Чернов Павел : другие произведения.

Башня и слоновой кости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Уважаемые читатели! Этот рассказ является прямым продолжением рассказа "Ангел и клетка": http://samlib.ru/c/chernow_p_w/4.shtml и частично перекликается с рассказом "Серый дождь": http://samlib.ru/c/chernow_p_w/1.shtml
  
  
  БАШНЯ ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ
  
  
  В лесу было темно. Только факелы нервно мерцали, вызывая к жизни причудливую пляску теней: пляску, такую же древнюю, как сама жизнь, уходящую корнями в самые глубинные, первобытные ее истоки.
  
  К грубому ложу, сложенному из бревен и хвороста, была крепко привязана женщина. Ее темные волосы - недлинные, но и не совсем короткие - разметались по сторонам. Белоснежное платье казалось настолько долгополым, что едва ли она смогла бы долго бежать в нем по лесу, даже если бы каким-то чудом сумела высвободиться.
  
  Женщина лежала неподвижно. Руки беспомощно свисали вниз, словно перебитые лебединые крылья. Глаза скрывала широкая полоса плотной ткани.
  
  Джейн Форест, прятавшаяся в зарослях кустарника, не могла разглядеть лица женщины, но ей почему-то казалось, что она знает несчастную. Это было смутное, совершенно иррациональное чувство. Чувство, будто какая-то невидимая нить связывает их.
  
  Жертвенник окружали люди в грязных лохмотьях, которые у Джейн не повернулся бы язык назвать одеждой. Они прятали лица под масками и говорили на непонятном языке, которого женщина никогда раньше не слышала.
  
  Джейн пригляделась внимательнее. Нет, это были не маски: лица людей покрывали татуировки, напоминающие густо сплетенные темные паутины. Их невозможно было отличить друг от друга, тем более в такой темноте.
  
  На мгновение женщине показалось, что один из этих татуированных дикарей заметил ее. Сердце бешено заколотилось: тук-тук-тук-тук тук-тук-тук-тук. Что же делать? Пытаться затаиться или пуститься бежать со всех ног? Времени на раздумья немного: если он действительно увидел прячущуюся в кустах женщину и сообщит остальным - у нее не будет никаких шансов скрыться. Любое, даже секундное промедление может стоить ей жизни. Нужно решать, как быть, и решать прямо сейчас.
  
  Джейн затаилась, подобно ящерице, которая замирает неподвижно, чтобы не быть обнаруженной хищником. Мужчина, смотревший в ее сторону, вскоре перевел взгляд. Джейн выдохнула, но сердце, словно барабан, все еще продолжало отбивать сумасшедший ритм.
  
  Татуированные люди, тем временем, стали медленно расходиться в разные стороны, исчезая среди деревьев. Женщина, прикованная к лесному алтарю, продолжала неподвижно лежать, будто неживая. Руки ее казались белоснежными, как мрамор, и Джейн не смогла бы с уверенностью сказать, что было бледнее: ее белое платье или ее кожа.
  
  Выждав какое-то время, Джейн подошла к жертвеннику, стараясь не производить даже малейшего шороха. Она попыталась освободить женщину, но веревки были связаны очень туго. Хорошо, что хоть руки жертвы висели свободно, но они были так же бездвижны, как и она сама.
  
  Джейн подумала о том, как бы ей сейчас пригодился нож или любой другой острый предмет. Но под рукой не оказалось ничего подобного. Вконец отчаявшись, женщина подобрала острый камень и стала методично работать им. Веревки поддавались плохо, но все-таки поддавались. "Ну же, быстрее!", - подгоняла себя Джейн. Она начинала паниковать. Нехорошее предчувствие одолевало ее, разливаясь в груди, словно расплавленный свинец. С каждой минутой сердце все больше сжималось. "Ну давай же, давай!". Казалось, еще чуть-чуть, и лежащая без сознания женщина будет свободна. Едва ли она сможет бежать, но Джейн могла бы тащить ее на себе. Главное успеть, успеть до возвращения тех страшных людей.
  
  Джейн услышала в некотором отдалении от себя шорохи. Сердце билось, как обезумевшая птица в клетке, и в любой момент готово было выпрыгнуть из груди. Женщину охватил липкий, безотчетный, животный страх. И все же она не могла бросить несчастную на произвол судьбы: она должна во что бы то ни стало помочь ей.
  
  Из-за деревьев стали медленно, словно призраки, выходить люди, держащие в руках факелы. Они окружали Джейн, приближались к ней. Ближе и ближе. Ближе и ближе.
  
  Неожиданно женщину осенило: да они же хотят поджечь несчастную. Они сожгут ее заживо, а потом, может быть, примутся и за Джейн... "Господи.... ну же, давай, пожалуйста!", - Джейн осталось перерезать последнюю веревку.
  
  Вдруг за ее спиной, совсем близко, всего в нескольких шагах, послышался хруст ветки. Джейн резко обернулась и увидела мужчину с факелом. Он смотрел на нее в упор и от одного этого взгляда ноги подкашивались, а кровь застывала в жилах.
  
  Внезапно мужчина поднес руку к своему татуированному лицу и через мгновение сдернул его, бросив на землю. Это оказалась маска-хамелеон - маска, позволяющая принимать практически любой облик. А под ней... под ней было лицо Энджела. Его глаза горели каким-то неестественным, холодным огнем. Они были полны ненависти, нечеловеческой ненависти. Он все-таки нашел свою жену. Он пришел, чтобы убить ее.
  
  Джейн быстро обернулась к женщине, неподвижно лежащей на алтаре, и начала трясти ее.
  
  - Давай же, очнись, очнись! Надо бежать! Нас обеих сейчас убьют! Пожалуйста, очнись!
  
  Женщина не реагировала, только руки ее безвольно трепыхались. Джейн резким движением сорвала повязку с глаз несчастной и увидела, что та мертва. Глаза были открыты, но смотрели безжизненным остекленевшим взглядом. Мутные светло-голубые глаза. Без возраста. И уже с неизбежностью наметившиеся, хотя пока и едва заметные, мешки под ними.
  
  У этой мертвой женщины было лицо Джейн. Как это возможно?! Как она может смотреть на себя, если она мертва?!
  
  Джейн закричала от ужаса и проснулась, подскочив на кровати.
  
  
  
  "Господи, неужели это сон?", - пронеслось в ее голове. В последнее время женщину нередко одолевали кошмары, и во многих ее преследовал Энджел. Но настолько реалистичных и осязаемых снов Джейн за собой не помнила. Ее не покидало чувство, что все это случилось на самом деле. Или, может быть, случится? Стоит ли ей подвергать свою жизнь опасности и заниматься распутыванием истории с Башней? Ведь существует же Служба охраны правопорядка и специальные подразделения этой службы, созданные для подобных целей. А что может она? Она всего лишь журналист. Конечно, женщина взяла с собой парализующее оружие на случай вынужденной самообороны, но поможет ли оно ей? Что, если слухи, о которых говорила Гертруда Грин, были правдой, и Башня - действительно прибежище религиозных фанатиков?
  
  Что ей известно об этой Башне? Настолько мало, что, пожалуй, нельзя даже объективно оценить риски. Что, если это действительно фанатики, которым нечего терять, и они готовы расправиться с любым непрошенным гостем, угрожающим их уединению? Будет ли у нее хоть какой-то шанс на спасение, если она все-таки нагрянет к ним, да еще и начнет задавать вопросы?
  
  Терзаемая этими сомнениями, Джейн вышла из отеля и направилась к дому Ивана Банчина. Ей удалось выяснить, что художник был знаком с Джулианом Фогсом - основателем Трансперсоналити Корпорэйшн и коллекционером, купившим многие его картины.
  
  Фогс и его коллекция пропали, и имело смысл начать распутывать этот клубок, пообщавшись с людьми, которые лично знали коллекционера. Тем более, художник как никто другой должен быть заинтересован в обнаружении своих работ.
  
  До дома Банчина Джейн решила дойти пешком: расстояние небольшое, и к тому же она никогда раньше не бывала в Зеленой зоне, не дышала таким свежим воздухом.
  
  Стояла приятная погода, располагающая к пешей прогулке. Впрочем, Джейн знала, что плохой погоды в этой зоне Объединенных Штатов Земли не бывает: Министерство контроля погоды и климата круглый год поддерживает здесь максимально комфортные условия. Воздух очищается аэрофильтрами, которых в этой части мира намного больше, чем в ее родной Желтой зоне. Из осадков выпадают только эко-дожди, не представляющие даже потенциальной опасности для здоровья.
  
  Джейн, разумеется, слышала и раньше обо всех этих диковинках, но одно дело - слышать, а другое - увидеть собственными глазами, ощутить собственными легкими и кожей. Мир, который женщина видела теперь вокруг себя, был настолько ярким, что казался ей ненастоящим, нарисованным.
  
  Собираясь в командировку, Джейн прихватила свой раритетный фотоаппарат XX века, которым не пользовалась уже много лет. И теперь женщина понимала, что сделала это не зря. Направляясь к вилле художника, она снимала все, за что цеплялся ее взгляд: удивительно чистое голубое небо, сочную зелень, насекомых, птиц, воздухоочистительные вышки, дома, людей...
  
  Невооруженным взглядом было заметно: люди здесь другие. Разумеется, это были обеспеченные люди, и многие из них хорошо, со вкусом одевались. Но не столько одежда выдавала в них представителей привилегированного слоя, сколько поведение, повадки, движения. А двигались они очень плавно, размеренно, без суеты. Джейн не покидало чувство, что она видит все их движения в какой-то замедленной съемке. Кажется, неумолимый закон "время - деньги", который каждый уроженец Желтой зоны усваивал раньше, чем алфавит, здесь не работал. Эти люди жили по каким-то своим, им одним ведомым законам. Это был совершенно другой мир, чуждый и непонятный Джейн, но пробуждающий в ней любопытство и желание лучше его узнать.
  
  Преодолев границу Зеленой зоны, женщина сразу обратила внимание на то, что многие здесь ходят пешком. Иные ездили на велосипедах, причем не скоростных, а обычных, способных развивать лишь среднюю скорость. "Как же они успевают работать и отдыхать?", - этот вопрос не выходил у Джейн из головы. Ведь в сутках в среднем всего 23 часа 56 минут и 4 секунды, и это никак не зависит от зоны Земли, в которой ты находишься. Как же получается, что одни люди мечутся, сбиваясь с ног, а другие никуда не торопятся, но успевают делать свои дела? Джейн не знала ответа на этот вопрос. Она еще слишком мало времени провела в Зеленой зоне, чтобы понять ее. Эта область Земли оставалась для нее Terra Incognita - неизведанной и манящей одновременно.
  
  
  
  В объектив фотоаппарата Джейн попал пожилой мужчина, играющий со своей собакой. Он бросал ей небольшой мяч, а она каждый раз возвращала его, беззаботно резвясь вокруг своего хозяина. Время от времени пес становился на задние лапы, опираясь при этом передними старику на грудь.
  
  Джейн показалось, что этот незнакомый мужчина светится изнутри. Она долго не выпускала его из под прицела своего фотоаппарата. Наконец старик заметил ее и начал забавно позировать, дурачась, словно ребенок. Это очень развеселило Джейн. Наконец она подошла к мужчине ближе, чтобы поздороваться.
  
  - Извините, я без разрешения сделала несколько кадров с вами и вашей собакой. Надеюсь, я не причинила вам неудобства? Если что - я готова удалить эти фото незамедлительно. Просто, глядя на вас, я не смогла удержаться. Знаете, много лет не брала в руки фотоаппарат. Простите меня, пожалуйста, еще раз.
  
  - Ну что вы, что вы, - замахал руками старик. - Бросьте вы эти глупости. Я, напротив, рад, что вы оказали мне такую честь. Чудесный сегодня денек, не правда ли?
  
  Джейн улыбнулась. Мужчина тоже улыбался ей. У него было какое-то лукавое, но доброе лицо, обрамленное аккуратно постриженной бородкой и жесткими темными волосами с сильной проседью. Одет был старик очень просто: джинсы, однотонная темно-синяя футболка и поношенный серый пиджак поверх нее. Мужчина немного прихрамывал, но казался, тем не менее, бодрым и полным сил. Его огромный пятнистый дог, который все время крутился и бегал вокруг, стал принюхиваться к Джейн.
  
  - День и правда чудесный, - согласилась Джейн. - Очень мягкий.
  
  - Простите мне мою нескромность, ради бога, - мужчина немного поколебался, - но вы ведь недавно прибыли из Желтой зоны, верно?
  
  Джейн утвердительно кивнула.
  
   - Что меня выдает?
  
  - Исключительно то, как вы двигаетесь. В Желтой зоне люди привыкли вечно куда-то торопиться. А здесь все по-другому. Как вы и сами, наверно, заметили, никто не суетится. Куда спешить-то в этой жизни? Разве что в могилу, - старик задумчиво усмехнулся сам себе.
  
  Джейн понимающе улыбнулась ему в ответ.
  
  Мужчина продолжил:
  
  - Если не секрет, то какими судьбами вы здесь? Работа? Или какие-то личные дела?
  
  - Я провожу журналистское расследование по делу об исчезновении нескольких сотрудников Трансперсоналити Корпорэйшн. Похоже, Служба охраны правопорядка не стала слишком утруждать себя этим.
  
