Пятница. Вечер. Пожалуй, самое прекрасное время для обычного человека. Он честно работал все пять дней в неделю и, наконец, получает честно заслуженные выходные. 'Уикенд', как говорят американцы. Когда можно расслабиться или оторваться - кто чего пожелает. Особенно вечером пятницы - ведь впереди еще целых два выходных. Если не догулял в пятницу, то всегда можно добавить в субботу. Еще останется воскресенье, чтобы отойти от пьянки и поделать кое-какие домашние дела. А можно на все выходные отправиться с семьей или друзьями на природу с палатками. Или заняться любимым хобби, на которое не хватает времени в будние дни. Можно просто проторчать дома с родными и посмотреть с ними кино, ведь после работы мало времени остается на семью...
А что же я? Ну, во-первых, у меня совершенно свободный график. Могу работать подряд месяц или наоборот. Во-вторых, я матерый холостяк и дома живу один. И вот что мне теперь пятница вечер? Совершенно обычный день, как и все остальные - ничего необычного! Наоборот, знание того, что сегодня пятница, жутко мешает работать. Провалявшись в постели до обеда, я заставил себя приступить к тринадцатой главе своего очередного романа, но вот к вечеру муза явно оставила меня...
Как вы догадались, я - профессиональный писатель. Профессиональный не значит хороший, а значит, что этим я зарабатываю себе на хлеб. По крайней мере, пытаюсь. И вот что самое обидное, я всю жизнь мечтал о полной свободе, мечтал быть 'вольным стрелком' - работать на себя и не от кого не зависеть. Делать то, что мне хочется и жить, как сам захочу. И вот, получив это, я остался совершенно один - ни друзей, ни врагов, ни жены, ни семьи. И, конечно, я не получил желанной славы и богатства, о которых мечтал в юности. А стал я заурядным писателем, сижу в своем 'Энске', мучаю днями напролет ноутбук и рожаю максимум две средненькие книги в год. Денег от их продаж едва хватает, чтобы не браться за обычную работу. И вот уже мне тридцать пять лет, а замкнутый круг, в который я себя вогнал, бросив обычную работу десять лет назад, никак не разорвать...
Решив позабыть кризис среднего возраста и, как я почувствовал, начинающийся творческий кризис, я собрался сегодня напиться и забыться. Начав с банки пива, я включил ящик и попытался его смотреть. Но более часа я не выдержал. Как я всегда убеждался, чем больше каналов производит наша 'глобальная машина по зомбированию населения', тем меньше там можно найти чего-нибудь интересного.
Когда опустела третья банка ледяного пива, терпение мое лопнуло. 'Зомби-ящик' выключился, а пульт полетел под кровать - там ему и место. На глаза попался телефон. Подумав, что неплохо бы сейчас позвать сюда какую-нибудь знакомую, может быть даже из моих ярых поклонниц, я полез в телефонную книгу. Но, начав листать, я понял, что хочу просто напиться. А с девушкой этого явно не получится. Либо она уведет меня в какой-нибудь попсовый клуб, либо пьянка превратиться в секс. А не этого мне сейчас хотелось...
И тут я вспомнил, что немного слукавил, когда говорил, что нет друзей. У каждого человека должен быть... нет! Всегда есть один друг, тот, который настоящий.
- Здорова, Григорыч! - радостно прохрипел я в трубку, когда 'алё!' прекратило длинные гудки.
- Здаров, Ссаныч! - ответил мне такой же поддатый голос, как и у меня самого.
Открыв свободной рукой очередную запотевшую банку и дождавшись, когда она перестанет шипеть и капать пеной на диван, я продолжил разговор:
- Вижу по голосу - дела у тебя хорошо! Ты где сейчас и чем занимаешься?
Из трубки раздался сначала приглушенный смешок, а потом:
- Да вот, в баре сижу, пивом наливаюсь, к телке пристаю!
