Аннотация: Один из первых законченных рассказов - и первый, который мне понравился. Сентябрь 2005-го...
Мы стоим на дальних рубежах. В окне тяжело переваливается солнце, и моё сердце сжимается мёрзлым комочком мяса. Его горячая реальность осталась в прошлом - там, за юго-восточным хребтом.
Горы, горы кругом, глухие камни и сутулые деревья. Когда-то сюда пришли люди, отвоевали у гор кусок костистой земли и возвели замок. Чехарда поколений продолжалась, пока мрак и стужа не превратили борьбу за выживание из труда тяжелого в труд бессмысленный. Кровь в жилах старых владельцев загнила, взорвались потоками убийств нарывы на фамильном древе, и замок опустел. Новые обитатели - волки, совы, мыши - слишком привыкли к одиночеству, чтобы внести хоть какую-то жизнь в осиротелые стены. Они приходили как гости. Приходили как воры. Сбившись кучками, слушали, как шатается по коридорам их давний знакомый - ветер. В подземельях он пристрастился к зловонным испарениям, они разлагали его душу, и теперь за чахоточный поцелуй ветра можно было поплатиться жизнью. Звери ушли, чтобы дождаться его в горах. Но он не вернулся.
Он бродил в высоких проходах, колыхал ржавые цепи, искал что-то под плитами, давно забывшими человеческую поступь, - и медленно сходил с ума.
Три месяца назад, серым ноябрьским днём, я растворил двери, и ветер набросился на меня, едва не сбив с ног. Вгляделся на одно мгновение. Исчез. Джейд за спиной охнул.
- Ты видел это?
- Да.
- Что это могло быть?
- Ветер.
Лицо Джейда сразу поскучнело. Может быть, он ждал, что я расскажу ему какую-нибудь легенду. Он был ещё молод, и матушкины сказки ещё будоражили его разум. Плохо. В сказках - одна правда, но приукрашенная. В сказках добро всегда побеждает.
- Не стой разинув рот.
Коридор за дверьми раскрыл свои бледные ладони, и мы вошли. Я достал из мешка небольшой факел и запалил его. Матовые камни отказывались отражать свет. Замок давно замкнулся в себе. До нас ему не было дела.
Мы следовали проходом, отделённые от тьмы только шариком огня.
Коридор привел в просторную залу. Она была совершенно пуста. Минули дни, когда лилась здесь горячая кровь. Плиты пола поглощали наши шаги, будто само понятие звука стало немыслимо, будто мы были всего лишь картонными марионетками, плетущимися по пыльной сцене. Стрельчатые своды казались чьим-то горячечным вымыслом.
Мы обошли первый этаж, потом второй, третий, все башни и пристройки; мы поднимались на зубчатые стены, озирали север, юг, восток, запад. Мы исследовали весь остов каменного исполина, пока наконец не остановили выбор на сторожевой башенке, примостившейся к основному массиву с северной стороны.
В замке давно уже не было никакой обстановки: не осталось даже дверей, и нам пришлось смастерить одну, чтобы закрыть вход в наше жилище.
Нам предстояло нести дозор в северных землях, где последние люди жили столетие назад. Мы проделали долгий путь, огибая заброшенные деревни и целые города, и чем дольше шли, тем фантастичнее казались южные провинции за нашими спинами. С каждой милей мы всё глубже погружались в гнетущий, тревожный сон. В замке он перешёл в летаргию, и по утрам, грызя мёрзлые сухари, я не вспоминал об иной пище. Я в неё не верил.
Джейд оказался уязвимей. Возможно, его кровь была слишком горяча.
Часть припасов пришлось хранить под замком. Там стояла невыносимая вонь, источник которой для нас остался неизвестным, и я избегал спускаться туда. Джейд, напротив, изо дня в день бродил по подземельям с факелом, пытаясь что-то отыскать. Не знаю, как он себе это представлял, какой смутный образ не давал ему покоя. Была ли это забытая хозяевами сокровищница или склеп, усыпанный истлевшими костями, но он упорно исследовал комнату за комнатой, лестницу за лестницей. Его пугала обнажённость верхних помещений, где взгляд мог долго блуждать с пола на стены, со стен на потолок - и ни за что не зацепиться. Воображение требовало теней, шорохов, капель. Ничего этого не было. Только ветер, только цепи.