  Лицо старика посерьезнело, на Джейн показалось, что какой-то огонек лукавства в его глазах не угас полностью. Похоже, во взгляде этого человека он присутствовал постоянно. Относится ли мужчина хоть к чему-то без снисходительной иронии?
  
  Он кашлянул.
  
  - Ну, может быть, на то есть свои причины, которые нам с вами просто пока неведомы?
  
  - Что вы имеете в виду?
  
  - Ничего такого. Просто предполагаю. Размышляю вслух. Что вы слушаете-то старика, ей-богу? Я ведь, как и вы, толком ничего не знаю.
  
  - Да, конечно... - протянула Джейн. - Вы, пожалуйста, извините меня, что я не представилась вам сразу. Меня зовут Джейн Форест. И я ищу виллу художника Джиованни Банчини, более известного под псевдонимом Иван Банчин. Мне хотелось бы поговорить с ним. Ведь, помимо людей, пропала ценная коллекция картин, среди которых были его работы. Не могли бы вы подсказать мне дорогу? А то знаете, я не очень хорошо ориентируюсь по интерактивным картам.
  
  - С удовольствием, - ответил старик, улыбаясь. - Я могу даже провести вас туда. Очень рад нашему с вами знакомству, Джейн!
  
  - Но вы не представились, - замялась женщина.
  
  - Правда? Ну да, действительно... как я мог упустить самое главное? Память совсем стариковская, вы уж извините меня, ради бога, - с каким-то озорством заметил мужчина.
  
  - Иван Банчин, - прибавил он просто и скромно, словно это имя не было знаменитым. И протянул озадаченной женщине руку, добродушно рассмеявшись.
  
  
  
  Джейн сидела в глубоком уютном кресле и осматривалась. Ей казалось, что интерьер, который она видела вокруг, принадлежал какой-то другой эпохе, другой культуре, другому миру. Здесь было много картин и двухмерных фотографий, в том числе очень старых. Но женщина не заметила ни одной интерактивной стены или живой голограммы. Только относительно небольшой выключенный экранный модуль простой прямоугольной формы скромно примостился в углу. Это была какая-то из последних и достаточно дорогих моделей, но, кажется, хозяин нечасто им пользовался.
  
  Пока Джейн упорядочивала мысли в своей голове и продумывала, какие вопросы задаст мужчине, тот возился на кухне, заваривая чай. Наконец он вернулся с подносом и двумя полными чашками.
  
  - Простите, пожалуйста, как лучше обращаться к вам, мистер Банчини или мистер Банчин? - решила осведомиться женщина.
  
  - Джейн, давайте сразу договоримся оставить эти формальности. Вы можете звать меня просто... Иван, - неожиданно произнес старик.
  
  - Кхм. Это очень необычно, но хорошо, как вам будет угодно. А почему вы выбрали себе такой странный псевдоним?
  
  - Моя бабка была русской, - мужчина снял с полки небольшую фотографию в рамочке и вложил ее в руки Джейн.
  
  Женщина повертела старое фото в руках. Оно было не пленочным, как делала она сама, а цифровым. Но от него так же веяло каким-то спокойным уютом. Уютом, который Джейн, казалось, давно искала, но никак не могла отыскать.
  
  В отличие от живых голограмм это фото казалось теплым, осязаемым. Оно готово было поведать свою историю, но только в том случае, если смотрящий мог выкроить на это время, не отвлекаясь сразу на несколько параллельных дел. Как и любая старая вещь, эта вещь требовала сосредоточенного, вовлеченного внимания, которое для обитателей Желтой зоны стало таким же диковинным реликтом, как и рукопожатия.
  
  Джейн поставила фото на стол.
  
  - Мистер Банчи... - она осеклась, - простите, Иван. Насколько мне известно, вы знали Джулиана Фогса - он лично покупал у вас картины.
  
  Старик кивнул.
  
  Джейн продолжила:
  
  - Скажите, что, по-вашему, могло связывать этого человека с Башней из слоновой кости? Мог ли он оказаться там по своей воле? Я слышала, что время от времени люди отправляются туда в поисках чего-то, но никто еще не возвращался назад. Похоже, это какая-то очень закрытая, замкнутая в себе секта. Как вы думаете, если я поеду туда - будет ли моей жизни угрожать серьезная опасность? Насколько велик риск, что я не вернусь оттуда? О моем отъезде знают на работе, но я хочу, чтобы и вы были в курсе. Чтобы, если я через две недели не дам о себе знать, вы могли поднять тревогу. Конечно, я совсем не знаю вас, но почему-то уже доверяю вам гораздо больше, чем людям, с которыми знакома много лет.
  
  Глядя на нее, старик отхлебнул чай и аккуратно поставил чашку на блюдце.
  
  - Мне очень лестно слышать это от вас, Джейн. Уж не знаю, чем заслужил такое доверие, но я постараюсь его оправдать, в этом можете быть уверены.
  
  Он перевел взгляд и продолжил:
  
  - Джулиан Фогс действительно покупал у меня картины, но я не был с ним знаком очень близко. Кажется, этот человек устал от славы и избыточного к себе внимания. Сами понимаете, Фогс - фигура очень заметная, можно даже сказать культовая. Многие считают его гением. Ведь именно он стоял у истоков изучения трансперсонального опыта, по крайней мере, практических его аспектов. Именно он и его команда начали разработку этих технологий: перемещения индивидуального человеческого сознания в другую физическую оболочку. И, как известно, они добились в этом впечатляющих результатов.
  
  Старик сделал еще глоток.
  
  - Мог ли он оказаться в Башне по своей воле? Я думаю, да, мог. И другие могли. Я не очень склонен верить сплетням про религиозных фанатиков: думаю, там что-то другое. Но чтобы узнать это наверняка - вам придется самой туда поехать. Увы, другого пути я не вижу, - старик пожал плечами.
  
  - Знаете, меня немного удивляет, что вы так спокойно об этом говорите, - заметила Джейн. - Ведь пропали ваши картины. Пропал человек, который покупал их у вас. Может быть, конечно, он сам туда уехал, и живет там сейчас припеваючи. Я все могу допустить. Но все же почему вы так равнодушны к судьбе своих произведений? Ведь картины - это ваши детища. Это то, чему вы посвятили всю свою жизнь...
  
  - О, Джейн, - задумчиво вздохнул старик. - Милая Джейн. Мне нравится, что вы упомянули про судьбу. Скажите, вы верите в судьбу?
  
  Мужчина смотрел на нее внимательно и отпил еще чая. Напиток был уже не горячим, поэтому женщина тоже пригубила немного из своей чашки.
  
  - Простите, - переспросила она, - в судьбу? Разве это имеет какое-то отношение к расследованию?
  
  - Видите ли, я верю в судьбу. Когда был молодым - не верил. А теперь, должно быть, снова впадаю в детство, - он засмеялся. - И я верю, что все идет так, как должно идти. Если эти картины пропали - значит, так было нужно. И если будет нужно - они непременно отыщутся, обнаружат себя. Просто всему свое время. Возможно, их время еще не пришло. Вот незатейливая философия, которой я придерживаюсь. Если позволите, я закурю, - старик достал из кармана пачку сигар и вопросительно взглянул на женщину. - Может быть, и вы хотите?
  
  Жестом Джей показала, что не курит.
  
  - Ну, как знаете, - сказал мужчина. Он зажал сигару между губами и чиркнул зажигалкой. Джейн, сидящая за столом напротив, не почувствовала запаха дыма - его моментально поглощала мощная вытяжка, спрятанная в комнате.
  
  - Вы знаете, - начала Джейн, - у меня с этой Башней связано какое-то дурное предчувствие. Я никогда не была слишком внушаемым человеком, но сейчас мне и правда не по себе. Сегодня мне приснился ужасный сон. В этом сне я была мертва. Мое тело хотели сжечь...
  
  О... - задумчиво произнес старик и посмотрел на нее очень серьезно. - А вы боитесь смерти, Джейн? Если боитесь - то не надо, может быть, и правда никуда ехать, - он помедлил. - Вот только я не уверен, что стоит ее бояться. Один мудрый человек две с половиной тысячи лет назад сказал: "Самое страшное из зол - смерть - не имеет к нам никакого отношения: пока мы живы - ее нет, а когда смерть есть - нет уже нас". Согласитесь, Джейн, что все мы умрем. Рано или поздно. Так или иначе. Вы умрете. И я умру. Скорее всего, я умру раньше вас. Но не в этом дело. Смерть - это просто опыт, который всем нам нужно пережить. Я говорю вам это, как человек, который однажды побывал на собственных похоронах.
  
  Джейн смотрела на старика с недоумением, силясь понять.
  
  - Что, простите?
  
  - Да ничего такого. Я просто пошутил. Что вы, ей-богу? - он от души рассмеялся, и искорки лукавства снова заиграли в его глазах. - Нельзя же все воспринимать на полном серьезе.
  
  Джейн натянуто усмехнулась. Ей показалась эта шутка слишком уж эксцентричной. Она отхлебнула еще немного чая.
  
  - Иван..., - от непривычки женщина снова замялась, - расскажите мне пожалуйста все, что вам известно о Башне? Для меня будет ценная любая информация. Я должна хоть немного представлять себе, на что иду.
  
  - Мне известно немногое, Джейн. Так же, как и вам. Башня из слоновой кости - это, конечно, не башня в узком, буквальном смысле этого слова. Хотя, быть может, и башня там какая-то есть, я не знаю. Но вообще это поселение, коммуна, отрезанная от внешнего мира сотнями миль леса. Там нет интерактивных экранов и стен. Я даже не знаю, будет ли там работать коммуникатор. Но скорее всего нет, ведь никто, кажется, не звонил оттуда.
  
  Он сделал последний глоток и поставил пустую чашку на стол.
  
  - Люди живут там по каким-то своим особым правилам. Те, кто принимает эти правила - могут остаться. Те, кто не принимает... - старик задумался, - по правде говоря, я не знаю, что с ними происходит. Я боюсь, что никто с полной однозначностью не ответит вам на этот вопрос, не устранит всех сомнений. Решение, стоит ли туда ехать, должно оставаться за вами. Я не вправе давать вам никаких советов на этот счет. Я могу повторить лишь то, что уже говорил сегодня: если вы боитесь смерти, Джейн - то лучше возвращайтесь назад, в Желтую зону. Башня - слишком непредсказуемое, слишком загадочное место. К тому же, вы говорили, что у вас дурное предчувствие. Я обычно доверяю своей интуиции - она редко меня подводит. Если подсознание подсказывает вам, что вас там поджидает смерть - не отмахивайтесь от этого просто так. Все может быть, Джейн. Там вас может ждать абсолютно все. Езжайте, только если вы доверяете судьбе. Доверяете настолько, что готовы даже к смерти, если уж действительно пришло ваше время...
  
  - Но как вы можете так спокойно говорить о смерти? - обескуражено спросила женщина. - Неужели вы верите, что смерть - это не конец, и после нее будет еще что-то?
  
  - Какие сложные вопросы вы задаете, милая моя Джейн, - старик замешкался. - Я, право, и не знаю, что вам ответить вот так вот сходу. Наверно, все зависит от того, что понимать под смертью. И что такое конец... - он задумчиво вздохнул. - Если вы о загробном мире - нет, я в него не верю. Видите ли, человеческому сознанию, как, впрочем, и любой информации, обязательно нужен материальный носитель. Его, конечно, можно переместить в другую оболочку. Но сознание никак не может существовать вообще без оболочки, автономно, само по себе.
  
  Мужчина сделал короткую паузу.
  
  - Но, тем не менее, знаете что? - он светло улыбнулся, словно вспомнив о чем-то, и посмотрел в глаза Джейн каким-то особым, очень пронзительным взглядом, который женщина долго не могла забыть. - Я посвятил свою жизнь картинам. И сейчас, когда смерть моя не за горами, я понимаю, что не ошибся в выборе, прожил эту жизнь не зря. Пока будут жить мои картины, пока они будут трогать, волновать, растапливать людские сердца - буду жив и я. Большего мне не нужно, Джейн. Это то, к чему я шел всю свою жизнь.
  
  
  
  Джей уходила от старика в смешанных чувствах. У нее никак не шли из головы мысли о смерти. У женщины до сих пор мурашки бегали по спине, когда она вспоминала тот жуткий сон. Голова вдруг разболелась, и усталость навалилась на плечи непомерным грузом. Джейн приложила ладони к вискам, но боль не унималась.
  
  Что, если Башню и правда населяют фанатики, покрывающие лица страшными татуировками, и эти фанатики убьют ее, а потом сожгут тело, скрыв следы преступления? Кто знает, по каким законам они там живут? Может быть, у них процветает каннибализм, промискуитет, кровосмешение, насилие... Что заставило их настолько отгородиться от внешнего мира? И как они отнесутся к ней - чужаку, который вторгся на их территорию и пытается выяснить то, что они наверняка предпочли бы скрыть? Что, если едва вырвавшись из одной клетки, в которую заточил ее муж - она угодит в другую, и эта клетка окажется еще хлеще предыдущей?
  
