Алёшка должен был поехать в летний лагерь, но вот ведь не повезло, простудился и заболел. Он тогда был очень расстроен. Целыми днями лежал на диване, горло его было обмотано шерстяным платком. Сегодня с утра, сидя на коленях, Алёшка смотрел в окно. Там внизу на площади было полно народа и много автобусов. Родители провожали своих детей в лагерь на первую смену. А он тут валяется, прямо хоть плачь, как обидно.
Мама причитала: "Как же ты нас подвёл! Вот что теперь делать? Отпуск мне сейчас не дадут, папе - тоже, будешь весь июнь дома торчать? Как же ты нас подвёл!"
Алёшка молчал. Ну, кто виноват? Позавчера попал под такой ливень, весь вымок, когда шёл из школы. Надо было принять горячую ванну, а он увлёкся футбольным матчем, который показывали по телевизору, снял только всё мокрое и уставился в экран. Помнит, было холодно, но не думал, что заболеет. Обидно. Путёвка пропала. Хорошо ещё, что она была бесплатная, профсоюзная - на фабрике маме выдали.
Мама тем временем всё говорила: "Может, попросить дедушку, чтоб побыл с тобой? Ты ведь уже год у него не был. Может, до нашего отпуска побудешь там, на Оке? Как думаешь? А может, примут в лагерь с опозданием?"
О, Алёшка сразу забыл про лагерь. Там конечно хорошо, весело и ребят много. Но разве сравнишь лагерь с житьём у деда? Нет, конечно! Алёшка вспомнил, как они с дедом ходили на рыбалку на Оку, с ночёвкой и с ухой. Всё было как у настоящих рыбаков. В Оке полно рыбы, и всегда они возвращались с уловом. Лещ, подлещик и окуньки плавали в ведре, и Алёшка гладил их переливчатые спинки ладонью. Вообще, с дедом было хорошо. Он был лесником, и его дом стоял в лесу на берегу Оки.
Алёшка обрадовался и сказал: "Здорово, мам! А кто отвезёт меня туда?"
"Ты давай быстрей выздоравливай. Папа отвезёт!"
И Алёшка сразу же воспрял духом и уже без сожаления смотрел на площадь, на ребят и на автобусы. Нет, житьё у деда не сравнишь с житьём в лагере, где расписаны каждый час и минута: линейка, сборы, отбой ровно в десять часов. Подъём ровно в восемь часов, обязательная зарядка.
И он мысленно уже был там, в доме деда, на берегу Оки, в посёлке Вешняки. А красота там какая! А помидоры! Нигде и никогда он не ел такие огромные - сплошная вкусная мякоть. Таким одним можно было наесться!
Он любил слушать рассказы деда про деревья, растущие в лесах, про зверей: лис, зайцев, белок и даже волков. Деду не раз приходилось встречаться в лесу с волками и кабанами. У него было ружьё, но он говорил, что если ты знаешь повадки зверя и не желаешь причинить ему неприятности, то зверь тоже не сделает тебе ничего плохого и просто уйдёт.
В общем, с этого дня Алёшка быстро пошёл на поправку и через неделю уже сидел в поезде и смотрел в окно на пролетающие поля, деревни и реки.
Папа повёз Алёшку в субботу и собирался уже в воскресенье вернуться домой, чтобы в понедельник попасть на работу. Отпуск у папы с мамой должен был быть в августе, и тогда они втроём поедут к морю. Мама сказала, что надо свозить его, Алёшку, на море и закалить, а то он часто болеет. Алёшка, и правда, в этом году часто болел. Но всё же второй класс закончил хорошо, без троек. Так и решили, что до отпуска Алёшка будет жить у деда.
"А хорошо, что у меня есть дед" - думал Алёшка, уткнувшись носом в оконное стекло. Он не заметил, как приехали, как промчались эти дорожные часы. Погода стояла хорошая, не жаркая, июньская, когда лето ещё только начинало набирать тепло. На вокзале папа поторопил его на автобус. "Алексей, не отставай, тут автобусы ходят три раза в сутки. Опоздаем - будем до вечера сидеть здесь".
Папа нёс большую спортивную сумку, а у Алёшки был за плечами рюкзак. Народу в автобусе было немного, и Алёшка удобно устроился у окна прямо за водительским креслом. Папа сел рядом и задремал.
