Я - жиголо. Профессиональный любовник. Я зарабатываю на нежных взглядах, томных поцелуях, вздохах наслаждения и сладости утреннего пробуждения. Мои клиентки - одинокие дамы, жаждущие настоящей любви и готовые платить за это деньги. Я давно знаю, что любовь нельзя купить за деньги. Но разочаровывать тех, кто уверен в обратном, не стремлюсь. Я просто выполняю свою работу.
У меня нет жены и нет друзей. Моя жизнь наполнена женщинами, но я одинок. Большинство людей приходит с работы домой под вечер - к любимой супруге и горячему ужину. Я с работы прихожу под утро - в однокомнатную квартиру, где из мебели лишь книжный шкаф и узкая кровать. У меня нет ни телевизора, ни радио, ни компьютера. Новости я узнаю на работе - от своих клиенток. Дон Жуан по призванию, по духу я аскет. Вместо завтрака я читаю книгу. Затем ложусь спать и сплю до обеда.
Вторник - знаковый для меня день недели. В два часа со мной связывается мой шеф Олег и дает заказы. Три года назад он организовал фирму, оказывающую услуги досуга состоятельным дамам. У Олега помимо гениальных мозгов есть жена и трое детей. В это трудно поверить, но своей жене он ни разу не изменил. Компанией по прокату жиголо руководит примерный семьянин.
В этот раз все происходит, как всегда. Олег звонит в третьем часу дня. В его голосе чувствуется нега и умиротворение. Я догадываюсь, что чревоугодник Олег только что пообедал.
- Помнишь даму со Сретенки? - спрашивает он. - Ты ее обслуживал на позапрошлой неделе.
- Помню.
- Она прислала тебе цветы. Двадцать пять роз. Спрашивала, не мог бы ты подъехать еще.
- Ты же знаешь мой принцип. И ей я тоже об этом говорил.
- Знаю. Но она надеется, что ты можешь сделать для нее исключение.
Я молчу. Олег говорит:
- Ладно, проехали. У тебя в этот раз четыре заказа. Справишься за неделю?
- Справлюсь за четыре дня.
Я не вижу Олега, но знаю, что он сейчас улыбается. Я считаюсь его лучшим сотрудником.
Ночь первая
Ее зовут Елена. Мы встречаемся в одном из дорогих ресторанов в центре города в одиннадцатом часу вечера. Когда я захожу в зал, она меня уже там ждет. Ее столик стоит у окна.
Когда я подхожу к ней, она кивает мне. Я сажусь за столик. Она с интересом наблюдает за мной. Ей не больше сорока лет. Она ухожена, от нее приятно пахнет. Но в углах красивых глаз - предательская сеточка морщин. Я сразу понимаю, что привело ее ко мне, а точнее меня к ней. Она поглощена своей работой, и у нее нет времени на личную жизнь. Наверняка, свой бизнес. Наверняка, разведена. Возможно, есть несовершеннолетний ребенок.
Мы делаем заказ. Вскоре нам приносят коньяк в качестве аперитива. Официант стоит рядом, но я еле заметно качаю ему головой - в знак того, что он не нужен. Коньяк по бокалам разливаю сам.
- Это ваша машина? - я показываю на синий "Лексус", стоящий за окном напротив нас.
- Да. Как вы догадались?
- Интуиция.
- И только?
Она делает глоток коньяка. Я кладу на колени льняную салфетку, смотрю на Елену и говорю:
- В нашем зале помимо вас находились еще четыре женщины, сидевших за столиком в одиночестве. Но я подошел именно к вам. Как вы думаете, почему?
- Интуиция?
Я киваю. Осторожно беру вазу с салатом и накладываю салат Елене на тарелку. Она, улыбаясь, берет вилку.
- Саша, с такой интуицией вам нужно работать на фондовой бирже.
- Там нужно уметь считать. У меня всегда было плохо с математикой.
- В этом нет ничего сложного. Изучите финансовые газеты.
- Я не читаю газет.
- Правда?
