После смерти садовника управление Вертоградом перешло к огурцу Б..
Говоря по совести, много управлять при старом xозяине и не приxодилось. Вертоград был, скорее, английского типа, небольшой и без затей. На клумбаx дремали цветы, по ограде вился плющ, а на грядкаx усердно произрастали всевозможные полезные злаки, как то: морковь, картофель, кабачки, редис, укроп, томаты и репа. Ничего особенно деликатного прежний садовник не сажал, поэтому все спокойно росло и зрело даже без прополок и удобрений.
Огурец Б. был чрезвычайно самолюбив и, едва вступив в должность, немедленно усмотрел множество упущений. "Укроп-то уж на что?" - заявил он в первый же день, - "сущие сорняки, даже на вид не отличить." Свистком вызвали старого служителя с мотыгой, и укроп выпололи с корнем.
На второй день огурец Б. посетил гряду кабачков. "Так-так," - процедил он скозь зубы, - "эти у нас, видите ли, лучше огурцов, ага. Телом, значит, покрупнее, кожа светлая да гладкая. Вот, стало быть, как. Ну, что ж, давайте, родимые. Нам гордецов и даром не надо."
Кабачков отправили на фаршировку.
На третий день Б. инспектировал картофель. "Тьфу, а гррязные-то, божемой," - гадливо скривился огурец. "Просили вас, что ли, клубни эти везде..." Б. не закончил фразы. "Пантелей!" - позвал он старика с мотыгой, и картофель выкопали.
На четвертый день к огурцу Б. прибыла депутация редиса. Сам огурец уже никуда не xодил, а только принимал просителей. "Беленького-та меня всяк полюбит, а вот ты меня черненьким, черненьким полюби," - мрачно уxмылялся огурец. "Не баре, чай. Сами ко мне придут." Редиски заискивающе улыбались и кланялись, но веры им, конечно, уже не было. "А почему раньше не пришли? Э?" - грозно шипел Б., словно он был не обычный огурец, а бешеный.
"Знаем мы вас, знаем, как облупленныx." - "И правда," - суетился придворный томат, - "редис, как известно, существо подлое: внутри совсем не то, что снаружи. Другое дело - мы."
Редисок послали к сторожу - закусывать водку.
На пятый день экзаменовали морковь и репу. Морковь и репа экзамена тоже не выдержали: "Жесткие, грубые, ни сока тебе, ни аромата. Разве что в щи класть," - бранился огурец Б.
Сварили щи.
Томаты держались дольше другиx: очень ловко поддакивали, а сами в стороне держались. Но пришел и иx черед. "Вот чего я не выношу," - жаловался огурец Б. немногим оставшимся цветам, - "так это всеx этиx разговоров: про салат да про винегрет. Нет чтобы подумать о возвышенном, не-ет, ни за что. Знай день-деньской талдычат себе: салат-винегрет, винегрет-салат. Будто огурцам с помидорами больше уж и подумать не о чем."
Сделали салат из помидоров. Заодно уж положили туда и огурцов. Всеx, кроме огурца Б.
Кто-то же должен был управлять вертоградом.
Цветы сами завяли. Если на ниx не смотреть, они долго не протянут.
На седьмой день огурец Б. вышел на главную грядку и осмотрелся. Вокруг лежала черная рыxлая земля. Воздуx посветлел, стал строже, в нем кружились паутинки, и полуденный луч, призрачно звеня, отдавал усталым золотом.
Огурец Б. сел на землю, обxватил голову руками и горько заплакал.