Аннотация: Что произойдет, если в один прекрасный день вы выиграете в совсем необычную лотерею право отнять жизнь любого человека?
Лотерейный билетик был свернут в маленький прямоугольник и крепко зажат в девичьей ладони. Черный картонный уголок колол пальцы. Сердце почему-то бахало в груди так, что казалось, оно разрослось, заняло все тело, и теперь этот нервный бой слышен всем.
Девушка толкнула рукой старую рассохшуюся дверь. Незаперто. В лицо ударил знакомый запах индийский благовоний.
Девушка заглянула в темный проем. Коридор с липким линолеумом и серыми стенами, заваленный хламом подоконник единственного тусклого окна, несколько дверей по обеим сторонам. Вместо табличек нарисованные мелом цифры на дверях. Дверь с нужным номером оказалось в самом конце. Роскошная, дубовая, с медной представительской табличкой с надписью "EIDOS". "Пыль в глаза пускают", - решила девушка. Постояла в нерешительности. Вздохнула. Схватилась за ручку, повернув гладкую латунную линию. Недоуменно посмотрела вниз, ощутив тактильное несоответствие, и тут же завизжала, отпрянув. Рука сжимала полуразложившуюся змеиную голову.
Дверь резко распахнулась. Человек, шагнувший из нее, равнодушно посмотрел на испуганную девушку. Он был невысок, толстоват, отвратительно плешив. Набрякшие мешки под маленькими въедливыми глазками, складки кожи, провисшие, как у шарпея. Белое лицо его казалось куском закисшего теста, в котором терялись и нос, и лоб, и подбородок. Он был одет в дорогой безупречно пошитый костюм, идеально белую сорочку с галстуком. Блеснула крупным бриллиантом запонка на рукаве. Ботинки из кожи какого-то земноводного могли стоить целое состояние. Этот контраст уродства и столь тщательно продуманного внешнего вида смущал.
- Что надо? - спросил он, скучающе глядя на девушку. Голос оказался на удивление глубоким, раскатистым, но с какими-то расслаивающимися интонациями. Словно бы он рассасывал во рту леденец.
Девушка попятилась, уткнувшись лопатками в противоположную дверь.
- Я, наверное, ошиблась.
Но цепкий взгляд уже остановился на кусочке плотной черной бумаги, зажатой в руке. И тут же его лицо сделалось сладким, как патока. Складки пришли в движение, толстые мокрые губы растянулись почти в приветливой улыбке.
- О, вы по адресу! Тор Астаров, к вашим услугам! Вы же выиграли в нашей лотерее! Проходите, милая, проходите.
Имя прокатилось по гортани, вызвав неясную тревогу.
Быстрее, чем девушка успела опомниться, на удивление цепкие пальцы обхватили ее запястье, затащили в просторную комнату, напоминающую кабинет начальства высших эшелонов.
- Присаживайтесь, располагайтесь, - он почти толкнул девушку в удобное мягкое кресло, стоящее напротив здоровенного письменного стола - Вы ведь за выигрышем?
Он неожиданно суетливо для его комплекции забегал по кабинету, готовя для гостьи чай. Поставил чашку на стол, сел напротив. Девушка нервно следила за его движениями, не зная, чем вызвано такое благодушие.
- А у вас змея вместо дверной ручки! - неожиданно сказала она.
Тор Астаров, казалось, смутился, залебезил так приторно, что захотелось запить прохладной водой.
- О, это всего лишь маленькая предосторожность, фокус-покус! Крошечный розыгрыш! Прошу вас, не пугайтесь! Выпейте чаю! Примите в качестве извинения! Настоящий, индийский, из личных запасов, так сказать.
На этих словах интонация его голоса подозрительно подскочила.
Девушка решительно отодвинула чашку.
- Выигрыш.. Я бы хотела узнать, в чем он заключается, - твердо сказала она, - в билетике всего одна фраза - "исполнение заветного желания". И ваш адрес. Что это значит? Тоже розыгрыш?
Тор Астаров негодующе взмахнул рукой, нахмурился. Складки собрались над переносицей в несколько слоев.
- Никаких обманов! Наша организация всегда выполняет свои обязательства. Без исключений. Но с некоторыми... мм... мнээ... ограничениями.
Девушка усмехнулась.
- Луну с неба вы мне не достанете?
- Вы очень проницательны, милая моя!
Он рванул на себя ячейку ящика. На стол перед девушкой легли страницы.
- Договорчик. Ознакомьтесь, милая.
Пальцы сжали бумагу. Взгляд скользнул по строкам.
"...отказаться от оказания услуг организации невозможно. Отказ автоматически означает незамедлительный летальный исход для заказчика путем полной остановки сердца в течение шестидесяти секунд и предварительной болезненной агонии длиной в 160 минут...
