Жабин Олег Иванович. Эсхит. Нерыцарский Роман

Эсхит. Нерыцарский Роман.

ПРОЛОГ

В глубокой древности, когда люди жили в основном чувствами и воспринимали действительность как неизвестно кем придуманную и непонятно из чего возникшую данность, которую невозможно постигать обычным умом, настолько она казалось необъяснимой и чудесной, но которую можно ощущать, полностью вживаясь в неё и, срастаясь, слиться с ней всем своим существом, считая себя маленькой частицей чего-то огромного и неделимого, была одна небольшая, очень благополучная и богатая страна. Ничего, кроме покоя и тихой размеренной жизни не знали обитатели той страны. Её правитель отличался справедливостью к своим подданным, почитавшим его за отца и благодетеля, он прославился великой мудростью в делах своего государства и в отношениях с другими правителями. Но был у монарха соправитель ---- младший брат --- незаметный, тихий и невзрачный, --- который, не имея никакой действительной власти, бессловесным спутником постоянно находился при государе. Брат не выделялся ничем --- ни дельными советами, ни воинской доблестью, ни мастерством в каком-либо роде искусства, он даже не отметился ни любвеобильностью или чревоугодием. Словом, младший брат известен был только тем, что сидел с отсутствующим видом на приёмах по левую руку от старшего брата и молчал, словно у него вырвали язык. Но, как вода незаметно и настойчиво шлифует камни на дне реки, так зависть чёрную копил и лелеял этот скромный и, казалось бы, бесхарактерный человек. Он втайне, никому не признаваясь, ненавидел своего царствующего брата и жаждал только одного: как-то избавиться от него и самому усесться на освободившемся троне, став единоличным правителем страны. И в тоже время, обессилев душой от многолетнего ожидания, завистник понимал, что ждёт напрасно, ведь даже убив родного брата, он никогда не сможет взойти на престол, ибо многочисленной толпой вельмож окружён любимый отцом сын и молодой наследник, и после возможной смерти законного правителя трон займёт именно он.

Но час, проклятый, изменника настал: напал на страну страшный, беспощадный враг --- властитель южных земель, обуреваемый желанием подчинить своей воле весь мир. Огромную армию, набранную из собственных воинов и вояк разных покорённых стран, привёл он с собой, они были крайне безжалостны и беспредельно жестоки к тем, кто посягнул противостоять захватчикам. И младший брат правителя сразу же переметнулся к врагу, выдав все тайны, рассказав о сильных и слабых сторонах местной армии и её полководцах. Все жители страны встали на защиту своей земли, они, не сомневаясь, единой силой пошли за своим государем, казалось, ничто не может их сломить, пока любимый правитель ведёт их за собой. И в решающем сражении, когда вражеское войско, превосходящее во много раз количеством воином, никак не могло одолеть небольшую армию защитников маленькой страны, младший брат, закрыв лицо маской, вероломно поражает старшего брата в спину. Исход битвы, таким образом, был решён...

Огонь, страдания, разруху, рабство принесло чужое нашествие, огромной данью обложил завоёванную страну чужеземный властитель, а своим наместником, который следил бы за исполнением его воли, он поставил бесчестного предателя. Несчастный и жалкий, он, обрадованный такой милостью, стал править, совершенно забыв о совести и добре, помня только выгоду своего грозного хозяина и свою мелкую --- это как перепадёт --- корысть. И он был доволен хотя бы таким подобием власти...

Но спасся, остался в живых законный преемник --- единственный, любимый сын вероломно убитого отца: знатный темник в тайне от всемогущего властителя прятал беглеца в далёком и чужом краю. Там, находясь в бесправном положении безымянного гостя, юноша, ощущал себя забытым и потерянным, он оставил всякую надежду на перемену своей участи и погибал в одиночестве от бездонного уныния и беспредельной тоски, давно утратив веру в то, что, правда и закон существуют в действительности. Он знал лишь одно: подлость, вероломство, предательство, насилие только и существуют как устои и основы отношений между людьми и народами.

...Однажды в глухую полночь, когда молчат дикие звери и не каркают даже вороны, пришёл в дом, стоявший в гуще предгорного леса, где хоронился наследник, седой ведун --- невообразимо старый, с изрытым миллионами морщинами лицом и удивительно ясными, как у ребёнка, глазами. "Скажи юнец, --- спросил старец, --- ты жаждешь отомстить убийце и вернуть своё, законное право? Так слушай: оставь бесплодное томление, отринь мнительность и сомнения, перестань бояться за жизнь, всё равно ты живёшь так, будто тебя нет. Поднимись с места и иди --- иди, неся в себе боль, преодолевая неимоверную усталость души и желание скорой смерти, тогда твоё сознание прояснится. Внутри тебя родится новый, подлинный человек, и переменчивый рок покорится твоей воле. Забудь, что есть бег времени, для тебя больше не существуют года, века, тысячелетия, теперь ты воин вечности. Только от тебя одного, от твоего упорного желания действовать зависит, станешь ли ты тем, кем должен быть. За предельным краем земли, высятся недостижимые Призрачные Горы, которые невозможно увидеть и до них нельзя никак добраться, ибо они не существуют, а только возникают как видение тому, кто верит в то, что они есть. Поверь, и видение непременно воплотится, станет осязаемым, и Горы откроются перед тобой. Там, на словно срезанной гигантским топором, плоской вершине самой высокой горы стоит вырубленный из камня огромный неподъёмный сундук, на дне которого покоятся много веков, ожидая хозяина, Великий Меч Победы и Ключ Любви. Поезжай туда, взойди на гору, сорви тяжёлую крышку с сундука и забери Меч и Ключ --- Меч вложи в ножны, а Ключ повесь на шею и никогда с ними не расставайся, ведь пока они одновременно находятся у тебя, пока ты единственных их владелец, ты бессмертен. Тот Меч и не меч вовсе, а некая Сила, принявшая вид меча, создающая вокруг тебя невидимый защитный кокон, от которого будут отлетать и возвращаться к тем, кто их пустил вражеские стрелы, ломаться пополам, чтобы остриём вонзиться в своих хозяев копья, то же будет с топорами, мечами, вообще с любым оружием, направленное против тебя. А это значит, что ты никогда не узнаешь горечи поражения, ты всегда, во всех схватках окажешься победителем, даже если целая армия выйдет против одного тебя..."

Послушался юноша старика, внял его словам и свято поверил в то, что сумеет отыскать Призрачные Горы и добыть Меч Победы и Ключ Любви. И он, пройдя весь свет, достигнув его предела, миновав край земли, попав туда, где ничего нет и не может быть, нашёл, то, что обязательно, в чём он непоколебимо был уверен, найдёт. Счастливый, ощущая тяжесть Меча в ножнах и приятную прохладу Ключа на груди, с надеждой на скорое восстановление справедливости, он вернулся в родную страну, уже видя себя её освободителем и законным правителем. Но узнать её он оказался не в силах: чужие люди, другие одежды, едва понятный язык, иные обычаи и нравы. И вспомнил воин: "...забудь бег времени, для тебя больше нет годов, веков, тысячелетий, теперь ты рыцарь вечности...". Он понял, что миновало невероятно много лет, столько, что и десятки человеческих жизней не смогут вместить, и на его мучительные вопросы бессмысленно искать ответы: то, что для него сегодняшняя действительность, для остальных далёкое прошлое, о котором все давно забыли.

...И пошёл странствовать по миру, полный грусти и тоски, одинокий воин. Всюду, где он сталкивался со злом, насилием и бесправием устанавливал порядок, основанный на честных отношениях между людьми, когда все равны и одинаковы и никто не смеет нарушать закон и поворачивать его в выгодную для себя сторону, опираясь на свою единоличную волю. Воин вступал в сражения с одиночными противниками, с маленькими отрядами и огромными армиями, и никто не мог его победить --- сила, заложенная в Мече Победы, не позволяла ему познать, что такое поражение в бою. За тысячу лет Бессмертный Воин, прозванный Рыцарем Счастья, обошёл всю землю, везде установив царствие добра и покоя, человек теперь не убивал человека, сосед не шёл на соседа, а народ не воевал с другим народом. Человечество почти забыло, что когда-то были тираны, насильники и захватчики, каждая страна жила в пределах своих границ и не посягала на чужую. Войны ушли в предания и в детские сказки, оружие перестало изготовляться, а старое пришлось переделать за ненадобностью в орудия труда. Люди стали жить очень долго и умирали только своей смертью...

1 КНИГА.

КЛЮЧ.

1 часть.

I глава.

Жан Франсис Планси граф Деблак и его сын Этьен направлялись на Большой Рыцарский Турнир, который устраивал в богатом Турском королевстве король Тредд III. Для молодого человека это был первый турнир в жизни в качестве рыцаря, до этого он присутствовал на турнирах только как оруженосец и лишь однажды.

Граф Деблак и Этьен Планси принимали участие в штурме замка Дробз, где укрывался мятежный герцог Рошфид, посягнувший на верховную власть короля. Недолгий штурм завершился успешно: крепость, осаждённую одновременно со всех сторон, взяли, а несостоявшийся узурпатор, закованный в тяжёлые цепи, отправлен на справедливый королевский суд. Этьен в качестве оруженосца своего отца и господина отличился в бою: юноша, войдя среди первых на высокие, зубчатые стены, яростно, как настоящий воин, не помня страха смерти, бился с врагами, и те отступали, не выдерживая его непреодолимого натиска.

Когда битва окончилась, молодой человек, будучи участником настоящего сражения, прошёл обряд посвящения в рыцари и теперь готовился к своему первому в жизни выступлению на грандиозном турнире, где должен был собраться весь цвет рыцарства, и где будут присутствовать прекрасные дамы, внимательно, с живым интересом наблюдая, как бьются в жестоких поединках сильные мужчины.

"В бою легче --- думал Этьен --- там против тебя враг, там твоя ярость и боль за убитых товарищей утраивают силы. Там никто не смотрит на тебя, там нет внимательных, не сводящих с тебя глаз зрителей, нет насмешливых взоров молодых красавиц. В бою ты среди подобных себе, там каждый равен каждому, и если противник окажется сильнее и выбьет тебя из седла или, пробив тяжёлые доспехи, поразит острым мечом, никто не станет смеяться, наоборот помогут, если тебе тяжело справляться одному, поддержат, когда ты упал и не в силах подняться сам и спасут, если ты серьёзно раненый, истекая кровью, уже готов расстаться с жизнью. И никто не посмеет презирать тебя, только не будь трусом, дерись честно и до самого конца, и тогда объявят тебя героем --- живой ты или мёртвый. А на турнире, лишь одно падение, одна ошибка --- и ты всеобщее посмешище. На турнире нет смертельной опасности, есть только опасность громкого, дружного смеха и как итог --- слава неудачника".

Всадники подъезжали к большой поляне, где многочисленные гости и участники турнира, прибывшие раньше, уже успели раскинуть свои бесконечно пёстрые шатры, на которых ни рисунок, ни сочетание цветов не совпадало ни на одном, у каждого рыцаря были свои цвета флага и герба.

Граф Деблак приказал слугам поставить на свободном месте и свой шатёр. Этьен впервые увидел такое необозримое количество разных гербов. Он захотел побродить по лагерю, внимательно всё осмотреть и разузнать, что за рыцари здесь собрались и кому принадлежит какой герб. Но отец ему запретил, сухо сказав, что благородному воину не подобает праздно шататься без дела и любопытствовать по-пустому, словно неотёсанный простолюдин или глупая женщина. И стоило только мягким, будто полупрозрачный шёлк, сумеркам бесшумно опуститься на поляну, как отец приказал сыну лечь спать пораньше, чтобы завтра встать вместе с солнцем, так как турнир открывался поединками молодых рыцарей, едва прошедших обряд посвящения.

II глава.

...Проснулся Этьен, разбуженный громким звуком сигнальных труб, возвещавших о наступлении рассвета, очень рано. Он живо завершил утренний туалет и при помощи проворных слуг начал облачаться в новенькие, сияющие чистым гладким металлом доспехи. И ровно через час он выехал на своём молодом, но уже любимом коне на церемонию представления Его Величеству королю Тредду III.

Этьен стоял в ряду таких же, как он малоопытных бойцов, все молчали, только один всадник в ярком красно-жёлто-лазоревом плаще, на котором клетки трёх цветов были расставлены в определённом порядке, понятный лишь посвящённым в секреты геральдики, как-то небрежно произнёс негромко:

--- Скучноват сегодня Его Величество: мы молодые ему не так интересны, как старые проверенные зубры...

--- Александр Лоэтинг, --- выкрикнул глашатай, и всадник, только что обсуждавший настроение короля, к нему и направился.

Все необходимые предписанные этикетом церемониальные действия тот, кого звали Александр Лоэтинг, произвёл легко, красиво и с беспредельным изяществом. Всё, что требовалось, он делал быстро и точно, без малейших запинок, но проглядывалась в его движениях какая-то едва уловимая нарочитость, не слишком ясно выраженная, но заметная внимательному наблюдателю, проявлялась некоторая особенная подчёркнутость жестов на грани тонкого издевательства. И то же время, по сути, ни к чему невозможно было особо придраться.

Когда подошла очередь Этьена --- а его имя, благодаря громкому голосищу герольда услышали все, даже те, кто находился на самом краю поляны --- он, сдерживая сильное внутреннее волнение, но с внешне строгим благородством предстал перед королём. Тот, сбросив некоторое оцепенение, возникшее в ходе лицезрения однообразного действа, оживился и радостно улыбнулся юноше, который был сыном одного из самых влиятельных баронов королевства. Этьена это сильно приободрило, его дурацкое волнение почти всё пропало, и он прошёл всю церемонию строго, серьёзно и без ошибок.

И как только ритуал представления новообращённых рыцарей закончился, настало время ожидания вызова на поединки. Нетерпеливому Этьену казалось, что это мгновение никогда не наступит, что о нём --- Этьене Планси --- забыли, его имя как-то выпало из общего списка или же его преднамеренно не вызывают, видя с каким благоприятным расположением воспринял король появление молодого рыцаря, и чтобы не огорчать Его Величество возможным поражением новоявленного любимца, его просто не будут ставить на поединок. Этьен понимал, что такие нелепые мысли основаны лишь на его собственной фантазии, но почему-то они виделись ему всё более верными и правильными, ведь его, как ему представлялось, так невыносимо долго не вызывали, потому что он присутствует словно бы не здесь или вообще в восприятии других он никто, и для всёх остальных, находящихся тут, он выставлялся явно как последнее ничтожество. И услышав протяжные звуки голоса глашатая: "На честный рыцарский поединок приглашаются Этьен Планси и Александр Лоэтинг!" Этьен на миг подумал, что неправильно понял, и что было произнесено на самом деле не его имя, а оно возникло лишь у него в воображении, и зовут кого-то другого. Но юный рыцарь быстро внутренне собрался, моментально сообразив, что нет никакого другого, есть только он, и сейчас пришло его время, и он должен сейчас, в данный миг оказаться тем, что он из себя представляет. И Этьен, подтянув узду своей воли до предела, выехал вперёд и стал наизготовку --- на противоположном крае площадки, приняв боевую позу замер, тот самый молодой воин в пёстром клетчатом плаще.

Этьену подали тяжёлое копьё и, быстро найдя точку равновесия, он опустил его перед собой, выражая этим полную готовность к схватке. Раздался условный сигнал, и, пришпорив застоявшихся коней, всадники начали разгоняться и сближаться друг другом. Этьен был уверен в себе как никогда, он чувствовал, что его тело с каждым следующим скачком коня наполняется новой силой и ещё большей мощью, а из колотящегося сердца бегут последние отголоски сомнений. Но его противник, вросший крепким монолитом в седло, казалось, олицетворял собой образец рыцарской доблести, он, словно огромный осколок скалы, сорвавшийся в пропасть, летел навстречу, и было видно, что он настроен только на победу.

...В момент столкновения Александр Лоэтинг оказался точнее: он ударил затупленным наконечником копья в правый бок прямо под щит противника, из-за чего Этьен с металлическим грохотом слетел с коня и тяжело, будто рухнувшая башня, повалился на истоптанную в песок землю. Поединок он проиграл. И теперь лежал навзничь на тёплой под лучами полуденного солнца земле, чувствуя тупую и бездарно-давящую боль в правой стороне немевшего тела. Больше он ничего не чувствовал...

Этьен не позволил себе потерять сознание, слуги помогли ему подняться, они, подставив плечи, быстро увели его с места схватки, он лишь успел увидеть, как победитель в поединке бодро подъехал к королевской чете и получил свою причитающуюся долю монаршей благосклонности.

Этьена ввели в шатёр и торопливо, но без суеты сняли с него помятые и поэтому немного потускневшие доспехи, мешавшие свободно дышать. Появился отец с серьёзным и суровым лицом, он сказал негромко:

--- Не думал я, что твой первый поединок на турнире станет последним.

Сын молчал: от горькой, словно прогорклое масло, попавшее ненароком в горло, обиды и саднящей, будто свежая ссадина, досады он не мог говорить.

--- Хорошо, --- примирительно сказал отец, --- это лишь начало, пусть первый опыт вышел неудачным, но он опыт, и тем и ценен, а в дальнейшем его уроки тебе пригодятся. Отдыхай и размышляй о том, что ждут тебя новые битвы, готовься к ним сейчас, чтобы потом стать в них победителем, необходимо, прежде всего, быть готовым к победе внутренне. Если ты точно знаешь, как выиграть бой, то ты уже внутри себя, умом и душой будешь уверен, что победишь, а значит, ты победишь, то есть, выиграешь бой ещё до того, как стал на бой.

Граф вышел, а Этьен остался лежать один, до него доносился отдалённый шум турнира. Он слышал, протяжные звуки труб герольдов и сигналы к началу поединков, приглушённый топот коней и гулкие удары копий о броню, скрежет скрестившихся мечей и изумлённо-радостные вскрикивания зрителей, чёткие голоса глашатаев, объявлявших победителей и громкие фанфары в их честь. Всё обратилось в тягость Этьену, он хотел ничего не слышать и ни о чём не знать, он едва не закрыл уши ладонями и почти заплакал, но сдержал себя, бормоча: "Я ещё покажу себя..."

Тихо и незаметно, точно вечерние северные сумерки, появился старый слуга и сказал деликатным шёпотом, что какой-то неизвестный ему молодой господин желает, чтобы его господин принял того господина. Этьен же не хотел никого принимать и не с кем встречаться в ту минуту, когда он лежит почти беспомощный и совершенно униженный. Но правила этикета требовали быть учтивым, он приказал впустить незнакомца. Этим незнакомцем оказался прекрасно знакомый, даже слишком знакомый Этьену его соперник Александр Лоэтинг. Высокий и тонкий, как зарождающийся смерч, он вошёл в шатёр, слегка задев головой откинутый слугой полог и направился прямо к приподнявшемуся на локте раненому.

"Зачем он тут? --- Мелькнуло в голове Этьена, --- пришёл насмехаться? Мало ему моего унижения при всех, будет теперь глумиться с глазу на глаз?"

--- Господин Планси, --- начал Александр Лоэтинг дружелюбно, --- я забежал узнать о вашем самочувствии. Конечно, я понимаю, вам неприятно сейчас лицезреть мою наглую физиономию, но для меня турнир тоже стал первым в моей коротенькой биографии, и ваше могучее копьё также могло повергнуть меня недостойного в прах. Мне, вероятно, лишь на малую долю больше вашего повезло. Это рыцарский турнир и здесь надо быть готовым к тому, что кто-то обязательно не усидит в седле, и почему им не можешь быть ты. Удача и неудача имеют одинаковый вес и значение, они в полном равновесии, и что склонит чашу на какую-либо сторону, не знает никто.

--- Господин Лоэтинг, --- мягко сказал Этьен, --- я не держу на вас обиды. На себя да, злюсь: слишком уж переволновался перед поединком и не сумел как следует поднять свой боевой дух. --- Этьен улыбнулся и протянул руку своему гостю, --- будем друзьями. Мы были, можно сказать, товарищами по несчастью, так станем же друзьями.

--- Принимаю ваше предложение как подарок и конечно соглашусь с ним, --- радостно воскликнул Александр и пожал руку своему новому другу.

III глава.

На другой день Этьен Планси уже сидел в седле, хотя тело побаливало, но он не обращал внимания на напоминавшую о себе при каждом движении боль, из-за чего появлялась непроизвольная скованность в жестах. Этьен старался держаться на лошади так, как будто не он, а кто-то иной, лежал вчера, боясь лишний раз поменять неудобную позу.

Сегодня должны были состояться поединки самых опытных рыцарей, прошедших сотни турниров, знаменитых и почти безвестных, переживших множество битв --- победных и проигранных, сражавшихся с людьми, с чудовищами и колдунами. Этьен и Александр, спешившись, заняли места среди зрителей, и Великое Действо Турнира пошло своим чередом.

...Этьен, забыв о вчерашней неудаче, жадно, словно голодный волчонок дорвавшийся до свежего мяса, наблюдал за ходом поединков, которые шли один за другим, каждый раз вызывая восторженные крики у большей части зрителей, и заглушавшие вздохи разочарования тех, кто оставался в меньшинстве. Юноша глядел на всё широко распахнутыми глазами, не пропускал ни единой детали из того, что видел, запоминая сразу имена и титулы участников, отмечал манеру поведения перед схваткой и особенности ведения боя каждого бойца, пытаясь понять, почему к некоторым рыцарям зрители наиболее благосклонны, а к некоторым почти равнодушны. Треск ломавшихся копий, искрящийся звон мечей, горячее дыхание скачущих лошадей, восторги потрясённых зрителей, высокие голоса герольдов --- всё представлялось ему весёлой и задорной музыкой. Он целиком, до последней клеточки своего существа погрузился в плотный, насыщенный воздух мужских игрищ, весь словно бы растворившись в густом, пьянящем тумане всеобщего упоения доблестью и славой. Но даже на самом пике, на самой высшей точке радостных ощущений Этьен не забывал главного --- оно ни на мгновение не уходило из его сознания: то, из-за чего он боялся хотя бы на минуту покинуть место на трибуне (как это делали многие, чтобы передохнуть и подкрепиться) проведя на нём почти весь день, он ждал и никак не мог дождаться поединка своего отца графа Деблака и знаменитого барона Трофинта. Этьен не знал, что их встреча намечена последней на турнире, так как оба рыцаря славились как самые стойкие и непобедимые бойцы.

Йэн Титрич барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря прослыл величайшим воином, стяжавший молву успешного и непобедимого ратника на бесчисленных турнирах и в бесконечных войнах. Он не ведал поражений ни в одной стычке около 20-ти лет, всех своих противников и недругов он крушил таким чудовищным напором и таким непреодолимым натиском, что противостоять ему было невозможно, его невероятная сила и безграничная мощь вошли в легенду, они казались беспредельными и невероятными. Во всех северных, восточных и граничащих с ними центральных и западных королевствах, герцогствах, маркизатах и прочих землях он победил каждого, кто осмеливался выйти против него. Одно только имя барона Трофинта наводило панический страх на слабых, робких сердцем и отнимало волю, ввергая в уныние сильных и мужественных воинов. Многие из них --- доблестных и бесстрашных --- несмотря ни на что выходили на бой с непобедимым бароном, в надежде если не победить, то хотя бы прослыть достойным бойцом и выглядеть настоящим рыцарем перед этим необъяснимым, не поддающемуся привычному толкованию явлением как барон Трофинт.

А граф Деблак прославился многочисленными победами в южных странах, великие турнирные вояки, прошедшие и выигравшие немереное количество поединков терпели поражения в схватках с графом. Против него выступали все те, кто числился самым лучшим и самым сильным, непобедимые вступали с ним в схватку, чтобы перестать быть непобедимыми. После встреч с ним блаженно-счастливые превращались в бесконечно несчастных, могучие, скалоподобные ощущали себя жалкими и ничтожными, воинственные становились кроткими, давая обет никогда больше не брать в руки оружия. Имя Деблака прогремело по всему миру далеко за пределами тех земель, где оно прославилось, его подвиги обросли такими невероятными подробностями, что выглядели как миф.

Теперь эти два величайших воина должны были впервые биться между собой.

И вот раздался последний сигнал к последнему поединку турнира. Вызывались барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря и граф Деблак Рыцарь Красноухого Пса. У юноши всё замерло в груди: он никогда не видел отца побеждённым, сын даже не думал, что отец может кому-нибудь проиграть. Этьен, пристав со своего места и прикусив губу, застыл в неудобном положении, он ни о чём не думал, просто вперился взглядом туда, где сейчас должна была начаться схватка, и ждал исхода.

А противники, стоявшие на противоположных сторонах, как две высокие сторожевые башни, одновременно тронули лошадей и ринулись вперёд, словно их обоих вела единая непреодолимая стихия, готовые разнести всё, что попадётся им на дороге. Топот их закованных в металл коней походил на грохот падающих со скал гигантских валунов, рыцари держали наперевес тяжелейшие копья, сделанные из внушительных по толщине брёвен, их неподъёмные щиты с гербами были изготовлены из цельного куска трижды закалённого железа, без единой деревянной детали, с широкими подручными ремнями, выделанных из толстой из кожи матёрых секачей. Наконец они съехались в одной точке в центре поляны и с громоподобным звуком ударили друг друга копьями. Наблюдатели на трибуне ощутили словно бы волну, прошедшую по земле, от чего качнулся и дрогнул помост, на котором они сидели. Копьё Трофинта угодило в середину щита Деблака, и щит раскололся на три части, но всадник выдержал натиск и усидел в седле. Копьё же графа остриём прошло мимо щита барона прямо в грудь, но тот сумел откинуться немного назад и, смягчив, таким образом, силу удара, остался на лошади. Деблак потребовал новый щит у оруженосца и, получив его, с утроенной яростью бросился на несломленного Трофинта. Хорошо разогнавшись, они столкнулись во второй раз, и теперь каждый попал точно в щит своего соперника. Они с такой нечеловеческой мощью грянули по металлу чудовищно неподъёмных щитов, что копья с громким, адским треском сломались, оглушив резким звуком зрителей --- те на несколько минут перестали слышать себя и тех, кто находился поблизости. Оба рыцарских коня мгновенно остановились, не в силах скакать дальше и непроизвольно присели на задние ноги, задев краями попон горячий песок. А всадники, прижавшись к шеям лошадей, не выпали из сёдел, они, будто влитые, замерли на месте и никто из них не коснулся земли. Вырвав у оцепеневших оруженосцев новые, более прочные, квадратного сечения копья, соперники, кипя расплавленным золотом воинского азарта, кинулись третий раз в бой, с крайней решимостью доказать свою силу и превосходство и победить. Оба знали, что теперешний раз последний: сейчас или никогда. И снова наконечники их копий, будто заколдованные, одновременно врезались в изображения родовых гербов на гигантских щитах. Ничто в мире не перенесло бы той силы, с которой они столкнулись: всем почудилось, что горы, едва видневшиеся на горизонте, начали рушиться, а потревоженное небо стало быстро, какими странными кусками падать вниз, на землю, а та со стоном пошла трескаться уродливыми провалами. Оба рыцаря с шумом, подобный рокоту сотни водопадов, опустились вместе с лошадями на изрытый песок. Вернее, не устояли на ногах и упали ослабевшие вдруг лошади, а всадники как были на их спинах, так и остались там, точно вросшие в сёдла: только несчастные животные явились причиной и виновниками того, что граф Деблак и барон Трофинт почувствовали унылое и тоскливое разочарование от неожиданного падения.

IV глава.

...Никого не объявили победителем, и никого не назвали побеждённым: один не мог пересилить второго, оба были идеально одинаковы по силе и по рыцарскому мастерству. И если бы не упавшие и покалеченные лошади, они продолжили бы поединок, но и этого оказалось достаточно, ибо весь свет убедился, что барон Трофинт и граф Деблак величайшие воины в мире и равным им нет --- они равны только между собой.

...Этьен поддерживал отца, который сидел у входа в свой шатёр весь избитый, в кровоподтёках и синяках --- граф не желал прилечь даже на минуту, он был возбуждён и рвался в новый бой. Он повторял как заклинание, что в следующий раз --- а он случится скоро --- одолеет непобедимого барона, и слава того поблекнет, словно старая серебряная монета.

...Турнир затих, как море в мёртвый штиль, делать здесь стало больше нечего, и граф Деблак приказал сворачивать походный шатёр и собираться в дорогу. Ему подали нового молодого коня, граф немного тяжеловато, не так легко, как обычно, запрыгнул в седло --- мускулы на его лице чуть заметно дрогнули, но Рыцарь Красноухого Пса придержал чувства внутри себя и не позволил чертам своего лица исказиться гримасой боли.

--- Рыцарь, пока он способен сидеть на лошади, обязан ехать верхом, а не лежать спиленным бревном в удобной повозке, --- сказал он, --- лишь убитый или смертельно раненный, потерявший сознание воин имеет право на то, чтобы его перевозили лежачим. Какой бы сильной не казалась слабость, мужчина обязан быть сильнее её.

И граф Деблак и его сын снова отправились в путь --- и это был путь домой, в старый родовой замок Планси. Этьен пригласил своего новообретённого друга Александра присоединиться к ним и погостить в их владениях, и Александр с какой-то жадной радостью согласился. И они поехали все вместе.

...К исходу третьего дня дороги из-за темневшего, сумрачного, будто там всегда стоял поздний вечер, леса появились высокие, сложенные из крупных серых камней, прямоугольные башни родного замка. Прошёл почти год, как Этьен покинул его, отправившись совершать свои первые подвиги. Александр, скакавший рядом, рассказывал что-то лёгкое и весёлое, но Этьен почти не слышал его голос --- голос воспоминаний звучал громче. Он вспомнил мать, умершую три года назад --- она была для Этьена самим близким и дорогим человеком. Отца он видел очень редко, тот обычно находился далеко, на какой-нибудь обязательно справедливой войне и участвовал в самой решающей битве или бился на очередном важнейшем и крупнейшем турнире, чтобы стать в который раз лучшим среди лучших и упрочить свою громкую славу непобедимого. А мама всегда была подле него, и только после её смерти сын начал сближаться с отцом.

--- Этьен, помнишь маркиза Ротанги? --- Спросил отец, прервав быстрый поток воспоминаний сына.

Юноша плохо помнил старичка-маркиза, словно сквозь замутнённые витражи не очень ясно и сильно размыто проступало малознакомое лицо весьма пожилого человека. Этьен видел его последний раз лет десять назад, он тогда ещё удивлялся, как у такого дряхлого родителя такая маленькая дочка --- она была младше Этьена года на полтора. Его-то отец всегда был молод, он и сейчас не стар: по возрасту отцу всего лишь сорок лет.

--- Да, --- ответил Этьен, --- припоминаю, правда, с трудом. Помню только, что маркиз выглядел каким-то больно древним. А что, он ещё жив?

--- Нет, умер полгода назад, --- сказал отец, --- осталась совсем юная дочь, единственная наследница маркиза. Невеста, на жениховство к которой непременно станут набиваться многие, претендентов окажется наверняка немало.

--- А что, девочка симпатичная? --- Спросил Александр.

--- С таким состоянием, как у неё и верблюд покажется симпатичным, --- со смехом ответил граф, --- но поверьте, такой удивительной, обворожительной красоты давно не появлялось в нашем королевстве, да и, пожалуй, во всём целом свете. Изабель теперь совсем сирота, родственников нет, я её отцом в завещании назначен ей главным опекуном. Ротанги наши давнишние соседи, мы всегда состояли в дружеских отношениях, маркиз был другом ещё моего отца (они с ним ровесники), а женился старый вельможа очень поздно на совсем юной девушке. Да только недолго длилось их счастье: молодая жена умерла при родах. Сын, ты ведь в детстве встречался с Изабель.

--- Да, кажется, --- рассеяно сказал Этьен, --- видел, наверно, раза два... Была какая-то маленькая девочка, полная непонятного высокомерия, которая вообще не желала со мной разговаривать. Да я не очень-то обращал на неё внимания.

--- Мы к ней в замок Ротанги заедем на днях. Я обязан навещать и следить за её делами. Когда она пожелает выйти замуж, то я должен буду устроить её брак и проследить за тем, чтобы её права не оказались бы нарушены, --- сказал отец и посмотрел на сына, тот совершенно не слушал отца и витал где-то в своём мире.

--- Мальчик мой, ты о чём замечтался? --- Спросил граф с доброй усмешкой. Этьен улыбнулся и ничего не ответил.

V глава.

Несколько дней они провели в родном замке в обычной суете, в несколько возбуждённом состоянии, какое бывает всегда после приезда в дом, где долго отсутствовали хозяева. Как-то не сразу вспоминаются полузабытые предметы обстановки: двери прежде вроде бы открывались в противоположную сторону, вдруг неожиданно громко заскрипят ступени, раньше такие тихие, ковёр покажется на удивление тусклым, его краски стали совсем блёклые, потолки опустятся до смешного низко, а просторные комнаты и большие залы уменьшатся и уже будут восприниматься как вполне обычные по размеру. Этьен бродил по всему замку, узнавая и не узнавая старое привычное, так причудливо сплетённое с новыми ощущениями, он понимал, что ничего здесь на самом деле не поменялось --- это он стал другим.

Но пришёл день, когда граф повёз молодых людей в замок Ротанги. По дороге Этьен как всегда в последние дни казался рассеянным и задумчивым. Александр рассказывал занятные истории --- он хорошо всем известные сюжеты переиначивал на комический лад. Граф скупо улыбался, а оруженосцы и пажи, следовавшие позади, хохотали весело и искренне, простодушно забыв о сдержанности, но под суровым взглядом хозяина быстро умолкали, впрочем, стоило графу отвернуться, как широкие улыбки возвращались на их юные лица. Все уже успели полюбить Александра за его лёгкое сердце, за свободные, без условных церемоний отношения со всеми независимо от их положения, за простоту, в которой не было искусственности и нарочитости, а лишь одно естество.

...К вечеру вся кавалькада всадников подъезжала к главным воротам огромного замка Ротанги --- настоящая неприступная цитадель с толстыми стенами и массивными круглыми башнями, темневшими узкими прорезями многочисленных бойниц --- чтобы осаждать такую крепость нужна немалая армия, готовая к долгому, изнурительному, растянутому на года штурму.

Александр, видя представшее перед ними грандиозное величие, придержал коня и обратился к Этьену:

--- Эта крепость, видимо, шедевр фортификации, пытаться её брать, значит умереть от скуки и тоски. Представляю: целое войско, отчаявшись её взять, падёт не от оружия врага, а от непереносимой меланхолии и убийственного уныния. Ведь как подумаешь, что на эти высоченные, ну почти до неба стены надо лезть, да ещё при всём в тебя будут втыкаться острые стрелы, лететь в голову тяжёлые камни, литься на лицо и плечи расплавленная смола, то жить не захочешь. Нет, лучше оказаться тут гостем, но не врагом, тем более, что хозяйка здесь прекрасная, как говорят, нимфа. Этьен, довольно грустить и мечтать, пребывать в таком настроении опасно, особенно перед встречей с молоденькой девушкой. Берегись, а то моментально влюбишься.

--- Я пока никого не любил, --- спокойно ответил Этьен.

--- Влюбишься, и не раз, --- улыбнулся Александр, --- забудешь печалиться, станешь беспечным и, одновременно, озабоченным. Почувствуешь себя словно бы новорождённым, ибо с каждой новой любовью мы как бы опять появляемся на свет.

--- А как же вечная любовь, рыцарское служение единственной даме сердца? --- Спросил, улыбнувшись, немного повеселевший Этьен.

--- А ты влюбляйся каждый раз навеки, --- ответил Александр, --- очередная любовь как последняя, как самая лучшая, она должна быть на тот момент единственной. В этом нет противоречия: если ты истинно любишь, то веришь, что навсегда и никто больше тебе не нужен. Не важно, что проходит любовь, наступает пресыщение, главное, ты был искренен в своих чувствах, ты верил в подлинность своих устремлений быть всегда с той, которой сейчас отдано, говоря банально, твое сердце. Упивайся, погружайся целиком, утони и захлебнись в этих ощущениях, забудь, кто ты есть, если надо, умри, исчезни. Опустись, пройдя через все глубины, до самого дна и растворись в нём, добеги до края, до последнего предела и минуй, перейди его. И будешь счастлив. Ты должен осушить кубок до капли, насытиться до изнеможения, ведь смысл любви взять от неё всё. Но взяв всё, всегда желаешь чего-то ещё, непознанного, неоткрытого, и сосуд, бурля пенной влагой, переполняется по-новому, чувство возрождается и другая любовь влечёт тебя. И ты, словно в первый раз, любишь опять по-настоящему.

--- Вы поэт и философ любовного наслаждения, господин Лоэтинг, --- с лёгкой иронией произнёс граф, вмешиваясь в разговор.

--- Да, но одно наслаждение не в радость, если в сердце нет ничего и там пусто, как в кармане нищего, --- сказал Александр, --- когда в душе ничто не шевельнулось, в ней нет никакого движения по отношению к женщине, мне от этой женщины ничего не надо, пусть она и слывёт первейшей красавицей в мире. Чувство, оно ведь неожиданно и непредсказуемо, а порой абсолютно неразумно: почему нравится именно эта, которая, если посмотреть трезво, ну никак не может нравиться тебе, да и она, в общем, не очень-то и нравится, но только она и влечёт, не понятно чем и почему. Одним словом, любовь. И каждая новая избранница (правда, кем она избрана, ясно не мной) видится последней, но потом всё куда-то девается, уходит, она перестаёт тебя интересовать, и уже тянет к следующей единственной. И так, видимо, без конца.

С последними словами Александра, пройдя через широкие, с толстыми, почти как ствол столетнего дуба, створками ворота, они въехали во двор замка Ротанги. Спешившись, всадники передали коней в руки проворных слуг: гостей здесь ждали, знали, что они скоро будут. Граф и его молодые спутники, пересекли протяжённый двор и, миновав роскошно разукрашенные барельефами двери, вошли во дворец, возвышавшегося внутри крепостных стен. Сопровождаемые ловкими лакеями, гости поднялись по длинной каменной лестнице --- камни на ней были стёрты подошвами ног многих поколений рода Ротанги --- и очутились в большом, как засеянное клевером поле, парадном зале.

Александр, задрав голову и неторопливо прохаживаясь по залу, с несколько развязано-скептическим любопытством разглядывал преизбыточную, как он сразу решил, роскошь и бессмысленное (ведь ничто тут не имело практического смысла, кроме внешней ослепительной красоты) великолепие. А Этьен ни на что не обращал внимания, он смотрел куда-то в угол, в "свой" угол, там он нашёл и зацепился взглядом какую-то "свою" точку и словно бы боялся оторваться от неё: необъяснимое и вроде бы беспричинное волнение сковало его волю и раздавило обычную лёгкость настроения. Этьен не просто ждал, он определённо знал, что сейчас произойдёт самая важная встреча в его жизни.

Наконец появился молодой дворецкий и торжественно, как на официальном приёме объявил о выходе маркизы.

--- Здравствуйте, уважаемые господа, --- произнесла она с радостной интонацией, --- я очень счастлива видеть вас у себя в доме.

Граф Деблак представил молодых людей.

--- Господин Этьен, --- сказала девушка, --- мы, кажется, когда-то с вами были знакомы, в то чудесное время, что зовётся детством?

--- Да, --- без голоса ответил Этьен, --- припоминаю...

И невидимая паутинка, на которой едва держалась его воля, оборвалась: подленькая, чужая, совершенно не его дрожь пошла хозяйничать по всему телу. Он больше не мог говорить, он забыл, что делать с руками и для чего они нужны, его ноги так ослабли, что захотелось лечь на пол лицом вниз, а внутри себя он ощутил, как всё в нём провалилось в какую-то бездну, образовалась пустота, которая мгновенно начала наполняться чем-то тяжёлым и горячим.

Девушка глянула на него, улыбнулась немного неловко, но сразу же, словно мгновенно забыв, кто такой Этьен, отошла от него и, подойдя к графу, стала серьёзно, с хорошим знанием дела, обсуждать вопросы опекунства и наследства. Она тщательно, с неподдельной заинтересованностью вникала во все мелкие подробности и казуистические особенности запутанных и непростых для однозначного толкования законов, с неженской дотошностью перебирала каждый отдельный параграф и требовала точного и внятного, как сама природа, ответа. Пока она говорила, в её голосе твёрдые и уверенные интонации слышались всё явственней и громче.

А Этьен сначала обрадовался, но почти тут же огорчился, что про него забыли, он пытался выглядеть безразличным, делал, как ему казалось, обычное лицо, но его голубые глаза как-то непроизвольно, сами по себе встречались с чёрными глазами Изабель. Он быстро, слишком быстро отворачивался, и его обычно белое, с едва наметившимся румянцем на чистых, не знавших бритвы щёках, лицо пылало красным пламенем то ли стыда, то ли счастья. В один из таких моментов он встретился глазами с Александром: тот откровенно, будто уличный мальчишка, пялился на девушку и, не скрываясь, вроде бы восхищался ей и в то же время будто бы оценивал её. Этьен бросил, вернее, попытался, сердито хмурясь, бросить строгий взгляд другу, но Александр в ответ изобразил недоумённо-дурацкую гримасу, полную добродушия и веселья.

Как маленькая хищница, наигравшаяся со своей жертвой, наконец, забыла о ней, так и Изабель в секунду закончила с графом наскучившую всем беседу о делах и вдруг без перехода заговорила о большом бале, что состоится в её замке в ближайшую субботу.

--- Приглашены самые блистательные и самые знаменитые рыцари со всего света, --- сказала она, --- заявятся, так сказать, невесту смотреть, то есть меня, а значит, моя драгоценная особа окажется в центре всеобщего внимания. Наверное, это и есть подлинное счастье для молоденькой девушки... Все завидные женихи на один вечер станут моими, правда, выбрать придётся лишь единственного. Господа, я вас официально всех приглашаю, должно быть весьма забавно. Господин Этьен, надеюсь, вы не откажетесь посетить мой бал?

Этьен не стушевался и почти во весь голос прокричал:

--- Да, конечно, приеду!

--- Ну, тогда до субботы, господа, я вас жду, непременно... --- сказала Изабель на ходу, уже удаляясь.

Гости, видя, что приём окончен, покинули дворец и, сев во дворе на отдохнувших лошадей, поскакали домой. Этьен, как только они отъехали от замка Ротанги, стал ощущать, что он словно бы превращается в живой факел --- внутри и снаружи у него всё разгорелось и раскалилось до края, его мозг стал подобен расплавленному свинцу --- жаркий и тяжёлый, а сердце было тем могучим молотом, чьи страшные удары били по горячему металлу, из которого сейчас состояло его существо. Он понял, но не разумом, а инстинктом, что жизнь перевернулась, в ней появился смысл --- единственный и не проходящий смысл, из-за чего его существование превращается в бытие, он находится у той точки, где земля смешивается с небом, и персть преобразуется в твердь. Теперь он навеки связан с Изабель, чтобы он не делал, где бы не находился, будет рядом с нею или далеко от неё, нужен он ей или нет, захочет она его знать или отвергнет, он всегда станет служить ей одной. Его душа, воля, его "Я" превратятся способ поклонения ей, он навсегда забудет, что он есть как личность --- всего себя он отдаст той, что есть его любовь.

...---Как тебе юная маркиза? --- Оглушил Этьена неожиданный вопрос Александра.

--- Недурна, --- попытался как можно беспечнее произнести Этьен, но, видимо, ничего у него не получилось, так как Александр развернув коня, повернулся лицом к другу. Но глядел он на Этьена буквально две секунды, после чего, вздыбив скакуна, резко дал тому шпоры и поскакал во весь опор куда-то назад. Он зачем-то объехал всю вереницу всадников и на обратном пути, пролетая мимо Этьена, заорал:

--- Геро-ой!

И умчался вперёд так далеко, что его почти не стало видно.

VI глава.

...Этьен никак не мог дождаться назначенного дня. "Время стало..." --- мучился он. И чтобы он ни делал --- ел (лишь когда звали обедать, сам он о еде напрочь забывал), спал (если, конечно, ему удавалось иногда заснуть), отвечал на какие-то вопросы (сам Этьен не вступал ни в какие разговоры, вообще не слыша, о чём толкуют окружающие) --- он всё время думал об Изабель и даже не думал, просто всё его существо было наполнено ею. Он всюду видел её лицо, её необыкновенно глубокие глаза, её удивительно волшебные чёрные волосы, её стройную тонкую фигуру, особенно часто он вспоминал тот момент, когда она, толком не попрощавшись, стремительно уходила из зала. Этьену чудилось, что он наблюдает себя со стороны, что какой-то другой человек живёт вместо него --- лицо, руки, жесты, голос всё принадлежало ему, но это был не он, а совсем посторонний человек, занятый заботами повседневного существования, такие чуждые и ненужные ему, подлинному Этьену, который на самом деле находился не здесь, но --- там, подле неё, где они, точно связанные единой пуповиной, неотделимы друг от друга, и он никуда без неё, он это она.

"Наваждение? Я видел её не более получаса. Нельзя же влюбиться по-настоящему за такой короткой срок, --- пытался он время от времени убеждать себя, --- надо подходить ко всему с умом. Я обязан как мужчина, как воин управлять своими чувствами. Прав Александр: настроение в тот день было странное, несерьёзное, какое-то детское. Лишь увижу её, тут же стану спокойнее и рассудительней. Там на балу встречу много разных молодых девушек, появится возможность сравнивать. Будет шанс разобраться, истинно ли моё чувство. Просто Изабель стала первой встречной, как предупреждал Александр. Любая красивая девушка, будь она на её месте, так же воздействовала бы на меня. Виновата не её удивительная красота, а моя несобранность, неопытность. Второй взгляд на неё и возможность сравнения с остальными красавицами всё решат". Но эти разумные доводы забывались сразу, как только Этьен заканчивал так рассуждать, на самом деле, он беспрерывно думал о том, как и когда увидит её снова.

...В назначенный день граф не смог поехать на бал: помешали непредвиденные обстоятельства: его срочно вызвал король по неотложному делу. И Этьен и Александр поехали без него.

...Они немного опоздали и когда вошли в парадный зал дворца Ротанги, то поразились количеству приглашённых гостей, точнее, количеству присутствующих блистательных и неотразимых молодых и не очень молодых людей.

Этьен, как одинокий тополь на краю колосящегося поля, замер на пороге, не решаясь войти, не потому, что робел, но просто не желая быть среди всех, он не хотел затеряться в общем скопище и остаться незамеченным. Александру же представшее зрелище сразу показалось забавным, он, как всегда с иронией, произнёс:

--- Да тут каждый или прославленный воин, или бесстрашный победитель драконов и более мелких чудовищ, или непреклонный турнирный боец, или избавитель каких-нибудь городов и поселений от ужасных великанов и людоедов, или просто самый славный рыцарь в свете. И, наверняка, все самые лучшие танцоры, искусные музыканты и выдающиеся поэты. Мы здесь как две песчинки на берегу бескрайнего моря.

--- Никто нас не разглядит, --- пробормотал Этьен, --- как всё бездарно и наивно.

--- А кто нас должен разглядеть? --- Спросил Александр, --- кто нам нужен? ведь нам никто не нужен, кроме одного маленького человечка? А остальные существуют здесь весьма условно, можно сказать, их нет. Воспринимай всё только так, мой друг, и тебя заметят, и ты добьёшься своего...

--- Уйти невозможно. Оставаться глупо, --- сказал, почти не слушая Александра, Этьен. --- Что ты есть, что тебя нет, всё одно...

К концу бесконечного, как показалось Этьену, вечера, бродя в толпе галантных кавалеров, из которых, правда, Изабель никого не выделяла и не отмечала, он начал ненавидеть всех, а сильнее всего --- самого себя. "Зачем они здесь? Зачем я здесь? --- Думал он, --- Как мучительно и как по-детски. Я не вправе их не любить. Они не хуже меня, и чем я лучше их? Я --- один из них, я такой же, как они. У меня столько же шансов называться первым, как у каждого тут. Мы все равны. Выбирает она. Полюбит она лишь одного. Надо убираться отсюда. И как не хочется уходить. Смешно и не по-мужски..." Он уже ни на секунду не отходил от девушки и, не замечая того, по всему залу следовал за ней и слишком откровенно и бесхитростно, словно блаженный или ребёнок, непрерывно смотрел на неё. Её прекрасное лицо, где, как ласточкины крылья, брови, правильный прямой нос, слегка порозовевшие щёки, тонкие алые губы казались ему волшебными и непереносимо привлекательными, не позволяли ему отвести от себя взгляд. И когда Этьен, как игрушечная собачонка на верёвочке, тащился туда, куда направлялась Изабель, он, точно незрячий, натыкался на всех, кто попадался ему навстречу. Кого-то он не намерено толкал, не подумав извиниться, кого-то сомнамбулически обходил, а некоторых просто отодвигал, как будто то были не живые люди, а деревянные марионетки в притихшем театре. Окружающие быстро обнаружили его состояние, слишком очевидно оно проявлялось --- кто-то сочувственно подбадривал его, кто-то наоборот сыпал добродушными насмешками, а кто-то злобно язвил.

Этьен ничего не слышал, он очнулся, лишь почувствовав, что его настойчиво трясут за правое плечо. Он непонимающе, с невыразимой досадой обернулся, готовый дать отпор наглому негодяю, но перед ним стоял всего лишь его друг Александр.

--- Дорогой мой Этьен, --- сказал он, --- нельзя так открыто выражать своё обожание. Если ты таким оголодавшим щенком, который жалобным взором не отрываясь, уставился на недоступный окорок, подвешенный под потолком харчевни, будешь глядеть на женщину, она станет презирать тебя, начнёт смеяться над тобой, она живо потеряет к тебе интерес, а если окажешься настойчивым и не бросишь так пялиться на неё, то возненавидит тебя. Женщина должна знать и видеть твою силу, твоё превосходство над ней, твоё, если хочешь рыцарское достоинство. Действуй как мужчина, действуй в отношениях с ней, как в бою, вообрази, что ты на поединке, считай, что перед тобой враг, только враг, которого любишь, но его тоже необходимо победить и покорить. Женщина, признав в мужчине верховенство победителя, ощущая его силу и мощь, с радостью покоряется и сдаётся ему. И тогда взаимное наслаждение станет вам наградой, вы оба непременно достигнете, как считается, бесконечного счастья.

--- Что я должен предпринять? --- Устало спросил Этьен, --- взять её приступом, пленить и увезти? Я не обладаю искусством обольщения. Да оно тут бессильно, ведь моя твердыня рухнула первой. Красота Изабель оказалась самым разрушительным тараном. Я давно повержен, она тот враг, против которого всё бессильно. Я слабею только от одного её вида.

Он смолк и, постояв с полминуты без движения, словно механическая кукла с закончившемся заводом, повернулся и, как лунатик, подошёл к девушке, стоявшей на несколько шагов поодаль ото всех.

--- Госпожа Ротанги, --- произнёс Этьен слова, падавшие, будто тяжёлые камни, --- я хочу вам признаться: я ваш униженный раб. Я не умею говорить красиво, скажу прямо: я вас люблю.

Он думал ещё что-то добавить, но не знал, что и остался стоять на месте.

--- Господин Этьен Планси, --- громко сказала Изабель, --- вы так похожи на молоденькую девушку, такой же тоненький, светленький и нежненький. Подружками будем?

И она, задорно рассмеявшись, побежала прочь из зала, и её звонкий смех не скоро стих где-то в глубине коридоров огромного дворца.

VII глава.

...--- Чем ты так развеселил прекрасную хозяйку замка? --- Спросил Александр друга, когда они неторопливым шагом ехали обратно, --- она так искренне и простодушно хохотала, что даже не представляю, что такого можно было ей ляпнуть. Я знаю, чем рассмешить юную девушку, но никто столько не смеялся над моими шуточками. Открой секрет, пожалуйста.

--- Я признался ей в любви, --- негромко ответил Этьен.

--- Как, прямо так сразу откровенно и сказал? --- Удивился Александр, --- вот почему ей вдруг стало так необыкновенно весело, и поэтому она так стремительно убежала.

--- А знаешь, что она ответила? Нет, не стоит говорить, стыдно... Стыдно слышать такие слова рыцарю, --- сказал Этьен.

--- Я, кажется, догадываюсь, --- добродушно усмехнулся Александр, --- она, видимо намекнула, нет, не просто намекнула, а напрямую сказала какие у тебя нежные, почти девичьи черты лица. Так знай, мой друг, ты ей очень понравился, она небезразлична к тебе, иначе, следуя этикету, промолчала бы и холодно отвернулась...

--- Но почему она тогда смеялась надо мной?

--- Характер у неё такой, --- задумчиво сказал Александр, --- если бы ты её игнорировал, проявлял бы к ней полное наружное равнодушие, относился бы к ней как к несуществующему, ничего не значащему для тебя предмету, то тогда б она сама бы стала добиваться твоего внимания, начала бы бегать за тобой и, как маленькая трясогузка, попалась бы в твои невидимые силки. Эта девица не так проста, она, похоже, любит действовать наперекор, всё старается делать по своему, то есть в обратную сторону, наверняка она предпочитает путь сопротивления, то, что ей предлагает судьба, желает повернуть по-иному, причём, не обязательно, во благо себе или кому-то ещё, лишь бы вышло не так, как предлагают данные обстоятельства, и не важно, хорошо ей будет или плохо. Этьен, то, что она тебе по неосторожности сказала --- а эта была именно откровенная неосторожность с её стороны --- заставит её, понимай буквально, мстить тебе --- мстить за то, что ты своим видом вызвал у неё искрение проявления, ведь она почти проговорилась, не случайно, быстро опомнясь, попыталась всё повернуть в шутку, хотела прикрыться глупым смехом, но получилось плохо и не убедительно, поэтому и сбежала. Теперь она начнёт мучиться сама --- правда ты этого не почувствуешь, и начнёт мучить тебя --- вот это ты точно ощутишь до предела. Хочешь, чтобы она стала твоей, забудь о ней, терзай её сам своим невниманием, и она, как поют менестрели, ляжет к твоим ногам.

--- Александр, мне ничего от неё не надо. Лишь бы она была. Какая есть, с характером или без него, злая или не очень, умная или глупая --- она всякая моя. И не важно, нужен я ей или нет, владею я ей или нет, презирает она меня или любит. Всё едино, я всё перенесу. Я уже благодарен судьбе за то, что узнал Изабель.

--- Существование на краю пропасти, --- сказал Александр, --- вот к чему ты себя готовишь. Жутко беспрерывно находиться там, откуда в любой миг можешь упасть. Стезя смерти и отсутствие надежды вот твой удел, если не обратишь всё вспять, по-своему. Ты обязан быть тем, кто ты есть.

--- А я и есть такой, какой есть. Я всё приму, чтобы меня не ждало.

--- Хорошо... --- Устало произнёс Александр и после некоторого молчания продолжил, --- Этьен, помнишь ту девушку, возле которой я провёл половину вечера? Впрочем, зачем спрашивать, ты, кроме Изабель, никого и не замечал. Ну не страшно. Так вот, та девушка кузина Изабель, её троюродная, кажется, сестра, и зовут её Матильда. Она рассказала весьма интересные подробности о своей любимой сестрёнке. Изабель прекрасная наездница, она с раннего детства не вылезает из седла, лошади её страсть, но ладно бы она просто ездила верхом, так она ещё отлично владеет разным рыцарским оружием: она удивительно метко стреляет из лука, знает, как обращаться с облегчённым копьём, уверенно фехтует специально выкованными под её руку мечами. Изабель --- хрупкая вроде бы девушка --- заказала под свою фигуру настоящие полные доспехи и частенько, надев их, гарцует по дорожкам обширного, превращающегося постепенно в лес, парка замка Ротанги. Ей в мужском одеянии удобнее, она ощущает себя в нём гораздо свободнее, нежели в женском. А мысль о банальном замужестве, предназначенное ей как единственное постижение себя в качестве личности, представляется ей невозможной и противоестественной. И всё-таки, Этьен, ты прав, она нечеловечески обворожительна и потрясающе красива... Может, правда, носик чуточку длинноват... впрочем, дело вкуса.

VIII глава.

...Вернувшись домой, Этьен не знал куда себя деть, чем занять своё, ставшее таким чужим тело. Ночью он не думал о сне, пытался пару раз прилечь, но мысли об Изабель разбивали точно кузнечным молотом плоть его расплавленного мозга, и Этьен, будто выброшенный из катапульты, вскакивал со смятой постели и начинал быстро ходить по комнате. Так он, несмотря на чудовищное переутомление, и проходил всю ночь, иногда садясь прямо на пол или на край большого дедовского кресла и, почти не умолкая, что-то --- иногда во весь голос, иногда переходя на малопонятный шёпот или на невнятное бормотание --- говорил, словно кому-то что-то объяснял и доказывал. Время от времени он начинал громко смеяться, но потом, резко обрывая смех, затихал, и, после нескольких секунд благостной тишины, раздавался тяжёлый глубокий вздох.

И как только робкий день, едва предварённый неторопливым утром, привычно вернулся на остывшую под скудным лунным светом землю, Этьен сам разбудил непроспавшихся конюхов и приказал им седлать коня. Они, хоть и полные удивления и недоумения --- такого никогда прежде не было, чтобы в этакую рань подниматься --- ловко, без задержки справились со своими обязанностями. И когда конь был приготовлен, Этьен запрыгнул в седло и, никому не сказав, куда едет, дал коню шпоры и, как на скачках, стремительно, во весь опор поскакал прочь из замка.

Два сумасшедших часа, не давая отдыха ни себе, ни своей лошади, он гнал вперёд, позабыв следить за тем, куда несёт его дорога, холодный, как недруг, встречный ветер бил ему по лицу, но внутренний жар тела был настолько силён, что Этьен совсем не чувствовал воздействия этого ветра. И лишь когда, почти вконец загнанный конь стал сбиваться, переходить на шаг, переставая понимать команды хозяина, всадник, сбавив ход, бросил поводья, дав животному идти свободно. Чуть поостыв и на самую малую долю придя в себя, Этьен наконец ощутил слабый оттенок покоя, и, словно бы открыв по-новому глаза и осмотревшись, он вдруг понял, что заехал, сам того не осознавая, в тот самый больше похожий лес парк, что разросся за замком Ротанги. Радость, как молодое осеннее вино, вспенилась в его жилах, он был счастлив от того, что ехал по тем тропинкам и дорожкам, где совершала, облачённая в доспехи, свои конные прогулки Изабель.

"Может быть, она сейчас встретиться мне, --- размышлял юноша, --- не знаю, что ей говорить. Но зачем говорить --- увидеть бы только... Пусть она говорит, пусть даже смеётся надо мной. Может через смех мы и сблизимся. Прав ли Александр, что она не равнодушна ко мне или он всё придумал, чтобы утешить меня? А на самом деле я ей никто? Узнать бы определённо, но как?"

Тропинка, по которой двигался всадник, пошла в сторону, огибая небольшой, как он смог разглядеть, валун, торчавший из земли наподобие гигантского гриба с белой шляпкой. Этьен пустил коня быстрее и, основательно, как он рассчитал, разогнавшись, дал тому команду перепрыгнуть препятствие, и сильно уставший жеребец хоть и подскочил резво вверх, но не достаточно высоко --- задев копытом криво выступавшую шишковатую верхушку камня, он судорожно дёрнулся, попытавшись подтянуть ноги, но было поздно, и, сипло всхрапнув, конь вместе с всадником рухнул на мягкую лесную подстилку. Земля перевернулась и на мгновение стала на место неба, синевшим в просветах между верхушек неприветливых дубов, Этьен ощутил сильный удар, и всё разом потемнело и куда-то пропало.

...Очнулся он, лёжа в чём-то мягком, приятном, голова сильно болела, но телу было уютно и хорошо, как в детской колыбели. Он приоткрыл веки --- никогда Этьен не думал, что такое простое действие может стать таким сложным --- всё вокруг выглядело незнакомым и новым. Даже запахи были особенные, неожиданные и удивительно приятные. Комната, насколько он смог увидеть, казалась небольшой и совсем непривычной по внутреннему убранству: жилища, в которых он проводил дни своей жизни, отличались скудным обустройством, в них помещалось только то, что необходимо для нормального существования без претензий на роскошь.

--- Господин рыцарь, --- раздался ласковый девичий голос, --- вы пришли в себя? Ой, как хорошо...

Этьен чуть повернул голову, и какие-то тиски словно бы сдавили её с висков, а на глаза нахлынул странный чёрный туман, почти его ослепивший. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем мутное марево рассеялось, и из него, как воплотившееся видение, перед Этьеном появилась полненькая, очень миловидная девушка с немного глуповатой улыбкой на лице.

--- Где я? --- Едва слышно произнёс раненый.

--- Вы нашем замке... замке Ротанги, --- радостно сказала девушка.

--- А вы кто? --- Спросил уверенней Этьен.

--- Я Элли, служанка госпожи маркизы, --- сообщила девушка, --- сегодня утром госпожа выехала как обычно на прогулку, она частенько любит одной верхом гулять по парку, она ведь вообще больше предпочитает лошадиное седло какому-нибудь удобному креслу, и быстрая скачка ей приятнее спокойному сидению на месте за вышивкой там или каким ещё рукодельем. Так вот, как она рассказывала, ехала она по хорошо ей знакомой дорожке и вдруг на её пути, раскинув руки по сторонам, лежите вы, господин, а рядом бьётся в судорогах и хочет встать бедный конь. Как потом выяснилось, он сломал две или три ноги, и его пришлось забить. А вас... видели бы вы госпожу, какая она прилетела в замок, чтобы взять людей и привезти вас, она казалась такой встревоженной, обеспокоенной, какой её никогда не знали, но распоряжалась она быстро и жёстко, никто и не подумал мешкать, сразу те, кто должен был, двинулись за в дорогу, взяв длинные дроги, а во главе всей процессии --- госпожа --- такая бледная, красивая и необычная. В общем, привезли вас, господин рыцарь, в замок, вы были совсем без сознания и казалось, как все думали и говорили, что наверняка умрёте, вы казались слишком слабым, почти не дышали, и госпожа, выглядела такой расстроенной, что ей хотелось плакать, а она ведь никогда не плачет, насколько я её помню, а помню я маркизу с детства. Но наш старый лекарь, осмотрев вас, заявил, что организм молодой, крепкий, кровь не застаивается и с великой силой течёт по жилам, и вы обязательно поправитесь, просто надо полежать.

--- Сколько времени я так лежу?

--- Да почти весь день, --- ответила служанка, --- уже вечер, скоро ужин.

--- А госпожа заходила сюда? --- Спросил Этьен с надеждой.

--- Мне запретили говорить, но если честно, то да, --- сказала широко улыбающаяся девушка, --- только не выдавайте меня Изабель, то есть моей госпоже, а то она рассердится.

--- Она говорила что-нибудь обо мне? --- опять спросил Этьен.

--- Ну да, объясняла, как надо обращаться с беспомощным молодым человеком, как за ним, то есть за вами, ухаживать...

--- И больше ничего? ---Настаивал Этьен.

--- Ничего, --- ответила Элли и отвела глаза в сторону, --- ой, я же вам не сказала: у нас тут в замке ваш друг, господин Лоэтинг. Госпожа послала слуг в Планси сообщить, что вы упали с лошади, а она вас спасла...

--- Так и заявила, что она спасла?

--- Ну, может не такими словами, но по смыслу так...

--- Хорошо, позови господина Лоэтинга.

Легконогая служанка малиновкой выпорхнула из комнаты, и через минуту туда вошёл Александр:

--- Как наше самочувствие, господин воздыхатель? --- Весело спросил он.

--- В целом ничего, но голова что камень, --- сказал Этьен.

--- А на сердце пламень? --- иронично добавил Александр.

--- Да, я в её замке, --- тихо и серьёзно произнёс Этьен, --- она совсем близко, где-то рядом, может, стоит сейчас за той дверью. Или поднимается по лестнице, ведущей к моей комнате. Или ходит по длинным коридорам...

--- Ходит, бродит, ест и спит, со служанкой говорит... Между прочим, о тебе, мой драгоценный друг.

--- Тебе всё кажется смешным и несуразным, --- спокойно сказал Этьен, --- а я вот валяюсь, как какой-то увалень, а сам жду её. Думаю, когда она войдёт, как вести себя, какие слова подобрать, и смогу ли я вообще говорить. Я до изнеможения желаю видеть её и панически боюсь её появления. Нет, это не страх, это счастье, замешанное на ужасе.

--- Ужасное счастье, --- без иронии сказал Александр, --- не волнуйся, слово за слово, и дело наладится, не заметишь сам, как беседа захватит тебя, и ты забудешь думать про свой страх, он скоро и незаметно растворится в воздухе, как пар над котлом. Главное, умоляю тебя, не кричи ей о своей любви, управляй собой и своими чувствами, кажись сильным и снисходительным, не позволяй слабости брать верх над твоей волей. Иначе не избежать тебе унизительного женского презрения, запомни, в противостоянии мужчины и женщины мужское начало обязано преобладать над женским, только тогда появляется подлинная гармония и правильное соотношение сторон, таков закон естества.

--- Ты снова любовь сравниваешь с битвой, --- улыбнулся Этьен.

IX глава.

Несколько пустых дней он провалялся в мучительно-душной постели, и ни разу за все эти дни маркиза не заходила к нему, по крайней мере, пока он бодрствовал, но Этьен не мог знать, что происходило в тишине его комнаты когда он спал, точнее, забывался на какое-то время, словно бы ухнув в тёплую мутную воду застоявшегося пруда,. "Может, она и забегала, да я не видел. Элли всё время при мне, следит за мной и стоит мне закрыть глаза, как бежит докладывать хозяйке, что я сплю, будто караульный? И тогда она приходит и сидит возле моей кровати. Фантазии... Я ей не нужен, она просто исполняет долг милосердия по отношению к больному. А ко мне как к человеку у неё нет никакого интереса. Случись другой на моём месте, было бы то же самое?"

Александр, с которым мнительный Этьен делился своим сомнениями, пытался разуверить друга, напоминая ему о сложном характере девушки и её неестественной, придуманной из ложного чувства противоречия гордыни. Поэтому она сама никогда к нему не придёт, утверждал Александр, как бы ей этого не хотелось, но идти к ней первому Этьену тоже нельзя, надо держать её, как держит хищник жертву, на определённом расстоянии, не отпуская далеко, но и не приближаясь к ней вплотную, необходимо выбрать момент, когда жертва напряженным и долгим ожиданием будет готова к любому исходу, лишь бы наконец всё кончилось бы и хватать её крепкой рукой, не выпуская на волю. Мужчине, как любому охотнику, нужно оставаться терпеливым и расчётливым.

Этьен не разбирался, да и не хотел разбираться в тонкостях девичьих причуд. Он --- страдал и ждал, как скоро, он избавиться от проклятого головокружения, при каждой попытке приподняться и сможет покинуть ненавистное ложе и пойти самостоятельно как нормальный человек.

И на четвёртый день, ранним утром он встал: в ногах ещё была лёгкая слабость, но голова казалась ясной и почти не болела. Этьен сделал пару шагов, отпустил руку поддерживающего его Александра, прошёл немного сам и решительно произнёс:

--- Всё, я больше не лягу. Довольно, належался. Идёмте, выйдем на свежий воздух.

Он пошёл вперёд, чуть покачиваясь, и каждым следующим движением двигался всё увереннее. Александр и служанка Элли шли следом, если что, помочь, но Этьен уже успел забыть о них, и, чем дальше он шёл, тем более был твёрже в походке и свободнее в жестах и становилось ясно, что теперь он не нуждается ни в чей помощи. Они вышли из дворца на заднем дворе, где рос маленький и очень ухоженный сад, полный многочисленными цветами всех возможных видов. На одной из его скамеек сидела Изабель и читала какую-то толстую книгу. Она подняла глаза и, как показалось Этьену, предельно холодно посмотрела на него.

--- Как ваше самочувствие, господин Планси? --- Без интонации спросила она.

--- Моё самочувствие прекрасно, --- сказал Этьен, сдерживая внутреннюю дрожь.

--- Что ж, я рада за вас, --- сказала маркиза, опуская взгляд в книгу.

--- Я отлично понимаю, что чужой вам человек и вы абсолютно безразличны ко мне, --- произнёс Этьен после некоторого молчания, --- но выслушайте меня...

--- Что? --- Рассеяно спросила Изабель, --- выслушать вас? Вы читаете стихи или поёте песни? Вы сочинитель?

--- Нет, я о другом...

--- О другом? А другого не надо, --- насмешливо сказала девушка, --- я люблю хорошую поэзию, красивую музыку и ничего больше. Или вы интересуетесь судьбой своей лошади? Так она бедняжка издохла, причём, раньше времени, а могла бы скакать и скакать, видно всадник ей попался не слишком умелый.

--- Нет, госпожа маркиза, --- ответил молодой человек, --- я не о том. И вы достаточно умны, чтобы не понимать, о чём я хочу с вами говорить. --- Земля под ногами Этьена стала подвижной, он чувствовал, что скоро не сможет стоять прямо и ему придётся искать опору, и чтобы долго не мешкать, он выпалил, --- я говорю серьёзно...

--- Серьёзно, --- сердито перебила его Изабель, --- а что, по-вашему, я тут болтаю всякие глупости? Вы считаете, если я молодая девушка, то и могу нести только разную пустую чепуху и ничего незначащий вздор. Слишком вы о себе возомнили, и не вы один, а все мужчины, какие есть на свете. Вы бы хоть попридержали в себе это ваше мужское высокомерие по отношению к "слабой", как у вас принято считать, женщине. Вы, господин Планси, отвратительно воспитаны.

Она резко поднялась со скамейки и, метнув в Этьена злой взгляд, сквозь сильно прищуренные глаза, произнесла громким шёпотом:

--- Прощайте. И, конечно, выздоравливайте.

И стремительно, будто в быстром танце, развернулась и убежала, бросив ненужную книгу валяться забытой на скамье.

X глава.

Назавтра, уже ближе к вечеру в комнату к Этьену зашла Элли и отвела его в большую гостиную, где уже собрались хозяйка замка, её кузина Матильда, Александр и ещё два неизвестных молодых человека. Этьену их тут же представили, но он мгновенно забыл навсегда их лица, имена и титулы. Его усадили в глубокое и очень уютное кресло, где он смог расслабиться телом: приятные ощущения действовали умиротворяюще. Но... то был не Этьен: не он сидел сейчас в кресле, а тот, кого принимали за него, отобразившего его подобие с совершенной точностью, а он сам каким-то особым внутренним зрением наблюдал за всем непонятно откуда, и присутствовал не там, где все видят его, а там, где никого нельзя увидеть. Ему казалось, что везде --- на потолке, на стенах, в углах, в самом воздухе обширной гостиной --- находились его глаза, и всё, что происходит, он мог рассмотреть идеально чётко и подробно. И свою телесную оболочку Этьен воспринимал как нечто чужое, неживое и плоское, словно её поместили не в пространство большого помещения, а на нарисованную на мраморном полу ярко раскрашенную картинку.

Изабель, тем временем, взяла в руки лютню и запела новую балладу, сложенную ею самой по старинной легенде о Ключе Любви и Великом Мече Победы. Она пела вдохновенно, было заметно, с каким удовольствием пелось ей, её невысокий голос --- глубокий, хотя и не достаточно громкий --- перебирал все оттенки интонаций: она точно знала, как надо петь, чтобы смысл песни дошёл до ума слушателей, а красота её мелодии --- до их сердец.

--- Красивая легенда, --- вздохнув, томно сказала Матильда, когда её кузина закончила.

--- Нет, это не легенда, --- строго произнёс один из безымянных молодых людей, --- Великий Меч Победы и Ключ Любви существовали в действительности. Правда и то, что Великий Воин, владевший и Ключом, и Мечом установил повсюду тысячелетнее царство мира, покоя и справедливости. Пока он, бессмертный, в качестве вечного дозорного объезжал все земли, населённые людьми --- и не важно, какое государственное устройство имелось там --- везде поддерживал порядок и гармонию. Великому Воину никто не мог противостоять, он в одиночку играючи расправлялся с любой армией, сколько бы она не насчитывала солдат, всё благодаря волшебному свойству Меча: стоило Воину достать Меч из ножен и поднять его над собой, как враги, вышедшие на битву с ним, начинали поражать самих же себя своим же оружием: пущенные стрелы разворачивались в воздухе и втыкались в тех, кто ими выстрелил, копья неожиданно ломались и сломанной частью входили в тела своих ничего не успевших понять владельцев, мечи непостижимым образом разворачивались в руках и несчастные воины одним ударом отрубали собственные головы. Поэтому, со временем прекратились мелкие междоусобицы и большие войны, ибо нет смысла воевать, если исход сражения всегда один --- поражение; сильные и могущественные теперь не притесняли слабых и немощных, ибо притеснителя неминуемо ждало возмездие, зло и неправда отступили в небытие, а власть --- в какой бы форме она не проявлялась --- стала мудрой и незаметной, ибо если влияние власти не ощущается, то подданные счастливы, а правители спокойны. А благодаря Ключу Любви в душах людей, попадавших под его воздействие ничего не оставалось кроме стремления к добру и любви к ближнему. Правда, с годами влияние Ключа ослабевало, если Воин долго не появлялся, но как только он приходил, то всё возвращалось к прежнему мироустройству. Из-за этого бессмертный Воин, никогда не покидая седла, постоянно и нескончаемо пребывал в дороге, единственная страна, куда он не сумел проникнуть --- Чёрное Королевство Безвременья. Оно находилось внутри естественного кольца, возникшего из высоких скалистых, с очень крутыми склонами, без малейшего просвета гор, войти внутрь можно было только через подземные ходы, и не каждому, а лишь тому, кто знал заклинание, составленное из ста слов давно забытого языка. А Воин не знал заклинания, а прорваться силой, когда на пути не вооружённые люди, а массивные железные ворота невозможно никому: сила слова здесь оказалась действенней силы оружия. В Чёрном Королевстве властвовала прекрасная и волшебная Гинора, как гласит предание, черты её лица казались настолько совершенными, что многие, узрев их, обретали веру --- веру в абсолютную красоту. Всем хотелось служить Гиноре, её колдовскому, совершенному облику, и таким образом, они лишались воли и способности здраво мыслить, и она, пользуясь этим, уводила их в свою страну, пополняя её подданными. Но не каждому она показывала своё лицо, только тем, кто ей нравился, и чтобы быть неузнанной она не снимала с лица чёрного покрывала. И вот Великий Воин ей приглянулся --- он никогда не надевал маски, не опускал забрала и всегда ездил открыто --- и Чёрная Королева, сбросив покрывало, предстала перед ним во всём бесстыдном откровении своей колдовской прелести, и Бессмертный Воин впервые за тысячу лет влюбился. Нет, он не пошёл за ней в её Королевство Безвременья --- его воля хоть и ослабла, но не на столько, чтобы превратиться в бесхребетную тряпичную куклу --- он всегда помнил, кто он есть и что он значит для мира людей. И забыть прекрасную Гинору он тоже не мог, и из-за этого Воин перестал быть цельной и неделимой личностью: в нём родился Великий Любовник --- полная его противоположность. Любовник не желал быть для всех, он желал знать исключительно одного себя, слившегося со своей любовью, и ему не было дела до всего остального: только она --- его любовь стала смыслом его жизни. Но иногда внутри него, после непростой и мучительной борьбы снова возрождался Воин и брал верх над Любовником, и он, бросив Королеву, по-старому пускался в странствия по миру, где в его отсутствие, зло, неправда и насилие, как прежде, становились главными силами в отношениях между людьми и странами: воздействие Ключа Любви прекращалось, пока его владелец был Любовником. Воин раскаивался и пытался как можно быстрее восстанавливать утраченный порядок, и с каждым разом это становилось всё сложнее и протяжённее по времени. А его возлюбленная, уставала каждый раз утомительно долго ждать возвращения своего любимого, и в тот момент, когда он пришёл к ней в привычном ей образе Любовника, она ласками выведала тайну Ключа Любви, и чтобы он никогда больше не покидал её, выкрала Ключ и спрятала его за Чёрными Горами в своём Королевстве. А без Ключа Воин, оставшись непобедимым, утратил бессмертие, он превратился в обычного смертного: его время пошло, как у всякого человека, возраст вечной юности, в котором он пребывал, скоро сменился зрелостью, а затем, как положено, старостью. Он молил прекрасную Гинору вернуть ему Ключ --- не ради себя, ради людей --- она лишь смеялась в ответ, особенно, если слышала про людей, она не верила, что кроме как для себя, ни один человек не будет радеть и стараться. А когда Любовник стал выглядеть значительно старше своей возлюбленной, она вообще укрылась за Чёрными Горами и навсегда забыла о его существовании. А Великий Воин помнил всегда, что он --- Воин и без устали, не зная отдыха, продолжал повсюду при помощи Меча поддерживать порядок, ему подчинялись, его боялись, его ненавидели, ибо теперь не любовь стала основой порядка, но страх. Пришло время, и одряхлевший Воин, как простой смертный, умер, и с ним исчез Меч Победы, никто не знал, куда он исчез, многие искали, но тщетно. А прекрасная Гинора ненадолго пережила своего возлюбленного: в Чёрных Горах случилось страшнейшее землетрясение, и горы подверглись почти полному разрушению, Королевство Безвременья погибло под обломками скал, а с ним сгинула и Чёрная Королева. Среди развалин нашли огромный чудовищно разросшийся в размерах Ключ Любви, не потерявший свойства притягивать к обладателю Ключа поклонников. Владелец Ключа может любого, кого пожелает, заставить любить себя, сделать его своим покорным рабом, полностью подчинив его волю и поработив душу. Правда, Ключ, когда-то бывший небольшим, величиной с женскую ладонь сейчас колоссален по своим формам --- его с трудом поднимают шесть здоровенных силачей.

--- Вы произнесли "сейчас"? --- Переспросила Изабель, --- он что, сохранился до наших дней?

--- Конечно. Он в собственности барона Эсхита. Да, и ещё, как принято считать, при помощи Ключа Любви возможно обрести Меч Победы. Только как обрести то, чего нет, не знает никто: Эсхит уже несколько лет хранит Ключ в своём замке, но что делать, дабы найти Меч он не понимает...

--- Эсхит? --- Сказал Александр, --- странный, загадочный барон.

--- Об Эсхите мало что известно, --- добавил второй безымянный молодой человек, --- например, он не отмечен ни в одном списке участников турниров за последние 15 лет, он не числился в составе ни в какой, даже самой малочисленной армии, его никогда не видели участником какого-либо сражения. Он как будто удалился от мира, но отшельником назвать его нельзя: за те годы, что он обладает Ключом, он сколотил небольшой, в сотни три отряд молодых искателей приключений, в основном младших сыновей больших родов, не имеющие прав на наследство и поэтому жаждущих ратной славы. Видимо, они попали под воздействие силы Ключа Любви...

---Господин Планси, --- раздался слегка осипший голос Изабель, --- вот вам рыцарский подвиг: добудьте Ключ Любви, отнимите его у барона Эсхита. И тогда, благодаря волшебному Ключу, все девушки, какие захотите, станут вашими.

Этьен молчал: нужные и лёгкие слова ускользали от него, как маленькие прозрачные рыбки в быстротекущем ручье, а звучание собственного голоса казалось мучительным и чужим.

--- Господин Планси, --- вступил в разговор Александр, --- ещё не оправился от последствий падения, он пока не совсем хорошо владеет собой.

--- Лошадью Господин Планси владеет ещё хуже, --- сказала Изабель, --- наш доблестный рыцарь в совершенстве изучил лишь одно искусство --- искусство тягостных вздохов.

XI глава.

Старая знакомая --- безликая, как небелёное полотно, бессонница разделила с ним следующую ночь, измученный её назойливым присутствием, он, как только стало светать, сбежал из застойной духоты маленькой комнаты в прохладу утреннего сада. Этьен решил, что сегодня же уедет домой, он уехал бы прямо сейчас, ни с кем не прощаясь, но не мог же он уйти пешком, и ему оставалось только досадовать на себя, что ещё вчера не догадался послать слугу в Планси за лошадью, а брать животное из конюшни негостеприимной хозяйки замка представлялось ему постыдным и унизительным, сдаваться, выказывая позорную слабость, недостойную настоящего рыцаря он больше не желал, итак достаточно насмешек и презрения получил от прекрасной маркизы Ротанги. Он установил для себя, что общаться с ней, видеть её, думать о ней он никогда больше не станет.

Этьен, совсем отрешившись от понятия времени, бродил среди старых деревьев, когда ненавязчивая усталость слегка овладела его телом, он понемногу начал успокаиваться. В дальнем конце сада ему попалась на глаза уютная беседка, густо заросшая молодым плющом. Он заглянул внутрь --- оттуда повеяло сумеречной свежестью, а едва слышимый шелест мелких листочков отдалённо напомнил ему гул роя лесных пчёл, летящего где-то не близко за толстыми стволами деревьев. Он, не ступив даже на порог беседки, обошёл её с обратной стороны --- там росли три густых и невысоких куста шиповника: два чуть поодаль друга от друга, как раз совпадая с краями живых стен беседки, а третий --- точно посередине между двумя первыми, но не вплотную, а немного на расстоянии, из-за чего за кустами и задней стенкой беседки образовалась крошечная полянка. Этьен, заметил её, глянув поверх листьев, и, сам не понимая зачем, прошёл между кустами сквозь неплотно переплетённые ветви и лёг на невысокую зелёную траву, оказавшись полностью скрытым от взоров тех, кто шёл бы по тропинке мимо беседки. Одни только пролетающие сверху птицы могли видеть лежащего человека с широко раскрытыми глазами.

...Он лежал и смотрел на чистое, без единого клочка или обрывка какого-нибудь одинокого облака, небо, его однородная синева притягивала непостигаемой глубиной, хотя Этьен понимал, что дном той бездны, которая есть небо, служит земля, где он --- ничтожный и бессмысленный --- существует, поглощённый вселенски важными, как ему кажется, заботами. "Вот так бы и лежать тут всю жизнь, --- думал он, --- погружённый в личный покой, в отрезвляющей тишине. Без движения, без мыслей, без чувств. Ничего не нужно более, всё, что нужно --- здесь, в пределах этого маленького кусочка земли. Здесь я --- всё".

Но тишину как-то незаметно разбавили сначала отдалённые, а потом более явственные, совершенно ненужные звуки торопливых шагов и женских голосов. Этьен попытался быстро встать и незаметно уйти, или даже, пусть будет это выглядеть смешно, потихоньку уползти, или как-нибудь колдовским образом просто исчезнуть. Но он сразу же понял, что стоит появиться из кустов, как ему просто некуда будет деться, он не сумеет остаться незаметным. А голоса слышались уже совсем близко, словно они говорили не только между собой, но и с ним тоже.

--- Зайдём сюда, --- он узнал резковатый, жёсткий, с лёгкой сипловатостью голос Изабель.

Этьен сообразил, что собеседницы зашли в беседку и сели буквально возле него --- их разделяла лишь тонкая плетёная перегородка, увитая плющом. "Я подслушиваю?! Надо выйти. Но как? Я же не могу невидимкой пройти по дорожке, в какую бы сторону я не пошёл. А если полезу через заросли кустарника, они услышат шум и выйдут поглядеть, что там шуршит. Они меня узнают и со спины. Смеяться, наверно, потом станут до вечера. А Изабель вообще возненавидит меня. Уничтожит, как нечистое и отвратительное насекомое. Станет думать обо мне как о самом подлом и бесчестном человеке. Лучше бы они скорее ушли. Сами..."

Он так и не придумал, как исчезнуть незаметно, а разговор, видимо начатый ещё по дороге, продолжался с полуслова:

--- Изабель, --- Этьен угадал мелодичный голосок Матильды, --- он же любит тебя по-настоящему. И ты, чего не скроешь, тоже испытываешь к нему чувства. Брось противиться тому, что предназначено тебе природой, это неправильно и жестоко --- жестоко по отношению к нему и к себе самой. Зачем вам обоим мучиться неизвестно из-за чего, ведь погубишь любовь?

--- Не произноси таких пустых и глупых слов: чувства, любовь, --- рассерженно ответила Изабель, --- нет никакой любви. Она --- предмет литературы. И всё. В романах, в песнях и стихах она да, приятна и необходима. В жизни --- любовь лишняя. В жизни нет её. Точнее, не должно быть: мешает только. Мешает казаться нормальным человеком. Мешает просто быть человеком. А не какой-то там женщиной.

--- Неправда! Как может любовь и взаимные чувства кому-то мешать, ведь это естественно, если люди нравятся друг другу? А то, что ты женщина, так это же прекрасно. И не надо злиться, ты же не сможешь изменить свою природу. А каждая женщина, девушка когда-нибудь влюбляются, рано или поздно ты должна была встретить своего мужчину. Вот ты и встретила Этьена... Изабель, ты просто предназначена ему, а он тебе. Признайся хотя бы себе...

--- Признаться? Матильда, ты хочешь признания? Так слушай: да, этот треклятый Этьен Планси словно наваждение. Когда его нет рядом, и нет никакой возможности смотреть на него, я до обмирания души желаю видеть его. Кажется, не появись он сию минуту, сойду с ума или впаду в чёрную меланхолию. Его образ имеет странную, непонятную власть надо мной. Скажи, это нормально? Я не хочу быть зависимой от каких-то там чувств. Я обязана сама управлять всем тем, что я есть, что на самом деле я представляю себя как человек. Моё противодействие, скорее противодействие не ему, как другому, но тому другому, точнее, той другой, которая сидит во мне и которая мне ненавистна. Она существует как бы помимо моей воли. И я намерена избавиться от неё. Я не желаю быть зависимой ни от кого, даже от самой себя. Всё должно быть подчинено только моей воли и моему разумному желанию. А не каким там природным инстинктам, пусть даже и моим собственным. А значит, этот Этьен никогда и ничего, кроме злой издёвки и язвительной насмешки не услышит от меня.

--- И тебе его не жалко, Изабель?

--- Нисколько. Он имеет необъяснимую власть над всем моим существом и ничего не сделал для того, чтобы эта власть была. Она как бы сама исходит от него. Я ненавижу его, но больше --- себя. За то, что с трудом справляюсь со всем этим. Но ведь как-то надо справляться. Поэтому, я уничтожу его, или он поработит меня. И иного пути я не знаю. Никогда ни один мужчина не станет главной целью моей жизни. И почему, Матильда, он не влюбился в тебя, вы были бы идеальной парой...

--- А я бы не прочь, он такой красавчик...

--- Гусыня ты. Выйдешь замуж, нарожаешь с десяток детишек. Вот и вся твоя судьба и твоё женское счастье.

--- А что здесь дурного, Изабель?

--- Я как представлю себе: большое семейство, куча детей, замкнутый мирок, где всегда одно и то же. Тоска. И почему девушке надо обязательно выходить замуж и во всём зависеть от мужчины? Почему нельзя оставаться навеки свободной и распоряжаться своей судьбой самостоятельно?

--- Родилась бы ты мужчиной...

--- Чего зря говорить. Ладно, довольно сидеть без дела. Пошли: узнаем, как там наш бедный влюблённый...

И через секунду Этьен услышал суетливое шуршание женских платьев и лёгкий стук двух пар каблучков маленьких туфель, быстро удалявшихся в глубину сада. Те несколько долгих минут, что он провёл за кустами, невольно подслушивая разговор, предназначенный совсем не для него, показались ему адски мучительным уроком, полученный им в качестве назидания за проступок, которого не совершал. Он, словно бы невинно приговорённый за чужое преступление, который с болезненной радостью согласился взять всю тяжесть наказания на себя и был готов к самой жестокой каре. С неимоверным трудом, будто старый каторжник, он поднялся и, не выйдя, а как-то вывалившись всем телом из-за кустов, побрёл по дорожке, выложенной белым камнем. Иногда он спотыкался, цепляясь ногами за края едва выступавших камней, собственное тело он тащил как навалившуюся непонятно откуда обузу, его лицо, словно раскалённое, горело, и в голове то нарастал, то притихал, накатываясь волнами, шум.

"Я самый ничтожный и жалкий человек на свете, --- думал Этьен, --- обычный подлец. Впрочем, героев, рыцарей много. И нет среди них подлецов. Разве вероятен рыцарь-подлец? Так вот я первый и единственный. Один такой. Можно сказать: неповторимый. Но виноват ли я? Всё произошло случайно, не мог же я знать, что они появятся там. Я хотел одиночества и покоя, а вышло наоборот. Теперь будет ещё больше беспокойства на душе и в мыслях. Но главное: точно и определённо я убедился в том, что она любит меня. Наверное, не напрасно занесло меня за кусты. Случай оказался не случай, а предопределение судьбы. Чтобы я узнал, и стал решительней. Надо бежать и брать эту крепость стремительным натиском. Я рыцарь, я воин. Я мужчина".

Он повеселел и пошёл быстрее и увереннее. А когда он подходил к замку, то почти уже бежал и в малую гостиную не вошёл, а влетел. Там, уединившись в углу на диване, сидел один Александр, осторожно и мягко трогавший струны лютни.

--- Александр, --- вскричал Этьен, --- я знаю наверняка, что Изабель любит меня.

--- Поздравляю... --- сказал Александр. --- И что из сего следует?

--- Пойду, как ты советовал, на штурм этой неприступной крепости, --- ответил Этьен.

--- Как полководец стотысячного войска? --- Добавил с улыбкой Александр.

--- Я буду по-мужски твёрд в словах. Сейчас я понимаю, как надо с ней разговаривать правильно, --- горячо сказал Этьен, отмахнувшись от дружеской иронии Александра, --- и всё будет так, как я пожелаю. Изабель станет моей.

--- Ну что ж, мальчик изгнан мужем. Давно бы так...

--- Прошу, Александр, не называй меня больше мальчиком. Да, ты почти на два года старше и гораздо опытней в любви. Но во всём остальном мы равны. И я, может быть, даже в чём-то превзошёл тебя. Ведь у меня есть единственная, а ты свою пока не нашёл.

--- Я полностью с вами согласен, господин Планси. Удачи на турнире любви!

XII глава.

...За обедом Этьен старался как можно чаще смотреть на Изабель, ему казалось, что его прямые взгляды полны благородного мужества, он отводил глаза только, если к нему кто-то обращался, чтобы не прослыть невежливым и неучтивым по отношению к прочим участникам застолья. Правда, он не мог определить, как его новое поведение отразилось и повлияло на поведение Изабель --- она всё так же улыбалась, тонко и по делу шутила, её речь оставалась ровной и привычной, а Этьена она как будто и не замечала, словно он был никому ненужной, забытой всеми вещью, занимающее за ненадобностью положенное ей место последние лет сто.

По окончании обеда Александр ловко и ненавязчиво под тем предлогом, что споёт новую, сочинённую им сегодня утром песню увёл Матильду и всех остальных в большую гостиную, и Этьен смог остаться наедине с Изабель.

--- Госпожа Ротанги, --- начал Этьен, --- я обязан с вами объясниться. Вы прекрасно знаете, что я не могу жить без вас. Я люблю вас. Вы тоже, что не секрет, неравнодушны ко мне. Изабель, зачем же идти против самой себя, против своих чувств? Мы сведены вместе судьбой, и противиться ей грех. Забудьте всё, что вы напридумывали себе о какой-то мифической свободе. Нет и быть не может никакой свободы ни для кого. Ни для мужчины, ни для женщины. У каждого пола, у каждого отдельного представителя своего пола определённое предназначение. Кто кем рождён, тот тем и должен быть. Женщина не мужчина, а мужчина не женщина. Если они будут меняться положениями, стараться стать не тем, что они есть, рухнет мироздание. Мужчина --- воин, охотник, правитель. Женщина --- хозяйка, хранительница, мать. И никак по иному. Гармония и покой возможны только тогда, когда всё --- предметы, явления, понятия --- находится на своём привычном месте. Изабель, вы потрясающе красивая девушка, и вы созданы для любви. Выпустите своё сердце из искусственно придуманной клетки. Очистите разум от ненужных и вредных идей. Будьте проще, женственнее. Знайте, никто не полюбит вас так же сильно и страстно как я. Мы должны быть вместе. Врозь нам уготованы страдание, боль и тягостное одиночество. Почему надо отказываться от счастья, от блаженства? Я настаиваю: покоритесь, откажитесь от всего чуждого и противоестественного. Зачем необходимы сложности там, где без них можно обойтись? Когда дело идёт своим ходом, нет смысла вмешиваться и что-то менять. Не нами запущен тот вечный механизм, и не нам дано заставить его крутиться в обратную сторону. Все расхождения, куда бы они ни были направлены, рано или поздно, сойдутся в общей точке, все противоречия сольются в едином мнении, а от многочисленных заблуждений останется лишь голая истина. Поэтому, сколько бы мы ни отрекались от самих себя, от своей природной сущности, мы всегда возвратимся снова к ней. Изабель, сейчас ничто не мешает нам воплотить то, ради чего мы с вами взаимно созданы. А созданы мы исключительно друг для друга. В общем, говоря просто, идите за меня замуж.

--- Вы закончили? --- Спросила девушка, подавляя зевоту, --- Как вы ловко от пустых, чисто мужских разглагольствований перешли к банальному "идите за меня замуж". Вот, на самом деле, истинная цель всей вашей псевдофилософии. Не думала, что вы так изощрены, какие тонкости подметили, а поначалу выставились этаким простаком. Заявили бы сразу "идите, глупая женщина, замуж" и знайте своё место. Так знайте, неуважаемый господин Планси, я вас не люблю... Впрочем, какая разница: "люблю --- не люблю"? Я в любом случае никогда не выйду за вас замуж! Пусть мне будет плохо, я готова и страдать и мучиться, но вместе мы не будем ни за что. Чтобы я превратилась в вашу невольницу? Как вы сказали, очистите разум от вредных идей, а может, благодаря только тем идеям я и живу. Как вы собираетесь брать в спутники жизни (как это смешно звучит!) человека, которого не понимаете и даже не удосуживаетесь воспринимать его идеи и считаться с его жизненной позицией. Я безразлична вам как личность, вам нужно лишь одно моё тело. Так вот запомните, теперь, после всего, что вы тут наговорили, я вас ненавижу, как законченного негодяя и подлеца. Убирайтесь из моего дома навеки и никогда впредь и близко здесь не появляйтесь! Я имени вашего убогого слышать не хочу.

Она умолкла и, не поворачиваясь, стала отступать к дверям, глядя Этьену прямо в глаза. Ему показалось, что уходя отсюда, она желала здесь остаться, и скажи он какие-то правильные, нужные слова, и она никуда не уйдёт, а наоборот, бросится в его объятия, но он не знал таких слов, любое слово, произнесённое сейчас, думал он, пойдёт во вред, настроит девушку против него ещё сильнее. Этьен стоял неподвижно, как копьё, торчащее из трупа павшего в битве воина, он совсем не чувствовал своего тела, у него осталась лишь одинокая душа, безмолвно кричавшая словно лебедь, потерявший подругу. А Изабель уходила: она дошла до стены, коснулась её плечом, развернулась, ухватилась судорожным движением за ручку двери, распахнула её и, выходя из комнаты, снова оглянулась на Этьена. И он не разобрал, что было больше в её взгляде --- любви, ненависти или простого презрения.

Он, наверное, так бы простоял, не двигаясь, как загипсованный, на одном месте до смерти, если бы кто-то не тронул его за плечо:

--- Едем домой, --- Этьен сквозь какое-то плотное марево услышал голос Александра, --- мы тут лишние, лошадь уже прислали.

Этьен обернулся и виновато, совсем по-детски улыбнувшись, чуть качнул головой. Александр аккуратно взял его за руку и повёл, словно незрячего, к выходу, Этьен едва перемещал вдруг одеревеневшие ноги, он и не заметил, как друг вывел его из комнаты, как они с трудом спустились с лестницы, как вышли из дворца во двор. Он опомнился лишь тогда, когда к нему подвели новую, незнакомую лошадь, фыркнувшую ему прямо в лицо, он отпрянул, но тут же твёрдо ухватился за поводья и силой удержал животное на месте. "Всё кончено. --- Думал он. --- С прежним кончено. Я --- рыцарь. Теперь --- только рыцарь. И больше никто". И он как опытный всадник одним движением запрыгнул в седло и направил лошадь сразу к воротам, давно распахнутые по приказу маркизы. Александр поскакал следом и, нагнав на дороге Этьена, пристроился рядом. Но ничего не стал говорить, и весь путь до дома они проехали молча.

XIII глава.

Наутро вернулся от короля отец, и они втроём встретились за завтраком. Граф что-то рассказывал, отвечая на вопросы Александра, а Этьен хоть и слушал внимательно, но разговор не поддерживал. Граф поведал о том, что государь вызывал для того, чтобы предупредить его и всех наиболее влиятельных пэров --- король собрал всю элиту страны --- о неком Эсхите, который, будучи мелким второразрядным бароном, сколотил вокруг себя маленькую армию, и, попирая все законы рыцарства, занялся не просто обыкновенным разбоем, как это бывало в давние времена, а чем-то вроде завоеваний чужих земель. Он делает набеги, точно дикий кочевник, на соседние владения, захватывает их и объявляет себя без всяких на то оснований их правителем, присоединив к своему небольшому лену. Пока эти обстоятельства касаются отдельных северных государств, и события ещё достаточно далеко от нас, но кто знает, какие планы у этого Эсхита, и, главное, непонятно почему к заурядному, крайне ничтожному и до недавнего времени совершенно неизвестному барону идут в таком количестве разные отщепенцы. Его войско растёт буквально из ничего, словно пена над пинтовой кружкой эля.

--- Ключ Любви, --- неожиданно громко произнёс Этьен.

--- Не понял... --- сказал отец, --- ты о чём?

--- Эсхит завладел Ключом Любви, --- ответил сын, --- сила Ключа и притягивает к нему новых людей.

--- Этьен, --- улыбнулся отец, --- ну зачем тут нам детские сказочки...

Этьен ничего не ответил, но после паузы, вдруг сказал:

--- Отец, я решил стать странствующим рыцарем.

--- Ты серьёзно? --- Удивился граф, --- так в один момент и совсем нежданно?

--- Да, серьёзно. И у меня нет иного выбора.

--- Но должна же быть причина, --- сказал граф, --- в странствующие рыцари просто так не идут. И вообще, в странствующие рыцари давно уже не идут: это деяния далёкого и легендарного прошлого.

--- Причина существует, --- ответил Этьен, --- но я не могу говорить о ней... Слишком личное.

--- Этьен, извини, но то, что ты надумал, грубо говоря, ребячество, а ты вроде вышел из детского возраста, --- строго сказал отец, --- нет и не может быть ни причины, ни повода, чтобы в одну секунду сорваться с места, забыв об обязательствах и долге. Мы люди свободные, но принадлежим не себе, существует вещи и обстоятельства, с которыми мы должны согласовывать свою волю и ради которых вынуждены ограничивать свою свободу. Такова жизнь, и мы все не персонажи вымышленной истории, а реальные люди, и здесь не рыцарский роман, а действительность. А о причине я могу догадаться и сам: всегда, о чём повествует любое предание, рыцарь отправлялся в странствия из неразделённой любви. Кто она, мальчик мой?

--- Я бы не хотел произносить её имя, --- пробормотал Этьен, отвернувшись к стене.

--- А я, наверное, знаю, Изабель Ротанги? --- Сказал граф и глянул на Александра, тот едва заметно кивнул, --- но ты по полному праву первый претендент на её руку: я ж опекун. И как не родному сыну опекуна стать женихом его подопечной?

--- Она ненавидит меня. Да и вовсе не желает быть чьей-то женой. Она хочет оставаться свободной.

--- Да, я помню, нрав у неё достаточно своеобразный, можно определить его как несколько жёсткий, --- согласился отец, --- есть в ней, как ни удивительно это звучит, некая мужественность. Странно: молоденькая девушка, почти ещё девочка и такие замашки...

--- Как бы там ни было, отец, но я отправляюсь странствовать, --- произнёс Этьен глядя графу прямо в глаза, --- таково моё последнее слово. Меня не удержать: я такой же рыцарь как все, обладаю теми же правами, как каждый рыцарь, а в законе о рыцарстве чётко записано, что любой совершеннолетний, посвящённый в рыцарское достоинство имеет право странствовать ради стяжания славы себе и своему роду, а также ради возвеличивания имени той, которую он изберёт себе в дамы сердца. И никто закон не отменял.

--- Хорошо, мой сын господин Планси, --- с оттенками гордости в голосе сказал граф Деблак, --- пусть будет по-твоему. Я не имею возможности тебе запретить ехать, да и не хочу. Так тому и быть.

--- Этьен, --- вмешался в разговор Александр, --- сейчас ты меняешь совершенно не только жизнь, но и свои взаимоотношения с высшими сферами: теперь не судьба будет зависеть от тебя, а ты полностью от судьбы, твоя личная воля окажется в подчинении воли случая, отныне все твои действия равнозначны роковым деяниям.

--- Я избрал свою судьбу, и пусть она делает со мной всё что угодно. Я ко всему готов. --- Серьёзно ответил Этьен. --- Меня ждёт путь. А на пути я стану избегать изъезженных дорог. Я выберу для своих странствий глухие места, дремучие, как предание о Великом Воине, леса, малоприступные горы и безлюдные пустыни. А когда с кем-то из рыцарского сословия повстречаюсь на дороге, то вступлю с ним в честный поединок. И с каждого побеждённого мной --- конечно, если я окажусь сильнее --- возьму обет, что тот прибудет в замок Ротанги, явится к ней и скажет, что рыцарь, безжалостно ею отвергнутый, никогда не забудет её и все свои подвиги он совершает ради своей любви к ней. Назад я никогда не вернусь, мои странствования прекратит одна только смерть.

--- Когда ты намерен выступить? --- Спросил негромко отец.

--- Завтра, как только взойдёт солнце, --- ответил сын.

Этьен встал из-за стола и пошёл к себе, пожелав скоротать благодатным одиночеством последние часы перед отъездом. В своей комнате он ни чем не занимался, даже особо ни о чём не думал, и он не заметил, как очутился возле зеркала прямо перед своим отражением. Он поднял праву руку и сжал её в кулак, потом быстро разжал и прикоснулся тыльной стороной пальцев к своей щеке, ощутив какая у него нежная кожа --- Этьен ещё никогда не брился.

--- Несчастный я, --- вслух сказал он, --- у иных борода начинает расти в 16 лет, а у меня до сих пор лишь жалкий пушок над верхней губой. Волосы длинные, светлые, мягкие. Изабель права, я словно девушка.

Он отыскал старые ножницы в ящике дедовского шкафа и, терпеливо, стоя твёрдо, как бдительный стражник у ворот, прямо напротив большого зеркала, медленно, не прерываясь, пока полностью не закончил, где только смог достать и насколько получилось коротко, обрезал все волосы вокруг головы --- сзади и спереди.

XIV глава.

С восходом уже по-осеннему вальяжного солнца Этьен и Александр, чуть задержавшись, пережидая пока опустят откидной мост замка Планси, выехали на дорогу.

--- Друг мой, --- хрипло сказал плохо выспавшийся Александр, --- ты едешь один, без оруженосца, взял бы с собой какого-нибудь мальчишку, нельзя ж совсем вот так без спутника...

--- Нет. --- Сказал Этьен, --- мне не нужен никто. Одиночество как спасение.

--- Кто тогда узнает о твоих подвигах, --- без выражения сказал Александр, --- один, без свидетелей... и герб зачем-то закрыл...

Этьен приказал обтянуть свой щит чёрным бархатом, спрятав за ним пурпурную розу на бледно-жёлтом поле --- герб рода Планси, а характерный жёлтый с красной полосой плащ заменил на траурно-чёрный, попона на коне также переменила свой привычный яркий цвет на цвет безлунной южной ночи.

Когда всадники отдалились на достаточно далёкое расстояние от замка, и он уже почти скрылся за краем леса, Александр, на ходу развернув коня, посмотрел назад.

--- Этьен, --- крикнул он, --- хоть оглянись на прощание.

Этьен в ответ, не оборачиваясь, лишь ускорил бег коня.

--- Друг мой, что с тобой, --- нагнав его, сказал Александр, --- это же твой родной дом, куда ты вроде бы не собираешься возвращаться, и ты должен увидеть его в последний раз, прежде чем он спрячется из виду. Что произошло, почему одно единственное, пусть и самое высокое чувство, выдавило всё остальное из твоего сердца? Неужели дом, где ты вырос и прожил большую часть жизни совсем не дорог тебе?

--- Нет...

--- Видно, ты очерствел душой ко всему из-за этой своей длинноносой... --- без иронии пробормотал Александр.

--- Замолчи! А то первый, с кем я вступлю в бой, будешь ты. И поверь, пощады ты не дождёшься.

--- Прости, --- почти шёпотом сказал Александр, --- но ведь больно от того, что единственный близкий и по-настоящему дорогой мне человек страдает. Этьен, кроме тебя, я никого так не любил, ты для меня больше чем друг, роднее, чем брат. Знаешь, я имею целых шесть старших братьев, я самый младший в семье, но почти все мои братья, которых я не вижу годами, давно как чужие, они угрюмы, грубы, неприветливы, никогда не услышишь от них искреннего смеха, всегда лишь злорадные смешки, если кому-то в чём-то не повезло или ему хуже, нежели им. Жеан, самый старший брат, а значит единственный по праву рождения наследник герцогства, являет из себя законченное олицетворение ненависти, а ненавидит он в основном своих младших братьев, его манией, его навязчивой идеей стало то, что будто младшие завидуют ему, жаждут извести его каким-либо коварным способом, ради немалого наследства и ради звонкого титула, тем более что он не женат и не имеет сына, а жениться он не желает из-за того, чтобы не испытать лишних трат. Его единственная страсть --- накопление богатств, смысл его жизни --- сберечь и сохранить их, он никого не любит, друзей не заводит, от родственников --- близких и, тем паче, дальних --- отказался; деньги, золото заменили ему всё. Он живёт, точнее, прозябает в своём обособленном мире, ни с кем не знается, в рыцарских турнирах не участвует, от войн шарахается как от напасти, сидит в родовом замке с небольшим гарнизоном слуг и радуется тому, насколько он богат. А ведь он, после гибели отца, его почти мне заменил --- Жеан на 15 лет старше меня --- я с 12-ти лет, единственный из всех братьев, жил с ним в замке: он --- как унаследовавший титул и земли, а я как несовершеннолетний. Но стоило исполниться мне 14, как он сбагрил меня в качестве пажа одному рыцарю, и я, как теперь понимаю, навеки оставил родной дом... Этьен, потерять тебя --- настоящая беда для меня. Я бездомен, одинок, честно говоря, беден: всё, что со мной и на мне, всё моё имущество. Ты скажешь, иди и найди себе могущественного и влиятельного сеньора и служи ему или, поступив в королевское войско, ищи славы на поле битвы, отличись небывалыми подвигами, заслужи себе почёт, титул и земли. Да, я прошёл через королевскую службу, я участвовал в сражениях, проливал чужую кровь, убивал себе подобных... Но зачем, чем они хуже меня, они такие же, как я, они, можно сказать, это я? Я ненавижу войну, насилие кровь, мучения, я слишком люблю жизнь, я не умею и не хочу учиться ненавидеть человека. Всё что связано с оружием, с войной, с рыцарскими турнирами мне кажется глупостью, тогда на турнире я пришёл к тебе потому, что испытал ужасный стыд из-за того, что причинил боль другому и заставил его страдать. Мне скажут, мол, не по-мужски, не по-рыцарски надо уметь биться достойно и убивать с осознанием исполненных обязательств, но я, скорее, готов быть убитым, чем убивать самому. Конечно, вы все правы, весь мир прав, я не спорю, я соглашаюсь, но жить желаю по своим законам, я люблю людей, люблю женщин, люблю, как, ни смешно, хорошо поесть и в меру выпить, люблю, наконец, свободу и волю, люблю мир, каков он есть. Так почему я обязан загонять себя, свою душу в тесные доспех вражды к таким же, как и я и всего лишь ради клочка земли, титула, денег и этой вашей славы?

