Я бездумно бродил по Дому Мертенса. Иногда я люблю просто так бродить по магазинам без всякой определенной цели. Народу было немного и я проходил мимо фешенебельно одетых манекенов провожаемый подозрительными взглядами продавщиц и охранников. В отделе женской одежды покупательниц было больше и почти все примерочные кабинки были заняты. Проходя мимо одной кабинки я обратил внимание на светлые туфли на каблуках, которые были видны из под занавески. Почему то мне захотелось остановиться, и в это самое время занавеска отдернулась и из кабинки вышла девушка. Я не могу сказать, что чем-то она была примечательна, но я так и застыл, смотря на нее. Она вышла с ворохом какой-то светлой одежды и проследовала прямо к кассе. Я так и стоял как соляной столб посреди зала и все не мог оторвать от нее взгляда. Как во сне я вышел за ней на улицу и спустился в метро, я давно проехал свою остановку, но все не мог ни на что решиться. Наконец на эскалаторе я заговорил с ней и даже попросил у нее телефон. Звали ее Люба и телефон она мне, как ни странно, дала.
На том мы и расстались и я поехал домой, сжимая в кулаке телефон.
Дома я долго ходил из угла в угол и мучительно думал - позвонить, или нет. А что она обо мне подумает. Так я ничего и не придумал и после чашки чаю лег спать.
На следующий день с утра в институте были соревнования по пинг-понгу, я хоть и не самый сильный в команде, но как парный игрок почти незаменим. Соперников из другого факультета мы сделали и после игры как водиться пошли обмывать победу.
Затем незаметно накатили экзамены, в последний момент я с трудом получил зачет по матанализу, затем поднатужился и вытянул сессию без хвостов. Это тоже следовало отметить.
Временами я находил у себя в кармане заветный телефон. И пару раз уже почти набрал номер, но в последний момент рука предательски дрожжала. Так и институтские годы подошли к концу, а я Любе так и не позвонил.
На последних курсах я женился на своей сокурснице Маше, через пару лет у нас родилась двойня и заботы и обязанности по дому совершенно вытеснили прочие мысли.
Иногда я вспоминал ту встречу, но душа уже ленилась искать телефон, и больше тянуло в уютную кухню, к свежеприготовленным котлетам, затем детишки требовали сказку на ночь и дальше начиналась обычная карусель.
-Деда, включи телевизор, сейчас сказка начнется. (Телевизор стоял высоко на полке и Саше с Пашей было до него не дотянуться. Сделано это был специально, чтобы целый день телевизор не смотрели).
Я с трудом нашарил под любимым креслом тапочки, встал и включил им телевизор.
По дороге взгляд упал на книжные стеллажи, и я решил перечитать кое-что из старых книг, остановился, разглядывая корешки книг, и после некоторого раздумья решил взяться за Бальзака. Старое собрание сочинений в коричневой обложке купил в свое время отец в то время, когда достать что-либо, в том числе и книгу была большая проблема. Я взял книгу с полки, дошел до кресла, включил торшер и , предвкушая большое удовольствие, открыл книгу. На первом листе лежала маленькая сложенная много раз бумажка, я ее развернул и увидел там полустертый телефон. Несколько секунд я соображал - что же это может быть, потом горячее чувство вины затопило меня. Это же Любин телефон, телефон той самой девушки, которой я так за все эти годы и не собрался позвонить. Я вдруг понял почему-то, что я немедленно должен набрать ее телефон. Голос разума говорил мне, а вдруг она уже умерла, но я не внял этому голосу, который порой заглушает наши самые верные намерения. Решительно сжав в руке телефон я встал и только повернулся, чтобы идти к телефону, как вдруг острая боль пронзила мне грудь и все вокруг потемнело.
+++
Я медленно поднимался сквозь разноцветные потоки света и мне было хорошо и тепло, очень медленно я снова осознавал - кто я и теплая радость предстоящей встречи заполнила меня.
Вот знакомый порог - сияние света встретило меня и растворило в себе. Где же он, мой друг - вот он, его сияние я узнаю всегда. При виде своего старого друга я весь взорвался искрами радости, как долго мы с ним не виделись. Мы переплелись светом и я почувствовал его вопрос:
- Прошел ли ты теперь?
- Я надеюсь, но узнаю это только при испытании.
Мы не помним наши прежние жизни и только в краткий миг испытания нам дано увидеть все предыдущие жизни, и понять где мы сделали ошибку.