Вслед за его счастливым голосом прозвучал смачный шлепок, потом стук. Было похоже, будто телефон, по которому со мной разговаривали, выронили на пол. Особенно это стало ясно, когда издалека послышался приглушенный мат.
Догадавшись в чем дело, я дико заржал, и чуть было не опрокинул банку. Меня не прельщало удовольствие спать потом на провонявшем пивом диване, поэтому я постарался успокоиться и хлебнуть пива. Но когда после грязного потока матерных слов, снова услышал шлепок, я взорвался нездоровым хохотом. Пиво прыснуло изо рта и даже пошло носом. Я закашлялся, но продолжал смеяться, не обращая внимания на выроненную банку, которая каталась и заливала пивом мой любимый диванчик. Наконец, угомонившись, я поднял банку и вытер рукой лицо.
- Алё! Ты еще здесь? - послышался недовольный голос из трубы.
- Нет!.. Я подавился пивом от смеха и умер!
- Тебе смешно, а эта сучка влепила мне такую пощечину! У меня теперь рожа наверное краснее макакиной задницы! Подумаешь, 'телкой' назвал... И вообще, нехрен чужие разговоры подслушивать...
Я опять рассмеялся, на этот раз, крепко сжимая банку - и так уже половину пролил. Теперь в комнате расцветал сладкий пивной аромат.
- А вторую-то, за что получил? - поинтересовался я.
- Ну... Я ее потом сукой страшной назвал. Она, наверное, обиделась...
Хмыкнув, я сказал по секрету, что любая бы обиделась.
- Слушай, Григорыч! Ты там что, один бухаешь?
- Ага!
- А где же твои музыканты из группы? Забили на тебя? - решил я поиздеваться над старым другом.
Из трубки донесся звук, словно из туалета, когда кто-то там надолго зависает.
- Эти засранцы забили на сегодняшнюю репетицию - у них, видишь ли, семейные дела! Тоже мне нашли отмазку. А одному, знаешь, как-то не играется... Вот, решил в баруху пойти - освежиться добрым разливным. Зацепить кого-нибудь. Только вот какая-то сволочь тут позвонила и всё испортила! Не знаешь, кто это?
- А поехали ко мне! - вдруг пришла на ум эта мысль и сразу же сорвалась с губ.
- Да чего там у тебя делать-то?
- Как чего? - удивился я. - Вискарь бухать! У меня как раз осталась одна бутылочка вкусного шотландского виски...
- Э..., - из трубки повеяло сомнением.
- Одна литровая бутылочка вкусного шот...
- А, ладно! Уговорил, балалайка бесструнная!
Широко улыбнувшись, я подытожил:
- Давай, добивай свое пиво и дуй ко мне! А я пока пойду в холодильник на разведку - на закуску чего-нибудь...
- Если ты там надыбаешь красной икры, я тебя тогда вообще поцелую! - раздался радостный голос из телефона.
Я замотал головой из стороны в сторону, как будто друг мог меня видеть:
- Нет! Нет!
- Чего нет?
- Нет у меня икры!
Григорыч загоготал, - Да ладно, я шучу... Я тебя просто так поцелую!
Было слышно, как Григорыч чокнулся телефоном об стеклянную кружку. Я тоже стукнул банкой о мобильник и хлебнул пива.
- Ну, всё, я полетел.
- Давай!
Прежде чем связь прервалась, я услышал, как друг начал бубнить под нос веселенькую песенку 'Несчастного случая':
- Смотрите, люди, он - Бэтмэн, Бэтмэн! Никто не знал, а я Бэтмэн, Бэтмэн!
...
Спустя некоторое время мой телефон, мирно лежащий на столе, взорвался диким металлом. Такой звонок я мог поставить только на Григорыча.
- Абыр! - раздался безумный возглас из трубки.
- Абырвалк! - ответил я и спросил. - Ты уже внизу?
- Ниже некуда, - пробормотал друг и бросил трубу.
