В последнее время жизнь моя стала очень рассеянна и непредсказуема.
У меня поселились гостьи.
Они ходят по комнатам - им все интересно и забавно! Они, без спроса, присаживаются за старое, черное фортепьяно и берут странные, щемящие сердце аккорды и, вдруг, бросают. Они снимают со смехом, как шелест листьев, со стены гитару, и я слышу их пение и замираю. Они движутся в удивительных танцах, и их одежды, их цветные наряды рисуют в воздухе волшебные узоры. Я боюсь смотреть на них - так они восхитительно прекрасны.
Их глаза изменяются под их настроение - то они черные, бесконечные и завораживающие, то пронзительно синие, а то карие, как мокрые камни.
Они Богини, они Музы.
Люди религиозные именуют их дочерями Тьмы, но это от скудости ума. Тьма гнездится внутри нас, в наших умах и сердцах. Внешний Мир состоит из Света и не имеет тьмы вовсе.
Античные греки насчитывали их девятерых, но у меня их двенадцать. К тем девятерым пришли еще и Муза рисунка Эос и две ее сестры - Муза игр и Муза загадок.
Эти гостьи своенравны, но и всемогущи и щедры. Как они капризны, порой.
Они меняют окружающий мир, подобно юным девушкам, переменяющим наряды.
В прихожей моей теперь растет старый дуб и заваливает проходы желудями, а в гостиной течет бурный ручей и, кажется, что с наядой, а там, где прежде была кухня, обрывистый берег океана с парусами в тумане, на горизонте.
С потолка светит созвездие Ориона и что-то обещает. Зовет.
Так нравится им, гостьям.
Они требуют внимания, они хотят развлечения.
Нельзя смотреть на них в упор, и, если вы мужчина, бойтесь подглядывать за ними или еще чего - влюбиться в одну из них. Они убьют вас своим ледяным дыханием космоса. А если женщина, не мните стать им сестрой - у них вместо сердец звезды, и наша любовь им смешна.
Они говорят: "Делай!"
И я служу им по мере сил.
... ... ...
Глава первая, в которой автор просто болтает, просто, как японец на ярмарке.
В надменное, как от века непокоренная человеком скала, в сияющее правдой и в тихое, как загробная жизнь, правительственное здание вошел самый простой посетитель.
Здание это было - налоговая инспекция, а посетителем был Сергей Косточкин, частный предприниматель.
Он был лет так тридцати, неплохо сложен, брюнет и имел, что нынче редкость, умное лицо.
Попав внутрь учреждения и занырнув в течение таинственных для людей с улицы коридоров,
наш посетитель, господин Косточкин почувствовал мигом всю свою ничтожность и помехообразность. Он был тут лишним, он нарушал. Лучше - было уйти.
Но он не ушел.
Двери кабинетов открывались и выпускали из недр своих отлично одетых дам разных возрастов, но отнюдь не старых, с лицами озабоченными и таящими мысли нужные для страны и народа. Дамы эти строго и величаво переходили в другие кабинеты, и иные там исчезали с концом, а некоторые вновь выходили в коридор. Причем лица у них заботы не лишались.
Посетители или, как иногда говорят, "клиенты" стояли вдоль стен, и сидели на топчанчиках, и бегали туда-сюда, но дам вопросами не беспокоили. Хамить было страшно - все-таки, государство! Они ждали. Они терпели. Им было нужно.
Нашему посетителю Косточкину, видимо, тоже было нужно, и он, с трудом добившись правды у местного завсегдатая, веселого старичка, занимающегося, с его слов, травлей клопов, тараканов и муравьев и других быстроплодящихся соседей-животных, и всё в соответствии с действующим законодательством, отыскал нужный кабинет и занял очередь на прием к специалисту.
Ждать пришлось не долго.
Дверь кабинета отворилась, из нее вышел потный мужчина с инфарктным лицом мученика за правду и страдальца за справедливость - эта маска выдавала в нем человека в налоговой инспекции бывалого - издал то ли всхлип, то ли стон и быстро удалился в сторону отделения Сбербанка, как будто случайно жмущегося за углом.
"Войдите!" - произнес ровный женский голос, и господин Косточкин зашел.
... ... ...
Я люблю государство. Я люблю его важную неторопливость и строгость мыслей. На государственную службу стремится попасть, говоря языком Грибоедова, "сок лучшей молодежи", а уж те, кто служит давно - у! Это уже и не сок, а вино, и даже крепче. Портвейн и херес ни что, по сравнению с их беседой.
Хмелеешь от простого присутствия.
Давным-давно, когда я только закончил школу и был беззаботным балбесом-студентом, как-то, прогуливая лекции по термодинамике, я встретил школьного приятеля. Мы поговорили о новых фильмах и музыке, и на прощание он сказал: "А помнишь Маринку из "Б"? Она не "прошла" в универ и теперь устроилась в мэрию, в секретариат, что ли. Зайди".
Я никогда до того не был в мэриях, и мне было любопытно, делать было особенно нечего, и я
пошел повидать Маринку.
