Аннотация: Антиутопия продолжается. Приквел к "Вооруженной женщине в темной комнате".
1
Это произошло много лет тому вперед. В конце двадцать первого века в России одна девочка по имени Инна повздорила со своей одноклассницей, и та навредила ей так, как только ей подсказало жестокое сознание и позволила совесть. Инна была отправлена на лечение. Однако, будь она в сознании, никогда бы не согласилась ехать в больницу: лекарства на исходе двадцать первого века стали столь дороги, что вылечиться и не попасть в кабалу могли себе позволить лишь олигархи. Прочие же должны были платить своим телом: девушки ложились под санитаров, мужчины участвовали в подпольных боях. Благодаря этой хитрой системе врачи могли держать пациентов у себя вечно, только переводя их из одного отделения в другое.
Когда Инна пришла в себя, она не сразу поняла, где находится, только удивилась тому, что в комнате непривычно светло. У нее дома после смерти родителей они с дядей стали экономить на электричестве, а окна ее комнаты располагались так, что растущие близ дома деревья почти не пропускали в окна свет не только летом, но и зимой: переплетение даже лишенных листьев черных ветвей было слишком плотным. Да и подушка под щекой была значительно мягче, чем дома... Инна не сразу вспомнила события прошедшего дня, но когда память вернулась к ней, девушка сжалась и захныкала одновременно от тоски и пронзившей спину боли. Значит, она в больнице. Могло ли быть что-то страшнее? Разумеется, было, мысленно оборвала себя Инна, умереть было бы гораздо страшнее. А здесь ее подлатают. Что же касаемо того, что ей придется платить за лечение своим телом - что поделать! Это будет неприятно, но вполне возможно пережить. Сколько других небогатых девчонок ложилось под санитаров и врачей ради того, чтобы вылечиться? Почти все спортсменки, актрисы, певицы на заре своей карьеры - те, кто не мог позволить себе лечиться на дому, своими силами, кто не мог допустить и малейшей возможности, что травма лишит их возможности продолжать карьеру. "В конце концов, это наша женская доля!" - вспомнила Инна слова из какой-то книги. Омерзение от мысли, что ей придется продавать себя, сменилось предвкушением - зато, когда она выйдет из больницы полностью здоровой, она отомстит Нелли... Еще не зная, какую кару она выдумает, девочка была уверена, что ее обидчица сильно пожалеет.
Инна лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, и боль в спине от неподвижности была не так уж мучительна. К ней, как к всему непрерывному, можно было относительно быстро привыкнуть. Но девушка хотела осмотреться. Она приподнялась на локтях и покрутила головой, при этом ее шея заболела сильнее. Инна хотела было снова лечь и принять наименее мучительное положение, но тут дверь в палату распахнулась, и девушка развернулась настолько, насколько это только было возможно. Шею заломило, кожа вспыхнула болью, но все это было почти незаметно для пациентки: сердце в груди от страха забилось так, что Инна при каждом ударе вздрагивала всем телом.
В палату вошли двое. Судя по халатам и бэйджам, больную навестили врачи, а не санитары. Один из них был самой неприметной внешности, среднего роста и возраста, но даже не глядя на его карточку, по одной только манере держаться, можно было понять, что это главврач. Второй мужчина был значительно моложе и выше - он даже пригнулся, чтобы не задеть макушкой притолоку. Но природа наградила его не только внушительным ростом и уверенным разворотом плеч: молодой врач был удивительно красив. Инна даже на секунду забыла о боли и страхе - только недоумевала, что такой привлекательный мужчина делает в больнице. Но уже в следующее мгновение она практично отметила: он хотя бы не омерзителен. Значит, цена за ее лечение будет вполне приемлемой.
- Тебе не стоит вставать, - вместо приветствия сказал главврач, но Инна никак не показала, что слышала его. Она только дважды моргнула, продолжая рассматривать гостей.
В палате она была одна, хотя по бокам от ее койки стояло еще две - незастеленных, даже без матрасов, одна только стальная сетка. Молодой врач пододвинул одну из кроватей ближе и сел, испытующе глядя на Инну.
- Ну, ляг и дай мне свою руку, - сказал он доброжелательно. Инна покорно легла. Этого мужчину хотелось слушаться - и дело, разумеется, было не в его удивительной внешней привлекательности. Скорее, в нем просто чувствовалась поразительная уверенность, какая-то спокойная сила. Такому легко завидовать, и было очевидно, что главврач ненавидит молодого коллегу за его внешний вид и характер. Еще раньше, чем высокий врач представился, его начальник как бы невзначай бросил замечание, что его ждут более тяжелые больные, и вышел. Инна мгновенно о нем позабыла.
- Меня зовут Роман Николаевич Поляков, - представился молодой врач, - я буду тебя лечить. У тебя не очень сильный ожог, но площадь поражения довольно обширна, так что пару недель придется помучиться. А потом приступим к периоду расчета.
Инна, до того млевшая от голоса врача, вздрогнула, но он, казалось, этого не заметил. Роман Николаевич взял ее руку, нащупал пульс и удовлетворенно кивнул.
- Знаешь, может быть, с двумя неделями я и загнул. Ты необычайно здоровая девочка. Просто уму непостижимо! Нет, определенно, мне достался бриллиант, - он пробормотал это уже себе под нос, - ну, пропишу тебе уколы, мазь, перевязки, все, в общем, будет хорошо...
Казалось, Поляков полностью ушел в свои мысли. Он сделал несколько пометок в карте Инны и вышел.
Через несколько дней у Инны появились соседки. Одна была в более тяжелом состоянии и почти не разговаривала, вторая же, с обожженными до плеч руками, напротив, все время хохотала и пыталась вызвать Инну на разговор. Но когда они однажды вскользь упомянули о том, что меньше, чем через неделю вступят в "расчетный период", то обе осеклись и отвернулись друг от друга.
Инна, впрочем, уже смирилась. К тому же, Роман Николаевич был крайне привлекателен, и хоть не будил в девушке ровно никаких чувств, был достоин за свое прекрасное отношение к пациентке безграничного уважения. Инна думала, что она не умрет, если воздаст своему благодетелю по заслугам.