Накинув свой козырной халат с японскими иероглифами, дабы не напугать милых соседей-старичков своими страшными татуировками на плечах и спине, я вышел из квартиры. За много лет после развода я так и не соизволил съездить в контору и переоформить договор по обслуживанию домофона на себя, поэтому мне приходилось спускаться и лично открывать дверь подъезда. С другой стороны, никто не мог просто так зайти ко мне домой, предварительно не позвонив по сотовому. Да и вообще, я чувствовал себя владельцем всего подъезда, когда открывал входную дверь.
Ткнув пальцем на кнопку, подсвеченную красным диодом, я толкнул дверь и предо мной предстал Григорыч со счастливой улыбкой и раскинутыми в сторону руками.
- Ссаныч-Сосаныч! Сколько лет, сколько зим! - воскликнул он и крепко меня обнял.
Я осторожно похлопал его по спине и попытался вырваться:
- Твою мать, Григорыч, позавчера тока бухали после репетиции...
Его руки резко повисли по бокам, словно увядшие плети, и он пробормотал:
- Вот ведь сука! Мог хотя бы сделать вид, что тоже рад меня видеть...
- О, мой милый друг! Я так счастлив видеть вас снова! - почти пропел я и бросился ему на шею в духе разыгравшегося театрального актера.
- Я твой герой, пупсик! - воскликнул кореш и практически потащил меня вглубь подъезда.
Какие-то молодые женщины, скромно стоявшие за спиной Григорыча, раскрыли рты и, похоже, передумали заходить в подъезд сразу за нами. А мы неторопливо начали подниматься по лестнице, напевая 'вот я откинулся, такой базар-вокзал...'.
- Разувайся дальше, в общем коридоре у меня грязно, - сказал я, закрыв за пьяным другом дверь в коридор.
Григорыч уперся лбом в стену и, снимая пыльные ботинки, пробормотал:
- Да, я помню - курить в туалете, блевать на балконе...
Серьезно задумавшись, он остановился на втором ботинке, - Или наоборот?
Проследовав на кухню, где нас уже ждала заветная бутылка виски и нехитрая снедь, вроде бутербродов с семгой, оливок и грибов, я достал из шкафчика пару стаканов и полез в холодильник за льдом.
Кореш же деловито зашел в спальню, откуда играла приятная музыка 'Наутилуса' и сел за компьютер. Бормоча себе под нос что-то вроде 'мясо давай!', он начал яростно щелкать мышкой в поисках металла на просторах моих жестких дисков.
В кухню он завалился по аккомпанемент 'As I Lay Dying'. Хорошо, что еще не догадался врубить звук на полную громкость - мои соседи и так уже вешались от моего ночного образа жизни.
- Наливай! - разрешил он мне, благосклонно махнув рукой, и развалился на стуле.
Сев напротив него, я открыл бутылку и разлил золотистый напиток по низким граненым стаканам с кусочками льда на дне. Передав один из них другу, я поднял свой.
- Ну... за встречу!
- Чирс! - кивнул кореш.
Зазвенев стаканами, мы одновременно опрокинули их и стукнули по столу. Я тут же схватил ломтик лимона с блюдца, а Григорыч отхлебнул сока из бокала. Не любил он закусывать - любил запивать.
- Хорошо пошла! - крякнул я и разлил по второму.
- Гарный самогон! - подтвердил он и схватил бутерброд со стола.
Кореш откусил добрую половину, поднял стакан и попытался произнести тост, щедро сыпля крошками изо рта:
- За наш 'Алкогольный клуб'!
- Не сломил его ни универ, ни работа, ни бабы! - поддержал его я.
- Точна!
После второй мы немного 'притормозили' с алкоголем, и у нас началась интересная беседа.
- Жить - хорошо, - философски заметил друг, накалывая на вилку шампиньоны.
- Да! Но всё равно в этой жизни чего-то не хватает...
Грибы остановились на полпути ко рту - его хозяин решил продолжить мою мысль:
- Ага! Не хватает как всегда денег и девок!
- Ну, - усмехнулся я, - Денег никогда не бывает много... А девки вот уже где сидят!