- Я читаю книги. И только. - Сделав паузу, добавляю. - Давайте на "ты".
- Давай. - Она цепляет вилкой лист салата и спрашивает. - И какую книгу ты прочитал последней?
- "Мемуары" Джакомо Казановы.
Я лгу. Моей последней прочитанной книгой была "Игра в бисер" Германа Гессе. Но мне платят за атмосферу в том числе. Атмосфере больше подходит Казанова, а не Гессе.
- Интересно, - говорит она. - Для тебя это, наверно, что-то вроде трудового кодекса.
- Скорее что-то вроде букваря.
Нам приносят горячее - запеченный карп в сырном соусе. Своими очертаниями он напоминает Россию на географической карте.
- Саша, можно нескромный вопрос?
Я смотрю Елене в глаза. Коньяк и легкое течение разговора ее расслабили и раскрепостили. Все идет по плану. Я говорю:
- У меня нескромная работа. К нескромным вопросам я привык.
- Сколько у тебя было женщин?
- Любимых? Или так?
- По работе.
- Около восьмидесяти.
В ее глазах и недоверие, и даже нечто вроде восхищения. Впрочем, насчет последнего я не уверен.
- И давно ты вот так работаешь?
- Три года.
- А что ты закончил?
- Журфак МГУ.
Иногда я говорил, что у меня "красный" диплом. Это было правдой, но в данном случае и того, что я уже сказал, было достаточно.
Некоторое время Елена ест молча. Я молчу тоже. Я не волнуюсь по этому поводу. Это деятельное молчание. Необходимое молчание. Наконец, Елена нарушает тишину:
- Ты умный человек. Это видно сразу. Зачем ты этим занимаешься?
Я ждал этого вопроса. Я отвечал на него сотни раз. И я знаю, что мне придется ответить и в сто первый. Женское участие. Попытка проникнуть в душу.
- Я ищу любовь.
Я лгу снова. Мне не хочется признаваться ей в том, что я просто зарабатываю, как зарабатывает банковский служащий или слесарь-сантехник. Я четко слежу за атмосферой разговора. Немного загадочности, немного романтизма. Смешать, но не взбалтывать.
- Серьезно? - Елена качает головой. - По-моему, ты выбрал не самый лучший способ поиска.
- Я знаю. Тогда это можно назвать искуплением. Как в фильме Ким Ки Дука "Самаритянка".
- Ты меня интригуешь.
Я делаю глоток коньяка, затем говорю:
- У меня была одноклассница. Ее звали Светлана. Я любил ее, как никогда потом никого не любил. Но между нами ничего не было. Она вышла замуж и уехала в Германию. С тех пор во мне занозой сидит маленькое чувство вины.
Елена держит бокал с коньяком на весу. Про свою одноклассницу я не солгал. Нельзя все время лгать. Иначе станешь сам себе противен. А моей работе это противопоказано. К тому же, немного сочувствия атмосфере не помешает.
Некоторое время мы молчим. За окном - расцвеченная фонарями ночь. Елена отставляет бокал и говорит:
- Я прибегаю к подобной услуге в первый раз. Признаться, мне было немного неловко. Стереотипы и все такое. - Она прикладывает салфетку к губам. - Я боялась, что пришлют напомаженного болвана. Но ты не такой. Ты меня приятно удивил.
- Приятно удивлять - тоже моя работа.
Я улыбаюсь. Затем накрываю ладонью ее руку. У нее мягкая и теплая рука.
Когда мы выходим из ресторана, в ее "Лексусе" уже сидит водитель. Я держу Елену за руку. Открыв дверь автомобиля, я усаживаю ее на заднее сиденье, и сам сажусь рядом.
У нее дома мы проходим в гостиную. По пути я замечаю детскую комнату - школьный ранец на стуле, "Гарри Поттер" на полке, на полу лежит игровая приставка. С ребенком я не ошибся.
В гостиной мы выпиваем вина. Она признается:
- У меня не было секса полгода.
