Свет в окнах погас. Дверь конторы закрылась. На улице меня ожидал неприглядный мрак, опустившийся на город уже как пару часов. Из окна было видно, как тьма поглощала улицу, двигаясь непрестанно метр за метром во все стороны света.
Была уже поздняя осень. Кое-где зажглись фонари, но из-за густого тумана их свет скорее больше мешал окончательно привыкнуть к темноте. Город казался пустым и безжизненным. Сегодня почему-то особенно.
- Как-то сегодня холодновато, - зябко поежившись, сказал я, и потер ладонь о ладонь. Стало немного теплее, но совсем ненадолго, и я спрятал руки в карманы. Хорошо, что со мной был шарф. Плохо и тяжело работать с больным горлом.
Ответа я не услышал. Глянув туда, куда обычно шел мой товарищ после работы, я увидел лишь край его пальто за углом.
- Что ж, - снова сказал я вслух, хотя на улице никого и не было: - Надо и мне идти.
Домой я всегда ходил пешком. Жил не близко, но, выбирая между усталостью и голодом, я выбирал зайти и купить еду, а усталость к утру пройдет. За сон платить не приходилось.
Наша контора была на грани закрытия. И мы вполне могли остаться без работы. Непросто будет найти новую работу. В который раз за последний месяц я подумал о том, чтобы уехать из города. Имело ли это смысл? Все те же пустые и темные улицы будут ждать меня и там. Усталость. Голодные вечера. Страх потерять работу. Одиночество.
По дороге домой моими спутниками были невеселые мысли. Тряхнув головой, решил думать о чем угодно, только не о плохом. Мысли я мог выбирать сам, если уж жизнь не удавалось.
- Странно, - удивился я, подойдя к лавке, в которую обычно ходил за продуктами. Впервые в жизни на двери висела табличка, гласящая, что магазин будет закрыт до конца следующей недели. Было похоже на то, что не только у контор, но и у лавок начались трудные времена.
В животе неприятно заурчало, а на душе стало тоскливо, поскольку свет не горел и в других магазинчиках, где можно было бы разжиться едой. Сегодня мне очень не хотелось ложиться спать на голодный желудок. За день я проголодался, хотя и не очень устал, а потому голод чувствовался острее.
В самом конце улице я заметил свет. Словно спасительный маяк, он зажег во мне надежду, хотя я и не мог припомнить, чем там торговали. (Не смог припомнить и того, чтобы когда-либо видел там свет с вывеской.)
- "Проклятье!" - не сдержался я в сердцах, прочитав название.Вывеска гласила: "Книжный магазин".
В конец раздосадованный, я соскочил со ступени, но тут отворилась дверь, и приятно зазвенел колокольчик. Это заставило меня обернуться. Тут же я позабыл о голоде.
- О, посетитель? Какой приятный сюрприз в такой-то поздний час, - приветствовал меня хозяин - старик приятной наружности. Мне он показался весьма бодрым для своих лет. Наверное, его лавку не ждала печальная участь. Даже самые закоренелые оптимисты города уже давно пополнили ряды пессимистов на том и на этом свете.
- Любите книги? - поинтересовался он.
- Люблю, - соврал я. Нет, читать мне нравилось, но сейчас ужасно хотелось есть: голод вновь дал знать о себе. Живот предательски заурчал.
- "Зачем я только соврал?" - подумал я. Мне должно было бы стать стыдно, но почему-то не стало. Наверное, от голода у меня немного помутился рассудок.
- Проходите, - услышал я приглашение войти. И тут-то понял - меня купило доброе и открытое лицо владельца книжной лавки.
- Знаете, - продолжил старик, ведя меня через стеллажи и полки со старыми и новыми книгами, - Обычно в такой час спешат домой к ужину, думая о горячем ужине и любимой женщине.
В мгновение ока я возненавидел старика. Этим вечером у меня не было ничего, о чем он упомянул. И, как будто угадав мои мысли, он тут же спросил:
- Вы женаты? Или может девушка есть? - поинтересовался он, на что я отрицательно покачал головой.
- Ясно. Я почему-то так и подумал, - сказал старик, на что я просто промолчал. Он, похоже, и не ждал ответа. Мне казалась успокаивающей мысль о том, что я такой далеко не один. У моего коллеги была семья. Не думаю, что он хотел вернуться домой раньше, чем уснут его жена и дети.
- Могу предложить чай? Если, конечно, вы не спешите и не прочь составить старику компанию.
