Жош Женя : другие произведения.

Ну ты и дура, Лиза!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст предположительно будет участвовать в конкурсе, поэтому полностью будет доступен на другом ресурсе. Порхать по жизни легкомысленной бабочкой, любить, наслаждаться любовью, биться в окно, обжигаться об огонь... Лиза, Лиза, ну что же ты делаешь?..
  
  Глава 1.
  
  Подбородок её казался бы гордо вздёрнутым, если бы не взгляд - слепой, отрешенный. Лиза была такая напряженная, натянутая, что казалось, дотронься и зазвенит, как струна. Спина неестественно прямая, а руки, вытянутые и застывшие, сжаты в кулаки.
  - Лизочка, не надо, детка! - тётя Зина прикрывала скорбно искривленный рот одной ладонью, другой слабо придерживала локоть Лизы. - Подумай о малыше, Лизочка!
  - Надо, тёть Зин.
  С тем же взглядом сквозь пространство на застывшем бледном лице она, так и не повернув головы, высвободила локоть и ушла, хлопнув дверью.
  Зина всхлипнула раз-другой, стараясь справиться с рыданиями, и вдруг озарённая мыслью, заспешила в другую комнату. Там двое мальчишек Лизы сидели на диване и увлеченно ковырялись в коробке со старыми игрушками. Зина суетливо зашарила по полкам богатой когда-то мебельной стенки и наконец нашла. В её дрожащей от волнения руке заходил ходуном телефон. Она искала знакомый номер, то и дело сбиваясь. Срывающимся пальцем потыкала в кнопки и наконец вызвала абонента. Ответили после пятого гудка, и пожилая тётушка заторопилась:
  - Варенька? Здравствуй, деточка! Это тётя Зина. Я про Лизу... Что? Да, Да... Лиза, - всхлип, - пошла искать Сашу... Он вроде к какой-то крале ушёл, а Лиза за ним. Варенька, помоги! Забери её оттуда. Я так боюсь! Малыш же!..
  
  ***
  
  Лиза всё такая же неестественно прямая позвонила и застыла перед дверью. Открыла женщина средних лет с приветливой улыбкой.
  - Здравствуйте! Вы к Ольге?
  - Да, - губы почти не слушались.
  Женщина, всё так же улыбаясь, позвала через плечо:
  - Оленька, к тебе пришли. - И уже Лизе: - Проходите, вам присесть нужно, наверное.
  - Не нужно, - просипела Лиза. За спиной женщины появилась девица, сияя улыбкой.
  - Здравствуйте. Вы ко мне? Мы вроде не знакомы, - удивлённая, радостная. День рождения у неё, что ли? Эти улыбки... Холодная, замораживающая злость перетекала в буйную ярость.
  - Саша здесь? - спросила тихо.
  - Да, а...
  - Кто он тебе? - перебила, повысив голос, Лиза.
  - Муж... - ничего не понимая, Ольга смотрела то на странную гостью, то на мать. Улыбка на лице плавно перетекала в гримасу непонимания и страха.
  - Давно? - Лиза едва сдерживалась, чтобы не кричать.
  - Да уж полгода. А вы кто?
  - Я его жена, с..! - всё же, не сдержавшись, проорала и бросилась на Ольгу, вцепилась ей в волосы и дернула вниз. От боли или от неожиданности, но девчонка резко осела на пол, глаза наполнились слезами. - Он мой! Поняла, шалава?
  Лиза, не помня себя, бранилась, трепала соперницу за длинные патлы, кулаком пыталась попасть по плечам. Но получалось плохо: немного мешал живот, но больше - мамаша Сашкиной любовницы. Она хватала Лизу за руки и не давала, как следует размахнуться, и визжала над ухом: 'Что вы делаете! Отпустите!'. Девчонка внизу пыталась вырваться, выдернуть руки Лизы из волос, заливалась слезами, стонала: 'Мама!'.
  В прихожей тут же появились двое мужчин, один, по-видимому, отец Ольги, другой - Саша. Он рванул к клубку женской драки и схватил Лизу поперек туловища, повыше живота, прижал к себе и не давал двинуть рукой. Она повернула к нему искажённое яростью лицо, узнала и с новыми силами попыталась вырваться, отталкиваясь ногами, чтобы вцепиться уже ему в лицо. Но Саша держал крепко.
  - Отпусти, сволочь!
  - Лиза, что ты делаешь? Лиза! Перестань!
  Бурлившая ярость требовала выхода и физических действий, его близкое сейчас лицо не вызывало привычного желания поцеловать. Хотелось ломать, крушить, причинять боль, но руки были крепко зажаты. И Лиза плюнула в эти ещё недавно целованные до боли в губах черты с сумасшедшей, звериной ненавистью, казавшейся страшной в такой небольшой беременной женщине. Саша дернулся в попытке увернуться, и Лизе удалось вырваться из его захвата и отскочить в сторону. Её трясло, дыхания не хватало, ребёнок в животе бился сильно, но придушенно, резко заболела поясница, зазвенело в левом ухе, а во рту появился какой-то металлический вкус. Рука сама потянулась погладить закаменевший, но ходивший ходуном живот.
  Кажется, ей больше нечего здесь делать - муж потрясённо смотрел на неё, отирая плевок, девка валяется на полу, а её родители должны понять и оценить угрозу. Лиза гордо выпрямилась и развернулась к лестнице, но чтобы ни у кого не осталось сомнений, прошипела сначала рыдающей на полу девчонке:
  - Это мой муж! Ты поняла, шалава? - а потом Саше: - Дома ещё поговорим! - и прошагала к лестнице, почти не осознавая окружающего: как через туман заметила каких-то людей в дверях соседних квартир. Уже став на ступеньку лестницы, ведущей вниз, обернулась и прошипела для всех, хищно сузив глаза:
  - Он - мой! Понятно, с..ки?
  Двигаясь дергано, как-то механически, спустилась, держа спину всё так же очень прямо, и лишь на крыльце подъезда ноги стали слабеть, а в глазах появилась серая муть.
  
  * * *
  
  Краски вернулись не сразу. Звуки ещё позже. Сначала Лиза увидела свои ладони. Они крупно дрожали. Потом осознала, что сидит на лавочке возле подъезда, потом - что рядом Варя. И позже всего стала разбирать отдельные слова, которые говорила подруга.
  - ...нельзя! ...не о нём, а о ребёнке! Вот, выпей! - в животе сильно бился малыш, будто переворачивался снова и снова. Это дошло до сознания только сейчас. Через платье, плотно обтягивающее живот, было хорошо видно, как живот то и дело натягивается слева чем-то маленьким и круглым - пяткой или локтем. Перед лицом появилась знакомая рука - широковатая, с немного короткими, как для женщины, пальцами. Знакомая рука. Варькина. В ладони лежали четыре желтенькие таблетки, три блестящих и одна матовая.
  - Что это? - спросила так же медленно, как и соображала.
  - Валерьянка и но-шпа. Пей!
  - Зачем, Варя, зачем? - Лиза заговорила сперва тихо и медленно, а потом зарыдала, уткнув лицом ей в плечо.
  - Ну-ну, потом поревёшь. Быстро глотай! - лекарство ловко было заткнуто ей в рот, противное, гадко горькое. К губам прижалась бутылочка с водой. - И поехали! Нечего здесь сидеть.
  Варя за руку стащила её с лавочки, запихнула в машину на переднее сиденье, пристегнула, потом сама села за руль. Лиза продолжала глотать слёзы и рыдать.
  - Эта с..ка сказала - муж! - зарёванное и невменяемое лицо глядело на Варю. - Он, сволочь, уже полгода с ней живёт! От неё ко мне ходит! Он с ней уже жил, когда я забеременела. Варя! Ну разве они не сволочи?
  - Как она - не знаю, а он точно сволочь, - спокойно и по-деловому согласилась Варя и кивнула. Она внимательно, с исследовательским интересом посматривала на Лизу, то и дело отвлекаясь от дороги. И так не шикарный макияж растёкся и размазался по лицу, светлая кожа, как у всякой ревущей блондинки, обезобразилась красными пятнами, страдальчески сморщенный лоб и искривленные плачем губы добавили подруге лет десять. Зрелище далёкое от очарования и привлекательности. Хотя для беременной Лиза выглядела удивительно хорошо - ни тебе пигментных пятен, ни второго подбородка, ни оплывшей, кроме, разве что круглого, но не такого уж большого живота, фигуры. Варя тяжело вздохнула - она знала, что дело тут не столько в конституции тела, а в питании - у подруги жесткая экономия в еде, как впрочем и во всём.
  - Ты эти свои слова запомни хорошенько, - внимательный взгляд на рыдающее беременное нечто показал, что слова эти - тот самый жемчуг, которого никто не заметил. Варя только головой покрутила с досадой да ещё раз тяжело вздохнула - как же жизнь должна повозить лицом по батарее, чтобы эта непутёвая хоть что-то поняла?
  Та продолжала рыдать и бросать в лобовое стекло невнятные обрывки фраз о своей растоптанной жизни, основными преступницами в которой были они - подлые соблазнительницы. Она ради него из семьи ушла, утешала, поддерживала после развода, рожала ему детей!..
  