Внизу же у Джейда всегда оставалась надежда. Лицо его постепенно приобретало землистый оттенок, дыхание напитывалось зловонием, но снова и снова спускался он в тёмную утробу замка, чтобы вернуться ни с чем.
Однажды я нашёл его в главной зале. Задрав голову, Джейд мерно поворачивался - как стрелки часов, у которых заканчивается завод. Он не заметил моего приближения и продолжал монотонно бормотать: "Пусто... как пусто... боже, как пусто..."
Должно быть, это длилось уже долго. Я не стал его прерывать и вернулся в башенку.
Наши обязанности ограничивались присмотром за путями, какими никогда бы не прошёл самый упорный враг, и делать было нечего. Однако меня однообразие не тяготило. Иногда я брался за книжку стихов - возможно, единственную в тех диких землях. Строки лениво торили дорожки в голове, и порою мне казалось, будто я вижу свои мозги, в точности похожие на морщинистые горы за окном...
Вечерами мы сидели у очага. Пламя обращалось в угли, оставляя нас в потёмках, но я знал, что глаза Джейда открыты, как были открыты мои. Разговаривать друг с другом мы перестали после первой недели, поэтому слушали тишину - каждый на свой лад. К непрестанному посвистыванию в щелях мы уже привыкли и не замечали его.
Потом мы залезали в мешки, служившие нам постелью. Бывало, посреди ночи до меня еле слышно доносилась незатейливая песенка, какую поют на закате дети юга:
По зелёным дорогам
И чёрным холмам
Солнышко прочь уходит.
И приходитсяк ночи
Прятаться нам,
Пока оно где-то бродит.
Под неё я засыпал и снов не видел.
Как-то утром на месте окна возникло слепое бельмо. Началась зима.
Сквозь решётки и бойницы струями проникал в замок снег. Первыми появились одинокие бугорки, которые можно было легко разбросать ногой, но наступление не прекращалось. Вскоре повсюду начали вырастать чудовищные сугробы. Они не сохраняли постоянной формы, перетекали из зала в зал, влекомые довольным ветром. Джейд, пошатываясь, бродил меж них, похожий то на больного великана, то на усталую куклу. Тихое движение, игра сахарного и серого завораживали его, и он забыл про свои подвалы.
Меня он тоже перестал замечать. Но в остальном всё было по-прежнему. Я сидел с книгой в башне, он где-то пропадал.
Однажды Джейд отсутствовал так долго, что мне это показалось странным, и, отложив книгу, я вышел из комнаты. Звать его я не намеревался: после месяцев каменной немоты любой звук представлялся почти кощунством.
Идти было трудно. Местами заносы оказывались непроходимыми, и приходилось искать иную дорогу.
Замок изменился до неузнаваемости. Снег сгладил углы, лестницы превращались в мосты. Я петлял, кружил и незаметно заплутался. Я совался в один проход, шёл, пока не упирался в тупик, потом возвращался, но не мог найти места, откуда начал. Снежные змеи находились в неустанном движении, лабиринт менялся каждую секунду.
А ветер всё усиливался.
Впервые за эти месяцы мне стало страшно. Паника не находила выхода: бежать значило обречь себя на верную гибель. Мой разум наконец пробудился, но для того лишь, чтобы снова оказаться скованным. Понемногу я перестал что-либо различать вокруг себя и брёл по снегу как слепой котёнок. О Джейде я давно забыл.
Поворот, сугроб, стена, проём, коридор, новый поворот...
Обессилев, я привалился к какому-то выступу и закрыл глаза, зная, что белое неистовство у моих ног продолжается. Я замерзал.
Из чувств остался только слух, и приспосабливаясь, он открывал мне всё больше и больше. В шуршащем потоке снега, казавшемся раньше единым, я различал теперь отдельные течения, водовороты и быстрины.
Пошаркивание и шёпот действовали убаюкивающе, и я был близок к беспамятству, когда на плечо мне упала рука. Обдало ужасом. Я отшатнулся и рухнул в снег, беспомощно барахтаясь, пытаясь выползти. Когда мне это удалось, я увидел Джейда.
Он стоял прямо как столб, и было во всём его облике нечто каменное; даже глаза глядели слюдяными окошками. Ветер бил Джейду в спину, и снег, роящийся вокруг его фигуры, был похож на ореол. Одежды было уже не различить.. Сколько часов проблуждал он, прежде чем я его хватился?