Был вечер пятницы. Спешить в самом деле мне было некуда. Есть тоже было нечего, а дома было пусто, поэтому предложение меня слегка взбодрило.
"Чай", - подумал я, - "уже что-то. Мне повезло этим вечером больше, чем голодным детям и их несчастным родителям. Жестокий мир, почему ты предлагаешь мне эту чашку чая?"
Мы шли. Лавка оказался больше, чем казалась снаружи, что и поспешил объяснить старик, видя, как я разглядываю все с интересом. Некоторые книги лежали упакованными на полу, а некоторые - стопками - просто так. Всюду были светильники.
- Магазин на первом этаже. На втором - библиотека. Здесь и живу, - объяснил он просто. Да, все в самом деле было очень просто. Простоне думать о том, что тревожит. Если нельзя изменить, зачем думать, изводить себя? Проще перестать, остановиться.Проще сказать, чем сделать...
Я молчаслушал, все больше уже разглядывая владельца магазина. Он, видимо, был гораздо старше, но спина была ровная, лицо очень умное с выраженным оттенком благородства. В левом глазу монокль в золотой оправе и на золотой же цепочке. В остальном все также - одет чисто, опрятно. Видимо, он жил один, и сам исполнял роль продавца и библиотекаря. Обычно владельцы таких лавок могли сдавать две-три комнаты своим знакомым или друзьям, но никогда чужакам ради денег. Да, он был не беден, но я был уверен, что все, что делал этот старик, он делал не ради денег.
Я и мой коллега (и его бедная семья) думали о голоде и голодали, думали о том, что мало денег - и больше их не становилось, боялись потерять работу - и это было неизбежно. Мы винили тех, кто не испытывает нужду. Мне казалось, что у моего друга (и его семьи) есть на это право, но я не мог винить владельца магазина. Книги были пищей для ума - это был его "хлеб", который он продавал.
- Вы живете один? -поинтересовался я.
- Да. Но по утрам приходит горничная. Она живет здесь неподалеку. Хотя, до этого повариха и другая горничная жили со мной. Здесь на этаже раньше было семь комнат. Одна - самая большая - была соединена из трех в одну, и выходит на противоположную сторону улицы. В ней библиотека. Остальные - спальни. Одна - моя;еще одну занимала прежняя прислуга, поэтому я всегда держу ее для таких случаев; остальные две сдаются. Правда, сейчас никого нет. Давненько никто уже не захаживал. И книги все реже заходят брать почитать. Даже просто так не заходят и не берут. Плохо это - не читать.
Я молчал. Согласиться означало подыграть, ведь старик знал наверняка, о чем я думаю - не мог не замечать; а не согласитьсяя тоже не мог, ведь он был прав. А если был прав он и я, если оба мы были правы, то тогда, кто же больше? Или каждый имел право быть правым? Так книга или хлеб? Все или же ничто? Слова старика отвлекли меня от моих рассуждений.
- Ведь понимаете, какая штука. Есть строки, которые читают не глазами, а сердцем. Даже в самый отчаянный час нельзя забывать, что нас кормит знание. Мы не получим хлеба не умея ничего. Чтобы есть - нужно знать. И знать - что есть. Ведь если не знать, то есть можно все что угодно. Но мы так не делаем, потому что знаем, - старик постучал по груди в области сердца, словно бы знал не ум, а именно сердце.
Я совсем забыл о том, что был голоден. Нет, я не думал о том, что голоден. Голод исчез. Я думал о том, что говорил мне старик. Был ли голод? И что есть голод?
***
Пройдя магазин, мы поднялись в ту комнату, где и была библиотека по скрипучей и длинной лестнице. Место оказалось просторным и весьма уютным.
- "Интересно?", - подумалось мне: - "Если бы я предложил ему свои услуги, согласился бы владелец взять меня? Или моего коллегу. Он, помню, говорил, что работал раньше в библиотеке, когда был студентом. Ему нравилось. После занятий он мог свободно пользоваться книгами и другим учебным материалом. А сейчас у него были дети. Стоило спросить".
Мы сели. Кресла оказались очень удобные, и я мгновенно расслабился.
Я посмотрел на заварочный чайник. Все уже было готово до нашего прихода. Две чашки стояли на блюдцах. Небольшой столик с чистой и белой скатертью. Два кресла, а вокруг книги.
- Вы кого-то ждете? - учтиво заметил я, намекая на лишнюю чашку на столике, которая явно дожилась не меня.