  Варя всегда удивлялась тому, как Лиза легко и спокойно относится к беременности и родам. Вот сейчас эти дети вряд ли вернут Сашку в семью, для него они не ценность. А Лиза? Живёт в гражданском браке, жилищные условия, даже если искать в них только хорошее, не назовешь приспособленными, сколько не старайся. Работы нет, муж гуляет. И только розовые очки не позволяют Лизе понять, что эта интрижка у Сашки не первая и не последняя. Ко всему прочему, он ещё и прячется от своей первой жены, той, что была до Лизы, чтобы платить алименты на двоих детей от первого брака поменьше.
  Варя, размышляя о рождении ребёнка, сама была настроена очень серьёзно. Она-то и от официального и любимого мужа Олега не спешила беременеть - рано ещё, карьеру нужно сделать, квартиру поменять на более просторную, сделать там ремонт, а потом уж...
   Сочетание слов 'квартира побольше' всегда вызывало воспоминания, о первом визите к Лизе и её первому мужу - Николаю. Встреча эта произошла давно, лет двенадцать или чуть меньше назад, когда Лиля была ещё крошкой, а Варя и Лиза учились в университете.
  Вообще-то, по словам Лизы получалось, что Николай не любит гостей. Когда-никогда заходили несколько его бывших товарищей по службе, да и то хозяин предпочитал встречаться с ними на нейтральной территории, где-нибудь в кафе или парке. А уж друзья-подружки или родственники Лизы - нет, это лишнее. Варю, серьёзную, вдумчивую, заинтересовал этот вопрос. И когда она стала выяснять причину приглашения, немного легкомысленная Лиза ответила:
  - Ну у меня вообще подруг мало, а все рассказы про учёбу как-то получались с твоим участием. Вот Коля про тебя все расспрашивал и расспрашивал, сказал, что хочет познакомиться, предложил пригласить в гости.
  Что уж там Лиза рассказала мужу, что Варю удостоили приглашения на обед - да ещё какой обед! - так и осталось загадкой. Но этот визит надолго остался в памяти.
  Лиза была темой бесконечной болтовни и пересудов для всех девчонок их потока. Ещё бы, такая молоденькая, а замужем за стариком. Варя в подобной болтовне не участвовала, поэтому сгорала от любопытства молча. И когда ей представилась возможность самой всё узнать, она с радостью согласилась - очень хотелось понять в самом ли деле такой уж старый муж Лизы, как об этом говорят или всё это досужие сплетни и домыслы?
  Она размышляла о том, что если он лет на десять старше Лизы, то уже будет сильно заметно. И это только внешне. Десять лет - это много, это почти полпоколения, огромная культурная дистанция в воспитании, интересах, культуре, вообще во всем! А может там и пятнадцать лет разницы? А это вообще трудно себе представить! Хотя вряд ли пятнадцать, ведь это целая жизнь, он ей почти в отцы годится.
  Варя частенько задумывалась, глядя на подругу, о чем они разговаривают с мужем, как общаются? А когда они остаются одни? Как можно найти общий язык с таким взрослым мужчиной? Варя никогда не расспрашивала об этом, считая подобное бестактностью, и старалась восполнить недостаток информации догадками и рассуждениями на основании мелочей и капель информации, прорывающихся в словах, каких-то замечаниях, сказанных Лизой между делом, в её привычках. Например, она уже знала, что подруга в восторге от своего умного и опытного мужа, и считает его не просто умным, а гениальным. Самое главное - очень-очень мудрым.
  Она частенько оговаривалась: 'Это Коля так говорит' или 'А Коля рассказывал...'. Он многому её научил - готовить, вести хозяйство, играть в шахматы, делать покупки, выбирать одежду. Ночами использовал свою бессонницу с пользой, занимаясь дочерью и давая выспаться жене. И днём, пока Лиза была в университете, выгуливал и кормил малышку. Это Варя тоже узнала случайно, когда подруга кому-то ответила на вопрос с кем же остаётся ребенок, пока она сидит на парах. 'Кто он по профессии, если днем и ночью занимается дочерью?' - озадачилась тогда Варя, но молча, про себя, и новый шквал вопросов закружил её с новой силой.
  
  * * *
  
  Квартира в старом центре Варю просто убила наповал. Всё понятно - старый дом, ещё наверное довоенной постройки со всеми соответствующими атрибутами: высокими потолками с лепниной, узковатыми окнами по два на комнату, со старинной мебелью, бархатными шторами и тому подобными интерьерными вещами, создавали ощущение музея, а не жилья. Но не это было самым невероятным фактом в этой квартире. Самым поразительным было при наличии трёх жилых комнат ещё одной - комнвты для прислуги, с окошком в подъезд и отдельным рукомойником.
  Варя тогда на несколько минут впала в прострацию. Комната для прислуги... С окошком в подъезд... Для девочки, что лишь недавно обзавелась собственной однокомнатной малосемейкой на 'престижном' последнем этаже пятиэтажки, а до этого долгие восемь лет жившей с мамой в общежитии в ожидании раздела имущества родителей после развода, это было шоком. Шоком культурным, философским и даже мировоззренческим. Да, обед в гостиной, совмещенной со столовой, из нескольких перемен блюд на совершенно немыслимой посуде, тоже был вышибающим дух.
  Но именно такая вот помпезная квартира-музей или что-то очень похожее рисовалось Варе в мечтах, когда она думала о более удобном, просторном, уютном жилье, в котором будут расти их с Олегом дети.
  
  Вслед за воспоминаниям о квартире в памяти всегда всплывал образ Николая, первого мужа Лизы, для личности которого вся эта архитектура и интерьер были лишь оберткой, декорацией. Он оказался старше своей жены не на десять лет и не на пятнадцать лет, а на все тридцать. И был, наверное, не так уж и стар на самом деле. Вариному отцу, к примеру, было на пару лет меньше, и она совсем не считала его старым. Но она никогда не думала, что его самого или его коллег, приятелей, одним словом плюс-минус ровесников, можно рассматривать как кандидатов в женихи для девчонок своих лет. Для этого они были слишком старыми. Особенно было странным представлять их партнерами в постели. А тут...
  Да, разница в возрасте была сумасшедшая, и это не просто бросалось в глаза, это кричало. Но в тоже время, это была настоящая семья. Отношения супругов казались обычными и одновременно удивительными. Николай был вежлив и обходителен, как-то совершенно старомодно, по мнению Вари, ухаживал за дамами - помогал усесться, подвигая стул, наливал в бокалы и стаканы напитки, поддерживал светскую беседу, как-то тонко и незаметно выспросив у Вари всю её подноготную.
   И при этом он довольно отчетливо подтрунивал над Лизой, деликатно подсказывал и поправлял, если что-то казалось ему неправильным. Варя долго формулировала, как определить эти отношения. Уже дома она наконец поняла - так любящий учитель, даже скорее отец, пытаясь быть снисходительным, учит и ведет за собой подросшего, что-то уже знающего и умеющего, но довольно неопытного подростка.
  И при этом, не стесняясь гостьи, проявлял весьма однозначное расположение к жене, то и дело прикасаясь к ней - то погладит по руке, то по плечу, то потрогает волосы или поцелует в макушку, проходя мимо. Чувственность их отношений легко читалась даже в атмосфере их странного и удивительного дома, в котором, казалось, можно было бродить экскурсиям, захлебывающимся впечатлениями, но никак не жить.
  В смысле ответной чувственности Лиза была более сдержана, но всё равно чувствовалось, что между супругами очень короткая дистанция. Молоденькая жена немного иронично, но в целом доброжелательно принимала подсказки мужа: пора подавать следующую перемену блюд, добавить салфеток на стол или наполнить кувшин новой порцией сока. При этом она оставалась собой - той же легкомысленной и немного грубоватой Лизой. Беззлобно покусывая мужа словами за его деликатные намёки, тем не менее, выполняла всё, о чем он просил.
  И маленькой Лилей она совершенно не занималась. Все заботы были на Николае. Он то качал девочку в коляске (была отдельная, для дома), то брал на руки, то вставал и уходил из комнаты, чтобы поменять ей одежду, умыть или, уже позже, уложить спать. Лиза занималась гостьей и столом. Она была хозяйка и потому, так объяснил сам Николай, функции няньки взял на себя он. Это тоже было очень необычно. Варя привыкла видеть, как отцы семейств тащат за руки или за уши своих чад, плачущих или упирающихся, и торжественно передают их женам, заняты те или нет, вручая с видом 'На, занимайся!', а тут вот такое...
  
  В тот памятный вечер они много говорили, и на многие свои вопросы Варя нашла ответы, даже ничего не спрашивая. Стали понятны оговорки Лизы о том, что муж ночью сам нянчит малышку - он уже не работал, хорошая военная пенсия вполне обеспечивала их троих. Но Николай, впервые ставший отцом в очень солидном возрасте, не просто был ответственным родителем, а занимался дочерью с каким-то невероятным наслаждением, по мнению Вари, совершенно не характерным для мужчины.
  За столом он много рассказывал про службу, про свой дом и книги, которых у него было невероятно много. Они располагались на стеллажах, головокружительно высоких, до самого потолка, в той самой комнате, с окном в подъезд. Теперь эта комната была кабинетом, а не комнатой для прислуги. Варе при взгляде на это великолепие даже стало неловко за свои книги, которые после переезда были сваленные в кладовке как попало, некоторые в коробках, а часть - в стопках просто перевязанных бечевкой. И хоть были они любимыми свидетелями и соучастниками её счастливого в общем-то детства, но Варя все никак не могла скопить денег на такой шкаф, как ей бы хотелось, чтобы устроить их так же, как это было у Николая в кабинете. И валялись они, пылились, падая рвались, как что-то совсем ненужное.
  
  
  Глава 2.
  
  Варя провела тогда чудесный, просто замечательный вечер. Были встречи и после этого, и не раз приходила к ним в гости, но тот, самый первый, запомнился крепче всего. Лиза тогда была хоть и чуть ироничная, но спокойная и довольная жизнью, не то, что сейчас.
  Взгляд с дороги опять метнулся к подруге. Та сидела, опухшая после слез, с бледнеющими, но всё ещё заметными пятнами на лице, поглаживала живот и кривилась, погруженная в свои горькие мысли. Варя вздохнула.
  - Надо к Зине за мелкими заехать, - сказала тяжело. - Ты как?
  Лиза ответила не сразу, то ли медленно соображала после выплеска эмоций, то ли лекарство её сильно затормозило.
  - Д-да, - сказала с удивленным выражением. 'Забыла про детей, что ли?' - мелькнула мысль у Вари.
  
  * * *
  
  Зина всё прикладывала ко рту ладонь, собирала страдальческие морщинки поперек лба и заглядывала в лицо Лизе. Но молчала, не спрашивала ничего. Мальчишки, увидев мать, бросились её обнимать, а мелкий запросился на руки. Варя подняла его сама, чтобы Лиза не напрягала, а то у неё хватит ума, и недовольно поджала губы - за всей этой суетой и нервами забыла купить детям чего-то вкусного. А для них, живущих впроголодь, даже простейший леденец на палочке был редким лакомством.
  Лиза была всё такой же заторможенной, и стоило пожалуй поскорее отвезти её домой, чтобы уложить в кровать. Варя мельком глянула на часы - ещё нужно закончить сегодняшний маршрут, хорошо, что осталось самый приятный отрезок: меньше десятка магазинов, и все в одном районе, близко друг к другу. А дома будет ждать Олег. Узнав, что она опять тратила своё время на 'эту безмозглую Лизу', начнёт возмущаться и пыхтеть. Ну да ладно, переживём. Хоть она и в самом деле странная, эта Лиза, но кроме Вари и Зины, ей сейчас некому помочь. Варя тяжело вздохнула - не разродилась бы подруга раньше времени из-за такого стресса.
  
