Джу-Лисс и Юрт : другие произведения.

"Черный бульдог" - Глава 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава 2 - В которой мы сводим близкое знакомство с родней поручика, а также славным городом Глином.N.B. Если в тексте помстится читателю некое несоответствие с предыдущими главами нашего труда, да не поленится он заглянуть в главу первую и убедиться, что все идет по плану...Авторъ

Глава вторая "Черный бульдог берет след".

   Могуч и древен город Глин
   О, им гордится словенин!
   Иду по улице, и, глядь,
   Навстречу мне выходит...
   супруга генерал-губернатора.
  
   Из лирики поручика Чебуркова И.Д.
  
  
   Любишь ли ты, читатель, город Глин так, как я люблю его? Не спеши отвечать, наперед знаю я твой ответ. Да, так же как я любишь ты город Глин. Ах, Глин! Так и вижу я извилистые улицы его, весной и осенью уподобляющиеся венецианским. А вон - трудами градского главы воздвигнутые две пожарные каланчи (одна про запас, на случай утраты первой при пожаре). Как живописно смотрятся они с другого берега реки Глинки, там, где в нее впадает Неглинка, и где купец Красельников обещался разбить сад для гуляний с музыкой и статуями белого мрамора, на манер Александровского, только лучше! Да что там каланчи! А за речкой-то, за речкой! Какой аромат, какие краски! Э, да уж дальше и не вижу я ничего - глаза застилает мне слеза умиленья, а рука откладывает в сторону перо и шарит по столу в поисках промокательной бумаги...Ах, город Глин!
  
   Совсем не то жители его. Что им про Глин не
   скажи, все освищут!
  
   Так не верит поручик словам товарища, мол, майорова жена, должно, диво как хороша, потому как знает: ан - стерва.
  
   * * *
     Поручик Чебурков, как мы уже говорили, в Глину был проездом. Что поручику в этом городе не место, с этим были согласны все, кто знал его. "Вам в нашем городе не место!" - так, к примеру, штабс-капитан Куничкин говорил поручику всякий раз, как встречал его до стакана лафиту. После стакана лафиту штабс-капитан ни о чем таком не говорил, но, судя по свирепому выражению лица его, думал.
  
   "Нет, не место мне в этом городе!" - так, бывало, любил обронить и сам Иван Денисович, прильнув пылающей щекой к груди к-хи Н.Н., тогда, когда, собственно, разговоров от него никто не ждал. Все было в этих словах его: и надежды на скорую кончину московской тетки, на переезд в собственный московский дом, на новые московские знакомства, не чета глинской к-хе, и некий намек владелице собственного дома по улице Старой Голубятни. В такие минуты к-ха понимала, что счастье - оно как птица, упустишь - и не поймаешь. Требовать с него квартплату, все равно, что гнать счастье со двора. Как говорил поэт, "к соседям, в чуждые пределы".
  
   Пару раз поручик порывался сменить мундир на штатское платье и начинал искать протекции. "Подходящего места в этом городе для вас нет" - так ответила московская тетка на три открытки и одно слезное письмо якобы с Кавказа.
  
   Поручик и сам, конечно, не собирался бросать блестящую военную службу и становиться за конторку. "Есть что-то дамское в пацифистах" - эти строки, кажется, Лермонтова, Иван Денисович, сильно страдая душой, в тот же день по получении ответа от тетки процитировал за штоссом, беседуя со штабс-капитаном Куничкиным. Капитан же, в последнее время несколько пообрюзгший, так, что издали его и впрямь можно было принять за тучную даму, принял все на свой счет, прицепился к слову "пацифисты", оскорблявшему его как боевого офицера, и стал требовать сатисфакции.
  
   Да...Провинция...Уездные нравы...
  
   Так или иначе, а нынче Чебуркову терять было решительно нечего, мифический же лотерейный билет, ложка дегтя, запущенная теткой в медовые мечты о наследстве, в конце концов, мог оказаться выигрышным. Поручику не везло в карты, вопреки уверениям к-хи Н.Н. не везло в любви, и должно было повезти в лотерее.
  
