Жданович Роман Борисович : другие произведения.

Тайная история православия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта история как нельзя лучше изображает отношение єнашей" православной церкви - к стране своего проживания: отношение к туземцам, как к объекту даже не єперековки", а скорей репрессивного оккупационного террора - предупредительного, и потому чаще культурного, нежели политического. Ради этого - ради морального: культурного и исторического подавления варваров, порабощенных греко-еврейскими колонизаторами, оккупанты не постеснялись тотально, ДО ПОСЛЕДНЕЙ РУКОПИСИ, уничтожить не то, чтоб языческую - дохристианскую историографию порабощенной страны, но даже церковную биографию (житие) ПЕРВОЙ известной русской святой. Той самой, от которой шла правившая Русью династия и которой, как оказалось, обязана была страна крещением. Речь, кстати, идет отнюдь не об Ольге...
  ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ ПРАВОСЛАВИЯ
  
  В 1534 г. - по смерти вел.кн. Василия III Ивановича, преследовавшего независимое, неудобное себе летописание [http://samlib.ru/editors/z/zhdanowich_r_b/perwoistochnikipoorshanskoj.shtml], не представившийся по имени уроженец Ростовской земли, трудившийся в Твери, составил очень странную, доведенную до 1499 г., летопись: видимо, сразу попавшую под запрет в Великороссии, сохранившись лишь в трех неполных литовских списках ХVII века (один белорусский и два украинских; опубликован только первый) и в цитатах В.Н.Татищева. Последнее свидетельствует, что уничтожение рукописей ее продолжалось даже в послепетровские времена, после канонизации Андрея Боголюбского (1702 г.)!
  
  Меж тем, по Тверскому Сборнику (ТС) - как именуется летопись "национал-предателя" из Ростова - редактировались украинские летописи ХVI - ХVII века. По ней пополнялась Ипатьевская летопись редакторами летописи Густынского монастыря 1598 г., выверялась рукопись Хлебниковской летописи 1550-х гг. (киноварная помета статьи 1238 г. и др.), ею в 1630-х гг. пользовался митр.Киевский Петр (Могила). В те времена Русская (Киевская) митрополия не зависела от Московского архиерея, церковно подчиняясь Константинопольскому архиепископу, а политически Польско-Литовскому королю, и для употребления великорусского источника требовались веские основания. Их на Украине тогда находили!
  
  Только Тверской Сборник, напр., в 1-й своей части (доводившейся до 1256 г.), достоверно (хоть и сокращенно, до конспекта) описывает, - подтверждаясь анатомическим исследованием и миниатюрами Владимирской (Радзивилловской) летописи, - кто и как убивал Андрея Юрьевича (доныне страшное "историографам"!) [ПСРЛ, т. 15, ч. 2, с.c. 250-252].
  
  Только в этой летописи - в исходной её хронографической части сохранилось ПРЯМОЕ указание на применение Древней Русью Болгарской (старо-константинопольской) эры, исчисляя Р.Х. 5505-м летом от Сотв.м. [там же, с.11 (см. И.А.Климишин "Хронология и календарь", 1990, с.с. 378-379)]. Из всех иных эти указания на подчинение Крестившейся Руси археп.Охриды, неподвластность Её константинопольским поработителям Болгарии, были истерты (Мизийская епархия подчинялась Римскому архиепископу, Болгарские цари короновались Понтификом) [см. "Македония. Сборник документов...", София, 1980, док.40-44]. Дата показывает, что летописец располагал материалами, написанными ранее 1039 г. (год захвата Десятинной церкви Киева греческим духовенством).
  
  Нам же ТС ценен тем, что повествует о роде Бяконтов (Бяконтовых) - идущем от знаменитого в России Елиферия-Семена Федоровича Бяконтова (его отца), в монашестве Алексея: "русского Ришелье", - и о котором ныне православные церковники также складывают свои манихейские баснословия.
  
  Ростовцем были использованы утраченная новгородская летопись - некогда служившая редакторам Новгородской Сокращенной (Авраамкиной) и Симеоновской летописей (а также Повести о разорении Рязани), и летопись ростовская, вошедшая в Свод 1518 г. (Львовская и Холмогорская летописи). Их он пополнил рядом собственных материалов.
  
  1.ПОЭМА О ГРАДЕ КОЗЕЛЬСКЕ
  
  Ростовская летопись (редакций 1239 и 1260-х гг.) утрачена. Остались лишь цитаты из неё, из повествования о Васильке Ростовском в Лаврентьевской, Софийской и Киевской Сокращенной - Волынской (в повести об Оршанской битве 1514 г.) летописях, достоверно принадлежавшие ей, выявленные В.Л.Комаровичем.
  
  Но 1-я часть ТС, механически обрываемая 1256 годом, подтверждая автохарактеристику редактора, выделяется чредой ростовских летописных известий, включавшихся в 1518 в Свод, дошедший в летописи Львовской, а в 1470-х гг. (меньше) в "Летописец 72 язык": Ермолинскую летопись.
  
  Напр., в ТС, как в Львовской летописи, сохраняется под летом 6701-м (и только под оным!) крамольное речение о языческой молитве за Всеволода Бол.Гнездо его покойных отца и деда [ПСРЛ, т. 15, ч. 2, с.281]... Как в Львовской, под 6713-м размещена пространная Похвала вел.кн.Марье Севериновне (Шварновне) Владимирской [там же, с.с. 301-302], во владимиро-суздальских летописях сильно сокращенная (в Летописце Переславля Суздальского сохранившаяся полнее, но инако).
  
  В статье о Калкской битве - как в летописях Львовской, Холмогорской, Ермолинской - число погибших киевлян поднимается с 10 до 30 тыс. [там же, с.343]... Как в Львовской и Холмогорской, под летом 6734-м, говоря о набеге литвы на Торжок, поминается что Ярослав Всеволодович выдавал тогда замуж свесь (своячницу) [там же, с.345]... Под летом 6746-м каталог суздальских городов, взятых в Волжском походе татар, подробен (шире Лаврентьева), открываясь Ростовом [там же, с.369]: не Юрьевым. Так в Львовской, Холмогорской, Ермолинской, Типографской.
  
  Взятие Городца Радилова (Волжского) - названное повторно, после 1238 г., подобно летописям Львовской и Холмогорской, объединяется с взятием Мурома (и Гороховца, в отл. от Рогожской летописи), называясь в лето 6747-е: "...Инии татарове Батыеви мордву взяша, и Муромъ, и Городецъ Радилов на Волге [Китеж], и Градъ святыа Богородица Владимерскыа [Гороховец]. И бысть пополохъ золъ по всей земли, не ведаху, кто камо бежаше" [там же, с.374 (ср.: т. 20, с.158; т. 33, с.67)]. (Дату зимы 1239 г. также называют Китежский Летописец и летопись Боголюбовского монастыря, сводившаяся в ХVIII веке, когда еще бытовали древние источники)... Текст каталога монгольских темников, в 1240 г. названных плененным киевлянами воеводой Товрулом [там же], снова совпадает с текстом Львовской и Ермолинской летописей...
  
  Особое изречение граждан Козельска, процитированное целиком (без купюр) из неизвестного источника в рязанской летописи 1495 г. (Симеоновской):
  
  ...Козляне же СОВЕТЪ СЪТВОРИША: не здатися Батыеви,
  РЕКОША же къ собе: Аще князь наш МЛАДЪ есть,
  НО ПОЛОЖИМЪ главы своя за НЕГО,
  И НЕ ПОЩАДИМЪ живота СВОЕГО, -
  ЗДЕ славу света сего ОСТАВИМЪ
  и ТАМО небесныа венца отъ Христа-Бога ПРИИМЕМЪ. [там же, т. 18, с.с. 58-59], - уже в Ипатьевской (1290-х гг.) и в связанных с нею (Карамзинская 2-я, Софийская 1-я, Московская...) летописях было сокращено, причем с ошибками и с разрушением рифмы:
  Яко, аще князь нашъ младъ есть,
  но положимъ животъ свой за нь,
  и сде славу сего света приимше,
  и тамъ небесныя венца отъ Христа-Бога приимемъ. [там же, т. 2, с.780].
  