Вот я слышу, вижу и ощущаю легкую вибрацию цвета, вокруг меня медленно вспыхивает сфера испытания и заливает все ослепительным и звучным аккордом света.
+++
Я проснулся. Занимался рассвет. Что-ж, привычка - вторая натура. Сколько раз меня, юного послушника пинками будили жрецы, чтобы я приготовил все для торжественной церемонии. Сколько раз я ворчал про себя, что жертвоприношение можно совершать и на закате и полусонный обматывал голову лентой с письменами, чтобы поднести главному жрецу сосуд с обсидиановым ножом. Потом меня посвятили в младшие жрецы - и как радовались этому родители. Жрец как ни крути второе лицо после бога. И когда я впервые получил от старшего жреца освященный нож и в первый раз увидел из большого круга луч солнца, в моей душе что-то дрогнуло. Вот он бог и мы славим его в момент пробуждения. Что может быть прекрасней? С тех пор я всегда просыпаюсь с рассветом, даже в пустые дни.
Что может быть лучше рассвета для жертвоприношения? В святом городе не вершине пирамиды жрецы избранные богами, ждут когда первый луч солнца коснется круга в центре священных ворот. Эти ворота только для солнца, присутствие человека не должно осквернять божественные врата, люди всегда входят через маленький боковой проем. Вот верховный жрец начинает гимн богам, в то время как послушники подносят сосуды с освященными ножами. Внизу безмолвное людское море ждет, когда свершиться выбор бога, и угодная жертва вознесется вверх.
Я отвлекся от приятных воспоминаний. Что толку вспоминать былое, когда святой город в руках святотатцев, храм на вершине большой пирамиды разрушен и мне уже никогда не стоять там, под самым небом, слушая голос бога. Я огляделся - бедная деревушка в горах, мелкие полуразвалившиеся лачуги, вот мои спутники - последняя горстка преданных воинов еще спят. Мы еле успели отступить, из всего имущества храма забрали только несколько сосудов и лент. Но мы трудились даже в это время не покладая рук. Бог еще может смилостивиться. Нам не хватает благочестия, а может это испытание? Но мы не должны отступать от своих принципов и даже здесь в изгнании мы продолжаем служить богу. Верные люди приводят пленников даже издалека. Главный жрец все ворчал, что у меня рукав грязный. Интересно, в походных условиях, по пять жертвоприношений в день, как это интересно мне сохранить свою одежду в чистоте. Впрочем он всегда ворчит, в том числе и по поводу моего любимого ножа. Это был мой первый нож, но потом на весеннем празднике неумелый послушник выронил сосуд и мой нож ударился о камень, получив выщерблинку на рукояти. Наверное надо было его заменить, но мне он стал еще более дорог. Как удобно он ложиться в руку, я даже чувствую, как он дрожжит перед встречей с жертвой.
Но главного жреца я уже вряд ли увижу - он заболел еще до подъема сюда, и я остался один с воинами. Они хорошие ребята, но ничего толком делать не умеют, травы для наркотического питья и то собрали наспех. Я вижу, что пленники даже в нужный ступор не впали, один вон даже встать пытается.
Я разбудил ближайшего воина, посвятил его в послушники, приходилось торопиться и все делать наспех, а потом сам лично завязал ему голову лентой.
Для священного камня нашли накануне здоровенную глыбу, я нанес на нее письмена, и теперь все было готово. Новый послушник принес мне сосуд с моим ножом, сосуды для сердец я освятил сам тоже накануне, так как иначе не успеть все сделать до рассвета.
Первого пленника положили на глыбу, того самого, который пытался вставать. А то еще время пройдет так он совсем очухается. Я начал песнопения, повернувшись лицом к солнцу. Внизу, за перевалом послышались какие-то звуки. Но сейчас для меня уже ничего не существует - только бог, я, и жертва. Все поплыло перед глазами, вот луч солнца коснулся моего лица, я поднял нож, и .....острой болью пронзило руку. Нож, мой любимый нож вылетел из руки и, ударившись о камень, разлетелся на мелкие осколки.
Все еще находясь в трансе я повернулся к деревне - мои воины лежали без движения, а группа белолицых бородатых людей с длинными палками стояли неподалеку. Я уже видел их, мельком, во время штурма города, некоторые из них были в диковинных блестящих одеждах и сидели на странных животных с длинными волосами. Я слышал потом от некоторых верных людей что эти святотатцы сделали с большим храмом. Ну что-ж , я давно готов к встрече с ними, хоть мне и не удалось принести последнюю жертву, я готов принять смерть.
