Аннотация: Когда Царство пришло в пустыню - то нашло способ жить в мире с племенами песков. (Текст написан для ФБ, есть рейтинговые моменты)
Ты сам пришел к нам, странник. Люди с таким лицом, как у тебя, не рождаются на Юге, но ты знаешь обычаи песков, и мы оказали тебе гостеприимство; сейчас ты удивляешься, глядя на нас. Да, я слышал - ты желал знать, почему мы живем именно так; мои люди сказали "слушай вождя", и ты пришел ко мне.
Что ж, странник, если желаешь получить ответ, слушай мой рассказ. Ты ведь уже знаешь, что семь десятилетий назад... Но нет. Прежде чем рассказать о том, что переменилось - нужно поведать о том, что было.
Имя мое - Джасуф ан-Кассан иль-Хамади, и мое племя зовет себя дашараги - народ песка и ветра. Говорят, что наши предки были детьми духов пустыни и созданий жаркого пламени, пожелавших взять жен из человеческого рода; возможно, это правда - до сих пор у нас рождаются дети, которым не страшны жара и палящее солнце.
Сотни лет мы живем в песках, и сражаемся с другими подобными нам народами. Дашараги - воины, воители от рождения; посмотри направо, странник. Ты видишь, как там стоит юноша, обнаженный до пояса и вытянувший руку? Глаза тебя не обманывают: сейчас наш знахарь разрезает плоть его предплечья острым ножом, подставляет кровавую полосу солнцу, и затем натирает рану известным лишь нам составом. Он ускорит заживление - но на месте раны непременно останется алый шрам на смуглой коже.
Это альхай, шрам воина. Каждая красная полоса на руках воителя-дашараги обозначает пятерых врагов, сраженных им в бою; никто, пришедший к знахарю за шрамом, не посмеет солгать о своих деяниях, иначе его предки будут навеки опозорены. Этот юноша получил свой первый альхай; я знаю, что на руках его отца - десять шрамов. На моих - двадцать семь.
Я родился среди песков, и отец поднял меня к солнцу, как положено поступать с новорожденными. Я был сыном вождя, и от меня ожидали многого; что ж, Джасуф, сын Кассана, никого не разочаровал. Двенадцать раз колесо года осенило пески своим поворотом, и на моей руке появился первый альхай. Еще дважды обернулось колесо лет - и два новых шрама перечеркнули мою плоть.
Мы были воинственным племенем и им остаемся. Наши кони и песчаные корабли несли нас по пустыне, мы скользили от оазиса к оазису и сражались с другими народами, убивая их воинов и забирая в плен выживших. Но мы были и мудры - еще мой дед заключил договор с несколькими племенами, равными нам по силе, а отец этот союз расширил.
Пустыня была нашей. Конечно, мы слышали о многих великих царствах - о городе, где правит бессмертный со скипетром-оком, о далеком городе стекла и камня, о городах змей, что ходят как люди, и о городе алчности и драгоценностей, стоящем на краю земли. Но они были далеко, мы же были здесь, и пески принадлежали нам.
Не полностью, как ты понимаешь. Ночная пустыня - владения Дюнного Народа, и в любое время по пескам бродят духи, которым должно было поклониться и избегать. Нередко такие духи требовали жертв, и мы отдавали им кровь пленных или же, бросив жребий, кого-то из своих. Не подумай, что мы подчинялись любым духам - мы проливали кровь лишь для тех, кого не могли сдержать обереги нашего заклинателя.
Не знаю, встречался ли ты с такими обрядами, странник, но я знаю, что в пустыне их многие совершают. Суараны вырезают жертве сердце и предлагают его духу, ахаджи перерезают горло обсидиановым клинком, собирают дымящуюся кровь и преподносят ее ночным теням, ларрахи дробят колени и локти жертвы тяжелым молотом и оставляют ее на раскаленном песке. Мы же были милостивы - мы лишь сражали жертв ударом кинжала в сердце. Обычно это делал вождь, если нам приходилось отдавать кого-то из своих - то непременно вождь. Нельзя ни на кого перекладывать такую тяжкую ношу.
