Аннотация: Туристический инструктор находит в горах схрон фашистских диверсантов и отправляет группу завершать маршрут, а сам остаётся с боеприпасами. Началась метель. Среди ящиков находит список предателей и намерен... Да сами всё прочтёте, или нет
- Ах-тыж-йоп-тыж!!! - раздалось над заснеженными склонами гор. И многоголосое эхо разнесло смех более удачливых туристов. Нам только потерь на экскурсии не хватало. Сашу подняли и помогли отряхнуться. Собственно, ничего особо опасного ему не грозило. Расселина пугающе глубокой, но не очень широкой, метра два с половиной. Даже возрастной Андрей и миниатюрные девушки смогли перепрыгнуть. При нашей страсти к вязке узлов и строительству переправ, чем ещё при домашней подготовке заниматься, такой результат закономерен. И хорошо здесь. Перевал мы нашли и перешли, радуемся все. Снег на склонах просто сияет. Даже не верится, что с войны не выпадал. Под этим снегом чего только не таиться.
- Иван Григорьевич! - кричит с уступа Леночка. Странно, руководителем группы выбрали её, я - только официальный председатель туристического коллектива, начальник кружка "Умелые альпинисты", а обращается ко мне, хотя решения должна принимать сама.
- Да, товарищ руководитель группы! - откликаюсь на её зов.
- Вам лучше это увидеть! - кричит Леночка. И не боится лавину вызвать своим голоском. Поднимаюсь. За мной увязалась вся ватага остальных туристов. И проводник, Лахман этот, ну и фамилия.
Леночка обнаружила бывшую нору в снеге. Поскольку новый не выпадал, то своды этой осели, и наша отличница в неё не провалилась, а так, вступила. Только в норе клад обнаружился. Мешки и ящики. Лахман сразу же ломанулся внутрь, ему бы только чем поживиться. "Нашёл", как он всё объясняет. Хорошо, что в горах ничего из вещей не пропадает. Как на корабле продукты у кока. Просто перепродать не как.
В ящиках обнаружились немецкие боеприпасы, патроны не под наши калибры, миномётные мины, взрывчатка. В мешках - недавно промокшие галеты и консервы. Малыши, двадцать лет, срочную прошли уже, достали рацию, отломали антенну. Игнат с громким "паф-паф" ткнул Женьку железкой в лицо, тот не остался в долгу и отвесил приятелю ловкий натренированный пендель. А прикидывался пентюх-пентюхом. Кто-то из девчонок потянула мину, бахнуть, так с размахом. Я уже представлял, как вся гоп-компания паникует, и в слезах пытается убежать от лавины.
- Достаточно, - говорю негромко, но достаточно внятно. Все успокоились, стоят, глазёнки любопытные таращат, ну детский сад. Один Лахман в изумлении, понял, что во всех смыслах зря он весь путь к Леночке клеился, хотя вся группа видела, что его жена Сарочка с двумя детишками с нами в горы проводила.
- Оставлять боеприпасы в таком месте мы не имеем права, - с расстановкой, как командир партизанского отряда пионерам говорю я. Предлагаю провести собрание и решить, кто останется здесь ожидать сапёров.
Зашумели. Предложения мы услышали самые фантастические. От оставить флаг в качестве знака, до оставить самого шумного, без него сапёров быстрее вызовем. Через двадцать минут все устали и притихли. На меня смотрят, решения ждут. А я такой же как они, отец на войну ушёл и не вернулся, за плечами только школа-восьмилетка и второй курс ПТУ. И никакого детства. Того, что у некоторых всю жизнь играет в жопе. Так и решили.
Группа отправилась вниз по склону. Оставив меня сторожить Леночкину находку. Девочки по очереди чмокнули меня в щёку, мальчики - пожали руку и ушли вниз. Так в альпинистской обвязке-беседке поверх брезентового костюма и с боем полученном на базе свитере и остаюсь среди вершин. Ну хоть любоваться этой красотой никто теперь не мешает. Светло, относительно тепло, и очень легко. Лахман мешки с едой под шумок упёр, голодное детство сказывается, не иначе.
Любовался я красотами не долго. С перевала потянулись тучи, почувствовался лёгкий пока ещё, мороз. Долго так продолжаться не может, поэтому я крышкой одного из ящиков утрамбовал стены из снега и нарубив этой же деревяшкой наст на примерно одинаковые блоки соорудил что-то вроде новомодной английской иглу. С остатками немецкой норы внутри. Это миф, что немцы всё делают на совесть, есть у них бездна примеров бракодельства и разгильдяйства. Вон, целый крейсер построили из сплошного брака, всю войну с ним мучились, а линкоры их, которые без брака, они в какую цену им стали?
