Земенкова Елена Васильевна : другие произведения.

Имппэриа рэдас2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть 2. Так не бывает?
  Глава 13. Юность Максима.
  Максим Семенович Печенкин - рядовой человек и гражданин, родившийся и всю жизнь проживший в обычной российской провинции, закончивший советскую школу и советский тоже техникум, проработавший мастером более сорока лет на Кулешовском металлургическом заводе. Вдовец, имеющий двух сыновей Антона и Александра, троих внуков и пятерых правнуков, проживающий в собственном доме в поселке Металл Советов Заводского района города Кулешей. Ничего примечательного? Да, ничего. Не забыть бы, он еще принял активное участие в разбазаривании советской всенародной собственности - получил за трудовой стаж на заводе его акции и сдал свой ваучер от гайдаровского правительства и тоже за заводские акции. Потом еще, отказался продавать свой актив конкурентам мушкетеров за очень приличные деньги, в отличие от соседских гремлинов. Пожалуй, все? Или нет?
  Обычный человек, обычная жизнь - неинтересно это современному продвинутому читателю? Не спешите! Кто знал, что калужский крестьянин, дослужившийся в первую мировую войну до звания унтер-офицера, примет в 1945 году капитуляцию Европы в Берлине? Или мальчик, рожденный в учительской семье в Житомере, пройдет затем все круги ада сталинских застенков и реализует заветную мечту о полетах в космос, реализует полностью, без остатка, да еще и защитит свою неласковую Родину от умных, сильных и таких передовых личностей? И до сих пор, кстати, защищает! Вот и ломай голову - что значит это сегодняшнее саморазвитие человека, в чем его успешность или неуспешность, где критерий? Может, Печенег что-то ответит нам?
  А пока давайте вернемся в то далекое лето 1956 года, когда пятнадцатилетний Максим перешел в восьмой класс советской средней школы, готовясь на следующий год поступать в металлургический техникум Кулешей на специальность электрика. Обычный путь обычного советского юноши, жизнь вместе со страной, семьей и друзьями, а еще - участие в построении коммунистического общества, самого справедливого и счастливого на Земле. Ничто и никто не может пошатнуть эту твердокаменную уверенность в конечной победе добра над злом!
  Максим был счастлив - свобода, каникулы, ватага поселковских друзей и Римка. Последнее лето детства и первая робкая любовь, а дальше взрослая жизнь, и все в ней будет как у всех - честно и правильно. Ну его, этого пыльного старика со странными горячими глазами! Но интересно, за что его посадили? И почему отпустили? Выходит, он не виноват! Так не бывает!
  -Зачем ваш друг приезжал? И кричал, что не виноват? А кто виноват? В чем?
  -Сразу и не скажешь. Хотя, я виноват, я и только я!
  -Почему тогда вас выпустили?
  -Потому, что я никому не нужен и не важен.
  -Как это?
  -Очень просто. Все, что произошло со мной - это мой выбор! А они просто промолчали, но сейчас им немного стыдно и хочется оправдаться. Только не перед кем оправдываться, я не вернусь.
  -Не понимаю. В чем же вы виноваты? Я пытался спрашивать у мамы, за что вас посадили; но она только сказала, вы хороший и честный, и за свои грехи сполна заплатили. За что вы платили?
  -За гордыню, за то, что богом решил стать, а богом быть трудно. Возродишься - только после распятия! Я не смог.
  -О чем вы?! Вы же коммунист, вы за людей страдали!
  -С чего ты взял? Это я других страдать заставлял. А вправе ли я был?
  Демьян Кузмич умоляюще смотрел на Максима, будто ждал от него этого самого важного в своей жизни ответа. Вот так и зародилась странная дружба из непонятного ночного разговора двух очень разных людей, почувствовавших симпатию и равность друг другу.
  Особенностью этой дружбы была какая-то пугливая деликатность - они словно боялись обидеть друг друга, обидеть назойливостью, категоричностью и смешной заботливостью. Никто никого не убеждал, не воспитывал, не настаивал; они даже спорили всегда без обид и крика, но самые драгоценные качества любого общения, доверие и понимание, буквально плескались через край.
  Сейчас сложно сказать, что чувствовал тогда Демьян Кузмич. Думаю, много чего - и обиду, и боль, и бессмыслицу любого деяния, а еще - свободу и смирение. Особенно, когда они забирались на огромный волчий камень над Истринкой, чьи могучие спокойные потоки воды непрерывно уносили с собой все ошибки и подлости любого человека, не требуя за это мольбы и извинений.
  А Максим взрослел не по дням, а по часам - его худое, обтянутое загорелой черной кожей тело наливалось скрытой силой и глубинным смыслом. Даже первая юношеская любовь Максима, одноклассница Римка, вовсю забавно задирающая нос на глупенькие мальчишеские симпатии, густо покраснела однажды, встретив на очередном их свидании не пятнадцатилетнего неловкого подростка, а почти взрослого мужчину, молчаливо и внимательно рассматривающего ее. Любовь и дружба - роскошное пиршество Максимкиного лета 1956 года.
  -Не понимаю, ты же хотел, как лучше для всех! Почему ты себя винишь? И когда это ты выбрал тюрьму? Ну, если ты все сам для себя выбирал, как говоришь...
  -А ты подумай! Нельзя все решать и выбирать за других. Ты же не бог!
  -Ладно! Тогда ответь - выдержали бы мы войну без революции, колхозов и других твоих лишений человека его свободы? Зачем мертвецам свобода? А мы строим коммунизм, где всем будет хорошо!
  -Будет, Максим, еще только будет. А что сейчас? И потом, того, что уже произошло изменить невозможно. Но ты опять хочешь быть богом!
  -И что? Свобода сделает всех умными и добрыми? Не будет войн, голода, не будет предателей, как твои друзья? Я помню, мать рассказывала, как она с голодухи устроилась в войну работать в заводскую столовую. Там поварихи воровали продукты на кухне, но вынести не могли из-за охраны; так они варенное совали прямо в форточку на улицу своим детям. Дрались между собой за эту форточку!
  -Материнский инстинкт, род должен выжить. Ты привел плохой пример.
  -Так они от пуза пихали своим детям, а чужих не замечали! Как они расплачивались за уроки французского с Франсиной Яковлевной, каждую крошечку пересчитают и укорят. А она с Тайкой из Ленинграда эвакуирована были, Тайка всю весну пролежала и в школу не ходила - сил встать не было! Милицейские тогда сказали поварихам, что они или в цех идут, или в тюрьму. И таким, что ли, свободу дать? Рыло не треснет?!
  -А что бы ты сам сделал? В тюрьму отправил?
  -Наверное нет. У них детей по трое и четверо у каждой. Но какие они люди? Только пожрать по - вкуснее и потомство откормить. Зачем им твоя свобода?
  -А это уже их дело. Как воспользуются - то и получат. Просто пойми - нельзя быть свободным среди рабов, отберут твою свободу - как голодные отберут еду у сытого.
  -Как же! Этот сытый самых голодных прикормит, и те, как собаки, его добро стеречь будут, всех загрызут за него.
  -Значит, ты за то, чтобы кто-то за всех решал?
  -Не за всех, а в интересах всех!
  -Да, конечно. Я забыл, тебе пятнадцать и либо красные, либо белые. Я не буду тебя переубеждать.
  Жизнь переубедила Максима, когда не прошло и полгода.
  Я все пытаюсь понять - чем меня привлекает то время? Оно не мое, и я не хочу жить в нем. Не хочу не только из-за государственного диктата, в основном идеологического, но и из-за не менее тотального общественного контроля, единомыслия и единодействия. Я всегда помню слова моей бабушки: "Что люди скажут?", причем, по любым поводам, даже очень личным. Ты, будто, на виду всегда и везде, никуда невозможно спрятаться. Но бомжей тогда не было, из-за кредитов никто не вешался, и государство насильно тащило советских школьников, всех - независимо от их места рождения и проживания, к знаниям, расточительно подсовывая потрясающие и бесплатные музыкальные, художественные и технические системы дополнительного образования. А еще - никто не терял работу и не унижался ради нее.
  Может потому все эти вопросы, что многие из нас чувствуют сейчас себя обманутыми? Как наивные аборигены мы обменяли свой настоящий и будущий мир на стеклянные бусы. И чтобы сказал в 1956 году Максим Печенкин, глядя на наши теперешние трусливые поиски смысла собственного существования? Что они не стоят ни нашей жизни, ни нашей смерти. В топку все!
  -За что тебя арестовали? Если неправильно, то почему ты не борешься за правду? Ты же не трус, я вижу!
  -Я не могу. Я сам во всем виноват! Вы воевали, воевали здесь и на фронте, а я...
  -Ты построил наш завод, а он воевал! Ты никого не предал! Тебе нечего стыдиться!
  -Есть, Максим, поверь, есть. С радостью и энтузиазмом тащил я всех в коммунизм, я требовал истинной веры и жертв, я считал, что будущее важнее самих людей.
  -Но ты также думал и про себя.
  -Да, но это мой выбор! А другим я даже не дал попробовать сделать его.
  -Но мы бы проиграли войну без всего этого!
  -Да, проиграли бы. Но война как раз и заставила каждого самому выбирать жить или погибнуть, победить или сдаться. Это твой отец выбрал победу, не я.
  -Я никак не могу понять, за что ты себя раздираешь? За насилие? Но оно везде, во всем мире. Главное, зачем оно, для кого. Если в интересах народа, то можно.
  -Я тоже так думал. Да я и не настолько наивен, чтобы осуждать насилие вообще. Идеалов в реальной жизни нет. Может, все дело не в самом насилии, а в его уровне? Ведь именно он ярко сигналит, есть общественная поддержка, воля большинства, или нет. Я не могу объяснить, но попробую. Вот ты сейчас учишься в седьмом классе и выбираешь профессию. Сам выбираешь ее и сам контролируешь свои знания, школа лишь ставит точку в этом контроле через аттестат. Так? А вспомни начальную школу - через систему хорошо организованного насилия детей усаживают за парты. Вас заставляют, убеждают, воспитывают, не оставляя вам иного выбора, кроме добросовестной учебы. И вы растете, взрослеете, накал воспитательного насилия спадает, ведь невозможно продолжать воспитывать уже почти взрослых людей. Но в стране все не так, мы уже сорок лет не можем выйти из начальной школы, насилие не уменьшается, наоборот! А ведь уже второе поколение советских людей родилось и живет при социализме.
  -Что это значит?
  -Что существующие в стране условия не отвечают естественным нуждам большинства людей. Что применение насилия продолжает оставаться необходимым, и уровень этого насилия не просто снизить невозможно, но требуется даже регулярно повышать его.
  -А как же коммунизм? Ты еще в него веришь?
  -Да! Я верю и в то, что насилие было необходимо! Но невозможно и дальше держать в первом классе взрослых и самостоятельных мужчин и женщин! Им пора на волю. Что же касается коммунизма, то это пока лишь теория.
  -Сказка, что ли?
  -Нет. Я думаю, что исторический процесс в конечном итоге носит поступательный характер, мы придем, пусть и не к абсолютному идеалу, но к более справедливому и благополучному устройству. И уровень насилия в обществе будет как раз тем самым критерием его справедливости для всех.
  -За это тебя посадили?
  -Нет. Меня посадили просто за то, что в стране активно и целенаправленно применяется этот аппарат насилия, применяется как самый эффективный и быстрый инструмент общественного развития, как кнут для послушного стада.
  -Но люди - не скотина! И как тогда в войну люди воевали? Они же за Сталина кричали! И победили.
  -Потому, что они сами сделали свой выбор, каким бы тяжелым он не был! Поверь, никакие заградотряды не помогли бы нам выстоять - люди выбрали победу, даже ценой своей жизни. И воевали они за Родину, за своих родных и близких.
  Максим слушал и спорил, спорил и слушал, и так до бесконечности. Забавно, но страна советов сама создавала своих идеологических противников - она отчаянно нуждалась не просто в грамотных людях, а в творцах - способных создавать и перерабатывать гигантский багаж всех мировых знаний и навыков, эта нужда в огромном количестве технических специалистов носила массовый характер. Поэтому все силы советской школы были брошены не столько на обучение школьников читать и писать, сколько на появление у них новой грамотности - способности достаточного их числа самостоятельно вырабатывать новые знания, по сути - творить, что требовало хорошей теоретической основы. Ну, а люди, наученные думать и делать выводы пусть даже только в сфере естественных наук, легко и непринужденно применяли полученные навыки и в других сферах. Большевикам удалось воспитать лишь одно поколение абсолютно искренних ленинцев, но их убила война, а дальше происходил неуклонный рост цинизма и приспособленчества, несмотря на тотальное идеологическое насилие. Так что Максим был полностью интеллектуально готов к принятию различных точек зрения на существующее общественное устройство, его учителя из кулешовской средней школы добросовестно выполнили поставленные перед ними партией и правительством задачи по обучению и воспитанию нового человека. Но реальное преображение пятнадцатилетнего подростка произошло сразу после наступления нового 1957 года.
  Аглая Печенкина не могла нарадоваться на сына - такой умный, такой взрослый! Как он разговаривает с Демьяном Кузмичем, как с равным! И о чем-то хорошем разговаривает, важном! Она смогла поднять двух сыновей - Виктор вернется с Дальнего Востока и пойдет работать на завод, женится, подарит внуков, а Максиму надо учиться - он такой умный! Вот и прекрасно, что она не побоялась взять на постой Курицына, он хороший человек, арестовали его по ошибке, выпустили же. У ее мальчиков все будет хорошо! Как же иначе? Война ведь закончилась!
  Вечная усталость, буквально приросшая к ней намертво за эти черные, беспросветные годы, потихоньку отступала. Аглая даже иногда стала напевать свои любимые песенки и улыбаться нежно и мягко, как было давно-давно, в прошлой жизни, когда были еще живы мама и сестры.
  Как мало ей надо, скажете вы. Неправда! Просто не путайте вещи, которые можно купить, пусть и за сотни миллионов любых денежных единиц с тем, что никогда и нигде не продается. Это что-то порой падает тебе в ладошки просто так, только по-настоящему оценить его ты сможешь, лишь потеряв.
  Тем утром Аглая затеяла уборку в чулане и добралась до большого кованного сундука в самом дальнем углу. Увы, но сундук был почти пуст, только на его дне сиротливо лежало что-то завернутое в синий ситцевый платок. Развернув сверток, Аглая ахнула - ее розовое шифоновое платье с рукавами-фонариками и рядом двойных оборок по подолу. Так вот где оно было! Как Аглая его искала в сорок четвертом, тогда Витя страшно заболел пневмонией, и врачи требовали усиленно кормить мальчика. Она все тогда прокляла и это неуловимое платье особенно.
  Тихонько и робко, словно стыдясь чего-то, Аглая смотрелась в зеркало и видела не себя, а какую-то милую, симпатичную, молодую женщину в воздушном розовом платье, счастливую и беззаботную, живущую в мире, где не было войны. И этой прекрасной женщиной восхищались! А как же иначе? Мужские глаза не могли оторваться от нее!
  Аглая чувствовала этот взгляд и хорошела еще больше. Она попробует стать счастливой, а розовое платье поможет ей и защитит от всех бед. Так не бывает?
  
  Глава 14. Думы Печенега.
  В ночь на 12 июня 2019 года Максим Семенович Печенкин вернулся домой с мстительной площади имени своего тезки и сел за позднее чаепитие, привычно и ловко налив большую синюю кружку черного чая и пододвинув ближе тарелку с маковыми сушками. Старый плюшевый абажур под потолком выхватывал из сумрачного пространства небольшой кухни только круглый массивный стол, стоящий на одном и том же месте уже более семидесяти лет.
  Максим Семенович грустно улыбнулся - вот здесь сидел его отец Семен Печенкин, пришедший с фронта без ноги, тихий и смирный в обычное время, но громогласный баламут в нечастые периоды запоев. Там - его единственный брат Виктор, никогда не упускавший случая ткнуть младшему брату своим старшинством, рядом с ним недолго, около года, сидела Маняша, его жена; потом молодой семье дали комнату в заводском общежитии, и они уехали, да и не ладили братья с того памятного 1957 года. Место матери за столом было рядом с плитой, Аглая усаживалась туда на минуточку в перерывах между подай-принеси.
  В 1962 году стол пополнился новыми едоком - женой Максима Таей, а затем и их сыновьями Антоном и Александром. Абсолютно счастливое было время! Смех, шум, ссоры - всего было так много, что однажды старый стол не выдержал и обломил одну из ножек. Максим заменил ее новой, но другого цвета. Вот она - и сейчас темнее трех остальных.
  В 1971 году за все тем же круглым столом покорно и горестно семья и близкие поминали Аглаю, вернувшись после похорон со старого волковского кладбища в Кулешах. Тогда же Максим с Виктором тихо помирились, осознав, что остались единственными близкими людьми из тех, кто родился и жил в бревенчатом пятистенном доме, построенном их дедом в деревне Грязнуха, ставшей нежданно-негаданно в начале прошлого двадцатого века сначала коммуной имени Демьяна Курицына, а затем поселком Металл Советов.
  Тая разбилась на самолете, когда летела на слет учителей в Москву, их младшему сыну Александру было тогда тринадцать лет. Плакать Саша уже не мог, не разрешал себе, только поскуливал тоненько, как забытый щенок, не замечая этого. Антон уехал жить и работать на Север, женился там, и двух своих внучек Печенег видел только в летние каникулы.
  Максим Семенович встал и прошел в комнату. Вот здесь стоял еще один стол, вернее столик, маленький и самодельный. На нем когда-то лежали две толстые тетради, очки и пачка папирос - вещи постояльца. Это была комната Демьяна Курицына, которую он снимал у Аглаи Печенкиной с июня 1956 года по январь 1957года.