  ***
  Взгляд Лизы оставался всё таким же безучастным. Варя нервничала всё сильнее, и то и дело поглядывала на неё. Может, нужно что-то предпринять? Хотела было спросить всё ли нормально, но так и не смогла нарушить это тревожащее молчание. Уже выехали за город, на кольцевую, когда Лиза чуть отжила - стала оглядываться, видимо, пытаясь понять, где они находятся. Она зашевелилась сильнее, когда свернули под арку ворот с надписью 'ОТ 'Садовод''.
  - Мне что-то было нужно, - протянула Лиза напряженно морща лоб. - Варя, высади нас возле магазина, - попросила.
  Варя недовольно поджала губы.
  - Ты в городе не можешь купить продукты? Тут же втридорога!
  - Я вспомнила, - проговорила вяло. - Мне денег отдать надо Ленке. Я перед... разговором с Сашиной шала...
  - Молчи ты! - прошипела Варя, косясь на заднее сиденье. Хотя вряд ли мальчишки что-то слышали - они радостно щебетали при виде знакомых мест, расплющив носы о стекло дверцы.
  - Ну перед разговором, - пересиливая себя сказала Лиза, опуская глаза, - отдала работу клиенту, и он расплатился. Надо долг в магазине хоть понемногу гасить.
  - Лиза, ну ты и дура! В городе дешевле, нужно туда ездить! Тогда в долг брать не придется!
  Подруга всё также смотрела перед собой. Потом медленно и глубоко вздохнула.
  - Надо. Только денег нет ездить. Ехать-то с детьми, а это два места туда и два обратно, и тащить сумки от остановки... А! - вялый взмах руки подразумевал, видимо, что ей это делать тяжело. Да, она не часто каталась в город, и поскольку почти всегда приходилось это делать с сыновьями, подвижность её была ограничена, но Варя точно знала - было бы желание. А Лиза находила какие-то другие, на взгляд старой подруги, совершенно нелепые способы экономить.
  Свою помощь Варя не предлагала. Она давно поняла, что Лиза - это большая черная дыра, куда уйдут безвозвратно абсолютно все предложенные ресурсы, и даже следа не останется. А вот Олег, её хозяйственный муж, заметит и станет выяснять, куда делись деньги или продукты или вещи. Эта его черта - хозяйственность - иногда раздражала, как крошка в постели. Хотя, надо признать, и была очень полезной. А ещё у Олега было предубеждение против Лизы. И всё вместе это сильно ограничивало Варины возможности помочь подруге.
   Да и были уже неудачные попытки помощи. Об этом было неприятно вспоминать, но всё заканчивалось одним - опять у Лизы ветер свистит в кармане. Поэтому давать деньги, привозить регулярно продукты и, значит, кормить чужих детей, ей не улыбалось. У этих детей есть для этого мама и папа. А то, что мама выбрала своим детям такого папу, её, Варю, никаким боком не касалось. Нельзя быть благодетелем для всех обездоленных. Ведь так? Вот и ограничивалась Варя в последнее время конфетами или пряниками-печеньками, изредка - игрушками да кое-какой одёжкой для мальчишек: когда шапочкой, когда колготками или футболочкой.
  Но то, что цены на продукты в магазинчике садового товарищества, где жила Лиза, выше, чем в любом городском супермаркете, было понятно без слов. Варе ли, торговому представителю, об этом не знать. Да только в этом маленьком и тесном местном центре торговли всем жителям садового товарищества товар давался в кредит. И те этим с удовольствием пользовались. Особенно Лиза, у которой денег постоянно не хватало. Запись покупок в потёртую тетрадку с тем, чтобы заплатить позже, было неплохим временным решением в случае пустого кошелька.
  Варю ужасно раздражала эта ситуация - как можно не считать деньги, не думать рационально, особенно, когда финансовые условия такие трудные? Ей очень часто хотелось объяснять Лизе это на повышенных тонах и ещё поразмахивать руками от избытка чувств, потому что возмущение нелогичным поведением подруги иногда было настолько сильным, что выплескивалось за высокие берега Вариной флегмы. Но она каждый раз делала небольшое волевое усилие и тушила эти чувства. Задавала себе резонный вопрос о том, должна ли именно она научить Лизу правильно тратить деньги, и сама себе отвечала, что нет, не должна. Не должна, не сейчас, не она. И на некоторое время успокаивалась.
  
  А сейчас подруга хотела пойти в этот магазинчик, куда Варя даже брезговала заходить, когда здесь бывала, отдаст половину своего нищенского кошелька, и на сумму куда большую, наберёт всяких глупых кетчупов и макарон. Но это не Варино дело, её мнение никого не интересует, и делиться своими умными мыслями её никто не просит.
  Поэтому Варя, хоть и сжимала покрепче челюсти, чтобы промолчать, но машину остановила, где просили, и пока Лиза тяжело выбиралась с переднего сиденья, быстро выгребла мелочь из кармана и сунула мальчишкам, возившимся у задней.
  Шурик, старший, был таким солидным и серьёзным для своих шести лет, что ему можно было доверить довольно существенную сумму мелочью, и он бы её потратил на что-то вкусное для себя и брата толковее, чем это сделала бы Лиза. Варя точно знала, что бы он выбрал в магазине - из имеющихся коржиков или пирожков купил бы за самую низкую цену прежде всего самые большие. И был бы при этом немногословен, серьезён и внимателен при расчете с продавщицей. Варе иногда казалось, что он вообще единственный прагматичный человек в семье безбашенных Лизы и Сашки.
  На крыльце магазина Лиза повернулась и со слабой улыбкой чуть махнула на прощанье. Варя со сжавшимся сердцем глянула последний раз на подругу, и, разворачивая машину, подумала: 'Лиза, Лиза, ну какая же ты всё-таки дура! Как ты теперь такую ораву кормить будешь?' и поехала обратно в город, заканчивать свой сегодняшний маршрут. Её наполняло облегчение. Такое испытываешь, когда выходишь на свежий воздух из палаты давно и тяжело больного человека. Было немного стыдно, но и легко, потому что вечером она вернётся домой, к Олегу, в уютную тихую квартирку, обустроенную, обуюченную умелыми руками мужа, ставшую уже родной и милой, и не будет у неё ни о чем болеть голова, не будет она переживать о завтрашнем дне и о пропитании малых детей.
  ***
  Лиза в окружении счастливых Шурика и Пашки добрела до своего домика, когда вечер уже начал переходить в сумерки. Руки-ноги были чужими и непослушными, тело еле-еле двигалось. В голове было пусто, мысли не шли. Она даже не заметила всегда так беспокоивший её при входе в домик дискомфорт - чувство давления от низкого потолка. Проигнорировала беспорядок той высочайшей пробы, что даже её бы заставил немного прибраться - собирались они впопыхах и очень на нервах, все непросто было привычно не аккуратным, всё было в состоянии хаоса. Саша всегда посмеивался над её бесхозяйственностью и равнодушием к порядку.
  Но сейчас, в этом пришибленном, опустошенном состоянии ничего не хотелось, кроме одного - покоя. Кровать звала упасть, лежать и не шевелиться. Но... сначала дети.
  Они скакали вокруг голодными белками. Наверное, это было немного странно, но Лиза уже привыкла - они постоянно хотели есть. Она точно знала, что совсем недавно они ели. Можно было не сомневаться, что Зина их накормила. Она вообще всех и всегда старалась накормить, а уж её пацанов, над которыми горевала, не скрываясь, что всегда смешило Лизу, накормить могла и два раза. По дороге из магазина они точно проглотили по булке, купленные на деньги или Варины, или тети Зинины, но всё равно вились вокруг неё и глядели просящими глазами. Да и малыш в животе, успокоившийся было в машине, опять сильно толкался. Может, тоже голодный?
  Лиза тяжелыми и непослушными руками, двигаясь механически, включила электрочайник и задумалась, когда последний раз ела. Но вспомнить не смогла. Подсказки от собственного организма вроде бурчащих внутренностей или рычащего желудка, не было, но это ничего и не значило - на нервах у неё всегда пропадал аппетит. Стоило на всякий случай перекусить. Может, малыш успокоится.
  Первым делом сделала несколько бутербродов из черного хлеба и любимой детьми кабачковой икры, потом заварила пакетик чая - его хватит на троих. Детям с сахаром, себе без - всегда можно на чем-нибудь сэкономить. А если бы Саша был дома, она положила бы ему три ложки, для него не жалко.
   А вот икру просто так было немного жаль перевести на бутерброды, но что-то готовить сейчас она была не в состоянии - каждое движение давалось с трудом, будто она была по шею под водой.
  Позвала сыновей. Они съели по два больших бутерброда, а она - один. Мысль медленно бродила вокруг хлеба. Он вроде и был темный (хотя Саша больше любил белый), ведь только темный был настолько плотный, чтобы его резать можно было тоненько. Но как бы тонко ни резала его Лиза, почти половины свежей буханки уже не было. Каждый раз, покупая хлеб, она думала, что надо растянуть его на подольше, и каждый раз они съедали буханку почти мгновенно. А сейчас ленивая мысль о том, что завтра снова придётся идти в магазин за хлебом, тратить деньги или брать в долг, совсем её не взволновала.
  Перекусив, мальчишки усвистали гулять, и Лиза наконец смогла прилечь. То, на чем они с Сашей спали, не было в полном смысле кроватью. Это ложе когда-то ловко сбил из деревянных поддонов сосед, мастер на все руки, имевший, казалось, знакомых на всех стройках и во всех строительных магазинах. Он легко организовал такой простой и очень популярный среди местных огородников стройматериал. 'Настоящее царское ложе', - говорил Сашка, заваливая её на этот постамент, а Лиза обнимала его счастливая, как ребенок, получивший прекрасный новогодний подарок, и вторила 'Настоящее. Царское. Да!', и улыбалась.
  Сейчас Лиза ничего не помнила и не хотела вспоминать. Она лежала в каком-то полусне-полузабытьи, краем сознания отмечая звуки детских голосов и звона посуды, когда вернулись сыновья. Никакие мысли и чувства не касались её сознания, медленно протекая мимо, отталкиваясь, как капли воды от жирной стенки кастрюли. Осталось только приглушенное ощущение толчков в животе, слабых, на грани, за которой - полное бесчувствие.
  Очнулась, когда совсем стемнело. Было очень-очень тихо. Знакомый запах дома - спертый и сырой - медленно возвращал её в действительность. Почему так тихо? Сердце зачастило от паники. Где дети? Лиза приподнялась и испуганно завертела головой, но в темноте ничего не было видно. Надо хоть чуть-чуть расслабиться. Слегка уняв дыхание, прислушалась, застыв в неловкой и напряженной позе. Позади услышала сопение и почувствовала тепло. Выдохнула облегченно. Это был Шурик. Он всегда так громко и смешно дышал во сне. А где же мелкий?
  Лиза зашарила по лежанке - скомканное одеяло, Шурик и больше никого. Провела рукой в манеже - прохладная простыня, какие-то тряпки, наверное, одеяло и детская одежда, и всё. Никуда он деться не мог, это было понятно, но сердце опять застучало чаще, а малыш внутри, минутой раньше активно шевелившийся, притих. Пришлось встать. Тут же затёкшая поясница отозвалась нытьём.
  Она похлопала ладонью по ящику, служившему прикроватной тумбочкой. Ага, вот и фонарик - верный помощник для ночных походов в туалет. Она посветила в углы комнаты, вышла в кухню-прихожую, пошарила светлым лучом там. Ребенка не было. Воздух резко уплотнился не хватало. Где же Пашка? В какую щель он забился? Здесь же спрятаться невозможно.
  Лиза вышла во двор. В лицо пахнула весенняя ночь, ещё прохладная, но заметно дышавшая дневным теплом, запахами молодой зелени, влажной земли. Лиза обняла себя за плечи, чтобы унять озноб. Прислушалась к звукам. Были слышны далёкие голоса, скорее даже отзвуки чьего-то неразборчивого разговора, и всё, тишина. Даже редкие соседские собаки молчали.
  - Паша! - негромко позвала она. Ни звука в ответ. Обошла весь двор, заглядывая в любимые детьми углы. Опять вернулась в домик и стала проверять шкафы, углы и узкие места, где мог бы спрятаться ребёнок. Ребёнка не было. Села на лежанку и задумалась, и всё прислушивалась, прислушивалась... Ничего, кроме того, что он должен быть где-то здесь, в голову не приходило.
  Сквозь громкое сопенье Шурика послышалась тихая, приглушенная возня. Лиза замерла, вбирая в себя звуки. И чуть улыбнувшись, потянула за угол ящика, неловко торчавшего из-под лежанки. Он шел туго, пришлось подергать, но когда наконец выполз наружу, и Лиза посветила фонариком, тревога ушла - внутри спал Пашка. Это он возился, устраиваясь поудобнее. Бедняга, уснул в тесноте, прямо на книжках и игрушках, которыми до половины была заполнена коробка. Лежал, свернувшись калачиком, съёжившись, засунув ладошки между колен, видимо, было неудобно или замерз. Лиза вытащила из манежа маленькое детское одеяло и укутала младшего. Как он туда попал? Играли с Шуриком, что ли? Сам вряд ли смог бы задвинуть коробку так глубоко. Но разбираться не хотелось. Бодрость, посетившая её после свежего воздуха улицы, как-то быстро испарилась, и сил что-то делать опять не было. Она снова прилегла.
  Спалось плохо. Даже сквозь сон Лиза пыталась прислушиваться к звукам на улице. Снилась всякая гадость, от которой сердце заходилось в сумасшедшем трепыхании: то таскала за волосы соперницу, то снова ехала с подругой в машине, то за что-то ругала детей, то её ругал Коля, потом снова наваливалось забытьё, похожее на вечернее. Несколько раз малыш толкался так сильно, что вырывал её на мгновенье из сна. Но сон снова возвращался и наваливался всем своим мучительным и душным, как подушка, телом.
  Встала не выспавшаяся, вялая и разбитая. Было рано, только рассвело. Лежать больше не хотелось - только продолжать эту муку. Можно было бы ещё полежать, погреться под теплым одеялом, не поспать, так хоть подремать в полглаза под мерное паровозное сопение старшенького. Но что-то гнало её подниматься, идти, что-то делать.
  Умываясь холодной водой, бросала взгляды через низенькое окошко на улицу, плоховато видимую сквозь чуть зеленеющие ветки деревьев. Туда, где была калитка. Её звук она бы услышала, не пропустила и так, даже не глядя - её вряд ли смазывали хоть раз после изготовления, и звук от любого её движения больше походил на визг раненого зверя.
  Потом долго искала, куда положить телефон, чтобы был под рукой, и чтобы можно было носить с собой. Нашла фартук нелепого розового цвета с глубоким карманом - давний подарок коллег-мужчин на восьмое марта. Никогда им не пользовалась до этого, глупый он какой-то, да и привычки носить такое не имела, но вот для телефона, решила, подойдёт отлично. На всякий случай проверила заряд батареи, хотя надобности в этом не было - она точно знала, что там ещё много.
  Работая за компьютером, поминутно прислушивалась к звукам на улице, и убеждала себя, что ещё рано, слишком рано. Проснувшиеся дети ненадолго отвлекли от работы, но когда снова села за компьютер, опять и опять чутко ловила каждое движение на улице, каждый звук, проезжала ли машина, скрипела ли калитка или, может, где-то вдали лаяли собаки, может, близко возле остановки маршрутки?
  Весь день провела в этом тревожном ожидании, ощущая нервы натянутыми струнами, отзывающимися на любое дуновение ветерка, гудящими и завывающими проводами на сильном ветру. Но ни позже утром, ни днём, ни вечером никто так и не пришел, никто не приехал и не позвонил... Даже Варя.
  
