Аннотация: Короткий рассказ, посвященный кризису в период с 2015 года. В то время сильно выросли цены, от чего в деревнях местные алкоголики принимали любую работу, даже если она оплачивалась бутылкой.
Мы ехали по старой дороге в душном такси. Через грязные окна проглядывались серо-зеленые макушки деревьев. Блестела речка. От Олонца до деревни, где живет бабушка Шура, по-моему, меньше двадцати или пятнадцати километров в сторону Мегреги. Я и моя бабушки иногда ездим к старой подруге в баню.
Особенность дома бабушки Шуры заключается в том, что водители часто пропускают нужный поворот. Это происходит из-за того, что его почти не видно из-за ряда высоких сосен и елей. Я всегда удивлялась тому, насколько в Карелии высокие деревья, так как в месте, откуда я приехала можно встретить лишь маленькие кустарники, невысокие березки да такие же сосны.
В этот раз водитель сбавляет скорость возле поворота у трех сосен, и мы не пропускаем нужный дом. Деревяшка довольно хиленькая, да и заборчик держится на честном слове. Типичный деревенский домишко.
После бани мы обычно пьем чай и едим предложенную бабушкой Шурой вареную картошку. Мне нравится эта наша небольшая традиция. Самая популярная тема разговора почти всегда - деньги. Буквально недавно мы заметили, как выросли цены на еду. Бабушка Шура всегда жалуется, что ей неудобно жить в таких условиях, что пенсии не хватает, но работать она не может. В такие моменты я всегда смотрю на сдержанное лицо моей бабушки. Она едва заметно поджимает губы, и мне кажется, что вот-вот закатит глаза.
Бабушка моя работает. Но даже так ей тоже тяжело. Может я и наивна, но, честно, не понимаю, почему в нашей, казалось бы, богатой стране у людей не хватает денег.
Мы выходим на улицу, я сажусь на крыльцо, достаю свой переносной альбомчик и начинаю рисовать сосны. Листва шумит так же как в детстве. Этот звук всегда успокаивал меня. Ветер как будто гладил мои щеки и распутывал скомканные мысли. И тогда все они сводились к одному - свободе. В детстве я смотрела на солнце и проплывающие облака и думала, что свобода - это возможность долго любоваться небом, рисовать и купаться. Я всегда чувствовала счастье, когда хотя бы одна такая хотелка исполнялась.
Потом я заработала переохлаждение, поэтому "купаться" перестало приносить удовольствие.
Ветер играет с альбомными листами. Мои мысли сбиты в кучку: вспоминаю сюжет недавно прочитанной книги, которую нам задали в школе, и понимаю, что вряд ли смогу к концу отпуска ее пересказать, потом мысль сменяется образом бабушкиной лоджии с рассадой фиалок и герани. Как раз есть нужный цвет в акварели, чтобы зарисовать бутоны этих цветков.
Рядом с соснами справа есть большое чистое поле. Оттуда покачиваясь вышел мужчина на вид не очень опрятный. Он направился в нашу сторону. Калитка еле скрипнула. Мужчина подошел к разговаривающим бабушкам. Тогда я заметила в его грязных руках старую лопату и коробку из-под чайника. Мужик неловко перекладывал вещи из одной руки в другую.
- Я, в общем, все сделал, - перебил он. Лопата воткнулась в клумбу, рядом с которой стояли бабушки.
Бабушка Шура заохала. Моя бабушка поинтересовалась, что случилось.
- Ну я убил их. По головам лопатой. Больно точно не было, - мужик неловко тянет коробку в сторону оцепеневшей бабушки, - они правда так громко мяукали, пока я их нес на поле. Хотите посмотреть?
Он пьяно рассмеялся. Бабушка Шура сильно замахала руками. Она объяснила, что какой-то соседский кот заделала котят одной из ее мурок, да так, что беременность не было заметно. А девать мелочь некуда. Никто из соседей не хочет больше кошек. Бабушка Шура быстро достает откуда-то бутылку и отдает мужику. Смаргивая слезы, она просит зарыть коробку рядом с ее погибшей собакой. К слову цепного утащили волки.
Мужик забирает свою плату и уходит. На коробке я замечаю небольшой красный подтек.
Мне показалось, что ветер затих. Лица бабушек побелели. Они прошли дальше к кустам ягод.
- Что только не сделают ради бутылки, на которую не хватает, - ветер приносил некоторые фразы с кустов. На моем карандашном рисунке большое мокрое пятно. Закончить зарисовку не получиться.
Смотрю на грязное небо сквозь стекло такси. В машине все так же душно. Вспоминается "Муму", и от этого становиться еще печальнее... Правда наш мужик не стал свободным, да и куда ему с зарплатой в четырнадцать тысяч.