  Первым человеком, который заговорил с Максимом на эту тему, была Римка:
  -У тебя скоро отчим появится? И как ты его будешь звать?
  -Чего? О чем ты?
  -Ой, не могу! Ничего вы, мужики, дальше своего носа не видите! У тебя в доме такое происходит, а ты как слепой кутенок.
  -Глупости не болтай!
  -Да я-то не болтаю! А вот бабы уже все языки смозолили. Говорят, твоя мать снова заневестилась, будто двадцать лет с плеч сбросила. Хотя, сколько ей еще вдоветь?
  -Дура ты, Римка! На лицо красивая, а внутри как есть круглая дура!
  -Это я-то дура?! Твоя мать загуляла, а я сразу дурой стала?! Чего ж ты ко мне такой бегаешь? И еще целоваться лезешь?
  -Да если бы у тебя мозги были, стала ты мне это передавать?!
  -А что такого? Не я - другие бы передали.
  -Вот именно, другие бы!
  Максим прилетел домой, но там было тихо - только белые накрахмаленные занавески стукались от сквозняка в рамы открытого кухонного окна. Максим замер, бешенные ритмы его сердца стихли, кулаки разжались, и он задумчиво огляделся вокруг. А ведь действительно его дом изменился! Вроде все на старом месте, но как-то по-другому.
  Цветы! В их доме не было цветов, отец никогда не дарил их маме, а сейчас в центре круглого стола стояла трехлитровая банка с роскошным букетом полевых цветов. И что это за розовое пятно в углу комнаты? Это розовое платье матери, пышное и воздушное, подрагивающее на сквозняке как невесомая сказочная вуаль. И эта вуаль едва уловимо пахла табачным дымом!
  "Все - правда!" - бесповоротно понял Максим, но решить плохо это или хорошо он не мог.
  Присев на старый колченогий стул, юноша безвольно перебирал мыслями: "Почему я не переживаю? Получается, мать предала отца? Демьян прожил у нас только два месяца, а она уже. И что скажут люди? Хотя, они давно болтают! Я что-то должен сделать? Что?".
  Странно, но Максим не чувствовал никаких эмоций, он просто сидел и ощущал прохладный ветерок, лениво стукающий твердые кухонные занавески, видел потаенную красоту скромных полевых цветов на фоне переливающихся розовых волн и ничего не хотел менять.
  За обедом они втроем ели вкуснейшую горячую рассыпчатую картошку нового урожая с ароматным жирным постным маслом, пили крепкий кирпичный чай со слипшимися карамельками и были счастливы. А вокруг был их крошечный мир без войны и страданий, притворства и страха, никому из них ненужной необходимости что-то обсудить или за что-то оправдаться.
  Но крошечные миры не живут долго, они гибнут в столкновениях с реальностью. Котел поселковских сплетен кипел и пузырился все сильнее и сильнее. Невозможно было не заметить, как изменилась Аглая! Она стала совсем хрупкой и беззащитной, а в розовом платье она вообще теряла всякую связь с тяжелым послевоенным бытом провинциального советского поселка. Как такую допустить к работе в электроцехе Кулешовского металлургического завода? Она же сгорит, сгорит как тоненькая былинка!
  Эта чарующая беззащитность морочила головы поселковским мужикам и ужасно злила их верных спутниц жизни. Как соперничать с иноземной принцессой? Ну, влюбилась, что тут поделаешь, но зачем чужих мужей блазнить?!
  Сплетни становились все ядовитей и черней, да еще и прямо в лицо Аглаи. Но ей было все равно! Ведь младший сын Максим все понял и не винил ее за позднее женское счастье. И Виктор поймет, обязательно поймет!
  Максим, и правда, ни о чем таком не говорил, а на робкие попытки Демьяна оправдаться он лишь досадливо передернул плечами и сказал:
  -Это личное. И в чем ты можешь быть виноватым передо мной? Это ваша жизнь.
  -Просто хочу, чтобы ты знал, я люблю твою мать и никогда не обижу.
  -Хорошо, я верю тебе.
  Но все пошло не так, служивший матросом на подводной лодке на Дальнем Востоке старший брат Максима Виктор получил растерянное письмо своей девушки Маняши, в котором она разрывалась между желанием отстоять от бабских сплетен честь семьи любимого и защитой Аглаиной правды. Это сумбурное, нервное письмо привело Виктора в бешенство - какой-то зэк привязался к его матери, а та, предав святую память мужа-героя, повела себя подло и глупо! В гневных и ярких выражениях Виктор написал Аглае, что в феврале ему дадут отпуск, и он требует, чтобы к его приезду никакого зэка в их доме не было.
  Аглая больше никогда не надевала то прекрасное розовое платье, ее элексир молодости и красоты высох, а сама сказочная принцесса умерла. В тот же день ее поздний возлюбленный исчез из дома Печенкиных, как и требовал Виктор. Романтическая история закончилась, уступив место будням и вечным заботам.
  Вернувшийся из недельной поездки на новогодние каникулы в областную столицу Максим был неприятно поражен теми изменениями, что произошли в доме. Мало того, у него самого украли полгода жизни - все вокруг посерело и скукожилось, вернее, все вернулось к тому времени и в то состояние, когда Демьян Курицын еще не пришел к ним жить.
  -Ничего не понимаю! Ведь, вам хорошо вместе, чего ты слушаешь Виктора? Он придет из армии, женится на Маняше и уйдет жить своей семьей. Чем вы ему помешали?
  -Он мой сын, мой взрослый сын. И люди вон что говорят! Я не могу против всех. Нехорошо это, не по-людски!
  -Мама! Да какая разница, что все говорят?! Ты чего хочешь?
  -Чего хочу? Может, я хочу танцевать на балу в розовом платье и есть мороженное, слушать прекрасную музыку и не стыдиться себя! - Аглая тихо всхлипнула и уже спокойно добавила - Ладно, не переживай, все будет хорошо, а завтра мне на работу. Сказка закончилась, Максим.
  -Нет! Ты же человек, ты имеешь право выбирать свою жизнь, ты, а не за тебя!
  -Да, Демьян много говорил, а ты много слушал.
  -И в чем он не прав? Пусть в войну всем пришлось только о победе думать, все отодвинуть, обо все забыть. Но и тогда люди не были стадом, человек должен сам решать!
  -Для чего решать?
  -Не понял.
  -Ну, вот Демьян и ты много говорите о свободе, а я не могу так красиво. Просто расскажу один случай. В войну это было, весной как раз. Ты же помнишь, мы все работали по двенадцать часов и без выходных. Я в ночь отработала и днем мы с соседями картошку сажали, пришла и снова в ночь на завод. Отработала, да не одну смену, а больше - сменщицу Раю в больницу увезли. Домой прибежала на несколько часиков поспать, а потом снова в цех надо. Только проспала я, на целых четыре часа опоздала, а это ж тюрьма! Что делать? Собралась я с узлом сразу, к золовке забежала, чтоб она вас с Витей не забыла, и пошла. Бабы меня к мастеру отправили, Иван Петрович, царствие ему небесное, хороший человек был, посмотрел, погрозил пальцем и сказал: "Иди работать, Аглая. Только не просыпай больше. Никто никому не доложит, сама держись!" Я ему и бабам весь день спасибо говорила, а они потом никогда ни словом не помянули и не попрекнули! Я до сих пор им всем благодарна!
  -Чем ты благодарна?! Что вкалывала, как лошадь и свалилась от усталости? Что вы рабскую солидарность проявили?
  -Тем, что не оттолкнули они меня. Из стада, как ты говоришь, не выгнали. Что мы все вместе эту войну пережили и мужикам своим помогли. Что ты и брат твой не хуже сверстников сейчас живете, ты в техникум пойдешь, а Витя на подводной лодке служит, туда любого не возьмут. Максим, пойми - я не раба, и другие люди тоже не рабы. Мы не за карточки старались и не кнута боялись, мы честно работали, за вас, за победу. Это как раз и был наш выбор. А ты получается, не понял, почему Демьян себя грызет и не успокоится никогда.
  -Почему?
  -Потому, что один не смог и не хочет, вот его как раз из стада-то и выгнали. Чужим он себя чувствует, а как своим снова стать не знает. Запомни, Максим, мы живем среди людей, хорошо ли, плохо, но по-другому не получится. И давай пойдем спать, завтра мне на работу, а ты соседям помоги, баба Даша жаловалась, у нее радио не работает.
  Максим полночи провертелся на кровати, все не мог заснуть, а еще - примириться со словами матери. Демьяновы ему нравились больше - каждый человек свободен и вправе сам решать, что и как ему делать, а государство и соседи - не начальная школа с партами, доской и директором! Нет, не согласился тогда Максим с матерью.
  А что же Демьян? В Кулешах его больше никто не видел и вообще нигде. Но в конце января в сорока километрах южнее нашли потерявшийся грузовичок местной сельхозкооперации, съехавший с деревенской дороги в кювет; а в кабине замерзли водитель с пассажиром. Морозы тогда стояли знатные - до минус сорока по ночам. По вещам пассажира и опознали, был это Демьян Курицын. Похоронили его на местном деревенском кладбище, в Кулеши не повезли, одинокий он официально числился, да и реабилитированный к тому же, вот и поостереглись привлекать внимание.
  Аглае про все рассказал местный участковый, но на могилке она не бывала, ни сразу не поехала, ни потом - никогда. И Виктора не попрекнула ни разу, лишь поплакала тоненько в подушку и все. Забыла? Нет! Просто не судьба, что тут поделаешь? Надо жить дальше.
  Но Максим, узнав про случившееся, во всем обвинил брата и полез драться. Смущенный Виктор, заматеревший в армии до крепкого, мускулистого парня, только осторожно отталкивал разъяренного подростка, стараясь ненароком не врезать тому в полную силу. Да и нехорошо с Демьяном получилось, не по-людски как-то! Но сделанного уже не воротишь.
  Так в ссоре и расстались братья, Виктор уехал дослуживать срочную обратно на Дальний Восток. А Максим все срывался и злился на себя, на мать, на глупых соседей-сплетников и никак не мог забыть своего взрослого друга. С Римкой он тоже не захотел дружить, посчитав ее особой глупой и пошлой, с лица же, как говорят, не воду пить.
  Сдернуть с Максима шикарные чайлд-гарольдовские одеяния, в которые он закутался к моменту поступления в техникум уже с ног до головы, смогла лишь его одноклассница Тая. Случилось сие событие на премьере знаменитой киноленты Александра Зархи "Высота", ведь даже всеми обиженный и не понятый герой английского барона не смог отказаться от просмотра фильма в городском клубе.
  Выйдя из зрительного зала, Максим пошел провожать свою соседку Таю домой и, очнувшись от теплой и светлой атмосферы фильма, привычно завыражался о косности и убогости местного люда, не способного понять его высокие моральные идеалы. Но в ответ, девушка звонко рассмеялась и крикнула: "Догоняй, страдалец!" И Максим побежал, сначала неуклюже и нехотя, а потом все быстрее и быстрее. Ну а неудобную чайльд-гарольдовскую одежду пришлось скинуть на бегу - путалась она под ногами. Догнав Таю почти у самого дома, юноша порывисто и нежно прикоснулся губами к ее прохладной щеке и замер от страха обидеть такую замечательную девушку. Самую лучшую девушку на свете! Но Тая лукаво подмигнула и прошептала Максиму: "Я не хочу страдать, я хочу жить и быть счастливой. Ты со мной?"
  И снова лето - время любви, настоящей и взрослой любви! Они жили и были счастливы долгие годы, месяцы, дни...
  Максим Семенович задумчиво смотрел на фото жены в деревянной рамке на стене. Неужели все закончится? Неужели наступит время, когда на Земле не останется ни одного человека, кто бы знал его Таю? Ее забудут, также как забыли бедолагу Демьяна или бабу Дашу, их соседку, безвозвратно отправившую на фронт своего мужа Николая и трех сыновей-погодков. И даже как отца Витиного одноклассника Фимы - Арсения Сергеевича Калинкина, ставшего директором Кулешовского металлургического завода в июне 1941 года и переведшего его на военные рельсы в считанные месяцы ценой своего больного сердца, он умер в вагончике на путях, где ночевал, чтобы не терять времени на походы домой. Господи, зачем все?! Столько боли, страха, отчаяния! Скорей бы рассвет и чернота уйдет, но вернется снова...
  Резкий стук в дверь прервал поток бесполезных депрессивных мыслей:
  -Здравствуй, Максим Семенович, это я. Можно?
  -Здравствуй! Заходи! Как ты вовремя и как я рад тебя видеть.
  -Что творится? Прямо первомайская демонстрация!
  -Праздновать завтра будем. От души и с яйцами. Заходи, садись. Схоронили, значит, Ковригина.
  -Да. Я его сына привез, пусть сам решает, что делать будет - здесь оставаться или обратно во Францию.
  -Какая Франция?! Он же с корабля на бал попал и вовсю уже вытанцевывает! Ты его спроси, где он по ночам шляется.
  -Чего?
  -Да еще и Савву Велиховского в компанию взял. Нарочно не придумаешь - богач с банкиром мстить взялись!
  -То-то он раскулачиваться собрался! Завод решил людям отдать.
  -А люди эти куда потом? Где им работать? Беззубое какое-то поколение, прямо принцы трепетные и наивные!
  -Ну, беззубые или нет, посмотрим. А вот то, что в три горла жрать не будут, это точно!
  -Другие желающие найдутся. За свое драться надо, а не лапки складывать!
  -Кто такой Савва Велиховский? У Григория не было друзей в Кулешах, он здесь лет двадцать не бывал.
  -Местный он, отец его из Питера, а семья вся тутошняя. В банке, говорят, работает. Я его на вокзале встретил и не пойму, как он в нашу кашу встрял! Он же мне пел, что каждый сам за себя ползти должен, пока копыта есть. Тогда зачем он на Степана полез?
  - Какого Степана? О чем, ты, Максим Семенович?
  -Да каменного, что на площади. А ты, Мирон, садись, нам еще о многом говорить надо.
  
  
  Глава 15. Огонь, вода и медные трубы.
  Все мы проходим свои испытания, проходим с потерями и без, остаемся после них кто с богатыми наградами, а кто и с пустыми карманами. Но главное все же, чтобы у человека было это ощущение собственной победы, преодоления и гордости - я смог, я все-таки смог! Было ли оно у Александра Ковригина? Не знаю.
  Интересно то, что послевоенная советская жизнь не требовала от обычного человека каких-то сверх усилий или жертв ни во имя коммунизма, ни для получения материальных благ (даже в огромном их количестве - уравниловка не позволила бы), ни для построения карьеры или иного личного успеха. Конечно, где-то рядом по советской земле бродили суперличности с глобальными планами и желаниями, вроде получения царской дочки и полцарства в придачу, но они были где-то там наверху в лабиринтах власти и тщеславия. К тому же, господствующая в обществе мораль базировалась на столпах равенства и коллективизма, нарушение которых каралось однозначно и неотвратимо.
  Проще говоря, если ты ведешь себя как все (учишься, работаешь, женишься, минимально участвуешь в общественной жизни, причем твои мысли просвечивать никто не будет), то ты получишь такую же, как и все, долю общего пирога в виде зарплаты, квартиры, медицины, пенсии, путевки и т.п. И еще - позднее советское государство не предполагало забирать на свои нужды все время собственных граждан, наоборот - активно пропагандировало необходимость свободного времени для обычного человека, которое бы тратилось на развитие, отдых, семью, т.е. личные цели и планы. Сравните это с современной безостановочной борьбой всех против всех, а лучше с высокомерными криками о том, что рыбу ты никогда не получишь, а за удочку будешь должен.
  Александр Ковригин окончил среднюю школу, техникум, вечерний институт (и все бесплатно), пошел работать на Кулешовский металлургический завод, в двадцать девять лет вступил в КПСС, в тридцать пять лет стал начальником крупнейшего цеха завода, в сорок - его главным инженером, в сорок два - директором. Никаких подвигов, лишений и страданий, подлостей и лизоблюдства такой карьерный рост от него не потребовал. Насиловать свой внутренний мир ему тоже не пришлось, Ковригин был патриотом и искренне верил в светлое будущее всего человечества, любил и уважал своего отца-фронтовика, никогда не мог представить себя в роли миллионера и хозяина завода, даже в страшном сне не мог и не мечтал! Но пришли девяностые годы двадцатого века и все рухнуло.
  Первым испытанием стал огонь. Случилось все перед общим собранием акционеров Кулешовского металлургического завода в 1993 году. Взбудораженные победой и адреналином мушкетеры вернулись после встречи-потасовки с конкурентами из Вериневы. Как мальчишки, упиваясь силой и успехом, они устроились на кухне квартиры Мирона Риги, где Янка быстро собрала на стол домашний ужин. Громко смеясь и восторженно нахваливая друг друга, друзья глотали все подряд - домашние котлеты, жаренную картошку, соленые огурцы, огромные бутерброды с колбасой и сыром. Они будто вернулись в свою молодость, когда было мало еды, впечатлений, времени, денег; но будущее-то все впереди!
  Бандиты открыли огонь прямо по освещенным окнам Риговской квартиры - страх, звон разбитых стекол, крики Янки, прижавшей к себе сына, жуткая тишина и темнота соседских окон. Они сначала буквально обездвижили недавних победителей. А потом показали со всей возможной ясностью и беспощадно, что в стране началась война, война не на жизнь, а насмерть, не за Родину, народ и близких, а за деньги, за чертовы акции, за бумажки! И эта война пришла в Кулеши.