  Обуреваемая этими сомнениями, Джейн вернулась в свой отель. Головная боль и усталость не проходили весь день. А ночью ей опять снился Энджел. Их разделяла огромная стена, доходившая до самых небес, и он неистово колотил в эту стену кулаком, а потом начал биться о нее головой. Джейн знала: еще чуть-чуть, и он проломит стену. А потом он убьет ее. И Джейка. И Гертруду Грин. И Рауля с Лаурой. И Ивана Банчина. И всех тех, с кем Джейн когда-то разговаривала и кому искренне, от души улыбалась. "В этом мире есть только мы с тобой, детка. Только ты и я". Голос Энджела до сих пор звучал эхом в ее голове...
  
  
  
  На следующее утро женщина решила, что пойдет до конца. Она не может вернуться с пустыми руками, иначе ей всю жизнь придется брать интервью у таких, как Джаки-Рикки. Нет, она непременно должна во всем разобраться, должна сделать репортаж, чего бы ей это ни стоило. Теперь, когда у нее появился шанс добыть действительно уникальный материал - она не может отступить, не может бросить все и пойти на попятную. Если она так поступит - как она сможет уважать себя после этого? Ей наконец представился случай доказать себе, что она - не вещь, не игрушка, принадлежащая Энджелу, что она действительно чего-то стоит. И она не могла этим случаем не воспользоваться.
  
  Чтобы добраться до Башни - женщине пришлось воспользоваться услугами аэротакси. Пилот-таксист оказался антропоидом, едва ли способным поддержать интересный разговор. Чтобы чем-то занять себя во время перелета - Джейн взяла услужливо подложенный клиенту под руку мультимедийный журнал и вошла в Паутину. Она просмотрела заголовки последних новостей и зацепилась взглядом за надпись: "Шок! Известный шоумен и светский лев Джаки-Рикки сношает собственных клонов прямо в инкубатории! Не пропустите это! Все самые горячие подробности из первых рук...". Слова "Джаки-Рикки", "сношает" и "клонов" в этом заголовке были выделены цветом и двусмысленно пульсировали. Мда, похоже, что Гертруда Грин поручила интервьюировать Джойса кому-то менее щепетильному из коллег Джейн...
  
  Джейн знала, что подобный контент генерируется обученными машинами, которые неспособны ни к какому осмысленному действию. Они создают сенсации методом перебора цитат, случайных слов и бесчисленного множества реальных и вымышленных фактов, отбирая те из них, которые, согласно текущим рейтингам, производят наиболее сильное шоковое воздействие на потребителя. Потом машины комбинируют их таким образом, чтобы усилить будоражащий эффект. Потом снова отбирают, снова комбинируют и так далее. На заключительном этапе контент проверяется и, при необходимости, редактируется журналистом, который и подписывает материал своим именем.
  
  Журналист ничем при этом не рисковал. Джейн понимала, что репутация шоумена от мелькания его имени в рубрике "Замочная скважина" не пострадает, а популярность и гонорары лишь возрастут. Возможно, он сам заплатил за то, чтобы этот материал вышел в свет.
  
  Джейн не сомневалась, что если развернуть ссылку - с экрана журнала на нее хлынут и леденящие душу подробности, и гиперреалистичная трехмерная графика, имитирующая запись со скрытых камер в высоком разрешении. Несложно было предугадать, что в статье в красках рассказывалось и показывалось, как после сексуальных оргий с инкубаторскими младенцами Джаки-Рикки расчленяет и съедает их, чтобы скрыть все следы своего гнусного злодеяния. Что Служба охраны правопорядка сейчас проводит расследование по этому вопиющему делу, и интерактивные подписчики обязательно узнают о его результатах из следующих материалов...
  
  Это был универсальный ход: оставить какую-то недосказанность и, одновременно с тем, исключить возможность проверки представленных сведений. Ведь когда мнимое расследование завершится - потребитель уже забудет про Джаки-Рикки: его внимание будет всецело поглощено какой-нибудь новой, не менее эпатажной и скандальной историей. И поток этих дутых сенсаций не кончался, атакуя ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
  
  Ограничить информационный натиск позволял только платный вип-доступ. Чем больше человек готов был заплатить - тем более жесткие фильтры ограждали его от непроверенных, автоматически создаваемых новостей. Кроме того, он получал доступ к действительно интересным, эксклюзивным авторским материалам, затрагивающим серьезные, важные и актуальные проблемы современного мира.
  
  Не оплативший вип-доступ потребитель знал, что если смотреть на прочитанный заголовок в течение секунды - он начнет зазывающе визжать и подмигивать разноцветными буквами. Если смотреть две секунды - ссылка автоматически развернется.
  
  Джейн быстро отвела взгляд: ее не интересовало слепое, механическое творчество машин. Несмотря на всю свою фантасмагоричность оно было до тошноты примитивным, т. к. эксплуатировало, в основном, одни и те же сюжеты в немного разных контекстах.
  
  Женщина отложила мультимедийный журнал и оставшуюся часть пути провела в задумчивости, молча глядя перед собой. Джейн не хотелось разглядывать проплывавшие внизу пейзажи и она полностью сосредоточилась на своих мыслях. Сомнения, терзавшие ее накануне, развеялись окончательно. Кажется, качественный репортаж о Башне - ее единственный шанс вырваться из того порочного круга увеселительного безумия, по которому женщине приходилось нестись, сломя голову, много лет.
  
  
  
  Наконец внизу показалось поселение, не похожее ни на один город, который Джейн доводилось видеть. Даже в Зеленой зоне, при всей ее экологической ориентированности, города были совсем другими. Женщина никогда не думала, что на Земле существуют настолько карликовые человеческие общины, ведущие свою автономную, независимую от остального мира жизнь. У нее с трудом укладывалось это в голове.
  
  На северо-западе к городку прилегали сельскохозяйственные угодья, а сразу за ними начинался густой, почти непроходимый лес, который окружал эту странную каменную деревушку со всех сторон. Еще дальше шли покрытые зеленым ковром гряды гор, кое-где пересекаемые серебряными прожилками водопадов, а на юге был виден берег океана.
  
  Джейн удалось различить лишь одно действительно большое многоэтажное здание, которое выделялось на фоне остальных, довольно приземистых построек. Если тут действительно имелось что-то, что называли башней - то, по всей видимости, это была она.
  
  Отсутствие высоких домов и развитой инфраструктуры компенсировалось огромным количеством зелени, причем дикой, беспорядочно и буйно растущей. Если бы Джейн не знала, куда держит путь, и просто увидела бы это поселение с высоты птичьего полета - она, вероятно, решила бы, что оно давно уже оставлено людьми. Женщине показалось даже, что кое-где могучие деревья пробили себе путь к солнцу через обветшавшие крыши домов. Многие здания выглядели полуразрушенными.
  
  На неподготовленного человека это место производило двоякое впечатление. С одной стороны, оно было очень живописным: первозданная природа, напоминающая гиперреалистичную панораму из какой-нибудь приключенческой интерактивной игры; неправдоподобно яркие и сочные краски; чистый воздух, которым так приятно и легко дышать. Кроме того, даже из окна воздушного такси Джейн смогла разглядеть фонтаны, уличные скульптуры, декоративные арки и колоннады, которые практически не встречались уже в современных полисах, превратившись в никому не нужные архитектурные излишества. С другой стороны, женщине показалось это место непригодным для длительного проживания людей. Перед ее взором словно предстал древний город-призрак, затерявшийся в густом лесу. Неужели даже в таком месте может кипеть своя жизнь?
  
  Пилот смог найти подходящее место для посадки лишь в нескольких сотнях метров от поселения. Они с Джейн условились, что такси вернется сюда ровно через две недели.
  
  Оставшийся путь Джейн пришлось преодолеть пешком, используя навигатор, чтобы не сбиться с верного курса. Солнце уже клонилось к закату, близился вечер, поэтому женщина торопилась. Сняв обувь и подвернув брюки, она перешла вброд небольшую речушку. Джейн казалось, что она - исследователь, покоряющий какую-то чужую, неизвестную планету. Никогда раньше она не бывала в лесу, не видела столько деревьев, не переходила ручьи, не слышала этих странных звуков, издаваемых птицами и насекомыми. Разумеется, женщина видела гиперреалистичные трехмерные модели леса и даже бродила по ним, но это было совсем другое. То, что она ощущала теперь - невозможно было сравнить ни с чем, что Джейн доводилось испробовать в своей прежней жизни. Впереди ждала полная неизвестность, но эта неизвестность больше не угнетала ее, как раньше. Напротив, женщине даже нравилось, что она наконец вырвалась из однообразного круговорота рутины, где каждый следующий день был предсказуемо похож на предыдущий, где жизнь была распланирована на месяцы, если не на годы вперед. Джейн наконец отдалась в руки судьбы и плыла по течению, с любопытством наблюдая, куда же это течение ее вынесет.
  
  
  
  Неожиданно из-за деревьев появился человек, который, кажется, шел навстречу женщине. Он не был одет в лохмотья, как те безобразные дикари, которых Джейн видела в своем кошмаре. Тело незнакомца укрывала вполне опрятная, хотя и невзрачная одежда: свободная темная сорочка и такого же цвета штаны. Чем-то его одежда напомнила Джейн кимоно для занятий борьбой, но, в отличие от кимоно, этот костюм был очень темным и не имел пояса. Светлые волосы неизвестного отливали серебром, почти как волосы Энджела.
  
  Но первым, что бросилось в глаза женщине, была не одежда и прическа, а лицо этого человека. Увидев его, Джейн невольно содрогнулась: кожу чужака покрывала густая темная татуировка.
  
  Что может заставить человека так необратимо изуродовать свое лицо? Неужели Башню и правда населяют фанатики с сомнительными религиозными идеями? Если так - то от них можно ожидать всего, чего угодно. От этой мысли у Джейн холодок прошел по спине. К тому же у нее начинала гудеть голова. Наверное, это от слишком чистого лесного воздуха, которым женщина никогда раньше не дышала.
  
  Джейн остановилась, и тот, кто шел ей навстречу, тоже замер. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга и, кажется, никто первым не хотел нарушать тишину. Наконец, обретя над собой контроль, женщина произнесла:
  
  - Здравствуйте! Меня зовут Джейн Форест и я журналист. Я проделала долгий путь и хотела бы побеседовать с членам вашей общины. Возможно ли это? Могу ли я войти внутрь? Я даю слово, что не причиню вам вреда.
  
  Незнакомец изучающе смотрел на нее и женщине казалось, что этот человек видит ее насквозь. Его взгляд не был враждебен - Джейн уловила в нем нечто совсем другое: невозмутимое спокойствие океана, застигнутого в полный штиль. Однако этот взгляд не был равнодушным - он, кажется, с вниманием и интересом рассматривал незнакомку.
  
  - Добра вам, Джейн, - отозвался наконец татуированный. - Конечно, мы примем вас. Если вы оказались здесь - это неслучайно. Ничто в этом мире случайно не происходит.
  
  Он обернулся и медленно пошел в направлении поселения, молча приглашая Джейн следовать за ним.
  
  Джейн беспокоило какое-то смутное чувство. Что-то показалось ей необычным в лице, в теле, в голосе этого человека, но она не могла понять, что именно. Неужели что-то может быть еще более странным, чем татуировка на все лицо?
  
  - Простите, но вы не представились. Как я могу называть вас? - спросила Джейн, догоняя незнакомца.
  
  - Мое имя - Арджентум, - ответил тот, не оборачиваясь. - На латыни это означает "серебро".
  
  Его голос был довольно приятным и чем-то напоминал звук виолончели: мягкий и бархатистый в нижнем диапазоне, и, вместе с тем, теплый и певучий в верхнем. Джейн наконец поняла, что за неясные сомнения одолевали ее: она не могла определить, был этот голос мужским или все-таки женским. Телосложение сребровласого чужака выглядело субтильным для мужчины, но и заметных женских признаков не имело.
  
  - У вас красивое и очень необычное имя. Я никогда не слышала его раньше, - женщина неловко замялась. - Мне стыдно признаться, но я даже не представляю, мужское это имя или женское...
  
  - Ничего страшного, - отозвался загадочный голос. - Было бы странным с моей стороны предполагать, что вы знаете латынь. Это слово имеет средний род.
  
  Каждая произнесенная татуированным незнакомцем фраза лишь дальше заводила Джейн в лабиринт непонимания.
  
  - Вы правы, я не знаю латыни. В Желтой зоне, откуда я родом, никто не изучает мертвые языки. Но к какому бы грамматическому роду не относилось имя - его обладатель ведь не может не иметь пола, верно? - женщина усмехнулась, пытаясь немного разрядить обстановку.
  
  - Отчего же нет? - обернулся к Джейн татуированный, на мгновение встретившись с ней взглядом. Теперь женщина видела в этом взгляде что-то химерное, неуловимое, вызывающее смятение. Перед ней словно предстало существо с другой планеты. Как Джейн ни напрягала свое воображение - она не могла определить ни пол, ни возраст этого человека. Кто же перед ней? Человек ли это вообще?
  
  - Простите меня... - выдавила из себя Джейн в замешательстве. - Должно быть, я напрасно задаю вопросы, которые не связаны с целью моего визита сюда...
  
  - Всему свое время, - мелодично пропела ей в ответ виолончель. - Не спешите. Если вы не будете спешить - то научитесь понимать то, чего не понимали раньше. Вам откроются многие тайны. Тайны прошлого, настоящего, отчасти даже будущего.
  
