Вернулся и спрашиваю себя: а не зачерствел ли ты, братец, сердцем. Почему вместо благодати видится тебе обман и мелочная суета? Отчего глаза твои мгновенно выхватывают низкое и не способны подняться к возвышенному? Не устал ли духом?..
Однако стоит рассказать всё по порядку.
Конец мая. Ясный и тёплый день. В Посаде схожу с электрички и иду налево, к ближайшим церковным куполам. Я специально отдаляюсь от Лавры, ради которой приехал. Так уж я устроен: мне нужно обойти свою цель большим кругом, чтобы проверить окрестные высоты (а вдруг с какого-нибудь места обнаружится интересный вид?), посмотреть постройки, уяснить, как идут дороги. Только тогда до меня доходит замысел первостроителей, скрытая логика проекта.
Через пять минут ходьбы попадаю в небольшой парк (бывшая Терентьева роща). На его северной границе стоит церковь Вознесения Господня. Она в неплохом состоянии и открыта. Жаль, что у алтаря устроено какое-то подобие гаража, посреди которого стоит старый грузовик в окружении железного хлама. Пытаюсь так подобраться, чтобы сделать хороший снимок, но ничего не выходит - мешают ограда и деревья. Впрочем, я не очень расстраиваюсь, поскольку церковь, на мой взгляд, обыкновенная (конец XVIII века), каких много на Руси.
Более интересен, пожалуй, памятник Владимиру Михайловичу Загорскому, имя которого более полувека носил Сергиев Посад. Я не смог установить связь между личностью этого человека и городом. Его мировоззрение, по-видимому, было чуждо и православию, и христианству, символом которых служила Лавра, поэтому здесь можно было бы заподозрить "обратную корреляцию". Но, как мы знаем, во время революции, личностей, отвергнувших бога, было немало. Не один Загорский, по крайней мере, был таковым. Памятник примитивен и дёшев. Это грубая цементная болванка, покрашенная чёрной краской и напоминающая стоящего человека. Разумеется, памятник интересен именно ассоциациями, которые вызывает. Всё-таки не одно поколение людей родилось в Загорске и каталось на электричке, на кабине которой было написано это слово - Загорск, . К тому же он - памятник - напоминает, что Загорск - не выдумка сказочника, а проекция вполне конкретной личности. Трудно сказать, была ли эта личность особенно симпатична. Мы, естественно, знаем, что Загорский - вовсе не Загорский, а Вольф Михелевич Лубоцкий, революционер чуть не с детства, участник последних российских мятежей и переворотов, ссыльный, беглый, интернированный, заброшенный в последние годы жизни на дипломатический олимп в Берлине и взорванный "Анархистами подполья" в Москве, где на Красной площади с почестями и захороненный. Мы также можем предположить в нём незаурядную волю и выносливость, но, увы, нам трудно судить, насколько свято верил он в новую, коммунистическую идею и насколько хотел блага для ближних своих.
Спускаюсь с горы Волкуши по дороге, ведущей в Лавру, перехожу речку Кончуру и поднимаюсь на холм слева от монастырской (так я думаю) стены. Неподалёку, на взгорке, стоит церковь Успения Богоматери. Место хорошее, спокойное, в окружении деревянных изб. Мне нравится, и я делаю несколько снимков.
Иду дальше, вдоль западной краснокирпичной стены и думаю, монастырская ли это стена или нет. Эта невысокая стена как бы дополнительный "вырост" от основной, мощной белокаменной, ограждающей собственно Лавру. (Кстати, не уверен, что основная сложена из белого камня, она вполне может оказаться просто побеленной).
Площадка с северо-запада занята красивыми автобусами, которые привезли иностранцев. Она примыкает к угловой башне, от которой на восток идёт дорожка к площади перед Лаврой. На дорожке стоят попрошайки. В основном женщины спившегося вида. Но что это? За первыми рядами просителей стоят осанистые монахи с деревянными ящиками и тоже намекают на подаяние! Они не тянут руки, но сладко улыбаются и тихо провозглашают "Христос воскресе!". Я смотрю, как они стоят, и внезапно понимаю, что их силы располагаются по определённой схеме. Две пары "прикрывают" основной вход справа и слева. Три монаха дежурят на центральной дорожке, идущей к монастырю снизу. И по одному рассредоточены на небольших, второстепенных дорожках. Они живо реагируют на потоки людей, оперативно перемещаясь туда, где доход наиболее вероятен.