В ее голосе - капелька смущения. У себя в компании она руководит полусотней сотрудников. А сейчас она просто слабая женщина. Я обнимаю ее и тихо говорю:
- Не волнуйся. Все будет хорошо.
Ночь вторая
Я звоню в домофон три раза. Проделывать операции с домофоном мне не слишком удобно - в руках я держу букет белых роз и бутылку шампанского. Наконец, мне отвечает женский голос. По всей видимости, это и есть Татьяна, моя клиентка.
Я поднимаюсь на лифте, дверь мне открывает женщина лет тридцати. Татьяна симпатична, но ведет себя слегка зажато. Я дарю ей цветы, бутылку ставлю на комод. Она уносит цветы, чтобы поставить их в вазу, затем возвращается и протягивает мне руку. Я, пожав, касаюсь ее руки губами. Нежно и осторожно. Я сразу понимаю, что с ней нужно вести себя именно так - нежно и осторожно.
Мы проходим на кухню, и я отчетливо понимаю, что она замужем. Квартиры замужних женщин выглядят и пахнут по-другому, чем квартиры одиноких. А кольцо с безымянного пальца она, видимо, предварительно сняла. Не для того, чтобы я не мог догадаться о ее семейном положении - скорее, ради самоуспокоения.
На кухне Татьяна чувствует себя более уверенно. Она сразу начинает хлопотать - раскладывать столовые приборы, ставить салаты, предлагать полотенце. Есть даже свеча. Я осознаю, что для нее эта ситуация непривычна. Она наверняка ни разу не изменяла мужу - думаю я.
- Таня, можно я выключу верхний свет? - говорю я.
- Что? - она непонимающе смотрит на меня, затем поспешно говорит. - Да, конечно.
Я зажигаю свечу и выключаю верхний свет. В полумраке ей будет легче скрыть смущение. К тому же, появится некоторое ощущение уюта. В окне будет отражаться пламя свечи.
Я открываю шампанское и разливаю напиток по бокалам. Она наблюдает за моими действиями. Искристая пена быстро оседает. Я протягиваю Татьяне бокал. Мы чокаемся.
- У вас красивые руки, - говорю я. - Одни мужчины вглядываются в глаза, другие смотрят на фигуру. Я в первую очередь обращаю внимание на руки. Они у вас красивы.
Татьяна улыбается. Я делаю глоток. Это не дежурный комплимент. Не люблю лесть. Банальность может быть истиной: в каждой женщине всегда можно найти что-то прекрасное.
- Я семь лет проучилась в музыкальной школе. Играла на фортепьяно, - говорит она. - Наверно, поэтому.
Она почти не притрагивается к своей тарелке. Я ем с аппетитом. Я догадываюсь, что она не работает. Бездетная домохозяйка с высшим образованием. А муж - в постоянных разъездах.
- Простите мой дилетантский вопрос. Вам нравится Бах или Бетховен? - спрашиваю я.
На самом деле, дилетантом в музыке я не являюсь. Я тоже окончил музыкальную школу - по классу скрипки. Но я чувствую, что мне сейчас больше подойдет роль дилетанта.
- Бетховен, - говорит она. - А вообще, я всегда любила Шопена.
Пламя свечи чуть подрагивает в такт наших слов. Воск медленно оседает по ее краю.
- Саша, а хотите, я поставлю Шопена? - говорит Татьяна. - Если вы не против.
- Конечно, нет. Он будет весьма кстати.
Татьяна встает и уходит за диском. Я беру бокал с шампанским и смотрю в окно. На меня в тусклом свете свечи смотрит мое отражение. Мне вдруг становится жаль Татьяну. На моем месте должен быть ее муж. Такой, как я, не достоин ее.
Она приходит, и вскоре тишину наполняют звуки музыки. Это один из этюдов Шопена. Татьяна, наконец, решается что-нибудь съесть. В ее тарелке оказывается салат.
- Вы вкусно готовите, - говорю я. - Очень.
- Рада, что вам нравится.
Где-то в глубине сознания рождается еще один вывод. Муж ее не ценит.