  - Разве будущее предопределено? - с нотками сарказма в голосе спросила Джейн. - Разве будущее - это не бесчисленное множество вариантов развития событий?
  
  - Все верно, Джейн. Будущее - это бесконечно ветвящийся фрактал различных сценариев, большинство из которых никогда не будет реализовано. Но если вы будете предельно внимательны к себе и к окружающему вас миру - вам откроются эти сценарии. Они перестанут быть для вас погруженным в непроглядную тьму хаосом вероятностей. По крайней мере, вы сможете вычленить из этого хаоса очень многое. И многое сможете предвидеть наперед.
  
  - Если честно, мне становится не по себе от ваших слов, - откровенно призналась Джейн. - Уж не думаете ли вы, что можете предвидеть, например, мое будущее?
  
  - Я представляю его себе в общих чертах, - невозмутимо произнес татуированный.
  
  - И что же меня, по-вашему, ждет?
  
  - Вы уверены, что хотите знать это?
  
  - Да, я хочу, чтобы вы сказали, - настояла женщина, и нехорошее предчувствие все больше овладевало ею.
  
  - Вы останетесь здесь, в Башне, навсегда.
  
  У Джейн на миг перехватило дыхание. Но она попыталась взять себя в руки и произнесла подчеркнуто шутливым тоном:
  
  - Ну, вы знаете, я не собираюсь оставаться здесь добровольно. А вы ведь не станете удерживать меня силой?
  
  - Разумеется нет.
  
  - Значит, вы просчитались в своем прогнозе, Арджентум. Уж извините, - женщина старалась говорить бодро и уверенно, пытаясь скрыть подступившее волнение. - У вас тут, конечно, необычайно красивое место. Но я слишком привыкла к цивилизации. Так что ваше предсказание может реализоваться только через мой труп, - она натянуто усмехнулась.
  
  Андрогин вдруг остановился и, не оборачиваясь к женщине, произнес:
  
  - Так и случится, Джейн. Но не тревожьтесь: все будет хорошо.
  
  
  
  Джейн вспомнился кошмар, который снился ей накануне встречи с Банчиным: безумцы с татуированными лицами умертвили ее и собирались избавиться от тела. Или, может быть, хотели использовать его для какого-то кощунственного обряда? А потом еще этот разговор со стариком: он ведь говорил ей про предчувствия, говорил, что не стоит никуда ехать, если ее пугает смерть. Тогда еще не поздно было все отменить. Почему она не вернулась? Почему решила идти до конца? Ведь она понимала, что это риск. Понимала, что у нее не будет действенных способов защитить себя.
  
  После слов впередиидущего женщину сковал страх. Ей хотелось замереть, как ящерица, которая прячется от хищника, маскируясь под ветку или камень. Но через короткое время Джейн осознала, что не имеет права сдаваться. Она не может просто позволить ему отвести себя, как овцу, на заклание.
  
  Парализатор! У нее есть парализатор. Нужно только бесшумно достать его из рюкзака. Черт, почему она сразу не засунула его за пояс? Это бы здорово увеличило ее шансы на победу. Но женщине никогда раньше не приходилось бывать в ситуациях, представлявших прямую угрозу ее жизни. В ситуациях, где дорога каждая секунда, и требуется не раздумывая принимать решения. Конечно, если не считать их ссор с Энджелом, но физическое превосходство Энджела над любым человеком было настолько огромным, что он с легкостью убил бы жену, если бы пожелал этого. И Джейн знала, что никак не смогла бы ему противостоять при таком стечении обстоятельств.
  
  Женщина старалась следовать за шедшим впереди нее, не сбавляя шага. Он не должен ничего услышать, ничего почувствовать, ничего заподозрить. "Еще посмотрим, кто кого!", - думала про себя Джейн. "Кем этот татуированный психопат без половых причиндалов себя возомнил? Уж не богом ли?".
  
  Лучше продолжать с ним разговаривать. Он все равно не оборачивается к ней, когда отвечает. Зато это может отвлечь его внимание. А во внимательности ему не откажешь - Джейн даже не ставила этот очевидный факт под сомнение. Наверняка он чуть ли не кожей улавливает малейшее шевеление у себя за спиной. Значит, нужно заговаривать ему зубы. Это сейчас - вопрос выживания.
  
  - Вы ведь живете здесь своим натуральным хозяйством? - спросила женщина, стараясь говорить непринужденно, никак не выдавая свое беспокойство. - Сами работаете на земле и все выращиваете?
  
  - Эти работы за нас выполняют машины.
  
  - Вот как? Значит, вы все-таки не полностью отвергаете прогресс и используете антропоидов в своем быту?
  
  - Нет, мы не используем антропоидов. Роботы, которые выполняют за нас рутинную работу - это просто орудия, механизмы. Они не копируют ни внешность, ни повадки человека.
  
  - Разве это так уж принципиально - как они выглядят?
  
  - Там, где роботов трудно отличить от людей - там и людей со временем становится трудно отличить от роботов. Границы между первыми и вторыми постепенно сглаживаются, нивелируются. Роботы начинают подражать людям, а люди невольно начинают подражать роботам. Здесь, в Башне, мы не хотим стирания этих границ.
  
  Кажется, Джейн удалось незаметно достать парализатор. Арджентум ничего не почувствовал. По крайней мере, он был все так же невозмутим, двигался так же размеренно, говорил тем же мягким спокойным голосом, не поворачивая голову. Отлично!
  
  Джейн собралась применить оружие, но тут произошло непредвиденное: Арджентум повернулся и выхватил из ее рук парализатор, настолько быстро и настолько мягко, что не причинил ей никакой боли. Он проделал это столь молниеносно, что Джейн не успела даже понять, что произошло. Она еще никогда не видела, чтобы человек двигался с такой скоростью. Женщине казалось, что она только что просмотрела все эти движения в записи, ускоренной в несколько раз. Как это возможно? Как он мог знать о том, что в рюкзаке у нее лежит парализатор? Что он именно в рюкзаке, а не за поясом, ведь тогда она достала бы его намного быстрее? Что она сначала оцепенеет, словно ящерица, а потом продолжит как ни в чем ни бывало болтать со своим смертным врагом, пытаясь отвлечь его внимание? Неужели, чтобы понять все это, ему хватило тех нескольких мгновений, которые он молча изучающе смотрел на женщину при встрече? Или он все-таки услышал, как она рылась в рюкзаке? Или ей не удалось полностью скрыть напряжение в своем голосе, и именно это выдало ее намерения?
  
  
  
  Джейн стояла, одеревенев, и смотрела на своего палача с досадой и непониманием. Но его лицо было совершенно спокойно, а взгляд, кажется, даже потеплел.
  
  - Просто доверьтесь судьбе, - мягко произнес его бестелесный голос. - Вы пришли сюда не просто так. Вы пришли сюда, чтобы стать демиургом. Стать одним из нас. Ничего не бойтесь. Пойдемте со мной.
  
  Он снова повернулся к женщине спиной, сделал несколько шагов вперед и раздвинул ветви. Лучи закатного солнца внезапно прыснули Джейн в лицо и она наконец увидела перед собой полуразрушенный древний город. Она смотрела на странного человека с татуировкой на лице, и это лицо вдруг показалось ей удивительно чистым и светлым, почти как у ребенка. Смотрела на стены, колонны, фонтаны, которые были видны в просвете между деревьями. Внезапно что-то защемило у женщины в груди и слезы навернулись на глаза. Джейн почувствовала, что она, наконец-то, дома. Словно она шла сюда всю свою жизнь, сама не осознавая этого. Искала этот светлый пронизывающий насквозь взгляд, способный заглянуть в самые потаенные уголки человеческой души и вытащить всю боль, всю скорбь, которая прячется там, способный залечить все раны, ничего не требуя взамен. Она никогда еще не видела такой доброты и понимания ни в чьих глазах. Арджентум улыбался ей, не отводя взгляда, и Джейн казалось, что это была улыбка ангела.
  
  Внезапно в глазах у женщины потемнело, ноги подкосились и она рухнула на землю без сознания.
  
  
  
  Ночью Джейн больше не мучили кошмары. Несмотря на то, что ее уложили спать полностью одетой, женщине удалось на редкость хорошо выспаться. Проснулась Джейн от ярких солнечных лучей, падавших ей прямо на лицо. Окна комнаты, которая стала для нее ночлегом, выходили на восток, и по утрам теплый, золотистый солнечный свет заливал собой помещение.
  
  Едва открыв глаза, Джейн увидела спину незнакомца в простой темной одежде, пришедшего поставить свежие цветы на подоконник. Женщина видела лицо этого человека в пол-оборота - оно было полностью покрыто татуировкой.
  
  - Доброе утро, Арджентум, - сонно проговорила Джейн.
  
  После того необыкновенного момента вчера, когда она смотрела на Арджентума, отогнувшего тонкие ветки, и на город в лучах заходящего солнца - что-то очень сильно переменилось в женщине, в ее отношении к этим странным татуированным людям. Она больше не боялась их...
  
  - Я не Арджентум, милая, - ответил ей вкрадчивый мягкий голос. Он был таким же бесплотным и бесполым, как и голос Арджентума, но Джейн показалось, что этот человек старше ее вчерашнего собеседника. В голосе незнакомца было больше хрипотцы, но это не делало его менее приятным и мелодичным.
  
  Приглядевшись, Джейн заметила, что лицо человека, принесшего цветы, было испещрено не только татуировкой, но и морщинками. Слегка опущенные уголки глаз и губ не делали это лицо угрюмым, а лишь добавляли ему задумчивости и, пожалуй, даже какого-то аристократического благородства. Джейн казалось, что это лицо загадочного древнего сфинкса.
  
  Зачесанные назад и немного вьющиеся волосы утреннего гостя уже тронула седина. Они были недлинными, но и не совсем короткими, спускаясь сзади до затылка, а спереди наполовину прикрывая уши.
  
  - Меня зовут Этернити, - произнес тихий чуть хрипловатый голос. - А ты, насколько мне известно, Джейн. Как тебе спалось, дорогая?
  
  - Спасибо за беспокойство, я давно так хорошо не отдыхала.
  
  - Вот и славно, - тепло улыбаясь, проговорил незнакомец, пол которого Джейн даже не пыталась уже определить, осознав тщетность подобных усилий в отношении обитателей Башни.
  
  Джейн присела на кровати, поправив прическу и одежду, в которой проспала всю ночь. Женщина помнила о цели своего визита и о том, что сроки ее командировки ограничены. Ей не хотелось терять время впустую. В голове вертелись вопросы, касающиеся исчезновения ученых, работавших в Трансперсоналити Корпорэйшн, включая Джулиана Фогса, который пропал без вести вместе со своей коллекцией картин. Но Джейн понимала, что лучше подойти к этим вопросам постепенно, и начать разговор с более нейтральных и общих тем.
  
  - Я рада нашему знакомству, Этернити. Возможно, вы могли бы рассказать мне о Башне из слоновой кости? Что это за место? Кто построил этот город и для чего?
  
  - О... он построен одной удивительной древней цивилизацией... - голос сфинкса звучал загадочно, слова текли мягко и неторопливо.
  
  - Стало быть, вы - потомки этой цивилизации? - предположила Джейн.
  
  - Нет, дорогая. Потомки этой цивилизации были ассимилированы. А в последние полтора столетия, в результате искусственного изменения климата в этой зоне Земли, здесь все заросло лесом. Мы пришли сюда всего несколько десятилетий тому назад. Часть строений мы отреставрировали и обустроили, сделав их пригодными для жизни, кое-что достроили или построили сами, но многое оставили нетронутым. Этот город хранит память многих веков. Было бы варварством полностью перекраивать его и пытаться превратить в современный новоиндустриальный полис. Да мы и не хотим этого - обитателям Башни нравится та особая атмосфера, которая царит здесь.
  
  - Если я правильно понимаю, вы пришли сюда, чтобы отгородиться от мира и вести здесь аскетическую жизнь, верно?
  
  - Нет, моя милая. Мы не ведем аскетическую жизнь. Аскетами когда-то назывались люди, избравшие путь умерщвления плоти. Они отказывали себе в любых удовольствиях и радостях, которые может подарить человеку взаимодействие с окружающим миром. Включая радость познания, радость игры, радость творения, радость созерцания красоты, радость общения и единения с другими людьми. Аскет не может смеяться и веселиться, не может тепло обнимать друга, писать картины, наслаждаться музыкой, играть на сцене, переживать трепет и восторг от соприкосновения с земной красотой. Его целью не является и познание закономерностей материального мира, его усовершенствование. Единственное, к чему стремится аскет - это единение с божеством, в которое он верит. Ради этого единения с божеством он отрекается от всего остального - от всех радостей и всех горестей жизни на земле.
  
  - Значит, вы не отрекаетесь от них?
  
  - Мы отрекаемся лишь от того, что мешает нам развиваться, двигаться вперед. И только тогда, когда сами этого хотим. Мы не занимаемся здесь самоистязанием, Джейн. Наверное, в каком-то смысле нас можно назвать отшельниками. Но уж точно не аскетами.
  
  - Чем же вы занимаетесь здесь?
  