Не знаю, почему меня насторожили эти монахи. За последние годы я должен был привыкнуть ко всяким попрошайкам, в том числе и одетым по-церковному, но эти молодые парни, с цветущими лицами и энергичными движениями выглядели особенно странно.
Хорошо. Вхожу в ворота и по старой памяти устремляюсь во внутренний двор. Не тут-то было! Кончилась советская власть, а заодно с ней и право на бесплатную фотосъёмку. Сейчас пофоткать стоит сто рублей; видеосъёмка - сто пятьдесят. Пока стою в очереди, решаю купить маленькую книжечку "Житие преподобного Сергия Радонежского". Очередь движется медленно, потому что в неё вклиниваются гиды, приобретающие разрешения, книги и видеокассеты для своих групп. Деньги летят в кассу тысячами... Протягиваю кассирше две бумажки и мелочь. "Последнее, что ли, отдаёте?" - презрительно шутит она. Чёрт! Не сдержался. Ответил язвительно. (В том смысле, что, мол, для Вас и последней копейки не жалко).
Наконец-то я на месте. Что и говорить, есть, что поснимать в Троице-Сергиевой Лавре. И строения здесь необычны, и люди попадаются любопытные. Например, дама в платочке. Вроде набожная, крестится, кланяется... и вдруг просит меня сфотографировать её, да не абы как, а в весьма энергичной позе и обязательно на фоне куполов с крестами. Или монахи-семинаристы. Они, оказывается, проводят индивидуальные экскурсии по Лавре. На коммерческой, разумеется, основе. Я подслушал, что епархия ни гроша не даёт Лавре. Наоборот, Лавра щедро платит епархии. Что ж! Можно поверить, коль предпринимательство достигло таких масштабов.
...Хожу долго, радуюсь каждому удачному кадру, но... не чувствую красоты. Только через пару часов удивился простоте, изяществу и величию Духовской церкви, построенной псковичами во второй половине XV в.
Видел двух нищенок, одна из которых беспрестанно что-то ела, а другая собирала оброненные монеты. Видел девушек (и много). Все одеты по теперешней моде, т.е. с открытыми животами. Видел скучающих детей и солидных мужчин, по-деловому обсуждающих бытовые проблемы. Видел одиноких, задумчивых посетителей и шумные семейные компании. Откуда, люди? А отовсюду. Из Посада, из Москвы, из Европы, из Японии. Девятый вал...
Через некоторое время устаю и сажусь на скамейку. Открываю купленную книжицу. Итак, Варфоломей Кириллович, 1314 года рождения, произведённый на свет неподалёку от города Ростова (ныне в Ярославской области).
Первый факт его биографии, а именно то, что "от дня рождения сей дивный младенец по средам и пятницам не вкушал никакой пищи", вызывает оправданное недоверие. Жизненный опыт подсказывает, что таких младенцев не существует, и что, вероятно, Варфоломей страдал отсутствием аппетита из-за болезни. Из-за плохого ли питания или ещё по каким причинам его умственное развитие замедлилось. Он плохо понимал объяснения учителей до тех пор, пока не встретил инока, обратившегося к Богу за помощью. Далее Варфоломей стал преуспевать в учении. По-видимому, семье Варфоломея плохо жилось в Ростовской земле ввиду притеснений со стороны власти и гнёта со стороны монголов, поэтому она перебралась поближе к Москве, в Радонеж. Через некоторое время родители умерли, оставив Варфоломею хорошее наследство. Однако, - и это первый существенный подвиг (или причуда?), - отрок раздал имущество бедным, а сам предался одиночеству в собственноручно построенной хижине. Приняв через некоторое время от инока Митрофана постриг, Варфоломей стал Сергием. (Неуместно, видимо, сравнивать его с Лубоцким, перевоплотившегося в Загорского, но куда же деться от очевидной ассоциации?). Хроники сообщают, что Сергия часто посещали различные видения, по преимуществу черти. Не надо объяснять, что Сергий отлично с ними справлялся, используя в качестве оружия молитву. Тем не менее, сам факт видений любопытен. Известно, что Сергий сознательно лишал себя сна и пищи. (Впрочем, кто знает, может, он попросту страдал бессонницей и ленился поискать еду). Поэтому кажется не удивительным, что истощение, недосып и охлаждение (в зимнее время) сопровождались галлюцинациями, а если принять во внимание степень религиозного погружения, понятно, почему тема галлюцинаций - черти. Бывало, что виделось Сергию и хорошее - например, ученики-последователи в образе птиц или сама Пресвятая Богородица, но это происходило уже позже, когда он утвердился настоятелем обители.
