Радио выполняет свою задачу. Когда нет слушателей, радио гоняет по линии характерные никому не нужные советы. Иногда оно говорит нам правду, например: "Есть комнатка в заброшенном общежитии".
Школа-официальное историческое здание, на него указывают близкие намеки. Рядом жгут мусор и роют продолжительную яму. По изрытой ложной улице ездят тяжелые машины. Я не всегда знаю, можно ли доверять самому себе. Я знаю только, что существует школьная торжественная организация, она существует на самом деле. Ее равнодушная власть до того тонка, что просто невидима.
Мелочей больше нету, вместо этого что-то потрескивает: "Веди себя стандартно. Чтобы добиться успеха, надо стать похожим на своих сестер и братьев". Подожди, вот спрячется контур районного магазина, останутся лишь неясные художественные фрагменты, тогда пьяные вцепятся грязными руками в белье, которое сохнет на улице.
Старики всхлипывают, откупоривают бутылки и пьют под девизом сплошной трезвости. Те, кто моложе, вслушиваются в их невнятные слова и радуются чему-то.
Болтают растерянные мятые куртки, подбадривают друг друга, они торопятся, словно будут присутствовать здесь лишь очень короткое время. Рушится несбыточное, я наблюдаю за мирными работниками нашей фабрики, они быстро пьют, двигаются, чтобы не замерзнуть, читают вечные книжечки, думают, где бы раздобыть такие часы, чтобы можно было пораньше удирать с работы.
Вот что-то дрыгается над помойкой, там мужики суетятся, подхожу ближе, оказывается, приделывают новый правительственный плакат. Через несколько дней плаката уже не будет-разорвут старухи и местная шпана. Меня интересуют прежде всего городские традиции, но что-то общее я нахожу в каждой семье, в каждом доме.
Но вот на улочках затихли крики. Это наступил час трезвости. Самые лютые пьяницы кинулись было в подвалы, но тут уже толпятся затейники с большим брюхом, от таких не спрячешься. Пьяниц ловят и ведут через ворота, которые больше не скрипят. Пьяницы шевелят губами, ничего не могут сказать от удивления, трезвость застала их врасплох.
Разрушаются каменные дома, сгущаются тревожные одушевленные чувства. Опустошают мою квартиру, чтобы я уяснил себе, что незначительных людей нет.
Я просыпаюсь и вспоминаю свои сны. Это мой источник вдохновения, если, конечно, удастся что-то вспомнить. Долгие утомительные беседы по телефону. Люди пропадают на службе, играют там в достойные игры. Я бы мог проследить за их скучной жизнью, но моя собственная жизнь тоже, оказывается, однообразна и скучна, хотя я нигде не работаю. Время убывает, но я хладнокровно и мудро реагирую на это. Занимаюсь всякой ерундой, ругаюсь с соседями, напеваю глупые привязавшиеся песенки, хожу в клуб, где все пропитано алкогольным дымом и все друг друга с трудом выносят. Здесь болтаются сломанные часы с кукушкой, тут плохое освещение. Я сюда прихожу, потому что тут можно встретить талантливых людей, которые почитают свои стихи, они могут также послушать мои.
Я верю, что моя мечта о партизанской книге скоро воплотится, и я скоро обрадую свой город новой книгой. Отнесу ее в книжные магазины, министерство культуры и еще хочу в главную библиотеку отнести, пусть почитают. На железнодорожном вокзале тоже есть хороший книжный магазин, в первую очередь отнесу туда. Критики ругают меня, что у меня в произведениях только форма, а содержания никакого нет. Что поделаешь, все содержание, как потертую шинель на себя, дернули эти самые критики, у меня ничего не осталось за душой. Эти критики работают в главном городском журнале. Теперь они пишут очередной том о нашем городе. Получается уже целый роман. Там нет совершенно ничего нового. На мой взгляд, это все могло быть сказано каким-нибудь приезжим циником,а я бы не стал дорожить такими книжками. Я видел их авторов-вечно унылые бородачи, которые у всех просят папироску. Они кстати, где-то до сих пор читают мои рукописи, критики эти. Эти люди очень любят городские помойки и являются при этом специалистами по вопросам литературы.
Почему я считаю, что все вокруг должны обрадоваться выходу моей новой книги? Я ее пока никому не показывал, создавал такое дорогое очарование. Моя книга несет большую духовную нагрузку, в ней совсем нет никаких цитат. Настанет торжественный миг, когда радостные читатели.. .
В моей книге я с притворной горечью рассказываю о своей трудной жизни. Многие персонажи очень узнаваемы. Здесь я рассказываю, как на меня постоянно обрушиваются разные беды.
Критики между собой изъясняются необычным трафаретным языком, мне с ними нельзя тягаться. Это современная культура. Я могу только молча постоять около них. Я стою, делаю вид, что культурно протираю очки. Человеческая природа сопротивляется изо всех сил, когда кто-то пытается ее осознать или например, накрыть курортным плащом. Я ничем не могу помочь или помешать, я просто не могу вмешиваться в такие процессы.