  В рассказе, списанном в ТС (близко совпадая с Ермолинской и Львовской летописями, лишенными, однако, поэтической организации), сокращение грамотное. Редактор удержал морфологическую глагольную (действительного залога) организацию древнерусских стихов, опущенную другими летописями, пересказывавшими повествование прозаически:
  
  ...Батый оттуду ПОИДЕ къ Козелску.
  БЕ же въ немъ князь младъ (именемъ Василий).
  Козличи же горожане сами о собе СЪТВОРИ-ша съветъ,
  яко не ДАТИ-ся поганымъ,
  но и главы своа ПОЛОЖИТИ за христианьскую веру.
  
  Татарове же ПРИШЕДШЕ подъ Козелскъ,
  СТАША, яко и подъ прочими грады,
  и НАЧАША бити пороки,
  И ВЫБИВШЕ стену, взъидоша на валъ.
  
  И ту БЫСТЬ брань велика,
  Яко и ножи туто съ ними граждане РЕЗАХУ-ся;
  а инии <во> враты ИЗШЕДШЕ на полкы ихъ,
  много ПОБИША,
  яко до 4-х тысячь ИЗЪСЕКОША ихъ.
  
  И, тако ВЗЕМЪ градъ,
  ихъ ИЗБЫ и до отрочаты,
  а про князя ихъ вести не БЕ,
  глаголаху бо, яко въ крове УТОПЕ.
  
  И ПОВЕЛЕ Батый оттоле
  не ЗВАТИ Козельскомъ, но Злымъ Городомъ:
  
  УБИША бо ту 3 сыны темничи,
  их же не ОБРЕТОША въ множестве мертвыхъ. [там же, т. 15, ч.2, c.с. 372-373].
  
  В Хлебниковском списке Ипатьевской летописи фраза о княжиче Василии списана с протографа так: "...въ кръви утонулъ есть, понеже убо младъ бяшь" [там же, т. 2, с.781]. Последние 4 слова были подчеркнуты киноварью: редактор отметил отсутствующее в параллельном источнике.
  
  Первоисточник повести был стихотворным, Сказание бытовало в разных редакциях, исходно - устных, певческих [см. С.Н.Азбелев "Куликовская победа в народной памяти", 2011, гл. 1], распеваясь по-разному. Как их пели, знал мирской редактор летописи 1534 года, приоткрывая нам светскую культуру Великороссии ХV - ХVI века.
  
  Но древнерусский язык - его звуковое устроение перестает пониматься начитанными в византийской литературе книжниками уже с конца века ХIII [И.Лобакова "Проблема соотношения старших редакций...", ТОДРЛ, т. 46], ввиду падения полугласных и исчезновения музыкального ударения (как в литовском языке), замены его ударением силовым. И ритм древнерусских стихов мы видим разрушенным уже в Ипатьевском списке 1420-х гг. Ипатьевской летописи (соответственно, в летописях, следующих ей). Однако кремлевская летопись сер. ХVI века - Никоновская, располагая многими источниками, следует не ей (не официозам Софийской и Московской летописей), а скорей - ТС [см. ПСРЛ, т. 10, с.112]. И действительно, канцелярист благоверного царя Ивана Васильевича, известный как автор "Сказания о Казанском царстве" 1560-х годов [см. http://samlib.ru/editors/z/zhdanowich_r_b/11-slozhnik.shtml], также обнаружил свое знакомство с этими стихами, утраченной древнерусской Поэмы о Козельске, когда писал ответ казанцев Ивану Грозному, не стеснялся следовать знаменитому источнику: "Да не будем отметникы добрыя веры нашея сарацынския, и не пощадим пролити крови своея..." [ПСРЛ, т. 19, с.147].
  
  А вот уникального известия Львовской и Холмогорской летописей - о бегстве "в одном сапоге" [там же, т. 20, с.117; т. 33, с.48] Андрея Юрьевича из Рязани к Мурому, - последствием имевшего эмиграцию Вышгородского князя в 1155 г. в Ростовскую землю, перенесение в Великороссию чудотворного Вышгородского (Владимирского) образа, - в тверской летописи еще нет [там же, т. 15, ч.2, с.221].
  
  Нет статьи о походе Андрея Боголюбского в 1164 г. на булгар [там же, с.232], о чуде Богоматери Вышгородской, к 1534 г. уже широко чтившейся, - летописям известного [там же, т. 20, с.122; т. 33, с.51]. Нет и уникального известия, что брата Рогнеды Рогволодовны, убитого св.Владимиром при захвате Полоцка, звали Давидом [там же, с.64; с.23], - что семья Полоцких князей была христианской: в рукописи ТС здесь обозначена лакуна [там же, т. 15, ч.2, с.72].
  
  Ростовский источник за ранние годы у тверского летописца, видимо, отсутствовал. Он сам намекает на это, под заголовком "О разрушении идола Велеса в Ростове" оставив отсылку: "Ищи сего въ житии Авраамия Богоявленьскаго, ростовскаго чюдотворца" [там же, с.114].
  
  Природу ростовского источника, его происхождение намекает уникальное звучание статьи о смерти Михалка Юрьевича: "В лето 6685. Преставися благоверный великый князь Михалко на Волзе, на Городце на Родилове, июня 20, в субботу на ночь, заходящу солнцу; положиша его у святей Богородици" [там же, с.259]. Титулуя князя великим, а город Родиловым, статья отлична от речений суздальской летописи по списку Лаврентия [там же, т. 1, с.380], однако, хранит его подробность: указание на время суток.
  
  Ряд сообщений самого тверского летописца так же уникален. По иронии судьбы, "поздняя" летопись стала единственным источником, назвавшим достоверные подробности (далекие от греческих басен создателя ПВЛ) семейной жизни Владимира Равноапостольного. Редактор пополнил 1-ю часть ТС (летопись редакции 1256 г.) - цитатами из имевшегося у него жития св.Анастасии (Гориславы) Полоцкой: ПЕРВОЙ белорусской святой, - а, учитывая болгарское происхождение св.Ольги (о чем дальше), и русской святой вообще! - более нигде неизвестного, уничтоженного церковниками полностью. Это была на Руси запрещенная литература [см. http://samlib.ru/editors/z/zhdanowich_r_b/damskijugodnikwladimir-1.shtml]! То, насколько беспощадно была проведена цензура, видно из того, что имени Рогнеды (св.прп.Настасьи) не оказалось даже в "Книге глаголамой Описание..." - каталоге русских, в т.ч. местночтимых святых, сведенном в ХVI\ХVII веке ["Книга глаголемая Описание о Российских святых", 1995, с.291; Ф.И.Буслаев "О литературе", 1990, с.с. 266-268].
  
  2.ВОТ ТЕБЕ, МАТУШКА, ЮРБЕВ ДЕНЬ!
  (Двоекрещенец святой Владимир и Житие Настасьи Рогволодовны)
  
  Осведомленный и независимый от православных - грекопоклоннических канонов, редактор указывает, что Борис и Глеб это дети царевны Анны [ПСРЛ, т. 15, ч.2, с.73]. ВСЕ прочие летописи, пройдя византийскую цензуру, имевшиеся их права на венец кесаря Ойкумены - прояснявшие мотивы и принадлежность убийц, старательно скрывают.
  