Я видел такие обряды, и помню, как их совершал мой отец. Лицо его становилось бесстрастным, кинжал в руке блестел подобно кусочку Стеклянной Пустыни. Да он и был стеклянным - еще мой прадед снял его с тела какого-то торговца из далекого города, и удивительное оружие осталось в племени. Острый клинок входил в человеческое тело, и когда отец выдергивал кинжал кровь выплескивалась наружу горячим фонтаном.
О, духи были довольны.
Боги оазисов, у которых мы останавливались, тоже требовали плату. Иногда - кровью, чаще - молитвами, которые им надо было возносить все время, пока мы оставались в их владениях. Что поделать, людям не тягаться с богами. Тем более богами оазисов.
Оазисы - сердца пустыни. Только здесь растут настоящие деревья и трава, только здесь плещется вода - кровь песков, без которой нельзя жить. За эти озера и ручьи ведутся самые яростные битвы, но никогда не рядом с ними, чтобы не осквернить воду сражением. И именно вода течет во время самых святых наших обрядов; но это ты знаешь, странник, ты уже показал, что тебе ведомы обычаи людей пустыни.
Да, так мы жили.
Потом пришли люди Алой Земли, которую вы зовете Царством, рожденные в центре мира и под предводительством избранных стихий. Конечно, мы знали о них - кровь Драконов течет по миру, подобно тысячам ручьев, и в пустыне тоже появляются Избранные. Даже среди дашараги они бывали, так что мы знали и детей Драконов, и смертных воинов - мы сами были воителями.
Но эти воины были другими. Там, где им не хватало знания песков, они брали выносливостью и сплоченностью; где им не хватало скорости - они брали упорством и расчетом, где им не хватало ярости - они брали несокрушимым умением сражаться вместе. А их командиры, несущие в себе кровь Стихийных Драконов, тоже отличались от знакомых нам: каждый из них был обучен как лучший воин нашего племени, магия питала любой их удар, броня и клинки из нефрита блистали под солнцем Юга.
Одни хотели сражаться с Царством - но уступали. Другие хотели скрыться в пустыне - но Царство их находило. Дашараги тоже уступили, хотя и с меньшими потерями: мудр был мой отец, Кассан ан-Джалар иль-Хамади, и знал, когда должно сложить оружие и отступить. Так мы поступали в тяжелых войнах - но всегда наносили ответный удар. В тот раз мы собирались поступить точно так же; покорившись, мы стали ждать.
Дашараги были едва ли не сильнейшим племенем из принявших волю Царства - именно потому к нам пришли его посланники. Смертных было десятеро, двое несли с собой силу Драконов - Воды и Огня. Голова первого была обрита, и он назвал себя монахом, Белым Потоком; мы же прозвали его Шахашаном - Несущим Яд. Второй казался моложе, волосы его были подобны меди, а кожа блестела алым оттенком; Ледаалем Кебоком Кианом назвался он, но мы говорили о нем, как о Кахалладе - Багровом Змее. Они указали место, куда хотели отправиться, и хотя мы не понимали причин, но согласились.
Мы смотрели на чужеземцев, как на врагов, и обходили стороной, понижая голос: оба сына стихий понимали нашу речь. Их помощники взирали на дашараги с отвращением и тоже сторонились.
Это было хорошо. Дурное дело - относиться к врагу с приязнью.
На пути мы остановились в оазисе Сахалар; местный бог был милостив к путникам, и требовал ежечасную молитву, за то, что странники остановились в его владениях. Должны были так поступить и мы, и уже собрались преклонить колени: ведь на протяжении следующих двух дней надо было вознести пятьдесят долгих молитв.
Но случилось иначе - вперед выступил Шахашан и спросил, какую плату берет бог Сахалара. Когда же мы ответили, лицо монаха потемнело, и он пошел к храму в сердце оазиса.
