|
Далекое, размытым багряным просветом сквозь туман, сочилось в море закатное солнце... Сочилось багряно, с темными разводами ближе к воде, отчего туман был похож на крепкий чай, залитый молоком. Туман и солнце... Несовместимо.
По натужной тишине и небесному цвету густого пролитого молока чувствовалось, что грядет непогода. Маша и Сергей торопились убрать паруса, все время натыкаясь друг на друга, оттого сорили грубыми словами. Слова падали под руки, тяжело и раскатисто, Маша выронила очередную плашку из кромки стакселя, Сергей в сердцах замахнулся и ударил ее. Она как птица, взмахнув крылами рук, зависла над бортом. Мгновение, казалось, тянется вечностью. Сергей кинулся к ней, задев конец шкота, тот намотался на лодыжку, дернул вправо, от чего они оба, как в замедленной съемке, завалились за борт. Почти в ту же секунду небо ярко вспыхнуло и затрепетало. Раскатистый грохот они услышали под водой приглушенным, но от его силы Сергея выгнуло, и он ударился о киль. Время раскручивалось пружиной улитки, не хватало воздуха, потому Маша, вынырнув на секунду, увидела, что огни маяка на мысе уже позади - яхту тащило прямо на камни.
- Как глупо... почти у самой набережной...- и она ни секунды не сомневаясь, нырнула назад, за Сергеем.
*
На углу Риволи и Английской набережной, у Негреско стоит человек. Он с каким-то заторможенным удивлением смотрит по сторонам, зябко кутаясь в поднятый воротник пиджака. Прохладно. Вязкий туман, не шевелясь, лежит над бухтой пластом, только на западе - едва различимо пляшут огоньки пришвартованных лайнеров. Какая-то невнятная тень выскользнула из тумана и, быстро приближаясь к человеку в пиджаке, на ходу прокричала голосом подростка:
- Трансфер, месье.
Человек пожал плечами и опять посмотрел по сторонам.
Ни души.
Тяжелый туман похоронил все дальнее пространство, а вблизи угадывались знакомые очертания набережной, обычно заполненной людьми, даже ночью... а сейчас так безлюдно... странно...
- Трансфер, месье Воронов, - опять повторил запыхавшийся подросток, который вблизи оказался и не подростком вовсе, а стариком, но довольно прытким и звонким, - пожалуйста, пройдите за мной к трапу, вас ждут! - и побежал вприпрыжку назад, тут же растворившись в тумане.
Человек нерешительно двинулся в ту же сторону, оглядываясь назад, никого ...
Перед ним неожиданно вырос профиль небольшой - в пару палуб - шхуны. У причала стояли двое - тот старик-подросток и второй, тоже приземистый, но широкий в плечах. Они говорили негромко, но туман имеет такое свойство умножать звуки, и уже за десять с лишним метров было отчетливо слышно:
- Вот, Яков Моисеевич, восьмой. Воронов.
- Хорошо, Тобик, поезжай за яхтсменами, а я его провожу.
Тобик также проворно скрылся в тумане, а приземистый обернулся и сказал ласково:
- Андрей Сергеевич, доброго вечерка, пройдите за мной, душа моя, мы вас заждались! - и не спеша направился к трапу.
Воронов Андрей Сергеевич, все еще озирающийся, поплелся за ним, с удивлением рассматривая яхту. При приближении она казалась все больше, но очертания ее тонули в вязком молоке воздуха, и он успел только выхватить часть названия на корме, не то в середине, не то в конце: ... ON...
Что-то стало всплывать в заторможенной памяти... вечер, проведенный в Сен-Поль-де-Ванс, "а завтра я должен быть в Граасе... вспомнил - Фрагонард".
"Да, точно, видимо, это Fragonard, яхта Носова!" - память внезапно высветила мысль о запланированном отплытии на парфюмерную фабрику, и он зашагал увереннее.
Сверху ему подали руку, он ее не принял, сам перепрыгнул с трапа на палубу и тут же столкнулся взглядом с острыми, голубовато-серыми глазами, настолько пронзительными, что Воронову опять стало зябко и неуютно.