  Наглый телефонный звонок известил мушкетеров, пощады не будет ни им, ни их семьям. Первой пришла в себя Янка, вручив сына отцу, она моментально собрала две сумки с неотложными вещами, затем вернув сына в свои руки, резко скомандовала оцепеневшим мужчинам:
  -Женщины и дети в Москву к Изольде, там поживем. Ты, Сергей, езжай за Линдой и Гришей, ты, Саня, забирай все документы с завода. Мирон нас отвезет в аэропорт. Ну, быстрее! Чего застыли?
  -Да! Встречаемся на выезде из города, у стелы - задержался только топот по лестнице мужских ног.
  Александр Ковригин так и не смог простить себе, что отпустил Кривицкого одного за женой и сыном. Сергею пришлось некоторое время объяснять и даже уговаривать Линду поехать с ним, ведь в словарном запасе русского языка прекрасной инопланетянки напрочь отсутствовали такие слова, как бандиты, пистолеты, выстрелы, убийство и т.п. Не думаю, что она знала и их эстонские аналоги, просто ее способности к эмпатии и абсолютное неприятие любого насилия победили даже древний инстинкт самосохранения.
  Они не успели выехать из города, погоня началась на въезде в поселок Металл Советов, бандиты стреляли по колесам, окнам и людям, не разбирая куда. Сергей гнал, вцепившись в руль и боясь моргнуть даже одним глазом, как вдруг он почувствовал горячее тепло под лопаткой и все, больше он не пришел в себя никогда. Подойти к машине бандиты не решились - какой-то сумасшедший старик с огромной палкой-дубиной преградил им дорогу. Намертво сцепив ее маленькими кулачками, он яростно смотрел прямо в глаза трем бандитам сразу и молчал. Быть может эта тишина и напугала бандитов, если бы он кричал или звал на помощь, то они присоединились бы к его шуму звуками выстрелов своих пистолетов, но было абсолютно тихо, а потом приехала милиция. Печенег не дал никому поговорить с Линдой и Гришей, он завел их в дом и крикнул милиционерам, что передаст только Ковригину.
  Сергей умер в Кулешовской городской больнице под утро. Александр Ковригин всю ночь просидел там, каждый раз провожая умоляющими взглядами походы врачей в его палату. Но чуда не произошло, начавшаяся в России война забрала свою первую кулешовскую жертву. Ковригину стало наплевать на завод, на людей, на свои принципы и взгляды, на Николая Гавриловича Чернышевского тоже. Главное для него было отвезти тело друга в Москву и похоронить там по-человечески. Поэтому неудивительно то, что пресловутое общее собрание акционеров КМЗ состоялось без его руководства, и победителями вышли владельцы Вериневы.
  Затем пришла вода, огромная и безразличная, она щедро приносила двум оставшимся мушкетерам и их семьям все новые и новые беды и несчастья. Изольда терпела смерть мужа молча, не причитая и никого не обвиняя, она не сомкнула глаз до того самого момента, когда гроб с телом Сергея Кривицкого опустили в могилу, тогда она подошла к деревянному кресту с фотографией мужа и прошептала: "Возьми меня с собой, я смогу, только позови".
  Но Сергей не позвал. Не отходившая все эти дни от подруги Янка силком утащила ее с кладбища домой и сразу уложила в кровать. Вообще, из всей нашей дружной компании лишь Янка и могла в то время мыслить и поступать здраво и быстро. Только всесильной она не была, увы.
  Немного успокоившись после пробуждения Изольды, Янка все внимание и помощь сосредоточила уже на Линде, та реально пугала ее. Линда погружалась в какую-то черную дыру, по-настоящему черную - постоянно забиралась в самые темные дальние углы большой московской квартиры Кривицких и молча сидела там часами, ее прозрачные чистые голубые глаза почернели от расплывшихся зрачков, волосы утратили свой естественный платиновый блеск, она с трудом вспоминала о муже и сыне. Но через два месяца Янка испугалась еще больше, когда увидела, что чернота внезапно отступила от Линды, и та снова стала как бы прежней - светлой и нежной. Нет, Янка чувствовала, что это неправда! Если бы Линда Ковригина изменилась после той бандитской ночи - подурнела, погрубела, а так и должно было быть! Но она будто получила весточку о том, что все несчастья и горести земного мира скоро отпустят ее навсегда, а потому ей не нужно сбрасывать свою старую кожу.
  Янка кинулась к Ковригину:
  -Вези ее к врачу, Саня! Не откладывай! Это плохо, очень плохо!
  -Почему? Она опять стала улыбаться, занимается с Гришей и вообще.
  -Да не улыбается она! Она смирилась и не борется. Санечка! Я боюсь, она же так прощается со всеми нами. Сделай что-нибудь!
  Ковригину совсем не пришлось уговаривать жену поехать с ним к врачу, Линде было все равно. Врачей было много, московских, питерских, немецких, швейцарских, и все повторяли только одно страшное и короткое слово, а на вопрос о прогнозах болезни лишь сочувственно вздыхали, пророча срок менее года. Вода текла и текла огромной широкой полосой, не останавливаясь даже на миг!
  Линда прожила десять месяцев, стараясь не причинить никому никаких неудобств, пряча ото всех свою боль и страх, она оставила близким ощущение чистоты и нежной грусти от этих коротеньких трехсот дней. Остался еще ее разговор с Изольдой:
  -У Янки с Мироном своя семья, а ты и Саша остаетесь одни. Ты же любишь его.
  -Ты знала?
  -Конечно. И меня всегда удивляло, почему ты бежишь от своих чувств. Но ты не хотела поговорить со мной об этом.
  -У нас никогда ничего не было!
  -Я знаю.
  -Он любит только тебя!
  -Я знаю.
  -Тогда зачем ты говоришь об этом?
  -Чтобы просто поговорить с тобой, за все время ты боялась остаться со мной наедине. Но ты же ни в чем не виновата!
  -Ты хочешь, чтобы мы были вместе после того...
  -После моей смерти? Нет. Это глупо хотеть за кого-то. И решать за кого-то, как ты.
  -Так что мне делать?
  -Просто жить, а не терпеть глупые неудобства и ограничения. Скоро Александр станет совсем другим, не таким, каким я его знала! И ты станешь другой. Но тебе будет хорошо в моей семье, хотя, уже и не в моей. Попробуй остаться, кем - решишь сама. Ты нужна им.
  -Я не хочу! Честно, я не хочу, чтобы ты...
  -Умирала? Не бойся, смерти нет! Я не исчезну бесследно, и мой Александр будет всегда со мной. Будешь ли ты любить его другого? Не знаю.
  -Линда! Не уходи, поживи еще, хоть чуть-чуть поживи еще.
  -Не могу.
  Через три недели Линда не проснулась после черной ноябрьской ночи.
  И затрубили медные трубы! Но послушаем мы их позже.
  Печенег гостеприимно потчевал гостя дарами своего сада - стол был заставлен стеклянными баночками с приторным клубничным и малиновым вареньем, нежным, тающем на языке грушевым повидлом и еще чем-то похожей консистенции, но различающемся разными оттенками теплых цветов.
  -Угощайся, Мирон! Давай, еще чаю налью.
  -Чего-то много всего, я же не сладкоежка.
  -Да сахарится все! Марина, невестка, каждый сезон наготавливает кучу, а ребятишки не едят, магазинные сладости им подавай! А она уже не знает, куда девать это добро, мне тащит. Так что извини, но, может, еще чего-нибудь попробуешь? Я тебе и с собой дам, Григорию для мозгов сейчас глюкоза ох как нужна!
  -Ему много чего надо! Куда он вляпался? И как?
  -Ничего, это во Франции все стабильно, а у нас Россия, пускай помучается, побегает - не убудет от него!
  -Так раскроется все! Как это со стороны выглядеть будет?
  -Думаешь, сильно удивятся? У нас за последние тридцать лет такая чертовщина творится, так что чуть больше - чуть меньше - не принципиально.
  -Да, пожалуй. Ну, что ты мне посоветуешь, Максим Семенович? Как быть?
  -Всех вы не осчастливите, и зачем? Наоборот, каждый человек должен сам работать, работать сознательно и с толком. От того, что вы его с ложечки кормить будете и от несчастий в перину прятать, он лучше не станет. Все должно быть честно и по-настоящему - за это вы в ответе. Ну и сами не забывайте - вы не боги.
  -Помню тот разговор. Как ты тогда сказал - законы Печенега?
  -Да, мои. Демьян помог мне многое понять, а дальше жизнь научила.
  -Странный ты какой-то получаешься, вроде либерал, а вроде и нет. Русский либерал? Не сочетается.
  -Скорее греческий.
  -Это как? Православный, что ли?
  -Нет, в бога не верю. Нельзя либералу верить - бога выше человека он не поставит никогда, сил не хватит, и гордыня помешает. Вот когда каяться буду, тогда, может, и поверю, но это потом, в конце.
  - А если вдруг сразу концы отдашь? Не успеешь покаяться?
  -Отвечу за все, да и все равно отвечать, как не молись.
  -Но почему греческий?
  -Потому, что хорошими намерениями вымощена дорога в ад! Мера должна быть во всем! И в том, что природу не переделаешь, никакое насилие не поможет; и в том, чтобы спросить себя - нафига тебе все переделки? Большинство людей в состоянии все это осознать, они не винтики и не скот. Мы все равны!
  -А как же ваши кулешовские гремлины?
  -Они, что, родились такими? Или их такими воспитали? Патернализм не дает человеку повзрослеть - он втискивает в его голову хорошие идеи добра и справедливости, но за них не надо бороться и ползти вверх. Это всего лишь игрушки, которые взрослые дяди и тети принесли своим деткам поиграть, надоест - принесут другие.
  -Это чистый либерализм. А как в греческом либерализме? По-другому?
  -Тут главное - для чего все свободы человеку. Для того, чтобы он лучше стал, чтобы многое знал и умел, чтобы не только о своем брюхе думал, но и о других, кто слабее или иного племени. А если все эти красивые слова только, чтобы себе больше урвать, прикрыть свою лень подтянуть тех, кто внизу, до своей ступеньки - тогда нафига они нужны?! Короче, мера должна быть во всем, как у греков и совесть нужна, чтоб в гремлина не превратиться.
  -Да, Максим Семенович, интересный ты человек. Здорово мозги прочищаешь! Саня очень тебя уважал, помню, как он съездил в Кулеши после смерти Линды. Мы тогда не знали, что делать - твои законы помогли.
  -Трудиться надо, делать что-то для себя и для других. Вот пусть Григорий и начинает, он же никогда для других не старался, а кровь в нем хорошая, ковригинская, горы свернуть он сможет.
  -Ага, своротит, копытами уже бьет! Скажи-ка мне, Печенег, ты свои законы еще кому-то в Кулешах рассказывал? Откуда тут мстители взялись? Москва за тридцать лет выжгла все инакомыслие в своих провинциях, а тут не только мысли - вон как отжигают! Не хочешь поделиться?
  -Не могу, личного много, не моего, другого человека. Любовь тоже горы сворачивает и чудеса творит. Ладно, пей чай и угощайся, светает уже.
  
  
  Глава 16. Праздник к нам приходит...
  Раннее утро, свежесть восприятия и предвкушение чего-то нового, удивительного, а вокруг никого, в целом мире ты один! Что же принесет новый день? К чему готовиться? Так думаешь, стоя у окна и разглядывая пустую улицу, дорогу и чистое высокое небо. Но внезапная мысль - а вдруг все пошло не так, и ты действительно остался единственным человеком на земле, самым богатым на все времена и на всех континентах. Все вокруг твое - любая машина, дом, тряпки, все, что захочешь. Только людей нет, никого нет. Жутковато как-то!
  Но Айдару Валиеву некогда было рассматривать пустые Кулеши за окном, философствовать тоже было некогда. И спать он в эту ночь не смог. Нет, к горожанам, активно готовящимся праздновать День России на Площади имени Максима Горького в компании с каменным мстителем Степаном Чамочкиным, снова одевшим алые боксерские перчатки благодаря председателю совета ветеранов Вагизу Хуснуллину и его внукам, Айдар не присоединился. Хотя собирался проверить патрулирование своими подчиненными подотчетной им территории накануне такой важной даты, но телефонный звонок Дмитрия Калинкина заставил лейтенанта изменить намеченные планы:
  -Мы сегодня ночью на улицу не пойдем. У нас столько мстителей в обезьянник не влезет.
  -Сколько? Их обычно двое бывает, максимум трое. Почему не пойдете?
  -Да там весь район, меня сосед Хуснуллин предупредил, чтобы мы не мешали. Им надо яйца припрятать и все подготовить к завтра. А тут еще работягам муниципальным зарплату не выдали вовремя, только чиновникам дали, так, что они тоже готовятся. Куда мы их всех засунем?
  -Обалдеть! И что мне докладывать?
  -Да ничего, сами все завтра увидят. Что мы фашисты какие-то народ разгонять?! Достало! Наташку мою сокращают с работы, получает шестнадцать штук на руки - хотят их сэкономить, жлобы! Напарница ее ревет в голос, она ж одиночка с двумя детьми, и все на нее свалят, сутками на работе придется сидеть. А я мстителей должен ловить?! Да пусть мстят на здоровье!
  -Это ее из транспортного сокращают? Там же все в порядке было, народ как ездил, так и ездит.
  -Было! Они держались, никого не убирали, на пенсию на следующий год должен был человек уйти. А сейчас все - напринимали законов - пенсионеров работать заставляют, а молодых с работы вышвыривают! Понадобились родному государству Наташкины гроши, она сама только не нужна! А мы за вторым собирались, Мишане в школу следующим сентябрем, быстрее надо было собираться.
  -Пособия ж всякие платят.
  -Пусть идут со своими пособиями куда подальше! Мы не нищие, заработать дайте!
  -Ладно, Дим, я поспрашиваю насчет Наташки, найдем что-нибудь. А вы тогда в отделении сидите, не лезьте на улицу.
  Вот вам и закон Печенега в действии - нафига нужны были эти реформы, которые вышвырнули Наталью Калинкину с работы, лишив ее честно заработанных грошей; а как иначе назвать ее зарплату? Чтобы повысить эффективность национальной экономики - так и слышу даже от выключенного телевизора! Зачем современному государству с его бездонным бюджетным мешком работники советского пенсионного возраста? Может, эффективнее будет подумать, чем занять более молодых граждан, чье право на труд стремительно превращается в привилегию. Айдар Валиев, кстати, думал именно так, а еще - он решил не звонить Виталию Андреевичу Бубликову по поводу ночной активности жителей своего района. Семь бед, один ответ!
  Но кое-что он решил сделать. Путь его лежал в сторону улицы Каменской к трехэтажному дому, примыкающему торцом к четырехэтажке с Ковригинской квартирой. Айдар не стал стучаться к Нине Петровне Кошкиной, обоснованно предположив, что неугомонная пенсионерка хорошо проводит время в компании своих подружек в известном месте - на площади имени Максима Горького. А вот где ее внук Савва? Вдруг его опять мстители соблазнили? Интересно чем?
  Расчет Валиева оказался верным - из-за жары окно первого этажа слева от подъездной двери было открыто, тонкая полупрозрачная тюль откинута, ничто не мешало лейтенанту осмотреть интересующую его комнату, особенно огромный зеленый диван напротив окна. И он был занят большим, ворочающим и мучающим вопросами телом. Савва спал и думал одновременно: как он в это все влип, зачем он в это влип, и как же его наполеоновские планы, ради которых он приехал в Кулеши. Короче, те же вечные русские вопросы - кто виноват и что делать? Впрочем, ответить на них Савве не удавалось, как и многим его соотечественникам до него. Случайно открыв глаза, Савва врезался прямо во внимательный и сосредоточенный взгляд лейтенанта национальной гвардии России, после секундного замешательства питерский банкир яростно и громко возмутился столь явным вторжением:
  -А санкция есть?!
  -Зачем?
  -Так вы маньяк?!
  -Чего?
  -Тогда чего пялитесь?
  -Нельзя, что ли?
  -Вы меня спрашиваете?!
  -Кто-то еще есть?
  -Издеваетесь?
  -Ноги отдохнули? Еще бегать собираешься?
  -У нас правовое государство или нет? Я, что, бегать не имею право?
  -Чтобы твоя бабушка к моей матери побежала жаловаться?
  -Вы меня подстрекаете? На что?
  -Я?! Скажешь, я тебе еще и яйца всучил? Чтобы лишний выговор получить? А оно мне надо?
  -Это сумасшедший дом? Нормальные люди есть?!
  -Мстить пойдешь?
  -И чего я терплю? Я что, рыжий, что ли? Зачем я вообще сюда притащился?!
  -Уезжаешь? Что так быстро?
  Первым сдался Савва, он вскочил с дивана, захлопнул окно и сбросил штору. Удивленно обнаружив отсутствие бабушки в квартире, Савва решил все-таки самостоятельно выяснить отношения с наглым гвардейцем и выбежал на улицу. Ох, зря! Бурю безопасней переждать дома.
  Состоявшаяся затем дискуссия оказалась весьма скудной как по форме, так и по содержанию. В основном она свелась к крикам:
  -Ты кто такой?!
  -А ты кто такой?!
  -Имею право!
  -За твои права мне выговоры получать?!
  -Нафига мне твои яйца, свои есть!
  -Намстят, а нам убирай!
  -Ничего не знаю, ничего не скажу! Не докажете!
  -Хорошо! В следующий раз никакой тебе форы! Бегай быстрей!
  На этом, пожалуй, все, оппоненты выдохлись и разошлись. Только Савва почему-то свернул направо, а не налево к дому, а ведь двенадцатое июня уже наступило.