Я провел рукой на уровне лба, показывая, насколько они меня уже достали.
- Ну, а что тогда? - удивился Григорыч, смачно пережевывая грибы и осматривая стол в поисках новой жертвы его желудка.
Почесав небритый подбородок, я задумался, но ход моих размышлений прервала одна мысль 'что за гадость он поставил?'.
- Блин, Григорыч! Нафига ты эту хрень включил?
Вместо ответа, он сделал страшное лицо, почти как у вокалиста 'Dimmu Borgir' и подпел гроулингом под песню 'Falling upon deaf ears', которая сейчас сотрясала мою квартиру.
- Пойду я 'Квинов' поставлю, - не выдержал я и пошел в спальню.
- Уж лучше 'Чайфов'! Я тебе тогда еще подпою! - донеслось из кухни.
Подумав, что лучше переживу как-нибудь сегодня без вокала друга, хоть и поет он хорошо, я нашел сборник лучших хитов Фредди Меркьюри и запустил его. Возвращаясь на кухню, я захватил пачку Кэптана и пепельницу.
- Вот сука, опять будешь мне дым в лицо пускать! - занервничал кореш, увидев сигариллу в моих зубах.
- А то! - Я широко улыбнулся, усаживаясь на стул и чиркая зажигалкой. Из спальни, лаская слух, зазвучал приятный голос Фредди, поющий 'I want to break free'.
Отмахиваясь от клубов сизого дыма с ароматом вишни, Григорыч налил шотландского самогона. Выпив, мы продолжили беседу:
- Так вот, о чем это я хотел сказать... А, да. Мы ведь не об этом думали десять лет назад, вспомни.
Задумавшись, кореш снова наполнил стаканы, умудрившись дважды пролить виски на стол. Потом он махнул рукой:
- Кто старое помянет - тому глаз того!
- Нет, ну правда! Мы тогда решили, что будем жить, как захотим. Я хотел стать писателем, а ты - стать музыкантом...
- Ну так, мы и стали, кем хотели! Моя группа уже записала пять альбомов, и мы гастролировали по стране уже раз десять! Ты что забыл, как мы зажгли, когда выступали в Новосибирске на разогреве 'Чайфов'! - заявил он, 'ударяя себя пяткой в грудь'.
Схватив стакан, я резко опрокинул его, закусил лимончиком, и выпалил, словно поймал его на слове:
- Вот именно! На разогреве!
Пожав плечами, кореш, последовал моему примеру. Я продолжал наседать на него:
- Мы хотели стать знаменитыми людьми! А стали непонятно кем. Ни славы, ни денег... И надежды на лучшее уже нет. Дальше, только всё хуже...
- Да, точно... Продюсер недавно от нас отвернулся, сказал, что мы - полный отстой, кучка бездарностей и алкоголиков. Что мол, все наши пусть и небольшие успехи, только благодаря ему и его связям... И что неприятно, мне начинает казаться - он был прав. Теперь концерт в Саратове обламывается. Надо искать нового продюсера... Жопа полная! - Кореш так сильно сдавил бутылку, что я побоялся, как бы она не лопнула.
Подставив ему стакан, я решил, что моя очередь поплакаться в жилетку и пожаловаться на свою жизнь:
- А меня критики так обосрали недавно, типа я пишу совершенно одинаковые книги, что сюжет у меня совершенно предсказуемый и неинтересный. 'Списался!' - заявил один из этих гадов. Да я и сам это понимаю, когда писательство перешло из разряда хобби в профессию, и я уже стал гоняться за деньгами, романы пошли чисто коммерческими. И самое страшное, что я уже не могу писать, как раньше, с фанатизмом... Я помню, как двое суток не спал и почти ничего не ел, когда из меня буквально ключом бил сюжет! А сейчас я с трудом выдавливаю из себя каждое предложение... Мне это чем-то напоминает поход в туалет - особенно то, что результат писанины очень похож на говно...
- Да уж.... И у тебя получается говно, и у меня тоже говно!
- Вот и жизнь наша - говно!
