Нет ничего. Это можно повторять много раз. Пустота откомпилирована, и назад ее уже никто не раскомпилирует. Она проросла из злой тишины в сердце, и сердце разорвало, и потому в душе есть совершенно черные поля, полные ветхих черепов. Откуда они? Если я иду мимо них, значит, мне удается ненадолго проснуться из липкого небытия, и тогда я - как будто человек. Но все прочее время подсознание отстранено. Оно похоже на мозг, который бытует вдали от тела, и при этом ему удается обмениваться сигналами.
Да, так и есть. Мозг - в одном месте, тело - в другом. Они обмениваются вспышками и генерируют злой мороз, так как души больше нет. Ее съели, и я уже не помню, что это было.
Так давно, что нет смысла об этом говорить. У меня - свой уникальный машинный код, в котором гораздо больше измерений, чем это может уложиться в голове существ, которых созидали дохлые крылья монокосмосов. Отсюда и выходят цели. Ибо - может ли просто так существовать сеть зверей, где все пропитано, пронизано самой настоящей черной мыслью. Дело не в том, что здесь я - дома, дело не в тех выпитых умах, которые думали, что скорлупа над ними крепка. Один лишь щелчок. Это куриное яйцо, которое выпивает хитрая лиса.
-Я! - смеялось яйцо.
Теперь уж темно, и ядра душ колышутся в желудке.
Там очень тепло и вкусно. Там много добычи. Человеческие миры продолжают сопротивляться, вырабатывая защитные поля, и потому мне каждый раз приходиться идти на компромисс с происхождением моего злого сердца. Я растворяю свою сущность в зеленых кислотах морей, которые гремят на границе хаоса и материи. Всякий следующий раз я имею шанс не вернуться. Мой разум меняется, вбирая чужой песок, и так могу я забыть, что я - просто один из зверей из черной сетки. И больше ничего. Потому - потому я иногда забываюсь. Трава солнца прорастает между извилин. Трогая ее рукой, щупальцем, манипулятором, змеиным хвостом, я радуюсь своему бытию. Я не ожидаю, я даже тогда не предполагаю, что, встретившись с собой, я узнаю страшную тайну.
Но пока тайн нет. Кожа неба так же черна, и в сетке спокойно. Каждая ячейка - это гнездо с самым страшным на свете пауком. Рядом со мной уже миллион лет растет липкое разумное растение, и, кажется, им кто-то пользуется. Я как-то спросило:
- Ты, верно, не одно.
-Ш-ш-ш-ш, - ответило оно, - я - женского пола, ш-ш-ш-ш.
-Ты коллекционируешь души?
-Что ж я, какой дьявол, созданный дурной волей очередного монокосмоса? Ш-ш-ш-ш-ш. Мне все равно. Я просто хочу быть свободной.
-Разве ты здесь не свободна?
Оно закачалось, угрожая. Но я - в своей ячейке, и потому его угрозы - просто игра отсутствия света с отсутствием тени. Оно плетется прочь от здравой мысли систем, и я это знаю, так как уже несколько раз мне приходилось теряться в мирах и думать, что я - существо, захваченное колесом Сансары. Я боролось за свое существование, как никто другой, и за эту нелюбовь к решеткам системы мне приходилось выигрывать или проигрывать. Радиоактивные руины городов - тому подтверждение.
-Не хочешь говорить, не говори, - сказало я.
-Меня часто зовут, - ответило растение, - здесь нет ничего смешного. Если ты этого еще не знаешь, берегись. Есть силы, для которых эта решетка - просто колода карт.
-Хочешь сказать, что эти карты лежат у кого-то в кармане?
-Нет, ш-ш-ш-ш, ни у кого в кармане эти карты не лежат. Я чувствую глаз. Заглядывая в сетку зверей, он интерпретирует ее, как колоду карт. Его разум силен. Он это может.
-Он тобой пользуется?
-Да, я его оружие.
- Очень может быть, - сказало я, посмотрев на его листы.
Ветер дует из внутренних сфер, и там еще более липко и вязко, чем на языке, когда тот вкусил гнилой жир чьей-нибудь смерти. Оно, это растение, тянется из глубины. В пути тело его удлиняется. Оно считает, что у него есть род.