   Однако, как мы помним (а я так и записал это на всякий случай), конверт был аккуратно заклеен.
  
   Никогда не доверяй незнакомцам, читатель! Цену знакомцам своим Чебурков знал, и к их приходу всегда запирал кошелек в комоде, а вот с теми, кому не имел чести быть представлен, вел себя, как беззаботное дитя.
  
   Итак, Иван Денисович надорвал край конверта зубами, вытряхнул на стол бумагу и - представьте себе негодование и благородный гнев поручика! - то был вызов на дуэль от штабс-капитана Куничкина, уже полученный поручиком третьего дня, и по рассеянности оброненный у забора. Того ли ждала истосковавшаяся душа его?!
  
   * * *
  
   Теперь скажи мне, читатель, случалось ли тебе в рязанском редколесье, состоящего по преимуществу из чахлых осинок и анемичных берез, выбрести случайно на поляну, осеняемую кроной красавца - дуба?
  
   Генеалогическое древо дворян Чебурковых, шитое по бархату сканью и украшавшее гостиную московской тетки, в тени своей могло укрыть не одного путника. Ветвь самая тонкая, казалось, трепетавшая и от ветра, подъемлемого крыльями залетной, лакомой до бархата моли, была московской тетки племянница, Лизавета Потаповна М-ромская.
  
   Девица М-ромская, скажу я вам, барышней была болезненно хрупкой, застенчивой, и если подчас смешливой, то час тот был неурочным, а смех неуместным.
  
   Всю свою жизнь прожила она при тетке. Вела счет сахару, следила за убылью варенья. Любила Пушкина. Любила потому только, что Крылов был толст и пропечатан нечетко, а в звуках Державинского стиха слышались Лизоньке будто громовые раскаты теткиного голоса - их же несчастной девице за глаза хватало и в прозе.
  
   Домашние звали ее Лизонькой.
  
   А Лизаветой Потаповной звали теткину моську. Та гуляла по три раза в день, а когда не гуляла, то ела или дремала на подоконнике, на старой теткиной шали. Лизонька гуляла только по воскресеньям, до церкви и обратно, а к окну ей доступа не было никакого. Старую теткину шаль Лизонька просила, но ей не дали.
  
   Будь Лизонька натурой нервической - пожалуй, разродилась бы тетрадью байронических стихов, а так дело не зашло дальше вражды с моськой и тайной замены порошка от блох на аглицкую ландышевую пудру...
  
   Я говорю о Лизоньке в прошедшем времени, так как только сейчас вернулся с похорон ее, и даже Клавдюшка не успела еще из прихожей вымести комья кладбищенской земли, что я притащил на галошах.
  
   Бедная Лизонька!
  
   Всех-то радостей и было у нее, что неожиданное, под конец недолгой ее жизни, наследство - шестиэтажный дом на Тверской, да сердечный друг-воздыхатель, как сказали бы в городе Глину, инкохнито.
  
   Тайный кавалер этот, пожалуй, воплощал все заветные мечты Лизаветины. Ростом с Пушкина, в талии догонял он Крылова, Бахчисарайский же Фонтан превосходил красноречием.
  
   Странно завязалось знакомство их. Лизонька, как мы знаем, днем и подойти к окнам не смела. Вечерами же, разбирая прическу перед сном, завела привычку смотреться в оконное стекло. Зеркало было у ней, но только то, что в теткиной шкатулке с рукодельем.
  
   Раз (уж стемнело на улице) посмотрелась Лизонька в стекло - что за черт! Как обкорнал злодей - париксмейстер! Локонов совсем не видать. Шея ровно вдвое распухла. А шаль-то, шаль, что отдала-таки змея-тетка, и вовсе смотрится какой-то пегой бородою! Раздосадовавшись, скривила Лизавета отражению своему рожу, наподобие обезьяньей.
  