Каждый день она получала три укола и горстку таблеток. Спину ей мазали, а голову - перевязали. На исходе второй недели повязку наконец разрешили снять, и Инна с изумлением увидела, что волосы, которые растут у нее вместо прежних, не иссиня-черные, а светлые, почти белые, едва-едва желтые. Судя по всему, в этом тоже как-то были замешаны таблетки или уколы.
Инна подозревала, что некоторые из пилюль не лечат ожоги, а прописаны ей для общего укрепления организма. Разумеется, это повышало стоимость ее лечения, а значит, и продлевало время ее пребывания в больнице. Лекарства стоили баснословных денег! Таким образом, можно было подумать, что она небезразлична своему врачу, однако ни малейшего признака заинтересованности в ней как в женщине, Инна со стороны Романа Николаевича не замечала.
А он продумал все до мелочей.
Истек двухнедельный срок, кожа на спине Инны сменилась со старой, обожженной, на новую, розовую. В ларьке на первом этаже девушка купила пудреницу и по вечерам, прежде чем принять ванну, смотрела на свои плечи, едва покрывшийся светлым пухом затылок... На пересадку кожи у нее не хватало денег - нужно было скорее расплачиваться и сваливать из больницы. Так что Инна смирилась и с тем, что навсегда останется в шрамах.
Немного смущало Инну только то, что Роман Николаевич может не захотеть ее такую - и без того некрасивую, а теперь еще и вовсе изуродованную. И тогда он был вправе отдать ее санитарам, которые бы с удовольствием стали издеваться над ней и калечить. Это означало только одно - вечное рабство в больнице. Однако Поляков не производил впечатления садиста.
Инне оставалось только уповать на лучшее.
Роман Николаевич просто сказал после очередного осмотра пациентке:
- Пойдем.
И она поняла, что началось "время расчета". Поляков помог Инне встать, взяв ее за запястье, и повел по коридору. Они спустились на лифте до нулевого этажа. Как объяснил по пути Роман Николаевич, существовал еще и минус-первый: этаж, где проходили бои. Туда им было нельзя, во всяком случае, пока. Но врач обещал, что очень скоро Инна там побывает. Он улыбнулся и потрепал девочку по макушке с отросшим колким ежиком светлых волос. На нулевом этаже Поляков провел Инну по коридору, подвел к обитой железом двери. Распахнул и втолкнул внутрь. За пару секунд, которые Инна скользила во тьму, еще чувствуя отпечаток ладони доктора меж лопаток, она успела подумать - что вот они, последние мгновения ее целомудрия. И ей стало так страшно, как никогда в жизни. Как оказалось, сколько бы Инна ни уговаривала себя, по-настоящему она так и не смирилась с тем, что ей пришлось бы отдаться кому-то без любви, пусть даже и симпатичному доктору. Она испугалась, что потеряет от ужаса сознание, но от удара о что-то мягкое она опешила настолько, что страх отступил. Зажегся свет, и Инна поняла, что лежит на матах.
Роман Николаевич подал ей руку.
- Вставай. Мы будем тренироваться, - он коротко хохотнул: столько держать в себе идею и наконец выдать ее! О, Поляков был в восторге от самого себя, - неужели ты думала, что такую здоровую девочку, на которую, к тому же, я потратил столько витаминов и лекарств, я оставлю на потеху грязным санитарам?
Инна не поднялась: сил не было. Она была так изумлена, что ноги перестали ее слушаться. Да и разобраться, избавилась она от худшей доли или попала в еще более серьезный переплет, девочка пока не могла. Но выбора у нее не было. Инна схватилась за запястье Полякова и встала.
- Как скажете, - пробормотала она, едва двигая онемевшими губами. Роман Николаевич удовлетворенно кивнул и скинул халат.
- Начнем с простейшего.
Когда Инна вернулась в палату, ее живенькая подружка поинтересовалась, как прошел ее "расчет". В глазах девушки ясно читалось любопытство пополам с ужасом, но Инна не смогла ничего ответить. Она только сидела и смотрела на свои подрагивающие руки.
2
Поляков знал, что ему придется ломать нерешительность подопечной. Она не просто боялась зрителей - она не могла нормально заниматься, если ловила на себе прямой взгляд врача. Бедная запуганная девочка.
- Я ухожу, видишь? - с расстановкой сказал Роман Николаевич, как будто обращался к домашнему животному. Он вышел в коридор и прикрыл дверь.
Инна выждала несколько секунд: не отворится ли дверь снова. Но она не открылась. Тогда девушка повернулась к груше и попробовала повторить движения, которые с ней разучивал врач. У нее в запасе была еще вся ночь. Можно было довести свои действия до автоматизма.
Роман Николаевич все-таки заглянул в зал, неслышно приоткрыв дверь. Он наблюдал за тем, как движется его подопечная, с каждой минутой все лучше и лучше. Да, ее техника была неидеальна, но он видел, как напрягаются мышцы девочки, как по лицу и телу струится пот... Она старалась. Она отдавала всю себя. Теперь оставалось научить ее не бояться зрителей. Иначе вся ее ловкость, вся ее прилежность не будут стоить ничего. Со следующего же занятия, решил Роман Николаевич, он начнет учить ее преодолевать страх перед чужим взглядом. Ну и отучит распрямлять при ударе локоть до конца.
Поляков занимался с Инной каждый день по несколько часов. Девочка старалась, как могла, но чувствовала, что Роман Николаевич надеялся на большее. Он ждал, что обрел готовую для боя амазонку, но, даже обладая уникальным здоровьем, Инна ею не была. Поляков получил только то, что мог получить - школьницу на пороге шестнадцатилетия, истерзанную ожогами, неуверенную в своих силах и запуганную до нервного тика. Быть может, если бы Роман Николаевич чаще говорил с пациенткой, он бы добился успехов гораздо быстрее, но прошло слишком много времени, прежде чем она действительно расслабилась. Когда Поляков привязался к Инне по-настоящему, она стала действовать гораздо уверенней. И все равно - смущалась, если на нее кто-то смотрел. Но это они тоже преодолели.