- Никого определенно. Это - привычка. По вечерам я всегда пью чай. Наличие второго прибора создает вероятность появления компаньона. Мы делаем - мы ожидаем. Если набраться терпения, то ожидание всегда вознаграждается, - пояснил владелец магазина.
Я ничего не сказал в ответ. Но подумал о том, что в моей квартире была всего одна чашка, одна тарелка. Мысленно пообещал себе купить хоть бы еще одну.
Старик разлил чай.
- Спасибо,- поблагодарил я, когда мне протянули чашку. Приятное тепло проникло через пальцы, и побежало по рукам.
- На здоровье, - улыбнулся он в ответ.
Наливая себе, владелец книжного магазина продолжил неторопливо говорить:
- Чтобы насладиться в полной мере чаем, нужно подождать. Удовольствия в спешке никакого. Вкусом нужно учиться наслаждаться.
Я подумал, что он, должно быть, прав. Поднеся чашку, я вдохнул аромат. Старик внимательно смотрел на меня. Он сказал, что не любит спешки.
- Туман сегодня сильный, - вдруг выпалил я. Здесь - в библиотеке - было хорошо и уютно, но то, что смотрело с улицы в окно, не давало мне покоя. Там было холодно, пусто, одиноко. Лишено всякого смысла. И я должен был туда возвращаться... Неизбежно. Но мне не хотелось уходить.
- Да, можно заблудиться в нем и оказаться на другом конце улицы, - согласился со мной владелец книжной лавки. Глаза его слегка сощурились.
- Верно. Никогда не знаешь, туда ли свернул.
- Вы очень занятный молодой человек. Давно мне не выдавалась возможность побеседовать вот так.
- Спасибо, - поблагодарил я, и улыбнулся, слегка смутившись.
- Благодарить не за что. Способности - это не то, за что стоит благодарить, а то, чем нужно пользоваться. Кем вы работаете?
- Здесь неподалеку. В конторе. Бумажные дела в основном, - неопределенно ответил я. Мне не хотелось думать о работе, которую мог потерять. Да и не я один.
- Понятно, - также неопределенно отреагировал старик.
Мы пили чай и говорили. Беседа увлекала, и я постепенно забыл о том, что осталось снаружи этого магазина. Владелец оказался очень интересным собеседником. Он интересно говорил, внимательно слушал в ответ. И это были не просто красивые или умные слова - в них была словно частичка меня самого, которую я узнал в нем, и продолжал узнавать, слушая. Старик говорил не о том, что волнует всех и каждого, и потому этим готовы делиться с любым и каждым, лишь бы выплеснуть скопившиеся эмоции и чувства.Он говорил о том, что волнует, но чем не спешат делиться, что остается всегда в сердце. В моем - оно жило всегда, но до этого дня я об этом не знал. И все же именно это помогало мне забыть о голоде бессонными ночами, уснуть под утро в холодной постели. Я думал - но не знал, что думаю об этом. До этого я существовал, оставаясь частью мирка, который превращался в черное пятно каждый вечер.
***
- Мир такой, какой он есть, молодой человек. И это так. Вам этого не изменить, - ответил мне старик.
Наша беседа удивительным образом перетекала из одного русла в другое. Так начинал свой бег ручеек, впадая в могучую реку, а река в море. И море становилось частью океана. А океан был частью мира. А наш мир был частью вселенной.
- Не согласен. Мир такой, каким его вижу я.
- В самом деле? Тогда миров ровно столько, сколько людей.
- Глупости!
- Глупости? О, нет! Если следовать вашей логике, то лун и солнц ровно столько же, сколько и людей, и животных, и всех, кто на них смотрит. И вас столько же, сколько людей, которые увидят вас.
- Абсурд! Я - единственный я! Другого быть просто не может. Если таких, как я много, то...
- То тогда где же истинный вы, это ведь вы хотели сказать? Кто есть ты во всех этих людях, которых ты встречаешь, с которыми встречаются твои глаза? Что есть ты, а что есть они в этот миг?
Старик вдруг обратился ко мне на "ты", и пристально всмотрелся в мои глаза. Я, не отрываясь, смотрел в его. Через секунду или две, закашлявшись, я согласно закивал, соглашаясь с тем, что одновременно признавал и отрицал, понимал и не мог никак понять.
- Ну, вот видите, как все удачно складывается. Вам кажется, что вы смотрите на мир, и все в нем сообразно тому, как понимаете вы. Но мир смотрит на всех нас. И он же вмещает всех нас.
- Почему вы постоянно хотите унизить мое достоинство? Нет, не только мое - всего человечества.