  В это же самое время не последний житель поселка Металл Советов Павел Талаш возвращался домой с ночной смены, и путь его, в отличии от пути Айдара Валиева, пролегал прямо через площадь имени Максима Горького. Настроение Павла Александровича было прескверным, впрочем, таким же, как у обычного русского мужика, который абсолютно уверен, что его нагло и бессовестно использовали! Нет, на прошедшем субботнике на калинковской дороге Павел Александрович не перетрудился, совсем нет; но из-под палки любой труд не благородит никого. И вообще, кто-то миллиарды гребет, а кто-то должен бесплатно вкалывать! За что?!
  Распирающее его изнутри возмущение помешало Талашу сразу обратить внимание на весьма странные знаки - он будто шел от одной старушки к другой, и все они четко выстроились в направлении площади Горького, производя весьма загадочные манипуляции. Кто-то из них еще стоял на коленках, кто-то уже пытался встать, но тоже с коленок. Павел Александрович возмутился еще больше - не любил он кулешовских старушек, и те его тоже - вечно обзывали скупердяем и гремлином намбарваном. А он им помогать должен, что ли?! И опять бесплатно! Да ни за что!
  С такими возмущенными мыслями Талаш промчался мимо своих врагов и завернул за угол первого дома на площади, там отдышавшись и оправившись от надоедливой мысли, что старухам все-таки надо было помочь, а то они его окончательно возненавидят, он внезапно услышал голос. Просто голос, без головы, шеи, туловища и других частей человеческого тела, а еще голос этот был бесполым и задающим какие-то весьма странные вопросы:
  -Мужчина, вы свободны?
  -???
  -Что ж вы бабушкам не помогли?
  -??? - Талаш огляделся по сторонам, но разношерстная публика, готовящая всю ночь празднование Дня независимости России, уже разошлась по домам отдыхать, вокруг было пусто.
  -Мы с вами, можно? - Талаш уже не только огляделся, он крутанулся на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси, но так никого и не увидел.
  -Мужчина, помогите! Мы заблудились!
  -И вам бесплатно помогать?! Опять субботник! Нашли дурака! - природная жадность победила страх.
  -Жмот! Да провалиться тебе на этом месте! Ну, кто так строит?! Как мы туда попадем?! Придурки! На ногах никто не стоит! Пьяные все! - голос растворился в кулешовском пространстве, но пожелание было исполнено.
  Талаш рухнул на коленки, как и его враги-старушки. А сшиб Павла Александровича с ног самый большой мститель в Кулешах Савва Велиховский, свернувший, как мы знаем, не налево к бабушкиному дому после стычки с Айдаром Валиевым, а направо. Нависнув всем своим огромным телом над поверженным незнакомцем, Савва горячо и громко высказался:
  -Я не понимаю, где я, и что я тут делаю! Где демократия и права человека?! Ко мне полицейский на диван лез! Вы представляете?! Без санкции лез! И моей бабушке угрожал, сказал, что своей матери пожалуется, и та с ней разберется! Я уже в обезьяннике сидел, им, видите ли, моя зеленая ручка не понравилась. Слава Богу, старушки спасли! Бегать меня заставляют, а я не могу быстро! - Савва, наконец, обратил внимание на собеседника - А что это вы делаете?
  -Да чтоб у тебя ноги отсохли! Гад такой! Даже не помог! - воспрявшие с колен старушки окружили коленопреклоненного Павла Александровича Талаша - Не поднимай его, Савва! Никакого уважения к старости! Гремлин, он и есть гремлин! Пошли, Савва, мы тебя к бабушке проводим. Заодно расскажем ей про голос, страсти-то какие!
  А Талаш стоял на коленях и молчал - никто не хотел ему помочь! Но постепенно разумное восприятие действительности возвращалось - во-первых, этот толстяк, что сшиб его с ног, был целым (с руками, ногами, головой и т. д.), а не только в виде бесполого голоса, про старух вообще беспокоиться нечего - сами встали и были обычными дурами, как всегда! Но кто с ним разговаривал так странно? Павел Александрович резко передернул плечами, словно отгоняя нечистого, помните - чур, меня! - и резво застучал коленками прочь. Конечно, он бы встал на ноги, неудобно ведь ползти так, но не успел - шикарная черная машина, явно официального назначения, сшибла его с ног уже окончательно. Талаш лежал на спине, смотрел в огромное синее небо и слышал голоса. Опять голоса!
  -Праздник еще не начался, а они уже ползают!
  -Как я его замечу? Он на коленках!
  -Что-то не нравится мне все! А вдруг подстроено?
  -Господа! Это Кулеши?
  -Деревня! Смотри, вспугнешь, и они тоже на коленки бухнутся!
  -Как вы смеете так с губернатором?!
  -Мне, конечно, все равно, а вы скоро рухнете! Деньги кончатся и упс!
  -Где этот яичный голова?! Почему не вижу?
  -Вы лежачего рассмотрели? Может, это он! Встречать вышел.
  -На коленках встречать? Это уже не лояльность к руководству! Это скандал и лизоблюдство! Даже провокация!
  -А может, хватит ему тут лежать? Давайте уберем с вида. Столкнем на обочину провокатора!
  -Вы как знаете - мы улетаем! Бай-бай!
  -Кто это был?! Я вас спрашиваю! Они с нас деньги трясли, шантаж!
  -Господин губернатор! Симеон Иоаннович ждет вас в мэрии.
  -Как?! Он же пьяный валяется!
  -Клевета! А деньги мы все заплатили! Поедем, а?
  -И расцветка радужная!
  -Это заплатки на российском триколоре. Мы же дешевле выбирали, сами требовали! Он не будет этим боком поворачиваться.
  -Политическая провокация! Может, лучше обратно?
  -Он исчез! Уполз! Нет его!
  -Надо поймать! Обязательно! Он же пьяный и будет сам виноват в ДТП. Эй!! Вы алкаша видите?!!
  -Чего?! А! Нет, нам алкаш не нужен, нам Горький нужен! Знаете, где он? Нет? Тогда - бай-бай!
  -Все-таки похабно выглядят эти цветные заплаты, да еще и на нашем триколоре. Настоящая радуга!
  -Поехали! Перво-наперво надо алкаша поймать, потом я с Царапкиным разберусь! Даже встретить по-людски не может!
  Но Павлу Талашу, безвинно нареченному алкашом, удалось скрыться с площади имени Максима Горького. Он встал с колен и переулками, задами и еще как-то добежал до своего дома в поселке Металл Советов. Там он впал в страшную ярость от всего произошедшего и решил лично расквитаться с заезжей бандой под предводительством некоего "Губернатора". Но для этого надо было собрать свою банду, и Талаш пошел к людям, захватив бейсбольную биту, купленную невесткой Марией для его внуков-близнецов.
  
  
  Глава 17. Никто не хотел умирать.
  Так! Пока не забыла, сообщаю вам, мои читатели, дошедшие до настоящей страницы, что, во-первых, общих рассуждений и объяснений в этой главе не будет - только живая картинка случившихся двенадцатого июня 2019 года событий на площади имени Максима Горького в Кулешах. И, во-вторых, вы должны знать, что самым большим детским желанием Саввы Велиховского было желание прокатиться в кабине трактора; но так и не исполнившимся пока. А теперь приступим.
  Площадь перед Администрацией Заводского района уже заполнялась предвкушающими торжество людьми, все они собирались перед крыльцом здания, оформленным под трибуну, с которой по замыслу организаторов Симеон Иоаннович Царапкин должен был искренне и с энтузиазмом произнести соответствующую речь. В отличии от прошлогодних митингов на крыльцо были выставлены массивные столы, защищающие поздравляющих от поздравляемых, а с левого и правого боков установлены металлические ширмы.
  Весь состав районного отделения полиции под руководством лейтенанта Айдара Валиева в парадной форме и в приподнятом, но немного нервном состоянии духа внимательно обшаривал глазами, а при необходимости и руками, прибывающее на площадь население, добросовестно пытаясь вычислить тех, кто пришел с яйцами. Но таких не было - люди, добродушно посмеиваясь, проходили полицейские кордоны и сразу сворачивали за угол административного здания к гаражу, оттуда они снова выходили на площадь, но уже со свертками, авоськами и пакетами. Все, конечно, все видели и понимали, но приличия были соблюдены с обеих сторон.
  Развлечения присутствующей публике предлагались сразу же, еще до начала торжественной части:
  -Развел бардак! Не город, а не пойми что! Сплошные пьяницы и мстители!
  -Вы меня обвиняете?! Это я их обобрал до нитки?! Это я закрыл городскую больницу?! Это я плачу их учителям и врачам гроши и патриотизма требую?! Все, что от меня зависит, я сделал!
  -Что ты сделал?!
  -Ваши гранты я все распределил, предвыборную агитацию распространяю, в СМИ всегда и всем говорю, что у нас все хорошо, лучше уже не будет! Все бюджетные деньги, а других в Кулешах нет, вы сами тратите и контролируете, все отчеты сданы вовремя. Городское хозяйство работает, пока есть на что, дадите больше - еще поработает. И пусть они пьют - что еще остается? Чего вы привязались?! Вам же нужно, чтобы они рожали и никуда не лезли, а питье этому не помеха!
  -Не лезут?! А сегодня что было?! Подстава с губернаторской машиной, совсем обнаглели!
  -Обеднели просто, денег нет. Я же докладывал, у нас закрылись сразу два завода - молочный и хлебный, еще неизвестно, что с ковригинским будет.
  -А ты куда глядел?! Своим карманом занят?! Тащишь все подряд?!
  -Да что тащить? Все уже утащено до меня! Одни мстители остались! Сами увидите сегодня!
  -Как вы смеете так разговаривать с губернатором, Царапкин?!
  -А почему я один должен за всех отдуваться?! Кому-то все плюшки, а мне яйца?!
  -Господи! Да как этот придурок в мэры пролез?!
  -Я на вас посмотрю сегодня! Кем вы еще станете и куда пролезете!
  -А почему городской митинг вы проводите в этом районе?
  -По традиции, это самый старый район, еще довоенный. Люди сюда собираются. Мне, что, перед пустой площадью выступать?
  -Надо было все организовать по-новому, и тем самым сбить протестный потенциал у горожан.
  -Бесполезно! Они же не дураки! И все службы за них, даже полиция! Даже прокурор!
  Этот эмоциональный разговор Симеона Иоанновича Царапкина с губернатором области был отлично слышен горожанам, собравшимся под открытым окном мэровского кабинета.
  Стрелки больших круглых часов на здании Администрации Заводского района приближались к двенадцати, митинг начинался. Противные стороны сконсолидировались и выстроились друг против друга. Сторона власти и угнетения во главе с мэром Царапкиным спряталась за черными очками и столами с ширмами, а крайне раздраженный губернатор с помощником демонстративно встали в стороне - слева от своих подчиненных, так как наивно полагали, что гнев и яйца аборигенов их не коснутся. Но Симеон Иоаннович не расстроился, он даже злорадно хмыкнул в ответ на недовольство и наивность начальства: "Что могут знать столичные мальчики об этих провинциальных хамах и гопниках? Нет! Пусть сначала получат яйцами по морде, тогда и поговорим! Ну а что? По лицу яйцами не бьют". К своему удивлению Царапкин чувствовал почти какую-то гордость за себя, за свои страдания, безвинные к тому же - короче, он был готов быстро спрятаться под стол и отсидеться там столько, сколько нужно этим местным болванам, чтобы выпустить пар.
  Угнетенный и нищий народ молча рассматривал своих угнетателей, сжимая в закорузлых, рабочих руках пакеты с приготовленными снарядами, а за народными спинами уже распрямлялся каменный символ кулешовского протеста 2019 года пролетарий по имени Степан Чамочкин, готовый вдарить алыми кулаками по мировому злу и несправедливости. И кому была интересна подготовленная к празднику торжественная речь господина Царапкина?
  -Товарищи! В этот знаменательный день...мынезависимы...нашиотцы...нашидети и внуки...тысячилет...демократия...хорошоживем...незабудем...уничтожимврагаКонституцию... неначтожаловаться...
  -Точно! На что вам жаловаться?! Ворюги! - внезапно вслушались собравшиеся в слова мэра - Заепляли нас всех уже! В глаза народу смотреть боятся!
  -Да они даже друг от друга носы воротят - рожей не выровнялись! А мы для них кто?
  -Ясен пень кто! Он уже обозвал давеча - юдэ! Фашисты!
  -Че уставились?! Ты, Царапкин, когда работать начнешь? Одни совещания проводишь да письма наверх пишешь! А заводы схлопываются!
  -Всем безработным государство гарантирует пособие - одиночно выстрелил в ответ Игорь Владиленович Пуссик, стремясь попасть на глаза областному начальству, только вышло как слону дробина.
  -Подавись своим пособием! И причем здесь государство - от нас взяли и нам же суют, как честь великую! Работа нужна, чтоб польза всем была, и нам деньги хорошие!
  -Вы же все твердите, что мы независимые, чуть что - всем вдарим! Ну, так решайте сами, делайте что-то, а то нас не хватит надолго! Вымрем, как мамонты!
  -Все тянут и тянут с народа! И все в мешок складывают! Ваш бюджет скоро по швам треснет от денег, сложенных! И хвастаются еще - типа, сколько у нас у всех хулиардов! У кого у всех? У нас ничего нет!
  -Мы достойны памяти наших отцов и дедов! Будем и дальше плодотворно трудиться на благо страны и родного города! - повысил голос Симеон Иоаннович Царапкин, но перекричать народный хор не смог - Хватит орать! Думаете, легко перед вами выступать?! Вон мое начальство стоит, ему и жалуйтесь! Чего ко мне привязались? Нет у меня ваших хулиардов!
  -А че у тебя есть?! Убогий! Мозгов тоже нет!
  -Назначат придурков, они лишь выступать и могут!
  -Вы сами-то что можете?! Только яйцами кидаться! Наша страна уверенно смотрит в будущее, растет благосостояние россиян. В Кулешах активно выполняется городская программа доступная среда - преображаются придомовые территории, строятся новые детские площадки - продолжал вещать оратор.
  -Издевается! Песочницы строят, и на это деньги есть!
  -Вот-вот закончится строительство городского парка с множеством спортивных маршрутов, в том числе и для пенсионного возраста! Мы активно развиваем здоровый образ жизни, чтобы как можно меньше горожан обращались к врачам - еще повысил голос Царапкин.
  -Что он несет?! Придурок! - присоединился к возмущенным митингующим советник губернатора, но присоединился шепотом на ухо последнему.
  -Вместо врачей бегать нас заставите?! Чтобы на тот свет быстрее! - визгливо закричали старушки в веселеньких кроссовках - Не дождетесь! Мы еще вас всех переживем!
  -Да кому вы нужны?! Живите пока. На что деньги дают, то и делаем - парировал своим избирателям Царапкин - Впереди еще более грандиозные задачи! Мы станем лучше, сильнее, здоровее! Будущее зависит от нас! Поддержим страну и наш город...
  -В морду ему! В морду! - дружно поддержали кулешовцы своего мэра.
  Первый слабый яичный залп был дан взводом старушек, целились они прямо в черные стекла противника, но возрастная слабость и недостаток зрения снизил ущерб от стрельбы - в основном липкая яичная жижа оказалась на столах и пиджаках мэровской команды. Царапкин ехидно хмыкнул, отряхнулся и упрямо продолжил:
  -У нас большие планы на будущее! Цифровизация - наша цель! А поэтому все население Кулешей должно иметь компьютерную грамотность. Российское правительство выделило для этого грант, а мы его выиграли! Поздравляю вас, дорогие кулешовцы и кулешовки! Прошу не стесняйтесь своего возраста, надо учиться всем!
  Никто не стеснялся, и терпеть больше такие издевательства тоже никто не хотел! Настоящий яичный ливень обрушился на импровизированную трибуну - горожане бурно опустошали свои пакеты, сумки, авоськи, демонстрируя активную гражданскую позицию. Господин Царапкин прервал речь и полез с командой под столы, но места там всем не хватило, и яичные снаряды беспощадно били по торчащим из-за укрытия пятым точкам и конечностям членов городской властной верхушки. Но атакующим этого было мало! Они, ведь, решили воевать в открытую, а не партизанить - народ пошел в лобовую! Нужны новые цели, и вот они найдены!
  Я не знаю имени того губернатора, да и вам, мои читатели тоже не надо его знать - он подразумевался как разовый статист на роскошной сцене кулешовского неповиновения и бунта, но что-то пошло не так. Официальные гости Кулешей сначала онемели от такого фейерверка, затем позлорадствовали царапкинским бедам, а потом сами попали под те же яичные залпы разгневанных горожан. Советник губернатора, будучи мужчиной солидного возраста и рыхлой комплекции, погиб сразу - прикрывая голову, он покинул поле битвы. Но сам анонимный губернатор был человеком молодым (не старше тридцати с небольшим лет), ведущим, к тому же, здоровый образ жизни и регулярно посещающим фитнес-центры. Он быстро собрался, эмоционально и физически, и попытался загнать зверя в клетку:
  -Сдурели! Вы что творите?! Вы кто такие?!
  -А ты кто такой?! Еще один нахлебник на нашей шее?!
  -Он нас учить прибыл! Как жить правильно, а то мы одичали совсем!
  -За людей нас не считают! Уже не платят, не лечат, скоро и учить не будут!
  -Бей по губернатору! - разнесся боевой клич.
  Яйца кучно и метко полетели в стройную, подтянутую фигуру областного начальства, но Айдар Валиев с национальными гвардейцами пришел на помощь:
  -Кончай дурить! Такого уговора не было! По трибуне цельтесь!
  -Господин губернатор, пройдите в здание. Вам бы переодеться, а то они, похоже, пожадничали, несвежими яйцами запаслись, тухлыми.
  -А где мы тебе деньги возьмем на свежие? Если культурные такие - помогли бы!
  -Я еще на яйца вам должен скинуться?! - возмутился губернатор - Куда вы меня тащите?! Не пойду!