А Алёшка опять всю дорогу смотрел и смотрел на бескрайние поля, леса, деревни. И всё удивлялся, сколько же всего в его огромной стране.
Где-то через час автобус остановился, и они с папой сошли. Черепичная серая крыша дедушкиного дома виднелась сквозь мохнатые еловые ветки. А на крыльце уже поджидал дед Егор. Его собака, Черныш, лохматый чёрный пёс с очень умными глазами, весь изнемогал от желания кинуться и облобызать гостей, но повинуясь приказу хозяина: "Сидеть!" - не тронулся с места. Хвост его говорил о нетерпении, и даже слышалось повизгивание, как будто он говорил: "Ну, разреши, хозяин! Я ведь так давно их не видел!"
Дед Егор был ещё крепкий мужчина 65 лет. Одет он был в комбинезон защитного цвета. Его седая пышная шевелюра была очень красива и придавала мужчине импозантный вид.
Алёшка побежал к деду: "Дедушка, здравствуй! Как ты поживаешь?" Он уткнулся с разбегу ему в живот.
"Ох, убил, совсем убил. Ещё бы, такой бугай стал!!! Мама тебя, небось, овсянкой кормит, геркулесом? Чтоб и ты Геркулесом стал!" Они вдвоём засмеялись.
Потом дед Егор обнялся с сыном, похлопал его по спине: "Что-то давно не звонил! Совсем отца забыл? Марина позвонила, я аж испугался, думал, что случилось. Но, слава Богу, ничего. А Алёшка - это мне всегда в радость, пусть хоть всё лето живёт!" - говорил дед и, распахнув дверь в дом, приглашал войти. Алёшка тем временем успел пообниматься с Чернышом, расцеловаться с ним и, всё ещё обнимаясь, потащил его в дом.
Ничего не изменилось у деда в доме. Пройдя маленькие сени, где стояли в углу грабли, вилы, лопаты, где был стеллаж и на нём рабочие инструменты, сложенные аккуратно, гости прошли в просторную горницу. Напротив двери, у противоположной стены, стоял большой круглый стол, покрытый скатертью с вышитыми узорами - розы разных цветов на белом фоне. Это вышивала бабушка Маня. Она умерла шесть лет назад, и Алёшка её совсем не помнил. Вглядываясь в большой портрет бабушки над столом, ему казалось, что он помнит тепло её глаз и рук, но всё было так смутно, что он не знал, память ли это или придумка по рассказам дедушки. Справа и слева от стола два окна, на них висели белые короткие занавески, закрывая нижнюю часть окон.
Справа - большая русская печь с лежанкой. Алёшка любил там лежать, особенно утром, когда, проснувшись, но ещё не обнаруживая себя, наблюдал за действиями деда в горнице. Вот он подмёл, вот он принёс воду в бочонок, вот поставил чайник на электрическую плитку. Смотришь так, смотришь, и снова проваливаешься в сон, уже другой, утренний и чуткий.
У печи большая деревянная скамья. По левой стене дедушкина кровать, застеленная разноцветным лоскутным одеялом, уже старым, но хранимым как память, потому что сшито было бабушкой Маней. Четыре старинных стула у стола, да шкаф, тоже старинный, большой, половина которого была застеклена и в ней хранилась посуда, во второй, закрытой половине - одежда. Он стоял слева от двери. Вот, и всё убранство.
"Дедушка! Чур, я на печке буду спать!"
"Ну, на печке, так на печке! А хочешь, в сенях на сене постелю? Погода тёплая, там тепло, в сене-то!"
"Нет, на печке, соскучился!"
"Ладно! А ты, Андрей?"
"И я с Алёшкой, на печке. Я смотрю, ты натопил её!"
"Ну, так Алёшке натопил, хоть и тепло, но он же болел, пусть закрепит выздоровление".
Папа уехал на следующий день и сказал, что будет часто звонить. У дедушки был телефон, ему, как леснику, полагалось, мало ли что, пожар в лесу или ещё какая беда приключится. Он тогда мог бы срочно вызвать помощь из города.
Мы с дедом и Чернышом проводили папу до автобуса, и началась у меня жизнь, полная приключений и разных интересных событий.
Я часто ходил с дедом в лес, ведь лесник - это, прежде всего, работник государственной лесной охраны. И его главная обязанность - защита леса от браконьеров, пожаров и незаконной вырубки.
