Самая обычная московская осень. Резкий ветер в лицо, хмурое небо, лужи на асфальте.
К черту раздолбанный троллейбус, набитый раздраженными, уставшими людьми.
Пешком по бульвару, загребая ногами опавшую листву. Листья взлетают, кружатся в разноцветном хороводе, медленно и плавно опускаются на землю. Запах палых листьев... Тонкий, ни с чем не сравнимый запах осени.
Я бреду, беспричинно и, наверное, глупо улыбаясь. Идущая навстречу девушка покосилась на меня, насмешливо фыркнула, и пошла дальше. Каблучки звонко и четко цокают по асфальту.
Что ж, не многие любят осень.
А я люблю... Не знаю, почему, но... люблю.
Ночные прогулки по опустевшим бульварам... Только ты и звезды, неяркие осенние звезды над головой. Ветер в лицо, шепот листьев под ногами, и тишина, наполненная таинственными шорохами.
Осень...
Маленьким двориком наискосок, мимо старушек, вечно судачащих о чем-то старушек на лавочках. Не гнет их ветер, и не валит буря. Так и будут сидеть, разговаривая обо всем на свете, пока первые снега не загонят их в одинокие, маленькие квартирки.
А вот и мой дом. Два подъезда, пять этажей... Сущий пацаненок по сравнению со стоящими рядом огромными современными громадинами.
Евгений Петрович с третьего этажа опять лежит под своим стареньким жигуленком. М-да, интересно, кто на ком больше ездит...
Компания мужиков забивает козла. Не знаю, как козлу, а столу приходится туго. Мужики приветливо машут руками, но к себе не зовут - знают, что откажусь. Киваю головой в ответ и ныряю в подъезд.
Мне на пятый. Лифта нет, да и не надо, пешком гораздо приятнее. На втором этаже - ряды почтовых ящиков. В моем, как всегда, пусто...
Как ни странно, но лестница - вечное место сборищ всей окрестной молодежи, сейчас совершенно пуста и свободна. Что ж, тем лучше - не надо устраивать кроссов по пересеченной местности среди сидящих тел.
Вот и мой этаж. Два поворота ключа - и я дома. Кот Васька уже ждет у порога. Мурлычет, трется о ноги.
- Что, Васька, рыбки захотелось? - риторически вопрошаю я.
Васька мявкает в том смысле, что да, неплохо бы.
- Ну подожди, дай раздеться.
Куртку на вешалку, ботинки на подставку - и на кухню, провожаемый верным Васькой. Так, достать минтая из холодильника, положить в раковину размораживаться.
Васька нетерпеливо нарезает круги.
- Ничего, ничего, не маленький, подождешь.
Ну, а мы пока переоденемся.
Зайдем в комнатушку, включим компьютер, пусть пока скачает почту. Джинсы и рубашку - долой, где мои верные треники с вытянутыми коленками? Ага, вот они. Ну, и любимую футболку с надписью "Я хочу пива!" Хоти, хоти. Лично я сейчас хочу что-нибудь поесть, и желательно - поплотнее.
Вернемся на кухню и осуществим инспекцию холодильника. М-да, негусто. Боюсь, придется ограничиться яичницей. Ничего, тоже еда.
А Васька, наглец Васька стащил рыбину из раковины, и уже жрет - только за ушами трещит.
- Смотри, не простудись, Васисуалий.
Он дергает хвостом - мол, не учи ученого. И действительно - а что нам, кабанам...
Что ж, яичница - это негусто, но вот чаю мы нальем в любимую полулитровую кружку. Если уж пить - так с размахом...
Возвращаюсь в комнату. Почта уже скачана. Можно посидеть, почитать конференции. Или залезть по Сети на какой-нибудь форум, поприсутствовать незримой, как всегда, тенью...
Нет, сегодня почему-то неохота. Так что придется вам, братцы, обойтись нынче без меня. Надеюсь, скучно вам не будет...
Телевизор... Нет, я смотрел программу, сегодня старых фильмов нет. А смотреть новости, или, паче того, новомодный боевик... Благодарю покорно.
Значит, остается хорошая книжка. Я подошел к полке, ласково провел ладонью по корешкам, вчитываясь в названия.
Стругацкие? Сколько можно, и так уже наизусть знаю.
Рыбаков "Очаг на башне?" Нет, полгода еще не прошло. Да и читать о том, как убивали любовь - нет, только не сегодня.
Дяченко "Долина совести?" Недавно перечитывал.
Громов "Мягкая посадка?" Прибережем для зимнего денька.
Лукин "Катали мы ваше солнце?" Я улыбнулся. Что ж, почитаем про хитроумного Кудыку, озабоченного Докуку, грозного Всеволока. Про несчастное царство берендейское, хоть и расположенное неведомо где, а такое похожее на наше...
Так, свет выключить, а торшер над любимым креслом - зажечь. В проигрыватель - Спэйс Оперу еле-еле слышно. Кружку чая на подлокотник. Ну и, конечно, Васька, наевшийся Васька прыгает на колени, сворачивается калачиком и негромко урчит.
Хорошо...
Неспешно идет время. Тихо тикают часы на стене, шуршат переворачиваемые страницы. За окном сгущаются сумерки, и свет торшера - единственный оазис света в погрузившейся во мрак комнате. Васька притих, дремлет...
И звонок в дверь, как рев стартовой тревоги.
Я резко вскакиваю. Васька с недовольным мявканьем сигает в сторону.
Кто бы это мог быть?
Иду к двери. Ни глазка, не цепочки у меня нет. Да и зачем? Мелкой шпаны я не боюсь, а кому надо - тот и так войдет.