Мы оба замолчали и задумались. А что если снова всё изменить, как тогда - в двадцать пять? Только теперь в обратную сторону? Но тогда получится, что мы всё сделали зря... Что мы ошиблись... Такие ошибки очень сложно признавать!
Схватив друга за плечо, я посмотрел ему прямо в глаза и сказал очень серьезно:
- Как ты думаешь? Может быть, нам не поздно вернуться к нормальной жизни? Найти хороших баб, таких с кем можно было завести детей и прожить остаток жизни в мире и покое...
Широко раскрыв глаза, Григорыч жутко удивился:
- И что? Ты продашь свою 'Хонду', и не будешь гонять по ночам без шлема?
- Возможно... Не это главное. Главное сейчас сделать выбор пока еще не поздно! Вот бы судьба дала бы нам знак: оставить всё как есть, и пытаться дальше осуществлять наши мечты или сменить образ жизни и стать нормальными людьми...
Григорыч усмехнулся, - А давай сыграем в русскую рулетку!
Сильно затянувшись, я выпустил струю дыма прямо в лицо друга и хлопнул вискаря.
- А что! Это идея! - глаза мои сверкнули дьявольским огоньком.
- Ты что, серьезно? - спросил кореш, отмахиваясь от сизого облака.
- Ну да. Берем револьвер, заряжаем одним патроном, раскручиваем барабан. Глоток виски и спуск курка. Если виски кончится, и мы остались в живых - значит, оставляем как есть. Если одному из нас попадется пуля в барабане - другой полностью изменит свою жизнь! Значит, судьба дает ему второй шанс! А помрем - так помрем! Нам терять нечего...
- Охренеть! Это ж полный писец! - выпалил Григорыч.
- А где мы возьмем револьвер? - тут же загорелся он.
Хитро улыбнувшись, я захоронил бычок в пепельнице и подмигнул корешу.
- Идем...
Поднявшись, я шатающейся походкой вышел из кухни и направился в спальню. Друг прихватил с собой бутерброд с семгой и проследовал за мной, кромсая его на ходу и оставляя на полу крупные крошки. Почти как в сказке 'Гензель и Гретель'.
- Вот... 'Смит энд Вессон', не хухры-мухры! - торжественно произнес я, вытаскивая из шифоньера обувную коробку.
- Ммухры-ххухры, - пробормотал кореш, открывая коробку и являя свету тяжелый бумажный сверток. Позабытый покусанный бутер остался мирно лежать на ковре, дожидаясь, наверное, тараканов или крыс. Или опомнившегося Григорыча.
- Отдай сюда! - воскликнул я, забирая обратно у него опасный предмет.
- Пушка - детям не игрушка! - изрек я мудрую фразу и подкрепил ее поднятым вверх указательным пальцем прямо перед носом друга.
Пока Григорыч решил обогнать тараканов и начал охотится на уроненный бутерброд, я осторожно развернул сверток и достал свою самую ценную вещь, что хранилась в моей хате. Настоящий 'Smith&Wesson' 1920 года выпуска! Наверное, стоит кучу бабок, но я его никогда не продам - это ведь подарок, причем стопроцентный раритет.
- Ни хрена себе, - прохрипел кореш, опять роняя вожделенный кусок хлеба с семгой на радость тараканам, когда увидел в моих руках сверкающий полированным металлом длинноствольный револьвер.
- А он настоящий? - в его глазах мелькнуло сомнение.
- Сейчас мы это выясним, - заверил я его, отдавая подержать оружие. Где-то в другой коробке завалялись патроны к нему.
- Ну-ка, вертай в зад! - воскликнул я, когда нашел несколько заветных смертоносных цилиндриков.
Хитро посмотрев на меня, Григорыч так ласково погладил ствол, что я невольно понял его извращенские мысли.
- Ахтунг! - вовремя сказал я и отнял у него револьвер. - Опять, сука, пересмотрел Грегга Араки?