Случилось то, чего мы никогда не видели и даже представить себе не могли. Глаза Шахашана засверкали подобно озеру под солнцем, и он поразил воздух ударом кулака. И рука его словно разбила некую преграду - явился обретший телесный облик бог Сахалара и рухнул на землю.
Поднявшись на ноги, дух попытался защититься, воздвигая стену из сияющего песка, но ее сокрушил новый удар, и опять сбил бога с ног. Пусть, казалось бы, движения монаха были медленными - но увернуться от них духу не удавалось.
- Вымогатель! - пророкотал голос Шахашана; мне показалось, что он был похож на водопад - когда-то путник из союзного племени рассказывал о них. - Ты заставляешь людей изнурять себя, и выпрашивать у тебя гостеприимство! Пред ликом Драконов и Небес ты отказываешь в приюте посреди пустыни тем, кто не станет вымаливать его!
Бог Сахалара хотел сразиться - но сокрушительными были удары монаха, и рушилась пред ними любая защита. Он хотел бежать - но не мог сбросить телесную оболочку, а очередной взмах руки Шахашана приковал его к земле незримой силой.
Мы смотрели, как монах избивает бога; вокруг Шахашана плескался ореол стихийной силы, пахнущей свежестью и прохладой. И никто не мог отделаться от мысли, что так справедливо: сын Воды карает духа, который ей торговал.
Бог Сахалара попросил пощады очень скоро, и монах снова удивил нас. Когда ты сокрушишь кого-то - то можешь взять себе его землю, не так ли? Но вместо того Шахашан обещал, что пять молитв в день бог оазиса получит - ибо племя все же остается здесь на постой. Он сам свершил все обряды, позволив дашараги отдохнуть.
- Безупречная Вера требует справедливости, - ответил Водный, когда увидел изумление на наших лицах. - Людям должно молиться духам, а духи же должны выполнять свое предначертание. Бог оазиса заботится о своих владениях и дает приют - за это он заслужил молитвы. Но до сего времени он был жаден и, допуская к своей воде, вымогал силу обрядов - это нарушает порядок мира.
Даже самых горячих воинов жизнь в пустыне учит умению размышлять. Много думали дашараги над этими словами - и во время стоянки, и в последующие дни пути.
Но потом мы прибыли к цели. Долину Грозового Песка мы всегда обходили стороной: здесь вечно дул ветер, а по земле бежали сотни молний, когда потоки воздуха воздевали песок, то тысячи искр танцевали в небе и осыпались на землю.
Мы по обычаю остановились на границе долины. Почти все воины Царства остались с племенем, но Кахаллад вошел в долину без страха, и пробыл там несколько часов.
- Подойдет идеально, - сказал он, покинув Грозовые Пески. - Вождь, у меня будет просьба к вам.
Мой отец сухо кивнул. Он знал, что время восставать еще не пришло, уж точно не когда рядом двое сыновей стихий.
Просьба Кахаллада была проста: мы должны были охранять границы долины, пока он не завершит строительство. Он не сказал, что будет строить, да мы и не собирались спрашивать. Надо было сыграть роль покоренных.
Вскоре прибыли и другие - теперь, когда мы провели двоих рожденных Драконами, их товарищи знали дорогу. Они появлялись в вихрях ветра или прибывали на небесных колесницах и привозили с собой множество странных предметов и материалов. Сопровождавшие их духи и сотворенные чародейством существа добыли камень из горы поблизости, и вместе они возвели пять колонн в избранных точках долины. Вскоре дракорожденные ушли, но остались привезенные ими строители и несколько духов стихий, к которым никто из нас не подходил. Они и продолжили работу.
Мы наблюдали за происходившим лишь издали, не вмешиваясь в дела чужаков. Никто из дашараги не знал, какая магия пущена в ход, или же не понимал по-настоящему того, что видел.
Но у нас было много своих забот: создать временное поселение, следить за границами, отражать чужие набеги... Так и текло время: под руководством Кахаллада возводилось странное сооружение, а мы охраняли долину Грозовых Песков.