  Подтверждая (без мелодраматических обстоятельств), что Горислава Рогволодовна покушалась на мужа ("убити его хоте, ножем зарезати") [там же] - но выбросив скандальную ретроспекцию 1128 г. [там же, с.195], летопись уточняет, что была она - якобы наложница - "большОй": главной женщиной великокняжеской семьи [там же, с.73] - оттеснив даже мать князя Малушу, сестру Добрыни. Это сообщение подтверждаемо. Вражду женщин, действительно, запомнили Владимировичи, и, когда Ярослав, внук Малуши (по отцовской линии!), но сын Рогнеды, обрел власть, он арестовал двоюродного брата Константина Добрынича, которому обязан был победой над ляхами, увезя в Муром и казнив [там же, с.142].
  
  О разводе рассказано следующее: "Владимир же, просвещен сый сам и сынове его святым крещением, посла к жене своей Рогнеде, глаголя сице: Аз убо отныне крещен есмь, а приях веру и закон христианский, <и> подобаяше ми едину жену имети, яко поях в христианстве. Избери убо себе от велмож моих, егоже хощеши, да сочетаю ти ему! Она же отвечавша, рече ему: Али ты един хощеши царствие земное и небесное всприяти, а мне маловременным сим и будущего дати не хощеши? ты, бо, отступи от идольския прелести в сыновление Божие, аз же, быв царицею, не хощу раба бытии земному царю, ни князю, но уневеститися хощу Христови, и всприяху ангельский образ! Сын же еа Ярослав, седяше <на коленях> у нея - бе бо естеством таким от рождения - и слыша глаголы и ответы матери своеа к Володимеру, и вздыхнув, с плачем глагола матери своей: О мати моа, воистину царица еси царицам и госпожа госпожам, яко всхоте изменити славу нынешнего века будущею славою и не восхоте со высоты на нижняя сступити, так же блаженна еси в женах! И от сего словесы Ярослав вста на ногу своею, и ходааше, а прежде бо бе, не ходил. Рогнедь же, сиа изрекши, пострижеся в мнишеский образ. Наречено бысть <прошедшее время, вместо настоящего буди> имя ей Анастасия" [там же, с.с. 112-113]. Здесь видны мотивы покушения: христианский брак с имперской басилиной - с понятиями той о единодержавии - лишал прав детей, прижитых в "блудном сожительстве" язычника. Если понимать одно из многочисленных "и" периода как численное обозначение (с утратой титла), то произошло это с 8-летним Ярославом, 2-м сыном Рогнеды - около 989 г. (сватается князь в 987, тщетно ждет невесту у Днепровских порогов в 988, берет Корсунь и женится в 989 г.).
  
  Как оказалось, свадьба христианнейшей цесаревны и равноапостольного князя игралась в Рождественский пост: в том году Владимир Святославич, потрясенный чудом, заложил в столице ПЕРВУЮ каменную церковь, и церковь эта освящается во имя св.Георгия - патрона, получается, УЖЕ КРЕЩЕНОГО к тому времени Ярослава, с установлением уникального, чисто русского празднования 26 ноября [там же, с.114]...
  
  ТС - источник в списках ХVII века, осмеивавшийся "историками" (отрицаемый справками И-нет доныне), внезапно оказался удостоверен медиками. Изучив костяк Ярослава, те открыли, что болея, в детстве княжич был обезножен, обретя подвижность с годами. Никаких источников, кроме ТС, говоривших об этом, неизвестно [Д.Г.Рохлин "Болезни древних людей", 1965, с. 52-60]! Но косвенное летописное свидетельство его правоты всё же есть. О возникновении 1-й каменной церкви св.Георгия и праздника 26.11, основываясь на независимых источниках (с мартовским и с ультрамартовским стилем), сообщают под летом 6496-м Новгородская Карамзинская 2-я (открываемая этой статьей!) и Софийская [ПСРЛ, т. 42, с.98; т. 39, с.35] - передав его Н4Л, под 6497-м Ермолинская, Московская [там же, т. 23, с.15; т. 25, с.365], следующие им Типографская и Воскресенская летописи. Оно включено в Костромскую летопись ["Русский Времянник", М., 1790, с.43]. Св.Георгий не имел отношения к событиям русской истории и истории княжеской семьи Х века, кроме того, что это был крестильный патрон Ярослава Владимировича, чудесно обретшего подвижность 26.11.989 года.
  
  Известие о Георгиевской церкви - хотя выброшенное Киевской летописью 1115 г. (ПВЛ) и Начальным Сводом 1095 г. (НПЛ), было хрестоматийным в ХIV - ХV вв., его походя, ремаркой к статье лета 6499-го, упоминают обе редакции Устюжской летописи, уточняя, что это вообще первая киевская церковь, поставленная Владимиром [ПСРЛ, т. 37, с.с. 25, 64]: позволяя иначе взглянуть не только на историю его крещения, но и крещения Руси - не связанного, т.обр., с походами в Крым и женитьбой на Анне Греческой.
  
  Но его нет в летописях Никоновской и Львовской, нет в Холмогорской, хотя оно было в протографе ее древней части - компиляции 1423 г., войдя оттуда в Типографскую летопись. Начинается эта фальсификация истории еще в ХV веке - когда известие исключается из Русского Хронографа. Пополняя летописи по Тверскому Сборнику, киевские монахи, подчиненные Стамбульского предстоятеля, этого известия, важного в истории Киева, также не переносили - выдавая нам инициаторов "редактуры" (придворных Софьи Палеолог?).
  
  Следы непосредственной чистки летописей от данного известия, думаю, как от связанного с биографией св.Гориславы - с настоящей, независимой от греческого "уродства", историей крещения Владимира - остались. Во Владимирском Летописце (две копии 1550-х гг. по протографу 1520-х) проставлен год статьи: "В лето 6497" [там же, т. 30, с.37], - и далее пустое пространство...
  
  Житийный рассказ о Рогнеде Рогволодовне действительно был древним, его древность видна даже чисто текстологически: он был знаком уже переяславскому фельетонисту 1128 г., это под его пером малолетний Изяслав грозит отцу вендеттой параллельным оборотом: "...Думаешь, аще ты един <здесь> ходишь?". И мы узнаем, что гордая княгиня Горислава была, оказывается, христианкою раньше мужа (о ее крещении, против мужнина, ничего не сообщается, черницей она делается сразу), при обращении грубо подставленная им: объявившим о недействительности собственных языческих сочетаний, вознамерившись свататься к сестре императора.
  
  Горислава носила звание царицы (Цезарицы) - по смыслу видевшееся тогда чисто христианским, "римским", и действительно, знала Писание, тонко уподобив неверного друга дьяволу, "князю мира сего", не возжелав рабствовать ему, как простая подданная. И с этим полемизировал фельетон 1128 г., известный из суздальской (Лаврентьевская с Радзивилловской) и московской (Московская с Воскресенской) летописей, сообщая, как пленив Полоцкого князя, Добрыня нарекает Рогволодовну "робичицей"...
  
  Вряд ли Горислава была пасомой Греческой церкви: в оной рабство жены мужу возведено в догмат (опираясь на сентенцию ап.Павла о покрытии волос). Не от нее ли произошел арианский символ веры, вложенный в уста Владимира, упорно воспроизводимый в летописях [там же, т. 1, с.112; т. 2, с.98; т. 3, с.126...], - и в действительности, произнесенный прежде военно-свадебной поездки в Корсунь? - намеренно оставлявшийся в греко-христианских летописях - когда в них еще стояла подлинная биография Гориславы, соперницы Анны Греческой, и присутствовали известия о еретическом христианстве Полоцкой архонтессы.
  