  - Мы посвятили свою жизнь саморазвитию. И служению. Служению науке, искусству, правде и красоте. Узоры на наших лицах - символ нашего самоотверженного служения. Кроме того, они подчеркивают индивидуальность и призвание каждого из нас. Ты не увидишь здесь двух лиц с абсолютно одинаковыми татуировками.
  
  Джейн попыталась лучше рассмотреть татуировку на лице Этернити. Между тем обезоруживающий мягкий голос продолжал:
  
  - Помимо этого, наши татуировки - свидетельство того, что мы отдаем предпочтение содержанию перед формой, внутреннему миру перед внешним. Лицо человека, Джейн - это всего лишь маска, которую приросла к нему в результате определенного стечения обстоятельств, главным образом - совокупности генетических факторов. Как и любая маска, лицо человека может ввести в заблуждение. Есть как обманчиво красивые, так и обманчиво уродливые лица. Подлинные красота и уродство всегда внутри, они скрыты под этой маской. Если ты хочешь понять человека, постичь его суть - не смотри на его лицо. Смотри сквозь него. Загляни ему в глаза.
  
  Джейн встретилась взглядом с Этернити. Интуиция подсказывала ей, что если у этого человека когда-то и был пол - то это была женщина: мудрая, обволакивающая, заботливая. Может быть, она и посвятила свою жизнь служению науке или искусству, но это не отняло у нее природной мягкости и теплоты. Джейн поймала себя на том, что мысленно обращалась к Этернити, как к женщине. У этой женщины-сфинкса были задумчивые и выразительные светло-серые глаза, словно смотрящие куда-то вдаль, а иногда будто обращенные вглубь, вовнутрь...
  
  Джейн старалась узнать о Башне и населяющих ее людях как можно больше.
  
  - А как появилась община, которая проживает здесь?
  
  - Первоначально Башня не была постоянным поселением. Здесь была научная лаборатория, в которой команда единомышленников занималась разработкой технологии перемещения сознания живого существа из одного тела в другое. Первые успешные результаты были получены именно здесь. Именно из исследований и экспериментов, которые проводились в Башне, выросла потом Трансперсоналити Корпорэйшн со всеми своими филиалами и научно-исследовательскими институтами по всему миру.
  
  Джейн поняла, что это первая зацепка, которая может помочь ей распутать клубок, связанный с исчезновением Фогса и других сотрудников корпорации. Она попыталась ухватиться и потянуть за эту ниточку:
  
  - Значит, первыми здесь поселились отцы-основатели Трансперсоналити Корпорэйшн? А сейчас кто-нибудь из них здесь остался?
  
  - Всему свое время, дорогая. Его у тебя будет много. Не нужно торопить события, - отозвался загадочный голос сфинкса.
  
  
  
  Утро стояло чудесное: чистый голубой небосвод лишь слегка был присыпан перьями облаков, солнце светило ярко, лаская, но не обжигая кожу. Джейн решила прогуляться, осмотреть город, а заодно сделать несколько фотографий, если местные обитатели, конечно, позволят ей это.
  
  Женщина шла по мощеным заросшим травой улочкам и фотографировала дома и людей, встречавшихся ей на пути. Жители Башни носили простую однотипную одежду, но, кажется, она не лишала их индивидуальности, а, наоборот, оттеняла нюансы во внешности и движениях каждого. Джейн поняла, что эта одежда - сродни нейтральному обрамлению для картины, которое не отвлекает внимание от самого полотна, позволяя полностью сосредоточиться на нем.
  
  Лица людей покрывали узоры, но теперь они не казались Джейн одинаковыми. В каждой татуировке была какая-та своя тайна, своя история, свое скрытое послание. Нужно было только разгадать его.
  
  Некоторые шедшие женщине навстречу люди улыбались, другие были задумчивы и серьезны, но ни в одном лице она не увидела враждебности. В объектив ее фотоаппарата попадали разные сцены: вот несколько молодых на вид людей босиком бегают по траве, смеясь и дурачась; вот идут двое постарше, увлеченно беседуя о чем-то; вот кто-то просто проходит мимо, глядя в камеру и улыбаясь.
  
  Наконец Джейн вышла к круглой, распростертой под открытым небом площадке, вокруг которой рядами возвышались зрительские места. Кажется, это был театр. Рядом стояло много полуразрушенных строений, нагромождений камней, колонн, но все это создавало какой-то единый, причудливо-гармоничный ансамбль. Женщина увидела татуированных людей, занятых каждый своим делом: кто-то негромко беседовал, кто-то читал, кто-то изучал рукописи и чертежи, кто-то стоял за мольбертом. Небольшая группка необычно одетых горожан, кажется, репетировала сцену из какого-то спектакля. В некотором отдалении бамбуковая флейта выводила приятную, ненавязчивую мелодию, словно подражая трелям птиц или аккомпанируя им.
  
  Джейн вошла в древнее, сложенное из грубых камней круглое здание, у которого отсутствовала крыша, а верхняя часть стен была частично разрушена. В его центре росло высокое и могучее дерево. Его крона, похоже, служила своего рода навесом, создавая приятную тень и прохладу. Здесь тоже расположились люди, пишущие картины, погруженные в чтение или увлеченные чем-то еще.
  
  Но внимание Джейн сразу привлекли полотна, висевшие на стенах. Среди них она заметила портрет, на котором был изображен курящий сигару старик с невероятно проникновенным и добрым взглядом. У него не было бородки и усов и, к тому же, немного отличалась прическа, но Джейн готова была поклясться, что это - никто иной, как Иван Банчин, которого она видела совсем недавно.
  
  
  
  Значит, вот она - одна из пропавших работ, автопортрет самого Банчина. Надо выяснить, как он оказался здесь. Но зайти лучше издалека...
  
  Джейн заметила человека, стоявшего в некотором отдалении и пристально рассматривавшего эту картину. Женщина подошла, чтобы заговорить с ним.
  
  - Здравствуйте! Меня зовут Джейн Форест.
  
  - Доброе утро, Джейн, - приветливо откликнулся незнакомец. - Я знаю, как вас зовут. Башня - это небольшое поселение, здесь все друг друга знают, и у нас нечасто бывают гости. Так что ваше прибытие не могло остаться незамеченным.
  
  - Вот как... - смущенно протянула Джейн. - Что же, я польщена.
  
  Незнакомец улыбался ей. Наконец, он произнес:
  
  - Я - Люкс. Мое имя означает "свет".
  
  Он протянул ей руку, и Джейн пожала ее.
  
  У этого человека были золотисто-русые волосы и внимательные, немного печальные желто-зеленые глаза. Голос звучал ни низко и ни высоко. Нерезкий и приятный по тембру, он напоминая гобой или, может быть, фагот.
  
  Джейн пыталась решить для себя, как лучше заговорить с ним о картине. Но Люкс первым начал говорить о ней:
  
  - Скажите, Джейн, что вы видите на этом полотне? - он посмотрел на женщину внимательно и серьезно.
  
  Джейн несколько озадачил этот вопрос.
  
  - Хм... Я вижу на ней старика с сигарой. Он похож на итальянца. Судя по всему, это автопортрет.
  
   - Не торопитесь, Джейн. Присмотритесь внимательнее. Сосредоточьтесь на внутренних ощущениях, а не на форме.
  
  Джейн ненадолго задумалась.
  
  - Ну... у этого человека необыкновенный, очень добрый взгляд.
  
  - Это все?
  
  - Боюсь, что да. Больше мне пока ничего не приходит на ум.
  
  - Это не беда. Иногда, чтобы раскрыть картину - требуется время. Особенно такую картину, как та, что перед вами. Если вы прислушаетесь к себе - я думаю, рано или поздно вы сможете постичь ее.
  
  - Хотелось бы на это надеяться, - ответила Джейн, не слишком, впрочем, рассчитывая, что действительно способна увидеть на картине что-то большее. - Но сейчас меня в первую очередь интересует другой вопрос: как эта картина оказалась здесь?
  
  - О, это очень хороший вопрос, Джейн, - Люкс словно оживился. - Видите ли, искусству нужен ценитель, а не потребитель. Общество потребителей убивает картины точно так же, как неправильные условия хранения. А может быть и еще безжалостнее, ведь потребление убивает в искусстве саму душу. Потребление - это надругательство над искусством.
  
  Он грустно вздохнул и продолжил:
  
  - К сожалению, наш современный мир слишком погряз в потреблении. Для искусства в нем не остается места. Оно не находит отклика в сердцах людей, не трогает их, не заставляет думать и чувствовать. Люди хотят развлечений, но цель искусства - отнюдь не в этом.
  
  - В чем же его цель?
  
  - В катарсисе, Джейн. В очищении души. А еще - в разделении. Когда художник создает свое произведение - он хочет что-то разделить с другими людьми. Может быть, хочет выплеснуть то, что терзает его. Может быть, наоборот, жаждет поделиться своей радостью, благоговением перед чем-то прекрасным. Это неважно. Важно то, что искусство - это всегда диалог, а для диалога нужна вторая, воспринимающая, откликающаяся сторона. Невозможно вести диалог с пустотой. Невозможно бесконечно стучать в закрытые двери. Но чтобы откликнуться на произведение искусства, вступить в диалог с его создателем - нужно уметь сопереживать, быть сопричастным. Сердце человека должно быть открыто не только для позитивных, как это модно сейчас говорить, эмоций. Человек должен уметь разделять боль другого. Поверьте, Джейн, он приобретет от этого гораздо больше, чем потеряет. Ведь впустив чужую боль - он сможет хоть на время выпустить свою собственную. А боль - она есть в душе каждого из нас. Иногда она забивается куда-то очень глубоко, в самые потаенные уголки, прячась от нас самих. Но она всегда там есть, ведь само бытие человека трагично. Посудите сами: каждый из нас конечен. Конечно и то, что мы любим. Рано или поздно все, что мы делаем, обернется прахом. И каждый из нас одинок: если уж не одинок в жизни, то точно одинок в смерти. Каждый из нас - узник своей одиночной камеры, приговоренный к смертной казни и проживающий свой последний день. Только день этот растянулся на многие годы, порождая иллюзию того, что у нас много времени, а смерть - где-то там, за горами, не в этой жизни. Разными способами мы бежим от осознания того, что нас ждет, но в глубине души-то мы знаем, что приговор не отменят. Ни для нас, ни для тех, кто нам дорог. Чуда произойти не может. И с этой болью, с этой чудовищной безысходностью мы должны просуществовать всю свою жизнь.
  
  Люкс задумался на мгновение и продолжил:
  
  - Так вот, искусство, Джейн - это способ смягчить, обуздать эту боль. Я не говорю утолить - утолить полностью ее невозможно. Вы никуда не сбежите от своей конечности, своей смертности. Но искусство дает нам шанс сохранить в этом мире какую-то частичку себя. Словно зернышко заронить ее в души других людей. А там, глядишь, это зернышко даст свои всходы, и вы будете знать, что прожили эту жизнь не зря. Вот в чем смысл искусства, Джейн.
  
  Он посмотрел женщине в глаза, а потом отвел взгляд.
  
  - Но уметь чувствовать, воспринимать, понимать искусство, пропуская его через свое сердце - это тоже дар. Может быть, дар не меньший, чем дар художника. В наше время очень мало можно встретить людей с этим даром. Даже в Зеленой зоне. Может быть, когда-нибудь настанут другие времена, но пока...
  
  - Пока вы спасаете искусство от надругательства над ним потребителя, - продолжила за него Джейн.
  
  - Верно. Вы все абсолютно верно поняли. Мы ценим искусство. А ценить искусство - это значит понимать его бесценность. Это значит впускать его в себя, в свою душу. Это значит вступать в диалог с художником, разделять его радость и его боль. Именно это позволяет искусству жить, делает его живым.
  
  Джейн глубоко впечатлили слова Люкса и то, как он говорил. Раньше она никогда всерьез не задумывалась о таких вещах.
  
  Они помолчали немного. Скользя, взгляд женщины остановился на картине, висевшей чуть дальше, на которую она поначалу не обратила внимания. Люкс, кажется, сразу уловил ее интерес.
  
  - Вас заинтересовала и та картина?
  
  Джейн кивнула.
  
  Ее собеседник сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к полотну, и жестом подозвал женщину тоже подойти поближе.
  
  - Что вы видите на ней, Джейн?
  
  Джейн не знала, что ответить. Этот человек явно хотел услышать от нее не то, что было очевидно с первого взгляда.
  
  На холсте был изображен парень лет восемнадцати-двадцати, лежащий в гробу. Что-то невероятно пронзительное скрывалось в его лице и в том, как оно было изображено. У парня были жесткие темные, почти черные волосы. Лицо выглядело худым и невероятно бледным; впавшие закрытые глаза; на безжизненных тонких губах видна запекшаяся кровь: кажется, он умер не своей смертью. Но лицо выражало какую-то удивительную безмятежность, словно лицо монаха, который перед смертью погрузился в нирвану.
  
  Джейн не знала, как облечь свои чувства в слова. Она проговорила только:
  
  - Господи, как он молод...
  
  - Вы слишком доверяете своим глазам, - сказал Люкс. - Доверяйте лучше сердцу, иначе вы никогда не постигнете загадки этих картин.
  