Зашевелились лиловые губы. Ледяная плева рвалась мучительно, неохотно, но щель, поначалу едва заметная, всё ширилась и ширилась, пока не выпустила два хриплых слова.
- Убей меня.
Я мог только молчать - и смотреть, как текут, застывая, по известковой коже капельки крови.
- Убей меня.
Одна капля за другой сползали к подбородку, где они висли багровой сосулькой. Я смотрел на неё будто зачарованный.
- Убей меня, или я убью тебя.
Я поднял глаза. Существо, стоящее передо мною, было безумно.
Тогда я бросился на Джейда и повалил его. Обдирая кожу на ладонях, я вцепился ему в волосы и бил головой о выступ, пока хватало сил. Кровь разлеталась брызгами, а вокруг метался ветер, вздымая снег, как злой ребёнок - перья из разорванной подушки. Алое и белое сливались в такой удивительной красоте, что я задыхался от восторга,
Когда Джейд перестал дёргаться, я припал к развороченному черепу и лизал горячую ещё влагу, пока не согрелся.
Отбросив труп, я встал и пошёл наугад. Ветер унялся, снег лежал спокойно, и вскоре я, не прилагая никаких усилий, нашёл свою башенку, где забрался в мешок и забылся.
Я проспал долго. Буря прекратилась, и в глаза мне било утреннее солнце - казалось, впервые за тысячу лет. Пока я ел, потихоньку накатывало прежнее состояние. Последние события уходили из памяти, уступая место смутной дремоте.
Я взял в руки книгу, и снова поползли перед глазами чернявые строчки. Они сходили со страниц, облепляли меня с головы до ног и скребли крохотными лапками - тихо, но беспрерывно. Они прибывали и прибывали, скрежет становился всё пронзительнее.
Вдруг я понял, что и на самом деле кто-то скребётся в дверь. Стряхнув наваждение, тихонько встал и подобрался к ней. Снаружи журчал ветер, но это не мог быть он один. И вправду, прошло немного времени, и звук возобновился. Я распахнул дверь и тут же сделал шаг назад.
Там был Джейд. Выглядел он так, будто кто-то заделал все его раны каменной крошкой и ржой; его набили как пугало. Тело стояло на четвереньках - жуткая пародия на человека, - и произносило одну и ту же фразу. Слова выходили сухими, шелестящими, как сквозняк под крышей.
- Убей меня...
Сам окаменевший, я отступал от двери, а он полз за мной, покачиваясь из стороны в сторону, и повторял, повторял...
- Убей меня, убей меня, убей меня, убей меня...
Джейд стал неспешно подниматься. Ветер заполнял его, проникая в отверстия по всему телу, делая из него живой улей. Вместо пчёл лезли из глазниц крупинки костяной трухи.
- Убей меня, убей меня, убей меня, убей меня...
Я схватил топор, которым мы разделывали дрова, и одним ударом отсёк Джейду голову. В ярких лучах солнца она шлёпнулась на пол как тяжёлый плод. Крови на этот раз не было. Только мелкий сор сыпался из развёрстой шеи. Ветер утих как по волшебству.
Я изрубил его на куски (как выяснилось, в нём всё же оставалось ещё немного крови), сложил всё в мешок и выбросил в окно.
Меня трясло. В голове роились объяснения; я не мог остановиться ни на одном и сидел, обхватив плечи руками. Потом вскочил как ужаленный, захлопнул дверь и вернулся на то же место. Солнце вставало всё выше, заливая комнату яичным светом. Было ужасающе тихо. Я смотрел в одну точку. Потом надоело, и я подошёл к окну.
Камни у подножия замка были оголены; мешок лежал на них грязной тряпкой. От его содержимого не осталось и следа.
Я прислушался.
Где-то внизу засуетился ветер. Он обегал все закоулки, пустил в дело каждую щель. Голос за голосом включались в его симфонию, и вот уже весь замок гудел, как адский орган, привечая существо, которое в облаке снежных вихрей поднималось по замковым ступеням. Оно безошибочно определяло дорогу, ибо кто может знать дом лучше хозяина - или его игрушки?
Я взял топор и приготовился ждать.
Бросив последний взгляд за стены, я отхожу от окна. Вой нарастает.
Он возвращается снова и снова, и с каждым разом мои удары слабеют. Скоро я умру.
Но и тогда конца забаве не будет, ведь мы - я и ветер - стоим на дальних рубежах.