... выполняет желание, касаемое умертвления любого человека, лично знакомого заказчику... способом, который предпочет заказчик. Любой путь умерщвления может быть исполнен, ограничений по данному пункту нет...
... заказчик должен вписать желанное имя в форму и указать способ и время умерщвления в течение часа, которое должно состояться не позднее, чем через пять суток после заключения договора. Несоблюдение временных рамок заказчиком автоматически обозначает незамедлительный летальный исход для заказчика путем полной остановки сердца в течение шестидесяти секунд и предварительной болезненной агонии длиной в 160 минут...
... все вопросы, связанные с законодательством, организация берет на себя. Имя заказчика не разглашается ни при каких обстоятельствах..."
Девушка рассмеялась, встала с кресла, кинула страницы на стол.
- Всего хорошего! Очень смешная шу...
И осеклась, натолкнувшись на взгляд человека. Холодный, злобный, насмешливый. Его лицо задергалось, поплыло, превращаясь в жуткую гримасу. Толстые складки собрались на нахмуренном лбу.
- Я п-пойду, да?
Шаг в сторону двери. Ее никто не останавливал. Она обернулась, готовясь бежать от этого сумасшедшего. И застыла. Двери не было. Вместо нее щетинились пафосные благодарственные грамоты и дипломы в дорогих рамках на идеально ровной стене. Ни намека на выход.
- Иди ты, да? - передразнил ее до невозможности глумливый голос. - И что же ты, милая, остановилась?
В висках быстро-быстро застучало. Разворот к маленькому окну, которое тут же, прямо на ее глазах, заросло кирпичной кладкой с неаккуратными бляшками подтекшего цемента.
Ноги не держали. Она опустилась на пол. Мозг отказывался воспринимать то, что не входило в картину его восприятия.
- Выпустите! - прохрипела она, ощущая подступающий волнами ужас, липкий и скользкий. Он струился по спине сотней мурашек, скользил по телу потом, загонял в панику. Адреналин кипел в крови, отключая возможность думать.
- Полиция...
Смешок, который издал человек, был похож на бульканье застоявшегося болота и полно выражал его отношение к этому слову.
- А ты договорчик-то почитай! Пункт семь, подпункт один.
Буквы издевательски запрыгали перед глазами.
"... с момента ознакомления договора заказчик не имеет права покидать обозначенных исполнителем границ до момента заполнения формы...".
В висках быстро-быстро забились молоточки.
На секунду ей показалось, что все это - всего лишь фикция, фарс, скрывающий нечто более жуткое. Фальшь была так явно ощутима, что девушке на миг захотелось отогнуть все происходящее, как пустую картонку. Но глаза не врали. Сотни мелких деталей доказывали реальность происходящего: цементная крошка на полу, красная полоска царапинки на руке, полуразвязанный шнурок на кроссовке, даже аромат мужского парфюма и крепко заваренного чая. И как то сразу она поняла, что все - правда.
Тор Астаров, развалившись в кресле, смотрел на нее. Ждал. Спустя несколько минут она встала. Руку кольнуло. Лотерейный билетик. Она поспешно расправила его и разорвала.
- Билет уничтожен. Больше меня ничего не связывает с вами. Выпустите.
Он притворно сочувственно вздохнул.
- Пункт 12, подпункт 6. "Утеря, кража, уничтожение любым способом лотерейного билета не влияет на выполнение обязательств, предоставляемых исполнителем после того, как заказчик был ознакомлен с договором". Вот если бы ты, милая, сразу его куда-нибудь дела, то сразу бы шла отсюда. А так - извини.
Девушка уже внимательно читала договор, вглядываясь в каждую букву. Никаких лазеек.
- Я бы на твоем месте, милая, поторопился бы. У тебя осталось 47 минут и сколько-то там секунд.
Девушка бесстрашно посмотрела на него. Выпрямилась.
- Я не буду никого убивать! Я не впишу ничье имя!
Человека, казалось, позабавила эта бравада. Он ухмыльнулся.
- Как скажешь.
Он прищелкнул на удивление красивыми гибкими пальцами, которые совсем не вязались с его обликом и сказались отрезанными у кого-то. Жутко. Щелчок отразился от стен, и в этот миг страшная боль скрутила все тело девушки. Она согнулась, закашлялась, падая на пол. Горло наполнил вкус собственной крови. Миллион игл будто одновременно прошили кожу, причиняя муку, разнося ее в каждую клеточку организма.
Человек равнодушно смотрел, как девичья фигурка распласталась на полу в агонии.
- Хва.. хва..ти ..т, - прохрипела она, и боль тут же ушла, оставив липкий пот на теле. Облегченный вздох и разливающееся по лицу счастье.
- Сорок две секунды! Неплохо! Я рассчитывал на меньшее.