- Чешский писатель Милан Кундера как-то написал: "Красивая женщина, которая умеет готовить, сродни красивому ребенку, умеющему петь", - говорю я.
Кундера никогда не писал такого. И вообще, эту фразу придумал я сам.
- Кундера - мой любимый писатель, - добавляю я. - Моя любимая книга - "Невыносимая легкость бытия".
- Я читала. Очень интересная книга. Мне близка героиня Тереза.
Я так и знал. Я не зря упомянул эту книгу - я упомянул ее в расчете на реакцию Татьяны. Книги и их герои - рентген души читателя. Читательские симпатии и антипатии говорят многое о характере человека.
Я понимаю, что Татьяна не могла обратиться в нашу фирму, не будь на то веская причина. Она не из тех, кто может изменить мужу от скуки или от недостатка секса.
- Таня, вы позволите мне проявить бестактность в разговоре?
Она находится в некотором замешательстве. Я, не дожидаясь ее ответа, спрашиваю:
- Скажите, вы узнали недавно, что муж вам изменяет?
Она не отвечает. Мое предположение оказывается верным. Я держу бокал в руке и как можно мягче спрашиваю:
- Вы хотите мужу отомстить?
Татьяна не смотрит на меня, потом говорит:
- Не совсем. Хотя... да. Наверно, вы правы. Я не знаю.
Она прячет руки под столом. Я знаю, что они сейчас дрожат. Я встаю из-за стола, подхожу к ней и присаживаюсь рядом на корточки. Осторожно беру ее за руку. Рука действительно чуть подрагивает. Я говорю:
- Я не хочу вас осуждать. Не хочу вас учить. Просто хочу поделиться опытом. Месть не принесет облегчения. Это я знаю точно.
Я смотрю на Татьяну снизу вверх. Она прячет лицо.
- Мою первую любовь звали Светой, - говорю я. - Мне было 16 лет. Я любил ее. Но она предпочла другого. Что я сделал в ответ? Я пошел к проститутке. И жалею об этом до сих пор. Некоторые говорят, что у них не было детства. А у меня не было юности.
Я нежно сжимаю ее ладонь в своей руке и спрашиваю:
- Вы простите мне эту откровенность?
Она кивает.
- В гостиной я видел фортепьяно. Вы мне не сыграете? - спрашиваю я.
- Сейчас?
- Да.
- Я не играла очень давно.
- Я знаю, что играть вы не разучились.
Я, продолжая держать ее за руку, встаю, и мы идем в гостиную. Там я включаю торшер - зал озаряется приятным полусветом. Татьяна садится за фортепьяно и начинает играть. Я слушаю. И понимаю, что ночью между нами ничего не будет. Это лишнее. И ненужное. Она не должна изменять мужу. Она может с ним расстаться, но изменять сейчас ей не надо.
Ночь третья
Я смотрю в блокноте на адрес, по которому меня ждет очередная клиентка. Дорогой район, дорогая улица, дорогой дом. Но меня смущает возраст девушки. Ей всего девятнадцать лет.
Я не люблю клиенток младше двадцати трех лет. Они заносчивы и бестактны. Поверхностны и переменчивы. В голове у них один ветер. Ветер, наполненный пылью и запахами ночных клубов, пестрых шмоток, скоротечного секса. Они ищут не любви. Они ищут интересного времяпрепровождения. Они и сами не знают, чего хотят.
Никакого шампанского, никаких цветов. Я вхожу в квартиру Ани с видом прекрасного незнакомца, случайно ошибшегося квартирой. Молодым девушкам нужны не чувства. Они жаждут картинки из любимого кинофильма.
- Меня зовут Анна.
Вальяжно поставив ногу на стул, на меня смотрит кареглазая нимфетка. На вид ей не больше семнадцати. Я нутром чувствую, что и по паспорту ей не больше семнадцати. Мы не оказываем услуги несовершеннолетним. Она соврала.