Шли месяцы, и наше отношение к двум сыновьям стихий постепенно менялось. Нам более не нужно было платить дань духам пустыни: те, кто приходили за кровью, сталкивались с кулаком Шахашана, и многие из них пропадали навсегда. Вода снова спасала нас, пусть и протекая сквозь нашего врага. Монах много говорил о пути перерождений, о праведной жизни и приближении к Безупречным Драконам; часто мы его не понимали, но долго беседовали о странностях веры чужаков.
Кахаллад все чаще заговаривал с нами. Он умел задавать верные вопросы, и в глазах его светился настоящий интерес. Мой отец часто беседовал с ним или посылал меня; хотя мы и не раскрывали Кахалладу настоящих тайн, но он узнал многое о наших обычаях и больше не оскорблял неведением.
Когда первый год подходил к концу, на нас напали саадаи - крупное племя, которое всегда с нами враждовало. Воины Царства встали рядом с нами в бою; часть из смертных погибла, но Шахашан и Кахаллад обрушили на врагов свою стихийную силу. Мы уже знали о том, как могуч монах; теперь же мы узрели, как его спутник творит пламя взмахом меча, двигаясь столь быстро, что за ним нельзя уследить. Много могучих воинов-саадаи погибло, когда воля и чародейские слова сына Драконов послали во врагов пылающую птицу, что взорвалась подобно вулкану.
Не скрою: той победой мы в немалой степени были обязаны двоим посланникам Царства; мы уважали их за боевую доблесть, но все же оставалось неприятное чувство того, что они воевали вместо нас.
Тогда много саадаи было взято в плен. Дашараги больше не приходилось платить кровавую дань духам, и мы задумались о том, что с ними делать. Было решено отсечь головы двум третям пленных, каждому из оставшейся трети выколоть один глаз, отдать им головы и послать назад к их народу.
Кахаллад вмешался и спросил:
- Действительно ли стоит так поступать?
- Воин-саадаи никогда не станет прислуживать даже тем, кто его одолел, - ответил мой отец, поглаживая бороду. - Поступи он так - и навеки утратит честь и достоинство; мы проявляем к ним милость.
- А если им назначить работу в качестве выкупа? - спросил Огненный. - Это крепкие и сильные люди; мне бы они пригодились на строительстве.
Наши воины переглянулись и решили, что так поступить разумно. Пленным саадаи объявили, что те, кто хотят такой помощью выкупиться из плена и не потерять глаз - могут идти под начало к Кахалладу. Те, кто откажутся, будут казнены.
Многие из них отказались. Мы уважали их выбор; взяв наточенные до блеска мечи, мы с отцом лично срубили им головы и пролили их кровь в песок, согласно древним обычаям. Тела мы затем похоронили в земле, положив отсеченную голову на грудь лицом вниз.
Около двух сотен саадаи согласились, и Кахаллад увел их в долину. Они не пытались бежать: Огненный заставил их поклясться на воде, что они будут честно трудиться.
Снова потекли месяцы, и теперь мы лучше смотрели на посланников Царства. Мы все еще не доверяли им, но воинов Алой Земли было за что уважать, и они оставались полезны племени. Они не знали пустыню так, как мы, но наш заклинатель научился у монаха и его спутника создавать могучие обереги и защищать шатры от зловредных созданий. Шахашан же показал многим нашим бойцам, как биться без оружия, и каким сильным может быть простой кулак.
А Кахаллад продолжал возводить свое творение. Многое нам было непонятно: зачем он каждый день проливает немного воды на колонны в долине, зачем Шахашан ежедневно размышляет неподалеку от них, окружив себя блистающим ореолом стихии, зачем оба они каждый вечер занимаются своим текучим искусством боя в самом центре.
Когда колесо времен отмерило семнадцатый год моей жизни, Кахаллад завершил свой труд и созвал всех поглядеть на то, что он сотворил. С опаской мы ступили на землю долины, но молнии с нее давно уже пропали, и ветер случался лишь тогда, когда он зарождался за пределами осененной стихией земли.