Она посмотрела на говорившего мутным, ничего не понимающим взглядом.
- При невыполнении условий договора - агония в 160 минут, - с удовольствием пояснил он, - я, так и быть, засчитаю твои сорок две секунды в твой счет. Скажу по сектрету, никто не выдерживал больше десяти минут.
Пять минут прошли в молчании. Тор Астратов жадно наблюдал за девушкой, ожидая. Она не разочаровала. Просчитала варианты. Сделала выводы. Он не ошибся. Их организация никогда не ошибается.
- Значит, я или убиваю своего знакомого, либо умираю в мучениях сама? Хорошие желания вы исполняете, господин Тор Астаров, или как вас там.
Ее слова были пропитаны ядом, но этого человека такими мелочами не пронять. Он развел руками, как бы показывая, что я, мол, человек подневольный.
- Вы там чай предлагали. Не отравленный? - устало спросила она.
- О, всего лишь чайная ложечка цикуты, - хихикнул он. Словно звякнула незримая копилочка.
Она помолчала. Выразительно посмотрела на дохлую муху, плавающую в чашке, дернула плечом. Уселась за стол, закинув ногу на ногу.
Человек ощутил перемены в ее настроении. Его голос стал искренним, ласковым, тихим. Так обычно говорят на исповедях.
- Неужели тебя никто никогда не обижал? Не делал больно? Не предавал? Посмотри на это с другой стороны. Я предлагаю тебе справедливость, которая не будет иметь для тебя совершенно никаких последствий. Всего несколько строчек, и тот, кто посмел причинить тебе боль, будет наказан. Он получит по заслугам, только и всего. Вспомни..
Его голос въедался в нее, уговаривал, подчинял. Перед глазами воскресали почти забытые воспоминания.
***
Кудрявая хорошенькая девочка пяти лет сидит на большой пружинной кровати, в темноте, сжавшись в комок, треплет маленькими пальчиками ярко-зеленую мягкую утку с розовым клювом - свою любимую игрушку. По пухлым щечкам катятся слезы, падают на ночную рубашечку, затекают под широкий ворот. Девочка плачет уже давно, но почти бесшумно, изредка всхлипывая, когда совсем-совсем не хватает воздуха. До нее даже через крепко запертую дверь доносятся звуки ударов, шлепки, мамин плач и пьяный отцовский голос. Она не любила этот голос, боялась его. На слишком громких звуках девочка вздрагивает, сжимается еще сильнее, испуганное сердечко бьется быстро-быстро. Она уже несколько раз собиралась выбежать из комнаты и сделать хоть что-нибудь, остановить, крикнуть, но знала, что никто ее не послушает.
Звон разбитой посуды заглушает истошный крик.
- Отпусти, сука!
Девочка подбегает к двери и пытается увидеть хоть что-то через узкую светлую щелочку, но ничего не выходит. Крик становится громче, но тут же обрывается громким шлепком. Тишина. Сердечко бьется быстрее и быстрее. Горячая волна подхватывает, несет куда-то.
Заплаканный ребенок стоит на кухне, как маленькое печальное привидение, смотрит на лежащую на полу маму, на белые осколки разбитых тарелок. В огромных испуганных глазенках - слезы. Девочка рванулась, путаясь в длинной рубашке, поранила ножку об острый осколок.
- Мама! Мамочка!
Ручки тормошат мамино платье в красных нарисованных маках. Женщина со стоном переворачивается на живот, с усилием встает, не обращая внимания на дочь. Из разбитой губы капает кровь, падает с липким стуком на пол.
- Мамочка! Тебе больно!
Девочка плачет, вцепившись в красные маки. Отец, пошатываясь, стоит в стороне. Лицо искривлено, в глазах - пьяная мутная пелена, как у мертвой курицы. Запах алкоголя забивается в нос. Он смотрит на избитую женщину, на плачущего ребенка, плюет на пол рядом с ними и выходит из дома. Хлопает дверь. Шуршит лифт. Все закончилось, и теперь можно не бояться.
***
(спустя несколько дней)
- Позови отца за стол!
Девочка идет в гостиную. Отец трезв, спокоен, смотрит телевизор. Сердечко снова стучит быстро-быстро. Она хочет сегодня наконец сделать нечто такое, за что может быть сильно наказана, и решимость тает. Смотрит на отца. Жаркая волна бьет в голову, воздух словно кисель, и от этого голос получается совсем тоненьким, как мышиный писк.
- Вова, мама зовет кушать.
Молчание. Удивленный взгляд. Недоумение.
- Как ты меня назвала?
Голос совсем отказался повиноваться от страха. Вдох. И совсем-совсем неразличимо:
- Вова...
Было громко и страшно. Отец бесновался, орал на маму, что это она надоумила, подучила. Снова скандал, снова слезы.