  
  
  Прошло несколько дней, а у Джейн все не выходил из головы разговор с этим человеком и две картины: старик, курящий трубку, и молодой парень, лежащий в гробу. Несколько раз она возвращалась к ним и подолгу всматривалась в полотна. Наконец однажды, зайдя в галерею, женщина снова встретила там человека с именем, означавшим "свет".
  
  - Ну, Джейн Форест, что теперь вы думаете об этих картинах? - Люкс улыбался ей, словно старому другу.
  
  - Я не сказала вам сразу, Люкс, - начала Джейн, - но до приезда сюда я общалась с художником, написавшим их. Я видела его в реальной жизни. Этот милый и немного сумасбродный человек произвел на меня очень хорошее впечатление. И, - она замялась, - у старика на портрете замечательный, очень душевный и добрый взгляд. Но это не его взгляд. Взгляд не того Ивана Банчина, которого я видела. У меня создается ощущение, что он изобразил на этом портрете другого человека, но почему-то со своим лицом. Я не могу объяснить, как это возможно. Но я чувствую, что картина не является автопортретом в полной мере. Это нечто другое, нечто большее.
  
  - Вы поражаете меня, Джейн, - сказал Люкс, посмотрев на нее заинтригованно. - Это очень непростая картина, но кажется, вы проникли в ее тайну раньше, чем можно было ожидать от непосвященного. А что вы можете сказать о второй работе?
  
  - Я вижу на ней совсем молодого парня. Но по его лицу мне кажется, что он прожил долгую и плодотворную жизнь, и ни о чем не сожалел в момент своей кончины. А еще я чувствую, что художника с ним что-то связывало. Какая-то очень близкая связь. Словно он много-много раз видел это лицо, знал каждую мельчайшую его черту. Словно это лицо было для него очень родным.
  
  - Это было его собственное лицо, Джейн.
  
  - Лицо Ивана Банчина? - переспросила женщина. - Нет, что вы. Это невозможно...
  
  - Не будьте так категоричны относительно возможности или невозможности чего-либо. Человека, который представился вам, как Иван Банчин, когда-то звали Рэйн Грэй. Это был девятнадцатилетний парень с лицом, которое вы видите на этом холсте.
  
  Джейн смотрела на говорившего с непониманием. Сказанное не укладывалось в ее голове. Между тем он продолжил:
  
  - Незадолго до того, как картина была написана, Грэй обменялся телами со старым художником, известным под псевдонимом Иван Банчин. Буквально через несколько дней после этого парня убили. Но это был уже не Рэйн, а старик в его обличии. В последние мгновения жизни старик понимал, что, оказавшись на месте Грэя, он невольно спас парню жизнь. И он не жалел о совершенном ими обмене: Рэйн напомнил ему собственного погибшего сына.
  
  Джейн трудно было поверить в услышанное.
  
  - Так значит Банчин... то есть Грэй... не шутил, говоря, что побывал на собственных похоронах... Черт, я и предположить не могла, что такое возможно...
  
  - Да, Джейн, он был на похоронах. И видел в гробу собственное тело. Видел мертвым собственное лицо, которое на протяжении девятнадцати лет неизменно отражалось в зеркале, когда он смотрелся туда. Это произвело на парня очень глубокое впечатление. Так и был написан этот портрет.
  
  Люкс тяжело вздохнул, словно сам пережил то, о чем рассказал.
  
  - А первая работа - это не совсем автопортрет, как вы уже, наверное, сами поняли. Конечно, Рэйн смотрел на себя в зеркало, когда писал его. Но он писал не свое новое лицо - он писал лицо человека, ставшего ему ближе отца, хотя они виделись с ним в жизни всего единожды, 18 сентября 2162-го года. Он пытался передать выражение лица этого старика, его взгляд, всю его чуткость и сердечную теплоту. Этот портрет был данью памяти умершему человеку.
  
  Джейн не знала, что сказать. Кажется, все слова выветрились, потерялись, стали ненужными и легковесными.
  
  - Вам тоже предстоит побывать на собственных похоронах, - произнес вдруг Люкс. - Но это не будет концом вашего пути. Наоборот, это будет его началом.
  
  
  
  Вскоре Джейн узнала, что больна. Это оказалась болезнь Леви-Якобса, протекающая совершенно бессимптомно в течении многих лет, но на поздних сроках неизбежно влекущая летальный исход. Вся мощь медицины XXII века была бессильна против этой относительно новой болезни, открытой всего несколько десятилетий тому назад. Ученые не могли установить даже точные причины заболевания. По наиболее распространенной версии его вызывал хронический стресс, недосыпание и усталость. В течение длительного периода времени обитатель Желтой зоны подавлял их энергетическими батончиками и принимаемыми на ночь успокаивающими средствами. Фактически, это была ежедневная раскачка организма, практикуемая годами: утром человек съедал хотя бы один батончик-энергетик для того, чтобы загнать себя на изматывающую работу. Нередко такие батончики употреблялись и еще несколько раз в течение дня. А на ночь, напротив, приходилось принимать снотворно-успокоительные средства, чтобы хоть как-то снять накопленные за день взвинченность и гиперактивность.
  
  Годами организм безропотно терпел эти качели и не подавал никаких сигналов, свидетельствующих о надвигающейся беде. Но все имеет свой предел износостойкости, и когда этот предел оказывался пройден - тело начинало мстить своему обладателю усталостью, головными болями, тревожностью, ночными кошмарами или бессонницей, головокружением и обмороками. Сначала эти симптомы проявлялись эпизодически, но со временем учащались. Снять их не могли уже никакие лекарства и энергетики. После появления первых симптомов больной угасал в течение считанных месяцев.
  
   На этой стадии болезни существовал лишь один способ сохранить пациенту жизнь, и этот способ не был медицинским в строгом смысле этого слова.
  
  
  
  - Вы предлагаете мне обменяться с кем-то телами? Как тот паренек-художник, ставший Иваном Банчиным? Но кому может понадобиться мое тело, которое умирает?! - Джейн была в отчаянии. Казалось, что надежда, которую эти люди пытались дать ей, рассыпалась, как карточный домик, от малейшего дуновения ветерка. Может быть, они просто хотят утешить ее?
  
  - Тебе не придется ни с кем меняться, милая, - голос Этернити звучал утешительно и заботливо. - Ты получишь искусственно выращенное новое тело.
  
  - Что?! Как у антропоида? А вы поинтересовались: хочу ли я этого?!
  
  Новость о болезни стала для Джейн страшным потрясением. Весь ее мир перевернулся, планы и надежды обрушились в одно мгновение. Она сидела на кровати, покачиваясь, и никак не могла прийти в себя. Голова жутко болела. Мир вокруг словно выцвел, лишился цвета.
  
  - Мой муж попал в страшную аварию два с половиной года назад, - произнесла она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. - Его тело не смогли спасти. Мозг пересадили в искусственное тело. И знаете что?! Дальше начался настоящий ад. Кошмар, который мы безуспешно пытались пережить с ним вместе. А теперь вы предлагаете пережить то же самое мне одной? Простите, но я...
  
  - Джейн, дорогая, успокойся, - мягко перебила ее женщина-сфинкс. - Никто не говорит о пересадке мозга в механическое тело. Мы можем вырастить для тебя органическое тело. Тело демиурга. Ты можешь стать такой же, как мы.
  
  - Такой же, как вы? Что это значит? Почему вы называете себя "демиургами"? Откуда это слово?
  
  - Это старое слово. Оно означает "создатель". Или "творец".
  
  - Вы назвались так потому, что занимаетесь творчеством и искусством? Простите, но я не понимаю, какая тут связь...
  
  - В первую очередь, милая, мы сотворили и продолжаем творить самих себя, - Этернити говорила размеренно и терпеливо. - Ведь на самом деле над человеческим духом не властны ни природа, ни общество, ни привычки, ни прошлое, ни настоящее. Любой человек может стать тем, кем он хочет: его внутренний потенциал практически безграничен. Вопрос лишь в том, как далеко он готов зайти, какую цену готов заплатить, что готов принести в жертву, от чего отречься...
  
  Она вложила руки Джейн в свои теплые ладони и продолжила:
  
  - Тебе сложно будет это понять, но все, кто сейчас населяют Башню - это люди, которые умерли и родились во второй раз. Большинство из нас не были смертельно больны, как ты. Это был наш добровольный выбор. Мы оставили наши прежние тела, переместив свое сознание в новые. Эти новые тела - органические, из плоти и крови. Мы вырастили их в нашей лаборатории, в том единственном большом и высоком здании, которое ты наверняка заметила, подлетая к городу. Эти тела отличаются от тел большинства людей лишь тем, что не имеют ни внутренних, ни внешних половых признаков. Это совершенно бесполые тела. В отличие от клонов, такие тела можно вырастить в достаточно короткий срок, и они появляются на свет зрелыми, полностью сформированными. Но во всем остальном они такие же, как тела обыкновенных людей. Они могут чувствовать боль, ощущать тепло и холод. Они нуждаются в отдыхе, питье и пище. Они болеют, стареют и умирают...
  
  - Подождите... неужели вы вырастили себе новые тела для того, чтобы стать бесполыми? Но зачем?! Это же нелепо! Это бессмыслица какая-то...
  
  Лицо Этернити стало задумчивым. Она какое-то время хранила молчание.
  
  Джейн осеклась.
  
  - Извините, пожалуйста, если я задела ваши чувства. Я не хотела...
  
  - Что ты, милая, - спокойно произнесла Этернити. - Мои чувства не так просто задеть, не беспокойся. Ты спросила "зачем?" и я размышляю над твоим вопросом. На него сложно так сходу дать исчерпывающий ответ. Мы ведь не религиозный орден - у каждого из нас свой уникальный взгляд на мир, свое собственное, отличное от других, мировоззрение, свои личные мотивы. Но я постараюсь пролить свет настолько, насколько смогу.
  
  Этернити встала и сделала несколько шагов по комнате. Кажется, это помогало ей лучше формулировать мысли.
  
  - Тебе доводилось слышать миф об андрогинах?
  
  - Простите, нет.
  
  - Конечно... Извини. Я все время забываю, что в Желтой зоне ценятся только прикладные знания. Тогда расскажу я. Одна великая цивилизация более двух тысяч лет тому назад создала весьма оригинальный миф о сотворении перволюдей. Впрочем, философ по имени Платон говорил о них как о предшественниках людей, а не о людях. Но это не столь принципиально для нас сейчас. Так вот, согласно этому мифу, изначально боги сотворили людей цельными, не разделенными на два пола. Но эти цельные люди оказались настолько сильны и могущественны, что стали угрожать власти своих создателей. Тогда верховный бог - Зевс - разрубил этих существ на две половины: мужскую и женскую. С тех пор эти половины бродят по миру и ищут друг друга. Интересный сюжет, не правда ли? - Этернити посмотрела на женщину искоса.
  
  - Пожалуй. Но ведь это всего лишь сказка, придуманная древним народом...
  
  - Разумеется это сказка, дорогая. Мифологию нельзя понимать буквально. Но не стоит и сбрасывать ее со счетов. Как бы мы ни относились к мифам, мы не можем отрицать половинчатости человеческого рода, разделенного на два пола. То же самое можно сказать и о большинстве других биологических видов, живущих на земле. Пол - это половинчатость, Джейн. А половинчатость - это неполнота, в каком-то смысле даже неполноценность. У нее, разумеется, есть своя биологическая и эволюционная функция. Она была жизненной необходимостью тогда, когда человечество вело каждодневную борьбу за выживание с окружающей его средой. Она оставалась актуальной и в позднейшие времена, вплоть до появления технологий, способных полностью заменить собой естественное размножение.
  
  Этернити взяла стакан воды и сделала глоток, чтобы смочить горло.
  
  - Очень долгое время человечество видело свою задачу в том, чтобы плодиться и размножаться как можно активнее, увеличивая и увеличивая свою численность. Оно опомнилось слишком поздно, когда территории и ресурсов на Земле уже перестало хватать на всех. Тогда, в эру глобализации, правительство Объединенных Штатов Земли начало сдерживать рождаемость и пытаться сократить человеческую популяцию в целом. Конечно, родившихся людей не стали ради этого умерщвлять, по крайней мере в цивилизованной части мира. Но нужно было сделать так, чтобы смертность превалировала над рождаемостью. Это диктовалось объективной необходимостью, Джейн. Программа "демографической оптимизации" действует уже несколько десятков лет - это тебе наверняка известно самой, в этом секрета нет.
  
  Джейн кивнула.
  
  - Но мы отвлеклись от главного. Когда пол перестал быть неизбежной биологической данностью, от которой нельзя никуда уйти, некоторые из нас задумались: а так ли он необходим лично им? Помогает ли он расти или сдерживает наш дальнейший рост? Во все времена люди чувствовали свою разделенность и стремились найти "вторую половинку", чтобы вернуть целостность, которой, впрочем, никогда не имели. На протяжении тысячелетий практически во всех обществах существовал институт брака, хотя и не обязательно моногамного. Но давал ли брак людям ощущение собственной цельности? Думаю, что едва ли. Брак скорее представлял собой хозяйственно-бытовой симбиоз двух противоположных и по-прежнему разрозненных половинок, зачастую не способных и не пытающихся даже понять друг друга по-настоящему.
  