В ответ он лишь глупо улыбнулся и пожал плечами. А я ловко открыл барабан и, засунув один патрон, закрыл обратно. После чего осторожно большим пальцем взвел курок и начал озирать окрестности в поисках мишени. Тут мне пришла в голову мысль, кстати, очень хорошая - если я выстрелю, сюда приедет милиция и будет долбиться в железную дверь. Я, конечно, им не открою (ну вот почему-то я 'слегка' недолюбливаю наших блюстителей), но шума будет много. Однако мой блуждающий взгляд уперся в пару подушек у изголовья кровати, и мое благородное лицо обезобразила подлая такая улыбочка.
Схватив одну подушку, я нахлобучил ее на другую и приставил к ней дуло револьвера.
- Готовься к смерти, жесткая сволочь! Получай за бессонные ночи! - воскликнул я и нажал на спусковой крючок. Григорыч хотел что-то сказать, но было уже поздно. Раздался приглушенный хлопок, и комната превратилась в волшебную новогоднюю сказку. Где-то от потолка, кружась в веселом танце, вниз спускались снежинки-перья и мягко оседали на всех предметах, включая нас. В воздухе необычно запахло порохом.
- Писец, - пробормотал Григорыч и сел на ковер.
А я продолжал заворожено смотреть вверх на ночное небо-потолок и наблюдать за сказочным перьепадом.
- Откуда у тебя это? - спросил кореш немного отрезвевшим голосом.
- А? - я сначала не понял.
- Знакомый подарил, - продолжил я, когда посмотрел на его удивленную физиономию.
Друг продолжал сидеть на полу и с недоумением смотреть на меня, поэтому я счел необходимым добавить:
- Татуировщик один подарил... Сказал, что я сделал ему очень неплохую рекламу, когда описал его салон в одной из своих книг...
- А..., - подтвердил он и заворожено посмотрел на дымящийся ствол револьвера.
- Айда на кухню, - сказал я и вышел из спальни.
- Раз такое дело, - промямлил Григорыч и протянул свои загребущие руки к моей драгоценной мышке.
Уже на кухне я услышал быстрые переборы 'Dark Tranquillity' и кивнул головой. Наконец-то он поставил что-то подходящее ситуации...
- Наливай... и... заряжай, - сказал кореш, усаживаясь напротив меня и подвигая стаканы в мою сторону. Я удивился его серьезности, но, ни сказав не слова, положил оружие на стол и схватил бутылку виски.
Разлив сей благородный напиток, я достал новый патрон 38-го калибра и посмотрел на револьвер. Григорыч поднял граненый стакан и поднес его к носу, словно хотел напоследок понюхать божественный аромат шотландского виски. А я закурил очередную сигариллу - может быть, тоже напоследок...
...
Забычковав свою отраву об грязное стекло пепельницы, я поймал взгляд Григорыча. Он вроде бы с укором смотрел мне в глаза, но в тоже время куда-то дальше через меня. Словно ловил свои лихорадочные мысли и пытался понять - что у меня на уме.
- Кто будет первым? - осторожно спросил я, поглядывая на оружие, мирно лежащее возле бутербродов. Пока мирно лежащее...
- Подбросим монетку, - предложил Григорыч и полез в карман за мелочью.
- Чур, я - орел! - сказал он и подбросил к потолку пятирублевую монету. Ловко поймав ее правой рукой, он хлопнул ею об стол и медленно поднял ладонь. Решка...
Пока кореш соображал, не отрывая взгляда от монеты, я быстро схватил револьвер и покрутил барабан. После чего приставил дрожащей рукой дуло к виску. В левую руку, будто сам по себе, прыгнул стакан. Я подумал, что это будет самая необычная закуска в моей жизни - свинцовая...
Раскрыв рот от удивления, Григорыч уставился на меня. В его глазах я прочитал сомнение, нет, даже отрицание. 'Нет, ну, в самом деле, не стоит этого делать...'.
- Один к шести, Григорыч! Не такой уж плохой шанс! - бодро проговорил я, но всё же дрожь была слышна в моем голосе.