В секретариате я спросил, как мне увидать Марину К..., и, не успев закончить фразы, остолбенел. Я увидел ее - она, как-то застенчиво улыбаясь, поднялась из-за стола и пошла между подруг-коллег ко мне. Да, она, но она совсем другая! Не та худенькая девчонка из школы, смешливая приятельница, а поразительно красивая девушка с молчаливыми глазами, у которых ресницы невыносимо щекотали вам душу, а грациозность движений и ног и рук заставляла забыть все на свете и тупо наслаждаться.
Мы прошли в буфет, и я чем-то ее угостил, на что нашлось в кармане, а она спрашивала меня, что вообще новенького, а важные люди кругом, люди мэрии, люди государства важно сидели, пили и жевали.
И строго слушали нас. О чем мы тут говорим.
Это было потрясающе - ощущать себя влюбленным по уши в красивейшую девушку и разговаривать с ней о пустяках.
В мэрии.
А потом мы отошли в торец коридора и уселись на подоконник. И продолжили болтать ни о чем. И смеяться. И посматривать друг на друга. Мы оба понимали, что я влюбился, а ей это приятно.
В коридоре появился высокий, седеющий мужчина одетый точно, как мэр. Он весело прищурился, поглядев на нас, и сказал: "Марина, будь добра, когда закончишь со своим молодым человеком, приготовь мне форму пять "А"".
И на меня приятно пахнуло дыханием власти.
Особенно, это "своим молодым человеком".
Особенно, "своим".
Вероятно, эти воспоминания делают меня не объективным.
Мне обидно - как много больных разумом людей в средствах массмедиа слюняво позорят наше государство, выставляя напоказ свои болезни. Как? А вот так.
Представьте: молодой человек говорит с девушкой о своей любви к ней.
"Маша! Я так тебя люблю! А Джейн люто ненавижу! Барбару презираю и тоже ненавижу! Оксану убить готов!"
Вероятно, Маша отодвинется от такого кавалера.
Скорее всего, эти больные люди просто и не любят Машу-Россию, и даже ее боятся. И ее и государство. Они чувствуют, что это государство - садовый секатор в жилистой руке народа, и он вот-вот отрежет им их мохнатые душонки, растущие известно где, и их отправят доживать свой пошлый век с "потерянным лицом" в зоопарк истории.
Да, страшно быть поколением с "потерянным лицом".
... ...
Специалиста, который принимал господина Косточкина, звали Светлана Васильевна Болдырева. Была она молода и хороша собой, что и в налоговой службе отнюдь не помеха. Специалистом она была толковым, черта чисто женская: аккуратность и терпение - вот, что нужно, чтобы получать сытную зарплату майора налоговой инспекции.
Женщинам удобно заниматься разными кропотливыми делами: вязать шапочки и носочки, гладить утюгом белье, отмерять стаканчиком муку для русских пирогов и терпеливо растолковывать ушастым третьеклассникам произношение английского "З" вприкуску, чтоб звучало, как в Лондоне.
- Почему же нужно блокировать счета, я плачу все налоги, - со страстным упором на "плачу" объяснял свое недовольство господин Косточкин.
"Какое приятное лицо, и, кажется, умная - мужу повезло", - думал он между тем.
"И мужа нет, и личной жизни нет, ничего нет, а они, мужчины, ходят где-то и только нарушают регламент", - вертелось в голове Светланы Васильевны.
- Поступили сигналы, что ваше предприятие производит продукцию не соответствующую заявленной. Якобы, ваша продукция позволяет совершать хищение электроэнергии, и нами заведено дело.
- Бред какой-то! Я выпускаю товар простой, как утюг! "Умная стена" называется. Никакую энергию она не ворует, а преобразовывает. Ведь не запрещено выпускать калориферы?
"Вредный и упрямый. И то, что симпатичный, даже раздражает. Требовательный. Как его жена терпит?"
Была раскрыта страница дела номер...
"Кто в своем уме женится на таких? Ноги-волосы-помада. Кто вообще женится? Это же сумасшедший дом. Для двоих".
- Сигнализируют, что ваша стена выдает энергию бесплатно. Это как? Объясните.
- Послушайте, - господин Косточкин покосился на бейджик, - Светлана Васильевна, мы живем в мире, насквозь пронизанном энергией: тут и радиоволны, и видимый свет, и нейтрино, и волны вакуума. Я просто удачно подобрал добротный контур, и моя умная стена, резонируя, выдает и свет и тепло. Где и что я украл?
"Изобретатель. Интересно, ходит ли он с женой хотя бы в магазины? Бедная! Он ее, наверное, и не любит!"
"Только извращенец и негодяй способен заниматься сексом с офицером налоговой службы!"
- Вам следует обратиться в Ростехнадзор и получить заключение или лицензию. До того ваши счета будут заблокированы.
"Вредная сука!"
"Еще придешь ко мне!"
Господин Косточкин раздраженно поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета, а потом и на улицу.
А специалист Светлана Васильевна подкрасила губы, сердито кинула косметичку в ящик стола и сказала ровно и громко: "Следующий!"
Взаимная неприязнь повисела невидимым облачком в кабинете и рассеялась.