  Джейн подумала о своем браке с Энджелом. Пытались ли они с мужем понять друг друга и насколько искренними были эти попытки?
  
  Мягкий голос Этернити продолжал:
  
  - Мы, демиурги, пошли по другому пути. Мы отыскали свою "вторую половинку" внутри себя. Мы обрели целостность, полноту своего "я", и перестали нуждаться в любви в том смысле, в каком это слово трактовали и до сих пор трактуют за пределами Башни.
  
  - Простите, но я все-таки не понимаю вас. Почему вы решили принести в жертву именно пол? Это ведь фундаментальная биологическая и психологическая данность...
  
  - О, Джейн. Ты очень верно сказала - фундаментальная. Именно поэтому мы и отрекаемся от нее. Пол - это то, что больше всего приковывает человека к земле, ко всему тому шлейфу инстинктов, который достался ему от его эволюционных предтечей. Это то, от чего ему отречься, пожалуй, труднее всего. Но если он сможет сделать это - он сможет практически все. Он сможет оторваться от земли и взлететь. Сможет, словно могучее дерево, проломить ветхую крышу дома, чтобы расти дальше. Сможет открыть в себе такую бездну, такую глубину, о которой раньше даже не подозревал.
  
  - Но останется ли он после этого человеком?
  
  - Я не знаю, что ответить тебе, дорогая. Быть может, мы - уже и не люди. Возможно, мы - следующая ступень. Но так ли это важно? Почему-то человек в свое время решил, что он - совершенен, и представляет из себя венец творения. Но, быть может, он - не венец, а лишь ступенька на пути эволюции, за которой последует новая, и, возможно, не одна?
  
  - Все-таки объясните мне, пожалуйста, ради чего вы на это пошли? Я хочу понять: что это дало вам?
  
  - Внутреннюю свободу, Джейн. В том числе - свободу от диктата собственной природы. Даже власть над ней. Практически ничем не ограниченную возможность расти и перерастать самих себя. Пол - это ограниченность, милая. Это извечная тюрьма или, может быть, клетка, из которой мы сумели вырваться. Мы сильны и могучи, но мы теплы и мы можем сопереживать. В каждом из нас есть твердость камня и мягкость травы. Легкость беспечно порхающей бабочки и тяжесть прохладных осенних сумерек. Нерушимость гранита и хрупкость хрустального сосуда. Наш внутренний мир больше не половинчат: каждый из нас стал всем, стал целой вселенной. Вместил, вобрал в себя все, что есть самого прекрасного и в мужском, и в женском начале. Ты ведь уже поняла, что каждый из обитателей Башни занимается либо наукой, либо искусством, либо сочетает и то и другое занятие. Сами границы между наукой, философией и искусством здесь стираются. Больше нет ни одного подобного места на Земле. То, что мы делаем здесь - уникально. И, поверь, пол - это совсем невысокая цена за это. Насколько я знаю, никто из нас не жалеет, что заплатил в свое время эту цену.
  
  Джейн пыталась переварить то, что услышала. Это было непросто.
  
  - Но вы ведь добровольно лишили себя возможности иметь семью. Неужели вы никогда не сожалеете об этом?
  
  Лицо Этернити расплылось в бесконечно теплой и доброй улыбке.
  
  - Ты ошибаешься, Джейн. Мы не лишили себя семьи. Напротив, мы обрели ее: вся наша община - одна большая семья. Может быть, пожив здесь чуть подольше, ты и сама почувствуешь это.
  
  Этернити снова села и мягко взяла женщину за руки.
  
  - В нашей семье нет ревности, криков, манипуляций, эмоционального шантажа и подавления. Каждый из нас - совершенно свободен, как личность, но окружен поддержкой, теплом и единомыслием. Среди нас нет неравенства, которое не удалось до-конца преодолеть ни одному разделенному на два пола обществу. Нет управляющих и управляемых, ведущих и ведомых, главных и второстепенных. Каждый из нас ценен своей уникальностью.
  
  - Мне казалось, - задумчиво проговорила Джейн, - что неравенство, пусть и скрытое - это фундаментальная данность любого общества, которую нельзя до-конца преодолеть.
  
  Этернити мягко улыбнулась.
  
  - Ты права, милая. Но ведь это - не первая фундаментальная данность, через которую мы сумели переступить. Когда ты преодолеваешь одну фундаментальную данность - ты понимаешь, что тебе подвластны и другие. У нас не очень большая община и в ней мы смогли достигнуть единства по многим вопросам. Важные решения, касающиеся всех нас, мы принимаем сообща. В более крупных масштабах это, конечно, намного сложнее реализовать. Человечество еще не созрело для того, чтобы принять наши правила игры. Может быть, оно никогда и не дорастет до этого, я не знаю. - Она вздохнула - Поэтому мы и отгородились от него. Пока оно не идет к нам со своим уставом - мы не лезем к нему со своим.
  
  - Но чем я могу быть вам полезна? Я ведь не ученый и не деятель искусства. Я не могу создать ничего действительно ценного и выдающегося...
  
  Этернити бережно поправила пряди волос, упавшие на лицо Джейн, и с материнской теплотой посмотрела на нее.
  
  - Ты еще сама не знаешь, что можешь, золотце.
  
  
  
  В следующие дни Джейн думала над словами Этернити. Перед ней стояла непростая дилемма: либо умереть в собственном теле, либо отречься от какой-то части себя, без которой Джейн трудно было себя представить. Что же делать? Стоит ли ей пытаться изменить, перепрыгнуть свою природу? Имея перед глазами пример Энджела, который так и не смог адаптироваться к своей новой оболочке и новой жизни, женщина сомневалась в том, что это хорошая идея. Сможет ли она действительно стать демиургом и раскрыть в себе таланты, о которых раньше не подозревала? Или Этернити просто пыталась утешить ее, говоря, что она сама еще не знает, на что способна? Будет ли ее новая жизнь счастливой? Нужна ли ей такая странная жизнь?
  
  Для Джейн это был очень нелегкий выбор. К тому же, у нее оставалось не так много времени на раздумья, ведь болезнь быстро сжирала ее. Женщине все реже снились кошмары с Энджелом, но теперь ее мучила бессонница и частые головные боли.
  
  Этернити говорила ей о том, что перемещение в новое тело - это лишь заключительный этап обретения целостности. Самый важный, самый длительный, самый сложный этап состоит во внутренней работе над собой, в расширении границ собственного "я". В преодолении его половинчатости и отказе от тех привычек и желаний, которые обусловлены ею. У многих из демиургов этот этап занимал годы. Но у Джейн не было этих лет впереди. Ей нужно было решаться сейчас. Сейчас или никогда.
  
  Чтобы немного отвлечься от обуревавших ее тяжелых мыслей, женщина решила прогуляться по городу, который уже погружался в вечерние сумерки. Воздух был свежим и прохладным, улицы почти опустели. В небе, словно фонарь, горела круглая, почти полная луна. В траве громко пели цикады.
  
  Приближаясь к тому месту, где, по разумению Джейн, когда-то находился древний театр и где она уже побывала в первый день своего знакомства с городом, она услышала разносившуюся на открытом пространстве музыку. Подойдя ближе, женщина увидела небольшой камерный оркестр, разместившийся на сцене, освещенной факелами. Среди оркестрантов оказалось несколько уже знакомых ей испещренных татуировками лиц. Часть зрительских мест была занята.
  
  Присмотревшись, Джейн заметила Арджентума в зрительских рядах. Место рядом с ним пустовало. Женщина подошла к нему.
  
  - Привет, Ардж!
  
  За дни, проведенные в Башне, они много общалась. Джейн точно не знала, какого возраста Ардж, но ей казалось, что они почти ровесники. Недавно он раскрыл ей секрет, как сумел выхватить у нее парализатор, двигаясь с такой невероятной скоростью. Оказывается, многие демиурги развили в себе способность управлять субъективным течением времени, замедляя или ускоряя его в несколько раз. Но Ардж сказал, что они используют этот навык только в случае крайней необходимости.
  
  Еще он сказал, что все понял про ее болезнь, когда в первый раз взглянул на Джейн. Он смог определить это по оттенку ее лица, слегка наметившимся мешкам под глазами в сочетании с комплексом других, едва уловимых для обычного человека признаков. В его предсказании, касавшемся будущего женщины, не было никакой мистики. Ардж просто увидел в ней умирающего человека, который сам еще не осознает, насколько устал от той жизни, которой жил раньше.
  
  - О, привет, Джейн! - приветливо отозвался сребровласый демиург.
  
  Они обменялись крепким рукопожатием.
  
  - Жаль, что ты не пришла на начало концерта. Играли Баха...
  
  Джейн ни о чем не говорило это имя, но по интонациям друга она поняла, что пропустила что-то действительно стоящее. Впрочем, и то, что звучало теперь, казалось ей фантастически красивым.
  
  Джейн уже не помнила, когда в последний раз слушала классическую музыку. Но зато она могла сказать наверняка, что никогда не слышала ее в живом исполнении. Теперь, когда женщина сидела под куполом вечернего неба среди этих необыкновенных людей и видела их созерцательные, вдумчивые, одухотворенные лица, на которых играли блики факелов, она чувствовала какое-то невероятное единение, царившее здесь. Теперь она понимала слова Этернити о том, что все они - одна большая семья. Возможно, эта семья могла бы стать ее семьей?...
  
  Даже мучавшая Джейн головная боль, кажется, куда-то уплывала, притуплялась. Или, может быть, она просто забывала о ней на время. Тягостные мысли покинули женщину. Ей стало спокойно и хорошо. Хотелось, чтобы этот вечер не кончался. Хотелось раствориться в этом небе, в этих прекрасных, удивительно гармоничных звуках, в таинственно дрожащем пламени факелов, в украшенных узорами лицах, с каждым днем становящихся все более родными...
  
  Но концерт закончился, музыканты ушли со сцены, зрители стали медленно расходиться по домам. Тепло попрощавшись с Джейн, ушел и Ардж. Но кто-то все еще оставался в зрительских рядах.
  
  Джейн не хотелось идти к себе. Она подошла к человеку, читавшему какую-то старую бумажную книгу. Женщина давно не видела таких книг, и, тем более, сама не держала их в руках.
  
  У человека, сидящего с книгой, на лбу был закреплен небольшой фонарик, позволяющий ему читать в сумерках. Подойдя ближе, Джейн поняла, что перед ней Люкс. Встретив его приветливый взгляд, женщина села рядом с ним.
  
  - Я давно не встречала таких книг, - произнесла она задумчиво.
  
  - В Желтой зоне их почти и не осталось.
  
  - Не могли бы вы немного почитать мне вслух, Люкс?
  
  - Конечно, Джейн. Мне будет приятно разделить эту книгу с вами.
  
  Глядя на вечернее небо, Джейн внимательно слушала, ловя каждое слово, слетавшее с уст Люкса:
  
  - "...Он раз зашел в горы, в ясный солнечный день, и долго ходил с одною мучительной, но никак не воплощавшейся мыслью. Пред ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-края нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал. Мучило его то, что всему этому он совсем чужой".
  
  Люкс сделал короткую паузу, переворачивая страницу. Его глаза встретились с глазами Джейн. Ни слова не сказав, она просила продолжать. Люкс снова перевел взгляд в книгу:
  
  "Что же это за пир, что ж это за всегдашний великий праздник, которому нет конца и к которому тянет его давно, всегда, с самого детства, и к которому он никак не может пристать. Каждое утро восходит такое же светлое солнце; каждое утро на водопаде радуга; каждый вечер снеговая, самая высокая гора там, вдали, на краю неба, горит пурпуровым пламенем; каждая маленькая мушка, которая жужжит около него в горячем солнечном луче, во всем этом хоре участница: место знает свое, любит его и счастлива; каждая-то травка растет и счастлива! И у всего свой путь, и все знает свой путь, с песнью отходит и с песнью приходит. Один он ничего не знает, ничего не понимает, ни людей, ни звуков, всему чужой и выкидыш".
  
  Джейн слушала так внимательно, что практически не дышала. Вечер был очень тихий. Казалось, что время остановилось, и весь окружающий их мир замер.
  
  - Это гениально... - наконец проговорила она с искренним восхищением. - Я не могу подобрать слов...
  
  - Да, Джейн. Это гениально. И это - едва ли не о каждом человеке нашей эпохи. - Люкс грустно вздохнул. - Люди забыли, зачем они живут. Они стали чужими сами себе, чужими друг другу, чуждыми всему окружающему их миру. Они не понимают себя и не понимают других, они сбились с пути. Вся их жизнь стала механической, расписанной едва ли не по секундам. Что-то подлинно человеческое из нее ушло. Человек все время куда-то бежит, а останови его и спроси: "Куда ты бежишь?", - и он не сможет ничего вразумительного тебе ответить. Его мозг, словно перегруженный компьютер, зависнет на секунду, а потом он побежит дальше, так и не ответив самому себе на вопрос "зачем?". На работе он - бездушная и никогда не устающая машина, а дома - несчастный забитый зверь в клетке, имя которой - семейный быт. А извечный пир, всегдашний великий праздник, имя которому - сама жизнь, продолжается. Только человек теперь уже лишний на этом пире, он никак не может к нему пристать. Это очень горько, Джейн. Но здесь, в Башне, все по-другому. Возможно, это единственное оставшееся в мире место, где еще можно по-настоящему жить, а не выживать.
  