  
  Глава 3.
  
  Сашка пришёл дня через три, когда она уже перестала прислушиваться к шагам на улице.
  Шурик и Пашка как раз ѓѓиграли во дворе, и пока в доме было тихо, Лиза спешила закончить ещё одну работу, пользуясь удачным моментом. Поэтому руки мелькали над клавиатурой, взгляд судорожно метался по экрану, а мозг выдавала непрерывную цепочку мыслей, которые нужно было успеть записать. Именно эта, сегодняшняя работа былѓѓа довольно лёгкая - к ней уже были готовы расчеты, которые Лиза взяла из другой курсовой работы, немного их подкорректировала и теперь писала обоснование. Текст ложился хорошо, и уже виден был финиш. Потом уже останется ерунда: написать введение и заключение, подправить список литературы - те мелочи, которые у неё получались при минимальном подключении мозга и мизерных затратах времени, в любых условиях, например, если дети будут кричать и ходить на головах.
  Шум на улице стал громче, но Лиза не обратила на это внимания - рёва в полный голос нет, значит, ничего страшного, но на всякий случай быстрее застучала по клавишам, предполагая, что раз шумят, то могут вскоре и зареветь, а надо закончить поскорее. Только спустя несколько минут в детских криках разобрала слово 'папа'. Рванулась к окну - во дворе их домика стоял Саша, увешанный сзади и спереди сыновьями, и что-то весело говорил.
  Дыхание перехватило, заломило поясницу. Что ему говорить? Как себя вести? Внутри все задрожало, запрыгало. Она очень, очень соскучилась, так сильно, что просто хотелось взвыть. Но обида была сильней. От неё перехватывало дыхание и в глазах стояли слёзы. И у кого? У неё, совсем не сентиментальной личности. Душил вопрос: как Саша мог? Она ему отдаёт всю себя, ничего не требует взамен, любит его как сумасшедшая, а он...
  Лиза опустила глаза и только сейчас заметила, что стоит у окна и мнёт в руках учебник, дышит с трудом, а малыш снова сильно пинается изнутри. Нет, так не пойдёт. Вдох, выдох. Надо вернуться за компьютер, сохранить документ, а потом идти разбираться не понятно с кем - с мужем или уже с гостем. Возмущение, негодование, гнев заполняли её, как вода заполняет бассейн, хоть не быстро, но неуклонно. Руки уже подрагивали, в голове начинался звон, а в глазах слегка затуманилось, как будто вокруг стало дымно. Всё хорошее медленно вытеснялось из мыслей.
  Когда Саша зашёл в комнату, Лиза вся дрожала крупной дрожью. Чтобы как-то утихомирить себя, она сложила руки на груди, буквально сжав себя за плечи, и с вызовом, задрав подбородок зло спросила:
  - Ну, что пришёл?
  Он улыбнулся такой родной широченной улыбкой и вынул из-за спины пучок полевых цветов.
  - Вот, к тебе пришёл, к сыновьям. Букетик принёс...
  Дрожь уже превратилась в какие-то конвульсии, и Лиза перестала сдерживаться, заорав:
  - Ты! Скотина! Ко мне пришёл? А где ты раньше был? - и, вырвав букетик из его руки, отшвырнула в сторону. - Не скучал за сыновьями? Да?!
  В комнату заглянул Шурик с большой коробкой сока.
  - Мам, можно сок?
  - Да, можно! - гаркнула Лиза. И чуть сбавив тон, добавила: - Только чашки возьми. И не подслушивайте тут, идите во двор!
  Шурик хмуро взглянул на мать, кивнул и прикрыл за собой дверь, пробурчав напоследок:
  - Ругаться будете, я понял.
  Пользуясь секундным перерывом в её тираде, Саша сделал быстрый шаг и обнял, обхватив руками так, что трудно было пошевелиться. Его губы, уткнувшиеся ей в ухо, стали что-то быстро шептать, что-то, чего Лиза из-за смерча, крутившегося внутри, и попыток вырваться не могла толком расслышать. Но муж был сильным, он держал хоть и осторожно, но крепко, и продолжал шептать. Потом откинул голову немного назад, чтобы посмотреть ей в лицо и улыбнулся той шальной улыбкой, от которой у неё всегда срывало крышу: один уголок губ был чуть выше другого, красивые белые зубы блестели, а лицо становилось таким... таким... Хотелось покрывать его поцелуями, начиная от того уголка губ, что поднимался меньше, до глаз с великолепными темно-медными ресницами, хоть и не длинными, но густыми и загнутыми кверху, как у девчонки, и бровей такого насыщенного цвета тёмной меди, что казались нарисованными.
  Захотелось и сейчас. Сильно, очень сильно захотелось почувствовать вкус его кожи, его запах, мягкость его губ, вкус его рта, что целовал так... так умопомрачительно!.. Её сопротивление быстро стихало, мерзкая дрожь в теле успокаивалась, и даже малыш затаился и больше не пинался.
  Наконец она смогла разобрать его слова, сказанные шепотом.
  - Девочка моя, любимая, ты моя кошка дикая, ты моя отважная, люблю тебя!
  - Как ты меня любишь? - с болью в голосе, но тихо и беспомощно взвыла Лиза. - Любишь, и живёшь с другой? Ты придурок! Отпусти меня!
  - Нет, не отпущу. Я соскучился, мне не хватает тебя, моя бешенная, моя кошка, - он стал целовать быстрыми короткими поцелуями её лицо, не давая вырваться. А она шептала:
  - Ты предатель! Ты негодяй! Уйди! Отпусти меня!
  - Не могу... не хочу... не получается... ты такая... не оторваться... - шептал и шептал он между поцелуями.
  