...Потом они долго ехали молча, и, наконец, дорога привела их к перепутью, где расходилась в три разные стороны: первая уходила на северо-восток, вторая шла прямо на восток, а третья --- почти точно на запад.

--- Тебе, Этьен, видимо направо, --- сказал Александр, --- на северо-восток, там ведь густые леса и высокие горы. А я поеду по западной, назад в столицу, вернусь к королю, ибо такова моя участь.

--- Хорошо, прощай, --- сказал Этьен упавшим голосом, --- никогда мы больше не встретимся. Замки, города, вообще скопления людей я --- Отвергнутый Рыцарь, теперь таково моё имя --- буду обходить стороной. Тебя же в лесу, в горах и прочих безлюдных местах не найдёшь. Так что, прощаемся навсегда...

--- Не говори так, --- вскричал Александр, --- мы, клянусь жизнью, непременно увидимся, когда-нибудь обязательно, может быть не скоро, но встретимся, и если это не так, то пусть будет проклят этот мир!

Александр повернул коня и стремительно, словно кого-то догоняя, поскакал по своей дороге, Этьен, улыбнувшись краешком губ, поехал по своей...

2 часть.

XV глава.

...Шёл пятый день странствий Этьена Планси Отвергнутого Рыцаря, за всё это время никто не преградил ему дорогу, никто не прервал его путь, он наслаждался тихим одиночеством и молчаливым покоем --- только несильный ветер и птичьи голоса напоминали ему, что мир существует. Сейчас он пересекал негустой молодой лесок по довольно широкой тропе, видимо, проезжающие всадники были здесь не редкость. Он весь, как маленький зверёк в норку, ушёл в себя, ничто внешнее не воспринималось им, наружное ощущалось как пустота --- чужая и бессмысленная: всё его находилось внутри него. Этьен и не заметил, как впереди прямо ему навстречу выскочила длинная процессия всадников, он остановился, едва не столкнувшись с первым, только тогда, когда дальше двигаться стало уже невозможно.

--- Похоже, молодой человек вспоминает прелести оставленной им красотки, --- крикнул кто-то из толпы рыцарей, --- совсем не видит, кто перед ним.

И все весело, без злобы засмеялись.

А тот, что стоял лицом к лицу с Отвергнутым Рыцарем, не смеялся, он просто, с выражением невозмутимости и недосягаемого достоинства на лице, молча ждал, пока встречный отъедет в сторону и даст дорогу. Этьен сразу узнал его --- непобедимый барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря.

"Вот и первая моя стычка, --- подумал Этьен, --- возможно последняя... Какой противник! Но именно этого мне и надо. Чем быстрее всё кончится, тем будет лучше..."

--- Господин Трофинт, --- обратился юноша к знаменитому воину, --- я вызываю вас на честный поединок.

--- Молодой человек, --- сказал пожилой седоусый рыцарь, один из спутников Рыцаря Белого Вепря, --- вы хотя бы подумали, что сейчас произнесли, вы, как видно, прекрасно понимаете, кого вызываете на бой, так чего же добиваетесь, сомнительной славы, что были биты бароном Трофинтом?

Этьен и не слышал, что ему говорили, он повторил слова вызова.

--- Я вижу, господин безымянный рыцарь, что вы храбрый и достойный соперник, --- негромко, но очень внятно произнёс Рыцарь Вепря, --- но я не стану с вами биться, ибо не по-рыцарски сражаться с тем, кто заведомо слабее. Вы слишком, по вам видно, неопытны, неразумны и горячи. Я вас не знаю, вас никто не знает, ваш щит без герба, а в честном, как вы сказали, поединке неизвестных быть не может. Вам, если такая охота подраться, необходимо выбрать кого-нибудь из молодёжи и сойтись с ним. Что будет справедливо.

--- Вы, барон Трофинт, трус и болтун, --- вскричал в ярости Отвергнутый Рыцарь, --- вся ваша так называемая слава --- миф. Вы испугались, что вас может победить какой-то мальчишка. Что, стареете и вам страшно потерять звание непобедимого?

--- Да вы, юноша, глупец и наглец, --- изумился барон, --- потерять славу непобедимого, конечно, неприятно, и когда-нибудь оно должно случиться: ничто не вечно, я всегда готов к тому, что появится тот, кто победит меня, но вот трусом я никогда не звался и никому в голову не приходило считать меня таковым: я не отказывался ни от одного сражения, не уходил ни от одного поединка. Хорошо, если вам угодно, я принимаю ваш игрушечный вызов. И знайте, поблажки вам не дам, всё должно идти по-взрослому.

--- Проучи юнца, --- посоветовал кто-то из окружения барона, --- переломай ему кости.

--- Нет, калечить нельзя, --- говорил второй, --- просто наказать, как щенка, ткнуть мордочкой в песок, чтобы не гадил.

Этьен, сверкнув глазами, развернул коня, неистовый ледяной огонь сжигал его колотившееся сердце, он отъехал на необходимое расстояние, выставил вперёд копьё и бросился во весь опор на противника. Молодой воин нёсся с такой скоростью, что всем почудилось, будто какой-то тёмный вихрь летел перед глазами, и из чего он состоит, никто не мог понять, словно то был не всадник на коне, а необъяснимое явление природы. И Отвергнутый Рыцарь на всём скаку подлетел вплотную к Рыцарю Белого Вепря и ударил его в грудь возле щита, из-за чего он стал валиться назад, потащив за собой, пробившее плотные доспехи, копьё Этьена, не выпустившего своего оружия из рук, и копьё сломалось под тяжёлым весом Трофинта, где-то ближе к острию, оставшись торчать коротким обломком из груди барона, падавшего на землю так долго, что его соперник успел соскучиться от того, что огромное, грузное тело сначала зависло, а потом, словно невесомая кисея, не спеша опустилось на землю.

А Этьен успел удивиться тому, как его противник невыносимо медленно делает все движения: его конь едва переставлял ноги и почти не сошёл со своего места, его хозяин вроде как забыл, что надо закрываться щитом и опускал свой щит так неторопливо, что под ним успела бы пролететь стайка лесных соек, а копьё, как виделось Этьену, вообще, не дойдя до нужной точки, зависло где-то на полпути к своему боевому положению.

Отвергнутый Рыцарь осадил коня, моментально замершего, будто тот упёрся в невидимое заграждение, и два потока разнотекущего времени слились в единый поток: ускоренный бег мгновений Этьена замедлился и снова стал совпадать с общим ходом, вернулось прежнее восприятие действительности, и ему показалось это настолько естественным, что, кроме равнодушного покоя, он ничего не ощущал.

Потрясённые и оцепеневшие, словно истуканы, рыцари, онемев, смотрели, как на что-то дикое и необъяснимое, на поверженного Трофинта: непобедимый оказался впервые выбитым из седла, он лежал навзничь, его огромное туловище возвышалось подобно горе, на вершине которой торчал короткий конец копья, остриём почти полностью исчезнувший в толщи исполинского нагрудника.

Этьен быстро спешился и подбежал к лежащему на земле Рыцарю Вепря.

--- Что же вы замерли? Помогите, --- крикнул он спутникам барона, застывшим, как мухи в смоле.

Те в секунду опомнились, подбежали и, приподняв могучее тело барона, помогли снять шлем и рассоединить кожаные ремни, державшие нагрудник, а когда нагрудник убрали, то с ним отошёл и обломанный наконечник копья, и все увидели, что остриё, пробив железо, застряло и увязло в кольчуге, надетой под толстой многослойной сталью нагрудника поверх белой сорочки, ставшей яркой красной от струившейся крови, но рана оказалась несерьёзной, копьё вошло в плоть только самым малым кончиком, проткнув и повредив одну лишь кожу. Трофинт находился в сознании --- просто он какое-то время был оглушён падением --- он открыл глаза с сильно расширенными зрачками и сказал:

--- Вы, юноша, гений поединка, будь ваше копьё крепче, вы бы убили меня, проткнув насквозь, точно дикого кабана, --- барон изобразил подобие улыбки и, повернувшись к своим спутникам, сказал, --- рыцарь остался без оружия, оруженосец, отдай ему моё Чёрное Копьё, оно никогда не подведёт, никогда не треснет и не сломается, оно расколет любой, самый толстый щит, а само останется целым. В мире существует только один щит, который неспособно пробить Чёрное Копьё --- Зелёный Щит. И Копьё, и Щит сделаны из древесины заколдованного дуба, и поэтому их невозможно никак повредить. Но Щит принадлежал моему младшему брату --- Рыцарю Золотого Дракона, а брат пропал неизвестно где три года назад, поэтому Чёрное Копьё, если им владеет умелый и сильный воин, поистине сокрушительное оружие. А вы, юноша, доказали, что являетесь настоящим бойцом, вам и владеть Копьём.

--- Но я не хотел бы, чтобы моё рыцарское умение зависело от какого-то волшебного оружия, --- возразил Этьен.

--- Рыцарское умение, молодой человек, зависит только от вас, --- сердито ответил Трофинт, --- вы также можете проиграть и с Чёрным Копьём, ведь победа достигается не какими-то там необыкновенными особенностями оружия, а способностью воина умело им распоряжается. Просто Копьё имеет свойство никогда не ломаться, а уж что вы будете делать, чтобы оно помогало вам, есть вопрос владения вами воинским искусством. Так что берите Копьё, оно ваше, тем паче я поклялся, отдать его тому, кто победит меня. И вот этот день настал.

--- Благодарю, господин барон.

--- Был только один рыцарь, из-за которого, не я, но мой ослабевший конь вместе со мной оказался на земле, --- сказал Рыцарь Белого Вепря, --- впрочем, лошадь того воина тоже не вынесла моего удара, свалившись с ног. Никто из нас не смог назваться первым: таким как мы необходимы более сильные и стойкие кони. Но этот юнец легко и играючи вынес меня из седла, словно я тупая тряпичная кукла. Господин неизвестный рыцарь, --- обратился Трофинт к Этьену, --- назовите своё имя, мир обязан знать героя.

--- Нет, имени своего не назову, --- усмехнувшись, сказал Этьен, --- я дал зарок никогда его не называть. Нет у меня имени, я забыл его. Запомните меня как Отвергнутого Рыцаря.

И он, дав шпоры коню, вихрем сорвался с места и стрелой, выпущенной из арбалета, проскакал мимо расступившихся потрясённых рыцарей. Только столб пыли остался им.

XVI глава.

Всё шло привычным порядком: минула расторопная осень, лениво подошла несуетливая зима. А Этьен, онемевший душой, ничего не замечал, он продолжал бродить по безлюдным местам, оживая лишь тогда, когда изредка какой-нибудь одинокий странствующий рыцарь преграждал ему дорогу. Кто-то из двоих --- Этьен никогда не помнил кто --- непременно вызывал другого на поединок, они начинали биться, и Отвергнутый Рыцарь неизменно побеждал. И Этьена уже не удивляло, что во время боя его время текло гораздо быстрее, нежели время его противника, поэтому противник никогда не успевал понять, что случилось, и почему он мгновенно оказывался выбитым из седла, ведь он ещё толком не смог разогнать коня и опустить копьё. Сила любви Отвергнутого Рыцаря была настолько велика, что в моменты, когда воля оказывалась на крайнем пределе, он начинал существовать в каком-то своём сгущенным и сжатом времени, где всё происходящее виделось ему разложенным на долгие, неимоверно растянутые мгновения, каждое из которых он мог рассмотреть во всех подробностях и выбрать из них самое подходящее и удобное для решающего действия. Поэтому, почувствовать рвотный вкус поражения Этьену было не дано. Он повергал всех: и тех, кто странствовал по свету, как и он из-за неразделённой любви, но их любовь, видимо, оказывалась не достаточна сильной, и тех, кто возжаждал испробовать пьянящий напиток славы и хотел свершать бесчисленные подвиги, чтобы всюду звучали их имена, и тех, кто просто бродил по миру в поисках приключений, не зная особой цели, не умеющие сидеть на одном месте и не желавшие кому-либо служить.

Со всех тех, кого победил, Отвергнутый Рыцарь брал клятву, что признавая своё поражение, они, следуя рыцарскому закону, немедленно отправятся в замок Ротанги, где став на колени перед маркизой, скажут, что Изабель Ротанги самая прекрасная дама во всём целом свете, и рыцарь, так бессердечно ею отвергнутый, никогда не забудет её.

Боль Этьена не проходила, с каждым днём тиски печали сдавливали его сердце всё плотнее и жёстче, непроходящая тоска росла, она заполняла, как он чувствовал, уже всю его плоть и всю душу, он страдал от того, что живой, что никто не может победить и убить его, и то мучение, которым являлась его бессмысленная жизнь, продолжается и никак не кончается. А действовать против правил, сознательно уступить и поддаться он не мог, иначе опозорил бы само звание "рыцарь", да и в сам момент боя к нему приходило такое необычайное воодушевление, его дух поднимался до каких-то нечеловеческих высот, что чувствовал, что только в минуту схватки он истинно жив и не как бессмысленный, набитый внутренностями организм, но как человек.

...Этьен никогда не задумывался куда ехать, какое избрать направление, всё складывалось и выходило само. Он не заметил, как очутился в густом, труднопроходимом из-за зарослей кустарника, очень старом, судя по толстым стволам высоких деревьев, лесу, копыта коня бесшумно погружались в свежевыпавший снег, было так тихо, что, казалось, будто мир забыл о существовании этих мест: ветер заблудился где-то за дальними горами, птицы и звери тут гостили редко, деревья не трещали, как при морозе, так как настоящий мороз пока не пришёл. И скоро заросли стали невозможно плотные, рыцарский конь остановился --- идти дальше было некуда. Этьен сидел в седле, не шевельнувшись: он слушал тишину, ему не хотелось ни двигаться, ни глядеть на что-то, ни даже о чём-то думать. И когда совсем близко откуда-то сбоку неожиданно раздался резкий, громкий и неприятный звук, Этьен в первую секунду решил, что бредит. Но нет звук, точнее отвратительный и явно человеческий вопль продолжал отчётливо доноситься где-то рядом, всадник повернул коня в ту сторону и буквально в четырёх шагах он обнаружил небольшую круглую яму, на дне которой лежал на спине и орал пронзительным голосом маленький, нелепый какой-то игрушечный человечек. Этьен впервые за многие месяцы улыбнулся --- настолько несуразно неправдоподобным казался человечек в яме, будто он орал не из-за того, что ему было плохо, а для того чтобы развлечь и потешить отсутствующую публику и это у него великолепно получалось. Но, увидев появившегося вдруг единственного зрителя, он замолчал, вскочил на ноги и, вытянув крошечные ручки вверх, быстро-быстро заговорил:

--- Добрый, милосердный странник, помогите несчастному, попавшему в ужасную беду, тридцать третий день сижу здесь, почти сошёл с ума, оголодал, отощал, питался одними жухлыми листьями и жёсткими ветками, пил дождевую воду, от крика и стенаний голос совсем потерял, надежда оставила меня, улетев в недосягаемое небо, только тонюсенькая ниточка, за которую ещё уповаю ухватиться, мелькает где-то между хмурых туч небытия, и вот появились вы, тот, кто должен помочь мне дотянуться до этой ниточки, дабы я спас своё жалкое тело от смерти и тления.

Но рыцаря не надо было просить, он одним махом спешился, не мешкая, отыскал длинный ствол сухого дерева и опустил его утолщённой стороной в яму, и её незадачливый пленник ловко переставляя руки и ноги, расторопно, как вёрткое насекомое, хватаясь за обломки сучьев по стволу, вылез из своей западни. "Странно, --- мелькнуло в голове Этьена, --- больше месяца просидел в яме и не запачкался, чистенький, как именинник". А человек, став в выразительную артистическую позу и беспрерывно меняя гримаски на лице, снова быстро, словно в нём стремительно раскручивалась пружина, затараторил:

--- Позвольте, уважаемый господин рыцарь выразить вам наиглубочайшую благодарность, --- человечек согнулся, изображая поклон, и Этьену показалось в этот момент, что у его стоп скукожился то ли барсук, то ли енот, --- знайте, сегодня великий день, --- маленький человечек аж подпрыгнул, --- вы спасли не просто какого-то там человека, но, говоря без преувеличений, великого человека. Я Кых Наиумнейший! --- Он склонил головёнку влево и из-под лобья косо зыркнул на Этьена, растянув тонкие синюшные губы в нагловатую улыбочку, --- вы свершили величайший подвиг, вы спасли от гибели единственного человека на всей земле, который знает всё, буквально, вы не ослышались, я знаю всё, вернее, всё то, что когда-то было открыто, познано и изобретено человечеством и написано об этом в книгах. Впрочем, я заболтался, --- он хлопнул себя по шишковатой лысинке, --- ведь скоро ночь, позвольте пригласить вас в моё скромное и небогатое жилище, но поверьте, там так приятно и уютно... Солнце заходит, и сейчас в лесу станет так темно, что кончика собственного носа не разглядишь, --- и Кых Наиумнейший коснулся кончика своего уморительно длинного носа.

"Действительно, --- подумал Этьен, --- не мудрено бояться не разглядеть такую спицу, у цапли клюв короче..."

Он согласился --- отказать было бы неправильно, раз спас человека, надо дать возможность ему как-то отблагодарить своего спасителя, да и Этьен давно не ночевал под крышей дома, ему вдруг захотелось поспать нормально, в удобной постели. Наиумнейший обрадовался ответу и состроил такую немыслимую рожу, обозначавшую непомерную радость, что Этьен откровенно и беззлобно расхохотался.

XVII глава.

Он пустил коня идти свободным шагом, спешить не было смысла, впереди бежал счастливый, как впервые влюбившийся подросток, Кых и показывал, куда следует ехать. Этьен с весёлым недоумением разглядывал этого фантастически несуразного человека, у которого при младенчески малом росте, была несоответствующее великая для такого тщедушного тела совершенно лысая голова, необыкновенно вытянутая, поразительно напоминавшая бледный кабачок, с приделанными словно наспех, плотно прижатыми к черепу кривыми ушами, оканчивающихся длинными тряпочками мочек, дрожавших при каждом его движении. Плечи, локти, колени, пятки Наимудрейшего --- всё представляло острые углы, и когда он шёл, то не шагал, как все обычные люди, а как бы танцевал, с определённым ритмом размахивая руками-прутиками и выбрасывая немного в сторону и одновременно перед собой худые, как тельце проволочника, ноги.

--- Вот мы и пришли! --- Визгливо закричал радостный Кых, подбегая к небольшому домику, идеально втиснутому между вековых стволов, без труда открыв тяжёлую железную дверь --- она и не скрипнула --- он пригласил своего гостя войти, пропуская его вперёд.

Переступив высокий порог, через который маленькому человечку пришлось перепрыгивать, Этьен очутился в неожиданно большой почти пустой комнате --- лишь в её центре стояло грубо сделанное, с толстыми ножками и прямой спинкой кресло, обтянутое чёрной кожей.

--- Нам не сюда! --- Сказал хозяин дома, снова в его голосе стреканула, как коростель, нескрываемо откровенная радость, --- пока рано сюда, --- почему рано, он не объяснил.

Кых открыл дверь, ведущую в другую комнату, они вошли --- там находилось всё, что необходимо для нормального жилища: кровать, стол, стулья, шкафы и большой, с весело горящим огнём, камин. На столе дымился только что приготовленный ужин.

--- Вы живёте не один? --- Спросил гость, --- У вас имеется прислуга?

--- Нет, что вы, --- ответил хозяин, вытянув вперёд тонкие верёвочки губ наподобие кувшинного горлышка --- кто согласиться жить в такой глуши, да и не нужен мне никто, я сам со всем хорошо справляюсь.

--- А кто же тогда приготовил ужин, если вы сидели тридцать дней в яме и не показывались домой?

--- Скоро, очень скоро всё узнаете, --- вскричал Кых, вскинув узкую ладошку над своим острым темечком, --- а сейчас прошу к столу, отведайте: вот нежное, как щёчки отроковицы, жаркое из молоденькой оленины, и выпейте моего чудесного вина, уверяю, такого вы никогда не пили прежде, и в будущем никогда не придётся пить.

И он налил вина себе и гостю и первым выпил свой бокал, Этьен тоже отпил пару глотков и, изумлённый непередаваемо чудесным вкусом напитка, быстро допил всё до дна. После они одновременно приступили к жаркому, и Этьен вдруг почувствовал, что еда, о которой о раньше никогда не думал и обычно не замечал, что ест, может делать человека, пусть всего на несколько минут, но счастливым. "Что за магия, как и заурядной оленины, --- думал он, --- можно сотворить такое?"

...Стоило бесподобному ужину закончиться, как хозяин предложил гостю пройтись по дому и как следует всё осмотреть. Они вышли из маленькой комнаты и, пройдя через небольшую низкую дверцу --- Этьену пришлось даже наклониться --- попали в долгий коридор, который был освещён непонятно как: по стенам не висело ни факелов, ни свечей, ни масляных светильников, а свет, исходил как будто от самих стен, своей протяжённостью уходящих, как казалось, в бесконечность. Этьен всмотрелся в убегающую даль коридора, туда, где белые стены, беспрерывно длясь, смыкались и исчезали, растворяясь в неизвестности, и не увидел предела, до которого можно было дотянуться взглядом.

Кых водил гостя по бесчисленным залам, комнатам, каморкам, чуланам и закуткам, показывая и демонстрируя разные непонятные и неинтересные приборы для каких-то умных опытов, механические устройства, работающие от завода и без него, коллекцию всевозможных весов и коллекцию самых обычных и самых невероятных часов, боевое оружие и орудия труда всех эпох и народов. Наимудрейший постоянно перебегал от одного предмета к другому, не умолкая, он рассказывал об истории, растолковывал значения, пояснял особенности и объяснял основы вещей и сопутствующих им явлений. Он не задумываясь, начинал говорить обо всём на свете: не существовало ничего в материальном мире или духовной сфере, чего бы он не знал. А когда они вошли в библиотеку, Наиумнейший превратился просто в одержимого.

--- Здесь, в моей безразмерной библиотеке собраны все напечатанные и рукописные книги, все свитки (священные и обычные), все глиняные таблички, --- заявил Кых, --- словом, собрано всё, что когда-либо было кем-либо написано. Представляете, да нет, как возможно такое представить рядовому человеку, тут все, понимаете, все! книги всех времён и народов! Вы любите книги?

--- Нет, не очень, --- ответил Этьен, --- разве что романы...

--- Романы --- последнее, что надо читать, --- презрительно сказал Кых, --- держу их только потому, что тут должны иметься все книги человечества, и я также прилежно их прочёл. Впрочем, романы тоже приносят пользу: вот мы с вами, молодой человек, тоже являемся персонажами романа, и кто-то в данную минуту читает эту книгу, то есть, читает о нас. И не выдумай нас автор, и не напиши он роман, где мы с вами действующие лица, то кто бы узнал о нашем существовании, кто бы знал вообще, что мы есть? Ну ладно, тут только книги и их надо читать, а если их не читать, так что нам здесь делать? Идёмте дальше...

Они снова шагали по знакомому коридору. "Не понятно, --- размышлял Этьен, --- как в маленьком с виду домике умещается такой необъятный коридорище? Может, всё спрятано под землёй, но мы не спускались вниз ни по каким лестницам, или дом стоит вплотную к горе, и его бесконечное продолжение эта приспособленная и обустроенная пещера? Но какая гора, кроме сплошного леса, ничего ведь не было, неужели я бы горы не заметил?"

--- Вы, наверное, обратили внимание, --- заговорил Кых, идя чуть впереди Этьена, --- насколько колоссальны размеры моего жилища? Так вот вы не представляете, на самом деле, насколько: чтобы обойти его весь, мало одной жизни, надо, как наименьшее, три жизни. За этими долгими стенами --- библиотека (мы сейчас постояли лишь на её пороге), моё славное книгохранилище. Вы не можете вообразить, вы даже не в состоянии постигнуть своим заурядным, основанном на обыденных понятиях, разумом какое это блаженство обладать таким несметным богатством! Нам сюда, --- хозяин дома прервал свою речь, и они опять, только теперь с другой стороны вошли в ту комнату, где стояло одинокое кресло, --- садитесь, молодой человек.

Этьен сел в высокое кресло, и него мелькнула мысль, почему он так безропотно и безвольно подчиняется всем указаниям Наиумнейшего.

--- Словом, сейчас перед вами стоит самый счастливый человек во вселенной, --- продолжал разглагольствовать Кых, --- знание! Вот ради чего я живу. Скажите, добрый паладин, что вы знаете? А ничего! А я знаю, почему небо синее, трава зелёная, а вода жидкая летом и замёрзшая зимой, знаю, почему птицы летают, змеи ползают, рыбы плавают, а черви копошатся в земле, знаю свойства и строение всяких веществ: жидких, твёрдых, газообразных и даже тех, которые свободны от привычных свойств, например, огонь. Да я и жив исключительно благодаря знанию, без него я давно был бы разложившийся труп. И то, сегодня меня посетит дорогой гость, (а, иначе, зачем бы я полез в яму?), я тоже знал: без вас, юноша, мне смерть.

Этьен Планси сидел в жёстком кресле и чувствовал, что его руки ноги, ноги, тело будто бы отвердели, наполнившись неимоверной тяжестью, теперь он не мог пошевелиться, даже зрачки его глаз застыли в одном положении, словно драгоценные изумруды на лице золотого истукана. Непонятная, неясная и тёмная по своей сути сила подавила его волю и превратила в живое изваяние, сохранив в оцепеневшем теле удивительно ясный ум и девственно чистое восприятие уже ставшего ненужным прошлого, существующего и длящегося настоящего и вещественно-осязаемого будущего. Он вдруг ощутил в себе полное отсутствие души, точнее, на её месте возникла какая-то иная сущность, с которой к нему пришло совершенное избавление от того, что он считал любовью, страстью, жизнью. И такой осязаемой лёгкости он не знал никогда, и теперь его ждал --- он знал это как абсолютную истину --- долгожданный блаженный покой.

XVIII глава.

Кых Наиумнейший бегал, словно суетливый аист, вокруг кресла, где сидел Этьен и, весело оскалившись, тараторил визгливым голоском:

--- Понимаешь ли ты, скудоумный юнец, что есть знание? Знание есть мощь, власть, всесилие, и оно же --- веселие, грусть, страдание, счастье, радость, любовь, дружба, похоть, желание, вожделение. Словом, знание одновременно и сладостный сон, и блаженная явь. Мне дано всё пережить, ощутить, понять и почувствовать, а значит, я совершенная особь рода человеческого, я всеобъемлющ по обхвату сущего, я безгранично, можно сказать, вселенски безразмерен по количеству постигнутого мной объёма. Я один такой, я единственный, и поэтому я должен быть --- быть всегда. Но я смертен, как любой обычный человек, и могу также умереть, и каким бы я ни был сверхсуществом, моя тварная природа, моё плотское строение ни чем не отличается от строения обычного человека. Но я знаю, как продлить жизнь до бесконечности, я владею секретом оставаться бессмертным, и, благодаря этому секрету, я живу, без малого, уже 300 лет (если не считать те 32 года, что я прожил простым смертным). И чтобы продолжилось своё существование, мне всего лишь раз в столетие необходимо принять Напиток Жизни, изготовленного из ста сухих составляющих, смешанных в определённой последовательности и в идеально точных соотношениях, и единственной жидкостью, пригодной для растворения всех частей и соединение их одно чудодейственное вещество служит не вода, не вино, не сок растений, не молоко, не масло, но --- кровь невинного юноши. Словом, ты появился здесь, чтобы стать тем, кто пожертвует свою кровь для Напитка Жизни. Да, ты умрёшь, но смерть твоя во благо, она не есть зло, она та данность, которой невозможно, да и не нужно даже пытаться противодействовать. Я же не злодей, всё происходящее определяется, если отстраниться от личностного, жизненной необходимостью, к вам, добрый юноша, у меня полное отсутствие каких-либо душевных переживаний --- ни дурных, ни хороших, никаких. В том, что вы послужите в качестве --- я бы даже не сказал жертвы, в нашем случае всё проще --- источника нужного материала, нет ни трагедии, ни героизма, ни патетики, всё пройдёт как обыденное событие, я делаю то, что должен делать: подошёл срок, кончается очередные сто лет, надо выпить Напиток. А у меня всего шесть дней. Да вот так, почти век беспечной жизни --- и всего жалких шесть дней и ночей на то, чтобы найти и заманить непорочного юношу в свой лес, привести его к себе домой, заколдовать, взять кровь в качестве последней недостающей составляющей и приготовить спасительное средство. Ведь вы не случайно попали сюда, я, силой тайных заклинаний заставил вас свернуть с дороги и ехать через лес...

Кых замолчал, он подошёл к землисто-серой, как его физиономия, стене и почти наотмашь ударил по тёмной квадратной пластине, выделявшуюся на однородном фоне, стена медленно, без малейшего звука ушла куда-то вглубь, и из образовавшейся пустоты выплыл сам собой огромный монолитный, вытесанный из молочно-белого мрамора, стол, весь сплошь заставленный какими-то замудрёнными инструментами, бронзовыми чашами, большими и малыми весами, стеклянными сосудами и глиняными кувшинами, а посередине возвышался необыкновенно громоздкий, объёмистый фиал.

--- За долгие 100 лет, --- продолжил говорить Наиумнейший, --- меня невозможно ничем уничтожить: ни стрелой, ни мечом, ни ядом, ни дубиной, ни голодом, ни холодом, ни болезнью, ни водой, ни даже огнём --- я не горю в огне! Но в последние шесть дней срока я уязвим, как любой смертный, сейчас меня легко убить, вам, бедный юноша, стоило ткнуть меня копьём или пронзить мечом, или просто не вытаскивать из ямы, (но благородный рыцарь, как мог проехать бесстрастно мимо страждущего и не помочь) как вместо меня поднялся бы сизый дымок и ничего больше... Но высшая справедливость в том, что я должен жить! Я просто не имею права умирать, ради чего я накопил столько знаний, чтобы всё ушло в небытие? Золото, земли, замки, королевства, титулы наследуют потомки --- люди уходят, собственность остаётся. Мёртвая собственность важнее и ценнее живого человека, и это считается нормальным. Но как передать другому ум, знание и, главное, дух? Да и я не желаю передавать кому-то то, чем владею --- владеть хочется самому, знание --- единственное сокровище, обладание которым каждым отдельным человеком переживается по своему, даже если двое знают абсолютно одно и то же, ощущения и них всё равно разные. Знание есть то богатство, которое, сколько его не трать, сколько его не расходуй --- никогда не убывает, богачи, что копят золото, глупцы: чем больше их состояние, тем сильнее они боятся его потерять, я же не боюсь ничего потерять, ибо ЗНАЮ и забыть не могу --- книги не позволят.

Кых, часто дыша, словно старая выпь, достал откуда-то снизу толстую, очевидно очень увесистую книгу, раскрыл её точно посередине, положил на край стола и, собрав тысячу морщинок на долгом лбу, сосредоточенно вперил свой хмурый взгляд в побуревшие от времени страницы. Потом он кивнул головой, как бы соглашаясь с тем, что нашёл в тексте и начал торопливо, мельтеша маленькими ручонками, отмерять, кидая то на одни, то на другие весы то, что извлекал из продолговатых сосудов, пузатых баночек и узкогорлых кувшинов, а полученные порции бросал в гигантский фиал. Иногда он брал, походивший в его руках на хорошую дубинку, пестик и, налегая всем своим весом, растирал содержимое фиала. А Этьен, не двигаясь, будто неживой предмет обстановки, продолжал сидеть в оцепенении, он всё видел и ничего не чувствовал.

--- Теперь всё, --- прошептал притомившийся Кых, едва закончив, --- осталось только добавить жидкость, то есть человеческую кровь. --- Он вынул из продолговатого футляра нож с длинным, нешироким полукруглым лезвием с тонким желобком посередине и маленьким отверстием на конце вытянутой, сужающейся шишечки, завершавшую рукоятку. --- Я проткну твою нежную, белую кожу этим особым ножом, остриё свободно войдёт в молодое тело, достигнет сердца и вонзится в него, и кровь по желобку и сквозь отверстие стечёт в подставленный заранее бокал, вылепленный вручную, без помощи гончарного круга из белой необожжённой глины. Пока бокал не наполнится до предела, ты будешь ещё жить, но начнёшь чувствовать, как жизненные соки покидают твою плоть, и, как только сосуд заполнится до краёв, ты умрёшь. А я, добавив кровь в приготовленную смесь, выпью вожделенный Напиток Жизни. И тогда всё, я --- существую, я --- бессмертен! Правда, лишь на ближайшее столетие... И почему для поддержания жизни духа требуется наличие заурядной материи?

Кых приблизившись к Этьену вплотную, снял с него, довольно умело и без заминки, железный нагрудник, разорвал рубаху и прикоснулся кончиком своего детского пальчика к месту на груди юноши чуть немного пониже левого соска.

--- Здесь нужная точка, здесь войдёт клинок, --- деловито сказал Наиумнейший, --- и устоявшийся порядок сохранится, и он сохранится всегда. Одна жизнь закончится, другая --- продолжится. А зачем тебе жизнь, несчастный? Проживёшь ты её не понимая зачем, не думая о её смысле, всё в ней уже заранее предрешено: женишься на такой же бессознательной девице, наплодите ораву детей, которые продолжат всё по тому же бесконечному кругу. И стоило ради этого жить, кто ты, человек или случайное скопление частиц, которые природа смешивает по своему усмотрению, вещество могущее быть чем угодно: сегодня --- мусором на задворках харчевни, завтра --- грозным правителем, а после --- чернозёмом под копытами крестьянских волов? Ну, хорошо, предположим, пусть тебе было суждено стать бесстрашным героем или хитрым стратегом, или мудрым, обожаемым чернью королём, или гениальным поэтом, или даже, отмеченным высшими силами, пророком, то есть, предназначено было, говоря вашими пошлыми словами, прославиться. Но ведь самые выдающиеся, самые знаменитые, самые лучшие в итоге всё равно умирают как все, как самые обычные и как самые ничтожные. Так какой же резон домогаться славы, чтобы потомки помнили? А какая тебе выгода в том? Если ты поднялся над всеми, стал великим и недосягаемым, за тобой, за твоим именем идут миллионы, тебя при жизни объявляют бессмертным и гением, то почему "бессмертный" обязан умирать и не вправе жить вечно --- жить не только в памяти, но и в действительности, по-настоящему как естественный живой человек? Иначе ваше так называемое величие есть кладбищенский прах, смысл подобного существования сводится к леденящему плоть и дух Ничто, а вся эта кутерьма со славой и почётом равнозначна балаганному представлению, где герой, тот же размалёванный шут и бездарный кривляка перед зияющим зевом Ничтожения, готовый поглотить вас вместе с вашей славой. Отсюда вывод: всё, чтобы мы ни делали, как бы ни возвышались, сколько бы люди ни прославляли нас, имеет смысл и значение лишь тогда, когда это навечно...

XIX глава.

--- Ну, всё, хватит речей, пора начинать, --- озабоченно сказал Кых.

Он взял нож в правую руку, бокал в левую и, вскарабкавшись на высокий выступ возле кресла, постарался стать как можно удобнее и так приладить свои инструменты, чтобы лезвие вошло правильно, а кровь стекала бы аккуратно в сосуд и, перед тем, как приступить, прошептал:

--- Странно: не первый раз проделываю, но так волнуюсь... Ну, ещё бы, жить-то предстоит вечно...

--- Всего три минуты! --- Раздался громкий и решительный голос.

Кых выронил нож, прогрохотавший, пока катился вниз, так, как будто две маленькие армии успели сразиться между собой, а бокал дрожащей рукой он поставил на пол у ног Этьена и, с завыванием --- сначала тихим, но тут же быстро нарастающим до истошного крика --- обернулся к входной двери. Там стоял высокий немолодой человек в странной одежде, похожей на балахон, но сшитой из толстой кожи, через его плечо висела серая сумка, в руках он держал арбалет на боевом взводе. Незнакомец молча поднял его и прицелился в Наиумнейшего, трясущегося, словно лоскут на ветру, зацепившийся за гвоздь.

--- Ты кто? --- Сказал Кых, как выплюнул.

--- Твой убийца... --- Спокойно ответил незнакомец.

Кых, схватив со стола огромный фиал со смесью, петляя на ходу, будто пьяный танцор, кинулся к незнакомцу, держа перед собой тяжёлую чашу, и когда оставалось всего два шага до человека у двери, выбросил руку, зажимавшую сосуд, в его сторону, и содержимое разноцветным облачком повисло у лица незнакомца, который в то же мгновение выпустил стрелу из арбалета. Стрела, мелькнув невидимкой, попала точно в левый глаз Наиумнейшего и вышла огненно-красным остриём из его узкого затылка --- кровь сначала отдельными каплями, потом усиливающейся струёй и, наконец, грохочущим потоком застучала по каменному полу. Кых упал на колени и, волоча узкие ступни и оставляя за собой весело блестевшую кровавую дорожку, подполз к подножию кресла, где сидел Этьен и, подняв голову, пробормотал: "Всё, кончился бессмертный..." Он ещё несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать, но кроме булькающего хрипения, ничего не смог выдавить из себя, и через минуту всё стало ненужным: тщедушное тельце обмякло, скукожилось, словно озябло напоследок и осталось лежать небольшим холмиком на холодном полу.

Этьен в тот же миг ощутил, что к нему вернулась воля, он теперь снова свободно владел своим телом, а прежние чувства как никуда не пропадали, былое томление, как раньше, продолжало висеть на сердце всей своей непроходящей тяжестью. Он взглянул на незнакомца --- тот, достав из сумки фляжку, смывал со смуглого лица, попавшие на него частички смеси из сосуда.

--- Наверное, я обязан поблагодарить вас, --- сказал Этьен, --- за то, что вы спасли мою жизнь.

--- Естественный поступок нормального человека, --- сухо ответил человек у двери.

--- Вы уверены, что ваш поступок естественный, может, наоборот, ничего не стоило предпринимать, и пусть бы всё шло, как шло? --- Спросил Этьен.

--- Странный юноша, очевидно, вы ещё не в себе, после пережитого. Хорошо, как бы там ни было, идёмте отсюда, здесь, что в склепе.

Этьен усмехнулся и показал на тело, скорчившегося кривой запятой: труп на глазах начал быстро растворяться в плотном воздухе, исчезая вместе со стремительно истлевавшей одеждой, и через пару мгновений только желтоватый дымок вился над пустым местом, а на пол, глухо стукнув о стёртые камни, упала бесполезная короткая арбалетная стрела...

XX глава.

--- Дист Доуриг, --- представился человек, едва они вышли из дома.

Этьен назвал своё рыцарское имя. Он сел на коня и снова убедился, какой дом снаружи маленький, в таком просто не может поместиться всё то, что он там видел.

--- В доме множество разных комнат и огромный беспредельный коридор, --- сказал Этьен, --- куда он делся, где он скрыт, или там ничего нет, один обман, я был просто зачарован?

--- Там всё есть в действительности --- ответил Дист Доуриг, запрыгивая в седло своей лошади, --- но там иная, нездешняя действительность, там пространство воспринимается как некая бесконечность, имеющая начало, но с беспрерывно отступающим пределом, наподобие горизонта, только горизонт на открытом пространстве, а там, в доме оно ограниченно стенами, потолком и полом коридора по высоте и ширине, но по длине оно безгранично.

...Стояла глубокая ночь, они двигались через лес в противоположном направлении, относительно того, откуда прибыл Этьен, Дист Доуриг скакал впереди с факелом, ехал он быстро, не думая о дороге, видно здешние места были ему отлично знакомы. И к исходу продолжительной зимней ночи всадники подъехали к большому каменному дому, у которого они спешились и вошли внутрь.

--- Моё жилище, --- сказал Дист Доуриг.

Он провёл Этьена через пустую нежилую комнату и остановился в следующей, где находился камин с тлеющими, ещё не успевшими погаснуть углями, хозяин их разворошил и подложил новых дров, огонь быстро разгорелся, словно чему-то обрадовался, и в комнате стало светлее и теплее.

--- Господин рыцарь, --- обратился Дист Доуриг к гостю, --- вы устали, посидите пока тут у камелька, а я приготовлю удобную постель, чтобы было вам, где прилечь.

--- Это излишне, --- возразил Этьен, --- я давно не сплю в мягких кроватях. Лучше я у огня посижу. А как окончательно рассветёт, отправлюсь в путь.

--- Нет, так скоро я вас не отпущу, --- сказал Дист Доуриг мягко, --- вы должны погостить у меня несколько дней: от человека, которому спас жизнь, я не вправе сразу в одночасье избавляться, будто его и не было вовсе. Ведь вы же вот он, вы есть, вы здесь, и всё, что произошло не фантазия сочинителя романов, а то, что случилось на самом деле.

--- А что, у вас в отношении меня какие-то намерения, как у Наиумнейшего? --- Спросил Этьен, усмехнувшись. --- Ему требовалась моя кровь, а что нужно вам от меня, моё оружие, мои боевые способности, мои доспехи или моё тело, моё сердце, мой мозг, моя душа? И вообще, я дал обет быть странствующим рыцарем, мой удел дорога...

--- Хорошо, я сейчас принесу вина, --- устало сказал Дист Доуриг, --- посидим просто у огня.

--- А ваше вино тоже какое-то небывалое?

--- Да нет, обычное, с местных виноградников, вино как вино, конечно, не такое роскошное, как на юге, но тоже ничего. Надеюсь, вы не сбежите, вы останетесь тут? --- Сказал хозяин и скрылся за дверью.

Этьен сидел у камина, где пламя разъединилось на две, почти равные части, извивавшиеся друг перед дружкой в едином ритме, будто первая служила отражением второй, а между ними дрожала прослойка горячего воздуха, который словно бы не давала им слиться в одно целое. "Наверное, моё место сейчас там, в том маленьком промежутке, между тех двух язычков пламени..." --- подумал Этьен.

Хлопнула дверь и снова появился Дист Доуриг, неся в руках две бутылки тёмного вина, он поставил их на сделанный из толстых грубых досок стол, достал неказистые пузатые оловянные бокалы и разлил вино, один протянул гостю. Этьен взял его и, не отрываясь, выпил и, поставив пустой бокал на стол, сказал:

--- Тот тоже угощал вином. Оно было удивительное и неповторимое...

--- Вино безволия, вот чем он вас напоил, --- отозвался Дист Доуриг.

--- Точно, я потерял собственную волю. Стал послушен как собачонка. Но он тоже пил то же вино, ведь наливал его из одной бутылки.

--- Наиумнейший принял противоядие и поэтому вино для него было обычным вином --- сказал Дист Доуриг ровным голосом --- только вот для меня не существует противоядия.

--- Для вас, а вы что отравились? --- Спросил Этьен, и сердце его сжалось

--- Да. Помните тот порошок или что там у него было в фиале, что он выпустил мне в лицо, так этот порошок оказался ядовитым --- ядовитым для меня. И я успел вдохнуть немного...

--- И ничего нельзя сделать?

--- Через три дня я умру, и это данность. --- Сказав так, он замолчал на некоторое время, а потоп продолжил едва заметно дрогнувшим голосом, --- господин рыцарь, назовите своё родовое имя.

Этьен запнулся и осипшим голосом, словно поперхнувшись молчанием, назвал.

--- Этьен Планси, --- сказал Дист Доуриг громче прежнего, --- отныне ваш судьба уже не ваша судьба, а судьба Хранителя Святой Тайны Меча.

--- Тайны? --- Вскричал Этьен, --- я не желаю знать никакой тайны! Я жажду одного --- смерти в честном поединке. Если я погибну, любая тайна умрёт вместе со мной. Ищите кого-нибудь ещё, чтобы передать ему свою тайну...

--- Господин Планси, --- сурово сказал Хранитель Тайны, --- спасая вашу жизнь, я потерял свою. У вас нет выбора, а у меня нет времени.

--- Но я не просил спасать меня, --- сказал Этьен, вставая со стула, --- я, конечно, благодарен вам, но если бы вы не вмешались, вам не пришлось бы сейчас умирать, и, значит, не надо было бы никому передавать эту вашу тайну.

--- А вы на моём месте разве не вмешались бы, если страдает невинный, можно ли пройти мимо, каждый поступил бы так же?

--- А вы уверены, что я страдал? --- Этьен подошёл вплотную к камину и стал лицом к огню, --- может, я теперь страдаю, а тогда, сидя обездвиженный в кресле, мне было хорошо, я испытывал блаженство --- блаженство покоя? Меня ничего не волновало, я забыл кто я такой, что я существую, что мог страдать и томиться, мог испытывать боль и мучиться, что у меня имелись желания, стремления и мечты. Знает, какое это сладостное ощущение ничего не хотеть и ничего не чувствовать?

--- Смертельное ощущение. Но как бы я относился к самому себе, если бы не сделал того, что сделал? Да и я не думал, что вероятно поступить как-то по иному. Такова моя сущность --- сущность нормального человека.

--- Но то, что хотел сделать Кых, казалось ему, по его понятиям, тоже нормальным и само собой разумеющимся. --- Сказал Этьен и, подойдя к столу, налил себе ещё вина. --- Он был единственный, кто знал всё. Буквально всё. Поэтому должен был жить вечно, как он считал. И, возможно, в этом заключалась высшая правда? Таких, как я миллионы, а он --- один на весь мир. Значит его жизнь ценнее моей в миллионы раз. И его обстоятельства складывались так, что он должен был делать именно то, что заставляла его делать необходимость. А необходимость состояла в том, чтобы взять мою кровь. И я тут как личность, как человек не имел никакого значения. Он не испытывал ко мне никаких чувств. Его невозможно даже назвать злодеем. То, что он пытался сотворить находится вне понятий добра и зла. Я служил для него лишь как источник недостающего материала. И не забери у меня кровь, и не приготовь свой чудодейственный напиток, он бы просто прекратил бы своё существование как живой человек.

--- Но сейчас живой вы, грех противиться жизни, она даётся не для того, чтобы относиться с ней как к случайности, жизнь не случайность, жизнь есть дар.

--- Уж больно недешёвый дар, --- повысив голос, сказал Этьен, выпивая вино, --- цена моей неслучайной жизни --- две другие человеческие жизни. Чтобы я остался живой понадобились две смерти. Как жить дальше, осознавая, что на твоей совести два мертвеца? Я же до конца дней буду помнить об этом.

--- Но вы же не виноваты ни в смерти колдуна, ни, тем более, в моей смерти, все произошло помимо вашей воли и вне вашего участия. Обстоятельства не зависели от ваших действий. Я сам виноват в том, что произошло: не выпустил вовремя стрелу из арбалета, решил потешить себя красивым и точным попаданием в глаз. В глаз я попал, но заплачу за эту красоту собственной жизнью. Так что нет на вас вины... И вообще, нет вины ни на ком... Всё надо принимать так, как оно случилось.

--- Я не могу, не хочу и не обязан принимать всё как есть, --- горячо сказал Этьен, --- я желаю идти против обстоятельств, я должен сам и исключительно своим желанием менять то, что открывает нам действительность.

--- Так почему же вы стали странствующим рыцарем, да ещё с именем Отвергнутого, или действительность и предоставленные обстоятельства оказались сильнее вашего желания, или желание было не достаточно сильное?

--- Моё личное дело и я бы не хотел сейчас говорить об этом, --- сердито сказал Этьен и, сжав кулак, смял оловянный бокал, который, уродливо сплющенный, с неприятным стуком упал на угол камина --- хорошо, пусть будет по-вашему. Что у вас за тайна и так ли обязательно передавать её первому встречному, то есть мне?

--- Может быть, вы и первый встречный, но вы же и последний...

XXI глава.

Дист Доуриг поставил на стол свою серую сумку, потом через голову что-то снял с шеи и положил рядом с сумкой.

--- Мне всего 49 лет, --- начал он, --- и я не собирался умирать... Хранители Тайны всегда жили долго. Мой наставник умер в возрасте 121 год, а его учитель вообще дожил до 137. Но никто не ведает своего предела. И вот я подошёл к своему, а последователя, ученика у меня нет. Вроде было пока рано им обзаводиться, обычно Хранители находили себе учеников только тогда, когда им исполнялось сто лет, и в качестве подопечного брали мальчишку не старше 9 лет. Я, к примеру, стал им в 8, и потом 21 год находился при учителе, до самой его смерти, после которой принял звание Хранителя. Теперь вы понимаете, что я не собирался делать из вас своего преемника, ведь ни ваш, ни мой возрасты не соответствует нужному количеству лет: вам слишком много, чтобы идти в обучение, мне слишком мало, чтобы искать себе подопечного. Но, не смотря на это, вам всё-таки придётся возложить на себя обязанности Хранителя Тайны Меча Победы.

--- Меча Победы?! --- Усмехнулся Этьен, --- легендарный, сказочный Меч. Он же давно утерян, если конечно существовал вообще.

--- Он и существует и сейчас, как и Ключ Любви.

--- Да, о Ключе я слышал, он хранится у какого-то барона Эсхита, --- сказал Этьен.

--- Не хранится, а скорее лежит как большой кусок железа --- громоздкий и бесполезный. Он был увеличен от своего обычного размера в 909 раз, а Меч наоборот --- уменьшен в 10 раз и вдобавок Меч спрятан так хитро, что не зная где и как, никогда не найдёшь его. З93 года назад Великий Меч Победы был принесён уже сильно постаревшим, смертельно уставшим и больным Великим Воином своей неверной возлюбленной королеве Гиноре, чтобы бросить Меч к её ногам, а самому тут же умереть. И Чёрная Королева поклялась на трупе Воина, что Меч никогда и никому не будет принадлежать. Но уничтожить его оказалось не в её власти, и она сильно сократила Меч в размерах, сделав клинок маленьким, словно игрушечным и заключила его в кристалл горного хрусталя, а Ключ превратила в огромный и неподъёмный кусок металла. Гинора силой страшного заклинания разрушила горы, полностью завалив своё королевство камнями, чтобы никто не знал пути к Мечу --- на развалинах нашли лишь Ключ. Единственный кто знал, где хранится Меч, был верный паж королевы Долен --- первый Хранитель Тайны. По-прошествие ста лет Хранителем стал его ученик, потом пришёл срок третьему Хранителю, мой наставник, Ларпан Тог, четвёртый, а я, естественно, пятый. Вам, господин рыцарь, предстоит стать шестым, только неизвестно, каким вы будете Хранителем, ведь вся жизнь, весь способ его существования подчинён служению Тайны Меча, поэтому и должен ученик жить с наставником много лет, чтобы перенять от него образ жизни Хранителя. Но вы, Этьен Планси, юны, у вас чистое сердце, правда, уже слегка отравленное сомнениями, но это же из благих побуждений, вы, по вам видно, не склоны делать зла никому сознательно, а если и совершите какую-нибудь ошибку, то лишь по незрелому недомыслию и не ради собственной выгоды, и вы всё сделаете, дабы исправить то, что свершили. Я чувствую, что если и нарушится равновесие между правдой и ложью, и вы как-то будете причастны к этому, то вы же и предпримете всё, что всё снова вернулся прежний порядок...

Дист Доуриг поднялся на ноги и стал вынимать из серой сумки разные непонятные предметы, выкладывая их в цепочкой в ряд. Первыми он положил четыре крупные жемчужины, потом --- тонкую смотанную кольцом верёвку с крюком на конце, небольшой кусок тёмного грифеля, факел с короткой ручкой, ярко вспыхнувшую на свету рубиновую звезду и скрученный в свиток пергамент.

--- Если двигаться точно на восток, то после трёх месяцев пути вы достигнете Серого Леса, --- сказал Дист Доуриг, --- на самом отдалённом его краю стоит Красная Гора, в теле Горы на одной из её отвесных, неприступных стен расположена неглубокая пещера, в пещере --- кованая в пять толстых листов железа заколдованная дверь, за дверью --- небольшая узкая ниша, в нише--- вырубленное из камня возвышение в виде стола, на столе --- кристалл горного хрусталя, в хрустале --- застывший Меч Победы. И только Хранитель Тайны Меча знает, как пройти через всё --- пересечь непроходимый Лес, взобраться на немыслимую гору, открыть неподъёмную дверь. Здесь в пергаменте, --- Дист Доуриг указал на свиток, --- записано всё, что необходимо делать, чтобы добраться до цели. Но получив Кристалл с Мечом, заключённым внутри ещё не будет означать, что Хранитель овладел Мечом --- Кристалл необходимо ещё расколоть. А для этого нужно будет отыскать Великан-Гору, в её чреве, в огромной пещере расположена кузница, там много веков трудится бессмертный кузнец Далдаф. Он обладает силой равной силе 12 кузнецов, он одним ударом расплющивает обычные наковальни, поэтому его наковальня сделана им самим из особого сплава, известному только ему одному, его молот весит столько, сколько смогут увезти груза 7 лошадей тяжеловозов. Лишь ему --- кузнецу Далдафу под силу разбить Кристалл. Меч, когда он будет извлечён из Кристалла, вставляется сюда, --- Дист Доируг показал то, что снял с себя, это был талисман, изображавший извивающуюся, с сужающимися к хвосту кольцами серебряную змею, --- что-то наподобие ножен... А чтобы вернуть Мечу его нормальные состояние, необходимо соединить его как воплощение мужского начала с воплощением женского начала, то есть, с Ключом Любви. Когда мужское войдёт в женское, когда яркое и раскалённое сольётся с безжизненным и ледяным, а страждущий Меча не одёрнет руки и пересилит нестерпимое пламя, зажатое в ладони, а страждущий Ключа не уберёт руки, возложенную на омертвелое и замёрзшее, бессмысленная мощь, заключённая в Ключе перетечёт в Меч, он вернётся к своему истинному размеру, а Ключ снова превратится в обычный маленький Ключ Любви и им можно будет пользоваться как источник власти над сердцем женщины...

Пока Дист Доуриг говорил, голос его ослабевал с каждым словом, под конец он произносил фразы, казалось, лишь одним дыханием, помолчав немного, он снова заговорил:

--- Этьен Планси отныне как посвящённые в одну Тайну мы равны, возьми в правую руку Талисман и держи его так, будто ты держишься за жизнь, веся на краю обрыва, и не смей разжимать руки, чтобы не происходило и слушай внимательно, ибо сейчас тебе предстоит пережить обряд посвящения в Хранители Тайны Меча.

Этьен взял Талисман в руку и вытянул её перед собой, Дист Доуриг Пятый Хранитель Тайны Великого Меча Победы поднялся со своего места, стал напротив Этьена и начал говорить и не слабым, едва слышимым голосом, как он говорил только что, но сильным, громким и уверенным:

--- Этьен Планси Рыцарь Гордо Отвергнутый отныне, с этого самого мгновения нарекаешься ты Хранителем Тайны Меча и превращаешься в него по сути...

Этьен ощутил, как его вытянутая рука стала тяжелеть, словно по её венам растекалась расплавленная бронза, превращаясь в чужеродную часть тела, она, рука от чудовищно нарастающего веса начала опускаться вниз, приближаясь к тёмной поверхности стола, а когда она коснулась холодных досок, раздался хруст ломающихся костей: кисть руки, прижатая и сплющенная непонятной силой, раздроблялась прямо на глазах, кровь бойкими струйками текла между пальцев, державших Талисман. Но кулака Этьен не разжимал.

--- Хранитель, --- продолжал Дист Доуриг, --- должен свято сохранять Великую Тайну, он не смеет разглашать её, не смеет упоминать о ней и намекать на то, что владеет ей, не смеет пользоваться знанием Тайны для собственной выгоды, Хранитель имеет право явить миру Меч только тогда, когда мир дойдёт до крайнего предела своего существования и иного способа спасения мира больше не может быть найдено. Помни, Хранитель Тайны, в твоей власти спасти или погубить мир...

...Дист Доуриг умолк, опустил взор. Этьен ясно и отчётливо слышавший каждый звук, замер, как зачарованный отрок, впервые увидевший купающуюся девушку, его рука, державшая Талисман превратилась в кусок раздавленной плоти, походивший на размякшую слизь в чёрной кровавой луже. Ни единой мысли не трепыхнулось в сознании Этьена, он смотрел на то, во что превратилась кисть его руки, и казался посторонним наблюдателем, словно происходящее представлялось ему крайне интересным, но не касалось лично его. Дист Доуриг бесшумно приблизился к новопосвящённому Хранителю и, достав белое покрывало, накрыл им его изуродованную руку --- девственная ткань зашевелилась, будто живой организм, обволокла и запеленала кисть, мгновенно пропитавшись алой кровью, потом она быстро почернела, как сажа, но так же скоро снова побелела и, свободно расправившись, будто её лишь сейчас бросили на руку, осталась лежать неподвижно.

--- Ты с достоинством и по-мужски выдержал испытание, --- сказал Дист Доуриг.

Он неторопливо, как усталый воин после боя, свернул покрывало, и Этьен увидел, что кисть, как прежде, цела, здорова и не покалечена.

--- Разожми кулак, --- произнёс его наставник весело.

Этьен разжал: Талисман лежал на ладони, тускло поблёскивая серебром, его тяжесть вообще не ощущалась, словно он был не из металла, а из невесомого пуха.

--- Как я уже говорил, --- сказал Дист Доуриг, --- Талисман нужен для того, чтобы вложить в него Меч, а когда Меч обретёт свой прежний вид, сюда вставишь уменьшившийся Ключ Любви. Но пока змеиное тело обвивает Ключ, он бесполезен, чтобы Ключ действовал, необходимо вынуть его, освободив от объятий серебряной змеи, и спрятать его в потайной карман возле сердца, откуда он начнёт испускать невидимые волны --- волны притягательности, но воспринимать их будут только те, кого пожелает видеть своей возлюбленной обладатель Ключа Любви.

XXII глава.

Этьен повесил Талисман на шею, взял серую сумку и сложил в неё все предметы, лежавшие на столе.

--- Теперь прощай, --- сказал Дист Доуриг глухо, --- навсегда...

--- Прощай, --- как можно бодрее попытался сказать Этьен, но его голос дрогнул, он понял вдруг, как нестерпимо дорог стал ему этот чужой человек, Дист Доуриг, возможно тот, с кем он смог бы провести рядом как ученик, как друг, как товарищ всю свою жизнь, и никого другого уже не надо было.

Больше они не произносили слов, Этьен вышел из дома, привязал сумку к седлу, сел на коня и поскакал так стремительно, словно он свершил непростительное святотатство и теперь спасался бегством от суда толпы. Он желал как можно скорее и как можно дальше убежать от этого дома, ему всё время чудилось, что он не отъехал ни на шаг от его тёмных стен, что они по-прежнему возвышаются за его спиной, что высокая дверь приоткрыта и сейчас из неё выйдет усталый хозяин, и Этьену всё-таки придётся оглянуться, чтобы напоследок увидеть смертельную тоску в его глазах. И только через много часов беспрерывной скачки, когда конь просто остановился, не в силах идти дольше, Этьен опомнился, он выпрыгнул из седла и, поняв что он выехал из леса и очутился на дороге, пошёл пешком, ведя за собой тяжело дышавшего коня.

"Свобода действительно невозможное явление: сколько бы ты не бился, чтобы ты ни делал, всё ведёт к уменьшению количества свободы, --- размышлял Этьен --- даже ничего не делая, существуя в своём закрытом панцире, заковав себя в глухие латы невозмутимости, оставаясь в добровольном одиночестве, заперев ото всех и ото вся двери, всё равно не добьёшься свободы, ты будешь рабом собственной воли, твоё желание станет твоим тюремщиком. Невозможно быть совершенно свободным от своего желания, и, скорее, желание владеет тобой, нежели ты желанием. И только воля способна бороться с желанием или, наоборот, осуществлять его. А моё желание быть с Изабель, и оно пересиливает всё, что можно ему противопоставить: долг, обязательства, высокие слова, совесть... Я ведь тоже имею право быть, то есть, не существовать, не чувствуя, что' я, не помня, кто' я и для чего я, а существовать, ощущая самоё себя, своё неповторимое Я и осознавая, что я, какой я есть, единый и единственный, никогда больше не буду, и что лишь сейчас, в этой жизни, моей жизни, которая может длиться только один раз, Я обязан сделать всё, чтобы оставаться тем, ради чего я создан. А я создан для Изабель, и я обязан сделать всё, чтобы быть с ней, а сейчас я имею шанс получить то, при помощи чего я завоюю её любовь --- Ключ Любви. А чтобы овладеть Ключом, надо добыть Меч Победы... Да, Дист Доуриг сказал, что Меч разрешено извлечь исключительно ради спасения мира, но сказано же, что каждый отдельный человек есть целый мир, значит, спасая себя, спасаю мир. И вообще, какое мне дело до остального мира, если он легко обходится без меня, и если я исчезну вдруг, мир, как был, так и останется, будто и не существовало меня, а, значит, сейчас я обязан делать всё для себя и ради себя. Ведь никто ничего не даст --- надо брать самому, тем более что представилась возможность взять то, что лежит как предназначенное мне одному, и никто, кроме меня, это не возьмёт. Я не беру чужого --- я беру своё. Ключ Любви предназначен мне, без него --- вечное уныние, отчаяние, безысходность, смятение, гибель. А не хочу погибать --- я хочу быть живым и со своей любовью. Пусть в том, как я намерен завоевать свою любовь, заложено колдовство, но не зла же я желаю, но любви, счастья и не одному себе, а нам двоим. От того, что два маленьких незаметных человека --- я и Изабель, закрывшись ото всех в своём отдельном мирке, будут счастливы, что может произойти такого, из-за чего рухнет мир? Ничего. А значит, я волен делать то, что намерен делать: я достану Меч Победы, освобожу его от заточения и передам барону Эсхиту в обмен на Ключ. Вот только бы найти этого барона, узнать бы, где он обитает..."

Этьен продолжал идти пешком по дороге, когда услышал за спиной нарастающий топот копыт. Он быстро сошёл на обочину, подтянул за собой захрапевшего коня и оглянулся: к нему приближалась вереница из двух десятков всадников по двое в ряд, возглавлял их очень плотный, широкоплечий, но не высокий рыцарь, над ним развевался белый флаг, с лиловой каймой по краям и с ярко-красными губами в центре, изображавшие улыбку. Все всадники скакали на одинаково чёрных лошадях и были одеты в белые атласные плащи. Они лёгкой рысью проехали мимо одинокого путника, никак не показав, что заметили его. И стоило им только скрыться за поворотом, как Этьен услышал почти у самого уха негромкий голос:

--- Бравые ребята, среди них мой сын.

Этьен обернулся: возле него стоял седой, но моложавый человек, небогато и просто одетый, как одеваются обедневшие дворяне, а рядом с ним --- невысокая смирная лошадка.

--- Мой единственный сын, --- повторил человек, --- наш род обеднел, мы утратили право на земельный надел, мне нечего передать ему в наследство, нет ни замка, ни угодий, ничего. Вот пошёл на службу, может, станет рыцарем, получит лен, вернётся в дворянское сословие. Барон обещал, что все, кто будет верно ему служить не останется обделённым, каждый получит, что ему причитается. Поэтому к нему и тянется вся молодёжь.

--- Барон?! --- Удивился Этьен, --- как может барон раздавать земли и титулы, он не король, не князь и даже не герцог?

--- Наш барон не обычный барон, --- сказал человек, --- он непременно станет королём. Великим королём! У него сейчас столько земель, сколько нет и у трёх графов. Он уже завоевал пять мелких баронств, два немаленьких графства и даже отторг половину одного маркизата. Наш барон --- велик в своих воинских подвигах, он непобедим. И у него служат самые доблестные и отважные воины. И мой сын там...

--- А как имя вашего барона? --- Спросил Отвергнутый Рыцарь, садясь в седло.

--- Его имя Харгрив барон Эсхит!

XXIII глава.

Небо и земля поменялись местами, окрылённый всадник гнал коня по голубой тверди неба мимо всклоченных и потревоженных облаков, и счастливое солнце, манящее нестерпимо желанным светом сияло впереди, казалось, ещё мгновение, и он въедет в золотые ворота, за которыми его ждёт беспрерывное блаженство.

И в миг всё перевернулось, земля снова упала под ноги, а небо поднялось так высоко, что пока не поднимешь головы, не увидишь. Этьен очнулся: он находился на той же дороге, а на его пути стоял высокий незнакомый рыцарь. Этьен едва не наскочил на него.

--- Господин невнимательный рыцарь, --- весело сказал неизвестный, --- вы настолько поглощены собственным величием, что не замечаете мелких препятствий в виде бедного странника, сидящего на коне. Меня зовут Ирвин Ззог Рыцарь Красного Оленя, и я вызываю вас на поединок. Моя дама сердца, неразделённая любовь к которой отправила меня в бесконечные странствия, потребовала, чтобы я бился с каждым встреченным мною рыцарем.

--- Господин Ирвин, --- произнёс Этьен, дрожа от нетерпения из-за глупой и бессмысленной задержки, --- я вынужден отказаться от поединка. Вы влюблены, вы поймёте меня: ради своей любви я не вправе медлить ни секунды, я должен спешить.

--- Одиннадцать лет брожу, как бездомный пёс, по прихоти возлюбленной, --- вкрадчиво сказал Рыцарь Красного Оленя, --- а вы, юноша, странствуете, по вам видно, всего-ничего. Так что отложите ваше несолидное нетерпение на полчасика и сразитесь с достойным противником, то есть со мной. Или, дорогой мой, вы не храбрец, да и рыцарем после этого назвать вас будет неловко.

Этьена взбесило выражение "дорогой мой", да и вся манера слащавой иронии, с которой произносил слова Рыцарь Красного Оленя, вызывала отвращение. Этьену захотелось сразу же его проучить, он принял вызов и, назвав своё рыцарское имя, поставил копьё наизготовку.

--- Господин Отвергнутый Рыцарь, --- улыбаясь, произнёс Ирвин Ззог, --- похоже, вы оказались недостаточно настойчивы, раз вас отвергли. Зачем служить той даме и прославлять её имя, которая не приняла вашу любовь. Добейтесь взаимности, а потом и странствуйте, возвеличивая имя своей возлюбленной, а так ей дела нет, славите вы её или нет. Скорее всего, она вас давно забыла...

--- Не забыла, я не позволю, чтобы забыла, --- сказал Этьен, --- и после того, как я вас выбью из седла, поймёте почему. Где ваше копьё, доставайте его пора кончать со словами.

--- Извините, господин Отвергнутый, --- отведя глаза в сторону, сказал Рыцарь Красного Оленя, --- но моё копьё сломалось в прошлом поединке, а нового я не успел заказать. Поэтому, могу биться только на мечах.

--- Хорошо, пусть будут мечи, --- согласился Этьен.

Он отбросил копьё, спешился и обнажил меч, у него в мозгу сама собой мелькнула предательская мысль, что быстро, одним ударом покончит с противником, долго с этим жеманным рыцарем возиться не придётся. И Этьен, словно голодный ястреб на убегающую добычу, ринулся на соперника, и холодная молния клинка блеснула на головой Рыцаря Красного Оленя --- Отвергнутый Рыцарь направлял свой меч в середину его овального шлема --- но меч и не задел, даже не чиркнул по начищенной стали вражеского шишака и просвистел мимо, а Этьен, разрубив прошуршавшую невидимой змеёй пустоту, опустился всем телом почти до земли, будто он кому-то поклонился. И тут же получил мощный удар в спину чем-то тупым, из-за чего не устоял на месте и упал на землю.

Этьен пружинисто вскочил на ноги и попытался поднять выроненный меч, чтобы продолжить бой, но немилосердная боль неожиданно резанула правую руку, словно кто-то невидимый с чудовищной силой дёрнул её. В его глазах запрыгали яркие слепящие пятна, в мозг как будто воткнули трёхгранный стилет, а сердце обняла смертельная тоска. Меч остался валяться на земле, бесполезной палкой.

Ирвин, сбросив на ходу шлем, подбежал Этьену.

--- Господин рыцарь, --- закричал Рыцарь Красного Оленя, --- что с вами?

--- Рука, наверное, сломана, --- с трудом выдавил из себя Этьен несколько слов.

--- О, ужас, не может быть, у меня никогда такого не случалось, чтобы кто-то покалечился, --- искренне пробормотал Ирвин.

--- Довольно причитать, помогите снять перчатку.

Её осторожно стянули, и кисть руки буквально за минуту посинела и разбухла.

--- Господин Отвергнутый Рыцарь, --- елейным голосом сказал Ирвин, --- приглашаю вас в свой замок, у меня имеется весьма искусная знахарка, она быстро вылечит вашу рану.

Этьен, чувствуя, что боль сильна, и он в любую секунду может потерять сознание, согласился.

XXIV глава.

Возлюбленная Ирвина Ззога оказалась на самом деле его законной женой, рыцарь безумно обожал её, потакал всем её прихотям и капризам, и она вертела любимым мужем, словно жонглёр кольцом, во все возможные стороны: не существовало его воли --- имелось лишь её желание. Стоило ей увидеть, какого гостя привёл муж, как она откровенно обрадовалась и, звонко засмеявшись, сказала:

--- Такой чудный красавчик наш дом ещё никогда не посещал. Но что с вами, вы бледны, как лист лопуха с изнанки и валитесь с ног, точно с перепоя? Вот садитесь в кресло, вам будет удобно.

Этьен с облегчением сел, куда ему указали и немного забылся.

--- Эмма, наш гость, кажется, сломал руку, --- с нескрываемой радостью сообщил Ирвин, --- позовите Пиринелу, они живо поможет нашему другу.

Он вкратце рассказал о том, что произошло.

--- Вы чудовище, --- немного растягивая слова, сказала ему жена, --- кто разрешил вам быть грубым и неучтивым по отношению к такому нежному, кроткому, белокурому мальчику...

"Лучше бы было потерять сознание и остаться лежать в высокой траве возле дороги, --- пронеслось в голове Этьена, --- кто-нибудь да помог бы, чем ехать сюда..."

Появилась старая согбенная знахарка, она осмотрела повреждённую руку и нашла, что перелома нет, только вывих, она ловко, почти незаметным движением вправила выбитую кость и, наложив примочки, тихо ушла.

Этьен сразу почувствовал, что стало значительнее легче и не только руке, но и на душе. "Ранним утром снова в седло --- подумал он, --- оставаться тут, чего-то ждать нельзя".

...За ужином хозяйка много говорила, особенно о своём муже:

--- Вы знаете, мой муж, Рыцарь Красного Оленя непобедим. На мечах ему нет равных, а всех, кого он побеждает, отправляет к своей любимой жене, то есть ко мне. И все как один обязаны прославлять мою удивительную красоту. Необыкновенная любовь, верно? На месте дамы сердца --- дорогая жена. Разделённая любовь стала причиной воинских подвигов. Заурядный странствующий рыцарь сохнет, как увядший лист, по своей неразделённой любви и, чтобы не помереть от тоски по неблагодарной возлюбленной, заливает рану своего сердца кровью ни в чём не виноватых врагов. А мой рыцарь никого не убивает, он милостив, ради торжества любви.

--- Ваш рыцарь побеждает не воинским умением, а какой-то хитростью, --- устало сказал Этьен.

--- Но он же никому не причинят вреда, --- возразила Эмма, --- вы первый кто пострадал. Я так сожалею...

--- Господин Ирвин, --- обратился Этьен к молчавшему до сих пор хозяину, --- разъясните, каким образом вам удалось увернуться от моего удара?

--- Я никогда не рассказывал, но вам скажу, --- ответил Ирвин, --- копья у меня нет не потому, что я его якобы сломал, а потому, что бьюсь только на мечах. Всё дело в шлеме, --- вроде на вид невзрачный шишак, но это --- Шлем Неуязвимости. Если биться верхом и на копьях, понятно, никто не станет стараться попасть в голову. А на мечах, всё наоборот --- голова самая незащищённая, и рубить по ней проще и надёжнее именно мечом, и как бы ни старался противник поразить её, он всегда будет промахиваться. А промахнувшись, как правило, он на какое-то время попадает в очень неудобную позу, и в этот момент я мгновенно, словно куница, разворачиваюсь и наношу достаточно чувствительный удар в спину соперника рукояткой меча. И тот, находящийся в неудобном положении, как приговорённый падает, на землю, ну а я, естественно, остаюсь победителем. Но ваш замах и какая-та немыслимая скорость удара --- я же просто не успел ничего понять и увидеть --- оказались убийственной: будь я без Шлема, я был бы сейчас без головы. Видимо ваша беспредельная мощь и стала причиной вашей травмы: сила, вложенная в удар и повредила вашу руку, должна же она была куда-то деваться.

Этьен не стал напоминать своему собеседнику о рыцарской чести, о правилах ведения поединка, он сразу спросил о главном:

--- Вам знаком некий барон Эсхит?

--- Барон Эсхит? --- Закричал Ирвин Ззог и вскочил, как укушенный, со своего места, --- конечно, --- сказал он значительно тише и, обойдя вокруг стола, сел возле гостя на свободный стул, --- я знаком с Харгривом ещё с тех пор, когда он и бароном-то не назывался. Мы с ним состояли в учениках у знаменитого Клайна Улофса. Слышали про такого?

--- Да... кажется, очень не много...

--- Клайн Улофс в своё время прославился как непревзойдённый турнирный боец, никого в течение, наверное, 25 лет не находилось равным ему в ратном искусстве. Клайн был сокрушителен в конном поединке на копьях, ловок и точен в схватке на простых и двуручных мечах, а с топорами и палицами он управлялся играючи, словно они ничего не весили. А когда ему грянуло 50 лет, он, отойдя от всех этих турнирных дел, принял на себя обязанности наставника молодых. Я тоже попал к нему в обучение --- обычным четырнадцатилетним мальчишкой как, впрочем, все. Но Харгрив, будущий барон Эсхит был взят в ученики двенадцатилетним, за его выдающиеся для такого возраста способности: этот "мальчик" в свои небольшие года выглядел не как отрок, а скорее как почти сформировавшийся юноша. Он сразу же выделился среди прочих, точнее, мы все были "прочими", а Харгрив моментально, в один день стал особенным, не таким как "прочие". Кажется, всего за два года он превратился в сильнейшего бойца, найти достойных, равных по его силе и умению соперников стало невозможно, он без сомнений, как само собой разумеющееся побеждал тех, кто был старше его на 3-4 года. Я среди семнадцатилетних считался лучшим, и действительно, никто из моих ровесников не мог со мной биться на равных, но для Харгрива, который был на 2,5 года младше меня, я представлял из себя не слишком серьёзного противника. Не скажу, чтобы я считался совсем слабым, нет, в поединке на мечах мне довольно долго удавалось сдерживать его натиск, и пусть в итоге он, хоть и после определённых усилий, неизменно брал, как говориться, верх. Но в конном бою на копьях он вышибал меня, как, впрочем, и остальных из седла так легко, я бы даже сказал, настолько естественно, словно я был деревянный чурбан, а не будущий рыцарь... В общем, мир ждал нового великого воина в лице Харгрива. Кстати, титул барона он унаследовал, ещё будучи подопечным Клайна Улофса --- его отец не погиб в бою, а неожиданно умер от какой-то болезни. Но, ни великого, ни даже простого, а точнее, никакого воина из Харгрива барона Эсхита не вышло. Мы, следуя правилам, покидали учителя в 18 лет, и к тому времени, когда Эсхит должен был выйти в мир из-под опеки наставника, я, понятно, давно уже его оставил. И что там произошло, точно не знаю... Да и знает ли кто, кроме самого Харгрива? Словом, едва ему исполнилось восемнадцать, он вместе с учителем и ещё одним его воспитанником должны были прибыть на Королевский Турнир, где они могли бы впервые предстать перед всем светом тогдашнего рыцарства и показать все свои воинские таланты --- тогда, помню, очень много появилось сильной и способной молодёжи. Особенно знаменитым буквально от турнира к турниру становился только что посвящённый в рыцарское звание Йэн Тиртич барон Трофинт. Слышали про такого, он и теперь непобедим?

--- Слышал, --- ответил Этьен, усмехнувшись, --- но теперь и он победим.

--- Да?! Ну не важно. А что касается нашего персонажа, то он на турнир не прибыл. Они втроём --- это известно наверняка --- выступили из замка Клайна и, направляясь на турнир, поехали прямой дорогой через горный перевал, но никто из них его не пересёк: единственный, кто вернулся обратно, то есть вернулся туда, откуда зашёл, был молодой Эсхит. Двое других исчезли, и исчезли так, словно они были бесплотными духами, рассеянные лучами утреннего солнца. Что с ними случилось, тайна не раскрытая до сих пор. Хотя, кто об этом сегодня помнит и кому это надо --- помнить, может, только одному Эсхиту? Но он ни тогда, ни тем паче позже, никому ничего не рассказал, да и не мог рассказать: он сразу же, едва вернувшись, быстренько, как вор от погони, умчался в свои земли и тихо засел в своём замке, будто пугливая сойка в гнезде, на долгие, вы не поверите, 12 лет. Да на 12 лет мир забыл о таком имени как барон Эсхит, правда, никто толком и не успел узнать, что он вообще есть...

--- Но сейчас о бароне Эсхите наслышаны многие и в весьма отдалённых краях от здешних мест, --- сказал Этьен.

--- Что не случайно. Года два назад объявился при нём некий Кулквид Рыцарь Насмешки --- да вы его, кажется, встречали. Тогда на дороге он как раз проехал с небольшим отрядом мимо того поворота, где мы с вами столкнулись, да, где-то всего за пару минут до вас.

--- А я решил, что это сам барон, --- вяло сказал Этьен, --- какой-то старик у дороги так его восхвалял. Поэтому я и летел, желая нагнать их. Похоже, я недопонял старика...

--- Вы, между прочим, двигались в противоположную сторону от замка Эсхит. Ну, о Кулквиде... Как они узнали друг о друге, если барон никогда не покидал своих владений и никого не принимал у себя, как они познакомились, если Эсхит, словно убогий отшельник, ни с кем не общался, что их свело вместе, непонятно? А кто такой этот Кулквид, откуда он взялся, какого он рода и из какой страны, имеет ли титул и какой, богат или нет, и вообще, человек он или воплощённый призрак, совершенно не ясно. Но его воздействие на барона, видимо, чрезвычайно велико... Проще говоря, благодаря влиянию Рыцаря Насмешки, Эсхит выпростался из небытия. Его первым деянием стало то, что он (или они вместе с Кулквидом) то ли купил, то взял в дар, а может просто отнял силой у старого графа Клю долгие годы лежавший у того в качестве трофея волшебный, чудодейственный ключ, назначение которого и как его использовать никто, правда, не знает. Потом Эсхит начал сколачивать своё собственное маленькое войско, этакую небольшую, но довольно злую и боеспособную армию, и когда у него набралось человек 500 бойцов, он отправился завоёвывать новые земли...

--- Да, тот старик перечислил всё, что захватил барон, --- устало сказал Этьен, --- странно, всего лишь барон, а имеет свою армию и завоёвывает чужие земли. И что никто не в силах остановить его, где все местные доблестные рыцари, и кто тут король?

--- Вопрос непростой и неоднозначный, здесь действуют определённые обстоятельства, не хотелось бы углубляться в них. Но, тем не менее, Эсхит в последнее время попритих, почти год не делает никаких вылазок, набегов, захватов, всё-таки существуют силы, противодействовать которым у него недостаточно возможностей. Но, видимо, он просто затаился, как лев в засаде, и ждёт, пока наступит та минута, когда можно будет выйти на свет и объявить себя самым сильным и главным. А сейчас он занят тем, что увеличивает свою уже и без того разросшуюся армию --- ведь для того, чтобы считаться первым, надо за спиной иметь наиболее многочисленную толпу последователей, соратников и почитателей. Сегодня войско барона Эсхита по количеству воинов приближается к двум тысячам...

И вдруг Этьену как-то мгновенно стало невыносимо скучно, ему захотелось в сию же секунду сесть на коня и мчаться во владения Эсхита. Он, почти в открытую выражая своё нетерпение, спросил Ирвина:

--- Вот вы сказали, что я ехал в обратном направлении от замка барона, что, та дорога, если развернуться, выведет прямо туда, куда надо?

--- Нет, если скакать, не сворачивая, то вы не попадёте в замок Эсхита: там дальше будет ответвление вправо от основной дороги, по которому вам и необходимо будет ехать, оно и приведёт вас к цели, за пять, а вы, даже и за четыре дня доберётесь. Дорога, обходя лес, уходит сначала на юг, потом поворачивает на восток и, ближе к замку, меняет направление на север --- получается внушительный крюк.

--- А более короткого пути нет? --- С досадой спросил Этьен

--- Есть. Напрямую сквозь дремучий лес, надо только свернуть у старого дуба с дуплом и двигаться строго на восток, и тогда точно выйдете на замок Эсхит. Там должен быть ещё водопад. Этим путём хватит и дня, чтобы доехать, если, конечно, не заблудитесь и не собьётесь с верного направления. Или на вас не нападут дикие звери и не растерзают вас.

...Ранним утром, когда рассвет обозначился лишь тоненькой светлой полосой на горизонте, Этьен уже сидел в седле и скакал по той самой дороге, что вела к Замку Эсхит...

3 часть.

XXV глава.

Через два дня блужданий по густому, как борода старого людоеда, лесу Отвергнутый Рыцарь упёрся в высокую гору, на вершине которой пугающим сказочным чудовищем темнел огромный кряжистый замок. Его стены, совершенно чёрные на фоне светлого неба, казались продолжением отвесной горной стены, зубцы его великанской башни касались краёв белых облаков, а узкие щели вертикальных бойниц выглядели, словно зрачки притаившегося демона.

Этьен, свернул точно у векового дуба с большим, похожим на разинутую пасть кита, дуплом. Пока он ехал по лесу, старался ориентироваться на солнце, считая, если солнце справа, то он наверняка движется на восток, но, видимо, где-то не так как надо что-то объехал и поэтому сбился с верного направления, замок возвышался перед ним, но войти в него он не мог: вход находился там, где его, Этьена, сейчас не было, то есть с другой стороны. И снова мрачно-чёрное, будто изнанка плаща колдуна, уныние охватило его: такая близкая, осязаемая цель отдаляется, как бесконечно отдаляется видимая линия горизонта, к которой беспрерывно приближаешься, но никогда не достигнешь.

За спиной раздался неосторожный хруст сушняка. Этьен повернул голову и заметил двух бедно одетых крестьян --- старого и молодого --- они тащили на себе по внушительной вязанке хвороста и старались поживее скрыться за толстыми стволами деревьев. Всадник быстро нагнал их и приказал остановиться, они безмолвно повиновались и грузно опустили вязанки на безучастную и холодную землю.

--- Почему вы убегаете, я же рыцарь, а не разбойник? --- Спросил Этьен.

--- Мы боялись потревожить покой благородного человека, --- ответил старик бесцветным, тоскливым голосом.

--- Где короткая дорога к замку?

--- А здесь одна дорога, --- уже бодрее сказал старик, --- она и длинная, и короткая. Надо, уйдя вправо, сначала объехать гору. Там, с той стороны, на пологом склоне, сразу перед водопадом появится широкая тропа. Так езжайте по ней, потом по маленькому мосту через ручей. Потом снова по тропе. Она-то и выведет к дороге на замок, если, конечно, ехать по тропе вверх. Ну а дорога заканчивается как раз у ворот замка.

--- И как долго ехать?

--- На хорошей лошади за полдня и доберётесь, --- совсем ровным голосом ответил старик и приветливо улыбнулся, --- да, там ещё прямо возле дороги растёт молодой сосновый лесок. Сосны в нём пока невысокие и пушистые. Так за ними прячутся дозорные барона, они всё время следят за дорогой. И никого не пускают просто так. Мы, обычные крестьяне давно туда не суёмся. Раньше там охотились, силки ставили, капканы, в дубраве, что за дорогой хворост собирали, грибы. А сейчас боимся близко подойти. Верные слуги господина барона не дают, хорошо если только изобьют, а то и убить могут.

--- За что?

--- А ни за что: не понравится им кто-то его и убивают --- неожиданно вступил в разговор молодой крестьянин, --- они верные собаки своего хозяина и подчиняются лишь ему одному. И не стоит просить у них пощады: это их только веселит, забава у них такая. А придумал всё Кулквид Рыцарь Насмешки.

--- Все рыцари барона в красивых чёрных доспехах, --- добавил старый крестьянин, --- а сам господин барон в белых.

--- Нет не в белых, а серебряных, --- поправил его молодой, --- они сильно начищены и ослепительно сияют на солнце.

--- Наверно, они и в темноте блестят, --- сказал старый.

--- Говорят, барон Эсхит так силён, --- продолжил молодой, --- что в одиночку одолевает 25 противников. И он не выходит на бой, если против него врагов меньше, чем ему требуется. И каждый его воин равен десяти обычным рыцарям. А кнехты барона...

--- У него имеются даже кнехты, как у монарха?

--- Да он держит тысячу кнехтов, --- сказал молодой, --- и они у него особенные: один пеший кнехт легко бьётся с двумя всадниками.

--- Но пеший не имеет право сходиться с конным, --- возмутился Этьен --- это нарушение рыцарских законов.

--- Наш барон говорит: "Закон здесь я". --- Обречённо вздохнул старик.

--- Это не барон говорит, --- резко сказал молодой, --- это Кулквид за него говорит. А самого барона когда ещё увидишь. А слышать мы его вообще никогда не слышали.

--- Ну да, --- согласился старик, --- пока Кулквида не было, мы знать то не знали, что есть такой барон.

--- Так кто же там главный, --- спросил с насмешкой Этьен, --- барон или этот Кулквид?

--- Понятно, барон, --- уверенно пробормотал старик, --- но без Кулквида барон никто. Кулквид у него всем заправляет. Он и войско ведёт, и командует им, и руководит набегами на другие земли.

--- Но самое важное, --- произнёс молодой почти шёпотом, --- не попасться ему на пути. Не случайно он прозван Рыцарем Насмешки. Он, в отличие от остальных рыцарей Эсхита, просто убивающих своих врагов, никого не лишает жизни. Кулквид любит как-нибудь подшутить над незадачливым противником, превращая того в жертву издевательств и насмешек. Он предпочитает унизить своего врага до такой безобразной степени, чтобы никому не стало его жалко, а только смешно. Сам он редко вступает в бой, лишь натравливает на несчастного жадную свору кнехтов, они-то и творят с ним что хотят. Но всё ради потехи, они никого ещё не замучили до смерти. И многие, что прошли через это, сами потом становятся вассалами барона.

--- Я разметаю их, как стаю голодных шакалов, --- спокойно сказал Этьен.

--- Добрый незнакомец, --- усмехнулся заскучавший вдруг старик, --- ты не видел вассалов барона Эсхита. Они все великаны. Они ездят на огромных, почти как слоны, конях. Мечи рыцарей барона таковы, что поднять их по силам только пятерым здоровым мужчинам. И то, с превеликим трудом. Помню после страшной битвы с войском семи графов один из воинов Эсхита Фламм прозванный Железным проезжал мимо нашей деревни. Он был весь так сильно изранен...

--- Утверждали, что Фламм в одиночку, окружённый со всех сторон неприятелем, расправился с тысячью врагов, --- вмешался молодой.

--- Да... --- согласился старик, --- так он весь окровавленный не покидал седла. Держался, как истукан, ничто не могло свалить. Но, хоть он и Железный, всё-таки на секунду потерял сознание, и меч, что он, не вкладывая в ножны, держал в руке, у него выскользнул. И наши крестьяне по простоте кинулись поднимать злополучный меч. Вшестером кое-как оторвали его от земли. Но тут очнулся Фламм и увидел, что его оружия коснулись простолюдины, рассвирепев, он бросился давить и топтать поселян копытами своего огромного коня. Двоих убил насмерть, троих покалечил... Добрый рыцарь, ты так молод и красив, зачем тебе ехать к барону? Там смерть и насилие...

XXVI глава.

На другой день уже ближе к ночи он услышал далёкий, как чужое эхо, и ровный до однообразия, будто голос пожилого чтеца, шум. Этьен дал коню шпоры, чтобы двигаться быстрее, но проскакав без остановки два часа, он так и не достиг источника шума, который хоть и нарастал и приближался, но никак не мог выявиться воочию. Скоро сумерки стали такими плотными, что всадник, словно старый привратник, уже почти ничего видел, лишь тщательно размазанные и сильно затёртые силуэты безмолвно крались мимо него. И через минуту вообще всё слилось в единую картину без красок, контуров и фона. А шум, теперь перешедший в равномерный грохот, слышался так близко, что Этьену чудилось, будто совсем рядом невидимая исполинская мельница крутит гигантские жернова, и он, сделав пару последних шагов, окажется затянутым в огромную воронку, в которую через глубокий, как ров перед замком, жёлоб засыпает зерно необычайных размеров мельник-великан. Этьен остановил коня, не понимая, он в здравом уме или бредит, всё происходящее просто явление природы или колдовское наваждение, он очутился в месте, где ничего нет сверхъестественного или он завлечён в ловушку, где должен произойти полный разлад его души, и он забудет, зачем появился здесь, вознесётся он тут или бесславно погибнет?

Взошла запоздалая круглолицая луна, и повсюду рассыпался, словно миллионы крошечных шариков, её неожиданно яркий свет. И Этьен ахнул: стена кромешной тьмы мгновенно рухнула, сменившись стеной живого серебра. То был водопад: мягкое лунное свечение отражалось бесчисленными серебристыми всполохами в живом потоке беспрерывно падающей вниз воды. Потрясённый юноша стоял заворожённый, ни с чем из людских и природных творений, видимые им прежде, невозможно было сравнить такое чудо, и ему представилось, что он замер у Зеркала Откровения, в нём, если долго и терпеливо ждать, отразиться вся правда человеческая, и все скрытые от понимания символы, мешавшие узнать ту правду, станут вдруг понятными и простыми, и он, узнавший всё, что необходимо, закончит блуждать и останется навеки в той точке, где нет ничего, кроме счастья бесконечного успокоения. И ничего ему уже не надо будет больше: ни житейской мудрости, ни учения о высоком, ни всеобщей славы, ни любви. В прихотливой игре отражённого света он, как ему казалось, почти сумел распознать и выделить отдельные знаки и священные рисунки, и, сам того не осознавая, он начинал каким-то не своим чутьём понимать и разгадывать их. Сама Вечность притаилась за его спиной...

...Этьен почувствовал, что голова странно отяжелела и наполнилась тысячью мелких жучков, тыкающих жёсткими усиками изнанку его черепа, а шея так затекла, что руби её тупым топором, он ничего не ощутил бы. Он приоткрыл глаза: невысокое солнце торчало на блёклом, как поношенный плащ, небе близко к полудню. Этьен очень неудобно, словно на плахе, лежал головой на плоском камне. "Что мне привиделось ночью, --- думал он, --- сон или действительность, бред от переутомления?"

Долго он не размышлял: взяв по уздцы коня, пешком перешёл по мосту, потом, сев в седло, объехал водопад, на который теперь и не взглянул --- дальше виднелся поворот, за которым отвесная скала кончалась, и начинался пологий, как жизнь тихого горожанина, склон, покрытый молодым сосняком. Стоило Этьену повернуть, и шум водопада остался там за поворотом, но ему не показалось странным то, что вот только что из-за невыносимого грохота он не слышал даже собственного дыхания, и вдруг в один момент, словно вселенский кукловод по своей прихоти переменил декорации, навалилась идеальная тишина, Этьен уже успел забыть про то, что осталось за его спиной, теперь то было давно пережитое прошлое, а он двигал вперёд вялотекущее настоящее, чтобы наступило такое желанное будущее.

XXVII глава.

...Конь охотно бежал лёгкой рысцой, стук его копыт был едва слышен в мягкой хвое, Этьен старался излишне не шуметь, чтобы его не обнаружили дозорные барона, а когда из-за дальних сосен раздался громкий и бесцеремонный гогот целого хора неслабых глоток, он остановил коня и сошёл на землю. Достал из ножен меч и, выставив его вперёд, повернулся в сторону подъёма и пошёл вверх по склону, ведя за собой коня. Этьен шагал, осторожно обходя пушистые молодые деревья и прислушиваясь к окружающим звукам: те голоса, что он слышал, отдалялись, оставаясь где-то позади. "Наверное, там, у дозора место засады, --- размышлял он, --- не бродят же они толпами по лесу, им главное дорогу держать, чтобы никто не прошёл незамеченным. А сзади, со стороны водопада, они никого не ждут. Я не стану их тревожить, пусть продолжают нести службу. Если встречусь с ними, то придётся вступить в бой, но мне сейчас не надо лишнего кровопролития. Если я убью и покалечу сколько-то людей барона, то, как он ко мне отнесётся. Может и говорить со мной не захочет, а прикажет просто убить, как врага? Не враг он мне сейчас, да и никогда Эсхит не должен быть моим врагом..."

Лес стал ссужаться, сосенки редели и мельчали и, наконец, совсем кончились --- Этьен вышел на дорогу. Он снова запрыгнул в седло и, уже не опасаясь громкого стука копыт, поскакал живее. Но проехав совсем немного, остановился на краю дороги, заканчивавшейся у глубокого и широкого рва с мутной, как мысли распутника, водой, на другой стороне рва чернел, словно открытая пасть зевающего дракона, своей нижней частью подъёмный мост. Который тут же, как только приблизился к нему Этьен, начал медленно опускаться, будто в замке знали, что прибыл странствующий рыцарь и его необходимо впустить. Но когда мост окончательно стал на своё место, по нему навстречу Этьену, опустив копьё в боевое положение, ринулся тот самый рыцарь в чёрных доспехах с улыбающимися губами на гербе. Он восседал на могучем коне с чудовищно толстыми, как каменные колонны, ногами и крутой грудью, напоминавшей мраморный валун.

--- Кулквид Рыцарь Насмешки, --- радостно сказал Этьен, --- что ж, держись.

И он, одним движением вынув копьё из подставки, направил его на соперника, пустив коня в резкий галоп. Но когда до врага оставалось всего три конских прыжка, раздался глухой удивительно добродушный голос, из-за решётки забрала:

--- Стой, --- крикнул Рыцарь Насмешки, --- безрассудный! Нельзя так сразу. Назови своё имя, незнакомец!

--- Этьен Планси, Отвергнутый Рыцарь.

--- А я Кулквид Бродяга, ещё меня называют Рыцарь Насмешки. Но вы, юноша, как я вижу не любите шутить, для вас всё всерьёз: как вы прямо с ходу, без заминки, не тушуясь и не сомневаясь с каким-то зверским рвением бросились в бой с незнакомым противником, который, может быть, в пять раз сильнее вас.

--- Так чего же вы остановились, --- запальчиво сказал Этьен, --- давайте проверим в деле, кто сильнее.

--- Да и так видно, вы очень сильны духом, --- весело сказал Кулквид и поднял забрало, показав своё молодое, открытое, улыбающееся, немного простоватое лицо, (кого-то оно напомнило Этьену, но кого, он не желал сейчас разбираться), --- я поражён и обескуражен вашей удивительной смелостью, причём её не назовёшь отчаянной, она осознанная, это даже не смелость, как принято её считать, а уверенность --- уверенность, основанная на каком-то природном, я бы сказал, животном начале. Так леопард или тигр кидаются на жертву, потому что это естественно для них, так же естественно и вы пошли вперёд на врага. С таким явлением я встречаюсь впервые, как правило, все, кто сталкивается со мной, убегают, словно молодые кролики. Хотя некоторые, если честно, никуда не бегут, но они застывают, как замороженные, на месте от дикого страха, парализующего их. Какая потеха потом глядеть на их глупые, идиотские образины. Отвергнутый Рыцарь, станем друзьями. Но что вас привело к барону Эсхиту, по вам вижу, что вы не на службу к нему прибыли напрашиваться, вы не тот, кто служит, скорее, вы тот, кому многие захотят служить?

--- У барона есть то, что я хочу заполучить, без чего моя жизнь бессмысленна. А имею возможность дать барону то, жаждет получить он.

--- Я отлично осведомлён о том, о чём мечтает наш барон, --- задумчиво сказал Кулквид, --- он грезит о химере, мыльном пузыре, о том, чего нет и быть не может. Сказочка, легенда, предание вот на чём зиждиться его мечта. Никакая сила не даст ему это, потому что этого нет.

--- Сила не даст. Даст знание. --- Ответил Этьен. --- Я знаю. Знаю всё, что необходимо, чтобы дать.

--- Превосходно, рыцарь, вы мне нравитесь всё больше, --- то ли с иронией, то вполне серьёзно сказал Рыцарь Насмешки, --- такой страстной убеждённости в своих словах я никогда и ни от кого не слышал, даже от самого себя. Я проведу вас к господину барону. А вдруг вы действительно --- не знаю как --- хитрым ли колдовством, таинственным ли волшебством, воинской ли доблестью, учёными ли знаниями сумеете добыть то, о чём мечтает, словно мальчишка, наш драгоценный барон. Это сделает его могущество беспредельным. Конечно, вы свершите просто гениальный подвиг, вы, несомненно, прославитесь, но это будет выгодно и нам, ну в смысле, барону. А овладев чудесным оружием, мы вплотную подойдём к телу этой капризной и переменчивой женщине --- власти, мы нежно обнимем её, но смертельно крепко сожмём в своих объятиях, дабы никогда уже не выпустить: мы же любим её, наша любовь должна быть взаимной. Власть, как известно, любят все, только мало кому она отдаётся, она необыкновенно привередлива и крайне непостоянна, завоевать её мало, надо суметь удержать её в руках, чуть отпустил, и она уже у другого. Необходимо быть с ней всегда, наслаждаясь её прелестями беспрерывно, каждую секунду, каждый миг, и для этого у нас должен иметься такой вещественный довод, который никому, кроме нас не даст приблизиться к вожделенному предмету. Власть желанна потому, что ею невозможно пресытиться, она не может надоесть, её всегда мало, хочется больше и больше. Власть над отдельным человеком, когда превращаешь его в кучу кошачьего дерьма, в ошмёток вонючей мерзости, в сгусток выблеванной слизи, а он тебя благодарит о снисхождении и молит о продолжении, упоительна и сладостна. Убить человека легко, интереснее убить человека в человеке. А власть над группой людей, над целым народом, над всей массой человечества? Чем многочисленней толпа, тем слаще и осязаемей чувство власти, тем безграничней погружение в него. Нет ничего выше власти, ничто по её воздействию на сознание и ощущения человека не может с ней сравнится...

--- Может! --- Перебил его Этьен, --- любовь.

Рыцарь Насмешки в ответ так громоподобно захохотал, что конь Этьена шарахнулся в сторону и присел.

--- Любовь, --- заорал Кулквид во всю глотку, --- минута, мгновение, ничто. Власть --- жизнь, вся жизнь, вечность!

XXVIII глава.

Проехав по мосту, они остановились перед закрытыми воротами замка, Кулквид приказал выскочившей обслуге открыть их. Массивные створки разошлись легко, с едва слышимым шорохом, похожий на то, как если бы 10 тысяч мышей одновременно пошебуршили бы лапками. Этьен, не будь он так сосредоточен на своём, поразился бы необычайной толщине исполинских створок --- она была соизмерима с длиной всадника верхом на коне: который, встав с распахнутыми створками вровень, наверное, полностью слился бы с ними, может, только хвост коня выходил бы за край, в целом мире, наверное, нет тарана, который бы смог пробить эти ворота, разве что армия великанов, если бы она существовала, попыталась бы что-то сделать.

Спутники въехали во внутренний двор, подлетевшие, словно стая торопливых галок, расторопные слуги приняли лошадей. Всадники сошли на землю, и Кулквид повёл Этьена через неожиданно небольшую дверь внутрь замка, сразу за которой начиналась крутая лестница, по ней, освещённой редкими факелами, они поднялись вверх и вошли в огромный круглый зал, где, как на лежбище моржей, стоял беспрерывный, монотонный гомон: в зале за длинными столами, поставленными в несколько рядов, сидело несчётное число пирующих мужчин. На особом возвышении у противоположной от входа стены был расположен отдельный стол, за ним в одиночестве восседал высокий человек с хмурым, как на старинном портрете забытого вельможи, лицом, по которому, тем более при таком тусклом свете, невозможно было угадать возраст: оно выглядело одновременно и на 25 лет, и на 40, и даже моментами на все 50. Но, тем не менее, этот человек казался настоящим красавцем, ни одна женщина не осталась бы равнодушной, встретив его, какого бы возраста он не был.

--- Эй, Кулквид, кто там с тобой? --- Крикнул кто-то из-за стола. --- Где ты подобрал такого юнца?

И все, точно взбудораженная стая грачей, расхохотались в один голос. Яростная ненависть, полная удушающей злобы острой острогой пронзила душу Этьена, он едва удержался, чтобы тут же не обнажить свой меч и не кинуться на всех сразу. Но сдержался: он помнил о главном, о том, зачем он здесь.

--- Кулквид, --- снова крикнули из-за стола, --- потешь нас. Неужели этот маленький рыцарь избежит твоих шуточек. Мы хотим повеселиться.

Человек, невозмутимо сидевший за отдельным столом, поднял правую руку и все разом заткнулись.

--- Барон, --- обратился к нему Рыцарь Насмешки, --- вот тот, кто, как он утверждает, даст тебе Меч Победы. Как он заявил, он знает то, чего не знает никто.

Барон никак не отозвался на слова Кулквида, ничто похожее на эмоцию не прошлось по его лицу, даже его поза --- а он сидел в не очень удобном положении, выдвинувшись всем телом далеко вперёд --- не поменялась. Барон молчал и несколько минут, не отводя взгляда, смотрел на гостя.

--- Говори, --- сказал он вдруг сиплым голосом, не очень громким голосом.

Этьен назвал себя и спокойно сказал:

--- У меня есть цель, господин Эсхит. Ради неё я и явился к вам.

--- Как я вижу, ты настоящий воин, --- сказал барон, --- такие как ты должны служить мне, моим целям. Мои цели превыше всего, а чужие цели для меня не существуют.

--- Наши цели разные, господин Эсхит, --- произнёс Этьен, почему-то усмехнувшись, --- но ради осуществление своей цели, я готов осуществить вашу. Для того, чтобы исполнилось моё желание, я должен исполнить ваше. Если, конечно, вы захотите этого. Знаю, ваша мечта Великий Меч Победы. Так вот я, если понадобится, добуду и отдам его вам.

--- Отдашь... мечта сбудется, --- негромко сказал барон, --- осчастливишь, облагоденствуешь... А есть ли она, мечта? И мечта ли это? Так... желание, минутная блажь, тема для пустого разговорца. Кулквид вцепился в идею, что Меч существует, что он не выдумка, что он где-то лежит и ждёт, когда я приду и возьму его. Только надо знать, где взять.

--- Я знаю, --- устало сказал Этьен.

--- Так скажи нам, где, --- вставил свою фразу Рыцарь Насмешки.

Этьен и не заметил этих слов, он говорил с бароном.

--- Господин Эсхит, вы владеете тем, ради чего я бы отдал все мечи на свете --- Ключом Любви. Мне необходим Ключ.

--- Ты видел Ключ? --- Спросил барон.

--- Нет...

--- Тем Ключом нельзя открыть ни одну дверь, --- сказал немного раздражённо барон, --- он так велик и тяжёл, что ещё не создан подобающий ему замок. Ключ настолько огромен и неподъёмен, что мои доблестные воины вшестером с превеликим трудом перемещали его с места на место. Как ты собираешься его носить?

--- Как обычный ключ. Но не думайте о том, что не ваше. Думайте о своём. Своё для вас сейчас --- Меч. Или вы уже забыли думать о нём?

--- Нет, дерзкий рыцарь, --- сказал барон, зачем-то прикусив губу, --- о таком как забудешь. Ну, хорошо, зачем мне Меч Победы понятно, Кулквид, конечно, всё подробно рассказал. Но зачем тебе Ключ Любви, если привораживать женщин, так для этого достаточно твоей весьма привлекательной внешности, любая, едва взглянув на тебя, сразу твоя?

--- На вопрос "зачем" ответ всегда неопределённый, расплывчатый, противоречивый, а то и просто ложный. Поэтому промолчу, чтобы не показаться двойственным и неоднозначным. Скажу лишь, без Ключа мне гибель.

--- Ты готов добыть Меч в обмен на Ключ? --- Спросил барон, --- немыслимо, как воин может отказаться от хорошего оружия в пользу неизвестно чего?

--- Есть вещи, которые важнее оружия, битв, воин, кровопролития.

--- Хорошо, не стану больше допытываться, для чего тебе Ключ, --- сказал барон, --- мне он бесполезен. Он валяется почти два года в подземелье моего замка, и никто до сих пор не посоветовал, что с ним делать. Будь по-твоему. Тем более что ты пришёл ко мне, а не я к тебе, это тебе что-то надо от меня, мне ничего не надо, кроме того, чем я владею. Я как жил, так и буду продолжать жить, ничего не изменится, а принесёшь Меч, тогда посмотрим, что может измениться, и нужно ли будет тогда что-то менять, может ничего уже не станет нужным...

Эсхит взял самый большой кубок со стола --- живо подбежавший слуга быстро наполнил его до краёв --- поднял его над головой и громко возвестил:

--- Слушайте все! Сей рыцарь, назвавшийся Этьеном Планси обязался раздобыть Великий Меч Победы и вручить его мне, барону Эсхиту, как самому достойному обладать им. Если это произойдёт и Меч станет моим, то в качестве награды Этьен Планси получит Ключ Любви. Все, кто здесь сейчас присутствует, свидетели. Слово Харгрива барона Эсхита.

И он в три могучих глотка осушил кубок, а все сидевшие за столами дружно провозгласили:

--- Слава нашему барону! Слава великому Эсхиту!

--- Да, и ещё, --- добавил барон, --- дайте ему мой красный баронский знак, чтобы он спокойно и без проблем мог находиться во всех моих владениях. Тот, у кого этот знак, является важнейшим и самым нужным человеком для меня...

XXIX глава.

Через полчаса, что-то наскоро съев из многочисленных блюд, предложенных бароном --- отказаться от того, чтобы разделить трапезу получилось бы не по рыцарскому этикету и воспринималось бы как оскорбление хозяина дома --- Этьен снова ехал по дороге, но если раньше ему было всё равно куда направляться, то теперь он точно знал куда направится: на восток к Серому Лесу, в дебрях которого притаилась заветная Красная Гора.

...Тридцать дней и ночей он не покидал седла и не отдыхал, хмурое солнце каждое утро с удивлением пялилось ему прямо в глаза, но Этьену не было дела светила, он, словно одержимый, скакал вперёд на восток. Иногда он встречал других странствующих рыцарей, но Этьен Планси больше не считал себя таковым, ведь странствуют без определённой цели, без выбранного направления, без конечного места прибытия, а у него имелась и поставленная цель, и нужное направление, и то главное место, где всё должно сойтись. Поэтому он с невозмутимым лицом пролетал мимо, не отвечая ни их самонадеянные вызовы, но попадались упёртые упрямцы, успевавшие стать с опущенным копьём посреди дороги, не давая проехать дальше и намереваясь непременно вступить в бой. Тогда сердце Отвергнутого Рыцаря переполнялось беспредельной яростью, и он не сбавляя хода налетал на глупого противника и разил несчастного своим Чёрным Копьём, оставляя лежать поверженным во прахе, полного отчаянной тоской и гибельным унынием, проклинающим тот день, когда он был посвящён в рыцари. А Этьен не останавливаясь ехал дальше, тут же забыв о происшедшем.

