|
|
||
|
Она умерла. Говорят: она была больна. Да, конечно. Психиатрия — наука точная. Когда человек хочет ночью спать — это болезнь. Зато пьянки устраивать по ночам, двигать мебель да хлопать дверьми — в порядке вещей. Когда человек хочет покоя и тишины, хоть иногда, — это симптом. А вот стены долбить каждый день на протяжении многих лет — что может быть нормальнее? Если кто-то не хочет у себя дома слышать своих соседей — явный псих. Нормально — ходить на ушах и орать так, что через этаж слышно каждое слово. Тут, очевидно, требуется недюжинное здоровье. Любоваться в лесу цветами — что-то с головой. Пускать их под бульдозер — это по-нашему. Плавать в реке — признак душевного расстройства. Там же нормальные носятся по головам на катерах и байдарках. Когда тот, кого любишь, предает, — и приходится коротать век с нелюбимым, — обычное дело. Что страдать-то? Если нельзя найти работу по специальности, или по душе, или хотя бы по силам, — казалось бы, ну и что? В конце концов, и без дела сидеть неплохо. Пусть в телевизоре из сотни программ ни одной, какую бы стоило смотреть, а в Интернете ничего кроме мусора — это нормально, и большего желать не положено. Когда каждая мелочь становится проблемой — в этой стране иначе и быть не может. Когда хамят в магазинах, садируют транспортом и пакостят на улицах — нормальные к этому привыкают и не обращают внимания. Свинство коммунальщиков, наезды и угрозы, бытовые дрязги — нормально, как у всех. Хочется радости и красоты — а вокруг сплошь грязь и уродство. Хочется стабильности, уверенности в завтрашнем дне — а в перспективе лишь нищета и беспросветность. Хочется оставаться сильной, красивой — а впереди только старость, хронические недуги, нескончаемая пытка нормальностями женской физиологии. И когда человек решает, что такое существование несовместимо с его человеческим достоинством, и лучше уйти, — это, безусловно, результат тяжелого заболевания. Остальные, ведь, — ничего, телепаются помаленьку... Она была больна. Она сама это понимала. Но не хотела, чтобы в больнице ее накачивали до одури галоперидолом — и чтобы потом руки тряслись несколько лет. Ей хотелось жить и чувствовать — а не убивать в себе жизнь и чувство. Она умерла. Ей больше не больно. Лучше бы умереть тем, кто принес ей эту боль.
|
|