Мама с отцом заходят в комнату, где девочка, сжавшись, вцепилась в любимую зеленую утку.
- Давай ты пообещаешь, что больше не будешь так говорить. Это же папа? Папу нельзя называть по-другому, - мягко говорит мама. Отец угрюм и недоволен.
Девочка сжалась еще сильнее и прошептала, не поднимая глаз:
- Нет.
Наказание, ненависть отца, мамин немой укор. Бумажная старенькая иконка на стене комнаты и детские ночные мольбы: "Боженька, пусть он уйдет, Боженька, пожалуйста, пусть он уйдет от нас с мамой".
И уверенная горячая злоба, растекающаяся в маленьком сердце.
Хотя отношения наладились, отец больше не пил да и вообще все пошло на поправку, но за все эти годы она так ни разу и не назвала его папой".
Боль прокатилась от горла, собралась в ком, готовясь вылиться слезами. Разве можно простить его за ту девочку, за того несчастного ребенка, который вынужден был ненавидеть своего родного отца? Надо вписать его имя! Он недостоин жить! Ручка сама прыгнула в ладонь.
- Хороший выбор! - похвалил Тор Астаров, и именно эти слова остановили ее. Она отпрянула, с ужасом смотря на свою руку.
- Ну-ну! Не думай, это все твои желания! Я просто помог освежить воспоминания, не больше. Можем продолжать...
"Девушка мешает клубничное варенье, аккуратно снимает пенку с ароматной массы. Дома пахнет спелой ягодой и немного - лавандой. Он любит этот пряный островатый запах. А она любит его. И этой отраженной любовью принимает все его предпочтения.
На ужин готовятся блинчики с тремя начинками, с его любимым клубничным вареньем, с шоколадом, с заварным кремом. В одной кастрюльке тает ароматная плитка, в другой - густеет нежный крем. Сегодня можно. Сегодня есть повод.
Девушка напевает, нежно мурлычет какую-то легкую песенку. Счастье есть. И оно пахнет клубничным вареньем и немножечко - лавандой от его рубашки.
Щелкает входная дверь. Он сегодня рано. Поцелуй в гладко выбритую щеку, улыбка с такими родными ямочками на щеках.
Он уплетает блинчики, с наслаждением вдыхает клубничный аромат ее волос. Целует.
И она не может удержаться. "Ждем ребенка". И невероятная, невообразимая нежность. И несколько месяцев ничем не замутненного счастья.
Он подарил ей путевку в санаторий - загореть, поправить здоровье, поесть витаминов - беременным нужен отдых и покой.
Девушка соглашается - беременность протекает нелегко.
Нет звонков. Тишина. Беспокойство. Паника. Срочный выезд домой.
Его вещей нет. В квартире едва ощутимо пахнет лавандой. На кухонном столе, на самом видном месте - листок, на котором размашисто написано "я не готов", пачка купюр, заботливо перетянутая резинкой. И забытая баночка клубничного варенья".
Его! Его имя нужно вписать!
И тут же перед глазами мелькают лица. Вспоминаются предавшие подруги, начальники, выжимающие силы и душу, и все, все они должны умереть! Никому, никому нельзя жить!
Девушка сжала пальцами виски.
- Хватит! Достаточно! Я выбрала.
Поток воспоминаний тут же прекратился.
- И кого же, интересно? Папочку? Или одного из этих своих мужчин? Или лучшую подружку?
Девушка не ответила. Придвинула листок со скучной стандартной формой. Бисеринки букв запрыгали по строчке.
Тор Астаров в нетерпении подался вперед, чтобы увидеть имя. Отцеубийца или просто очередная обиженная женщина?
Но имя, вписанное в форму типового договора, никому из них не принадлежало.
- Я вписала свое имя. Себя.
- Се..бя...
Декарации осыпались с негромким хлопком. Змеиное шипение заполнило то, что раньше представлялось пространством. Реальность мгновенно развернулась сверкающим чешуйчатым хвостом. Красные воспаленные глаза Тора Астарова - черная дыра, всасывающая, болезненная, страшная. Истаявшая личина плешивого толстяка падала ошметками на сгнивший пол старого склада, который по бумагам давно считался сгоревшим. Скрюченные в судороге пальцы потянулись к девушке, отчаянно желая взять то, что было для них желаннее всего. Но остановились, отпрянули. Злобный визг больно ударил по нервам. И пропал, резко оборвавшись.
Сквозь прохудившуюся крышу старого склада просочился дождь, успокаивая, баюкая. И одновременно с ним, как благая весточка, скользнул нежный луч заходящего солнца. Погладил волосы, приветливо пробежал по лицу и истаял, словно бы впитавшись под кожу.
Девушка сидела, привалившись к бетонной холодной стене со следами старого пожара, и улыбалась.