- Слышь, я тут подумал, - начал кореш, но я резко его перебил. Я знал, что он хочет сейчас сказать.
- А если попадется этот 'один', ничего же не успеешь почувствовать, правда?
- Ну...
- Мне кажется, тебе будет даже хуже чем мне! Менты будут долго докапываться, может, и по судам затаскают!
- Вот сука! Давай уже не тяни! - сорвался Григорыч.
- Да, точно. Что-то я сильно оттягиваю конец!
Кореш усмехнулся, но ничего не сказал.
- Твоё здоровье! - подколол я напоследок старинного друга и опрокинул стакан. Прохладная жидкость прошла через горло, слегка обжигая его, но оставила приятный привкус на языке. Я громко стукнул стаканом и выкрикнул, обрызгивая смесью виски и слюны стол передо мной и частично Григорыча:
- Пошла ты на хрен, судьба!
После чего я попытался надавить пальцем на спусковой крючок, но он словно воспротивился воле хозяина. Словно палец понял - хозяин сошел с ума, и хочет их уничтожить. С трудом преодолевая невидимый барьер, моя воля всё же нажала на крючок. Курок взвелся, и боек стремительно полетел на роковую встречу с капсюлем патрона...
Мои глаза смотрели прямо перед собой, но в тот короткий миг я не увидел ни стола, заваленного полупустыми тарелками с простой закуской, ни ужасного взгляда кореша. Вы, наверное, сейчас подумаете, что мол, вся жизнь пролетела у меня перед глазами вся жизнь и всё такое. Ничего подобного! Такое бывает только в кино, ну или в книгах каких-нибудь. То, что я увидел перед собой, так это лето! Нет, не просто лето, а один из дней лета - мой самый счастливый день. Увидел, что я лежу на пляже под палящим лучистым солнцем, после того как немного поплавал в прохладной воде... Увидел красивую девушку, которую я нежно, но крепко обнимаю. А она так смешно, с улыбкой прикрыла глазки, может, от яркого солнца, а может, из-за меня... Очень похоже на то, когда мы закрываем глаза при поцелуе... Тогда я понял, что безумно люблю ее... И зачем я потом всё порвал только ради одной мечты в жизни, превратившейся в цель, или даже в навязчивую идею - стать писателем...
Громкий металлический щелчок вывел меня из власти образов, и я вернулся в холодную реальность. Легкие с шумом выпустили огромное количество воздуха, рука, сжимающая револьвер, бессильно упала на стол. Дрожащими пальцами я выхватил стакан сока из рук друга и, как мне показалось, одним глотком осушил его до дна. После чего попытался вытащить сигариллу из пачки, но ничего не получилось. Одна рука слишком сильно ее сжала, а пальцы другой никак не могли зацепить кончик пластикового мундштука, игравшего роль фильтра. Закурить удалось лишь после того, как я в панике вытряхнул всё из пачки.
Безмолвно наблюдая за моими нервными действиями, Григорыч не спеша наполнил свой стакан. И, отставив пока его в сторону, он взял в обе руки револьвер. Какое-то время кореш просто разглядывал оружие. Так мы и сидели минут десять, а может быть и больше: я часто пускал дым перед собой, а друг вертел в руках револьвер.
Наконец, Григорыч раскрутил барабан и медленно приставил ствол к голове, потом поднял стакан. Теперь уже я захотел что-то ему сказать, но осекся на полуслове, когда он выкрикнул что-то матное и нечленораздельное.
Холостой щелчок. Друг бросает оружие на стол и хватает обеими руками сразу несколько сигарилл. Роняя большинство, он все же умудрился засунуть одну из них в рот и закурить. Я подумал, что теперь, после этой ночи, он точно начнет курить...
- Твоя очередь, - тихо произнес друг сильно севшим голосом, когда прокашлялся после первой затяжки. 'Кашель - не самое страшное. Вот когда дым случайно попадет в глаз и заставит его прослезится...', - подумал я об отвлеченном, хватая нашу рулетку смерти. Или рулетку шанса... Русскую рулетку...