- Унизить? Молодой человек, вы оскорбляете меня. Я пытаюсь поднять ваши взгляды и убеждения до уровня истинного человеческого достоинства. Унизить? Как вам только в голову могло прийти подобное!? Все это происходит из-за невежества.
- Невежества?
- Именно! Знать: кто ты - вот, что главное. Понимать: для чего живешь - вот, что определяет наше бытие. Путь каждого из нас. А если этого нет, то жизнь превращается в существование. Вы много читали в детстве, юности?
- Бывало. Родители редко покупали книги. Многие продали - денег не хватало. Отец всегда читал газеты. Иногда и я. Больше от безделья или пытаясь подражать.
- Ясно. Чем больше читаешь, тем меньше хочется тратить время на бессмысленные вещи. За чтением время не проходит впустую. Но все мы тратим время сообразно нашему незнанию о мире и времени. Сообразно нашему невежеству.
- Вы полагаете, что все люди невежественны? - спросил я после короткого молчания. Ответ я уже знал.
- Да,- коротко ответил господин с золотым моноклем, и у меня не возникло сомнения, что это может быть не так: - В той или ной мере. Невозможно знать все, но можно знать многое. Я полагаю, что важно знать то, что нужно.
- То, что нужно?
- А на этот вопрос - что нужно? - ответить можно, только читая.
- Много прочесть придется.
- Это того стоит. Но, на самом деле - гораздо, гораздо меньше, чем вы думаете. Вот, взгляните, - старик окинул взглядом комнату библиотеки. Я сделал то же самое.
- Видите, сколько здесь книг?
- Да, согласился я. Наверное, здесь даже больше, чем на всей улице, - предположил я.
- Возьмите книгу, - попросил меня владелец магазина.
Я поднялся и взял. На обложке было написано мое имя. Я подумал, что это, должно быть, мой однофамилец.
Без конца я брал в руки книги, следуя указаниям библиотекаря, и видел только книги с моим собственным именем, но все они были пусты - ни единой строчки не было написано. Чистые листы.
- В каждом доме есть хотя бы одна книга. А все потому, что книга - это жизнь. Нельзя увидеть то, что еще не свершилось, - сказал он мне.
- Но ведь где-то должна быть одна, где страницы исписаны? - предположил я, не зная наверняка.
- Да. А что ты хочешь увидеть там? Переписать не получится. Вырвать листы? Попробуй оторвать себе руку? Или ногу? - улыбнулся старик, а затем вдруг резко посерьезнел: - Но ты можешь написать, а то, что напишешь, теперь целиком будет зависеть от тебя. Понимаешь?
- Кажется, да, - несколько неуверенно ответил я, но его серьезность оказалась заразительна. Я многого не понимал, но старик упорно развеивал и мое сомнение, и мое незнание.
- Присядь. Давай выпьем еще чаю.
Я сел. Выпив чашку чая, я посмотрел в глаза старику. У него были странно знакомые глаза.
- Да, - довольно сказал он: - Чем дольше настаиваешь, тем лучше вкус. Спешка ни к чему.
Старик поднял правую руку, и щелкнул пальцами. Я чуть было не выронил чашку, когда он пропал. Был - и исчез. Потом я услышал его голос.
- Похоже, ты еще не до конца понял. Это особое место. Сюда так просто не приходят. Другие, как и ты прежде, не замечали существования ни магазина, ни библиотеки. Но теперь ты увидел. И узнал. Все возникает и проявляется под воздействием внешних факторов. Рождается человек. Потом другой. Третий. Возникает общество. Появляется необходимость регулирования. Необходимо знание - как? Ничто не возникает спонтанно, даже если кажется таким. Знание упорядочивает жизнь. Язык помогает понять нужды и особенности каждого индивидуума. Как и люди, книги появляются затем, чтобы сохранить знание о том, кто мы есть, кем были, и кем стать можем в будущем. В перспективе. Как думаешь, книги появляются до того, как их напишут и они попадут на полки магазинов, библиотек?
- Я... я не знаю. Даже не думал. К чему этот вопрос?
- Жаль. Но никогда не поздно узнать, а узнав, - понять. Замысел. Все рождается через замысел. "Cogitoergosum". "Je pense, donc je suis". "Ithink, thereforeIam". "Я мыслю, а значит, существую". И потому человек - это книга. Результат творения. И потому мыслит кто-то другой, а существуем мы - как реализованный замысел.