Уже на 31 день --- путь, рассчитанный на три месяца, он проделал за один --- Этьен подъезжал к Серому Лесу, уподобившийся, если смотреть с пологого склона холма, по которому спускался всадник, на океан мутной непрозрачной воды, сходившийся с такого же оттенка небом на линии горизонта. И где-то ближе к ночи рыцарь достиг границы, где кончалось чистое поле и начинались ряды одинаковых, далеко стоящих друг от друга стволов и без какого-либо волнения, как на обычной прогулке, с ясным осознанием происходящего, он въехал в осязаемо-плотный сумрак Серого Леса. Висела полная бледно-жёлтая луна, и длинные тени от неизвестных Этьену деревьев чертили долгие линии: лес не выглядел загущенным, труднопроходимым и слишком тёмным. Ветер, гуляющий везде, сюда почему-то не проникал, ночные птицы здесь не кричали пронзительными голосами, животные, обычно шныряющие с пугающим шуршанием в темноте, тут не обитали, было тихо, как на заброшенном погребении. Этьен ничего не замечал, его душа словно бы превратилась в огромную сквозную дыру, через которую всё пролетало, не цепляясь краёв, он воспринимал только необходимое, всё остальное казалось явлением небытия, где он не мыслил себе места.

Сколько часов он ехал по Лесу, он не думал, просто двигался вперёд, зная, там предел, к которому он стремиться, и когда вдруг в секунду луна исчезла, и стало ослепительно темно, он не удивился, просто придержал коня и стал ждать, что произойдёт дальше. Через пару минут луна сначала верхней частью, а потом целиком вышла из-за чего громадного, возвышающегося тяжёлым силуэтом на фоне бледного неба --- Этьен понял, что перед ним выросла молчаливым исполином Красная Гора, и что тьма, бывшая до этого, оказалась всего лишь тенью Горы.

Луна продолжала неторопливо, как посторонний наблюдатель, двигаться мелкими шажками между холодных и далёких звёзд, освещая гладкую, словно зеркало, поверхность Горы, и в той её части, где уже успел разлиться лунный свет, она отзывалась тусклым, неярким и манящим сиянием. Ни единого выступа, ни малейшей трещинки, ни какой-либо неровности не было на всём протяжении идеально отвесной стены, только ближе к округлой вершине чернело какое-то непонятное пятно, оно казалось таким же продолжением целого, но почему-то не отражающего лунный свет. "Утром станет понятно, что там за пятно." --- Подумал Этьен.

...Утром, когда солнце поднялось достаточно высоко, Этьен разглядел, что "пятно" похоже на обычную дыру и, скорее всего, было входом в пещеру, а высота Горы, как он определил на глаз, примерно сто локтей.

Он достал из Сумки Хранителя пергамент с подробными записями, что необходимо делать, чтобы проникнуть в пещеру, прочитав их основательно и вняв им, он отправил свиток обратно в Сумку, а оттуда достал верёвку с крюком на конце и, раскрутив её до такой степени, что её не стало видно, забросил вверх. Крюк, раскаляя стылый воздух, взмыл в вышину, но чиркнул о каменную стену и, выбив букет фиолетовых искр, упал вниз, издав, ударившись о ледяную землю, недовольный фыркающий звук. Этьен только усмехнулся и, снова раскрутив верёвку, зашвырнул её конец с крюком так высоко, что тот, на несколько мгновений исчезнув в бездонной голубизне неба, падая обратно, зацепился за вершину горы. Рыцарь взялся обеими руками за свободный конец верёвки и, мощно оттолкнувшись от земли, почти не задерживаясь (просто лезть ему казалось слишком долго), стремительно вбежал по отвесной стене прямо до пещеры. И он, не вполз и не вошёл внутрь, а сразу же, не задумываясь, точно самоубийца в пропасть, нырнул туда, и пещера, похожая на разинутую пасть некого вымышленного существа, моментально целиком проглотила его, подобно тому, как речной сом в одно мгновение пожирает маленького незадачливого лягушонка. Пронизывающий до самой последней клеточки холод и сводящая с ума совершенная вековая темнота навалились на Хранителя Тайны Меча в омертвелом чреве пещеры, он коченеющими пальцами достал из сумки Негасимый Факел и, чиркнув о невидимую стену, запалил его. Вспыхнул чистый и ровный огонь, стало поразительно светло, прямо как в летний полдень, и гораздо теплее, почти как у камина.

Этьен прошёл вглубь, и, пройдя 77 положенных шагов, остановился против выросшего бесстрастной стеной глухого тупика. "Здесь --- конец дороги, --- подумал он, --- и начало пути". Он вынул Нестираемый Грифель и отчертил им прямую линию наискосок от нижнего угла, образованный полом и двумя смыкавшимися стенами, до противоположного верхнего угла. От второго такого же угла он прочертил такую же линию и, отыскав в Сумке Рубиновую Восьмиконечную Звезду, приложил её к тому месту, где пересеклись обе линии. Звезда, едва коснувшись стены, стала сливаться с ней, врастать в неё, постепенно разгораясь притягательно-пугающим красным светом и сияя всё ярче и ярче. И когда её сияние достигло наивысшего предела, и она полностью вошла всем своим составом в ожившую плоть камня, дёргавшегося и дрожавшего в тот момент, будто испытывающий страх и боль напуганный зверь, стена, то ли со скрипом, то ли со стоном опустилась вниз, исчезнув в ровном, как в приёмной короля, полу. За ней открылась крошечная комнатка, посреди неё --- стол, сделанный из дуба и никак не попорченный временем, на столе находилось что-то, покрытое лиловым бархатным плащом.

Этьен вошёл и поднял плащ: кристалл горного хрусталя маленьким кубом идеально правильной формы стоял перед ним как приз победителю, внутри которого что-то темнело. Этьен взял кристалл в руки и разглядел в его мерцавшей отблесками факельного огня глубине крошечный игрушечный меч --- Великий Меч Победы.

XXX глава.

Рыцарь не был заворожён видом Меча внутри кристалла: посмотрев на Меч с полминуты, он быстро спрятал его в Сумку Хранителя и, не задерживаясь дольше, с факелом в руке, побежал прочь из пещеры. Он и не обернулся напоследок, дабы узнать, что стена, как прежде, поднялась на старое место, а погасшая навсегда Рубиновая Звезда выпала, словно посторонний предмет, и осталась лежать на полу никому теперь ненужная. Добравшись до выхода, Этьен одним жестом поймал верёвку и, едва держась за неё, почти слетел вниз, даже не заметив, что обжёг кожу на ладонях, а, лишь коснувшись земли подошвами сапог, тут же запрыгнул в седло и поскакал в обратный путь.

...Прошло 33 дня, как он покинул Серый Лес, сейчас Этьен направлялся в сторону Юго-запада, к знаменитой Великан-Горе, в глубине которой стучал молотом, не помня об отдыхе, бессмертный кузнец. Гора, похожая, по рассказам, своим внешним видом на огромного, сгорбленного человека, находилась в далёком королевстве Боргордия, где правил молодой король Гуго X. Дорога туда шла через широкую многоводную реку.

Когда Этьен выехал на пустынный берег, то не обнаружил, насколько он мог охватить своим взглядом, ни моста, ни плота, ни парома, ни лодки, ни какого-либо ещё признака переправы. А противоположный берег виднелся так не близко, так плохо угадывался в своих очертаниях, что казался небрежным, плохо прорисованным наброском неумелого художника.

Отвергнутый Рыцарь, переполненный мнительной досадой и гневливым нетерпением, поскакал вдоль берега вверх по течению, в надежде кого-нибудь встретить и спросить о переправе. И когда миновал ленивый полдень, путник наконец набрёл на привязанную к прибрежному валуну довольно вместительную лодку с мощными вёслами, поднятыми над водой и короткой мачтой, с опущенным, как знамя в походе, парусом. В ней свободно уместились бы он, спешившись, и его конь --- дно в посудине было достаточно широким и ровным. Возле лодки, на жёлтом круглом камне спиной к Этьену сидело какое-то скукожившееся, съёжившееся существо, похожее то ли на кучу старой ношенной одежды, то ли на ребёнка, обмотанного кое-как разным тряпьём, то ли на соломенное чучело, попавшее по ошибке не в огород, а на берег реки. Существо, заслышав топот копыт, повернулось к всаднику, и тот увидел, что это была древняя, сгорбленная старуха, с таким невероятно сморщенным лицом, казалось, будто бы взяли побуревшую кожу, долго и сильно нарочно её растягивали, а потом всё собрали в один комок и бросили как попало, поэтому кожи стало так бесконечно много, что она, чтобы не обвиснуть, сложились на небольшом, старушечьем лице тысячами мелких складок, наползавших одна на другую. Но глаза у сильно пожилой женщины в узких щёлочках блестели неожиданно ярким светом, и она, не мигая и не отрываясь, смотрела ими на путника и молчала.

--- Послушай, старая, где хозяин лодки? --- Спросил Этьен, не скрывая нетерпения.

--- Я хозяйка, --- ответила та звонким и чистым голосом, --- а что, нужно переправиться, юный красавчик?

После последних слов старухи, лицо Этьен запылало алым цветом, и он закричал, стараясь придать больше мужественности и жёсткости голосу:

--- Если ты, старая выдра, назовёшь меня так ещё раз, клянусь, проткну тебя копьём.

--- С каких это пор благородные рыцари стали воевать с простыми старушками? Не обижайся, пылкий юноша, ведь молодость не порок...

--- Довольно никчёмных разговоров, --- перебил её Этьен, --- где человек, который умеет управляться с лодкой, кто перевезёт меня через реку?

--- Я повезу, --- бодро сказала старуха, --- я не хуже иного мужика разберусь с парусом и рулём. И никто, кроме меня по всему берегу, не переправит тебя, я тут единственная, кто возит через эту реку. Поверь, нет никого, кто смог бы войти в лодку и повести её, ведь здесь не умение необходимо, а нечто другое, что знаю только я. Но при одном маленьком условии, господин рыцарь, надо заплатить...

--- Я готов, --- вскричал Этьен, --- дам столько, сколько попросишь. Отдам все деньги, всё золото, что у меня есть

--- Ты не дослушал, --- сказала хозяйка лодки каким-то масленым голоском, --- золота, денег, вообще ничего подобного не нужно. Зачем все эти богатства, если ты стара и безобразна, если все к тебе относятся с неприкрытым отвращением или с брезгливой жалостью, если уже никогда не будет ни любви, ни страсти, ни настоящей жизни. А хочется хоть на мгновение почувствовать себя снова юной, беззаботной, счастливой.

--- Так чего же ты ждёшь от меня, --- раздражённо спросил Этьен, --- чтобы я вернул тебе молодость?

--- Нет, добрый юноша, разве это возможно? Я прошу лишь о незначительной малости, о крошечном пустяке, тебе ничего не стоит его подарить мне. Просто поцелуй меня, так... слегка, не всерьёз, в щёчку, чуть-чуть прикоснувшись. Какой тебе убыток? А мне приятно, а ты сразу забудешь об этом навсегда.

--- Отвратительная, старая поганка, --- заорал добрый юноша, --- хочешь, чтобы я сделал то, о чём потом жалел бы всю жизнь? Да будь ты даже молодой и красивой, я и то никогда бы не подумал тебя целовать! Я верен одной единственной любимой, остальных женщин для меня нет. А ты вообще дряхлая, безобразная, мерзкая, а требуешь того, о чём не имеешь права ни просить, ни даже мечтать! Легче броситься в реку и утонуть, нежели коснуться тебя. Только одним мечом можно притронуться к твоему провонявшему тлением телу...

Этьен достал меч и опустил его на голову затрясшейся, словно её облили ледяной водой на морозе, старухе. Сверкнувший клинок, без помех, словно там зияла пустота, прошёл сквозь всё тело и со звоном ударился о камень. То, что казалось старухой, подпрыгнуло и, взмыв вверх, превратилось в пёструю, несуразную птицу, с вороней головой, с разноцветным фазаньим туловищем, с белыми когтистыми лапами полярной совы. Птица загоготала, заухала, завопила и закаркала, взлетев над лодкой выше мачты, плюнула в неё каким-то ярко-красным сгустком --- лодка вспыхнула белым жарким пламенем и через минуту сгорела вся, не оставив даже пепла. А диковинная, птица, сделав круг над рекой, перевернулась в воздухе и ринулась головой вниз, где, невидимой стрелой нырнув с коротким всплеском в воду, она вмиг исчезла.

XXXI глава.

--- Эй, вояка! --- Услышал Этьен насмешливый голос за спиной. --- Справился со старухой? Теперь попробуй одолеть рыцаря.

Этьен повернулся: всадник в зелёном плаще и с изумрудным султаном на шлеме, сидевший на лошади, покрытой попоной цвета весенней листвы, весело глазел на него.

--- Ты кто? --- Спросил Этьен. --- Хочешь узнать горький вкус поражения? Я к твоим услугам.

--- Я --- Корминг Фрой Рыцарь Золотого Дракона, и ещё меня называют Зелёным Рыцарем --- ответил его противник и указал на свой щит, где на зелёном, как майский луг, поле красовалось изображение золотого дракона, изрыгавшего малиновое пламя --- клянусь: сейчас ты будешь убит. И не надейся на пощаду.

Этьен быстро сел на коня и, назвав своё рыцарское прозвище, отъехал на сто положенных шагов от места боя. Развернувшись, он наставил копьё и, словно поток камней, падающих с крутой горы, ринулся на вперёд на врага, двигавшегося навстречу с не меньшей решимостью. Когда они съехались, раздался грохот, подобный тому, как если бы одновременно рухнули сразу 12 крепостных башен: соперники в одно мгновение, притянутые непреодолимой силой взаимной ненависти, грянули о щиты друг друга, и щит Отвергнутого Рыцаря, расколовшись, точно хрупкая скорлупка перепелиного яйца, разлетелся на куски, но жизнь воину он спас. Видя это, Корминг Фрой кинул на речной песок свой Зелёный Щит и, с весёлым блеском в глазах, дал понять неприятелю, что готов биться так, без защиты, надеясь только на толстые латы и на свою силу.

Разъехавшись вторично, противники с удесятерённой яростью бросились в схватку по-новому --- теперь вся мощь нечеловеческих ударов пришлась на незащищённые щитами доспехи: всадники, откинувшись далеко назад в сёдлах, смогли усидеть и не упасть на землю. Копьё Рыцаря Золотого Дракона с сочным треском сломалось, разлетевшись щепками, будто брызгами. Этьен, сжав до боли зубы, тут же отбросил своё Чёрное Копьё.

Они сошли с коней и обнажили мечи: красные струи огня, подобно раскалённому металлу, пролившемуся мимо формы в дрогнувших руках подмастерья кузнеца, разлетались во все стороны, когда клинок сталкивался с клинком. Силой и мощью первый боец оказался достойным второго, впрочем, никто из них не выглядел вторым --- оба могли считаться первым. Уже разъярённый до высшего предела, Отвергнутый Рыцарь рубил так, словно бился не с обычным человеком, но с выходцем из иного мира, применяющий не привычные человеческие приёмы ведения поединка, а какие-то другие, колдовские, нарушающие естественный порядок движений и правильную последовательность действий. Этьен в горячке боя ни о чём постороннем не думал, но успел заметить, что время для них обоих текло одинаково, и у него нет его всегдашнего преимущества, его особого ускоренного движения времени. Но это никак не обескураживало рыцаря, а наоборот, увеличивало боевую ярость и решимость, и он, с каждым последующим ударом бил всё сильнее и точнее. Наконец он опустил свой меч на поднятый над головой вражеский меч с такой мощью, что клинок Зелёного Рыцаря переломился пополам, а на клинке Этьена появилась глубокая в половину ширины лезвия зазубрина, делающая его непригодным к бою, сразу было ясно, что следующего удара оно не выдержит и расколется.

Они тут же отшвырнули ставшие бесполезными мечи и взялись за палицы. Рыцарь Дракона как будто обрадовался этому, он даже хохотнул немного, но моментально став снова серьёзным, со смертельной ненавистью во взгляде --- такая возникает тогда, когда выбора уже нет и отступить невозможно: в любом случае единственный исход смерть --- набросился на врага и, размахнувшись так, словно нацелился сбить ближайшую звезду, с оглушительным рёвом обрушил палицу на голову Этьена. Но тот оказался на треть мгновения расторопнее и ловким тигриным движением увернулся от шара со свистом рвавшего плотный воздух с торчащими из него шипами, которые хоть и задели плотно сидевший наплечник на левом предплечье Отвергнутого Рыцаря, но всего лишь поцарапали стальные накладки, даже их не помяв. Воспользовавшись тем, что противник на секунду очутился в позе кающегося, Этьен нанёс ему сбоку удар в шею, получившейся, правда, не очень сильным из-за неудобной положения правой руки, но его хватило, чтобы Рыцарь Дракона упал ничком на землю.

Этьен схватил его за плечи и грубо повернул лицом к себе, на котором проступала усталая и в то же время блаженная улыбка; приподнявшись на локте, поверженный негромко сказал:

--- Странник, я в твоей власти, убей меня или помилуй, я за всё буду благодарен.

--- Нет, я не стану тебя убивать, --- сказал Этьен, уже отходя от угара боя, --- ты признал своё поражение, что достаточно.

Поверженный сел, его покачивало, держался он с трудом, но было заметно, как он рад --- рад своему поражению.

--- Я свободен, --- сказал он, --- ты освободил меня. Я самый по-дурацки счастливый человек. Теперь ты мне как родной брат, жаль, ты не старше меня, я бы назвал тебя отцом. Я сегодня опять родился, я снова тот, кто я был, и кто я есть на самом деле и кем, несомненно, останусь всегда.

--- Я всего лишь победил тебя в поединке. Обычное дело. А убивать, тем более такого достойнейшего соперника не сделало бы мне чести...

--- Нет, Отвергнутый Рыцарь, я не о том. Позволь, я поведаю свою историю, тогда всё будет ясно.

--- Извини, дорогой друг, я обязан спешить. Мне ещё необходимо как-то переправиться через эту проклятую реку. Не могу задержаться ни на минуту.

Рыцарь Золотого Дракона, уже совсем придя в себя, легко вскочил на ноги и добродушно рассмеявшись, заявил:

--- Прекрасно! Переплывём реку вместе, мне тоже надо на тот берег, лодку без меня всё равно не найти, а пока будем плыть, я и расскажу о том, что со мной приключилось.

Он извлёк из седельной сумки небольшую пузатую бутылку тёмного стекла и пепельно-серую гнилушку, которую тут же швырнул в воду, вернее, в то место, где край волны соприкасался с жёлтым песком берега, потом, откупорив бутылку, Корминг вылил из неё густую вонючую жидкость прямо на гнилушку. Та начала быстро увеличиваться и, приобретая форму лодки, за минуту разрослась до таких размеров, что там легко мог бы уместиться небольшой отряд всадников прямо со своими лошадьми, а рядом, прямо вровень с бортами судна, сами собой возвелись удобные мостки. Рыцари, не произнеся ни слова, будто были знакомы всю жизнь и всё понимали с полунамёка, без заминки зашли, ведя за собой коней, по мосткам на лодку и она, поймав попутный ветер, поплыла сама к противоположному берегу, лодкой никто не управлял.

XXXII глава.

--- Рыцарь, вот моя история, --- начал Зелёный Рыцарь свой рассказ, --- три года назад я, так же как и ты, подъехал к Покой-реке (так она называется), направляясь к королю Гуго X: возжелав прославить своё неблагозвучное имя (Рыцарь Золотого Дракона просто яркое прозвище, придуманное мной для красоты). Я намеревался поступить на службу к этому, как говорится, несомненно выдающемуся монарху, превратившись в верного вассала великого (каким он обещал стать) завоевателя --- Гуго, как унаследовал корону в 15 лет, так сразу объявил, что сделает всё для того, чтобы затмить славу всех знаменитых покорителей, бывших до него. И вот эта тихая, спокойная река возникла на моём пути как последнее препятствие...

Наверное, весь день и половину ночи я скакал вдоль бесконечного (как мне казалось с отчаяния) берега, не встретив ни единого человечка и ничего похожего на переправу. Я не знал, что предпринять, моя душа от величайшего смятения представлялась мне будто разорванной в куски, словно её драли свирепые собаки. Я проклял весь мир и день своего появления на свет: из-за ничтожнейшего препятствия я не мог воплотить предназначенное мне --- стать прославленным воином. Я возненавидел всех королей, которым я обязан служить ради славы, титулов и всего того, что может сделать нас, младших безнаследных детей значительными. Пока не выскочила (она точно выскочила, ведь её буквально за секунду не было на том месте, где она появилась как бы из ничего) со своей лодкой та старая тварь. Она (как ты, наверно, сам понимаешь) потребовала платы, то есть, противного до грубой блевотины всей моей сущности юного стяжателя рыцарских подвигов, поцелуя. Конечно, я, в первую секунду вспылил и вознегодовал и, схватившись за меч (кстати, так же как и ты) хотел тут же порешить срамную старуху. Но благоразумие (да, несмотря на молодость, я весьма благоразумен) пересилило мою первоначальную горячность, и невольная мыслишка маленькой мышкой прошмыгнула где-то на задворках сознания: как я поплыву, я же не умею ставить парус и ходить под ним, я никогда ранее не плавал самостоятельно, кто же поведёт лодку, ведь судно без шкипера, всё равно, что копьё без крепкой руки? И сразу, будто кто-то холодной водичкой остудил мой пылавший жаром гнев, я спрятал меч и как бы между прочим огляделся: вокруг пустынный песчаный берег, даже зарослей поблизости нет никаких и совершенно безлюдно --- только я, да выжившая из ума бабка (как я определил для себя). Никто ничего не увидит и не узнает, если чмокну старушку в щёчку, не жениться же на ней требует она. И я смалодушничал, поступил точно как слабый и безвольный калека, то есть, я поцеловал отвратительную ведьму, причём, невероятным образом, против моего желания (ей удалось в последнее мгновение, я даже не понял как, повернуться ко мне лицом) поцелуй получился прямиком в губы. И не успел я отстраниться от её зловонного рта, как неведомая сила подхватила меня, словно большая птица мелкого кузнечика и с оглушающим воем, рёвом, свистом понесла в никуда --- река, лес, растущий на том берегу, мельком пролетевшие дальние горы, словом всё земное пропало, исчезло, растворилось в ничто. Действительность (или то, что я принимал за действительность) преобразилась в нечто стремительно вращающееся, бешеное крутящееся: красные, лиловые, бордовые, пурпурные и фиолетовые пятна вспыхивали (каждое на долю секунды) беспрерывным, мельтешащим потоком вокруг меня. Чудилось, что моя голова отделилась от туловища и летит самостоятельно, ухмыляясь и подмигивая неизвестно кому, и я как-то мог разглядывать свою голову со стороны (до сих пор не пойму, как такое возможно, ведь глаз нет на теле, или у меня тогда появилось какое-то особое, нечеловеческое зрение, существующее вне материи?). Мои руки перестали принадлежать мне, в них появилась немыслимая гибкость, они извивались, как гигантские дождевые черви, ноги тоже зажили собственной жизнью, ритмично сгибаясь и разгибаясь, точно танцуя дикарский танец. Я, совсем как праздный наблюдатель, видел, болтавшееся в каком-то продолговатом прозрачном сосуде, своё собственное бьющееся сердце, по которому ползали крошечные, ярко-оранжевые до отвращения личинки, нет, они не грызли его, а словно бы искали маленькие дырочки, куда бы могли втиснуться и, находя, влезали внутрь моего живого сердца.

Потом всё разом затемнилось, все эти цвета и моё новое зрение пропали, зловещий вой и леденящий свист умолкли, сумасшедшее вращение замедлилось и скоро совсем остановилось. И я вообще перестал ощущать себя, я не понимал, кто я --- живое существо или призрачный дух и в каком состоянии нахожусь, моё тело совершенно утратило тяжесть: меня как бы не стало (или это был по-прежнему я, но другой я?). Я не понимал, как моё плотское тело, если оно ещё существовало, расположено в пространстве, а если я уже оказался лишённым всякой телесной оболочки, то, как я до сих пор жив (и жив ли я или осталась от меня лишь одна голая душа?)? Невозможно передать и описать, что я чувствовал тогда, или нет, я тогда ничего не чувствовал, ибо я из-за полнейшей темноты ничего не видел, а тишина казалась такой, какой просто не может быть в нормальном, здешнем мире. Наверное, и время там не текло...

Я не заметил, как темнота стала помалу светлеть, вернее, синеть, и я не различил той грани, когда чёрное окончательно превратилось в синее --- такого удивительно упоительного, невозможно притягательного синего цвета я не видел никогда. И где-то в его середине возникло сначала едва теплившееся, а после, всё ярче разраставшееся свечение, оно становилось всё больше и медленно приближалось ко мне, а когда свечение, почти ослепляя меня, замерло прямо передо мной, из его средоточия выступила женщина нестерпимой красоты. Я, увидев её, потерял сознание...

"Ты поцеловал грязную старуху, а получил красавицу --- услышал я ласковый голос, едва только очнулся. --- Я сразу полюбила тебя. А ты полюбишь меня". Теперь я снова ощущал себя как себя: руки, ноги, вся моя плоть, словом, всё пребывало в прежнем состоянии, я чувствовал, что лежал на твёрдой земле, что у пространства опять присутствуют все его приметы --- верх, низ и прочее. Мир, как раньше, стал обычным, понятным миром. "Надеюсь, --- продолжила женщина, --- на твою молодость: тебя должно хватить надолго..." И она сказала, что имя её Бубелла...

Меня действительно хватило надолго, но она была ненасытна в чувственной любви, с ней никто не может сравниться в мастерстве удовлетворения аппетитов похоти, я оказался лучшим её учеником (как она говорила) в искусстве погружения в глубины сладострастия. Но границы обозначены всему на свете, и настал тот день, когда я уже не мог служить ей в качестве любовника и получил полную отставку. Женщина ведь бездонна в своей страсти, и как только мужчина, как ему кажется, начинает достигать дна, дно опускается ещё глубже, его снова не видно, до него по-прежнему не достать, и мужчине ничего тогда не остаётся, кроме тоскливого томления и самоубийственного отчаяния. В общем, став неспособным к любви, я превратился в воина --- стал Стражем Королевства Бубеллы. Оно невидимо обычным зрением и скрыто от восприятия непосвящёнными. В привычном мире Бубелла либо древняя бестелесная старуха (скорее видение, нежели живой человек), либо диковинная, нелепая птица, и лишь в пределах своего королевства она возвращается к своему подлинному облику, только там она прекрасная молодая, никогда не стареющая женщина. А я как верный слуга своей госпожи, являясь из незримого мира в реальный, вынужден был убивать всех, кто осмеливался оскорбить отказом облобызать её в виде непривлекательной старухи (знали бы она насколько она привлекательна на самом деле). И отказаться от исполнения своего вассального долга никаким образом было невозможно --- в этом заключался шанс получить свободу: рыцарь, победивший меня, разрубал железную цепь, к которой я был привязан, будто верный пёс. Конечно, победивший противник мог не пощадить и попросту убить меня, и я бы погиб, но погиб бы свободным. И чтобы умереть или жить свободным, я обязан был биться по всем правилам, в полную силу своего воинского умения, не поддаваясь и специально не уступая сопернику. Также я не имел права предупредить врага, что в случае поражения, обрету свободу, иначе навсегда остался бы Стражем Королевства Бубеллы. Стал бы тогда я Вечный Страж...

Количество рыцарей мной побеждённых мне неизвестно, я их не считал. Да и зачем считать, если победы не радовали, а расстраивали, ведь не победы я жаждал, но поражения, и притом я не имел возможности, что-то сделать ради собственного поражения? Оставалось только ждать, когда появится тот выдающийся воин, который переможет меня в честном бою. И вот появился ты, доблестный рыцарь, поверг меня жалкого в прах и сохранив жизнь (а я бы тебя не пощадил), сделал свободным. Да, я --- свободен! Знай, странник, нет ничего, чтобы стало бы вровень с ощущением свободы. Когда есть свобода, всё иное ничтожно и не существенно, свобода желаннее славы, нужнее титулов, ценнее богатств, сильнее власти, слаще любви (любовь вообще пустое, по отношению к свободе). Только свободным можно по-настоящему существовать и считать себя человеком, когда человек сам владеет собой, проявляет единственно свою личную, независимую не отчего волю, только он тогда истинно живёт и ощущает себя подлинно живим человеком. Теперь я не пойду на службу ни к какому королю --- если и буду служить, то одному себе: я сам себе и сюзерен, и вассал. И никто и ничто меня не заставит отказаться от свободы, разве что смерть, впрочем, нет, не отказаться, лишить, но только вместе с жизнью --- жизнь ради свободы отдам легко... Свобода --- единственное наслаждение, которым невозможно пресытиться...

XXXIII глава.

--- Откуда все эти колдовские штуки, --- спросил Этьен, --- при помощи которых появилась лодка, от Бубеллы?

--- Да от неё, --- согласился Зелёный Рыцарь, --- сказала, если буду биться как надо и проиграю поединок честно, то они подействуют. А поддайся я, то жидкость из бутылки просто сожгла бы гнилушку, и не получилось бы никакой лодки. Тогда никто не переправился бы на тот берег, и мы навечно остались бы на том берегу, где нам ничего не надо.

--- А вдруг кому-то придёт мысль привезти свою лодку, --- сказал Этьен, --- и переправиться на ней.

--- Никакая другая лодка здесь не поплывёт, --- ответил Рыцарь Дракона, --- она вспыхнет и быстро сгорит, как будто её опустили не на воду, а в расплавленный свинец. Так утверждала моя госпожа.

--- Госпожа?! --- Усмехнулся Этьен, --- свобода свободой, но госпожа госпожой?

--- Да нет, это так... оговорка. По привычке. Никаких господ --- только свобода.

Лодка шла легко и ровно, словно скользила не по воде, а по воздуху, желанный берег приближался, роскошный заход солнца играл всеми оттенками красного, горизонт казался размазанным и расплывшимся: земля и небо смешались в кровавом месиве заката.

Потом что-то приглушённо стукнуло --- нос лодки врезался в мокрый песок. Спутники не медля свели коней на берег, забрали доспехи и оружие. А когда они уже сели в сёдла и готовы были ехать дальше, то тут же раздался громкий хлопок, и лодка, сверкнув неприятным для глаз всполохом, исчезла, и за ней то, что ещё минуту назад виделось тихой рекой, вдруг забурлило, вскипело, и с рёвом, равный звуку ста гейзеров, ушло под землю. Ничего не осталось на том месте --- только пустая совершенно сухая безжизненная земля.

--- Я и не знал, что всё должно пропасть, --- озадаченно пробормотал Рыцарь Дракона, --- нет лодки, нет реки, ничего нет. Словно бы и не было того, что было. Но ведь было!

--- Это морок, --- сказал Этьен, --- не каждому дано попасть под его воздействие. Похоже, Бубелла наводила его на тех, кто ей приглянулся. А тот, кто был ей безразличен, проезжал не видя ни реки, ни лодки, ни её саму в облике старухи.

...Уже глубокой ночью они выехали к большой дороге, и к утру, она разошлась на две почти противоположные стороны, и спутники остановились на развилке. Та часть дороги, что уходила направо, вела горам, с плоскими, как мятый в бою шлем кнехта, вершинами, а та, что лежала влево --- тянулась к высоким сторожевым башням какой-то крепости.

--- Вечная история, --- сказал Корминг, --- путник на перепутье. Надо выбирать, куда направить свои стопы.

--- Точнее, копыта своего коня. Мы же не пешком топаем, чтобы направлять стопы --- усмехнулся Этьен, --- мы всё-таки едем. А куда ехать, я знаю. Мне выбирать не надо: выбор сделан давно.

--- Выбор можно и переменить. Отвергнутый Рыцарь, едем вместе, разделим свободу на двоих.

--- На двоих? Разве свобода делима? Свобода ощутима только в одиночестве и в одиночку, но если рядом другой, то сразу появляется зависимость, причём не важно, кто главный, а кто в подчинении, или они равны --- не свободны оба. Потому что они оба, другие по отношению друг к другу, свобода каждого из них окажется ограниченной присутствием другого, то есть, первый должен будет считаться со вторым и наоборот. А если приходиться считаться с чем-то чужим, не своим, то тут же появляется ощущение несвободы, чувствуешь ограниченность проявлений собственной воли. А значит, никакого единого целого внутри твоего сознания, твоего восприятия мира и твоей души быть не может, происходит разделение, раскол, раздвоение, что, как ты понимаешь, есть уменьшение свободы --- внутренней и внешней. Желаешь оставаться свободным, оставайся один.

--- Одиночество это прекрасно, но ведь есть ещё дружба. Что нам помешает быть друзьями и быть при этом свободными.

--- Может ты, Корминг, и будешь свободным. Я --- никогда. Служение любви мой удел.

--- Рыцарь, я уважаю твои чувства, но любовь то же рабство. А неразделённая любовь --- кабала адская, избавление от которой только смерть. И любовь, даже если она взаимна, никогда не даст ощущения подлинной жизни, ведь в любви человек непрерывно несвободен. А если твоя любовь отвергнута, зачем служить ей? Забудь о ней, замени её дружбой.

--- Нет, забыть о ней невозможно. Если бы я о ней не помнил, то был бы я сейчас не здесь, и не узнал бы ты меня, и никто бы тебя не освободил. Единственно благодаря моему чувству произошло именно то, что произошло. Ты достоин дружбы, и я принимаю её, но разъедимся мы по разным дорогам. Каждому предназначен только его путь. Так что прощай, Корминг Фрой Рыцарь Золотого Дракона, он же Зелёный Рыцарь.

--- Прощай, Отвергнутый Рыцарь. А лучше до свидания: наверняка мы когда-нибудь встретимся. Да мы просто не можем не встретиться: дороги бесчисленны, но все они рано или поздно где-нибудь сходятся...

XXXIV глава.

Этьен двигался по постепенно сужавшейся и поднимавшейся медленно в гору дороге, становящейся от этого всё круче, из-за чего рыцарский конь шёл с каждым шагом всё тяжелее, пока, наконец, всадник не догадался покинуть седла и пойти пешком впереди коня. Где-то через час Этьен услышал голоса и лязганье боевого железа, он сошёл с дороги и укрылся за большим, продолговатым камнем, с выпяченным боком, из-за которого, если вскарабкаться немного повыше по его бугристой поверхности и встать на попавшийся кстати полукруглый выступ --- довольно ровный и широкий, чтоб уместиться на нём взрослому человеку --- то становилось хорошо видно, что делалось с обратной стороны.

Сразу за камнем находилась достаточно широкая, открытая и пустая от камней площадка, заканчивавшаяся крутой, почти отвесной стеной склона горы, с высоким входом в пещеру, закрытый окованной листами толстой стали тяжёлой дверью. Возле двери в два ряда на расстоянии семи шагов напротив друг другу стояло до трёх сотен вооружённых мечами и топорами пеших воинов с длинными, почти в полный рост человека светло-серыми щитами, на которых выпукло выделялось изображение чёрного профиля хищной птицы с огромным крючковатым клювом.

Заскрежетал и заскрипел невидимый механизм, дробно звякнув, натянулись крепкие цепи и заструились массивными звеньями: дверь в пещеру нехотя отодвинулась, отверзнув тёмный зев выхода. Оттуда верхом на длинноногой статной лошади, гордо держа прямую спину, появился молодой роскошно разодетый всадник с вытянутым, как у богомола, лицом, на котором выказывалось столько высокомерия, сколько хватило бы на весь королевский двор. За ним следовало ещё шестеро, тоже на конях, но гораздо более простых, да и сами конники держались в сёдлах как-то пригнувшись и позами несколько наискосок: они старались своими подобострастными лицами всё время быть повёрнутыми к тому, кто ехал первым. Этьен сразу понял, что первый --- сам король Гуго X, а все прочие его свита.

Король и остальные спешились и поспешили под широкий навес, под которым стоял богато накрытый стол. Все, не сводя глаз с монарха, подняли бокалы с вином и дружно выпили. Гуго, осушив свой бокал, высоким, каким-то не то женским, не то детским голосом радостно заявил:

--- Сегодня мой Кузнец превзошёл самого себя: гранитный камень, величиной с голову быка меч его работы разрубает, как кочан капусты!

--- А раньше камушки были всего лишь с овечью головёнку, Ваше Величество, --- подал кто-то из вельмож свой верноподданнический голосок.

--- Теперь с таким непревзойдённым оружием я разгромлю любого врага, --- весело сказал король, --- ведь невозможно найти или изготовить такие доспехи, которые выдержали бы удары моих мечей и могли бы надёжно защитить тех, кто в них облачён. Мои мужественные воины играючи зарубят и заколют всех, кто выйдет против них, словно те голые.

--- Ваше Величество, ваша армия и так лучшая в мире, --- поддакнул ещё кто-то из свиты, --- а если её ещё вооружить этими чудесными мечами, то она под вашим предводительством покорит весь свет. Вы прославитесь как непобедимый полководец.

--- Слава полководца конечно желанна, --- задумчиво сказал Гуго, --- но сильнее всего желанна сама война. Упоение битвой ни с чем не сравнимо: когда ты перед лицом врага, и он полный ненависти готов к убийству --- убийству тебя, а ты распаляешься от всего этого до крайности и сам, словно ты не можешь напиться, жаждешь убивать. Хочешь до изнеможения колоть, резать, рубить, протыкать насквозь, словом лить бурные водопады горячей крови, и чем больше ты убиваешь, тем сильнее желаешь убивать ещё. Какое-то сладостное ощущение появляется, и тебе требуется длить его и длить: пресытиться невозможно. Оно, ощущение, сродни ощущению от высшего художества, когда ты наблюдаешь, как кровь только что поверженного тобой врага стекает по лезвию меча, ты испытываешь поистине такое же наслаждение, как от произведения гениального художника или от музыки великого композитора. Но длится оно, к сожалению, всего-то пару секунд, но они, эти секунды, стоят того, чтобы объявить их смыслом жизни. И никакой пощады побеждённому: проигравший обязан умереть. Зачем биться в смертельном бою, если не будет смертельного исхода, каждый честный бой должен венчаться убийством. Когда ты пронзаешь человеческую плоть копьём или мечом, то воспринимаешь своим телом её агонические трепыхание, оно передаётся тебе, ты переживаешь что-то подобное экстазу. Впрочем, это лишь красивые, но пустые слова, только личный опыт раскроет всю красоту того, что ты чувствуешь, когда убиваешь. И, поэтому, скоро нас ждёт великое сражение, в котором я стану главным участником, и где будет убито множество врагов моей собственной рукой, и я не выйду из боя из-за усталости или небольшой раны, опасаясь за свою бесценную жизнь, пока самый последний враг не окажется поверженным. Или пока меня самого не насадят на копьё, словно червяка, или мне не отрубят голову, будто глупому насекомому.

Гуго замолчал и начал, быстро хватая всё подряд со стола, насыщать свою утробу, он ел с такой жадностью и поглощал разные яства в таких порциях, что Этьен подумал: "Ест, словно его не кормили неделю. И как в него столько вмещается, ведь худой, как копьё?" Его окружение стояло, умилённо замерев в почтительно приниженных позах, никто из них не притрагивался к трапезе, все были увлечены потрясающим зрелищем королевского завтрака.

Наконец Его Величество наелся и, оглядевшись, приказал:

--- Завтра же доставить мечи и наконечники копей и стрел в столицу. Мечи сразу же раздать моим солдатам, а наконечники --- мастерам копейщикам. А сейчас по коням.

XXXV глава.

Этьен переждал, пока за поворотом не скрылся последний всадник из свиты короля Гуго X и, выйдя из-за камня и, спустившись по дороге немного ниже, направился вдоль Великан-Горы. Ему необходимо было обойти гору и добраться до её дальнего противоположного склона, там находился второй, потайной вход в пещеру, известный одному ему как Хранителю Тайны Меча. И уже где-то после полудня, дойдя до нужного места, он нашёл то, что искал: входом служил неестественно гладкий и ровный, словно обработанный умелой рукой ремесленника, небольшой круглый гранитный валун.

Этьен достал из Сумки Нестираемый Грифель и расчертил им сероватую поверхность камня на четыре равные доли, на каждую он положил по крупной белой жемчужине, и те тут же, как от незримого толчка, живо зашевелились, задвигались, заметались, но строго внутри своей четверти, не вылетая за очерченные границы. Потом жемчужины начали подпрыгивать и с увеличивающейся, с каждым прыжком, силой бить по граниту, звонко ударяя в одну точку. Твёрдая материя, не выдерживая мощи тех ударов, стала дробиться, крошиться и разваливаться и под конец превратилась в облако сизой пыли. А жемчужины, закончив работу, соединились вместе, срослись в одно целое и, тут же бесшумно взорвавшись мгновенной ярко-жёлтой вспышкой, исчезли навсегда.

На том месте, где торчал валун, образовалось не очень широкое продолговатое отверстие, через которое, если повернуться боком, вполне мог протиснуться взрослый человек. Этьен зажёг Негасимый Факел и без труда пролез сквозь узкий вход, сразу за которым начинались выбитые в скале ступени, ведшие круто вниз, они оказались ужасно скользкими, покрытые зелёной, как стоячая вода в зацветшем пруду, слизью, стекавшей по стенам. Этьен едва держался, чтобы не поехала нога, и как бы он не упал, опереться было не обо что, и он шёл, стараясь плавно, почти не отрывая стоп от ступеней, чтобы хоть как-то чувствовать их, идти дальше. А откуда-то из далёкой глубины доносилось глухо ухающее эхо ударов железа о железо, которые с каждым его шагом становясь всё ближе, превращались в сплошной нестерпимый для слуха грохот.

Наконец ступени закончились, и вместе с ними пропала слизь, идти стало проще, и Этьен, переполненный нетерпением, побежал, не замечая того, что у него находится под ногами, тем более что по не очень крутому спуску бежалось легко, почти как в детстве, когда он беззаботно носился по покатому двору родного замка. И когда нетерпеливый юноша обо что-то споткнулся и, упав, покатился вниз, словно игрушечный рыцарь, то не испугался, а скорее развеселился и, от распиравшей его радости, заорал диким голосом. И таким орущим и ошалевшим его выбросило из прохода во что-то огромное, жаркое, красновато-бурое, будто чрево кита. Этьен, ещё толком не придя в себя, так как всё куда-то плыло в его глазах, понял, что очутился в кузнице Бессмертного Кузнеца.

Оторопевший Далдаф, бросив стучать своим гигантским молотом и повернувшись спиной к наковальне, с таким непомерно наивным удивлением пялился на пришельца, словно тот выглядел как чудовищно привлекательный уродец из бродячего балагана или представлялся невероятным отвратительным исчадием вымышленного мира.

--- Ты кто? --- Пробасил Кузнец.

--- Твой освободитель, --- ответил Этьен.

--- Ты видение, призрак?

--- Нет, я живой, обычный человек в плоти.

--- Ты выпал из горы. Камень родил тебя?

--- Нет, Кузнец, меня родила мать. Просто я вошёл сюда через другой вход. Так удобнее.

--- Сколько здесь провёл, никогда не слышал про второй вход.

--- А зачем тебе знать, что есть другой вход, он же выход, ты же никогда отсюда не выходил? И разве не достаточно одного входа, чтобы выйти, ты ж когда-то через что-то сюда вошёл, ведь было же начало у твоего пребывания тут? А войдя раз можно так же и выйти обратно. Сколько лет ты здесь работаешь?

--- Не знаю.

--- Далдаф, ты вроде как бессмертен... Ты, можно сказать, вечен. Но вечна и твоя работа. Ты не устал?

--- Я не понимаю, что такое "устал". --- Ответил Кузнец ровным голосом.

--- Как вообще ты очутился здесь, в подземелье, в глубине пещеры, как ты попал туда, откуда не можешь или не хочешь выходить?

--- Когда-то я был обычным сельским кузнецом. Страшно любил свою работу, мог с утра до вечера не вылезать из кузни и стоять часами у наковальни и горна. Я не думал о девках, как остальные парни из деревни, мог обходиться без денег, о еде я вспоминал лишь тогда, когда желудку было уже невмоготу. Я любил только одну работу и полное одиночество, чтобы никто не мешал мне работать. Я впадал в страшное отчаяние, если из-за проклятой усталости не мог продолжать делать своё дело и ненавидел часы, убитые на сон. Я досадовал и доходил до крайнего неистовства, когда долго не случалось заказов. А заказы у сельского кузнеца обычно бывают по сезону, и я порой неделями сидел без настоящей работы. Как я тогда страдал, наверное, обманутый любовник не мучился так в своей неудовлетворённой страсти. И тут в нашу деревню зашёл вроде ещё не старый, очень даже в расцвете лет странник. Не знаю, сколько ему было лет, по виду он выглядел достаточно молодым и бодрым, но говорил как умудренный долгой жизнью пожилой человек, много переживший и перетерпевший на своём веку. И оказался он не простым пилигримом, а волшебником или чародеем, не знаю, как правильно сказать. А пришёл он как раз по осени, когда я сидел без дела. Проведал он о моём горе и о моём нестерпимом желании трудиться всё время, беспрерывно, без сна, отдыха и пищи. Чтобы не отвлекаться на ненужное, чтобы день и ночь стоял я у наковальни, стуча молотом, чтобы всегда были заказы, работа, дело. И чародей, усыпив меня, перенёс в эту пещеру, приковал навечно цепью к горе, сказал, пока я на цепи, я не умру и не буду знать усталости, забуду, что такое голод и жажда. То, что я как будто бы вечен, не совсем правда --- я жив, пока цепь держит меня, пока стоит Великан-Гора, и умру только когда рухнет гора, а произойдёт это не менее, чем через сто тысяч лет. Так что я "почти" бессмертен... Все годы, а может и столетия, что я провёл в пещере я ни разу не спал, ничего не ел, не пил, я, как я понял из того, что мне говорил странник, нахожусь как бы вне времени: для всех оно идёт, а для меня времени не существует. Или я не существую для времени... Всё эти годы я орудовал молотом, раздувал мехи, плавил железо, закалял сталь, словом, работал, и так обрёл покой и удовлетворение. Делал я в основном орудия труда: сохи, плуги, косы, серпы, лопаты --- раньше их очень много требовалось. После, как что-то изменилось в людях, стали больше заказывать оружия, скоро я начал изготовлять лишь одно оружие: мечи, секиры, наконечники копей, рыцарские доспехи. А орудия труда вообще стали никому не нужны. Почему, не понимаю... То, что я произвожу своими руками близко к совершенству, произведения моего ремесленного искусства неповторимы, такое могу делать только я один. Я кричу от радости и захожусь в восторге, когда держу в руках своё новое творение. И я ещё не насытился работой: каждый новый выкованный меч, что первенец для молодого отца.

--- Кузнец, --- сказал Этьен, --- твои оружейные шедевры, твои чудесные клинки несут смерть и страдание. Король Гуго X, для которого ты куёшь мечи, готов залить кровью весь мир. Он пока разорил и разгромил только одно небольшое королевство. Он не просто покорил его, а именно уничтожил --- уничтожил всех его жителей: воинов, землепашцев, ремесленников, мужчин, женщин, детей, правителя и его подданных. Гуго не достаточно разбить вражеское войско, ему сладостно вырезать всех, кто стоял против него. Кто не с ним, тот, по его понятию, должен быть убит. Он не воин, он --- палач. Далдаф, ты творец смерти, бессмысленной и напрасной смерти. С твоих пальцев стекает кровь младенцев, твоя наковальня стоит на человеческих костях, в твоих глазах отражение адского огня, твою душу обволокли трупные черви, твоё блаженство --- боль и несчастие невинных и беззащитных.

--- Замолчи! --- Закричал Кузнец, --- я делал оружие не для войны, а для удовольствия. Меня убедили, что оно используется на рыцарских турнирах, и больше нигде.

--- Сколько мечей ты изготовил?

--- Тридцать пять тысяч лежат готовые, завтра должны их все забрать.

--- И неужели ты думаешь, что такое количество нужно только для использования на рыцарских турнирах. Не бывает турниров, где одновременно участвуют тридцать пять тысяч рыцарей. Столько оружия, причём сразу, необходимо, чтобы вооружить целую армию.

--- Я не обязан об этом думать. Моё дело --- делать то, что должен делать. Страсть к работе меня не покидает. И я не тупо произвожу одно и то же, но я творю. Я, если хочешь, не просто ремесленник, я --- художник. Моё последнее творение меч...

--- Перерубающий камень с бычью голову, --- с раздражением перебил его Этьен, --- Кузнец, ты обязан бросить всё и уйти отсюда навсегда.

--- Незнакомец, ты же знаешь, я навеки прикован. Цепь не перерубить никаким мечом, даже моим самым лучшим. Правда, помниться, старик говорил про какой-то легендарный Меч Победы. Но где тот Меч?

Этьен, молча, достал из Сумки Кристалл горного хрусталя и положил его на наковальню и произнёс:

--- Бери свой молот, Кузнец и бей сюда, бей по Кристаллу. И станешь свободным.

--- Свободным, --- упавшим голосом повторил Далдаф, --- нужна ли она свобода. И где она свобода? Может здесь, прикованный и погребённый я свободнее, чем, если бы жил там, на земле среди людей? Несвобода она же не снаружи, она внутри человека, и сейчас я ощущаю столько свободы во всём своём существе, сколько нет, наверное, и в тысячи вольных бродяг.

--- Нет, ремесленник, после того, что я тебе сейчас сказал, ты никогда уже не будешь истинно свободным. Делая очередной меч или наконечник копья, ты будешь помнить, что их жертвой могут стать дети, женщины, старики. Нет больше для тебя свободы --- ни внешне, ни изнутри.

--- Но смысл моей жизни в работе, я без неё погибну...

--- Работы тебе хватит и среди людей: вещи, пригодные к труду нужны вечно.

--- Господин рыцарь,? ты сейчас сделал меня самым несчастным человеком на свете. Я вынужден выбирать между двух зол: я не могу тут оставаться и до смерти не хочу выходить отсюда.

--- Забудь, кузнец, о себе: твоя личная воля отныне поглощена всеобщей волей. Теперь твоё ничтожное Я принадлежит всем: будущее мира в твоих сильных руках. Бей, и довольно разговоров.

Кузнец повиновался, он ухватился обеим руками за свой гигантский молот и, размахнувшись так, словно делал это в последний раз, опустил его на Кристалл. Раздался сухой треск, и над наковальней вспыхнуло переливающееся облако разноцветной пыли. Едва оно опало, как на чёрной поверхности огромной, как поле для игры в шары, наковальни остался лежать весь усыпанный радужными частицами Великий Меч Победы величиной с женскую ладонь.

--- Это что? --- Спросил Кузнец.

--- Тот самый легендарный Меч Победы.

Далдаф ухмыльнулся и неодобрительно зыркнул на Этьена. Рыцарь же взял Меч двумя пальцами, стряхнул с него блёстки пыли и коснулся его тончайшим остриём цепи, державшей Бессмертного Кузнеца, и цепь, будто бы ожив, зашевелилась, как-то неловко звякнула и слетела с ноги пленника горы, оставшись валяться ненужной мёртвой змеёй на грязном полу. Кузнец с откровенно детским ужасом в расширенных зрачках глядел на происходящее, когда он окончательно понял, что теперь не прикован и свободен, то с каким-то животным стоном, идущим с самых низов утробы, повалился на колени и зарыдал так искренне, словно рядом стояла его родная мать, и только она одна могла прочувствовать всю глубину его горя.

--- Перестань, будь мужчиной, --- сказал Этьен и, достав Талисман в виде змеи, вставил Меч между изгибами её тела, --- где тот меч, что ты закончил последним? Мой сломался и мне нужен новый.

--- Вот он, --- пробормотал Кузнец, --- бери его, рыцарь, он по праву теперь твой. Моё самое лучшее творение. Где бы взять камень, чтобы показать, как он может рубить. Да я их все уже поколол. Наковальня! Руби её, она всё равно уже бесполезна.

Этьен, не колеблясь, размахнулся и с плеча ударил по холодному железу, и закалённое лезвие прошло сквозь него до самого основания, словно наковальня была сделана из бумаги, и две тяжёлые половинки упали в разные стороны, гулко стукнувшись об пол.

--- Вот и всё, --- тихо вздохнул Далдаф.

--- Нет, Кузнец, ещё не всё, ---сказал Этьен, --- ты забыл про тридцать пять тысяч мечей, их надо уничтожить.

--- Это не сложно. Вон там, у той дальней боковой стены есть проход, куда никто не заходит, ведь он заканчивается обрывом, и где-то далеко внизу, неизвестно на какой глубине слышен шум воды --- подземная горная река. Вот туда и можно всё сбросить. Тут у меня не только мечи, но ещё и наконечники, топоры, щиты --- всё пойдёт в бездну. Весь мой труд. Трудился и жил я, выходит, напрасно.

--- Нет, Далдаф, не напрасно. Кто, кроме тебя освободил бы Меч Победы. Впрочем, довольно медлить: действуй. Где всё сложено?

--- А всё здесь, --- сказал Кузнец и сорвал высокий полог из оленьих шкур.

Открылся уходящий вглубь пещеры длинный тоннель --- он, был весь заставлен деревянными подставками с торчащими из них рукоятками готовых мечей, которые словно бы ждали, когда воины придут и заберут их, чтобы сразу броситься в битву. Далдаф начал грубо, словно сорняки в поле, по одному выдёргивать мечи из подставок и, набрав их с десяток в большие, как лапы дракона, руки, уносить в дальний проход, ему приходилось каждый раз пересекать кузницу от края до края, но он с лёгкостью бегал туда и обратно, таская свой груз. Его лицо в тот момент казалось беспредельно печальным, такое бывает у того, кто навсегда покидает родной дом, но пройдя треть тоннеля, Кузнец как-то разом остервенел и разозлился, теперь, казалось, попади кто-нибудь под руку, убьёт, не размышляя, а под конец он вдруг успокоился, и выражение лица стало отрешённым и отсутствующим...

--- Странно, я устал, --- удивлённо сказал Далдаф, --- я никогда не уставал. Всё понятно: сейчас я смертный, а значит, как любой смертный должен уставать, а так же спать, мёрзнуть, страдать от жары, болеть, испытывать голод, стареть и, может быть, даже любить. Всё правильно...

--- Идём отсюда, ремесленник, --- бодро сказал Этьен, --- дел здесь больше нет.

Кузнец повернулся к выходу, но рыцарь предостерёг его:

--- Нет не туда, там стража, там не выйти просто так. Идём через второй выход.

Он взял Факел и, запалив его, пошёл, не оглядываясь, к проходу, сквозь который попал внутрь пещеры, а заскучавший Далдаф поднял свой молот --- единственное, что он пожелал забрать с собой --- положил его на плечо и покорно побрёл следом.

Подниматься вверх оказалось проще: зелёная слизь высохла, и ступеньки покрылись плотной коркой, ноги больше не скользили. Этьен шёл быстро и слышал, как за его спиной сильно, будто молотом по наковальне, стучит толстыми подошвами железных башмаков Кузнец, стараясь не отстать, и он громко и сипло дышал, словно перегруженный конь-тяжеловоз.

Как только они выбрались из пещеры, поднялась любопытная луна, и воцарилась полночь.

--- Надо как-то запереть эту дыру, чтобы туда никто больше не влез, --- сказал Этьен, --- найди камень помассивней и заложи её.

Далдаф повиновался, он отыскал среди камней, кругом лежавших россыпью, огромный отколовшийся осколок скалы, волоком перетащил его к дыре и, при помощи молота, плотно, словно пробку в дубовую бочку, забил им выход.

--- Прощай, рыцарь, --- сказал Кузнец, закончив дело, --- пойду в те края, где родился. Не знаю, правда, для чего, кто там ждёт меня... Я же даже не знаю, сколько лет прошло, как я исчез оттуда --- может всего три года, а может и все триста лет. Но всё равно пойду, больше некуда...

--- Прощай, Мастер, --- сдержанно сказал Этьен, --- удачи тебе.

--- Спасибо, --- ответил Кузнец и зашагал вниз прямо по камням. И скоро его чёрный силуэт растворился в прозрачной темноте ночи.

XXXVI глава.

...Этьен не поехал обратно той же дорогой: ему говорили, что существует более короткий путь --- через владения короля Бальбо II, прославившийся тем, что всякий проезжающий по его землям воин обязан был сразиться с тремя самыми лучшими рыцарями королевства. Незадачливого побеждённого, как правило, не убивали, а держали в качестве заложника, в ожидании, пока родственники не заплатят богатый выкуп. Король и его вассалы весьма наживались на этом, так как всегда находилось достаточно охотников испытать своё рыцарское умение и поиграть в чёт-нечет с судьбой. И за 12 лет, что действовало такое правило, лишь троим выдающимся воином удалось одолеть всех трёх королевских бойцов --- первым победителем был Фламм Рыцарь Башни, вторым --- Трофинт Рыцарь Белого Вепря, третьим --- Кулквид Рыцарь Насмешки.

Этьен, не колеблясь, въехал во владения Бальбо II --- если бы он обогнул королевство стороной, то потерял бы девять дней. О поединках он не думал --- он думал совсем о другом.

Дорога, прежде шедшая по уклон, стала ровной, и рыцарский конь скакал по ней резво и без заминок. Скоро дорога побежала мимо березняка, где деревья казались выстроившейся на королевский парад армией кнехтов в белых плащах, и выросший прямо посреди пути всадник в розовом плаще показался тут вполне к месту --- он стал поперёк, выставив копьё и мешая проехать Этьену. На гербе всадника краснела когтистая тигриная лапа, держащая серебряный топор.

--- Уважаемый, --- закричал неизвестный, --- я Донги Рыцарь Тигра! Будьте любезны, назовите ваше имя и примите бой!

Отвергнутый Рыцарь ничего не ответил: он молча опустил своё копьё --- у него просто не оставалось времени на бессмысленные церемонии --- и ринулся на дерзкого противника, и едва тот успел разогнаться, как получил страшнейший удар в центр щита. Толстый щит выдержал, не раскололся, но не выдержал всадник: одним махом, будто выброшенный из метательной машины, он вылетел из седла и, с раздражением отшвырнув копьё, словно оно было во всём виновато, повалился навзничь на землю, широко раскинув руки, будто ждал в объятия того, кто сейчас упадёт к нему с неба. Рыцарь Тигра так и остался лежать, когда равнодушный Этьен проскакал мимо, не удосуживаясь полюбопытствовать о состоянии поверженного, а услышав за спиной далёкое: "Незнакомец, назови хотя бы своё имя...", то был уверен, что обращаются не к нему.

...К полудню он достиг короткого по протяжённости, но весьма широко раздвинутого в стороны каменного моста, возведённого над быстротекущей, буйной рекой, вода в ней клокотала и бурлила, как в большом закопчённом разбойничьем котле, подвешенным над сильным огнём. С той стороны моста, в самом его начале, напоминая гриб подберёзовик из-за странного удлинённо-шишковатого шлема, как-то вполне естественно возник всадник, застывший, словно восковая фигура, он крепко сидел на невысоком, но мощном коне, и, казалось, никакая сила не вышибет такого из седла. На его чёрном, как кожа тропического дикаря, щите пестрело изображение павлина с раскрытым хвостом.

--- Эй, --- заорал всадник, перекрикивая громовым голосом шум воды, --- я Горди Оик Рыцарь Павлина. Ещё никто не проезжал по этому мосту, не сразившись со мной. 200 человек за 15 лет сокрушил я своим копьём, правда были ещё те трое, что оказались сильнее и удачливей... Но они проезжали здесь так давно, что я о них почти не помню, даже подозреваю, не выдумал ли я их со скуки. А скуки здесь хватает: тот первый, что на дороге, мало кого оставляет мне. Но сегодня великий день: появился, наконец, соперник --- единственный за последние три года. Так что, незнакомый паладин, назовитесь и в бой. Вам уготована честь стать двести первым. Счастливое число, между прочим!

Отвергнутый Рыцарь, выкрикнув своё прозвище, дёрнул повод и пустил коня на врага, и через 2 секунды они сошлись прямо посреди моста. Раскатистый грохот от ударов стальных наконечников копий об обитых железом щиты перекрыл голос разъярённой реки, а каменный мост страшно затрясся, точно слабые деревянные мостки, когда Рыцарь Павлина повалился на него, будто кусок скалы, оторвавшийся от горы, поверженный вместе с лошадью: налетевший Этьен, своим непреодолимым натиском, словно бы сковырнул его как застарелый нарост на коре тысячелетнего дуба.

--- Ты победил, счастливчик, --- прорычал Рыцарь Павлина, который сразу же, легко отпружинив от холодных камней, вскочил на ноги, он не выглядел каким-то обескураженным и раздосадованным, --- но зато ты развлёк меня и отогнал на время мою лучшую подругу госпожу скуку. Что ж, тебя ждёт третий, если он, конечно, уже не подох там от тоски в своём тоннеле.

...Когда блёклое солнце нижним краем чуток коснулось ободка горизонта, дорога, изредка прихотливо изгибаясь, вывела Этьена к невысокой горе с пробитым сквозь неё тоннелем. Он заехал внутрь, и ему стало несколько жутковато: всё --- неровный пол, шероховатые стены, сводчатый потолок отливали тёмно-багряным отсветом, и невозможно было понять, то ли это естественный цвет, то ли всё это получилось благодаря свету многочисленных факелов, торчавших исполинскими иглами по всей продолжительности тоннеля. Их дрожащее, неуверенное горение давало мерцающий свет, контуры предметов едва улавливались, всё виделось неясным, призрачным, и возникший впереди силуэт высокого худого всадника на длинноногом коне, выглядел непрорисованным, нечётким, почти бесплотным. А стоило ему выступить из тени, как можно было рассмотреть долгое, опустошённое лицо с глубоко провалившимися глазами, обрамлёнными тёмными кругами. "Такого строгого и осмысленного выражения во взгляде не бывает у живого человека, --- подумал Этьен, --- как на старинной картине. Ощущение, что этот человек знает то, чего нельзя знать, и никто, кроме его одного этого не знает." Этьен придержал коня: впервые за все месяцы странствий у него не возникло решительного намерения тут же пойти в атаку на неприятеля, этот странный рыцарь не мог восприниматься как воин, он скорее походил на забытого всем миром отшельника или на обычного, может быть ещё не старого, но до последнего предела усталого от однозначного восприятия хода времени человека. С ним хотелось не биться в кровавом бою, а просто поговорить.

Но долговязый рыцарь в полном молчании надел на голову шлем, едва не чиркнув навершием шишака потолка, собрал как бы распадавшееся на отдельные части в одно целое лицо, из-за чего сразу же посуровел и ожесточился и произнёс не громким, но крайне уверенным голосом:

--- Ожидание как вид существования личности изменяет её либо до полного низведения в ничто, либо наоборот, возвышает до высоких откровений и глубоких прозрений. Если ожидающий беспрерывно от начала до возможного конца проживает своё ожидание, он опускается до полного ничтожения. Но когда он беспрерывно осмысливает ожидание, он прорывается к высотам познания и духа. Я сейчас в месте, где должен быть только я, и я готов к тому, чтобы исполнилось и свершилось то, что предопределено мне одному. А значит, я не ничтожество, я разумный и умелый рыцарь, вышедший на поединок. Я --- Ллойд Ютингер Рыцарь Тени, прежде я считался самым искусным воином королевства. Если, настоящее равнозначно прошлому, то я и теперь первый в рыцарском искусстве. Но за последние шесть лет здесь никто не появлялся, и доказывать, что я лучший мне не приходилось. Но ожидание не пропитало меня своей горькой водой, я старался держаться отстранённо от него, и пробовать его воду изредка и маленькими глотками. Поэтому, я всегда пребываю в полном рыцарском облачении и при оружии. Благородный рыцарь, как ваше имя? И давайте не будем медлить и приступим к действу.

Отвергнутый Рыцарь как-то немного неуверенно выкрикнул своё имя и пошёл на противника. То ли он не разогнался достаточно быстро, то ли копьё Рыцаря Тени из его длинных рук врезалось в щит Этьена на мгновение раньше, но его удар по щиту Ллойда получился не достаточно мощным, чтобы выбить того из седла --- оба всадника в момент соприкосновения мгновенно остановились и застыли, словно заворожённые друг другом, и только когда нетерпеливые кони, фыркая, попятились назад, рыцари опомнились.

Разворачиваться на несколько напуганных, и от этого плохо управляемых конях в узком тоннеле оказалось совершенно неудобно, и всадники сошли на землю, отставив длинные копья и вынув из ножен мечи. И грянула сталь об сталь, со звоном россыпью полетели обжигающе-ледяные искры --- соперники попались одинаково умелые и сильные. Но Этьену было совсем не с руки биться с таким удивительно высоким, как корабельная сосна, противником, который, наносил удары не прямо, а (иначе он просто не мог) сверху, и те удары были настолько непреодолимо мощны, что если бы не неповторимый меч Далдафа, то Этьен давно бы лишился оружия, а может быть и жизни. Он быстро понял, что если только обороняться и всё время отбиваться, то ему никогда не одолеть Рыцаря Тени, и пока тот в очередной раз замахивался и опускал меч вниз, Отвергнутый Рыцарь, слегка присев, нырнул вперёд в неширокий промежуток между стеной и левым бедром Ллойда, отчего тот, разрезав плотное марево пустоты, ударил клинком по земле. А Этьен, поймав момент, стремительно выпрямился и, как-то неловко и коряво, из-за нелепой позы и стеснённого положения, рубанул по шлему неприятеля, но лезвие меча, пойдя не по его середине, а по боковой поверхности, соскользнуло вниз и распороло щёку и, чиркнув по серебристому наплечнику, повисло в воздухе --- на самом его острие осталась алеть, отражая пляшущий свет факелов, свежая кровь. Удар, может быть, получился не сильным, но оказался неожиданным для Ллойда, он отступил на два шага назад и, не удержав равновесия, завалился на спину, но не упал, а лишь сел, прислонившись к стене --- на левой половине его лица, словно метка, зиял багровый рубец, с бьющим из него кровавым потоком, заливавшим чёрные доспехи.

Этьен, быстро спрятав меч, подбежал к упавшему противнику, снял с него шлем, достал флягу с водой и обмыл изувеченное лицо --- кровь уже не текла, будто вино из опрокинутой бутылки, а тихонько сочилась, как сок из под повреждённой коры дерева. Потом Этьен особой густой мазью для ран, сделанной из корноубского воска, тщательно замазал порез, закрыв его для кровотечения.

Раненый грустно улыбнулся и сказал бесцветным голосом:

--- Чудной рыцарь, зачем ты возишься со мной, точно с самым близким родственником, если бы я победил, я не делал бы ничего похожего, я без тени сомнения взял бы тебя в плен.

--- А может, Рыцарь Тени, я как раз беру тебя в плен.

--- И что, надеешься получить выкуп за меня у нашего короля?

--- Конечно. Только не у короля, а у тебя самого, Ллойд Ютингер.

--- У меня?! Но всё моё богатство есть моя жизнь. Ничего больше я не смогу тебе отдать.

--- Твоя жизнь пусть принадлежит тебе. Но хочу, чтобы дал слово --- слово рыцаря. Хочу, чтобы ты исполнил мою волю.

--- Изволь. Если это в моих силах, и даже не в моих силах, предприму всё, чтобы твоя воля превратилась в мою волю.

---Господин Ллойд, я требую по праву победителя в равном рыцарском поединке, чтобы вы тот час отправились в маркизат Ротанги и, посетив там хозяйку одноимённого замка маркизу Изабель Ротанги, заявили бы ей, что она самая прекрасная дама на свете и Отвергнутый Рыцарь служит ей и всячески прославляет её имя. Возможно, очень скоро, он вернётся назад.

--- Отвергнутый Рыцарь, я как послушный слуга с величайшим прилежанием и наивысшим удовольствием исполню ваше требование. Тем более что сие обстоятельство освобождает меня от обязательства дальше пребывать здесь в качестве вечного стража. Так что по коням и вперёд.

Они вместе, один за другим, словно воины одного отряда, выехали из тесного тоннеля: первым Этьен, и следом --- Ллойд Ютингер. Когда надо было разъезжаться каждому в свою сторону, они задержались на минуту.

--- Исполню долг побеждённого, --- сказал Рыцарь Тени, --- и пойду странствовать. Настоящий рыцарь либо воин, либо странник, или то и другое одновременно. Хотя у меня нет желания с кем-то ссориться неизвестно из-за чего, а потом проливать напрасно кровь, если с кем воевать, так с каким-нибудь ужасным чудовищем, безжалостным драконом или, на худой случай, с буйным зверем. Я слышал, что где-то очень далеко на юге, где властвует нечеловеческая жара, живёт гигантский и свирепый змей, убивающий всё живое своим огненным дыханием. Вот бы его, ужасного, победить, тогда и дело доброе сделаю, и славу себе снискаю.

--- Ну, в таком случае, удачи тебе, --- сказал весело Этьен.

XXXVII глава.

Дней через десять он уже въезжал в графство Челфей, прежде бывшего сюзеренетом баронов Эсхитов, но сейчас законный господин подвергся изгнанию своим же вассалом, а графские владения были незаконно присоединены к землям барона. Всего за треть дня, двигаясь вдогонку заходящему солнцу, Этьен пересёк графство и где-то ближе к полуночи он уже стоял у запертых ворот передней караульной заставы замка Эсхит. С той стороны не доносилось ни шороха, ни возгласа, ни даже обычного для таких мест смеха, и вообще не доносилось никаких звуков: ни изнутри, ни снаружи, висела невозможная тишина, казалось, что, если забыться и замереть хотя бы на две минуты, то можно услышать едва уловимое шуршание падающих с неба звёзд.

Он постучал в ворота, приоткрылась небольшая калитка, и из неё, как новорождённое насекомое из кокона, выпростал своё громоздкое туловище полусонный начальник ночной стражи. Этьен просто показал ему баронский знак, и вялый в движениях, с обвисшим мужицким лицом кнехт мгновенно, проснулся, взбодрился, подобрал мятые брыла и растянул толстые губы в добродушную улыбку.

--- Добро пожаловать, --- пропел он, открывая одну из створок ворот, --- таких гостей мы ждём всегда.

Он побежал вперёд к подъёмному мосту и, остановившись у края рва, заорал, едва не порвав глотку:

--- Эй, вы там, у подъёмника, опускайте мост, тут важный человек прибыл!

--- Все кто надо, давно в замке, --- ответили с той стороны, --- и никого больше здесь не ждут...

Провожатый Этьена побелел от злобного негодования и, топнув слоновьей ногой, заорал ещё неистовей:

--- Тут красный баронский знак у человека, опускай живей свою гнилую рухлядь!

Те, что находились на другой стороне, мгновенно всполошились, замельтешили, словно потревоженные клопы-солдатики, так сразу вдруг их стало много, было слышно, как с ржавым визгом открылись какие-то двери, а из тёмных глубин главной башни раздались шуршащие, шелестящие, шаркающие звуки работы подъёмного механизма, и уродливо-красивая громадина моста наплывающей тенью начала равномерно и плавно, будто опадавший без ветра парус, опускаться вниз. Стоило мосту лишь коснуться отделанного гранитным камнем края рва, как Этьен ступил на него и быстро пересёк, а массивная, собранная из толстых брёвен и оббитая железом решётка уже поднималась перед ним, словно он обладал колдовской силой воздействия на предметы. А как только он въехал во внутренний двор замка, то тут же потребовал, чтобы его, не мешкая, вели прямо к барону.

...На этот раз барон Эсхит принимал гостя не в трапезной, а в небольшой комнате с угасающим камином, где кроме него сидело ещё двое --- Кулквид и Фламм.

--- Я чувствовал, что ты сегодня появишься, --- чуть повернув голову в сторону Этьена, произнёс барон. --- Не знаю, но я почему-то всегда чувствую человека, когда он где-то близко. Ты принёс то, ради чего я жду тебя столько дней? Где ОН?

--- Он тут, --- сказал Этьен и указал на свою грудь, --- и сегодня он станет вашим.

--- Где тут, хочешь сказать, что прячешь Меч за пазухой? --- Спросил Эсхит с оттенком обиды в голосе, --- ты смеёшься надо мной, воин...

--- Решил устроить нам маленькое представление, --- вставил свою фразу Кулквид, --- умник среди простаков...

--- Нет, господин барон, я серьёзен, --- ответил Этьен, --- вы сейчас предельно близко от обладания Мечом Победы.

--- Так отдай его, --- пробормотал барон.

--- Меч невозможно просто отдать, --- сказал Этьен, --- вид его обманчив и немыслим, как и вид Ключа Любви. Каждый из них выглядит не таким, каким он должен был быть на самом деле. Поэтому, чтобы они вернулись в своё изначальное состояние, необходимо находиться им сейчас рядом, на расстоянии вытянутой руки: один ничто без второго. И ещё, господин барон Эсхит, мы обязаны остаться с вами наедине: никто третий не может присутствовать, если он не уйдёт, даже будет невидимый прятаться за дверью, то ничего не произойдёт... Где храниться Ключ, ведите меня туда --- там и должно всё свершиться: вы станете хозяином Меча, я --- владельцем Ключа...

--- Согласен, следуй за мной, --- сказал барон, поднимаясь с кресла.

--- Харгрив, пусть хотя бы вынет из ножен меч и положит его на время здесь, --- сказал Кулквид, тоже вскакивая со своего места, --- ты же вообще сейчас безоружен.

--- Неужели, Рыцарь Насмешки, ты думаешь, что я опасаюсь за свою неповторимую жизнь? --- Спросил, усмехнувшись Эсхит. --- И неужели этот юноша так простодушно коварен, что замыслил таким неподражаемым образом прикончить меня? А как же понятие рыцарства? Да ты, друг мой Кулквид, не обо мне ведь беспокоишься, а о себе, о своём положении. Кто ты без меня? Впрочем, довольно пошлых слов, идём, Отвергнутый Рыцарь.

XXXVIII глава.

...Они проходили сквозь протяжённые безлюдно-тоскливые коридоры, освещённые редкими светильниками, миновав десятки незапертых дверей, в которые не вошли, пересекали пустые залы, где кроме затхлого духа, не осталось ничего, спускались по узким винтовым лестницам, погружаясь всё глубже в недра старого замка. Этьен вдруг понял, что твердыня будто бы вросла в скалу, и они теперь находятся уже в теле самой горы, и окружающие их стены вырублены из цельного камня, а не сложены из рукотворного кирпича.

Хозяин замка, немного сутулясь, быстро шёл впереди, лёгкой, молодой поступью, изредка оборачиваясь на гостя, взаимное молчание не нарушалось на протяжении всего их пути, и неожиданно громко звякнувшие ключи в руках барона заставили вздрогнуть Этьена. Эсхит остановился возле низкой двери, вставил в замочную скважину, от которой тянуло мёртвым холодом, бронзовый ключ, сильно почерневший без долгого употребления, и три раза с усилием повернул его.

--- Будто не благородный муж, а простой, затюканный ключник, --- пробормотал барон, хмуро улыбнувшись, --- сюда два года никто не заходил: как затащили Ключ (а тащить его, всё равно, что переть трёхлетнего быка), так и забыли про него. Этот Ключ, вернее его отвоевание у графа Клю стало моим первым подвигом. Многие стремились им овладеть, кто силой, кто хитростью, кто подкупом, и только мне с моими молодцами удалось взять и разнести проклятое гнездо старого стервятника. Но, честно говоря, обладание Ключом не принесло мне, надеюсь пока, никакой выгоды.

Он распахнул туго поддавшуюся со страдальческим стоном дверь и заглянул в комнату --- там было темно, застоялый воздух попахивал склепом. Барон снял со стены один из горящих факелов и, пригнувшись в дверном проёме, вошёл внутрь, Этьен последовал за ним, и его глаза ещё не успели привыкнуть к полумраку, как он понял, что каморка маленькая и тесная, и почти всё её пространство занимало какое-то нелепое, непонятной формы, вытянутое во всю длину помещения возвышение, на котором лежало нечто, накрытое коротким покрывалом. Эсхит посветил по стенам и, найдя там воткнутые в медные держатели приготовленные заранее факела, по три с каждой стороны, стал пытаться их один за другим разжигать, но загорались они плохо --- старая пропитка подсохла, а вспыхнув, горели с громким треском, дрожащим, сильно коптящим пламенем, а два так и не зажглись. Когда барон закончил возиться с факелами, он повернулся к возвышению и сорвал с него покрывало.

--- Вот Ключ, --- тихо сказал он.

Там действительно лежал Ключ: фантастически гигантский, безумно громоздкий и совершено неподъёмный, скорее, это был бесполезный кусок металла в рост взрослого человека толщиной с хорошее бревно в виде ключа.

--- Когда-то здесь находилась усыпальница первого барона Эсхита, моего прапрадеда, --- сказал барон, --- но ещё его сын, то есть, мой прадед, перенёс прах в специально построенный фамильный склеп, теперь все Эсхиты там. А эта каморка с тех пор пустовала, и вот она пригодилась для хранения Ключа... Тогда, когда я жил в замке совершено один, ещё до встречи с Кулквидом, и до всего того, что сейчас со мной происходит, я иногда --- не очень часто --- спускался сюда и ложился на возвышение в позе покойника. Зачем? И сам не понимаю, может, хотел ощутить то, что ощущает мертвец на смертном одре. Правда, как я мог это почувствовать, если я живой, а он мёртв и, значит, ничего не чувствует. Или мёртвые тоже что-то чувствуют, но совсем по иному, а нам это дано понять, лишь умерев самим? Странные мысли возникают в мозгу, когда ты в беспробудном, закостенелом одиночестве, когда знаешь, что исхода из него, кроме смерти, нет. 12 лет я до онемения чувств упивался одиночеством, наслаждался его непостижимой прелестью, задыхался от его неимоверного количества, не снившееся ни одному богачу. Странно, когда теперь я окружён целой армией поданных, даже имеются те двое, что считаются моими настоящими друзьями, и уже можно сидеть у камина и разговаривать не сам с собой, а с кем-то ещё, я продолжаю испытывать где-то в глубине себя, на самом донышке то же чувство безысходности, бывшее во мне, в то время, когда я существовал совсем один. Возможно, одиночество это вовсе не означает, что существуешь совершенно один --- один не обязательно одинок, а одиночество... это если ты наедине только с самим собой, и ты всегда, беспрерывно, каждую минуту чувствуешь, что ты один и не важно, сколько людей подле тебя ---- толпа или нет никого. Одиночество не снаружи, оно внутри... И, кстати, Ключ давно в наличии, я желаю видеть Меч.

Этьен, кивнув головой, снял с шеи цепочку с Талисманом, извлёк Меч из изгибов тела змеи.

--- Меч как очевидный символ войны и мужского воплощения, --- сказал он, --- когда вложенный в ножны меч вынимается и выставляется воином прямо перед собой, то сразу явственно становится мужское начало явления. Ключ есть символ любви, что означает женское начало, и в нём должно быть то, куда вставляется лезвие Меча, то есть должно имеется отверстие. Так сказано в Пергаменте.

Этьен двумя пальцами взял Великий Меч Победы за крошечную рукоятку и, наклонившись и приблизившись вплотную к гладкой поверхности Ключа Любви, начал её пристально разглядывать.

--- Вот оно! --- Каким-то детским голоском крикнул он, отыскав маленькую щёлочку в нижней части ключа.

Побледневший Эсхит подошёл и стал чуть сзади, Этьен, слыша его частое дыхание, обернулся и произнёс почти шёпотом:

--- Взыскующий Меча Победы, внимай, что говорю: сейчас я вложу клинок в отверстие, а ты станешь подле, я начну произносить заклинание, а ты лови каждое слово, как раздастся приказ, браться за рукоятку Меча, исполняй и держись за неё, чтобы не происходило до тех пор, пока Меч не будет твоим. Удержишь его сейчас --- никогда не выпустишь после.

Он замолчал и перешёл на противоположную сторону, там он ухватился левой рукой за неимоверно огромное кольцо Ключа, а правую положил на сердце. И стал громко говорить заклинание:

--- Ты женского тела не тронь, бери рукоятку в ладонь (вздрогнувший при этих словах Эсхит быстро взялся за рукоятку), ненужная сила Ключа становится мощью Меча, обязан ты Меч удержать и, в страхе не бросить клинка, как истинный воин молчать, когда задымится рука, приняв раскалённый металл: не выпадет Меч из руки --- владельцем навеки ты стал...

Этьен оцепенел живым истуканом, заклинание начало действовать, и он ощутил, как Ключ начал, быстро остывая, леденеть и заметно уменьшаться в размерах, это происходило так скоро, что через несколько секунд он не мог держать кисть руки внутри кольца, и вот уже совсем маленький ключик привычных размеров висел у него на пальце. Он поднял глаза на Эсхита --- тот стоял весь как-то сгорбившись и согнувшись, его лицо побагровело и покрылось густо-лиловыми пятнами, безумные глаза выпучились, по щетинисто-небритому подбородку стекали ручейки крови от прикушенной губы, правая рука стискивала Меч чрезвычайно неразумной длины, раскалённый до ослепительно алого цвета, сжатый кулак барона почернел, от него курились струйки сизого дыма, висел отвратительно-сладковатый смрад от горевшего человеческого мяса. И Этьена замутило, ему казалось, что внутри него дружно танцуют какой-то дикий танец тысячи крошечных существ, и они все вместе, единым жестом тычут маленькими стилетиками его ослабший желудок, и ещё пару мгновений, и уйдёт самообладание, непослушная плоть взорвётся, всё выльется наружу, и он, обмерев, не удержит Ключ Любви в руке... Свободными пальцами он прижал Ключ к раскрытой ладони, чтобы тот не выпал и закрыл глаза.

...Когда Этьен снова открыл глаза, почувствовав, что воздух стал свежее, то увидел, что барон --- полностью измождённый как после долгой и ожесточённой битвы и с потерянным, каким-то не своим лицом --- сидел, словно придавленный чем-то огромным, на полу, привалившись к углу.

--- Ну, кажется, всё, --- сказал он, криво усмехнувшись, --- думал, без руки останусь, до кости прожёг её, но всё срослось, будто ничего не было, а было так тяжко, я же почти выпустил Меч, но не знаю что, но что-то заставило его удержать. Сейчас он мой. Великий Меч Победы мой!

Эсхит, ухватившись за край возвышения, поднялся на ноги и вытянул вперёд руку с Мечом, любуясь им --- конец его острия едва не задел противоположной стеной, такой длины было его узкое лезвие.

--- Теперь надо показать Меч моим доблестным мерзавцам, --- сказал барон, --- его надо всем показать! Пусть весь мир узнает, что Харгрив Эсхит владеет Мечом Победы. Пусть все узнают и навечно запомнят моё имя, и я всё сделаю, чтобы его запомнили навеки. Барона Эсхита не забудут, словно он ничтожество, о нём будут говорить и через тысячу лет, как о Великом Воине.

Этьен, чуть нахмурившись, с явной скукой на лице вставил ставший обычным маленьким ключиком Ключ Любви в Талисман и, поворачиваясь к выходу, сказал:

--- Нам пора идти, господин барон.

--- Да, конечно идём, --- согласился Эсхит и пошёл за Этьеном. --- Но надо же как-то осмыслить произошедшее, --- крикнул барон уже за его спиной, --- кому принадлежит Меч? Мне одному --- одному в целом мире. А значит, я избранный, отмеченный, единственный, и у меня появилось будущее, а оно в бессмертии моего имени. Ведь у меня нет прошлого, я человек без прошлого, почему так случилось, не спрашивайте --- моё личное дело. Да что там прошлое, моё настоящее было, как не было, то есть я находился в настоящем, в котором ничего не происходило. Но с недавнего времени, когда встретил Кулквида настоящее стало осязаемым, вещественным, настоящим, пошла жизнь, моё существование обрело ощущения. А до этого я ничего не чувствовал --- ни себя, ни окружающий мир. А сейчас моё настоящее равнозначно моему будущему, моё будущее будет сплошным, беспрерывным настоящим, то есть, я буду всегда... Для меня настанет вечное настоящее. А... не туда, --- неожиданно прервал он самого себя, обгоняя Этьена, --- нам лучше сюда: выход здесь.

Эсхит завернул в короткий коридорчик и, с ходу открыв завершавшую его дверь, вышел наружу, Этьену ничего не оставалось, как последовать за ним. И яркий ослепляющий, не понятно, откуда взявшийся, режущий глаза, свет заставил его остановиться: огромная толпа рыцарей и кнехтов барона стояла на большой площади перед замком, держа над головами частоколы пылающих факелов, а самым первым, в качестве предводителя всего действа стоял Кулквид, полный гордого самодовольства. Завидев своего господина, все принялись радостными воплями и возгласами восторга приветствовать его. Эсхит поднял руку и толпа заткнулась.

--- Вот он, Великий Меч Победы! --- Заорал, рвя голос, он. --- Меч --- моя воля, моя власть, моё право. Я пришёл, чтобы изменить мир, и Меч будет именно той силой, с помощью которой я это сделаю.

Он не мог дальше говорить, захлебнувшись волнением, а его верные вассалы снова загалдели, а потом дружно замаршировали и слаженно запели бравурную песню.

XXXIX глава.

Безразличный и усталый Этьен быстро прошёл мимо топающих в ногу и горланящих единым хором бравых вояк барона через всю площадь к воротам, и только хотел сесть на поданную лошадь, как его догнал Кулквид Бродяга и, тронув за плечо, сказал:

--- Погодите, господин Планси, почему так сразу бежать от нас, сегодня, можно сказать, величайший день, разделите со всеми эту радость, видите с каким воодушевлением и подъёмом восприняла толпа весть об обретении Меча. Неужели вам не хочется оказаться там, среди всех и петь вместе со всеми, ведь находясь в состоянии совместного восторга, душа у человека возвышается? Хочется вершить бессмертные дела и сумасшедшие подвиги, хочется быть равным всем героям прошлого и современности.

--- Так почему же вы, господин Кулквид, сейчас не со всеми, а уговариваете другого быть со всеми?

--- А я не уговариваю, я предлагаю: ваша воля быть там, где вы сами считаете правильным быть. А почему меня там нет? Так всё это действо придумал я. Как можно находиться в толпе и руководить ей? Толпа без руководителя, без лидера не толпа, а сборище, скопище, масса. А масса... она же предельно неустойчива. Масса очень быстро и легко, будто бы сама собой собирается, словно людей что-то притягивает, то ли место, то ли слухи, то ли само наличие других людей в неопределённо большом количестве и также быстро, без видимых поводов и побуждений масса распадается, а ведь никто не даёт ей для этого ни команды, ни знака, ни приказа...

--- Зачем вы всё это говорите мне? И вообще ваши умствования здесь неуместны. Мне пора ехать...

--- Ну нет, здесь как раз уместны. Скажите, как совладать с такой оравой взрослых сильных мужчин, как их организовать, придать устойчивость единообразие их настроениям, направить сразу всех в нужном направлении? Надо чтобы появилась общая, объединяющая всех идея, и чтобы присутствовал тот, кто донесёт идею до всех и убедит каждого в её неповторимости и значимости. Любому сброду необходим та личность, за которой пойдут, а у того, за кем пойдут должен быть у правого его плеча направляющий, ведь не всякий идущий впереди знает, куда и как идти.

--- Я понял, Рыцарь Насмешки, вы тот самый направляющий. Но причём тут я?

--- Молодой человек, а почему бы вам не поступить на службу к барону...

--- Мой отец граф, а я единственный сын.

--- Ну и что. Эсхит скоро герцогов, князей и королей будет делать своими вассалами!

--- Господин Кулквид, наш разговор бессмыслен, я спешу...

--- Но вы ведь умный человек, раз сумели добыть Меч.

--- Всё благодаря случаю.

--- Не имеет значения. Вы просто не осознаёте, что я вам предлагаю, а предлагаю я власть --- настоящую, ощутимую, подлинную.

--- Мне это неинтересно...

--- Да как же может власть быть неинтересной, господин Планси?! Нет ничего слаще ощущения власти, а если власть не явная, скрытая, если вы за спиной недалёкого и не очень умного правителя, и вы знаете, что все его решения, это ваши придумки, и исполняя вроде бы свою волю, он исполняет вашу, что за всеми его действиями ваша твёрдая рука.

--- Вам что рук не хватает? Или воля ослабла?

--- Нет, мне не хватает того, кто бы разделил со мной все прелести и соблазны тайной власти, а, главное, того, кто смог бы по достоинству оценить мои незаурядные способности.

--- Извините, господин Кулквид, но то, что вы говорите, просто глупо. Существует то, что главнее всего для меня. И довольно, мне надо спешить.

Он запрыгнул в седло и направился к подъёмному мосту и, пока ждал, когда тот опуститься, Кулквид успел сказать напоследок:

--- Да, как же я забыл, главнее всего для вас любовь. Но вот это точно глупо, но вы ведь странствующий рыцарь, и не всё ли равно странствовать, служить или воевать, если вы Отвергнутый?

--- Мои странствия кончены, --- крикнул Этьен напоследок и поскакал по мосту.

XL глава.

Ранний рассвет пел свои привычные песни, и мелодия любви, звучавшая в душе Этьена из унылой и тоскливой превратилась в светлую и звеняще-радостную. Он не заметил, как пролетел знакомый сосновый лес, и лишь сдержано-торжественный шум водопада заставил его придержать коня. Этьен спрыгнул на землю, приблизился вплотную к поющим бесчисленными разноголосыми песнопениями потокам падающей воды и, протянув под золотистую в лучах восходящего солнца струю раскрытые ладони, наполнил их ледяной влагой, которая была такой прозрачной, что, и если бы она не ощущалась до онемения рук такой обжигающе холодной, то казалось бы, что будто её нет. И он одним глотком выпил всю воду с ладоней, почувствовав свежий, необыкновенно приятный и неповторимый вкус, ему стало весело и так хорошо, как, наверное, было хорошо лишь в давно забытом младенчестве. Он быстро разделся и вошёл под шумную, весело льющуюся воду, его тело, вздрогнув от хлёстких ледяных ударов, поначалу съёжилось, уменьшилось, стало, как ему почудилось, неестественно маленьким, как у семилетнего ребёнка, но с течением нескольких минут, оно привыкло к холоду и совсем перестало его воспринимать, словно, наконец, найдя то состояние, в котором ему лучше всего существовать. Этьен поднял руку, и ему почудилось, что эта рука не его рука, что это вообще не часть его тела, а что-то чужое, отдельное, живущее своей особой от него жизнью, ему не верилось, что она подчиняется его воли, и его желанию, да всё его тело, вся его телесная сущность виделись ему чем-то далёким, давно отслоившимся и отпавшим от него, что он --- не больше чем равнодушный наблюдатель, готовый в любой миг закрыть глаза. Он непроизвольное качнулся вперёд и, чтобы не упасть, откинулся немного назад, и тут же не столько почувствовал, а, скорее, услышал, как что-то стукнулось об его обнажённую грудь, дотронувшись до этого двумя пальцами, он нащупал Талисман с Ключом внутри, о котором он совершенно позабыл в последние минуты. Этьен взял Талисман в руки --- бурлящая вода с яростью билась об извивающееся тельце серебряной змеи и с неистовством отлетала в стороны радужными брызгами, она, своим напором словно бы пыталась выбить драгоценное сокровище из рук Этьена.

"...А вдруг Талисман вместе с Ключом сейчас случайно унесёт потоком, --- подумал он, --- и всё, что случилось со мной за все эти месяцы, станет как не бывшее. Произошедшее как непроизошедшее... Случай перечеркнёт всё случившееся. И я, каким я стал за это время, буду не кем-то, а никем. Или, правильнее, ничем. Произойдёт низведение моего собственного Я до совершенно полного ничтожения, так, вроде бы, говорил Ллойд. И моё действительное физическое бытие прекратится, сохранится лишь одна полая оболочка, воспринимаемая другими как я. Но, то буду не я, а кто-то ещё. А хочу я быть кем-то ещё? Нет. Тогда что я тут делаю?"

Он, как из пылающего дома, выскочил из воды, не обсохнув, стремительно оделся, с ходу запрыгнул в седло и пустил коня во всю прыть. Он мчался, не думая где ехать, по какой дороге --- лишь бы ехать и ехать всё время вперёд и как можно быстрее, и когда бедный конь заметно захромал и почти перестал бежать, Этьен едва не завыл от беспредельной злости и удушающей досады, думая, что придётся искать нового коня, но спешившись и осмотрев животное, он разобрался, что всего-то отлетела и потерялась подкова и коня необходимо просто переподковать. Пришлось остановиться на первом попавшемся постоялом дворе, на задворках которого гремела и грохотала действующая кузница, там Этьен приказал очень приветливой, словно старшая сестра, хозяйке найти кузнеца и заставить его тут же приступить к работе --- нетерпеливый путник не желал долго ждать, дорога предстояла ещё не близкой.

Распорядившись, он вошёл в большую, хорошо освещённую общую комнату постоялого двора, где на грубых широких скамьях, стоявших у дощатых, с толстыми ножками столов сидело двое очень разных незнакомцев: первый --- лоснящийся жиром и довольством невообразимый толстяк, озабоченно что-то жевавший, второй --- юноша, который ещё не успел избавиться совсем от мальчишеской неловкой угловатости, он своими большими широко раскрытыми глазами с таким жадным любопытством уставился на Этьена, что ему стало немного неловко от такого явного и искреннего внимания к себе. Неожиданно появившаяся, как выдра из реки, молодая хозяйка услужливо осведомилась, не пожелает ли уважаемый господин рыцарь отобедать, Этьен, не совсем готовый к такому вопросу, неловким жестом отогнал её, как глупую лисицу, и сел скамью и, привалившись к стене, незаметно уснул.

...Проснулся он от того, что кто-то осторожно, будто заранее извиняясь, что потревожили, коснулся его плеча. Этьен приоткрыл глаза и невольно улыбнулся, увидев прямо у своего лица радостное лицо того самого юноши.

--- Господин рыцарь, --- сказал он, --- ваш конь подкован, накормлен и готов к походу.

--- Где хозяйка?

--- Чего прикажете ещё, господин рыцарь? --- Бойко спросила его, осклабившись, хозяйка, мгновенно возникшая, словно из воздуха.

--- Мяса, вина, дичи разной, --- громко сказал рыцарь, --- подавай всё, что есть.

И через минуту только что пустой, как осеннее поле, стол уже прогибался от тяжести выставленных на него блюд --- места для всего едва хватило. Этьен пригласил незнакомого юношу, понимая, что тот благородного происхождения, разделить с ним пиршество и попросил его заодно рассказать о себе. Тот не стал отказываться и, сев напротив, начал говорить ломающимся, уже не детским, но и ещё не взрослым, пока не устоявшимся голосом.

--- Моё имя Рауль Дюкрей. Мой отец --- бедный рыцарь, у него кроме ветхих доспехов и старого оружия, неказистого домика и клочка земли, сдающегося в пользование крестьянам ничего никогда не имелось. Мать, когда вышла замуж за отца, была бесприданница, поэтому, никаких доходов их женитьба не принесла, если не считать в качестве прибыли их единственного сына, то есть меня. С отцом я за свою жизнь я общался редко --- он постоянно в походах, в пути, служил какому-нибудь сеньору или, если его разочаровал прежний, искал нового. Он всё надеялся выслужить себе хороший лен с достоинством барона, мечтал получить во владение хотя бы с небольшой замок с приличным земельным наделом. Но в свои редкие возвращения домой он привозил в основном многочисленные ранения и целый сонм несбывшихся надежд. А последний раз его привезли мертвого: отец погиб в бою на службе у короля Гуго. Мы с матерью похоронили его, погоревали, а я, собрав оставшиеся после него остатки доспехов, которые наш кузнец кое-как подремонтировал, облачившись как подобает воину, взяв всё более или менее пригодное оружие, как верный сын своего отца продолжил незаконченное им дело. Короче, я пошёл бродить по свету в поисках того рыцаря, что согласится взять меня к себе оруженосцем, ведь чтобы стать посвящённым в рыцарское достоинство, надо побыть какое-то время при настоящем рыцаре в качестве его помощника и младшего компаньона. Но все попавшиеся на путях моих странствий сеньоры уже имели при себе верных спутников, и я всем оказался бесполезным и лишним... И вот сегодня я столкнулся впервые с одиноким всадником и при нём никого... Господин рыцарь...

--- Меня зовут Этьен Планси.

--- Господин Этьен Планси, я готов служить вам оруженосцем. Прошу, примите меня к себе на службу.

--- Откуда ты узнал, что мне требуется подковать коня?

--- У хозяйки...

--- Этот молодец, --- вмешалась в разговор подвернувшаяся хозяйка, --- пока господин рыцарь спал, сам сбегал за кузнецом, вырвал того из крепких объятий весьма обольстительной бабёнки, дивлюсь, как такой мальчик смог уговорить здоровяка-кузнеца и при том остаться живим и непокалеченным, притащил ремесленника в кузню проследил за тем, как тот делает свою работу, а когда он закончил, задал овсу коню господина рыцаря.

--- Рауль Дюкрей, --- сказал Этьен, --- ты славный, очень хороший малый. Ловкий и сообразительный, от такого как ты в качестве оруженосца грех отказываться. Я бы с большой охотой принял бы тебя к себе на службу, но скоро мне не нужен будет никакой оруженосец, мои странствия близки к окончанию. И я вообще по своей природе не странник, рок и обстоятельства заставили меня бродить неприкаянным по свету. Но если судьба окажется милостивой к моей участи, и я обрету своё счастье, и благоденственный покой ляжет мне на сердце, то тогда ничто не поднимет меня с места. Даже если весь мир ввергнется в бездну и превратится в огненное пекло, лишь бы это не затрагивало меня и мою семью.

--- Я готов служить вам, сколько понадобится, пусть всего неделю, три дня, но лишь быть вам полезным. И я чувствую, что наша встреча не напрасна, мы теперь будем связаны надолго.

--- Будь по твоему, Рауль Дюкрей, я, Этьен Планси беру тебя как самого достойного, самого лучшего себе в оруженосцы. Такова моя воля.

--- Я ужасно благодарен вам, господин Планси.

--- Рауль, зови меня проще, господин Этьен. Я не на много старше тебя. И знаешь, возможно тебе всё-таки скоро придётся искать нового господина.

--- Мне не нужен никакой другой господин, я уже не смогу быть ни с кем другим. Если служить, то служить только одному, и этот один вы, господин Этьен.

Этьену вдруг смутился, ему стало так неловко, словно он оказался уличённым в чём-то постыдном, причём он ничего предосудительного не совершал. Он двумя глотками выпил большой бокал вина и, поднимаясь из-за стола, крикнул, стараясь придать строгость своему голосу:

--- Оруженосец, довольно медлить, седлай коней и прочь отсюда...

XLI глава.

Рыцарь и его оруженосец ехали сквозь густой, как ресницы единорога, лес по узенькой тропинке протоптанной собирателями хвороста, один из которых, попавшись на пути всадников, заметно оробел и, стараясь уступить им дорогу, неловко завалился вместе со своей вязанкой за толстый ствол дуба.

--- Чего он так испугался? --- Спросил Рауль, --- мы же не грабители хвороста, а простые странники.

--- Сейчас такие времена, --- ответил Этьен, --- короли опасаются баронов, а простолюдины благородных рыцарей.

--- Неужели рыцарь может напасть на безоружного, да ещё из низшего сословия?

И не успел Рауль договорить фразу, как они услышали раздававшиеся достаточно близко многочисленные возгласы большого скопления людей и глухие тяжёлые удары по железу. Всадники, не думая, ринулись вперёд и через секунду выскочили на широкую поляну всю заполненную ярким солнечным светом, на её дальнем от них краю целая шайка одетых в грязное тряпье молодчиков, вооружённых дубинами, набросилась на незнакомого рыцаря и его оруженосца. Рыцаря --- странного, маленького, несуразного, на огромной мощной лошади --- окружило пятеро разбойников и спереди, и сзади, и с обоих боков и какими-то самодельными грубыми крюками тщились вырвать его из седла и повалить на землю. Поодаль от них на мокрой траве, корчась от полученных ран, валялись, истекая кровью, ещё двое, видимо оборонявшийся сумел достать их мечом и ранить. Но сейчас он был лишён меча --- один из бандитов подлым ударом сзади по кисти руки рыцаря (как раз в этот момент Этьен с Раулем появились из леса) выбил у него меч, и теперь всадник старался держаться в седле только усилием воли. А его злосчастный оруженосец уже сброшенный с лошади и поваленный навзничь, с поднятыми над собой руками, защищавшими голову, был с остервенением бит тремя другими негодяями, казалось, они не убивали человека, а играли в весёлую игру, соревнуясь, кто чаще будет работать своей дубинкой.

Этьен, опустив на скаку копьё, с непреодолимым напором налетел на нападавших и первым же движением одним ударом острия пронзил насквозь ближайшего разбойника и, не останавливаясь, сбил с ног второго, двинув на того нанизанное на древко тело его товарища. И тут же отшвырнув застрявшее в агонизирующей плоти копьё, Отвергнутый Рыцарь выхватил меч и раскроил, как продолговатую тыкву, череп ещё одного мерзавца. Двое других, атаковавших рыцаря, побросав дубины, кинулись с воплями бежать в лес --- Этьен не стал за ними гнаться. Рауль, тем временем, бросился помогать погибающему оруженосцу, не останавливая коня, он спрыгнул на землю и с ходу пронзил мечом одного из бандитов, второй, не успев понять, что произошло, сразу же оказался стоящим на коленях со вспоротым животом, третий же, упав на спину и, загородившись толстой дубинкой, со слезами запросил пощады. Рауль, не тронув его, опустил свой меч, но чужой оруженосец, с трудом поднявшись с земли, вырвал дубинку из дрожащих рук разбойника и сокрушительным ударом расколол, словно глиняный горшок, голову врага, --- мёртвый бандит с удивлённо выпученными глазами медленно завалился вперёд, прямо на ступни своего убийцы, будто прося у него прощения.

--- Ты зачем его убил? --- С негодованием спросил его Рауль, --- он же умолял быть милосердным.

--- Когда я валялся беспомощный, как безногий червяк, на земле, терпя непереносимые побои, этот выродок колотил меня сильнее всех и ещё орал, что мол, давайте перебьём и переломаем ему, то есть, мне ноги и руки и потом поглядим, как он, ну в смысле я, станет потешно и уморительно ползать, --- угрюмо, словно участник похорон, ответил чужой оруженосец, --- пойду я лучше ловить свою кобылу, она испугалась и куда-то убежала. Где теперь её искать?

А его хозяин в то же время говорил Этьену:

--- Господин рыцарь, моё имя Понтус Элл Гвэг Рыцарь Рыжей Рыси, --- и он указал на свой щит, где красовалось изображение выразительно оскаленной морды рыжеватой рыси, --- не знаю, сколько выражений благодарности надо преподнести вам, чтобы не остаться в долгу. Назовитесь хотя бы, надо же помнить имя героя.

Этьен назвал себя.

--- Господин Планси, --- бешено, словно сел на горящую головешку, заорал Гвэг, --- я отлично знаком с вашим отцом, графом Деблаком, мы с ним почти ровесники, ну я, конечно, немного постарше, и он мой хороший товарищ. Мы вместе с ним участвовали не в одном боевом походе и во множестве разных сражений. Вы достойнейший сын своего выдающегося отца.

--- Спасибо, господин Гвэг, --- сказал Этьен, --- но на моём месте каждый рыцарь сделал бы то же самое. Я всего лишь исполнил свой рыцарский долг.

--- Уважаемый господин Планси, --- уже спокойнее сказал Рыцарь Рыси, --- я еду на грандиозный турнир в королевстве Бароу, ищу достойного спутника, прошу разделить со мной дорогу, а после стать участником королевских ристалищ. Уверен, последним вы там не будете...

--- Мне делает честь такое предложение, --- ответил Этьен, --- я счастлив, что такой знаменитый воин считает меня равным себе. Но, познав бесконечность, как мне поначалу казалось, дорог ныне я оставляю непростую стезю странствий, потому что их единственная цель достигнута. Прошу меня великодушно извинить, но моя жизнь, моя судьба теперь связанны совершенно с иным. Я никак не могу, к сожалению, сопровождать вас и, тем более, участвовать в турнире. Мои мысли об ином, моё сердце не здесь и принадлежит оно не мне.

--- Женщина? --- Понимающе кивнул Гвэг, --- но когда это женщины мешали рыцарским подвигам? Женитесь на своей избраннице, родите ребёнка, а потом через годик снова в седло и в бой. Обычная участь всех рыцарей, да вы как сын своего отца не хуже меня всё знаете. Ну что ж, тогда прощайте, молодой человек. Но надеюсь когда-нибудь встретиться с вами, а может и сразиться на каком-нибудь рыцарском турнире. Уверен, ожидание окажется не долгим.

--- Прощайте Рыцарь Рыжей Рыси, --- сказал Этьен, --- надеюсь, ничто не произойдёт такого, что заставило бы меня изменить свои убеждения.

--- А кстати, как ваше рыцарское прозвище, вы не озвучили его?

--- А я его уже забыл. Оно потеряло всякий смысл, --- ответил Этьен.

--- Ну и ладно... Удачи! --- Крикнул напоследок Понтус Гвэг и с помощью своего подоспевшего оруженосца вскарабкался на спину смирно стоявшей лошади, очень при этом смахивая на гнома-переростка и поскакал через поляну.

И его оруженосец, поймавший между тем свою норовистую кобылу, неуклюже плюхнулся на неё, как на струганное полено, едва уместившись в узком седле и поспешил за хозяином.

Невысокий, как дубовый пенёк, Рыцарь Рыси на великанской, могучей лошади выглядел не грозным воином, а забавным героем весёлой сказки, он был настолько мал, что не мог почти ничего видеть поверх головы своей лошади, и ему приходилось всё время накланяться в сторону, чтобы посмотреть, что там впереди, казалось, будто он играет с кем-то в прятки и его никак не отыщут, и он беспокоится, что про него забудут и могут никогда не отыскать. А его сутулый и длинноногий оруженосец напротив возвышался на неказистой, низкорослой кобылке, на которой он помещался, как журавль на насесте, и чтобы не рыхлить землю острыми пятками, он вынужден был худые, жердеподобные ноги держать едва ли не на уровне ушей своей клячи.

--- Господин Гвэг, наверно, специально подобрал для себя такого оруженосца, --- сказал, улыбаясь, Рауль, --- чтобы стало смешно и весело, всем, кто их повстречает. Покажи их в воскресном балагане, публика удавится со смеху.

--- Рауль, ты оруженосец или праздный зевака? --- Строго спросил Этьен, --- если оруженосец, то вытащи копьё из трупа и поедем дальше.

Рауль кинулся выполнять и, быстро подбежав к лежащему в позе блудного сына мёртвому разбойнику, с азартом дёрнул за древко копья, но вместе с ним он поднял и взмахнувшее руками, точно сломанными крыльями, тело: копьё не вытаскивалось.

--- Придержи его ногой и тащи потихоньку, --- посоветовал Этьен.

И оруженосец, пробормотав "сейчас я его...", наступил на труп, как на ком закаменевшей глины, и, не очень ловко, держась двумя руками, выдернул, наконец, неподатливое копьё, треть которого оказалась вся в кровавой, ещё тёплой слизи. Рауль нарвал побольше травы и, собрав её в плотный пучок, старательно стёр всё, что там налипло. И Чёрное Копьё снова стало идеально чёрным, словно оно не было только что облеплено ошмётками человеческой плоти...

...--- Господин Этьен, --- обратился Рауль к своему господину, как только они двинулись дальше, --- а почему вы отклонили предложение Рыцаря Рыси, ведь участие, да одно лишь присутствие на турнире счастье для любого рыцаря?

--- Может и счастье, но не для меня.

--- Ну как же, --- не успокаивался юный оруженосец, --- а возможная слава, когда имя победителя каждый повторяет как заклинание, когда оно становится известно всем, и не только имя, ведь победителя узнают в лицо, угадывают по манере сидеть в седле, по тому, как он держит копьё и как он обращается с мечом.

--- Рауль, конечно, такие вещи пока очень значимы для тебя, ты слишком юн, чтобы понять, как это всё нелепо, смешно и несерьёзно. Наверное, правильно то, что сейчас ты мечтаешь о воинских подвигах и турнирных победах, мечтать всегда сладко. Переубеждать тебя я не намерен, да ты просто не поймёшь, о чём это я... Тем более что все известные мне рыцари, да я думаю и неизвестные независимо от возраста, положения и собственных возможностей, стремятся быть участниками турнира. Не бывает рыцаря равнодушного к воинской схватке, иначе он не рыцарь.