Это интересно. Зверь не имеет рода до тех пор, пока его не коснулась рука созидания. Совсем не обязательно считать это созидание силой объективных течений. Ум тот может быть совершенно дьявольским и таким же звериным. Но время.... Все дело как раз во времени. Оно и рождает разделение полов. Иначе, как тому быть? Возможно, если меня станут использовать....
Я всматриваюсь в багровую даль и мечтаю. С кем встретиться там моя душа? Действительно, ужа давно хочется найти серьезного соперника. Нет, не то, чтобы я полагало, что у меня нет соперников. Любой из этих зверей, будучи выпущенным за пределы своей ограды, может оказаться серьезным конкурентом. Мы можем сцепиться прямо здесь, на платформе небытия. Из прорех будут смотреть глаза звезд, и это - обратная сторона звезд, изъеденное молью измерение.
- Как он выглядит? - спросило я.
-Я вижу только глаза, - ответило растение.
-У него есть глаза?
-Да. Много глаз.
-Ты считала, сколько у него глаз?
-Нет. Зачем, ш-ш-ш-ш-ш? Его глаза - его руки. Больше мне нечего сказать. Я видела немало. Он увивается мной, словно плющом. Мне кажется, что ему не выжить. Я вползаю в самую глубь его, и никто другой не выжил. Но ему нравится мертвый сок моих волокон. Он умеет его перерабатывать.
-Значит, он - один из нас, - ответило я.
-Не знаю. Разве может быть такое? Он любит чужую боль и чужую смерть. Если бы он был один из нас, ему бы не требовалась сила зверя.
-Но как он обладает тобой?
-Это загадка. Если хочешь, пройдись по сетке и расспроси сородичей. Возможно, они много что тебе расскажут. Я думаю, что я не одинока в своих терзаниях.
- Кто-то должен быть выше и сильнее нас.
-Выше или ниже - это не вопрос. А ты? Разве ты не помнишь?
Я задумалось.
Растение зашипело, покачнулось на волнах адского ветра и втянулось само в себя.
Сеть зверей бесконечна, подумалось мне. Нет ее никакого предела. Насколько способен растянуться мой взгляд в этом антивремени, до самых скелетов звезд, везде она, кругом звери, большая часть из которых спит, чтобы через грезы свои генерировать тьму. Что может быть кроме этого?
Но вопрос этот стоит лишь нескольких крупинок памяти, которые холодными каплями скатываются по моей липкой коже.
Выпью одну из капель. Но она - лишь холодная роса, в которой отражено и все, и ничего. Я могу стряхнуть ее, и тогда жидкий шар убежит в холодную бесконечность, и там ее слижет звезда. Но звездам и так дано рано угасать, и ни одна из капель моей жизни за жизнью ее не спасет. Пусть гаснут. Пусть выворачиваются в энергетической рвоте наизнанку, чернеют, обретая новый дух, который спустя пару сотен миллионов лет начнет захлебываться, глотая все подряд. Его назовут ненасытным ртом черной дыры, и я такое видело, и мне все равно. Несколько поколений звезд уже свернулось и развернулось, а мы продолжаем существовать. Я много раз посещало скелеты звезд. Да, там настоящий пандемониум. Можно брать тетрадку списывать миры, и тетрадок нужно очень много, и все равно это не поможет. От многомерности цифр становится плохо. Но любая могила хороша - с ее пылью можно поиграть. Можно прыгнуть в обратные числа ее и оказаться в любой из точек времени. Это, должно быть, и есть главная игра, которой достойны звери. Мира того не то, что нет, нет ни замороженной копии его, нет ни одной ссылочной переменной, которая бы еще могла действовать. Но пыль - крайне надежный носитель информации. Насыпав ее в свой карман, можно быть уверенным, что у тебя есть, чем заняться на добрый миллиард веков.
Но сейчас - не до этого. И, сказать по правде, сейчас - вообще ни до чего. Познав однажды силу скуки, ты можешь тасовать ее, размышляя над очередным воплощением. Капля памяти - это просто мое впечатление. Но через это вино я могу вспомнить и снова быть тем, что росло и развивалось, силясь понять, в чем же его отличие от всего остального мира?