- В тебе же есть огонь, я чувствую, - сказал Роман Николаевич, встряхнув подопечную за плечи, - просто перестань бояться.
Инна кивнула, однако же, не вполне уверенная, что точно понимает, о чем ей говорит молодой врач.
Они занимались в зале, но время от времени Поляков отводил ее на минус-первый этаж, чтобы девушка училась, помимо прочего, использовать преимущества ринга-клетки: подтягивалась, если это было нужно, хватаясь за крупные ячейки только руками, а ноги оставляя свободными для ударов, ориентировалась в замкнутом пространстве.
Последние тренировки Инна запомнила по одной общей детали: после того, как Поляков разрешал ей закончить занятия, она, обессиленная, падала спиной на маты и долго лежала, выравнивая дыхание, порой кашляя, и ощущая, как пробегают едва ощутимые импульсы от пальцев к локтям и коленям, пробираются выше, в плечах скручиваясь в тугие узлы. Мышцы поработали, объясняла она это себе.
Но выкладываться на полную катушку было недостаточно. Как в мультфильме про Алису в Зазеркалье: чтобы попасть куда-то, нужно было бежать вдвое быстрее.
Иногда Роман Николаевич садился на скамейку и закрывал лицо руками. Инна думала, что в эти моменты он раскаивается или винит ее, но она была неправа. Поляков думал, действительно ли он прав, муштруя и натаскивая без месяца шестнадцатилетнюю девчонку, надеясь выставить ее в подпольном бою, тогда как по-настоящему благородно было бы оплатить ее лечение из своего кармана. Или подделать документы, делая вид, что получил с Инны то, чем она могла расплатиться, не спускаясь на минус-первый этаж. Но в таком случае он должен был предоставить два неоспоримых доказательства - нарушенное целомудрие пациентки и сережку в виде шарика на ее и своем теле. Таковы уж стали в то время порядки: выигрывая в бою или деля с кем-то новым постель, люди запечатлевали память о том на себе, как на огромной карте. Шарик означал сексуального партнера, продолговатая "колбочка" - победу.
И Поляков не знал, какую сережку действительно хотела бы приобрести в больнице Инна. Он решил - если она намекнет ему, что влюблена (а Романом очаровывались многие), он, не терзая себя, прекратит тренировки и получит с нее простейшую плату. Но Инна молчала. И по ее виду не было заметно, будто девочке есть, что скрывать. Занятия продолжались, Поляков все чаще тер лицо и морщил лоб, а Инна отдавалась тренировкам с тройным усердием. Впрочем, слишком изматывать себя Роман Николаевич ей не позволял: брал за шиворот футболки и оттаскивал на скамейку, чтобы Инна пришла в себя.
И все же - прошел почти год, прежде чем Поляков удовлетворился своей работой в полной мере. Но так случилось, что одновременно с тем переполнилась чаша его терпения, ведь кроме Инны у Романа были и другие пациентки. Больше таких сделок с совестью он совершать не мог.
Их последняя тренировка ничем не отличалась от всех прочих, только в самом конце Поляков встал со скамьи, с которой наблюдал за Инной, и, не подняв, по обыкновению, халат, подошел к подопечной. Инна прижала к груди футболку, чтобы она не задралась слишком высоко, и вытерла низом со лба пот.
- Вы что-то хотели сказать?
Врач на мгновение замялся. Они с Инной стояли друг напротив друга, и девушка с изумлением заметила, что так привыкла к Полякову, что забыла, какой он большой, широкоплечий, красивый...
- Я увольняюсь, - сказал Роман Николаевич. - Зашел попрощаться. Передаю тебя главврачу, Андрею Витальевичу.
Он улыбался, но только губами: в глубине глаз таилось сожаление.
- Сегодня твой первый серьезный бой. Я останусь его посмотреть, но уеду сразу после.
Врач еще постоял недолго, затем вышел из тренировочного зала. Инна услышала его мысли, невысказанные слова: "победи!"
Халат Полякова остался лежать на скамье.
Бои проводились вечером. Инна не знала, чем себя занять до этого времени: она решила не спать и не тренироваться, чтобы тело не было ни расслабленным, ни уставшим. Занять ничем другим она себя не могла: слишком нервное состояние, не усидеть на месте. Инна поиграла недолго с эспандером и отложила его на тумбочку. Пальцы тоже нельзя напрягать, вдруг пришлось бы подтягиваться на решетке? Ведь Роман Николаевич учил ее подобным хитроумным уловкам не просто так.
Инна недолго послонялась по коридору, пока санитары не прикрикнули на нее, вернулась в палату и села на подоконник. За окном по ее мнению не было ничего интересного, однако одна из ее соседок считала иначе. Она встала с постели и присела на подоконник рядом с Инной. На плечах девушки темнели синяки, сотавленные пальцами санитаров, шея была расцвечена засосами. В ноздре тускло поблескивали два шарика.
- Сегодня мой первый бой, - сказала Инна. Ее приятельница не ответила, зачарованная видом на пустынный двор. Она повернулась к Инне, только когда стекло запотело от ее дыхания.
- Я приду. Наверное, если ты выиграешь, у тебя будет достаточно денег, чтобы завтра же выписаться.
- Может быть. Я была бы рада. Хочу домой.
Они замолчали. Несколько минут прошли в тишине, но вдруг, сама не зная почему, Инна спросила:
- Как думаешь, что ты сделаешь первым делом, когда выйдешь отсюда?
- Закурю.
Инна вошла в клетку, и дверь закрылась за ее спиной с лязгом, эхом отдавшимся в лопатках - вибрация прошла по костям, по жилам и венам. Будто поезд пронесся всего в нескольких сантиметрах от тела. Мог бы сбить, но чудом повезло. И Инна инстинктивно сжалась. Это было плохое начало: зрители заулюлюкали, Поляков, наблюдавший за подопечной, закрыл лицо руками. О деньгах он уже не думал, но от мысли, что он погубил девочку, стало невыразимо плохо.