Один из чужеземцев подошел ко мне, взял меня за руку и повел в деревню, его товарищи что-то ему говорили и размахивали палками, но он довел меня до крайней хижины, Усадил на пол и обрывком тряпки перевязал руку, теперь я видел что с ней случилось - там была довольно неаккуратная дырка. Он дал мне питья и вышел, оставив меня одного. Я откинулся на стенку хижины - что ждет меня теперь. Смерть? Нет никакого смысла меня поить, а потом убивать. Потом этот человек, хоть и имеет странный вид, но опасности от него не исходит.
В тот день я еше несколько раз виделся с тем человеком, он что-то мне говорил, давал мне пить, потом принес поесть. Все это время я думал, что мне делать? Жители деревни слишком малочисленны, чтобы оказать мне помощь - можно остаться и посмотреть что будет, но страх неизвестности грыз мне душу. К ночи я решил бежать. Я сделал подкоп под хлипкую стенку, никто даже не проснулся, и прохладная горная ночь укрыла меня своим темным покрывалом.
Я доживал остаток жизни в горах. Питался кореньями, мясом животных, умер я в маленькой пещере, которую выбрал для жилья.
Да, мне , возможно, следовало остаться, но я так и не решился этого сделать.
+++
Свет свечи падал на фамильное кольцо с сапфиром и на записку, которую я держала в руках.
Как жизнь казалась легка и определенна. Пансион, где строгие монашки обучали вышивке и музыке. Потом родительский дом, матушка вывозила меня в свет почти каждый праздник. Да, я знала, что отец не богат, но все же каждый раз мне шили новое платье, хотя и не у самых модных портних. Наконец нашелся жених, не так чтобы молод, но и не противен. В меру богат, в меру приличен. Мама уже стала сговариваться о свадьбе и вдруг Петер. Он появился на одном из балов бургомистра, одетый в темное платье с кружевами. Мы танцевали один раз, он был почтителен и приятен. Я узнала, что он из обедневшей семьи, но везде принят. Потом второй бал по случаю открытия ярмарки, он читал мне стихи. Я не помню слов. Помню только как замирало сердце от счастья, и вот теперь записка.
Последнее время он приходит под окна по вечерам и в лунные ночи я могу даже пересчитать пуговицы на его жилете. Сейчас только что мне передали от него записку. Да, он знает о свадьбе, но предлагает руку и сердце и предлагает бежать немедля.
Строчки прыгают перед глазами. Вот два пути - один проторенный, признание в обществе, семья, воскресные прогулки. Другой путь во мраке неизвестности, но рядом будет Петер и сердце будет петь от счастья. Но что будет дальше, на сердце тяжело от неизвестности. Я как будто во сне вижу как мои руки разрывают записку. Я гашу свечу и задергиваю шторы.
Через месяц свадьба, Петер уехал раньше, как потом сказали куда-то за моря. Я жила долго, счастливо ли, трудно сказать, но покойно. Дети, внуки, муж дослужился до хорошего чина, в доме был достаток. Уже на старости лет вспомнился выбор юности, так ли я поступила?
Да, теперь видно что не так, но когда мы там внизу верный выбор сделать трудно.
+++
И вот теперь. Третий раз и снова я вижу ошибку - причем опять на том же месте. Ну почему я не позвонил Любе? Ведь сколько раз рука уже держала телефон. Мне обидно, что мне опять не хватило решительности, но больше всего мне неудобно перед другом. Сколько лет он ждет меня чтобы перейти на другой уровень вместе со мной, а я каждый раз спотыкаюсь о тот же камень и меня снова посылают на первый уровень.
Сфера вокруг меня медленно гаснет, тает звон света.
Я поворачиваюсь к другу и готовлюсь извиняться в очередной раз как вдруг искра немыслимого света, моя искра спускается ко мне, мой друг уже принял в себя искру и ждет меня.
-Но как же - говорю я, как же так, ведь я же так не позвонил.
-Твоя решимость в конце твоей жизни была столь великой, что ее засчитали за звонок - сияет друг. Я так рад, что мы идем с тобой вместе.
Приближающиеся к испытанию могли видеть как две сферы света с яркими искрами внутри вспыхнули истиной уровня и исчезли, чтобы появиться в новом месте и новом времени.