Теперь в самом центре долины высилось странное сооружение: пять колонн из синего и зеленого камня возносились к небу, увенчанные крышей, подобной волне. Стены построенного Огненным дома были гладкими и темными, свет солнца играл на них, словно на поверхности озера.
Мы не понимали, что это такое, но чувствовали в воздухе запах свежести.
А затем Кахаллад открыл овальную дверь своего творения, и мы узрели просторный зал, в самой середине которого, на локоть ниже остального пола, находился черный диск.
И из него струилась вода. Чистая, свежая, прозрачная вода, какой трудно найти даже в лучших оазисах.
Все мы замерли, словно пораженные молнией с небес. Многие из пленных саадаи рухнули на колени, поняв теперь, что они помогали строить.
До сих пор я горжусь тем, что первым оправился от изумления и спросил вслух:
- Что это? Источник?
- Источник может пересохнуть, - покачал головой Кахаллад, - но эта вода будет струиться вечно, ибо ее создает сила самого Творения. Это мэнс, волшебное строение, возведенное на месте стихийной силы - и способное даровать чистую воду до скончания мира.
Никто не мог вымолвить ни слова; дашараги и саадаи безмолвно взирали на чудо, сотворенное руками посланника Царства. Он же, пока мы молчали, подошел к источнику, и погрузил в него глубокую чашу. Наполнив ее до краев, Кахаллад подошел к моему отцу и протянул ему сосуд.
Тогда рухнула тишина: ибо все дети пустыни испустили возглас изумления. Все мы изумились тому, что сделал дракорожденный.
Обряд разделения воды из нового источника - один из древнейших. Если подающий воду отопьет две трети чаши, то покажет, что источник принадлежит ему и наречет принявшего у него воду младшим. Если же отопьет треть - то признает чужое старшинство.
Но Кахаллад не отпил ни капли. Всю набранную в чашу воду он отдал отцу - тем самым даруя ему чудесный источник.
Отец взял чашу, и я впервые в жизни увидел, как дрожат руки Кассана ан-Джалара. Но он не пролил на песок ни капли, осушив чашу, не отрываясь от нее. Потом - долго смотрел на дракорожденного, не отводя взгляда.
- Как имя твоего отца? - внезапно спросил наш вождь.
- Я буду рад принять тебя в своем шатре, Киан ан-Сентар иль-Кебок ас-Ледааль, - произнес мой отец, и глаза гостя с Алой Земли вспыхнули: он понял, что значит такая фраза.
С тех пор Киана никогда более не называли Багровым Змеем. Меж собой мы иногда называли его Несущим Воду, но никогда - в лицо, конечно. Почему? Прозвища - для чужаков, странник, потому я не зову тебя по имени, пусть ты и произнес его.
Киан подтвердил, что сотворенный им мэнс отныне принадлежит дашараги. Но мэнс - это еще не все, его работа была не кончена. Вернее - наша работа, что дашараги, что саадаи... Да, пленные, хотя и были свободны, когда Киан рассказал, что еще хочет совершить, пожелали остаться и довести дело до конца.
Силой стихий Киан и Белый Поток проложили от мэнса глубокие каналы. Люди подготовили их для воды, и вскоре она хлынула по новым руслам, питая жизнь во всей долине. Сила доброжелательных духов, магия людей Царства и наши знания пустыни - все сплелось, питая землю, и взошло травой. На наших глазах долина, которую больше уже никто не называл Грозовыми Песками, обращалась оазисом, и обширным оазисом.
Вскоре дашараги снова отправились в поход, но теперь уже не для завоеваний. Они несли весть о зеленой долине и вечном потоке, и звали к себе иных детей пустыни. Ушли пленные саадаи - и они вернулись со множеством своих сородичей, желавших прикоснуться к чуду; в то время был заключен договор, давший начало союзу семи племен, о котором ты наверняка слышал, странник. Он существует и по сей день, и клятвы мы принесли в мэнсе, над струящимся потоком.