Противником Инны был молодой парень. Даже не пациент - санитар, судя по форменным штанам. Он был намного выше девушки, но ей хватило одного взгляда, чтобы оценить его комплекцию и навыки. По сравнению с Поляковым, нередко бившимся с ней в полную силу, санитар был не таким уж сложным соперником.
Однако Инна все равно была слабее него физически. Санитар ухмыльнулся и первым нанес удар - девушка не успела уклониться и получила кулаком в челюсть. Она пошатнулась, схватилась руками за решетку, чтобы не упасть, и тут же ее отпустила. Поляков предупреждал: если ты не кумир толпы, то тебя могут схватить за запястье или щиколотку, если замешкаешься надолго, решетка достаточно хрупкая, чтобы просунуть в нее кулак. А уж если схватят и повалят - пиши пропало. Бой ты точно проиграешь.
Инна проигрывать не собиралась. Ей потребовалось еще несколько ударов, чтобы разозлиться. Она ставила блоки, но санитар сметал их шутя. Инна снова повисла на решетке, пытаясь прийти в себя после удара в солнечное сплетение, и в этот момент ее по голове мазнули чьи-то пальцы: кто-то из зрителей хотел, чтобы бой закончился побыстрей. Но волосы у Инны были пока еще слишком короткими, чтобы за них можно было удобно схватиться. Девушка отпрыгнула от решетки и в ней вдруг черным отравляющим дымом по всем венам раздалась небывалая злость. Вспомнилась Нелли, вспомнились все мальчики из школы, обижавшие ее с первого класса. Все те, кому она никогда не давала отпор...
Противники шагнули друг к другу одновременно, почти одновременно и ударили: вся сосредоточившаяся на атаке Инна получила по зубам, а санитар в следующий миг скорчился на полу клетки, подвывая. Нога его пониже колена вывернулась, как у насекомого, порвав ткань брюк, торчала наружу кость. Обезумевший от боли, парень не мог защищаться. Он навряд ли когда-нибудь выходил с боя с травмами хуже синяков и царапин. Так что, видимо, его сережки мало чего стоили.
Инна помнила, что внушал ей Поляков: обеспечь зрителям шоу, ты необязательно должна драться эффективно, только делай это красиво и зрелищно. Сейчас ей было плевать на слова молодого врача. Девушка оседлала противника, прижала коленями его руки к полу и начала бить по лицу. Раз, другой, третий... Тогда она еще не знала, насколько ей понравится это занятие. Инна била и била - пока рука не онемела. Когда она разжала кулак, то поняла, что один палец вылетел из сустава. Но боли не было. Вообще ничего не чувствовалось почти до самого локтя. Единственное, что девушка ощущала, - радость. Беспредельную радость и ликование. Она впервые кого-то избила по-настоящему. И это было... великолепно. Больше никто никогда безнаказанно не тронет ее и пальцем! О, это точно. Инна чувствовала небывалый прилив сил. Если бы ей сказали, что с ней готов сразиться второй противник, она бы с радостью приняла вызов. В солнечном сплетении, чуть ниже места, где сходятся ребра, девушка ощущала приятное покалывание, словно большая, с кулак, черная бабочка расправила свои крылья и изменила ее сущность. С этого дня - и навечно. Инна вытерла нос запястьем, так что размазала по лицу кровь: свою и противника, осевшую на руке, но даже не заметила этого. Из-за шевеления "бабочки" в ее груди, хотелось смеяться. Девушка поднялась с корточек. Она ждала гула толпы, как обычно, но зрители молчали: все до единого. В подвале было так же тихо, как в тихий час. Ну и похрен, безучастно подумала Инна, открыла ногой дверь и вышла из клетки. Толпа расступилась перед ней... нет! От нее просто отшатывались. Девушка приблизилась к главврачу, по совместительству исполнявшему обязанности судьи, сдернула с его плеч полотенце и вытерла грудь и лицо, вернула - с кровавыми разводами.
Толпа так и не проронила ни звука, пока Инна не поднялась по лестнице до самого верха.
Обычно для того, чтобы получить сережку, требовалось заключение медика и свидетельство судьи (или, в случае пирсинга-шарика, партнера, если речь шла не о дефлорации). Но в больнице врачи и судьи совмещали в себе обе эти должности.
Инна думала, что к ней в палату придет главврач, но... к ней явился Поляков. Он не снял пальто, однако старался вести себя так, будто все было, как раньше, он не увольнялся и никуда не уезжал, и все же Инна чувствовала, что его пальцы напряжены больше обычного - когда он касался ее кожи, заклеивал пластырем ссадины, проверял наличие травм.
- Под ключицей у тебя ссадина. Я могу поставить тебе колбочку прямо туда, чтобы из нее поступал гель, но если сильно болит, то лучше будет выбрать здоровое место.
Инна пожала плечами. Ей было все равно.
Роман Николаевич сгорбился, словно старался спрятаться от взгляда бывшей ученицы. Она хотела спросить, сколько он заработал на ее победе: ведь было очевидно, что, кроме него, никто не поставил на нее. Но смолчала. Было слишком неловко.
- Вот и все, - наконец со вздохом сказал Поляков, и в его голосе звучало сожаление. Он имел в виду не то, что закончил с колбочкой под ключицей Инны, а то, что теперь он уйдет, чтобы больше никогда не вернуться, - к завтрашнему утру она опустеет. Снова ее наполнишь. Это излечит тебя гораздо быстрее.
Врач говорил о сережке, но казалось, будто он имеет в виду тренировочную комнату. Инна чувствовала, что должна сказать что-то, что никогда еще не говорила раньше. Но ей было нечего ответить, кроме:
- Я поняла.
Поляков наклонился, намереваясь поцеловать Инну, но она не подняла лицо, не подставила губы. Роман чмокнул девушку в лоб, туда, где на границе с кожей начали виться светлые пряди, и вышел.
Не оборачиваясь.
3
С каждым выигранным боем у Инны становилось все больше денег, и наконец их оказалось ровно то количество, чтобы избавиться от шрамов, но девушка чувствовала, что у нее нет на это времени. Хотелось заработать как можно больше - она и без того не участвовала в боях около пяти-семи дней каждый месяц.