  Афоризм, на страницах ТС, юного Ярослава "...изменити славу нынешнего века будущею славою и не восхоте со высоты на нижняя сступити" - был также в Древ.Руси известен и популярен. В 1260-х и 1495 гг. он будет процитирован в Повести о Батыевщине - в труде редакторов Галицко-Волынской (Ипатьевской) и Симеоновской летописи: речью свщ.-мч. Митрофана Владимирского и решением граждан Козельска [ПСРЛ, т. 2, с.с. 780, 782; т. 18, с.59].
  
  Дата памяти княгини Гориславы 15 апреля [http://semyarossii.ru/docheri-rossii/1473-velikaya-knyaginya-rogneda-rogvoldovna-v-postrige-monaxinya-anastasiya.html]: день мучениц Настасьи и Василисы Римлянок, позволяет понять, именем которой святой она была крещена. О кончине ее сказано кратко: "В лето 6508. Преставися Малъфридь. Того же лета преставися Рогнедь, мати Ярославля. В лето 6509. Преставися князь Изяслав Володимирович Полоцкий, брат Ярославь..." [ПСРЛ, т. 15, ч.2, с.121]. Документ, привязывая родство к Ярославу, вновь (подобно Болгарской эре в преамбуле), открывает эпоху составления: 2-я\4 ХI века. Эти языческие имена - Рогнедь и Малфредь - позже нарекались дочерям Туровских князей (Тур полагался родственником Рогволода) [там же, т. 1, с.76], - и загадочная Малфредь, названная равно Рогнеди, намекает нам, как звали в миру Василису Микулишну: былинную героиню, сестру могучей поляницы Настасьи.
  
  Былинным русским эпосом созданы образы двух сестер - могучих поляниц, богатырских подруг Настасьи и Василисы, дочерей исполина Микулы Селяниновича. Настасья - это имя, особенно бывшее популярным в Новгороде Великом, родине русского былинного эпоса [см.: В.Ф.Миллер "Народный эпос и история", 2005; С.И.Дмитриева "Географическое распространение...", 1975]. Имя же Василисы не могло попасть в эту пару случайно: оно на Руси мало употребляемо до ХIV века. А уже в ХIII веке былина о Настасье была популярна. Тогда нехристианским, но и не древнерусским, мирским именем Дуная звался воевода Владимира Васильковича Волынского [ПСРЛ, т. 2, с.884 и дал.], полагаю, нареченный по ассоциации содержания былины "Дунай Иванович и Настасья". Лишь ввиду "укропоборчества" комуняцких наших российских идеологов - летопись эта, называющая его (ее "западенская" часть 1200-х гг.), крайне мало известна. А княжеская похвала-некролог 1288 г. ее - Галицко-Волынской летописи (Ипатьевская летопись) 1205-1290 гг., меж тем, цитирует похвалу Владимиру Святославичу из "Слова о Законе и Благодати" митр.Илариона [там же, с.с. 915-918], - и, вероятно, мирское отождествление двух Владимиров, Ладожского и Волынского, и их воевод - было тогда, до общерусского прославления Владимира Святославича (+ 1015) в ХV в., - общим местом...
  
  Вариант этой былины "Дунай и Добрыня сваты" возник тогда же. Уже Распространенное (списки от ХV в.) и Легендарное (список в Плигинском сборнике с протографа, по гипотезе А.А.Шахматова, ХII - ХIII века) жития св.Владимира утверждают, что Владимир и некий его брат, называемый Изяславом (видимо, спутанный с Олегом), были женаты на сестрах из Зап.Руси: "древлянках", - и одна из них носит имя Рогнеды [Милютенко, с.285]. Это аллюзия книжника на сюжет эпоса - на рассказ о подвигах сватов Дуная и Добрыни в Литовском Вел.княжестве. По былине, сестрами являются теремная красавица, предназначенная Владимиру, и могучая поляница (Настасья): дочери короля Литвы (сами богатыри, уже исходно, суть крестовые братья). В архаичном варианте Кирши Даниловича невеста князя Владимира зовется не Апраксой, как обычно, а Ефросиньей ["Древние российские стихотворения...", 1977, ?11]. Именно это монашеское имя взяла святая полоцкая княжна, урожденная Предслава, сестра Гориславы Святославны Полоцкой (Предслава Х века была дочерью Гориславы Рогволодовны Полоцкой).
  
  Сестер - дочерей Святослава Всеславича, полоцких княжон ХII века, как можно полагать, сказитель некогда (веке, эдак, в ХIII...) перепутал с их знаменитой щюркой (3 х пра-бабкой), святой Настасьей-Гориславой Рогволодовной. Так надменная и гораздая к применению оружия княжна Рогнеда - дочь князя Полоцкой земли, ожесточенно воевавшей с Новгородом в Х - ХI веках, поляница Горислава-Настасья - оказалась прообразом новгородской эпической героини Настасьи Микулишны.
  
  Но протограф Легендарного Жития Владимира был еще старше - указывая на почитание Владимира (позабытое в ХII веке), уже вскоре после его смерти. Житием ему вменяется сын "ИзОслав" [Милютенко, с.285]. Обычно указывается, что это путаница [см. там же], однако, найдена печать, владелец которой, один из Рюриковичей (Рарог крестовый и трезубый, с перекрестьем на среднем зубце), именует себя Озославом. Он отождествляется с Изяславом Владимировичем (+ 1003 г.), и можем считать, что житие-былина, известное по поздней копии, несет отголосок не 1100-х гг., а современных князю деяний.
  
  Вульгарные советские фольклористы, последователи Марра, Жирмундского и Проппа, сложили много измышлений о "крестьянском образе" хтонического богатыря-пахаря Микулы. На самом деле, атрибуты трех варн, в частности, ярмо сакральной - золотой упряжки, впрягаемой и в плуг, и в боевую колесницу, Небом даруются не мужику, а магарадже - царю, вождю кшатрийской варны. Перенесясь же на почву историческую, мы обнаруживаем, что Микула это форма христианского имени, употреблявшаяся в западных областях Руси (Новгород, Полоцк, Галичина). Под такой формой - Микула, Микульша, причем как мирское имя, оно используется Полоцкими князьями (и только ими). Не Микулой ли звался в крещении Рогволод?
  
  Следы христианства семьи Рогволода Полоцкого есть в агиографии и летописях. Компилятивное житие по спискам ХVII в. Троице-Сергиева (1656 г.) и Зеленецкого (1680-х) монастырей, пересказывая новеллу о взятии Полоцка, сообщает, что Владимиром был убит брат Рогнеды Давид [там же, с.511]: имя чисто авраамическое. Так же, передавая содержание общего протографа, говорят Львовская и Холмогорская летописи 1550-х гг. [ПСРЛ, т. 20, с.64; т. 33, с.23]. В изданном списке ТС здесь, увы, лакуна [там же, т. 15, ч.2, с.72]: мы не можем сказать, исходило оно из уникального источника ростовца (запретного в Великороссии), или же, из Свода 1518 г.? Монастырские же рукописи ценны в том отношении, что создатель уникального их источника пользовался также уникальными документами: списками (не позднее ХIV в.) грамот об учреждении епархии Туровского княжества [Милютенко, с.с. 510-511]. В летописях их нет - краткие уникальные известия летописей о семье Гориславы первичны, признанные авторитетными монастырскими книжниками, дополнившими их по церковным архивам.
  