Дедушка отвечал за большой участок леса, и каждый день он проводил обход. При появлении в лесу желающих поохотиться, срубить деревья, провести скот лесник должен в первую очередь проверить документы, подтверждающие право на это. И выявлять нарушителей, тех, кто разводит костёр, мусорит, рубит деревья. Очень часто лесники встречаются с экстремальными ситуациями, травмируются даже. Дед очень любил лес и живность в нём, и говорил мне, что никогда бы не сменил свою профессию.
А ещё мой дед очень хорошо ориентировался на местности, имел хорошее зрение и память.
Идём мы с ним, к примеру, по лесу, а он меня и спрашивает:
"Алёшка! Вот скажи, что тут изменилось со вчерашнего дня?"
Я посмотрю, посмотрю, вроде мы здесь вчера и не были.
"Да разве мы здесь вчера были?" - спрашиваю я. Может дед шутит? Он любил посмеяться надо мной.
"Конечно, были! Помнишь, смотрели через ветки вот этой сосенки на берег реки. Здесь вчера не было шишек, а сегодня есть. Значит, белка сидела на сосне, молодые зелёные шишки ела. Смотри, остатки валяются. Вон, смотри сколько".
И правда, внизу у корней сосны целый ковёр из ярких зелёных кусочков молодых, мягких, сочных шишек. Всё усыпано ими.
"А знаешь ли ты, что в Великую Отечественную войну опытные охотники становились прекрасными разведчиками, снайперами, партизанами, и очень ценились командованием" - рассказывал дед Егор, и я внимательно слушал, мне всё это было интересно.
Удовольствием было ходить с ним по лесу. Я любил остановиться, присесть на валежину в укромном месте и замереть. И услышать вдруг писк синиц, свист рябчиков, крики соек. Около ног прошуршит мышь, собирая всё, что ей годится для пропитания: корешки, сочную травку, упавшие почки, - и вдруг совсем рядом зацокает белка.
А Черныш всегда был рядом с нами. Он то шёл впереди, как бы показывая дорогу, то убегал на большое расстояние, но только дед свистнет, он несётся галопом к нам.
Я у деда многому научился: определять в лесу по мху на деревьях, где север, где юг; узнавать по перьям, какую птицу поймала и потрошила лиса; где был заяц, по обгрызенной коре дерева; и многое - многое другое.
А у дома я подружился с одной белкой. Она часто появлялась на сосне, росшей у колодца, и спускалась вниз. Как будто никого и не боялась, только Черныша. Как увидит его, так юрк на дерево. А он стоит, заливается лаем, смотрит вверх, а сделать ничего не может. Не дано собакам по деревьям лазить.
Эту белку я прозвал "Одноухая", потому что кисточка на одном ухе у неё почти отсутствовала. На другом же была длинная, как положено. Может, где-то оторвало кисточку или так и было с рождения, неизвестно. Она со временем тоже привыкла ко мне, и когда я стучал камешек о камешек, она спускалась вниз и с любопытством смотрела, не зря ли я зову, перепадёт ли ей что-то сегодня. Я кормил её семечками, которые у дедушки всегда были. На своём придомном участке он сажал подсолнухи, именно для того, чтобы кормить птиц и белок семечками. Был у него и небольшой огород, где растил дед морковь, капусту, лук, чеснок да картошку, огурцы и помидоры. Но всего понемногу, он ведь один живёт. Я вечерами поливал огород и помогал пропалывать. И он всегда говорил: "Как хорошо, Алёшка, что ты приехал! Помощь-то мне какая!"
Дедушка мне много рассказывал о белках. Оказывается, её добыча не требует особенного мастерства, тут важна удача, опыт и терпение.
Белка ценится охотниками из-за своего меха. Охотятся на белку с ружьями и капканами. Известна белка тем, что запасает на зиму запас корма, состоящий из орехов, грибов, желудей, и прячет его по дуплам деревьев, и иногда забывает, где спрятала. Живут белки в основном в дуплах. Основной корм для них растительного происхождения, но и яйцами птиц тоже не брезгуют.
Белка - очень подвижное животное серого или рыжего цвета. Одноухая была рыжей. Если дождь и сильный ветер - сидит в дупле и не высовывается. Не любит непогоду. Да и кто же её любит?