От нее разит мартини. Она уже успела надраться до моего прихода. Девчонка. Она хотела предстать передо мной раскованной дамой. Но я вижу в ней одни комплексы. "Золотая" молодежь. Дочка обеспеченных людей, большую часть времени проводящих в командировках. Ей просто скучно.
Я не собираюсь устраивать сцен. Я говорю:
- У меня пересохло горло. Ты нальешь мне мартини?
- Идем.
Она поворачивается и, подняв руку, щелкает пальцами. Мы проходим в одну из четырех комнат. Там на полную громкость включен музыкальный центр. Аня берет початую бутылку с мартини и наливает мне в стакан. Она старается казаться опытной женщиной. Получается плохо. Она пьяна, очень пьяна.
- Ты в каком классе учишься? - спрашиваю я. Я стараюсь перекричать музыку.
- В оди... - но тут же, спохватившись. - Я учусь в МГУ. На третьем курсе.
Как я и предполагал - школьница. Я подхожу к музыкальному центру и делаю музыку тише. Гляжу в окно сквозь дорогую занавесь - на меня глядит полночь. Приходя в чужой дом, я всегда ищу взглядом окна. Они меня успокаивают. Утром мне поспать не удалось, я чувствую усталость.
- Ты чего? Это же Linkin Park! - Аня протягивает мне мартини.
- У меня тонкий слух, - объясняю я. - У себя дома, тихими ночами я слушаю шум Ниагарского водопада.
Аня заливисто смеется. Если бы она не была пьяной, ее смех можно было бы даже счесть приятным. Она берет сигарету и закуривает. Потом протягивает мне. Сигареты дорогие - впрочем, как и все остальное в этой квартире. Здесь дешевая лишь совесть.
Я качаю головой.
- Не куришь? - разочарованно протягивает она. - У меня, кстати, есть курево покрепче. Не хочешь?
Я вновь качаю головой и делаю глоток мартини. Холодного мартини.
- Что-то ты не слишком разговорчив. Ты должен меня развлекать. - Она выпускает дым. Не очень умело. - Но ты красивый. Ты и так мне нравишься. Я хочу с тобой встречаться. Я как раз недавно бросила своего дружка. Сколько тебе платят на работе? Я буду платить больше.
Она плюхается в кресло и закидывает одну ногу на другую. Ей кажется, что это сексуально.
- У меня принцип, - говорю я. - Больше одного раза я с клиенткой не встречаюсь.
- Почему?
- В память о несчастной любви.
- Как ее звали?
- Света.
Аня морщится. Я знаю, почему. В этой квартире - табу на разговоры о других девушках. Табу на чужие женские имена.
- Ерунда, - говорит она. - Я лучше. Ты станешь моим парнем. Мы будем с тобой ходить по театрам и ночным клубам. Ты ведь хорошо танцуешь? Съездим на Бали. Или в Таиланд. Нет, в Таиланд мы не поедем. Порочная страна.
Я допиваю мартини. Она еще рассуждает о пороках.
- Нет, Аня. Ничего этого не будет, - говорю я.
- Почему?
- По кочану.
- Нет, ты ответишь! Почему?
Она встает с кресла. В пьяных глазах - упрямство и каприз. Еще чуть-чуть - и она начнет топать ногами. Теперь Аня во всем соответствует своему возрасту.
- Потому что врать нехорошо, - говорю я.
Аня теряется. В пальцах мнется сигарета. Я продолжаю:
- Тебе 17 лет. Ты ненавидишь своих родителей, которые, по твоему мнению, думают только о работе. Ты презираешь своих подруг. Ты давно влюблена в парня, который не обращает на тебя никакого внимания. Точнее, не так. Он иногда тебя унижает.
Я делаю паузу. Но сказать что-то еще мне не суждено.
- Идиот!
Она дает мне пощечину. У нее тяжелая рука. Щеку обожгло, скула сразу заныла. Я прикладываю пустой стакан к больному месту - холодит. Гляжу на Аню. Ее губы дрожат, плечи трясутся. Сейчас она заплачет.