  -Что убедились?! Сами не справляетесь, а все шишки на меня! У кого хулиарды, тот пусть с ними и разговаривает! - злорадно выкрикнул в микрофон из-под стола Симеон Иоаннович Царапкин и продолжил - Духовность и традиции являются насущными задачами нашего времени. Сохраним нашу историю для детей и внуков! Для этого в городе постоянно организуются фестивали и конкурсы...
  -Ура-а-а!!! - с утроенной мощностью продолжились поздравления кулешовцев с Днем России и прямо с неба - Это точно Горький! Нашли! С праздником, дорогие товарищи! С Днем независимости! Ура! - воздушный шар патриотической триколорной расцветки завис над площадью имени Максима Горького. Но кулешовцы оторопели от такого поздравления - весь бок шара был заштопан разноцветными заплатами, нагло превращающими триколор в классическую радугу.
  -Ой - ой - ой! - тоненько завыл из-под стола Игорь Владиленович Пуссик, а поскольку он всегда был рядом с Царапкиным, то завыл он прямо в микрофон - Я же предупреждал их, не поворачиваться тем боком! Идиоты!
  -Это чо такое?! Сдурели совсем!
  -Они нас за дикарей принимают, мы же смотрим телевизор и знаем, чьи цвета!
  -Я тоже смотрю и знаю! И на это денег жалко! Все разграбили!
  Молодой губернатор был возмущен даже больше, чем возмущенные горожане. Выхватив острый шест из металлической ширмы, защищающей ненавистную местную власть от кулешовцев, он метнул его в радужный бок шара.
  -Ты че делаешь, гад?! А потом еще и выступают, заплаты им, видите ли, не нравятся! С дырками не полетаешь! Эй, Пуссик, плати еще!
  -Падет или не падет? - заинтересованно обсуждали губернаторский бросок кулешовцы.
  -Не. Сядут на стадионе и все.
  -А ты ничего! Но нам нельзя палками, еще терроризм припишут! Какие мы террористы?
  -Слышь, Царапкин, можешь вылезать! Кончились яйца.
  Резкий характерный запах сероводорода окутал протестную площадь, национальные гвардейцы, довольные тем, что никто особо не пострадал, помогали мэровцам вылезать из укрытия, кулешовцы мирно и устало, с чувством выполненного долга вполголоса обсуждали произошедшее, а кое-кто даже совершал административное правонарушение - курил в общественном месте. Казалось, все завершилось и пора по домам. Но как же детская мечта Саввы Велиховского? А вот и она!
  С улицы Гагарина, что выходила на площадь Горького с левого бока Администрации Заводского района, синей молнией метнулся к собравшимся маленький тракторишка марки ЮМЗ-6. Многое повидал он на своем двадцатипятилетнем веку, не сосчитать, сколько мужиков садилось за его руль, сколько городов и деревень необъятной России заглядывало в его окна. Казалось, ничего уже его не удивит и не раззадорит. Вот и в это утро он мирно дожидался своего очередного водителя, традиционно настраивающегося на рабочую смену после вечерних возлияний дешевого пива и паленой водки. Устало тарахтя чихающим звуком заведенного мотора, тракторишка думал, когда же этот непутевый мужик напьется из колонки, что торчала в метрах десяти от дороги; как что-то огромное, почти не влезающее в стандартную кабину, плюхнулось на драное, потертое сиденье и радостно завопило:
  - Да! Да! Да!
  -Ай! - тоненько взбрыкнул тракторишка, когда это что-то рвануло рычаг переключения и вдавило педаль газа - Тра-а-а! - с ужасом тарахтел он, набирая невиданную уже лет восемь двадцати пяти километровую скорость - Рассыплюс-сссь! Помогите! Снимите его с меня!
  -Супер! Вперед! Я вам покажу санкцию!
  Пиратский трактор с сумасшедшим от счастья водителем прыгнул в самый центр площади Горького, где как раз установилось шаткое перемирие власти с народом, и разрушил его с ходу. Народ кинулся в рассыпную, и властный и угнетенный без разбора - никто не хотел умирать! А Савва резко осознал, что не хочет больше ездить на тракторе нигде и никогда! Но как его остановить? Круто завалив вправо, Саввин трактор стал описывать идеальные круги диаметром где-то пятнадцать метров по одной и той же траектории, руль заклинило. А перед Саввой с его трактором еще и бежало человек шесть не успевших покинуть опасную территорию во главе с губернатором. И все, кто бежал, кто рулил и стоял рядом, кричали во весь голос:
  -Ой, как заворачивает! Срежет, точно срежет!
  -Глуши!
  -Валиев! Спасайте губернатора!
  -Царапкин! Прекращай все - уволю!
  -Что это? Пых-пых...
  -Шевели батонами! Убьет!
  -Убью! - до площади наконец добежал настоящий террорист, тьфу, тракторист!
  -Кто в кабине, Бочкин? - нервно обратилось к несчастному муниципальное начальство.
  -А я знаю? Ничего не видно, все запотело!
  -Пьянь! Хорошо, хоть, ты из-за водки своей не заправился вчера! Щас встанет! - радостно доложил Бочкинский шеф Царапкину.
  -Обижаете! - обиделся тракторист - Я с утра заправился!
  -Помогите! - стали сдавать бегуны, только спортивный и подтянутый губернатор не сдавался, продолжая на бегу угрожать Царапкину кулаками и увольнением.
  Что делать? Все даже примолкли на секунду, поэтому и услышали крики из кабины сумасшедшего трактора:
  -Ушк - бу - ба!!!
  - Чего это?! По - арабски, что ли?
  -Ну да! Мы их в Сирии накрыли ракетами, а у них нет - вот на трактор и залезли!
  -Ушк - ба! - продолжал орать настоящий террорист; и у Нины Петровны Кошкиной почему-то так защемило сердце!
  Тут в кабину трактора прямо с неба, а может с самолета какого-нибудь беспилотного, прыгнули два зорро, в смысле таких же черных и в таких же, как у того, очках, но без шляп и волочащихся по земле плащей. Они моментально заглушили орудие преступления и утащили огромного террориста с собой, но куда никто не понял - на самолет, наверное. Да! Все наконец разобрали, что он кричал - Бабушка!
  Не думайте, что без парашютистов - зорро никто бы в Кулешах не помог бегунам, помогли бы! Просто все произошло так быстро и странно, что никто ничего не успел сделать. А бедный губернатор никак не мог отдышаться! Он хватался за сердце и корчил угрожающие рожи Царапкину - сказать-то ничего не мог. Только чего злиться? Царапкин же предупреждал: "Получишь яйцами по морде, тогда и поговорим!"
  Отдышавшись, губернатор решил покинуть поле боя и срочно, но работники мэровского гаража, что спускали шины начальственных машин прошлой ночью, виновато и немного обалдело доложили:
  -Чокнулся! Все кричал, что вокруг одни шаровые пид...ры, и никакой солидарности ни от кого не дождаться! А сам-то битой по стеклам, капоту, крыше, только багажник уцелел. Че не пересели на отечественный автопром? Сколько по телеку трындите! Хоть бы по провинциям ездили на Ладах, дешевле бы было! Кто ваш мерседес сейчас возьмется делать?!
  -Кто это был? - обреченно спросил отдышавшийся губернатор.
  -А мы знаем? - знали, но хмуро потупились водилы - У нас бит не было, только яйца.
  Ну, вот, пожалуй, и все, что случилось на праздновании Дня России 2019 года непосредственно на площади имени Максима Горького в Кулешах. Да, получилась какая-то скомканная, хаотичная картина - сплошной сумбур без смысла, но большего никто и не обещал.
  Пока же надо дать выветриться запаху тухлых яиц с площади в Заводском районе города Кулешей, отдышаться бедным неспортивным бегунам, отойти от всего произошедшего всем празднующим День России 2019 года и подумать: "А что же это было сегодня?!". И бай-бай! Мы улетаем, но обязательно вернемся!
  
  Глава 18. Сам черт ногу сломит!
  -Давайте поедем! Пожалуйста! Они же сумасшедшие! Кретины! Придурки! - захлебывался страхом, непониманием, возмущением (и еще кучей самых разных чувств и эмоций) помощник губернатора - Они должны нам дать машину! Немедленно! Я хочу домой! Домой! Куда вы?! - несчастный вцепился в рукав своего шефа, и тому пришлось буквально волочь подчиненного в кабинет Царапкина.
  -А я предупреждал! Надо было к нам под стол лезть - самодовольно хмыкал Симеон Иоаннович - Вы там наверху ничего не понимаете, а народ озверел! Образование, к тому же, падает, никаких сдержек не осталось.
  -Да успокойтесь вы! - раздраженно прервал Царапкина и помощника губернатор - Воды ему налейте, что ли. Это мстители были? Они нас кокнуть хотели?
  -Ну что вы! Мстители как раз вас спасли; это они заглушили трактор - Айдар Валиев усадил помощника на диван и принес ему стакан воды
  -Все в порядке, Виталий Андреевич, все живы! Митинг завершился - доложил лейтенант ворвавшемуся в мэровский кабинет и задыхающемуся от бега городскому прокурору.
  -В порядке?! Издеваетесь?! - перешел на визг губернаторский подчиненный - А где были вы, когда нас убивали?!
  -Он с ними заодно! Это целое подполье! Только мы с Симеоном Иоанновичем против них всех! И за это нас крокодилами обзывают! - поднос с чаем трясся в руках Игоря Владиленовича Пуссика, одновременно пытающегося возмущаться и подхалимничать.
  -Решал вами же поставленную задачу, искал, кого вы задавили сегодня утром на своем мерседесе - ехидно ответил прокурор - Но, похоже, не додавили. И кого, лично вы, господин помощник, предлагали столкнуть на обочину. Помните?
  -Я ничего не предлагал! И ничего не помню! - стал приходить в себя напившийся водички помощник.
  -Я не думал, что они такие злые - вспоминал кулешовцев губернатор - Мы же все для них делаем, денег суем выше крыши, дороги строим, жилье, пособия. А им все мало!
  -Гопники! Неблагодарные гопники! - подобострастно поддержал областное начальство Пуссик - Алкаши, бездельники и бандиты!
  -Значит, не это им надо! Не подачки ваши - сказал губернатору прокурор - Ну что будем делать? Следователей вызывать? В ФСБ звонить? Охрану вам надо?
  -Немедленно! - продолжал подхалимничать Пуссик.
  -Я ничего подписывать не буду, и ФСБ мне не нужно - неожиданно выступил Царапкин - А вы, Виталий Андреевич, лучше отберите у тарусят их камеры.
  -Симеон Иоаннович! Вы что? Вы им все простите?! Нам ведь здесь еще жить! - ужаснулся Игорь Владиленович.
  -А я не хочу здесь жить, я на выборы иду, и такая слава мне не пригодится! Отберите камеры!
  -Он прав - уже спокойно анализировал ситуацию помощник губернатора - Больше пострадаем мы, а не они. Никаких войск и ФСБ! Хулиганство можно опубликовать и все!
  -И трактор простить? - удивился прокурор.
  -Нет, конечно! Этого жердяя надо посадить за хулиганку и угон!
  -Какой он жердяй?! Так, крупный просто, крепкого телосложения - пробормотал Валиев, а про себя подумал - Местные Савву не сдадут, но сам-то похудел бы прежде, чем идти мстить! Такая примета.
  -Не жердяй?! Да он в кабину не влезал!
  -А как вы видели? Все окна запотели.
  -Разберемся - пристально рассматривал Валиева прокурор - Иди к тарусятам.
  -Мы не согласны! Шару нужен ремонт, вы мало заплатили! Пуссик, мы к вам обращаемся! Платите! - двое молодых загорелых мужчин с порога убедительно требовали свое от главы Заводского района города Кулешей - Доплачивайте пятьдесят процентов, не меньше! Мы еще с вас за плохую подготовку возьмем - даже грамотно объяснить, где будут поздравления, вы не смогли. Мы сами искали эту чертову площадь, старушки бедные из-за вас пострадали! И вы не предупреждали, что сумасшедшие будут, мы бы тогда так не снижались! Платите!
  -Нет! Вы не выполнили договор, вы повернулись не тем боком. Я на вас в суд подам! Из-за вас они сбрендили, чуть губернатора не задавили! Это заговор, вас мстители подкупили!
  -Какой суд? И какой бок может быть у шара? Левый или правый? Он же круглый со всех сторон! Сами людей довели до ручки, а на наш шар кивают! Ну, правда же? - воздухоплаватели обратились к присутствующим - Он! Он нас подбил! Он! - плаватели полезли с кулаками прямо на губернатора.
  -Валиев, ты еще здесь? Хорошо! Давай, помогай освобождать кабинет! А вас попрошу со мной, там все про шар расскажите - Виталий Андреевич уверенно и солидно принялся разруливать обстановку - И еще, господин Царапкин, переоденьте гостей, запах очень резкий. Надеюсь, вам для этого не надо собирать совещание и слать письма наверх. Справитесь сами?
  -Вот! Вы же видите, они все заодно! Это заговор! - завопил Пуссик - Ничего платить не буду! За что платить? За наш позор?!
  -Отберите камеры у тарусят! - тоже вопил вслед Валиеву и Бубликову Царапкин - У меня выборы на носу, не хочу позориться!
  -Какие выборы после сегодняшнего?! В психушке, если только! Так там и без вас придурков хватает! А тут еще вы с яйцами! - сцепился с мэром помощник губернатора - Нет, я не верю, что это только мстители. Ну не настолько же вы идиоты!
  -Конечно! Я идиот! А вы кто? И куда вы сегодня пролезли? - ехидно парировал Царапкин - А про выборы скажу, я не дурнее других наверху. Интересно, как они бы взвыли, получив яйцами по морде?! Хотя, вы, господин губернатор, уже знаете ответ.
  Далее Царапкин был бит, бит уже в который раз за последние дни и с двух сторон - самим губернатором и его помощником! А так ярко проявивший себя в последних главах Игорь Владиленович Пуссик на помощь своему шефу не пришел.
  Вообще, эти городские праздники в российской провинции становятся очень опасными - сам черт в них ногу сломит - вспомните, что произошло в Лучанах в 2016 году. То-то и оно. И полный запрет на продажу алкогольных напитков в эти дни тоже ничего не решит! Сами убедитесь:
  -Слушай, мы все понимаем. И что жизнь дерьмо, и что вокруг полный мрак и несправедливость, но ты же мог людей задавить! Как ты вообще его завел?
  -Да не заводил я! И давить никого не хотел! Я просто покататься...
  -На тракторе? Кто на нем катается? На нем вкалывают!
  -И полиция еще привязалась. Даже поспать не дают! А вы давайте скидывайте маски, меня ничем уже не удивишь!
  -Ладно! Куда от тебя деться? Может, воды? - предложили мстители без масок заикавшему от неожиданности Савве.
  -Ик! А вы - то зачем мстите?! Ик! Делать нечего? Ик! То-то мне бабушка жаловалась! Ик! Она еще с матерью говорила! Ик!
  -Она ничего не знает! И ты не проболтайся.
  -А мне зачем все это?! Вот влип! И ноги гудят! Ик! Ик! Ик!
  -Мы думали, тебе тоже х...рово.
  -Ну, не фонтан, конечно. Но чтобы так... Я вне политики.
  -А кто поверит? Ты самого губернатора гонял!
  -Думаешь, посадят?
  -Местные тебя не сдадут, они все на власть злые. Но ты не убежишь с такой комплекцией.
  -Валиев тоже угрожал, что форы мне больше не даст, сразу догонит.
  -Ладно, не стрессуй! Придумаем что-нибудь.
  -Думайте скорее! А я домой пойду, так полежать хочется! Как у вас с общественным транспортом? Я не дойду.
  -Добросим, позвоню сейчас Семену.
  Через пять минут мстители загрузили Савву в черную ладу и отправили к бабушке на диван. Как раз вовремя! Айдар Валиев уже выполнил срочные поручения Виталия Андреевича Бубликова и спешил в дом Нины Петровны Кошкиной разобраться с незадачливым и самым приметным кулешовским мстителем.
  В поселке Металл Советов в доме Павла и Анны Талаш тоже велись не менее странные разговоры:
  -А если бы тебя поймали?! Я не собираюсь одна оставаться!
  -Ни одна сволочь со мной не пошла! Один все делал! Этими руками!
  -Лучше бы ты денег с них взял.
  -Ага! Они меня почти задавили, а я с них три рубля за все! Нет! Око за око!
  -Паша, очнись. Что ты можешь?
  -Соседи называются, предатели! Ты биту хорошо спрятала? Я тех бандитов еще достану! Никуда не денутся - не на чем им ехать из Кулешей.
  -Пашенька, ну их к черту! Ты уже машину раздолбал, успокойся.
  -Они меня на обочину спихнуть собирались, гады! Щас поем и пойду мстить! Ты куда биту спрятала?
  -Поешь, поешь Пашенька. Я пельмешков сварю, да побольше. Вот и коньячок с прошлых шашлыков остался. Тебе надо стресс снять! - суетилась Анна, рассчитывая накормить мужа до отвала, чтобы тяжелая вредная пища вкупе со спиртным отяжелила ноги и сморила голову супруга, а там, может, он и раздумает мстить.
  Нет, уважаемые читатели, не заблуждайтесь, Павел Александрович Талаш не мститель и никогда им не был, он - гремлин! Точнее, гремлин намбарван, как говорят старушки в веселеньких кроссовках, значит за себя он, а другие все по боку! Просто сорвались Кулеши в мстительную пучину и летят, не чуя ни дна, ни предела, таща за собой всех своих жителей без разбора. Чем все закончится? По-другому вопрос стоит - закончится ли вообще все это? Вот и в мэровском гараже народ все не расходился:
  -А мы здесь причем? Мы только яйцами кидались! Губернатора питерский банкир давил, среди нас таких толстых нет!