  ***
  Хоть Саша и был невысоким, даже чуточку ниже Лизы, но места на топчане всегда занимал много, особенно, когда лежал на спине. И Лизе с её уже ощутимо выпирающим животом было неудобно. Но она лежала и гладила ладонью его кожу: на груди, плечах, руках, лице.
  - Почему ты с ней? - спросила она почти спокойно.
  Он повернулся на бок и обнял жену так, что её нос уткнулся в его голую грудь.
  - Лизок, я запутался. Я люблю тебя. Ты - мой ангел-хранитель, моё прибежище, с тобой так тихо и уютно. Хоть ты иногда такая грозная бываешь, - он хохотнул, наверное намекая на ту безобразную потасовку с его пассией, а может на только что потушенный скандал. - Ты мне двоих сыновей родила. Ты...
  - Почти троих, - поправила она. Саша замолчал. Потом спросил с недоумением.
  - Почему троих?
  - Ну а в животе кто?
  - А! Ну да! - хмыкнул он.
  - А она? Как ты мог быть с ней, когда я тебя здесь жду? Как ты мог? - с болью простонала она, пытаясь удержать выступившие слёзы.
  - Лизок, я люблю тебя. Но и её тоже, кажется, люблю, - как-то обреченно вздохнул он, рассматривая её близкие сейчас губы. - Я же говорю - запутался. Я не знаю, что мне делать. И без тебя скучаю, и без неё не могу.
  - Саша, - Лиза пыталась не разреветься, сдержать эту противную дрожь, которая снова подкрадывалась, накрывала, накатывала, - мы - твоя семья, а она кто? Ты с ней полгода уже живешь!..
  - Ну не полгода, - задумчивый, он особенно сильно умилял Лизу, и она подняла голову, чтобы наблюдать на его родном лице эту задумчивость снова, и снова умиляться. - Мы полгода назад только встретились. А оставаться у неё на ночь я стал гораздо позже, и то изредка. И потом, я не живу с ней. Просто мы встречаемся на её территории.
  - Так это временное увлечение? - затаив надежду, Лиза ждала ответа. - Да?
  - Я не знаю, - темно-медная бровь поползла вверх, от чего на гладком лбу образовалась страдальческая морщинка. Лиза потянулась, чтобы пальчиком разгладить эту некрасивую мимическую судорогу. И он с отчаянием ответил: - Я не могу выбрать, не могу принять решение, понимаешь?! Это так трудно!
  Лизе хотелось заорать, что ничего она не понимает! Какое может тут может быть сомненье, если они - его семья? Вон, во дворе его дети, и этот домик, пусть маленький и не приспособленный, но свой. Свой! И она раньше появилась в его жизни, она первая!
  Но ничего этого говорить не стала. Промолчала. Может и правда, ему посочувствовать нужно, а не эгоизм свой демонстрировать? Может, нужно постараться его понять? Коля часто про её эгоизм говорил. И когда она последний раз к нему ходила просить развод, тоже говорил. Был уже заметен живот, и Коля только горько скривился и покачал головой, а она поджала губы, не понимая, почему он так реагирует, что такого?
  Лиза подозревала, что эта Оля у её ненаглядного Саши была не первым увлечением. Бывали другие, раньше, потому что ночевки 'у друзей' в городе иногда становились подозрительно частыми, а чужие духи на его коже, следы помады или мечтательный взгляд карих глаз становились совершенно однозначными. И как только Лиза решала, что всё, пора познакомиться с причиной этой мечтательности, всё резко прекращалось, не успев разбудить в ней ревность настолько, чтобы идти таскать за патлы соперниц.
   Так, она думала, будет и в этот раз. Но нет. С ночёвкой он стал приезжать только на выходные. И пришлось узнавать, где он ночует, с кем дружит, где зависает. И хоть Сашины друзья на прямые вопросы не отвечали, отводя глаза, ей окольными путями удалось выведать, что есть некая Оля, и выследить мужа с ней в обнимку, а заодно и дом, где жила барышня.
  Эти любительские игры в Шерлока Холмса стоили ей изрядной суммы на маршрутку, а ещё, и это самое неприятное, необходимости признаться тёте Зине в том, что Саша погуливает, а ей, Лизе, нужно его остановить. Зина, конечно, никому ничего не скажет, но вот смотреть в её жалостливые и одновременно осуждающе глаза, Лиза уже не могла.
  Но признаться пришлось, поскольку кроме Зины, не на кого было оставить мальчишек. Не к матери же их привозить? И если раньше она оставляла Зине сыновей буквально на полчаса-час примерно раз в неделю, то ежедневные визиты две недели подряд пришлось как-то объяснять. Да и просто болело внутри от желания с кем-то поделиться, угомонить страх и отчаяние, что неудержимо рвались наружу. Зина была не лучшим вариантом для откровенности, но так уж совпали и время, и место, и настроение.
  Пожилая тетка только прикрывала пальцами рот и смотрела на неё жалостливо. И кого она жалела больше, её или Колю, у которого продолжала подрабатывать домработницей, по этому взгляду было не понять.
  И того, что Зина сказала ей в спину тихонько, когда она уже уходила в тот раз, перед разборкой с Ольгой: 'Эх, Лиза, Лиза, на кого же ты его променяла?!' она уже не слышала. Она тогда соображала уже плоховато от того, что накрутила себя так, что даже мышцы были, как деревянные, не то, что мысли...
  
  
  Глава 4.
  
  Саша приезжал теперь часто. Как-то даже привёз денег, и Лиза смогла погасить почти весь долг в магазине.
  Не то, чтобы она сильно волновалась из-за этого. Просто раз за разом, как Лиза просила записать в долг, хозяйка выразительно озвучивала цифру и внимательно смотрела в глаза. Намек был понятен - нужно хоть небольшое движение по счету в другую сторону, в ту, где деньги идут в кассу.
  На самом деле Лизе было без разницы кто на кого и как смотрит. И в другой ситуации она просто не обратила бы внимания на эти взгляды и намеки, сказав что-нибудь легкомысленное, а то и вовсе грубое. Но сейчас, в ситуации неопределенности, остаться без возможности брать продукты в долг очень не хотелось.
  Теперь, когда Сашкины деньги перекочевали в карман хозяйки магазина, большая часть долга была погашена, а взгляд Ленки стал заметно мягче, Лизе стало спокойнее - не придется, если вдруг что, мчаться в город за такими мелочами, как хлеб или молоко.
  Впрочем, сейчас с деньгами было чуть проще: весна была всегда наиболее денежным сезоном: курсовые, дипломные - только успевай делать. Даже иногда приходилось отказываться от рефератов. Они хоть и были выгодны по деньгам и малым тратам времени, но транспортные расходы напрочь съедали все их преимущества. Ждать никто не хотел, всем было нужно вчера, а отвозить в город тоненькую работу, стоимость которой едва превышала стоимость проезда, смысла не было.
  С курсовыми было проще. Они были значительно дороже, и кроме того, для них она делала заготовки в периоды затишья, когда не было заказов, и потом использовала их, как 'рыбу', нанизывая недостающий материал с учётом особенностей темы. Для этого в межсезонье брала методичку по одному или другому курсачу и набрасывала теоретический материал по тем темам, которые ещё не делала, в отдельные файлы. Иногда у неё рождались интересные практические идеи по проблемам сделанных раньше работ, они тоже шли в копилку и потом использовались. Таким нехитрым способом Лиза снижала затраты времени на каждой конкретной курсовой, а значит, могла сделать не одну, как раньше, работу, а две или даже три в те же сроки.
   Конечно, самые её первые работы, которые она делала для себя, были сильнее, так она считала. Просто потому, что полностью были ею проработаны от первой буквы на титульном листе до последней точки в списке литературы. Следующая волна её работ, которые она делала уже для однокурсников и знакомых была тоже сильной, но всё же не такой, только из-за того, что ей было уже не так интересно. А вот дальше её работы уже во многом были поставлены на поток, делались быстрее, и от этого были не такими интересными, ни для неё, ни для преподавателей, которые их читали.
  Но Лиза держала марку - никогда не опускалась до слепого копирования чужих текстов, и каждая её работа дышала индивидуальностью. Это отмечали и заказчики, а к ней шли именно такие, кто искал не что-то выкачанное из сети, а индивидуальное, особенное, и потому они готовы были платить чуть больше, чем в среднем за подобную работу.
  Причиной такого качества работ была банальной - у Лизы просто не было хорошего интернета, в огородном-то товариществе. А с мобильного едва хватало трафика посмотреть почту раз в два-три дня. Да и то, в те редкие моменты, когда денег хватало заплатить за телефон.
  Отсутствие возможности выйти в сеть порой ощущалось здоровенным недостатком. Даже приходилось иногда просить Варю поискать какую-то информацию, а потом ещё, приезжая в город, делать крюк и тратить деньги на путь к ней домой, чтобы забрать выкачанные файлы. Хорошо, что Коля разрешил ей тогда взять с собой компьютер.
  