Незадолго до того Киан пришел к отцу, который всегда принимал его как дорого гостя; когда они разделили воду гостеприимства, Огненный сказал:
- Мне нужна помощь молодых дашараги, вождь Кассан.
- Для чего же? - спросил отец.
- Мэнс - не источник, но ему тоже требуется уход и внимание. Я не вечно буду оставаться на юге; я хочу взять талантливых юношей и девушек твоего народа и обучить их заботиться о мэнсе.
- Ты хочешь сделать из них заклинателей воды, Киан, - сказал отец, и Огненный, помедлив, кивнул.
Так у Киана появилось семеро учеников, старшим из которых был я. Он многому нас научил: он рассказывал о далеких землях и обычаях, о том, сколько непознанного есть в мире, и как прикоснуться к сокрытым его сторонам. Мы узнали о том, что движет духами и о том, как защищаться от незримого даже для них влияния. Мы научились читать потоки силы в земле и предсказывать погоду, возводить неощутимые обереги и накладывать особые чары на предметы.
Тогда же мы поняли причину того, что казалось нам странным во время постройки мэнса, и узнали, как он вообще был создан. Тонкое искусство Киана превратило место Воздушной силы в место Водной - не зря он лил воду и двигался там подобно ей, и не зря Белый Поток каждый день осенял долину мощью своей стихии... а ведь были и сотни других, скрытых от наших глаз, дел. Но теперь Воздух перешел в Воду, и диск черного нефрита творил ее, извлекая из других стихий.
Мы стали заклинателями духов и зачарователями, погодными шаманами и чтецами драконьих линий. Всех таких людей вы называете словом "тауматург"; Киан им тоже пользовался.
Я помню один наш с ним разговор, когда у дашараги был праздник. Он длился до самой ночи, и мы с Кианом, удалившись на песчаный холм рядом, сидели с бутылью вина и чашами под звездным куполом. Рядом со мной стояла сумка, которую я принес из своего шатра.
Мы говорили о пустыне и далеких странах; но Киан, закончив очередной рассказ, поглядел на меня и сказал с улыбкой:
- Ты хочешь что-то спросить, Джасуф.
- Да, - сказал я, глядя в звездное небо. - Мы считали вас врагами - но вы, люди Алой Земли, принесли нам дар немыслимой цены. Почему же вы так поступили?
Я знал, что Киан ответит правду. Он не раз говорил о том, что принадлежащие его стихии способны кого угодно обмануть жаркими речами, но сам ан-Сентар был подобен солнцу - иногда безжалостному, но никогда лживому.
- По разным причинам, - задумчиво сказал он через несколько мгновений. - Не буду утверждать, что Империей двигало желание помочь дашараги. Нет, нам нужна была опора в этих краях, и было решено, что лучше получить помощь племен, чем стараться держать их в узде. Именно потому был одобрен мой проект, и мне выделили все средства для возведения мэнса.
- Но ты же задумал его до этого? - уточнил я.
- Да, - улыбнулся Киан, - это был великолепный эксперимент. Я уверен, что он войдет в историю современной геомантии и магической архитектуры. Не обманись, Джасуф - на вашем месте могло оказаться любое другое племя.
- Твои слова звучат так, будто ты не желаешь показаться нам другом, - заметил я, - или представить друзьями собственный народ.
Киан пожал плечами.
- У тебя острый и цепкий ум, а я не умею обманывать. Да и считаю, что правдивый завоеватель лучше ложного союзника. Будет меньше ошибок, если наши народы станут видеть друг друга по-настоящему.
Я сплел пальцы на затылке и, откинувшись назад, упал в мягкий песок. Звезды сияли надо мной - их было столько же, сколько песчинок.
- Скажи ты, что придумал мэнс для дашараги, - медленно произнес я, - и я бы назвал тебя другом племени. Но ты сказал, что мог даровать оазис любому племени - и потому я назову тебя другом пустыни.