  -А губернаторскую машину кто уделал?! Гремлин Талаш! Он чей?
  -Не наш точно! Он всегда за себя, на других ему наплевать!
  -А чего это он чокнулся так? От жадности что ли? Ему же всегда мало!
  -Так его задавили, утром еще! И хотели на обочине спрятать. Кому понравится?
  -Я бесплатно машину ремонтировать не буду! Пусть начальство забирает и думает.
  -А с трактором что?
  -Бочкин его уже отогнал, рад до пятой точки, что с ним все в порядке!
  -Никогда не думал так про банк - нервные там профессии! Дочь планирует поступать учиться на банкира, вот и задумаешься! Надо Нине Петровне приглядывать за внуком, у нас даже самые злые губернаторов не давят!
  -И нам приглядывать за гаражом придется, этот гремлин с битой шастает! Если он на наши машины кинется, кто их ремонтировать будет? Может, сдадим его ментам?
  -Тебе Анна такую сдачу даст! Как она ментов огурцами побила! Надо было биту сразу отобрать...
  -Но как мы им сегодня дали! - мужики одобрительно загудели, гордясь собой, родным коллективом, соседями, знакомыми и всем кулешовским народонаселением.
  Вот интересно - у нас действительно думают, что недовольные, почти уже озверевшие российские граждане будет выражать свой протест в очерченных законам рамках и формах? А яйцами по морде не хотите?
  Кулеши постепенно приходили в себя. Городской воздух очищался от запаха сероводорода, властную трибуну из столов и металлических ширм разбирали дворники, воздухоплаватели на радужном шаре успокоились в кабинете городского прокурора и были готовы к компромиссу. Тракторист Бочкин, повторно убедившись, что питерский мститель не угробил его орудие труда, отправился обедать. Нина Петровна Кошкина отпаивала своего внука-пассионария горячим сладким чаем, вытолкав из квартиры лейтенанта полиции Айдара Валиева, тщетно пытавшегося разобраться в истинных причинах странного поведения Саввы. Павла Александровича Талаша, объевшегося превкуснейшими домашними пельменями да под коньячок, к радости его жены Анны сморил полуденный сон.
  Даже губернатору с его помощником удалось достичь согласия с ехидным кулешовским мэром и его заместителем-подхалимом. Стороны договорились помалкивать о своем позоре на праздновании Дня России и свершившимся рукоприкладстве, тем более, что новых фингалов у Царапкина не намечалось; а еще губернаторская сторона пусть и с большой неохотой, но пообещала рассмотреть возможность дальнейшей политической карьеры Симеона Иоанновича - конечно, если тот перестанет нести всякую чушь про руководство и его хулиарды! Ну а что, кулешовский мэр не дурнее тех, кто наверху, а неврозы лечатся медикаментозно и вполне успешно. В общем, надо жить дальше.
  Поздно вечером официальные гости Кулешей в чужой мешковатой одежде и на чужой машине покинули Кулеши, пообещав себе больше никогда в них не появляться:
  -Я надеюсь, что съемки этого сумасшествия изъяты прокуратурой?
  -Мне клятвенно пообещали! А машину заберут завтра утром. Господи, неужели мы едем домой?! Я будто сто лет в дурдоме отсидел!
  -Но народ действительно озверел! Это становится опасным!
  -Никому не говорите, прошу вас! Давайте все забудем.
  -Не думаю, что нам позволят. Как они нас яйцами отхлестали! Неужели забудете?
  -Хамы! Гопники! Чему вы рады?!
  -Нет, конечно, не рад. Просто придется что-то менять, придется.
  Вы умница, господин губернатор! Так и быть, даю вам имя - заслужили! Нарекаю вас Алексеем Александровичем Уткиным и до новой встречи. Бай-бай!
  
  
  Глава 19. Гремлины.
  Это иностранное слово не раз уже встречалось на предыдущих страницах, и пора уже раскрыть его смысл и историю. Прилетело оно в Кулеши вместе со знаменитым американским одноименным фильмом в те незабываемые для России девяностые годы прошлого века. Забавные пушистики, превращающиеся в монстров после того, как их напоят водичкой, весьма позабавили и развлекли горожан. А затем местное культурное и около того сообщество переработало значение данного слова с учетом сложившихся местных традиций и включило его в активный лексикон населения. В Кулешах, в отличии от Америки, гремлины становились монстрами не тогда, когда им что-то давали запрещенное, а наоборот, когда что-то не давали. Первыми и основными носителями данного прозвища стали жители поселка Металл Советов во время рыночных преобразований советской промышленности, а точнее - в период подготовки и проведения знаменитого собрания акционеров Кулешовского металлургического завода, когда погиб один из той знаменитой мушкетерской троицы.
  Александр Петрович Ковригин не был настолько наивным, чтобы полагаться только на сознательность, советское воспитание и солидарность работников и ветеранов завода в плане распоряжения доставшимися им акциями КМЗ. Нет, он призывал их к расчету и мудрости, к оценке настоящей выгоды от владения или продажи своего актива - ведь их зарплаты и другие выплаты были достаточны, чтобы не менять срочно акции на хлеб насущный. Ну а тем, кто все-таки хотел подержать в руках немалые суммы от продажи, Ковригин предлагал компромисс между личной корыстью и интересами всех заводчан - продать акции его компаниям или отдать их ему в управление. Красный директор только не учел, что некоторые работники либо уже разорвали пуповину с заводом, либо этой пуповины и не было никогда, не связывали они свое будущее с КМЗ, а поселок Металл Советов между тем начинал застраиваться совершенно другими домами - коттеджами.
  Семейство Талашей владело земельным участком в поселке еще с грязнухинских времен - пять соток земли и хлипкая черная хибара. Но уже родители Павла бесплатно получили в конце пятидесятых двухкомнатную квартиру в Заводском районе в одной из первых хрущевок в Кулешах, а семейный надел использовали в качестве садового участка, особенно в голодные и безденежные времена разгара перестройки. Все Талаши по мужской линии работали на КМЗ, так что обладателями его акций стали сразу три поколения семьи, а распоряжаться доверили самому молодому из них - Павлу.
  Нет, кулешовцы никогда бы не обзывали Павла и Анну Талаш гремлинами только из-за их расчетливого и эгоистичного поведения, они такими были всегда, да и остальные горожане альтруизмом и коммунистическими идеалами не страдали. Возмутило Кулеши другое! Воплощая в жизнь американскую мечту о собственном доме-коттедже и независимом материальном достатке, супруги Талаши не просто продали Веринева свои акции и акции семьи, но подрядились за неплохой барыш уговорить (точнее, обмануть) других акцевладельцев тоже уступить свои активы и совсем недорого. С этой целью Павел Талаш ежедневно обходил и уговаривал соседей-поселковцев престарелого возраста и тех, кто моложе, но глупее:
  -Когда еще такой шанс выпадет! Эти акции вам бесплатно дали, а тут настоящие деньги в руки падают!
  -Так-то оно так! Но люди говорят, что Ковригин не советует продавать.
  -Ковригин! Он о себе думает, не о вас. Весь завод хочет заграбастать!
  -Может и так! Но эти приезжие людям не нравятся. А Ковригина мы давно знаем!
  -И что? Он вам за знакомство, что ли, отстегнет? О себе подумайте, о внуках, о будущем - даже образование платным стало!
  -И не говори! Я продам, Ковригину и продам.
  -Опять Ковригин! Его фирмы платят не сразу, а Веринева к вам домой сейчас приедет и с деньгами!
  -Так-то оно так! Но я их не знаю, а Ковригин директор завода.
  -Тьфу! Он директор, а ты кто? Его заместитель, что ли?
  -А ты чего стараешься? И не стучи тут копытами, мне подумать хорошо надо!
  -Эту лавочку с деньгами прикроют, пока ты думаешь! Пеньки неповоротливые! О себе подумайте!
  -Я подумаю! А ты чего обо мне страдаешь? Агитатор вериневский, гуляй отседова!
  В общем, трудно поддавался возрастной поселковский народ на уговоры, в отличии от местной молодежи, и компаньёны злились на Талаша, но им всем помогла бандитская ночь. После гибели Кривицкого и бегства мушкетеров с женами и детьми из Кулешей Павел Талаш заново начал окучивать поселок и вел себя он уже уверенно и нагло:
  -Что делать теперь будете? Ковригин сбежал и не вернется, а новым хозяевам ваши акции не нужны. Только я могу вам помочь, по знакомству предлагаю половину старой цены и уговаривать не стану!
  -Как половину?! А, может, Ковригин вернется?
  -Ну-ну! Кому вы нужны! И завод ваш не нужен! Бери деньги и расходимся.
  Далее следовали два сценария дальнейших действий - поселковцы либо соглашались с Талашом, либо взашей выталкивали его из своих домов; причем, несогласившихся было даже больше половины, что очень помогло затем Ковригину в возвращении на завод. Вот тогда-то и стал Павел Александрович Талаш гремлином, и первым обозвал его так Печенег:
  -Придурки! Сами потом пожалеете! Кому ваши акции нужны будут?!
  -Катись! Жалельщик нашелся! - возмущались старики.
  -Агитирует? - Печенег хмуро разглядывал неудавшегося бизнесмена Талаша - Совесть поимей, Пашка! Твои-то не знают про свои акции, что ты их продал.
  - Не твое дело, старик! Я никого не граблю, миллионов у меня нет, как у Ковригина! Этот завод наш общий, а не его.
  -Общий? Ты его строил? Сколько ты на нем работаешь? Пять лет? Это завод твоего деда и отца, мой и этих стариков, которых ты обмануть хочешь! У тебя ничего своего нет, не создал пока, ты - богатый наследник и все. А вот что достанется твоим детям?
  -Только ковригинские должны получить?
  -У Ковригина беда большая сейчас, твои бандиты постарались. Думаю, все же вернется он, а потому в яму его не толкай! Нам всем лучше будет, если Ковригин вернется!
  -Я тоже так думаю - поддержал Печенега выгонявший Талаша старик - И потом, ради чего я должен свои акции за полцены отдавать?! Я не богач и не дурак!
  -Не дурак! А вот ты, Пашка, и приятели твои за бесценок свое наследство спускаете. Ты умнее их будешь, все понимаешь и деду не расскажешь, что променял его акции на новый драндулет! Гремлин ты! Снаружи вроде человек, а по сути - гремлин! Главное для тебя - свое урвать, а дальше трава не расти! Не по-людски это...
  -Ты меня еще коммунизму поучи! Было всё общее, а сейчас каждый за себя!
  -Ну и катись с моего двора! За себя я сам думать буду! - вытолкал на улицу Талаша неподдающийся на обман и уговоры ветеран-поселковец.
  Кулешовцы были смущены и запутаны сложившимися обстоятельствами из-за бегства мушкетеров с завода, а потому на общее собрание акционеров не пошли многие из них. Но акции решили придержать у себя, тем самым отдав временную победу Веринева, одновременно сохранив лазейку для Ковригина.
  Последовавшие за тем собранием два вериневских года на КМЗ смутили и запутали заводчан еще больше - такого бессмысленного и бездарного управления, отродясь, в здешних местах не бывало! За короткий период Веринева сменила трех директоров, двух главных бухгалтеров и нескольких их заместителей, перетасовала многих начальников цехов и ведущих технических специалистов, не обращая при этом никакого внимания на реальные проблемы завода.
   -Зачем?! - ломали голову заводчане - кто работать будет?
  -Продержаться надо! Не может такого быть, чтобы целый завод придуркам дали! Поиграться, что-ли?
  -В третьем цехе печки на ладан дышат, а эти заезжие на семинар по лидерству всех технологов погнали!
  -Пятый тоже один брак гонит! Мужики уже работать не могут, один мат стоит! Ради чего корячиться?!
  -Только Пашка Талаш бракует и орет, что это не его забота, а зарплату пусть платят! Но мы-то не гремлины!
  -Вчера начальника ОТК уволили. Одним днем умудрились! Замша его ревет белугой, они ж ей москвича какого-то пообещали с высшим компьютерным образованием! Вот она и рада до слез!
  -Да кто они - то? Кто эти придурки?! Глянуть бы разок! Может, инопланетяне?
  -А ты кому акции продал? Пашке Талашу? Так он не инопланетянин, гремлин он!
  -Черт дернул его послушать! Дальше что будет?
  Тогда в девяностые заводчане смогли ответить и смогли продержаться до ковригинского пришествия в Кулеши. Что им помогло? Наследие. Да, то самое кровавое, совковое, тоталитарное и совершенно неэффективное! И сколько раз оно еще спасало Россию, своих неблагодарных и глупых наследников! Кулешовские импэриа рэдасы вместо рухнувшей заводской вертикали перешли к горизонтальным связям и кооперациям. Неформальные помощь и сотрудничество технических специалистов на разных уровнях цеховых производств смягчили бардак и безграмотную политику новых управленцев КМЗ.
  Причем здесь наследие? - спросите вы. Притом, что все это тогда сделали пока еще советские (читай имперские) люди, обученные еще в советских школах, вузах и на предприятиях; им хватило знаний, опыта и, самое главное, желания защитить уже чужую частную собственность от разрухи и некомпетенции новых русских. Но это удалось тогда, сейчас так не получится! Многолетние и весьма успешные усилия, направленные на внедрение в сознание современного наемного работника (любого уровня) понятий собственного ничтожества, ненужности и неценности (помните - Не нравится - за ворота!), привели к парадоксальным и совершенно нерыночным результатам. Они выражаются очень интересным лозунгом - деньги ничего не решают! Не решают даже на космодроме Восточном, даже детей рожать не заставляют. Да и советские люди, как и красные директора вроде Ковригина, оказались внезапно невечными и не такими прочными, как считали самоуверенные российские младореформаторы. Итог - деньги в бюджете есть, но проблем все больше, а люди все злее и злее!
  Павел Александрович Талаш, прозванный кулешовцами гремлином, активно вписывался в новую рыночную реальность. На деньги, вырученные от продажи семейных акций и от обмана своих соседей, он поставил панельную коробку большого двухэтажного коттеджа в поселке Металл Советов и купил первый собственный автомобиль. Талаши впахивали в поселке без сна и отдыха - быстрее достроить дом, обработать уже не пять, а десять соток приусадебного участка, накупить богатств на полные закрома и еще, еще, еще...
  И все бы ничего, свою ведь спину ломали, не чужую, никто бы за это не попрекнул. Правда замечали, что талашовские детки так и выросли на стройке в чужих обносках, что все лето на огороде проводили, а не в городских детских лагерях, что Людмила сразу после школы из дома ушла, разругавшись с матерью, и в чем была, в том и сбежала к Сергею Кошкину. Единственный сын Талашей Семен тоже не задержался в отчем доме. Сначала армия, потом областная столица на несколько лет с работой от заката до восхода и неуютным сьемным углом, единственным прибытком всего этого стала встреча Семена с амбициозной юной красавицей Марией, заявившей прямо, что любовь любовью, а мужчина должен быть успешным. Семен старался, очень старался, и получалось многое! Только еще кое-что получилось, о чем Мария и подумать не могла даже, но об этом после.
  Знаю, многие мои читатели выразят недоумение столь негативной оценкой супругов Талашей со стороны их соседей, заводчан и всех знакомых с ними кулешовцев. Нормальные люди, не пьющие, работящие и все в дом, как говорится. Только как забыть обобранных стариков с их ваучерами, единственным и последним что осталось им от огромной страны? И вы бы согласились работать с такими гремлинами в одной бригаде? Или жить по-соседству? Это в многоэтажных панельках жильцы каждый сам за себя и инкогнито, а когда твой автомобиль застрял в грязи на поселковской дороге, очень нужна помощь соседа.
  А еще была у Талашей одна особенность, довесок ко всему имеющемуся, ягодка на торте, как говорится. Бесила она кулешовцев буквально до белого каления! Какая? Наглость! Нет, не так - НАГЛОСТЬ!!! Незамутненная - как чистейшая вода в лесном роднике; непоколебимая - как уверенность трехлетнего карапуза в том, что мама с папой его любят, и он самый лучший из всех карапузов на Земле; грубая и вседозволенная - как сермяжная правда убежденных ненавистников несчастных российских интеллигентов о беспросветной бесполезности и продажности последних. Впрочем, насчет интеллигенции в России - каждый сам кузнец своего счастья, ну или несчастья.
  Непонятно? Объясняю! Талаши ведь не просто сподличали с акциями тогда в девяностые годы, суть в том, что они и не поняли, что сподличали, за что их гремлинами обозвали? Это же рынок, каждый сам за себя и против всех! А тут еще и советские представления о труде и трудящихся им весьма пригодились - ну продал ты акции и что? Все равно ты хозяин завода, твоим трудом все создано и создается, а все буржуи - воры и бандиты! Пусть платят! Поэтому Павел Талаш упорно посещал общие собрания акционеров КМЗ и после 1993 года, где громко требовал свою пачку печенья и банку варенья от Ковригина, все же объяснения новоиспеченного буржуя о необходимости вкладываться в технологии и оборудование, он яростно крыл воплями о социальной несправедливости и непрерывном повышении зарплаты трудящимся, особенно тем, кто в термичке, где и трудился сам все эти годы.
  -Я понимаю вас, но зарплата на заводе в разы выше средней по городу. Мы и дальше будем ее повышать! Только на чем вы работать будете через пять лет?
  -А это не наша забота! Кто народное добро стырил, тот пусть и думает! Мы пашем и имеем право! Без нас завод все равно, что железо и все!
  -У тебя-то что стырили, гремлин? Сам все продал, да еще и стариков обобрал! - бесились от наглости Талаша акционеры КМЗ.