  Он ходил по гостиной и нервно запускал пальцы в волосы с изрядной проседью.
  - Лиза!.. - его слова были похожи на стон. - Что ты делаешь? Ты понимаешь, что ты делаешь?
  Лиза молча сидела на диванчике, на лице - выражение упрямства. Она уже всё решила, и всё должно было произойти так, как она хочет.
  - Лиза, послушай! - Николай присел на один из стульев, что стояли вокруг обеденного стола в центре комнаты, вздохнул. - Это просто увлечение, это пройдёт. Месяц, два, и всё забудется. А ты хочешь разрушить всё то хорошее, что мы так долго строили.
  - Коля, я беременна, я же уже сказала.
  Он опять схватился за волосы, замычал, как от боли, потряс головой, через минуту продолжил.
  - Лиза, я приму этого ребенка как своего. Ни слова не скажу, ни единого упрёка. Не ломай жизнь нам всем.
  - Нет. И хватит об этом. Дай мне развод, и расстанемся.
  Коля помолчал, уткнувшись в ладони, а затем поднял лицо и жестко произнёс.
  - Значит так. Хочешь уйти - уходи. Но с дочерью видеться не разрешаю, - Лиза дернулась от этих слов, - и развода тебе не дам.
  Она открывала и закрывала рот, не находя слов. Наконец выдавила:
  - Что я могу взять?
  Коля как будто успокоился.
  - Личные вещи. Украшения оставь дочери.
  Лиза понимала, что придётся многим пожертвовать, но вот дочь... Может, она не была идеальной матерью, и не нависала над ребёнком хлопотливой наседкой, а материнство воспринимала скорее веселой игрой, чем серьезным занятием, но дочь давала ей ту радость, которой ей самой не хватало в детстве. И запрет на общение с ней причинил сильную боль.
  - Компьютер тоже можешь забрать. Это твоя игрушка.
  Коля тяжело встал из-за стола и когда уже вышел из комнаты, повернулся, чтобы сказать:
  - Но чтобы любовника твоего в моем доме не было.
  Лизе тогда пришлось вызвать такси и просить водителя помочь ей вытащить упакованный по частям компьютер, а потом затащить в квартиру Сашиной бабки.
  Компьютер вообще затруднял и делал неудобными переезды, делал невозможным просто побросать вещи в две-три, или потом уже пусть и в пять больших сумок, и адью. Но с другой стороны, он был их кормильцем. И хоть морально устарел, но для сегодняшних нужд Лизе его вполне хватало.
  
  Кормилец! Вот на прошлой неделе она с его помощью хорошо заработала. И даже смогла купить Саше прикольные трусы-боксеры. Ей тогда на рынке жутко понравилась надпись на причинном месте 'Моё!' и линеечка с сантиметрами. И когда Саша в очередной раз к ним приехал, она вручила ему эти трусы. Они потом вместе долго над ними смеялись. Ему явно понравилась и сама вещь, и шутка.
  Он так здорово всегда смеялся!.. Лиза сама начинала улыбаться, когда вспоминала его смех. Такие у него становились глаза, такая ямочка на правой щеке, так красиво смотрелись белые ровные зубы в улыбке, что хотелось его обнять и целовать, целовать...
   Да, от него всё также пахло женскими духами, но глаза уже не были мечтательными, скорее озабоченными. И это внушало Лизе надежду на то, что он вернется. Она всё равно разрывалась от ревности, от злости на соперницу и на самого Сашу. Злилась, готова была ругаться и кричать, но только до того момента, как он переступал порог их низкого и сырого домика и целовал её раз, а потом ещё и ещё...
  Самым главным аргументом за то, что он вернётся, был факт - Саша привозил деньги и какие-нибудь подарки для детей, например, в последний свой приезд привез коробку цветных карандашей и мыльные пузыри. Сразу два флакончика, чтобы досталось каждому из сыновей. А деньги - это ответственность за семью. И это, по мнению Лизы, были признаки её скорой победы над соперницей, и это было такое счастье!
  
  
  Глава 5.
  
  Она завертелась в будничной суете. И когда позвонила Варя, Лиза обрадовалась как малое дитя. Подруга не звонила и не появлялась с того самого печального дня, когда напоив её таблетками, привезла домой. Оказывается, она соскучилась за человеческим обществом и особенно - за Варей, поэтому ответила на вызов с огромным удовольствием.
   - Привет, Варя! Как дела?
  - Привет, Лиза, - подруга, как всегда, была спокойна, не многословна и деловита. - Всё хорошо. Я тут на городском форуме объявление увидела - люди бесплатно отдают двухярусную кровать, только с самовывозом. Запиши телефон, договорись. Тебе же малыша нужно будет в манеж класть, а Шурика с Пашкой как раз на эту уложишь.
  Лиза впала в ступор. Малыш? Ой, ну она курица с короткими мыслями! Это же сейчас в манеже спит Шурик, а Пашка ней на топчане, а месяца через три ей рожать. И вот для этого малыша придется манеж освобождать. Да, Варя куда более предусмотрительная, чем она сама. А двухярусная кровать это было бы неплохо, наверное. Но вот станет ли она в их комнатке?
  - Ну, чего молчишь? - недовольно спросила Варя.
  - Да вот прикидываю, поместится ли? А размеры там не указаны?
  - Слушай, мамаша, давай ты запишешь номер, позвонишь, поговоришь с людьми и всё, что интересует, выяснишь и обсудишь. Хорошо? И не забудь, тебе придётся машину найти, что бы самой этой всё забрать.
  - Варя, - недовольно протянула Лиза, - где ж я её найду?
  Подруга вздохнула тяжело:
  - Ну у тебя же есть сосед, у которого микроавтобус? Вот его, например, и попроси, чтобы заехал и забрал разобранную кровать.
  - Ну, вообще-то да, - немного расслабилась Лиза, - думаю, договорюсь.
  - Вот и хорошо. А как всё остальное? Как дети?
  - Дети нормально. А всё остальное... - Лиза хотела бы быть такой же сдержанной, как Варя, но как ни пыталась, не смогла, и с радостным придыханием проговорила:
  - Сашка приезжает теперь часто! Я думаю, он скоро вернется!
  - С чего такие выводы?
  - Ты понимаешь, он сказал, что меня любит! Её, говорит, тоже любит, - немного приуныла Лиза, - он не может выбрать. Понимаешь, ему нужно принять решение, а он не может, потому что любит нас обеих. Говорит, что любит и её, и меня. Я не могу, - тяжелый вздох, - меня прямо раздирает всю от ревности, но изо всех сил стараюсь не быть эгоисткой. Он попросил время, чтобы всё обдумать, понять себя и принять решение.
  Лиза перевела сбившееся дыхание, поправила книжки на столе, накрутила на палец прядь волос.
  - Знаешь, Варя, мне его так жалко! Он запутался совсем. Но я думаю, что у меня больше шансов: я у него раньше появилась, а она только недавно, и у нас же дети, и домик свой. А что она? Так, увлечение. И потом, я ему подарила такие смешные трусы, ну знаешь сейчас это, оказывается, модно, с забавными надписями, - опять бодро и восторженно затараторила Лиза, - он так радовался, так целовал! Вообще, так всё горячо получилось в тот раз!
  Голос моментально стал довольный и немного шаловливый. Варя помолчала какое-то мгновение и недоумённо спросила:
  - А ты что, продолжаешь с ним спать? - даже через телефон было слышно, что она не просто в недоумении. Это был шок.
  - А что, нельзя? - Лиза спросила удивлённо и немного испуганно.
  - То есть ты, - начала медленно Варя, - даришь ему подарки, рожаешь и содержишь его детей, да ещё и спишь с ним, когда он приезжает к тебе от другой бабы?!
  Возмущение подруги, обычно спокойной, как памятник дедушке Ленину, было настолько сильным, что Лиза испугалась. Последовавший за этим крик вообще выбил из неё воздух, и все слова застряли в горле.
  - Ты первая, говоришь? Так ты ему уже надоела, а она новенькая, свеженькая! Вспомни, до тебя была как минимум ещё более первая - его первая жена. И у них, между прочим, тоже дети есть! И тоже двое. И это его ни капельки не остановило при разводе! Не ты ли за него выплачиваешь алименты?
  Лиза поникла. Да, действительно, она иногда вносила деньги в счет Сашиных алиментов. Но там всё было очень сурово. Ирка тогда встала в позу и через суд заставила его платить. Саша даже из-за этого не соглашался на хорошую работу: чем меньше платят, тем меньше алименты. А ему предлагали работу с хорошей официальной зарплатой, с перспективой роста. Пришлось идти в обычную поликлинику, где массажисту платили мало. Он, конечно, неофициально подрабатывал. Было место в фитнес-клубе, а по выходным - в бане. И понятно, что неофициальные подработки были нерегулярным, нестабильными, и иногда Лизе приходилось добавлять из детского пособия или из своих подработок к тем суммам, что полагались первой жене.
  - Ну и домик этот ваш, который 'совершенно свой', вовсе не его, а только твой! Ты вспомни, вспомни, как его покупали! Оформление только на тебя одну - это было единственным условием, на котором Зина тогда согласилась помочь тебе деньгами, да ещё и половину простила потом. А обустраивать этот домик должен был бы Сашка. И что, много он там наобустраивал? Если бы не добрые люди, так и спали бы на полу и ели с одноразовой посуды.
  Это было правдой. Когда они только сошлись, недолго пожили у Сашиной бабушки. Там была крохотная двушка, совершенно запущенная и практически нежилая, а комнату им бабка выделила проходную, что для молодоженов было совсем неудобно. Да и бабуля не взирая на родство, требовала деньги за постой. Так что вскоре они за ту же сумму нашли комнату в коммуналке. Из обстановки там был надувной матрац и табурет, заменявший стол, если сверху положить фанерку. В стену были вбиты гвозди, на которых висела их одежда на плечиках и просто так, а на подоконнике помещалась вся посуда: и кухонная - скромные две кастрюли и намного позже появившаяся сковородка, и столовая, в основном одноразовая.
  Лиза с первой выплаты по беременности купила два пластиковых детских табурета, которые стали её рабочим местом: на них стоял монитор и клавиатура, сидеть приходилось прямо на полу.
  Когда родился Шурик, обзавелись ещё несколькими картонными коробками, чтобы складывать детскую одежду и прочие необходимые вещи, собранные по знакомым и друзьям. Никаких колясок не заводили - и денег не было, и хранить было негде. Потому везде и всюду Лиза таскала Шурика на себе. А с Сашей они тогда вели довольно активный образ жизни - ходили по друзьям, по всяким мероприятиям, часто собирались компанией и гуляли на набережной.
  Когда она забеременела Пашкой и это стало заметно, Зина опять всплеснула руками, горестно запричитала и сказала, что так не годится - детям нужен дом. Она как-то побывала у них в гостях и ужаснулась, поэтому теперь, узнав про второго, стала суетиться.
  По своим знакомым нашла этот домик в огородном товариществе. Его основное преимущество было в цене - дешевле трудно было вообще что-то придумать. Денег сама же и заняла на покупку, договорившись, что ту сумму, что они сейчас тратят на аренду этой убогой комнаты, Лиза будет отдавать Зине. А Лиза согласилась просто потому, что своё - всегда лучше съёмного. К тому же, этот домик с двумя маленькими комнатами был отдельным жильем с куда большими удобствами, чем комната в коммуналке. В маленькую кухоньку-прихожую была проведена вода, а в каждой комнате было электричество. А уж для Шурика вообще рай - целый двор, можно гулять хоть круглые сутки, и маме не надо караулить его в песочнице. Да, туалет, а попросту выгребная яма с будкой, был на улице, но тоже свой, и не приходилось доказывать соседям, что это не они последними пользовались удобствами и были неаккуратны.
  Вот в этот домик, после дружной работы бригады Сашиных друзей, побеливших, покрасивших и залатавших все дыры в крыше и в заборе, засиял прямо таки домашним уютом. Те же ребята соорудили на скорую руку летний душ из остатков шифера и старой бочки для полива. А зимой можно было и в миске помыться.
  Лиза немного опасалась, что будут они жить где-то в безлюдном краю, где волки воют по ночам, но ошиблась. Огородное товарищество было довольно прилично заселено постоянно проживающими там семьями. В основном многодетными, которым любая квартира тесновата, а соседи всегда недовольны детским шумом. Были и вышедшие на пенсию любители лопаты и рассады, но их было меньше. Поэтому у Лизы почти стразу появились знакомые, которые и помогли на первых порах. Кто-то пару тарелок подарил, кто - заварочный чайник и оцинкованное ведро, кто ещё что для хозяйства. Соседские дети иногда могли поиграть с Шуриком или сбегать в магазинчик за хлебом. Вот так организовалось её хоть и скудное, но совершенно отдельное самостоятельное хозяйство.
  Конечно, от города жили они теперь далеко. Детские сады, поликлиники и прочие блага стали практически недоступны. Что уж говорить про развлекательные походы и посиделки. Но в радостях жизни молодожены себе не отказывали - Саша часто приглашал друзей, особенно летом, когда на не сильно засаженном огороде можно было развести костёр, пожарить шашлыки. Если кто-то приезжал с гитарой, то пикник считался не просто зачетным, а шикарнейшим.
  Была даже возможность для романтических парочек уединиться в палатке, больше похожей на шалаш, стоящей между двумя деревьями в дальнем краю огорода, ближе к меже с теми соседями, что появлялись нечасто. Многие приятели ради этого и приезжали к Саше в гости. Иногда даже без него самого, но привозили с собой девиц, а Лизе - какой-нибудь гостинец, вроде тортика или пары бутылок пива. Она не возражала.
  Сперва беременность, а потом суета вокруг второго, новорожденного ребенка, сильно угнетали её. И когда соседские, жившие через три дома дети из многодетных, забирали Пашку и Шурика, чтобы поиграть и покатать младшего в своей коляске, Лиза радовалась и быстро усаживалась за компьютер. Она пыталась успеть сделать часть работы, не тратя на это ночные часы, которые хоть и были плодотворны в смысле работы, но тянули за собой неслабый недосып и вялость на весь следующий день. А такие вот приверженцы палаточной романтики всегда напоминали ей, что где-то есть и другая жизнь, отличная от её.
  