И только предчувствие, неприятное предчувствие холодит мне сердце...
Светлана...
Светлана, соседка с четвертого этажа. Красавица Светлана. Моя давняя и безнадежная любовь. Сколько раз мы случайно встречались на лестнице и во дворе. Сколько раз я молча проходил мимо, сухим кивком головы отвечая на ее приветствия, не в силах... не имея права на большее.
Вьющиеся светлые волосы, нежные овал лица. Огромные темные глаза. Вечернее платье радующим глаз образом облегает тоненькую, стройную фигурку. На ногах - туфельки на высоком каблуке...
Я замираю на пороге, не в силах вымолвить ни слова. И Светлана мелодичным голоском, слегка покраснев, отвечает на невысказанный вопрос:
- Вот, у меня калькулятор сломался. Я слышала, вы хорошо разбираетесь в технике, не могли бы посмотреть? - И она протягивает мне маленькую пластмассовую коробочку.
- Да, конечно, проходите, пожалуйста. - Я сторонюсь, пропуская ее. - Простите, тапочек у меня нет, проходите прямо так.
Вслед за ней я захожу в комнату. Васька, изменник Васька, уже, конечно, пристроился к ее ногам. М-да, хотел бы я поменяться с ним местами... Я закусываю губу. Успокойся, Серега, успокойся...
Включаю верхний свет. Светлана осматривается.
- Какая у вас уютная комната. А сколько книг! И диски... Можно, я посмотрю?
- Да, конечно, чувствуйте себя, как дома.
- Хорошо, - легкий смешок. - Я учту это.
Я кладу калькулятор на стол, достаю набор отверток и тестер. Сейчас поглядим, почему он не квакает... Ага, все понятно. Всего-навсего отошел контакт. Сейчас мы это поправим. Где мой верный паяльник?
За моей спиной стихает печальный и грозный рокот Спэйс Оперы. Начинает играть Энигма.
Я оглядываюсь. Светлана стоит и смотрит на меня. Наши взгляды встречаются, и неведомая сила подымает меня со стула.
Мы встречаемся на середине комнаты.
- Пригласите девушку на танец...
Плывет над городом мелодия...
Плывут ее волосы над моим плечом. Ее рука в моей...
Запах ее волос, блеск ее глаз... Завораживающий, дурманящий блеск.
Губы, ее губы, все ближе и ближе...
Я рвусь изо всех сил, вырываясь, выныривая из бездонного, опасного омута ее глаз. Отпускаю ее руку и отступаю на шаг.
- Я вам не нравлюсь? - обида, совсем детская обида на ее лице...
Держись, Серега, держись... Но признание само рвется из груди:
- Очень нравитесь, Светлана.
- Тогда... почему?
Ну как, как ей объяснить? Нет, я не хочу... Не хочу! Слышите?! Не хочу!!!
- Светлана, я починил ваш калькулятор, можете забирать.
Секунду она стоит, будто не хочет... не может поверить в услышанное. Потом ее глаза наполняются слезами. Как ножом по сердцу...
- Да не нужен мне этот дурацкий калькулятор! Я сама, сама его специально сломала, - ее голос прерывается, она всхлипывает, потом тихо продолжает: - Я... я люблю вас...тебя... Сережа... Люблю уже давно. И вот... - она осекается.
Я делаю шаг вперед, заключая ее в свои объятия. Светлана плачет, уткнувшись мне в плечо, а я... А в душе у меня темная, беспросветная пустота...
Наконец, она начинает постепенно успокаиваться, всхлипывая все реже и реже. Я отстраняю ее, смотрю в заплаканные глаза и, запинаясь, говорю:
- Светлана, Света, Светлячок ты мой, я... Я тоже тебя люблю. Давно... очень давно... с тех пор, как в первый раз увидел тебя. Но... Понимаешь в чем дело, я... Я недостоин твоей... Да и вообще ничьей любви...
Глаза в пол-лица, тихий, прерывистый шепот...
- Почему?
Воздуха, мне не хватает воздуха... Откройте... разбейте эти чертовы окна!
- Потому что я трус. Нет, хуже того, предатель...
Слова... Какое это проклятье - уметь говорить! Слова, как раскаленные, острые камни царапают мне горло.
- Я предал своего отца. Не выдержал, испугался боли. Сбежал...
Она снова подходит ко мне вплотную, кладет руки мне на плечи, требовательно заглядывает в глаза:
- О чем ты?
Я не вынесу ее взгляда... Прикрываю глаза. Метель, огненная, разноцветная метель крутится передо мной. Хрипло, чуть слышно:
- Мой отец заболел, заболел страшно, неизлечимо. Мы можем многое, но эта болезнь оказалась не под силу всей нашей науке. И что самое страшное - боль. Невероятная, немыслимая боль. Ее не снимали никакие лекарства. И единственный способ облегчить хоть немного страдания - это взять на себя часть боли. Только самый близкий человек может сделать это. А у моего отца был только я...
Река, безбрежная огненная река несла меня, покачивая в своих объятиях. И из невозможного далека доносился ее голос:
- Твой отец, он... Он уже умер?
Я открыл глаза. Ее лицо... Нет, на нем не было отвращения. Только любовь и... жалость. И это было последней каплей... С трудом выговаривая слова, я прошептал:
- Нет, еще нет. Время в наших мирах течет по-разному. Там - секунда, здесь - века...
- Наших мирах? Как это - в наших мирах?
Я бережно снял ее руки, ее нежные руки с плеч. Не сводя глаз, отступил на несколько шагов, стараясь запомнить, на бесконечно долгие часы, дни и месяцы боли запомнить это милое, навсегда любимое лицо и тоненькую фигурку...