  -Я ничего не нарушал! Они сами добровольно! Я свое требую! Зарплату! Зарплату! Зарплату! - присоединилась к вожаку поселковская стая таких же несостоявшихся хозяев завода.
  -Заткнитесь! Вы не на митинге! И чего сюда приперлись?! Вы не акционеры! Мы решать будем, а не гремлины!
  -Так я не отказываюсь платить, просто поймите - союзной кубышки больше нет, на все надо заработать самим! - неловко оправдывался Ковригин, с трудом избавляющийся от родимых пятен коммунистической идеологии.
  -Охрана! Выведите этого гремлина отсюда! Не по праву глотку дерет! Оборзел уже от наглости! И его подпевал тоже! - не стерпел Мирон Рига - А ты чего перед ними распинаешься, Саня? У нас проблем решать - не перерешать! Давайте, мужики! Вы такие же акционеры, как и Ковригин, думайте, что делать будете! Москвы у нас больше нет!
  Да... много воды утекло с тех пор. И Россия вроде как с колен встала, и рынок везде бал правит, и Москва о себе напомнила, да так, что и захочешь, а не забудешь! Или все по-другому? Не так, как кажется? Точно, матрица! Мне даже торговые центры сейчас центрами обмана и жульничества кажутся, там не товары продаются - какие потребности они удовлетворяют? Они же не настоящие! Алина Окулова ведь сказала в Лучанах еще в 2016 году, что кучу платьев на себя не напялишь, и десятый кусок колбасы в горло не влезет. А за этот обман граждан России еще и пахать на чужого дядю убеждают, заставляют, уговаривают! За стеклянные бусы аборигены жизнью расплачиваются, к звездам-то лететь нам никто не предлагает!
  И еще - мы не гремлины, мы люди, способные думать, видеть, рассуждать! В абсолютном большинстве своем способны, в любом, даже самом маленьком и провинциальном городке России способны, и меньшинства всех видов, родов и даже цветов мы не обидим, многим поделимся, мы же все люди! Чтобы по-честному было, по-справедливости и для всех.
  
  Глава 20. Первый закон Печенега.
  Что дальше? - бесконечно ломал голову Александр Ковригин - Линды больше нет и Сереги...надо встать, надо что-то делать. А зачем? Это я виноват! Вцепился в завод клещами! Господи, мне ничего не надо, только бы вернуть Линду и Сергея! - но в безвольном теле вопреки мольбам и стонам неумолимо зарождались импульсы силы и собственной правоты мужчины - Нет! Обломаетесь, хозяйчики! Я вернусь, и все будет, как я решу! - рывок и его тело уже готово к борьбе и мести - Алло, Мирон? Я еду к тебе, надо поговорить. У тебя остались немецкие контакты Сергея? Ты со мной? Тогда скажи Янке собирать чемодан, мы возвращаемся в Кулеши!
  И снова осень в провинциальном городке, вторая половина девяностых годов прошлого века, раннее утро и вокзальный перрон, тот самый, на который три года назад выпрыгнули из поезда Москва - Кулеши три советских мушкетера с громадными планами осчастливить всех без разбору кулешовцев, создать крошечный рай в сползающей в пропасть стране. Тот самый перрон, на который двадцать с лишним лет спустя шагнет из поезда человек Нового времени, воспитанный уже в свободной и рыночной России, избавленной навсегда от кровавого наследия советской империи. Шагнет и сходу кинется мстить за ложь, несправедливость и презрение тех самых хозяйчиков. Так было и так будет, потому что иначе Россия исчезнет. Но пока забудем про Савву Велиховского и вернемся к мушкетерам.
  -Здравствуйте, Максим Семенович, а мы к вам. Не прогоните?
  -Здравствуйте! Хорошим гостям я всегда рад. Когда вы приехали? В городе не знают ничего. Маскируетесь?
  -Это пока, копим силы для наступления. А к вам мы первому заехали. Спасибо хочу сказать за то, что защитили жену и сына тогда.
  -Угу. Ну, проходите к столу. Я щас быстро соображу что-нибудь. Ставь поминок, Александр Петрович, помянем всех.
  -Тут закуски еще, тарелки можно? - суетился Мирон Рига - Янка привет вам передает, соскучилась по Кулешам.
  -Пусть земля будет им пухом... - махом опрокинули стопки с коньяком Печенег и мушкетеры - Ну что делать будешь, Александр Петрович?
  -А вы как думаете, что мне надо делать?
  -Ты ведь не о том спрашиваешь, как завод вернуть, да?
  -Да, это не проблема. Вообще что делать?
  Приехали! Когда же ты успокоишься, Николай Гаврилович? Опять голову ломать надо, заколдованный круг какой-то. И не убежишь от этого вопроса, не спрячешься - он же не про кого-то лично, он про всех нас! И ответ общим будет, а не только как в Москве решат.
  Пришедший на обед к отцу Александр Максимович Печенкин застал наших героев, жарко обсуждающих вечные темы и обсуждающих их уже на ты:
  -Они не глупые детки! Все должно быть заработано, а не подарено! А вы их опять осчастливить собираетесь - каждому по конфете и по головке погладить. Вот так гремлины и получаются, и страна валится в тартарары! А все вроде для людей с заботой и любовью - как после войны коммунисты решили, что надо забыть те ужасы, поберечь неокрепшее новое поколение, вырастить его добрым, честным, не жадным. И что? Вырастили! А вы добрые да хорошие страну разрушили. Конечно, не вы же за нее насмерть стояли! Вы только нюнили перед мировыми бандитами: "Мы виноваты, сами виноваты, и сами все отдадим, только давайте подружимся!" вместо того, чтобы в лоб им дать. А почему? Вы жизнью ваших отцов и дедов побрезговали, не захотели рядом с ними встать, ношу разделить, кровавую и страшную! Вы, когда Союз валили, о себе думали, как свою совесть успокоить, замараться боялись!
  -А ты считаешь, что надо было закрыть глаза на все?! Сколько тогда сгинуло? Не на фронте сгинуло! Не вспоминать об этом?
  -Вы не забыли - вы сжульничали! Вы обменяли свою справедливость на победу, на тех, кто тоже сгинул, но не по тюрьмам, а на фронте! А победа не только ваша, ей и дальше страну держать! Кто вы без нее? Сироты казанские! Гремлины!
  -Слышь, Печенег, ты по-тише! Чего обзываешься? Мы же не против победы, не против отцов, мы за справедливость!
  -Тьфу! Справедливость для тех нужна, кто дело делает, кто в грязи и крови о людях думает, кто даже надежду свою на то, что его пусть не простят, но хоть выслушают, подальше прячет, потому как ни сил, ни времени надеяться у него нет! А чистым и сытым зачем справедливость? Чтобы колбаса не в то горло не попала?
  -Ты ж либерал! Сам кричишь против диктата! И сам же Союз оправдываешь!
  -Причем здесь Союз?! Что этот кусочек времени стоит против того, что уже было и что будет на нашей земле? Мы не ангелы и никогда ими не будем! А я либерал - да! Я сам решаю и выбираю, только отвечать тоже мне! И конфеты ваши мне не нужны! В мире нет столько денег, что купить мою свободу!
  -Но мы же по справедливости! Люди создали завод, а мы придем и заберем. Почему не дать каждому по доле?
  -Кто создал завод? Они? Тех, кто создавал уже на свете нет! Это наследники в очередь выстроились, а достойны ли они всего? Растащат наследство по норкам и за новым придут. Что тогда делать будешь?
  -Что?
  -Я тебя спрашиваю! Ты же Богом быть собираешься, не я.
  -Почему, Печенег, ты людям не веришь?
  -Чушь все это, жалость к Афонькам! Как в том кино про сантехников, где они без рубля с места не встанут, а их на собрании уговаривают честно работать и не пить. Жалеть больных надо и немощных, а здоровые пусть трудятся!
  -Да ты похлещи московских демократов будешь!
  -Ты меня с этими жуликами не равняй! У них одна забота - себе кусок урвать пожирней и послаще. Хотя, нет! Еще больше они хотят на Запад протиснуться, своими стать, пусть в дворницкой в уголок примоститься, но чтоб не выгнали.
  -Прямо чудо какое-то! Либерал - антизападник! Как такое может быть?
  -Ты в России живешь, а спрашиваешь?
  -Ты не прав отец! На Западе много хорошего, образование какое, мы отстаем - деликатно поддержал гостей Александр Печенкин.
  -Хотелось бы верить, а еще проверить. На советском образовании Союз вон как рванул! Посмотрим, как вы полетите и куда.
  -Либерал не должен хвалить совок! Тогда он не либерал - ехидно хмыкнул Мирон Рига.
  -Ты меня не штампуй! Впрочем, какая разница как обозваться? Главное дураком не быть!
  -Он прав, Саня! Не во всем, но прав. Серега тебе твердил, становись сам хозяином, тогда заводчанам поможешь. Ты им доли суешь, но главное завод-то должен работать, иначе твои доли - бумажки пустые.
  -Вот! Мы вступили в жестокий мир, балласт с борта! Никакого вранья со сладенькой жалостью! Выпьем! Сашун, возьми стопку, буржуи французским коньяком угощают.
  -Хреново звучит - поморщился Ковригин, но выпил.
  -Привыкнешь! - философски откликнулся Печенег.
  Итак, Максим Семенович Печенкин обнародовал свой первый либеральный закон - "Ура! Школа закончилась! Да здравствует взрослая жизнь для всех! И никаких поддавков!" Для всех, и для Александра Ковригина и его верного друга Мирона Риги тоже.
   В добрый путь, мушкетеры!
  Конечно, Александр Ковригин вернул себе завод, не было тут особых проблем. Сергей Кривицкий, сидя в министерстве в Москве, заранее все просчитал исходя из текущего положения и перспективных планов рыночного российского правительства, в т. ч. и по пресловутым залоговым аукционам, и заграничные контакты на предмет получения крупного займа он тоже успел подготовить. Все сделал Сергей для друзей, успел до своей гибели, и заводчане акциями подсобили. Я думаю, как много могли бы сделать такие специалисты, как Кривицкий, для развития рыночной экономики у нас, ведь их даже в крупнейших корпорациях мира по пальцам считать можно, и честь у них была, и совесть. Прав был Печенег - побрезговала тогда новая Россия совковым наследством, побежала попрошайничать на Запад, слезно моля научить нас дикарей уму-разуму. Вот и получилось то, что получилось, не на что жаловаться.
  Новая жизнь началась у завода. Сколько их уже было этих жизней - в тридцатые с того собрания партъячейки во главе с Демьяном Курицыным; в сорок первом году с директором Арсением Сергеевичем Калинкиным, отцом одноклассника Виктора, старшего брата Печенега. В сорок пятом году с фронтовиками, вернувшимися с войны, с вдовами и сиротами не вернувшихся мужей и отцов. В восьмидесятые годы с молодым директором Александром Петровичем Ковригиным, активно модернизирующим цеха и отношения на заводе в духе социалистической демократии и перестройки, про Веринева лучше не вспоминать - смыло их как пену и все. И опять вставать с колен, опять восстанавливаться и расти.
  У завода все получилось, вернее у людей, работавших на нем. Кулешовцы тепло вспоминают то время - ощущение сопричастности и важности общего дела объединило старых и вернуло многих уехавших на заработки заводчан. КМЗ снова приобрел мужское лицо, как в цеховых, так и управленческих своих сегментах, что, заметьте, всегда очень ярко сигналит о неплохом положении любого предприятия в России. Завод выжил и дал выжить своему городу, но так произошло не везде в России.
  Мушкетеры не были столь наивны полагать, что им удастся спрятаться в укромную норку от сумасшедшего внешнего мира, они просто надеялись дождаться лучших времен:
  -Какие еще партии? О чем ты, Саня? Это все один дурдом.
  -Мы не проживем в маленькой коробочке. Я уже согласен терпеть их воровство, но страну надо собирать! Ты про партию промышленников слышал?
  -Промышленников? Это ты про тех, кто заводы разоряет подчистую и вывозит все заграницу? Жулики, значит, так сейчас делятся? Кто с деревни все тащит, те аграрии, а эти с промышленности, а еще нефтяники, ученые, культурные деятели. Все чесом занимаются! Торгаши!
  -Да что делать нам? Так и будем латать и подкрашивать оборудование? Заборчиком деревянным отгородимся? Союз когда сгинул? А мы все те же и с тем же. В отсталое болото превращаемся. Нам столько всего надо и не только денег! Нам Москва нужна!
  -В политику пойдешь? Сожрут! Вот тут пощады точно не жди.
  -Нет, но, если Москва не проснется, мы все сгинем. Свою армию, деньги и границы не заведешь.
  -Эх! Серега бы нам быстро все по полочкам разложил, у него просто нюх был на такие вещи. Кстати, как у тебя с Изольдой? Янка от любопытства вся извелась, а спросить стесняется.
  -Не понимаю! Она мне уже второй раз отказала. Ну чем я не подхожу? Не кривой, не больной и с Гришей она ладит. Что мне на карете приехать, что ли?
  -Не понимаешь? А ты подумай! Как твою последнюю звали? Или она уже предпоследняя?
  -Мы взрослые люди, вот женюсь, тогда и все... может быть. Постараюсь. Чего лыбишься?!
  -Да так. Старайся, Санечка, Изольда гордая, сам знаешь.
  -Как их понять, этих женщин! Ну чем я ей не подхожу?! Сказала бы!
  Мир как-то не так повернулся и все изменилось. Александр Петрович Ковригин, однолюб и верный муж, стал активным ценителем женской красоты, хотя, по правде говоря, пассивным ценителем - всегда лишь откликаясь на женские призывы. Избранниц своих Ковригин не обижал, не обижал ни эмоционально, ни телесно, ни материально, просто призывов было много, а как откажешь, еще обидятся. Но жениться он хотел на Изольде, семью хотел и мать для Григория.
  Почему Изольда отказывала? Кто ж поймет этих женщин? - вздыхал Ковригин. Из ревности все, Александр Петрович! Нет, не к временным искусительницам, Изольда как никто понимала, что случайный секс ничего не решает. Она просто изъедала себя воспоминаниями о том, как любил Ковригин свою Линду, и не соглашалась на меньшее. Немым укором встречала и провожала она его в Москве, внушая вину и неловкость неудачливому жениху. Ковригин внушался и снова просил руку и сердце неприступной красавицы, но ничего не понимая и чертыхаясь. Все-таки перебарщивала со средневековым поясом целомудрия Изольда Львовна - это как раз про второй либеральный закон Печенега, но про него поговорим позднее.
  Мирно жили Кулеши и завод целых двенадцать лет, даже август 1998 года перетерпели с его кратным ростом цен и коллапсом всех государственных и частных финансов, КМЗ работал тогда исключительно на внешние рынки, что и спасло его от краха. Нет, не шиковали, конечно, не барствовали, но жили. И на юг стали ездить, кое-кто заграницу выбрался, и новые авто нерусской марки в кредит стали брать, дома новые в Кулешах появились в приличном количестве (многоэтажные и частные), где жилье предлагалось по доступной ипотеке, мечтать снова стали о карьере и учебе детей. Хрупкое равновесие, установившееся с внешним миром, породило иллюзии у людей, что так будет еще очень долго. Где-то там далеко бомжи, бандиты и новоявленные нувориши заполонили разрушенные улицы и дома советских городов, поселков и деревень, дерутся они каждый день на ножах и пистолетах за народное добро, текут кровь и слезы побежденных и проигравших. Ужасы, короче, жуткие! А кулешовцам беспокоиться не надо - мудрый директор КМЗ все решит и все придумает, только ходи на завод и работай. Ничего не напоминает? Правильно, слова Печенега: "Так появляются гремлины!". Но он зря боялся. Капитализм порождает циклическое развитие, при котором кризисы неизбежны.
  И грянул кризис 2008 года, огромный и беспощадный, вывернувший всю Россию наизнанку, похоронивший кулешовский заборчик слету и без остатка. Вот тогда вспомнил красный директор слова Печенега о балласте, вранье и сладенькой жалости. В полный рост встал перед Ковригиным жестокий вопрос: балласт сбросить и плыть дальше или пожалеть людей и будь, что будет. Ковригин выбрал и стал настоящим хозяином завода. До трети персонала КМЗ в цехах было сокращено, а в отделах и больше половины работников пошли за забор. Народ насторожился, сурово и недоверчиво вглядываясь в своего любимого директора: "Как же так?". И Ковригин ответил в интервью телекомпании Тарус:
  -Александр Петрович, ваш завод всегда выступал против массовых увольнений работников, наоборот, вы поддерживали политику социального партнерства и сотрудничества. А что сейчас?
  -А сейчас нам надо выжить. Предприятие в очень сложной ситуации, в этом и следующем годах предстоит расплачиваться по основным долгам. К государству за поддержкой мы уже обратились, но мы у него не единственные, да и возможностей помочь стало меньше из-за падения цен на нефть. Мы ведем переговоры с крупными промышленными холдингами, но вы должны знать, что тогда контрольный пакет акций КМЗ и прибыль соответственно перейдут холдингу, решать все будут там. Возможно нам удастся договориться о сотрудничестве и новых заказах без вхождения в холдинг, но в любом случае без сокращения затрат заводу не выплыть.
  -Но все было хорошо. Почему так стало?
  -Всему на свете есть цена, а независимость и суверенитет вообще баснословно дороги.
  -Вы критикуете власть?
  -Власть всегда есть за что критиковать, но я не об этом. Я хочу, чтобы горожане поняли, деньги с неба не валятся, их надо заработать. И долги нам никто не простит, как Союз Африке. Будут деньги у завода, будет и социальная политика, а сейчас мы выживаем!
  -Но люди чем виноваты? Они честно работают! Это просчеты руководства!
  -И что? Куда вы денетесь с подводной лодки?
  -Скажите, когда все наладится, вы вернете людей?