Главврач не занимался Инной, в отличие от Полякова, но прекрасно понимал, что получил в дар золотую антилопу. Инна полюбилась публике: персонал ее обожал, пациентки, для которых девушка стала символом протеста и иного пути, боготворили. Даже пациенты подбадривали ее задорными криками во время боев, несмотря на то, что сами могли стать ее следующим противником. И, вполне возможно, весьма серьезно получить от нее на орехи.
Инна от боя к бою становилась только беспощаднее. Красота движений, которую прививал ей Роман Николаевич, забылась. Девушка делала упор на травматичность, опасность поединков: большинство ее противников уходили с боя с серьезными повреждениями. Она и сама не боялась получать серьезные травмы, но на ней все заживало, как говорится, как на собаке. "Бойцовское везенье", говорили ей. К тому же, даже за проигранный поединок Инна получала деньги, если сумела провести его красиво. Это означало - подставиться, завести публику. Конечно, за победу ей причиталось в несколько раз больше, но в условиях больницы отказываться от любых денег было глупо.
Роман Николаевич уже не видел ее боев, но Инна каждый раз представляла его среди зрителей. Это придавало ей сил и уверенности.
Со временем Инна догадалась, почему бои проходят в клетке, да еще к тому же - на минус-первом этаже. Она поняла это после поединка с противником, напавшим на нее, безоружную, с бензопилой. Она тогда справилась только потому, что смогла забраться на потолок, цепляясь за прутья, и ударить сверху. К тому же, в больнице содержались и богатые пациенты, которым следовало обеспечивать тишину и покой: звуки боя не доносились даже до первого этажа, не говоря о втором, с которого начинался стационар.
В палате она уже давно находилась одна: лечение своих двух сестер по несчастью она оплатила. Девушка, поступившая в бессознательном состоянии, пролежала еще немного, долечиваясь, а вот живенькая любительница смотреть в окно выписалась в тот же день. Конечно, было немного жалко расставаться с последним человеком, которому можно было доверять, но Инна постаралась подавить эгоистичные мысли. Рано или поздно к ней, разумеется, подселили бы кого-то еще, но пока девушка наслаждалась одиночеством, к которому привыкла с детства. Ей даже немного начало нравиться в больнице.
Каждый вечер она могла теперь подолгу рассматривать себя в зеркале в ванной, изумляясь, как изменилось ее тело за прошедший год - она едва узнавала саму себя. Только нос остался большим, тяжелым, да огромные губы ни капли не уменьшились.
Влад Рыбников мнил себя хорошим бойцом. Он, может быть, таковым и был на самом деле - но только вне больницы. Молодец среди овец, как говорится. В больницу он попал по сущему пустяку, по большей же части только хотел испытать себя, получить побольше колбочек (а быть может, и шариков), и без того испещрявших его торс в изрядном количестве, да прославиться в своей компании.
Когда он понял, что будет драться с девушкой, то подумал, что над ним подшутили. Не поверил глазам, перелистал реестр - напротив имени и фамилии Инны действительно стояла неправдоподобно высокая цифра. Те деньги, которые он зарабатывал в свой "медицинский кредит", покрывали его расходы с лихвой. Больше того, Влад мог бы рассчитывать на какую-либо еще услугу со стороны персонала: медицинскую или посредническую. Например, его могли провести в палатку к девочкам посимпатичней. Про себя Влад решил, что те деньги, что у него останутся, он истратит на эту самую Инну. Это было бы благородно: дать немного денег девушке, которая из-за тебя проиграет. Ну и... они оба заодно получат удовольствие. И того, и другого рода. Но прежде шуток в постели им предстояло решать серьезные вопросы на ринге. Влад не возражал.
Впрочем, Инна его разочаровала - она оказалась гораздо менее симпатичной, чем он ожидал.
Когда Влад зашел в клетку, он сперва даже не понял, что комок шевелящейся плоти у противоположной стены - его противница. Инна вытянула руки над головой и стиснула прутья решетки, ее запястья, предплечья и локти были открыты, да еще - часть лица, все же остальное покрывали мужские руки. Поклонники обнимали девушку, поглаживали и тискали. А Инна улыбалась, чувствуя на своей коже прикосновения грубых ладоней. Ничего сексуального в ее понимании в этой сцене не было, она скорее ощущала себя божеством, получающим долженствующие почести и повинующиеся каждому ее движению. Инна щелкнула пальцами, и руки с ее тела исчезли быстрее, чем за секунду: спрятались, как покорные змеи, обратно во тьму зрительской зоны.
Свет распространялся только на площадь ринга.
Инна отлепилась от решетки и выступила на несколько шагов вперед. Она была боса, как и Влад, но не обнажена по пояс - грудь скрывал белый топ. В ее простом лице не было угрозы или ненависти, но было сосредоточение, которого, пожалуй, стоило опасаться. Однако Влад, не заметив в девушке агрессии, не обратил столь пристального внимания на нюансы ее настроения. Впрочем, это было уже неважно - он стоял на ринге и мог выйти из клетки на своих двоих, волоча поверженную соперницу за волосы, или позволить вынести себя, побежденного.
Влад не стал медлить - атаковал первым. Инна отшатнулась, даже не подняла рук, чтобы защититься, и первые несколько минут прошли именно таким образом: он наступал, старался ударить, она отпрыгивала, но даже не пыталась оградить себя от удара. Потом Влад наконец сумел ее достать: Инна почти оказалась вжатой в угол, кулак противника несся к ней, но в последний миг девушка заслонилась рукой и ловко выскользнула из угла. С этого мига драка стала принимать действительно тот оборот, которого жаждала публика: Влад бил Инну, не жалея сил, а она больше не уклонялась, только защищалась, выставляя руки перед лицом и грудью.
"Ха, - подумал Влад, - у нее определенно есть неплохой опыт, но мне она не ровня!"