  Джейн не знала, что сказать. Наконец она спросила:
  
  - Кто написал эту книгу?
  
  - Федор Достоевский, русский писатель. Он жил три столетия тому назад, в XIX веке. Сейчас на русском языке почти уже не говорят, а всего три столетия назад на нем создавались великие шедевры.
  
  - Значит, он писал не о современном человеке?
  
  - Нет, он писал совершенно о другом. Но гении тем и отличаются от обычных людей, что создают произведения, которые переживают свое время. Произведения, которые либо сохраняют свою актуальность, либо вновь обретают ее, раскрываясь с новых сторон, обрастая новыми смыслами и трактовкам, которые авторы произведений едва ли могли бы предвидеть.
  
  Джейн нравилось беседовать с Люксом. Ей казалось, что он очень тонко воспринимает искусство. Обычно он был задумчив, даже грустен, но женщина ощущала, что это какая-то светлая, возвышающая человека грусть. Люкс всегда был любезен и добр к ней и готов был поделиться тем, что знал сам. А знал этот тихий человек, похоже, немало.
  
  Люкс, между тем, продолжал:
  
  - То, что описал Достоевский - можно охарактеризовать как экзистенциальное одиночество, хотя в XIX веке еще не существовало такого понятия. Этот вид одиночества сопутствовал человеку во все времена, но никогда оно не проявлялось настолько ярко и не встречалось так повсеместно, как в нашу с вами эпоху. Люди отдалились друг от друга, как никогда раньше. Каждый в этом мире теперь сам по себе. Человек уходит с головой в работу, заводит семью, пытается забыться в круговороте увеселений, делает много немыслимых вещей. Но спасает ли это его от бездны, которая все пристальнее вглядывается в его душу?
  
  Люкс, кажется, не ждал ответа. Он тихо опустил голову. Какое-то время они помолчали, а после демиург засобирался уходить. Был уже поздний вечер, но Джейн чувствовала, что бессонница не даст ей заснуть. Женщине не хотелось домой. Ей нравилось вдыхать прохладный вечерний воздух, ощущать легкое прикосновение ветерка к своей коже, смотреть на звезды.
  
  В некотором отдалении от театра она увидела небольшой холм, поросший травой. На траве кто-то сидел. Подойдя поближе, Джейн поняла, что это Этернити. Обратив лицо кверху, женщина-сфинкс будто глядела на звезды. Но глаза были закрыты, а лицо казалось отрешенным и задумчивым.
  
  Услышав шелест травы от шагов Джейн, Этернити открыла глаза. Джейн села рядом с ней и какое-то время они просто молча сидели, думая, вероятно, каждая о чем-то своем. Наконец Этернити нарушила тишину:
  
  - Я не хочу торопить тебя с решением, милая, но ты подумала насчет того, о чем мы говорили неделю назад?
  
  Джейн кивнула.
  
  - Да, я много размышляла над этим...
  
  - И какие мысли посетили тебя?
  
  - Это все слишком сложно. И слишком неожиданно. Мне очень нравится тут у вас. Правда, очень нравится. Но я не уверена, что сама готова стать демиургом.
  
  - Конечно, я понимаю.
  
  Они недолго помолчали.
  
  - Вы знаете, - неожиданно начала Джейн, - я до сих пор иногда думаю о муже. Он реже снится мне в последнее время. Но я помню о нем. Когда я только отправлялась в командировку - меня терзал постоянный страх, Энджел преследовал меня в кошмарах. А теперь мне стало жаль его. Он ведь остался совсем один. И он любит меня. Пусть очень по-своему, но любит. Меня часто мучает вопрос: все ли я сделала, что могла, для того, чтобы помочь ему? Я так много узнала, переосмыслила, поняла в последнее время. Я никогда не общалась раньше с людьми, подобными вам. И теперь я чувствую, что должна помочь Энджелу осознать многие вещи. Ведь то, как он любит меня - это сродни какому-то религиозному фанатизму. Его ослепила эта любовь, он больше не видит ничего вокруг. Я буквально стала для него всем миром. Он говорил, что ему наплевать на других людей, что ему нужна только я. Мне кажется, ему и на самого себя давно наплевать. Он увяз в каком-то своем болоте, в пучине беспросветного отчаяния, в дурмане саморазрушения, и не хочет выбираться оттуда. Я думаю, что должна помочь ему, и никто не сделает этого кроме меня.
  
  - Решать только тебе, дорогая, - мягко сказала Этернити. - Но если он действительно не хочет оттуда выбираться - ты никак не сможешь ему в этом помочь. Это хорошо, что ты стала для него светом во тьме. Но если этот свет полностью его ослепил, то единственный способ вернуть слепцу утраченное зрение - это оставить его. Сначала ему трудно будет в темноте. Но постепенно глаза привыкнут и он научится различать очертания предметов. А потом, глядишь, ночь пройдет, за ней наступит рассвет, и он снова сможет видеть окружающий мир во всем его многообразии и красоте. Сейчас он слепец, видящий лишь единственный свет во тьме. И он словно мотылек летит на этот свет, не понимая, что, подлетев слишком близко, опалит свои крылья.
  
  Этернити посмотрела на сидящую рядом женщину с материнской теплотой и продолжила:
  
  - Быть может, когда-нибудь, открыв глаза, он вдруг поймет, что мир поистине безграничен. В этом мире много достойных, интересных, прекрасных людей, много света, много красоты. Пока он держит тебя возле себя, словно светлячка, пойманного в банку - он и сам несвободен. Он сам заложник своей собственной тюрьмы. Позволь ему освободиться из нее. Позволь освободиться и себе, и ему...
  
  В голосе Этернити было столько чуткости, мудрости, столько заботы... Джейн казалось, что она полностью понимает ее, как женщина - женщину. Ни с родной матерью, ни с подругами она никогда не была так близка. Как же ей не хватало человека, с которым можно говорить настолько откровенно и по душам.
  
  Этернити взяла ее руку в свою и какое-то время они молча сидели, глядя на усыпанное звездами небо.
  
  Наконец Джейн прервала повисшую тишину:
  
  - Знаете, что еще беспокоит меня? Вы - все те, кто населяют Башню - замечательные люди. Или не люди, я даже не знаю. - Она улыбнулась. - В любом случае вы безумно мне нравитесь. Я говорю это совершенно искренне, от всей души. - Женщина немного помедлила, собираясь с мыслями. - Но мне кажется, в чем-то вы обманываете себя. В чем-то вы переоценили свои силы. Нельзя полностью оторваться от своей природы...
  
  - Почему ты так думаешь, Джейн?
  
  - Еще в первый день, когда я увидела вас - я поняла, что вы были женщиной до того, как обрели тело демиурга. Чутье подсказало мне это. Ваша природная женская мягкость и теплота никуда не ушли. И это очень хорошо, что они остались в вас. Но все-таки было бы лукавством утверждать, что вы изжили в себе пол. Он остался и живет в ваших повадках, в каждом вашем тончайшем движении. Я ничего не знаю о вашей биографии, но чувствую, что вы многое пережили и ваша личная жизнь сложилась не очень просто, равно как и моя. Я не демиург, но тоже многое вижу и понимаю. Может быть, я чувствую даже кое-что из того, чего не чувствуете вы, обитатели Башни. Вы убедили себя, что вы бесполы, что вы переросли человеческую природу и, может быть, даже обманули ее. Но мне кажется, что это не так. Вы живете иллюзией. Пускай очень красивой, но все же иллюзией. И это то, что останавливает меня, удерживает от принятия окончательного решения. Знаете, я много лет проработала в информационно-развлекательном бизнесе, а это - настоящая фабрика по производству иллюзий. Но я безумно устала от них. Мне кажется, иллюзии - это яд, который медленно отравляет нас, разрушает наш разум и нашу душу. Если выбирать между сладкой ложью и горькой правдой - я предпочту правду...
  
  - Ох, милая, - задумчиво вздохнула Этернити. - Что я могу сказать тебе, - она помолчала недолго. - Это замечательно, что ты ищешь правды. И хорошо, что ты прислушиваешься к своему чутью. Часто оно подсказывает нам то, до чего мы не можем дойти одним лишь разумом. Но когда ты пытаешься объять то, чего еще не готова объять, когда слишком полагаешься на свой опыт в тех вопросах, в которых опыта у тебя пока нет - чутье может и подвести. Ведь чутье - это квинтэссенция всех наших знаний и опыта. Это бессознательный способ обращения к ним. Но к демиургам неприменимы те мерки, которые применимы к большинству людей. Мы переросли свою половинчатость, хотя ты пока и не можешь поверить в это. Мы в равной мере развили в себе как женское, так и мужское начало. Они стали для нас неразделимы. Видя лишь какую-то одну грань личности демиурга - ты начинаешь думать, что познала его до-конца, и пытаешься уложить его целиком в прокрустово ложе своих собственных знаний и представлений о людях. И делаешь поспешные выводы, подсказываемые тебе твоим чутьем. В этом случае чутью доверять нельзя.
  
  - Простите меня, если я чего-то не понимаю и веду себя нетактично. Но насчет вас я ведь не ошиблась? - Джейн выжидающе посмотрела на сидящего рядом с ней демиурга.
  
  - Ошиблась, милая.
  
  - И в чем же? В том, что вы были женщиной в своей прежней жизни? Или в том, что ваша семейная жизнь не сложилась, как и моя?
  
  - И в том и в другом, Джейн. Если ты хочешь найти человека с прошлым, похожим на твое - это Арджентум...
  
  Джейн помолчала немного, а потом спросила:
  
  - Простите мне мое чрезмерное любопытство, но кем же, если не секрет, были вы?
  
  - В прежней жизни меня звали Джулиан...
  
  - Джулиан Фогс... - произнесла Джейн, не веря себе. - Да неужели вы - тот самый исчезнувший гений Джулиан Фогс? Значит, вы основали Трансперсоналити Корпорэйшн и создали все это?!
  
  Испещренное узорами лицо сфинкса растянулось в загадочной кошачьей улыбке. Что-то ускользающее, непостижимое виделось Джейн в этом лице.
  
  
  
  Как и было условлено, аэротакси вернулось ровно через две недели. Женщина сообщила пилоту, как связаться с Иваном Банчиным, и сказала:
  
  - Передайте, пожалуйста, моему другу, что у меня все хорошо. Я остаюсь в Башне из слоновой кости по собственной воле. Пусть не беспокоится за меня.
  
  - Хорошо, - ответил антропоид. - Я передам. Но вы уверены, что с вами все хорошо? Вы неважно выглядите.
  
  Джейн была очень бледной и едва держалась на ногах. Она снова провела бессонную ночь и у нее жутко болела голова.
  
  - Да, - ответила женщина. - Я уверена.
  
  Пилот сел в такси, оно поднялось в небо и вскоре скрылось за горизонтом.
  
  
  
  В лесу было темно. Только факелы нервно мерцали, вызывая к жизни причудливую пляску теней: пляску, такую же древнюю, как сама жизнь.
  
  На ложе из бревен и хвороста, крепко привязанная, лежала женщина. Это была Джейн. Ее мраморно-белые руки безжизненно свисали вниз, словно перебитые лебединые крылья. Она была мертва.
  
  Вокруг, в некотором отдалении, стояли люди. Их лица были словно вуалью покрыты плотными паутинами темных татуировок.
  
  Скай стоял среди них. Когда подошла его очередь - он, держа в руке факел, приблизился к телу и взглянул на него в последний раз. Это тело много лет служило ему. Это красивое лицо, которое сейчас было таким осунувшимся и бледным, он видел в зеркале тысячи раз. Глядя на свое прежнее лицо, он хорошо понимал, что чувствовал Рэйн Грэй, однажды побывавший на собственных похоронах. Это чувство нельзя было описать словами. Скай вглядывался в этот мертвый окаменевший лик и не мог ни отойти, ни отвести взгляд. Ему хотелось плакать. Ему было не по себе. Холодные мурашки бегали по его спине.
  
  Наконец по-отечески заботливая рука Этернити тихо легла на его плечо, придав сил. Ближе подошли и Ардж, и Люкс, и остальные, с кем он успел сблизиться за это время. Все они были теперь его семьей. Они стояли за его спиной, и Скай чувствовал, что может на них рассчитывать, что они никогда не оставят и не предадут его. Его собственное лицо теперь тоже покрывала татуировка, а тело не имело пола. Это было очень непривычно. Это сложно было принять. Но Скай знал, что они помогут ему, помогут вновь обрести себя.
  
  Он медленно опустил факел, и облитое горючей смесью мертвое тело загорелось. Огонь быстро побежал по нему, обращая в пепел одежду, опаляя разметавшиеся каштановые волосы, пожирая лицо. Густой столб черного дыма поднимался, кажется, до самых небес.
  
  - Прощай, Джейн... - тихо произнес Скай.
  
  Новые друзья обступили и крепко обняли его. Скай знал, что все они когда-то пережили то же, что и он сейчас: все они умерли и родились во второй раз.
   Больше ничто не связывало его с прошлым. Кажется, Скай вырвался из последней своей клетки, и поднялся высоко-высоко, к самому небу. На душе внезапно стало так хорошо и светло, как не бывало еще никогда.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"