--- Тогда почему, господин Этьен, вы отказываетесь ехать в ту сторону, --- спросил Рауль, --- куда направился Рыцарь Рыси? Почему мы повернулись спиной к тому, что является главным для нас?

--- Рауль, мне за последний год пришлось сражаться с немереным числом противников. Кроме самого первого соперника, я победил всех. И радости мне это не принесло никакой. Потому что существует то, что важнее и сильнее жажды славы --- любовь. Но я не хочу много говорить об этом, оно касается лишь меня одного. А ты, мой оруженосец, можешь направляться туда, куда зовёт тебя твоё желание и ведёт твоя воля. Хочешь, разворачивайся и скачи за господином Гвэгом, напросись к нему вторым оруженосцем --- он не откажет, так как обязан быть благодарным за то, что мы спасли его и его оруженосца от гибели --- и так попадёшь на турнир. Поучаствуешь хотя бы как помощник рыцаря...

--- Нет, господин Этьен, ни за кем я не поскачу, --- вскричал Рауль, --- вы мой господин --- единственный и навсегда. Вы же предупреждали, что мне придётся снова искать господина, если останусь с вами. Никого искать я не хочу, мой выбор был твёрд и сознателен. А знаете, участие и победа на рыцарском турнире, конечно, моя заветная мечта, так же как и слава на поле боя. Но больше всего, на самом деле, я жажду сделать то, чего не делал никто, свершить не знаю что, но чтобы такого чего не было никогда прежде до меня, я стал бы первым, кто свершит это. Хочется чего-то необычного, неповторимого, чтобы слава, завоёванная таким образом, оказалась бы не похожей ни на что остальное, что случалось раньше, и если упоминалось бы моё имя, то не в общем ряду героев, а где-то отдельно и обособленно...

XLII глава.

Почти целый месяц они ехали, нигде долго не задерживаясь, минуя укреплённые рыцарские замки, не заезжая в тихие малые или многолюдные крупные города, останавливались лишь для предельно коротких ночлегов в небольших придорожных трактирчиках, чтобы быстро перекусить самим и дать отдыха и корма уставшим лошадям. Они двигались вперёд, пересекая напрямик глухие леса, переправляясь, как придётся, только бы быстрее, через реки и озёра, не обходя гор, лезли, где возможно, по перевалам, скакали по дорогам и без всякой дороги. И наконец, преодолев все сложности и неудобства, путники приблизились к концу пути: едва сойдя с парома, провёзшего их по широкой реке, они сразу направились к большому лесу, за которым начинались владения маркизы Ротанги.

Когда казалось, что до леса совсем рукой подать, из него на опушку им навстречу выехал удивительно стройный, как-то не по мужски изящно-тонкий, с то ли мальчишеской, то ли женской фигурой рыцарь, гордо сидевший на высоком, длинноногом, совершенно не боевом коне. Он был облачён в чёрные, как спинка ласточки, доспехи, а его лицо закрывала опущенная решётка забрала.

--- Господин рыцарь, --- громко закричал незнакомец басовито-ломающимся голосом юного пажа, старающегося походить во всём на взрослых мужчин, --- защищайтесь.

Этот странный голос показался Этьену убийственно знакомым, ему почудилось, что бредит, находясь в полном сознании, или он слышит то, что хочет слышать, а не то, что есть на самом деле.

--- Назовите своё имя, --- пробормотал он.

--- Вздор! --- Ответил рыцарь в чёрном, --- доставайте оружие, или я тут же проткну вас, словно стрекозу зубочисткой.

Этьен забрал у быстро подоспевшего Рауля копьё и дал шпоры коню, но сильно разгонять его не стал, заметив, что противник как-то неловко перехватил своё копьё, неверно выставил его и вообще, изготовился к бою, как к лёгкому развлечению, а не как к серьёзному делу. Всадники начали съезжаться, и в тот момент, когда они должны были ударить друг друга о щиты, Этьен подал коня немного левее, уведя остриё копья в сторону, а его соперник пролетел мимо, завалившись на правый бок, и, не коснувшись даже краешка плаща Этьена, не удержал тяжёлого для него копья и выронил его из рук.

--- Господин, забывший своё имя, --- весело сказал Этьен, --- видно вы не очень умело обращаетесь с настоящим боевым оружием. Значит, мы не в равных условиях, а посему, я не желаю биться с вами. Глупо устраивать балаган из рыцарского поединка. Откройтесь, кто вы...

Он неторопливо подъехал к незнакомцу, тот придержал коня, сейчас его поза не выглядела такой независимой и гордой, он чуть повернул и наклонил голову, будто не глядя в сторону Этьена, но Этьен из-за нечастых решёток забрала вдруг почувствовал обжигающий, как брызги расплавленного золота, взгляд.

--- Кто вы, таинственный рыцарь? --- Спросил он, едва не взорвавшись от нетерпения.

И тот, кто скрывался в костюме чёрного рыцаря поднял, наконец, проклятое забрало. И незримый раскалённый меч махом разрубил пополам сознание Этьена, миллион раз за одно мгновение его сердце едва не лопнуло, ноги и руки, разом похолодев, отнялись, в глазах почернело, и он на несколько минут ослеп: перед ним была Изабель.

Она взяла в обе ладони руку Этьена и сказала слабеющим голосом:

--- Как я тебя ненавижу. Зачем ты исчез? Почему так долго не возвращался?

--- О-ля-ля, --- раздался возглас Рауля, --- вот вам и рыцарь...

Но влюблённые ничего не слышали, кроме тихих слов, что шептали друг другу. Этьен помог девушке снять шлем, чтобы её роскошные чёрные волосы свободно рассыпались до низу, они, забыв про сёдла, спрыгнули на землю, чтобы быть ещё ближе, чтобы можно было прижаться друг к другу. Всё, что есть в мире, прекратило для них своё бессмысленное, нелепое существование.

--- Где ты пропадал?

--- Я искал то, что должно было принести нам счастье.

--- Нам ничего не надо для счастья, кроме того, что ты есть у меня, а я у тебя.

--- Я думал, ты не любишь меня...

--- Не надо думать, надо чувствовать.

--- Я чувствовал, но не верил --- не верил себе сам, своим чувствам.

--- Своим чувствам ко мне?

--- Нет, не верил тому, чувствую твою любовь, думал обман. Я всегда знал, что ты любишь меня. Но ты казалась такой жестокой --- и ко мне, и к себе. Вот я бросился в странствия, желая смягчить тебя, твой характер.

--- И поэтому ты посылал ко мне всех этих побеждённых тобой вояк, чтобы они без конца напоминали бы мне, жестокой, о твоей любви? Но знаешь, то была не жестокость и не черта моего характера, просто я уверилась в убеждении, что никого и никогда не полюблю. Я смеялась над любовью, меня забавляли глупые подруги, влюблявшиеся постоянно и каждый раз, едва повстречав молодого человека. Но стоило появиться тебе, как странное наваждение захватило мою душу: я хотела, как ненормальная, бесконечно смотреть и смотреть на тебя, на твоё прекрасное лицо, желала всё время слушать, как ты говоришь, и, что меня особенно бесило, тянуло погладить твои чудные мягкие, светлые волосы. Я возненавидела себя за это и выказывала свою ненависть в отношении к тебе. А когда ты уехал, возомнила, что моё наваждение легко рассосётся, испарится, словно капелька воды на мутном стекле. Но стало ещё хуже: непереносимая тоска, как злой хорёк, изгрызла всё моё сердце, мне, будто утопленнице на дне пруда, перестало хватать воздуха, жизнь превратилась в однообразное состояние ожидания не знаю чего. Я не понимала, как жить и почему я должна жить, но и умирать не хотелось, потому что жизнью для меня стало воспоминания о тебе. Наверное, я бы просто сошла бы с ума, но тут явился тот невозможно долговязый и долголицый рыцарь, одетый во всё серое и сообщил, что ты, отвергнутый, скоро вернёшься ко мне. И я не смогла дальше сидеть на месте, достала из чулана доспехи и отправилась навстречу тебе. Я была уверена, что мы встретимся, мы не могли не встретиться, ты же сказал, что возвращаешься, а, значит, будешь наверняка когда-нибудь здесь, у края Синего Леса. Да, у меня дурной характер, может, остатки гордыни ещё не изжиты во мне, но рядом с тобой я буду мягкой и послушной, не покидай меня больше никогда.

--- Клянусь, ангел мой, мы навечно неразделимы...

Конец Первой Книги.

2 КНИГА

МЕЧ

1 Часть.

1 глава.

...Рауль Дюкрей, оруженосец рыцаря Этьена Планси погибал от самоубийственной тоски и удушающей скуки, его невыносимо сильно тянуло в дорогу, не переставая, он мечтал о необыкновенных подвигах, которые мог бы совершить, о кровавых и беспощадных битвах, где он непременно отличился бы, о рыцарских ристалищах, одно лишь участие в которых посчитал бы за высшую награду судьбы. Воображение острыми волчьими зубами рвало его душу: бесконечная череда картин воинских схваток, стремительных осад, сражений с драконами и чудовищами рисовались в его сознании. Походные тяготы и трудности казались ему такими желанными, что он, живя в роскошном замке, не желал спать в мягкой и удобной постели, считая подлым предательством по отношению к священному духу рыцарства, ничего ещё в жизни не добившись, являясь пока, в общем-то, ничем и никем, отдавать своё тело расслабляющей неге и незаслуженному уюту, и поэтому ночи, в отведённой хозяйкой комнате, он проводил не на кровати, а на жёстком, прохладном полу, завернувшись в одно тонкое покрывало. Невыносимое томление достигло, как чувствовалось ему, последнего предела терпения, казалось, что всё его существо переполнилось изнутри чем-то тяжёлым и горячим, так что сдерживаться было уже невозможно, и оставалось совсем чуть-чуть, как всё лопнет и разорвется от внутренней непреодолимо распирающей силы. Рауль порывался уехать, понимая, что его господин надолго, возможно на много лет затянут в сладостное небытие вечной любви, оруженосец никак не отваживался набраться решимости самому, без дозволения хозяина покинуть замок, прекрасно зная, что тот ни за что не начнёт уговаривать его не покидать их гостеприимный дом.

Прошло полных и таких долгих для Рауля пять недель после счастливейшей, как наперебой утверждали гости, свадьбы, молодые существовали только друг для друга, они целыми днями не покидали своих покоев, никакая сила сейчас не была способна заставить Этьена расстаться с любимой женой, мир за границами их мира для них исчез. Рауль, тем не менее, желал служить одному господину Этьену и, если искать приключений, то исключительно с ним. "Лучше остаться в одиночестве, --- думал Рауль, --- нежели изменить своему господину. Стану, каким был всегда --- бесприютным, одиноким бродягой. Но как сказать господину Этьену, чтобы отпустил, вижу его мельком и очень редко, и набраться решимости за те несколько минут, что мы общаемся невозможно? Да он почти и не слышит меня, все его мысли там, с ней. А покинуть рыцаря оруженосец без приказа хозяина не имеет право, как и перейти на службу к кому-то ещё. Впрочем, кто-то ещё мне совсем не нужен... Оставлять его тягостно, а оставаться невмоготу..."

...В один из таких бездарных для Рауля дней плотный полог тишины с шумным треском разорвал приезд Александра Лоэтинга. Он опоздал на свадьбу, так как обычно пропадал неизвестно где, и никогда нельзя было точно знать, когда он объявится, ведь своим домом он называл весь свет, и всех своих знакомых, полузнакомых и даже совсем незнакомых, но о которых он хотя бы что-то слышал, считал за добрых друзей, и, как правило, никто не отказывал ему в гостеприимстве за его весёлый нрав и открытое сердце. А появление его в замке Ротанги спасло Рауля от удручающе-бессрочной, как ему казалось, пытки всё больше разрастающимся унынием, они быстро сошлись, сразу стали на "ты" --- Рауль попытался было обращаться к более старшему Александру на "вы", называя его господин, но тот сразу отказался от таких, как он считал нелепых условностей и предложить общаться на равных, как друзья. Александру даже удалось, на короткое время, как он, шутя, говорил, "вызволить несчастного узника из чертога любви", то есть Этьена.

...Как-то до поздней ночи они втроём засиделись в малой гостевой комнате у камина: Этьен подробно рассказал всю историю своих приключений. Правда, о том, что он посвящён в Хранители Тайны Меча, он умолчал, и о том, как ему удалось вернуть Меч и расколдовать Ключ, он лишь сообщил, что обменял их один на другой у барона Эсхита. Затаившийся, забывавший подолгу дышать Рауль слушал рассказ, словно смертный приговор себе без права на помилование, испытывая с каждым словом всё нарастающее потрясение, от того, что такие необычайные приключения возможны, что они не вымыслы минувших веков, что они произошли почти на его глазах, с человеком, с которым запросто сидит рядом, и он свершил, можно сказать, величайший подвиг за последние тысячу лет, но говорит об этом так спокойно, словно, он просто убил заурядного мелкого дракончика и совершенно не гордится этим. И едва Этьен окончил свою повесть, Рауль, как обрызганный кипящей смолой, вскочил со своего места --- ему хотелось сейчас же бежать, не зная куда, ринуться во что-то героическое, кинуться кого-то спасать, броситься добывать то, чего не существует на свете и не имеет названия или же сразу тут же погибнуть на месте от дикого отчаяния, что ничего в его жизни не может случиться подобного.

--- Рауль, --- сказал ему Александр, --- ты же мужчина, держи себя в руках, а то не удержишься на ногах и падёшь в глазах других.

--- Ну не могу я больше сидеть на месте, --- закричал Рауль.

--- Но вскакивать с места ты тоже не можешь, --- возразил Александр, --- ибо место ты занимаешь достойное, так что, веди себя достойно, соответствуй месту. Ведь ты желаешь в будущем быть возведённым в рыцарское достоинство, значит, учись заранее нести его подобающе.

--- Извините, --- пробормотал Рауль и сел назад в кресло, --- да место, конечно, прекрасное, но я привык к перемене мест.

--- Плохая и неприятная привычка, --- сказал Этьен, --- она появляется тогда, когда не находишь себе места. А не находишь себе места тогда, когда теряешь себя, переставая понимать, кто ты есть и зачем ты существуешь.

--- Но я прекрасно понимаю, зачем я существую, --- ответил Рауль, --- моя заветная и единственная мечта... слава. Слава воинская, рыцарская, геройская, жертвенная. Слава громкая, звонкая, повсеместная, мировая, бессмертная. Я готов добиваться славы любой, самой дорогой ценой! Согласен принять всё, что предложит судьба, ради того, чтобы моё имя звучало у всех на устах, буду, если надо, сколько угодно страдать, голодать, терпеть, превращусь в калеку, лишившись рук или ног, стану больным, ущербным, несчастным, пусть меня проклянут, унизят, несправедливо опорочат и изгонят отовсюду, посмеявшись надо мной, но в итоге я должен оказаться прославленным, и если придётся отдать жизнь, то я с радостью отдам её, только бы наверняка знать, что слава будет настоящей, долгой, на многие века.

--- Рауль, как ты несерьёзно серьёзен, пока так говоришь, --- спокойным тоном сказал Александр, --- надо бы улыбнуться твоим словам, но я вижу, как это слишком важно для тебя и, ни о чём ином ты сейчас не можешь думать. Если я скажу тебе, что всё пустое, ты не поймёшь о чём это я и начнёшь считать меня, либо ненормальным, либо врагом своим.

--- Ну, врагом точно не назову, --- сказал Рауль, --- да и ненормальным тоже. Наверное, это я немного ненормальный, но я уверен, мой путь таков. Да, я сейчас думаю только об одном, но думаю так потому, что я так чувствую. Даже если начну думать по другому, и голос разума будет громок, всё равно упорно пойду за своим чувством, точнее, чувство поведёт меня, и, благодаря нему, я уверен, поступаю так, как выпал мой и только мой личный жребий.

--- Надо чтобы все твои поступки зависели бы от твоей воли, --- сказал Этьен, --- воля главное, что делает человека личностью. Волевым усилием преодолевается всё.

--- Правильно, --- согласился Рауль, --- чувство направляет, воля преодолевает. Наградой будет слава и любовь человечества.

--- Но слава бывает и дурная. --- Сказал Александр. --- И что такое слава? Это означает постоянно вертеться на кончиках языков всех, кого ни попадя, ведь слава, в сущности, заключена в досужей болтовне праздных бездельников. Но причём здесь любовь? Люди могут вспоминать и с ненавистью, и со злобой, и с отвращением.

--- Моя слава будет доброй, --- возразил Рауль.

--- Тогда вперёд, за славой, --- усмехнулся Александр, --- почему, Рауль, ты сидишь теперь в уютном замке, а не едешь по тёмному лесу или хотя бы по обычной дороге. Стяжают славу не за стенами, а вне стен.

--- Я как раз об этом и хотел поговорить с господином Этьеном, --- сказал Рауль.

--- Желаешь, чтобы я отпустил тебя или разрешил перейти к другому рыцарю, --- спросил Этьен, --- например, к Александру?

--- Ну, какой из меня господин, --- улыбнулся Александр, --- я не странник, я в пути лишь тогда, когда перебираюсь от одного радушного хозяина к другому. Я не посещаю турниров как участник, только как зритель, не служу никакому королю и не штурмую крепостей, не освобождаю прекрасных пленниц из лап чудовищ и не убиваю великанов. Я вообще никого не убиваю, ты же знаешь Этьен, я не люблю кровопролития. Так что, дорогой Рауль, моим оруженосцем тебе не быть, к сожалению.

--- А я уже оруженосец, --- запальчиво сказал Рауль, --- оруженосец господина Этьена. И чтобы не изменилось, он мой первый и последний рыцарь. Господин Этьен, прошу отпустить меня странствовать одного, здесь в замке всё прекрасно, но моё место дорога.

--- Конечно, Рауль, я отпускаю тебя, --- не задумываясь сказал Этьен, --- но если ты не найдёшь себе нового рыцаря, то сам никогда не сможешь пройти посвящения. Так и останешься оруженосцем бездействующего рыцаря. Я ведь ни за что и никогда не покину свой дом.

--- Пусть, --- вскричал Рауль и снова встал с кресла, --- всё равно останусь верен вам, а чтобы прославиться, не обязательно называться рыцарем, ведь кого-то освободить из заточения, победить огромного дракона, прогнать преступного злодея или открыть путь в волшебную страну позволено каждому и любому, независимо от его положения.

--- Что ж, юноша, --- почти торжественно сказал Александр, --- откладывать великие подвиги на потом глупо, если душа горит сейчас: завтра же с утра и отправимся в путь. Будь готов встать в самую рань: как только солнце взойдёт, мы выдвинемся в дорогу.

--- Отлично, --- радостно согласился Рауль.

II глава.

...Александр и Рауль ехали шагом в направлении севера, замок Ротанги остался далеко за последним поворотом. Любящий поговорить Александр в этот раз много молчал, он казался отрешённым и задумчивым как никогда. А когда они подъехали к перепутью --- основная дорога сворачивала на запад, а менее протоптанное ответвление продолжало тянуться к северу --- он приостановил коня и сказал:

--- Рауль, отчего тебя так тянет туда, куда мало кто ездит, там долгая зима, сильные морозы, там меньше обитает народа, и, вообще, я не слышал, чтобы там когда-нибудь происходило что-то героическое? Даже злобные великаны и немыслимые животные избегают тех краёв.

--- Почти год я бродил по южным странам, и ничего героического со мной не приключилось. А как оказался немного севернее, так сразу встретил господина Этьена. Может, мне предопределено добиться своего именно там, на севере. Одиноких, вроде меня, бродяг там, наверное, нет.

--- Одиноких медведей там много, с ними и придётся иметь дело, а больше не с кем.

--- Нет, только там я найду свою удачу, не знаю почему, но знаю, что это так...

--- Тогда удачи тебе, Рауль Дюкрей. У тебя чистое сердце и лёгкая душа, сохрани их, не наделай непоправимых ошибок, таким как ты, простым и наивным должно обязательно везти. Я уверен, ты обретёшь в своих странствиях не какую-то там мифическую придуманную славу, а нечто большее, предназначенное только тебе одному, и это сделает тебя особенным, не таким, как все мы. Ну ладно, прощай, а то я с тобой начинаю превращаться в болтливого идеалиста.

--- А я знаю, всё так и будет. Прощай!

Последнее слово Рауль произнёс, уже пустив коня вскачь по своей узкой тропе, уходящей на север.

...Миновав три дня пути и встретившись лишь с немногими редкими одинокими всадниками, с которыми он мирно разъехался, Рауль свернул в лес, тянувшийся вдоль дороги, и теперь только тысячелетние дубы, подобно армии застывших великанов, ждущих приказаний своего полководца, безразлично взирали на чужака, наверное, казавшийся им маленьким жучком на бугристой и потрескавшейся коре вечности.

"Тёмный, старый лес, --- думал про себя Рауль, --- тут наверняка должны обитать свирепые и безжалостные разбойники, я убью кровожадного главаря, разгоню остатки банды и освобожу от их бесчинств окрестные селения. В каждом подобном лесу, а в этом уж точно, водятся огромные страшные дикие кабаны, наводящие ужас на бедных собирателей хвороста и разоряющие поля крестьян. Я найду тех гигантских кабанов и порублю их на мелкие куски, и людям станет легче жить. Правда, как они узнают, что всё сделал я, да и какое это геройство, прирезать пару свиней, я кто, мясник? А может здесь где-нибудь в самой непроходимой глуши находится мёртвое поганое озеро, где обитает огромный, как королевская катапульта, змей, наводящий на всех ужас. И он требует, чтобы умилостивить его, каждый год приводили бы к нему самую юную и самую прекрасную девушку, ради принесения её в жертву его кровавому культу. Я, как полагается герою, уничтожу монстра и вызволю несчастную деву, а она окажется дочерью местного короля, и он сразу же возведёт меня в рыцарское звание, предложит мне руку принцессы и объявит единственным наследником трона. Я же лишь соглашусь стать рыцарем, а от всего остального гордо откажусь и пущусь странствовать дальше, в поисках славы. Но если бы существовал такой змей, то полмира бы уже знало бы об этом, и давно бы какой-нибудь рыцарь убил бы чудище..."

Рауль, глубоко погружённый в свои волшебные грёзы и поэтому ничего не замечавший, что перед ним впереди, непроизвольно вздрогнул и мгновенно обмер, услышав резкий, рвущий сердце скрип, раздавшийся прямо возле его ушей. Он поднял глаза: на пороге маленького домика, затесавшегося между деревьев, стояла пожилая, немного сгорбленная женщина --- она, держась рукой за плохо сколоченную, почерневшую с годами дверь, петли которой так жалобно заскрипели, когда женщина её отворила, то ли с привычной тревогой, то ли с досадливым неодобрением, то ли с усталым любопытством глядела на Рауля.

"Старуха, ведьма, злая колдунья, --- подумал тот, --- она ласково и якобы по-доброму предложит переночевать, а еда и питьё у неё заговорённые, попробовав их, я усну или впаду в оцепенение --- буду в сознании, но неподвижен. Или, что отвратительней, превращусь, благодаря её чарам, в мерзкое и непотребное животное и начну служить ей как раб. А может она просто обернётся красивой, нежной девушкой и пожелает, чтобы я женился на ней, но как на такой жениться, если помнишь её старой и неприятной? В любом случае, она ведьма... Зарублю её сейчас, и пусть превратится в птицу --- собью мерзкую тварь стрелой из арбалета, а упадёт на землю и поползёт змеёй --- отрублю голову гадине. Убью змею --- уничтожу ведьму, избавлю мир от зла..."

Он, было, потянулся за мечом, как старушка произнесла ласковым голосом:

--- Добрый путник, мы простые бедные люди и брать у нас нечего, разве что наши никчёмные жизни.

--- Я не грабитель, --- осёкся юноша, --- не бойтесь меня...

--- Вам надо переночевать? --- Спросила женщина, --- спокойно провести ночь под крышей? Прошу к нам, у нас бедненько и тесновато, но поблизости другого жилья нет...

--- Хорошо, я остановлюсь у вас, --- сказал Рауль, и тут странная мысль мелькнула в его мозгу: "Вот войду, и начнутся её ведьмовские ухищрения, необходимо быть настороже. Может уйти?"

Но он вошёл и сразу замер удивлённый у самой двери: в небольшой полутёмной комнате, освещённой только одним убогим светильником за кривым, покосившимся от времени деревянным столом сидело семеро детей разных возрастов, похожих на выводок совят в гнезде из-за своих огромных глаз на худеньких лицах --- старшему из них было лет двенадцать, а младшему годика четыре. Перед каждым стояло по миске с какой-то нехитрой едой, и все они дружно и с надеждой во взглядах уставились на вошедшего, бросив есть, только самый маленький мальчик, не сводя глаз с гостя, продолжал облизывать чистую ложку.

--- Мои внучата, --- раздался голос хозяйки, --- они все сироты. У кого-то родители просто померли, а у кого-то убили или увели в плен захватчики. А дети вот остались... Кому они нужны, куда им деваться? Беру их себе. У меня нет своих, так чужие стали как родные... Они все как внучата мне...

Тут девчушка, что сидела с краю, положила ложку, слезла с лавки и подбежала к Раулю.

--- Какой красивый дядя, --- пролепетала она, --- иди к нам.

Рауль улыбнулся, взял малышку на руки и сел со всеми на лавку, дети осторожно предложили есть, с интересом косясь на чужака. Старушка принесла миску побольше и уже хотела было положить в неё каши гостю из котелка, как он сказал:

--- Не стоит, не буду объедать вас, у меня в сумке лежит приличный кусок жареного мяса --- захватил с собой утром на постоялом дворе --- сейчас принесу, хватит на всех...

Рауль моментально, словно в паническом страхе, вскочил и выбежал прочь, на дворе он на секунду остановился: ему вдруг захотелось сейчас же броситься в седло и нестись отсюда во весь пыл, чтобы забыть и не помнить, того, что только что увидел. Но, собравшись, открыл сумку, достал оттуда хлеб и мясо --- руки у него дрожали --- и пошёл обратно в дом.

--- Вот разделите поровну, --- сказал он, протягивая хозяйке то, что принёс.

Женщина, поблагодарив, вынула сильно сточенный нож и разрезала хлеб и мясо на равные куски.

--- Они давно не ели мяса, --- пробормотала она, закончив, --- его не достать. Рыба иногда бывает: старшие ребята научились ловить. А охотиться пока не могут, малы, да и опасно. Лес принадлежит герцогу Вергелез, а он запрещает охотиться кому-либо, кроме себя. А слуги его, если поймают кого-нибудь на браконьерстве, то очень жестоко наказывают, в калеку могут превратить. Хорошо пока позволяют жить в лесу, не гонят... Мой покойный муж был лесником, наверное, поэтому герцог и терпит нас здесь.

Дети, молча слушая, что говорила их бабушка, ели, не торопясь и не пытаясь запихать свой кусок целиком в рот, казалось, они растягивали редкое удовольствие подольше. А покончив с трапезой, они начали укладываться спать в углу у маленького очага с остатками тлеющих углей, там валялось какое-то совсем убогое и негодное тряпьё, на нём они и устроились, им же и прикрылись. Рауль растянулся на коротковатой для него лавке, там, где предложила старушка.

"Подходящее место для подвига, --- думал он, засыпая, --- пришёл с великими помыслами, надеялся искоренить зло, был готов к самому подлому коварству, а нашёл лишь то, что вызывает горькие слёзы..."

III глава.

Утром, проснувшись, Рауль застал хозяйку хлопотавшей у котелка, ей старательно помогала одна из старших девочек. Юноша встал и, подняв глаза к потолку, сипловато сказал:

--- Прощай, добрая женщина, мне пора...

--- А позавтракать? Рыба вчера шла не плохо, наловили так, что хватит на всех. Уху вот доварим и станем кушать все вместе.

--- Нет, не могу, простите, тороплюсь, --- почти закричал Рауль и, что-то задев полой камзола, быстро вышел из дома. Во дворе, отвязав коня, он запрыгнул в седло с таким остервенением, словно в этом заключалось его спасение, и поскакал, было, во весь опор.

Но как будто что-то ударило его в затылок, он резко осадил коня и оглянулся: на крыльце лесного дома стояли все бабушкины дети и махали ему вслед, Рауль махнул им в ответ и поехал дальше уже успокоенный и почти бесстрастный...

...Всадник не понукал лишний раз коня, и тот брёл свободным шагом. К полудню на выезде из леса на его пути возвысился гигантский, как толпа великанов, выстроивших живую пирамиду из своих тел, дуб со стволом в семь обхватов. Рауль спешился и медленно, мелким шагом обошёл вокруг дерева-исполина, иногда касаясь кончиками растопыренных пальцев толстой, с тяжёлыми наростами коры.

"Наверное, тысячи и тысячи бездомных бродяг пешком, странствующих рыцарей на конях, знатных вельмож и прекрасных дам на каретах проходили и проезжали мимо этого дуба за неисчислимое количество лет, --- думал он, --- я, в таком человеческом море, малозаметная крупинка. Дуб-старик, наверно, усмехается про себя, хмуро глядя на наше вечно суетливое мелькание и бестолковые передвижения во все стороны. Многомиллионные толпы, огромные армии, длинные колоны, уходящие за горизонт, видел он. Где они все? Исчезли, как утренний туман, от одного дуновения вечности. Как короток человеческий срок, а сколько шума, крика, треска и грохота. Что ж, пусть по сравнению с его веком долгожителя мой убогий век жалок и ничтожен и, кажется, бессмысленен. Но лучше быть глупым, неистовым, страстным, весёлым, счастливым, каждый миг ощущать себя вечно молодым, и, значит, быть по-настоящему живым. Не существовать обездвиженным деревом или мёртвым камнем, а жить живой жизнью, жить сегодня, сейчас, в эту самую минуту. И не помнить о том, что людское существование есть беспрерывная схватка с судьбой, его ежеминутное нахождение в постоянной смертельной опасности. И пусть считается, что человеческая жизнь, та же неизлечимая болезнь: ведь, сколько бы жизнь не длилась, не тянулась, рано или поздно, она все равно кончается, и не выздоровлением, а совсем другим исходом. Жить надо всё равно, и делать всё, чтобы в ней нашлось место успеху, славе, бессмертию. Ну, или как-то так. И, вообще, что я тут делаю, зачем я кружусь возле дерева? Надо ехать дальше, туда, где подвиги и слава..."

Через пару секунд он уже сидел в седле и, выехав, наконец, из леса, поскакал по широкой, наезженной дороге, которая постепенно перешла в не очень крутой, равномерный спуск, приведший путника к берегу небольшой реки. Там стоял бестолковый, разноголосый галдёж, переходивший в неимоверно неистовый общий ор, разбавлявшийся отдельными визгливыми воплями: то толпа простолюдинов, копошась, как комок роившихся пчёл, что-то, совершенно закрыв своими телами, то ли заталкивала, то ли вытаскивала из воды, было не разобрать, топили они кого-то или, наоборот, спасали.

"Я необходим им! --- Загорелся Рауль, --- там, похоже, какое-то страшное речное чудовище, так сильно напугавшее их, и они пытаются, преодолевая страх и ужас, бороться с ним. Надо помочь народу и убить гадкую тварь".

Он достал меч из ножен и кинул коня в быстрый галоп, направив его к скоплению людей, и, только приблизившись к ним, громко закричал, стараясь придать выразительность голосу, чтобы все быстро разом расступились, но никто, поглощённый делом, даже не покосился в его сторону. И тут мужики разом отступили, видимо, одновременно немного поддавшись назад и на несколько мгновений приоткрыли то, что оставалось заслонено их спинами, и Рауль вдруг понял, что они силились вытянуть из реки обычную крестьянскую повозку, выше всех пределов набитую разным добром: похоже, она неудачно попала на мокрую после дождей глину, а лошади её не удержали, и она сползла в воду. И народ теперь всем скопом пытается вытащить эту злополучную колымагу назад на дорогу.

Рауль в досаде прикусил губу, он не знал смеяться ли ему над тем, с каким искреннем воинским ражем он готов был ринуться в бой ради избавления людей от ужасного зла или плакать над своей безрадостной участью вечного неудачника.

Он поскакал дальше вверх по течению реки к её истокам, пропадавшим где-то в ближайшем горном ущелье: горы уже были хорошо различимы впереди. Когда наступила ночь, и пошёл мокрый снег, а ветер становился сильнее и сердитее, Рауль и не вспомнил о ночлеге, он не ощущал холода, его тело горело от неистового желания действовать, он жаждал встречи с врагом, кто бы то ни был --- разбойник, дракон или хитрый колдун, с обликом карлика --- неважно, лишь бы враг случился на пути.

К утру лес заметно поредел, деревья теперь попадались низкорослые, с искривлёнными стволами. Рауль поднимался всё выше в горы, скоро и деревья закончились, остались лишь почти голые скалы, покрытые редким снегом.

"Куда я забрёл, полностью безлюдное глухое место? --- Думал он, --- кому я тут нужен, здесь никого, один я? Что может случиться там, где человек одинок? Почему всё, что случается, случается не со мной? Я --- есть, но нет ничего такого, чтобы доказывало, что я есть. Ничего не меняется, ничто не происходит, всё как бы застыло, замерло и окаменело. Событий нет, а те, что происходят и не события вовсе. Нет никакого повода и никакой возможности объявить всем, что я существую не просто так, а ради чего-то. И кому это нужно, чтобы меня, как бы не было, чтобы моё наличие казалось безличным?"

Когда, сосем близко, раздался громкий, нарастающий, будто приближающийся рёв, Рауль не удивился и не обрадовался. "Вот оно настоящее дело --- просто мелькнуло у него в голове, --- рычит точно не человек..." И он, уверенный как никогда в своём предназначении, готовый принять бой с тем, кто сейчас появится, стал перед входом в пещеру, откуда и доносился страшный, пугающий рык,

И неведомое ужасное чудовище вышло на свет. Рауль сначала не понял, что за тёмный комок выкатился на снег...

--- Медвежонок?! --- Промямлил он.

И действительно, среди заснеженных камней кувыркался и резвился хорошо подросший упитанный медвежонок, а из пещеры вслед за ним вышли ещё два медведя --- медведица, а с ней и второй медвежонок. Они-то и рычали в пещере, а её узкие стены многажды отражая и усиливая звуки их голосов, превращали обычное рычание в страшный рёв. А снаружи их рычание напоминало скорее дружеское ворчание, медведица легонько подтолкнула убежавшего медвежонка обратно в пещеру, он, охотно послушавшись мать, быстро уковылял назад. Наблюдавшего за ними человека они и не заметили.

Рауль даже не огорчился, увиденное он воспринял как само собой разумеющееся, словно, только это он и ожидал.

--- Такова моя действительность, --- сказал он вслух, --- и бежать и прятаться я от неё не стану, приму всё как есть, и буду вознаграждён... Я всё предприму, чтобы жить не так, как живёт большинство людей, а они живут так, словно их век та же вечность. Они забывают, что срок их жизни определён, и что всё существенное и значимое делается за этот срок. Я изойду кровью, уничтожу себя как личность, обращусь в грязь и навоз, но сделаю что-то великое. И, даже, неважно теперь, узнают ли об этом все или это буду знать только я один. Главное --- сделать, главное, я буду знать, что это сделал я.

IV глава.

Проведя всю прошедшую ночь и всё утро в седле, он почувствовал отупляющую, лишающую воли и силы дикую усталость, ему захотелось слезть с коня и лечь где-нибудь в тёплом и удобном месте, а вдруг ужесточившийся мороз, которого он прежде не чувствовал, стал казаться таким злым и крепким, каким его Рауль за всю свою недолгую жизнь никогда ещё не ощущал. Он понял, что может просто замёрзнуть до смерти, а значит, погибнуть ни за что, не свершив ничего героического и да и вообще, ничего --- ни хорошего, ни дурного --- не сделав в жизни.

Он снова выехал на дорогу и за первым же поворотом из-за высоких деревьев перед ним вырос, как обозначение конца дороги, огромный замок, с множеством больших роскошных башен и маленьких, будто игрушечных, башенок, возведённый из белых, словно кучевые облака, кирпичей. Судя по долгой протяжённости и выдающейся высоте стен, замок принадлежал изрядно богатому и могущественному вельможе. Широко распахнутые центральные ворота замка украшали гирлянды из красивых живых цветов, а изнутри доносилась весёлая музыка, всё говорило о том, что сюда приглашались все желающие, сегодня двери здесь открыты для всех.

Рауль, не раздумывая, по подъёмному мосту, который опустили заблаговременно, въехал внутрь. Десять, вооружённых серебряными секирами стражников у ворот, по пять с каждой стороны важно поприветствовали его, дружно подняв свои боевые топоры над султанами начищенных до невыносимого сияния шлемов. Во дворе к нему подскочили ловкие и радостные слуги и помогли сойти на землю, хотя Рауль мог и без чужой помощи спокойно слезть с коня. Лакеи, всё время, пригибаясь к полу, словно на них что-то давило сверху, проводили гостя в главный приёмный зал замка.

И стоило ему появится в зале, таком нечеловечески просторном и необъятном, что не было видно противоположной стены и казавшимся таким бескрайнем, будто степь кочевников, как его, прыгая и вопя, окружила и пленила целая орава людей с закрытыми глухими масками лицами и разодетыми в ослепительно яркие, кричащие костюмы. Там были жёлтые, как настоящий шафран, камзолы, красные, словно сок граната, плащи, синие, будто перья синей птицы, шляпы, зелёные, точно зрачки рыжей девушки, штаны, оранжевые, под цвет апельсинов женские платья, и даже башмаки на высоких каблуках с золотыми пряжками отличались либо немыслимо розовыми, либо игриво лиловыми цветами. А широкие маски на лицах сидели настолько плотно, закрывая всё, не оставляя ни щёлочки, ни просвета, что те, кто прятался под масками, казалось, не имели ни пола, ни возраста, ни сословия. Толпа, визгливо-гогочущей обезьяньей массой, набросились на Рауля как на новенького, его в двадцать рук потащили в середину зала, в скопление безумно весёлой кутерьмы, в самое средоточие бесноватых танцев, где каждый, выделывая па и коленца на свой, особый манер, являлся, тем не менее, частицей единого хаотичного порядка, который, заключая в себе миллионы разных возможностей, был в общем цельным и организованным. Пока Рауль кружился, пытаясь вырваться, в тесной толпе, на него успели надеть длинный, пёстрый, размалёванный десятком разных цветов плащ, а на лицо нацепили нелепую, пропахшую чужим потом маску с уродливым крючковатым носом. И как только он стал не отличим от остальных, из чужого превратился в своего, слившись в пёстрой однородности неузнаваемых личин с другими, про него сразу забыли и оставили веселиться как ему будет угодно, став таким как все, он словно бы спрятался ото всех.

Рауль поняв, что когда это цветастое одеяние и носатая маска на нём, он как бы невидим, так он словно бы превращался в маленькую, неразличимую в едином общем строе клеточку, которая одна, сама по себе не имеет никакого значения, решил, пока ничего не снимая, прорваться к выходу, но он не знал в какую сторону направиться, всё вокруг выглядело одинаково, и все направления, все стороны казались его направлениями, его сторонами, идти можно было куда угодно, и в тоже время своего нужного лишь ему направления он не находил. Он пошёл наугад, продираясь сквозь плотную круговерть оргиастически неистовых плясунов, совсем одуревших в грохоте взбесившихся барабанов и пронзительного пиликанья раскалённых виол и скрипок от беспрерывной тряски головами и потерявших естественное восприятие действительности. Он чувствовал, что задыхается, но не от отсутствия воздуха, а от горящей ярости, которая свинцовым обручем передавила его горло, нахлынувшей от того, что он угодил в такое дурацкое положение. Казалось, минута-другая, и он сойдёт с ума, как все эти танцоры.

Наконец, ему удалось вырваться из общей карусели и нырнуть, выдёргивая полы своего разноцветного плаща из чьих-то пытавшихся удержать его рук, в первый попавший открытый проход, за ним простирался хорошо освещённый, совершенно безлюдный коридор. Там, пробежав несколько шагов, он сразу же сорвал с себя проклятую маску и немного отдышался, но тут же услышал за спиной нарастающий смех и совсем близкие крики. Юноша со всей злости толкнул какую-то маленькую дверцу, вбежал в комнату и, быстро нашарив засов, судорожно запёрся. Громкие голоса с той стороны двери погалдели с минуту и удалились, стало тихо, как в детской, когда там нет детей.

--- Лутон, милый, ты пришёл, как же долго я ждала, --- раздался тихий шёпот где-то совсем рядом.

Рауль обернулся.

--- Ой, вы кто? Вы не Лутон! --- Вскричала стоявшая перед ним молоденькая светловолосая девушка с вытаращенными от испуганного удивления глазами.

--- Я Рауль Дюкрей, я впервые попал в этот замок и сразу же угодил на какой-то безрассудный праздник. Меня никто здесь не знает, и никто сюда не приглашал, но стоило мне появиться, как все набросились на меня, словно всю жизнь мечтали и ждали, когда я проявлюсь.

--- Праздник устраивает мой отец, герцог Вергелез, --- сказала девушка, --- и это называется Праздник Дозволения. Ну, когда дозволено всё. Значит, раз в год в течение двух дней (сегодня и ещё завтра) наш замок открыт для всех желающих, не важно, что за человек зайдёт, какого сословия, есть ли у него титул и знатен его род или захудал. В дни Праздника все равны, никто не возвышается ни над кем, любой, кто станет гостем замка, может веселиться до изнеможения, надев маску. Кто под маской не имеет значения: сегодня последний забитый пастух танцует с герцогиней, нищая и жалкая оборванка обнимается с графом, а грубый, неотёсанный торговец запросто беседует с утончённым вельможей. И только в эти два дня я могу встретиться со своим любимым, мы и познакомились с ним год назад на таком же маскараде.

--- А кто ваш возлюбленный, он, что не благородного происхождения? --- Спросил Рауль.

--- Нет, Лутон дворянин, но без титула и с очень маленьким наделом, --- грустно сказала девушка, --- и, что моему отцу представляется особенно возмутительным, совсем не умеет владеть никаким оружием. Но зачем ему оружие, если у него такая чувствительная душа. Лутон совершенно не приемлет жестокости, грубости, насилия, он никогда не сможет поднять руку на человека, он совсем не понимает, как это причинить зло своему ближнему, сделать ему больно или просто бесцеремонно обидеть. Он всех любит и относится ко всем как к родным.

--- Но как же, --- удивился Рауль, --- как бы он ни был беден и незначителен, он дворянин, а значит, обязан быть воином.

--- Лутон, не такой, он обожает искусства, --- сказала девушка, --- виртуозно играет на разных музыкальных инструментах, чудесно поёт бесконечно красивым голосом, сам сочиняет стихи и песни. Что здесь дурного, не всем же быть воинами?

В дверь осторожно, словно заранее чего-то боясь, постучали, девушка открыла, в комнату вошёл довольно худой юноша, но с неожиданно полнощёким румяным с лицом, его глаза переполнял искренний ужас, он то ли только что плакал, то ли готовился сделать это.

--- Аделаида, --- сказал он с откровенно детской интонацией, --- мы погибли.

И тут его взгляд наткнулся на Рауля, и в первое мгновение юноша вроде бы испугался, но тут же собрался, задрал голову повыше, его взор ожесточился, и он с вопрошающим недоверием посмотрел на девушку.

--- Это друг, --- сказала та, --- он случайно попал сюда, спасаясь от наших чокнутых гостей.

--- Господин Лутон, --- сказал Рауль, --- вы любите Аделаиду, так почему кричите, что погибли? Боритесь за свою любовь, поступайте решительно, как мужчина.

--- Я на всё готов ради Аделаиды, --- произнёс Лутон с пылом, --- жить ради неё, умереть за неё...

--- Это всё поэзия, --- перебил его Рауль, --- говорите определённее, что случилось.

--- Аделаида, родная, --- обратился к девушке её возлюбленный, --- я бесстрашно, как настоящий рыцарь, предстал перед твоим отцом и, не тушуясь, попросил твоей руки. Я был твёрд в словах и выражениях, уверен в выбранной позе и прям во взгляде.

--- Драматический спектакль, --- усмехнулся Рауль.

--- Но твой добрый отец, --- не слыша иронической реплики, продолжил Лутон, --- страшно рассердился и сказал: "Какой-то мелкопоместный дворянчик, отпрыск захудалого рода, нищий, как подвальный таракан, осмелился не только взглянуть на мою единственную дочь, но ещё и просить отдать её ему в жёны!" Я, вспыхнув, как горный огонь, заявил, что готов, если надо, жизнь отдать за его дочь и сделаю всё мыслимое и немыслимое, чтобы Аделаида стала моей. Герцог, после моих слов как-то задумался, а потом сказал: "Всё сделаешь? Отлично! Я согласен отдать тебе свою дочь, но при одном непременном условии. Исполнишь, Аделаида выйдет за тебя. Добудь, достань, укради, принеси мне тот самый Бриллиант Счастья, о котором не знаю кто, уж не ты ли сам придумал глупую сказочку и рассказал её моей наивной дочке? Не знаю, как ты это сделаешь, откопай его из-под земли, создай или роди его, убей, кого надо и кого не надо, если нужно, стань негодяем, изгоем, воином, героем, но предоставь мне Бриллиант. Будет Бриллиант моей собственностью --- девица станет твоей законной женой". И он, поклявшись твоей жизнью, любимая, призвал в свидетели всех присутствующих. Что теперь нам остаётся? Умереть... Ведь он потребовал невозможного.

И бедный юноша со стоном отвернулся, закрыв некрасиво сморщившееся лицо ладонями, а его возлюбленная, нахмурив лобик, произнесла решительно:

--- Необходимо что-то придумать, неразрешимых задач не бывает...

--- Что такое Бриллиант Счастья? --- Внешне бесстрастно спросил Рауль.

--- Бриллиант не обыкновенное чудо, --- сказала Аделаида, --- он огромный, грандиозный, невероятно красивый, неповторимый, огранённый миллионами граней, его стоимость равна стоимости трёх таких замков как наш! Да Бриллиант Счастья вообще, бесценен, ведь главное его достоинство в том, что его обладатель никогда не узнает неудачи ни в бою, ни в игре, ни в жизни, он не испытает горя, к нему не завалится беда, он всегда будет пребывать в ощущении беспрерывного счастья. Поэтому Бриллиант и назван Бриллиантом Счастья.

--- Нет никакого Бриллианта, --- отрешённо сказал Лутон.

--- Неправда, --- вскричала девушка, --- проклятый алмаз существует. Хранится он в далёкой таинственной стране под названием Тукатома, в неё нет пути, ни одна дорога туда не ведёт, никто не знает, где она и в какой стороне находится, никого и никогда там не было, а если кто отправлялся на её поиски, то не возвращался обратно, она заколдована. А отыщет ту страну тот, кто окажется сильным и стойким против колдовства и разгадает тайну. Тукатома, несомненно, есть, и о ней известно то, что в ней нет войска, нет законов, нет правителя, и судьба её жителей прочно связана с Бриллиантом Счастья: они охраняют и берегут его.

--- Да, всё кончено, --- пробормотал Лутон, --- если никто не смог добыть Бриллиант в прежние времен, то кто сможет добыть его сегодня, где тот доблестный рыцарь?

--- А рыцарь тут и не нужен, ---- возразила Аделаида, --- по преданию Тукатому найдёт и вернётся оттуда с Бриллиантом вовсе не рыцарь, а чистый, непорочный юноша, почти мальчик, пока не посвящённый в рыцари и ещё не познавший плотской любви. Такой как ты, милый Лутон, --- сказав последние слова, девушка с мольбой взглянула на Рауля.

--- Ваш жених беспомощный и слабый, --- сказал он, --- он не способен к трудной походной жизни. Пусть остаётся дома и не показывается никому на глаза, в первую очередь, конечно, вашему отцу. А я отправлюсь на поиски волшебного алмаза, найду путь в эту заколдованную страну и любой ценой добуду камень, принесу его вам, и господин Лутон преподнесёт его герцогу. Ведь он сказал не важно, как Бриллиант должен попасть к нему, а мы не станем говорить как. И герцог выполнит, надеюсь, своё обещание.

--- Не обольщайтесь, --- сказал Лутон, --- эту красивую историю про Бриллиант я сам пересказал Аделаиде, многое присочинив от себя, а она наивно поверила. Добрый незнакомец, вся ваша жизнь уйдёт на поиски того, что неизвестно существует ли оно. Может быть, и есть то место, где находится Бриллиант, но где искать то место, где эта мифическая Тукатома, в какой стороне света? Бессмысленно делать то, что заведомо не имеет смысла. Следуйте своим путём, забудьте об услышанном, возьмите назад своё слово, ведь то, что в намерены осуществить нелепо и глупо. Я несуразный человек, вечный неудачник, и кто свяжется со мной, тот заразится невезением, бросьте эту затею с поиском какого-то возможно выдуманного предмета, пусть он останется сказкой и вымыслом. В настоящей, не придуманной действительности нет месту ничему подобному...

--- Вздор! --- Уверенно сказал Рауль, --- если ничего не предпринимать и просто ждать, когда привалит удача, то ничего не произойдёт. Я немедленно отправляюсь на поиски Бриллианта Счастья, каким бы он ни был --- придуманный или настоящий --- и пока не найду его, не вернусь.

--- Господин Рауль Дюкрей, --- радостно сказала Аделаида, --- вы наш добрый гений, вы можете сделать двух несчастных влюблённых самыми счастливыми на свете, поезжайте, а мы вас дождёмся. Но помните, ровно через год на таком же Празднике Дозволения, когда мне исполнится уже 16 лет и, значит, стану совсем взрослой девушкой, я должна буду непременно выйти замуж, так назначил отец, останется только жениха найти. И станет ли им Лутон, зависит от вас, не опоздайте, а опоздаете, то лучше не возвращайтесь, ведь потом уже ничего не будет нужно...

V глава.

Девушка помогла Раулю, чтобы тому снова не попасть в кипящее месиво бешеных плясок, выйти из дворца через другой выход, ведущий на задний двор, где ему пришлось подождать, пока приведут коня. Она ни на миг не отходила от гостя и всё время продолжала без умолку рассказывать про своего любимого, Рауль почти не слушал её, он мысленно находился уже в дороге, и когда конь был готов, быстро запрыгнул в седло и, наскоро попрощавшись с юной красавицей, выехал с противоположной стороны замка, через малые ворота.

...Он мчался вперёд, ничего не замечая на своём пути, его душа пребывала в упоении, а дух поднялся до таких высот, что весь мир виделся ему теперь ничтожным муравьиным царством. "Вот оно, подлинное дело, --- скакали его мысли, --- грядущий подвиг, потрясённая вселенная, блаженство славы. Впрочем, нельзя же потом будет говорить, что всё свершил я, если тайна раскроется, невеста не соединится с женихом. Ну и пусть, никто не узнает, что я истинный герой, главное, что герой. Возможно, когда-нибудь всё и выйдет наружу. Не должен же герой кричать, что он герой, пусть кричат другие. А слава --- ранняя, поздняя, посмертная, всё равно слава..."

Так, проведя полдня на необычайном подъёме и проехав за это время приличное расстояние, Рауль вдруг на полном скаку остановил недовольно заржавшего коня: мозг юноши точно тонкая рапира уколола неожиданная мысль: "А куда я еду, где искать ту волшебную страну --- Тукатому? Лутон, несомненно, прав: вероятно, все дни моей жизни уйдут, даже не поиски страны, а на поиски дороги туда? Я стремлюсь в никуда! Ведь если никто не пришёл назад, то кто мне подскажет, куда двигаться вперёд?"

Он, придержав коня, выскочил из седла и пошёл пешком, но пройдя с десяток шагов, остановился и замер на месте --- одинокая голая осина, возле которой он стоял, уронила последний жухлый лист ему под ноги, он сел на землю, привалился спиной к стволу дерева и закрыл глаза.

"Не уйду отсюда никогда, --- думал он, --- хорошо быть одному. Хвастун, болтун и пустозвон... Как стыдно... Пообещал, да так самоуверенно, что принесу Бриллиант. Поистине, я великий герой... Лутон всё равно, что ребёнок, и герцог без зазрения совести просто посмеялся над ним. Ну, кто такого телёнка может воспринимать всерьёз, на него же нельзя злиться? А я чем лучше, за поэтом потянулся? Никогда мне ничего не дано сделать выдающегося, и рыцарем мне не бывать. Не вернусь я или вернусь, но без алмаза, и девчонка всему свету расскажет, что я обманул её, что оказался обычным бахвалом и пустышкой. И разнесётся молва о нелепом оруженосце, странствующего без господина, поверившего в детскую сказочку и поклявшийся свершить невесть что. Словом, прославлюсь, но в обратную сторону".

--- Странно, глухое место, людей никого, а тут человек живой сидит под деревом, --- послышался тихое голос прямо возле Рауля.

Он открыл глаза, притронувшись на всякий случай к рукоятке меча, но сразу одёрнул руку, увидев стоящую напротив себя молодую женщину, со светлыми, как плащ рыцаря в белом атласе, волосами. "Сказочная красота. Глядя на неё, жить хочется вечно". --- Быстро подумал Рауль.

--- Вы кто? ---Спросил он.

--- Кто я? Я так... Проходила мимо.

--- Живёте в лесу?

--- Да, и в лесу тоже. А вообще, везде.

--- Ваш дом весь мир?

--- У меня нет дома.

--- Не люблю, когда так неясно и загадочно говорят. Я привык к ясности и простоте.

--- Ясность только там, где цель осязаема, определён до неё путь, известно расстояние и выверено время. А если, кроме цели, нет ничего? А простота подразумевает решительное отсутствие двусмысленности и неоднозначности, и всё невероятное и необъяснимое есть ложь, сказочка, всё должно казаться точным, понятным, осмысленным.

--- Вы сказали, должно казаться? Не быть, а лишь казаться. Тогда неизвестно насколько всё просто, и откуда взяться ясности.

--- Верно, всё, что вне границ нашего сознания и нашего зрения необъяснимо сложно и крайне замутнёно. А если раздвинуть границы и научиться видеть шире, тогда всё --- ложь, сказка, легенда, вымысел перестанут быть таковыми и обратятся в действительность.

--- Я бездумно поверил в легенду, а сейчас усомнился. Не разумно верить в недостижимое. Вымысел и действительность не совместимы.

--- А если всё-таки поверить в недостижимое? Если ложь и есть подлинная правда, сказка --- та же действительность, а настоящий герой легенды ты, ведь легенда не чья-то чужая, а твоя. Вспомни как в детстве, махая деревянным мечом, ты твёрдо и свято верил, что сражаешься с настоящими, не воображаемыми врагами, и когда ты их побеждал, как искренне радовался, и никто бы тогда тебя не разубедил, что ничего нет.

--- Что, снова взять игрушечный меч и махать им в пустоте, воюя с невидимками.

--- Нет, юный воин, меч твой настоящий, всё происходящее ты видишь воочию, просто верь как верил в детстве и не сомневайся: сомнение поруха для веры. А вера даёт знание, знание приведёт к пониманию, а с пониманием обретёшь, то что ищешь. Душа станет лёгкой и свободной, а дорога, видимая только одному тебе, ляжет у твоих стоп.

--- Но я не знаю, в какую сторону идти, где искать ту дорогу.

--- Твоя дорога в любой стороне, куда бы ты ни направился. Захочешь узнать ответ на самый сокровенный вопрос, иди в свою, единожды выбранную сторону, иди прямо, не сворачивай, ибо, куда идёшь ты, никто другой не пойдёт, в свою сторону каждый идёт сам, иди и дойдёшь до края земли, где ни человеку, ни животному, ни бесплотному духу никогда не оказаться, если хоть крупинка безверия коснётся их сердец, поэтому верь и не ни о чём не думай, и будет ждать тебя там Вечная Дева, моя всегда юная дочь. Она и ответит на твой вопрос, она знает, что было и что есть. А что будет, не знает никто, и одновременно это знают все --- ты же не клялся, что сделал, ты клялся сделать, значит, ты знал будущее. Своё будущее...

--- А как долго идти, ведь всему имеется срок?

--- Никогда не думай о том КОГДА, если знаешь КОГДА. --- Женщина умолкла и подняла глаза к свободному от туч небу. --- Погляди, --- вдруг сказала она звонким голосом и указала вверх, --- какие удивительные птицы и летят прямо на солнце. Чем тебе не направление, вот и иди в ту сторону, пусть она и станет ТВОЕЙ стороной...

Рауль взглянул туда: неведомые птицы с ярко-красным оперением бесшумно, без криков и хлопанья крыльями пролетали над ними, и он смотрел на них, пока они не ушли за горизонт. А когда он попытался что-то ещё спросить у женщины, то понял, что сидит в полном одиночестве всё у той же осины, растущей далеко от леса, и никого вокруг нет. "Куда она исчезла, --- подумал Рауль, --- в лес не успела бы добежать? Тут и спрятаться больше негде... Может она, как те птицы, поднялась вверх и улетела, да и была ли она, не бред ли всё? Никого здесь не было, кроме меня, а та женщина лишь видение? А не всё ли равно видение, сон, моя фантазия или действительность, у меня нет иного выбора, как послушаться её, поверить и пойти --- пойти туда, куда она указал. И пусть те птицы будут птицами моей мечты, в которую я неколебимо верю".

VI глава.

171 день двигался Рауль в свою сторону, в своём направлении, продираясь сквозь густо заросшие, как старый заброшенный сад, леса и свободно пролетая через ещё совсем молодые подлески, пролезая по труднопроходимым болотам, преодолевая крутые горные кряжи и глубокие, как мысли старца, реки, одним махом пересекая степи с беспрерывно убегающим от путника горизонтом, а города проезжая так, словно их не существовало, и он миновал не место полное людей и каменных строений, а безлюдную, заброшенную пустошь. И, наконец, он достиг земли где на огромном, плоском, будто холодная луна в полнолуние, пространстве, сколько мог захватить взгляд, вообще ничего не было --- ни гор, ни рек, ни лесов, ни человеческого жилья --- только бескрайняя пустыня, покрытая ослепительно белой, похожей и на соль, и на песок пылью, скрипевшей и хрустевшей под копытами напуганного коня, точно кости мертвецов, перемолотые в мелкий порошок: бесконечная, бессмысленная, тошнотворная белизна под блёклым, тусклым, провисшим небом.

Рауль, не проехав и пяти шагов, закрыл быстро воспалившиеся глаза: из-за режущей боли невозможно было приподнять распухшие веки ни на волосок. Солнце, точно безжалостный надсмотрщик, висело в самой высшей точке, и Рауль уже не чувствовал своего тела, ему чудилось, что у него остались одни разбухшие, утыканные тысячами тонких иголок, готовые вот-вот взорваться глаза. Он не понимал, едет или стоит на месте, лежит на земле или летит, точно воробьиное пёрышко, подгоняемое слабым ветром, он ощущал себя самой маленькой частицей, какая только может быть, неосторожно попавшей под гигантский мельничий жернов, беспрерывно перемалывающий его живую плоть в муку.

И вдруг стало совсем темно, а пальцы рук, которые снова словно бы появились у него, неглубоко погрузились во что-то горячее, сухое, рассыпающееся в ладонях похожее на очень мелкий, почти как прах, песок, и вскоре всё его тело как бы прижалось к чему-то жаркому, раскалённому. Поняв, что лежит лицом вниз на земле, упав вместе с обессиленным конём --- мига падения он совершенно не почувствовал --- Рауль попытался приоткрыть глаза, но не смог сделать этого: чужеродная тяжесть давила снаружи на глазницы. Он вслепую встал сначала на колени, а потом вообще поднялся на ноги, поняв по напряжённому и неровному положению ступней, что находится на крутом склоне, а идти ему надо только вперёд и вверх. И он пошёл, и чем дальше он шёл, тем выше поднимался, и тем сложнее было ступать, скоро просто шагать стало невозможно, пришлось сначала опуститься на четвереньки и карабкаться так, а потом вовсе лечь на живот и ползти. Он ждал, что каждое его следующее движение окажется последним, и он не удержится на тяжёлом подъёме и покатится стремительно вниз, головокружительно вращаясь, будто пущенное с крепостного вала бревно, но он упорно, как беглец из камеры смертников, одержимый страхом смерти, тащил сбитыми в кровь, с обломанными ногтями руками своё одеревеневшее тело всё дальше и дальше. И когда после очередного рывка он нащупал твёрдый и ровный выступ, то не удивился и не обрадовался, а просто, взявшись за него второй рукой, подтянулся выше и влез вслепую на какую-то прямую и плоскую площадку, где, встав на ослабевшие ноги, сделал два коротких шага вперёд, ожидая, что может тут же наткнуться на невидимое и неминуемое препятствие, но лишь бездушная пустота бесшумно прикоснулась к нему бесплотным жестом.

Вдруг его глаза раскрылись сами собой, и нечеловеческое сияние радостным потоком полилось на него, Раулю показалось, что само солнце откололось от небесной тверди и спустилось вниз, чтобы светить только для него, а его широко распахнутые глаза свободно, без страдания и боли смотрели на этот волшебный свет, в самом средоточии которого то ли стояла, то ли парила необыкновенно красивая женщина в золотых одеждах с ослепительным лицом, её голову венчала отделанная бриллиантами и рубинами корона.

--- Вечная Дева, --- уверенно сказал Рауль.

--- Здравствуй! --- Сказала Дева, --- я ждала тебя.

--- Вы знаете, кто я и зачем пришёл?

--- О каждом, кто приходит всегда известно, кто он --- он всегда молодой воин и стяжатель славы. И нужно ему только одно, узнать дорогу в Тукатому и вынести оттуда Бриллиант Счастья.

--- Верно...

--- А известно тебе, что никому не посчастливилось уйти с Бриллиантом, все остались там, никто не пожелал вернуться в привычный мир?

--- Да. Но именно я стану тем, кто уйдёт и уйдёт с Бриллиантом.

--- Неужели существует то, что может быть ценнее его?

--- Одна очень молоденькая, и очень красивая девушка любит одного юношу, но девушка знатна и богата как наследница, а юноша беден и слаб родом, поэтому её отец обещал отдать свою дочь несчастному юноше, если тот добудет и преподнесёт ему Бриллиант.

--- Обычная торговля, всё как у людей. Я вижу, ты благороден, бескорыстен и простодушен, ради чужого, зыбкого счастья ты готов жертвовать своей жизнью... Ты чист и полон веры, поэтому и дошёл, а иначе ты либо ослеп в Белой Пустыне, либо сорвался с крутого склона и, скатившись вниз, переломал бы кости и умер бы внизу от жуткой боли и непереносимой тоски одиночества. Немногим удавалось доползти до цели...

--- К великой цели шёл...

--- Так ли велика эта цель, прихоть праздного вельможи? Весь блеск короткой земной славы ничтожен перед одним вздохом вечности.

--- Ослепительный блеск славы озаряет нашу короткую тусклую жизнь, делает её, яркой и неповторимой.

--- Юноша, ты непосредственен и искренен, оставаясь таким простым и открытым, ты, возможно, добьёшься своего, все, кто приходил в Тукатому до тебя, назад не вернулся, никто не пожелал покинуть страну безграничного покоя. Её немногочисленные жители не ведают, что такое выражение чувств, у них нет страданий, болезней, зависти, злобы, там немыслимы вражда и ненависть, им безразлично веселье, они не испытывают радости, они не грустят, не печалятся, не скучают, не тоскуют. Словом, каждый пребывает во внутренней гармонии с самим собой и в идеальном равновесии в отношениях с другими. Вообще, в равновесии там всё, её обитатели обладают высшей мудростью и знанием главного, ради чего стоит жить, они познали высшую истину, а значит, им не к чему стремиться.

--- Познали истину? Неужели, вопрос, над которым тысячелетиями тщетно бились мудрецы, разрешили здесь? Так в чём эта высшая истина?

--- Войди в Тукатому и истина откроется тебе. Войди, и наступит предел скитаниям, обретешь блаженство покоя, наступит полная ясность, станет определённым смысл жизни, найдешь там главное --- самого себя.

--- А я явился сюда не ради себя, --- усмехнувшись, сказал Рауль, --- я давно забыл о себе. Только ради одного себя бы не пошёл, я пришёл ради других. А со мной... как получится. Может о том, что свершу я, никто и не узнает.

--- Пылкие любовники, отважные воины, бескорыстные спасители мира, странствующие чудаки, озлобленные непризнанные гении --- все были уверенны, что взяв Бриллиант в руки, вынесут его из страны и подарят его миру. Они все --- и самые лучшие, и самые худшие --- были страстными стяжателями славы, своей славы. Каждый жаждал, чтобы его имя знали все и повсюду --- а теперь они забыли свои имена. А ты первый, кто согласен отказаться от славы.

--- Я не отказываюсь, просто меня не интересует, придёт ли эта слава или её никогда не будет, не я должен заботиться о том.

--- Тогда иди.

--- Но куда?

--- Ты сейчас стоишь на краю обрыва, вот и иди по краю, как бы страшно не казалось, не останавливайся. Остановишься --- не дойдёшь, встретишь непреодолимое препятствие --- иди, иди на него, иди сквозь него, иди через него. Не усомнишься --- дойдёшь...

Произнеся последние слова, Вечная Дева едва заметно начала удаляться, Раулю чудилось, что какая-то невидимая сила втягивала её в своё лоно, и вскоре Вечная Дева исчезла, унося за собой отблески яркого сияния.

"Как она прекрасна, --- подумал Рауль. --- Только бы глядеть на неё и ни о чём больше не помнить. И даже пусть будет это происходить не очень часто, может всего раз в полжизни. Мне достаточно того, что я буду знать, что она где-то близко, а я рядом... Но о чём это я? Остаться здесь, но я не я и не принадлежу себе. Довольно блажить, надо идти".

И он решительно пошёл по краю...

VII глава.

Край, по которому медленно шёл Рауль, постепенно превращался в узенькую тропинку с крутыми обрывами по обе стороны, становившимися с каждым шагом ещё круче, а потом и вовсе перешедшие в отвесные гладкие без единого выступа стены, где, если сорваться и полететь вниз, было бы не за что уцепиться. Рауль не обращал на это никакого внимания и спокойно шаг за шагом, ставя носок задней ступни вплотную к пятке передней, как бы отмеривая расстояние, не задерживаясь ни на миг, двигался вперёд, а тропинка, тем временем, ещё больше сужаясь, превращалась в подобие острого лезвия двуручного меча, почти полностью исчезая из видимости. Он не удивлялся, не пугался, не думал, он шёл как шёл и ждал, что будет, всё воспринимал как есть и был готов ко всему, и, не тушуясь, каждый свой следующий шаг он делал как обычный шаг, как если бы шёл по широкой, ровной дороге свежим летним утром. И когда с почти исчезнувшей, ставшей не толще волоска, тропинки, оставив пропасть позади, он ступил на большую каменную площадку, выпиравшую из скалы, то почти не заметил этого и пошёл уверенно дальше, словно продолжил обычную приятную прогулку.

А впереди, прямо перед ним дрожащий воздух будто бы уплотнился, загустел и тут же отвердел, и из вновь возникшей материи сложилась фигура колоссального по величине чудовища, похожего на уродливо раздутого в толщину крокодила, разинувшего пасть, утыканную тремя рядами изогнутых и острых зубов, напоминавшие сабли кочевников. И Раулю, если продолжать двигаться вперёд, никуда не сворачивая, надо было идти прямиком во чрево чудовища, что он, не мешкая, и проделал: пройдя по немыслимо скользкому, обмазанному чёрной, тускло мерцающей слизью языку, между частоколом желтоватых зубов, через отдающее непереносимым смрадом горло, он проник в тёмную утробу. Какое-то время он ощущал сильнейшую, удушающую вонь, от которой слёзы сами собой текли из глаз, а рот казался будто бы набитым полуразложившимися трупами ежей. Переставая понимать, кто он и зачем он здесь, Рауль упорно, словно бы отвоёвывая каждое следующее движение, с неимоверным трудом отрывая ноги от какой-то невидимой в полной темноте липкой массы, продолжал продвигаться дальше, совершенно не видя куда идти, и не думая, что может его ждать потом, когда идти станет некуда. Но в какой-то неуловимый миг мрак очень быстро и как-то естественно рассеялся, и опять неяркий, мягкий свет разлился повсюду, а то, что казалось страшным чудовищем, мгновенно пропало в никуда, словно оно явилось только в его воображении, а в действительности никакого чудовища никогда и не было.

Рауль теперь шёл по дороге, проложенной по ущелью, где по обеим сторонам друг против друга высились две почти строго отвесные горные гряды, но они стояли не прямо вдоль дороги, а как-то наискосок, беспрерывно стремясь сойтись вместе, соединившись в общей точке, непрестанно сужая пространство необходимое путнику, который уже отчётливо видел место, где горы, смыкаясь, сливались в одну и образовывали глухой тупик. И скоро Раулю пришлось идти не как обычно прямо, лицом вперёд, а боком протискиваться между двух шершавых сходящихся стен, и когда тупик оказался на расстоянии согнутой руки, он бросился на него, словно собираясь пробить скалу своим телом. Но он ничего не почувствовал, только едва уловимое мгновение темноты и снова --- сиял тот же свет, а он шагал по той же дороге.

А на чистом, бледном, как воск, небе, будто многоточие на чистом листе пергамента, появились три тёмных пятна, они, быстро увеличиваясь, приобрели яркий красный цвет и обернулись теми самыми удивительными птицами, вслед за которыми он бросился в поисках Бриллианта. Они спускались всё ниже и ниже, и, подлетая совсем близко к Раулю, выросли до невероятных для птиц размеров: размах их широких крыльев составлял длину двух вместе приставленных один ко второму боевых копий, а их клювы напоминали удлинённые лезвия лёгких мечей. Птицы летели единым порядком и, стремительно перестроившись в воздухе из ровного ряда в последовательную вереницу, направили свои ужасающие тонкие клювы точно в незащищённую голову путника. Рауль лишь, как на промелькнувшую стрекозу, поднял на секунду взор и, не замедляя шага, продолжил двигаться по дороге, а первая из трёх птиц, подлетев вплотную, махнула приоткрытым клювом перед его лицом и, хлопнув крыльями, взмыла вверх, две другие проделали то же самое, но ни одна, проведя кончиком клюва на расстоянии волоска от глаз Рауля, так и не коснулась его. А он и не дёрнулся, только чуть скривил губы в сердитой усмешке, услышав их последний, прежде чем пропасть в вышине, пронзительный, как вопль падающего человека в пропасть, крик.

...Стало так тихо, как не бывает даже в могиле, и он шёл, точно крался, как любовник мужней жены, по чужому замку, стараясь бесшумно прикасаться подошвами сапог к гладким камням, которыми была вымощена дорога, даже его дыхание стало таким слабым и тихим, точно он впал смертный сон. "Невозможная тишина, --- думал Рауль, --- идеальный покой, наверно, таким он и должен быть, когда никого близко нет, а человек совершенно один, и нет ничего ни в прошлом, ни в будущем, ни в душе. Наверное, это и есть высшее блаженство? Но нельзя обманываться, высшего блаженства не бывает, человеку не может быть абсолютно хорошо. Блаженство, покой, вообще, опасные и ненужные вещи, по крайней мере для воина, иначе всё обессмысливается: устремления, желания, возможности, надежды, сама жизнь..."

Не успел он додумать свою мысль, как почувствовал, что земля под его ногами становится мягкой, перерождаясь в скользкую, расползающуюся из под подошв сапог тёмную жижу, которая быстро сама собой нагревалась и, начиная равномерно бурлить, выбрасывала повсюду лопающиеся с сизым паром пузыри. Нагретая масса быстро прибывала, поднимаясь всё выше, и скоро Рауль, почти как механический истукан, переставляя до предела отяжелевшие от навязшей грязи ноги, брел уже по колено в густом горячем месиве. А из кипящего и булькающего варева, полезли разные мелкие диковинные существа, их число, казалось бесконечным. Твари, словно кто-то нажимал им на затылки, беспрерывно разевали зубастые пасти, хватая и цепляя путника за ноги, будто пытаясь если не остановить его, то хотя бы как-то придержать. Рауль же, стараясь сохранять внутреннюю невозмутимость и внешнее равнодушие, понимая, что в такой вязкой каше невозможно не то, что идти, но и просто стаять и не падать, упрямо, едва сохраняя устойчивость, потихоньку, с невыносимыми усилиями тащился дальше, неумолимо погружаясь в бурлящее болото всё глубже и глубже. Когда ему стало по грудь, животные, обитавшие там, начали, как лягушки из болота, выпрыгивать из грязи совсем близко к лицу: большеголовые, с чёрно-зелёными телами, с коротенькими лапками и длинными хвостами, и каждое со своей собственной, не похожей на остальных мордочкой. Они, причмокивая, распахивали несообразные с карликовыми телами уродливо-большие рты, ослепляя его яркой красной вспышкой раскалённого нутра, пылавшего настоящим огнём. А стоило Раулю погрузиться по горло, существа выстроились плотным строем, без единой щёлочки вокруг его головы, словно живая ограда, полностью заслоняя своими телами возможность что-то видеть. Идти стало совершенно невозможно, он чувствовал, что уходит всё глубже, что топь скоро поглотит его с головой, если раньше не свариться в этой кипящей, адской похлёбке. Но он совсем не думал о том, что может сейчас сгинуть, утонуть, захлебнуться, сгореть в засосавшей его почти целиком трясине, его тело казалось ему сплошной раной, одним органом беспрерывной, невыносимой боли, и так больно ему никогда не было. Но необъяснимое, несообразное с его положением, ощущение счастья вдруг залило всю его душу, такой лёгкости и ясности он никогда прежде не переживал, душе стало бесконечно хорошо, от того, что телу было так невыносимо плохо. Поглощённый этим чувством, он не заметил того момента, когда отступило болото и он, как прежде --- чистый, сухой и свободный --- снова шагал по дороге.

VIII глава.

Пропасть, бездонным провалом разверзшая впереди, только рассмешила его: Рауль, как если бы дорога не кончалась и продолжала серым полотном лежать у его стоп, уверенно сделал следующий шаг, ставший шагом в бездну.

"Я не останавливаюсь, я всё время двигаюсь и не меняю направления", --- промелькнуло у него в голове, когда он долго и однообразно летел вниз, зачарованно смотря на быстро уходящие вверх бесконечные стены, на них уже невозможно было различить ни одного отдельного камня или выступа, всё слилось в однообразные прямые линии. "А если прикоснуться к ним?" --- Подумал он и протянул руку.

--- Следуйте в лодку, --- раздался ровный, без выражения голос.

Он обернулся, не удивившись тому, что теперь стоял на земле возле отвесной скалы, от которой на расстоянии десяти локтей текла небольшая река с удивительно прозрачной водой, на берегу его ожидал человек одетый в светло-серый балахон с откинутым капюшоном, руки человек держал вдоль тела и молчал, как если бы он был в полном одиночестве, а подле него на тихой волне покачивалась лодка без вёсел. Рауль, не задавая вопросов, зашёл в лодку, человек в сером последовав за ним, тут же оттолкнулся от берега, как показалось Раулю, одним лишь взглядом, и они медленно поплыли по реке, с неторопливым, едва незаметным течением. Лодка шла сама собой, ею никто не управлял. "Или лодкой правит этот бесстрастный человек, --- думал Рауль, --- каким-то неведомым, особым способом? Сколько ему лет, он каждое мгновение иной, он одновременно выглядит и на 20 лет, и на 80? Черты лица такие нечёткие, какие-то размытые, не двинув ни мускулом, он как бы ускользает от определённости. Имея лицо, он словно бы без лица. Образец невозмутимости".

--- В этом истина, --- неожиданно сказал человек.

--- В чём? --- Не понял Рауль.

--- В невозмутимости...

--- Вы читаете мысли?

--- Не читаю, слышу.

--- Но невозмутимость означает скука ничегонеделания, отстранение от всего: от радости, веселья, счастья, правда и от горя и забот тоже. Ведь человек обязан познать и пережить всё. Быть невозмутимым --- остаться без надежды, без дружбы, без любви. А это всё равно, что жить без сердца.

--- Сердце есть один из органов, составляющих организм любого нормального человека или животного. Сердце --- мышца, которая толкает кровь, чтобы она растекалась по всему телу. Нет никакого смысла искать для неё несвойственных ей признаков. Сердце состоит из того же вещества, что и всё остальное. Всего лишь.

Лодка бесшумно уткнулась носом в берег, Рауль и его провожатый сошли с неё сразу на небольшую полукруглую площадку с ювелирно ровным отполированным полом, служившую началом в крутой лестницы, ведущей вверх.

...Они поднимались по широким ступеням отлитых из чёрно-серого металла и взаимно молчали, и юноше было немного не по себе от того, что рядом с ним человек, и ничего не надо говорить, хотя ему никто не запрещал этого. Едва лестница закончилась, они пошли по тому, чего нельзя было как-то обозначить или определить --- не дорога, не поле, не городская площадь, а просто идеальная поверхность из того же тёмного металла, что и ступени, казалось, что всё окружающее пространство представляло однородное целое, созданное в таком виде в единый момент творения. Впереди показались, будто расставленные ручкой младенца-великана, дома, похожие на огромные кубики, такого же серого цвета, и везде ни движения, ни звука.

Тишина превращалась для Рауля в пытку. "Молчание здесь закон, но я же не такой как они, я не могу не говорить, это так естественно, говорить. Необходимо что-то сказать. Может, спросить, как его зовут?"

--- У нас нет имён, --- ответил человек вслух, --- нам не нужны такие признаки личности как имя, возраст, пол.

--- А как же вы общаетесь между собой, --- спросил Рауль, --- если как-то называть другого вы не можете, и, если брать возраст, как общаться не зная, кто старше, а кто младше? Пол и то у вас как бы ни при деле, ведь нельзя же к мужчине обращаться так, как обращаются к женщине? Как вы разговариваете, если нет определения ни своей, ни противоположной личности? Ведь только личностное делает человека другим, по отношению к остальным, и лишь распознавая каждого как личность, мы понимаем, как надо его воспринимать и как к нему относиться...

--- Общаемся мы или, если хотите, разговариваем, мыслями, впрочем, настоящим разговором это нельзя назвать, причём мыслями не в форме слов, а в виде неких толчков мозговой, умственной силы, идущей исключительно благодаря воле и желанию человека. Нам нет необходимости тратить жизненную мощь на преодоление неестественного напряжения при произнесении слов, тем более что словом невозможно выразить и передать и десятой доли того, что возникает в разуме человека. Это очень долго и дорого при помощи слабых по выразительности, одновременно, неоднозначных слов, при посредничестве несовершенного человеческого голоса, звук которого разрушает внутреннее равновесие личности, пытаться что-то действительно сказать. А относительно личностного, то определяется это не внешними признаками, а глубинной сущностью человека. Вы поймёте это, когда сами научитесь разговаривать без голоса и слов, постигнете науку проникновения в глубины человеческого сознания.

--- Никогда я не стану таким как вы! --- Вскричал Рауль.

--- Ты УЖЕ такой как мы.

IX глава.

Они шли мимо уныло одинаковых домов-близнецов, выстроенных в единый непрерывный ряд по строго вычерченной линии с узкими проходами между ними, никаких отдельных символов или каких-нибудь неповторимых знаков на их гладких, с идеально правильными квадратами тускло светящихся окон, стенах не было, и отличить здание от здания казалось невозможным. Раздражение, смешанное с поднимающимся негодованием закипало в душе Рауля, ему захотелось, чтобы неизвестно откуда прибежала бы орава дюжих силачей с тараном наперевес и начала бы бить по этим отвратительным идеально-ровным стенам, чтобы они потрескались, а некоторые рухнули бы совсем, и тогда здешние дома получились бы разными, не такими убийственно похожими и однообразными. Рауль желал, как можно раньше убраться отсюда, и, едва сдерживая отчаянье и злость, он произнёс:

--- Мне необходимо встретиться с правителем вашей страны.

--- Тут нет правителя.

--- Ну, есть же кто-то главный? --- Уже не тая раздражения, спросил нетерпеливый гость. --- Есть тот, кто отвечает за всё?

--- Тут все отвечают за всё. И главный здесь каждый.

--- Ну а Бриллиант Счастья, кто-то же стережёт его.

--- Никто не стережёт, доступ к нему свободен. Но Бриллиант будет потом, сейчас вы отправитесь в Дом Необращённых, вам надо находиться пока там.

--- Я не намерен ни во что обращаться, я явился сюда лишь ради Бриллианта!

--- Так говорили все, кто только впервые ступал в Тукатому. Я сам, когда прибыл сюда, считал себя таким же искателем славы и счастья. Но, то был другой человек, и даже не человек, а некое случайное скопление мелких, невидимых обычным взором частиц, соединившихся вместе на очень короткий срок, дабы стать живым существом --- существом без понятия, почему оно живое, и зачем оно через определённое количество времени непременно умрёт.

--- Хорошо, пусть я живой без понятия, почему я живой, но живу-то я своей собственной жизнью и чужой жизни мне не надо. Мне всё равно, какая она будет до смешного короткая или бесконечно долгая, главное жить по-настоящему, а не проживать в прозябании!

--- То, что видится настоящим, часто оборачивается фальшивым, причём, никак не изменив ни внешнего вида, ни обстоятельств, ни сути. Просто, меняется не предмет, меняется человек. Но, тем не менее, что бы там ни было, вы обязаны ознакомиться с тем, что ожидает любого вновь прибывшего в Тукатому. Тогда и примите верное, как вам покажется, решение. И не кричите так громко: громким криком, лишним шумом вы отпугиваете возможность достичь внутреннего равновесия.

--- А я буду орать! И запомните: мне не надо никаких ваших "обязаны", я ничем ни вам, ни кому-либо ещё не обязан! Все мои обязательства только перед самим собой. Знайте, я пришёл не для того, чтобы остаться, я пришёл, чтобы уйти.

--- Вы не вправе отказываться, по вашим же правилам слово хозяина есть закон.

--- Да я проткну вас мечом насквозь, деревяшка вы бездушная! И если ради своей цели мне понадобиться уничтожить всю вашу страну, я сделаю это. Море крови не удержит меня, я не погляжу, что вы безоружны. Ради высшей идеи разрешено всё.

--- А вы убеждены, что у нас не оружия? --- Сказал тукатомец в неизменно бесстрастном тоне, но на его бесцветном неподвижном лице, как показалось Раулю, мелькнул отсвет лёгкой усмешки, --- оружием может быть не только осязаемая вещь или предмет, зажатые слабой рукой или какие-нибудь колдовские ухищрения, тоже всецело зависящие от мёртвого вещества. Подлинным оружием является мысль, сила мысли. Хорошо, следуйте за мной, --- добавил он таким безразличным голосом, словно Рауль был лишь кусочком непонятной картинки на обрывке старого свитка, который не жалко выбросить, и ничего такого ужасного он только что не говорил.

--- Куда мы идем? --- Уже спокойнее спросил Рауль.

--- В лабиринт, туда, где покоится Бриллиант. Там решится ваша судьба.

--- Извините мою глупую горячность, но ответьте, неужели никто и никогда не пожелал уйти из Тукатомы? Я не верю, чтобы никого ранее не прельстил Бриллиант, и, что важнее, слава, обретаемая вместе с ним.

--- Прельщает Бриллиант всех, кто увидит его хотя бы раз, прельщает настолько, что все навсегда забывают о славе.

--- А я здесь не ради славы, она, если и случится, то это будет не моя слава, и достанется она не мне.

Они остановились возле одного из домов-близнецов. "Как они их различают, --- невольно подумал Рауль, --- внешне они как один?"

--- Желаете понять, как распознавать то, что представляется неотличимым? --- Спросил неожиданно громко человек в серых одеждах. --- Виденье не того, что снаружи, а того, что скрыто внутри. Особое зрение, останетесь, обретёте его, оно откроется у вас.

Рауль в ответ лишь сердито взглянул на него, и они вошли в дом.

X глава.

Тукатомец привёл его в большую, почти пустую комнату --- только у одной из стен стояли стол с креслом, в котором, прислонившись к его спинке, сидел человек, и читал толстую книгу. Как спутник Рауля, он был облачён в точно такой же серый балахон с капюшоном и выглядел совершенным двойником первого: те же застывшие, как у скульптуры, мускулы лица, то же неопределённо-отсутствующее выражение глаз, те же неспешно-экономные жесты, лишь по возрасту, он показался Раулю, более зрелым.

--- Вот юноша, --- сказал его провожатый, --- он появился здесь, чтобы забрать Бриллиант. Он упрям и непреклонен и не слышит никого, кроме себя. --- Последние слова тукатомец произнёс повернувшись лицом к гостю.

Умолкнув, провожатый удалился без дальнейших объяснений, а хозяин комнаты встал с кресла и, подойдя к немного стушевавшемуся Раулю, взглянул ему прямо в глаза и сказал:

--- Чёрные зрачки --- верный признак упрямства и стойкости. Идёмте...

Они, сквозь узкий дверной проём, в котором отсутствовала дверь, прошли вглубь дома, где вдоль длинных стен стояли сплошь высокие, в десять локтей, книжные шкафы, набитые рядами торчащих корешков плотно втиснутых книг, разной толщины и величины.

"Библиотека, --- уныло подумал Рауль, --- а он библиотекарь. Жалкий и нудный книжный червяк".

--- Да, я библиотекарь, --- сказал хозяин, --- я был библиотекарем и навсегда, пока живу, буду им. До того, как попасть в Тукатому, я служил библиотекарем в Имперской Библиотеке --- самой большой библиотеке мира. Она виделась мне святым местом, что-то наподобие священного храма, где я главный жрец, главный служитель культа, а предметом культа были, естественно, книги. Я испытывал наивысшее наслаждение от чтения, я мог сутками не выходить на свежий воздух, пропадая в волшебных чертогах своего храма, где царствовало бесконечное таинство книг. Решив посвятить всю свою жизнь одному --- чтению книг, я возомнил, что способен прочесть всё --- всё, что когда-либо было написано людьми. И с невероятным рвением предавался выбранному мной делу, забыв, что существует реальный мир, что есть другие люди, я не ведал понятия человеческой дружбы, никого и никогда не любил и не думал, даже, что такое явление как любовь может касаться меня. Но вдруг в один совсем не прекрасный, а, скорее, ужасный миг меня озарило, что жизнь человеческая скоротечна и конечна, и её не хватит на то, чтобы прочесть и сотой, а может и тысячной доли из всех написанных и изданных когда-либо книг. Куда мне такому маленькому, слабенькому, ничтожному, против такого колоссального и безграничного количества томов, сочинённых многочисленными писателями, философами, поэтами и прочими бумагомарателями. И я возненавидел книги, провалившись в совершеннейшее отчаяние, я проклял любую возможность чтения --- и не мог не читать: наваждение, сводившее меня с ума. Чтение вызывало у меня отвращение, и в то же время меня беспрерывно тянуло читать. Моё сознание словно бы раскалывалось, во мне вдруг начали жить одновременно два человека, бывшие врагами друг другу. Я хотел убить обоих, но для этого я должен был убить себя, а себя я убивать не желал, мне было жалко убивать себя. И тогда я совершил тягчайшее преступление: поджёг библиотеку (если нет источника страданий, то нет и самих страданий) там сгорело буквально всё, ничего не сохранилось: и самое ценное, и самое бесценное, и, то, что отдавай бесплатно, а никто не возьмёт. И я убежал бродить по миру, как изгнанный из родного дома шелудивый пёс, изгоем и преступником. А прослышав о Бриллианте Счастья, возжаждал добыть его, чтобы, задавив свою болезненную манию громом славы, перестать быть рабом книг (избавившись от книг физически, я не мог избавиться от них духовно, они все время присутствовали в моём сознании), всеобщее почитание отвлекло бы меня от моих внутренних душевных переживаний. Я ринулся на поиски Тукатомы, а узнав туда дорогу, не колеблясь, направился по ней. Словом, я добрался до цели, стойко прошёл все "тяжкие", а по сути, фальшивые испытания --- они может и могли бы казаться непреодолимыми, если бы не являлись всего лишь воплощением нашего же воображения, и если и вызвали чувство страха, то источником этого страха были мы сами, а пугаться самого себя, точнее, того что спрятано в изнанке нашей души глупо и не по человечески. Впрочем, раз вы, молодой человек, дошли сюда, вы всё почувствовали на себе. (До понимания, что это именно так, я додумался позже, уже тут, в библиотеке.) В общем, я оказался в Тукатоме. И что же? Бриллиант, даже сама мысль о каком-то там Бриллианте совершенно меня перестали занимать, я нашёл здесь то, ради чего согласен был погубить свою бессмертную душу --- миллионы и миллионы книг. А главное, спокойное, разумное, несколько отстранённое к ним отношение, я не раб книг и не их господин, я уравновешен и погружён в беспрерывное чтение. Временем я неограничен, ибо живущие в Тукатоме не живут менее 300 лет, и то столько живут лишь те, кто попал сюда глубоким стариком, и срок жизни ещё зависит от того, насколько разрушилась или, наоборот, сохранилась духовная сущность личности в прежней жизни. Вот вы, молодой человек, поразительно юны --- никто прежде, в таком, почти детском возрасте не появлялся в этой стране --- и значит полторы-две тысячи лет жизни будет тут вам отпущено. Если станете одним из нас...

--- Бриллиант Счастья, больше мне ничего от вас не надо, --- устало ответил Рауль.

--- Превосходно, --- сказал библиотекарь, --- раз ваша идея такова и ничто иное вас не трогает больше, значит ваше предназначение стать Смотрителем Бриллианта. И не имеет значения, покинете вы Тукатому, унеся его с собой, или останетесь подле него, ваша жизнь навсегда будет посвящена одному --- Бриллианту.

Умолкнув, библиотекарь вытащил из-за шкафов длинную раскладную лестницу и, протащив какое-то расстояние, поставил её у крайнего конца самого дальнего из шкафов. Он ловко, как убегающая от опасности крыса, взобрался наверх по чуть пошатывающийся лестнице и, усевшись там на последнюю ступеньку, начал что-то с большим трудом вытаскивать из плотно пригнанных друг к дружке томов. Когда ему, наконец, удалось справиться с этим делом, он приглушённым голосом крикнул Раулю:

--- Ловите...

Рауль поднял голову и подставил раскрытые руки, и библиотекарь нечто объёмистое и широкое кинул вниз. Рауль, едва не уронив, поймал огромную, величиной с приличный боевой щит пешего воина, книгу, она и по весу оказалась не легче щита.

--- Единственная книга во всём хранилище до сих пор не прочитанная мной, --- сказал спустившийся с лестницы библиотекарь.

--- И именно сегодня вы удосужились достать её, чтобы прочесть? --- Раздражённо спросил юноша и швырнул книгу на пол --- я вам нужен был, чтобы помочь спустить её вниз! --- И он, громко топая сапогами, пошёл к выходу.

--- Вам уже не нужен алмаз? --- Вдогонку спросил библиотекарь.

Рауль обернулся и с сардонической усмешкой и ненавистью в глазах уставился на тукатомца.

--- Без этой книги нет пути к Бриллианту, --- сказал библиотекарь

--- Что в ней? --- Тихо спросил Рауль.

--- Не знаю. Давайте вместе поглядим, я никогда не открывал её. Я, пришедший сюда ради Бриллианта, скоро забыл о том, что он существует, и книга оказалась бесполезной, --- сказал библиотекарь, поднимая двумя руками тяжёлый том с пола.

Он осторожно, словно она могла разбиться, перенёс книгу на стол и с заметным трепетом раскрыл её. "Куда девалась ваша хвалёная невозмутимость?" --- Успел подумать Рауль. Все её страницы, вместо привычных букв были испещрены какими-то палочками, чёрточками, косыми и волнистыми линиями.

--- Тукатомская письменность, --- пробормотал библиотекарь и молча углубился в чтение текста, быстро переворачивая листы. --- Взгляните, сказал он, подзывая Рауля, --- вот изображение Бриллианта. Здесь он нарисован в своих естественных размерах, так он и должен выглядеть в действительности.

--- Но где он сам, --- сказал Рауль, --- я хочу не разглядывать картинки, а держать в руках настоящий Бриллиант.

--- Он в центре лабиринта, так написано в книге.

--- И где тот лабиринт?

--- Везде. Любой человек лабиринт. Ты и есть тот лабиринт.

--- Я не понимаю, я устал от всех этих ваших заумностей!

--- А тут нет ничего заумного, просто внемли, просто слушай, что говорю, и тогда твоё станет твоим. Представь, что ты как духовно цельная неделимая сущность по своему скрытому устройству представляешь собой многосложный и хитро запутанный лабиринт. И посему, никто, кроме тебя никогда не пойдёт бродить по этому лабиринту, ибо никто не сможет проникнуть вглубь твоей сущности, кроме тебя самого.

--- Снова слова!

--- Запоминай "слова"! Каждый человек обязан отыскать свой центр в своём лабиринте, а не найдёшь центра, не остановишься в точке, где находиться главное --- главное только для одного твоего внетелесного существа --- то навсегда останешься плутать по лабиринту.

--- Но где вход, ведь чтобы начать искать центр лабиринта, необходимо войти в него?

--- Вход здесь.

Библиотекарь закрыл книгу и указал на пол, где в самой его середине поверх привычных серых камней был выложен мозаикой небольшой разноцветный квадрат.

--- Более ста лет провёл я тут, --- сказал библиотекарь, --- но лишь теперь узнал о назначении этого странного, необычного для Тукатомы рисунка. Он единственный во всей стране, имеющий другие цвета, помимо серого.

--- Как открывается вход? --- Спросил Рауль.

--- Книгой...

XI глава.

Библиотекарь резким рывком, словно ухватившись за сильно разогретое железо, схватил книгу и положил её на разноцветный квадрат, она уместилась точно в его очертания. Сразу же раздался глухой, нарастающий гул, и книга вдруг начала вся светиться и едва заметно дрожать, а пол под ней пошёл медленно опускаться вниз. И чем глубже погружалась, исчезая в толще каменного пола книга, тем мощнее становился однотонный грохот, и уже через несколько мгновений он переродился в оглушительно-чудовищный рёв. Книги, стоявшие на полках, посыпались, как выбитые рыцарской палицей зубы великана, всем скопом вниз, тяжёлая входная дверь слетела, будто плохо закреплённый парус, с петель, и её унесло на улицу, стол, сорвавшись со своего места и завалившись набок, прилип к стене, его четыре тонкие ножки торчали, словно выставленные вперёд копья испуганных карликов. Рауль с искажённым от предельного напряжения лицом едва мог стоять на месте, он ощущал по всему телу чудовищное давление, ему казалось, ещё один последний миг, и он будет сбит с ног, и непреодолимая сила его, как обезумевшее от страха насекомое, зашвырнёт куда-нибудь под потолок и расплющит там, оставив мокрое, кровавое пятно. Он с усилием повернул голову в сторону библиотекаря --- тот никак не поменял ни позы, ни выражения лица, как стоял с отрешённым и безучастным видом, так и оставался стоять без тени замешательства или удивления.

Книга, тем временем, вся ушла в пол, и на её месте теперь зияло правильной дырой невыносимо чёрное квадратное отверстие. И в комнате вдруг в одну минуту всё успокоилось, стены перестали трястись, и невыносимый грохот стих, и Рауль невольно подумал, что тишина наивысшее и самое желанное благо, которое может быть дадено человеку.

--- Вход открылся, --- с досадой услышал он убивший благостную тишину голос библиотекаря, --- осталось лишь войти.

Странно, но Раулю никуда не хотелось входить, ему хотелось, не двигаясь, застыв надолго, может на всю жизнь, остаться на том месте, на котором он сейчас стоял, ему то ли чудилось, то ли так было на самом деле, что ему ничего уже не нужно, что он уже получил всё, что желал, и что он нашёл то необходимое и главное, ради чего он живёт, он, наконец, пришёл к концу дороги и дальше идти смысла нет, ибо, куда бы он не шёл, он снова придёт сюда.

--- Видимо, страшно вот так шагнуть, --- негромко сказал библиотекарь, --- шагнуть туда, куда шагать не надо...

--- Надо, --- ответил Рауль, --- не мне надо. Поэтому... надо.

Он приблизился к квадратному отверстию и заглянул в него.

--- Там как будто ничего нет, --- сказал он, --- темно и всё. Что там бездна или просто неглубокий колодец?

--- Узнаешь когда прыгнешь, --- ответил библиотекарь, --- не жди ни лестницы, ни ступеней, ни верёвки. Ты либо, забыв обо всём, прыгаешь, либо не прыгаешь. Ничто, по сути, не поменяется, всё останется как есть: ты здесь, Бриллиант там, миропорядок в относительной гармонии.

Рауль ничего не ответил, он просто, чуть придержав меч за ножны, чтобы не зацепиться за край, прыгнул во тьму. И не успев осознать ощущение падения, Рауль понял, что стоит твёрдо на месте, как врытый в землю столб, и не куда не падает. От густой, словно дёготь, темноты было больно глазам, он задрал голову вверх --- где-то там очень высоко, почти неуловимо мерцал слабый, будто угасающий свет. Потом что-то ухнуло, и стало вообще ничего не видно, и до Рауля дошло, что находится он на дне глубокого колодца, где только что захлопнули крышку.

"Вот и предел, за ним смерть, --- спокойно подумал он, --- меня просто заманили в западню. Я не согласился быть одним из них, и они решили уничтожить меня. Они не способны к открытому, честному поединку, их оружие --- коварство. Не случайно тот первый сказал, что у них тоже имеется оружие. Вот они его и применили. Как я наивен и доверчив, и никогда теперь не поумнею, и верить больше не во что..."

И в какой-то миг будто бы ничего и не произошло, но он вдруг стал различать очертания своей руки, сначала очень смутно, потом всё яснее и чётче: темнота, точно чего-то застыдившись, ненавязчиво рассеивалась, уступая пространство мягкому свету, лившемуся от небольших, с ровным белым пламенем, не дававшими ни дыма, ни копоти светильников расставленных по углам узкого, стремящегося в высоту помещения пятигранной формы. Оно было совершенно пустым, но на каждой из пяти его стен виднелись открытые узкие проёмы без дверей, ведшие внутрь, за которыми простирались не слишком длинные коридоры, кончавшиеся то ли поворотом, то ли тупиком. Раулю оставалось выбрать один и войти. Он несколько раз повернулся, но все пять входов ничем не отличались один от другого, всё казалось идеально похожим и неотличимым. "Имеет ли значение, куда войти, --- подумал он, --- или всё равно? Возможно, ли здесь ошибиться или ошибиться здесь невозможно, и куда бы я ни шёл, я непременно приду туда, куда мне надо? А куда мне надо, наверное, в центр?" Он сделал шаг и вошёл в первый же ближайший к нему вход, хотя там любой вход казался ближайшим.

...Рауль бродил по бесчисленным закоулкам лабиринта, ни о чём особо думая, он не знал, как дойти до центра, но знал, что когда-нибудь дойдёт. И, посетив неизвестно сколько --- он и не запоминал сколько --- разных коридорчиков, тупичков, переходов, он снова, минуя какое-то время, вошел в пятиугольную комнату, но, не задержавшись там ни на секунду, опять отправился вглубь лабиринта через другой вход. И так происходило много раз: снова и снова он попадал туда, откуда уходил, но, не испытав ни досады от однообразия повторений, ни расстройства от того, что необходимо было начинать, то, что начинал не единожды, ни злости на тех, по чьей воли тут находится и, кружась, как механический человечек, по замкнутому кругу, он продолжал идти как шёл. Он даже не знал, заходил ли он каждый раз в другой вход или же попадал снова в тот же самый, а так как ему надо было просто идти он и шёл, не чувствуя ни боли, ни сожаления, ни горя, ни веселья, будто он превратился в бессмысленное текучее вещество, расползавшееся по всему лабиринту. Раулю начало казаться, что он находится одновременно везде и всюду, что присутствует во всех помещениях в единый момент времени, и, что он не внутри лабиринта, а лабиринт и есть он сам, его плоть, его скелет, мышцы, жилы, кровь, мозг, его душа. И, значит, центр, сколько бы он не искал, он никогда не найдёт, пока не поймёт, где в нём самом центр. От этой мысли в его душе появилась такая осязаемая пустота, словно там никогда ничего не было, и он, в очередной раз, войдя в комнату с пятью зеркально подобными стенами, вдруг никуда больше не пошёл и замер, не двигаясь, на месте, как вросший в землю камень. "А не является ли то, что ничего не содержит, тем, что непременно надо наполнить? --- Подумал Рауль, --- Душа человека, если её наполнить, служит средоточием и сутью личности, то есть её центральной, главной частью. Эта пустая комната, где ничего нет, и есть тот самый центр лабиринта, но она не должна быть пустой?"

--- А она не пустая, --- кто-то почти беззвучно произнёс откуда-то сзади.

Рауль оглянулся: действительная маленькая комната, раздвинувшаяся теперь до величины просторного зала была совсем не пустой --- посреди неё красовался роскошный золотой стол на трёх изощрённо изогнутых ножках со стоящим на нём большим, обитым серебром хрустальным ларцом, внутри которого поблёскивал Бриллиант Счастья. По ту сторону стола в неудобном, каком-то полусогнутом положении, вперившись застывшим взглядом в Бриллиант стоял человек с буровато-серой, как старая берёзовая кора, покоробленной кожей лица, он был одет в одежду того же цвета, что и два первых тукатомца, только он натянул на себя вместо балахона плотно обтягивающие ноги штаны и короткую куцую куртку. В правой руке он зажимал тонкий жезл с толстым шишковатым навершием на конце.

--- Триста лет любуюсь и не в силах отойти, --- шёпотом сказал он.

--- Вы кто? --- Спросил Рауль

--- Я Смотритель Бриллианта...

--- Как открыть ларец? --- Снова спросил Рауль.

--- Разбить, --- ответил Смотритель, --- жезлом, --- добавил он, взмахнув рукой с жезлом.

--- Так разбейте! --- Громко сказал юноша, --- или отдайте его мне. Я сам разобью...

--- Разбить?! Зачем?

--- Я пришёл, чтобы унести Бриллиант с собой...

--- А как же я, на что я буду смотреть, коль я Смотритель?

--- Существуют люди, которым без Бриллианта жизни нет...

--- Мне без Бриллианта жизни нет.

--- Ваша жизнь бессмысленна, никому от неё нет ни добра, ни зла, ни пользы. Впрочем, я не люблю долгие разговоры. Просто дайте мне жезл.

--- Хорошо, я отдам его, но хотелось бы ещё немного понаслаждаться созерцанием Бриллианта. Ведь это такое блаженство.

--- Вам триста лет мало? Довольно. Жезл!

Смотритель тихонько и осторожно, как самую хрупкую вещь на свете положил жезл на раскрытую ладонь нетерпеливого юноши, который тут же, сомкнув пальцы в жёсткий кулак, крепко зажал нагретую чужой рукой рукоятку. И, ни капли не мешкая, Рауль, замахнувшись как можно шире, ударил утолщённым концом жезла по ларцу, расколов его на две неравные половинки, одна из которых упала со стола и звякнула где-то внизу, а вторая, медленно отвалившись в сторону, осталась лежать возле ослепительно засиявшего Бриллианта. "Разрушитель," --- послышалось Раулю, и он не понял, то Смотритель простонал из дальнего угла, или он сам так подумал. И, чтобы скорее покончить со всем этим, Рауль с ожесточением отбросил жезл в сторону, загремевшего так громко, словно пустые рыцарские доспехи посыпались на пол и, покрывшимися ледяным потом руками взял Бриллиант, который был немного продолговатого вида, величиной с голову новорождённого младенца.

--- Как выбраться отсюда? --- Спросил он, не оборачиваясь, Смотрителя.

--- Просто открыть дверь и выйти, --- ответил тот и, подойдя к гладкой, без единого признака выхода, стене толкнул её и на ней проступили линии, сложившиеся в обычную, незапертую дверь, с выступающей, словно загнутый рог молодого барана ручкой.

Рауль ухватился за ручку и потянул на себя --- дверь легко, без малейшего скрипа отворилась.

--- Вы теперь свободны, --- обратился он к Смотрителю, --- идёмте вместе: там солнце, небо, воля, жизнь...

--- Нет, --- сказал бывший Смотритель, --- быть мне только здесь.

--- И что вы будете делать здесь в одиночестве?

--- Умирать...

Рауль больше ничего не спросил, он вышел наружу и закрыл за собой дверь. Неподалёку топтался его конь --- свежий, здоровый и бодрый, будто не он валялся ещё в полдень, едва дыша на белом, мертвом песке под убийственно жаркими лучами солнца. Рауль обернул Бриллиант куском сурового полотна и положил его в седельную сумку, затянув поплотнее ремни, потом запрыгнул в седло и поскакал в обратный путь...

2 Часть.

XII глава.

...Обратный путь Рауль преодолел, как ему показалось, гораздо быстрее, хотя, на самом деле, обратная дорога по времени заняла всего лишь на два дня меньше. Юноша спешил, боясь опоздать к условленному сроку, он не давал покоя ни коню, ни себе, отдыхая самое малое из возможного. Но когда до замка Вергелез оставалось всего день --- если ехать по хорошей дороге --- в опьянённую радостью от свершённого голову Рауля, тихой, холодной змеёй заползла трезвая мысль: "Содеянное мной не подвиг!". И мчавшийся до этого во весь опор, он вдруг резко и грубо придержал коня, а тот, удивлённо заржав, остановился было, но тут же, почувствовав ослабленные, брошенные поводья, побежал лёгкой рысцой.

"Ну почему не подвиг? --- Говорил Рауль сам себе. --- Ведь я преодолел всё, с чем столкнулся по дороге --- дорога и оказалась самым тяжёлым, что пришлось претерпеть. Да, Бриллиант я взял, как взял бы любую вещь, просто протянув руки, и ничего не надо было совершать сверхъестественного. Да, но путь к поставленной цели тоже важен, путь, может, и есть истинная цель каждого, кто стремиться добраться до главного. А главное --- знать точно и определённо кто я есть: мальчик, что грезит о подвигах, заурядный вояка, коих армия или великий герой, который может позволить себе, не усомнившись в своём праве ни на миг, считать себя стоящим над всем миром и не быть обязанным подчиняться общим законам и уставам, а если пожелает, то, следуя своей личной воли, будет сам устанавливать правила и кодексы. И я действительно прошёл весь путь, не застыл от испуга на месте, не повернул малодушно назад, пересилил страх возможной гибели, словом, мой путь и оказался тем подвигом, ради которого я отправился в дорогу. Путь стал тем пределом, который я обязан был пересечь, чтобы понять воин я или ничтожество. Путь пройден, и значит, я уже могу ощущать себя истинным героем, равным великим героям прошлого, и мне теперь дозволено противопоставлять себя всем тем неудачникам, что существуют в пределах обычной, простой, негероической повседневности. Да, но как я смогу это проявить и обозначить, ведь никто не узнает, что Я герой, что алмаз моих рук дело, слава минует меня, будто меня нет, я останусь никем и ничем, как был в неизвестности, так и останусь? Но, наверное, всё правильно: ценность содеянного мной от того, что моё имя не прозвучит, а почести и слава, хоть и фальшивые и ложные, достанутся другому, будет настоящей и запредельно высокой. Только в собственных глазах человек действительно осознано знает, что из сделанного и сказанного им подлинное, а что обман и поза. Впрочем, не встал ли я сейчас в позу перед самим собой, если начал размышлять обо всём этом, ведь я уже сделал то, что надо было сделать, и осталось лишь доделать, довести, закончить дело. Поэтому, довольно пустых мыслей, надо ехать дальше..."

--- Наш бедный юноша хандрит? --- Вывел его из задумчивости дико знакомый голос.

Рауль остановился и не успел повернуться, как его догнал Александр Лоэтинг.