И в ту же секунду, когда он закончил эту мысль и улыбнулся, Инна ударила его кулаком в лицо - ровно в обнажившиеся зубы. И с этого мига они поменялись местами. Толпа взревела, болея за свою фаворитку. Инна била, не жалея, не давая Владу времени очухаться. Он получал одной рукой в лицо, когда вторая едва отрывалась от его живота, чтобы размахнуться для следующей атаки. Инна была лучше, чем кто-либо, с кем Влад когда-либо дрался. Она не была сильна, даже не сильнее его, но выигрывала за счет скорости и выносливости. Влад уже был измотан в первые несколько минут боя, пока красовался перед публикой, загоняя противницу в углы, а она копила силы. И теперь не давала противнику ни секунды покоя, он не успевал заслониться от ее ударов.
Наконец, Влад упал. В голове у него гудело, будто он засунул голову в колокол, перед глазами все мутилось. Он с трудом различал соперницу: Инна прислонилась спиной к прутьям решетки, вскинула руку с одним пальцем, с двумя... Она - и толпа вслед за ней - отсчитывала его время. Если он сейчас не поднимется, то проиграет... Влад напряг все мышцы, зажмурился и ровно в тот миг, когда Инна опустила руку с четырьмя пальцами, готовая поднять ее снова, он рывком встал. Голова закружилась. Влад попробовал улыбнуться, но не смог - не чувствовал щек, да и всей челюсти. Инна смотрела на противника со скучающим видом. Затем ухватилась за прутья у себя над головой, подтянулась и ударила Влада ногами в живот. Парень отлетел к противоположной стене и упал. Сознание он потерял раньше, чем его голова коснулась пола.
Инна подошла к нему, подняла за шиворот на уровень своей груди, нагнулась к лицу противника близко-близко, коснулась губами его виска... Выкусила колбочку - вместе с кожей, выплюнула себе на ладонь и вскинула руки: в одной кое-как поднят поверженный Влад, в другой блестит трофей.
Прозвенел гонг, знаменуя окончание боя. Но Инна, прежде, чем покинуть ринг, снова продемонстрировала толпе отвоеванную у выскочки колбочку, затем хлопнула себя по коленям и с рычанием разорвала топ: зазвенели ее колбочки, мерцая звездами на блестящей влажной коже часто вздымающейся груди.
На самом деле, Инна испытывала наслаждение от насилия, только боялась себе в этом признаться. Ночами, лежа в постели, она думала о том, что когда выйдет из больницы, то обязательно станет встречаться с каким-нибудь симпатичным и романтичным мальчиком, нежным и умилительным. А потом, засыпая, на грани сна и яви видела картины, которые ей действительно нравились - некто, получеловек-полузверь или полурептилия, терзающий ее и позволяющий истязать себя. Так было каждую ночь, но поутру Инна, лежа в кровати, делала несколько глубоких вдохов и повторяла про себя: "Какая чушь только ни приснится! Это все - игры сознания."
Сны забывались, но эти утренние и вечерние видения - никогда. И Инна склонялась к мысли, что, возможно, это не так плохо. Возможно, то, что она видела во снах, было еще ужасней. В особенности, если доставляло ей непомерное удовольствие.
Инна часто вспоминала Влада. Она знала, что он лежит в палате этажом выше нее - у него что-то сломано, кажется, ребра, ушибы внутренних органов и сотрясение мозга. Обычный для Инны результат, но раньше ее не трогали сведения о том, что стало с ее противниками, однако в этот раз... От одной мысли, что совсем рядом - только пройди один лестничный пролет или поднимись на лифте - лежит на койке бледный и неподвижный Влад, словно отведавшая отравленного яблока Белоснежка. Можно провести рукой по его закрытым векам, холодным губам, жестким волосам... Девушка вздрогнула от воспоминания об их схавтке.
Инна ворочалась полночи, но не могла заснуть. Где-то в коридоре хлопало открытое окно. Новая соседка сопела на соседней койке. Инна встала и направилась в ванную комнату, чтобы умыть разгоряченное лицо и шею, но вместо этого свернула на застекленный балкон. Она встала у окна и выглянула на улицу. Вдалеке мерцали фонари, в разбитом при больнице парке пели ночные птахи, ветер колыхал кроны деревьев. Инна вновь, не в силах противиться, подумала о Владе... Она хотела бы пробраться к нему в палату, если бы решилась. Если бы решилась... на что-то большее, чем опереться о подоконник и, задрав ночнушку, запустить руку себе в трусики.
4
Шло время. Отрастали посветлевшие волосы Инны, заживали переломы Влада, но молодые люди не виделись ни разу со времени встречи на ринге. Однако оба - не переставали думать друг о друге. По-разному и в то же время одинаково. Особенно от этого страдала Инна. Почти каждую ночь. И в одну из них ей, как обычно, снилось, что они с Владом снова кружили по рингу, примеряясь, как бы ударить побольнее. И внезапно - одновременно! - сорвались с места, столкнулись в центре клетки, отскочили к углам и снова заняли выжидающие позиции, стояли, чуть покачиваясь, как змеи. Потом Влад бросился на нее, вжал в решетку, прежде чем Инна успела его оттолкнуть, стиснул шею рукой, но вместо того, чтобы ударить, нагнулся и поцеловал.
Инна села на кровати и, даже не до конца проснувшись, включила свет. Ссутулилась, подтянула к груди колени и обняла их, тяжело дыша. Соседки по палате начали тереть истязаемые светом глаза и ворчать, но Инна шикнула на них, и все замолкли. Девушка спустила ноги с кровати, нащупала голыми ступнями легкие больничные шлепанцы, выключила лампу и вышла из палаты. Ей нужно было одно из двух - или свежий воздух, или Влад. Но первого ей доставалось изрядно каждый день в течение месяца.
Владу снилось, что он снова дома. Что все вернулось на круги своя. Умом же он, бодрствуя, понимал неутешительную истину: пока он валяется в больнице, тратя родительские деньги, теряя навыки, мышечную массу и уважение оставшихся в школе товарищей, в его банде может появиться новый лидер. Вот так блестящий план грозил обратиться не просто в ноль - в поражение, низложение, чудовищный промах, на исправление которого не хватит времени не то что до выпускного, до, пожалуй, самого Второго Пришествия. Но в своих снах он парил в поднебесье, обласканный славой и вниманием прекраснейших девушек. Он был таким, каким хотел...