Аня не просто плачет - у нее небольшая истерика. Она вновь оказывается в кресле и начинает рыдать.
- Ты такой же, как он. Вы все сволочи! Ненавижу! - прорывается сквозь рыдания.
Она плачет, сигарета падает на ковер. Я подхожу, подбираю сигарету, бросаю в свой стакан. Поставив стакан на пол, я обнимаю Аню. Вскоре она затихает, согретая объятием. Иногда она всхлипывает. Совсем как ребенок.
Я беру Аню на руки. Она не сопротивляется. Я отношу ее в спальню и кладу на кровать. Глажу по волосам. Вытираю мокрые щеки. Она успокаивается.
- Я девственница, - вдруг признается Аня. - Представляешь? Последняя девственница в классе. Я хочу с тобой переспать.
- Не стоит этого делать. Я потерял девственность с проституткой и до сих пор жалею об этом.
- Да? - она берет меня за руку.
В ней сейчас ощущается простота и честность. Такой она мне нравится гораздо больше. И другим она понравится такой - гораздо больше. Скорей бы она это поняла.
- Но тебе ведь платят за секс, - говорит она.
- Необязательно. Вчера я был у клиентки. Она всю ночь играла мне на фортепьяно. Никакого секса у меня с ней не было. Но она осталась довольна.
Аня молчит. Потом говорит:
- Я не умею играть на фортепьяно. Но ты ведь побудешь со мной?
- Да. Я побуду с тобой.
Спустя полчаса она засыпает. Перед тем, как уйти, я долго гляжу в окно на ночной город.
Ночь четвертая
Я опять не спал утром. Я еду к клиентке, вновь чувствуя усталость. Не физическую - последние две ночи я сачковал, хотя и по уважительным причинам. Моральную. Надо брать отпуск. Мне требуется еще большее одиночество, чем то, которое я имею сейчас.
Последняя клиентка. Зовут Светланой. Забавное совпадение. Или не забавное. Горькое. Не первое и не последнее. Впрочем, к черту воспоминания.
Лифт едет ужасно долго, словно его вытягивает на канате вверх могучий атлант. Долго и тяжело. Пока он поднимается на нужный мне, седьмой этаж, я успеваю изучить все надписи, которыми оцарапана вся поверхность вокруг кнопок. Здесь очень много надписей. Дом старый.
За дверью откликаются на звонок не сразу. Я стою и жду, смотря с лестничной площадки в окно. Сколько таких окон уже было в моей жизни? Сотни. Сотни окон, глядящих в ночь.
Когда Света открывает дверь, я продолжаю глядеть в окно. Я отрываю взгляд от ночного вида лишь тогда, когда до боли знакомый, совсем не изменившийся за все время голос мне говорит:
- Здравствуй, Саша...
Это она. Она, она, она. А я совсем не готов к этой встрече. Я не видел Свету семь лет. Я смотрю на нее и молчу. Молчу, как в те давние времена, когда я с ней дружил. Она любила разговаривать, я любил молчать.
- Ты будешь заходить?.. - спрашивает она.
Я вхожу. Смотрю на нее, впитываю взглядом. Почти не изменилась. Легкая и подтянутая. Света всегда старалась держать себя в форме. Не считала себя красивой - брала обаянием. Я внешне спокоен, но сердце мое бешено стучит.
- Когда ты приехала? - спрашиваю я.
- Год назад.
- А где муж? На работе?
- Полгода назад я с ним разошлась. - И чуть помолчав, добавляет. - Детей так и не завела.
Я не спрашиваю, почему. Я вдруг становлюсь самим собой - тихим, не спрашивающим. Перед ней мне не нужно играть.
- Так бывает, наверно, только в кино. Или в книгах, - говорит она.
Я сажусь в прихожей. Все не могу на нее насмотреться. Мне нужно все сейчас осознать.
- Ты все такая же, - говорю я.
- А ты нет. Ты повзрослел. Очень.
- Я знаю.
- Никогда не думала, что встречусь вновь с тобой именно так.