  Корсунская легенда, хранимая известными летописями и житиями, вменяет Анне Романовне главную роль в деле окрещивания св.Владимира. Но ни прп.Нестор (подлинный), писавший биографию свв. Бориса и Глеба (1070-е гг.), ни мних Яков, автор Памяти и Похвалы Владимиру (1060-е), ни митр.Ларион, когда произносил "Слово о законе и благодати" (1040-е), не полагали, будто князь крестился в Корсуни, излечения от слепоты и женитьбы ради. То есть, покорение Крыма в 2014 г. не образует - однако - к хрестоматийному "Крещению Руси" ровно никаких ассоциаций! По хронологии названных источников, Владимир крестится в 986-987 г., под Киевом (в Василёве), за три года ДО взятия Корсуни и женитьбы на цесаревне...
  
  Хронографические раскладки летописей (воспроизводившиеся механически, которые забывали редактировать) сохранили свидетельство этого: отводя князю (+ 1015 г.) 28 лет христианской жизни.
  
  Обращение князя, как оказывается, совершилось независимо от похода в Крым - независимо гречанки Анны, влиянием ее предшественницы (не вполне бескорыстной здесь, избавляясь так от прочих жен мужа-язычника).
  
  Отличие Гориславы - в том, что Русская княжна, уроженка Балтийского Поморья ("Гейропы"), не наущала князя крестить русских подданных "огнем и мечом". Под 983 г. в летописях стоит пафосный рассказ о жертвоприношении христиан (варягов Ивана и Федора). На деле, в том году Полабская земля восстала против немцев, порабощавших славян под христианскими знаменами. И варягов-христиан, пришедших из Нового Рима, убили как немецких единомышленников. Рогволод, отец Рогнеды (этимология имен чисто славянская: владеющий копьем, рожденная в неге) [см. П.Тимофеев "Другое Слово о полку Игореве", 2007], пришел в Полоцк "из-за моря", видимо, оттуда - с Балтийского Поморья, и Настасья не препятствовала казни пособников врага.
  
  Кем фальсифицировалась история в древности - ныне, после свержения советского режима атеистов, когда появилось разрешение "узнавать" библейские цитаты в средневековых текстах - также, историками было приоткрыто: "...О горящем светильнике (здесь в буквальном смысле) упоминается в обширном цитировании из Кн.Притч (31, 10-31) в <новгородской летописной> статье 980 г. Но "злым женам" посвящена одна маленькая подборка (5, 3-6), а огромная выписка рассказывает о "доброй жене", которая засветло поднимает служанок, раздает им работу и сама прядет и шьет красивые одежды мужу и себе (поэтому и горит ей светильник). Очевидно, эта часть текста была связана с царевной Анной, которой первоначально приписывалась большая роль в обращении Руси и нравственном изменении самого Владимира. Следы этого представления сохранились ...в Корсунской легенде, об этом прямо пишут Титмар и Яхья Антиохийский. ...Подбор <ветхозаветных> цитат позволяет делать логический вывод: Владимир избег участи Соломона ...благодаря избранной им "доброй жене". ...Когда противопоставление развратных язычниц добродетельной христианке исчезло, <летописная> выписка из Книги Притч повисла в воздухе. Кажется странным, что она вообще вошла в Летописный Свод, составленный при Ярославе, сыне одной из этих "любодеиц". Но, судя по Титмару и Яхье, представление об Анне как о героической миссионерке было настолько общепринятым в 1-й\2 ХI в., что никому не пришло в голову его корректировать" [Милютенко, с.с. 98-99].
  
  Кажется странным, что вообще придворные Анны, знатоки ветхозаветных баснословий, полемизируя с туземцами, выдвинули ее на 1-й план: до ХII века, когда ее основы размылись фряжским влиянием, в византийской литературе центральное положение женщины было невозможно. Могло так произойти в провинциальном обществе киевских греков (знавших литературу эллинистическую и свободных от диктата "святоотеческих" константинопольских правил) - в пику уже сложившейся варварской традиции, не чуждавшейся женолюбия, говорившей же - о Настасье, непричастность коей к Соломоновым языческим "любодеицам" была очевидна тогда всем (кроме греков...).
  
  Ровно такое же происхождение, видимо, имеет и анекдотический рассказ о крещении в Царьграде вел.кн.Ольги - урожденной Болгарской царевны, христианки по рождению, рассказ о "сватовстве" к ней (60-летней матроне!) кесаря Константина, загнанный в летописи и увы, принятый на веру даже Иаковом Мнихом [там же, с.427; ПСРЛ, т. 3, с.114]. Дядя Анны, кесарь Константин в своей "Книге о церемониях" (открытой лишь в ХХ в., сохранившись в единственной копии) воспроизвел протокол визита русской архонтессы в Царьград. Кроме того, что в свите Ольги находится поп Григорий, принимали ее, как "патрикею опоясанную" - чин, существовавший для родственниц императора [Ж.-П.Ариньон "Международные отношения..."\ "Византийский Временник", 1980, т. 41, с.114]. Шло родство, скорей всего, через Болгарскую династию, через Симеона Великого [А.Л.Никитин "Основания русской истории", 2010, с.210, прим.39]. Плесков, откуда родом Ольга, это вам, оказывается, не Псков Чудской - просто неизвестный в 907 г., а великая древняя столица Плиско Болгарский!
  
  Данное средневековое известие - о болгарском происхождении св.Ольги истёрто из официальных, но оно сохранилось в частной летописи [см.: М.Н.Тихомиров "Основания русского летописания", 1979, с.185], не случайно, что и древнейшее житие Ольги (краткий южнославянский глаголический палимпсест, увы, не говорящий о происхождении) сохранилось за пределами Руси. Возможно, рассказ о "крещении" Ольги понадобился, дабы скрыть неприятный факт двоекрестия Владимира - рожденного в 3-й\4 Х века служанкой государыни-матери, не предназначавшегося трону и, скорей всего, первоначально окрещенного матерью и бабкой (по отцу), подобно тому, как бесспорно, крещена госпожой сама "рабыня". Об этом определенно намекают Иаков и Нестор.
  
  После того, как Владимир, рано потерявший бабку, зная ее лишь младенцем, был обращен из отцовского язычества большухой - арианкой Гориславой, о семейных тайнах Рюриковичей не осведомленной, - с его "христианским разводом" и женитьбой на Анне, - перед греческими "кураторами" цесарского зятя возникла задача: скрыть факт выдачи христианнейшей порфироодной царевны замуж за еретика-двоекреста. Кому верить: современнику событий, участнику их Константину Багрянородному или же его тенденциозным потомкам?? Я верю Константину.
  
  3.ЛЕТОПИСЕЦ ПЛЕЩЕЕВ
  
  Личность тверского летописца, ростовского уроженца, хранившего уникальные материалы о жизни первой русской святой, приоткрываема.
  