Вот к нему приближалась девушка из параллельного класса, красавица Нелли, одетая так, что скорее можно было бы сказать, что она нага, если не считать украшений - ниток бус на шее и талии. В носу ее блестит крошечный шарик - должно быть, память о первом парне... И тут на Влада свалилось нечто тяжелое, не до конца зажившую грудь сдавило, боль импульсом пронеслась до самой макушки и пальцев ног. Он открыл глаза и увидел перед собой Инну. Ее рука с короткими сильными пальцами зажимала ему рот, во взгляде сквозило безумие. В первый миг он не узнал ее - из-за закушенной нижней губы, болезненно-пухлой, обычно придававшей лицу Инны угрюмое выражение. Сейчас, в полутьме, девушка выглядела даже привлекательной. Она показалась ему суккубом, явившейся из Преисподней ночной марой. Они оба лежали, не шевелясь: придавленный немалым для стройной девушки весом Инны Влад и сама Инна, зачарованная близостью парня и оцепеневшая от сладкого страха.
- У тебя ведь не сломаны ребра? - спросила она и нервно усмехнулась. Влад не ответил - сам он не знал наверняка, хоть и мог вообразить собственный диагноз, но сейчас, из-за придавившей его девушки, грудь разболелась просто невыносимо. Однако Инна приняла его молчание за согласие и приглашение продолжать. Она скользнула по его телу немного вниз, легко и ловко, как ящерица, приподнялась и вновь заглянула в лицо.
- Зачем ты пришла? - спросил Влад. Ему пришлось поднять голову, чтобы видеть гостью, и его подбородок почти до боли уперся в ключицы.
- Хотела увидеть, - ответила Инна, - не могу выкинуть тебя из головы после того, как мы дрались.
- Вот как, - парень усмехнулся. Он думал, что Инна будет его соблазнять, но она не спешила действовать, только давила своим немалым весом на кое-как сраставшиеся кости. Девушка читала по его глазам, что если не отвратительна ему, то уж во всяком случае, не желанна - она пугала Влада до чертиков. Но сейчас, когда их разделяла только тонкая ткань простыни, это было неважно. Он был в ее власти.
- Что ты почувствовал, когда впервые оказался на ринге? Не просто в вольной драке где-нибудь на улице, а заключенный в клетку? И отовсюду на тебя пялятся сотни глаз, - Инна вздохнула, - мне во время моего первого боя показалось, что я упала в аквариум. Или бассейн. Все поплыло перед глазами, будто я была в воде, дышать стало трудно. Сама не знаю, как смогла победить.
Говоря это, она потихоньку начала стаскивать с парня простыню, кое-как выдирая ее из-под своего тела. Влад вздохнул. Все это - ее слова, действия - было ему неинтересно, да и Инна уже не казалась такой привлекательной, как в первые секунды после пробуждения. Тогда на ее образ наложилось видение с Нелли, теперь же даже в скудном свете заглядывавшего в окно фонаря парень видел все несовершенство девушки: короткий толстый нос, слишком маленькие глаза, огромные губы, похожие на рубцы... Весь ее вид был нездоровым. Ее духи, не выветрившиеся из волос, напоминали ему запах гниющих роз.
- Уходи, - простонал Влад, но девушка будто не расслышала его, ткнулась лбом в живот, горячо выдохнула, так что парня обожгло даже сквозь ткань пижамы, будто об него затушили сигарету. Он поднял отяжелевшую руку, с трудом пронес ее и положил на затылок Инне. Она выгнулась, как кошка, подалась вперед, чтобы ладонь Влада скользнула ниже по ее шее и спине. Инна была в хорошей физической форме, но фигура у нее, как и лицо, не соответствовали стандартам красоты. Однако одного только прикосновения к шрамам девушки - даже через ткань сорочки - хватило, чтобы Влад, неожиданно для себя, почувствовал вожделение. Он вспомнил, как она кружила перед ним на ринге. Нелли позабылась, все перестало иметь значение.
Инна почувствовала ответное желание парня. Ее нога скользнула вверх, к его животу. Девушка уткнулась лицом в грудь Влада, улыбаясь: он ощущал на границе кожи и бинтов, как растягиваются ее огромные губы. Черт побери, даже движение пальцев не всегда можно так явно ощутить, как это, подумал он.
Они позабыли обо всем, что существовало вокруг, - даже о том, что по обе стороны от кровати располагались койки двух других пациентов. Инна была привычна к тому, что по ночам у нее практически под ухом кто-то трахается, а вот Влад, лежавший в мужской палате, должен был бы смутиться. Но даже не подумал о том, что они с ночной гостьей не одни. И что в этот момент на них даже могут смотреть.
Инна и Влад целовались, полностью сосредоточившись только друг на друге, его руки шарили по ее телу, задирая ткань сорочки. Они могли бы сейчас переспать, распаленные так отчаянно, но... Влад дернулся, вжавшись головой в подушку и оттолкнув Инну от себя. Прижал руку к укушенной до крови губе. Девушка снова начала его пугать, все ее очарование, дарованное ей лунным светом, испарилось без следа. Инна сперва даже не поняла, что парень ее больше не хочет, приняв его дрожь за признак возбуждения, но вскоре очнулась, замерла, сверля взглядом лицо Влада. В нем больше не было той решимости и жажды насилия, что и на ринге, - он обратился в запуганного, нервного парнишку, ничем не отличавшегося от тех, которые учились в школе Инны. Та его искра, умевшая разгораться в пожар, исчезла без следа. Потухла, растаяла. Он выглядел не так, как месяц назад, Инна с удивлением отметила, что он вовсе не красив, даже напротив, кроме ясных глаз и хорошей для шестнадцати лет кожи, похвастаться ему было решительно нечем. Мелкие зубы, запавшие глаза, из-за расположения вечно казавшиеся лживыми: ровным счетом, ничего, что могло бы привлечь девушку.