Только сейчас я понимаю, что Света - моя клиентка. Она позвонила и заказала мужчину на ночь. Просто случайность, что этим мужчиной оказался я.
- Почему ты решила снять жиголо? Это ведь не твое, - говорю я.
- Наверно, не мое. Я делаю это в первый раз. Хотя - я не изменилась только внешне.
Света стоит совсем близко. Я беру ее за руку, потом обнимаю ее. Я делаю это почти понарошку. С ней я не могу быть таким, каким я бываю на работе с другими. С ней я такой, каким я был десять лет назад.
- Мне столько нужно тебе рассказать... - тихо говорит она. - Ты думал все это время обо мне?
- Да.
- Ты винишь меня?
- Нет.
Последний раз мы виделись семь лет назад - на встрече выпускников родной школы. Она была вместе с мужем. Мы перекинулись с ней лишь парой слов.
- Я приготовила ужин. Ты хочешь есть? - спрашивает Света.
- И есть, и пить. И слушать.
Она улыбается. Когда-то я влюбился именно в ее улыбку. У нее завораживающая улыбка.
На кухне мы едим и пьем. Она приготовила макароны по-флотски. Когда десять лет назад я приходил к ней после уроков домой, она их тоже готовила. Света никогда не была хорошим кулинаром, но макароны по-флотски у нее получались вкуснейшие. И сейчас тоже.
Она рассказывает о том, как жила все это время. Я слушаю. В Германии у Светы не сложилось с работой. И новых друзей завести не удалось. Ей было скучно. Тянуло на родину. Один раз она сделала аборт. Почему? Так получилось. Замужем счастлива она не была.
- А ты как жил? - спрашивает меня Света.
- Я не жил. Существовал.
Она долго смотрит на меня. Спрашивает:
- Ты до сих пор читаешь за завтраком книжки?
- Теперь вместо завтрака.
После ужина мы идем в спальню. У нее теплые губы и теплая кожа. Когда она засыпает, я выключаю горячий ночник. Я лежу в темноте и держу ее за руку. Слушаю ее дыхание. Тихий вдох. Тихий выдох. Мне хотелось бы вернуться на десять лет назад. Все это должно было быть тогда. Еще тогда.
Я вновь не сплю. Которую ночь подряд. Слышно, как на кухне идут часы. Тик-так. Без четверти семь я встаю и одеваюсь. Оглядываюсь на Свету. Просунув руку под подушку, она спит. Локоны волос спадают на щеку.
Я прохожу на кухню, достаю мобильный телефон и звоню Олегу. Он отвечает не сразу, у него заспанный голос. Я разбудил его, но мне сейчас все равно.
- Олег, это Саша. Я увольняюсь, - говорю я вместо приветствия.
- Что? - он спросонья не понимает. - Ты хочешь сказать, ты уходишь в отпуск?
- Нет, Олег. Я увольняюсь. Ухожу. Совсем.
- Саня, что случилось?
- Олег, ты помнишь, что написано в договоре? Я увольняюсь. И все.
Год назад в мой трудовой договор по моей инициативе был включен пункт о том, что я могу уйти в любой момент без всяких объяснений. Олег согласился, иначе он бы потерял меня еще тогда.
Я слышу на том конце глубокий и тяжкий вздох. Он ждал и боялся этого. Но я непоколебим.
- Ладно, Саша, как знаешь... Когда ты приедешь? - спрашивает он.
- Сейчас.
- Хорошо. Я через час собирался в офис.
Мы прощаемся. Я некоторое время стою, потом возвращаюсь в спальню. Света спит. Я наклоняюсь и вдыхаю запах ее чудных волос. Целую ее в лоб. Мне внезапно хочется заплакать.
Прошлое не вернуть. Прошлое не возвращается. Это была иллюзия. Сладкая спасительная иллюзия. Теперь и ее не стало.
Я еще раз целую Свету в лоб. Я знаю, что она спит чутко, но я осторожен. Осторожен и нежен.
Когда наступит семь часов, я тихо выйду из квартиры.