--- Здравствуй, мой унылый бродяга, --- весело сказал он, --- кажется, сотню лет тебя не видел, друг. Да ты очень изменился, заметно возмужал, повзрослел, посуровел. Может я обознался, и ты не Рауль Дюкрей?

--- Здравствуй, Александр, --- ответил Рауль, --- ты, конечно, не обознался, но то, что ты сейчас сказал, меня весьма обрадовало.

--- Куда едешь?

--- В Вергелез.

--- Значит, мы попутчики, --- рассмеялся Александр, --- и что тебя там манит, любовь? Ну конечно, полсвета облетела молва, что в замке Вергелез созрел и распустился дивный бутончик, превратившийся в изумительный цветок дивной красоты. Дочка герцога, говорят, бесподобна, и вот теперь пришло время выбирать ей себе жениха, поэтому в замок должны съехаться все более и менее приличные холостяки со всего света. Мы с тобой, похоже, будем там, в общей толпе одними между прочими.

--- Ты в неё влюблён?

--- Нет, Рауль, я никогда её не видел. Вот еду взглянуть.

--- Надеешься встретить свою единственную и получить взаимность?

--- Нет, --- решительно ответил Александр, --- одна единственная женщина на всю жизнь это не для меня. А герцогская дочка --- девица, и чтобы быть с ней необходимо на ней жениться, чего никогда со мной не случится. Я еду просто из глупого праздного любопытства и чтобы получить удовольствие от созерцания чистой красоты и свежей юности. Кстати, тебе не приходилось, случайно, видеть её.

--- Приходилось...

--- И как она, так хороша и восхитительна, как про неё рассказывают?

--- Не знаю, не успел понять, кажется, не дурна...

--- Рауль, ты равнодушен к женщинам?

--- Нет, просто с Аделаидой я говорил всего несколько минут, в полумраке, и её лицо было искаженно гримасой отчаянья.

--- Да ты даже общался с ней, выходит, вы знакомы. Когда ты успел, мой друг? И что могло привести в отчаянье совсем юную девчонку?

--- Знаешь, Александр, всё произошло совершенно неожиданно и по воле случая. Я не могу сказать сейчас все подробности, если коротко, богатая и знатная наследница Аделаида влюблена и у неё есть возлюбленный, правда бедный и безродный. Понятно, вельможный герцог как отец противник такого союза. Но поставил одно условие, благодаря которому он обязался согласиться на брак своей дочери с бедным юношей.

--- И что за условие?

--- Извини, но я не вправе ничего больше говорить. Эта тайна касается только их двоих. Может, придёт время, когда всё раскроется, но оно не должно прийти слишком скоро...

--- Так ты, Рауль, знаешь то, чего не знает никто. Ты кто герой или гений?

--- Я оруженосец...

XIII глава.

Замок Вергелез был весь заполнен молодыми и не очень молодыми женихами: все --- представители самых знатных и самых именитых родов, отпрыски наиболее значительных и влиятельных вельмож, известные рыцари, победители многих турниров и стяжатели ратной славы, герои больших и малых сражений, и просто юные искатели приключений, жаждущих неожиданным нахальным наскоком с залихватски-ловким вывертом, ухватить удачу за быстро ускользающий, как на свадебном платье, шлейф, --- желали жениться на прелестной дочке влиятельнейшего герцога. Рауль и Александр вошли в общий зал, где попали в плотную, напряжённо молчащую толпу остранённых ситуацией и отстранённых друг от друга претендентов, на лице любого тут дежурной маской прилипла противоестественная, какая-та крысиная настороженность: никто здесь не считал другого другом, товарищем или хотя бы достойным соперником, здесь каждый каждому был смертельным врагом.

--- Сколько благородных проходимцев собралось в одном месте, --- прошептал Александр на ухо Раулю, --- сколько галантных мерзавцев, совершенных уродцев и неподражаемых пройдох. И всех волнует только одно --- сказочное приданое невесты.

--- Но ведь кто-то, наверно, искренне её любит, --- возразил Рауль.

--- Поглядеть бы, кто! Сколько бы их осталось, если б герцог вдруг, может ради шутки, а может и всерьёз, объявил бы, что ничего не даст с невестой, --- сказал Александр, --- они замок бы разнесли, убегая отсюда.

Рауль ничего не ответил, он, словно сквозь густые заросли, пробирался между бесконечных скопищ соискателей на заветное место жениха, Александр, с хмурым и скучным выражением лица, не отставая, тащился следом.

--- Собственно, куда мы идём, что мы ищем? --- Спросил он Рауля, когда они, наконец, вошли в какой-то коридор.

--- Мы идём к той, ради которой всё это сборище, --- усмехнулся Рауль.

Пройдя ещё немного, он остановился у знакомой двери и негромко, но настойчиво постучал, дверь открылась, на порог выскочила, как белка из дупла, сердитая и очень озабоченная девушка.

--- Вы, господа, как попали сюда? --- Спросила она строго, --- ваше место в общем зале.

--- Где найти Лутона? --- Сказал Рауль.

Девушка с радостным недоумением уставилась на молодых людей, а потом сообразила, наконец, что надо ответить:

--- Вы друзья господина Лутона! А он бедненький больной и одинокий страдает в своём убогом домишке, лежит там который уж день на узкой и жёсткой кровати и никого не хочет видеть, говорит, что не надо ходить к нему, он всё равно не откроет двери, кроме разве что одной смерти. Такое у него сейчас настроение. Ведь уже завтра молодая госпожа должна будет выбрать себе жениха, и с согласия отца он станет её мужем: день свадьбы назначен, до него всего три недели. Так что без жениха нам никак не обойтись.

--- А вдруг Аделаида не захочет никого? --- Спросил Рауль, --- у неё ведь есть единственный.

--- А на такой случай господин герцог назначит рыцарский турнир, --- ответила девушка, --- и его победителя объявят женихом госпожи.

--- Так пусть бедненький Лутон, если он так отчаянно сильно влюблён, --- сказал, усмехнувшись, Александр, --- докажет свои чувства на турнире: вдруг победит, и невеста станет его. Любовь, как считается, разбивает все преграды, рушит крепости и казематы, пылкий возлюбленный обязан быть готов на всё ради своей любви. Даже дохлые мухи просыпаются весной, чтобы продолжить свой род, а ваш Лутон не насекомое, не червяк, он рыцарь, воин, человек, а, значит, обязан отстоять своё право любить любым способом. Ведь принято же у людей протыкать подобных себе ради собственного удовольствия.

--- А в поединках дозволенно участвовать только принцам, герцогам, графам и ещё маркизам, --- бойко сказала девушка, --- или их прямым наследникам, старшим или единственным сыновьям.

--- А как тебя зовут, радость моя? --- весело спросил Александр.

--- Солетта, я служанка госпожи Аделаиды.

--- Впусти нас, милая Солетта, --- сказал Александр, --- а то мы притомились торчать на пороге, да и разговаривать так не очень удобно. И доложи о нас своей хозяйке.

Девушка посторонилась, и молодые люди вошли в комнату, а Солетта тут же упорхнула через другую дверь.

--- Хороша, --- томно сказал Александр.

--- Комнатка? --- Не понял Рауль.

--- Девчонка!

--- Она же простушка, не дворянка...

--- Что не мешает ей быть красоткой.

Рауль ничего не успел ответить --- в комнату вбежала разгорячённая Аделаида.

--- Господин Дюкрей?! --- Сказала она звонким голосом, --- ой, вы стали какой-то не такой, изменились... --- она осёклась, заметив Александра.

--- Это друг, --- сказал Рауль.

Александр представился, но Аделаида, кажется, и не слышала, его слов.

--- Я желала бы, господин Дюкрей, говорить с вами с глазу на глаз, --- сказала она.

--- Простите меня, --- с улыбкой сказал Александр, --- я покидаю вас. Пойду, смешаюсь со сворой голодных псов, превращусь в одного из них, затеряюсь в их скоплении, стану таким как все неприкаянным и ненужным, и никто не бросит нам даже засохшей косточки.

--- Не заблудись, --- крикнул ему вдогонку Рауль, --- и не потеряйся там в толпе.

XIV глава.

Рауль, оставшись наедине с Аделаидой, сдержанно и очень коротко поведал ей о своих приключениях, потом достал из сумки Бриллиант и показал его девушке. Та не упала сразу в обморок от радости и не начала визжать и прыгать от восторга, а быстренько, словно невидимый ваятель лепил её на ходу, и деловито, точно только этого она и ждала и была давно к этому готова, сменила трагическое выражение симпатичного полудетского личика на решительное и вполне взрослое: её глазки чуточку сузились, носик капельку заострился, а губки плотно сжались и стали казаться тоньше, и, вообще, что-то лисье появилось в её чертах.

--- Надо немедленно доставить Бриллиант Лутону, --- спокойно и твёрдо произнесла она, и её зрачки сверкнули. --- Вы не знаете где его дом. А мне нельзя покидать замок пока я девушка, невеста. Это не прилично, и отец разгневается... Но я дам вам в провожатые свою служанку, она и проведёт вас...

Аделаида рыбкой выскользнула из комнаты, чтобы тут же вернуться вместе с Солеттой: толковая служанка мгновенно смекнула, что требуется от неё и не мешкая повела Рауля из замка. Они, пройдя по каким-то полутёмным коридорам и лестницам, через чёрные ходы попали на задний, хозяйственный двор, после --- миновав потайную калитку в крепостной стене, выбрались наружу, где перебежали по маленькому мосту над глубоким рвом с водой и по узенькой тропинке, протоптанной в молодом подлеске, вышли к большой, широкой дороге. И быстро зашагали по ней.

Нетерпеливая, легконогая Солетта бежала впереди, она поминутно оборачивалась назад, сердито хмурясь, ей всё время казалось, что Рауль отстаёт, но он шёл прямо за служанкой, едва не наступая ей на пятки, его тонкая фигура как привязанная следовала за спешащей девушкой. Он снова затосковал, и ненужные мысли стали сами, будто мерцающие огни в ночи, или, как прибивающиеся к берегу волны, толчками вспыхивать в его сознании: "Как всё заурядно и буднично... Словно я ничего такого существенного и не сделал... Несчастная возлюбленная проявила себя как хваткая и разумная особа... Может, и не было волшебной страны и тяжёлого пути к ней, а всё что со мной произошло, на самом деле выдумка, сказка, морок? Да, но злополучный алмаз здесь, в моей сумке... Я по самоуверенной наивности пытался изменить мир, перемешав миф с действительностью, желал привнести идеальное в обыденное, вытеснив привычную серую житейскую данность ярким откровением. Но мне не поверили, точнее, не обратили на это никакого внимания и ничего такого выходящего за старые границы не заметили, восприняв всё как само собой разумеющееся и естественное --- спокойно и в соответствии с необходимостью".

Пролетел почти целый час дороги, когда они приблизились к небольшому, безликому, двухэтажному --- первый этаж уже наполовину погрузился в землю --- дому. Солетта, не стучась, толкнула тёмную, с сеточкой мелких трещинок дверь и сразу же живо, как рассыпающийся сухой горох, застучала каблучками по поскрипывающим ступенькам, вбегая на второй этаж. Где она живо влетела в самую крайнюю комнатку, походившую, скорее, не на богато обустроенное жилище благородного человека, а на убого и скудно обставленную, неухоженную каморку простолюдина. В ней на измятой, посеревшей без давнишней стирки постели валялся, как отощавший от долгой бескормицы пёс на лежанке, несчастный влюблённый, укутанный душным полумраком.

--- Господин Пилитокс, --- закричала, смеясь, девушка, --- посмотрите, кого я вам привела!

--- Не надо никого, --- страдальчески простонал Лутон, --- забудьте обо мне, я приготовился умирать...

--- Раздвинь шторы, --- приказал Рауль служанке и, подойдя к страдальцу, сорвал с него прокисшее от пота одеяло, --- зови слуг, пусть нагреют побольше горячей воды, чтобы смыть всю грязь с тела и выгнать дурь из головы. Пусть потом достанут самые дорогие наряды и оденут его роскошнее принца, как на свадьбу --- свою свадьбу.

--- Что вы делаете? --- Пробормотал удивлённо Лутон и сел на кровати, выставив вперёд шишковатые колени, --- кто вы такой? К чему всё это, вы явились поиздеваться надо мной! А из слуг у меня остался лишь один старый слуга, и искать его можно хоть полдня.

Рауль отправил Солетту на поиски слуги, сам полез в сумку.

--- Ты любишь, и любим, так действуй, --- сказал он и, вынув Бриллиант Счастья, положил его на столик, стоявший возле кровати, перед лицом Лутона. --- Герцог, если он человек слова, а быть никем иным он не имеет права, выполнит то, что обещал.

--- О, ужас, это он?! --- Завопил ошалевший влюблённый, --- или я сбрендил и окончательно сошёл с ума? Так вы тот самый таинственный незнакомец, что пообещал добыть Бриллиант, и вы исполнили обещание. Вы гений! Я обязан что-то сделать для вас.

--- Самой лучшей наградой станет для меня, --- тихо сказал Рауль, --- если вы с Аделаидой будете счастливы. А сейчас прощай, мне пора...

--- Постойте, не уходите, --- закричал Лутон, --- нельзя же вот так просто исчезнуть, весь мир должен узнать, какой вы герой.

--- Если весь мир узнает, --- улыбнувшись, сказал Рауль, --- особенно в первую очередь герцог Вергелез, то на его дочке придётся жениться мне. И тогда зачем было нести алмаз сюда, наверное, нужно было тащить его сразу к герцогу?

--- Ой, а я как-то не подумал сразу...

--- Так что прощай, и навсегда забудь, что я был здесь и вообще был...

XV глава.

Он снова вернулся в замок, чтобы забрать коня и попрощаться с Александром, Рауль решил как можно скорее покинуть Вергелез, но очутившись в гуще толпы, он томительно долго не мог отыскать друга, хотя среди постных и унылых лиц найти одно единственное весёлое казалось занятием не сложным. И когда Рауль наконец-то случайно наткнулся на Александра, то в первую секунду едва не рассмеялся, настолько тот своим одеревеневшим общим выражением лица вдруг стал походить на всех остальных.

--- Александр, неужели и ты как все, жених? --- Спросил, усмехнувшись, Рауль.

--- Нет, но если ты находишься не один, на свою беду, попав туда, где сейчас все, значит ты невольно превращаешься в такого как все, --- устало ответил Александр, --- знаешь, Рауль, надо как можно живее убираться отсюда, иначе растворишься здесь, как щепотка соли в бочке воды, и никто и в никаком виде тебя не узнает...

--- А я уезжаю, --- сказал Рауль, --- искал тебя, чтобы сказать до свидания. Если желаешь, едем вместе.

--- Желаю и ещё желаю хорошенько отобедать, --- уже веселее сказал Александр, --- нам нужно заехать по дороге в какой-нибудь постоялый двор и крепко там закусить.

--- А я в последние дни совсем забыл, что означает отобедать и закусить, --- ответил Рауль, --- совершенно не думаю о еде, почему-то ничего не хочется. Но, конечно, ты прав, надо что-то будет поесть.

Они двинулись было к выходу, но по гудящей по пчелиному толпе кавалеров вдруг пошла какая-то волна: от дальнего конца зала все, как от единого толчка, друг за дружкой, словно что-то передавая из рук в руки, начали расступаться, освобождая проход посередине зала: это слуги вежливо, но настойчиво-жёстко оттесняли плохо сопротивлявшуюся массу ближе к стенам, выстраивая крайних к проходу в ровную линию, обозначая её плотной шеренгой вооружённых алебардами стражников. И Рауль с Александром, вплотную притиснутые, как галька на морском берегу, к остальным, вынуждены были, отступив немного назад, остаться на месте, не имея никакой возможности уйти. Скоро прояснилось, для чего всё это делалось: двенадцать высоких дюжих слуг пронесли через весь зал огромное, роскошно отделанное драгоценными камнями и золотом герцогское кресло --- если Вергелез был бы королём, то его кресло считалось бы троном --- и установили его на специальное возвышение недалеко от главной стены, на который висели портреты прежних хозяев замка, предков нынешнего герцога. Тот не заставил томиться всех нудным и долгим ожиданием, а появился сразу, как только кресло заняло своё место. Вергелез ни на кого не глядя, слегка приподняв двойной подбородок, чуточку щурясь, как от яркого солнца, чинно, с достоинством неся своё грузное туловище, бодро и без особых усилий шагая, прошёл между двумя противоположными рядами притихших соискателей на руку его дочери и, легко скакнув по двум широким ступенькам, уселся в кресле, стараясь сохранять прямую позу. Все, кто находился в зале "вперили в него свои взоры", как язвительно шепнул на ухо Раулю Александр, "и теперь все мы готовы внемлить ему", добавил он, когда до невозможности протяжённое молчание стало походить на издевательство.

--- Господа, --- наконец герцог соизволил открыть рот, говорил он хорошо поставленным, с глубокими низами голосом --- все мы превосходно знаем, для чего в этом зале собралось столько блистательных и уважаемых рыцарей. Тут, можно сказать весь цвет, самые лучшие и избранные, и каждый здесь достоин каждого. И выбрать самого наидостойнейшего будет фатально нелегко, и выбор (вы знаете непременное условие) за моей любимой дочерью. На кого она укажет, тот станет ей женихом, а потом и мужем, а мне --- зятем и наследником титула и всего прочего, что к этому прилагается, то есть, почти, можно сказать, сыном. Дочка у меня единственная и, значит, она мой самый дорогой ребёнок, и её слово как обязательный закон, как священный обет, как смертельная заповедь. И по-иному не бывать! Я всё сказал... Вы готовы?

--- Да-а! --- Дружно зарокотал зал.

--- Порядок таков, --- после трёхминутной паузы продолжил Вергелез, его серьёзное лицо с красноватыми щёками, дрожащими, словно клюквенное желе, при каждом слове герцога, являло собой выражение властности и нетерпимости к противному мнению. --- Для того, чтобы Аделаида смогла достаточно хорошо рассмотреть вас всех и правильно оценить способности каждого, его истинную силу и его умение показать себя настоящим мужчиной и выдающимся воином, нами устраивается рыцарский турнир, где выступить волен любой. Все поединки будут проводиться с открытыми лицами, без глухих шлемов, только обычные шишаки, защищающие верх головы. Таким образом, будущая невеста сможет разглядеть всех во всей их красе, то есть, увидеть, насколько каждый претендент хорош лицом, и каков он в рыцарском искусстве. И кто ей больше приглянется, того она отметит и укажет на него. А значит, он пойдёт с ней под венец. Так что завтра поутру будьте, как говорится, во всеоружии. И ещё, дочка моя наблюдать за всем происходящим будет скрытно, никто не узнает, где она сидит и откуда следит за поединками. Аделаида может видеть вас всех, её же --- никто, и только тогда, когда она сделает свой выбор, она имеет право появиться всем на глаза. И да останется счастливым её избранник!

Герцог смолк, и вдруг --- все сразу обратили внимание, слишком стремительно и заметно всё происходило --- его суровая личина на глазах начала перерождаться в образ добродушного весельчака: морщины на лбу сдвинулись плотнее, чем решётка глухого забрала, густые и мохнатые брови разлетелись в стороны, словно крылья лесного филина, а в теперь широко распахнутых глазах заиграло искреннее удивление вперемешку с шальным весельем. Все, как котята, дружно повернули голову туда, куда уставился хозяин замка.

По проходу, высокомерно задрав острый подбородок, выставив длинную и тонкую шею из большого кружевного воротника, одетый и причёсанный лучше принца гордо вышагивал, приближаясь к герцогу Лутон Пилитокс, а за ним семенил пожилой слуга, который что-то нёс на вытянутых руках, прикрытое чёрным, шёлковым покрывалом. Лутон, дойдя до герцогского кресла, встал и, резко взмахнув, будто задавая ритм, сказал:

--- Ваша милость, господин герцог, вы знамениты тем, что ваше слово выше любого закона, ваше слова и есть закон, который нарушать не вправе даже вы сам.

--- Да, всё так, --- прервал его Вергелез, --- но ты нашёл не слишком удачное время, чтобы напомнить нам об этом. Может, ты желаешь, как все эти высокородные господа участвовать в турнире? Так извини, твоё положение никак не соответствует их положению, да кто станет биться с таким младенцем, себя только позорить и своё оружие.

--- Нет, я пришёл просить дозволения не биться, а просить руки Аделаиды, ибо вы дали слово и дали его при многочисленных свидетелях...

--- Уж не Бриллиант ты соизволил принести? --- С хохотом перебил его герцог, --- ведь условие ты, надеюсь, помнишь?

--- Прекрасно помню, --- радостно взвизгнув, сказал Лутон, --- а Бриллиант, пожалуйста, --- и он сорвал чёрное покрывало: на большом, тщательно отполированном серебряном блюде, на тёмно-нефритовой подставке, лежал, сверкая ярче полной луны в ясную ночь, Бриллиант Счастья.

Герцог Вергелез вскочил со своего места и тут же снова попытался сесть, но остановился на полпути, так и не коснувшись задом мягкой обивки кресла и замер в невозможно неудобной позе подглядывающего в замочную скважину: наклонившись сильно вперёд, прогнув спину, при этом далеко отклячив пухлый зад. Герцог, до крайности побагровев, много раз подряд беззвучно раскрыл рот, но ничего не мог долго произнести, наконец, после длительной борьбы с самим собой, он с каким-то гортанным ржанием издал несколько непонятных, отдалённо напоминавшие человеческую речь звуков, которые кое-как сложились в слова:

--- Это он? Бриллиант? Правда?

--- Да, ваша милость, --- гордо ответил Лутон, --- и он ваш.

--- Я должно быть теперь самый счастливый человек на свете, --- пробормотал Вергелез, упав-таки, как набитый куль, в кресло.

--- Нет, самый счастливый я, --- возразил ему смелый юноша, --- потому что Аделаида моя. Вы ведь исполните данное вами слово.

--- Будь проклят тот день, когда дал это обещание, --- простонал герцог, --- бери её, девчонка твоя, --- добавил он, и как-то сразу обмяк всем своим грузным телом, оно словно бы в секунду избавилось от скелета и размягчилось, будто разогретая на полуденном солнце смола, и едва ли, как всем показалось, не растеклось по широкому креслу, прочно застряв между двух подлокотников.

--- Да, комедия и драма в одной сцене, --- довольно громко, так, что слышали многие сказал Александр Лоэтинг, --- театр и балаган в едином исполнении, --- сказал он гораздо тише, так что слышал только Рауль, --- жаль, что нет художника, который мог бы стремительно зарисовать всю сценку, особенно фантастически мгновенно изменившееся выражение на физиономии нашего герцога. Да и глупенькое до последней стадии идиотизма личико новоявленного женишка... Кстати, Рауль, --- уже совсем шёпотом обратился он к другу, --- кто тот герой, что добыл алмаз счастья, никто же не поверит, что сей "бледный юноша" способен на такое?

Рауль в ответ лишь изобразил только одними губами виноватую улыбку и неопределённо пожал плечами.

XVI глава.

Рауль и Александр постарались как можно скорее покинуть замок Вергелез: всё то, что последовало за сценой с Бриллиантом, их не волновало, излишняя суета и "прочие повороты сюжета тупой мелодрамы", как сказал Александр, им были неинтересны и наводили тоску, от которой избавлением служили дорога и одиночество.

--- Если ты зритель, находящийся в тесном сообществе таких же внимающих дешёвому представлению зрителей, --- сказал, словно размышляя вслух, Александр, --- то, каким бы ты ни считал себя умником, то всё равно, сколько бы не сопротивлялся внутренне, начнёшь непроизвольно глупеть, твои способности к осмыслению происходящего заметно притупятся, причём осознать это сможешь, лишь тогда, когда вырвешься из состояния "один из многих". Там где "многие", не место умному человеку, умный всегда одиночка.

--- Видел бы ты нашего бедного умирающего возлюбленного буквально за час до своего бесподобного появления в замке, --- усмехнувшись, сказал Рауль, --- ничего прежде глупее и нелепее я не встречал. А он находился там, где никто, кроме него одного находиться не мог, его безнадёжное одиночество было полным. Почему-то, от этого обстоятельства он не сильно поумнел. Скорее, наоборот.

--- Ты о Лутоне? --- Без интереса спросил Александр.

--- Да, о нём, счастливом женихе герцогской дочки. Он вроде бы вот только что валялся в постели, умирая от невозможности соединиться со своей любовью, до крайности, казалось, обессилел, остатки едва теплившейся жизни неизвестно как держались в его тщедушном тельце. Он выглядел смирившимся, потерянным, брошенным, окончательно побеждённым обстоятельствами. И вдруг... совершенно здоровый и бодрый, чистый и свежий прискакал в замок: нате вам Бриллиант, а мне в жёны вашу единственную наследницу, господин герцог.

--- Алмаз... Откуда он так неожиданно и к самому подходящему моменту появился? Уж не в складках ли старого одеяла он его прятал, Рауль? Никто ему там не помогал его искать?

Рауль в ответ промолчал.

--- Ради чего весь этот шум, треск и клубы дыма, все эти громкие колебания воздуха и перемещения предметов в пространстве? --- Задумчиво спросил Александр, скорее всего, самого себя. --- Ради того, чтобы банально пожениться? И всё, настоящая жизнь кончилась?! Я понимаю тех женихов, что алкали богатого приданного и возможностью породниться с могущественным домом, стать его частью, унаследовав звонкий титул. Но те двое сочетаются исключительно по любви! Но любить одного единственного человека долго и страстно невозможно, всё когда-нибудь приедается, становится обрыдлым. Аделаида девица бойкая, она живёхонько насытится своим милым избранником, ну, может, годик они будут ворковать, как голуби, а потом, голубчики, никуда они не денутся, устанут друг от друга. Юная жена, точно, заскучает и обязательно заведёт себе многочисленных верных друзей дома (назовём их так из вежливости), Аделаида не сможет существовать без большого общества, в котором она пожелает появляться на правах королевы, без галантных поклонников, поющих хором приятные её слуху песни, без непрестанного восхищения её цветущими прелестями и её неподражаемым обаянием. Её дом наполнится толпами бестолкового и недалёкого, но очень весёлого народца, от пустоголовых молодых людей, несущих беззаботную радость, не будет отбоя. А почти забытый за всем этим безумным карнавалом муж просто затеряется, раствориться, заблудится среди прочих как малозначительный, второстепенный персонаж с двумя-тремя служебными репликами, и без маски его никто и не узнает, а когда беспечной жёнушке всё-таки нельзя будет из-за условностей и приличий обойтись без него, то сунут его в какой-нибудь дальний, тёмный угол, где он вроде бы останется у всех на глазах, но никому не станет мешать. И предастся он там тяжким, самоедским страданиям, ведь, очевидно, он из редчайшей породы тоскливых однолюбов, которые ничего не желают знать, кроме предмета своей нездоровой страсти, они думают только о ней, говорят лишь о ней, даже мечтают о ней, находясь рядом с ней. Нет, Лутон никогда не познает вкуса подлинного блаженства, из всякой чепухи, из любой незначительной мелочи, из каждой упавшей крошки он соорудит вселенскую трагедию, и если ему даровать при помощи, предположим, некого чуда или волшебства, безусловно, идеально счастливую жизнь, лишённую бед, забот и невзгод, наполненную беспрерывными удовольствиями и вечным обществом лишь одной только Аделаиды, он и тогда почувствует себя ужасно несчастным и обделённым от того, что счастлив и нет повода страдать...

--- Александр, --- возразил Рауль, --- ты Аделаиду и Лутона видел мельком буквально несколько минут. Как можно судить и определять их судьбу по беглому, поверхностному впечатлению?

--- Рауль, для того, чтобы понять многое или даже всё о человеке необязательно прожить с ним полжизни. Человек --- это точка, где сведены в одно единое и неразделимое целое и самое отвратительное, постыдное, мерзкое, и самое прекрасное, сокровенное, заветное, и разъять, расслоить, разорвать их невозможно, они не то чтобы срослись, они родились такими, это их природа, и проявляется всё одновременно, выражаясь в жестах, в прищуре глаз, в дрожании губ, в насыщенности румян, в причёске, в походке, в манере говорить --- да, именно не слова здесь важны, а сама манера их произносить. Даже в молчании, в том, как человек молчит, заключено необъятно много того, что можно понять о нём, молчащий может оказаться красноречивей говорящего, ибо слова могут быть произнесены какие угодно, мы все их прекрасно знаем и правильно, как надо воспринимаем, словами, их общепринятыми значениями, их привычными связями с предметами и понятиями можно напрочь скрыть суть человеческой природы. Часто бывает, что нет нужды слушать, что говорит человек, важно видеть, как он говорит, и тогда многое прояснится, кто он есть, и как и зачем он существует. Всё слишком наглядно и очевидно: человек внешне, как бы он не скрывал и не прятал свою тайную сущность --- в хорошем или дурном смысле не важно --- всегда, вольно или нечаянно постоянно выказывает её признаки. Надо лишь научиться их примечать.

--- Александр, да ты опасный человек, --- сказал, смеясь, Рауль, --- ты, выходит, всё обо всех знаешь и никуда не спрятаться от твоего проницательного ока. И вообще, наверное, ты не рыцарь, а книжник, философ, и где тот университет, где ждут тебя твои студенты?

--- Мой университет --- действительность, моя философия --- в отношениях между людьми, --- серьёзно ответил Александр...

XVII глава.

...Прошло две недели их совместного путешествия, они двигались к югу, проезжая множество мелких и средних владений --- графств, баронств и прочих, и за последние три дня они ни в одном не застали их хозяев, а на хмурых лицах покинутой челяди серыми пятнами лежали смятение, страх и тоска. Изредка встречавшиеся на дороге крестьяне шарахались от всадников и старались по-заячьи быстро скрыться от их глаз. Скоро спутники пересекли границу королевства Траскопон, где правил король Керляток III.

--- Забавный правитель, --- сказал Александр, --- государственные дела его не волнуют никак и нисколечко, армия у него как пёстрый ярмарочный балаган, в которой замечательные бравые воины, точно ярко раскрашенные оловянные солдатики, отлитые в человеческий рост, созданные исключительно для потехи и увеселения, они закованы в потрясающе роскошные позолоченные латы, ослепительно сияющие на солнце и совершенно непригодные к настоящему бою. Одеты королевские рыцари в безумно дорогие шёлковые и атласные плащи, самых привлекательных цветов, в их руках тонкие и лёгкие щиты с неповторимым изображением на каждом, и каждое изображение является произведением искусства, истинным шедевром живописи, а в их отделанных изумрудами и рубинами ножнах покоятся мечи, в рукоятки которых вставлено по огромному бриллианту. Их породистые, отборные лошади покрыты бесценными попонами, с изощрёнными, бесконечно изменяющимися узорами. Войско Керлятока предназначено лишь для ублажения королевского взора, для ребячески-несерьёзной забавы, для чуть ли не каждодневных великолепных парадов и игр в потешную войну, но не для настоящей войны, тем более что собрано оно из разнеженных и слабовольных бездельников, умеющих только красиво и правильно сидеть в седле и рисоваться перед публикой, в первую очередь, конечно, перед прекрасными дамами. А ещё при королевском дворе собираются поэты, художники, певцы, музыканты, да и просто ловкие проныры и бойкие болтуны, всех их притягивает искреннее простодушие и незлобивость всегда радостного и открытого короля. Он, кажется, любит всех и не умеет никому и ни в чём отказывать, его легендарное гостеприимство принимает чудовищные размеры порой выглядящее, прямо говоря, неприлично для монарха. Он не умеет ссориться с людьми, состоит в прекрасных дружеских отношениях со всеми известными ему королями, и, можно сказать, состоит в приязни со всем миром. А его верные подданные чрезвычайно довольны своим чудесным правителем: плодороднейшая почва его страны даёт обильные с избытком урожаи, а подати там необременительны и всего хватает всем, никто в Траскопоне не испытывает нужду и бедных и обделённых там не бывает. Государство и его жители, таким образом, богатеют день ото дня. Я иногда приезжаю туда, чтобы отдохнуть какое-то время от дорог, от тягот бездомной жизни, правда слишком долго там оставаться не могу, ведь если питаться одним мёдом и сладкими фруктами, может стошнить, и непременно захочется куска жареного мяса.

--- Я здесь и дня не выдержу, --- сказал Рауль.

--- Проведём тут одну ночь, а дальше поглядим, --- сказал Александр.

Они пришпорили коней: впереди появились первые дома какого-то селения, на подъезде к тем домам, они почувствовали крепкий запах гари, и никто не вышел им навстречу, а когда всадники миновали окраину и двинулись по главной улице, то оказались в недоумённом смятении от полного, кладбищенского безлюдья, даже детских голосов не было слышно. Неторопливо проезжая мимо ближайших от дороги домов, путники видели, что везде, на каждом дворе на всю распахнуты ворота и раскрыты и даже кое-где выбиты двери, всюду валялись брошенные вещи, разбитая домашняя утварь и трупы сторожевых собак. Углубившись в центр селения, они наткнулись подряд на три дымящихся, ещё горячих пепелища --- остатки сгоревших почти дотла строений.

Всегда разговорчивый Александр теперь молчал, его лицо заметно потемнело и посуровело, он всего за несколько минут из молодого, беспечного, как казалось, человека превратился в зрелого, пережившего много злоключений мужчину. Рауль же, напротив, взбудораженный и воодушевлённый, смотрел на происходящее горящими глазами, в его сердце пылало предощущение настоящего дела, несвоевременная весёлость накатила на него, и он не мог понять и принять перемены, произошедшей в друге, откровенного упадка его настроения, Рауль был уверен, что надо радоваться, что возможно буквально сейчас им придётся вступить в бой.

И тут оба всадника одновременно осадили коней, они до обмирания души оторопели от открывшегося перед ними зрелища: посреди небольшой площади стояло семь виселиц, и на шести из них болтались тела повешенных, а последняя оставалась пустой --- на ней не висело даже верёвки.

--- Едем! --- Неистово вскричал Александр и пустил коня галопом.

На выезде из селения из-за забора им навстречу выбежали двое мальчишек, которые сразу шарахнулись в сторону, едва поняв, что несутся прямо на незнакомых всадников, и стремительно, как воробьи, стреканули в ближайшую открытую калитку.

--- Как они испугались, --- сказал Александр, --- нас, благородных дворян... Зачем крестьянским детям бояться людей, скачущих на лошадях, ведь конный, значит, не простой, а благородный, и опасаться его должен только равный ему? Что здесь произошло, набег отряда разбойников-дворян, лишённых наследства младших сыновей и примкнувшим к ним разных отщепенцев, сколотивших бандитскую шайку? Но я не помню и никогда не слышал, чтобы в этих тихих и мирных краях что-то подобное случалось. Такого давно не происходило вообще нигде, ещё наши деды и прадеды покончили с чем-то подобным. Что, древнее, забытое бесчинство возродилось, появились среди моего поколения те, которые, не желая служить выбранному сеньору, чтобы стать честным рыцарем, из-за низости и подлости натуры предпочитают грязный грабёж и постыдное для дворянина воровство? Но почему они казнили мирных и безоружных крестьян, ведь разбойники, ограбив, предпочитают моментально сбежать с места своего злодеяния, а эти действовали как захватчики, словно они желали устрашить и покорить жителей, чтобы те почувствовали чужую, новую власть? Что, рыцари работают теперь за обычных кнехтов и даже за палачей?

XVIII глава.

Ближе к вечеру они достигли столицы королевства, по пути к ней им пришлось проехать ещё несколько селений, некоторые, как и самое первое оказались пусты, но те, что стояли ближе к городу, жителями не были покинуты: люди, как робкие кролики, прятались по своим домам и только изредка выглядывали из окон из-за туго задвинутых штор, откинутых на маленький уголочек. Редко кто попадался на улице, в основном дряхлые и немощные старики и старухи, сидевшие возле домов, словно изваяния, и ничто, казалось, не могло сдвинуть их оттуда.

Городские ворота, открытые настежь, никем не охранялись, обычную шумную сутолоку, отличавшую подобные места убило мертвое безлюдье. И городские улицы, по которым в тягостном молчании ехали Рауль и Александр также пустовали, но присутствие тысяч глаз в разных дверных щёлочках, замочных скважинах, чердачных оконцах ощущалось отовсюду.

--- Это ли шумная и весёлая столица всегда праздничного королевства? --- Тихо спросил Александр, и его негромкий голос неожиданно резко полоснул по плотной ткани тишины, --- нам необходимо попасть в королевский дворец.

Подступала ночь, и уже мягкие сумерки неторопливо заполняли осиротевшие без народа улицы, но окна тихих, присмиревших домов не зажигались привычными огнями, словно находившиеся в них люди могли преспокойно оставаться без света, и сидеть в темноте было для них естественным состоянием. Откуда-то сверху послышался громкий сдавленный шёпот, будто немолодая женщина ругала непослушную дочь, спутники подняли головы: в одном из приоткрытых окон богатого дома на третьем этаже под самой крышей метнулись два белых пятна, и в тот же миг оно захлопнулось, издав какой-то охающий звук.

--- Жители сидят по домам, но не решаются зажигать свечей, --- сказал Александр, --- им страшно, они боятся, что кто-то ужасный и безжалостный вспомнит об их существовании, людям хочется, чтобы этот кто-то думал, что их нет. Рауль, привычные устои поколеблены, мир, можно сказать, изменился, грядёт большая драка, и немногие переживут её.

Они, проехав ещё две-три мёртвые улицы, приблизились к главной площади города, и яркие пятна света --- отблески сильного пламени больших костров бросались на стены и на камни мостовых, возле них лежали, сидели, пили вино, орали песни и плясали дикие танцы весёлые и пьяные рыцари и кнехты. А на дальнем, противоположном краю площади величественным и роскошным сооружением возвышался огромный королевский дворец.

--- Вот они, захватчики, --- прошептал Александр, --- обойдём их по боковым улицам и выйдем к дворцу с обратной стороны. Там тоже достаточно входов и выходов, как-нибудь и проникнем внутрь...

Они развернули коней и, пустив их лёгким галопом, по второстепенным улочкам и переулкам направились в объезд.

--- Захватчики так нагло уверенны в своей силе и безнаказанности, --- сказал Александр, когда они уже подъехали к задней стороне дворца, --- что не выставили караулов ни здесь, ни у главных ворот, значит, взяли они Траскопон без сопротивления, и, выходит, бедный король остался брошенным без защиты. Жив ли он?

Рауль и Александр спешились, привязали коней и, через одну из потайных дверей, вошли во дворец.

--- Отсюда, с этого крыла не просто найти короля, --- сказал Александр, --- тут далеко до королевских покоев. Но тут ли он, может, уже увезён в плен?

--- Освободим его, --- страстно прошептал Рауль.

--- Король Керляток до смешного покладист, --- улыбнулся Александр, --- убедить его в чём-то проще, чем зевнуть, скажи ему, что всё во благо Его Величества, что так будет лучше и веселее, он быстро согласится с вами. Навязать королю своё, заставить поверить его, что оно придумано им самим, всё равно, что ветерку сорвать жёлтый лист с ветки клёна.

--- Так какой же он тогда государь и правитель, --- спросил Рауль, --- если он слабее ребёнка? Монарх обязан выглядеть сильным и независимым. Только так он сможет нормально управлять страной и своими подданными.

...Они осторожно, словно по хрупкому стеклу, пробирались по бесконечным покоям дворца, дотошно и тщательно осматривая каждую комнату, открывая все шкафы и комоды, заглядывая под кровати и в самые дальние закутки и ниши. Они искали, возможно где-нибудь спрятавшегося короля, но находили повсюду следы бессовестного бесчинства и грубого разграбления: незваные гости всё более и менее дорогое и ценное забрали, а что не смогли унести разбили, сломали и изуродовали. Но короля нигде не было, а когда из одной из следующих комнат, куда спутники ещё не успели зайти, из-за плохо прикрытой двери раздались тяжёлые, как удары молота, шаги, Александр бесшумно ступая, словно он принадлежал к тигриному роду, приблизился к щели и аккуратно заглянул в узкий просвет и почти сразу же отпрянул. Он жестом подозвал Рауля и жестом же показал посмотреть на то, что там узрел, Рауль взглянул и моментально оторопел от увиденного: по комнате, от стены и до камина и обратно вышагивал огромный по росту и по широте плеч человек --- таких только с великанами сравнивают --- облачённого в чёрные рыцарские доспехи. Рауль считал себя, по сравнению со всеми кого он прежде встречал, одним из первых по росту, но это рыцарь был явно на три головы выше его.

--- Кто он, живой человек или искусственное создание? --- Спросил Рауль, едва они отошли подальше от двери, --- может это морок, призрак или игра теней?

--- Нет, мой друг, он настоящий и живой, --- ответил Александр, --- это Фламм Рыцарь Башни, самый лучший воин барона Эсхита. Похоже, Фламм как раз и является предводителем всей этой оравы, а послал их, наверняка, сам Эсхит.

--- Тот самый Эсхит... --- неопределённо сказал Рауль, --- какой-то барончик с собственной армией захватил целое королевство.

--- Нет не армией, а всего лишь небольшим, видимо, специально для этого посланным, отрядом, --- усмехнулся Александр, --- а, впрочем, тут хватило бы и одного Фламма, для покорения такого ненастоящего, игрушечного государства армия не нужна, Рыцарь Башни в одиночку разогнал бы всё войско Траскопона. Заметил, как он угрюм и мрачен, значит, не доволен, что без сражения, без сопротивления завоевал целую страну. Но это замечательно, ведь Фламм не воюет против безоружных, он не убивает просто так, ради убийства и, выходит, Керляток жив.

--- А как же разорённые мирные крестьяне, --- возразил Рауль, --- нескольких они просто повесили?

--- Вероятно, всё произошло без ведома Фламма, --- сказал Александр, --- в его отряде довольно много кнехтов, а те, как известно, первые грабители и мародёры в любой завоёванной ими стране, да и крестьяне, я уверен, оказали какое-то сопротивление, вот поэтому и казнили самых непокорных, тех, кто пытался отстоять своё имущество. Но дальше селения остались не тронутыми, Фламм, наверное, пресёк самочинство своих вояк... Но всё-таки, где наш король, страну мы не спасём вдвоём, но монарха можем спасти.

--- А если вызвать Рыцаря Башни на поединок и победить его, --- горячо сказал Рауль, --- то его люди, по законам войны, должны будут признать поражение своей армии и уйти, оставив завоёванное, и страна снова станет свободной?

--- Где тот воин, что рискнёт выйти против Фламма? --- Спросил Александр.

--- Я готов выйти, --- тихим, почти потерянным голосом сказал Рауль.

--- Бессмысленно, он не будет биться с тобой, --- ответил Александр, --- он принимает бой только тогда, когда против него не менее трёх десятков противников.

--- Я заставлю его встать против меня, --- сказал Рауль, --- обвиню его в низости и трусости, задену его самолюбие, произнесу слова, после которых он просто обязан будет биться, иначе окажется задета его рыцарская честь.

--- Рауль, он и слушать тебя не станет, ты слишком юн и, тем более, не посвящён, --- горько усмехнулся Александр, --- он просто прикажет одному из своих кнехтов разобраться с тобой, чтобы тут же навсегда забыть о том, что ты был. Он не станет наизготовку против заведомо неравного соперника, его чудовищная сила даёт ему возможность выбирать себе врага, в этом его право --- право сильного не замечать слабого. Ты для него как бы не существуешь.

--- Хорошо, пусть так. Но клянусь, настанет день и час, когда я вызову Рыцаря Башни на поединок и отказаться будет не в его праве.

--- Рауль, главное сейчас отыскать короля, а остальное пусть случится после...

XIX глава.

...После они долго блуждали по многочисленным комнатам полутёмного дворца, несколько раз натыкались на основательно подгулявших вояк, но обошлось без стычек: спьяну те не успевали сразу разобрать, кто перед ними, свои или чужие, и Рауль и Александр, не задерживаясь, быстро исчезали. В одном из долгих коридоров, где все светильники, кроме самого последнего, давно погасли, спутники споткнулись о лежавшего на спине, жирного, как откормленный боров, спящего кнехта, с большой, но уже опустошённой бутылкой в обнимку, он развалился поперёк прохода возле широких, двустворчатых дверей, закрывая своим тучным телом вход, из его горла раздавался громоподобный храп, напоминавший грохот камней, что валяться с горы при камнепаде на обитые медью щиты, прикрывающие головы пеших солдат.

--- Кажется, нашли, --- сказал Александр, --- что охраняет этот "бдительный" страж, может как раз нашего короля?

--- Отличный страж, --- улыбнулся Рауль, --- так запросто этакую тушу не перешагнёшь, обязательно заденешь, тут прыгать придётся...

Он первым, особо не осторожничая, перепрыгнул через тело и, открыв незапертые двери, вошёл в просторную комнату, которая служила гостиной, Александр последовал за ним. Внутри, догорающей сильно оплывшей свечой, дрожал зыбкий полумрак, свеча стояла прямо на полу, а возле неё на маленьком стульчике сидел, подобрав завёрнутые носками внутрь кривые ступни, небольшой человечек, со щуплой фигурой мальчика и со старческим личиком, с выраженной на нём такой откровенной грусти какая только бывает у семилетних детей, когда они уже давно посчитали себя совсем взрослыми, и вдруг настоящий взрослый походя доказал им, какие они ещё дети.

--- Ваше Величество, --- почтительно обратился к нему Александр, подойдя поближе, --- здравствуйте.

--- Александр Лоэтинг, мой дорогой друг, --- умильно и радостно пропел король, --- а я вас вот только сегодня вспоминал, как весело и хорошо всегда было с вами, вы столько всего умели придумывать: новые игры, забавные развлечения, вы сочиняли весёлые песни, писали и сами ставили комические сценки. Вы даже в военные игрища привносили что-то такое, чего раньше мы не знали, до чего никто не мог бы додуматься без вас. Жаль, что вы никогда долго не задерживались у нас, как приятно, что вы наконец посетили нашу чудесную страну.

--- Была чудесной, --- мрачно добавил Рауль, оставшийся немного поодаль.

--- А это кто, --- с любопытством спросил Керляток, --- господин Лоэтинг, ваш друг?

--- Да, Ваше Величество, друг, --- ответил Александр, --- он поможет нам выбраться отсюда.

--- Нам надо идти? --- Встрепенулся король, --- я с удовольствием, а то я чего-то заскучал и затосковал. Не люблю всё время сидеть просто так и ничего не делать, хочется, чтобы всё кругом шевелилось, бурлило, двигалось, чтобы что-то постоянно происходило, кто-нибудь говорил бы чего-нибудь смешное или пел, плясал, устраивал представления. Вы порадуете нас, господин Лоэтинг, чем-нибудь свеженьким?

Керляток ловко спрыгнул со стула и направился, было, к выходу.

--- Ваше Величество, туда нельзя, --- предупредил его Александр, бросившись вдогонку.

А Рауль, когда Керляток остановился и виновато уставился своего спасителя, отвернулся --- он не мог заставить себя не улыбаться, до того нелепым и несуразным казался король: маленького роста, как гном без колпака, с тонкими, как у марионетки, ногам и руками, с очень некрупной кругленькой головёнкой, словно позаимствованной у фарфоровой куклы.

--- Да, дорогой Александр, вы правы, туда нельзя, --- согласился он, --- я совсем забыл: я теперь узник и это не игра, к сожалению... А как хотелось, чтобы всё обернулось игрой... Но на Траскопон напал настоящий, не придуманный ради забавы враг... А моё замечательное, наилучшее в мире войско, едва завидев неприятеля, кинулось удирать, побросав оружие... Как можно было бросать такое красивое и дорогое оружие? Но те грубые и бессовестные негодяи легко ловили моих рыцарей, моих красавцев, срывали с них золотые доспехи и швыряли моих бедных, голых мальчиков в грязь, в пыль, в навоз, и смеялись над ними --- жалкими, беззащитными, замаранными, и совсем уже некрасивыми... Красоту уничтожить легко, создавать её непомерно тяжело и бесконечно долго, ведь срока, когда красота достигает совершенства, не существует, а чтобы уничтожить красоту и времени не надо, это дело одного мгновения... Как они только посмели? Но я не поддамся, я готов погибнуть ради красоты...

--- Ваше Величество, --- дрогнувшим голосом сказал Рауль, --- мы жизни отдадим за вас, за вашу свободу, за вашу жизнь.

--- А зачем мне жизнь, без моего королевства, без музыки, без поэзии, без живописи, без весёлых праздников, без друзей, что мне делать с этой самой свободой, если у меня больше ничего нет? --- Грустно спросил Керляток. --- А кто я такой без всего, что у меня имелось? Ничтожный, смешной, некрасивый, даже, скорее уродливый и в сущности, уже довольно пожилой человек, который кроме как недоумения и смешков за своей спиной ничего не может вызвать... Вы, незнакомый длинный юноша, вон как откровенно улыбались, даром что отвернулись, а всё равно стало ясно, что необыкновенно забавным показался вам этот младший брат самого высокого карлика. Не карлик я, а просто очень маленького роста!

--- Ваше Величество, мы очень уважаем вас, --- сказал Александр, --- но надо немедленно уходить отсюда, мешкать нельзя, сейчас самое время.

--- А вы выдели то чудовище, у порога комнаты? --- Спросил Керляток, --- Он же, как карликовый великан, наверняка, ещё и тайный людоед, а, главное, наглый, бесцеремонный мужлан. Знаете, что он мне обещал? Обещал сделать меня, короля! шутом их господина! Жаль, я оказался без меча в тот момент, а то бы проткнул бы насквозь проходимца.

--- Ну, сейчас он усмирён и надолго, --- улыбнувшись, сказал Александр.

--- Вы победили его! --- Вскричал король, --- вы настоящие герои.

--- Нет, он побежден не силой оружия, а совсем иной силой, против которой не устоит ни один герой, --- сказал Александр. --- Ваше Величество, давайте я возьму вас на руки, так будет быстрее и удобнее, и мы пойдём.

Он поднял приумолкнувшего короля и прижал к себе, Рауль приоткрыл дверь и выглянул в коридор: там было пусто и тихо, и, вынув на всякий случай меч из ножен, он вышел первым. Пьяный страж, словно смирный покойник, лежал в той же роскошной позе, правда, теперь он храпел не так громко. Александр с королём на руках осторожно, стараясь не задеть распластанного тела, перешагнул через него в один сильно растянутый шаг, всё-таки чуточку, зацепив край сапога лежащего, но кнехт и не шелохнулся, только что-то булькнуло в глубине его необъятной утробы.

--- Что в нём так клокочет? --- Осторожно поинтересовался Керляток.

--- Наверное, он камнями поужинал, --- серьёзно ответил Александр.

--- Какая страсть! --- Искренне удивился король, --- камни же твёрдые и не вкусные.

--- Ваше Величество, --- в самое ухо королю прошептал Александр, --- а сейчас давайте поиграем в молчанку. Дворец полон страшных монстров и отвратительных чудовищ, и дабы их не разбудить, необходима тишина.

--- Вы что серьёзно верите, что в моём дворце может завестись всякая нечисть? --- Спросил, невесело улыбаясь, Керляток, --- видимо, наступили странные времена, когда ненормальное объявляется нормальным, и все принимают это за норму. Что ж, если вы так говорите, то, наверно, так и оно есть, и тогда придётся помолчать...

XX глава.

Из дворца они выбрались без приключений, если не считать случайной встречи с двумя, едва стоявшими на ногах, весёлыми горлопанами, одетыми в дорогие, но разномастные и до неприличия цветастые, походившие одновременно и на карнавальные, и на вельможные, скорее всего украденные в королевском гардеробе костюмы, из-за чего невозможно было определить, кто это благородные рыцари или простые кнехты. Они с дикими воплями, вывалившись словно бы из ниоткуда, а на самом деле из пустовавшей ниши для доспехов, набросились на шедшего первым Рауля с настойчивым предложением выпить за здоровье барона Эсхита, но оруженосец решительно, в одно мгновение, словно опытный вояка, столкнул их, сколько хватило сил, лбами и запихнул в ближайшую открытую дверь пустого, как земляничная поляна осенью, зала, где они, упав на пол, долго не могли подняться на ноги, что было на руку беглецам.

--- А куда делась моя карета? --- Настороженно спросил маленький король, как только они вышли через чёрный ход на задний двор, --- что-то замешкались слуги...

--- Ваше Величество, слуги разбежались, --- скучным голосом сказал Александр, осторожно опуская монарха на землю, --- Рауль, вы тут подождите, а я схожу на конюшню, может там застоялась какая-нибудь лошадка. --- И он убежал...

Рауль кивнул и остался наедине с королём, тот стоял крайне озадаченный и обескураженный, переминаясь с ноги на ногу, он ёжился, словно хотел быть ещё меньше, ещё незаметнее, бесшумно вздыхал, как наказанный ребёнок, обидевшийся на весь мир и кукожил маленькое личико, будто пытался морщинистыми гримасами выдавить из него всю печаль.

--- Не привык я без людей... Где они все? --- Бормотал Керляток. --- Где их любовь ко мне, к своему государю, где их искреннее выражение бесконечной радости по поводу того, что им выпало счастье оказаться моими верными подданными? Случилась беда, и все исчезли, словно растаявший сахар в крутом кипятке. Я слыл самым счастливым королём на свете. Сейчас самый несчастный...

Он растерянно глядел снизу вверх на молчавшего Рауля, который не знал о чём с ним говорить и, вообще, оруженосец думал совсем о другом, он томился без настоящего дела, его молодое тело, его усталый разум, его легкая душа требовали действия. "Почему мы должны прятаться, а не биться в открытом бою? Хорошо, короля спасём, но тут целая страна гибнет, надо всех спасать..."

Наконец вернулся Александр --- он вёл за собой смирную низкорослую кобылу, уже осёдланную.

--- Лола! --- Обрадовался Керляток, --- лошадь моей дорогой кузины, которая частенько гостит у меня. Но сейчас кузины нет, так для кого же вы привели Лолу?

--- Для вас, Ваше Величество, --- ответил Александр, --- вам придётся ехать на ней.

--- Нет, никогда. Я ненавижу ездить верхом. --- Заявил, став в величественную позу Его Величество, --- эти невоспитанные и глупые лошади так дёргаются, так трясутся при ходьбе, что, кажется, все внутренности готовы вывалиться наружу. И, потом, лошадка может напугаться чего-нибудь и понести. Что меня тогда спасёт от неминуемой гибели? Словом, я давно, с далёкой молодости не езжу верхом. Так что ищите карету, и тогда я поеду.

--- Нет кареты, --- тихо сказал Александр, --- разломали её, оторвали золотые накладки, выковырнули бриллианты и изумруды, порезали бархат обивки и шёлк занавесок, порубили на щепки колёса. Там, недалеко от конюшни разбросанно всё, что от неё осталось.

--- Как же так, а что делать? --- Едва не плача прошептал король, --- не пойду же пешком...

--- Поедите верхом, выбора нет, --- сказал Александр, --- лошадь хорошая, спокойная, умная, сразу приняла меня и охотно пошла со мной. Так что давайте помогу сесть вам в седло и скорее тронемся в путь, а то слишком долго здесь, почти на виду у всех, маячить опасно.

--- Боязно, --- сказал король, --- а впрочем, давайте вашу кобылу, в жизни надо всё испытать...

Рауль подержал лошадь, а Александр помог расхрабрившемуся монарху взобраться в седло, прошло всё быстро и очень легко: терпеливое животное даже не покосилось назад, пока незнакомый всадник усаживался ей на спину. Но когда лошадь побежала мелкой рысцой, то сразу же выяснилось, что Керляток совсем не умеет ездить верхом --- он полулежал в седле, завалившись вперед на шею Лолы, крепко обняв кобылу, точно самое близкое и родное существо на свете. Александр, взяв в левую руку повод королевской лошади, повёл её за собой, поэтому продвигались они неторопливо, в полном молчании, даже король ничего не пытался говорить, весь сосредоточенный на новом, необычном для себя занятии. Они относительно скоро проехали почти весь город и покинули его через те же никем неохраняемые ворота, а отъехав на порядочное расстояние, свернули на какую-то второстепенную дорогу.

--- Куда мы теперь? --- Спросил Рауль у Александра.

--- В герцогство Эрбин-Бальд, --- ответил тот, --- кузина, которую упоминал Его Величество, герцогиня Бальд. Герцог Бальд, её муж обеспечит королю надёжную защиту и опеку.

--- А вдруг Эрбин-Бальд тоже завоёван каким-нибудь отрядом Эсхита, как и Траскопон? --- Возразил Рауль.

--- Для того чтобы покорить Эрбин, мало даже многочисленной армии, --- сказал Александр, --- а для его обороны достаточно двух хорошо обученных отрядов численностью всего по одной тысячи воинов в каждом. Есть одна особенность в месторасположении этой, в общем, небольшой страны, скоро поймёшь сам.

XXI глава.

Целую неделю и ещё один день пришлось им затратить на дорогу до герцогства Бальд, из-за не привыкшего к длительным путешествиям короля они были вынуждены делать частые остановки на привалы: слабосильный Керляток быстро уставал, малейшее лишнее движение вызывало у него, как он утверждал, "нечеловеческое переутомление". Ночевали исключительно в лесу --- хорошо, провизией запаслись достаточно --- объезжая селения и города, опасаясь нарваться на воинов барона Эсхита. К окончанию пути бедный король совсем утратил всё своё монаршее величие, до смертельной истомы упав духом и крайне обессилев и без того тщедушным телом, он больше молчал, а если начинал говорить, то беспрерывно твердил лишь о мягкой и тёплой постели, о маленьком уютном уголке у камина или хотя бы каком-нибудь простом, совсем не роскошном диванчике, где можно было бы нормально прилечь на часок и спокойно уснуть. Он даже стал отказываться от пищи, говорил, "зачем ему теперь есть, если едят ради продления жизни и удовольствия от вкуса пищи, но жизнь его стала бессмысленной без любимого королевства, а вкуса еды он не чувствует". Александру с трудом удавалось его уговаривать хоть немного есть и пить, обещанием, что Траскопон обязательно вернётся под его власть, только надо собрать войско, и подлые захватчики будут изгнаны и наказаны.

И вот на восьмой день, где-то около полудня они выехали из леса, очутившись прямо перед высокими, с вечно заснеженными вершинами крутыми горами, которые казались довольно близкими, и достичь их представлялось делом двадцати минут, но пролетело не менее пяти часов, прежде чем всадникам удалось добраться до их подножья. А потом ещё пришлось подниматься по дороге, шедшей вверх на подъём, Рауль и Александр даже спешились, чтобы не сильно перегружать уже и так изрядно уставших коней. Только Керляток не покинул седла, сохраняя отсутствующий, отрешённый от происходящего вид. И пределом их пути стала отвесная стена с большими чугунными воротами.

--- Что это? --- Спросил Рауль. --- Кому понадобилось так странно шутить, делать ворота в самой горе?

--- Это вход в герцогство, --- ответил Александр, --- за воротами пробит проход сквозь скалу, а выход с той стороны. Страна --- она находится в естественной долине --- по все длине своих границ окружена высокими и неприступными горами, и только имеются два входа, через которые можно туда попасть --- вот этот и ещё такой же с противоположной стороны. Поэтому, чтобы обороняться, здесь достаточно небольшой армии, разбитой на два отряда --- для того входа и для этого, ведь никто туда не попадёт, как только по проходам в горе, а уместиться там могут одновременно не более пяти всадников или десяти пеших воинов в ряд. А, значит, обороняющихся нельзя будет задавить численным превосходством, ни обойти с тыла, наступающим придётся всё время биться лицом к лицу. И, поверь, те, кто защищает свою землю, свой дом не побегут, ведь им бежать некуда, они уже у себя дома, и будут они биться до смерти. Их невозможно победить, их можно только уничтожить, но тогда их враг заплатит непомерную цену, его потери будут чудовищны.

...Караульная стража без лишних вопросов пропустила их: короля Керлятока тут прекрасно знали, да о странных событиях, происходивших в мире за границами Эрбина тоже что-то отдалённо слышали. Без промедления и задержек спутники были доставлены в столицу герцогства крепость Бальд, где радостно-удивлённые герцог и герцогиня, узрев дорогого родственника, просто зашлись от восторга, они со смехом и весёлыми криками набросились на короля, их порыв проявился настолько естественно и искрененне, что растроганный Керляток заплакал от навалившегося на него счастья, особенно ощутимого после стольких пережитых несчастий и невзгод.

Когда бурные возгласы первых минут встречи притихли, и блаженные слёзы подсохли, а в конец замученного короля отвели в его покои, где он смог бы отдохнуть, Александр начал свой рассказ о трагической участи королевства Траскопон. Герцогиня, ещё минуту назад бывшая такой весёлой и казавшейся беспечной, как юная девочка, при первых словах рассказчика необыкновенно быстро побледнела, её тонкие красивые губы задрожали и искривились, словно ей в рот угодила змея, лицо сморщилось, и женщина зарыдала, став при этом поразительно похожей на своего двоюродного брата. А её муж застыл в одной позе, его глаза помутнели, лицо налилось кровью, словно превратившись в одну сплошную открытую рану, он сидел, не шевелясь, и можно было подумать, что вместо настоящего герцога в кресле находилась его восковая, плохо исполненная копия.

Когда Александр закончил, никто из присутствующих долго не знал, какие слова казались бы в такой момент правильными и нужными, Бальд продолжал торчать из кресла изваянием, а герцогиня, перестав рыдать, сидела присмиревшая, даже не всхлипывала, она только смотрела на мужа и ждала, что тот скажет.

--- Значит война, --- наконец произнёс он, --- тридцать лет прошло, как нашу страну, наш Эрбин-Бальд пытались брать штурмом недруги. Ничего у них не вышло. Наши воины самые стойкие воины на свете... Были. Но минуло столько лет, выросло уже два поколения, не знавшие настоящих схваток с врагом. Все эти турнирные забавы не идут ни в какое сравнение с настоящим, смертельным боем, где за поражение никогда не отыграешься, потому что оно означает твою гибель. Молодые люди, как я понимаю, вы опытные бойцы, я предлагаю вам поступить ко мне на службу, нам теперь каждый воин в усиление.

--- Извините, господин герцог, --- сразу сказал Александр, --- но я не вправе принять ваше предложение: есть очень близкие мне люди, которых я обязан защитить. Поэтому сию же минуту должен покинуть ваш гостеприимный дом. Прошу вас ещё раз простить меня, но существуют обстоятельства, которым мы вынуждены подчиняться.

--- Что ж, вы достойный рыцарь, --- сказал герцог, --- могу только пожелать вам удачи. А вы, молчаливый юноша, как вы смотрите на моё предложение? --- Повернулся он лицом к Раулю.

--- Я тоже вынужден покинуть вас, --- ответил юноша, --- я не такой уж и опытный воин и в рыцари пока не посвящён.

--- Так мы вас быстро посвятим, --- предложил Бальд, --- найдём вам господина, он вас рекомендует, и обряд будет исполнен.

--- У меня уже есть господин, --- сказал Рауль с некоторым раздражением, --- и служу одному ему, и лишь по его повелению меня могут посвятить в рыцарское достоинство.

--- Жаль, --- сказал герцог, --- у меня трое сыновей, и вы могли бы стать им надёжным другом и хорошим товарищем.

Больше они ни о чём не разговаривали, Рауль и Александр, переночевав в крепости, ранним, удивительно солнечным утром уже выезжали из Эрбина через ворота с противоположной стороны...

XXII глава.

...--- Рауль, ты верен господину, которому не можешь служить, --- сказал Александр, когда они неспешно ехали по дороге, --- его как бы нет. Нет, Этьен, конечно, есть, он существует, но как рыцарь, как воин, он словно бы мёртв, и как решил для себя, рыцарь Планси никогда не оживёт для прежнего. Поэтому ты рискуешь навсегда остаться непосвящённым. Может, тебе необходимо было поступить на службу к герцогу, но не в качестве его оруженосца, а как обычный солдат, как простой рядовой воин, ведь отличись ты в бою, то обязательно был бы замечен и посвящён. И сбылась бы тогда твоя мечта.

--- Нет, я твёрдо уяснил для себя, --- ответил Рауль, --- я служу одному господину. Наверно, это глупо, но пусть всё останется так... Да и искать славы, сидя за неприступными горами, запершись чугунной дверью, ждать, пока враг пойдёт на штурм и пойдёт ли вообще? И если всё-таки случится бой, то очень непонятный, странный и противоестественный бой: в узком, тесном, проходе придётся толкаться со своими же соратниками за возможность сразиться с неприятелем. И нельзя будет потом пойти вперёд, чтобы, погнав врага, преследовать его, когда он отступит, опасаясь бросить вход незащищённым. Получиться подобие битвы кротов с землеройками в кротовой норе.

--- Да мы и так по жизни чаще всего застреваем в кротовых норах, --- горько усмехнулся Александр, --- пытаемся вылезти из них, почувствовать свободу, а стоит эту самую свобду хоть чуточку ощутить, как нам снова тесно, нас по-прежнему что-то сдавливает со всех сторон, мы снова в каком-то узком и душном пространстве. Чаще всего это пространство оборачивается временем.

--- Время со свойствами пространства?

--- Да, как-то так... И чтобы преодолеть время, поняв, что оно непреодолимо, надо забыть о его существовании, необходимо перестать думать, что будущее есть, что всё главное и важное непременно случится, но потом, и что "сегодня", ладно, пусть вышло неудачным, но зато "завтра" непременно окажется таким как надо. Только кому оно надо, кроме нас самих? Если что и надо то лишь то, что нужно жить сегодня, сейчас, в данную минуту, и я не верю, что когда-нибудь, после ожидания, стяжания, преодоления, терпения, настойчивости или чего там ещё обретается счастье и покой. Только тот промежуток времени, что зажат между уже прошедшим и ещё небывшим, зовущийся настоящим должен иметь смысл и значение для нас. Жить, скажем, мифическим прошлым глупо и бездарно, ибо прошлое БЫЛО, и оно уже невоспроизводимо, то зачем жить им, его же нет, память тут ни в счёт, одной памятью жить невозможно? А мечтать о грядущем как о недоказуемом вероятном, которое, может быть, вам удастся доказать, если повезёт, бесплодно и наивно. Всё --- слава, почести, успех, богатства, любовь ближних и даже сказки или, если хочешь, легенды --- прекрасно и желанно, но почему при сём нам отказываться от того, что даёт нам настоящее, оно конкретно, действительно и ощутимо. То, что когда-то случилось, я, если не забыл, то помню исключительно ради сегодняшнего, то, что возможно произойдёт, меня не интересует, меня волнует лишь то, что есть --- здесь, в этом месте, где теперь нахожусь я в этом текущем мгновении времени.

Они давно свернули с дороги и теперь ехали по просторному лугу, с молодой, ещё свежей травой.

--- Рауль, обрати внимание, --- сказал Александр, --- как сильно примята трава, даже почва кое-где выворочена. Похоже, до нас тут прошёл немаленький отряд всадников. Уж ни Фламм ли со своей доблестной бандой...

Рауль и Александр, доехав до густого кустарника, росшего на самом краю луга, остановились и сошли на землю: откуда-то совсем близко доносился тяжёлый топот копыт. Рауль, найдя небольшой просвет среди ветвей, осторожно раздвинул их, и буквально в ста шагах от себя увидел пару всадников, одетых в белые плащи, скакавших, немного отстав, от растянувшейся кавалькады человек в пятьсот. В первом, судя по его росту и телосложению, Руль сразу же, хоть и со спины, узнал Фламма, второй ему был не знаком.

--- Вот они, --- прошептал ставший рядом Александр.

Те двое, словно что-то забыли или что-то почувствовали сзади, придержали коней и зачем-то развернулись. Рауль немного сдвинул ветки, чтобы остаться незаметным, но Фламм и его спутник выглядели сильно озабоченными, но Рыцарь Башни молчал, а второй, его товарищ, что-то без остановки говорил, махая рукой и строя разные гримасы. Рауль сначала не понял, что его смутило в этом, увиденном им впервые лице, потом он сообразил, что кого-то, очень знакомого, оно ему напоминает.

--- Александр, кто там с Фламмом, --- спросил он друга, не оборачиваясь, --- ты знаешь его?

Александр не сразу, после несвойственной для него заминки ответил:

--- Кулквид... Он тоже сейчас на службе у Эсхита.

--- Сейчас?! А ты знал его раньше, ты знаком с ним?

--- Рауль, не стоит вспоминать, что было раньше, давай будем думать над тем, что есть сейчас.

Фламм и Кулквид, закончив разговор, поехали дальше --- догонять своих, и скоро все они скрылись, поглощённые размытой линией горизонта. А Рауль, запрыгнув в седло, обратил внимание, что его друг почему-то не торопится и стоит с каким-то потерянным выражением лица, словно пилигрим на берегу моря, ставшее пределом его пути.

--- Мы едем? --- Спросил Рауль.

--- Да конечно. Только вопрос, куда? --- Ответил Александр, --- всегда знал куда, а сейчас не знаю...

--- Ну, тогда тем более надо ехать, чтобы узнать, куда. В пути узнаем направление...

Они двинулись в ту же сторону, что и люди Эсхита, но не по дороге, а в объезд по границе зарослей кустарника и молодого леса. И не прошло и трёх минут, как им навстречу из-за тонких, чёрных стволов осин вышли трое оборванных, растрёпанных воина, которые, судя по остаткам сохранившихся доспехов, висевших на их избитых телах как последние чешуйки на мертвых, выброшенных приливом на берег рыбах, являлись благородными рыцарями, никакого оружия у них при себе не было. Первый, самый старший по виду и самый побитый бросился к ногам всадников.

--- Вы их видели? --- Спросил он истерическим тоном.

--- Кого? --- Вопросом на вопрос ответил Рауль.

--- Рыцарей в белых одеждах!

--- Да, --- сказал Александр, --- это воины барона Эсхита.

--- Так вы знаете, кто они, --- страдальчески закатив глаза, пробормотал другой рыцарь из-за спины первого, --- тогда убегайте отсюда. Зачем вы скачете следом за ними или вам не дороги ваши жизни?

--- Странно слышать слова о бегстве их уст настоящего рыцаря, --- сказал Рауль.

--- Если бы вы, молодые люди, пережили бы то, что довелось перенести нам, то прокляли бы тот час, ту минуту, когда вас посвятили, --- сказал третий рыцарь, сверкнув безумными глазами, уцепившись грязной от засохшей крови рукой за стремя коня оруженосца.

--- Что такое страшное и ужасное могло заставить вас, сильных взрослых мужчин и опытных воинов отречься от рыцарского звания? --- Зло спросил Рауль, вырывая свою ногу из скрюченных пальцев безумного.

--- А... горячий, прыткий, неучёный, --- сказал опять первый, --- так внемли же жалким, нищим, убогим оборванцам.

--- Да мы хуже нищих, --- вмешался второй, --- нищим подать милостыню святое дело, а мы ни милости, ни милосердия не достойны, мы достойны лишь проклятия и презрения. Кто мы теперь? Не воины, не мужчины, не люди...

--- И зачем мы не погибли, как погибли все? --- Крикнул третий, --- испугались смерти, нам жизнь, ничтожная жизнь показалась ценнее чести...

--- Смерть тоже может быть позорной, --- сказал Александр, --- а жизнь она всегда оставляет надежду на спасение.

--- Нам нечего спасать, --- ответил первый, --- и незачем спасаться, ибо уже спаслись... На свою голову...

--- Так что же произошло? --- Перебил его Рауль, --- сколько слов произнесли и ничего по делу не сказали.

--- А не расхочешь ли ты, оруженосец, стать рыцарем, после того, что мы скажем? --- Спросил первый. --- Так слушай, юнец. Существуют законы войны и правила ведения боя, и каждый --- и самый великий, и самый убогий обязаны следовать им, если он рыцарь, ведь рыцарство как основа мироустройства, без него --- беззаконие, бунт, разруха, попрание устоев. Любой воин знает и принимает только два исхода битвы --- гибель, если противник оказался сильнее или победа. Но все эти тысячелетние каноны обратились вдруг в ничто... Десять тысяч было нас --- бесстрашных, умелых и проверенных рыцарей армии короля Зурбиндота V, против нас встало всего-то шесть тысяч ратников этого выскочки барона Эсхита... Мы, прослышав о необыкновенных непобедимых воинов барона, дали клятву не отступать, каким бы тяжёлым не казалось положение попавших в пекло битвы, только смерть могла служить оправданием ухода от схватки. Никто и ничто не сломило бы нас в тот час, когда мы воодушевлённые ринулись на врага, стоявшего плотным строем, словно кирпичи в крепостной стене. И вдруг в самый крайний миг, когда мы уже почти достигли неприятельского строя, он неожиданно расступился, образовав проход в середине, и из него на белом коне, без шлема, в лёгких, чуть ли не в потешных доспехах выскочил сам Эсхит, и он в одиночку бросился крушить наших людей. Над его головой возвышался огромный, немыслимый по размерам для обычного человека меч, он едва касался его остриём наших воинов, и они падали замертво, будто пустые глиняные кувшины. Нам ничего не оставалось, как ответить и начать биться, как это не кажется нелепым, всей армией с одним единственным противником, бароном Эсхитом. Но странной получилась та битва: самые меткие лучники и арбалетчики выпускали тучи стрел в барона, но все стрелы непонятным, чудодейственным образом в какой-то неуловимый момент разворачивались в воздухе и летели назад, поражая тех, кто их пускал; те, кто пытался изловчиться пробить слабые доспехи барона копьём, сам же погибал от своего же копья: оно ломалось пополам, и та часть его, что оканчивалась остриём, вонзалась в грудь своего же хозяина; мечи, которыми наши рыцари силились рубить или колоть врага, рубили и кололи своих обладателей. Битва превратилась в самоизбиение, все словно бы соперничали в самоистреблении: кто быстрее и ловчее убьёт самого себя. Многие ожесточившись до такого состояния, что уже на чувствовали боли, с остервенением продолжали колоть и бить себя, пока не падали мёртвыми, истеча кровью или, не попав, наконец, в своё собственное сердце. Никто из нас не думал отступить, убежать, сдаться или бросить на землю оружие, чтобы остаться живым, ведь единственным спасением могло стать только избавление от своего оружия...

--- Что, собственно, мы и сделали, --- сказал второй, --- когда нас осталась всего несколько человек обезумевших от потоков бессмысленной крови на гигантской горе трупов. Мы побросали оружие и бежали, мы уже не понимали, что делали, просто хотелось убежать и закрыться от увиденного ужаса, мы не жизни свои спасали, а, может быть то, что когда-то звалось душой.

--- Мы честные воины, --- закричал третий, --- мы вышли, чтобы биться! Но как биться против того, что попирает все законы, что пугает не фатально непреодолимой силой, (пусть страшно её проявление, но оно в границах привычных понятий), а своей противоестественной необъяснимостью? Так что это было --- обман, наваждение, колдовство?

--- Это не колдовство, --- негромко сказал Александр, --- это Великий Меч Победы, --- добавил он громче. --- И теперь я знаю, куда ехать...

Конец Второй Книги

3 КНИГА

МЕЧ И КЛЮЧ

1 ЧАСТЬ

I глава.

...Он в расслабленной позе сидел у угасающего камина на мягком, очень удобном диване для двоих, она, прижавшись к нему и подобрав ноги, расположилась рядом. Он с лёгкой улыбкой на губах, не отводя взгляда, беспрерывно смотрел на неё, она --- на увядающее пламя, отблески которого отражались на её чуть смугловатом лице.

--- Как мы его назовём? --- Спросила она.

--- Почему его, а может быть её? --- Ответил он, --- у нас теперь родится девочка.

--- Или второй мальчик, --- отозвалась она, --- он станет очень знаменитым рыцарем, будет победителем всех турниров, прославится как самый сильный воин, его имя узнает весь мир. Все короли умрут от зависти к нашему государю, потому что не им служит такой красивый и мужественный мальчик. Он женится непременно на прекраснейшей принцессе --- дочери могущественного и богатого короля, и со временем сам станет королём.

--- Нет, наша дочь прославиться как первейшая красавица во всём свете, --- возразил он, --- она выйдет замуж за молодого, но мудрого не по летам короля, справедливо управляющего своим государством, и они будут вместе вести все дела королевства.

Они умолкли, огонь осторожно, чтобы слишком не шуметь совсем притих, лишь почерневшие угли иногда, словно что-то вспомнив, кое-где вспыхивали на секунду крошечным и неожиданно ярким язычком пламени, чтобы тут же снова пугливо исчезнуть. А через некоторое время и они присмирели и затаились, и комната осталась в глубоких, как глаза новорождённой лани, сумерках.

--- Будто бы не было начала, --- сказал он тихо, но внятно, --- и конца не будет. Его просто не может быть, ведь мы познали бесконечность. Наше нынешнее состояние вечно. Оно исключительно таково, другим ему не быть. Блаженство является из ничего, и оно длится и длится. Оно наше, оно не имеет свойств времени. Время переродилось в одно нескончаемое сейчас. Мы словно бы живём в едином беспрерывно текущем мгновении, наполненное счастьем. Счастье вокруг нас, оно --- в нас, мы внутри него, оно в наших телах, в наших душах. Мы и есть воплощение счастья...

Она не ответила, только улыбнулась и закрыла глаза.

И тут появился звук --- что-то скромно и ненавязчиво, то ли зашуршало, то ли зашелестело, то ли зашаркало.

--- Стучат, --- сказала она, --- наверное Оди, наша маленькая служанка. А мы в полной темноте... Входи, милая.

Вошла приятная низенькая, полненькая девушка, держа в руках подсвечник с тремя зажжёнными свечами.

--- Что случилась? --- Спросила хозяйка, щурясь от яркого света. --- Что-то с маленьким, он что проснулся, вроде ещё рано?

--- Нет, госпожа, малыш спит. Но там гости приехали. --- Ответила девушка. --- Молодые люди. Они ждут вас. Хотят срочно видеть. Видеть господина Этьена. Они какие-то странные. Угрюмые. Хмурые. И все в пыли. Жако чистит их плащи.

--- Непрошенные гости, --- сказал хозяин, --- вдобавок угрюмые.

--- Там господин Александр, --- сказала Оди, расплывшись счастливой улыбкой --- а с ним тот высокий красивый мальчик, только теперь он уже не мальчик, а какой-то взрослый. Он всегда был такой грустный, никого не замечал. А сейчас он совсем без лица...

--- Рауль, мой оруженосец, --- задумчиво произнёс Этьен, --- честно говоря, я, как лучший друг, совершенно забыл об их существовании.

--- Дорогой, идём скорее к твоим друзьям, --- ласково сказала Изабель.

--- Да, пошли, --- согласился Этьен, --- обрадуем их, ведь такой радости как у нас нет ни у кого. Поделимся с ними.

--- Александр, Рауль, --- закричал он, бросившись к своим друзьям, едва они с Изабель вошли в большую гостиную, --- здравствуйте! Как чудесно, что вы заехали в наш райский уголок!

Они крепко обнялись, а с Изабель Александр и Рауль сердечно поздоровались, глубоко поклонившись ей.

--- Друзья, --- широко улыбаясь, сказал Этьен, --- вы видите сейчас перед собой двух самых счастливых людей на земле. Так знайте же, неприкаянные бродяги, что нет ничего лучше и желаннее уютного, тёплого дома с вечно любимой женой, разделяющей с тобой бесконечное блаженство.

--- Всему приходит конец, --- устало сказал Александр, --- ничто не бывает без конца.

--- Конец? --- Смятенно, но всё ещё с улыбкой спросил Этьен, --- кто посмеет положить конец нашему счастью?

--- Ты сам, Этьен Планси. --- глухим голосом ответил Александр.

--- Как же так, я сам? --- Переспросил Этьен, --- Александр, ты шутишь, я помню, ты любитель пошутить.

--- Нет, Этьен, всё серьёзно. Даже слишком.

--- Не понимаю, --- сказал Этьен, с тревогой глянув на Изабель, --- нам так хорошо, мы ждём второго ребёнка. И как я могу сам себе и своей жене сделать плохо? Мы здесь уединились вдвоём и отгородились ото всего мира, нам никто и ничего, что не касается нас, не нужно, а нас не касается ничто, что за пределами нашего маленького мирка. Разве мы не имеем право жить так, как желают наши сердца. Всё что есть --- есть здесь: время здесь, сколько бы его ни было --- наше, пространство, пусть ограниченное стенами замка --- наше. И что там "вне" и "за" --- нас не трогает, для нас его нет.

II глава.

--- Изабель, дорогая, распорядись с ужином, --- произнёс он упавшим голосом, после долгого молчания, казалось, что не он сам произнёс это, а в нём сработал какой-то механизм, и слова вышли из него только благодаря спущенной пружине, --- нам, наверно, надо поговорить, --- добавил Этьен, обращаясь к Александру. --- А может не надо "говорить", может просто посидеть за обеденным столом и по-дружески поболтать ни о чём? Ведь лёгкое общение с близкими тебе людьми тоже разновидность блаженства...

--- Рыцарь, --- вздохнул Александр, --- мы пришли не болтать, пришли, чтобы сказать. Тебе сказать.

--- Так скажите, только не мне, --- ответил Этьен, --- я всё равно вас не услышу, я зажму уши ладонями и заверну голову в шерстяное одеяло, а вы хоть кричите, хоть орите, можете по одному, можете хором, я останусь глух. Забудьте, что я есть, и приходите ко мне лишь как друзья --- без забот, без проблем, без ненужных сведений обо всём, что за пределами моего замка. Вас интересует моя личная, частная жизнь? Пожалуйста, я с охотой поделюсь с вами всеми её радостями, но никогда не говорите мне о том, что не касается меня и моей жизни. Говорите так, чтобы я ничего не знал и ни о чём думал и чтобы сразу же позабыл весь наш разговор.

--- Господин Этьен, --- вдруг вступил в разговор молчавший Рауль, --- это же откровенный и осознанный отказ от рыцарства.

--- Я не отказываюсь, я отстраняюсь, --- ответил Этьен, --- ради вещей, что выше всяких там турниров, поединков, славы, наград.

--- Этьен, дорогой ты наш друг, --- сказал Александр, --- в главном ты, наверное, прав: личное должно быть превыше всего. Но бывает, что личное становится зависимо от общего, и его сохранение связанно с сохранением того, что важно для всех.

--- Александр, я тебя не совсем понимаю, --- возразил Этьен, --- для меня важно лишь то, что важно для меня самого, то есть это моя Изабель, мой маленький сын, мой дом. И всё! Объясни же, наконец, что вам надо от меня.

--- Этьен, --- начал Александр, поморщившись лицом как от потревоженной застарелой раны, --- ты, ради обладания Ключом Любви извлёк, из небытия и явил миру Меч Победы. В общем, герой и так далее. Так вот именно этот Меч и уничтожит то, что ты считаешь самым главным для себя: твою семью, твой дом, словом, всё, что дорого тебе. И это неизбежно.

--- Александр, --- вскричал Этьен, --- но это немыслимо! Как Меч Победы может навредить мне и моей семье? Барон Эсхит обязан мне, он, если бы пожелал, мог бы убить меня сразу, как только получил Меч, прямо в своём замке. Но у него и в голове такого не было, потому что он благодарен мне. Как может благородный рыцарь быть коварным и подлым? Что бы там ни совершал барон, нас это не коснётся. Я уверен...

--- Сядь в кресло и спокойно нас выслушай, --- сказал Александр.

И он быстро, словно читая хорошо заученный наизусть текст, рассказал о бедствиях, виновником которых стал барон Эсхит. Александр поведал о мирных разграбленных деревнях и повешенных рыцарями крестьянах, о многочисленных разорённых и покинутых графствах, баронствах и прочих разных земель, о весёлом королевстве Траскопон и его маленьком и несчастном короле Керлятоке, об остатках разгромленной армии Зурбиндота, а главное, каким образом барону Эсхиту достаётся победа.

--- Ты хочешь сказать, что во всём виноват я, --- пробормотал Этьен, --- и я обязан исправить, что натворил. Так вот я ни к чему не причастен, я всего лишь желал любви, желал быть любимым.

--- И что, Ключ помог тебе в любви? --- С усмешкой спросил Александр,

--- Помогло моё долгое отсутствие, --- ответил Этьен, --- а сам Ключ оказался бесполезен. Я как вернулся домой, так сразу снял Талисман вместе с Ключом и положил его в дедовскую ещё кипарисовую шкатулку, а саму шкатулку кинул на дно большого, набитого разными ненужными вещами сундука, который стоит в дальней, временно нежилой комнате с вечно зашторенными окнами. С тех пор я о нём забыл...

--- Теперь тебе придётся вспомнить о нём и достать, --- сказал Александр, --- только владея Ключом, можно узнать тайну уничтожения Меча Победы.

--- Александр! Почему ты решаешь за меня, почему я должен бросать беременную жену, вдобавок, молодую мать и ехать неизвестно куда и искать неизвестно что, тем более, это совершенно не нужно мне? Думаешь, я жажду славы спасителя мира, благодетеля народов и бескорыстного героя? На свете много героев, наверняка найдётся тот, кто захочет быть первым и знаменитым, вот он пусть и спасает мир...

--- Этьен, не надо мир спасать, --- сказал Александр, --- спаси себя и свою семью. Барон не сегодня, так завтра придёт сюда, и ты, как верный вассал и подданный своего короля должен будешь стать воином его армии. В любом случае, тебе не удастся спрятаться от войны, устраниться от общего дела и избежать участия. Сегодня нет непричастных, сегодня все вовлечены, вопрос только в том, на чей ты стороне --- на стороне Эсхита или на стороне его противников. И ещё, ты отлично знаешь, что никто кроме тебя, Хранителя Тайны Меча, не может открыть секрета его уничтожения. Так что, Этьен, у тебя даже нет возможности выбора, ты не имеешь право отказаться, потому что у тебя одно право --- действовать как должно, и ты лучше нас знаешь как.

--- Да, ты, как всегда, прав, --- упавшим голосом сказал Этьен, --- я чушь несу. Никто, кроме меня... Но моё сердце, этот бестолковый кусок плоти распадается на две половинки, словно его беспрерывно режет тонкий, острый нож. Я понимаю, что нельзя не ехать. Но проще умереть, чем оставить Изабель и малыша одних...

III глава.

В дверь постучали, и через мгновение в гостиную зашла, сияя озорными глазками, Оди.

--- Госпожа просит всех к столу, --- сказала она громко, --- ужин подан.

--- Ступай, --- сказал хозяин, --- мы сейчас будем. Какой теперь ужин... Надо всё рассказать Изабель...

В обеденной комнате, где их уже ждала хозяйка, все, рассевшись по своим местам, начали неторопливо есть. Александр и Рауль молча сосредоточились на еде, а Этьен, вяло ковырнув вилкой в одной тарелке, хмуро заглянув в другую, сразу, не поднимая крышки, отставив третью, так ничего толком и не съел, он сидел с опущенными вниз руками, откинувшись на спинку стула, и будто усталый путник, после изнурительной дороги.

--- Дорогой, --- встревожилась Изабель, --- что с тобой, ты потерял аппетит, ты заболел?

--- Если б я заболел, я был бы счастлив, --- сказал Этьен.

--- Как можно такое говорить, как можно желать плохого самому себе? --- Удивилась Изабель.

--- Хуже того, что предстоит мне теперь, не бывает, --- ответил Этьен, --- я должен... Вообще, странное понятие "должен": должен, но ни у кого ничего не занимал, и нет того, кому должен, и не существует срока отдачи долга, но отдать обязан, причём, если не отдашь, никто и не потребует отдать, и отвечать придётся, наверно, только перед самим собой. Так вот, любимая, я должен покинуть тебя.

--- Покинуть, но зачем, разве нам плохо вдвоём? --- Спросила Изабель. --- Что такого ужасного могло произойти, Этьен, из-за чего ты захотел бросить нас?

--- Я не хочу бросать вас! Я никогда не брошу вас!

Он сбивчиво, перескакивая с одного на другое, кое-как находя связанность в разрозненных и сумбурных фразах, попытался объяснить, что произошло, и почему всё так сложилось, и что он, в общем, не виноват, в том, в чём кажется виноватым и является такой же жертвой, как и все те, о ком рассказал Александр. Изабель внимательно его выслушала и, когда он закончил, сказала:

--- Этьен, любимый, я сильная, я всё выдержу и перенесу, я стану терпеливо, сколько понадобиться, ждать твоего возвращения, а ты, я уверена, вернёшься, ты не можешь не вернуться, иди туда, куда зовёт тебя долг, наша любовь не угаснет, она разгорится ещё сильнее и ярче, иди и спаси невинных людей, спаси наших детей, иначе не будет нам покоя, наше личное маленькое счастье ничто по сравнению с несчастьем всех, и пока мир не обретёт мир, мы не можем быть счастливы.

--- Изабель, родная, я безумно люблю тебя, --- захлёбываясь, сказал Этьен, --- но после твоих слов наша любовь не просто взаимные чувства мужчины к женщине, а что-то бесконечно иное, мистическое, это проникновение двух наших душ друг в друга и слияние их в единую душу, а она неразделима, и, значит, где бы я ни был, как бы далеко не находился то тебя, мы всё равно будем вместе. Если кому-то из нас станет больно --- боль ощутят оба, если приключится что-то радостное --- улыбнёмся одновременно. Пока есть ты --- буду и я. Со мной ничего не произойдёт дурного и злосчастного, когда существуешь ты. Сейчас мне не страшно уезжать. Мне легко и на сердце, и в мыслях: я чувствую свободу и знаю главное. А, значит, если что и случится, то случится только к хорошему. Пусть мне мой путь покажется тяжёлым, невыносимым и смертельно безнадёжным, я не остановлюсь и продолжу идти, потому что тот путь, сколько бы долго я не шёл, будет путь к тебе, любимая. Александр, всё вздор, сомнений больше нет, едем немедленно!

--- Господин Этьен, --- сказал Рауль, --- я еду с вами как оруженосец.

--- Рауль, я благодарен тебе, что ты не бросаешь меня, --- ответил Этьен, --- но тяжёла та дорога и опасна. Я-то теперь храним и защищён, но что спасёт тебя, в случае возможной гибели, есть у тебя что-то вроде талисмана?

--- Да, --- ответил Рауль, --- твёрдое желание добиться бессмертной славы, быть первым среди первых, стать самым знаменитым среди самых знаменитых. И ещё, для начала, быть посвящённым в рыцари.

--- Ну, это конечно, --- улыбнувшись, вставил своё слово Александр, --- чтобы стать рыцарем, необходимо одолеть стезю оруженосца, ведь стяжание славы есть удел благородных воинов, а не каких-то там помощников...

IV глава.

...Этьен, внешне сохранявший карнавальные принадлежности безразличия, внутри был точно бурлящий под спудом гейзер, готовый взорваться в любую секунду и вырваться на поверхность фонтаном кипящего отчаяния. Легко и просто, как казалось ему поначалу, бросить родной дом и отправиться в дорогу, но лишь выехав со своими друзьями за ворота замка, он едва не задохнулся от неимоверной тоски, навалившейся на его сердце. Разлука с любимой представлялась ему непереносимой и бессрочной, Этьен почти уже не мог сдерживаться, чтобы не повернуть назад и поскакать обратно к Изабель.

Александр заметил состояние друга и, тронув его за плечо, произнёс:

--- Оставь уныние, оно заводит в никуда, в унынии делать ничего не хочется, ведь только делая, то есть, совершая поступки и действия, мы преодолеваем всё, и если ты не сделаешь то, что предназначено сделать исключительно тебе, то ничего и не будет дано тебе из того, чем должен владеть ты один. Это тот замкнутый круг, который ты обязан пройти, чтобы вернуться туда, откуда ушёл, не пройдя его, ты не можешь оставаться в том месте, где ты воспринимаешь себя самим собой, только пережив возвращение, ты оценишь и ощутишь, как дорого то, что ты называешь и считаешь своим. Вероятно, беспрерывное или вечное возвращение и есть основной образ существования человека и главная цель его жизни. Да, конечно, путь очень важен, но не менее важно, чтобы путь в итоге вёл туда, куда стремишься вернуться.

--- А может не надо начинать путь, --- спросил Этьен, --- чтобы не надо было возвращаться, если ты уже там, откуда нет смысла уходить, и путь видится, просто ненужной потерей времени и лишним испытанием для души? Возвращение, возможно, имеет значение только для тех, кто ищет путь, и кто путь нашёл, а я не ищу пути, я его уже прошёл, и поэтому возвращение для меня имеет смысл лишь как дорога к родному дому. И ничего иного я не желаю. Я знаю свой предел.

--- А если нет ничего, кроме пути, --- вмешался в разговор Рауль, --- если возвращаться некуда, причём во всех смыслах? Если человек начал двигаться из ниоткуда, взять ему своё не из чего, он только ищет своё?

--- Нет, Рауль, --- ответил Александр, --- человеку всегда есть куда возвращаться, он просто может забыть на какое-то время куда, но он обязательно вспомнит, куда. И вернётся. Рауль, и ты тоже когда-нибудь вспомнишь, куда тебе необходимо возвратиться. Во всех смыслах... А знаете, ведь наши дороги теперь расходятся.

--- Ты куда теперь? --- спросил Этьен.

--- В столицу. Отыщу твоего отца, через него добьюсь приёма у короля, всё ему расскажу, --- сказал Александр, --- правда, не знаю, как это поможет остановить Эсхита. Если бы могла состояться честная битва по всем правилам, тогда всё казалось бы ясным, а сейчас, пока Меч в руках барона, ничего нельзя придумать. Так что, Этьен, всё дело за тобой: возвращайтесь оба скорее, ибо иного выхода нет.

--- Тогда прощай, --- крикнул Этьен и, развернув коня в противоположную сторону, пустил его бодрым галопом.

--- До встречи, Этьен! --- Бросил ему вдогонку Александр и поскакал в свою сторону.

Рауль, оставшийся на миг в одиночестве, кинулся догонять своего господина.

V глава.

Александр направился на запад, а Этьен и его оруженосец --- на юг...

...После двенадцати дней почти беспрерывной скачки они вышли к берегу моря, всё это время Этьен в основном молчал, говорил немного, лишь самое необходимое: отдавал распоряжения, скупо отвечал на вопросы, обходясь всего какой-то парой десятков нужных слов. И вот у тёмной, в новолуние, воды на берегу удивительно спокойного и тихого моря Этьен заговорил о главном:

--- Рауль Дюкрей, теперь ты не можешь оставаться просто оруженосцем. Ты должен стать учеником. Или уйти. Но как я понимаю, ты никогда не уйдёшь, никогда не покинешь меня, а, значит, ты обязан изменить своё положение. Превратиться из моего помощника, в моего последователя и преемника. Ответь: ты готов узнать тайну, которую придётся хранить всю жизнь и поведать ты её сможешь лишь один раз, передав такому же, как ты сейчас, молодому ученику.

--- Я уже владею одной чужой тайной, --- уверено сказал Рауль, --- раскрыв её, я стал бы знаменитым и счастливым.

--- Но эта тайна не будет чужой, она будет только твоей. И чтобы её узнать необходимо пройти через очень мучительный обряд посвящения. Здесь нельзя просто выслушать и запомнить, здесь нужно преодолеть боль, пережить отчаянное страдание. И поверь, будет страшно больно, а отчаяние нахлынет такое, что пожелаешь смерти себе самому. А отступиться будет невозможно...

--- Я готов ко всему.

И Этьен рассказал во всех подробностях о тайне обретения Меча Победы, о том, почему Меч был заколдован и как спрятан, о его мистически неразрывной связи с Ключом Любви. Он достал Талисман и передал его, вынув из изгибов тела змеи Ключ, Раулю.

--- Возьми Талисман в правую руку, --- сказал Этьен, --- и держи его, не выпускай. Чтобы не случилось, какой бы невыносимой не казалась боль, какой бы ужасный исход не предвиделся, Талисман не бросать. Если хотя бы на мгновение пожалеешь о чём-то --- о своей изуродованной руке, о своём решении принять посвящение, или о чём там ещё не знаю --- погибнешь как Хранитель Тайны. Не разжимать кулака, пока не прикажу!

...Когда обряд посвящения закончился, Рауль, несильно изменившийся лицом, которое если и исказилось, то скорее от досады, а не от пережитых испытаний, разжал кисть руки и, даже не взглянув на раздавленную минуту назад ладонь, вернул Талисман Этьену.

"Он всё произошедшее воспринял как должное, --- подумал Этьен, --- и со святой и блаженной наивностью уверовал в естественность противоестественных обстоятельств и ничему не удивился. Он словно бы знал всегда, что всё произойдёт именно так, что именно это его и ожидает, просто настал срок, когда всё свершилось. Вот истинный герой --- плотское и духовное в нём едины, они не находятся в разладе: идеальное соответствие внутреннего "Я" с наружным".

--- Но куда мы едем? --- Спросил Рауль, --- почему мы на берегу моря?

--- Хранители многие столетия передавали секрет того, как вернуть Меч в мир. Но никто не знает, как заставить его снова исчезнуть, или как его совсем уничтожить. Но в пергаменте сказано, что существует место, где записаны слова, говорящие, как избавиться от Меча. То место находится над головой Мёртвого Короля, что вечно восседает в огромном Тронном Зале-склепе, расположенным в Гибельном Дворце, стоящим в центре города Живой Смерти. А город выстроен на острове Силодолис, что затерялся в далях безбрежного океана. И только посвящённые в тайну Змея, то есть мы с тобой, могут добраться туда и, не превратившись в жителей города Живой Смерти, остаться в живых и прочесть те слова. Туда наша дорога...

VI глава.

...Они с самого раннего утра шли пешком, ведя за собой коней, по угловатым, с острыми выступами камням скалистого, пустынного берега, разыскивая какой-нибудь подходящий способ переправиться через море, они надеялись достичь ближайшего портового города, чтобы там сесть на корабль и плыть в страну Жёлтого Песка. Но миновал целый день, а они так и брели всё по тем же холодным камням, не найдя ничего приемлемого, чтобы могло бы годиться для плавания по морю, а свалившийся разом вечер очень скоро, не растягивая долгих сумерек, перескочил в ночь, и Этьену пришлось зажечь факел, чтобы в полной темноте было видно куда двигаться дальше и, может быть, отыскать приемлемое место для ночлега. Сделав несколько шагов, они заметили висевший прямо на отвесной стене кусок старой материи, похожий на полог, Этьен осторожно отодвинул его, и перед ним открылся вход в не слишком широкий, но достаточно глубокий грот, в котором в дальнем углу горел небольшой костёр. Они зашли внутрь и с удовольствием почуяли уютный запах доброго дымка и аромат жарящегося на углях свежего мяса. У огня, спиной к ним сидел человек с совершенно лысой, как печёное яйцо, головой и морщинистой, с провисшими складками кожи шеей, одетый в отрепье, держался он прямо, высоко подняв голову.

--- Садитесь у очага, --- сказал он, не оборачиваясь, твёрдым зычным голосом, --- давно мои старые глаза не лицезрели господ рыцарей.

Этьен и за ним Рауль приблизились к огню и сели по обе его стороны лицом друг к другу, а хозяин грота --- очень худой и, видимо, совсем древний старик, с длинной, белой, но в отблесках пламени казавшейся красноватой бородой, --- очутился как бы между ними.

Этьен, назвав своё имя и имя своего оруженосца, спросил:

--- Как вы догадались, не глядя на нас, что мы имеем отношение к рыцарству?

--- Лёгкое позвякивание доспехов, поскрипывание кожи, постукивание ножен о сапоги нельзя спутать ни с чем. Сорок лет жизни я отдал ратному делу. Моё имя Клайн Улофс. Может вы что-то слышали обо мне?

--- Что?! --- Вскричал Рауль и, как подброшенный рукой великана, вскочил со своего места, --- великий и непобедимый Клайн Улофс Рыцарь Огненной Розы? Знаменитый воин и выдающийся наставник, все ученики которого становились исключительно героями.

--- Как ты легковерен, наивный Рауль, --- скептически сказал Этьен.

--- Не верите? --- Спросил старик, --- впрочем, дело ваше.

--- Клайн Улофс то ли погиб, то ли сгинул в каких-то странствиях, --- сказал Этьен, --- да и если бы он сейчас был бы жив, ему бы было, наверное, лет сто.

--- Ну, я не так стар, как вы думаете, --- усмехнулся старик, --- мне всего лишь 85.

--- Всё равно столько не живут, --- запальчиво сказал Этьен, --- какой смысл знаменитому и уважаемому воину и учителю прятаться столько лет в какой-то убогой пещерке? Улофс умер, наверно, лет 20 назад.

--- А вы видели его мёртвым? --- Спросил старик.

--- Как я мог его видеть, --- ответил Этьен, --- если мне тогда было всего два года отроду. Но то, что вы мертвы, знают все.

--- Знают все --- не знает никто.

--- Судьба Клайна Улофса таинственна и не ясна, --- вмешался Рауль, --- одни говорят, что он был тяжело ранен и умер где-то в заброшенной лесной хижине, и могила его неизвестна. Вторые утверждают, будто бы он, почувствовав, что слабеет и справляться с более молодыми ему уже не под силу, поменял облик, дал обет молчания и превратился в пилигрима, следы которого затерялись где-то на востоке. Третьи считают, что он заколдованный коварной ведьмой, превратился то ли в камень, то ли в вековой дуб, то ли вообще в ночной призрак в одном из старинных замках.

--- Если вы Клайн Улофс, легендарный наставник молодых, --- сказал Этьен, --- то одним из ваших подопечных должен был быть некий Харгрив барон Эсхит.

--- Эсхит?! Йорди Эсхит --- простонал Клайн Улофс, --- вы его знаете? --- Лицо Клайна исказилось так, словно он ощутил стремительный ужас смерти, до которой осталось одно последнее мгновение, --- ведь из-за него я убежал из мира и спрятался здесь, как отшельник, как изгой, как изгнанный и проклятый, как прокажённый.

--- И мы тут из-за Эсхита, --- сказал Этьен, --- Йорди, другое его имя?

--- Скорее домашнее прозвище, --- ответил Клайн, --- так его называл отец, и я, на правах, можно сказать, второго отца. Но что он ещё натворил, почему вы из-за него отправились на край земли, кто он теперь, Харгрив барон Эсхит.

--- Теперь он завоеватель чужих земель и поработитель свободных народов, --- задумчиво сказал Этьен, --- почти полсвета он вверг в войну, которая не ведётся честно и по правилам. Он малым войском, чуть ли ни в одиночку вознамерился покорить весь мир.

--- Как может рыцарь-недоучка, пусть и самый сильный и умелый среди сверстников превратиться в завоевателя мира? --- Сложив лесенкой тонкие морщины на лбу, спросил старик. --- Он что вырос до размеров великана или принял облик огнедышащего дракона или научился обращаться в невидимку и таким образом побеждать своих врагов?

--- Нет, --- глухо произнёс Этьен, --- он стал обладателем Великого Меча Победы.

VII глава.

Клайн Улофс пригласил их разделить с ним его поздний обед, и когда они насытились, Рауль обратился к хозяину грота:

--- Господин Улофс, можно я буду называть вас учителем?

В глазах старика вдруг вспыхнула такая, казалось, беспричинно бешеная ненависть, что Рауль в смятении и замешательстве захотел тут же превратиться в маленькую летучую мышь, висящей под потолком вниз головой, слившись с тёмным цветом стен или вообще исчезнуть и раствориться в воздухе, словно дым от костра.

--- Никогда, господин оруженосец, --- прорычал Клайн, --- не произноси при мне слово "учитель" и, тем более, никогда не проси о чём-то подобном. Я навсегда отрёкся даже от самой мысли наставничества. Сейчас я не рыцарь, не воин, не дворянин, не учитель. Я никто, и нет меня, вы сами сказали, что я умер. Вот и считайте меня мертвецом.

--- Но ведь огромное число ваших учеников оказались достойны вашей славы, --- не унимался Рауль, --- ни один рыцарь из ваши подопечных не опозорил ваше громкое имя. До сих пор стоит произнести: "ученик Рыцаря Огненной Розы", как сразу тот, кого так назвали, вызывает естественное уважение, и к нему отношение как к подлинному герою, причём никто не спрашивает о его подвигах, и так ясно, что ничего иного от него нельзя ждать. Неужели из-за одного единственного, как вы его назвали, недоучки, вся ваша жизнь и ваша деятельность оказались напрасны?

--- Не просто напрасны, --- пробормотал старик, --- вся моя жизнь в мгновение перевернулась вверх дном, она была и будто её не было, словно не я её прожил, а совершенно чужой мне человек, и всё что считалось моим превратилось в ничьё. А я сам стал ничто.

--- Что такого ужасного сотворил Харгрив Эсхит, --- спросил Этьен, --- что это вынудило вас отречься от всего?

--- Вы заявили, что вы не рыцарь, --- сказал Рауль, --- но сам рыцарь не вправе отказываться от рыцарского достоинства, он может быть только лишён его, но это крайне сложно и почти никогда такого не происходило, ведь рыцари не совершают неблагородных поступков и не нарушают рыцарских законов, за которые они обязаны отвечать как преступники. Кто захочет терять своё особое положение?

--- Хорошо, я всё расскажу, --- сказал Клайн Улофс, --- только не задавайте больше ненужных вопросов, ибо всё станет, надеюсь, ясным и понятным, когда закончу...

Он немного помолчал, словно странник, перед которым лежит долгая дорогая, и начал свой рассказ:

--- Я и старый барон Эсхит --- дед Харгрива --- были одногодками и друзьями с ранней молодости. Мы с ним в один день юными, безбородыми ещё оруженосцами впервые в жизни участвовали в настоящей кровопролитной битве и после неё нас вместе, в едином обряде посвятили в рыцари. И потом пошла рыцарская жизнь: походы, битвы, турниры, всюду я отметился как лучший из лучших, моё имя гремело, ну вы, наверное, сами знаете... Так и пролетело без малого 30 лет, а когда мне исполнилось 50, я, по повелению своего короля, стал обучать молодёжь воинскому искусству. Ко мне приводили мальчиков лет 13-14, и я раскрывал им тайны владения боевым оружием и заставлял постигать священные законы рыцарства. И самым первым моим подопечным оказался сын моего друга барона Эсхита семнадцатилетний Джоил, будущий отец Харгрива. Очень способный был молодой человек, правда, всего год я занимался с ним и он многому уже научился у своего отца, но отношения у нас с Джоилом установились почти как у отца с сыном, он стал мне очень дорог. Тем более, что своих детей я так и не завёл...

А Джоил, покинув меня, прежде чем стать рыцарем, успел стать отцом, рано женившись на молоденькой дочери герцога Цукига. Он вообще всё успел: побыл оруженосцем, здорово отличился в крупнейшей битве, прошёл посвящение в рыцари раньше отведённого срока для молодых за героические подвиги в бою, начал в 29 лет командовать целой армией. Он считался не просто первым среди равных --- равных ему вообще не было. А когда подрос его маленький сын --- хотя трудно сказать маленький об одиннадцатилетнем мальчике, который выглядел на голову выше всех своих сверстников и по росту, и по силе и больше походил на пятнадцатилетнего подростка --- он привёз его ко мне в обучение. Йорди --- так звал его отец, также и я обращался к нему --- оказался самым понятливым из моих учеников. Мальчишка всё схватывал с полунамёка, стоило лишь один единственный раз показать какой-нибудь приём, как он мгновенно улавливал его суть, видел и понимал главное, ему оставалось только упорно и с прилежанием (а последнего у него было не отнять) повторять заданное, чтобы достичь идеального и совершенного исполнения упражнения. И, таким образом, ровно через три года беспрерывных занятий, а Йорди оказался ненасытным и жадным до всего, что позволяло ему овладевать рыцарским умением, стал первым, самым лучшим, самым мощным и ни кем не превзойдённым. В сноровке и ловкости распоряжаться с мечом он уже в 14 лет не имел себе соперников не только среди своих ровесников, но тех, кто был старше его 2-3 и даже 4 года, ну может быть лишь некоторые, наиболее старшие могли держаться против него минут 10-15, но всё равно юный Эсхит неизменно выходил победителем. А в стычке на копьях, благодаря его фантастическому напору, вообще представлялось бесполезным становиться против него, и со временем буквально все начали отказываться биться с ним, ведь зачем биться, если исход заранее очевиден. В стрельбе из лука и арбалета, правда, попадалась пара умельцев, что стреляя удивительно метко, могли поразить все мишени до одной, и только они пытались оставаться на равным с Харгривом хотя бы в этом, но и тут он умудрялся обходить всех: работая чётко и не делая ошибок, он хладнокровно, без дрожи в пальцах мог выпустить 300 стрел подряд, попадая точно цель, тратя на всё гораздо меньше времени, нежели другие.