  О связях (если не прямо о происхождении) создателя Тверского Сборника позволяет судить подробность. Там, где великокняжеское летописание (Московская и Воскресенская летописи), после некролога митр.Алексия Бяконтова, размещает повесть о нем, лишь сокращенно (и подправив) процитированную нашим летописцем: "преселшу же ся отцу его, именем Феодору, и с женою своею Мариею и съ всем домом своим, в славный и преименитый град Москву, ту же родиша святаго сего отрока, тогды же великое княжение одержащу великому князю Михаилу Ярославичу Тверскому, при митрополите Максиме, до убьения Акинфова, старее сы князя великого Семена 17 лет. Крести же его Иван Данилович, еще сы не в великом княженьи, наречено ж бысть имя его в святом крещении Симион..." [ПСРЛ, т. 25, с.194], - а Львовская летопись - татарский ярлык его преемника митр.Михаила (Митяя) [там же, т. 20, с.198], - ТС, за известием о разгроме суздальцев на р.Пьяне, размещает родословие Плещеевых (Бяконтовых), вкупе с некрологом Данилы Фофановича Бяконтова:
  "...Приидоша Татарове на Пиану августа в 2. А в Новегород <Нижний> августа в 5: град весь пожгоша, и церквей згореша 32, и многое множество поимаша людей, и в полон поведоша. Той же зыми(sic) преставися Алексей-митрополит, и положен бысть в Москве в церквы архистратига Михаила, юже сам созда. Сей убо, в святых отец наших, Алексей-митрополит бе бо родом славных нарочитых боляр Чрьниговскых. Пр<е>селшу же отцу его, именем Феодору, и с женою своею Мариею и со всем домом своим в славный, в преименитый град Москву, тогды же убо держащее великое княжение великому князю Михаилу Ярославичу Тверскому великое княжение Владимирское. Ту же родиша святаго сего отрока, и нарекоша ему имя в святом крещении Олферий при великом князе Иване Даниловиче; второго сына роди Фофана, третьего сына Матвея, 4 сына Костантина, 5 сына Александра Плещея. Фофанов сын Стефан да Данило, Стефанов сын Юрий, а Данилов сын Костантин, а Костантинов сын Игнатий, а Матвеев сын Елеазрий да Иван, а Елизариев сын Петр, а Петров сын Ананиа, что был конюшей у вел.княгини - умер. Александров сын Плещее(в) Данило, а Данилов сын Борис, а Борисов сын Михайло Плещеев. Феодор Бяконт был у великого князя Ивана Даниловича в боярех, а сын Феодоров Фофан был в боярех у великого князя Ивана Ивановича и у вел.кн. Дмитреа Ивановича. Другой сын Данило Феофанович был у великого князя Дмитреа Ивановича и у вел.кн. у Василиа был в боярех, у Дмитриевича, а был с ним в Орде, и многу истому приял в чужих землях, служа вел.кн. Василию Дмитриевичу; преставися в чернецях, в скыме, положен бысть у Михайлова Чюда, близ дяди своего Алексеа-митрополита чюдотворца. И приходил кн.вел. Василей Дмитриевич на погребение его, прослезися над ним, поминаа службу его к себе" [там же, т. 15, ч.2, с.с. 437-438] (далее идет Повесть о Митяе).
  
  Московская великокняжеская летопись под 1392 годом, прочувственно рассказывая о смерти племянника митрополита Алексия, сына Феофана Федоровича Бяконта, говорит: "Тое же зимы преставися февраля въ 13 Данило Феофановичь, наречены въ мнишеском чину Давыд, иже бе истинныи бояринъ великого князя и правыи доброхот! Служаше бо государю безо льсти въ Орде и на Руси, паче всех, и голову свою складаше по чужим странамъ, по незнаемым местомъ, по неведомым землям. Многы труды понес и многы истомы претерпе, егда бежа из Орды, и тако угоди своему Господеви . И тако тогда великыи князь, любве ради иже к нему, и погребении его, сжаливси по нем, прослезися, и тако плака на многъ час. Положенъ бысть в манастыре у Михаилова чюда, близ гроба дяди его Алексея-митрополита" [там же, т. 25, с.220].
  
  Короче, и с описками, это же известие передает Владимирский Летописец 1524 г. по 2 спискам 1560-х годов: "Того же лета месяца февраля 13 день преставися Данило Фофанович, а в мнишеском чину Давыд(sic), бе истинные боярин, служил великому князю в Орде и на Руси, и положен бысть в Чюдовском монастыри, близ дяди своего Александра(sic)-митрополита" [там же, т. 30, с.129]. Это же известие в Львовской 1560 г. (передающей Свод 1518 г.) и Ермолинской <1480-е гг.> летописи сокращено далее, но без ошибок, внесенных в протограф двух списков Владимирского Летописца: "Того же лета преставися Данило Ф<е>о<л>фонович, иже много служи князю великому в орде, и на Руси, и по чюжим землям. И наречен бысть в чернецах Данило же. И положен бысть <близ> дяди своего Алексея-митрополита у Чюда" [там же, т. 20, с.211; <т. 23, с.133>]. Архетипная выписка из утраченной летописи, передавшая конспективный текст протографу Владимирского Летописца (еще без описок), а из протографа - "Летописцу 72 Язык" (Ермолинская летопись), делалась не позднее сер. ХV в..
  
  ТС здесь, в 1534 г., во-первых, отложил источник, обратившись к великокняжеской летописи - доступной ему, хотя ныне известной лишь из двух книг 1540-х годов (2-я в копии 1780-х) [там же, т. 25, Предисловие], цитируя непосредственно текст, стоящий в Уваровском списке. Старший - Уваровский список, являясь черновым, редактируемым по ходу написания, делится на две части: на более ранней бумаге (1480-х - 1500-х гг.) - ДО повести о Василии Дмитриевиче, и на бумаге позднейшей (определяемая дата: 1539 г.) [там же]. Видимо, последний остававшийся список летописи ХV века, повествовавшей о князе Василии и подвигах боярина Данилы Фофановича, возвратился в Москву из Твери лишь после 1534 г., введенный в летопись в 1540-х...
  
  Во-вторых - летописец внёс особые известия, полагаю, связанные с собственным родом. Летописная статья никак не именует князя-наследника: она современна Василию Дмитриевичу. Родословец составлялся позже. Но в 1534 г. он лишь копировался. Протограф ощутимо старше, поскольку он цитируется в двух копийных летописно-родословных сборниках ХVI - ХVII в. ["Очерки феодальной России", вып.11, 2007, с.с. 173-177 и дал.]. Родословная книга по списку кон. ХVII в. включает копию частного летописца Плещеевых, повествовавшего: "Список с летописца стараго шъто осталъся после Онъдрея Клеменьтьевича Плещеева. Род Плещеевых. В лето 6885 месяца февъраля вторы на десеть день преставись Олексеи чюдотъворец, и положен бысть на Москве в моностыре у Чюда Арьхистратига Михаила, юже сам созда.
  
  Сеи убо же святых отец наших Олексеи митрополит бе бо родом славъных, нарочетых бояр черьниговьских, пришол сюда, а отцу его имя Феодор Бяконът, и з женою своею Марьею и со всем родом своим в славьныи применитыи град Москву. Тогда же убо деръжаще великое кнежение московьское(sic) великому князю Михаилу Ерославичю Тверьскому и великое кнежение Владимерьское. Ту же родиша святаго собе отрока и нарекоша ему имя во святом крещении Елиуфереи при великом князе Иване Даниловиче. Фътараго сына роди Феофана. Третьяго сына роди Матьвея. Четьверътаго сына Костеньтина. Пятаго сына Алекъсанъдра Плещея. И перьвой сын Федоров Бяконтов Елиуфереи постригся во мъладе, а во инацех имя ему Алексеи, и был в митрополитах, чюдотворец..." (РГАДА, ф.201, оп.1, ?84, л.л. 219 об. - 220) [там же, с.175, прим.128]. Здесь текст сокращен, сравнительно с ТС. Андрей Плещеев, сын Шарапа (в крещении Клементьева), и его родство источниками названо: "Ондрей Шарапов сын Плещеева, Воин Васильев сын Плещеева, Будай Угримов сын Болтин-Хрущов..." ["Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. ХVI века", М.-Л., 1950, с.99]. Он тогда, вместе с Хрущовым, служил в псковском пригороде Остров, частные разрядные книги Плещеевых и Хрущовых передают одну редакцию, вероятно, будучи заведенными в те годы ["Очерки феодальной России", с.174, прим.126].
  
  Роспись родословия в Летописце А.К.Плещеева доводится до лиц, живших в 2-й\2 ХV века [М.Е.Бычкова "Родословные книги ХVI - ХVII вв.", М., 1975, с.117, прим.35], датируя использовавшийся источник сверху. Документ ростовского уроженца был старше: он современен князю Василию Дмитриевичу и княгине Софье Витовтовне.
  
