Только всходило солнце, неярким, холодным светом заливая все вокруг. Ночью уда-рили заморозки, и вода в лужа покрылась тонким ледком, который уже таял на солнце. Замок Кеттерль еще спал, тихо было в темных коридорах большого мрачного здания, тихо было в людских и на кухне, и во дворе, между постройками, не видно было ни единой живой души.
Был конец сентября, ждали первого снега, но его все не было. В саду облетели по-следние, уже не золотые, а посветлевшие, сухие листья. Трава пожухла и разредилась, откры-вая комьями высохшую землю. Скоро уж была зима, она подкрадывалась, подходила не-слышно, и в это неяркое морозное утро, когда небо было по-зимнему светло и бледно, при-ближение зимы ощущалось как-то особенно отчетливо. И этот свет, и это небо, белесые ветви кленов и черно-мокрые ветви лип - все это было совершенно зимнее, только пожухлая трава, единственная сохранившая желтизну осени, портила это впечатление.
Вскользнув из дверей кухни, я плотнее запахнула куртку и остановилась, выдохнув облачко пара. Ринальдо, очень нервничавший в то утро, толкнул меня в спину. Я подвину-лась, пропуская его. За ним вышли и старшие. Мы все сгрудились на крыльце кухни, словно собираясь с духом. Казалось, во всем замке только мы четверо не спали: так тихо, сонно и пусто было вокруг. Посреди двора, непонятно кем брошенная, валялась сломанная оглобля.
Мы четверо были старшими из детей барона Кеттерель, самой, так сказать, верхушкой айсберга из четырнадцати детей, из которых десять были мальчиками, а четверо девочками (правда, двое младших в ту пору еще не родились). Я так и вижу нашу компанию, переми-нающуюся у дверей кухни, - ясно, словно это было вчера. Вижу старших, близнецов, Карла и Кори (им в ту пору было по четырнадцать лет), высоких, тощих, с одинаковыми светлыми патлами, свисающими до лопаток, с одинаковыми по-кошачьи зелеными глазами, в истертых старых тулупчиках, в пижамных штанах и нечищеных отцовских сапогах, которые они за де-сять минут до этого сперли из людской. Вижу себя, старшую из дочерей барона Кеттерель, высокую для своего возраста, толстую десятилетнюю девочку с двумя косичками. И Рино, тогда маленького и толстого восьмилетнего мальчика, ябеду и тихоню. Помню, больше всего он любил играть в хомячка, он и похож был на хомячка свей круглой упитанной мордашкой, это потом он стал драчуном и задирой, а я выросла в степенную девицу, тогда-то все было иначе.
Пришла пора действовать, если только мы не хотели, чтобы кто-то застукал нас за на-шим занятием. Нервы у всех, по крайней мере, у нас с Рино, были напряжены: нам предстоя-ла не просто очередная шалость, а нечто очень (как нам казалось) серьезное, сегодня близне-цы должны были раскрыть нам главную тайну замка Кеттерель.
Быстро перебирая ногами в стучащих и сваливающихся с ног сапогах, Кори побежал к конюшне. Заглянув за угол, Кори обернулся и поманил нас; мы гурьбой ринулись к нему. Как раз сюда, на внутренний двор и конюшню, выходили окна отцовской спальни, и страшно было даже подумать о том, что он мог стоять сейчас у окна и смотреть на нас. Топоча, как стадо слонов, и тяжело дыша, мы завернули за угол и, пробежав еще пару метров, останови-лись перед каркасом непонятной постройки, которую решил возвести наш отец несколько дней назад.
Постройка эта вплотную примыкала к стене конюшни. Это был каркас из толстых де-ревянных брусьев, из которых обычно делают балки в деревянных избах, метра два высотой и четыре шириной, на уровне метра поперек были еще балки, делившую пополам все соору-жение.
Проскользнув под низкой неошкуренной балкой, Кори поманил меня:
- Эй, Урс, иди сюда. Смотри. И пусть Рино тоже смотрит.
Я достала корд и крутанула в руке. Трехгранное лезвие старинного оружия со свистом рассекло морозный воздух. Карл прищелкнул языком: сам он кордом не владел, и мое искус-ство его восхищало. Ринальдо вытащил из ножен свой корд. Карл достал свои кинжалы.
Кори окинул нас взглядом, убедился в нашей полной боевой готовности и тогда опус-тился на замусоренную землю и стал сгребать ладонями палые листья и солому. Скоро пока-зался деревянный люк, казалось, вделанный в саму землю. Ухватившись за железное кольцо, Кори присел на согнутых ногах, вздохнул, поднатужился и рывком поднял крышку люка.
Из метрового квадрата в земле полыхнуло жаром и золотисто-медовым светом.
- О-ох.... - вырвалось у нас с Рино.
Боковым зрением я видела его разгоревшиеся глаза и приоткрытый рот. На всех лицах лежал отблеск этого медового теплого сияния. Сделав робко шаг, потом другой и как совсем забытую, ненужную вещь волоча за собой корд, я приблизилась и заглянула в люк. Вниз ухо-дила железная лестница, кроме ее тонких черных прутьев ничего больше не было видно, только янтарные языки пламени плясали вокруг. В плечо мне дышал Рино.
- И не обжигает? - неуверенно сказал он.
Карл помотал лохматой головой и первый полез вниз. За ним последовал Кори, потом я и Рино - по старшинству, так сказать.
Железные прутья леденили мне руки, а вокруг - ах, какая это была красота! - янтарное пламя плясало свой непонятный танец, когда я впервые спускалась туда, в нашу преисподню. Это и была главная тайна замка Кеттерель, основа его могущества.