- Яков Моисеевич, хозяин судна, - представился приземистый, все еще держа протянутую руку, которую пришлось-таки принять, - пойдемте, милейший, я вас ознакомлю с нашими апартаментами.
В небольшой гостиной, видимо, носящей характер администраторской, обвешанной лицензиями и картинами с видами Ривьеры, он усадил Воронова в кресло и, цепко держась своим острым взглядом за его глаза, попросил:
- Пожалуйте вашу карту, mon сher.
Воронов не успел удивиться сказанному, а рука сама уже достала портмоне из кармана. На развороте - Наташкина улыбающаяся рожица опять вселила в него сомнение, и он почему то спросил:
- А где моя жена?
Вопрос нисколько не удивил Якова Моисеевича. Его костяное лицо, испачканное тенью, почти не отражала эмоций, но достоверность сказанного не вызывала ни малейшего сомнения:
- Да-да, Наталья Юрьевна вас встретит, и она... - он сделал паузу, как бы сверяясь с написанной где-то в нем информацией, - все оплатила, вы правы, ваша карта - лишь формальность, так сказать...
- А... минибар, бассейн, сауна... понимаю, - сказал Воронов, наконец успокоившись, и протянул одну из карт.
Хозяин, забрав ее, тут же скрылся за конторкой, и уже оттуда прокричал скороговоркой:
- Знакомьтесь, Михал Михалыч, мой компаньон, он вас проводит и все расскажет.
Тут только Андрей заметил человека, сидящего напротив. На лацкане его ливреи висел бейджик: Котятко М.М.
Он и в правду был похож на котятку, такой же усатенький, с круглыми глазами и мягкой ненавязчивой улыбкой. Светлые глазки его тоже посверкивали внутренней улыбкой, и сам он - как одна большая улыбка чеширского кота.
Котятко важно кивнул, продолжая молча улыбаться. Воронову надоела вся эта странная комедия, и он решительно встал.
Михал Михалыч тут же вскочил и побежал по коридору вправо, уже на ходу мявкнув:
- Пойдемте, милейший Андрюша, я провожу вас в вашу комнатку!
*
Воронову не спалось. Вся эта странная ситуация, непонятная, лишенная подкрепленной информации, не давала ему успокоиться. Он вышел пройтись по палубе, сверху увидел, как подъехал лимузин, из него выскочил все тот же старикашка, открывая двери.
Мужчина и женщина, почему-то закутанные в одеяла, с трудом выбрались из авто и, озираясь, неуверенно двинулись к трапу.
Андрей пошел дальше на единственный свет в окне - примерно метрах в пяти от него. Освещенное помещение оказалось столовой, там суетился, что-то прибирая, уже знакомый ему Котятко. Увидел Андрея и радостно заулыбался:
- Входите, входите. Не спится? Понимаю... Хотите рюмочку водки? Хорошо согревает грустные мысли... что-то вы такой хмурый? ... вroyer du noir... а вот и селедочка с лучком-с.
Андрей его не слушал, он рассматривал большие сервизные тарелки за стеклом буфета и не мог понять, что-то в них странного... На каждой были изображены кот или кошка, в разных ракурсах. Все черные. И... как будто живые... с характером и особенностями...
![2 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat2.png) *![5 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat5.png) *![6 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat6.png) *![7 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat7.png) *![8 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat8.png) *![9 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat9.png) *![10 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat10.png) *![4 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat4.png) *![3 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat3.png) *![1 []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/kat1.png)
Эта, как будто вымокла, таращит испуганные глазки. Другая, с выгнутой спиной, сощурившись, заигрывает. Похожа на стерву. Толстый и вальяжный кот знает себе цену - вылитый банкир!
Все коты как будто... двигались, шевелились. Андрею показалось, что сморгнув, он увидел котов немного изменившимися... то ли ракурсом, то ли эмоцией...
Только одна тарелка была с изображением рыбы, очень довольной рыбы.