  Политические события намекают на причины бегства летописца в 1530-х в Тверь и возвращения в Москву: власть от Василия III Ивановича осталась Семибоярщине ("кабинету"), её ниспровержение вдовствовавшей вел.кн. Еленой и Боярской думой (во главе с фаворитом вел.княгини Овчиной-Оболенским), борьба с удельными князьями Глинским и Старицким, и возвращение к власти уцелевших временщиков по отравлении Елены (1539 г.), возвратившее положение слугам царских приближенных [Р.Г.Скрынников "Иван Грозный", 1980, гл. 1-2].
  
  Историки оспаривают историографию Ивана Грозного - Никоновскую летопись и Летописец Начала Царства, утверждавшие, будто кесарь Василий, отодвинув советников, завещал регентство молодой жене и митрополиту Даниилу, числя членов "кабинета" узурпаторами [ПСРЛ, т. 13, с.76; т. 20, с.420]. Но, наряду с исчезновением оригинала завещания, прекращение дворцового летописания - возобновленного лишь при регентстве Шуйских (Воскресенская летопись), и исчезновение великокняжеских летописей ХIV - ХV века в 1530-х гг., позволяют - отнестись к летописям Ивана Васильевича с доверием, видя "чистку архивов" Семибоярщиной, отвергнув "тираноборческие" сентенции наших обрезанных "историков"-современников!
  
  Из ТС мы хорошо видим отличия светской культуры ХV - ХVI века от культуры монашеской, только и навязываемой ныне - как образ "Московии", по традиции, перенятой манихейскими ГБ-шными пропагандистами и "государственными строителями" ХХI века от синодальных бюрократических историков века ХIХ. Автор - дворянин, не церковник. Рассказ о чуде Богоматери Владимирской, явленном ратникам Андрея Боголюбского, поставленный в редактировавшуюся им же официозную Московскую летопись [там же, т. 25, с.73], он выбрасывает из своего частного Летописца [там же, т. 15, ч.2, с.235]. Зато он включает ростовское Сказание об Александре Поповиче [там же, с.336], ценное разномыслием с былинами, но иными летописцами игнорировавшееся. Он же называет по имени Сафонию-рязанца, урожденного брянского боярина (т.е. земляка Осляби-Родиона), начав цитировать (но, так и не доцитировав, к сожалению) "Задонщину" [там же, с.440]. Только ТС, цитируя утраченное житие Рогнеды, детально рассказывает о конфликте в семье Св.Владимира, открывая монашеское имя Гориславы Рогволодовны, уточняя попутно, что их брак был ко времени развода христианским: крестился князь независимо сватовства к Анне Греческой, предавшись в 989 г. в Корсуни нехристианскому делу развода ради женитьбы на цесаревне [http://samlib.ru/editors/z/zhdanowich_r_b/damskijugodnikwladimir-1.shtml]. Так мы находим, в труде безымянного послужильца черниговских бояр, вероятно, и фрагмент утраченной Черниговской летописи, как оказывается, еще обращавшейся в ХVI веке. Её критическое отношение к Владимиру Святославичу удостоверяет "Слово о полку Игореве", с его сентенцией о возможности распятия Владимира на горах Киевских...
  
  Но что за "труды понес и многы истомы претерпе ...голову свою складаше по чужим странамъ, по незнаемым местомъ, по неведомым землям", "егда бежа из Орды", боярин Данило Бяконтов?
  
  4.НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОЯРИНА ПЛЕЩЕЕВА И КНЯЖИЧА ВАСИЛИЯ МОСКОВСКОГО
  
  Московские летописи эпохи Василия Дмитриевича - дошедшие лишь в цитатах летописцев нач. века ХVI, но писавшиеся в годы событий (фиксируя метеоусловия), рассказывают об этой истории кратко, обрывочными предложениями: "В лето 6891 <1383 г.>. Благовещение бе в среду светлую, а снега бе по нем 4 недели и в санях люди ездили. Тоя же весны, апреля 23 посла князь великый Дмитрей Иванович посла в Орду сына своего князя Василиа из Володимеря, в свое место, тягатися с князем Михайлом Тверским о великом княжении. И поидоша на Низ в судех на Волгу к Орде...
  Тое же осени о Николине дни князь Михайло Александрович Тверский выиде из Орды без великого княженья, а сын его князь Александр оста в Орде. А князя Василья Дмитреевича царь у собе остави в Орде. Тое же осени бысть в Володимери <татарский> посол лют, именем Адаш-Тахтамыш.
  ...В лето 6892. ...Тое же весны бысть велика дань, тяжела, по всему великому княженью, всякому без отдатка со всякыя деревни по полтине, тогда ж и златом <даже> даваше в Орду, а с Новгорода с Великого взя князь великой тогда черной бор.
  В лето 6893. ...Тое же весны мая в 9 поиде Пимен-митрополит в Царьгород и изволи плыти по воде Волгою <решив идти на поклон к Хану> к Сараю.
  ...Тое же осени ноября 26 побеже из Орды князь Василей, сын великого князя Дмитрея" [ПСРЛ, т. 25, с.211].
  
  Приключения, ждавшие 15-летнего Престолонаследника, как недостойные сурового исторического жанра, на страницы летописных кодексов не попали. Однако, спустя полтора века - они окажутся цитированными, со страниц совсем иного, беллетристического - приключенческого источника.
  
  Плещеевы служили как великокняжеским, так и митрополичьими боярами, от митр.Алексия, своего сродника, и вплоть до митр.Макария. И появление рассказов на страницах митрополичьих "литературных проектов" (Никоновская летопись и Степенная Книга), уже не удивляет.
  
  Их крайне не любит даже упоминать наша азиопская - ариоборческая клерикальная историография, вначале российская, затем советская, и ныне россиянская. А возможности - лежавшие тогда, после этого приключения, пред Русским государством: открывшиеся после бракосочетания московского князя с литовской княжной, были блистательны.
  
  Сами по себе, женитьбы на Гедиминовнах - княжнах-язычницах (номинально подвергавшихся крещению), служивших эталоном нордической расы, были обычны великорусским князьям. В отличье от мифических татарок (долю татарской крови обрели лишь князья Ярославские: предки А.М.Курбского)... Кстати, дочерей за литовских князей-язычников также отдавали, отдавали свободно, игнорируя греко-ортодоксальные филиппики... За татар - нет!
  
  Но с смертью потерявшего сыновей языческого Литовского государя Витовта (в конце жизни православного) - соперника своих братьев, владения Западной Руси, традиционно претендуемой Владимирскими князьями, отходили к его дочери - снохе Дмитрия Донского, Вел.княгине Московской Софье Доброй; доброй - в смысле рослой, крепкой физически: изображение новобрачных (в рогатых головных уборах) на тканом портрете из мастерской вдовствовавшей вел.княгини рисует невестку выше и крупнее (шире лицом) невзрачного сына Евдокии Дмитриевны.
  
  Не окажись Софья тогда, в дни смерти отца, тоже вдовствующей княгиней - не мечтая о приобретениях, вынужденной отстаивать права сыновей перед претендентами на Московский и Владимирский трон: Звенигородскими и Боровскими князьями, - Общерусское государство сложилось бы не к 1800, а к 1440 году. И (ре-)конструктивизаторские подрывные политтехнологи ХХ века, разрушившие его в 1917, были бы страшны ему не более, нежели Франции или Испании, целостно переживших не одну революцию.
  