  ***
  
  - Да дом не очень-то и жилой. Тесный, неухоженный. И зимой вы там не замерзаете только потому, что у нас климат более-менее тёплый.
  - Мы уфо-обогреватель купили, потому и не мерзли, - хмуро возразила Лиза.
  - Ну да, не мерзли, конечно. Только куда как приятнее жить в тепленькой и уютной квартире, за которую платят родители Оленьки, и кушать завтраки и обеды, приготовленные Оленькиной мамой, а деньги, которые зарабатываешь, тратить не на тупую беременную курицу, а на бары, кино и хорошую одежду!
  - Ему Оля одежду дарит! Что ты вообще знаешь о том, что ему нельзя ходить в синтетике и плохой обуви? У него плоскостопие! - кричала в трубку Лиза, взвизгивая на высоких нотах.
  - А тебе, беременной дуре, витамины нужны! Ты не знаешь этого? И хорошее питание! А ты макароны жрёшь с кетчупом вместо мяса! И детей так же впроголодь держишь! Этот мудак кормит тебя байками, а ты уши развесила и веришь каждому его слову! Ты что, проверяла, какая у него зарплата? Видела ведомость или из-за плеча клиента заглядывала, когда он в его карман энную сумму клал? Да я на девяносто процентов уверена, что он и половину денег тебе не приносил, когда ты перестала с ним по гулькам бегать, и стало возможно что-то от тебя утаивать.
  Варя перевела дыхание и дальше продолжила говорить спокойнее. От этого её слова становились весомее и ложились в душу тяжелой, мешающей дышать грудой.
  - Я уверена, что Ольга эта не первая его 'любовь'. Ну сама подумай, у каких друзей можно ночевать по пять ночей в неделю? Ты же умный человек. Могу ручаться, что его вещей у вас в доме не осталось, и если однажды он совсем не вернётся, ничегошеньки не потеряет. Небось даже те трусы с картинкой и то забрал. Просто подумай своей головой, ты, 'лучший диплом нашего выпуска'! Проанализируй его поведение хоть однажды, как ты цифры финансовых отчетов анализируешь, без эмоций и всяких прочих глупостей, типа любви!
  Лиза задыхалась от нахлынувшей мешанины чувств, едва находила слова, чтобы защититься.
  - Ты... ты просто хочешь его очернить! Ты всегда... всегда плохо к нему относилась! А он, когда мириться пришел, принёс детям... сок, а мне... мне цветы подарил!
  - Цветы? - удивление Вари было наигранным. - Розы что ли? Штук пятьдесят пять?
  - Не розы, - тяжело проронила Лиза и с нажимом продолжила, - букетик полевых цветов!
  - А! Под соседскими заборами сорняков надёргал, наверное, - столько пренебрежения и издёвки прозвучало в словах Вари, что Лиза опять вспылила, прямо завизжала в трубку.
  - Я не понимаю, чего ты цепляешься? Что тебе нужно?!
  - Не надо на меня кричать, Лиза! Мне ничего не нужно, просто это была очередная неудачная попытка донести мысль, что Сашка просто тобой пользуется. Ты очень удобная жена, - устало говорила Варя, - живёшь на выселках, куча детей, которые на тебе висят как гири, делая малоподвижной и не любопытной, алименты за него платишь, трусы вот покупаешь... Кормишь его опять же, поишь, ещё и спишь с ним, когда он уже давно живет с другой. Просто мечта кобеля! Вообще отлично!
  Тяжело вздохнув, подруга помолчала и вымученно добавила:
  - Ты по поводу кровати всё же позвони. А с Сашкой... Живи с ним, как хочешь. Это твоя жизнь и меня не касается.
  И отключилась.
  После этого разговора Лиза потеряла под ногами почву. Ей хотелось снова набрать Варю, наорать на неё, долго материться и доказывать, доказывать, что она не права, доказывать до тех пор, пока та не согласится. Даже хотелось от злости вцепиться ей в волосы. Но звонить всё же не стала - не было денег.
  Лиза металась по комнате, хватаясь то за одно, то за другое, швыряя вещи о стены, пиная ногами коробки с игрушками и вещами. Пришла в себя только, когда поняла, что с рычанием пытается разодрать детские джинсы. Отбросив тряпку, остановилась, чувствуя необходимость выпустить злость. Опершись спиной в стену и скрипя зубами, стучала кулаками до тех пор, пока руки не заболели, а из глаз не потекли злые слёзы.
  - Ты, Варька, ничего не знаешь о жизни! Чурбан ты бесчувственный, а не девка! Не любила ты никогда, никогда так, как я! А Саша хороший! - почти прокричала она в сторону окна, как будто кто-то мог её услышать. Еле-еле перевела дыхание, всхлипнув жалобно и зло. В комнату заглянул Шурик.
  - Мам, чего пожрать? - увидев заплаканные глаза матери, удивился: - Ты чего опять?
  - Не лезь! - зло гаркнула Лиза. - Маленький ещё!
  Шурик скрылся в кухоньке, что-то возмущенно бурча. Послышался щелчок электрочайника, потом характерный шум закипающей воды. 'Сами разберутся', - подумала Лиза и улеглась на топчан. Живот мешал, пришлось подкладывать подушки, малыш толкался, а в душе всё шел спор с Варей. По пятому разу повторялись аргументы, вспоминались цветы, деньги, оставленные в последний раз. Их даже хватило закупиться продуктами на неделю: крупа, макароны, хлеб, сахар, чай. Даже шампунь купила подороже, от которого волосы дольше оставались чистыми. И деньги приносит, и с детьми занимается. Что ещё надо? Разве не мужик?
  Вспоминались занятия Саши с маленьким Шуриком. Они такие акробатические трюки выделывали!.. Варя сама тогда пугалась. Неужели забыла? С Пашкой, правда, отец уже не занимался, он тогда больше бегом трусцой увлекался, а было бы неплохо. Шурик явно был более развитый в том возрасте, что сейчас Пашка. Он вот и говорит плохо, уже почти три, а всё булькает на каком-то своём языке.
  - Мам, чай пить будешь? - Шурик опять заглянул в дверь. Лиза, немного успокоившаяся, ответила почти спокойно.
  - Налей, я чуть позже приду, а вы ешьте. Хлеб сам нарежешь?
  Шурик только хмыкнул - что он, маленький что ли?
  Старшенький накормит младшего, если есть чем, напоит и даже поможет одеться, а вот читает едва-едва, хоть ему в этом году в школу. Надо будет школьную форму купить, ранец. Да, надо отвлечься и подумать, что там ещё для школы нужно? Тетради? Ручки? Успеет купить, времени ещё навалом.
  Стала считать: сейчас апрель, остались май, июнь, июль, август. Лиза даже села на топчане. Вот она тормоз! Его же в школу надо записать! Да, и про кровать она совсем забыла. Схватила телефон и набрала номер, что был едва видно накорябан на обрывке бумажки. Хорошо, хоть дети не заиграли или сама не положила куда-нибудь. Это отметила мимоходом, мысленно опять возвращаясь к разговору с Варей. Поэтому когда мужской голос ей ответил 'Аллё!', она продолжила вслух:
  - Варя, ты... - и опомнившись, поправилась: - Здравствуйте, я по объявлению. Про кровать.
  