Сергей Косточкин был еще некоторое время сердит на налогового специалиста Светлану Васильевну, особенно же сердит из-за того, что у нее, как нарочно, была прекрасная фигура.
Но в дороге развлекся. Он любил слушать радио.
Светлана же Васильевна тоже слегка разнервничалась.
Она, я уже говорил вам, была молода, но лично одинока, и при этом с ребенком - маленьким сынишкой. Как она его завела? Поверила вот такому же "изобретателю" отношений. Он был таким искренним, таким надежным, а потом оказался бабником. Вруном. Это было противно.
Урок был усвоен: все мужчины, кажущиеся вам симпатичными, - вруны.
А этот, такой представительный, приятный, с таким приятным баритоном, наверняка, подлец.
"На колени, подлец!" - кружилось у нее в голове несколько секунд.
"Подлец, врун и бабник! Мой".
И она почти видела, как величественно ставит свою ногу на покоренную голову, как львица свою лапу на шар-игрушку.
И она занялась делами.
... ...
Светлана Болдырева была милая, современная и неглупая девушка. Она была весьма симпатична, трудолюбива и из всех возможностей интернета предпочитала фильмы.
Соцсети ей надоели, новостные потоки не очень-то интересовали, а онлайн-игры казались инфантильными. Очень редко она кое-кого почитывала, больше для того, чтобы заполнить пустоту досуга.
Я совсем не читаю современных. Если мне попадается в руки книга нынешнего бойкого автора, я открываю ее в середине и просматриваю две, много три страницы. Хватает. Я не вижу "картинки", а если, что редкость, "картинка" есть, я не чувствую философии. Вся эта литература - заполнитель досуга, подобная монтажной пене, заполняющей щели в стене, чтоб не дуло с улицы. Чтобы спокойно отдохнуть и приготовиться к новому рабочему циклу.
А я не готовлюсь, я живу.
Пересказывать фильмы невозможно, это, как пересказывать музыку или живопись. А вот из того, немногого, что Светлана читала, что заставляло ее фантазировать, а значит, творить, я, пожалуй, перескажу вам одну историю.
Габриель.
Габриель была красавица, а семья ее была скромной и даже бедной, и это было так обидно и так ужасно.
Ужасно, когда ты не можешь одеться, как требует красота этого скользящего дня, не можешь ездить, куда манит юное сердце, делать то, что и прилично прекрасной девушке - быть украшением жизни.
А вместо этого учиться работать, работать, вянуть - и для чего тогда рождаться красивой? Тоска и ужас.
И Габриэль, надев свое любимое платье, бордовое и слегка хмельное, гуляла вечерами по улицам города и грустила.
И вот, когда она однажды шла возле центра, рядом остановился очень дорогой автомобиль и из него вышел мужчина. В возрасте и, видимо, очень богатый.
Габриель остановилась и посмотрела на мужчину - он был стар для нее, и она молчала.
А он добавил:
- Мне нужно красивое оформление для деловой встречи, и я предлагаю вам хорошие деньги.
И он назвал сумму.
И Габриель пошла с ним.
Через месяц они поженились, и Габриель получила все, о чем мечтала - полные комнаты дорогих вещей, путешествия по всему Земному шару и славу в журналах и передачах.
За все это приходилось платить - быть постельной женщиной того мужчины. Это было ужасно, это было противно, но это было не часто, и от этого еще никто не умирал.
И Габриель, дав супругу должное, мчалась в ванну и замирала в ней, как раненый олененок, и лежала в душистой воде меж лепестков роз и мечтала о любви.
И любовь пришла.
Его звали Виктор, они были ровесниками и думали почти одинаково. Они познакомились случайно и просто перекинулись парой фраз, и им вдруг стало интересно вдвоем, им было о чем поговорить, а разговаривая, люди видят друг друга иначе.
Они начинают видеть глубже. До сердца.
И Габриель почувствовала, что влюблена.
И она отдалась любви.
И любовь подарила ей все, о чем думала она, гуляя по улицам города. Любовь подарила ей и красоту и свободу, но подарила. Без оплаты.
Как-то вечером они ужинали с мужем. Они молчали.
- Попробуй-ка это блюдо, - вдруг произнес муж.
- Что это? Мясо?
- Попробуй, как тебе.
- Довольно нежное.
- Пойдем, я покажу тебе кое-что, - сказал муж, поднимаясь из-за стола.
Они пошли и спустились в подвал особняка.
Там на крюке висел Виктор. Его грудь была разрублена, а сердце вынуто.
- Вот славная дичь, - произнес муж, - я знал, что тебе понравится его сердце.
Габриель молчала и была смертельно бледна.
Они вернулись наверх, они прошли в спальню, и она молча отслужила супругу.
А потом ушла к себе и заперлась.
Муж утром уехал и вернулся через неделю.
Он спросил, где Габриель, и прислуга отвечала, что госпожа не выходит из комнаты.
Было приказано ломать дверь.
Ее сломали и все вошли внутрь.
На большом зеркале висело девичье бордовое и чуть хмельное платье, а в воздухе висело жемчужное облачко пыли.