  Изучая 13-ю степень Степенной Книги Царского Родословия, в изложении событий 1387 года, случившихся с Престолонаследником, мы обнаруживаем пересказ повести, очень далекий от летописной канцелярщины. Началось всё, когда восстановитель Улуса Джучиева - союзник греческого царя (греческих архиепископов Дионисия Суздальского и Киприяна Киевского) Чингизид Тохтамыш, проведенный в Русь верными вассалами царьградского василевса, княжичами Суздальско-Нижегородского княжества - братьями вел.княгини Евдокии, и разоривший Москву, провел "конституционную реформу": упразднил Вел.Княжение Владимирское, а удельных престолонаследников, тягавшихся пред татарским царём о шапке "Мономаха", взял в заложники - превратив русские княжества в рядовые ордынские улусы.
  
  Так продлиться вплоть до низвержения татаро-монгольского ига - совершенного не московскими князьями, а среднеазиатским эмиром Тимурленгом, разгромившим Тохтамыша - и тем доныне ненавистным греко-израильской антисистеме: "русской православной церкви", - на дату сожжения Тохмамышем Москвы (26.08 в 1382 г.) празднующей с 1396 г. одоление, якобы, Хромца иконой Богоматери Владимирской (хульная ложь на Матерь Божью) [http://samlib.ru/editors/z/zhdanowich_r_b/puteshestwieizmordorawrusx.shtml]...
  
  Как это было и что было дальше, рассказала Степенная Книга: "...Благоволением Божиим сий христолюбивый князь Василий Дмитриевич по благословению отца своего <духовного>, преосвященнаго Киприяна, митрополита всея Руси, советом же и благословением святыя матере своея, великия княгини Евдокеи, восхоте законному браку сочетатися. Тогда уже возрасту его исполнишеся двадесятое лето (1389\1390 год). Рече же бо сия, преже бо сих: Тогда же ему младу сущу, послан бысть отцом своим с лучшими людьми и старейшими боляры во Орду к Тахтамышу-царю, прю имея о великом княжении с великим князем Михаилом Александровичем Тверским. И виде себя держима во Орде, и побеже оттуду с доброхоты своими в Подольскую землю и в Волохи. И в незнаемых идяше, таяся. Пришедшу же ему в землю Немецкую. И тамо позна его Литовский князь Витовт Кестутьевич <потерявший сыновей, отравленных меченосцами>, и держа его у себе в чести велице, и глагола ему: "Аще хощеши, поими за себя единочалую мою дьщерь, и отпущу тя ко отъцу твоему". Он же обещася, и отпущен бысть честно, и прииде здрав на Москву...
  По отце<вой смерти> же, вспомяну <Василий Дмитриевич> обещание свое с Витовтом, и посла боляр своих: Александра Поля, и Александра Белеута, и Селивана за море, в Немцы, к тому великому князю Витовту Кестутьевичу, внуку Гедиманову, прося за себя дьщери его, княжны Софьи. И он же радостию вдасть <е>ю. Тогда, бо, Витовт по убиении отьца своего Кестутия <1382 год>, иже от Ягайла Ольгердовитча, пребывая в Немецкой земле, многу рать подоимая на Ягайла. Прежереченыи боляре великого князя, с Витовтовою дьщерию, поидоша из Замория во Псков и в Новград, и приидоша на Москву месяца декабря 1 день. И поят ю великий князь Василий Дмитриевич, веньчаны же бывше в соборной церкви Киприяном, митрополитом всея Руси, в лето 6899 месяца генваря в 9 день" [ПСРЛ, т. 21, с.414].
  
  Так же повествует и иной "литературный проект" эпохи Ивана Грозного: Никоновская летопись. Она - написанная ранее СКЦР - разбивает этот текст, цитируя его фрагментами [там же, т. 11, с.с. 90, 128], выдавая, что он не писался здесь же, в 1550-х, а выписывался канцеляристами из источника.
  
  В старых летописях, кроме скупого известия о побеге в 1385 г. Престолонаследника из евразийской неволи и рассказа о командировке бояр-сватов "за море в Немцы", этого повествования нет. Однако его подтверждает известие Троицкой летописи 1412 г. по Рогожскому (1450-х) и Симеоновскому (1540-х) спискам и цитатам Н.М.Карамзина, повествуя о пышной встрече и пышном сопровождении Василия Дмитриевича: "В лето 6893. ...Тоя же осени в Филиппово говение, в Юриев день, в неделю <воскресение>, побежа из Орды князь Василий сын князя великого Дмитриев.
  ...В лето 6894. ...Того же лета прибеже сын князя великого Дмитриев Ивановича князь Василий в Подольскую землю, в Великые Волохы к Петру-воеводе" [там же, т. 15, ч.1, с.с. 151-152].
  "В лето 6895. ...Тое же осени князь Дмитрей Иванович отпустиша бояр своих старейших противу <т.е. встречать> сыну своему князю Василью в Полоцкую землю" [там же, т. 18, с.137].
  
  Побег, как видим, был хорошо организован. Но бояре, пустившиеся в поход из Москвы, не застали княжича в назначенном месте встречи. Однако, "...тое же зимы, между говеней в мясоед, месяца генваря в 19, на память святого отца Макария, прииде в Москву к своему отцу, к князю великому, князь Василей Дмитриевич. А с ним князи Лятские и панове, и Ляхове (Рогожск.: "...и Литва")" [там же], "...и старейшии бояре великого князя, ходившеи противу него" [там же, т. 11, с.91]. .Летописцы знали ощутимо больше того, что было ими рассказано.
  
  Ростовские: Ермолинская, Львовская, Холмогорская - и московские (Московская и Воскресенская) летописи здесь уточняют, что бояре посылались не в Полоцкую но в Подольскую землю [там же, т. 23, с.130; т. 20, с.206; т. 33, с.90; т. 25, с. 214]. Здесь располагались владения "укропских" князей Острожских, традиционных защитников православия, отстаивавших Русскую землю - от религиозных притязаний вручившей свой венец (и "королевицу" Ядвигу) Ягайле Ольгердовичу Польши.
  
  О дальнейшем путешествии на север беглого московского княжича - с боярином Данилой, сквозь вражеские владения Ягайлы, во владения Тевтонского ордена - честнО встречаемых двором Витовта Кестутьевича - в Москве не подозревали! Источник же описки Епифания Премудрого, редактора Троицкой летописи, объясним: из полоцкой знати был боярин Софьи Витовтовны - Венцеслав Жигмондович Корсак (предок Корсаковых и Милославских), союзником Дмитрия Московского - был князь Андрей Ольгердович Полоцкий.
  
  При этом в летописях мы находим также и "избытки", относительно родословной хроники СКЦР, подтверждающие бытование развернутых повествовательных историй. Летописец, чья тверская (кашинская?) хроника была включена в ТС, говоря о свадьбе 19-летней литвинки, попутно открывая нам прозвище вел.княгини всея Руси, ехидно обронил: "В лето 6898. ...Той же зимы женися великий князь Василий у Витовта - Софью поня<в> Добрую: добрый нрав име<ла> отцов, несытна бе блуда" [там же, т. 15, ч.2, с.445]... Троицкая и цитирующие ее Рогожская и Симеоновская летописи упомянули о гибели на рыцарском турнире("игрушке") в Коломне 03 января, в честь сочетания, сына великокняжеского дядьки ("кормиличича") Осея [там же, ч.1, с.159; т. 18, с.140]; их удостоверила Никоновская летопись млад.(Макарьевской) редакции [там же, т. 11, с.124] - поведав нам об этой прекрасной, но забытой реальности "святой", якобы, Владимирской Руси, в действительности крайне далекой православного, по слову Святослава Великого, уродства.
  
  Вот такая сказочная история.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"