Семь лет обучения пролетели как один день, если бы не неожиданные смерти от чумного поветрия Джоила Эсхита и матери Йорди, и последовавшая за ними примерно через год гибель старого барона Эсхита от рук разбойников, и мне, таким образом, не пришлось бы стать опекуном Харгрива, юного барона Эсхита, то можно было бы говорить, что мы пережили самые счастливые годы нашей жизни. Моему подопечному вот-вот должно было исполниться 18 лет, возраст, когда ученик обязан оставить своего наставника и выйти в свет как новоявленный соискатель рыцарского звания. Йорди, как и все, кому подошёл срок, готовился к своему первому турниру, где молодые и неискушённые в настоящих поединках воины, в присутствии короля и всего его двора могли бы продемонстрировать всё, чему успели научиться. Каждый, понятно, жаждет прославиться, желает, чтобы произошло это как можно раньше, и чтобы именно он вышел победителем во всех схватках --- но никто не знает своей участи, все уверены в себе, а надеются в основном на удачу, на везение, на благоприятно сложившееся обстоятельства. Лишь Йорди не думал о каких-то случайностях и капризах фортуны, он так был уверен в своих возможностях, настолько считал (и по праву) себя сильнее всех, что даже и не упоминал предстоящий турнир в разговорах, воспринимая его как обычный повод поупражняться в искусстве рыцарского боя. И то, что он истинный будущий победитель турнира, не сомневался никто, и ему не завидовали, его первенство все воспринимали как данность, и хоть он выигрывал все учебные поединки, на него не обижались, потому что он виделся всем не обычным человеком, а неким непреодолимым явлением, ведь невозможно бороться с ветром, дождём, морозом и зноем, так и Харгрив виделся всем остальным чем-то подобным. Да и характер у него был лёгкий, весёлый, он любил беззлобные шутки, любил в кругу сверстников находиться в центре внимания, и все казались счастливыми от того, что он с ними.

И вот когда оставались последние три месяца до турнира, в замок Улофс прибыл с письмом из неблизкой северной страны от моего старого боевого товарища эрла Дроба Сорза один юноша, звали его Тровард. В письме оказалась просьба, чтобы Троварда --- он приходился племянником Дробу --- я принял бы под своё покровительство и представил бы его на предстоящем турнире в качестве своего питомца. Вообще, его настоящим наставником был, конечно, сам эрл Сорз, премудростям воинского дела Троварда он обучил отлично, но юноше недоставало знаний рыцарских правил поведения, мне необходимо было дать ему хотя бы главные основы этих правил. Правда, он очень плохо изъяснялся на нашем языке, общаться так, как мы привыкли, он не умел, и поэтому приходилось довольно долго и терпеливо, иногда чуть ли на пальцах объяснять ему самые очевидные вещи. Но он оказался очень усидчивым и послушным подопечным, с благожелательным, даже с несколько, как это ни странно звучит по отношению к воину, кротким нравом. Его безоговорочное доверие к учителю, его чистое, немного наивное восприятие казались сродни куску белой мягкой глины, из которой я мог вылепить своё самое совершенное творение. Он так серьёзно относился к самому понятию рыцарства, что считал его непоколебимо священным предметом, заслуживающего безусловного поклонения и беззаветного служения, из диковатого, застенчивого юноши вырастал истинный рыцарь духа. И не только: как воин, обладающий всеми приёмами ратного действа, он оставался далеко не последним, точнее, он вышел в определённых видах боя на ведущее место, превзойдя даже Эсхита. Тровард не отличался уж какой-то могучей сверхсилой, совершенно не дающей никаких шансов сопернику, как Йорди, пригибавшего в свои небольшие ещё года трёхлетнего быка, взявши того за рога, к земле, но юный северянин оказался необычайно ловок и увёртлив. Он так стремительно орудовал мечом, так быстро водил им во все стороны, что чудилось, будто в его руке зажат не клинок, а струя ледяной родниковой воды, укрощённой его волей. Его удары не отличались какой-то особой сокрушительностью, но за одно неуловимое взглядом мгновение он ухитрялся кольнуть противника 3-4 раза, что вполне достаточно для победы: в настоящем бою раненый враг быстро обессиливает, истекая кровью от многочисленных ран. Харгрив Эсхит, таким образом, отошёл на второе место в мастерстве обращения с мечом, да и с боевым топором тоже...

И ещё Тровард восхищал всех необъяснимо острым зрением: стоило в небе появиться едва заметной точке, как он тут же называл, что за птица летит и, взяв в руки лук и почти не целясь, пускал вверх смертельную стрелу и никогда не промахивался, и порода убитой птицы всегда совпадала с тем, что он говорил. И так, кроме него, не умел никто, и всеми прочими это воспринималось уже не как банальное, пусть и самое высокое воинское искусство, а как мистически-гениальный дар, все считали Троварда как отмеченного высшими силами, словно в него воплотился некий легендарный герой древности, и ему дано не просто свершить великие подвиги, но изменить мир. Так что состязания на меткость обернулись теперь бессмысленным занятием, ведь можно хоть тысячу раз попасть в мишень, спокойно стоящую на земле, но попробуй только один единственный раз пронзить стрелой то, чего, в общем-то, не видно, да ещё оно куда-то летит, не оставаясь на месте.

Словом, скоро скромный и неразговорчивый, из-за трудностей с чужим для него языком северянин среди моих учеников --- и наивных младших, и высокомерных старших --- превратился в кумира или живого идола, явившегося к ним с тем, чтобы они осознали, насколько они несовершенны и убоги в своих стремлениях быть первыми и лучшими, ибо таких как они, толпа, а избранных, как Тровард --- единицы. При сём он ничего не делал сверх того, что положено было делать ученику старого учителя, он всего лишь был тем, кто он есть.

Один лишь Йорди, казалось, относился к Троварду как к обычному товарищу, тем паче, что в очень сложном и тяжёлом ремесле конной стычки на копьях ему по-прежнему не находилось равного, ведь Харгрив Эсхит по мощи и непробиваемости походил на свежепостроенную, сложенную из цельных обтёсанных кусков гранита, толщиной в десять локтей крепостную стену, а идти на такую, значит быть самоубийцей. Он придумал новую забаву для себя --- ему стало скучно биться со слабыми по его понятиям соперниками, и поэтому брал сразу два копья --- в каждую руку по одному --- и вызывал на бой пару противников, они скакали ему навстречу по обе стороны от него с копьями наперевес, защищённые щитами и, когда сходились, одновременно били его в закрытые только доспехами места на теле --- ведь не мог же он держать ещё и щит --- а Йорди, в тоже время, в ответ ударял по ним. И никогда молодой барон не выпадал со своего места, всегда оставался на коне, а его товарищи по забаве, выбитые тупыми наконечниками копий из сёдел, валились на песок, как деревянные чурочки в детской игре. Вы бы видели, каким он казался счастливым в тот миг, как беспечно и искренне смеялся.

И вот настал тот день, когда я со своими двенадцатью учениками отправился в дорогу: нас ждал большой и невероятно многолюдный, открытый для всех --- и опытных, и начинающих --- турнир, проводившийся королём Луигором V в окрестностях столицы своего королевства раз в три года на широкой, как поле боя, поляне. Количество участников на том турнире могло быть беспредельно. В самом разгаре стояло лето, ночи были короткими, а дни длились долго, солнце заходило лишь на несколько часов, поэтому поединки --- любые: одиночные или целыми отрядами рыцарей --- проводились в бесконечном множестве. А стремящихся проявить себя, жаждущих ощутить на себе, если не сияние славы, то хотя бы её отблеск всегда хватало. Мы --- мои подопечные и два моих помощника --- двинулись по широкому, хорошо наезженному тракту в объезд высоких скалистых гор, через которые невозможно было проехать на лошадях, --- их преодолевали только пешком по крутым и узким тропам. Тровард, узнав, что через горный перевал существует проход, пусть и более трудный и опасный, сразу вознамерился пройти по нему, юноша, в отличие ото всех остальных, вырос в горах, горы для него были естественной и родной стихией, где он чувствовал себя, как он жестами и словами объяснил, неожиданно разговорившись, точно орёл, свободно парящий в небе. Я, конечно, запретил, и, наверное, всё тут же и забылось бы, словно пустая болтовня, сказанная между прочим, но его неожиданно поддержал Эсхит, ему сразу же понравилась идея испытать себя в новом, неизвестном ему деле --- он никогда не ходил по горам. Причём северянин предложил ехать верхом --- его конь, приспособленный к крутым и каменистым тропам, не боялся идти по краю пропасти, как утверждал Тровард, он говорил, сколько бы ни казался тяжелым путь через горы, там, где пройдёт человек на двух ногах, там пройдёт и конь на четырёх. Услышав это, Эсхит, ещё сильнее распалился желанием ехать именно через перевал, он заявил, что если конь, бессловесная и неразумная тварь может там пройти, то он как человек просто обязан идти там. И почти все из присутствующих согласились с ним, всем захотелось ринуться напрямик через горы вслед за Эсхитом, и лишь один из учеников (может он оказался единственным, кого я по-настоящему научил чему-то?) по имени Ллойд Ютингер возразил, что все обязаны действовать по установленному порядку, и ученики должны следовать за своим учителем. Но простодушный Тровард, который, в сущности, был не моим учеником, сказал, как-то совсем не взрослому улыбнувшись, что, мол, наставнику мешает быть там, где его подопечные, тем более, так он может на собственном примере показать свою силу и храбрость. А юный барон, всегда внимавший мне как родному отцу, промолчал, но он с такой яростной надеждой смотрел мне в глаза, что откажи я ему в ту минуту, то, наверное, тут же отрёкся от меня, словно я его предал и обманул и, бросив всё это наше так называемое рыцарство, ушёл бы пешком домой. Я, хоть это и выходило неправильно, не совсем по закону, но поступить наоборот тоже казалось невозможным, согласился. Словом, мы --- я, Эсхит и злосчастный Тровард --- направились в горы, остальные десять учеников с моими помощниками поехали привычной дорогой в обход.

Горы и чистое, как голубые глаза пятнадцатилетней девочки, небо остались единственными нашими свидетелями... Я ехал первым, Тровард --- за мной, последним --- Эсхит. Наши кони осторожно ступали, поднимаясь по узкой тропинке, идя всё медленнее и иногда совсем застывая на месте, наконец, подъём стал настолько крутым, что ехать верхом стало невозможно, и мы спешились, поведя оробевших коней по уздцы. И довольно скоро --- я не ожидал, что так скоро, я думал, что путь вверх окажется гораздо длиннее --- мы достигли наивысшей точки перевала, за которой открывался более пологий, нежели подъём, склон, уходящий от нас вниз. И едва мы её преодолели и начали, придерживая коней, спускаться, потихоньку шагая по неровным камням, как тропика стала заметно шире, а прямо возле поворота вывела на небольшую ровную площадку, оканчивающуюся обрывом в пропасть. Тровард тут же бросил повод и, словно увидев что-то родное и близкое, кинулся бежать к обрыву, остановившись лишь у самого его края. Северянин, показалось, будто опьянел или слегка спятил: он стоял носками своих сапог в полудюйме от пропасти и, ничего не боясь, скорее наоборот, сильнее распаляясь, что-то до предела громко орал и весело пел во весь голос на своём языке. Он, похоже, испытывал своего рода блаженство от ощущения смертельной опасности и того, что он упивается ей и жаждет, чтобы это чувство поглотило всё его существо. Он на мгновение оглянулся на нас с Эсхитом, и в его сияющих глазах отобразилось совершенная радость абсолютно свободного человека, одарённого высшей волей, полного властителя своей собственной судьбы и судеб всех и каждого. Эсхит, видимо, понял его взгляд как призыв подойти и стать рядом, и, то ли действительно запутавшись, то ли специально долго освобождая кисть руки от повода, не сразу, но он всё-таки приблизился к Троварду и замер подле него. Было заметно, когда Эсхит рискнул опустить глаза вниз, как задрожали его колени, как он старался держаться уверенно, но вся его могучая фигура --- он выглядел настоящим великаном по сравнению с северянином --- как-то непроизвольно кукожилась, он походил всем своим видом на озябшего на морозе человека. Тровард, заметив его невольное смятение и животный, неосознанный страх, добродушно, словно старший брат над неловким младшим братом, расхохотался и сказал на нашем языке: "Друг, расслабься, почувствуй, как всё прекрасно, это же счастье, вот так стоять перед бездной и смеяться! Я всех люблю! Я хочу лететь, я уже лечу...". "Ну и лети..." --- Прервал его Эсхит и, почти непроизвольным, как мне показалось, движением руки толкнул его в спину. Через мгновение Харгрив барон Эсхит стоял у края пропасти в полном одиночестве...

Я оцепенел: я понял и одновременно не понял, что произошло, ужас и отчаяние раскалённым камнем ударили мне в грудь, всё в глазах почернело, дышать я не мог, нормально мыслить не мог, своей воли лишился, я будто бы превратился в сгусток кровавой слизи, что поблёскивает, медленно сползая вниз, на зазубрившимся лезвии секиры, после того, как ей, расколов тяжёлый шлем, раскроили вражий череп. Не знаю, как я очутился в седле, как снова --- теперь в обратном направлении --- перемахнул через перевал, как проскакал, не переломав ноги коню и не свернув себе шею, весь крутой склон. Опомнился я только тогда, когда снова оказался на ровной дороге на том самом месте, где она расходилась в разные стороны: первая --- главная в объезд, и вторая --- в горы. Куда мне сейчас деваться, как ехать на турнир без двух своих воспитанников? Я даже и не думал об этом. Мчаться, как убегающий от ястреба заяц, в свой родовой замок и спрятаться в нём ото всех, избегая всяких отношений с миром? Но кто мне позволит, я слишком известный и необходимый всем персонаж, и обязательно кто-нибудь настырный и пробивной прорвётся сквозь запертые двери, сломает все задвижки и засовы и нахрапом возьмёт мою крепость и начнёт задавать вопросы, а не смогу ни на один ответить, мне проще будет броситься с самой высокой башни замка, чем что-то сказать о случившимся. А потом вернутся с турнира старшие и из родных вотчин, отпущенные на короткое время, младшие ученики, как от них всех потом избавиться --- как избавиться от слов, что они скажут, от глаз, которыми они станут глядеть на меня, своего любимого учителя? Мне теперь вообще нигде и никогда не избежать ни слов, ни взглядов, всеобщий позор и насмешливое презрение всего света вот моя дальнейшая участь: наставник, не сумевший научить своего подопечного простым рыцарским законам, не наставник, а шарлатан. Преступление, свойственное лишь грязным разбойникам и подлым, бесчестным нищим бродягам совершил благородный человек, и вся тяжесть содеянного падает на меня как на его учителя, а поднявшаяся постыдная для рыцарского сословия молва обесценит и принизит само понятие рыцарства и, значит, я гораздо больше виноват, чем сам преступник. Впрочем, всё это, конечно, очень существенно, но главное состояло в том, что единственным моим настоящим судьёй был я сам, и никто жёстче и безжалостней не пытал так меня, как я пытал себя. Я, старый воспитатель молодёжи, испытанный годами наставник, уважаемый и почитаемый всем миром Мастер Клайн, кто бы и чего бы ни говорил после, на самом деле никто. Я знал теперь, что меня как бы нет, самого себя я воспринимал как несуществующего. И зачем мне тогда было оставаться там, где бы меня считали имеющего место быть?

Я скакал, не имея ни цели, ни смысла, ни мыслей о том, что будет завтра, не помню, куда я ехал, сколько дней и ночей я шатался по свету, когда пал мой конь, я пошёл пешком, пока не дошёл до берега моря, идти дальше стало некуда, я отыскал в скалах у берега этот грот и с тех пор обитаю здесь, кормлюсь тем, что поймаю --- рыбой, крабами, устрицами, иногда мелкими зверьками, что выходят к воде. Словом, живу, как могу, пока есть жизненные силы. Откуда вот только они, и почему мне отпущен такой неестественно долгий век, видимо, что-то должно произойти такого важного, что я обязательно должен увидеть и узнать?

2 ЧАСТЬ

VIII глава.

...К полудню следующего дня они добрались до порта. Клайн Улофс показал им, как быстрее доехать до ближайшего, правда, он сам никогда там не бывал, сторонясь людей, но ему приходилось наблюдать с вершины горы в ясную погоду, как крошечные на таком отдалении кораблики заходят в гавань, а по двум дорогам к берегу с разных направлений на лошадях и пешком едут и идут толпами и в одиночку люди, а обратно --- везут грузы на больших телегах и маленьких повозках. Путники как раз успели к отходившему скоро кораблю, Этьен легко сговорился о цене за себя, за Рауля и за лошадей: в тот край, куда они собирались плыть, пассажиры попадались очень редко, последним, где-то с полгода назад, тоже был рыцарь --- немного странный, необыкновенно высокий, с долгим, как у борзой собаки лицом --- и тоже вместе с лошадью, как поведал им капитан. Суда туда ходили почти пустыми, и только обратно целиком загруженными: везли какой-то очень редкий и особо ценный жёлтый мрамор, который нигде нельзя было добыть, только как в той стране.

Трёхнедельное плавание по морю прошло без приключений и несчастий: ветер всё время дул попутный, в меру сильный, он гнал судно ровно и достаточно быстро, и поэтому они смогли, как заявил им капитан, раньше обычного срока причалить к берегу. Сойдя с корабля, Этьен и Рауль попали в странный город: он весь состоял сплошь из одноэтажных домов, сложенных из кусков расколотых в разнобой жёлтых камней, склеенных между собой какой-то чёрной смолой, отвердевшей на убийственно сильной жаре. Рыцарь и его оруженосец пока пересекали город, проезжая по его пыльным улицам, встретили едва ли трёх-четырёх редких прохожих, которые быстрым шагом, почти бегом успевали прошмыгнуть перед всадниками, выйдя из одного дома, чтобы тут же войти в другой. Все местные жители были одеты в длинные, достающие до пят светло-жёлтые одежды, напоминавшие балахоны пустынных отшельников, казалось, туземцы одевались под цвет высоко висевшего над землёй палящего солнца.

--- Здесь невозможно долго находиться, --- сказал Рауль, с трудом разлепляя пересохшие губы, --- а они как-то живут. Привыкли?

--- А нам идти дальше, --- отозвался Этьен, --- туда, где люди не живут, и вообще никакие живые существа не живут. Наш путь в пустыню...

Миновав половину города, они выехали безлюдную на площадь, посреди которой стоял немного возвышавшийся над другими, но всё-таки же одноэтажный дом, как и все остальные тут, только гораздо более широкий, если смотреть на него спереди и более длинный, если глядеть сбоку, и главный вход в него был выделен выкрашенной в голубой цвет дверью, возле неё, как глиняные истуканы, замерли два вооружённых короткими копьями в руках и ножами за поясом стражника. Но когда Этьен и Рауль подъехали к ним близко, то с недоумением поняли, что стражники не настоящие, они всего лишь хорошо сделанные статуи, очень похожие издалека на живых людей.

--- Очевидно, здесь обитает правитель Страны Жёлтого Мрамора, --- сказал Этьен, --- а они, --- он указал на искусственных воинов у входа --- его надёжная охрана.

--- Похоже, у них совсем нет врагов, --- ответил Рауль, --- удивительный город: вокруг него нет крепостной стены, нет ворот, через которые могли бы за плату въезжать иноземцы, главный дом --- ведь не назовёшь же его дворцом --- стерегут всего лишь двое караульных и те фальшивые, служат скорее для украшения.

Они повернули коней, чтобы двинуть дольше, больше тут не задерживаясь, как услышали радостный вопль со стороны двери, вынудивший их оглянуться: в дверном проёме, пригнувшись, чтобы не удариться головой, стоял несуразно высокий человек. Этьен сразу узнал в нём Ллойда Ютингера Рыцаря Тени, правда без доспехов и без оружия, если не считать длинного ножа в костяных ножнах, привязанных с левого бока и гладкой ровной палки, служившей, скорее всего как посох, очень странно облачённого --- на нём была какая-та белая просторная, достающая до колен рубаха и белые же обычные штаны, а обут он был в простые кожаные сандалии. Видом он казался не рыцарем, а пилигримом, ходящего по миру в поисках неизвестно чего.

--- Я приветствую вас, господа, --- поздоровался Рыцарь Тени, --- невероятно, но я вижу перед собой двух всадников, закованных, что немыслимо для здешних мест, пусть в самые лёгкие, походные латы и вооружённых как рыцари. Господин Планси и, по виду, его оруженосец --- не знаю вашего имени, юноша, --- что вас могло привести сюда, ведь странствующих рыцарей тут отродясь не было раньше и никогда быть не может в будущем?

Рауль назвал своё имя, а Этьен ответил на вопрос:

--- Ллойд Ютингер, я очень рад тебя видеть. Возможно, именно ты сейчас нам и нужен, ответь мне на вопрос: тебе, конечно, знаком Харгрив Эсхит, вы, кажется, оба в одни года являлись учениками Клайна Улофса? И не забыл ли ты того северянина, что появился у вас за несколько месяцев до турнира?

--- Да, дни, проведённые в замке Улофс, остались самыми радостными днями моей бестолковой жизни, и никогда больше, я знаю точно, не случится в моей жизни ничего подобного, --- меланхолично сказал Рыцарь Тени. --- Но зачем вспоминать былое, каким бы оно не представлялось прекрасным, тем более, что мастер Клайн давно мёртв, тот северянин --- его имя как-то выпало из моей памяти --- запомнился своей необычной стрельбой из лука, но мало ли подобных я встречал после него, а Эсхит исчез неизвестно где, хотя по слухам он живёт в полном одиночестве в своём родовом замке, из-за чего-то обидевшись на весь мир?

--- Эсхит давно не в одиночестве, --- усмехнулся Этьен, --- скорее, наоборот. Но скажи, Ллойд помнишь ли ты, что произошло потом, когда вы разъехались по разным дорогам: Клайн и два его ученика пошли через горный перевал, а вы, все остальные с помощниками Мастера в объезд.

--- Конечно, помню, --- криво осклабился Ллойд, --- как можно забыть свой первый в жизни турнир, в котором ты не участвовал. Мы прибыли к месту турнира за три дня до его начала, а учитель и те двое ещё не подъехали. Прошёл день, второй, третий --- а их всё нет. И вот уже настал день --- самый главный день жизни молодых соискателей рыцарского достоинства, когда наставник представляет своих учеников. Но наставника нет, представлять нас оказалось некому! Мы очутились как бы не на своём месте и вообще не понимали, зачем мы тут и кто мы, если нет того, кто отвечает за нас. Нет его --- нет и нас. Десять молодых, полных надежд, чувствующих свою силу, рвущихся в бой вдруг оказались, в сущности, никем, нас легко могли бы принять за самозванцев, если бы с нами не прибыли бы два помощника Мастера Клайна. Нельзя понять этого, не пережив самому: ты знаешь, что представляешь собой, знаешь на что способен, чувствуешь свою силу и своё умение и готов всем это продемонстрировать. Но оно никому не нужно, потому что не были произнесены слова, допускающие тебя к настоящей боевой схватке, а, значит, определяющие тебя как цельную, готовую к самостоятельному бытию личность, слова, выводящие тебя из среды обезличивающего ничтожения в общество, где возможно подлинное проявление своего Я. И те слова могли принадлежать лишь одному человеку --- твоему дорогому учителю. Но он так и не объявился... Наверно, помер в дороге, ведь он уже тогда выглядел очень, очень старым, на самой крайней границе нормального человеческого жизненного срока...

--- Но ведь ты всё равно стал рыцарем, --- сказал Этьен.

--- Стал, потому что всегда имеется другой, правда, более долгий путь, --- ответил Рыцарь Тени, --- если бы после турнира меня выбрал бы своим оруженосцем какой-нибудь рыцарь, то год-полтора, если конечно я проявил бы себя достойно, и прошёл бы обряд посвящения. А так мне пришлось пять невыносимых лет ждать своего часа --- кто же возьмёт незнакомого, никем не представленного, молодого, неизвестно, как и кем обученного претендента. Хорошо, встретился мне один из вассалов короля Бальбо II, я, клятвенно пообещав, что останусь потом на службе у короля, побыл у того паладина оруженосцем примерно год, а потом стал рыцарем, взяв обет стать стражем королевской дороги, причём мне досталось место в тоннеле --- самое унылое и тоскливое место на земле. Хорошо, некий странствующий рыцарь победил и, таким образом, освободил меня от данного обещания, взяв, правда, с меня другой обет. Я благодарен тебе за это, Этьен Планси, как родному брату.

--- Но сейчас, Рыцарь Тени, ты совсем не похож на рыцаря, --- сказал Этьен, --- для чего ты здесь, где, как сам говоришь, настоящему рыцарю нечего делать?

--- Привычный облик нашего мироустройства, --- ответил Ллойд --- показался мне подобием стёртой подошвы старого башмака, выпуклый рисунок которой давно превратился плоскую, тёмно-серую поверхность с дыркой посередине. И я поставил цель: объехать весь мир, вознамерившись познакомиться с наиболее явственными и приметными представителями всех разновидностей человеческого рода, я захотел увидеть то, чего я не только никогда не видел, но и то о существовании чего ни я, ни кто-то ещё не знал. Я жаждал встретить что-то необычное, поразительное, противоречащее нашему здравому, как принято считать, смыслу и нашему же якобы разумному пониманию. И что же, мне довелось встретиться с огромным количеством разных, очень разных людей: высоких, даже по сравнению со мной удивительно высоких, но не великанов, низеньких, как древние каменные истуканы, вросшие в землю в безлюдной степи, чудовищно толстых, будто их надули, точно болотных лягушек, неестественно тощих, у которых морщинистая кожа проваливалась между выпиравших наружу рёбер, страшно уродливых лицом и телом, смотреть на них без ужаса и отвращения было невозможно, но почему-то всегда казалось крайне трудным отвернуться и не смотреть на них, и ещё я видел таких нечеловечески красивых, будто их изваял гениальный художник, а волшебные чары их оживили. А какие только цвета кожи, оказывается, бывают у человека: и синий, чёрный, и жёлтый, и коричневый, и красный, не говоря уже о белом и золотистом. Колоссальные отличия в одежде, обуви, еде, в отношении к своему и чужому телу, обычаи, нравы, понятия, законы, мироощущения у разных народов до того разные, что думаешь, не представители ли они каких-то других видов или пород человека, или, может быть, они вовсе не люди, а некие иные существа, и они это не мы, а мы --- не они. Но нет: никаких "мы" и "они", всё истинно человеческое, даже слишком человеческое, что объединяет их и нас, что выказывает во всех нас один род живых существ, именуемых людьми, проявляется, когда возникает вопрос о смерти. У всех народов, народцев и племён есть красивые и чудесные предания, сказки, легенды, рассказы --- да как их не назови --- о жизни после смерти. Ведутся сладчайшие речи о том, что умерев, человек, в действительности остаётся живой, просто он сам во плоти, или его душа, или его духовная сущность, или его невидимое тело переправляются в иной мир, где кроме беспрерывного ощущения счастья и великой радости, его ничего не ждёт. Истории о бытие после смерти самые желанные, самые любимые у всех наций, эти истории воспринимаются как доброе известие, как долгожданное послание, как праздничное славословие, их могут слушать или читать без конца, они никогда приедаются. И все, внимая тем рассказам, мечтают попасть в те обетованные края, где нет забот, горя, насилия, несправедливости, смерти, где все равны перед всеми, никто не возвышается над другими и никто не унижен. Все свято верят и твёрдо знают, что так и будет, и все страдания здесь в этом жестоком и недобром мире, в этой тяжёлой и невыносимой короткой жизни пересилит бессрочное ощущение благостного удовольствия и бесконечной неги. Все говорят, что живут сейчас только ради жизни потом, что их теперешнее существование имеет значение лишь в отношении вечного, якобы, существования после. Но удивительно странное обстоятельство: в каких бы непереносимых условиях не обитал человек, сколько бы он не испытывал боли и унижений, какой бы ненавистной не казалось ему его участь, и как бы не проклинал он неблагосклонности к нему судьбы, он совершенно не стремиться умереть, чтобы попасть в лучший мир. Наоборот, он держится за жизнь, как новорождённый сосунок за вымя, его не оторвать, хоть бей ему палкой по голове. Никто не желает умирать ни раньше времени, ни позже, ни вообще никогда, все уповают, что появиться когда-нибудь вероятность если не вечно жить, то, если можно, долго, очень-очень долго. Нет того, кто бы не боялся смерти, кто бы не старался по возможности отдалить свой последний миг на более протяжённую длительность во времени. Страх смерти пересиливает все представления об иной жизни --- жизни после смерти, животная природа, заключённая в любом человеке, кем бы он ни был --- нищим, королём, мудрецом, героем, торгашом, вором или гением --- он помимо своей воли, помимо своего "могучего" разума страшится смерти. И это как крепкая, неразрывная связь, что объединяет буквально всех людей на свете, связывает всех со всеми и каждого с каждым, и тут исключены исключения. Я тоже такой же, как все, тоже холодеет моя душа при мысли о смерти, при этом меня не покидает чувство, что я не боюсь её, то есть, я хочу сказать, что мой организм помимо меня обмирает при ощущении смертельной опасности, но я сам не боюсь и, поэтому, когда я вижу впереди себя то, что даёт мне шанс вот прямо сейчас умереть, я радостью иду туда. Нет, я не ищу сознательной гибели и не собираюсь кончать с собой, напротив, я буду при любых обстоятельствах бороться за жизнь, буду делать всё, чтобы переиграть смерть, я и иду на смерть, чтобы победить её. Мне не раз уже приходилось болтаться, как комар в паутине, на последней ниточке от гибели, но мне удавалось всегда выкарабкиваться, по крайней мере, пока...

--- Ллойд, а ты, кажется, искал какого-то невероятного змея, --- спросил Этьен, едва Рыцарь Тени умолк, --- чтобы биться с ним насмерть?

--- Да, я нашёл его, --- рассеянно ответил Ллойд, --- и битва случилась, но это так... потом, как-нибудь расскажу. Лучше скажите, что вы ищите в здешних, неприветливых краях?

--- О том, что мы ищем в двух словах сказать невозможно, --- сказал Этьен, --- это слишком долгая история. Если вкратце, то наше пребывание тут связанно с Эсхитом, точнее, с его намерением поработить весь мир и подчинить его своей воли.

--- Эсхит завоеватель мира, --- рассмеялся Ллойд, --- этот туповатый, как кусок кирпича, недалёкий, как телёнок и простой, словно медяк, увалень, который кроме огромной и бессмысленно дурной силы, ничем не блистал? Видели бы вы, какими преданно-детскими глазами он всегда глядел на Мастера Клайна.

--- Именно этот увалень, как ты его обозвал, хотя, когда я с ним говорил, он не показался мне таким уж глупим или недалёким --- возразил Этьен, --- поставил всё с ног на голову: теперь ему, барону, сдаются королевства, он с лёгкостью может победить целую армию. А главное его удовольствие --- зрелище смерти. А её источник он сам. И ничто его не в силах остановить, его нельзя победить, он неуязвим и, если хочешь, почти бессмертен.

--- Ты сказал почти? --- Переспросил Ллойд. --- Ну да, бессмертие вероятно, но всегда оно, как правило, оговаривается подобным "почти". Что ж, Этьен Планси, благодаря тебе теперь я знаю, что мне надо... Мне надо выйти на поединок с бароном Эсхитом и в честном бою победить его.

--- Он давно забыл, что такое честный поединок, --- сказал Этьен.

--- Не важно, --- сказал Рыцарь Тени, --- если я с тяжёлым боевым копьём пойду на него, он что убежит или, обнажив меч, начну тыкать и стучать в его щит, он спрячется за щит, боясь показаться мне на глаза или, когда стану махать у него над головой цепной палицей, присядет на корточки и прикроет голову руками, как ребёнок?

--- Нет, Ллойд, дело совсем в другом, --- ответил Этьен, --- он не убежит и не станет прятаться. Просто он владеет оружием совершенно иного рода, оно и даёт ему возможность быть непобедимым.

--- Каким бы он ни обладал оружием, --- сказал Ллойд, --- я всё равно выйду против него. Пусть мне суждено погибнуть в схватке, зато я смогу, наконец, пережить то, о чём беспрерывно думаю и мечтаю: я смогу пережить секунду собственной смерти, мне не терпится ощутить и почувствовать то состояние, которое, наверное, и длится-то всего мгновение, когда человек живой превращается в мёртвого. Мне, кажется, душа человеческая в этом состоянии испытывает непередаваемо невыносимое блаженство, пройдя через которое живим оставаться невозможно. И, в конце концов, должен же я точно знать, есть ли чтО после. Что там --- бесконечная пустота и всё отрицающее ничто или же всеобъемлющее ВСЁ?

IX глава.

--- Мой вам совет, --- сказал Ллойд Ютингер, прощаясь с ними, --- разоблачитесь, снимите с себя всё железо, хоть сейчас на вас лишь лёгкие нагрудники, но непременно сбросьте их и оденьтесь как я, а если ваш путь пойдёт через пустыню, то лучше всего надеть на тело белые балахоны, а на ноги --- кожаные сандалии. Иначе не выдержите, иначе смерть, а зачем рыцарю смерть не в бою? И оставьте на время коней, или они погибнут: тагонты о них позаботятся, вы как раз двигаетесь по направлению их маленькой страны.

--- Прекрасный совет, Рыцарь Тени, --- согласился Этьен, --- мы так и поступим. Прощай, надеюсь, ещё увидимся.

--- Прощайте, друзья.

Этьен и Рауль пришпорили коней и поскакали по дороге, ведущей из города.

--- Удивительный рыцарь, --- задумчиво сказал Рауль, --- главное, ради чего он готов идти на поединок, на битву не победа, не успех, не слава, не своё бессмертное имя, а смерть. Биться, не уступая, до победы, чтобы быть убитым, чтобы познать, что такое смерть. Но чтобы познать смерть не обязательно быть рыцарем, это познание достижимо каждому, кто живёт, и когда-нибудь всё равно по какой причине умрёт. Нет, если посчастливилось стать рыцарем, то надо делать всё, чтобы нести и возвеличивать рыцарское достоинство как самое драгоценное явление в мире. Рыцарь --- он только рыцарь, и больше никто...

--- Ну, тогда, мой верный оруженосец, вперёд: там нас ждут великие подвиги и прочие не мелкие дела, --- улыбнулся Этьен.

Дальше путники ехали молча, на выезде из города начиналась одна единственная узкая дорога, которая, причудливо петляя между громоздких развалов жёлтых, словно сливочное масло, камней, среди них копошились, стуча убогим инструментом, небольшие группы смуглокожих работников, добывающих ценный мрамор, сосредоточенные на своём деле, они не обращали никакого внимания на праздно проезжающих мимо всадников. А когда каменоломни закончились, недалеко от границы с пустыней там, где прерывалась дорога, им попалось небольшое селение, домов на 50, выстроенных вокруг колодца. Этьен и Рауль набрали в нём как можно больше воды, напоили заметно уставших от жары коней и напились сами. И поехали дальше, пустив коней свободным шагом --- сразу за селением в десяти шагах начинался песок, такой же жёлтый, как всё здесь. Скоро быстрая ночь, как чёрный клобучок голову ручного сокола, накрыла землю, но бойко выкатившаяся на звёздное небо луна немного разбавила густую плотность темноты, а дневная жара незаметно улетучилась, и стало довольно прохладно, почти холодно. Ехать дальше верхом стало трудно: копыта лошадей вязли в песке, животные не шли, а мучились, каждый их шаг казался тяжкой работой. Всадники оставили сёдла и побрели пешком по тихо скрипевшему под сапогами песку, умные кони, уже налегке, не останавливаясь, шли следом.

Так они, шагая точно на юг, провели всю ночь, и когда солнце вдруг выпрыгнуло из-за горизонта, перед ними предстала гряда невысоких, тёмно-серых, прихотливо искривлённых по краям скал, вставшей перед ними стеной. Они направились вдоль стены, в надежде найти проход или же обойти её, в том месте, где она закончится. Шли они не долго: широкий провал открылся за первым же поворотом, а прямо возле него сидело непонятное существо в неудобной позе паука, существо копалось в пыльной земле, что-то там выискивая и всё найденное, сосредоточенно перебирая, раскладывало на три разные кучки. Молодые люди в первый мгновение не разобрали, кто сидел перед ними, животное или человек, но когда приблизились вплотную, поняли: всё-таки человек, у которого костлявые руки, голые ноги, согнутая, ни чем не прикрытая спина были так поразительно черны, будто всё его тщедушное тело являлось лоскутком безлунной южной ночи. Чёрный человек, видимо почувствовав тень, прикрывшую его от солнечных лучей, задрал голову и, увидев незнакомцев, поднялся во весь свой невысокий рост и выпрямился, широко разведя худые плечи, будто желая показать, что достойно встречает гостей. Он, приветливо улыбаясь, словно бы ждал, что они скажут, и его совсем не смущало, что он был почти голый, лишь крошечная грязная тряпочка, служившая повязкой, опоясывала его бёдра, а у его грубых, как потрескавшаяся без воды почва, ступней лежали обычные камушки, которые он, то ли играя, то ли изображая, что занят важным делом зачем-то раскладывал по величине.

--- Чёрные люди, --- пробормотал Рауль, --- никогда не верил сказкам про чёрных, как печная сажа, людей. Странно, как с ними общаться, они и языка нашего не знают, и неизвестно, по каким правилам и устоям живут. Может то, что для нас приемлемо и естественно, для них стыд, позор или преступление? Если мы не поймём друг друга, как мы узнаем дорогу?

--- Это тагонты, --- ответил Этьен, --- а среди них есть жрецы, посвящённые в древние знания. Они знают всё, что нам надо. Только они одни знают, нужно их найти.

Тагонт будто бы сообразил, о чём говорил белый человек на незнакомом языке, туземец произнёс что-то непонятное высоким гортанным голосом, продолжая улыбаться, проявляя простое искреннее радушие, сразу же позабыв о своих камушках, ловко перепрыгнул небольшой порожек и, оглянувшись и махнув рукой, призвал путников идти следом. Этьен и Рауль, осторожно переступив через каменный выступ в провале стены и, аккуратно проведя за собой коней, пошли за ним. Тагонт привёл путников в большое селение, где маленькие приземистые, подобно черепахам, спрятавшихся в панцири, домики, сложенные из необработанных камней, стояли так близко друг к другу, что между ними едва мог протиснуться один человек, да и то если он сильно худ и без одежды. Жители, узнав о гостях, побросали все свои дела и выбежали из домов, выстроившись в два ряда по обеим сторонам единственной широкой улицы, которая тянулась через всё селение, они радостно смеялись, почтительно, словно поданные своего правителя, кланялись и с блаженным благоговением, как на пророков, взирали на незнакомых молодых людей, когда те проходили мимо них. Основательно оторопевший Рауль чувствовал сильное смущение от такого всеобщего внимания к себе, ему казалось, что он не заслужил всех этих почестей. Они --- этот чудной народец --- видят его в первый раз, но почему они встречают его как героя, почему они так счастливы только от того, что он появился тут, ведь он им ничего доброго не сделал, он вообще им ничего не сделал, может он злодей и убийца, явившийся забрать у них самое дорогое --- свободу и жизнь? А отрешённый Этьен будто бы ничего не замечал, таким безучастный и отсутствующий был его вид, он думал о чём-то своём, и находился словно бы не здесь.

--- Они приняли нас за других? --- Спросил Рауль. --- Или они всех так встречают? У меня сейчас ощущение, что я --- не я, словно я занял чужое положение как самозванец и шарлатан.

--- А может мы для них некие высшие существа, --- усмехнулся Этьен, --- может наше появление тут они восприняли как откровение. Впрочем, знаешь, Рауль, у меня есть подозрение, что нас ждали, эти люди знали, что мы появимся здесь. Они ведь не удивились, увидев нас, они обрадовались нам, как долгожданным и дорогим гостям. Сейчас должно всё проясниться. --- Он указал на человека, медленно приближавшегося к ним сквозь расступающуюся толпу,

Это был старик, он почти ничем не отличался от своих соплеменников: та же жалкая набедренная повязка из всей одежды, но у него на запястьях --- от кисти и до локтя --- красовались, нависая друг над другом, многочисленные браслеты, собранные из белых, идеально круглых шариков. На шею старик надел тяжёлые бусы, сделанные из крупных, красноватых, как дальние горы на закате, камней, лысую, шишковатую голову он повязал яркой зелёной ленточкой. Человек уверенной походкой подошёл к остановившимся в ожидании Этьену и Раулю и, держа спину прямо, сгибаясь лишь одной поясницей, неглубоко поклонился им, после чего приложил ладонь правой руки к левой стороне груди, что-то отчётливо произнёс на своём языке и, отняв руку от груди, указал ею сначала на небо, а потом на странников.

--- Похоже, эти славные смуглые человечки принимают нас за посланцев небес? --- Спросил Рауль, --- не знаю, наверное, мы сейчас должны быть невероятно горды, обязаны возомнить себя невесть кем. А мне почему-то досадно и горько. Как объяснить им, что мы всего лишь мы, а не кто-то, кого они, возможно, хотят видеть? Как их убедить их, что мы --- обычные люди, такие же несовершенные, как и все остальные.

--- Рауль, помнишь, о них нам говорил Рыцарь Тени, --- ответил Этьен, --- значит, они уже знакомы с белым человеком. Может, они так восторженно приветствуют нас потому, что это именно мы, именно нас они и ждали? Идём, старик куда-то нас зовёт.

Старый тагонт повёл их по узкой дорожке, кончившуюся у довольно большого, по сравнению с другими, дома, возле него под широким навесом недалеко от колодца они оставили коней, а сами пошли за своим провожатым, который втиснувшись между двух близко стоящих домов, ринулся, не оглядываясь, вперёд --- в проходе им пришлось двигаться гуськом, беспрерывно касаясь плечами шершавых и неровных стен.

Шли они не долго, старик, почти бежавший до этого, вдруг в один момент остановился: проход закончился глухим тупиком. "Зачем он нас сюда привёл, --- подумал Этьен, шедший первым следом за тагонтом, --- ловушка или какой-то дикий ритуал?"

Старик повернул голову и, как показалось Этьену, с вызовом поглядел ему в глаза, но быстро отвернувшись, тагонт поднял худые руки и приложил морщинистые ладони к совершенно гладкой стенке тупика, потом он тихо, словно стараясь никому не мешать, начал что-то бормотать, будто разговаривая со стеной, и стена с каждой его фразой стала постепенно исчезать, словно бы растворяясь и улетучиваясь, как неясное видение или обманный мираж. Открылся проход, и старик вошёл, а за ним --- Этьен и Рауль.

Они очутились в большом помещении без окон и без других входов, кроме того, через который они попали сюда, там повсюду на особых серебряных подставках стояли ярко пылавшие светильники, горевшие спокойным, ровным пламенем, без дыма и копоти. А на стене, находившуюся по праву руку высели белые, как девичьи плечи, маски --- "что-то около тридцати штук, --- успел прикинуть в уме Рауль, --- а какие уродливые, отвратительные рожи. Те чёрненькие недоростки и то симпатичней по сравнению с этими образинами. Они что, представления в них устраивают и малых детей ими пугают?"

Жрец, тем временем, снял одну из белых масок и надел её на своё лицо, и маска мгновенно срослась, слилась, сжилась лицом, превратившись, по сути, в его новую кожу. И жрец, таким образом, совершенно переменил свой облик: старик перестал быть стариком, точнее он стал человеком без возраста, с суровым и устало-строгим выражением в глазах, со светлым цветом разгладившийся кожи.

--- Вот так, --- неожиданно внятно и понятно сказал жрец.

--- Вы понимаете наш язык? --- Удивился Этьен.

--- Пока маска на моём лице, я, внешне, такой же, как вы, --- ответил тагонт, --- белый человек. Правда, если честно, совсем не такой, ведь я знаю всё о сотворении мира, о том как мир появился и почему он устроен так, а не иначе, что в легендах и сказаниях о происхождении человека и общества великая истина, и что голая правда, а что глупая выдумка и вредное заблуждение, и для чего всё это было нужно и что надо ждать в итоге.

--- Мы здесь не для того, чтобы изучать историю появления человека, --- сказал Этьен, --- нам достаточно того, что присутствует в мире сейчас как данность, её-то мы и пытаемся преодолеть, и если мы не сделаем этого, то мир, если и не исчезнет, но станет невозвратно другим, таким, какой он не нужен никому.

--- Я вас прекрасно понимаю, --- кивнул жрец, --- я знаю, что вам необходимо: проводник (пустыня ведь не жалует чужаков) и добрый совет. Так слушайте меня!

X глава.

Жрец некоторое время молчал, замерев всем телом, чёрные зрачки его глаз остановились, мгновенно оцепенев, казалось, он ничего сейчас не видит и, вообще, ничего не чувствует, и если начать его резать ножом или тыкать в него остриём копья, он останется стоять как стоял, будто его тело вылеплено из глины или вырезано из дерева. Потом он вдруг вздрогнул как бы от внутреннего толчка и, словно придя в себя, опомнился и ожил, в его больших глазах снова появилась осмысленность. Посмотрев на Этьена, тагонт произнёс:

--- Вы любите одно --- покой и уединение со своей любимой, вам никто и ничто не нужно более. Запомните: покой, душевное равновесие и блаженство придут только после того, как смерть поставит свои отметены на вашем теле и на вашей душе, вы обожжётесь от холода её прикосновения, вы застоните от боли от крепости её рукопожатия, вам нечем будет дышать от обширности её объятий, но если вы не испугаетесь и, взглянув вперёд, не отступитесь на входе, не оступитесь по пути, сохранив верность своему идеалу, то возвратитесь в дом, где царствуют полное благоденствие и бесконечное счастье.

--- А вы ненавидите покой, --- продолжил жрец, обращаясь теперь к Раулю, --- вы возжелали славы. Ради того, чтобы ощутить волшебную сладость славы вы готовы перевернуть полмира, вам кажется, что прославившись, вы оправдаете своё существование, и жизнь обретёт осмысленность. Но маленькая капелька горечи пересиливает целое море сладкой радости, и вы уже успели чуть пригубить от этой капельки, пусть вы толком не распробовали её и не узнали по-настоящему её вкуса, но знание того, что может быть горько и безрадостно в вас осталось. Когда-нибудь эта горечь настолько сильно захлестнёт вас, что вы до нестерпимо мучительного осознания бессмысленности всего возжаждете, чтобы вас забыли все, вы вознамеритесь убежать в то место, где никто и никогда вас не найдёт, и вы знаете, что это за место. Одиночество и однообразие вы сделаете уставом своего бытия.

Скучавший Рауль едва слушал, что вещал жрец: "Чудак, --- думал юноша, --- зачем он это всё говорит? Время только убивает, переходил бы к делу..."

Тагонт замолчал, стоя в неопределённой позе, свободно опустив руки, похожие на сухие палки, вдоль тела, он выглядел опустошённым и потерянным, на его бледном, белом лице отсутствовало выражение, оно снова стало походить на мёртвую маску. Оно и превратилось опять в маску: жрец ухватился двумя руками за её края и, выдохнув со стоном, стащил одним рывком мёртвую деревяшку с лица, затрясшись дикой дрожью, словно его укусил аспид, он швырнул маску на пол, состроил на своём обычном чёрном лице страшную, нечеловеческую рожу и, сверкнув безумными глазами, выбежал из святилища.

--- Куда он? --- Спросил Рауль, --- не морочит ли он нам головы? --- Он поднял маску, --- обычная, лёгкая, тонкий кожаный ремешок сзади. Похожа, скорее, на игрушку. --- Он почти машинально приставил маску к лицу, --- ничего не меняется, ---- пробормотал он. --- Как этот кусок крашеного дерева мог срастись с физиономией живого человека? И вообще, к чему все те слова, что он нам сказал? Мы не за словами пришли, а за делом.

--- Рауль, будь терпелив, надо подождать, --- ответил Этьен, --- он сейчас, видимо, вернётся...

--- Он своими разговорами, --- продолжил Рауль, --- мутит душу и смущает сознание. Что он сказал обо мне? Полный бред! Скорее пустыня обратиться в цветущую долину или высохнет море, нежели я захочу, чтобы все забыли обо мне. Ведь я делаю всё ради мечты, и если она осуществится, то все будут знать кто я, и почему я должен буду куда-то бежать, ища одиночества, зачем мне известность в неизвестности?

--- Рауль, мир меняется, и мы меняемся, --- сказал Этьен, --- ты сейчас не тот Рауль, с которым когда-то я познакомился, ты теперь другой. Ты искренне хочешь быть таким, какой был, но ты не такой, и уже никогда не будешь таким, ты можешь быть только другим.

--- Нет, я такой, какой был и какой есть и буду, --- запальчиво возразил Рауль, --- и кому как не мне знать, какой я и кто я?

--- Каждый из нас всё знает о себе, --- тихо сказал Этьен, --- и ничего о другом. А если этот другой ты сам? И что ты будешь делать, если другой неожиданно откроется и ты поймёшь, что ты не ты, и участь твоя изменилась на противоположную, а судьба стала иной?

--- Цельной личности это не грозит, --- ответил Рауль, --- если человек что решил для себя твёрдо и окончательно, то так и оно случится. Он всё предпримет ради достижения цели. И пусть знает этот горе-прорицатель, что ничто не изменит моих убеждений.

Он замолчал, почувствовав, что за его спиной кто-то находится, юноша оглянулся: там стоял улыбающийся, как провинившийся мальчишка, старик. Он осторожно, стараясь не касаться рук Рауля забрал у него маску и снова надел её на лицо.

--- Очень давно, за сто поколений до нас, --- начал он говорить, --- тогда тагонты жили как дикие животные: не умели строить жилищ, не знали, как охотится на зверей, не понимали, что растения можно выращивать самим, а не искать, то, что выросло естественным образом, не владели искусством изготовления глиняной посуды, орудий земледелия и оружия для превращения живых в мёртвых с неба на огромном, извергающем ревущий огонь корабле спустились к нам некие существа. Они казались подобны людям --- те же две ноги, две руки туловище и голова --- но людьми они не были, ибо были, как великаны, одетые в блестящие серебряные одежды (а мы тогда вообще никакой одежды не знали), их испускающие свет лица потрясали своим неземным белым цветом, а хоть и говорили они на непонятном языке, их голоса завораживали волшебной мелодичностью. Они с таким нездешним добром отнеслись к нам, словно мы являлись их родными детьми --- да они и стали нашими отцами. Небесные посланцы научили нас всему, чем мы пользуемся до сих пор, они дали нам знания, которые очень обогатили нас, они сделали нас разумными, без них мы бы оставались диким племенем, благодаря им, мы превратились в сообщество людей. И маски тоже их дар, надев маску, мы как бы вытаскиваем из себя другого себя, мы становимся теми, кто сейчас, в данную минуту стоит перед нами. Здесь, такие как вы --- белые, высокие, красивые --- бывают редко (в этом году, что удивительно, вы не первые, обычно, не чаще чем раз в пять-семь лет тут появляются люди, похожие не на людей), но всегда белый человек у нас как самый желанный гость, поэтому вас так радостно и встречали. Наверное, в своё время мы здесь и создали тут на границе Великой Пустыни свою страну и общество, чтобы любой странник, путник или отшельник могли приготовиться к её переходу, а мы обязаны научить вас, как там не погибнуть и вернуться обратно живыми. Итак, вам предстоит очень тяжёлый и смертельно опасный переход через горячие пески под убийственно палящим солнцем. Пойдёте, конечно, пешком: кони не выдержат пустыни, они подождут вас здесь, о них хорошо позаботятся. Свои замечательные одежды --- и обычные, и железные --- снимите, и наденете то, мы вам дадим --- белые, длинные балахоны, только так светлокожий человек может перейти пустыню. Поведёт вас наш проводник, а когда возвратитесь с острова, он приведёт вас обратно --- проводник будет вас ждать, без вас ему назад дороги нет.

--- Проводник понимает наш язык? --- Спросил Этьен.

--- Нет, --- ответил жрец, --- понимать чужой язык подвластно лишь жрецам, и только когда они надевают маску в пределах святилища, вне святилища маска та же безделушка.

--- А зачем здесь столько масок, --- спросил теперь Рауль, --- ведь вы пользуетесь одной?

--- Нет, жрецы используют все маски, что есть, --- ответил жрец, --- народов в мире много и языков много, и каждому соответственно предназначена его маска. Ведь сюда может прийти кто угодно и откуда угодно, и пусть это происходит раз в сто-двести лет, а некоторые бывают и в тысячу лет раз, но ведь это происходит и бывает...

XI глава.

Жрец снял маску, превратившись снова в старика, повесил её на прежнее место и молча, изобразив лишь усталую улыбку сухими губами, пошёл из святилища, Этьен, а за ним и Рауль двинулись следом. Они миновали тот же узкий проход и вышли на тот же двор, где оставили коней, стоявших на привязи возле деревянных кормушек, до краёв засыпанных отборным овсом.

--- Откуда в пустыне столько дерева, чтобы делать эти большие кормушки для лошадей, --- удивился Рауль, --- и как они умудряются выращивать такой крупный овёс, если вода здесь ценится наравне с золотом?

Ему никто не ответил, а старик жестом позвал гостей зайти в дом --- там, пока их глаза привыкали к полумраку, он достал из короба, стоящего на земляном полу, два огромных свёртка. Тагонт осторожно положил свёртки на низенький стол и неторопливо развернул. В первом оказались две длинные белые рубахи наподобие балахонов из тонкой и лёгкой материи, а во втором --- две пары открытых кожаных сандалий. Старик, разложив всё на столе, неумелым движением показал молодым людям, чтобы они снимали свою одежду и надевали ту, что он им предлагал. Этьен, не сомневаясь ни секунды, повиновался и быстро сбросил всё, что на нём было, Рауль же замешкался и с недоверием разглядывал свои новые одежды, но, увидев, что Этьен уверенно снимает с себя один предмет облачения за другим, стал делать так же, как и он, правда, особо не торопясь. "Хороши воины, --- думал Рауль, --- без лат, без нормальной одежды, без коней. Может и меч заставят отдать? Мы кто, шуты и паяцы?"

С такими мыслями он, наконец (Этьен давно стоял и ждал его), напялил на себя балахон, просунув голову через тесное отверстие и сразу же удивился непонятно для чего висевшему прямо под подбородком мешочку, напоминавшего птичье гнездо.

--- Что это, зачем? --- Вскричал Рауль.

--- Капюшон, --- ответил Этьен, усмехнувшись, --- сними и переверни рубаху наоборот и капюшон будет сзади, на своём месте. Да, оружие тоже положи вместе со своей одеждой, оно бесполезно в пустыне. Там вообще бесполезно и бессмысленно всё, к чему мы приучены: в пустыне свои правила, и мы должны действовать так, как велят туземцы. Иначе, обратно не вернёмся.

Рауль хотел что-то ответить, но понял по тону Этьена, что возражения сейчас глупы.

Старый тагонт, пока они переодевались, привёл проводника --- того самого человека, что попался им первым у гряды, старик, привлекая внимание Этьена, дотронулся своим пальцем до глаз и ушей проводника и от них провёл невидимую линию в сторону пустыни. Этьен понимающе кивнул.

Они взяли в руки очень длинные, выше головы, крепкие палки, чтобы они служили посохами в пути и повесили через плечо холщёвые сумки с достаточным запасом провизии, в виде пресных сладковатых сухих лепёшок, которые только и могли быть единственной пищей в пустыне и вышли из мягкой прохлады дома наружу. А когда снова очутились на большой улице, то их как прежде ждала вся деревня, никто не ушёл, пока странники находились в святилище: маленькие, нелепые, чёрные человечки огромными глазами глядели на высоких, красивых белых людей и, блаженно улыбаясь, плакали, наивные тагонты казались трогательно счастливыми детьми, получившее что-то очень дорогое для себя, то, о чём грезили всю жизнь, чистая, искренняя любовь и простодушное умиление сияли на их просветлённых лицах.

"Какие непосредственные и естественные люди, --- подумал Этьен, --- среди нас, так называемых, высокоразвитых такая простота и открытость невозможны: почтут за глупость и недомыслие. Эти чёрненькие чище нас беленьких. Знали бы они, какой я "беленький", что я натворил и по какой причине тут... Узнали, наверное, отвернулись бы? Или нет, они просто не поняли бы, как я могу сделать что-то плохое, они как новорождённые, для которых нет понятия зла? А может то, что сделал я, не есть зло, может, я вообще ничего не сделал, вернее, чтобы я или кто-то ещё не делал, то всё случилось бы как случилось, и всё что произошло, произошло бы точно так, а произошло всё потому, что должно было так произойти? Зло, появившееся по моей вине, появилось бы и без меня, я оказался всего лишь безликим исполнителем, и на моём месте мог быть кто угодно, какая-то отдельно выбранная личность здесь не важна? Но почему тогда именно я обязан всё исправить и возвратить привычный порядок? И кто определяет выбор и назначает исполнителей, и почему одно считается злом, а что-то другое добром, ведь кому-то, то же самое зло идёт как добро и наоборот. Не бывает всеобщего зла и совершенного добра, всегда будут противоположности в отношениях к ним. Вероятно, добро и зло одно целое, как сросшиеся вместе близнецы с единым организмом, с перетекающей из первого во второе кровью, и их невозможно разъять. Всё зависит исключительно от выбора каждого отдельного человека, что он выбирает, то для него зло или добро. И я свой выбор сделал, для меня всё определенно, а значит, довольно, ненужных мыслей, сейчас надо идти, что бы потом вернуться. В конце концов, я же не мир спасаю --- мир всегда неизменен, спасать его глупо, чтобы не происходило, в итоге всегда остаётся прежнее, уже бывшее --- я самого себя спасаю".

XII глава.

Когда селение осталось далеко за их спинами, Рауль произнёс:

--- Славный народец, только не понятно, почему такое отношение к нам, ведь мы их ни от чего не спасли, не защитили ни от какой опасности, ничего им не дали и не подарили? Мы просто были. Где тут повод превращать нас героев? Герой обязан что-то сделать, а если ничего не сделал, то какой тогда он герой?

--- Рауль, --- сказал Этьен, --- это слава. Почему она так смущает тебя?

--- Странное, обманное ощущение: вроде приятно, когда прославляют, но ведь прославляют не заслуженно, --- ответил Рауль, --- истинная слава добывается собственной доблестью, когда героем становится первый среди равных. А тут какое-то беспричинное почитание, словно нас считают не за тех, и мы заняли не своё место.

--- Нет, Рауль, мы именно те, --- ответил Этьен, --- да, именно те, кто должен быть на нашем месте, и никто, кроме нас с тобой, на этом месте быть не может.

Говорить и дышать становилось всё труднее, и разговор угас. Солнце уже заваливалось за край земли, но жара по-прежнему казалось нестерпимой. Путники медленно брели по сухому и жёсткому песку, почти в нём не увязая, благодаря широким и плотным подошвам сандалий, головы они прикрыли капюшонами, и поэтому видели только то, что было впереди. А впереди бодро, помогая себе двумя посохами, шагал, не обращая внимания на пекло, маленький чёрный проводник, к его спине был прикручен свёрнутый туго кусок чёрной материи, а по бокам на поясе у него болтались два приличных бурдюка с водой. Иногда тагонт оборачивался на ходу, проверяя, не отстали ли его спутники.

Когда солнце, наконец, провалилось в свою законную дыру за горизонтом, и на тёмном небе зажелтела полная луна, и замерцали холодные звёзды, идти стало гораздо свободнее и легче, а проводник вообще побежал чуть ли не вприпрыжку, он топал так уверено, будто шёл по обычной, прямой дороге, где и думать не надо об ориентирах.

--- Тагонт идёт так, словно прогуливается по знакомой с детства улице, --- сказал Рауль. --- Как он узнаёт, куда двигаться, глазу ведь не за что зацепиться, кругом одни, неотличимые друг от друга, видимые только по очертаниям барханы?

--- Звёзды, Рауль, --- ответил Этьен, --- он соотносит свой путь с положением звёзд. Кто знает небесное устройство, тот никогда не заблудится. Если они, тагонты, не будут помнить имена звёзд и планет и их точно определённое положение там наверху на небе, они не выживут здесь внизу, в пустыне.

Они, сделав только один небольшой привал, чтобы немного передохнуть, шли всю ночь, лишь под утро чёрный проводник сделал им знак остановиться: он показал на восток и, распахнув широко глаза, растопырил пальцы рук в разные стороны возле своего лица, изобразив, таким образом, солнце, которое вот-вот должно было взойти. Потом он быстро отыскал удобную ложбинку между гор песка и позвал туда своих спутников, а когда Этьен и Рауль спустились, то забрал у них палки --- Рауль сначала не понял, зачем тагонту его посох и не хотел выпускать его из рук, но едва туземец снял с себя тот кусок чёрной материи, что висел свёртком на нём и, ткнув в него, выразительно соорудил над головой что-то вроде воображаемой крыши, то сразу отдал ему свою палку. И проводник тут же, почти не примеряясь, воткнул, с небольшим наклоном наружу, все четыре посоха в песок и натянул на них, цепляя за специально проделанные для этого дырки, полотно, в виде полога, соорудив, таким образом, небольшой навес. Скоро стало совсем светло, а под пологом появилась тень, и проводник, стоявший, словно скромный, несмелый подросток у самого края тени, как радушный хозяин, пригласил путников забраться внутрь, чтобы переждать жару. Когда Этьен и Рауль входили под навес, им пришлось пригнуться: головами, особенно оруженосец, они упирались в туго натянутую ткань, там они сели на не успевший пока нагреться песок и попили холодной воды, что дал им тагонт из одного из двух бурдюков, которые он нёс с собой. Напившись, путники достали из сумок лепёшки и стали есть --- лепёшки, несмотря на то, что были маленькими и неприглядными, оказались очень сладкими, вкусными и питательными: съев немного, молодые люди, быстро насытились. Этьен предложил одну проводнику, сидевшему на корточках, но тот, весело улыбаясь, замотал головой в знак отказа, и неопределённо махнув рукой, как кузнечик, моментально вскочил на ноги и убежал в пески. Он вернулся минут через десять, держа, зажатыми в маленьких кулаках, двух живых ящериц, и не успели Этьен с Раулем что-то понять, как тагонт неуловимым жестом откусил голову первой ящерице и, подняв её над своим широко раскрытым ртом, стал пить кровь, струившуюся из обезглавленного тельца. А едва красная жидкость кончила стекать, он с лёгким хрустом перекусил ящерицу пополам и, быстро жуя, съел обе части целиком. Рауль сразу же, как только туземец обезглавил животное, лёг на спину и закрыл глаза, Этьен же, не отрываясь, досмотрел до конца всё действо, а когда проводник покончил и со второй ящерицей, тоже лёг навзничь рядом с Раулем.

--- Если он сейчас снова убежит в пустыню, --- пробормотал Рауль, приоткрыв глаза, --- и не вернётся, забыв о нас, мы погибнем? Он спокойно выживет здесь и быстро найдёт дорогу домой. А мы останемся беспомощными и жалкими, как брошенные в гнезде воронята: они, бедные, неистово кричат, а всё бесполезно: их родителей убил беспечный мальчишка из самострела. Наша участь будет одна: умереть --- умереть долгой мучительной смертью от жары, от жажды, от отчаяния. И никто никогда не узнает, где мы и как мы умрём, и смерть наша окажется бесславной, глупой и никому не нужной.

--- Рауль, к чему такие мысли, --- сказал Этьен, --- теперь надо отдыхать и не думать. Вообще не думать. Думать в нашем положении всё равно, что пытаться карабкаться в гору после сильного дождя навстречу потоку грязи и камней: он в любом случае снесёт нас и раздавит. Давай лучше будем молчать и не шевелиться, силы нам ещё пригодятся...

...Через минуту он уже спал, словно праведник.

...Проснулся он от того, что почувствовал сильнейшую жажду, приподнявшись и сев, поискал глазами бурдюки с водой и нашёл: проводник, спавший, как сытый ягнёнок возле овцы, глубоким сном, подложил один бурдюк себе под голову, а второй так обнял обеими руками, словно боялся, что тот может сбежать. Этьен почему-то решил его не тревожить, хотя пить хотелось очень сильно, он стал на четвереньки и подполз к границе неглубокой тени и яркого света: песок под навесом казался бурым и тяжёлым, а такой же песок буквально в дюйме, но уже на солнце сиял ослепительной желтизной и выглядел лёгким и каким-то ненастоящим. Этьен запустил в него ладонь и тут же одёрнул её, обжегшись, таким песок оказался раскалённым, и, осязая всем телом липкую и вязкую плотность воздуха, он поднялся с колен и вышел из тени в обволакивающий зной, ощутив под толстыми подошвами сандалий что-то приятно зыбкое и тёплое. И, как упорный муравей со дна ямы, полез вверх, иногда немного съезжая вниз, по крутому склону бархана, не понимая сам, зачем он так туда стремиться и остановился только на острой, полумесяцем изогнутой вершине песочной горы. Вокруг ничего не было, кроме бесконечно однообразного, как сны пожилого раба, песка, а над ним --- дрожащего, мутного, словно слюдяного, мёртвого марева, казавшего, несмотря на свою безжизненность, беспрерывно меняющимся и постоянно движущимся по спирали вверх к белёсому небу. Этьену почудилось, что находится в неком центре, являющийся истоком вихревого движения каких-то невидимых потоков, которые, если он ослабеет волей и поддастся духом унесут его туда, где нет ничего --- ни его самого, ни его великой любви, ни его прошлого, ни его будущего, ни даже вот этого, существующего в данный миг, настоящего. Тупую боль в затылке и давящее ощущение во лбу он воспринял как захват гигантских клещей, что пытаются оторвать его от земли и зашвырнуть как можно выше и дальше. Он пошатнулся: желание упасть и лечь на песок и чтобы лицом вниз, закрыв голову руками, да ещё с зажмуренными глазами, в которых мелькали тёмно-лиловые пятна, было так велико, что он едва устоял на слабеющих ногах.

--- Нет, --- сказал он беззвучно --- не дамся. Быть жертвой мне рано. Я не жертва. Не дамся! Как стоял, так и буду стоять...

Он не почувствовал, когда его слегка ударили по плечу, но просто боковым зрением увидел, как справа мелькнуло что-то тёмное, вроде маленькой птицы. Этьен повернул голову --- маленький тагонт стоял рядом с каким-то безнадёжным выражением на лице и протягивал ему бурдюк с водой. Этьен, словно опомнившись после долгого забытья, схватил бурдюк и отпил его сразу чуть ли не половину, он бы выпил, наверное, и больше, но проводник твёрдым жестом отнял кожаный мешок, показав на своё горло и на солнце. Потом он цепкими пальцами взял молодого человека за руку и, как взрослый ребёнка, повёл его вниз к навесу --- Этьен успел оглянуться и заметить, что движение спирали прекратилось, она вообще исчезла, мутное марево рассеялось, воздух больше не дрожал, всё выглядело так, как должно было выглядеть: обычная, безжизненная пустыня. Но тагонт не позволил ему задержаться: он быстро протащил неразумного белого по склону и не сильно, но решительно затолкал его под тень, Этьен так ввалился под навес и упал на песок, словно вернулся домой после длинной дороги. Рауль тоже проснулся, он сидел с унылым, каким-то чужим, как на автопортрете бездарного художника, лицом, в самой середине скудной тени, будто ожидая того, чего, он знает это наверняка, никогда не произойдёт. Тагонт дал ему воды, Рауль как-то отрешённо взял бурдюк, словно ему было всё равно, перевернул его отверстием вниз и, открыв пошире рот, начал медленно вливать в себя спасительную влагу, остановился он лишь, когда упала последняя капля и мешок стал пуст. Проводник забрал у него опавший и обмякший бурдюк и показал на второй, что он, мол, полон, но пить сейчас больше нельзя, необходимо сохранить его до ночи, а пока --- туземец сложил ладони вместе и коснулся ими щеки --- нужно отдыхать...

XIII глава.

Ночью они снова шли --- шли беспрерывно, ни разу не задержавшись на привал, шли, как механические куклы с долгим заводом, однообразно, не ускоряя и не замедляя шаг, казалось, что, сколько бы ни длилась эта ночь, хоть целую жизнь, они так и будут идти, словно бессмертные призраки потустороннего мира, не меняя направления и не останавливаясь. Но быстро наступившее утро стеной солнечного света преградило им дорогу и прервало движение вперёд, и снова им пришлось пережидать под лёгким пологом долгий знойный день, а едва легла новая ночь, путники уже, будто по привычке опять двинулись сквозь пески, только теперь совсем налегке: все запасы провизии и воды у них закончились. Но ни Этьена, ни Рауля это никак не трогало и не беспокоило, они даже не думали и не помнили о том, что находиться в пустыне без воды смертельно опасно, всё воспринималось ими как само собой разумеющееся. Они просто проживали каждую текущую минуту, существуя только в ней одной, не осознавая течении времени и не ощущая преодолеваемое пространство. И когда к исходу ночи они приблизились к раскинувшемуся на их пути роскошному оазису, то никак не выразили ни радости, ни удивления, потому что просто ничего не осталось: живые чувства, опустившиеся на самое дно их душ, словно бы оцепенели и замерли.

В оазисе вокруг колодца с чистой, ледяной водой и небольшого озерца росло четыре десятка пальм, дававших хорошую глубокую тень, а под ними стояла приличная по размеру, крытая плотным тканевым навесом беседка, где, спокойно поместилось бы человек десять, там можно было по-настоящему расслабиться и отдохнуть, совершенно позабыв о жаре. Путники забрались внутрь и легли на удобные, отделанные вогнутыми для удобства лежащего буковыми дощечками, они казались прохладными и приятными на ощупь. Ощущение того, что они неожиданно очутились в настоящем раю, было настолько непреодолимым, что Этьен и Рауль, не сговариваясь, одновременно сказали друг другу, что они, скорее всего, спят и видят чудесный сон. Произнеся это, они рассмеялись и решили больше ни о чём не говорить, а спокойно наслаждаться отдыхом. При оазисе в хижине, собранной из каких-то переплетённых между собой тонких, как лапки богомола, прутиков и палочек, проложенных сухими пальмовыми листьями, жила семья --- муж, жена и их двое детей --- следившие за тем, чтобы колодец и озерцо не засыпало песком, а деревья постоянно получали бы достаточно влаги. Они-то и снабдили путников новым запасом воды, залив её в бурдюки щедро до самого горлышка, а также положили в их походные сумки побольше маленьких сладких лепёшек и сушёных плодов пальм. А когда день угас и странникам, как прежде, пришлось взять посохи и, покинув благодатное райское место, снова двинуться в быстро остывающие пески.

После оазиса пустыня уже не казалась им такой враждебной, ведь они теперь точно знали, что пустыня не беспредельна, она тоже когда-нибудь кончается, а, значит, чем дальше продвигаешься по ней, тем крепче надежда, что близок конец тяжёлого пути. Так, упорно шагая вперёд, путники провели ещё две ночи, и ещё были два долгих дня, когда они, как терпеливые охотники в засаде, лежали неподвижно под навесом и ждали. За эти двое суток ни Этьен, ни Рауль не произнесли ни единого слова, молчание стало их нормальным естественным состоянием, они будто бы позабыли, что знают какие-то слова и ими можно разговаривать, ведь ничего не происходило, чего не должно было происходить, и поэтому говорить было не о чем. И их сознание, казалось, совершенно очистилось от всего, что знакомо им и чем живут они в своей обычной жизни: ничего не существовало вне того, что было дано в этот длящийся теперь миг, и ничего не было, что происходило до него и ничего не могло быть, что случится после. Люди, шедшие по пустыне, жили в эти мгновения, точно бессмертные, в вечном, неизменном сейчас.

В начале третьих суток после остановки в оазисе, а в целом шестых от начала пути, странники, словно исполняя какую-то обязанность или некий ритуал, опять вышли в дорогу, а где-то к середине ночи они почувствовали достаточно сильный и несколько прохладный ветер, дувший им в лица, пах ветер чем-то свежим и приятным. Они бессознательно, будто заворожённые красивой мелодией волшебной дудочки, ускорили ход, и с каждым следующим шагом идти им становилось всё веселее и вольготней, они уже знали, что близка та минута, с которой кончится мёртвая пустыня, и они скоро окажутся там, где есть живая жизнь. И когда солнце мгновенно, как заяц из кустов, выскочило из-за края земли, и повисло в небе, словно начищенный до блеска золотой шлем на фоне голубого королевского герба, изображённого во всю стену, оно уже не казалось таким уж немилосердно-палящим: свежий ветер забирал у его лучей большую долю тепла. Но главное, при дневном свете путники разглядели ослепительно белые невысокие холмы с пологими, почти плоскими вершинами, они стояли цепью, начало и конец которой уходили в противоположные друг от друга стороны --- на юг и на север --- и терялись в дали. Оживившийся тагонт начал что-то говорить своим спутникам, радостно скалясь и показывая посохом на белые холмы, единственное, что можно было уловить из его слов то, что он несколько раз повторил слово "дудан", делая руками волнообразные движения, словно рисуя в воздухе видимые лишь ему одному узоры. И он не мог никак угомониться, пока они не приблизились к ближайшему холму и не взошли по не слишком крутому склону на его вершину --- взошли и застыли, поражённые открывшимся видом: пред ними предстало огромное пространство, заполненное да самой размытой линии горизонта бесконечным количеством воды. Это был океан.

А вниз по всем склонам, начиная почти от самого верха холмов, тянулись одна за другой широкие, непонятно для чего предназначенные, похожие на ступени, подходящие только под размер великанских ступней, площадки, вырезанные, что казалось очевидным, прямо в камне, из которого состояла эта возвышенность. Проводник, по известным только ему приметам, отыскал среди гладких и округлых валунов ровную ложбинку, служившую тропой и, оглянувшись разок на своих спутников, призывая следовать за ним, побежал по ней, уже не заботясь, идёт ли кто за ним или уже где-то отстал. Впрочем, иной дороги вниз не было, поэтому Этьен и Рауль спокойно шагали по прямой, как натянутая жила на лютне, тропе, не боясь заблудиться и, пройдя немного, они вдруг очутились среди настоящего города: те площадки, что они поначалу приняли за ступени являлись на самом деле крышами домов, но не построенных, как принято, из кирпича или тёсаных камней, а вырубленных целиком в теле горы, причём крыши тех домов, что находились ниже, служили небольшими двориками для жителей домов, что стояли выше. Они все казались одинакового размера: невысокие и, судя по крышам, не слишком глубоко уходящими в толщу холма, но очень широкие --- стены, с маленькими круглыми окнами, расходились далеко от дверных проёмов, с висевшими в них вместо привычных дверей кусками плотной ткани, служившие чем-то вроде занавеса, "видимо, здесь не ходят чужие, и все здесь свои, скорее всего, родственники, --- думал Этьен, --- поэтому, не от кого отгораживаться настоящими дверями, и про воров и разбойников тут не слышали"...

Он и Рауль, пока спускались по ложбине к океанскому берегу, пройдя мимо, наверное, сотен домов не встретили ни одного человека, но присутствие жителей ощущалось: что-то постоянно шуршало, вздыхало, охало, сопело и тихонько стукало за их спинами, они понимали, что весь городок следит за ними, по почему-то их то ли боятся, то ли не доверяют им как белым, то ли они вообще впервые увидели диковинных светлокожих людей и просто не знают, что от них ждать, кто они --- враги или друзья. И когда спутники вышли из города, на берегу, края которого, в какую сторону не посмотришь, не охватить взглядом, было голо и пусто, лишь одиноко и сиротливо, как потерявшийся щенок, сидел прямо на земле у самой кромки воды их проводник. Рауль первым подбежал к воде и, не останавливаясь, зашёл в неё сразу по пояс, а Этьен, приблизившись к границе океана и берега, замер, словно чего-то ожидая. Тагонт тоже поднялся на ноги и, пожав худыми плечами, улыбнулся и снова куда-то убежал, но вернулся он скоро, неся, прижав к груди два кувшина с водой, которые и протянул Этьену и Раулю, вышедшему обратно на берег.

--- Там, в пустыне, --- пробормотал Рауль, напившись, --- за такой кувшин с водой, если бы меня поставили бы перед выбором, я согласился бы отказаться от всех благ, дающихся бессмертной славой. Только бы глоточек хлебнуть бы сейчас, думал я, и ничего не надо больше. Как сказал тот умник, Рыцарь Тени: желание жить самое сильное желание человека, оно перебивает все остальные желания, делая их мелкими и ничтожными. Но как желание славы может быть ничтожным? Я бы никогда не поверил бы в это. Теперь и верить не надо, я просто это знаю...

--- Рауль, --- сказал Этьен, --- зря ты полез в воду: вода солёная, и ткань твоего балахона намокла, а когда она высохнет, то станет жёсткой, негнущийся, как сброшенная змеиная кожа, лежащая на солнцепёке.

Трое странно высоких, с крайне смуглыми, тёмно-коричневыми, словно дубовая кора, вытянутыми до невозможности лицами человека, одетые в точно такие же свободно спадающие до земли одежды, что были на странниках, появились из ближайшего дома и направились прямиком к ним.

--- Вот и дуданы, --- сказал невесело Этьен, --- почему-то они не прыгают от радости, приветствуя тут наше появление.

Они не только не прыгали, но их суровые, на грани неприкрытой злобы и явственной ненависти лица не предполагали ничего доброго.

--- Не напасть ли они хотят на нас? --- Спросил Рауль. --- Я всегда не прочь поучаствовать в хорошей стычке. Но мы теперь безоружны... Но какие верзилы.

Маленький проводник бросился навстречу дуданам и став у них на пути, начал бегло тараторить, пытаясь им, то ли что-то объяснить, то ли в чём-то их убедить, причём Этьену и Раулю на слух было понятно, что изъяснялся он не на своём языке --- тагонтский звучал плавно и протяжно, долгие гласные в нём преобладали. А сейчас он выражался короткими, односложными словами, такая речь казалась похожей на однообразно-отрывистый клёкот встревоженной чайки. Хмурые и неприветливые туземцы, не прогнали его с дороги, внимательно, как подопечные своего наставника, стали слушать, то, что он им рассказывал --- этот крошечный, чёрненький, как клякса, тагонт, с невероятным достоинством стоял, высоко задрав приплюснутый, словно горелая лепёшка, подбородок, окружённый тремя настоящими, по сравнению с ним, великанами --- макушка его головёнки находилась где-то в районе их талий --- и не просто кому-то что-то говорил, а выступал как истинный лицедей перед зрителями: строил различные гримасы, без конца жестикулировал, показывая невидимые образы, повышал и понижал голос. И чем дальше заходил его рассказ, тем сильнее вытягивались и без того лошадиные физиономии дуданов, страх и смятение до предела расширяли их до невозможности выпуклые глаза, а как только говоривший закончил, они с ужасом уставились на белых людей. Тагонт, между тем что-то вынул из своего мешка, ослепительно блеснувшее на свету и протянул это местным, те, приняв подарок, почтительно склонились перед ним и, не разгибаясь и не поворачиваясь спиной, дико сверкая белками глаз, удалились.

--- Что наш проводник им дал? ---Спросил Рауль.

--- Похоже на золото, --- отозвался Этьен, --- наверное, плата за услугу. А может, это некий знак, дающий понятие о том, кто он и зачем он тут. И заодно с ним и мы...

--- А чем они так напуганы, --- опять спросил оруженосец, --- что малыш тагонт им мог сказать этакого, что они такими страшными глазами пялились на нас?

--- Мы, видимо, по их понятиям смертники, --- ответил Этьен, --- ведь на острове Силодолис, куда мы направляемся, нет места живым. Там живой человек, едва ступив на землю острова, моментально превращается в мертвеца. Он не сгорает, не рассыпается в прах, внешне он остаётся таким, каким был, но мёртвый. От человека остаётся пустое вещество, лишённое души, а, значит, и жизни. Поэтому город, что расположен там называется городом Живой Смерти, так как всё выглядит словно оно живое, но на самом деле мёртвое. И никто, кроме нас с тобой, не может ступить на этот остров и не умереть. Но они-то этого не знают...

Какое-то время ничего не происходило, они стояли и ждали.

--- Странное побережье, --- сказал Рауль, --- ни одной лодки, ни места, где их привязывают. Они что, живя на берегу океана, никогда не плавают и рыбу не ловят?

--- Наверно, всё-таки плавают, --- сказал Этьен и показал на появившихся из проулка шестерых здоровых мужчин, которые по трое с каждой стороны несли на плечах, придерживая за её борта, длинную узкую лодку. --- Значит, и мы поплывём.

Дуданы, словно гигантское двенадцатиногое чудовищное насекомое в едином ритме, нога в ногу прошагали мимо них и, не задерживаясь, зашли прямо в воду, где и опустили лодку на спокойные, почти незаметные волны: она едва покачивалась, когда туземцы отпустили её, такой тихой была водная гладь. Потом они выбежали на берег и стали поодаль, глядя на странных чужаков так, словно те вот тут сразу на их глазах упадут на землю и умрут в страшных судорогах или сгорят заживо, бегая по берегу живым факелом, и никакого спасения им не будет, участь обречённых известна всем.

Этьен с Раулем запрыгнули в лодку --- не её дне лежали два коротких весла и те бурдюки с водой, что спасали путников в пустыне, а попрёк были приделаны на одинаковом расстоянии от носа и кормы две узенькие дощечки, предназначенные для того, чтобы сидеть на них во время плавания. Этьен, взяв одно из вёсел, сел спереди, Рауль, ухватившись за второе, уместился сзади.

--- Рауль, --- обратился к нему Этьен, --- давай греби по правому борту, а я --- по левому. Если сразу поймаем единый ритм, то пойдём быстро и только вперёд.

И он оглянулся, чтобы видеть, понял ли его Рауль и чуть не выронил своё весло: толпа, наверное, в несколько тысяч человек стояла на берегу: люди молча смотрели на них --- так молчат на похоронах, когда гроб уже опустили в землю и засыпают его землёй. "Весь город здесь. --- Подумал Этьен. --- Когда они успели так быстро собраться? Только что берег был пуст, и как они узнали, что мы именно сейчас отплываем?" Действительно, вышли все: мужчины --- от стариков до юношей, дети --- и мальчики, и девочки, женщины --- молодые замужние, седые старухи и даже невинные девушки, объявленные невестами, которым до свадьбы положено сидеть дома. А самым первым, отделившись от толпы, шагнув по щиколотку в воду, стоял маленький тагонт, с грустной, как у старой панды, улыбкой, казалось, позови они его, и он с радостью бросится за ними.

--- Пришли проводить нас в последний путь, --- сказал Рауль, обернувшийся за взглядом Этьена, --- ничего, поглядим, как они станут нас встречать, и какие у них будут рожи, когда мы вернёмся. Ведь никто и никогда не возвращался оттуда?

--- Бери весло, --- сухо ответил Этьен, --- надо плыть.

XIV глава.

...Они легко достигли полной слаженности в движениях: вёсла идеально точно входили в воду, не отставая и не опережая друг друга, собственно, вёл впереди сидящий Этьен, а Рауль только подстраивался под его скорость хода и манеру грести, и получалось у него это очень удачно.

Примерно, после целого часа, как они отошли от берега, на стыке тёмного моря и светлого неба появилось неясное по очертаниям, как бы размазанное пятно, похожее издали на тень от скорлупы земляного ореха, но с каждым новым гребком, с каждым рывком лодки вперёд, пятно постепенно вырисовывалось в чёткие линии пугающего своей голой скалистостью острова. На нём ничего не росло --- ни травинки, ни деревца, одни сплошные камни, даже песка не было, всё выглядело как единая, неприступная скала, возвышающаяся, словно спинной гребень растянувшегося на животе дракона. И когда они подплыли вплотную к острову, то им пришлось уныло долго идти вдоль берега, чтобы найти удобное место, где нагромождение чёрных камней не казалось бы таким крутым и непреодолимым. Наконец, проплавав до самого вечера, им удалось набрести на небольшую бухточку, где виднелся маленький просвет между скал, а открывшийся в нём спуск к воде являлся приемлемо пологим для того, чтобы по нему могли бы подняться двое молодых людей. Они осторожно подгребли к гранитному краю, и Этьен, отбросив назад весло, ловко выпрыгнул на сушу, он одним движением поймал конец верёвки, сразу же брошенной Раулем и придержал лодку, чтобы её не унесло, пока оруженосец вылезал на берег. Потом они вместе подняли лодку из воды и волоком дотащили её до неглубокой, звездообразной расщелины, находившуюся гораздо выше уровня моря, где и спрятали её --- лодка как раз отлично уместилась в одном из естественных ответвлений звезды.

Разобравшись с лодкой, они направились вглубь острова.

--- Что теперь, куда мы идём, что ищем? --- Спросил Рауль.

--- Вход в Город Живой Смерти, --- ответил Этьен, --- он обозначен плитой с четырьмя равными сторонами и с прямыми углами. То есть её противоположные стороны и углы как зеркальное отражение друг друга. Здесь, среди всех этих бесформенных груд один совершенный предмет, думаю, найти будет просто. Только надо постараться успеть до захода солнца, а то ночевать на голых камнях не очень приятно. Гляди, Рауль, внимательно под ноги.

И пройдя совсем немного, они действительно наткнулись на небольшую всего в два локтя, если мерить каждую сторону в отдельности, плиту --- её поверхность выглядела хоть и ровной, но не идеально гладкой, а ещё ближе к углам к ней были приделаны что-то вроде ручек, за которые можно взяться, чтобы её поднять. Этьен и Рауль, каждый со своего края, не сговариваясь, одновременно ухватились за эти ручки и подняли плиту. Под ней открылся вход. Они отнесли плиту в сторону и положили на землю, и, подойдя к входу, замерли на мгновение, словно пропуская вперёд себя кого-то невидимого, но тут же, опомнившись, решительно, сначала Этьен, и за ним Рауль начали спускаться вниз по едва видимым в полумраке ступенькам, зажатыми между двумя близко расположенными стенами. Спуск оказался долгим, идти было очень неудобно, потолок нависал прямо над головами, и им приходились постоянно отклоняться назад, чтобы не ударяться, а потом стало так темно, что шагали они на ощупь и думали только о том, как бы не упасть и не переломать костей. А спустившись, они очутились в длинном коридоре, в противоположном конце которого горел свет, и они пошли на этот свет --- свет испускали высокие двустворчатые двери, отделанные золотом, которое, казалось, сияло само по себе, ведь в подземелье не было источников света. По обеим сторонам дверей стояли два широкоплечих стража, облачённых в древние доспехи, сделанные из толстой кожи и красной меди, стражники не шевельнулись, когда путники приблизились к ним, на их прекрасных лицах не мелькнуло даже тени эмоции при виде незнакомцев. Рауль подошёл совсем близко к одному из воинов, на расстоянии рукопожатия и уставился ему в глаза --- тот и не шелохнулся, а его пустые глаза продолжали смотреть в никуда. И вдруг Рауль осознал, что перед ним мертвец, что стражник мёртв и мёртв он, похоже, не одну тысячу лет, раз на нём такие несерьёзные старинные латы, и поэтому город и называется Городом Живой Смерти --- в нём мёртвые изображают живых.

--- Да Рауль, это трупы, --- сказал Этьен, словно читая его мысли, --- вечные мумии. Безжизненные тела, пустые оболочки. Мёртвая материя, сохранившая лишь внешний образ человека. Жизнеподобная смерть...

Он замолчал и со всей силы толкнул сразу обе створки дверей, и они распахнулись, открыв вход в Город.

XV глава.

...Прямо за входом начиналась улица, полная народа --- точнее, застывших в различных позах мертвецов: кто-то, шагая, замер на ходу, кто-то выходил из дома, кто-то стоял и смотрел себе под ноги, кто-то улыбался, кто-то казался хмурым и неприветливым, кто-то раскрыл рот, беззвучно крича. Какой-то дохлый оборванец сидел на мостовой и протягивал руку за подаянием, а проходивший мимо него давно умерший богач нарочито отвернулся, весёлый мёртвый мальчишка высунулся в окно и хохотал над маленькой неживой собачкой, что стояла на задних лапах, клянча подачку, навечно молодая девушка вела под руку высохшую мумию пожилой женщины, бравый усатый мертвец-молодец, с мечом и секирой, подвешенными у него на поясе, топал по улице с видом превосходства над всеми окружающими, краснорожий труп толстого, как полный куль муки, мельника погонял острой палкой труп строптивого осла, а на карнизе дома сидело три навсегда окоченевших ласточки.

--- Город-склеп, --- бормотал оторопелый Рауль, --- для чего он создан и кем?

--- Нам в этом огромном склепе надо найти склеп поменьше, --- отозвался Этьен, --- Зал-склеп. Тот, что в Гибельном Дворце...

Они пошли бродить по улицам, заходили в дома --- везде им встречались жители, город оказался очень населённым.

--- Как здесь многолюдно, --- сказал Рауль, когда они выбегали, как нашкодившие школьники, из большого зала, где давалось театральное представление, в котором разыгрывалась сцена из жизни бессмертных героев.

--- Я бы сказал: многотрупно, --- усмехнулся Этьен в ответ.

В одном из домов в комнате, служившей, скорее всего, спальней, они обнаружили лежащее на кровати тело прекрасной юной девушки --- девушка покоилась поверх покрывала, почти вся обнажённая и спала глубоким смертным сном. Не поверив, что она не живая, Рауль прикоснулся к её плечу и провёл своей ладонью до предплечья девушки. "Холодная" --- прошептал юноша и попятился назад, едва не оступившись на ступеньке и не упав. Эти молоденькие, хорошенькие девушки попадались им чаще всего --- всегда они были роскошно одеты, с множеством золотых украшений и россыпями бриллиантов и других драгоценных камней по всей одежде --- их мёртвая юность была вечной. И вообще, молодость в Городе Живой Смерти преобладала --- старые и просто пожилые встречались очень редко, в основном везде мелькали свежие, юные, красивые лица, будто бы кто-то специально отобрал самых лучших, самых невинных, самых прекрасных и гармоничных людей, навеки мумифицировав их совершенство.

На одной из площадей перед странниками предстал большой, вычурно-красивый дворец, они сразу решили, что это и есть Гибельный Дворец, но зайдя внутрь, быстро поняли, что это не так: посреди просторного зала на возвышении стоял гроб, и в гробу лежал покойник, а вокруг него сидели в три ряда на общих скамьях скорбящие родственники и близкие усопшего в траурных одеждах, на их лицах, как взмах воронова крыла, темнела искренняя печаль, у многих блестели невысыхающие слёзы, на некоторых лицах отразилось столько горя, что хотелось подойти и как-то утешить несчастных, сказав им нужные и правильные слова. Этьен, словно в ритуальном забытьи, сел возле тихого юноши, низко опустившего голову, на краешек одной из скамеек, где оставалось пустое местечко, превратившись, таким образом, в участника похоронного действа, а Рауль, которому не нашлось свободного уголка, сел рядом прямо на пол.

--- Никогда не думал, что чувства могут быть так выразительны, --- сказал Этьен, --- мы ведь в минуты скорби не разглядываем тех, кто скорбит с нами вместе. Мы смотрим либо на покойника, либо в пол, и какие у нас лица и лица у окружающих мы не знаем. Может, если мы взглянули бы на себя и на других в минуту горя, то никого бы и не узнали. Увидели бы совершенно чужих, незнакомых людей. Может, чтобы узнать подлинное лицо человека, надо знать каково оно в присутствии дорогого покойника?

--- Рыцарь обязан быть сдержанным во всех обстоятельствах, --- сказал Рауль, --- горе, беду, печаль он должен хранить внутри себя и не выказывать всем, как самое сокровенное и дорогое. Впрочем, как и радость. Лицо рыцаря вроде маски, и что там под маской, знать может только он один. Если узнает кто-то ещё, то грех тогда считаться рыцарем.

--- Хорошие слова, Рауль, --- ответил Этьен, --- правда, здесь они бессмысленны. Ведь они имеют значение лишь для живых. А где тут живые, только мы с тобой? Идём отсюда...

Они вышли из дворца другими, задними дверями и оказались на рыночной площади --- базарный день как раз нагрелся до бурного кипения и в полной тишине выплёскивался через край бесконечно роскошным великолепием: длиннейшими рядами за рядами уходили в даль, заваленные разным товаром, прилавки, за которыми сидели с выделано-благожелательными физиономиями довольные судьбой забальзамированные торговцы, разверзнувшие голосистые глотки в безмолвном крике, расхваливая все достоинства того, чем они торговали. А между рядами вышагивали колонны мумий покупателей, многие из них делали покупки или пока торговались о цене, и в их безжизненных глазах сверкала алчная жадность до всего, что они видят. А выбор казался беспредельно богатым: тысячами лежали горки самых лучших, самых спелых фруктов, и самых отборных овощей, в специальных стойлах стояли, готовые к забою, трупы откормленных породистых быков и жирных свиней, в клетках ждали своей участи бесчисленные породы мёртвых домашних птиц, кроликов и множество всякой дичи. На просторных лотках валялись куски мясных туш не подверженных гниению уже разделанных на большие и малые порции, а на толстых, крепких крюках висели всевозможные, блестевшие на ярком могильном свету копчёности и любая, какую только пожелаешь, пропитанная специями, ароматная солонина.

--- Почему ничто не гниёт? --- Спросил Рауль. --- Ну, с людьми понятно, их пропитали особым раствором, и они, поэтому, сохраняются. Но фрукты, овощи, окорока, животные они-то как не пропадают, неужели каждое яблоко, каждую морковку, каждого кролика, опускали в бальзамирующий раствор, ведь это невозможно, это может занять, если действительно так было, долгие годы?

--- Не знаю, --- ответил Этьен, --- возможно и не было никакого раствора, никакой жидкости. Возможно их умертвила некая сила, в одно мгновение, забрав их жизни и дав взамен всему, что тут находится вечное существование в виде жизнеподобных мумий?

--- Но зачем? --- Удивился Рауль, --- тут не ни смысла, ни выгоды. Сюда же никто и никогда не войдёт, мы первые и единственные. И никого после нас не будет. Что, это всё только ради нас двоих, тысячи лет прошли, а мы лишь сегодня появились?

Этьен ничего не сказал в ответ, он толкнул ближайшую дверь, и они очутились в пиршественном зале, посреди которого стоял большой круглый стол, нагруженный целым морем самых разнообразных яств, где преобладали, в основном охотничьи трофеи: жареные рябчики, запечённые на углях вальдшнепы, кабанина на вертеле, тушёное рёбрышки молодых оленей, рыба тридцати трёх видов, соблазнявшая своей нетленной аппетитностью. Половина стола была забита бесчисленными частоколами бутылок наполненных всякими винами --- на некоторых ещё не успела высохнуть капельки воды, что появляются, когда бутылка только что вынута из холодного погреба. За столом сидело, наверное, не меньше ста трупов, их раскрасневшиеся рожи застыли в вечном веселье и радости, многие раскрыли рты, искренне хохоча до слёз. Кто-то замер, откусывая прямо зубами от хорошего куска мяса, кто-то уже пережёвывая, кто-то, выпивая из опрокинутого бокала чудесное, судя по блаженному выражению лица, вино, кто-то, держа толстыми грубыми пальцами ломтики свежего белого хлеба, дрожавшего, казалось от легкого сквозняка, так тонко они были нарезаны...

--- Мы едим, чтобы жить, --- прошептал неожиданно ставший крайне бледным, как брюхо дракона, Рауль, --- а они-то зачем едят, чтобы оставаться мёртвыми?

--- Они давно ничего не едят, --- ответил Этьен, --- они даже не делают вид, что едят, ведь делать что-то могут только живые. И не принимай всё это так близко, считай, нас тут нет и никогда не было. Видел, но забыл. Надо забыть, чтобы после просто жить...

Они ещё долго гуляли по улицам Города Живой Смерти, иногда открывая незапертые двери, заходя в ледяное безмолвие переполненных людьми домов, в одном из них они стали участниками свадебной церемонии, где труп невесты, одетой в самое роскошное белое платье на свете, казался прекраснее распустившегося майского сада, а тело жениха, облачённого в безупречно чёрный строгий камзол, сидевший идеально на нём, выглядело совершенным воплощением вечно цветущей юности. В другом доме им пришлось стать свидетелями любовных утех: мумифицированные любовники, сцепившиеся в неразделимых объятиях, навеки соединились в беспрерывном взрыве взаимной страсти. На одной из площадей странники угодили в уличную драку, где не менее двадцати --- по десять с каждой стороны --- мертвецов со смертельным ожесточением немилосердно били морды друг другу, не думая уступать, они готовы были биться до победы, по им распалённых гневом и ненавистью лицам с размазанными, грязными пятнами незапёкшейся крови катились навечно застывшие капли пота.

XVI глава.

Скромный на вид дворец, в который они зашли --- его не слишком впечатляющие размеры и внешнее скудное архитектурное убранство не показались Этьену и Раулю достойными, чтобы считаться главным зданием города --- скорее передохнуть, после многочасового бесплодного хождения по городу, потряс их бессмысленностью великолепия внутренней отделки: все его стены были сплошь покрыты золотом --- маленькие, величиной с монету золотые чешуйки, плотно и тщательно пригнанные одна к одной заполняли всё пространство от пола до потолка и от дверей до окон. Яркое, режущее глаза сияние заставило их сразу зажмуриться, и пока они не привыкли к свету, то вынуждены были продвигаться вслепую, будто новорождённые щенки, а когда они наконец открыли глаза, замерли, зачарованные: они стояли перед высоким, усыпанным крупными рубинами троном, на котором восседал прекрасный, вечно молодой король --- на его светловолосой голове возлежала золотая корона, с вделанными бриллиантами по всей протяжённости её округлого основания и изумрудами на заострённых окончаниях. В правой руке мёртвый король держал Меч, поднятый клинком вверх, а в левой --- Ключ, точно такой же, что висел на шее у Этьена.

--- Подлинные Меч Победы и Ключ Любви, --- прошептал он, --- тот Меч, что у Эсхита, и Ключ, что у меня всего лишь повторение, копии, значит, они не настоящие? Настоящие, истинные здесь. Они навечно здесь. А нам --- живым и несчастным было дозволенно владеть только их несовершенными подобиями. Ложное мы приняли как истинное, и с этим ринулись менять мир.

Он замолчал, а на золотой стене, что возвышалась за королевским троном, начали проступать пылавшие пугающим чёрным огнём буквы, сложившиеся постепенно в слова: "Меч и Ключ --- неразделимы. Иначе --- зло и смерть. Иначе --- Ключ уничтожит Меч. Неуязвимый --- тот, кто держит Меч --- погибнет от Меча, если поднимет Меч против того, кто держит Ключ. И не будет после ничего".

Горящие буквы раскалились до невообразимой черноты и, расплавившись, медленно, превратившись в горящую слизь, стекли вниз, не оставив за собой никакой отметины. И в тот же мгновение взгляд мёртвого короля вспыхнул белым огнём, озарив непереносимым светом живых, отчего те, ничего не видя, долго оставались стоять совершенно беспомощными и незрячими, а когда они снова обрели зрение, то ни трона, ни короля, ни роскошного золотого зала, ни удивительного света уже не было, кругом только пустота и унылый полумрак, в котором Этьен и Рауль различали друг друга лишь по нечётким очертаниям. И тут они почувствовали непреодолимую слабость, их тела словно бы лишились остовов, размякшей вдруг плоти как бы стало не на чем держаться, а какая-та внешняя сила, которой невозможно противодействовать, заставляет их настойчиво лечь. Они невольно повиновались и легли на спины, устремив широко раскрытые глаза в необъятно тёмное пространство, которое неумолимо приближаясь, накрыло их, лишив ощущения места, времени и самоё себя.

XVII глава.

...Этьену вдруг стало зябко и неудобно, он понял, что просто лежит на спине с закрытыми глазами. Открыв их, он увидел, что снова находиться на океанском берегу, на белом, как соль, песке всего в пяти шагах от почти неподвижной, спокойной воды, всё окружающее представлялось спокойным и умиротворённым, будто на заброшенном сельском кладбище ранним утром. Неподалёку от него, словно воин, павший в битве, широко раскинув длинные руки, валялся Рауль, смотревший в синие небо, казалось, он считал пробегавшие облака, которые, появляясь над водой, торопливо уходили в сторону пустыни, но едва соприкасались с её горячим дыханием, быстро растворялись в плотном, горячем воздухе. Этьен поднялся: лодка, на который они плавали на остров, зажатая тонким килем между четырёх специально для этого уложенных в два ряда камней, стояла далеко от берега, уже ближе к крайним домам городка дуданов. Рауль тоже встал и подошёл к самой воде.

--- Как мы оказались здесь, --- спросил он, --- только что были там, теперь здесь? И мне почему-то не хочется уходить отсюда, и простоял бы вот так много лет...

--- А как же земная слава, --- ответил Этьен усталым голосом, --- кто её будет стяжать, если не ты?

--- Да, кто, если не я, --- отозвался, невесело усмехнувшись, Рауль, --- и другие мне не замена. Только я и больше никто...

Они повернулись в сторону городка --- из ближайшего к ним дома вышел их проводник. Тагонт как-то не то застенчиво, не то хитро улыбался, точно знал, что сейчас произойдёт что-то необычное, а он виновник этого. Воздев ладони к верху, громким и неприятным голосом он прокричал по дудански три раза подряд одно непонятное слово: "Быхт!" И на всех дверных проёмах одновременно, словно кто-то дёрнул за верёвку, к которой они все были одинаково привязаны, всколыхнулись пологи и оттуда появились дуданы --- только взрослые сильные мужчины, отцы семейств, самые действенные представители народа. Они в полном молчании, сделав отрешённые лица, начали спускаться вниз, приближаясь к Этьену с Раулем.

--- Что они замыслили, убить нас хотят? --- Как-то безучастно сказал Рауль.

--- Может, принести в жертву? --- Ответил Этьен, --- предстоит ритуал заклания или сожжения живьём? Ты бы что предпочёл: первое скоротечно, мучиться не долго, зато второе красивее?

Но дуданы, спустившись и приблизившись, выстроились перед ними с трёх сторон --- с восточной стороны они оставили свободный проход --- в несколько рядов и всей толпой дружно, словно кто-то дал им щелчка, стали на колени и опустили покорно головы.

--- Зачем они так, --- закричал обескураженный Рауль, --- кого он из нас делают? Кто мы? Мы люди, как и они. Мы обычные, мы такие, как все.

--- Нет, Рауль, --- сказал Этьен, --- теперь мы точно не такие как все. Мы же единственные такие. Ведь мы вернулись оттуда, откуда возвратиться невозможно.

--- Ну и что, я же не превратился из-за этого в сверхъестественное существо, --- ответил Рауль, --- я всё тот же человек, какой был. Я был, я --- есть. Ничего не поменялось во мне. Я что умел, то и умею, что знал и понимал, то знаю и понимаю. Я ничего не смогу им дать, если они потребуют, ничего не сумею сделать для них, если понадобится. Ведь те, что стоят на коленях всегда чего просят и чего ждут. А чего им ждать, чего просить от меня?

--- Может ты сам и есть дар для них, --- сказал Этьен, --- и больше ничего им от тебя не надо?

Тем временем из-за дальних домов выплыло какое-то непонятное и несуразное сооружение, похожее на огромный сундук с вставленными вдоль всей его длины с обеих сторон толстыми, почти как хорошие брёвна, шестами и, держась за них, несло это нелепое сооружение в сильных руках двенадцать спереди --- по шестеро с каждого края --- и столько же сзади молодых дуданов. А впереди них бежал тагонт-проводник, который вроде бы только что стоял возле путников, а сейчас уже оказался так далеко от них.

--- Рауль, это похоже на паланкин, --- сказал Этьен, --- и, кажется, предназначен он нам.

--- Но зачем нам это громоздкое, уродливое чудовище?

--- Затем, что нас в нём, скорее всего, понесут, --- улыбнулся в ответ Этьен, --- ведь такие как мы не должны ходить по земле, нас хотя бы немного надо приподнять, чтобы перемещать с места на место. Почётное право "не таких, как все..."

Носильщики, тащившие паланкин направились прямиком к Этьену с Раулем и, занеся его в проход, остановились прямо перед ними и тут же, как все другие стали на колени, не выпуская свою ношу из рук и не опуская её на землю. Лишь маленький тагонт продолжал суетиться и бегать: он подскочил к паланкину и раздвинул тяжёлые занавески, закрывающие его внутреннее убранство и жестами пригласил молодых людей зайти внутрь.

--- Он что хочет, чтобы мы туда залезли, --- снова воспротивился Рауль, --- мы что безногие или слепые и не можем идти сами? У нас даже короли не ездят в каретах, только дамы и старики, но я не дама и далеко не старик! Это же унижение...

--- Нет, мой дорогой оруженосец, по здешним понятием, это, видимо, возвеличивание. Не станем разочаровывать и обижать своих друзей, сделаем так, как они нам предлагают. Они же от чистого сердца.

Он первым забрался в паланкин, где сразу, напившись приятной на вкус воды из внушительного по размерам бурдюка, что лежал там с краю, занял одно из двух очень удобных ложа. А за ним неуверенно полез и Рауль, и, неловко двигая острыми коленями, устроился на другом ложе, у изголовья которого стояли две корзины, наполненные разной снедью --- в первой (Рауль приподнял пальмовые листья, прикрывавшие содержимое) в несколько слоёв покоились ароматные куски разнообразной вяленой океанской рыбы. Во второй корзине, словно огромные драгоценные камни, маняще поблёскивая аппетитными боками, лежали всякие фрукты. Стояла ещё и третья корзина --- у изголовья Этьена --- из неё торчал пузатый кувшин, с плотно заткнутым горлышком, они не стали выбивать пробку, так как было очевидно, что там вино, но вина им сейчас совсем не хотелось. Дуданы тут же, как только путники устроились на своих ложах, поднялись на ноги и спокойно, без лишней тряски понесли паланкин вверх по тропе, проложенной между домами --- носилки как раз вписывались в её ширину. А когда лёгкое покачивание сменилось совершенно плавным ходом, Этьен отодвинул занавеску и выглянул наружу: они миновали окраину городка дуданов и теперь их несли через пустыню. Впереди паланкина, навстречу заходящему солнцу, бежал неутомимый тагонт-проводник, он, как бесстрашный игрушечный полководец, словно бы вёл за собой крошечную армию навстречу неведомому врагу, не сомневаясь, что непременно победит в грядущей битве. Позади носилок, след в след в две колоны бежало --- Этьен от удивления вздёрнул брови --- ещё с полусотни молодых дуданов, "по-видимому, смена для тех, кто сейчас нас несёт, --- подумал он --- будут меняться, как устанут..."

XVIII глава.

