры.
   Нас ведут в читальный зал.
   "Ух, ты!" - шепчет Колька. На дальнем столе, на книжной стопе стоит фильмоскоп. Из круглого голубого дула с чёрным ободком струится чуть видимый белый свет. Фильмоскоп внутри весь наполнен белым светом. "Лучше бы телик включили", - хмыкает Женька.
   Зоя Аркадьевна рассаживает нас за столы. Нас двадцать, но в просторном зале кажется, что меньше. Библиотекарши зашторивают окна (становится темно и здорово) и накатывают белый экран на стеллаж.
   Одна тётенька крутит пластмассовый ролик, меняя кадры, вторая медленно, таинственным голосом начинает читать титры.
   - Матросы!.. - говорит она, и меня пробирает счастливая дрожь. - Остров!..
   Откуда-то веет тропическим жаром. Моя кожа чешется и лущится от раскалённого солнца, руки горят. По берегу шуршат волны. Большая, белая с серым чайка бросает тень на моё лицо.
   Остров не простой, а карамельный. Диафильм так и называется: "Остров карамели". Матросы-сластёны попали на сладкий остров и объелись конфет. Холмы из карамели блестят на экране, как золото. Ленивые матросы в тельняшках жирные, липкие, они приклеились к острову.
   Главное - не съесть вкусный остров целиком!
   У берега плавает карамель. В океане не солёная вода, а сироп.
   Во рту у меня сахарно, вязко - карамельно во рту! Я глотаю слюни, приподнимаюсь со стула: не прилип ли?
   Кто-то горячо дышит мне в ухо и теребит мой рукав. Матрос?.. Я вздрагиваю и облизываю стянувшиеся, очень гладкие губы. Вкус карамели во рту пропадает.
   Надо мною расширяется луч фильмоскопа, в нём дымится маленькая радуга. Я оглядываюсь по сторонам. Двадцать девчонок и мальчишек с разноцветными от луча волосами смотрят на экран.
   Вон Танька Куклицкая, там Саша Союзников, за передним столом Колька Фомичёв. У Таньки в глазах рыжие огоньки, её рот приоткрыт, зубы блестят. Саша жуёт воротник - он всегда его жуёт, когда показывают или рассказывают интересное. А Колька Фомичёв встает и поворачивается к фильмоскопу: "Подождите! Я недосмотрел!" На Колькиных щеках, носу и лбу золотятся карамельные залежи. Голая шея белеет от титров.
   Я смотрю на Женьку. Он сжимает холодными пальцами мою руку и будто стонет: "Не верю я! Растает остров! Матросы утонут. Киты и акулы их слопают". Друг ёрзает на стуле, ему невтерпёж. Он должен рассказать о растаявшем острове библиотекаршам, воспитательнице, всей группе. Женька растопыривает пальцы в луче фильмоскопа и как бы цапает остров и матросов. "Растает!" - твердит он.
   - Шеня-а! - страшно шипит воспитательница. Она вредная, зато иногда справедливая.
   "Нет, остров не растает, он снизу не карамельный, - уговариваю я себя. - А киты людей не едят". Я забываю про диафильм, я мучаюсь: надо что-то ответить Женьке. На экране мелькают поцарапанные буквы: "Конец", надорванная плёнка с хрустом мнётся под резиновыми валиками. Досадно: я просмотрел, что стало с матросами.
   На улице, возле библиотеки, Женька, опираясь на Колькины и мои плечи, подпрыгивает в строю. Он как бы старается стать выше. Он кричит:
   - Остров растает! Так не бывает! Эх вы, малышня ясельная!
   Саша Союзников, Колька Фомичёв, Танька Куклицкая - и все, все! - удивлённо, пучеглазо переглядываются. И подхватывают, как песню:
   - Растает! Растает! Не бывает!
   Воспитательница улыбается. Она повязывает шарф Таньке и не кричит на Женьку с Колькой, которые машут руками, пуляют варежками на резинках и нарушают строй. Значит, Зоя Аркадьевна заодно с ними. Никакая она не художница! Она как все. Думает, что остров ненастоящий.
   А я - против всех.
   Остров карамели не растает.
   Он особенный: из тех, что не тают.
   Из вечной карамели. Из специальной карамели.
   "Специальный" - волшебное слово моего папы. Его работа называется "инженер-конструктор", и когда мне что-то непонятно, папа говорит заветное слово.
   - И книги все - понарошку! - Женька шагает в строю и говорит глухо и громко, приставив ладоши ко рту, как бы в рупор. - Не по правде!
   Я разглядываю кромки чёрного льда над лужами. В лужах уже нет солнца. Дует холодный ветер, небо походит на клейстер.
   - Книги - это чешуя! - гудит Женька. - Чешуя, вот что!
   Все в нашей группе говорят: чешуя. Непонятно, кто первый придумал. Какое гадкое, обидное слово! Почему книги - чешуя? И почему у меня нет слова, чтобы отменить чешую?
   В группе Женька качается на деревянном коне. Есть свободный конь, но я перекладываю на ковре кубики. Я думаю. На кубики капают слёзы.
   Тётеньки приглашали всех записаться в библиотеку. Но Танька - рыжие огоньки, и Саша - сжёванный воротник, слушали Женьку, а не тётенек.
   Значит, никто не придёт.
   А я приду.
   Вечером в библиотеке горят люстры, на близкой полке отсвечивает глянцем книга. Я с папой. Я держусь за его руку.
   За светлым столом я узнаю Людмилу Фёдоровну, тётеньку, что читала титры. Тем же таинственным голосом она говорит мне: "Ага". Она говорит не так, словно я попался в ловушку, а так, будто между нами появилась тайна. Тётенька и я - больше никто не знает.
   Папа уходит на крыльцо покурить. Я тороплюсь. Я расспрашиваю Людмилу Фёдоровну про остров карамели. Специальной карамели!
   - Скажи, ты веришь в сладкий остров? - Людмила Фёдоровна наклоняется ко мне через стол. Её глаза сиреневые, и пахнет от неё сиренью, а на улице снег и лёд.
   - Да! - Я не говорю, я выдыхаю.
   - Тогда ты там побывал. Во что веришь - то правда.
   Я чувствую вкус ребристой карамели во рту.
   И вдыхаю сладкий, сладкий запах книг.
   Я подружусь с Людмилой Фёдоровной. Жаль, что она взрослая. Я бы подарил ей коллекцию фантов - я умею делать ровные треугольные фанты из конфетных обёрток, - и научил бы лепить вооружённых проволокой солдатиков из пластилина: это поинтереснее девчоночьих кукол. Ещё у меня есть старинная монета, я вырыл её совком из земли. Наверное, в нашем дворе на Тульской зарыт сундук с монетами. Или с карамелью. Да, жаль, что Людмила Фёдоровна взрослая! Но я догоню её, вырасту, и мы крепко подружимся.
   Я стану как она.
   Я прочитаю все книги.
   И мне дадут стол с формулярами.
  
   3-6 апреля 2005
  
  
  
  


free counters


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"