В некоторые подвиги Сергия поверить трудно. В то, например, что он воскресил из мёртвых отрока. Другие дела, как то: невероятная скромность и самоотречение во имя Господа, - более понятны. Напомнить бы теперешним инокам, что "по уставу Преподобного, что никто из них не мог выходить из монастыря, и даже для того, чтобы попросить себе хлеба у мирян". Конечно, тогдашнее племя роптало, оказавшись без воды и хлеба, проще говоря, в милость Бога не верило, однако Сергия слушалось, и оные продукты, как сообщают, получило...
В целом, от личности Сергия, от того, что я читаю и от того, что вижу своими глазами, как следствие его трудов, остаётся положительное впечатление. Судя по всему, предавался он вере без того безобразного фанатизма, который толкает одних людей на других. Жил себе и верил. А остальное устраивалось как бы само собой. Кого притягивал его образ жизни, присоединялись, кто оставался равнодушным - уходили. Так и я, почти через семь веков прохожу мимо, не останавливаясь и не задерживаясь, и всё-таки где-то внутри, глубоко-глубоко, тихий голос шепчет: "Спасибо!"...
Покидая город, я останавливаюсь на смотровой площадке и делаю несколько снимков. В кафе неподалёку люди пьют пиво, немецкие туристы торопливо щёлкают фотоаппаратами, в гору поднимаются уставшие посетители. И никто не знает, сколько лет ещё простоит город и сколько лет ещё проживёт память.
***
Сергиев Посад (Загорск)
Май 2005
***
P.S. Почему в момент, когда предают любовь или глумятся над верой, трудно проникнуться художественной прелестью Сикстинской мадонны или иконостаса Рублёва или, вообще, насладиться красотой мира?
Ответ известен каждому взрослому человеку, а именно: в такой момент плохо видно. Иногда темно, как ночью, иногда размыто, как в сумерки. Но, так или иначе, ничего толком не разберёшь.
... "Надо уметь видеть хорошее", - советуют.
- Thank you very much!
Премного благодарен. Надеюсь, так и будет, когда пройдёт боль от предательства, и из темноты прольётся свет.
... "Можно ли равнодушно пройти мимо великих произведений искусства?" - слышу вопрос.
- Ещё как можно, если падает сердце от боли за веру.
И не важно - моя это вера или чья-то.
- Я - верую! - говорит Сергий и терпит жажду, голод, холод.
- Христос воскресе! - поют его ныне живущие "последователи" и потрясают ящиками для сбора денег.
Кто они, эти монахи, что подобно сборщикам налогов кружат вокруг сергиевой обители?
Снаружи - ревнители веры. Изнутри - её убийцы.
"...Во имя отца и сына, и святага духа".
"...Пацаны, это же ширма, вы понимаете, святым духом сыт не будешь".
Подниматься в вере тяжело. Физически тяжело. Совершенствоваться тяжело. Трудно.
Падать - нет проблем. Можно лететь до самого дна без остановок.
Не знаю, есть ли на свете бог, но не могу не преклоняться перед Сергием за его веру и последовательное исполнение принятых заповедей.
И не могу не видеть мерзость тех, кто поддержал на словах и предал на деле.
***
...Но выплыла из сумерек чистым белым парусом Духовская церковь, и разлилась радость в душе.
Вы думаете, можно такое построить, если совесть нечиста? Не-а! Не получится.