Белка размножается осенью и весной, и рождается у неё от трёх до восьми детёнышей. Я всё время просил деда поймать мне мою рыжую белку. Мне очень хотелось забрать её в город, домой. На что дед говорил: "Ну, потом, перед отъездом, пусть ещё побегает на свободе".
Иногда Одноухая долго не показывалась, но я уже научился чувствовать присутствие её по характерным звукам, будто кто-то грызёт нечто твёрдое или цокает, либо вдруг шишка упадёт.
Часто я следил, как она, совсем недалеко от меня и невысоко, устраивается с шишкой в передних лапках в сухом месте, прячась в густой кроне, и начинает отделять резцами чешуйки, выбирая семена. При этом чешуйки созревших шишек "ручейком" сыплются на землю под ствол дерева.
Если чешуйки лежат компактно у ствола, значит, белка сидит где-то невысоко, если сильно разбросаны - у вершины. Вроде бы мелочь, а помогает найти среди веток белку! Иногда продолжительность кормёжки длится по два - три часа.
Я любил наблюдать за белкой. Одноухая была очень подвижна, весела и любопытна. Иногда она подавала голос, как бы цокала. Это значит, что рядом появилась ещё белка, и возможно они будут играть, наперегонки прыгать и резвиться. Неоднократно я наблюдал и других белок, бегущих по кустам лещины в поисках корма или резвящихся на дубах, или обследующих поверхность почвы, нет ли там насекомых и грибов.
У дедушки я благополучно прожил полтора месяца, окреп, вырос и многое узнал о лесе и его обитателях. Где-то за две недели до отъезда я решил, что мне непременно надо самому поймать мою Одноухую и отвезти к себе домой. Вечерами, лёжа на печи, я представлял себе, как привезу её, как буду ухаживать и кормить, как буду играть с ней. Ведь она меня уже не боялась, доверяла мне, и желание иметь дома такого лесного друга было очень сильным. Но дедушке я пока о своём решении поймать самому белку ничего не говорил, не зная, как он отнесётся к моему такому желанию.
В сарае я нашёл старую клетку, и решение моё окончательно окрепло. Когда дед уйдёт, я её поймаю и потом покажу ему. Думал я, что он непременно меня похвалит и скажет: "Ну. Алёшка, молодец! Ты стал настоящим охотником".
Поэтому пока я держал всё это в тайне. И даже стал торопить время, когда же, наконец, дед уйдёт на целый день в лес.
И вот, наконец, дед с утра сказал: "Алексей, я сегодня надолго ухожу, надо метки сделать на старых и больных деревьях, чтобы потом их вырубить. Ты оставайся дома, а то устанешь. Черныша тебе оставлю, чтоб нескучно было".
"Нет, дедушка, пусть с тобой пойдёт. Тебе ведь с ним веселей. А то он скучает без тебя". Это я говорил потому, что боялся, как бы Черныш не помешал мне в моей охоте, начнёт лаять и спугнёт зверька.
"Не скучно будет?"
"Нет, что ты, я в огороде покопаюсь" - сказал я, конечно, совсем не собираясь там копаться.
Дед взял хлеба, воды, краску в большой банке и кисть, тряпки для рук и аккуратно всё это сложил в заплечный мешок.
Как только он с Чернышом ушёл, я вытащил из сарая клетку, принёс семечек и начал свою охоту. Клетка была довольно большой, для какой-то крупной птицы. И с широкой дверкой, что мне как раз и надо было. Я представил, как я её подманю семечками, схвачу и посажу в клетку. Дверку я предварительно распахнул и постучал камешками друг о друга. Эти камешки всегда лежали тут около колодца. Рядом лежали приготовленные семечки.
Вскоре я услышал звук шелушения, и через некоторое время к моим ногам упал стерженёк прошлогодней шишки. Я застыл и решил набраться терпения, весь превратился в слух. Дедушка мне говорил, что для охотника очень важны внимание и терпение.
И вот я увидел её, рыжая шубка промелькнула в вышине, потом она спустилась по стволу ниже и, наконец, увидав меня, её друга с семечками, совсем успокоилась и смело спустилась на землю. Я медленно и осторожно присел на корточки, чтобы не вспугнуть её.