...
Меня разбудила знакомая до боли мелодия. Мелодия, которую я ненавижу вот уже более десяти лет. Это был гимн Российской Федерации. Нет, не подумайте, что я не патриот, всё гораздо проще. Соседи сверху каждый день ставят свой будильник ровно на семь утра, и он пищит таким противным звуком, что способен сделать ненавистной любую хорошую мелодию. Я почувствовал дикую головную боль, а этот проклятый гимн старался ее усилить.
Уж лучше бы металл, который ставил кореш... А кстати, как он себя чувствует?
С трудом продрав глаза, я понял, что сижу за столом, опершись подбородком об сложенные руки. Кряхтя, я поднял голову и увидел перед собой пустую бутылку виски, а за ней мирно спящего Григорыча. Он, похоже, использовал вместо подушки тарелку из-под любимых бутербродов.
- Да... Хорошо вчера посидели, - прохрипел я сведенным от сушняка и табака горлом, но тут мне на глаза попался сверкающий полированным металлом 'Смит энд Вессон'. Внезапно я вспомнил, чем продолжилась наша пьянка...
- Судьба говорит: быть нам и дальше раздолбаями! - торжественно произнес я и подкрепил слова кулаком по столу. Стаканы весело звякнули, подпрыгнув над скатертью.
- Ау! Григорыч! Ты слышишь? Очнись и пой!
В ответ лишь молчание. Этот говнюк даже не хмыкнул и не дернулся. Тогда я решил перейти на экстренные меры. Сделать то, от чего он в любом состоянии вскочит и начнет смешно суетиться. Сложив руки рупором, я громко закричал:
- Рота! Подъем!
Странно, он по-прежнему дрыхнет... Видно хороший был вискарь, или на него так крепкий табак подействовал?.. Спит мертвым сном. Мертвым...
Я резко вскочил и бросился к корешу, чуть не упав по дороге - отекшие ноги не сразу поняли моего порыва. И тут я заметил, что лицо его лежит в тарелке, заполненной мутной разноцветной жидкостью, в которой угадывались кусочки вчерашней еды...
- Григорыч? - тихо спросил я не своим голосом и осторожно поднял его голову. Глаза друга оказались полуоткрытыми - под опухшими веками мрачно заблестели белки. Изо рта и носа потекла тоненькими струйками та же мерзкая смесь, которая была в тарелке. Меня вдруг самого вытошнило на стол, может быть, из-за мерзкого запаха, а скорее от осознания, что мой лучший друг мертв. Он был так близок от смерти с этим проклятым револьвером, а умер, захлебнувшись в собственной рвоте...
- Что ты этим хотела сказать мне судьба? Или ты просто издеваешься надо мной? - прокричал я, прокашлявшись. Выступившие на глазах слезы помутнили изображение.
- За что же ты так его? Нет, это я виноват. Я его убил. Какой же я дурак! - воскликнул я, схватившись за голову.
- Что же мне делать теперь, скажи судьба! Я должен измениться? Стать нормальным гражданином? Завести семью и всё такое? Это ты мне хотела сказать? Вот что тебе нужно было сделать, чтобы образумить меня? - указал я на мертвого друга, который сидел, запрокинув назад голову и закатив глаза. А его ехидная улыбочка словно говорила мне: 'Что, Ссаныч? Получил, чего хотел?'.
Взгляд мой прошелся по столу и остановился на никчемном предмете. Подняв трясущимися руками револьвер, я открыл барабан. Из него издевательски сверкнул целый патрон и спросил: ' Что, Ссаныч? Сыграем еще раз?'. Подкрутив барабан ровно патроном под ствол, я со стуком захлопнул его.
'Никаких больше игр!'. Положив палец на спусковой крючок, я поднял револьвер на уровень головы. Рука затряслась, и ствол заходил из стороны в сторону. Тогда я схватил дуло левой рукой и приставил его к виску.