Всего за две ночи они пересекли пустыню, ---- днём снова отдыхали в оазисе --- дуданы, не задерживаясь ни на миг, постоянно меняя уставших на более свежих, быстро, почти бегом несли паланкин, и уже утром второго дня они достигли деревни тагонтов, где носильщики, по знаку проводника остановились на первой же улочке, и путники, уже давно уставшие лежать почти без движения, наконец, сами ступили на землю. Правда, их ноги после долгого ничего неделания как-то ослабли и шагать поначалу казалось трудно, но всё равно было приятно ощущать подошвами не зыбкую текучесть песка, когда ступня не находит устойчивого положения, а твёрдую каменистую землю. Носильщики, едва Этьен и Рауль покинули паланкин, низко, сложившись почти пополам, поклонились им и, подхватив свою, теперь полегчавшую ношу, убежали вглубь деревни --- некоторое время их удлинённые головы так дружно и слаженно маячили над крышами, что Этьену они невольно напомнили кукольное представление, в котором на виду лишь куклы, а тот, кто ими управляет, не виден, и доверчивый зритель забывает, что неживых кукол ведёт спрятавшийся за ширмой кукловод, воспринимая их как самостоятельных персонажей, действующих по собственной воле.

Их проводник опять куда-то побежал, но скоро вернулся и не один, а вместе со жрецом --- который, кажется, всего за неделю, что они расстались, ещё сильнее постарел и похудел, его усталое лицо выглядело более морщинистым и осунувшимся. Старик хмуро поприветствовал странников и показал им знаком идти следом за ним, он повёл их туда, где стояли и давно ждали своих хозяев их рыцарские кони, казавшиеся, после всего пережитого и увиденного, уже почти фантастическими существами. Кони, почуяв своих хозяев, радостно, правда, с лёгким оттенком тоски, заржали, и это простое лошадиное ржание прозвучали для Этьена и Рауля как голос настоящего, нормального мира, где ничто не перевёрнуто, где живые это живые, а мёртвые --- мёртвые, где живёшь привычной людской жизнью не тёмной ночью, но светлым днём, где хочется всё время говорить, а не беспрерывно и мучительно молчать...

Похлопав своих верных животных по спинам, путники поспешили за тагонтом в дом, переодеваться в свою старую, в такую привычную и естественную для них одежду, они нашли её в тех же больших коробах --- старик уже успел их открыть. Молодые люди быстро переоделись, взяли оружие и без паузы, лишь бы не задерживаться больше ни секунды лишней, находясь мыслями уже не здесь, пошли седлать коней, а оседлав их, сразу же сели верхом, чтобы скакать вперёд, не оглядываясь. Но зачем-то оба --- сначала Рауль, а за ним Этьен --- оглянулись: два маленьких, чёрных, почти совершенно голых --- набедренные повязки казались лишь каким-то жалким намёком на одежду --- человечка стояли, выйдя из-под навеса на самом солнцепёке, не отводя глаз от всадников. Один --- совсем старый, сильно ссутуленный, словно придавленный невидимым тяжестью, с высохшим телом, с торчащими, как решётка, рёбрами, с грязными, похожими на затёртые, давно остывшие головешки ногами, но с ясным, чистым взглядом. Второй --- молодой, хоть и с прямой, пока не с согнутой спиной, но такой же тощий и тщедушный, улыбаясь щербатой улыбкой, и в них обоих чувствовал какая-та необъяснимая сила --- не физическая, даже не духовная, а какая-то совсем иная, для который нет ни определения, ни объяснения.

Этьен, не зная, что он должен делать, просто неловко махнул им рукой и погнал коня быстрой рысью, а Рауль зачем-то полностью развернулся, хотел что-то сказать, но, не произнеся ни звука, как-то неловко, словно он в чём-то виноват, пожал плечами и поскакал вслед за господином.

3 ЧАСТЬ

XIX глава.

...Кони теперь шли по песку, не увязая в нём, и жара казалось слабой, и ехать было до смешного легко, стремительно, всего за какой-то час всадники домчались до портового города, видимо, сейчас все возможные и вероятные препятствия стали невозможны перед ИХ силой, ИХ желанием. В порту стояло на причале судно, готовящееся отплыть не ранее чем через пять дней, но его капитан, подавленный напором молодых людей, тотчас приказал отдать концы, и почти пустой, гружённый едва ли на четверть корабль, взяв только двух пассажиров с их лошадьми, вышел в море. Ветер на удачу дул попутный и достаточно сильный, чтобы быстро идти в нужном направлении, не испытывая особых проблем с избыточно высокой волной, и поэтому всего за неделю парусник достиг противоположного берега, сойдя на которой, путники тут же снова очутились в сёдлах, чтобы опять неистово нестись вперёд.

Так --- без отдыха и без остановок, днём и ночью --- они скакали шесть долгих, как им показалось, суток, но к полудню седьмого дня им пришлось, наконец, остановиться, так как дальше пути не было: перед ними распростерлось огромное, сливавшееся с уходящей далью, поле, заваленное телами павших в битве воинов.

Всадники спешились и медленно пошли вдоль его края --- теперь они никуда не торопились, теперь торопиться стало просто некуда: они достигли границы и даже переступили её. Они шагали молча, вглядываясь в лица убитых, боясь встретить знакомые. Более странного и противоестественного зрелища ни Этьен, ни Рауль, ни, наверное, кто-то ещё прежде никогда не видел: целые отряды поверженных лучников и арбалетчиков лежали вповалку, упав, очевидно, одновременно, словно скошенные, всем строем, и у всех них из окровавленных лбов торчали стрелы, рыцари, сражавшиеся мечам, вонзили свои же мечи в самих себя и продолжали держаться за их рукоятки, будто пытаясь вырвать клинки обратно и по-новому вступить в бой, те, кто бились секирами, обрушили их на собственные головы --- боевые топоры так и застряли в разрубленных черепах, а воины, с застывшим ожесточением на залитых кровью лицах напрасно старались выдернуть их из своей окоченевшей плоти. Многие, из тех, что вступили в сражение конными с копьями наперевес, не покоились, как другие павшие, на земле, а оставались стоять в странных позах --- копья, проткнув своих владельцев насквозь, не давали им упасть: кто-то опустился на колени, кто-то вообще остался стоять на полусогнутых ногах, свесив отяжелевшую мёртвую голову вниз или запрокинув её назад. И повсюду валялись разбросанные, словно кто-то играл в весёлую и увлекательную игру и забыл за собой убрать, отрубленные головы, а неподалёку от них --- обезглавленные тела...

До самого позднего вечера Этьен и его оруженосец обходили поле, пока не нашли дорогу --- она тянулась с юга на север в направлении дальнего леса --- туда путники, вскочив в сёдла, и повернули своих коней. Где-то уже ближе к полуночи, проезжая вдоль опушки не сильно загущенного леса, они заметили среди чернеющей листвы промелькнувший пару раз свет, и, решив узнать, что за люди прячутся в чаще ночью и вообще можно ли у них хоть что-то узнать о прошедших событиях, всадники свернули с дороги и поехали через лес. По мере приближения, свет становился всё ярче, скоро стало ясно, что это свет от костра, и у огня сидят несколько человек. Чтобы их появление не явилось бы для незнакомцем грубым откровением, Этьен заставил коня три раза заржать, но, перед тем как появиться из темноты, он и Рауль на всякий случай достали мечи из ножен и только тогда вышли на свет. У костра, явно ожидая их появления, замерло пятеро человек --- взъерошенных, в разодранных одеждах, в помятых до немыслимого состояния доспехах, они, выставив вперёд мечи, выстроились в некое подобие боевого порядка, во главе которого стоял очень низенький --- особенно по сравнению с теми высокорослыми молодцами, что прятались за его спиной --- очень плотный, с непокрытой головой, весь седой рыцарь. В его прокопчённом лице проступало столько решимости биться насмерть, что отказаться от боя казалось невозможным. Этьен улыбнулся в ответ и убрал меч в ножны.

--- Понтус Элл Гвэг Рыцарь Рыжей Рыси! --- Радостно произнес он.

--- Да, это я самый и есть, --- согласился пожилой рыцарь, --- а кто вы, что-то не узнаю...

--- Я Этьен Планси, неужели вы могли забить меня и моего оруженосца, Рауля Дюкрея? --- Спросил удивлённо Этьен.

--- А где, господин Гвэг, ваш замечательный оруженосец? --- Задал свой вопрос Рауль.

--- Густав погиб, --- тихо ответил Гвэг, --- а вас я конечно прекрасно помню. Вы же спасли нас тогда от разбойников в Корнежском лесу. Просто сейчас темновато, и ваши лица плохо различимы. Присаживайтесь к огню, разделите с нами эту ночь. А вы что не участвовали в битве, судя по вашему виду нет?

Все --- и те рыцари, что были с Гвэгом (Этьен никого из них не знал) --- сели, немного потеснившись, вокруг костра.

--- Нет, мы не участвовали, --- сказал Этьен, --- мы появились вот только что, уже после её окончания... Правда, сегодня днём видели её ужасные последствия...

--- Ужасны не последствия, ужасна причина, вызвавшая эти проклятые последствия, --- повысив голос, сказал Рыцарь Рыси. --- Кто ответит мне: как можно было, поправ принятые как непреложная истина все человеческие законы и основы естественных нравственных начал истинного рыцарства, да и простой житейский здравый смысл, выйти на честный бой с оружием, которое только имеет вид оружия, а на самом деле колдовское наваждение? Как рыцарь, воин, мужчина, человек чести мог пасть до такого позорного, самоуничижающего бесчестья, кто он теперь?

--- Почему теперь, --- спросил Этьен, --- а может не только теперь, но и тогда, а, точнее, всегда?

--- Но не всегда же он владел Мечом Победы? --- Вспылил Гвэг.

--- А разве нравственные начала зависят от того, имеет ли человек Меч или не имеет? --- Сказал Этьен, --- Меч не причина, он лишь повод. Вот если бы вы, Рыцарь Рыжей Рыси, владели бы этим Мечом, вы стали применять его в бою или просто в поединке.

--- Никогда! --- Закричал Понтус Гвэг, --- с Мечом всё, понимаете, всё: рыцарство, честь, привычные понятия, сама жизнь теряют какой-либо смысл. Зачем я тогда без малого 40 лет отдал рыцарскому служению? Я с 14 лет пошёл в обучение, в 18 стал оруженосцем --- я же был последним оруженосцем самого великого Клайна Улофса! Нынешняя молодёжь не знает, кто это...

--- Ну почему, --- перебил его Этьен, --- мы очень хорошо знаем Мастера Клайна.

--- Да откуда вы можете его знать, --- с недоверием сказал Гвэг, --- он давно умер. Да, но откуда вы знаете, что он потом стал Мастером, то есть наставником молодых, я ведь про это ещё не говорил?

Этьен в ответ промолчал, лишь, переглянувшись с Раулем, пожал плечами.

--- Так вот, --- продолжил Рыцарь Рыси, --- именно по представлению Улофса я был посвящён в рыцари. И 33 года честно, как истинный рыцарь и доблестный воин, следуя всем правилам и законам, исполнял свой долг. А сейчас что, выходит всё то, чем я жил, что считал смыслом жизни, что являлось единственным образом моего существования, что служило основой моего мироощущения, напрасно? Вся моя жизнь прошла зря, если то, что считал верным и правильным, оказалось сведённым в ничто?

--- Господин Гвэг, --- вдруг сказал заскучавший Рауль, --- а расскажите нам о битве, ведь мы должны знать, как было то, чего быть не должно. Подробности любой битвы, даже самой неправильной интересны каждому воину.

--- Хорошо, я расскажу, --- согласился Гвэг, --- пусть будет мучительно это вспоминать. Но надо же придумать, как уничтожить Эсхита с его проклятым мечом. Ведь прошедшая битва была не последней, и никакая будущая битва не будет последней...

XX глава.

--- Наше войско, во главе которого стоял его величество король Гуго Х, втрое превосходило по численности армию барона Эсхита. --- Начал своё повествование Понтус Гвэг. --- Уже это само по себе дико звучит: королевская армия против какой-то там "армии" некого барона? Ну да ладно, дело представлялось крайне серьёзным, поэтому все порядочные рыцари согласились идти целым войском на отряд --- да всё-таки отряд --- барона. У нас собралось 60 тысяч воинов --- у барона, наверное, тысяч 15-17, не более. Тоже, кстати, невозможная вещь: выходить с огромным перевесом против врага, ведь силы должны быть примерно равны. Впрочем, теперь это всё пустые слова... Короче: три дня назад, ранним утром два войска выстроились друг против друга: королевское --- пёстрое, разноцветное, каждый рыцарь со своим гербом, со своим цветом плаща, с доспехами, среди которых не встретишь двух одинаковых и на разномастных лошадях и баронское --- все всадники в черных, как мысли злодея, плащах и на белых --- где только нашли столько --- конях. Кажется, даже забрала у них всех были одинаковые с продольными, как частокол, решётками. И вот по сигналу обе армии одновременно ринулись в бой: наша единым строем, словно океанская волна хлынула вперёд, и та банда, как шайка разбойников, скривив кое-как ряды, бросилась навстречу нам и, будто челюсти голодного хищника, вгрызлась в плотную массу наших построений, разорвав её на части. Чёрные рыцари, продвигаясь клином, углубились в наши порядки, в первый момент полностью их расстроив, и нанесли нам довольно серьёзный урон, они, казалось, забыв, что противостоят им тоже не последние бойцы, бились с каким-то диким азартом, подобный тому как волки, попав в овчарню, режут всех овец подряд и никак не могут насытиться и остановиться. Да, воины они, конечно, незаурядные, настоящие бойцы, да ещё какие-то остервенело злые и, даже, я бы сказал, немилосердно, свирепые. Впрочем, большинство выглядело не сильнее тех, кто сражался в нашем войске, но выделялись среди всех двое --- Фламм Рыцарь Башни, который был знаменит и хорошо известен ещё до того, как стал служить Эсхиту и второй, как мне сказали потом, я-то его совершенно не знал, Кулквид Рыцарь Насмешки. Вот они-то действительно бились так, как могут биться немногое, лишь единицы. Рыцарь Насмешки --- с открытым забралом и вечной улыбкой на лице --- орудовал гигантской секирой, с острейшим лезвием, ослеплявшим своей идеально заточенной гранью отражённым солнечным светом и с рукояткой, соизмеримой величиной с настоящим тараном, там, где он опускал свой чудовищный топор, сразу падали, разрубленные пополам или лишённые голов, пять-шесть человек. Все его доспехи --- спереди и сзади --- за каких-то пять минут боя оказались утыканными сотнями стрел, сделав его похожим на морского ежа, но он не замечал такой мелочи, его латы, выкованные из такой толстой стали, что пробить её обычным оружием, не представлялось возможным.

Второй рыцарь, товарищ первого, знаменитый Фламм ещё сильнее потрясал своим невероятным искусством рыцарской схватки: он в обеих руках держал по длинному, как последний солнечный луч, упавшему с самого верхнего витража за минуту перед закатом, мечу, и управлялся с ними, как иной управлялся бы с парой обычных кинжалов; словно бы играя этими мечами, Рыцарь Башни без устали косил врагов, падавших под его ударами подобно подгнившему древостою, только тот древостой состоял из живых людей. Там, где Фламм проходился своими мечами, мгновенно взрывались бурные фонтаны из человеческой крови, многие просто не успевали понять, что произошло, что с ними случилось и оставались стоять мёртвыми в строю, зажатые между тех, кто числился пока как живой. Своё забрало он тоже поднял, но не видно было на его лице удовлетворения, казалось, что он скорее недоволен и расстроен происходящим, что ждал он чего-то другого, но не такого легкого и несерьёзного противостояния, он, видимо, ждал настоящего противника. И этот противник скоро появился --- великий барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря. Он, продравшись сквозь тесные ряды сражавшихся, с яростным напором до предела разъярённого секача ринулся на неприятеля, и сразу же завязалась битва равных: Рыцарь Вепря с тяжеленным мечом в одной руке и огромным щитом, размером с замковые ворота и толщиной с хорошие крепостные стены яростными наскоками атаковал Рыцаря Башни, а тот, отражая беспрерывные выпады соперника, отвечал исполинскими по силе ударами, попадая всё время в подставленный щит барона. Словом, сошлись бойцы совершенно равные по мощи и рыцарскому мастерству, они подобно двум распалённым похотью слонам, которые никогда не уступят друг другу, пока кто-то из двоих не упадёт в изнеможении, чтобы быть убитым тут же на месте своим недругом, готовы были биться до конца, когда даже смерть не повод, чтобы выйти из боя --- такие воины и после своей гибели продолжают какое-то время противостоять своему врагу. Грохот, создаваемый при ударе их мечей, заглушал на секунду шум всей битвы: каждый раз всем чудилось, что будто бы упала с неба огромный кусок скалы или же рухнул поблизости какой-нибудь замок, а искры, что сыпались от соприкосновения их рыцарских клинков, на мгновение ослепительно ярко освещали всё поле битвы, затмевая солнце.

А накал сражения к тому времени поднялся уже до такого уровня ожесточения, что только павшие имели право выйти из него, а они с каждой минутой прибавлялись с быстротой сыплющегося с неба крупного града. Шумные кровавые потоки с сильным напором выплёскивались из частей покалеченных тел: отрубленные руки, головы, вырванные дымящиеся внутренности умащивали размягчённую землю, чёрно-красная слякоть чавкала под ногами сражавшихся, и ступить уже становилось некуда, люди бились по щиколотку, по колено в густой, горячей жиже из человеческой слизи и земляной грязи. Там, где на короткое мгновение открывался узкий проход --- ибо не всегда живые успевали быстро заступить на место павших --- текли бурлящие ручьи крови, нёсшие на своих волнах обломки стрел и копий, перевёрнутые шлемы, отсечённые кисти рук и клочки конской сбруи. Раненые, те, кто не мог дальше держаться на ногах, совсем потеряв силы, падая вниз, захлёбывался в тех ручьях, без шансов, что кто-то им поможет. Ведь убитых скоро стало больше чем живых...

Но всё равно королевское войско начало брать верх --- ведь оно собралось гораздо более значительным числом бойцов --- оно полностью окружило неприятельскую армию, взяв её предельно жёстким охватом, так что никому из вражеских рыцарей уже нельзя было прорваться наружу и стало постепенно её уничтожать, правда, само при этом теряя много хороших воинов. Но никто среди нас не думал отступить или спрятаться за спинами своих товарищей --- мы же бились за справедливость, против попрания законных устоев, против наглого захвата великого права быть повелителем мира, которое даётся лишь тому, кто всей своей деятельностью на рыцарском и королевском поприще смог доказать это, и это признано всем миром, теперь узурпированное каким-то ничтожеством. И мы бы выполнили своё предназначение и наказали бы беззаконника и его потерявших стыд и понятие рыцарской доблести приспешников, если бы не проклятое колдовство...

В общем, когда от нашего войска осталось, наверное, чуть больше половины, а от вражеских, пожалуй, даже меньше, чем половина, в битву вступил сам барон Эсхит. Он спустился с дальнего холма --- видимо, оттуда он наблюдал за ходом сражения --- восседая на огромном слоноподобном чёрном коне --- высокий и широкоплечий, облачённый в сияющие на солнце серебряные доспехи, в длинном, белом, как лебединое крыло, плаще, он казался ожившим изваянием, которое, отлитое из серебра, столетиями стояло на главной площади столицы, а сейчас сошло с постамента, словно в него снова вдохнули душу или он явился воплощением древнего легендарного героя, может быть, самого Вечного Воина, вернувшегося в мир, чтобы, как в старину, опять его изменить. В его правой руке, поднятой над обнажённой, ни чем не защищённой головой сверкал меч --- Великий Меч Победы. Белый всадник на всём скаку врезался в бурлящее и кипящее месиво сражения, внедрившись в самый центр его водоворота, и стрелы, копья, дротики, метательные топоры полетели в него отовсюду, казалось, он обречён и спасения ему не найти, но ни один вид оружия, вообще ничто не могло поразить его --- всё оружие, что было направленно против него, обернулось против тех, кто его направил. Вы, наверняка, видели тех, кто мечтал стать убийцей Эсхита, и что с ними стало. А сам барон, очутившись в окружении врагов, с весёлой улыбкой, правда, мне показалось, с несколько то ли отстранённым, то ли отрешённым видом стал орудовать своим колдовским Мечом: там, где он проходился клинком, сразу падало не менее сотни поверженных воинов. И не оставалось у тех, кто пытался противостоять злосчастному барону ничего, чтобы могло бы повредить ему или как-то смягчить или перенаправить его мощь, хотя бы немного отвести её от себя. Скажите, можно ли победить или просто на равных противодействовать водопаду, с его беспрерывно льющимся, не знающим перерыва потоком или горному обвалу, когда куски скал, будто дождь, падают на голову, какой щит тогда защитит, и какой меч отразит все летящие одновременно камни? Вот так и Эсхиту невозможно было хоть как-то сопротивляться...

...И мы побежали. Да, все, как мне показалось, словно от единого толчка или удара вдруг скопом побежали, и ведь, вроде бы, не найти того, кто сделал это первым, а именно все разом, как безумное стадо одновременно ринулись бежать. Какое-то странное состояние в мгновение охватило всех, и это был не страх, а что-то, что никак нельзя назвать, потому что такого никогда не встречалось прежде. Я сужу по себе, да и другие утверждали то же самое: я разумом понимал, что делаю что-то не то, и страха-то я совершенно не чувствовал, и ужас если и присутствовал, то, скорее ужас перед бессилием что-либо сделать, но такой ужас, наоборот, принуждает с нарастающим смертельным остервенением бороться, и отступать он никогда не заставит, но какая-то сила, что находилась вне каждого отдельного человека и в то же время объединявшая и касавшаяся всех, с непреодолимой мощью потащила нас прочь от места битвы. Может, то ощущалось, причём сразу всей нашей единой массой воздействие проклятого колдовства Меча Победы, и поэтому не мы управляли собой, а он управлял нами, завладев нашей волей и двигая нашими телами, которые, можно сказать, перестали в тот час быть нашими, ведь почему нам казалось, что не мы бежим, а кто-то бежит за нас, точнее, необъяснимое нечто несёт нас, мы, словно бы перемещаемся в пространстве как седоки в чём-то наподобие гигантской невидимой кареты?

XXI глава.

--- И что теперь вы намерены предпринять, --- спросил Этьен, когда Гвэг закончил, --- разбрестись по своим родовым замкам и ждать, когда великий и непобедимый барон Эсхит призовёт вас к себе в качестве своих верных вассалов, или у вас ещё осталось желание снова биться с ним, наверняка зная, что ничего, кроме неминуемой смерти, не даст вам это бессмысленное противостояние?

--- Да, мы пойдём до конца, --- уверенно сказал Рыцарь Рыси, --- мы не случайно встретились в лесу: я, Трофинт, его младший брат Корминг Фрой Рыцарь Дракона и Ирвин Ззог Рыцарь Красного Оленя ходим по лесам, ищем и собираем остатки королевского войска. Кстати, король Гуго Х погиб и сейчас по старшинству положения главным у нас, если не найдётся тот, кто превыше него, барон Трофинт. Мы соберём всех кого найдём и дадим ещё один бой проклятому Эсхиту...

--- Но ведь вы убедились, что биться с ним бесполезно, --- сказал Этьен, --- это означает заведомая гибель, и без шансов, без выбора, без какого-либо иного исхода, кроме того, что предопределён?

--- А у нас нет другого пути, --- вскричал Гвэг, --- ибо тот неимоверный стыд, что мы все испытываем, надо как-то избыть. Кто бы сказал мне раньше, что рыцарь может бежать с поля боя, я бы рассмеялся бы ему в лицо, ведь такого просто не может быть, оно противоречить природе рыцаря, рыцарь знает только два итога битвы --- смерть или победа. И потом, мы должны как-то, пусть ценой собственной жизни, отстоять высокое понятие рыцарства, его основы и законы.

...Утром они разъехались в разные стороны --- Этьен только спросил у Рыцаря Рыси, в каком направлении искать лагерь барона Эсхита, Гвэг показал, правда, поинтересовавшийся, зачем им барон, какие у молодых людей с ним дела и не хотят ли они присоединиться к его армии. Конечно, хотят, отвечал Этьен, но ещё добавил, что у него с бароном свои личные дела, а когда он с ними покончит, то вернётся, и он и его оруженосцем вольются в отряд Трофинта.

...Уже в полдень Этьен и Рауль подъезжали к лагерю Эсхита, не встретив ни выставленных караулов, ни тайных дозоров: остатки армии барона --- весёлые и пьяные --- праздновали победу, пируя без перерыва третий день подряд. Пока путники шли по лагерю, их никто не задержал и даже не полюбопытствовал, кто они и зачем здесь в таких ярких цветных плащах бродят среди чёрных шатров. Самый главный шатёр, большой и просторный, натянутый из белого полотна, они нашли легко --- его навершие с развевающимся баронским флагом торчало выше остальных, и его было видно ещё до того, как они подошли к самому шатру. Но они даже не успели приблизиться к нему, как услышали знакомый, бодрый голос:

--- Господин Планси, какая радость, как давно мы не виделись!

Этьен обернулся: к ним уверенной походкой хозяина шагал Кулквид Рыцарь Насмешки.

--- Я знал, что вы захотите примкнуть к нам, --- развязано сказал он, --- каждый желает оказаться поближе к чему-то славному, великому и бессмертному. Ведь то, что произошло уже и, вероятно, произойдёт ещё в грядущем, не происходило прежде, оно не имеет, просто не может иметь ничего себе подобного. Случай Эсхита --- единственное, невоспроизводимое явление. Об этом непременно будет записано в исторических хрониках, об этом сочинят красивые легенды и героические песни, этого не забудут никогда, оно навеки запечалится в памяти людей. Вы не представляете, какое грандиознейшее сражение состоялось, жаль, что вы не успели...

--- Мы видели его последствия, --- сухо сказал Этьен, его раздражал Рыцарь Насмешки, хотелось скорее отвязаться от него.

--- А кто ваш юный спутник? --- Спросил он, бесцеремонно пялясь на Рауля, чем привёл его в некоторое замешательство.

--- Мой оруженосец, --- ответил Этьен.

--- Прекрасно, --- заулыбался Кулквид, --- нам нужны такие молодые и непосвящённые, вы, молодой человек, проситесь в свиту к императору, я обязательно порекомендую вас ему...

--- Императору?! --- Удивился Этьен.

--- Да, --- хохотнул Кулквид, --- Великий Император Эсхит Непобедимый, --- с напускной напыщенностью провозгласил он, --- так теперь приказано нас величать. Кстати, придумано вашим покорным слугой.

--- Император без империи? --- Усмехнулся Этьен. --- Где те короли, что стали вассалами вашего императора? "Император"? Определение без наполнения его смыслом и значением просто слово. А слов можно сочинить сколько угодно...

--- Как это без империи, --- возразил Кулквид, --- мы покорили несколько настоящих королевств, не говоря о каких-то там герцогствах и прочих графствах? Теперь их владения --- наши владения. Ну чем не империя: обширные земли, толпы подданных? Правь и наслаждайся... Правда, если честно, никто пока из бывших господ и владетелей не присягнул на верность императору, не принимая власть, как они говорят, какого-то мелкого барона, поэтому и случилась последняя битва: все обиженные и обезземеленные Эсхитом вышли защищать и отвоёвывать назад "своё". Ну, вы видели, как отвоевали: то были потеряны только земли, а теперь на поле боя многие потеряли ещё и жизни. Но они сами виноваты... А сейчас после такого сокрушительного поражения, те, кто остался в живых, непременно прибегут сюда и, умоляя нас, как бедные родственники, попросятся в вассалы. Так что наш барон полноценный император. Что справедливо: власть должна быть в руках сильного, если он смог её взять, значит, по праву обладает ею. Право сильного и есть настоящий закон, управляющий человеческой общностью. Думаю, простые жители --- нет, не эти благородные, годные только тупо бряцать оружием и нудно рассуждать о рыцарских правилах --- простые крестьяне, горожане и прочие с нескрываемой радостью и искреннем восторгом примут новую, императорскую власть.

--- А вдруг народ не примет власти узурпатора, --- спросил Этьен, --- восстанет или просто не признает её, как преступную и незаконную, ведь у людей с господином отношения не только подданнические, но и почти родственные, можно сказать, семейственные: господин им как отец?

--- Уничтожим всех! --- Ответил Кулквид, --- всех непослушных и своевольных, до самого последнего бунтовщика. Чтобы никто не смел выступать против император.

--- Вам недостаточно крови, --- сказал Этьен.

--- Не в том суть, --- сказал Рыцарь Насмешки, воздев ладони вверх, --- не в людях: скопление людей --- а их там может быть бесконечно много --- ничто, когда существует Великая Идея. Если у человека нет его собственной идеи, то он пуст внутри, как забытый глиняный кувшин в разграбленной гробнице, его душа спит, будто опоенная дурманом, души как бы нет, он её не чувствует. А с идеей человек переполнен жизнью, его душа клокочет, она в радости и веселье, и человек ощущает себя способным изменить действительность, превратить её в то, во что пожелает только он.

--- И какова ваша великая идея? --- Скривив губы, спросил Этьен.

--- Сотворение из ничтожества героя и гения, --- шёпотом ответил Кулквид.

--- Не слишком ли высокого мнения о своих способностях? --- Громко спросил вступивший в разговор Рауль, --- гениями, как всем известно, рождаются, а героя никто не может сотворить, кроме как если герой не сотворит себя сам. Не захочу стать героем, то и не буду им, и никакая сила не заставить меня сделаться таковым. А пожелаю быть героем, то лишь я один смогу предпринять всё то, что для этого надо. И кто-то иной мне не поможет, он будет, как посторонний, только мешать.

--- А вдруг не посторонний, --- сказал Кулквид, --- а вдруг почти родной, совершенно свой, который без конца внушает тебе, что ты лучший, ты самый, ты необыкновенный и не такой как все остальные, и ты достоин особой участи? Знайте, если человеку что-то постоянно внушать, то в итоге обязательно поверит этому, тем более в отношении Эсхита и напрягаться особо не надо было, так как он и без того понимал, что как воин, как боец он несомненно один из самых выдающихся. Правда, нечто случилось у него в юности, он получил некую душевную рану, о которой ни вспоминать, ни тем паче говорить не хочет и из-за чего он стал бояться мира и людей, сторонясь и прячась ото всех. Впрочем, то дела прошлые, и касаются они его одного, меня волнует лишь настоящее и будущее. В общем, из нелюдимого полного предубеждений затворника, ненавидящего и одновременно страшащегося по своей тайной причине людей мне посчастливилось вылепить подлинного властелина вселенной.

--- А вы, господин Кулквид, не страдаете скромностью, --- сказал раздражённо Этьен.

--- Говорю как есть, --- вздёрнув брови, ответил Рыцарь Насмешки, --- и если быть по-настоящему откровенным, то не так уж и легко и просто было переубедить барона, переиначить его на нужный лад. То, что вы завёте совестью, которая, в сущности, есть строгое следование правилам исполнения законов рыцарского долга, наверное, с год или даже более того, мне пришлось вытравливать, выжигать из него бесперебойными внушениями и сверхдоказательными убеждениями. Он, как коршун за зайчонка, мёртвой хваткой держался за понятие святости рыцарской чести, считая преступным и кощунственным отказываться от него. Но чтобы стать великим, необходимо забыть и отвергнуть всё общепринятое, устоявшееся, являющееся истинным для всех, ибо великий устанавливает свою собственную истину. Рыцарь, воин, мужчина обязан переступить буквально всё ради своих целей, он не вправе иметь друзей, родных, возлюбленных и вообще каких-либо привязанностей. Всё будет помехой, ведь невозможно стараться бежать быстрее всех, продвигаясь через заросли терновника. Таким образом, безжалостно избавившись от всего лишнего и ненужного, человек перестаёт задумываться о постороннем, он начинает помнить только о главном и предпринимает всё, чтобы достичь этого главного. И вся его физическая сила и духовная мощь будут направлена в сторону торжества его воли, как единственной воли, имеющей дозволение быть в этом мире. Его сила в его воли, и если его воля пересилит все остальные воли, и станет всеобщим законом, то он объявит себя повелителем мира и ему будет можно всё, спрашивать дозволения ему придётся только у одного себя. Вот такие мысли я упорно старался влить в сознание Эсхита, и мне это удалось: идея стать выше всех и выше не только по положению, но и по праву --- по праву избранного, по праву силы и воли --- по праву, добытого им самим, благодаря своей исключительности (ведь, если подходящему человеку в подходящее время намекнуть, что он совершенно не то, что иные, что он единственный такой --- непохожий и особенный --- то он с открытым, девственным сердцем примет это как веру) полностью поглотила его разум, он мог думать и говорить только об этом. Словом, из обычного, не слишком задумывающегося над смыслом жизни, несостоявшегося вояки, проводившего, как правило, всё своё время либо на охоте, либо в бесцельном прогулкам по своим не слишком обширным владениям получился, благодаря моим стараниям, настоящий великий воин, который стремится не просто к победе в битве, но к победе в битве за покорение вечности. Ведь каждый желает остаться в вечности --- пусть не телесно, то хотя бы как герой и легенда.

--- А вам, Рыцарь Насмешки, зачем это, --- спросил Этьен, --- какая вам выгода?

--- Власть, --- ответил Кулквид, блеснув глазами, --- скрытая, неявная, тайная власть. Власть из-за спины, из-за плеча, из тени, из тёмного угла, из-за ширмы. Власть над отдельным человеком, то есть над бароном Эсхитом, и через него власть над всеми. Кто направлял его, кто руководил его поступками, кто знает все его постыдные слабости и понимает, как правильно использовать его преимущества, кого он слушает, как своего наставника и попечителя, кому подчинена его воля, кто собрал для него войско, кто заставил его добыть Ключ Любви, который потом принёс нам Меч Победы? --- Я, всё один я. Да и Меч Победы остался бы лежать в каком-нибудь золотом ящике в качестве трофея, которым можно только любоваться, но никак не воевать им, если бы я неустанно не напоминал Эсхиту о возможном величии, дающееся счастливому обладателю Меча. Вы не представляете, как полюбил барон Меч Победы, что не желал первое время даже слышать о том, чтобы использовать его как используют оружие, ему достаточно было обладать им, а всё остальное перестало для него иметь смысл и значение. Но оружие не есть вещь, предназначенная для созерцания, но вещь, предназначенная для действий. И я, играя на тщеславии Эсхита, говоря ему, что никто никогда не узнает, что он лучший воин, если останется сидеть в замке, разглядывая Меч, подтрунивая над его даже некоторой мнительностью, основанной на том, что нет его заслуг в добывании Меча, он, лишь, как меняла, обменял Меч на что-то другое, и чтобы оружие оправдывало своё существование, оно должно быть применено. Иначе оно не оружие, а предмет мебели. Он, конечно, согласился с моими доводами, и, как результат, недавняя битва. Да, без меня не случилось бы ничего: ни битвы, ни победы, ни императора. И ведь есть в том, что я как бы неизвестен и вроде бы незаметен какая-то особая сладость: я же знаю, кто всё устроил и кто виноват.

XXII глава.

...Этьен, а за ним и Рауль, откинув тяжёлый, как кольчуга двойного плетения, полог, вошли в шатёр барона, а вместе с ними, едва не наступая им на ноги, ввалился самодовольно улыбающийся, словно до отвала наевшийся кот, Кулквид. Хозяин шатра сидел в дальнем углу, опустив глаза в землю и вытянув ноги, на узкой походной кровати, по его виду казалось, что он не спал три или четыре ночи и, неимоверно желая уснуть, никак не может сделать этого: беспрерывный поток мыслей не давал ему успокоения. Он поднял тусклый, как слюдяное окошко в хижине бедняка, взор на вошедших, и его лицо просветлело --- что-то наподобие приветливой улыбки тронуло его пересохшие губы:

--- Планси, ты ли это, --- сказал он сипло, --- я сегодня вспоминал о тебе, думал, помнишь ли ты некого барона Эсхита?

--- Разве твои "великие деяния" дадут забыть тебя? --- Ответил Этьен.

--- Господин Планси и его оруженосец, --- вмешался Кулквид, --- желают, кажется, стать воинами армии императора Эсхита Великого.

--- Мы ничего не говорили о своих желаниях, --- сказал Этьен, --- всё ваши фантазии, Кулквид.

--- Но тогда зачем вы здесь? --- Удивился Рыцарь Насмешки.

--- Зачем? --- Усмехнулся Этьен, --- это я могу сказать только лично барону. Это наши с ним личные дела.

--- Выйди, Кулквид, --- устало сказал Эсхит.

--- Но Харгрив, как же без меня, --- возмутился Кулквид, --- я же должен присутствовать везде, чтобы знать всё.

--- Успокойся, всё равно ты не знаешь всего, --- сказал Эсхит, --- так что иди...

--- Куда я пойду, если моё место тут? --- Вскричал Кулквид, --- понимаешь, только тут и нигде больше. Мне нигде нет места, где нет тебя, так что мне некуда идти, я должен остаться, ведь я твой лучший друг и самый близкий товарищ.

--- И всё-таки ты иди, мой лучший друг, --- с нескрываемым раздражением сказал барон, --- если останешься, то будешь мне не товарищем, а врагом. И ты отлично знаешь, что случается с моими врагами, а я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Уходи!

--- Но Харгрив... --- пробормотал Кулквид.

--- У-хо-ди.

Рыцарь Насмешки изобразил лицом гримаску со значением "как знаешь" и вышел, громко топая.

Эсхит поднялся со своего ложа и широкими шагами, выставив вперёд как-то неуклюже большие ладони, подбежал к Этьену и крепко пожал ему правую кисть, обхватив её обеими руками. Этьен представил своего оруженосца, и они по приглашению хозяина сели в узкие, с тонкими подлокотниками кресла, стоявшие напротив большого, широкого кресла, в котором устроился сам барон.

--- Планси, --- обратился он к Этьену, --- мы встречались с тобой всего два раза и то как-то так... мельком, постольку-поскольку, но почему-то ты мне запомнился, врезался, как говориться, в память. Мне зачем-то хотелось, чтобы ты всегда присутствовал рядом, может быть как соратник или даже как друг. Возможно, будь ты на месте Кулквида, все было бы иначе, всё произошло бы не так как произошло...

--- Не будь меня, не появись я тогда в замке Эсхит, то вообще ничего не произошло бы, --- ответил Этьен. --- Не было б меня, не было б ничего

--- Да, ты, прекрасно помню, представился такой, как всем нам показалось, простой и непосредственный, --- сказал Эсхит, --- и прямо заявил, отдай мне Ключ взамен на Меч, которого у тебя пока нет. Я согласился, так как ничего не терял, а в случае твоей удачи, наоборот, приобретал.

--- А теперь я пришёл, чтобы забрать назад, то, что отдал по глупости и недомыслию, --- тихо, но очень внятно сказал Этьен.

--- Забрать? --- Переспросил барон, --- хочешь обратно обменять Ключ на Меч?

--- Нет, --- ответил Этьен, --- именно забрать... Забрать Меч, не отдавая Ключа.

--- Но почему, Планси, --- усмехнулся Эсхит, --- ведь я честно поступил, когда получил от тебя Меч, а ты от меня Ключ? Ты что, хочешь владеть ими обоими, я слышал, кто обладает и Ключом и Мечом, тот бессмертен, ты возжаждал бессмертия?

--- Нет, Эсхит, к бессмертию я равнодушен, и не о том я сейчас думаю. Я думаю лишь о том, что никто на земле из простых смертных, вроде тебя и меня не имеют права владеть Мечом Победы. Мы не герои, мы всего лишь обычные люди, и все наши так называемые подвиги являются следствием наших ошибок или преступлений. Поэтому, Меч должен быть уведён из мира, причём навсегда.

--- Но, господин Этьен Планси, я же вот так просто не отдам тебе Меч, а отнять его ты не сможешь.

--- А я не стану отнимать Меч, мы что дети, играть в отнималки? Меч сам найдёт своего хозяина, и будешь им не ты, Харгрив Йорди барон Эсхит.

После последних слов Эсхит долго ничего не отвечал, он замер в одной позе с приоткрытым, как у мёртвого кота, ртом и широко распахнутыми глазами, вытаращенных на Этьена.

--- Ты не можешь этого знать, --- наконец прорычал Эсхит, --- ты не можешь знать моё второе, потайное имя. Его даже Кулквид не знает, а он знает обо мне многое, почти всё. И не существует никого, кто бы сказал тебе его, все они давно умерли, остался только один я. Но я не мог сказать...

--- Ты не мог, --- согласился Этьен, --- но мог Мастер Клайн...

--- Мастер Клайн! --- Взревел барон, --- что вы все знаете о Мастере Клайне? Его давно нет, он умер, он заколдован, его сожрал людоед, утащил дракон, он провалился в преисподнюю. Его вообще никогда не было, он выдумка, сказка, глупое предание!

--- Нет Йорди, он жив, --- усмехнулся Этьен, --- он не выдумка, он такой же человек, как мы с тобой. Впрочем, ты это знаешь лучше меня, ведь ты являлся самым выдающимся его учеником.

--- Клайн Улофс жив?! --- Пробормотал Эсхит, --- но это невозможно...

--- Возможно, Йорди.

--- Не называй меня так, --- взмолился барон, --- меня мама так называла, она и придумала прозвище. И ещё отец, а потом, когда их не стало, Мастер Клайн, но только если мы оставались наедине и никто третий нас не мог слышать...

--- Поэтому ты теперь понимаешь, что Клайн Улофс жив, если мы знаем твоё тайное имя, --- грубым голосом спросил Этьен, --- кто, как не он сказал его нам? И сказал он не только твоё имя, Мастер Клайн рассказал нам всё: и про своего необыкновенного ученика, и про то, какими он обладал фантастическими способностями, просто немыслимые для его возраста, и про другого юного воина, молодого северянина, появившегося вдруг и вдруг оказавшийся не хуже, а даже в чём-то более умелым и способным, нежели первый, и про то, как и где исчез этот северянин...

XXIII глава.

---...Улофс всё вам выложил, --- опустошённо произнёс Эсхит, --- конечно, я, в ваших глазах последняя, ничтожная, никому не нужная тварь, которую и ногой-то раздавить гадко: жалко замарать подошвы сапог, такую, не приближаясь к ней, бьют только камнем. --- Барон помолчал немного, а потом продолжил говорить громче и уверенней. --- А вы, вот вы двое, уверенны, что именно я виноват! Не я виноват, и не ты, Планси, давший мне Меч, и не друг мой Кулквид, подбивший меня на все эти подвиги, а виноват только один великий Мастер Клайн, наставник и учитель, непобедимый воин и благороднейший рыцарь. Да, я столкнул несчастного Троварда в пропасть, но то была вспышка мгновенного помешательства, секундное наваждение, противоестественное помрачнение сознания. Я не владел собой, я не помнил, что я есть. Это правда, я ненавидел северянина, чёрная зависть помимо моей воли кромсала мою душу, но я, силой той же воли не давал этому грязному и недостойному чувству выплеснуться наружу. Я не замышлял никогда такого подлого, воровского способа сведения счётов со своим противником, я всегда знал, что лишь честный поединок мог выявить истинно сильного и лучшего воина. То, что случилось, случилось само собой. Ведь никто не знал заранее, что мы втроём поедем напрямик сквозь горы. Никто не знал, что на пути будет пропасть и, тем более, что Тровард зачем-то захочет стать у её края. Для чего он стал у самого края? Да чтобы похвалиться тем, что нисколько не боится бездны под ногами и смерти вообще! Да нет, он не хвалился, что не боится, он действительно не боялся, и ему было в удовольствие так стоять, он искренне испытывал наслаждение и на самом деле выглядел бесконечно счастливым. И то, что он кричал, как ему хорошо и какое блаженство, вот так стоять перед пропастью и смеяться, и как он всех любит и хочет летать, как орёл, являлось не просто красивыми словами, а действительным выражение его чувств. Но пусть было бы только так, но ведь он успел ещё заметить, как страшно мне. Непроизвольный, неосознанный страх ввёл меня в оцепенение, я рассудком понимал, что бояться нечего, но моё тело, не слушалось моего разума и действовало против моего желания, оно постыдно заметно дрожало, и я не мог заставить себя подойти и стать рядом с Тровардом. Он, правда, с усмешкой, а мне почудилось, с издёвкой, что-то сказал, чтобы приободрить меня, кажется, призывая не выглядеть трусом и спокойно приблизиться к нему. Он, казалось, играл моим страхом, искушал меня решимостью, требовал действия и поступка. И я кое-как, с негнущимися коленями дотащился до края и принудил себя опустить глаза вниз... И в тот же миг какая-то ледяная волна прошла по всему моему телу, и я вообще перестал ощущать себя, я уже совсем не осознавал, кто я есть, это был уже не я --- я превратился в постороннего наблюдателя: кто-то ещё, с таким же точно лицом как у меня, но не я, стоял у пропасти, и этот кто-то, словно освобождаясь от тяжёлой ноши, с чувством удовлетворения подтолкнул северянина в спину... Мгновенно, будто его подбросило катапультой, не произнеся ни звука, он улетел в бездну, и летел не как камень, тупо вниз, а по странной кривой линии, словно по своей воли оттолкнувшись ногами от края пропасти и цепляясь за воздух распростёртыми руками (он действительно развёл руки широко, как крылья), пытаясь лететь, как птица.

...Я едва удержался --- таким сильным оказался мой удар --- чтобы самому не упасть туда следом за ним, я, точно слабоумный, неловко опустился на четвереньки, как-то сразу опомнился и пришёл в себя: тот, второй, мой близнец снова сросся со мной, и я понял, что он это я и никто больше. И я, стыдно сказать, заплакал... Я не плакал с трёх лет, я всегда помнил, что я мужчина, будущий рыцарь и, поэтому, просто не должен знать, что такое слёзы. А тут разрыдался, как мальчишка, мне вдруг почудилось, что на меня навалился огромный, не посильный одному человеку груз, который вот-вот раздавит меня, как крота. Мне представилось, что я лежу на дне несоизмеримо глубокой и тёмной ямы, где не достаёт воздуха, чтобы свободно дышать, и не могу пошевелить ни ногами, ни руками, ни даже чуть сдвинуть зажатую в висках камнями голову. Я --- такой большой и мощный --- ощутил насколько на самом деле я мал и незаметен, и как безгранично и необъятно велик враждебный мне мир. Я с неимоверным трудом, пятясь по-рачьи назад, отполз от края пропасти и с мольбой о помощи повернулся в сторону учителя, уверенный, что он спасёт, защитит, укроет, что он найдёт те слова, что всё объяснит и подскажет, что теперь делать. Но учитель пропал: великий наставник сбежал! Он так ловко и стремительно убрался, что я даже не слышал топота конских копыт. Я остался один... Совершенно один. Как быть, куда деваться, что делать? Я не понимал. Броситься тоже со скалы? Но подойти снова к пропасти, всё равно, что получить тупым концом тяжёлого боевого копья под дых. Да я и не думал тогда об этом, я в ту минуту, кажется, вообще не думал ни о чём, ведь я надеялся на учителя... А учителя исчез. Я был, а его не было. Как такое объяснить: ученик есть, а учителя нет? Кто ученик без учителя? Очевидно, никто...

Так ответьте, кто виноват во всём? --- Клайн Улофс Рыцарь Огненной Розы! Он был мне как второй отец, а после смерти отца, как первый и единственный. Я верил ему и в него, я тянулся к нему, как глупое дитя. Без него я не мог считать себя полноценной личностью, всё, что он говорил, становилось для меня непреложной истиной. Я всё всегда делал так, как указывал он, мой наставник. Я старался ходить его походкой, сидеть в седле в той же позе, что и он, произносить слова таким же манером, одеваться в похожие одежды и, даже думать, как он. Мне кажется, что я и дышал с ним в одном такте, наши вдохи и выдохи совпадали идеально. И вдруг тот, без кого меня нет, без кого я никто, растаял, как пошлое видение... Куда девались его сильные руки, которыми он, обняв меня, прижал бы крепко к себе и не выпускал бы, пока моя слабая душа не смирилась бы с позором, и я, набравшись сил и мужества, искупил бы его собственной кровью? Я был бы готов ко всему --- к одиночеству всеобщего презрения, к вечному изгнанию, к лишению права навсегда быть посвящённым в рыцари, наконец, к суду и смертному приговору, но только всегда оставался бы со мной мой учитель и названный отец. А его-то и не было... Каково мне, неопытному юноше, толком не знакомому с миром --- ведь я жил сначала в родовом замке, а потом в замке Улофс, не соприкасаясь с внешним миром, я полностью, как и все остальные подопечные мастера, зависел от него --- было решиться выйти в этот самый мир и объявить, что я наделал и объяснить, почему я один и никто меня не поддерживает? Да и как я мог бы что-то объяснить, я бы и двух слов не выдавил бы из себя, да и просто показаться на глаза других казалось невозможным и смертельно постыдным. Нет, я не виноват, одна секунда слабости, конечно, великий грех, но его искупление обязан был разделить со мной Мастер Клайн. И поэтому, вся вина в том, случилось потом --- его вина, он один виноват во всём...

XXIV глава.

--- Улофс сказал нам, что в содеянном тобой, винил только себя, --- прервал Этьен монолог барона, --- он решил, что оказался неумелым и бездарным наставником, который не сумел проникнуть глубоко в душу своего подопечного. Он посчитал, то, что его любимый ученик в открытую попрал все человеческие и рыцарские устои, превратило его, Мастера Клайна как бы в несуществующего, он стал словно бы никем, и, значит, не имел права оставаться на том месте, которое занимал, ему вообще теперь не было места, как он думал, среди людей. Поэтому он так стремительно бежал, не желая никого видеть, а главное, чтобы никто не видел его. Не видел никогда, нигде и никак...

--- Всё правильно, --- усмехнулся Эсхит, --- мы всегда, прежде всего, думаем о самих себе. Спасаем исключительно самих себя, ищем, как под все свои приглядные и неприглядные действия подсунуть разумное объяснение, чтобы уберечь своё тело от боли и страданий и успокоить мятущуюся душу. Я такой же, не лучше других... Но тогда я не мог ничего ни себе, ни кому-либо ещё что-то объяснять, мне для этого нужен был тот, кто мог бы объяснять всё вместо меня. А его... впрочем, вы давно всё поняли, довольно об этом... Не знаю, сколько часов провёл я в одиночестве... Толком и не помню, что делал всё это время, наверное, находился забытьи, всплывают какие-то клочки воспоминаний в памяти: то я сидел на земле, прислонившись спиной к холодному камню, то вдруг оказывался в седле, а потом почему-то в обнимку со своим конём, то перед моими глазами нависало синие небо, то я вперивался взглядом в безжизненную землю. Лишь когда начало темнеть, я решился наконец куда-нибудь двинуться. А куда мне можно было направиться? В свой родной замок, то есть домой, где меня давно никто не ждал...

12 лет безвыездно я просидел в своих владениях, не с кем не общаясь (слуги не в счёт), ни с кем не имея никаких отношений. Да кому я был нужен? Не рыцарь, не оруженосец, не воин и, вообще, неизвестно кто. Никто не в силах понять и почувствовать того, что я пережил. В чьём воображении вдруг появилась бы такая фантазия: восемнадцатилетний юноша, больше жизни любящий рыцарские поединки и настоящие боевые кровавые схватки, мечтающий о великих подвигах и бессмертной славе, сидит безвылазно дома, как старый ёж в норе, и ненавидит весь мир? И так, как я уже упомянул, целых 12 лет. Первое время я просто не знал чем заняться: бродил по всему замку, находя в нём такие закоулки, о которых и не подозревал, гулял по своим владениям, добираясь до их самых отдалённых и глухих углов. Я пытался отвлечься и забыться, но чёрная тоска беспрерывно рвала моё сердце, а когда она немного стихала, наваливалась невыносимая скука. Правда, очень скоро я нашел себе небольшое развлечение --- охота: шатаясь по своим угодьям, я часто спугивал различных зверей и птиц --- их у нас водиться предостаточно --- и мне пришла идея, почему бы не попробовать охотиться. Раньше я никогда не был на охоте, а тут решил начать... Словом, я нашёл неплохой способ убивать время, благо у меня разыгрался настоящий охотничий азарт.

И вот три года назад, тоже в самый разгар лета я с парой своих слуг охотился в лесу, мы преследовали оленя --- матёрого, сильного, с мощными ветвистыми рогами. В пылу погони мы, кажется, вылетели за пределы моих земель, но это не останавливало нас: мы гнали оленя к густым зарослям кустарника, чтобы он хотя бы немного задержался там, и, может быть, надеялись мы, запутался бы своими роскошными рогами в ветках. Но едва животное подскочило к зарослям, оно, нисколько не тушуясь, просто с ходу высоко прыгнуло вверх и с лёгкостью перемахнуло через кустарник. А я, скача уже с натянутым луком, ждал, когда он, замедлив свой бег, приостановится на секунду, и я пущу в него стрелу, но он не дал мне такой возможности, и я, не думая, в горячке азарта отпустил тетиву, направив стрелу ему вдогонку. И стрела, и олень одновременно исчезли из вида, а из-за кустов раздался удаляющийся глухой стук оленьих копыт и заглушающий его громкий крик, и кричал явно не зверь, а человек. Мы, кое-как продравшись сквозь плотные заросли, перебрались на другую сторону --- там, припав на одно колено, стоял незнакомый рыцарь, а из левого предплечья у него торчала моя стрела. От ужаса и смятения, ледяным потоком мгновенно влившиеся в меня, я чуть было не свихнулся прямо там, на месте: как, снова от моей руки гибнет невиновный? Но услышав бодрый и весёлый голос незнакомца, я быстро пришёл в себя: рана оказалось не слишком опасной --- стрела проткнула лишь мякоть руки, не тронув кости, да и произошло всё чисто случайно, обычное стечение обстоятельств. Один из моих слуг, обладавший познаниями лекаря, очень удачно вынул стрелу из раны и крепко её перевязал. Мы познакомились --- его звали Кулквид. Впрочем, его и сейчас так зовут, только он взял ещё имя Рыцаря Насмешки. Я пригласил его в свой замок, где бы он мог спокойно залечивать рану, я ему так и сказал, живи у меня до полного выздоровления. Кулквид оказался словоохотливым, располагающим к себе собеседником, он умел говорить много, но всегда хорошо чувствовал, если дальнейший разговор становился уже лишним, чутко улавливая момент, когда надо замолчать. Но обычно его было очень интересно слушать, он отлично понимал, как завладеть вниманием другого, как увлечь его рассказом, и чтобы всё казалось в меру и не чувствовалось бы скуки. Хотя мне тогда, после стольких лет необщения, наверное, любой пустой говорун воспринимался бы как мудрый сказитель и сладкоголосый певец. Я за долгое время изгойства отвык от непринуждённого общения с равным себе (короткие реплики и указания слугам совсем не то), поэтому говорил в основном один Кулквид. А я слушал, вернее, внимал. Внимал зачарованно, точно деревенский подросток, увидевший впервые в жизни пышный императорский выезд. Всё, что так удивительно красочно и жизненно описывал Рыцарь Насмешки, представлялось мне дивным чудом, волшебством, земным раем, для меня как бы открылась целая вселенная, наполненная рыцарскими турнирами, кровавыми войнами, знаменитыми непобедимы бойцами, стяжавшими всю возможную славу и любовь самых красивых и желанных дам. Моё убогое воображение не дало бы мне даже мизерной доли из всей той беспредельной роскоши, что заключает в себе настоящая рыцарская жизнь. Она представлялась мне тем идеалом, о котором и мечтать страшно, настолько там всё казалось совершенным, красивым и недостижимым, и где такому недостойному как я никогда не освободится место. Поначалу я с замиранием сердца и с быстро нарастающим восторгом впитывал в себя истории, что завораживающе увлекательно рассказывал Кулквид, но радость скоро сменилась тоской, подкладкой которой была опять-таки зависть. Зависть к тем ни разу не виданных мною и поэтому неизвестным мне рыцарям, что вольны жить такой жизнью. Зависть к миру людей, где всё понятно и просто, где чёрное это чёрное, а белое --- белое, где зло однозначно воспринимается как попрание устоев справедливости, а добро как отстаивание права слабого и немощного на защиту сильным, где равный противостоит равному и никогда заведомо менее сильному, где человек встречает человека лицом к лицу и никогда не подходит со спины. Непонятное ощущение, словно что-то тяжёлое, удушающее давило меня изнутри, и становилось так трудно, почти невозможно дышать, что, казалось, меня скоро разорвёт на миллионы капель, и от моего тела останется только разбрызганная по стенам кровавая слизь. Я начал, едва сдерживая свои чувства, яростно ненавидеть себя, за то, что на свою беду стал слушать удивительные рассказы Кулквида и самого рассказчика, за то, что он вообще появился в моей жизни, показав, насколько она никчёмная, пустая, бессмысленная и ненужная. Раньше я мог забыться силой привычки, и не думать ни о чём таком, а теперь я знал, что никогда не забуду, что я никто, а мир, прекрасен, но мир отлично обходится без меня. Мне тут же захотелось умереть: жить дальше со всем этим я просто не представлял как, сидеть по-прежнему отшельником в замке? Невыносимо. Явиться в мир, но как я объясню, кто я и откуда такой взялся, где и почему прятался столько лет, и зачем вообще я здесь нужен? Легче броситься вниз с самой высокой замковой башни... Кстати, такая мысль действительно приходила мне в голову, я даже раз взобрался на верхнюю площадку главной башни своего замка: стало интересно, насколько будет мне страшно оказаться снова на огромной высоте, и отважусь ли я подойти к краю и взглянуть вниз. Отважился, подошёл, взглянул --- и ничего, никаких чувств, ни страха, ни радости, ни веселья, ни уныния, будто я находился не на деревянных подгнивших мостках, вынесенных вперёд, для того чтобы можно было хорошо рассмотреть того, кто стоит у ворот, под которыми зияла пустота, а на твёрдой, надёжной земле. И сделать шаг туда, в пустоту мне вдруг представилось таким пустяковым делом, что всё представилось таким скучным и обыденным: куда бы я не сделал шаг, всё едино бессмысленно и бездарно. Если бы мне, стоя на краю, снова стало бы страшно, ну хотя бы, пусть присутствовал бы не пошлый страх высоты, а только примеряющий всех живых страх смерти, то тогда бы имело смысл прыгать вниз, чтобы преодолеть себя и свой страх, но ведь ничего не было. Мне было всё равно. Я не мог понять, почему, когда первый раз оказался на краю бездны, я испытывал такой дикий ужас. Может потому, что ненависть к другому влияла на моё восприятие сложившихся обстоятельств, а когда случается подобное, но в совершенном одиночестве, без наличия рядом другого, то ничего "странного" и не должно происходить со мной, я такой, какой есть? Или человек такой, какой он есть лишь тогда, когда рядом с ним ещё один человек или же, вообще, любое множество разных людей, влияющих и на его настроение, и на его поведение, и на его понимание действительности, и на его чувства, и на его душу? Когда я был истинным я: когда стоял на краю пропасти рядом с другим человеком да ещё в присутствии третьего или же когда один и без свидетелей на верхней площадке башни? До сих пор не знаю ответ...

Кулквид заметил моё состояние, он сообразил, что от его увлекательных историй я каждым раз становлюсь всё мрачнее, и как-то совсем перестал откликаться на его слова. И, войдя ко мне в доверие --- для него это оказалось лёгкой задачей --- он постепенно, малыми долями вытянул из меня, словно ржавые гвозди из разбухшей дверцы старого шкафа, почти всю правду. Я поведал ему о своих злоключениях, рассказал всё до самой последней мельчайшей детали, вывернул наружу свою душу, открылся каков я по сути и по характеру. Наверное, мне просто хотелось выговориться, хотя очень боялся, что кто-нибудь и когда-нибудь узнает мою нелепую тайну. Я не назвал только своего детского прозвища, то, что с такой лёгкостью произнёс ты, Этьен Планси...

XXV глава.

--- А что делал Кулквид за кустами, --- спросил Рауль Дюкрей, когда Эсхит замолчал на минуту, --- когда вы его нечаянно ранили? Как он объяснил своё появление в таком странном для рыцаря месте?

--- Сказал, что спал, --- ответил барон, --- а услышав шум погони, проснулся и поднялся на ноги и тут же мимо него промелькнул олень, а в руку вонзилась стрела. Кулквид, не помню какой по счёту младший, сын многодетного отца, то ли мелкого барончика, то ли некрупного графа. Короче, на родительское наследство и на титул он не мог никак рассчитывать, поэтому ему приходилось странствовать в поисках сеньора. Вот наткнулся на меня, и, если честно, находился он тогда не в самом выгодном состоянии: бедно одетый, без доспехов, на жалкой, полудохлой лошади. Он и спал-то в лесу потому, что ему нечем было заплатить за ночлег. Правда, самых разных приключений, как он сам понарассказывал --- не знаю, сочинил ли он или на самом деле всё так и случилось в его не слишком длинной жизни --- ему пришлось претерпеть и испытать предостаточно. Он на три года младше меня, но, понятно, гораздо опытней и рыцарский мир, да и просто мир людей он знал несоизмеримо лучше меня. Я же тогда обитал в мире полуотроческих идеальных представлений обо всём, ведь я никак не развивался и не менялся внутренне, я как бы застыл в одной возрастной поре. Откуда у меня могли появиться понятия о подлинной действительности, не придуманной моим почти детским воображением? А Кулквид обрушил на меня гигантские валы сведений об этой самой действительности --- живой, настоящей, существующей такой, какая она есть, выведя, таким образом, моё застывшее сознание из многолетнего сонного оцепенения. Он будто бы открыл запруду, мешавшую течь и развиваться моему уму. Я стал много думать, тем более, что мой просветитель (назовём его так) давал для этого достаточно поводов. Он показал мне всю неоднозначность и разнородность человеческого общества, ему удалось убедить меня, что законы рыцарской чести являются общими и объединяющими только для равных между собой и для тех, кто их принимает. А если кто-то, как я, например, никогда не был посвящён в рыцари, то почему я должен следовать этим пресловутым законам? И кто доказал мне, что все остальные, кто равны между собой, равны и мне, возможно я выше и искуснее всех, ведь считался же первейшим среди своих ровесников, которые с течением лет не перестали быть моими ровесниками? И главное, что Кулквид преподнёс мне в качестве основной идеи это то, что существует право сильного, то есть тот, кто силой превосходит всех и вся, волен устанавливать свой порядок, и его не должно волновать, справедлив этот порядок или нет: выгодно сильному, значит справедливо.

Но как всё воплотить, не могли же мы вдвоём, хоть и не самые последние воины, воевать против всего мира? И тогда Кулквид рассказал мне о Ключе Любви, что, мол, существует волшебный Ключ, при помощи которого возможно добыть, правда, не ясно как, Великий Меч Победы, дающий неограниченное могущество над всем светом. Он даже знал тогдашнего владельца Ключа, и убедил меня, что отнять его будет очень просто. Я горячо, как новообращённый в новое учение, поверил во всё это, я уже видел себя великим героем, непобедимым полководцем, новым императором, да что там --- высшим существом! И я чуть ли не в тот же час, когда Кулквид сказал мне про Меч Победы, приказал готовиться к выезду. Собственно, выезжать нам пока было некуда, но всё рано мы на следующее утро покинули замок: мы собирались набрать небольшое войско, чтобы с ним ринуться на отвоевание Ключа. Не войско, конечно, но отряд в три с половиной сотни бойцов из разных искателей приключений и любителей повоевать за дело и без дела, мы сколотили буквально за месяц. Ну добыли мы тот злополучный Ключ, и забросил я этот чудовищный неподъёмный кусок бронзы, как ты помнишь Планси, в склеп, а дальше началась довольно глупая и бестолковая жизнь барона-разбойника. А как ещё обозвать меня и моих сотоварищей, ведь чем мы занимались? Набегами на соседние и отдалённые владения. А, заслышав о необыкновенном бароне, дающим возможность, не следуя никаким законам и правилам, вдоволь повоевать и пограбить, к нам ото всюду стали стекаться разные отчаянные головы, жаждавшие кто лёгкой наживы, кто вольной, без оглядки на тугие путы так называемой рыцарской чести, жизни, кто просто упоения кровавой битвы. Из таких был Фламм Рыцарь Башни, который и живёт только тогда, когда сражается в гуще схватки, и для него лучше, если противник будет превосходит его численностью раз в сто. Когда он появился, мы перешли от мелких, несерьёзных вылазок и малопочётных грабежей к настоящим завоеваниям. Мы стали покорять небольшие баронства и графства, а наше войско постоянно пополнялось и скоро не менее пяти тысяч бравых воинов ходило под моим началом. И, значит, моё личное могущество, вроде бы, разрасталось, и я, наверное, должен был упиваться своим беспрерывно поднимающимся величием. И поначалу так оно и было: моя душа казалась как бы летящей всё время вверх от бесконечно длящегося ощущения счастья, восторженное настроение не оставляло меня, я словно бы снова превратился в мальчишку, не устающего без конца играть в одни и те же игры в благородных рыцарей. Оставаясь наедине с самим собой, я подолгу смеялся, вспоминая, кто я теперь и сколько людей служат и подчиняются мне, моей воле и никому нет дела до моего прошлого, все принимают меня за настоящего рыцаря, и всем интересно только то, каков я сейчас. Но дни следовали за днями, а ничего иного, не похожее на уже бывшее не происходило: случался очередной разбойничий захват какого-нибудь владения, после --- большое застолье, чаще всего в замке отвоёванного у бывшего хозяина, где мы праздновали новую победу. А потом --- всё то же самое, по новому. Шло равномерно-отупляющее движение по одному кругу, всегдашнее возвращение к исходному началу. И в какой-то миг --- я будто бы и не заметил перехода --- всё происходящее стало выглядеть мелким, ничтожным, глупым, однообразным. Вообще, вдруг то, что мне было даровано благосклонной судьбой так неожиданно, уже казалось совершенно не тем, чего бы мне хотелось, чего я на самом деле ждал. И я, как прежде, заскучал, непередаваемое по глубине уныние, как заслуженное возмездие за пережитое ранее блаженство тянуло всё моё существо на дно беспредельного отчаяния. Даже в дни затворничества мне не бывало так плохо и так сильно не хотелось умереть. То, что мы стали совершать дерзкие и уже совсем, по общим понятиям, возмутительные набеги на целые королевства, как-то оживило немного меня, но, по сути, они ничем не отличались от подобных деяний только против более ничтожных земель. На большую и серьёзную войну с настоящими армиями --- это когда войско бьётся против войска в большой битве --- у нас всё-таки не хватало людей. Похоже все не слишком озабоченные нравственными основами проходимцы и пятые-седьмые младшие сыновья, у которых вся надежда лишь на самих себя собрались у меня. А те, кто действительно желал добиться чего-то существенного на поприще рыцарства, стяжатели истинной славы шли на службу к королям или влиятельным герцогам --- там они на виду всего мира, да и земель можно выслужить побольше. Ведь, чтобы кем-то прослыть, надо кем-то стать, а чтобы кем-то стать надо либо быть изначально выше остальных по праву рождения, либо заработать себе такое право, у тех, кто выше в виде милости и наград. А дать всё это может только крупный суверен, поэтому, скорее отправятся воевать за какого-нибудь монарха, а не за мелкопоместного барончика, вроде меня. Словом, великие дела, которые я думал, ждут меня, когда покинул с Рыцарем Насмешки свой замок проходили мимо меня. И жёлчная горечь отравляла мою душу, надежда оставила меня, и я бы, наверное, впал бы в полное бездействие и разогнал бы всех, чтобы подохнуть в одиночестве, если б не Кулквид, не его бурная деятельность. Впрочем, со временем на многих вылазках они чудесно обходились без меня --- Фламм, а на самом деле Рыцарь Насмешки, стоявший за его спиной, был у них предводителем...

Не знаю, до каких бы пор всё это продолжалось и к чему бы привело, но в один прекрасный денёк, прямо как в старинной легенде в качестве моего избавителя объявился ты, рыцарь Этьен Планси и пообещал мне раздобыть Меч Победы, что и произошло через некоторое время... Я, таким образом, превратился в обладателя Великого Меча Победы, то есть в самого счастливого человека в мире. Нет, я вполне серьёзно, я полюбил Меч, словно он был живой и родной, я мог часами, не отрывая глаз, любоваться им, ведь он такой красивый и совершенный. Мне казалось достаточным, что Меч у меня и что именно я владею им, когда он появился, я успокоился, прошла тоска, уныния как не бывало, и стало не важным всё, что не имело отношения к Мечу. Я бы мог окончательно забыть о разных там битвах, и прочих сражениях, мне стали бы безразличны все эти воинские подвиги, вся эта громкая, но, в сущности, бестолковая слава и вообще всё, что касается моей известности среди прочих. Какая мне услада от того, что многие запомнят меня по имени и будут повторять его друг другу, что мне за выгода от этого, если у меня уже есть мой Меч и мне с ним хорошо? Но заклятый друг Кулквид не давал мне покоя, долго он сверлил мой мозг мыслью, что оружие не должно лежать как предмет украшения внутреннего убранства, оно предназначено для того, чтобы быть применённым, иначе потеряет свойства оружия, и, значит, право называться таковым. Помню, ему составило огромных трудов, чтобы вывести меня из умиротворяющего ощущения благодушной неги (когда человеку так хорошо, что не хочется, чтобы что-то происходило или менялось, и всё что ему надо, у него уже есть) и снова вытащить меня из замка и продолжить наши завоевания. Тогда нам с лёгкостью далось покорение сразу нескольких малых и одного среднего по размерам королевств, и почти тогда же состоялась первая настоящая битва, когда армия --- моя армия! --- противостояла другой армии, и именно в ней я впервые применил Меч и все воочию увидели действие его волшебного заклятия. Это показалось мне забавным...

XXVI глава.

Молчание как исцеление от долгих разговоров не нарушалось никем несколько благодатных минут: Эсхит, словно уставший путник, сидел с закрытыми глазами, Этьен, казалось, думал о чём-то своём, а Рауль --- это откровенно отразилось на его лице --- что-то хотел сказать, но не решался, по праву младшего, первым вспугнуть тишину. Нарушил её Этьен.

--- Харгрив барон Эсхит, --- сказал он громко, --- верни мне Меч. Я уже говорил, что пришёл дабы забрать у тебя Меч...

Эсхит тяжело, словно две массивные свинцовые бляшки, поднял припухшие веки: искреннее недоумение, перемешанное со страхом, блеснуло в его зрачках, но, быстро собравшись и по привычному нахмурившись, он произнёс:

--- Вы оба вошли в мой дом друзьями, а выйти из него обязаны моими сторонниками. То, что вам известно о моём прошлом не даёт вам права жить независимо от меня. В первую секунду, когда вы подняли ту муть, что зовётся жизнеописанием барона Эсхита, я чуть было не кинулся на вас, чтобы убить на месте. Но я сдержался, твой открытый взгляд, Планси, твои откровенные, без оттенка двусмысленности слова, когда ты выложил сразу всё, что тебе надо, будто обезоружили меня. И хоть не понравились мне то, что ты сказал, я понял, не со злом ты явился. Неужели я ошибся, и ты пришёл, чтобы сотворить недоброе дело? Я же не отдам Меч никогда, ни при каких доводах и раскладах, кто бы ты ни был и как бы я не относился к тебе. Ты заставляешь меня выбирать из двух самых худших зол: отдать тебе Меч, лишившись единственной радости в жизни, или оставить его у себя, но убив тебя, если не отступишься. В любом случае я буду несчастным...

--- А ты сейчас счастлив? --- Насмешливо спросил Этьен.

--- Я владею Мечом, это главное, --- ответил барон, --- а всё остальное... как приложение к главному.

--- А ты тоже приложение, ты сам что представляешь собой? --- Спросил Этьен.

--- Какая разница, --- простонал Эсхит, --- ничто не имеет значения, кроме того, что Меч мой. Планси, ты требуешь невероятного! Зачем? Ключ твой, но Меч не трогай, даже не упоминай о нём. Тебе мало одного Ключа, желаешь обладать ещё и Мечом? Нет, ты, кажется, произнёс слова о том, что его необходимо убрать, уничтожить, чтобы Меч Победы исчез навсегда... Не понимаю, почему я должен слушать тебя и делать то, что ты велишь, видимо, в тебе есть сила подавляющая мою волю. А я не дамся, может мой дух и слабее твоего, но Меч в моих руках, и чтобы не произошло, чтобы ты не сказал, я не выпущу его из рук. Проще будет убить меня. Планси, для чего ты выворачиваешь мне душу, мы же равные с тобой? Всё человечество у наших ног, ведь нет ни у кого, кроме нас, таких чудесных и легендарных вещей. Если живут сейчас на земле два великих человека, то это ты, Планси, и я, Эсхит. Правда, о тебе почти никто не знает, но выйди из тени, стань моим сподвижником, другом, соправителем, таким как я, ты не меньше моего заслужил быть властелином вселенной. И иного я от тебя не жду. Я и твоего оруженосца посвящу в рыцари, сделаю графом, герцогом, даже королём, если пожелает. Я теперь всё могу.

--- Рауль, ты согласен принять такие милости от второразрядного дворянчика? --- Нарочито издевательским тоном спросил Этьен Рауля.

--- Дворянчик?! --- В тон господину произнёс оруженосец, --- он вроде поменял вывеску и теперь обзывается императором...

--- Ну, зачем вы так? --- Тихо сказал барон, --- я же от чистого сердца. Я же понимаю, что поднялся слишком высоко для своего титула и положения. Но если уже поднялся, то почему должен упасть? Я не хочу падать, мне хорошо, там, где я сейчас. И я имею на это полное право. Мне --- можно! Именно мне, который вне условностей, правил и законов. Я ведь в рыцари не был посвящён и, смешно сказать, даже оруженосцем не служил. Поэтому, я не нарушал никаких рыцарских, да и общечеловеческих законов, так как не давал никаких клятв и обетов, а, значит, меня не за что судить. Я неподсуден, я свободен делать всё, исходя лишь из своей воли и своего желания. Я не выходил из границ понятий чести, потому что не входил в эти границы. Я произнёс слово "можно", но это "можно" слишком слабое определение, ведь оно имеет смысл, когда кончается выдуманный кем-то запрет, когда нарушен условный предел. А мне ведь ничего не было запрещено! Да, всё произошло случайно, и если бы ничего не случилось, я был бы таким же, как вы, может быть, самым лучшим и знаменитым, но по внутренней человеческой, рыцарской сути, тем же самым, что и все остальные. Мне посчастливилось или, наоборот, не посчастливилось миновать то общее, что объединяет всех, я оказался как бы вне, снаружи, за оградой, мне даже в самую маленькую, самую узенькую щёлочку не дозволяли подглядывать. Поэтому, там, в вашем узаконенном мире я, подавленный своей мнительностью и недоверием ко всему, был никто. Точнее, меня тем не было вообще, а, значит, я могу действовать по любым законам или без всяких законов или, если будет такая прихоть, по своим собственным законам, какими бы вздорными и дурацкими они бы не казались. И сейчас я --- снисходительный хозяин и повелитель. Теперь я определяю, что нравственно и правильно. Я выше всех, я над всеми, и нет мне равного. И в этом --- правда. А каждый истинный воин воюет за правду, не важно, общая это правда или его личная. И знаете, как мне сейчас легко, когда я знаю, ради чего я прошёл сквозь всё, что уже случилось и также легко переживу всё, что ещё может случится. Я вольный человек, меня ничто не сдерживает, я ни с чем не связан и ничем ненужным не нагружен, я не через что не переступал, никого и ничто не предавал, за моей спиной ничего, одна пустота, зато впереди у меня всё, абсолютно всё. Я, надо честно сказать, в ближайшем будущем могу считаться кем-то более значительным, нежели просто человек, я стану больше, чем человек, и уже не человеком назовут меня, а кем-то иным. И будут мне поклоняться те, что зовутся людьми...

--- Хватит, Эсхит! --- Гневно закричал Этьен, --- ты кто воин или шут? Желаешь ёрничать, иди в балаган.

--- А какая тебе разница, кто я? --- Взвизгнув, как подбитая собака, спросил барон. --- Если ты, Планси, не желаешь быть там, где я, то зачем тебе знать, кто я?

--- Я уже достаточно знаю, кто ты, Йорди, --- ответил Этьен, --- и поверь, лучше бы я ничего не знал о тебе...

--- А кто виноват? Ты же сам и виноват! --- Зашипел, словно воздух, выходящий из проткнутого брюха морского дракона, Эсхит. --- Ты ради каких-то своих причуд извлёк Меч из небытия и преподнёс его мне взамен Ключа. Тебе просто загорелось очаровать какую-то красотку? Любовь, конечно, святое дело, но из-за неё мир оказался втянутым в кровавую прорву. Маленькая тихая гармония взаимного блаженства двоих ввергла весь остальной мир в хаос. Сколько вас таких взыскующих добра, справедливости, личного счастья или чего не знаю ещё, результатом своих деяний получивших зло, насилие и обман? Или у тебя, Планси, ничего не получилось, может, поэтому ты и придумал вернуть Меч, а все эти фразы о том, кто достоин и кто не достоин владеть им, произнесены тобой для успокоения своей души? Ведь надо же тебе как-то отделить себя или хотя бы немного отстраниться от той данности, в которой десятки тысяч честных рыцарей пали в нечестном, противозаконном бою, а многие тысячи жён стали вдовами и дети сиротами? И виноват во всём ты первый!

--- Замолчи! --- Завопил Этьен. --- Да, пусть я виноват, пусть причастен ко всему, я согласен, без меня ничего бы не произошло. Это моё несчастье и моя боль, и мне жить с этим до конца своих дней. Нет человека, который бы не ошибался. Да, моя ошибка сродни преступлению, и она неисправима, слишком ужасны и страшны её последствия. Ничего нельзя изменить и исправить, можно только прекратить, чтобы всё кончить, и чтобы дальше ничего подобного не было. Достаточно того, что уже было...

--- Нет, Планси, если ты и виноват, то виноват последним, --- сказал барон и, выхватил Меч из ножен, что висели на опорном столбе, --- тебя вела любовная страсть, ты, как одержимый чувством, возможно и не понимал, что творил. Да кто тогда что понимал... Разве я понимал, когда брал Меч из твоих рук, какая сила заставила меня пожелать иметь его, если он мне был безразличен? Это после я полюбил Меч. Да ладно бы полюбил и наслаждался бы его созерцанием, но что за власть принудила меня слушать краснобайство Кулквида и поступать так, как он говорил? Он мне кто? Никто. Впрочем, Рыцарь Насмешки обычный банальный искуситель, такой должен присутствовать при каждом нормальном человеке, и каждый человек должен преодолевать себя и обходить все искушения, если он цельная и сильная личность. Я же не избежал ни одного искушения... Но как я мог быть сильной личностью, если был предоставлен самому себе столько лет, значит причина в том, что наставник бросил своего лучшего ученика? Но он тогда уже был очень стар и, наверное, слаб умом, он подводил жизненный итог, видимо, поэтому и ударила его мысль, что напрасно прожил свою жизнь, раз не смог научить меня главному? А может, виноват во всём тот невинный северянин, что объявился так некстати, чтобы свергнуть моё возомнившее себя великим героем величество с трона совершенства? Нет, конечно, ведь он ничего не делал, чтобы унизить меня и низвести до ничтожества: все придумал я сам и всё, что угнетало моё сознание и мою душу пряталось внутри меня, не толки я северянина, никто бы ничего не узнал. Значит, всё сходится на мне одном? Но я не чувствую себя ни в чём виноватым --- виноваты обстоятельства, если хотите, судьба. Видимо, было суждено, чтобы я не стал рыцарем, не стал героем рыцарского романа. Я герой нерыцарского романа, если я герой вообще... Знаете что, идите, я устал, ничего не надо...

XXVII глава.

--- Меч и мы сразу же исчезнем, --- просто сказал Этьен.

--- Какой же я буду воин, если вот так запросто, без боя отдам своё оружие? --- Усмехнулся Эсхит, --- впрочем, что за бой с таким Мечом все прекрасно понимают.

--- Но не со мной, --- ответил Этьен, --- на меня заклятие не действует, я могу спокойно применить своё оружие против тебя. И ничего мне не будет. Поэтому не отдашь Меч сам, отберу силой.

--- Силой?! --- Барон расхохотался, --- да будь у меня самый обычный меч, то и тогда попробуй справиться со мной. А с этим Мечом... ну ты сам знаешь.

Этьен в ответ встал с кресла, вынул свой меч и сделал колющий выпад в сторону Эсхита, ткнув остриём в его в прикрытую только одной тонкой белой рубашкой грудь, коснувшись так, чтобы не поранить, но можно было бы почувствовать остроту клинка.

--- Теперь убедился, --- шёпотом спросил Этьен, --- я могу легко убить тебя? И Меч не спасёт. Я как Владелец Ключа Любви неуязвим для Меча Победы. Если желаешь биться на равных, отбрось его и возьми обычный. И пусть честный поединок решит, чей будет Меч. Или ты, Йорди, разучился биться по правилам, как настоящий воин?

--- Я же умолял не называть меня этим именем! --- Заревел во весь голос, словно пещерный медведь, Эсхит. --- И кто позволил вам всем издеваться надо мной, зачем постоянно говорить, что я не тот, что я не такой как другие и ко мне невозможно относиться серьёзно?

--- Нет, барон-император Эсхит, я серьёзен как никогда, --- ответил, откровенно смеясь Этьен, --- поэтому и называю тебя Йорди. И каким бы не мнил себя властителем мира, ты как был Йорди, так и останешься им навсегда...

--- Несчастный, да я прямо тут и сейчас уничтожу тебя! --- Прохрипел барон.

Он поднял Меч, засиявший, будто струя белого яркого пламени, над головой и с остервенением в огромных глазах ринул его на Этьена, который и не шевельнулся, чтобы выставить как защиту свой рыцарский меч и отразить возможный удар, и фантастический клинок барона, мелькнув перед взором Этьена и не коснувшись его, со свистом разрубая воздух, описал огненную дугу и, перевернувшись в руках хозяина, вонзился Эсхиту в грудь, пройдя тело насквозь до самой рукоятки, остановившей молниеносное движение Меча.

Барон удивлённо выпучил глаза и попытался выдернуть Меч, но, потянув двумя руками за рукоятку, он не смог вытянуть его даже на чуть-чуть, только сделал один тяжёлый шаг вперёд и завалился лицом вниз прямо к ногам Этьена. Из спины упавшего торчало длинное лезвие Меча, по которому маленькими волнами стекала ярко блестевшая в свете факелов кровь. Этьен тут же ощутил, что как будто что-то зашевелилось у него на груди под кольчугой, он оттянул волнистый край железной рубашки и достал словно бы оживший Талисман --- золотистая змея, казалось, беспрерывно извивалась вокруг Ключа. Этьен снял его и бросил на землю рядом с телом барона, и Ключ быстро, словно его затёрли стремительные движения змеи, как бы рассыпаясь в хрустальную пыль, исчез, и за ним и Талисман тихо, будто он был всего лишь игрой воображения, растворился в дрожащем воздухе. Меч, тем временем, по которому уже стекла вся кровь, став чистым, заметно, прямо на глазах начал терять свою плотность, постепенно становясь прозрачным, словно из железного превращаясь в стеклянный, и уже через минуту только едва уловимый призрак виднелся вместо длинного клинка, а вскоре пропал и он. В том месте, откуда торчало долгое лезвие, осталось узкое отверстие, из которого с тихим бульканьем, пузырясь, била горячая кровь, проложившая несколько алых дорожек по белой ткани, и рубашка почти вся покраснела и прилипла к телу.

Сильно побледневший Рауль подошёл к неудобно лежащему, с поджатыми под себя руками, телу, присел на корточки и, сняв перчатку, подставил раскрытую маленькой лодочкой ладонь под капавшую частыми каплями кровь. Она медленно струилась по его плотно прижатым пальцам, собираясь в небольшую лужицу. Когда ладонь вся заполнилась темнеющей жидкостью, оруженосец встал и, держась за неё взглядом, выставил перед собой, будто преподнеся её содержимое кому-то в дар.

--- Кровь врага, --- сказал тихо он.

--- Он не враг, --- сказал Этьен.

--- Он не враг. --- Повторил Рауль. --- Он не друг. Кто он?

--- Идём отсюда, оруженосец, тут всё кончено...

Конец Третьей Книги.

4 КНИГА

Ничтожение и Преодоление.

I глава.

Йэн Титрич барон Трофинт Рыцарь Белого Вепря стоял, положив руку на шею коня, на склоне пологого холма, он глядел на двух приближающихся всадников, которые только что выехали из леса на дорогу. Незнакомцы находились ещё довольно далеко, и пока их лица виделись очень смутно, но Трофинт был уверен, что один из всадников ему прекрасно знаком, и он чувствовал, что это знакомство связано для него с чем-то неприятным и постыдным, о чём хочется забыть навеки, но невозможно забыть то, что помнят и знают все.

--- Ещё двое, --- сказал подошедший Корминг Фрой Рыцарь Золотого Дракона он же Зелёный Рыцарь младший брат Рыцаря Вепря, --- так и наберётся у нас небольшая армия, и мы дадим последний бой Эсхиту.

--- Нет, Корминг, никакой бой, никакая битва не должны считаться последними, --- возразил Рыцарь Вепря, --- надо в каждой битве биться только ради победы, чтобы она не оказалась последней.

--- Не может быть, Этьен Планси! --- Вдруг заорал, как ненормальный, Зелёный Рыцарь, --- мой освободитель. Точно, он!

И Корминг, вскочив на коня, полетел вниз, словно молодой сокол, и длинный зелёный плащ весело развивался за его спиной, сливаясь цветом со свежей майской травой, сплошь покрывавшей склон. Трофинт, видя искреннюю радость брата, тоже устало улыбнулся, когда все трое поднялись вверх и остановились перед бароном. Всадники спешились и Рыцарь Вепря пожал руку рыцарю и его оруженосцу.

--- Господин Трофинт, --- обратился к нему Этьен, --- скажите одно, где мой отец, он жив?

--- Граф Деблак не участвовал в сражении, --- ответил барон, --- он по повелению короля Тредда отправился в герцогство Деридор, где должен был встретить и возглавить отряд собранный из рыцарей северных стран. К началу битвы они не успели, и король послал к ним гонца с приказом, чтобы они оставались на месте, как запасное войско, так как нас уже собралось около 60-ти тысяч против 17 тысяч противника, и мы посчитали, что обойдемся без тех примерно 10-ти тысяч, что должны были подойти с вашим отцом, господин Планси.

Он немного помолчал, а потом продолжил:

--- Сейчас нас чуть больше четырёх тысяч, все, что осталось от большой армии. Пал король, пали многие славные и сильные воины. Не битва --- бойня...

Трофинт повёл их за собой: на обратной стороне холма, по всему склону и у его подножья, расположился лагерь под открытым небом --- без шатров, без палаток, вокруг костров сидели и лежали сильно потрёпанные, как прибрежный лес после шторма, воины. Почти никто не разговаривал, словно навалившаяся неимоверная усталость не позволяла открыть им рот, а произносимые редкие слова больше походили на плохо сдерживаемый стон или невольный вздох. Этьен, проходя мимо маленьких групп, расположившихся у огня, узнавал некоторые лица, а возле того костра, которого остановился Трофинт, он встретил Гвэга Рыцаря Рыжей Рыси, Ллойда Ютингера Рыцаря Тени и Ирвина Ззога Рыцаря Красного Оленя. Он встали и хмуро, поприветствовали пришедших.

--- Господа, --- сказал Гвэг, --- разделите с нами обед.

Несколько минут прошли в молчании, все так серьёзно сосредоточились на поедании жаренного на углях мяса, словно это осталось единственным главным делом их жизни.

--- Я уже стар, --- произнёс хрипло Гвэг, едва закончив есть, --- вся моя жизнь прошла в нескончаемых турнирах, сражениях, схватках. Мне приходилось биться не только с лучшими рыцарями, но со свирепыми и безжалостными великанами-людоедами, с горным драконом и речным чудовищем. Мне казалось, что я никогда не пресыщусь пьянящим ощущением смертельного боя, когда чем ближе гибель, тем это ощущение сладостней и упоительней. Я был уверен, что мне никогда не надоест звон бьющихся друг о друга мечей, глухие удары палиц, тонкий свист стрел и грохот ударов копий о щиты соперников. Но настал день, когда я возненавидел само понятие рыцарства. Зачем совершенствовать святое искусство честного поединка, если, легко обходясь без него, просто взяв в руки мерзкий колдовской инструмент, побеждаешь целую армию? Такого изощрённого издевательства над душой человека мир никогда прежде не знал. Я сейчас хочу одного, побыстрее сдохнуть --- сдохнуть с позором, сдохнуть, вопя во весь голос, как заяц, загнанный гончими собаками. Чем бессмысленнее и нелепее окажется моя смерть, тем она будет желаннее и справедливей. Впрочем, это касается всех настоящих, если такие ещё остались, рыцарей. Да, мы погибнем, но мы погибнем как воины, подчиняясь старым, некому теперь ненужным законам, мы пойдём до конца, и никакой Меч Победы нас не устрашит...

II глава.

--- Никакого Меча Победы больше нет, --- с волнением в голосе произнёс Этьен, --- а барон Эсхит мёртв.

Все разом, как выводок маленьких утят, уставились на Этьена, который весь дрожал, словно его облили ледяной водой из проруби. Никто, казалось, не знал, что надо говорить, как относиться к этим словам --- как к идиотской шутке или серьёзно. Первым нашёлся Корминг, он вскочил на ноги и закричал громче самого голосистого глашатого:

--- Эсхит убит, а его проклятое колдовство развеяно!

Все, кто отдыхал у дальних и ближних костров и услышал его, сбежались к ним.

--- Бред, --- сказал Ирвин Ззог, --- кто мог убить Эсхита, ведь это невозможно?

И все наперебой начали задавать вопросы, чувствовалось, что всем хотелось поверить в такой исход, но никто по-настоящему не верил, что всё именно так, как сказал Этьен.

--- Господин Планси, --- громко и уверенно прервал общий галдёж Трофинт, --- разъясните нам, что вы имели виду, скажите всё как есть: определённо и без обиняков.

И Этьен начал свою исповедь.

Он поведал о том времени, когда носил имя Отвергнутый Рыцарь, объяснил, почему пустился странствовать и зачем ему понадобился Ключ Любви, рассказал, как узнал о Великом Мече Победы и как стал хранителем его тайны. Скоро всем его слушателям стало очевидно, что Меч Эсхиту вручил он, Этьен Планси сын славного графа Деблака. Ропот недружелюбия и неприязни прошёл среди окружавших Этьена рыцарей, но, ощущая накатывавшиеся на него со всех сторон тяжёлые волны враждебности, он договорил все слова, которые хотел сказать. Ничего не утаил, ни о чём не умолчал, что выставляло бы его в дурном виде, вспомнил даже самые последние, совсем ненужные, не очень относящиеся к делу подробности. Он в своём горьком, разоблачающем откровении уподобился перевёрнутому бокалу вина, который держали над раскрытым ртом до тех пор, пока из него не упала самая последняя капля.

Лишь Этьен закончил, как все загудели, заговорили, запричитали, завыли, и тесная толпа начала сходиться вокруг него, и только один Рауль стоял плечом к плечу к другу и не отступал от него ни на полшага.

--- Тихо! --- Перекрывая общий гул, закричал барон Трофинт. --- Мы кто, чернь, бродяги, толпа? Нет, мы благородные рыцари, честные воины и, наконец, свободные люди. И свобода нам дана, чтобы поступать по совести и рыцарским уставам. А если по совести, то рыцарь не должен думать о прошлом --- ни о своём, ни, тем более, о чужом, прошлое он оставляет досужим бездельникам, которые и создают молву. У рыцаря есть прошлое, но оно не принадлежит ему --- ему принадлежит одно настоящее, и он сам весь в беспрерывно текущем настоящем, и в нём он обязан делать только то, что должен делать воин. Лишь минута, проживаемая сегодня, сейчас, в данное мгновение имеет значение, а о прочем пусть беспокоятся те, кто не имеет права называться рыцарем. Что у нас сегодня? Враг, которого необходимо уничтожить. Что должен делать рыцарь, если враг перед ним? Биться. Обо всём остальном надо забыть, и если когда вспомнить, то в глубокой старости, когда немощь отнимет возможность сражаться и воевать, если, конечно, кто доживёт...

--- Но ведь Эсхит мёртв, --- сказал Ирвин Ззог, --- биться с остатками его банды, какой смысл?

--- Именно с ними и есть смысл биться, --- вставил своё слово Понтус Гвэг, --- ибо они все причастны к тому, что оказались попраны естественные человеческие законы. Они выступили на стороне лжи и бесчестия, они опозорили само понятие рыцарства. А, значит, должны быть уничтожены, если они готовы выйти на поле боя и ещё способны сражаться по-честному. Они собственной кровью искупят свой грех, хотя нет им прощения...

--- А не довольно крови? --- Откуда-то сзади раздался звонкий голос. --- Сколько можно убивать друг друга, может время остановиться и всё прекратить?

Все одновременно повернулись в сторону говорившего --- немного в отдалении, забравшись не невысокую кочку, стоял стройный черноволосый молодой человек, в отличии ото всех без доспехов, одетый, наоборот, излишне щеголевато, а по сравнению с не слишком опрятным и помятым видом многих, просто вызывающе, он криво улыбался и, казалось, с недоумением разглядывал всё сборище.

--- Кто это, как он пробрался мимо постов? --- Все стали спрашивать друг друга. --- Почему он в таком виде, как на бал явился?

--- Я явился говорить о мире, Кулквид и его люди не хотят ещё одного сражения --- ответил незнакомец, который, не отрываясь, глазел на Этьена.

А тот в свою очередь впервые за длинные месяцы странствий, просветлев лицом, улыбнулся и, словно сбросив долгое напряжение, произнёс легко:

--- Александр...

И Этьен, подойдя к другу, крепко обнял его, тут же подоспел и Рауль и они уже втроём, смущаясь от взаимной неловкости, жали по-мужски руки.

--- Молодой человек, --- с явным неудовольствием обратился к Александру Трофинт, --- что вы знаете о планах этого проходимца Кулквида?

--- Отряд сейчас возглавляет якобы Фламм, --- ответил Александр, --- но за его спиной всегда Кулквид, он как бы в стороне, но всё время рядом, и всё что приказывает Фламм, придумывает Рыцарь Насмешки. Так вот, потеряв два дня назад своего предводителя, Эсхита, они решили, не вступая ни с кем в новые стычки, идти быстрым маршем в замок барона и там похоронить его в родовом склепе. Вчера они снялись с места и скоро должны проследовать мимо этого холма, я поехал вперёд, чтобы предупредить вас. Бойцов у них сейчас что-то около семи тысяч.

--- Откуда у вас такая хорошая осведомлённость? --- С недоверием в тоне спросил Гвэг. --- Кто вам сказал, что намерен делать Кулквид?

--- Сам Кулквид и сказал, --- ответил Александр.

--- А кто вы такой, что он вам запросто всё выкладывает? --- Напал на Александра вступивший в разговор Ирвин Ззог.

--- Разве это важно? --- Возразил Александр, --- важно то, что он предлагает. А предлагает он мир или, если вам не терпится непременно вступить с ним в бой перемирие. Пока они не предадут земле тело своего господина.

--- Ну, уж нет, уйти мы им не дадим, --- сказал Трофинт, --- чтобы они спрятались в неприступной крепости, откуда выбить их можно будет только ценой многих жизней? Да ещё к ним начнут сбегаться новые толпы разных отщепенцев и прочих негодяев. Чтобы с ними покончить, возможно, придётся затратить многие годы. Нет, уничтожать их необходимо прямо сейчас, буквально сегодня. Пусть подходят, мы их встретим, как подобает воинам.

--- Но ведь вас гораздо меньше, --- сказал Александр.

--- Здесь у подножья холма самое подходящее место для битвы, --- как бы ничего не слыша, продолжил говорить Рыцарь Вепря, --- ровное и достаточно широкое поле. Как раз есть простор, чтобы выставить ряды так, как это удобно обеим армиям. И тогда мы сойдёмся в настоящем сражении. Пусть нас почти вдвое меньше, но мы не отступим, каждый из нас, прежде чем умереть, убьёт хотя бы одного врага. И тогда их останется ничтожная горстка, а её проще будет добить тем, кто придёт за нами. Значит, мы погибнем не зря... Да, нужно послать кого-нибудь к графу Деблаку, чтобы он шёл сюда со своими запасным отрядом.

--- Господин Трофинт, но это безумие, --- вскричал Александр, --- ваша общая жертвенная смерть ничего не решит. Всё равно часть людей Кулквида уйдёт, и уйдёт она раньше, чем подоспеет граф Деблак. А если они действительно укроются в замке Эсхит, то навряд ли граф с небольшим для такого сложного приступа отрядом сможет сразу его взять. Чтобы вы не предприняли, все равно как исход штурм неприступной крепости. Так не лучше ли сейчас сохранить людей и силы для дальнейшего неминуемого?

--- Сохранить кого, того кто по виду жив, а на самом деле мёртв? --- Спросил Трофинт. --- Мы умерли в ту минуту, когда вступили в бой с Эсхитом, ибо не подобает рыцарю воевать против магии, мы же знали ещё до битвы о свойствах Меча Победы, но думали, что сумеем одолеть заклятие и победить узурпатора, поэтому и вышли во много раз превосходящим числом бойцов, надеялись, что кто-нибудь да поразит Эсхита. Не вышло. Поэтому, мы уже мертвецы, и зачем затягивать время гниения, зачем пугать живых отвратительной картиной разлагающейся плоти, предлагаете затянуть это зрелище на долгие годы? Трупам место в могилах...

--- Я вижу, что доводы разума подобны шуму ветра в пустынной степи, --- грустно сказал Александр, --- когда человек одержим, когда большое скопление людей одержимы одной идеей, то, видимо, разубеждать их это как пытаться потушить лесной пожар. Но вы ведь нормальные, взрослые, рассудительные мужчины, которые не делают, ничего не обдумав. Почему вы отказываетесь следовать естественному ходу вещей и поступать так, требует простая очевидность? Вас меньше, вы измотаны, ваши доспехи повреждены, утеряна часть оружия, никто потом вас ни в чём не упрекнёт и не обвинит. Все ваши действия будут соответствовать любым правилам. То, что вы задумали, ничего не изменит в мировом устройстве, произошедшее с вами всего лишь частный случай, рядовое звено в бесконечной цепи событий. Покорители вселенной были, есть и будут всегда, и не нам с вами перекрывать этот поток. Смерть ваша станет бессмысленной и ненужной, вы нужны живые и всегда готовые к новой битве. Я же призываю вас спасти себя не ради себя как живых, боящихся смерти существ, а себя как личностей высшего порядка, которые могут удержать мир в гармонии и равновесии.

--- Слова, конечно, красивые, --- как-то отстранённо, словно думая уже о другом, сказал Трофинт, --- но они все лишь слова. Пора действовать, время бежит, а гонец не послан. Надо быстро найти самого свежего и лёгкого всадника.

--- А господин Александр и есть самый свежий, непотрёпанный всадник, --- вступил в разговор Гвэг, --- у него нет доспехов и оружия, значит, к бою он не пригоден, вот пусть и отправляется в Деридор.

--- Вы что хотите выставить меня подлецом? ---Запальчиво спросил Александр. --- Я должен бросить своих друзей на верную смерть? Сам сбегу, а они останутся?

--- У вас нет выбора, юноша, --- ответил ему Рыцарь Рыси, --- кроме вас некому. Если вы не поедете, ваши друзья погибнут и вы вместе с ними. А если помчитесь как можно быстрее за подмогой, то есть надежда, что они спасутся.

--- Достаточно болтовни, --- сердито сказал Трофинт, --- чем больше вы медлите, тем меньше возможности остаться хоть кому-нибудь в живых. Вас всё равно нельзя безоружного и не облачённого в латы допускать к битве. Всё, возражений никто не станет слушать дальше: вы не поедете --- никто не поедет.

--- Хорошо, --- согласился Александр, --- я еду. Туда пути два дня по дороге, но через лес можно за сутки добраться. Прощайте и ждите нас, постарайтесь как-нибудь оттянуть начало сражения. Мы обязательно успеем!

Последние фразы Александр произносил, садясь в седло, он дал шпоры коню и помчался по склону в редкому лесу. Никто даже покосился в его сторону, уже успев забыть о его существовании...

III глава.

...Близился вечер, Трофинт отправил людей для замены дозорных, но успели те отойти далеко, как появился гонец от передового караула и сообщил, что на дорогу вышел отряд Фламма и Кулквида.

--- Ну что ж, --- произнёс барон, --- если уже не сегодня, так завтра точно и сойдёмся. Пусть случится то, что должно случиться...

--- А вдруг они откажутся? --- Спросил Этьен. --- Не примут боя и уйдут.

--- Не дадим им уйти, --- ответил Трофинт, --- станем прямо на их пути.

--- А захотят развернуться и уйти, --- добавил Гвэг, --- всё равно ударим по ним, хотя бы сзади, и тогда они вынуждены будут принять бой. Не побегут же они от нас, как полевые мыши от пожара.

--- Да нет, они не отступят, --- вставил Ирвин Ззог, --- пока у них за главного Фламм, а он никогда не откажется от хорошего сражения, так что они не никуда не денутся...

--- Тогда надо ехать им навстречу, --- сказал Трофинт, --- и уславливаться о часе, когда начнём. Думаю, завтра с утра, как поднимется солнце над лесом, можно будет и начать и всё закончить.

Они запрыгнули на коней и втроём направились вверх по склону холма, чтобы на противоположной его стороне встретиться с неприятелем для переговоров.

...Вернулись они примерно через час и, как предполагали, договорились начать завтрашнее сражение с поздним рассветом, когда будет достаточно светло, чтобы враги ясно и отчётливо видели друг друга. Правда, как сказал Гвэг, Рыцарь Насмешки вроде бы не соглашался биться, пока не захоронят тела барона Эсхита, но немногословный Фламм Рыцарь Башни, сразу заявил, как отрубил, что битве быть, и быть ей завтра, и Кулквид отстал.

Едва свет потускнел и засумерничало, все разбрелись к своим кострам готовиться к предстоящей, может быть последней в жизни, схватке: кто приводил в порядок доспехи, кто затачивал мечи и наконечники копий, кто осматривал и ощупывал лошадей, кто просто сидел у огня, некоторые спали, да так безмятежно, словно только родились на свет и совершенно не волновались о том, что должно произойти завтра.

У самого большого костра сидел Трофинт со своими помощниками, там же расположились Ллойд, Зелёный Рыцарь, Этьен и Рауль. Сначала все молчали: в огонь подбросили новых дров, и пламя стало высоким и шумным, оно извивалось сотнею длинных, пляшущих в тесной связке языков и манило к себе какой-то однообразной неповторимостью. Когда дрова в основном прогорели и костёр притих, лишь изредка потрескивая, Рауль, хоть это было не совсем по правилам первым, раньше старших начинать разговор, спросил Трофинта:

--- Господин барон, а как погиб король Гуго Х, неужели его нельзя было как-то спасти?

--- Король до конца не верил, что Меч Победы существует и обладает такими колдовскими свойствами, --- ответил Трофинт, --- он просто не желал понимать то, что воин способен воспользоваться чем-то подобным. Правда, он не знал, как, впрочем, мы все не знали, что Эсхит не рыцарь и его ничто не сдерживает, и он может разрешить себе всё. Так вот, король находился в самых тяжёлых местах битвы, он, казалось, успевал всюду, и где он появлялся, мы начинали заметно теснить врага...

--- Его Величество короля Гуго все очень любили как монарха и сильно уважали как воина, --- перебил рассказчика Понтус Гвэг.

--- Да, и его присутствие всегда вдохновляло сражавшихся, --- согласился Трофинт, --- но когда вышел со своим Мечом Эсхит, и рыцари стали погибать буквально тысячами, король, видя, как воздействует Меч на его армию, бросился сам на барона, наверное, пытаясь подобраться к нему предельно близко и там как-то поразить его. Я в тот момент бился с Фламмом, и не видел того мгновения, когда погиб король, он будто бы исчез, поглощённый некой силой. Вот только он был, миг, и его нет.

--- Никто не видел, как погиб король, --- добавил Гвэг, --- по крайней мере, из тех, кто остался жив.

--- Может он и не погиб, --- глухим голосом сказал долго молчавший Ллойд Ютингер, --- может, он вознесён живым на небо и сейчас наблюдает за нами и внимательно слушает, как пытаемся оправдаться, что не спасли короля. И мы кажемся ему смешными и наивными детьми. Может, нет никакой смерти, и те павшие воины, что в несколько слоёв лежат сейчас друг на дружке павшими в поле и разлагаются, на самом деле живы. Разлагаются трупы, плоть, вещество, что предопределенно природой любой существующей твари, но люди, покинув телесное узилище, остаются живыми и бессмертными. Завтра и мне, наконец, станет известно, что там после смерти, я намерен сделать всё, чтобы это узнать...

Разговор как-то сам угас, почти все, завернувшись в плащи, уснули прямо на земле, один лишь Рыцарь Тени сидел у умирающего костра и думал ни о чём...

IV глава.

Поутру, как только бесстыдное небо обнажило всю прелесть своей прозрачной синевы, а жаворонки орали, обезумев от майской свежести, и над полем дрожал пьянящий запах цветов, две маленькие армии, как было условлено, выстроились у подножья холма прямо лицом к лицу --- промежуток между ними оставался небольшой, стоявшие в друг против друга противники могли спокойно переговариваться, не повышая голоса. Это означало, что биться будут они ожесточённо и беспощадно, до конца, до полной гибели врага. Или своей собственной.

Рауль сразу узнал выразительно выделявшегося среди всех Фламма Рыцаря Башни.

--- Господин Трофинт, --- обратился юноша к Рыцарю Вепря, --- ведь существует правило, когда перед основным, главным сражением сходятся два воина из противоборствующих армий, и каждый вправе вызвать любого рыцаря из стана неприятеля на поединок?

--- Да, --- согласился тот, --- но теперь это не имеет смысла, мы едины, и вызов наш един.

--- Тем не менее, я должен столкнуться в поединке с Рыцарем Башни, --- упрямо сказал Рауль.

--- Да ты не в с себе, мальчик, --- рассердился Трофинт, --- ты не посвящён, а значит, никого не можешь требовать в противники из рядов рыцарей. Тем более Фламма.

--- Именно Фламма, --- ответил Рауль, --- я поклялся, что настанет день и час, когда я вызову Рыцаря Башни на поединок. И вот это время пришло, и я буду с ним биться.

--- Да, будет ли он биться с вами, горячий юноша? --- С усмешкой спросил Трофинт.

--- Будет, я знаю, что ему сказать, --- улыбнулся Рауль и пришпорил коня.

--- Постой, --- тут же он услышал за спиной голос Этьена. --- Что с тобой, Рауль, таким образом, ищешь успеха, ты решил, что в неминуемой и бесславной смерти обретается слава, ты же идешь на самоубийство?

--- Слава?! --- Сказал Рауль, --- я даже о ней и не думал, я давно забыл, что она существует. Просто мне сейчас в эту минуту хорошо и легко, а что произойдёт в следующую, приму как награду. И буду счастлив. И потом, с Рыцарем Башни у меня свои счёты.

И оруженосец, ощутив на себе многочисленные недоумённо-любопытные взгляды, приблизился к нестройным рядам вражеского войска, перед которым живой сторожевой башней возвышался Фламм.

--- Господин Фламм, --- закричал Рауль срывающимся голосом, --- я Рауль Дюкрей, оруженосец рыцаря Этьена Планси вызываю вас на бой. Один на один.

Все, словно зеваки вокруг эшафота, загудели.

--- Желторотый птенец, раскрывший свой маленький клювик, --- сказал один из рыцарей и поднял забрало. Им оказался Кулквид. --- Не рано ли тебе петь петушком, цыплёнок?

И дружный хохот оглушил Рауля, его конь шарахнулся, сделав пару шагов назад. И лишь Рыцарь Башни мочал, окаменев лицом. Он резко поднял правую руку, и все хором заткнулись.

--- Господин Дюкрей, вы не рыцарь, --- произнёс он басовитым голосом, --- но вышли биться против рыцаря. Странно...

--- Да, пусть я не рыцарь, но только мне одному есть повод вызвать вас, --- сказал Рауль.