Михал Михалыч, видя его заинтересованность, пояснил:
- Это моё ноу-хау. Что- то вроде лотереи. Ne pas еtre dans son assiette, понимаете? (Андрей пожал плечами) - to be out of sorts, - перевел с французского на английский Котятко, и, видя растерянную физиономию Воронова, усмехнулся и продолжил:
- Ну, ладно, завтра поймете. Знаете ли, когда в 80-х, начался большой наплыв русскоговорящих отдыхающих, представилась возможность открыть дочернее предприятие, а при нем устроить и всякие активы с новациями, в русском тэкскэзэть стиле. Яков был сначала против, но... потом понял, что сие дает неплохую атмосферу пребывания в этом промежуточном пространстве перемещения. А иногда и дополнительный доход! Последнее его убедило. Вы не против лотереи, так ведь?
Андрей неопределенно кивнул, термин 'промежуточное' вкупе с 'перемещением' показался ему странным, но он не придал данному обстоятельству большого значения.
- В каком смысле?
- В смысле свободы выбора, - Михал Михалыч, ухмыльнулся в усы, - жизни, например.
- Разве мы вольны выбирать свою смерть...
- Вот именно, свою! - радостно перебил его Котятко, - переплыть море жизни и попасть в страну мертвых Вы можете только со своими смертями. Вы должны их позвать. Знаю, люди -вроде Вас - не подпускают к себе свою смерть. Они ее не любят, и она из вежливости держится незаметно. Но она недалеко. Вы поворачиваете голову, а она ныряет за спину. Куда ни посмотрите, она прячется. Может спрятаться в чашке, в тарелке. Или в капле росы. Или в дуновении ветра.
- Цирк шапито, - подумал Андрей, а вслух сказал: - Не знаю, не совсем понятно о чем вы, я как-то... не готов к разговору, извините.
Андрей кивнул, направляясь к выходу, споткнулся взглядом о налитую рюмку, выпил, не закусывая, и тотчас увидел в отражении зеркала: один из котов на тарелке ему кивнул и... помахал лапкой.
Воронов вздрогнул и... проснулся.
Утро было таким же смутно туманным. Мысли - тоже.
Уже подходя к столовой, где завтракали гости, он услышал знакомые, дежурные ревьерные фразы, набившие оскомину: Manger а la carte ... to eat a la carte... Вильфранше-сюре-Мер - chouette! ... to be old fashioned...
Андрей поморщился, с таким кислым лицом и вошел.
- Бааа, Андрюша, - раскинув короткие ручонки, шел к нему навстречу Носов, - как я рад! Ты прости, я вчера, видимо, хватанул лишнего, слегка подзабыл о твоей просьбе, но, главное, coin-coin, ты всех поразил!
Он размахивал ручонками, подскакивал, как кузнечик, и между этими активными телодвижениями успевал тараторить, не умолкая, представляя, как актеров спектакля, присутствующих на завтраке:
- Львов, Петр Семенович, банкир. Его жена (il y ad du monde au balcon), Катерина Ильинична.
Воронов посмотрел на вальяжно раскинувшуюся в диванах пару, те важно кивнули. Кого-то они ему напоминали...
- Ангелина Маяц, искусствовед, - тут Носов шаркнул ножкой, и, склонившись, поцеловал даме руку. На что она непринужденно ответила: - Еlle est fleur bleue!
'А эта выгнутая - точно стерва', - подумал Андрей наклоняясь к ее руке.
Киска выпустила коготки, шаркнув ему по пальцам, но руки не убирала. Андрею даже показалось, что она сейчас потрется мордой о его рукав.
- Юленька Сотникова, начинающая актриса. Тихий Кирилл, - Носов шмыгнул носом, и, из-под рукава подмигнул, - кинокритик, настолько тихий, что о нем никто... хмм.
Лица киношников были знакомы и... не знакомы. Типичные...