Так размышляя нашёл и немецкое кепи. Из хвойной шерсти, но не промокшее за все морозные года. С этим их вышитым эдельвейсом. Из любопытства примерил, хоть и противно было фашистские шмотки держать в руках. Посмотрелся в сигнальное зеркальце. Вообще ариец получился в штормовом костюме и кепи. Смеркалось, а сапёров и спасателей видно не было. С моих туристов станется перессориться и разбежаться без моего присмотра, хотя, это у меня синдром капитана, всё контролировать лично. Справятся. Не зря же в одном клубе полгода чаи гоняли, узлы вязали. Хочу в них верить.
Горная буря началась до заката. Построив своё укрытие выходом на восток и построив из ящиков большой трон я наблюдал за буйством стихии. Разряды молний подсвечивали снежные тучи изнутри. Вихри поднимали клочья облаков над перевалом и кружили их над вершинами, свистя и завывая. Было страшно красиво и пронзительно интересно.
Буря не стихла ни ночью, ни в следующие двое суток. Свернувшись калачиком на своём троне я доел полученную на турбазе горбушку хлеба и по опыту английских альпинистов силой воли управлял током крови в конечностях, убеждая себя, что я не мёрзну. "Моя рука тёплая, моё дыхание ровное, мне тепло", убеждал себя я. Получалось ли? Не знаю...
В полдень ветер стих, и я попробовал грызть новый снег. Влаги в колючем крошеве было совсем не много, больше энергии на его сбор потратил, чем добытой водой восполнил. Со скуки завязал разными узлами все шнурки и верёвочки, которые нашёл. Среди ящиков завалялась тетрадка. Вот она как раз и поценнее галет будет. На вполне русском языке, правда со старорежимными ятями и фетами в ней были от руки законспектированы инструкции к действиям в этом районе. И самое интересное - список здешних пособников. Всего сорок фамилий. Среди них четыре русские. Ну как русские - дворянские, Зеельский, Псирочский, Обломов, Харенджаный. Остальные татарские. Органам будет очень интересно с этой тетрадочкой ознакомиться, тем более, что в ней же адреса и приметы предателей.
В полдень третьих суток у перевала распогодилось. Жду, когда станет светлее и пойду, наверное, к подножию гор, там тропинку или даже дорожку какую-нибудь найду. До райцентра не больше пятнадцати километров. Если дорогу знать. Но ведь ждать у склона погоды не вариант. Со скуки про инвентаризировал доставшееся мне имущество. Патроны, взрывчатка с проводами и адской машинкой, рация с разрядившимися аккумуляторами к ней, динамомашинка. Нашёл бы её раньше, попробовал бы зарядить аккумуляторы, антенну удалось починить, не зря в ПТУ два курса учился. Только не знаю кому радировать, не связист...
По склону вверх поднимались четверо. Без собаки и с парой маленьких рюкзаков. Как-то несерьёзно для сапёров или спасателей. Может - корреспонденты из местной прессы? Подожду, им ещё час идти. Интуиция уверенным зудом потребовала вооружиться перед встречей с незнакомцами. У меня кроме карманного ножа для резки верёвочек и нет ничего... Зарядил маленькие аккумуляторы адской машинки и присоединил к ней провода одним концом, а другим - к взрывателям. Да, техника безопасности запрещает, но я так хочу.
Вот и подошли ко мне эти четверо. И взгляды - цепкие как крючья, улыбаются скупо, одними губами, и выжидательно смотрят в просвет двери моей иглу. Не знают, что такое возможно, дом для защиты от снега делать из снега. Об этом мало кто знает. Обзорная статья в "Туристе" вышла только в этом месяце.
Встаю им навстречу, машинка с ручкой в кармане куртки штормового костюма. И сразу - улыбки на всю рожу, чему они радуются.
- Guten Tag Herr Offizier! - радостно обращается ко мне старший. Побитый жизнью, но не сдавшийся старикан. Кепи с эдельвейсом, вот оно что. Смотрю на них взыскующе, как на опоздавших на урок дурачков и спрашиваю, нет вопрошаю:
- Зеельский?
- Я! - отзывается похожий старичок, стоящий чуть сзади.
- Псирочский? - продолжаю перекличку фашистских пособников я.
- Здесь - пискляво отзывается ещё один. Делаю чуть довольную рожу.
- Обломов?
- Я за него, - отзывается молодой голос, неуловимо знакомый мягкий акцент, - Кравчук.
- Gut, - киваю я. - Харенджаный? "Не отзывайся. Убегай, почувствуй свою смерть!" думаю я, и запрещаю себе думать.
- Das bin ich, Herr Offizier! - бодро рапортует четвёртый. Последний. Все здесь. Мы. Все. Здесь. Жму ручку подрыва.