   Ах! То было не отражение! То был ОН.
  
   ***
  
   Но пора, пора, читатель мой, вернутся к Чебуркову Ивану Денисовичу, покинутому в щекотливом положении, раздумьи и захолустном Глину. Уж битый час сидит он в продавленном кресле, уставив мутный взор на конверт с вызовом. Будь поручик юношей романтических наклонностей, он уже строчил бы прощальные стишки возлюбленной при свете свечного огарка. Будь он удалым гусаром, отправился бы в трактир и хватил там водки, да рому, да эдакой какой-нибудь мальвазии, от которой ус бы его закурчавился и глаз заблестел. А будь он коллежским ассесором Гуриным, собрал бы поручик вещички да и отбыл от греха подальше в Кислоротск, лечить печень минеральными водами, недельки эдак на две-три.
  
   Но не был Иван Денисович ни коллежским ассесором, ни гусаром, ни даже романтического склада юношей. Тем не менее, после долгих раздумий, покашливания, и пощипывания усов (отчего это украшение поручиковой физиономии заметно поредело), направился он именно к свече. Но вовсе не затем, чтобы попрощаться с милой сердцу Annette. Признаться, даже меня, человека недюжиного ума и многочисленных дарований, действия поручика поставили поначалу в тупик.
  
   А сделал поручик вот что. Оглянувшись для чего-то воровато через плечо, вытащил он из кармана халата серные спички (в городе Глину, далеком от благ цивилизации, сие изобретение до сих пор считалось одной из диавольских каверз), зажег свечку, и, извлекши из конверта злосчастный вызов, трижды провел им над пламенем свечи.
  
   После чего, вставив в глаз свой монокль (поручик был слабоват зрением, но очки носить отказывался из принципа), Иван Денисович поднес бумажку к глазам и углубился в чтение. Прочтя текст письма три раза, слева направо и справа-налево, перекосился в лице поручик, взвизгнул: "Проклятый Леонард!" и чертиком из табакерки вылетел за дверь.
  
   Так бы и осталась навеки тайной причина Чебурковского возмущения, если б впопыхах не обронил он письмецо на пол. Там оно лежит и сейчас. Но чу! Лишь за поручиком захлопнулась дверь, шевельнулась оконная занавеска, и высунулась из-за нее блудливая физиономия Пафнутьича. Как он пробрался туда? И не спрашивайте - не отвечу. Скажу лишь, что любопытство некоторых представителей рода человеческого далеко превосходит своей всепроникающей способностью даже керосин. Слуге же поручика, достопочтенному Савелию Пафнутьичу, керосин и в подметки не годился.
  
   Боком, боком подобрался Пафнутьич к вожделенной записке и - цоп! И вот он уже читает господское письмо, шевеля от усилия губами. Что ж, коль тайна переписки нарушена, то и нам не грех заглянуть через Пафнутьичево плечо в таинственное послание.
  
   Поверх писаного жиденькими казенными чернилами вызова: "Его Благородие Штабс-капитанъ Куничкин Г.Е. имеет честь..." и т.д., проступили бурые строки, выведенные зачем-то затейливой славянской вязью.
  
   "Богат и славен город Гамельнъ,
   Обширны церквы и дома,
   Лукавый сердцем горожанинъ
   Швои обходит закрома.
   Аднако вот - судьбы каприз
   Явилась в город стая крыс.
  
   Блестящи зраки страшных бестий
   Аскал ужасен и суров
   7 тысяч их собралось вместе
   Махая флагами хвостов
   Алкая булок и тортов.
   Не внемля суетной толпе,
   Не зная страха и сомненья,
   Ани, потворствуя судьбе
   Ярятся в жажде угощенья..."
  
  
   М-да... Почесал Пафнутьич в затылке, плюнул да и пошел вон из комнаты - укладывать господский чемодан. Действительно, проклятый Леонард!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"