--- И каков повод? --- Без интереса спросил Фламм. --- Не бывает причины, из-за которой оруженосец вызвал бы рыцаря. Кто меня станет уважать, если я убью вас? А другого исхода нашего поединка быть не может. Зачем вам это? Мы даже с вами не знакомы. Я вижу вас впервые.

--- Зато я не впервые, --- запальчиво ответил Рауль, --- и вам уже приходилось воевать против заведомо слабого и неравного себе. Помните игрушечное королевство Траскопон и его нелепого короля Керлятока. Вы со всей своей рыцарской доблестью, со всей непреодолимой мощью, с целой оравой грубых головорезов набросились, в сущности, на беззлобного ребёнка, каков есть Керляток. И за это вас уважают? Или вы никому об этом не рассказывали? Так знайте, Могучий Рыцарь Башни, это я, Рауль Дюкрей вместе с рыцарем Александром Лоэтингом спасли короля, вызволив его из вашего плена и уведя в безопасное место. Мы, таким образом, нанесли оскорбление вашему воинскому достоинству. Господин Лоэтинга сейчас нет, а я перед вами и готов биться до тех пор, пока смерть одного из нас не завершит поединок. Так что вы обязаны принять вызов.

--- Ой, кривляка, --- как-то без задора пробормотал Рыцарь Насмешки, --- представление тут устроил. Проучить бы его, как нагадившего котёнка...

--- Что ж, это судьба, --- сказал Фламм, --- пробил час. Бежать нет смысла. Господин Дюкрей, я принимаю ваш вызов. Сойдёмся мы на только копьях. Думаю, на них поединок и закончится.

--- Фламм, и ты туда же! --- Вскричал Кулквид, --- как всё несерьёзно...

--- Кулквид, --- обратился к нему Рыцарь Башни, --- позови глашатая, пусть объявят нас.

Пока ждали глашатая, Кулквид наставлял Фламма:

--- Не трогай его оружием, не касайся копьём, просто подставь щит, мальчишка врежется в него и слетит на землю. Это послужит ему хорошим уроком, а про тебя никто не вякнет, что ты связался с оруженосцем, ведь ты окажешься только защищающейся стороной и не предпримешь ничего, чтобы как-то поразить его. Да, шлем с каким забралом наденешь, с решётчатым или дырчатым?

--- Давай решётчатое, --- ответил Рыцарь Башни, --- в нём вроде как воздуха побольше...

V глава.

Соперники разъехались, направившись в противоположные стороны вдоль неплотных рядов противостоящих друг другу маленьких армий. Глашатай, убедившись, что всадники стали на исходные позиции, громко провозгласил:

--- Объявляется честный поединок на боевых копьях между Ангусом Фламмом Рыцарем Башни и Раулем Дюкреем, непосвящённым, и потому, без рыцарского имени. Сходитесь!

Рауль, не ощущая ничего, кроме холодной ярости, пустил своего коня разгоняться до самого быстрого галопа, он чувствовал, что всем телом врос в седло, и выбить себя из него он ни за что не позволит. А тяжёлое копьё, что дал ему перед схваткой Гвэг, казалось Раулю продолжением его руки, которая, он был уверен, не ослабеет в нужный момент и не обмякнет.

Фламм, напротив, сдерживал свою могучую лошадь, она шла крупной рысью, будто бежала по ровной дорожке на обычной прогулке, копьё, изготовленное из толстого дубового ствола, лежало в его ладони небрежно, он им слегка потрясал, словно играя, как прутиком. А в тот миг, когда к нему мчавшийся вихрем подлетел молодой воин, Рыцарь Башни, уведя копьё немного в бок, задрал его остриём вверх, чтобы не задеть соперника и выставил перед собой свой круглый, оранжевый, как солнце на закате, щит. Рауль с утроенным остервенением ударил по нему копьём.

Если бы он врезался, таким образом, в угол крепостной стены или в отдельно стоящую горную скалу, то, наверное, последствия оказались бы слабее и не такими разгромными: копьё Рауля с каким-то стонущим треском сломалось и разлетелось на сотни крупных и мелких щепок, а он сам, звеня начищенным железом доспехов, повалился на зелёную траву, точнее, не устоял на ногах его конь, и упал вместе с хозяином. А невозмутимый Фламм даже не качнулся, он, как скакал, так и продолжал скакать вперёд, словно никто только что не ударял по его щиту. Проехав так довольно далеко, Рыцарь Башни судорожным, неестественным жестом дёрнул узду и повернул лошадь в направлении армии Трофинта и двинулся прямо на неприятельские ряды, будто забыв, какое войско его.

--- Что он задумал? --- Недоумённо спросил Трофинт.

--- Видимо желает в одиночку биться со всеми нами разом, --- предположил Гвэг.

--- Что он о себе возомнил? --- Возмутился Ллойд и стал опускать своё копьё. --- Пусть сначала сразится с настоящим рыцарем, а не с бедным, жалким выскочкой-оруженосцем.

Но Фламм продолжал двигаться так, словно находился в забытьи или был пьян: его копьё своей верхней частью завалилось ему за спину, а лошадь шла так, как ходят лошади, когда вольно пасутся в открытой степи, и всё положение Рыцаря Башни в седле казалось расслабленным и непривычным для опытного всадника: его будто бы тянуло привалиться всем телом к конской шее. Но подъехав вплотную к чужому строю, он словно бы опомнился, снова выпрямился, как подобает рыцарю, поднял копьё и остановил ход лошади. И тут все заметили, что у него из щели, где сходился нагрудник и спинной доспех сочиться тёмная кровь, она по бедру стекала струйкой вниз и капала частыми каплями на землю. Фламм туго потянул за повод и, развернувшись, быстро поскакал к своим.

Этьен бросился к сидящему на траве Раулю, который никак не мог освободиться от стремени, болтавшееся под брюхом пытающегося подняться на ноги коня.

--- Ты ранен? --- Спросил Этьен оруженосца, выдёргивая его ступню из помятого стремени.

--- Не знаю, --- ответил Рауль, --- какая-то тяжесть в левом боку и в спине. Но, кажется, ничего не болит всерьёз. Попробую пройтись.

Он сделал три-четыре шага, чувствуя, что не совсем хорошо владеет своим телом, но это выглядело как временное, скоропроходящее неудобство.

--- Вам не мешало бы немного отлежаться, --- сказал Трофинт, --- денька через два всё восстановится...

--- Два дня! --- Возмутился Рауль, --- через мгновение начнётся сражение, а я буду валяться, глазея, как погибают мои товарищи? Конь мой цел, я в порядке, а, значит, готов к бою...

Но не успел он закончить фразу, как кто-то закричал:

--- К нам едет Кулквид, он поднял правую руку ладонью вперёд, и голова его не покрыта.

Барон Трофинт и Понтус Гвэг вскочили на коней и направились навстречу Рыцарю Насмешки. Едва они сблизились, как Кулквид начал что-то торопливо говорить, жестикулируя свободной рукой, его обычная весёлость куда-то пропала с его красивого лица. Рыцарь Вепря и его спутник молча слушали, что говорил им рыцарь в белом плаще, а когда он закончил, барон, кивнув и что-то сказал в ответ, Гвэг добавил что-то своё, и Кулквид, слегка поклонившись, развернулся и поехал к своим.

Этьен с унылой тоской наблюдал за происходящим, он понимал, что сражение неминуемо, что его не избежать, и что ему придётся в нём участвовать. "Как всё противоестественно и ненужно, --- думал он, --- зачем всё это? Зачем мне всё это? Я своё дело сделал, меня можно отпустить, обо мне все должны забыть. Здесь меня нет, я там, где мой дом, где мой сын и моя жена. О чём они там договариваются, может, о том, что хватит кровопролития и пришло время всем разойтись?" Но стоило ему встретиться взглядом с возвратившимися с непреклонным выражением лица Рыцарем Вепря и с возросшей решительностью в глазах Рыцарем Рыси, как Этьен понял, битва непременно состоится.

--- Фламм крайне тяжело ранен, --- сказал Трофинт, --- тонкая длинная щепка от расколовшегося копья угодила точно между решётками его забрала и вошла в левый глаз, глубоко засев в нём. Глаз вытек, Фламм в сознании, но, видимо, дело очень плохо: конец щепки (а щепки от копий бывают весьма долгими) скорее всего, достал до мозга, а если это действительно так, то шансов выжить у него почти нет. Кулквид попросил отсрочить начало столкновения на три дня, к тому времени станет ясно, каково положение Фламма. Не должны же они идти в бой без своего полководца. А пока расходимся, отдыхаем и готовимся. Всё равно без настоящего сражения мы не обойдёмся...

VI глава.

К ночи все снова расположились у костров --- Этьен, Рауль, Ирвин Ззог, Ллойд и Корминг Зелёный Рыцарь сидели вместе. Почему-то все молчали, и это молчание заставляло Этьена думать о том, о чём он желал помнить всё время, но не хотел думать об этом постоянно. И чтобы как-то отвлечься от своих мыслей, он обратился к Рыцарю Тени:

--- Ллойд, ты обещал поведать о своих похождениях, время пришло: говори.

Тот усмехнулся, немного помолчал и начал свой рассказ:

--- В тот достопамятный час, когда Рыцарь Тени оказался, наконец, повергнутым, для него открылась новая эпоха в его, в общем-то, пустой и никчёмной жизни. Словом, я покинул "любимый" тоннель и отправился странствовать. Куда направить копыта своего коня, я не представлял и поэтому, поехав по первой же попавшейся дороге, я замыслил просто обойти весь мир, посетив все его закоулки. Я пожелал очутиться там, куда не заезжал ни один рыцарь, проехать через такие места, о которых никто не слышал и не знал, что они вообще существуют на свете. Зачем мне это вдруг понадобилось, я не задумывался. Славы я не искал, да и как её заработаешь там, где, кроме меня одного, свидетелей не будет. И вело меня, возможно, обычное любопытство, а может просто я засиделся в своем тоннеле, и мне теперь хотелось движения --- беспрерывного и равномерного.

Итак, дорога повернула на юг, и я послушно ехал по ней, не размышляя о том, где она закончится. Закончилась она у моря, переплыв его, я оказался на совершенно новых, неизведанных землях. Там мне пришлось преодолеть очень и не очень высокие горы, скудные на растительность степи, и совсем голые пустыни. Я миновал множества разных стран, городов, поселений и деревушек. Каких только странных по нашим понятиям людей я там не встретил, если рассказывать о каждом народе и племени особо и подробно, то и десяти таких ночей недостаточно, чтобы охватить всё. Но сейчас не о них...

В общем, после долгого пути я оказался в таких диких местах, где не встретишь ни людей, ни зверей, ни птиц. Там ничто не росло, ведь там не текли реки, не было озёр, и не били из земли родники, а на небе никогда не кучковались облака. Представьте себе: каменистая, высохшая, красного оттенка земля. Убийственный красный цвет всюду и ничего иного, даже небеса с их вечно палящим солнцем там казались красноватыми.

Не знаю, сколько дней и ночей тащился я, как неприкаянный изгой, по этой безжизненной, однообразной равнине. Пал мой верный конь, кончились запасы воды, я задыхался от невероятной плотности и сухости тамошнего воздуха и уже не о чём не думал, как о скорой смерти. Я продолжал идти, даже не зная куда --- вперёд, назад или в сторону --- я просто шёл. Я решил так идти, пока не упаду, а потом ползти, сколько хватит сил --- сдаваться просто так я не собирался. Встречать смерть воин должен борясь и цепляясь за жизнь до конца, причём не ради сохранения своей неповторимой жизни, а ради самой борьбы. Я упрямо переставлял отяжелевшие ноги, но наступила минута, когда почувствовал, что больше не могу сделать ни шага. Я закрыл глаза, уставшие от бесконечного красного цвета и остановился, думая, что если я в сознании, я обязан стоять --- упаду только когда умру.

"Вот наконец-то я и узнаю, что там за пределом смерти, --- мелькали мысли в моей голове, --- есть ли там что или там одно ничто. Наверное, это блаженство, наконец, узнать, то, что считал смыслом всей жизни. Если, конечно, я буду что-то испытывать там, где нет ничего..."

Я открыл глаза, желая видеть неминуемое во всех подробностях и принять его таким, каким бы оно не выглядело. И вдруг я понял, что стою на самом краю провала, точнее, гигантской трещины, что образуются в земле во время землетрясений. Если бы я не остановился, я бы полетел вниз, как кусок мёртвой глины? Я заглянул туда --- там, на дне что-то шевелилось в виде шевелящейся, жёлто-оранжевой массы, которая походила, на расплавленный металл, заполнивший всё пространство, от начала до самого конца трещины, насколько мог охватить мой взгляд. И оттуда поднимался весьма ощутимый жар. "Вот бы мне прыгнуть вниз, --- подумал я, --- интересно, долго лететь? Прямо сейчас и проверю..."

Я, было, сделал движение вперёд, но другое движение --- движение из глубины провала заставило приостановиться меня: снизу по отвесной стене ползла вверх чудовищная по величине голова змеи. А то, что я принял за раскалённый металл --- оно перемещалось следом за змеиной головой --- оказалось просто длинным, гибким, оранжево-жёлтым, змеиным телом. Часть его одновременно ползло по стене, а часть ещё оставалась на дне, беспрерывно двигаясь, напоминая течение горячей лавы. Змея поднимал вверх как все обычные змеи не по прямой линии, а извиваясь и петляя, поэтому, я не сразу заметил её ужасно огромную голову. Я говорю ужасно, но я совершенно не испытывал никакого страха, не говоря о каком-то там ужасе. От жажды и усталости я разучился что-то чувствовать. Возможно, мне было немного интересно, что произойдёт, когда уродливо великанская змея заметит маленького, тощенького человечка, принимаемого ею, наверное, за кузнечика. Змея завораживающе медленно приближалась ко мне, её морда с немигающими глазами то уходила в стороны, то снова возвращалась туда, где я мог глядеть прямо на неё. Или она на меня, если, конечно, заметила...

Когда эта фантастическая тварь приблизилась ко мне буквально на расстояние дыхания, я сумел по-настоящему разглядеть и оценить её не укладывающиеся в привычном сознании размеры. Облик её был такой: два круглых, выпуклых, чёрных глаза, словно два чёрных солнца светились по обоим бокам её головы, свободное пространство между ними равнялось небольшой горной долине, там свободно разместилась бы добрая крепость с гарнизоном на тысячу кнехтов. Ноздри, которыми оканчивалась змеиная голова, зияли как пара глубоких гротов, в них бы в каждый без труда въехали бы по три всадника в ряд с поднятыми вверх копьями, не коснувшись потолка.

Не скоро, но я дождался, когда чудовище перевалилось через край трещины в пяти шагах от меня и начало выползать на ровную поверхность. Я для него не существовал, вероятно, я представлялся ему чем-то вроде тонкого прутика или крошечного осколка камня. Стало даже как-то немного досадно и обидно: в глазах какой-то, пусть и не совсем обычной, змеи я --- ничто. И мне даже не пришла в голову мысль, что поднимись гадина в том месте, где, как дозорный, стоял я, то от меня ничего бы не осталось --- тварь раздавила бы меня, растерев по камням и ничего не почувствовав. Но об этом я думал потом, вспоминая, сейчас я думал о своём спасении. Я из-за всех оставшихся сил подковылял к змее, отдыхавшую после тяжёлого подъёма, и стал карабкаться по её телу --- кожа на нём состояла из исполинских чешуйчатых пластин, каждая размером как два круглых рыцарских щита. Они как бы наслаивались друг на друга, крепко сочленяясь между собой, поэтому там, где верхняя чешуйка нависала над нижней, имелись выступы, по которым я и полез по туловищу твари как по широким, неудобным для нормальной ходьбы ступеням. Но у меня не было выбора. Правда, как можно спастись при помощи огромной змеи, я не знал, и на что я рассчитывал... Да ни на что, очевидно, не разум руководил мной, а присущее каждому животному организму природное желание жить.

Словом, я забрался на самый верх змеиной головы, где нашёл очень удобное углубление возле правой, гороподобной глазницы. А прямо за глазницей лежала приличная тень и была приятная прохлада, и там я сразу же лёг, устроившись на дне в уютной ложбинке, будто в колыбельке и мигом, как сытый сосунок, уснул. Выспался я отлично, а проснулся от того, что ощутил сильное потрясывание и неприятно резкие толчки. Кое-как, цепляясь за выступы, я подтянулся повыше и выглянул наружу из своего убежища: змея неожиданно быстро ползла вперёд. И я закричал от радости: она неумолимо приближалась к озеру, такому большому, что его противоположный берег находился где-то за горизонтом. Я вылез из углубления, и поднялся во весь рост. Страннейшее, полностью не соответствующее привычным представлениям о действительности, чувство пропитало всего меня: возвышаясь на голове змеи как на вершине высокого холма, между двумя ещё более высокими вершинами, которые были живыми и двигались, я представлял себя наездником горы, верховым немыслимого чудовища, императором всего обозримого мира, выехавшим на осмотр своих бескрайних владений.

Змея исполинским бревном, выпущенным из катапульты, влетела в озеро и быстро поплыла по спокойной воде, выставив голову над поверхностью. Частые мелкие брызги, словно драгоценные жемчужины, летели на меня с двух сторон. Я и не знал, что можно испытать такое дикое бессознательное счастье от заурядной прохлады, нахлынувшей вместе с обычными каплями воды, словно драгоценные алмазы падавшие на меня. Я стоял, широко расставив ноги и орал, разинув во всю рот, как зверь, радующийся воли и свободе, и не было никого во всём космосе, кто бы мог тогда, как мне казалось, обескуражить меня или развенчать. Я ощущал себя всем --- всем, что есть этот мир.

И вдруг основа под моими подошвами куда-то ушла, я стремительно полетел вперёд и упал лицом вниз, жёстко ударившись о кожу змеи и разбив себе в кровь нос. Я приподнялся на четвереньки --- струйка густой крови лениво текла из моего расквашенного носа. Я глядел на эту кровь и тихо смеялся: "Наверное, я скоро сдохну, а пресмыкающееся и не заметит этого, --- думал я, --- и вообще ничего не изменится в движении планет и звёзд, когда не станет меня. Словом, я, несомненно, величайший человечишка во всём свете".

Причиной того, что я упал, стало то, что моя змея выпрыгнула из воды на берег и резко остановилась, замерев то ли в ожидании, то ли просто отдыхая. Так, не шевелясь, словно в оцепенении, она пролежала часа три, и я успел заскучать и впасть в уныние. Сначала я долго ждал, что произойдёт дальше, потом устал ждать и пошёл гулять по змеиному телу, желая узнать что-то новое и интересное, но ничего нового и интересного я не увидел: тело гада на всём его протяжении оставалось удручающе однообразным. И уже ближе к хвосту, там где было не так высоко прыгать вниз, я потихоньку спустился на землю. Сходил к озеру, с удовольствием искупался, почувствовав себя лучше, но что делать дальше я не понимал, как выбираться отсюда, куда направиться и сколько идти от озера до мест, обитания людей и как идти, без запасов еды. Мне даже воды толком не во что было набрать --- те кувшины, что имелись у меня, остались притороченными к седлу павшей лошади, а из сосудов, в которые можно набрать воды у меня были лишь ножны, правда, занятые мечом. Но меч я, конечно, никогда не согласился бы выкинуть, даже ради спасения собственной жизни. "Хорош рыцарь, --- говорил я сам себе --- один, без коня, без копья, без доспехов, с мечом, годным только для того, чтобы зажать его в щели между камнями остриём, выставленным вверх и броситься на него, чтобы покончить со всем этим..."

Пока я таким манером разговаривал сам с собой, змея зашевелилась: она осторожно и неторопливо заползла за невысокую гору --- для неё-то он был как простой валун --- и снова притаилась, явно чего-то выжидая. Но не успел я что-то понять --- лишь распахнул рот от изумления --- как по всему берегу, прямо возле меня и дальше до горизонта стали слетаться, словно стая птиц, и садиться на землю целое сонмище крылатых драконов. Они казались не такими большими, как можно было представить себе дракона, ростом, наверное, всего лишь, со взрослого слона. Правда, по сравнению со змеёй они смотрелись так, как, очевидно, смотрелись бы голуби перед королевским удавом. Драконы, опустившись на голое, без единой травинки побережье, начали, наклонив к камням продолговатые, с маленькими рожками головы, мирно пастись, не обращая на меня никакого внимания, будто я как бы и не присутствовал.

В первую минуту я не разобрал, что они могут найти там, где нет ничего, но подойдя поближе к одному из них, я совершенно чётко разглядел, чем питаются драконы. Они ели камни --- обычные серые камни, такие твёрдые, что их не так-то лёгко и расколоть. Но драконы поглощали их не в сыром, если можно так сказать, виде, а в сильно разогретом или, лучше говоря, поджаренном. Они, как мы привыкли ждать от драконов, изрыгали из себя струю огня, направляя её на понравившийся камень, и, едва камень раскалялся докрасна, заглатывали его. Так вот для чего нужно дракону испускать из себя огонь, сделал я открытие, он ему необходим, чтобы питаться, без огня дракон умрёт с голоду, не будет же он есть холодный или, точнее, неприготовленный как следует камень. Дракон подошёл ко мне совсем близко, и я смог хорошенько изучить его сказочный внешний вид: он был, тёмно-бурого цвета, с гладкой, но не однородной, а состоящей из отдельных выпуклостей кожей, с длинной, хорошо изгибающейся шеей, и широкими, перепончатыми крыльями и с несколько бугорчатой спиной. Лапы он имел толстые, мощные, с крепкими когтями, но короткие и передвигался он короткими шажками.

"Это чудовище вытащит меня отсюда. --- Подумал я, --- если оседлаю его, оно сбросит меня или спокойно взлетит? Может, повернёт голову и мгновенно спалит, как щетинку. Но как спастись ещё? Только так или никак". Я зашёл к дракону с хвоста, и по хвосту же, как по лестнице без ступенек, забежал ему на спину и, дойдя до основания шеи, спокойно уселся в небольшой выемке, образовавшейся в том месте, где кончалась спина и начиналась шея. Мне показалась, что это очень удобно. Дракон, не поднимая головы, дёрнулся всем телом, но не настолько сильно, чтобы я не удержался, и продолжил заниматься своим драконьим делом. Я понял, что моё присутствие на его спине, совершенно ему не помеха.

И тут я вдруг увидел, что совсем забытая мною змея вылезла из свой засады и неумолимо подползает к другому дракону, бывшему в некотором отдалении от моего, явно желая напасть на несчастного. Я следил за ней, околдованный и заворожённый мистически равномерными движениями её бесконечного тела, в них, словно подчиняясь бесшумному стуку барабанной палочки, проступал определённый ритм, которому хотелось следовать и подчиняться. Змея, тем временем, приблизившись вплотную к намеченной жертве, одним ловким и неуловимым броском кинулась на неё, вцепившись той в горло и завалив набок, быстро обвила и закрутила её тело тугими и тесными кольцами своего долгого тела, не давая своей законной добыче дохнуть. Бедный пойманный дракон, успевший только с хрипом выпустить воздух, не сопротивляясь, мгновенно затих. А дракон, на котором, как тряпичная кукла, восседал героически-жалкий я, встрепенулся, вскинул голову, замахал неуклюже расправленными крыльями и, неловко подпрыгнув, взлетел. И остальные его собратья, напуганные появлением змеи и гибелью своего собрата, тоже взлетели следом всей стаей.

Но летали они не долго, скоро им надоел полёт и они пошли снижаться, очевидно, найдя новое пастбище. И мой верховой дракон вместе со всеми почти перестал махать крыльями, а наоборот, придерживал их, чтобы лететь не вверх, а вниз. Но меня-то это не устраивало, что мне делать, там, где другого человека кроме меня встретить невозможно? Я достал меч из ножен, перевернулся в обратную сторону, чтобы сидеть лицом к драконьей спине и стал колоть его у основания крыльев попеременно то у одного, то у второго. Дракон невольно, чувствуя боль, начинал махать крыльями, и мы снова пошли подниматься вверх, летя всё время вперёд. Так мы пролетели над озером, над красной пустыней, над ещё какими-то неизвестными мне, видимо, уже давно обезлюдившими землями, где иногда, как плохо затянувшиеся шрамы, попадались полуразрушенные и покинутые города. Мы с драконом миновали эти места: мне необходимо было попасть туда, где никто не покидал своих домов, где продолжали бы жить люди, которые ждали бы меня как героя. И, как только ослабевали взмахи крыльев, я до онемения в руках, продолжал тыкать и колоть дракона, чтобы он издох, но долетел туда, куда мне надо.

И он долетел: стоило нам перемахнуть невысокие горы, как сразу за ними распростёрлась большая, зелёная долина. Деревья там почти не росли, зато широкие, засаженные разными злаками поля и луга, с обильно растущей травой чередовались бесконечной цепочкой. Я сразу же перестал терзать своего уже совсем ослабевшего воздушного коня, и он, едва держа крылья, пошёл, чуть ли ни падая, вниз. Тяжело, спотыкаясь и переваливаясь, дракон приземлился на ближайшем лугу, со свежескошенной травой и тут же ринулся что-то искать среди шарообразных стогов, тыкаясь своим удлинённо-тупым рылом в землю. Побегав так немного и ничего так и не отыскав полезного для себя, он задрал голову к верху --- я в этот момент успел пересесть лицом к драконьей шее --- разинул пасть и негромко заревел низким утробным голосом. Видимо, он не нашёл своих любимых съедобных камней, а травой и вообще растениями драконы, видимо, не питаются.

Мой бедный дракон снова теперь с большим трудом замахал вялыми крыльями и кое-как взлетел, но подняться высоко он уже не имел сил и поэтому летел над самой землёй, опустив глаза вниз, высматривая место, где могли попасться камни годные в пищу. Миновав луг, кончившийся не мощеной дорогой, мой летучий змей, уже совсем загребая дрожащими крыльями, полетел прямо над дорогой, едва не касаясь низкой травы, росшей по обочинам. Скоро из-за небольшого бугра показались странные сооружения --- когда мы подлетели поближе, до меня дошло, что это всего лишь обычные дома необычного вида. Их стены шли по кругу, или, точнее, дома состояли как бы из одной сплошной стены, беспрерывно закруглявшийся, нигде не заканчиваясь углами, и если бы не висела дверь на входе, то понять где у них перед, а где зад было бы невозможно. Словом, формой они напоминали высокий рыцарский шлем с прорезью для глаз без забрала с плоским верхом. Сложены те дома были из необтёсанных тёмно-серых камней, скреплённых между собой какой-то чёрной смолой и крыты простой выгоревшей на солнце соломой.

Дракон, завидев эти дома, опустился на землю и ретиво --- откуда только взялись силы --- побежал к крайнему и, едва приблизившись к нему, выпустил долгую струю огня, направленную точно в каменную стену. Я быстро соскочил с драконьей спины и спрятался за дом, стоявший напротив. Сразу стало ясно, что чудовище восприняло каменную стену как свою обычную драконью пищу. Солома, служившая крышей, моментально вспыхнула, а из дверей начали выбегать с криками ужаса люди. Из других домов народ также, заслышав вопли соседей, всей деревней повыскакивал наружу, и сразу же неистовый, разноголосый ор превратился в общий дикий вопль. Тем более что дувшим в сторону деревни ветром огонь быстро разнесло по остальным домам, стоявшим достаточно близко друг от друга, и скоро уже полыхали все строения, какие только там случились. Все жители деревни, скопом окружили неожиданного гостя, впрочем, сильно к нему не приближаясь. Но некоторые отчаянные смельчаки, подбегая к чудовищу со стороны хвоста, изловчались колотить дракона по спине и колоть тонкую, нежную кожу его широких перепончатых крыльев какими-то деревенскими инструментами и приспособлениями, бросать в него камни и большие куски глины, нанося ему довольно неприятные раны, особенно если это касалось его чувствительных крыльев. И без того измученный змей не понимал как от них отбиться. Он, то изрыгал пламя, пытаясь-таки раскалить кусок стены и откусить от неё, но ему никак не удавалось, как следует разогреть её до такой степени, чтобы можно было отломить от неё хотя бы маленький камушек. То отбивался от нападавших селян, совсем переставших его бояться, ведь дракон, пуская огонь в стену дома, ни разу не направил его на людей, он не воспринимал их как свою еду, поэтому, наверное, не видел смысла тратить на них своё огненное дыхание. А люди, совершенно потерявшие меру, уже огромной толпой набросились на пришельца и со всех боков дубасили и мутузили несчастного. Один из них вообще залез ему на шею и старался какой-то длинной палкой с крючком на конце достать до драконьей головы. И, наконец, не выдержав и бросив возиться с неподатливой стеной, дракон расправил крылья, попутно сбив с ног два десятка нападавших, пятерым из которых разбил острыми окончаниями крыльев, как спелые арбузы, головы, так что брызнули окровавленные мозги из расколотых черепов, и люди упали замертво, и после нескольких трудных махов грузно, с трудом всё-таки взлетел, уронив ещё и смельчака, забравшегося ему на загривок, тот упал головой вниз, ударился о землю и тут же испустил дух. Летучий змей, поднявшись чуть выше домов, направился в сторону поля, что простиралось за деревней. Я не знал, что мне делать и побежал туда, куда полетел дракон, вернее, я побежал вслед за людьми, ринувшиеся всей оравой --- кроме, конечно тех шестерых, что погибли в великой битве с чудищем и остались лежать на земле --- за улетающим от них сказочным существом.

Когда я, пройдя через догорающую деревню, где каждый дом, мгновенно став факелом, выгорел весь изнутри (сохранились лишь каменные стены), догнал людей, они уже плотным кольцом выстроились вокруг дракона. Правда, никто теперь не отваживался подходить к нему, все находились на расстоянии хорошего броска дротика. А чудо-змей, опустившись там, где покинули его силы --- посреди зелёного поля --- стоял на широко раскоряченных лапах, на полный мах разведя перепончатые крылья, опершись ими о землю, чтобы не завалиться на бок. Его длинная, ссужающаяся к голове шея гнулась вниз, он уже не мог держать её высоко, из-за чего едва не упирался своим тупым носом в мягкую траву. Из открытой пасти у него шёл тёмный, жидкий дым, а в его утробе что-то клокотало и шипело, а наружу с громким сипом выходил горячий воздух.

Люди долго не решались что-то предпринять, но, видимо, не хотели просто уйти, не отомстив, ведь они помнили, что возвращаться им придётся к своим теперь сгоревшим дотла жилищам. И они так и продолжали толпясь в приличном отдалении окружать дракона, просто крича и галдя, видимо надеясь на то, что, может, он сам улетит. Один смельчак всё-таки выскочил из толпы и, забежав чудовищу сзади, кольнул его заострённым концом палки в самую широкую перепонку крыла. Змей непроизвольно, отзываясь на боль, махнул хвостом и задел его стреловидным кончиком горло отбегавшего смельчака: кровь брызнула, как вода в бурлящей горной реке на крутом перекате. И человек, сделав ещё пять-шесть шагов упал на спину --- его серое одеяние целиком превратилось в красное. Люди, потрясённые новой смертью, перестали орать и начали молча шаг за шагом отходить подальше, готовые, если что, в любую секунду пуститься отсюда бегом.

Мне всё это надоело и, выйдя из-за спин толпящихся, я решительно расчистил себе среди всей этой дрожащей массы проход и пошёл прямо на дракона. За спиной раздались стоны, вопли и причитания, люди что-то кричали на чужом мне языке, но можно было догадаться, что они пытались меня остановить. Подойдя к огнедышащему с правой бока, я приблизился к нему как раз там, где гигантской виноградиной висела на шее его тяжёлая голова. Дракон даже не покосился в мою сторону, ему уже было не до чего, он, похоже, находился на последнем издыхании. Я вынул меч из ножен и, хорошо замахнувшись, разрезав воздух, одним верным ударом, почти не ощущая сопротивления плоти, срубил его тяжёлую голову. Она, глухо ухнув, упала на землю и осталась лежать на месте, не шелохнувшись, словно прилипла. Глаза остались по-прежнему открытыми, а усталое выражение драконьей морды никак не поменялось. А обезглавленное тело постояло с полминуты, а потом осело --- ноги разъехались, обмякшие крылья растопырились ещё больше, шея легла бревном, и только слабый дымок некоторое время продолжал выходить из неё...

Всё было окончено, ужасное явление пресечено, доблестный и отважный рыцарь принёс избавление, благодарный народ ликовал. Ну да, люди всей толпой с воплями бросились ко мне, к своему герою. Но если честно многие, да, в общем-то все накинулись сначала на бездыханный труп летучего змея --- каждый считал долгом и обязанностью несколько раз пнуть его ногой или двинуть дубиной или палкой. Особенно сильно досталось отрубленной голове: её катали, возили, подбрасывали вверх, подцепив двумя десятками палками с крючками. Потом, когда они насытились бессмысленным глумлением, их внимание обратилось на меня --- бесстрашного воина, победителя дракона. Я скромно опускал глаза, разводил руками, пожимал плечами, мол, для меня обычное дело, рубить полудохлым драконам головы. Но, поначалу не заметив и не обратив внимания, я вдруг обнаружил, что толпа смотрит и показывает пальцами не на меня --- не я их потряс --- но на мой меч. Вот что их на самом деле поразило --- мой железный меч. Железный, точнее, стальной меч, которым я одним движением перерубил толстую драконью шею, вот что им казалось непостижимым! Всё их оружие, если можно так его назвать --- дубинки, крючковатые и заострённые палки --- были сделаны из целиком из дерева. Они не имели понятия о железе, о металле и поэтому мой меч, видимо, представлялся им чем-то волшебным, невероятным и чудесным.

Я, неловко оттерев лезвие от драконьей крови, спрятал меч в ножны и попытался как-нибудь уйти. Но как прорвёшься сквозь тесные ряды семи сотен возбуждённых людей? Несколько самых крепких мужчин дружно подскочили ко мне, подняли, будто беспомощного калеку, на руки и под радостные возгласы остальных понесли, направляясь к деревне. Дома в ней давно догорели, но никто не даже не дёрнулся в сторону своих погибших жилищ. Толпа, обежав деревню по окраине, двинулась к огромному, по сравнению с другими, дому, бывшему, наверное, раз в семь больше остальных по своим размерам, стоявшему на значительном отдалении от остальных и поэтому не захваченному огнём. Они внесли меня внутрь и водрузили, как статую истукана, на круглое возвышение, находившееся в центре, а сами расположились, зачем-то став на четвереньки, вокруг. Лишь один из них, по виду самый сильный и лучший воин, не поднимаясь на ноги, всё в том же униженном положении, глядя на меня снизу вверх жестами стал показывать на ножны, висевшие у меня с боку и делать движения, похожие на те, когда меч вынимается наружу. Я, выполнил его просьбу, достал меч и выставил его перед собой, словно готовясь к отражению нападения невидимого врага. И все сразу же воздели руки вверх и завыли дурными голосами (не понятно, что это было песня или ритуальные заклинания) не сводя широко раскрытых глаз с чудесного клинка. На меня никто не смотрел, я, кажется, по их понятиям, служил чем-то вроде приложения к мечу. Сей простоватый народец, дошло до меня, не воспринимал меня как первопричину в победе над драконом, а всего лишь как держателя "волшебного оружия", что ли. Им всем, наверное, представлялось, что оружие ведёт человека, что главнее оно, а не человек, то есть я. И они в тот миг служили не мне как убийце дракона, а моему непостижимому их разуму орудию убийства, ведь они видели, что только после касания мечом отвалилась драконья голова. А то, что рукоятка меча была зажата в моей ладони, и то, что клинок приводился в движение, благодаря моей человеческой силе и моей собственной воли они, видимо, не соотносили с перемещением меча в пространстве?

Мне стало ясно, кто есть я в их понимании. А вообще, я не был на самом деле тем, кем себя явил перед ними, ведь это по моей вине прилетел огнедышащий змей и спалил их деревню. Хорошо, что они этого не знали, носили бы они тогда меня на руках, может, забили бы своими дубинами, и меч бы мне не помог? Да и мой великий подвиг отсечения головы дракона был всего лишь жестом милосердия --- полуживой монстр и сам бы наверно скоро издох бы, я и убил-то его, чтобы он не мучился. Я встал и, не опуская меча, пошёл: люди хватали меня за ноги, за полы камзола, за рукава, они не желали, чтобы я уходил. Наиболее решительные и сильные мужчины вставали поперёк пути, но стоило мне вытянуть вперёд руку с мечом, как они в страхе отбегали подальше --- они, похоже, опасались, что прикоснись я к ним хотя бы кончиком лезвия, как они тут же погибнут, лишившись головы или другой части тела. Но кто-то догадался толкнуть меня в спину, хорошо не настолько сильно, чтобы я упал: я всего лишь наклонился, словно своим поклоном поприветствовал короля. Если бы я на самом деле упал, то, наверняка, никогда оттуда не выбрался. Я моментально выпрямился и стремительно, как пёс, гоняющийся за своим хвостом, начал вращаться по кругу, направив остриё меча на эту банду помешанных, обступившую меня со всех сторон, постепенно приближаясь к выходу. Люди, шарахнулись и панически отодвинулись подальше, и мне таким способом удалось достичь порога и выбраться оттуда. Когда я выбежал из дома, за мной никто не вышел, даже дверной проём оставался свободным: ни один не отважился показаться напоследок мне на глаза.

VII глава.

Утром многие проснулись поздно, костры успехи потухнуть, но никто не бросился разжигать их заново: готовить было нечего, всё, что имелось в запасах, оказалось съеденным накануне. Поэтому, почти все, кто оказался свободен, отправились добывать какую-нибудь еду --- большая часть ушла в лес, чтобы набить там дичи, а остальные ринулись к трём ближайшим деревням, где надеялись достать хлеба, а, может быть, ещё и вина.

К вечеру всё собрались снова --- и охотники, настрелявшие из луков и арбалетов зайцев, оленей, косуль и много разной птицы и те добытчики, что пошли за вином и хлебом. Костры развели по-новому, а когда уже под ночь обильный ужин был приготовлен и съеден, а вино почти всё выпито, все, как и прежде устроились отдыхать у огня.

Этьен, Рауль, Ирвин Ззог, Ллойд и Корминг Фрой, как и вчера сидели у одного костра.

--- Вот ты, Ллойд Ютингер, --- сказал Корминг, --- Рыцарь Тени теперь можешь теперь зваться ещё и как Победитель Дракона. А я, Рыцарь Золотого Дракона как Низвергатель Великана. Правда, великан был не самый великанистый --- ростом со среднюю гору, но чтобы его изничтожить пришлось кое-что придумать. Сейчас расскажу...

Вы, конечно, слышали о Чудесной Райской Долине? Там ещё совсем недавно находилась страна вечного блаженства. Именно, находилась... В той стране текли необыкновенные волшебные ручьи, их вода обладала удивительным качеством: стоило хотя бы немного выпить её, как время прекращало двигаться для вас, сколько сделали глотков --- столько лет вы будете оставаться в той поре, в момент которой вы пили ту воду. Ещё там росли деревья с непередаваемо сладкими плодами, но главное чудо состояло в том, что если вы старик, то съев всего три-четыре таких плода, вы молодели сразу на очень много лет, превращаясь из дряхлого и немощного деда в весёлого и ловкого юношу, а если вы как доблестный воин покалечены в боях и на турнирах или безнадёжно и неизлечимо больны, то вы мгновенно исцелялись, едва надкусив сочную и ароматную мякоть тех плодов. В Долине никогда не случалось смены времён года, там всегда царило вечное лето --- тёплое, ровное, без изнуряющего зноя и палящей жары. Словом, если бы вам пришлось там жить, то вы ничего бы не ощущали, кроме беспрерывного счастья и удовлетворения, но вся беда заключалась в том, что в Райской Долине никто не жил. Дело в том, что она была окружена со всех сторон высокими, отвесными, а, значит, неприступными горами, преодолеть которые, если вы не птица и не летающий дракон, обычный человек никак не мог. И был в сплошной гряде гор лишь один узкий проход, шириной не более 12 локтей, но охранял этот проход уродливый, одноглазый, свирепый и беспощадный к людям великан. Который, бессменно, стоя сотни лет на страже перед входом в Райскую Долину своим чудовищным, несуразно-огромным телом, полностью закрывал проход. Одни только ступни его ног видом и размером походили на двух хорошо откормленных матёрых бегемотов. Его длинные руки, с толстыми, будто брёвна, пальцами свисали до башнеподобных колен, его носатое, тёмно лицо (если разглядывать лицо снизу) показалось бы частью скалы, а макушка его лысой, куполообразной головы оставалась вровень с вершинами окрестных гор. Несмотря на свой нечеловеческий рост и всего один глаз, великан обладал прекрасным слухом и острейшим зрением, он мог уловить самое отдалённое, самое слабое дрожание земли, и поэтому, ни подъехать верхом, ни подойти пешим к нему никак было нельзя. Неимоверное множество рыцарей много лет пыталось одолеть великана, убить его и открыть вход в Долину для всех, облагоденствовав, таким образом, человечество и завоевав себе бессмертное имя. Но никому не удалось низвергнуть проклятого кривого урода, погибли все, даже целые армии выходили против него, но всё оказалось бесполезно. Считалось, что не существовало способа, с помощью которого можно было противостоять этой живой, неприступной крепости.

Но не бывает живого существа без слабых и уязвимых мест, что самое нежное и тонкое у любой твари --- человека, животного, карлика или великана? Глаза! Их хрупкая, прозрачная, как стекло, оболочка --- достаточно хорошей острой иглы, чтобы проткнуть её, и глаз окажется потерянным навсегда, он вытечет, словно жидкое пламя, и никогда вы его не восстановите. И я придумал, как одолеть непобедимого великана: если невозможно взять его силой, то придётся действовать хитростью, решил я. Надо будет сделать так, чтобы он не смог ничего видеть, то есть просто выколоть ему его единственный глаз. Конечно, мне понадобилась бы игла побольше и подлиней, но всё равно она вышла бы меньше и легче, чем, скажем, меч, подходящий величиной для убийства великанов. Я нашёл самого лучшего и искусного кузнеца --- его звали Далдаф --- он и выковал из самой прочной стали три огромные арбалетные стрелы, чрезвычайно острые и гладкие, каждая длиной в локоть, а также кузнец изготовил и сам арбалет, который вышел почти в мой рост. Я научился быстро и без заминок управляться с этим непривычно громоздким орудием. Мастер придумал хитрый механизм взвода: надо было просто крутить небольшую ручку, и при помощи зубчатых колёсиков натягивалась невозможно тугая тетива, со вставленной в лоток стрелой. Потом несильным нажатием особого крючка, тетива мгновенно отпускалась, а стрела стремительно выбрасывалась из своего гнезда и летела точно в цель. Трёх стрел, думал я, хватит, чтобы один раз попасть в великанское глазище.

Не стану описывать, как я добирался до чудесного края, если вы настоящий рыцарь, то легко вообразите или представите, что и как приходится претерпевать благородному скитальцу, пересекающему всякие там тёмные дремучие леса, безводные знойные пустыни, коварные топкие болота, высокие неприступные горы и прочие непреодолимые препятствия. Минует какие-нибудь полгода, и вы у цели, так и я, пройдя все тяготы нелёгкого пути, оказался у гор, возвышавшихся кольцом вокруг Райской Долины. Но подошёл я к ним не с той стороны, где в узком проходе вечным стражем стоял страшный великан, а с обратной --- расстояние между ними, как я определил после, было 21 день пути на хорошей лошади. Так что великан со своим чутким слухом не мог услышать стук копыт моего коня. Да и зачем ему знать, что происходит там, где нет пути, где есть естественная защита от ненужных гостей. Но я знал, что не бывает неприступных гор: если вы участвовали хотя бы раз в жизни в штурме крепости, то влезть на отвесную стену задача для вас, вероятно, будет трудной, но разрешимой, тем более, когда нет никаких обычных помех в виде летящих сверху стрел, падающих камней и льющейся на голову горячей смолы.

...Я отпустил вольно пастись коня, а сам, привязав на спину свой необычный арбалетище с тремя стрелами, начал карабкаться по стене, оказавшейся не такой уж отвесной и гладкой: на её поверхности выделялось множество, шероховатостей, выступов и щелей, попадались также мелкие и большие углубления, и даже существенно вместительные ниши, где вполне свободно мог бы поместиться человек. Пара подобных ниш послужила хорошим убежищем, когда мне необходимо было немного передохнуть и восстановить быстро тающие силы, ведь изнуряющее восхождение длилось весь световой день --- благо июньский день долгий. Не буду описывать, как я, словно неловкий паук, лез по стене, как один раз даже сорвался, хорошо, что точно прямо подо мной торчал широкий выступ, и я сумел зацепиться за него и удержаться от дальнейшего падения вниз. Но что бы там не происходило, уже в сумерках я достиг вершины и, наскоро перевалив через неё, полный нетерпения, хотел тут же спускаться в Долину, но нагрянувшая безлунная ночь скрыла от меня возможность что-то разглядеть, и тогда мне пришлось заночевать прямо там, наверху.

Я еле дождался рассвета, и как только солнечные лучи низвели ночной мрак в небытие, потрясённый и оцепеневший от открывшегося вида, я ощутил такой неимоверно бескрайний восторг, такую нечеловеческую радость, что почудилось, что я сошёл с ума и я уже не я, а некий бестелесный дух, обитающий в невидимой стране блаженных. Я бегом спустился вниз --- склон со стороны Долины был не такой крутой, и по нему шагалось вполне легко --- и попал в такое умопомрачительное великолепие, что едва не умер от счастья. Красота, представшая передо мной, казалась невообразимой, ни с чем, существующим на земле прежде мною виденным её невозможно было сравнить: удивительные, с роскошной зелёной кроной деревья, нежная до боли, мягкая трава, диковинные, никогда не увядающие разнообразные, не повторяющие один другого, цветы, звонко бьющие горные ключи, с волшебной, прозрачной водой. Я воспел в своём сердце тот день, когда родился: я стал первым из людей, попавшим в Райскую Долину, и теперь моё имя будет в одном ряду с именами бессмертных героев минувшего. Только необходимо, чтобы это Чудесное место стало достоянием всех, я должен подарить его людям, шептал я, упиваясь навалившимся счастьем. Но я скоро забыл о своём намерении: я беспечно шатался по всей Долине, пил кристальную воду из ручьёв --- я выпил её столько, что, наверное, время остановилось для меня на тысячу лет, и я, как ни жутко это звучит, видимо, почти бессмертен. Умереть своей собственной смертью, кажется, мне не суждено ещё очень долго, и если не погибну в каком-нибудь бою, на какой-нибудь войне, то буду жить до тех пор, когда надоест, а этого, надеюсь, не случится никогда. Так же я ел вкуснейшие плоды, правда, плоды не с тех деревьев, что возвращают молодость --- я и так пока достаточно молод --- а с тех, что дают блаженное насыщение и которые невозможно переесть, сколько бы вы их не съели, всегда будет в меру.

Так я бродил по Райской Долине, пребывая в беспрерывном наслаждении, неопределённое количество дней, а, может, недель или месяцев. Или вообще нисколько времени не прошло, ведь оно прекратило для меня существовать, несмотря на бег времени для других, я всегда буду в одном единственном, своём собственном, существующим лишь для меня мгновении? Но не тогда я об этом задумался --- тогда я вообще ни о чём не думал...

И в один из таких распрекрасных и расчудесных дней я вдруг совершенно неожиданно наткнулся на совершенно забытого мною великана: он гороподобной тушей лежал вдоль прохода, ногами наружу, а головой в Долину. Я, пережив наплывшую волну стыда, тут же вспомнил о своём предназначении (установленного мной самому себе) осчастливить людей, открыв им вход в этот земной рай. Азарт охотника разгорелся в моей душе, словно сухостой в жаркий полдень, я отыскал давно потерянный и забытый арбалет и стрелы и, уйдя подальше вглубь Долины, снова поднялся на вершину горной гряды. Там я взвёл свой неповторимый самострел и двинулся в направлении стража Долины, а когда добрался до края гряды, в том месте, где она прерывалась, чтобы образовать проход, великан по-прежнему валялся навзничь и безмятежно спал, как обычный безгрешный человек с чистой совестью. Я подробно разглядел его в тот момент, более мерзостного и непотребного урода не рождалось ещё на свете: его огромный, бородавчатый носище напоминал гнойный нарыв, готовый вот-вот лопнуть, его кривой рот походил на просёлочную дорогу с разбитой колеёй после трёх недель беспрерывных дождей, его покатый лоб и бугристые щёки отдавали сизоватой синевой могильного склепа, торчащий щетинистый подбородок (интересно, какой такой немыслимой бритвой он брился?) изображал холм, покрытый засохшим вереском. А его глубокие глазницы были настолько разными, что могло принадлежать двум совершенно разным великанам: правая выглядела как обычно --- в ней покоился обычный глаз с опущенным веком спящего человека, а вот левая казалось такой, словно в ней случилась жестокая битва безобразных карликов, и её следы в виде бесчисленных вздувшихся шрамов остались всюду. Может быть, подумал я, кто-то до меня в глубокой древности догадался победить чудовище, лишив его зрения, но сил и удачи хватило смельчаку лишь на один глаз? Что ж, тем проще будет мне справиться с одноглазым великаном.

Я бы мог долго так пялиться на него, настолько завораживающе притягательным выглядело его ни на что не похожее уродство, но он, возможно, почуяв чужое присутствие, вдруг распахнул свой здоровый глаз и несколько раз проморгнулся, немного пожевал, смачно причмокивая, толстыми губами, разминая их и затих, то ли над чем-то размышляя, то ли просто любуясь синим, безоблачным небом. Вот такой расслабленный он мне и нужен был. Я установил арбалет и прицелился --- я не торопился, я ждал, когда прицел и глаз наверняка сойдутся в одной точке. Но самострел, наклоненный отвесно вниз на вытянутых руках, из-за его чудовищных размеров никак не удавалось удержать настолько жёстко, чтобы выстрел не получился бы пустым. Очень долго мне никак не удавалось поймать момент, когда я был бы уверен точно, что пущенная стрела попадёт прямиком в цель, руки, плечи и спина онемели настолько, что казались деревянными. Но великанское отродье само помогло мне --- гигантский уродец начал вставать: он, шумно вздохнув, упёрся, сжав кулаки, грязными локтями в землю и медленно поднялся верхней частью туловища, сев на свой толстый зад, потом согнул ноги в коленях, встал во весь рост и повернулся лицом в мою сторону --- его единственное око очутилось как раз на уровне верхнего края скалы. Я мгновенно перевёл арбалет в прямое положение --- никакой дрожи больше не оставалось в моих руках --- быстро поймал в прицел огромный, великанский зрачок (я только успел заметить, как он стремительно сузился от неподдельного удивления) и, нажав пальцем на спуск, заставил сработать механизм: стрела, тонко взвизгнув, метнулась прочь. Миг, и она, пробив со стеклянным треском оболочку, вошла внутрь уродского глаза, растворившись в нём навсегда, и через образовавшуюся дыру выстрелил поток освободившейся крови. Сначала поток был словно горный ручей, но, усиливаясь и разрастаясь, обернулся бурной рекой, кипящим и клокочущим водопадом, точнее, кровепадом, если можно так сказать, и нестерпимое количество, настоящее море красной жидкости залило всё вокруг...

Великан от унизительной боли, от злобной досады, от беспредельного отчаяния, поднял страшный, потрясающе убийственный рёв, подобный рёву 10 тысячи раненных носорогов, от немыслимого звука его голоса поднялся неимоверный, сбивающий с ног любого, ветер. Но ничто не дрогнуло во мне: укрывшись за выступом, я твёрдой рукой достал из поясной сумки вторую стрелу и опять зарядил арбалет и, резвым зайцем выскочив из-за камня, выпустил стрелу, попав великану точно в горло чуть пониже подбородка. И новая, ещё более мощная струя тёмной крови, словно прорвав запруду, непреодолимо хлынула вовне, урод тут же заглох --- только натужное шипение и глухое мычание, перемежавшиеся с жалобными стонами мог он теперь издавать.

Но побеждённый великан меня больше не занимал, моё легко запускающееся воображение направилось уже в иное русло: я представлял толпы благодарных мне народов, идущих, попутно прославляя моё имя, в Райскую Долину, чтобы поселиться в этом блаженном месте, дабы, наконец, воплотить вековечную мечту человека о вечном рае и беззаботном существовании в нём, где они полностью, как дракон головы, лишаться пресловутой необходимости биться за выживание во враждебном к ним мире и забудут о всякой, даже самой малой возможности страдания. Там, где всё имеется для счастливой и беспечной жизни, и всегда всего, что пожелаешь, хватит всем, фантазировал я, не будет злобы, зависти, преступлений, насилия, а будет только одно хорошее и лучшее, и люди полюбят друг друга, любовь станет их естественным состоянием.

...Из сладких грёз вывело меня всё то же проклятое уродливое создание: обезумевший и ослепший великан вместо того, чтобы бежать в пустыню и там, как предназначено подобной твари, скоро подохнуть ринулся вглубь Долины. Разбрызгивая повсюду свою отравленную кровь, он в тупой ярости стал уничтожать всё, к чему мог только прикоснуться наощупь: великан крупными пучками, словно петрушку, вырывал с корнем деревья, вытаптывал толстыми, как крепостная стена, подошвами башмаков луга и поляны, где попутно давил напуганные стада беззлобных коз и невинных овец, чистые ручьи и реки от великанской крови превращались в мутно-багровые потоки, а озёра на глазах становились болотами, наполненных чёрной смрадной жижей. Откинув тяжёлый и ненужный арбалет, я бросился вниз по следу уродца. Не знаю, как я надеялся остановить его, что я --- крольчонок или котёнок перед ним --- предпринял бы, если он вырос прямо возле меня, как бы я ему помешал, он бы просто раздавил моё незначительное, в сравнении с его гигантским туловищем, тельце, ничего не почувствовав?

Пока я спустился, великан убежал уже так далеко, что догонять не было смысла --- один его шаг равнялся ста моим шажкам --- и я просто пошёл посмотреть, что он натворил. Хотя смотреть (вам хорошо, если вам больно?) на его "творчество" казалось невыносимым. Я брёл по Райской Долине как потерянный: разлившиеся повсюду непроходимые лужи густой крови, выкорчеванные целыми рощами деревья, раздавленные всмятку, ставшие отвратительной слизью, трупы коз, овец и коров, дохлая рыба, выбросившаяся на берег из отравленных ручьёв, озёр и рек, развороченная и вздыбленная земля. Такого отчаянно подлого разочарования, наверное, никто не переживал до меня: если ваша мечта, став реальностью, тут же издевательски превращается в прах, то как после этого жить и как с этим жить после? Вы отчетливо понимаете, что сделанное вами оказалось не просто напрасным, бессмысленным и ненужным, но вдобавок вредным, злодейским и позорным.

За те три дня, что я, как потерянный, шатался по тому месту, что ещё вчера называлось Райской Долиной, всё окончательно погибло, ничто не сохранилось... На тех немногих деревьях, что не тронул великан, почернела, словно опалённая адским пламенем и опала вся листва. Беспечные райские птицы, стаями летавшие над Долиной, стаями же падали мёртвыми, как сбитые пущенными градом из катапульты камнями, на землю. В тех местах, где трава осталась не вытоптанной, она быстро пожухла и высохла, всё бывшее раньше живым и зелёным превратилось в тёмно-серое или в совершенно аспидно-чёрное, безжизненное, скот, которому удалось спастись от тяжёлых стоп страшного урода, пытаясь есть эту траву, дох стадами. А дикие звери, вроде косуль и оленей, обезумев, бегали по опустевшим без зелени полянам бесконечными кругами без остановки, чтобы, лишившись сил упасть и быстро умереть. Воздух, ранее такой чистый, наполненный лишь приятными запахами, уплотнялся с каждой минутой, насыщаясь отвратительным, выворачивающим внутренности зловонием, от которого ни дышать, ни жить казалось невозможно. Что так воняло, я не понимал, да и не до этого было, я уже и не думал оттуда выбраться живым и приготовился умереть, оставшись там навсегда. Я брёл, не разбирая, куда иду, точно лунатик или как окоченевший покойник, которого зачем-то подняли из гроба и, дергая за привязанные к его рукам, ногам и голове верёвочки, заставляют передвигаться и делать вид, будто он живой и настоящий. И когда я упёрся в выросшее прямо передо мной нечто, походившее на бесформенный холм или на огромную кучу навоза, я не сразу разобрал, что это труп великана: он валялся лицом, погружённым в то, что прежде звалось ручьём (жажда, значит, его мучила, и он хотел напиться напоследок) в луже собственной запёкшейся крови, похоже, истеча ею до предела, он упал здесь и отдал концы. Его гигантский стремительно разлагавшийся труп, и являлся источником невероятного смрада... Словом, теперь я по праву и окончательно могу называться Бесстрашным Низвергателем Великана, результат моего великого подвига лежал перед глазами, впрочем, он был и за моей спиной, и у меня под ногами, и сверху и вообще, всё, что окружало меня, стало итогом бесподобного деяния доблестного Корминга Фроя Рыцаря Золотого Дракона. Имя звучное, запоминается без усилий...

VIII глава.

Следующий день, неотличимый от предыдущего, пролетел быстро, как взгляд убийцы, никто потом его не вспомнил --- день, предназначенный не для битвы, напрочь выпадает из списка бывших, по-настоящему рыцари жили только ночью, когда все снова собирались у костров и, рассказывая свои истории, делились главным и сокровенным.

Этьен и Рауль и все остальные, что и вчера сидели снова у одного большого костра, и к ним присоединился ещё и Понтус Гвэг.

--- Завтра, чтобы там ни было, непременно должно состояться сражение, --- сказал он, --- сможет Фламм участвовать или нет, не имеет значения: остальные-то в порядке, а, значит, обязаны выйти на бой. Срок назначен, и отсрочки не будет, мы не позволим. Итак слишком много было сделано не правильно, не по-человечески, пришло время, чтобы всё вернуть на свои места.

--- Ничто не может вернуться туда, откуда оно ушло навсегда, --- отозвался Ирвин Ззог, --- все наши справедливые намерения лишь для внутреннего успокоения. А то, что снаружи, так и останется в неустойчивом состоянии нарушенного равновесия, и оно, равновесие, и дальше будет расшатываться, а стройный когда-то порядок продолжит разваливаться.

--- Ты что, предлагаешь ничего не делать, --- сердито возразил Гвэг, --- отстраниться, быть непричастным, стать посторонним, но ведь никто, кроме нас не сможет поддерживать хотя бы видимость (если тебе угодно) равновесия и гармонии? Но я уверен, это не видимость, это то, без чего мир не сможет далее нормально существовать.

--- Если бы я это предлагал, --- усмехнулся Ирвин Ззог, --- я бы сейчас сидел дома со своей дорогой жёнушкой.

--- Ирвин, как же ты решился покинуть так надолго свою любимую женщину и отправиться на настоящую войну? --- Неожиданно спросил Этьен Рыцаря Красного Оленя. --- Что за история выдернула тебя из уютного и спокойного дома.

--- История? --- Усмехнулся Ирвин. --- Нет никакой истории. У меня вообще нет истории. Я, в отличие от многих, никогда не странствовал, не видел живьём ни свирепых людоедов, ни огненных драконов, ни гигантских змей, ни уродливых великанов, ни прекрасных единорогов, ни диких людей, короче говоря, не встречал никакой разной невидали или диковинки. Я сразу после первого своего турнира и посвящения в рыцари, взяв в жёны самую прекрасную девушку на свете, так и не выезжал за пределы своих владений и все подвиги (если их можно так назвать) свершил там. Ну, господин Этьен, вы отлично помните, что это за подвиги.

--- А тот чудесный шлем сейчас с тобой? ---Спросил Этьен.

--- Нет, зачем, --- ответил Рыцарь Оленя, --- шлем остался в замке, лежит на самом почётном месте, в самой дальней комнате, спрятан в самом тёмном чулане, от которого потерян ключ. Шлем Неуязвимости нужен был для своеобразной игры, для забавы, а здесь всё серьёзно: если биться, то по-настоящему и умирать здесь тоже придётся по-настоящему. Игры кончились... А как я решился ехать воевать? Да никак: никто меня не звал, никто не принуждал и ничего не советовал, просто в одно чудесное, солнечное утро сел на коня, поцеловал крепко дорогую жену и поскакал в столицу королевства, куда съезжались такие как я. Ведь то, что происходит в мире знали все: слухи и подлинные свидетели, проезжавшие через мои земли только и говорили о бароне Эсхите и его беззаконии. Хотя, какое мне дело до законов и устоев, я не испытывал ни гнева, ни возмущения по поводу их нарушения и попрания, мне не было всё равно, я ведь жил другим, --- своим, личным, касавшемся только меня и Эммы. Я не хотел никуда ехать, не желал бросать свою любимую, все мои дни были посвящены лишь ей одной, но взял и... поехал. Спросите, как так без мотивов и побуждений сел и поехал? Да, без повода, без намерений, без желания, такой, какой я есть --- обычный, невыдающийся, посредственный --- ринулся на войну. Зачем она мне, ведь к познанию смерти, как Ллойд, я равнодушен (что там познавать, и так всё ясно), слава мне не нужна, как Раулю, (я и без неё не плохо себя чувствую), отстаивать рыцарские правила, как Гвэг, я буду постольку-поскольку, лишь в качестве общего порядка, то есть, как все; отдавать долги за совершённые ошибки, как ты Этьен, так у меня их нет, личные счёты с Эсхитом --- ведь я знал его ещё в юности, когда он с лёгкостью побеждал меня, старшего по возрасту, в учебных поединках, но это не серьёзно, то что происходило тогда, никогда не вызвало никакой обиды у меня как у нормального человека? Я тут, потому что я тут, и больше мне нечего добавить...

--- Вы тут потому, что вы рыцарь, --- сказал Рауль, --- а рыцарь не может сидеть, спрятавшись, как черепаха в своём панцире, когда обязанности воина требуют от него действий.

--- Пусть так, --- согласился Ирвин Ззог.

--- Рауль, --- обратился к своему оруженосцу Этьен, --- обязанности это то, что навязано человеку миром, никто и ничто не может заставить человека исполнять их, кроме него самого. Главная твоя обязанность --- быть самим собой, а не тем, каким хотят знать тебя окружающие или каким ты придумал и таким выставляешь себя перед другими. Ты не должен поступаться со своим, если оно не соотносится с общим, храни своё при себе, держись за него, только так ты будешь уважать себя и добьёшься цели, если она у тебя ещё есть.

--- Цель у меня есть, --- ответил Рауль, --- и я иду к ней, но слишком медленно. И я считаю, что путь к ней и есть то главное, где я могу проявить себя таким, какой я есть.

--- Как часто главное, --- вставил своё слово Корминг, --- становится вдруг второстепенным, ничтожным и нелепым. Так что и вспоминать о нём больно и досадно...

--- Рауль, --- продолжил Этьен, --- помнишь Город Живой Смерти? Помнишь его, если их можно так назвать, жителей: трупы, изображавшие бурную деятельность, которые вели себя так, словно они существуют. Такие же, по виду, как мы, оболочка, сохранившая все внешние свойства живущих. Но они всего лишь форма, не содержащая в себе ничего, кроме мёртвого вещества. Чем наша живая плоть отличается от их плоти, мумифицированной? Только тем, что в нашей плоти движутся, пока, жизненные соки, а вещество, составляющие мёртвые и немёртвые тела совершенно одинаково, оно, по сути, одно и то же. И обликом мы ничем не различимы: то же выражение лиц, та же одежда на теле, то же оружие в руках, те же сцены любви, те же признаки страсти. Просто, всё забальзамировано и неподвижно, так они кажутся такими же как мы. И какая разница в том, мертвец ты или живой? Разница в том, что есть в тебе дух, который и есть ты, одухотворённая плоть делает человека, живым, существующим, настоящим. И какое дело твоей духовной сущности до того, если ты прославишься и станешь знаменитым или, наоборот, останешься в неизвестности и будешь никем? Зачем жить ради чего-то, что не имеет никого отношения к твоей внутренней сути, зачем думать о каком-то великом будущем, если ты живёшь в настоящем. Что тебе с того, что через столетия станут повторять твоё имя и рассказывать истории твоих деяний? Это будет без тебя, ты же живёшь сейчас, в эту минуту. Зачем тебе завтра, если есть сегодня?

--- А мы и живём сегодня, --- вступил в разговор Гвэг, --- а сегодня у нас битва. И ни о каком "завтра" мы не думаем: надо прожить этот день, а что произойдёт после, поглядим. А сейчас просто нужно делать то, что должно делать рыцарю. Давайте немного поспим, скоро бой...

IX глава.

...Но поспать толком никому не удалось: перед рассветом появился гонец от Кулквида с известием, что Фламм умер. Гонец сообщил, что ранним утром они предадут земле тело Рыцаря Башни и тело барона Эсхита, которое уже невозможно было из-за быстротекущего разложения и убийственно сильного запаха держать дальше непогребённым, а к полудню Кулквид будет готов вывести свою армию на поле битвы и, наконец, начать сражение. "Сегодня или никогда," --- были его последние слова, передал гонец. Барон Трофинт и Понтус Гвэг охотно и с радостью согласились на эти условия: все уже устали сидеть без дела и бессмысленно ждать то, ради чего они тут все давно собрались.

--- Вот оно "сегодня", --- пробормотал Гвэг, едва гонец скрылся за холмом.

--- Ты это о чём? --- Не понял его Трофинт.

--- О том, что сегодня, сейчас решится наша судьба, --- ответил Рыцарь Рыси, --- мы либо вознесёмся, либо низвергнемся. Всё будет зависеть от нашей доблести и стойкости. Каждый узнает ответ на вопрос: "Кто ты, воин или кусок плоти, годный лишь могильным червям на прокорм?"

--- В любом случае, --- сказал Трофинт, --- победим или погибнем, мы не отступим, страха больше нет, и не может быть. Рыцарь должен остаться рыцарем. Мёртвый он или живой.

...Ближе к полудню первые неприятельские всадники выехали из-за холма, они начали быстро и уверенно выстраиваться рядами, заполняя всё пространство от подножья холма до леса. Когда построение закончилось, вперёд выехал всадник на белом коне и в белом плаще, развивавшийся на сильном ветру, он в одиночестве поскакал прямиком к армии Трофинта, которая также стала наизготовку и приготовилась к грядущему бою. Незнакомый рыцарь ехал с поднятым забралом, и скоро все поняли, что к ним приближается Кулквид Рыцарь Насмешки.

--- Вас удивляет, зачем я тут? --- Спросил он безразлично-устало вышедших ему навстречу Трофинта, Гвэга и Ирвина Ззога. --- Как вы знаете, Фламм скончался... Какая-то щепка послужила причиной гибели великого, непобедимого воина! Щепка была хоть и тонкая, но очень длинная: когда наш лекарь вынул её из глаза раненого, на её конце остался сгусток тёмной слизи, похоже, то была маленькая долька мозга. Этого оказалось достаточно, чтобы погубить такого могучего бойца. Фламм за три дня весь почернел лицом и, кажется, начал гнить живьём, он совершенно перестал помнить себя и беспрерывно бредил, повторяя всё время о предсказании, о том, что знал, что оно непременно сбудется. Ему ведь какая-то старая ведьма, когда Фламм только прошёл посвящение, напророчила, что станет он Рыцарь Башни величайшим рыцарем своего времени, и что нет сейчас на земле и никогда не родится в будущем тот рыцарь, что сможет победить его и лишить жизни, и что если он погибнет, то не от руки рыцаря и не от железа. Предсказание исполнилось: ведь противником Фламма оказался не рыцарь, а простой оруженосец, и убила его не оружейная сталь, а несуразная деревянная щепка от сломанного копья. Всё сошлось... А выбери он дырчатое забрало, вместо решётчатого, ничего и не случилось бы: длинной щепке невозможно пролезть точно и ровно в круглую дырку, если специально не протолкнуть её туда? Фламм-то и пошёл на этот странный, неправильный поединок ради того, чтобы подразнить судьбу. Вот и добился своего...

--- И что из этого всего следует? --- Раздражённым тоном спросил Трофинт, покосившись на подъехавшего Этьена.

--- Если я скажу, что заявился просить о мире, --- ответил Кулквид, --- то рассмеётесь мне в лицо, решив, что Рыцарь Насмешки насмехается над вами. Да нет, я серьёзен, да и битвы нам не миновать: даже если я захочу как-то предотвратить её, ничего не получится, мои бравые проходимцы рвутся в бой, жаждут отомстить за Рыцаря Башни, считают, что погиб он не в честном бою, а подло и несправедливо. Нет моей власти над ними, я если поведу их, то только в бой, в никакую другую сторону они не пойдут за мной. Но вы могли бы уйти, не принимая боя, сами, чтобы закончить со всеми этими бессмысленными играми в честных и благородных рыцарей, но, я знаю, вы никогда не согласитесь, ведь вам надо доказать недоказуемое, что правда сильнее воли, а закон выше произвола, чтобы всё так нелепо перепутавшееся и перевернувшееся вверх ногами стало бы на свои места, привычный мир пришёл бы в прежнее состояние порядка и гармонии. Но это самообман: никогда в мире не было настоящего порядка, и соотношение правильного и беззаконного находились в примерном равновесии, иногда одно, может быть, перевешивало другое. А значит, все ваши потуги сродни сражению со стихией, ведь не станете же воевать с сильным ветром или мощным ливнем?

--- Кулквид, похоже, все твои доводы основаны на обычном страхе, --- сказал насмешливо Этьен, --- ты явно боишься предстоящего сражения. Неприкрытая нерешительность в каждой твоей фразе.

--- Планси, --- криво усмехнулся Кулквид, --- ты прав и не прав. Я не то чтобы боюсь... я просто не хочу. Всем своим нутром не желаю нового кровопролития. Эсхит мёртв, Фламм в могиле... Сколько ваших полегло, вам мало? Может довольно... Впрочем, ничто не мешает мне устраниться, превратившись, как раньше, в безвестного бродягу-одиночку. Видимо, это у нас семейное. Кстати, я не вижу среди вас Александра Лоэтинга, он ведь должен быть тут, с вами? Где он?

--- Какое вам дело до одного из многих? --- Раздражённо спросил Трофинт, --- Лоэтинг поехал за подмогой, так что если не хотите попасть под превосходящие по количеству войско, начинайте наступать немедленно.

--- Что ж, --- радостно согласился Рыцарь Насмешки, --- если дело только за этим, мы начинаем!

X глава.

...Солнце поднялось высоко над полем, воины маленькой армии Трофинта, готовые, лишь заслышав сигнал, тут же броситься на врага, стояли лицом на восток; армия позначительнее, возглавляемая Кулквидом, направила свои взоры на запад, и небесное светило, словно строгий судья, следящий за поединком, зависло точно посередине между двух этих армий. Люди Трофинта в тишине ждали начала, их лица, подобно полной луне в ясную декабрьскую ночь, были бледны и сурово-сосредоточены. Люди Кулквида, напротив, с раскрасневшимися физиономиями после утренних похорон, где было выпито много крепкого вина, громко и яростно взбадривали себя криками, призывая самих себя биться беспощадно и жестоко. Им, казалось, и сигнала не нужно, чтобы ринуться в бой.

Наконец громкие трубы герольдов протрубили протяжную сигнальную мелодию, и оба неприятельских войска двинулись навстречу друг другу.

Белый смерч войска Рыцаря Насмешки быстро, зайдя с флангов, окружил отряд Рыцаря Вепря, но его рыцари плотно, так что нельзя было просунуть и щепку между тесно стоящих воинов, сомкнув ряды, дружно отражали выпады противника. На каждого окружённого приходилось не менее двух или даже трёх атакующих, но ни одного дрогнувшего среди оборонявшихся не нашлось: дурманящее сладкое вино кровавого сражения заставляло забыть всё.

Этьен находился в самом центре битвы, его Чёрное Копьё увязло в гуще беспрерывно наседавших врагов, он не смог вытащить его из скопления тел, и копьё так и сгинуло там. Его круглый щит раскололся, не выдержав неистового удара острой секирой, но сам Этьен оставался цел, ни одной раны он не успел получить. В каждой его руке сверкало по тяжёлому мечу, уже с сильно окровавленными лезвиями, он без передышки отбивал сыпавшиеся со всех сторон удары, нанося при этом свои --- разящие и точные: многие падали убитыми или ранеными, мало кому удавалось спастись и сохранить себе жизнь.

Рауль, совершенно оправившийся от полученных в поединке с Фламмом ушибов, находился всё время рядом с Этьеном, стараясь не отходить далеко от своего господина --- оруженосец дрался со звериной яростью, он крушил буквально всё и сокрушал исключительно всех, кто попадался под его могучую руку. Его меч летал так стремительно, что чудилось, будто у него не одно лезвие, а не менее сотни: вражеские щиты, оружие, головы, конечности, попав под немилосердный клинок, лопались, трескались, отлетали и падали, во все стороны, как легко ломающийся сухостой во время бури. Рауль впервые участвовал в настоящем сражении и, кажется, хотел до предела насытиться его бурлящим и раскалённым воздухом, он словно бы опьянел от ощущения свободы и безграничной возможности проявить свою волю, в нём будто бы сидело предчувствие, что его первый раз станет и последним, что героем он может быть только тут и сейчас.

Первым погиб Ирвин Ззог Рыцарь Красного Оленя, который зачем-то вырвавшись из общего ряда, чуть ли ни в одиночку встретил надвигающийся строй врага. Ирвин, опустив копьё, с ходу врезался в не слишком плотные неприятельские построения, сшибив одного за другим троих вражеских всадников и тут же не мешкая, бросив застрявшее в чужом теле копьё, он обнажил меч, но применить его не успел: навалившееся с сзади и с боков противники быстро расправились с одиноким воином --- кто копьём, кто мечом, кто секирой они искололи и изрубили Рыцаря Оленя на куски.

Понтус Элл Гвэг Рыцарь Рыжей Рыси крепко сидел в седле, как вросший в землю валун среди россыпи камней --- невысокий, плотный, кряжистый --- казалось, не существует силы, способной сковырнуть его с места. В правой руке Гвэг сжимал огромную палицу, в левой --- топор с длинным, широким лезвием, там, где Рыцарь Рыси разил палицей, от его ударов валилось сразу несколько человек, а там, где он опускал топор, взрывались красные фонтаны из горячей крови и человеческих мозгов. Враги, видя, что невозможно справиться с таким умелым воином, засыпали его стрелами из луков и арбалетов, и Гвэг, весь --- со спины, с боков, спереди --- утыканный стрелами, стал походить на гигантского морского ежа. Большинство стрел, пробив внешнюю броню, застревало в поддетой под неё кольчуге, не достав до тела, но некоторые стрелы всё-таки смогли пройти сквозь кольца и заострёнными кончиками вонзиться в живую плоть, правда, войдя не слишком глубоко, но этого хватало, чтобы кровь мелкими струйками текла из всех ран. Но старый рыцарь совершенно не чувствовал боли: не зная утомления и усталости, он продолжал своё дело словно привычную работу, на которой он как умелый мастер давно набил руку, и никакое противодействие, никакое явление природы не могло его заставить остановиться или прерваться хотя бы на полминуты и передохнуть. Но наступил миг, когда стрел, достигших тела, стало слишком много, ран появилось столько, что отдельные ручейки крови слились в единый поток. Гвэг вдруг начал ощущать, как слабеют его руки, как холодеют и отнимаются ноги, темнеет в глазах, как от него, помимо воли потихоньку уходит сила, его движения становились все более скованными и менее быстрыми. Но Рыцарь Рыжей Рыси, не желая просто так погибать, взревев последний раз по-медвежьи, с утроенным яростью и неимоверным напором снова, будто разъярённый бугай, набросился на наседавших противников, поразив их сразу с десяток. Но это было последнее, что он сумел сделать: остатки сил совсем покинули Понтуса, и на него уже почти до предела обездвиженного всем скопом навалилась огромная масса озлобленных врагов, они сотнями немилосердных ударов повалили его на землю, превратив давно мёртвое тело Рыцаря Рыси грязно-кровавое месиво. Они, полные яростной ненавистью, долго не желали успокоиться...

Ллойд Ютингер Рыцарь Тени бился на противоположном краю поля --- его долговязая фигура упрямо, как веха в бурлящей реке, возвышалась над дружно шевелящимися круглыми горошинами голов. Его боевой конь пал в самом начале, поражённый чьей-то предательской стрелой, но рыцарь, будто не заметив потери, стоял крепко, словно рогатина, широко расставив длинные ноги, орудуя тяжёлым двуручным мечом, и поэтому, наседавшие на него противники, бывшие в основном верхом, не имели никого особого преимущества, они и воспринимали-то Ллойда как всадника и сражались с ним как с конным. Нападавшие, точно стая дикобразов, повернувшихся спиной, тыкали Рыцаря Тени со всех сторон острыми копьями, пытаясь достать и пробить его доспехи: близко никто не мог подойти или подъехать, так он ловко и неуловимо быстро размахивал своим чудовищным мечом, лезвие которого становилось почти невидимым в густом воздухе схватки, казалось, что не меч, а неведомое, призрачное явление косит людей. А убитые словно сочный, свежий травостой рядами ложились на влажную землю. И вот среди толпы мёртвых нарочно упал один живой, даже не раненый --- зажав в руке кинжал с тонким трёхгранным лезвием, он, весь облитый чужой кровью, прикинувшись мёртвым трупом, притаился между настоящих трупов. А когда неприступный Ллойд в горячке боя приблизился к нему вплотную, "труп" ожил и, мгновенно поднявшись, став на одно колено, резким и правильным жестом вонзил по самую рукоятку свой стилет в правый бок Рыцаря Тени --- клинок точно попал в сочленение между спинным и грудным доспехами. Рыцарь на мгновение оцепенел, но тут же опомнился и с невероятной яростью опустил меч на голову мерзавца, разрубив того пополам, но остальные, воспользовавшись этой маленькой заминкой всей стаей набросились на Ллойда, вонзив в него одновременно десятки копий с разных сторон, и Рыцарь Тени, теряя утекающие силы, сжал руками несколько наконечников, не позволяя им войти глубже, но было их слишком много, чтобы справиться со всеми. Его подняли вверх на копьях --- они стали плотно, как частокол, так, что свет через них не просвечивался --- и рыцарь оказался пропоротым насквозь из-за тяжести собственного тела. Ещё некоторое время умирающий Ллойд пытался бороться за жизнь, за возможность продолжить сражаться, он не выпускал меч до самого последнего мгновения, стараясь напоследок зацепить хотя бы ещё одного врага, чудилось, что было в его воле остаться живым и не умирать, в какое бы положение он не угодил. Но смерть не посчиталась с его волей...

Корминг Фрой Рыцарь Золотого Дракона, он же Зелёный Рыцарь в своём ярком зелёном плаще подобный молодому ростку, пробившемуся среди серых камней, находился в самом средоточии битвы. Он с непостижимо свободной лёгкостью расправлялся со всяким, кто осмеливался стать перед ним лицом к лицу, виделось, что в его манере владеть искусством управления мечом присутствовала некая завораживающая мощь, перед которой каждый, вступивший с ним в поединок, терял волю и превращался в неумелого новичка, впервые взявшего в руки оружие. Корминг играючи уходил от всех выпадов, он, как заговорённый, оставался невредим, не получив ни царапины: ни стрела, ни меч, ни секира, ни копьё не коснулись его доспехов. Молодой воин будто бы забавлялся происходящим, словно он являлся участником не кровавого сражения, а шутейной, дружеской заварушки, после которой всех ожидает весёлая попойка. Под поднятым забралом его серебристого шлема сияла радостная, почти блаженная улыбка, точно как у беспечного подростка на потешных стычках деревянными мечами среди своих сверстников. Обескураженные враги впали в смятение, немыслимая для рыцарей мнительность вдруг охватила всех, кто успел столкнуться с Рыцарем Дракона, никто уже не решался подступиться к нему и продолжить бой. Кулквид, видя замешательство своих людей, какой урон их боевому духу наносит поведение Зелёного Рыцаря, быстро направился в его сторону. Рыцарь Насмешки заехал Кормингу со спины и простым, совершенно будничным движением меча срубил тому голову. Голова с каким-то неестественным замедлением скатилась с плеч и, звонко стукнувшись о доспехи валявшихся на земле убитых ранее воинов, отлетела далеко от продолжавшего стоять тела, она выпала из шлема и осталась лежать с широко раскрытыми глазами, раскидав вокруг золотистые волосы. А обезглавленный Рыцарь Дракона едва ли не вступил, как всем показалось, снова в бой --- меча из рук он не выронил. Но через минуту, вздрогнув всем своим существом, мёртвый рыцарь всё-таки рухнул на землю, как статуя, лишившаяся постамента...

Барон Трофинт, находившийся в самом горячем месте боя, видя, что погиб его любимый младший брат, на секунду замер от резанувшей сердце боли, и многочисленным врагам, обступивших рыцаря, хватило этого, чтобы ударами из-под тишка поразить его боевого коня, которому подбили бабки, отчего конь завалился на передние ноги, увлекая за собой седока. И нападавшие, будто свора голодных жадных гиен, накинулись на лежащего, обрушив на него вал безжалостных ударов, но Трофинт, выдержав на себе подлинный камнепад, встал махом с колен и вырвался из под навала, разбросав во все стороны целые сонмища врагов, это выглядело, будто спавший долгие годы вулкан вдруг неожиданно проснулся и взорвался, извергнув из себя тысячи раскалённых кусков. Своего меча в свалке великий воин не потерял, но доспехи оказались сильно помятыми, а забрало вместе со шлемом были сшиблены. Барон, как ревущий смерч, двинулся вперёд, круша и убивая всех, кто попадался ему, точно лесоруб по лесу, оставляющий за собой просеку, он продирался сквозь ряды неприятелей, оставлял после себя просеку из трупов --- Рыцарь Вепря упорно пробивался к Рыцарю Насмешки, брат должен был отомщён немедленно. И скоро они сошлись --- Кулквид верхом на широкогрудом коне и Трофинт --- пеший, но неистовый и смертельно злой.

Этьен Планси, почувствовав, что может потерять ещё одного дорогого для себя человека, сразу же поспешил ему на выручку, а Рауль Дюкрей, находившийся поблизости, не отставал и пробивался следом за своим господином. Они очутились рядом с бароном в тот самый момент, когда мечи --- его и Кулквида --- раскалились до красна от непрестанных ударов друг о друга, сталь при каждом соприкосновении оглушающе громко звенела, разбрасывая снопы искр, словно это были не мечи, а тяжёлый молот и огромная наковальня. Трофинт, сражаясь с Рыцарем Насмешки, ещё успевал отбивать наскоки его людей, наседавших, как назойливая саранча, стараясь зацепить барона сбоку или со спины. Этьен и его оруженосец тут же принялись разбираться с теми, кто, окружив Трофинта, намереваясь победить его не честным выпадом, воюя с ним лицом к лицу, а подлым приёмом, зайдя с тыла. Рыцарь Вепря, поняв, что теперь не надо опасаться атак сзади, с удвоенной яростью и с ещё более бешеным напором пошёл на Кулквида, желая быстро покончить со святым делом мести за брата. И его противник --- что было слишком явственно выражено на его лице --- уже забыл думать о победе, он только отчаянно отбивался, и вопрос его смерти стал лишь вопросом количества минут, оставленных ему на жизнь: Кулквид сознавал, что обречён. И когда Трофинт поднял меч над головой, чтобы нанести последний разящий удар и начал стремительно его опускать, Рыцарь Насмешки почти бессознательно сильно дёрнул повод, его лошадь мотнула мордой, и клинок барона, скользнув по шее животного, ушёл, не попав в цель, в сторону и вниз, войдя остриём глубоко --- да так что послышался треск расщепляемой кости --- в правое колено Кулквида. Тот не дрогнул и неуловимым поворотом кисти, не поднимая меча над собой, попытался рубануть Трофинта, едва успевавшего вытащить свой застрявший меч, по его незащищённой голове, но Рыцарь Вепря успел подставить под удар левую руку, в которой давно уже не было расколовшегося от вражеских ударов щита. Боевая сталь мгновенно перерубила, будто ствол молодой берёзы, слабо защищённую руку чуть выше запястья, и отсечённая кисть отлетела так быстро, словно была игрушечной, и её ради забавы швырнул маленький ребёнок. Но спасти свою жизнь барон, таким образом, смог, погасив силу удара: меч Кулквида лишь самым кончиком острия чиркнул по коже щеки Трофинта и прошёл мимо.

Барон непроизвольно махнул покалеченной рукой в сторону противника, и кровь из обрубка фонтаном брызнула прямо в лицо Рыцаря Насмешки, залив тому глаза и всё лицо, рыцарь отпрянул, ослеплённый и беспомощный, да и он сам истекал кровью --- раненная нога оказалась серьёзно повреждённой. Кулквид, не дожидаясь, пока его соперник опомнится или подоспеет к нему помощь, наскоро кое-как стёр где мог кровь с лица, развернул своего коня и как можно быстрее поскакал куда-то в сторону леса.

Трофинт, видя, что враг бежал, зажал рану здоровой рукой и опустился на одно колено, Рауль, благодаря Этьену, отражавшему все наскоки окружавших их врагов, прорвался к барону, чтобы помочь ему. Оруженосец оторвал от своего плаща длинную полоску ткани и туго перетянул в двух местах в предплечье изуродованную руку Рыцаря Вепря, начинавшего уже терять сознание от большой потери крови. Рауль осторожно посадил раненого на землю и, не отходя от него далеко, присоединился к Этьену --- тот, весь забрызганный вражеской кровью, с горящими глазами и ясным, сияющим лицом, походил на какого-то сказочного, несуществующего зверя --- молодого и непередаваемо прекрасного, в зрачках которого перемешались страх, восторг, упоение, ненависть и любовь. Этьен был уверен, что он и есть средоточие битвы, и всё вражеское оружие направленно исключительно против него, и что только он один решает исход всего сражения, и что он никогда не умрёт.

И тут он разглядел, как из-за пологого холма в ярких лучах послеполуденного солнца показался черный силуэт всадника на тонконогом, нерыцарском коне. "Кто это?" --- мелькнуло в голове Этьена. Всадник стал приближаться, а вслед за ним из-за того же холма появлялись всё новые и новые всадники, и скоро уже целая армия скакала к месту битвы. Когда первый рыцарь, нетерпеливо гнавший коня быстрее вперёд, въехал в тень от холма, и стали хорошо различимы пёстрый трёхцветный плащ и значок тех же цветов на конце копья, Этьен узнал в нём Александра. А буквально за ним, не отставая, ехал всадник в красном плаще. "Отец..." --- прошептал Этьен. И тут же он получил сильнейший тычок в грудь, словно что-то тупое и тяжёло врезалось в него, в глазах Этьена всё потемнело, пошли круги, а потом и вовсе всё исчезло...

XI глава.

...Большая Медведица сияла своим привычным семизвездием на тёмном дне опрокинутого кубка ночного неба, звёзды излучали покой, они не мерцали: воздух сегодня был прозрачен, как слеза младенца.

Этьен очнулся --- он лежал навзничь на широких щитах, как на носилках, откуда-то доносились глухие звуки, характер которых он не мог понять, впрочем, они не волновали его, только небо было сейчас его единственным собеседником. Он явственно видел, как среди 88 созвездий проступают черты прекрасного облика Изабель, Этьен теперь твёрдо знал, что странствия его закончены, и он живой вернётся домой, наконец, увидит Изабель, и этого ему будет достаточно, это станет тем пределом, к которому он так мучительно долго шёл, и он будет благодарен судьбе, если в его дальнейшей жизни больше ничего не случится и ничего не произойдёт, кроме того, что может произойти в тихой, семейной жизни.

--- Он приходит в себя, --- раздался рядом с ним знакомый голос.

Над ним на фоне полной луны, скрывающей лицо в ярком лунном свете, склонился тот, кого он не мог не узнать даже по тёмным очертаниям.

--- Отец! --- Попробовал вскрикнуть Этьен.

--- Ты лежи, --- сказал граф Деблак, --- у тебя сильный ушиб, но кости, кажется, целы, всё должно пройти со временем. А времени теперь у нас достаточно, можем ждать долго и терпеливо. Спешить нам некуда. Всё кончено...

Этьен в ответ улыбнулся.

--- Что там за шум? --- Спросил он.

--- Землю копают, --- ответил отец, --- все те, кто остался живой и не ранен тяжело занимаются погребением павших. Всех --- своих и чужих, друзей и врагов, соратников и противников. Различий не делаем: воин, погибший на поле боя, не должен достаться воронам. Мёртвые не имеют права отнимать надежду у живых, оставаясь незахороненными, ужасая белыми костями тех, кто верит в высшую справедливость. Зачем герою бессмертная слава, если его труп осквернили, а, значит, надругались, таким образом, над его подвигом, низвели его до обычного убийства себе подобных? Горечь, смятение, боль и жалость охватят тех, кто всё это увидит, обескуражит их и лишит желания делать то же дело, что делали погибшие герои. Легенда в сердце, а тело в землю. Пусть любой, даже самый последний и незаметный воин, имя которого никто не знал, не останется лежать и гнить на сырой траве. Поэтому, пока не предадим могилам всех без исключения, мы не уйдёт отсюда.

--- Барон Трофинт жив? --- Ещё спросил Этьен.

--- Да, но пока слаб, --- сказал отец, --- много крови успело вытечь. И спасибо твоему оруженосцу, успел вовремя помочь. Но Трофинт держится бодро, думаю, скоро встанет на ноги и снова сядет в седло.

--- А рыцари Кулквида, из них кто-нибудь спасся?

--- Видимо, никто. По крайней мере, кроме одного, (ктО то был, я не разглядел) которой на дальнем от нас краю, завидев, наверное, неприятельское войско поскакал в сторону леса. А из остальных ни единый не побежал и не бросил поля битвы, они, хотя у них был шанс избежать столкновения с нами, мужественно и стойко приняли бой со слишком очевидно превосходящей армией. Пали все: мы быстро покончили с ними --- окружили и уничтожили. А другого исхода быть не могло, пора было кончать со всем этим светопреставлением.

--- Наших много погибло?

--- Достаточно. Считай половина отряда Трофинта полегла. Правда, среди моих людей убитых буквально единицы.

--- Александр здесь?

--- Да, чего бродит среди трупов, смотрит их лица, будто кого-то ищет.

--- Может он меня ищет?

--- Да нет, он знает, что ты жив. Он первым делом отыскал тебя ещё на поле боя и вынес, когда ты был без памяти. Ну ладно, отдыхай...

На следующий день уже после полудня с нелёгким делом погребения мёртвых, наконец, было покончено. Этьен, ещё ощущая значительную боль в груди при каждом вздохе и при каждом неосторожном движении, всё-таки пытался вставать или хотя бы сидеть, чтобы не лежать и не выглядеть слабым и беспомощным. Когда он так сидел, прислонившись спиной к воткнутым в землю кольям от шатра, к нему подошёл сильно озабоченный --- это было заметно по его лицу --- Александр, а за ним и Рауль.

--- Всё, закончили, --- сказал Александр, --- всех закопали... Или не всех? Одного я так и не нашёл...

--- Кого? --- Спросил Этьен.

--- Кулквида.

--- Вряд ли ты его найдёшь, --- сказал Этьен, --- он бежал с поля битвы. Как Трофинт ранил его, так он сразу же и поскакал прочь. По крайней мере, он точно был на пути к лесу, когда я его видел последний раз.

--- Значит Кулквид, возможно, жив, --- тихо, как бы самому себе сказал Александр.

--- А почему ты так настойчиво интересуешься этим Кулквидом? --- Спросил Этьен. --- Он теперь, если жив, один, а один, значит, считай, его нет. Забудь о нём.

--- Как забыть, --- усмехнулся Александр, --- я помню о нём всегда.

--- Но почему? --- удивился Этьен.

Александр ответил не сразу, он сначала зачем-то отвёл глаза в сторону, поднял их к небу, а потом и вовсе опустив вниз, произнёс:

--- Помнишь Этьен, я говорил тебе, что нас в семье было семеро братьев. Я самый младший и последний... И ещё, наверное, ты обратил внимание, что Кулквида всегда называли здесь просто Кулквид, причём не было ясно, что это имя или фамилия. Так вот, Кулквид это имя, а фамилия его Лоэтинг. Кулквид Лоэтинг мой родной брат. Он старше меня на семь лет.

--- Так вот почему он спрашивал о тебе перед самым началом битвы, --- грустно сказал Этьен, --- и как он развеселился, когда узнал, что ты уехал за помощью, и тебя с нами нет.

--- Так он думал обо мне? --- С сильной дрожью в голосе сказал Александр. --- Он не забыл, что у него есть брат. Брат в последний, решающий миг, когда ни о чём, казалось, кроме возможной близкой смерти больше нельзя было помнить, вспомнил о родном брате и не просто вспомнил, а пришёл к своим смертельным врагам, чтобы узнать о нём! Он тосковал без близкого родного человека, как всю жизнь тосковал я? Я не один такой, нас, теперь я знаю точно, двое. Так мы и должны быть вдвоём. Ну ладно, я пойду пока...

Он ушёл, а молчавший до этого Рауль вдруг сказал негромко:

--- Я теперь тоже рыцарь, граф Деблак Рыцарь Красноухого Пса провёл обряд посвящения.

--- Ты, наверное, должен быть необыкновенно счастлив? --- Задумчиво спросил Этьен.

--- Наверное, должен быть, --- уныло отозвался Рауль.

--- Придумал себе рыцарское имя?

--- Нет ещё. Да и надо ли его придумывать? Останусь так, без имени. Буду Безымянным Рыцарем. Пусть так и называют.

--- Что с тобой, дорогой мой Рауль Дюкрей Безымянный Рыцарь, ты как будто расхотел быть рыцарем?

--- Я сейчас не знаю, чего я хочу... После всего того, что произошло... Я не думал, что может быть так беспросветно плохо...

--- Плохо?

--- Да, очень плохо, ничего не хочется и ничего не надо. Казалось бы, я получил то, о чём мечтал: был, наконец, участником великой битвы, отличился в ней, заработал себе пусть пока ещё маленькую, но свою толику славы, стал, в конце концов, рыцарем... Но такая жуть на душе: они все мертвы. Все с кем я ещё вчера сидел у одного костра --- и старый Понтус Гвэг, и чудаковатый Корминг, и задумчивый Ллойд, и невесёлый Ирвин Ззог. И никого из них больше нет, все в земле.

--- Участь любого воина находиться всегда на грани смерти, --- устало сказал Этьен, --- случается, он переходит эту грань. Это неизбежно, и ты должен был это ясно понимать, когда решил стать рыцарем.

--- Я понимаю, и я каждую секунду готов к смерти. К своей смерти... Но я совершенно оказался не готов к чужой смерти --- к смерти тех, кого успел полюбить как лучших друзей и выдающихся людей --- людей, перед которыми я никто. Они за то малое время, что я их знал, успели стать мне ближе родных и дороже меня самого. Кто я теперь без них? Что делать, если всё противоестественное человеческому разуму уже сделано, и всё самое худшее, что могло произойти для человеческой души, уже произошло? И что, после каждой новой битвы будет так?

--- Да, Рауль, будет так...

--- Но я не могу это принять. Так не должно быть, иначе, кому всё это нужно, если никого не будет?

--- Всегда кто-нибудь останется. Мы же с тобой живы...

--- А мне кажется, что я тоже умер, как и они. Нет, я никак не могу осознать того, что их нет, мой разум не принимает этого. Вот они только что живые и здоровые стояли рядом со мной --- красивые, мужественные, неповторимые --- разговаривали, смеялись, сердились, любым можно было восхищаться и желать ему подражать. Сколько всего было в каждом, всякий из них как необъятная вселенная, как огромный безграничный мир. И сейчас всё обратилось в прах, всё, что они знали, что видели, что ощутили и пережили, всё, что составляло их сущность, то, чем они существовали и жили, теперь не существует, теперь оно мертво. Невозможно глядеть на то, чем они стали: Гвэг весь избитый, изуродованный, раздавленный, без лица (его то и узнали только по характерным доспехам и по невысокому росту и плотной фигуре), словно негодный кусок мяса, выброшенный на помойку, Ллойд Ютингер, будто тополь, переломанный пополам, с вывороченными, с выпавшими наружу почерневшими внутренностями, обезглавленный Корминг, голову которого едва отыскали, превращённую лошадиными копытами в сплошное месиво и бесформенную массу, и Ирвин, чьё тело кое-как собрали, (и то не всё) по частям, может и не все части его...

ЭПИЛОГ

...--- Ничего страшного, --- говорил барон Трофинт графу Деблаку, садясь в седло, --- рука быстро заживёт, изготовят мне особый щит, под который можно будет приспособить культю, придумаем там какие-нибудь хитрые крепёжные ремни, чтобы щит надёжно держался на руке, научусь им владеть, как владел обычным щитом, и я снова стану полноценным воином, готовый и к жестокому бою, и к рыцарскому поединку. Не один турнир, пока я жив и могу держать копьё и меч, не должен обходиться без моего участия, и никакая война без меня не война. Я воин и воином умру.

--- Ты непоколебим в своих убеждениях, --- смеясь, сказал граф.

--- Истинный рыцарь и должен быть таким, --- ответил Трофинт, --- ну прощай, Рыцарь Красноухого Пса. Надеюсь, расстаёмся ненадолго, мы же должны всё-таки выяснить, кто из нас сильнейший, на первом же турнире, где мы окажемся вместе, наш поединок неизбежен.

--- Надеюсь, что если и встретимся когда-нибудь, то только на рыцарском турнире, а не на поле боя, --- сказал Деблак, --- наверное, уже достаточно бессмысленных убийств себе подобных. Прощай, барон Трофинт доблестный Рыцарь Белого Вепря...

Трофинт махнул напоследок рукой и поскакал в сторону севера. А граф отдал приказ своим людям начать движение вперёд --- они тоже направлялись домой.

Ещё не оправившийся от ранения Этьен --- давящая боль в груди становилась слабее, когда он лежал на спине --- не мог пока скакать верхом, и его везли в простой крестьянской повозке, запряженную парой смирных, сельских лошадей, которую достали в ближайшей деревне. Рядом с ним, пустив коней свободным неторопливым шагом, ехали Александр и новообращённый паладин Рауль Дюкрей Безымянный Рыцарь.

--- Рауль, --- сказал Александр, --- твоя мечта сбылась. А человек, чья мечта сбылась, подразумевается самым счастливым человеком на свете. Ну, хотя бы в тот долгий миг, когда всё происходит, и он наконец осознает, что случилось то, ради чего он готов был жизнь свою драгоценную положить.

--- Прежде чем моя мечта осуществилась, --- ответил Рауль, --- я успел забыть о ней.

--- Вот так всегда: то, что нам видится в будущем, оказывается совсем не тем, что видишь в настоящем, --- усмехнулся Александр. --- Рауль ты изменился, ты стал другим, ты не тот немного наивный, полный ожиданий юный оруженосец. Теперь ты как будто перестал ждать и надеяться.

--- Человек, если он не меняется, мёртвый человек. А ждать мне больше нечего: я получил то, чего так желал. А надежда умерла и, кажется, умерла первой...

--- Ты и прав и не прав: человек меняется, когда ищет, а если он нашёл, он обязан стоять на своём и не отступать от него, но это не означает, что он мёртв разумом и окоченел духовно, просто у него есть чёткие убеждения, которые он отстаивает и готов за них бороться до смерти. Это закон существования личности, друг мой... И, Рауль, откуда у тебя вдруг столько уныния? Так дойдёшь до того, что и жить не захочется?

--- Нет, как раз жить и жить долго я сейчас хочу больше всего. Я, может быть, хочу жить вечно. И тут не страх смерти, мне плевать на костлявую, надо будет, умру не задумываясь. Причём я не имею виду, что смерть приобретает смысл, лишь тогда, если она случилась ради чего-то --- ради там прославления своего имени или жертвенного подвига во спасение других или в результате бесстрашного участия в великом сражении --- нет, смерть осмыслена сама по себе, независимо от её природы и цели. Героическая смерть и позорная одинаковы по значению для того, кто умер...

--- Для того, кто умер, уже ничто не имеет значения, --- перебил Рауля Этьен, который полулёжа в повозке до этого молча слушал разглагольствования друга.

--- Рыцарь Тени теперь наверняка знает, что имеет или не имеет значение там, --- весело сказал Александр, --- в стране теней и призраков. Как он сейчас чувствует себя, что ощущает, или он ничего не чувствует и ничего уже не ощущает? Явился бы, что ли кому-нибудь как привидение и рассказал бы, как там и есть ли там что...

--- Нет, я серьёзно, --- с досадой в интонации произнёс Рауль, --- я хотел сказать, что если смерть самое значительное событие в жизни человека, то надо достаточно долго жить, и достаточно долго готовиться к этому событию.

--- Юноша Рауль, минуя стадию мужчины, прямо на наших глазах превращается занудного старика, --- сказал Александр. --- Рауль, дорогой мой, у тебя ещё вся жизнь впереди, откуда такие не по возрасту мысли? Гони их...

--- Да я только об этом и думаю, --- вскричал Рауль.

--- Но так невозможно, --- ответил Александр, --- думать всё время о том, о чём надо забыть. Ты же не можешь продлевать свою жизнь сам, по своей воле и устанавливать её срок. Тут ничто не зависит от тебя.

--- Тут всё зависит от меня, --- громко сказал Рауль. --- Ты, Александр, сразу же догадался, откуда взялся Бриллиант Счастья, кто его извлёк из небытия. Так вот, Смотритель Бриллианта может жить сколько угодно долго, пока он, Смотритель находится в центре лабиринта, где хранится этот чудесный Алмаз. Так вот, я заберу Бриллиант у этого толстого и напыщенного герцога Вергелеза --- у него не будет власти остановить меня и как-то помешать. Ведь я чувствую, да нет, я точно знаю, что есть сила --- она и внутри меня, и, одновременно, она откуда-то снаружи воздействует на мою сущность --- которая ведёт и направляет меня, против которой ничто не устоит, перед ней любое препятствие, что вырастет на моём пути рухнет или провалится в никуда. Я верну Бриллиант на прежнее место. А сам останусь там навечно...

--- Но ведь это бесконечное, беспросветное одиночество, --- прошептал Александр, --- там ничего, кроме скуки и печали, и ты будешь пребывать в постоянном полном, отупляющем бездействии, а, главное, без людей.

--- Вот именно от людей я и хочу в первую очередь спрятаться. Нет никого рядом --- никого и никогда не потеряешь, всех, кого ты знаешь, живы, пока их не видишь. А совершенное бездействие невозможно, оно всего лишь внешнее состояние, важно, что происходит внутри человека.

--- Оно, конечно, важно, --- согласился Александр, --- но только когда человек один, когда ничего не происходит вокруг, всё остановилось и замерло, ничто не меняется и не движется, не станет ли тогда он как живая мумия, то есть быть видимостью человека? Ведь человек осознаёт себя таким какой он есть исключительно соотнося себя с другими, а если нет никого, кроме его одного, как он поймёт, кто он? Я бы ни за что и никогда не согласился бы остаться в одиночестве, я всегда там, где все. Нет, я не такой как все, но хочу находиться лишь там, где все, а там, где никто не присутствует, я не желаю быть. И только так --- среди людей, в толпе, в общем круговороте --- я по-настоящему ощущаю, что есть свобода. Правда, сейчас стесняет и гнетёт меня одна забота: найти брата.

--- Кулквида? --- Спросил Этьен. --- Но зачем?

--- Затем, что он брат, --- ответил Александр, --- и он сейчас --- раненый, неприкаянный, загнанный --- совершенно один. Кто ему поможет, если не родной брат? Знаешь, Этьен, я ведь был тогда в лагере Эсхита, когда вы с Раулем вошли в шатёр барона, и видел вас, когда вы выезжали из лагеря.

--- А почему ты нас не окликнул? --- Спросил Рауль.

--- Я был с братом... Когда мы с Кулквидом, после того как вы покинули шатёр, зашли туда, и он увидел, что Эсхит мёртв, то его первым движением было догнать вас и убить на месте. Я остановил и удержал его. Вы бы видели, каким для него стало потрясением гибель его любимого Эсхита, а с ней, считайте, гибель всех его надежд. Впрочем, он, когда я не дал ему преследовать вас, вдруг решил не убивать вас, а сделать тебя, Этьен, раз ты смог победить непобедимого, новым Эсхитом, хотел уговорить тебя занять место барона, чтобы ты стал тем, кем прежде был он.

--- Я не могу быть как "он", --- сказал, усмехнувшись, Этьен, --- потому что я это я. И никакой "он" не может вытеснить моё Я. Я не могу быть "вместо", ведь я никогда не оставлю своего места, которое, занял единожды и навек.

--- Примерно то же самое я объяснил брату, --- сказал Александр, --- хотя, он и сам всё прекрасно понимал, просто Кулквид, словно бы цепляясь за ускользающую ниточку, пытался хоть что-то вернуть назад, сделать некое подобие прежнего и навсегда ушедшего осязаемой, сегодняшней действительностью, обманывая, таким образом, самого себя.

--- Вот почему, --- вступил в разговор Рауль, --- ты так хорошо знал, что собирался делать Кулквид и его люди.

--- Александр, --- сказал Этьен, --- а ведь Кулквид перед самым сражением говорил буквально твоими словами, что, не довольно ли больше крови. Кто кого повторял: ты его или он тебя?

--- Какая разница, --- ответил Александр, --- это теперь не имеет никого значения. Главное, сейчас найти его, а потом всё пусть будет как будет, но без брата не будет меня. Достаточно одиночества и ему, и мне... Кстати, Этьен, а что ты собираешься делать, когда оправишься и снова сможешь сидеть на коне.

--- Ничего, что касается воинских подвигов, турнирных потех и рыцарских странствий, --- сказал Этьен, --- собственно, мои странствия давно закончились, если бы нужда не заставили, то никогда бы больше я не покидал бы своего родного замка. Но всё, с играми в честных и благородных рыцарей покончено, начинается жизнь --- личная, частная, отдельная от всего мира. Меня волнует теперь только моя жена и мой маленький сын. Да, Изабель я оставил беременной, наверняка, она уже разрешилась от бремени новым ребёнком, а я ничего не знаю. Все мои мысли только о ней. И ничего мне больше не надо, слышите меня. Приезжайте к нам как гости, как друзья, как близкие и желанные люди, но никогда не являйтесь как вестники и посланцы, ничего мне рассказывайте, что не относится ко мне, к моей семье и никуда не зовите, не заманивайте и не обещайте того, что мне не требуется. Я ненужный и бесполезный для мира персонаж, меня трогает лишь моё, а то что не моё, того для меня нет...

Когда они двигались уже по хорошей широкой дороге, им навстречу выехал всадник --- весь запыленный, растрёпанный и со счастливыми, сияющими глазами.

--- Господин Планси, --- едва сдерживаясь, чтобы не заорать во весь голос, обратился он к Этьену, --- меня послала ваша жена, госпожа Изабель, чтобы передать вам радостную весть: у вас родился второй ребёнок. Мальчик, то есть сын. Вас ждут дома с великим нетерпением.

Этьен с комком в горле не мог ничего ответить, ему вдруг хотелось, чтобы никого сейчас не оказалось бы рядом с ним, но только одна Изабель и его новорождённый сын.

А отец Этьена, граф Деблак Рыцарь Красноухого Пса, заметно подобревший лицом улыбнулся и умиротворённо сказал:

--- Ну что ж, новый человек родился. Значит, будет новый воин. И это правильно...

Конец Романа.

Комментарии: 1, последний от 05/05/2017. © Copyright Жабин Олег Иванович Размещен: 15/04/2017, изменен: 15/04/2017. 857k. Статистика. Роман: Приключения Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Приключенческая, фэнтезийная история. Приключения тела, ума и духа...

Жабин Олег Иванович : другие произведения.

Эсхит. Нерыцарский Роман