- С Машей и Сергеем я еще не очень знаком, - Юрий Михайлович потянул носом в сторону названной пары - будучи парфюмером, он людей распознавал по запаху и уже собирался огласить свое изыскание, но Сергей его опередил:
- Плаховы. Я - Сергей, моя жена Маша. Наша яхта вчера налетела на риф, ну и...
Андрей узнал вчерашних поздно прибывших. Выглядели они получше, чем вчера, но все так же удручающе смотрели по сторонам.
- И, наконец, Кипкорнов Велемир! - торжественно вскричал Носов. - Его можно было и не представлять! Наше поп-диво!
Сознание Андрея как будто ошпарили. В его размороженной памяти всплыла яркая страничка вчерашней газеты с огромным заголовком: 'Таинственная смерть музыканта'.
А вот он перед ним - ест овсяную кашку!
- Смотрите-ка, хвостик! - поп-диво Велемир отодвинул недоеденную кашку с рисунка, и оттуда вынырнула улыбающаяся морда рыбы ...
- Уппсс, - успело сказать диво, и ... растворилось в воздухе...
Немая сцена за столом.
О таком говорят - гробовое молчание (...).
- Ну вот, ну вот, и разъяснилось, - Михал Михалыч подскочил к Воронову сзади пододвигая стул к предназначенному месту.
Перед Вороновым его тарелка. Его судьба. Он понял.
В какую-то долю секунды пришло решение:
- Ааааа - на авось, 'была не была'!
Воронов изловчился и одним резким движением сбросил тарелку со стола. Это движение далось большим усилием, всем телом он чувствовал сопротивление непонятно чего. Тарелка разлетелась вдребезги по полу, один кусок откатился к ногам Андрея, и он увидел (узнал) себя в вывернутой в его сторону морде кота, тот подмигнул и помахал лапкой.
*
- Ааааандрей, Ааандрюша ... - кричала Ната, - не умирай, миленький, прошу тебя. Она стояла перед ним на коленях, руки и лицо в крови ... или это его кровь?
Послышалась завывающая песня сирены скорой помощи. Андрей лежал на асфальте, на перекрестке Риволи с набережной Англичан. В метрах трех от него, у разбитой машины - Юрка Носов, с проломленным черепом.
- Я здесь, Ната... жив... как ты?
*
К новому году, подводя балансы счетов, Андрей наткнулся на странные реквизиты. Название фирмы: Харон & Ко. Оформление возврата на счет в 666 евро, к которому приписывалась поправка: the overheads 114, 6 евро, les frais generaux la сат.
- Вычет за тарелку,- догадался Андрей, - ничего себе тарелочка, 114,6 е, Coеuter les yeux de la tеete! Вот скряга! - улыбнулся Воронов, - un fesse-mathieu!
С тех пор, как чудом остался жив после аварии, он стал неплохо понимать французский, да и другие языки тоже. Объяснения этому он дать не мог, но полагал, что откат ему от Котятко, непонятно, правда, за что... может... кредит?
И... поп-диво, вспомнил Андрей, ведь он жив и благоухает на вершине славы, как сказал бы Носов. Везунчик, попавший не в свою тарелку !
Сейчас он понимал, сказанное тогда Котятко по французски. И как будто иллюстрируя его мысль, с плазмы напротив запел Кипкорнов:
- Рыбка моя, я твой хвостик, - пританцовывал поп-звезда в костюме черного кота и, как показалось Андрею, подмигнул ему, вильнув хвостом.
Мы не замечаем повсюду рассыпанных мелких деталей чуда, брошенных нам судьбой, и только тогда начинаем понимать значение жизненных поворотов, когда возвращаемся, а кто-то уходит. Но... место того, кто уходит, никогда не остается пустым.
А жизнь, в которую возвращаешься, наполнена вовсе не тем, как вот эта яркая клюква с ужимками Кипкорнова, и тогда понимаешь, что она вовсе не дар, а кредит, выданный кем-то свыше, который нужно вернуть с процентами своего со-творения.
![рыбка []](/img/z/zherelxe/10ch_kotyat/ryba.png)
|