Когда она доверчиво взяла первую семечку, я схватил её и попытался быстро засунуть в клетку. Но это было настолько глупо вот так голыми руками пытаться посадить белку в клетку. Она начала так извиваться и вырываться, что я, чтобы не упустить добычу, прижал её к груди посильней, но тут же заорал и неожиданно выпустил её из рук. Боль была очень сильная. Она, пытаясь вырваться, совершенно изодрала мою рубашку и так исцарапала грудь, что появилась кровь из ранок, сделанных её острыми коготками. Только по глупости я не подумал, что она ведь будет вырываться, что она не пойдёт с большим желанием в этот приготовленный для неё проволочный домик. А коготки у белки цепкие и острые, и очень острые зубки. И, конечно, она всё своё оружие пустила в ход, лишь бы убежать. Я только и видел её пушистый хвост, и она скрылась в кроне и совершенно затихла. То ли убежала далеко в лес, то ли спряталась в высокое безопасное место здесь же на сосне и наблюдала за мной. А я весь в крови побежал домой и, скинув с себя рубашку, достав из аптечки перекись водорода и вату, стал прикладывать смоченную в жидкости вату к своим ранам. Я вспомнил, как мама мне прикладывала ватку с перекисью водорода, чтобы остановить кровь, когда меня сильно поцарапал соседский кот. Боль была сильная, но кровь я всё же остановил. Пригодились навыки, которые мне передал дедушка. Это он мне рассказывал, что жизнь в лесу полна испытаний, и бывает нужна скорая медицинская помощь. Он мне рассказал о лекарствах в его аптечке, которая висела на стене у шкафа.
Я очень испугался и больше всего того, что дед увидит мои раны и будет меня ругать. Скажет, какой я неумеха.
Хорошо, что я знал, как остановить кровь. Я прикладывал и прикладывал к ранам ватку, а потом смазал всё это йодом, закрепил кусочками лейкопластыря, положив на каждую рану ватку, надел другую рубашку с длинными рукавами, потому что руки тоже были расцарапаны. Рваную рубашку я закопал в огороде и подумал, что я, как какой-нибудь убийца, заметаю следы. На душе было противно. Я всё вспоминал глаза Одноухой. Как она были напугана, как она, мне казалось, просила о пощаде.
Убрав клетку в сарай, я сел ждать деда. Спустя некоторое время, немного успокоившись, я решил ничего не говорить дедушке. Мне надо было продержаться два дня, а потом я уеду. Мама, конечно же, увидит дома раны, но я решил, что скажу ей, будто упал в лесу и скатился с откоса. Мол, ветками поцарапался. Раны, надо сказать, болели.
Так и получилось. Дед ничего не заметил, только спросил, зачем я надел в такую тёплую погоду рубашку с длинными рукавами. Я сказал, что напоследок собираюсь погулять по лесу, и чтобы не поцарапаться о ветки.
"Вот какой ты стал осмотрительный, с меня пример берёшь! Ну-ну!"
Дед всегда ходил в лес в комбинезоне и в свитере, какая бы погода ни была.
...........
Два дня я провёл тоскуя по Одноухой, она больше не прибегала, видно очень напугана была. Два дня я, улучив минутки, когда дедушка уходил, мазал себя йодом и молил Бога, чтобы ранки быстрее затягивались. Слава Богу, что они начинали заживать.
А в последний день перед отъездом дед спросил меня:
"Ну что, поймать тебе твою Одноухою? Возьмёшь домой? У меня и клетка в сарае есть, правда она не для белки, но подойдёт. А дома надо ей сделать колесо, потому что ей непременно надо всегда двигаться, она очень подвижная и без движения просто погибнет. Такими их сотворила природа".
"Не надо, дедушка..."
"Вот те на, ты же просил!" - удивился дед.
"Нет, не надо, пусть она будет на свободе!"
"Ты меня удивил, Алёшка! Здорово ты подрос и стал взрослым! Я рад, что ты так считаешь! Подарим ей свободу!"
И он обнял меня. Я с трудом сдержался, чтобы не закричать от боли при его прикосновении к ранам.
Так я и уехал, не простившись с Одноухой.
Теперь, когда я стал взрослым, и, бывает, приезжаю к своему замечательному старому деду, я очень осторожно отношусь к живности в лесу. Я думаю, нельзя нарушать их привычный образ жизни и не стоит из-за шкурок или просто, чтобы поиграться, ловить и брать домой лесного зверька. Плохо им будет в клетке. До сих пор помню испуганные глаза моей Одноухой.