Сын Драконов посмотрел на меня с удивлением, потом усмехнулся и погрузил пальцы в песок.
- Не могу сказать, что я по-настоящему понимаю твой народ, Джасуф. Но мне приятно быть с ним.
Я кивнул, а затем развязал тесьму своей сумки и достал оттуда четыре предмета: бутыль с чистейшей водой и три чаши; одна из них была крупнее других, и внутри нее рисунки отмечали высоту.
Взяв бутыль, я наполнил большую чашу водой, следя, чтобы она дошла точно до изображения листа. Разлил по меньшим чашам; сперва вода опустилась до отметки с нитью, затем - до отметки с каплей.
Киан с интересом наблюдал за тем, что я делаю; думаю, он уже знал об этом обычае. И когда я протянул ему одну чашу - он подождал, пока я не закупорю бутылку и не возьму собственный сосуд. Мы осушили их вместе, одновременно, и так же разом поставили чаши на песок.
О смысле обряда я не сказал - Огненный и сам его понял. Мы сидели и говорили до самого рассвета - мы, дракорожденный Огня и сын вождя дашараги, Ледааль Кебок Киан и Джасуф ан-Кассан иль-Хамади.
Братья по воде.
Киан уехал на родину еще через полтора года: когда оазис Драконьего Дара привлек к себе новые племена, когда здесь вознесся малый город, который ты видишь перед собой и сейчас, странник. Он сделал свое дело, увидел плоды, взошедшие из посаженных семян, и вернулся к иному долгу. К тому времени я был женат, и мой сын получил имя человека, подарившего нам воду.
Белый Поток уехал позднее: он нашел среди нас тех, кто хотел бы идти не просто вместе с Царством, но и путем Безупречной Веры, и воспитал из своих учеников могучих воинов и несокрушимых верой людей. Это нам помогло, когда у Драконьего Дара появился свой бог; мы хорошо понимаем друг друга и знаем, что обязаны делать и люди, и духи.
Монах не вернулся, а вот Киан приезжал еще трижды, говоря, что его роду интересно то, что здесь происходит. Сейчас он живет ближе к крупным владениям Царства и управляет какой-то их частью.
Он будет заниматься своим делом еще долго. Я помню о сроке жизни детей Драконов и знаю, что Киан переживет меня, что он будет творить новые чудеса стихий еще века после того, как кости Джасуфа ан-Кассана истлеют в песках. Я желаю ему этого.
Вот почему дашараги воюют ради Царства и приходят на помощь его владениям, призывая с собой союзные племена. Мы не считаем Алую Землю нашим товарищем - но мы с Царством смотрим друг на друга открытыми глазами. Они дали нам то, за что не стыдно платить во веки веков... благо и дар этот пребудет таким же вечным.
Теперь ты понимаешь, почему мы живем здесь и живем именно так, чужеземец. Позволь мне сказать еще кое-что.
Я не знаю, кто ты на самом деле, странник, но мне ведомо - ты ищешь союзников против Царства. Ты не найдешь их здесь. Ступай обратно в пески; знай, что когда ты пришел, быстрый сокол отправился с посланием к одному из наших племен, и даже если ты поднимешь против нас сияющий меч, то о тебе узнают дети стихий.
Ступай, странник. Ты спрашивал, почему мы живем так - я ответил. Люди Алой Земли принесли нам воду; за нее в пустыне платят кровью. Мы платим. Таковы наши заветы, и такими они останутся: пока течет вода, течет и кровь в наших жилах.
Я вижу задумчивость в твоих глазах странник: ты размышляешь, что с уходом воды кончится и власть Царства над нами. Но подумай - можешь ли ты сокрушить мэнс и лишить нас живительного потока? Станешь ли?
Скажи "нет" - и иди с миром, ищи союзников в иных местах.
Скажи "да" - и тебе придется убить всех дашараги, чтобы уйти отсюда живым.
Выбор за тобой, странник. Помни - вода из источника и кровь из жил струятся по песку совершенно одинаково.