- Согласен ли ты с тем, что есть хорошие и есть плохие люди? - снова спросил меня невидимый старик после некоторого молчания.
- Да.
- Следовательно, есть хорошие, и есть плохие книги!
- Само собой, это так.
- Тогда, хорошие люди создают хорошие книги, а плохие люди - плохие книги. Кто же в таком случае создал плохих людей? А главное - зачем их создавать?
- Откуда мне знать? - внезапно вспылил я. Какая-то дурацкая игра? Должно быть, я просто сплю, и мне снится кошмар. Всю неделю я плохо спал и мало ел. Но старик никак не отреагировал на мою несдержанность. С минуту мне было неловко, потом я забыл.
- Мыслить - означает постоянно искать ответ. Даже на те вопросы, на которые очевидных ответов нет.
Я продолжал слышать голос библиотекаря - он не отпускал меня ни на секунду, становился требовательным, даже беспощадным.
- Этого не может быть, - не согласился я, сам не понимая, с каким конкретно утверждением я не соглашался.
- Чего не может быть? Тебя? Или меня? Этого места или улицы за окном? Чего же?!
- Я, должно быть, сплю, - мне даже страшно было подумать, что происходящее - реально. Лучше всему происходящему оказаться кошмаром.
- О нет, это не сон. Поверь, все куда реальнее. И ты скоро это поймешь.
Почему-то я стал думать о том, что схожу с ума. Так уже случилось с несколькими людьми нашего городка. Я их не знал, но говорили, что они были неплохими. Старик продолжал сводить меня с ума.
- Бог - это мир. Но в тоже время Он является наблюдателем. И поэтому Бог существует одновременно вне мира. Он создал его и все. Принадлежит ли мир Богу или Бог принадлежит миру? Бог - часть мира? Или это мир - часть Его? Все одно, что задаваться вопросом о том, что было раньше - курица или яйцо. Целостность понимания требует одновременного состояния создания и проявления, познания и реализации узнанного.
- Почему? Почему это происходит со мной?
- Почему? Что за странный вопрос? Не ты ли увидел свет магазина? Не ты ли подошел к нему, а когда дверь отворилась, и тебя пригласили войти, ты вошел? Никто не вынуждал тебя поступать так. Лишь ты сам принял такое решение.
- Я просто хотел есть. Хотел купить еду.
Как могло простое желание утолить голод привести к тому, что я сходил с ума. Я понял: истощение. Угнетенная атмосфера, царящая вокруг. Негде было укрыться. Везде были лица, на которых читалось лишь одно: страх! И безысходность...
- Поиск. Жажда удовлетворить потребность толкает человека вперед, даже если это всего лишь банальное удовлетворение жажды или голода. Пока ты не найдешь ответ сам, ты не сможешь понять, сколько бы раз я ни повторял. Ответь мне, что самое главное в книжном магазине?
- Книги, должно быть? - я не был уверен, но предполагал, что это так.
- Верно. Ты не пойдешь в магазин за тем, что тебе не нужно. Порой то, что имеет внешнее сходство, ведет к тому, что мы искали на самом деле. Ты думал, что ищешь одно, но нашел совсем другое.
Время от времени старик делала паузы. Словно давал мне передышку.
- Я уже очень давно храню память этого места. С самого его возникновения. Пора покинуть сцену.
- Что это значит? - я не совсем понял смысла слова "покинуть".
- Это значит, что пришло наше время, твое и мое. Запомни, оказавшись на пороге истины, ты должен решиться узнать все. Сожаление и сомнение уйдет, когда ты поймешь, что вошел сюда не зря.
Я совсем ничего не понимал. Старик исчез внезапно, но его голос звучал так, словно бы прятался за шкафами книг. Однако я не сомневался, что если попытаюсь отыскать его, он просто рассмеется. Я гонялся за тем, что и так было со мной.
Все напоминало какое-то безумие. Глядя на пустое кресло, где сидел старик, я поднялся. Подойдя к креслу, провел рукой по спинке, и посмотрел на то, где сидел прежде я. Посмотрев в окно, я увидел, как светлеет небо. Вспомнился вчерашний день до мелочей. Мелочи складывались в детали более крупные. Я сел в кресло старика и почувствовал тяжесть. Снова я услышал его голос:
- Прикосновение к истине открывает сердце. Истина не рождается где-то, она идет из себя.
- Ты обвинил меня в том, что мой взгляд на мир ошибочен, но сам сейчас пытаешься утверждать, что у каждого своя правда, - сейчас я почувствовал раздражение и злость на старика.