  С кроватью получилось удачно - ещё никто не успел перехватить и, радуясь, Лиза побежала к соседу Вовке, многодетному отцу, здоровенному мужику, похожему на медведя, вечерами подрабатывавшему таксистом на своем микроавтобусе. Он вполне дружелюбно согласился помочь и поинтересовался напоследок:
  - Ну что, выгнала наконец своего мудачёнка?
  Он сильно не любил Сашу и не стеснялся об этом громко говорить, неизменно называя его то просто мудаком, то, как сейчас, мудачёнком. Это было для Лизы так обидно, будто он оскорблял не Сашу, а лично её. И именно это слово и было самым обидным.
  Вовка, бывало, высказывался даже в присутствии Сашки, который на это презрительно кривил губы и отворачивался, хотя Лиза видела, что у него сжимаются кулаки. Она гордилась, считая, что муж сдерживается, чтобы не раздувать скандал, а Вовка называл его трусом и подлецом, доказывая, что Саша просто трусит ответить по-мужски.
  Причин таких нападок Лиза не знала. И на попытки выяснить сосед отмалчивался, и больше, чем 'дура!' и жалость во взгляде, информации ей не давал. А Саша только пренебрежительно махал рукой и отворачивался.
  Вот и сейчас Вовка завёл свою привычную песню, и Лиза, чувствуя, что начинает злиться, но добрососедские отношения сейчас важнее хотя бы ради этой гипотетической кровати, только уныло скривилась:
  - Вов, ну мы договорились?
  Тот только ухмыльнулся, дескать, да, договорились.
  
  ***
  Лиза всё говорила и говорила с Варей, пытаясь доказать её неправоту. Когда шла домой и когда обмеряла комнату, пытаясь определиться с местом для новой мебели.
  - Ты, Варя, ничего не понимаешь в любви. Он такой классный! - и мечтательно жмурилась. - Сама со своим Олегом спишь раз в неделю, как тяжкую повинность выполняешь, ни ему, ни тебе радости.
  Варила суп и продолжала диалог.
  - И если даже допустить, что он приносит не все деньги, то может он Ирке что-то отдаёт. А может, ему для чего-то нужно? Нельзя мужика на коротком поводке держать. Мне это ещё Коля говорил.
  Кормила детей, мыла посуду, протирала стол, подметала полы и всё спорила, всё доказывала:
  - И не знаешь ты, Варя, как это, когда он приходит с работы, целовать его губы и щеки с легкой щетиной, и чувствовать его горячие руки на своей спине, и видеть его улыбку, такую невероятную, такую обворожительную, вдыхать его запах... А что в доме ничего не делает, так не такой он человек, мой Саша. Это вон Вовка-сосед сам и веник связать сумеет, и машину починить. А мой - интеллигент. А то, что у Ольги, су.. такой, живет на всём готовом, то какой смысл ему там хозяйничать? Он там вообще в гостях. О чем вообще речь? Он не живет у неё.
  Складывала высохшее после стирки бельё и перебирала Сашины вещи.
  - Ну и где тут нет его одежды? - продолжала она бурчать себе под нос. - Вот же его футболки, эту и эту мы покупали года три назад, они уже растянулись, только спать в них. - Лиза приложила к себе одну. - Или я могу вместо ночнушки носить. Да, в роддом можно взять, только халат сверху надевать, и будет нормально.
  Перебирала и видела, что Сашиных вещей действительно подозрительно мало. И всё только то, что уже домашнее или даже вовсе можно пустить на тряпки. Нет, Варя не может быть права! Наверное, просто в комнате-кладовке всё валяется.
  Припомнилось, что когда пришло обычное для их широт февральское потепление, Саша вытащил оттуда из-под кучи всяких вещей свою осеннюю куртку. Он ещё что-то сказал такое, что Лиза подумала, что будь на его месте кто другой, она не раздумывая звезданула бы кулаком в лоб. И это было бы не со зла, нет, просто чистые инстинкты. Она напряглась и вспомнила:
  - Неряшечка ты моя, - Саша тогда ещё улыбнулся так, что хоть вместо фонаря используй эту улыбку в их неосвещенном огородном товариществе, - у тебя всё такой же кавардак, но как же я тебя люблю!
  И поцеловал, и опять улыбался и что-то шептал на ухо. Лиза тогда краснела, наливалась смущением, и корила себя - ну просто школьница-выпускница, а не тётка, родившая троих детей и беременная четвёртым. Да, она тогда уже поняла сама и рассказала Саше, что будет малыш. Только это была чуть раньше. Или в тот же день? Нет, таких подробностей память не сохранила.
  
  Лиза с тоской посмотрела на дверь в другую комнату, придерживая поясницу ладонью, - от усталости разболелась спина. В ней боролись лень и желание докопаться до истины. Прилегла на топчан и стала вспоминать, какая была одежда у Саши. Яркой вспышкой мелькнула мысль, что зимние-то вещи он точно не мог с собой забрать - они объемные, а Саша никогда больших сумок не носил с собой. Но появился какой-то холодный исследовательский интерес, и это был самый веский аргумент за то, что кладовку всё же придется разгрести. И Лиза, тяжело вздохнув, заставила себя встать на ноги.
  Шурик и Пашка были очарованы, увидев, что мать выносит во двор кучи вещей.
  - Мам, а что это будет?
  - Нужно место освободить. Я договорилась про двухярусную кровать.
  - Как это - двухярусную? - большими буквами в двух парах детских глазах читался вопрос.
  - Ну, знаешь, есть такие двухэтажные кровати. Ты старший, будешь на втором этаже спать, Паша ещё маленький - на первом.
  - Двухэтажная? - Шурик был в восторге. Повернулся к Паше: - Это как у Верки и Любки, помнишь?
  Пашка помнил соседские спальные двухэтажки, потому что на лице его расплылась радостная и неверящая улыбка, и он вопросительно посмотрел на мать.
  - Да?
  Лиза покачала головой, улыбаясь. Для них это приключение, оказывается.
  - А малышу отдадим манеж? - спросил сообразительный Шурик.
  - Ну да.
  - Класс! - он мельком заглянул в дом и восторженно распахнул свои карие, так похожие на Сашины, глаза: - Ты сделаешь нам с Пашкой отдельную комнату с двухэтажной кроватью?
  Лиза, устало согнувшаяся было над очередной кипой вещей, распрямилась, пожала плечами.
  - А можно мы поможем? - Шурик даже подпрыгнул от избытка чувств. - Правда, Пашка, поможем?
  Тот согласно кивнул, и улыбка стала шире. 'Тоже мне помощники', - молча хмыкнула Лиза.
  - Ура! Мама! - и Шурик кинулся на шею. Потом усадил её на стул и стал сновать, таская и перекладывая туда и сюда вещи. Пашка помогал ему, поддерживая тюки и коробки, хотя больше суетился и мешал.
  
  Уборка растянулась на два дня. Вещи пришлось вытаскивать, перебирать, раскладывать по кучам - нужные отдельно, те, что можно кому-то отдать, и ещё куча - совсем негодные. Чтобы найти место для того, что ещё пригодится, пришлось основательно перебирать шкаф в первой комнате. Шурик на удивление хорошо справлялся с этой работой. Лиза и раньше замечала, что он любил сортировать игрушки или ложки по видам и размерам, и тут, видимо, работа была похожа на эту игру. Складывала аккуратно уже она сама, а Пашка иногда мог переложить или что-то отнести.
  
  К радости всех были найдены множество ценных вещей - несколько мешков с малышовыми вещами (что они там, Лиза и так знала), сломанный трёхколёсный велосипед, кое-какая хозяйственная утварь, переселенная во двор - дырявое ведро, треснувшие памятные пластиковые табуретки, коробки с позабытыми игрушками, доски неизвестного происхождения и назначения. Шурик, удивлявший Лизу эти два дня своей хозяйственностью, предложил сколотить из них столик в их комнату.
  - Я же буду учить уроки! - сказал он с гордостью. И Лиза подумала, что совсем не задумывалась, хочет ли сын учиться, ходить в школу, учить эти самые уроки...
  ***
  Когда наконец узкая маленькая комнатка была очищена от хлама, Лиза, внимательно отслеживавшая все Сашины вещи, убедилась, что Варя была права. Свитеров, зимней одежды, обуви, самых громоздких, объёмных вещей, дома не было, а то, что оставалось, было не жаль и выбросить. И новые трусы с картинкой тоже, кстати, не нашлись.
  Заехавший на следующий вечер Вовка-сосед привез и собрал двухярусную кровать. Найденные в кладовке доски подпилил и приладил к подоконнику, сделав вполне сносное рабочее место для будущего школьника, на стену рядом навесил скромную полочку и прикрутил крючки для одежды возле двери.
  - Ну вот, парни! - как всегда громко и жизнерадостно пророкотал он. - Теперь у вас отдельный угол. Хозяйствуйте!
  И довольный то ли хорошо сделанной работой, то ли отсутствием Сашки, потопал домой.
  ***
  Усталость этих двух дней и осознание своей слепоты отзывались физической и душевной болью. Лиза лежала на топчане и ковыряла душевную рану - вяло пыталась подсчитать сколько денег приносил муж ей в последние месяцы. Без бумаги и карандаша получалось плохо. Пришлось пересилить себя и сползти за писчими принадлежностями. Так, да ещё и с календарём, дело пошло быстрее. День за днём Лиза отматывала назад последний месяц, второй, сколько могла - предыдущие. И горечь всё больше и больше накрывала её.
  Даже если брать за базовую ту цифру, которую Саша озвучил как официальную зарплату, да вычесть процентов двадцать тех, что Лиза вспомнить не смогла, да учесть оплату проезда до их садового товарищества, он приносил далеко не всё. Но ведь была ещё и та часть, которая в конверте, в кармашек, в виде шоколада и коньяка...
  Календарь помог и ещё в нескольких подсчётах. Рожать через три месяца - это первое. Шурику в школу через пять - это второе. А третье ...
  Неужели Варя всё-таки права? Неужели Саша уже давно не живёт с ними, а только создаёт видимость? Ну ладно, нехватка пары футболок или свитеров, это ещё можно как-то понять - оставил на работе в шкафу, но зимние вещи?.. Как их вынести из дома незаметно? А Лиза не могла припомнить, чтобы муж носил большие сумки. Его обычный спортивный рюкзачок, может пакет. Но большие сумки? Или он каждый раз по чуть-чуть уносил? То пару ботинок, то лыжные штаны... В таком случае, он давно готовился уйти и, значит, решение своё он уже принял? Лиза отчетливо поняла - да, и принял уже давно...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"