  -Я не могу обещать. Единственное скажу - сделаю все, чтобы выправить положение, и прибыль завода пойдет на это, если будет она конечно. Мне жаль, но наш заповедник рухнул, реальный мир таков, как есть. Надо приспосабливаться!
  Эх, Николай Григорьевич! Не получилось у мушкетеров воплотить ваши идеи на местах, а так все хорошо шло и мирно. Каков точно второй либеральный закон Печенега? Надеюсь, не все против всех? Стране тогда не выжить!
  
  
  Глава 21. Поминальный сбор.
  На поминках в России обычно никто не рыдает и не причитает, жалуясь на одиночество и судьбу. Не потому, что горя не чувствует или смирился уже - нет, боль еще не ушла, и никакой смысл во всем случившемся не проявился. Просто это последние дни наших ушедших и близких людей. Это их дни перед вечностью и тишиной. Только их, а не тех, кто остался!
  Александр Петрович Ковригин, бывший коммунист, последний красный директор Кулешовского металлургического завода и первый его хозяин - это его день, девятый день после смерти - 15 июня 2019 года. Большой фотографический портрет с черной лентой помещался на центральном столе, установленном в заводском парке у проходной завода среди других накрытых белыми скатертями столов. Вокруг них суетились женщины в черных косынках во главе с Изольдой Львовной Кривицкой, разнося миски с куриной лапшой, тарелки с пюре и котлетами, стаканы с компотом и сдобными булочками, на поминок всем раздавали по чайной паре, водку разливали сами пришедшие. Да, все как всегда и как у всех в России, неважно директор ты или просто обычный человек, смерть всех забирает на равных.
  Было много стариков, знавших Ковригина еще заводским бригадиром, они задерживались за столами, словоохотливо вспоминая его и свою молодость, подходили к столам и работники завода, усаживались, недолгим молчанием отдавая дань своему директору, и уступали место другим коллегам. Пришедшие на поминки Григорий Ковригин, Рига и Лайбе также уселись со всеми рядом на свободные места. Старавшийся держаться изо всех сил Григорий замер, не отводя взгляда от портрета отца, а потом глухо охнув принялся жадно глотать горячую лапшу, не чувствуя ни вкуса ее, ни жара, только бы не разреветься, как в детстве! Светлана Курицына моментально сунула в руку Григория стопку и быстренько налила всем сидящим за столом:
  -Помянем Александра Петровича! Пусть земля ему будет пухом. Закусывайте, Григорий Александрович.
  -Настоящий мужик был! - поддержали Светлану старики - Не то, что нынешние скачущие и ползающие!
  -Это да! Серьезный человек. Хозяином стал, а не жуликом, до нитки людей обворовывающим! Как дальше жить будем? - старики требовательно смотрели на наследника.
  Григорий затравленно огляделся, не зная, что ответить, но на помощь пришел Мирон Сергеевич Рига:
  -Работать будем и думать будем! Заводу быть! Какой еще выбор?
  -А сможете? - недоверчиво разглядывали старики нового хозяина КМЗ.
  -Не боги горшки обжигают! Главное - цель поставить. Как Демьян Курицын со своей ячейкой - собрались и постановили! Ну, а дальше глаза боялись, а руки делали!
  -Так-то оно так! Но кровушки они пролили немеряно. Самого Демьяна завод сожрал с потрохами!
  -И че? Это ж честно! Не только чужими жизнями расплачивайся за свои высокие цели, но и свою не жалей отдать! А то нонешние все твердят, какие они хорошие да добрые, все для народу стараются, как за скотиной за ним хОдют и пОют. Только живут они на других планетах с бабами своими и детками, помирать за общую цель не хотят! Тогда нафига нам про хулиарды их думать?! Нафига пахать на них, за что?! Вы ж инопланетяне нам! - ехидно высказался незнакомый Григорию старик, сидящий справа от Мирона Риги.
  -Ох и остер ты на язык, Печенег! Никого не любишь - на коммунистов раньше крысился, и на новых теперь плюешься! Чем эти тебе не угодили? Сам миллионером с акций стал.
  -Да тем же самым! Ни те, ни те народу волю настоящую не давали и давать не хотят! Все сами решают и командуют, народ гонят куда надо. Ну, а миллионы эти - сегодня есть, завтра нету. Даже деньги настоящие перевелись, как правительство скажет, так и будет! И так везде сейчас - сплошные подделки, бумажки липовые!
  -Да ты вечно недоволен! Кто же решать вправе? Народ у нас всякий, еще мягко сказать. Снова доярка полезет управлять? И че будет?
  -А ее прежде научить надо! С пеленок образовывать да воспитывать, и по головке при этом не гладить! Вот чем государство заниматься должно! На что денег не жалко!
  Григорий даже ложку отложил, слушая странного старика с серебристой гривой волос, а затем робко вступил в дискуссию:
  -Государство должно заботиться о своих гражданах, в Европе планируют ввести базовый доход для всех.
  - С какого перепугу?! - взвился Печенег - Мы что больные или убогие?! Заботиться надо о детях и стариках! Вытрезвители бы лучше для алкашей снова открыли, и на работу их погнали! Заботятся они! Последних крох свободы лишают! Корыто уже для скота готовят - базовый доход суют. Кому суют? Тем, кто не нужен! Жрите и не вякайте! А чем правительство реально помогло этим людям? Сидят на хулиардах, пусть и думают!
  -Так это для людей! Чтобы никто не голодал, не нищенствовал.
  -Для каких людей? Для тех, кто наверху? Кто грошик сует униженным и оскорбленным, чтобы глаза они не мозолили?! Конечно, это в разы дешевле выйдет, чем дать работу людям, настоящую работу, не подделку!
  -Так ведь многие профессии не востребованы, современная экономика не нуждается в таком количестве работников - вспомнил Григорий умные лекции французских профессоров в университете.
  -В нынешних работниках не нуждается! Значит, надо готовить других, нужных. Значит, мозги надо напрячь всем и, прежде всего, хулиардерам из правительства! А гроши кидать здоровым мужикам все равно, что вредительством заниматься!
  -Ты их еще врагами народа обзови и к стенке приставь! - ерничали сверстники Печенега.
  -Мне уже поздно, я свое отрубил. А вот что они и подобные им делать в стране будут? За заводским заборчиком не отсидятся! - снова десятки глаз требовательно уставились на богатого наследника.
  -Я? Я хочу по-хорошему, для всех чтобы... - путался Григорий.
  -Ладно! Кровь в тебе точно хорошая, ковригинская! Посмотрим - лукаво усмехались заводские старики, а еще Григорию явственно почудилось, будто правый глаз у отца на портрете быстро сщурился и подмигнул ему по-доброму с озорством, или это солнечный зайчик блеснул на стеклышке?
  -А вот и мы! Мы с народом! Едины и непобедимы! Нас не оторвать, не разорвать в смысле... Можно нам лапши? Народ ест, и мы будем. И водку народ пьет...
  -И вы нажретесь! - грубо закончил за Симеона Иоанновича Царапкина какой-то заводской работяга, пришедший на поминки прямо со смены.
  -Мы соболезнуем, а не нажираемся - огрызнулся спутник Царапкина Игорь Владиленович Пуссик.
  -Ну, садитесь за стол, помяните Александра Петровича - строго пригласила гостей Изольда Львовна.
  Господин Царапкин, опасливо косясь заживающим от фингала глазом на Григория Ковригина, бочком и деликатно пробрался на место за Эдуардом Михайловичем Лайбе:
  -Да, светлая память! Но мы грустить не будем! Завод жив, работает и будет жить! Мы уверенно глядим в будущее! Наша страна развивается по демократическому пути! Выборы скоро! И мы все пойдем на них! Надо выбирать людей с мест, знакомых с народными нуждами, чтобы заботились о народе, о незащищенных слоях. Пособие надо многодетным и малоимущим увеличить. Если меня выберут, я сразу увеличу! Честное слово!
  -Здесь не митинг! Вот ваши тарелки - сурово глянула Изольда Львовна.
  -Да, да! Помянем Александра Петровича, он меня всегда поддерживал. Я знаю, что народу надо! В лепешку расшибусь, себя не пожалею! Всем пособия увеличу!
  -Угу. Заставь дурака богу молиться... - глухо выражали свое недовольство заводские старики - У нас в городе скоро зарплат не будет вообще, только пенсии и пособия заплатят. Разбогатеем!
  -Прав ты, Печенег! Как к скотине относятся. Так и разговаривать разучимся, хрюкать начнем и выбирать, выбирать, выбирать...
  -Вы что? Я же для вас стараюсь! У меня душа не на месте! О вас болею!
  -Ты куда, Симеон Иоаннович, собрался? В какие кабинеты? А то мы в ваших выборах уже разобраться не можем!
  -Я в Думу хочу!
  -В Москву, что ли?
  -Ага. Меня обязательно надо выбрать, даже если я вам не нравлюсь! А иначе я так и останусь с вами в Кулешах, идти мне некуда.
  -Смотри! И не стесняется, всю правду-матку вывалил!
  -Вы сами, что ли, стесняетесь? Достали уже своими яйцами!
  -Это, как ты говоришь, народные яйца, о которых у тебя душа болит!
  -А не выберете, я в МВДэ, ФСБэ и еще какое-нибудь "Э" обращусь! Пусть ваших мстителей ищут, я не железный! Пока я никуда не жаловался, но мне тоже отдых нужен. Заслуженный! В Москве!
  -Почему? - внезапно заинтересовался Григорий Ковригин - там меньше работают? Ответственности точно больше.
  -Там не бьют и яйцами не закидывают, фингалы тоже не ставят! Нормальные люди там, договориться можно. А с этими совковыми чурбанами как договоришься?! Да и денег нет, они все в Москве, чего я посулить могу?
  -Симеон Иоаннович хочет сказать, что в Москве он будет защищать интересы Кулешей и всех кулешовцев. Его возможности там сильно расширятся! А здесь они узкие, очень узкие. Симеону Иоанновичу, как народному представителю, надо расти, но вы же держите! Не помогаете нисколько. Симеон Иоаннович способен на большие дела! Вы даже не представляете на какие! Вам надо его выбирать, а не кидаться черте чем! - жарко агитировал верный мэровский соратник.
  -Да нафига он нам сдался, что здесь, что там!
  -Вот! Никакого уважения к власти! Поэтому Симеон Иоаннович и хочет уехать в Москву. Там он с уважением будет работать, а здесь...
  -Бред полнейший! И все вокруг бредят - и в телевизоре, и в СМИ. А морды у всех при этом такие серьезные!
  -Да не злись ты! Он же не работать туда рвется - заседать. Это Ковригин пахал, и сыну его тоже пахать придется и нам. А Царапкиным даже сами власти не доверяют, никаких ресурсов не дают на места. Что он может? Вот и креативит нам на погляд - махнул рукой Печенег.
  -Как вы смеете оскорблять мэра! Вы его креативщиком обозвали! - вспыхнул Пуссик.
  -Ничего, ничего! Я ради народа все вытерплю! И в Москве терпеть буду, изо всех сил буду! - преданно пялился в глаза любимого народа Симеон Иоаннович Царапкин.
  - Да вы что не видите?! Они же издеваются над вами! - не успокаивался Пуссик - Чего вы в Ковригина не пуляетесь?! Это же он самый богатый! Он у вас все забирает, а раньше его отец забирал! Мы не причем, все утащено до нас!
  Григорий ошеломленно вслушивался в поток обвинений видного представителя городского истэблишмента, только что он мог возразить - сам так думал!
  -Симеон Иоаннович просто профессиональный политик! Его работа - управлять городом, как скажут высшие органы. Они все решают, а не вы! Не дошло до сих пор, что ли?! - уже захлебывался от внезапной откровенности Игорь Владиленович, отмахиваясь от своего начальства, дергавшего его за правый рукав.
  -Во-во! Все вокруг управляют. А отвечать кто будет?
  -Высшие органы! - продолжал яростно оппонировать заводчанам господин Пуссик - А кто? Мы что ли? Кто решает, тот и отвечает!
  -Это что за органы такие?
  -Знамо дело - не ваши яйца! - уже вопил возмущенный и красный городской чиновник.
  Комсомольская молодость взбрыкнула в венах Изольды Львовны, и она внезапно почувствовала себя совершенно свободной от навязанных ей чувств толерантности и даже просто терпимости. Одним прыжком метнулась неукротимая фурия к Игорю Владиленовичу и, вцепившись в его тарелку с горячей куриной лапшой, попыталась вырвать из его рук:
  -Вот загнутся ваши высшие органы - повыше только еще залезут, тогда и наедитесь на их поминках! А здесь вам не митинг и люди не чурбаны!
  -Вы с Ковригиным как были коммунистами, так и остались! Даже могила его не исправила! - не уступал Игорь Владиленович.
  -Да! Ковригин никогда не предавал и не продавался! А у вас и продать нечего!
  -Точно! Кремень мужик был - поддержали пламенную комсомолку заводские старики.
  -Чего ж тогда он завод прикарманил?! - ехидно парировал Пуссик, держась за тарелку с дымящейся лапшой обеими руками - Для коммунизма решил сохранить?
  -Не ваше дело! - борьба продолжалась, но молча, и никто не хотел уступать.
  Тут последовали новый взрыв эмоций у Изольды Львовны и удивление собравшихся. Оглянувшись на частое и звонкое бряканье ложки о тарелку, они увидели, как кандидат в депутаты Государственной Думы Российской Федерации Симеон Иоаннович Царапкин одним духом схомячил свою порцию куриной лапши и, кинулся жадно поедать котлету с пюре. Изольда Львовна обмерла от такой наглости, справедливо полагая, что старался Царапкин не из чувства голода или уважения к покойному. Он просто боялся, что у него тоже будут отбирать тарелку!
  -Ой, Изо! Не надо! Они уже ели из своих тарелок, ты не сможешь их другим отдать, только выбросить - кинулся странно успокаивать Изольду Львовну Мирон Сергеевич.
  -Да вы бы хоть консидера квид дикас, если не в состоянии нон квид когитэс! - внезапно и красноречиво обвинил власти Лайбе, всегда считавший, что, если мысли свои не контролируешь, так хоть язык прикуси (вольный перевод его любимого латинского изречения).
  -Чего?! Это вы мне?! Да как вы смеете?! - не понял обвинений Игорь Владиленович - Не отдам лапшу! Вот теперь точно не отдам! Ешьте, Симеон Иоаннович, ешьте!
  Изольда Львовна почувствовала непреодолимое желание сначала отдавить правую пуссиковскую ногу своим левым каблуком, а затем беспощадно разобраться и с самим мэром! Но внезапно на передний план борьбы за честное имя Александра Петровича Ковригина выдвинулась, вернее, заголосила его верная секретарша Светлана Курицына:
  -Жулики! Прохиндеи! Никакой завод вам не нужен и люди тоже! Лишь бы пролезти наверх, а там хоть трава не расти! Только жрете! - Светлана недвусмысленно уставилась на властную парочку.
  Все происходящее как-то стало приобретать весьма скандальный, даже мстительный оттенок, и он высвечивался все ярче и ярче.
  -А вы, Изольда Львовна! Вы сами! Сколько раз он вас замуж звал?! Вы же ни себе, ни людям! Может и прожил бы дольше - горько запричитала Светлана - Бедный, бедный Александр Петрович! Никакая лапша теперь ему не поможет!
  -Да! Женщины его любили - подтвердили заводские старики - А прожил бы дольше или нет - как сейчас решить?
  -Я хотела, честно хотела! - оправдывалась Изольда Львовна - Не успела...
  Оттолкнув в Игоря Владиленовича никому уже не нужную тарелку, Изольда Львовна зашмыгала носом и принялась утирать уголками черной косынки покрасневшие глаза. Ее дружно и громко поддержала женская команда:
  -Ну почему так? Жил бы да жил! Такой хороший человек...
  -Моих в Крым отправлял каждое лето.
  -А моего в прошлом году на завод взял работать, никто не брал без аттестата. С условием, что вечернюю школу закончит. Вот боюсь, выгонят его новые хозяева.
  -Нам ипотеку одобрили. Что сейчас делать?
  -Ой-ей-ей! - водопадом потекли женские слезы.
  -Не исправишь, ничего уже не исправишь! - закрыла лицо руками Изольда Львовна, к ее плечу виновато привалилась Светлана Курицына и заикала в такт рыдающему хору:
  -Ик-ик... Дура я дура. Ну почему все так?!
  Глобальное чувство всеобщей несправедливости, неразумности и несогласия с мировым порядком вещей охватило собравшихся, даже Царапкина с Пуссиком оно охватило. Симеон Иоаннович тихонько прошептал извинения за неуемный аппетит, а Игорь Владиленович поставил свою тарелку с куриной лапшой на стол и деликатно отодвинул ее от себя в знак солидарности с присутствующими.
  Все так, как есть - и так, как будет - и не изменишь ничего - и смерть всегда приходит к людям - и не забудет никого.
  Стало так тихо, что был слышен шелест молодых тополиных листочков на могучих многолетних стволах, уходящих прямо в небо над заводским парком, разбитым еще в далекие тридцатые годы прошлого века. Все как в детстве, когда мы, открывая впервые для себя смерть, сначала не можем смириться и принять конец любой жизни, не только своей. От жуткого ужаса и непонимания весь мир чернеет и исчезает на глазах. Как можно жить после такого знания? Стоит ли вообще жить после этого?! Но мы живем. И будем жить!
  Так завершился девятый день после смерти Александра Петровича Ковригина. Завершился он уже спокойно и с достоинством, никаких скандалов больше не было, тарелки тоже никто ни у кого не отбирал, рыдающие женщины успокоились, накормили всех пришедших на поминки, затем убрали столы в заводском парке и разошлись.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"