Инна села, понимая, что ошиблась. Влад уже не был ей интересен. О, как обидно! На место вожделения в нее вползало раздражение, желание ущипнуть Влада побольнее, снова доказать свое превосходство, как тогда, на ринге, только на этот раз другим способом. Она же чувствовала, что еще несколько мгновений назад он принадлежал ей! Это было сладкое и незнакомое чувство власти, захватывающее и манящее, как наркотик. Инна нагнулась, просунула язык Владу в рот, даже смогла нащупать дырки на месте зубов - его первые потери в бою, творение ее рук (или ног), и это открытие снова разожгло в девушке огонь, хоть и другого рода, больше связанный с тягой к насилию, нежели к сексу. Влад же оставался все так же тих и напуган.
- Ну же, - в растерянности пробормотала Инна. Она ожидала иного: сопротивления или, напротив, энтузиазма. Она хотела, чтобы он схватил ее и либо попытался скинуть с себя, либо прижал сильнее, но Влад лежал неподвижно, как парализованный, и только смотрел.
Она терлась об него всем телом, постанывая - но больше от бессилия, чем от возбуждения.
- Ну же, ну, - шептала ему в ухо, шаря рукой в его штанах. Ее движения были не ласковыми, резкими, требовательными, так что Влад едва сдержался, чтобы не пискнуть самым жалким образом. Он попробовал оттолкнуть Инну, однако было уже слишком поздно: ослабленный болезнью, Влад был не в силах спихнуть с себя угнездившуюся девицу. Она попыталась стащить с себя белье, но не смогла сделать это одной рукой, затрещала рвущаяся ткань... Инна просто сдвинула трусики в сторону, хоть в том и не было смысла - Влад явно не мог ей ничем услужить. Истерзанный укусами и щипками, даже при виде обнажившегося лобка гостьи, парень хотел только одного - чтобы она ушла. Глаза девушки злобно сузились, рука сжалась еще сильнее. Влад закричал - без слов. И забился под ней в ужасе. Пациенты в палате проснулись, кто-то вызвал санитаров... Инну грубо схватили и стащили с Влада, выволокли в коридор, пронесли по нему и бросили на диван в холле. Ее собирались ударить и использовать так же, как всех пациенток в больнице, но тут узнали. И замерли.
Инна поднялась с дивана, скрестила руки на груди и вскинула подбородок. Санитары сжались. Конечно, Романа Николаевича в больнице уже не было, но Инну знали все - как золотую жилу больницы, как любимицу главврача... И просто девушку, которая могла в ответ на оскорбление сломать руку кому угодно, даже из персонала.
- Выпишите этого парня, - тихо, но твердо скомандовала Инна, - я оплачу его ночь со мной, этого вполне хватит покрыть его долг больнице... И на домашнее лечение тоже.
Она одернула подол сорочки и, обогнув санитаров, направилась в свою палату. Кто-то окликнул ее вполголоса:
- Вам понадобится сережка?
Инна подумала несколько секунд, затем медленно обернулась.
- Нет. Ни одного вида.
На следующий же день Влад покинул больницу.
Инне тоже недолго оставалось проводить свои дни в унылом медицинском заведении. Она уже выздоровела, приобрела множество почетных сережек, отрастила волосы настолько, что их можно было не стесняться. Она и без того пропустила уже больше года учебы и не успевала на второй, но вне больницы тоже можно было биться на ринге и получать как деньги, так и сережки, к тому же, никому не отдавая процентов за свое содержание. Разве что дяде, но тот сам - боец хоть куда.
К тому же, в больнице была слишком мрачная атмосфера. Никаких сил терпеть издевательства над пациентами, ежедневно бросавшиеся в глаза, не осталось. Инна знала, почему уволился Роман Николаевич. Устал потворствовать насилию. Он был настоящим врачом... таким, каких уже не было. Ему бы стоило родиться на век раньше...
Однако последней каплей стало то, что новые санитары, не видевшие Инну во всем великолепии - когда она вставала после тяжелейших ударов и не отказывалась от боя с противниками вдвое больше себя - позволяли себе слишком многое в ее отношении. Конечно, они знали, что у нее еще нет ни одной сережки-шарика, зато не замечать колбочки не могли, и все же... Их приставания крайне ее утомляли.
В один вечер ее поймал в коридоре молодой санитар и, вместо того, чтобы сделать вежливое замечание и попросить вернуться в палату, преградил ей рукой дорогу. Девушка нахмурилась, но на парня это не произвело никакого впечатления - он только расплылся в улыбке.
- Слышал, ты неплохой боец. Да и сережки вижу, но давно хотел задать вопрос - а ты не хотела бы переключиться на иное? - санитар подмигнул Инне. Он навис над ней так низко, что она видела расширившиеся поры у него на носу.
- Нет.
- Смотрите, какая краля, - фыркнул санитар.
Инна думала, что на этом все и закончится, другие новички, едва увидев на ее лице мрачное выражение, отходили в сторону и, хоть и не переставали мерзко хихикать, отступали, но этот... Он чем-то напомнил девушке Влада: такой же наглый, самоуверенный хам. Вот только той демонической притягательности, как во Владе, в санитаре не было.
Санитар ее проигнорировал - он вытянул руку вперед, схватил Инну за грудь и торжествующе рассмеялся. Таким образом он уже не первую пациентку припирал к стене как в переносном, так и в буквальном смысле. Конечно, теперь дельце было посложнее... Бедняга даже не представлял себе, насколько: он думал, что с Инной придется побороться, но ошибся. Она просто легко перехватила его руку, сломала запястье, в следующую секунду - выбила колено и, оказавшись за спиной санитара, заломила ему руки под лопатки.
- Все, игривое настроение пропало? - прошипела Инна. Санитар кивнул - боялся заговорить. Если бы это происходило днем, он мог бы позвать напарников и скрутить нахалку, а потом устроить ей такой ад, что мало не покажется, но ночью... Это было его ошибкой. Не надо было уходить с поста.
- Кажется, я выписываюсь, - усмехнулась Инна, - прямо сейчас.