Из старинного мрака дурацких журналов вырываюсь на улицу. Некоторое время стою неподвижно, пытаюсь увидеть какие-нибудь безупречные краски. Ходят трамваи, дымятся чьи-то скромные дома. Женщины ходят с земляными прическами. Это мой перевернутый мир, который я сам себе выдумал, но это все пустяки по сравнению с реальностью. Торговцы продают различные товары-негодные щипцы, кабинетные пепельницы, замки, молотки, напильники, гвозди, все это будет определять покупатель, он стыдится своего звания. Ему противно собственное лицо. Он протискивается в домашнюю нору только с желанием поскорее уснуть.
Комната его похожа на довольно спокойную палату. Кажется, все, что ему нужно в такой ситуации-это госпитальные судороги и простое жирное блюдо, приготовленное на ужин заботливой супругой. Здесь стойкая тишина, от которой невозможно избавиться. Жена тонко чувствует все изменения в поведении мужа, а его характер она уже изучила. Внешне она похожа на бочку.
Сегодня он купил себе палку, поставил ее в углу. Вечером будет гонять жену по дому. Будет стучаться сосед-привлеченный шумом мясник.
Я всматриваюсь в таких людей и думаю, как бы их вылечить. Это лысые граждане, переодетые в бушлаты, они суетятся непосредственно перед прилавком и выкладывают потом за приглянувшийся товар свои скудные сбережения.
Начинается путешествие по лихим безумным мозгам. Кстати, жена его работает в цирке уборщицей, а в гараже стоит старенькая машина.Я исследовал временный земной период этих людей. Измятая жизнь плывет по луже. Как же все-таки удобно исследовать внутреннюю тревогу! Все на лице видно. Насквозь фальшивая улыбка, боязнь, что украдут последнее барахло. Ошарашенно смотрят на собеседника, потому что все время ускользает смысл.
Характер-сознание важности договора с судьбой. Не обращайте внимание, это так, слова, моя слабость. Но надеюсь, я знаю кое-какие основы. Натыкаюсь на электрические провода у входа-кто-то поставил ловушку. Никакого беспокойства-просто перешагиваю проволоку. Это произойдет достаточно скоро. Вернется из долгой поездки мой добрый друг, привезет впечатления и новые песни. Внизу стоят конторщик и дворник-логические братья, спокойно стоят и рассуждают о чем-то. Вокруг кормятся голуби. Играет гармошка. Сердится пожилая дама, кто-то обидел ее собачку. Светлый лучик пробивается сквозь небо, как иголка через простыню. Дворник стыдливо подстригает кусты,у него образуется очень красивая форма. Гуляют дети. Бродят рассеянные собаки.
Ходил сегодня в министерство культуры-не оказалось нужного человека. В книжном на вокзале мою книжонку принять не хотят, слишком умная. В книжных магазинах всем командуют вредные тетки, готовые наорать по любому поводу. Продавцы работают безучастные. Я не стал допытываться, но вроде такие же люди работают и в министерстве культуры. Не пойду туда больше. Мне не нравится сама суть этих карусельных вещей. Вот пройдет значительное время, все станет историей. Распахнутся окна, стряхнут с них загадочные слезинки, раскроются скорченные чемоданы с книгами. Тогда тетки из министерства культуры сами будут упрашивать, чтобы им дали какую-нибудь ценную книгу из моей коллекции и разрешили бы поставить на видную полочку.
Продавцы мне по секрету сказали, что приобрести популярность можно, но только отсидев в тюрьме. В квартире холодно, отапливаю газом, грею ноги грелкой и пью горячий чай. На улице дождь со снегом, такая уж весна. Мне предстоит сделать массу дел. Вариант с тюрьмой мне не подходит. Кто тогда будет кормить моего сына? Сами сидите, сытые мерзавцы! Я уже не различаю цвета-стал нарушать элементарные законы рисования и правила дорожного движения. Давно не брился, посмотрел в зеркало-очень заросший. Надо собраться, сходить, купить бритвы и как следует побриться. Вот это будет настоящее воспитание характера. Литература как бронированный лабиринт,я в нем хромаю. Перезваниваюсь с одним человеком, известным нашим молодым поэтом, учу его, чтобы не делал таких частых цитат, он сопротивляется почему-то. У него глубокие познания в поэзии, он знает всех или почти всех современных авторов, расположенных в нашей библиотеке. Стихотворения очень нежные у него. Они пестрят великими именами, но поражают тонкостью, образованным слогом.
Обязательно надо научиться писать массовые стихотворения, но не бесцветные, а яркие, мощные, научиться подражать кому-нибудь. Так изображается мгновенная связь времен. Это будет радовать людей и завершится чем-нибудь хорошим.
На улице рано зажгли фонари
В доме идет грандиозный ремонт
Соседи сушат себе сухари
А дворник ушел на безжалостный фронт
Во дворе я вижу тупой магнит, уходящий вдаль за таинственный неправильный горизонт. Старик держит ржавую лопату натруженной рукой. Он работает трамвайным библиотекарем, а сам живет в сарае. У него широкое добродушное лицо. Я ручаюсь, что он сделал много политических изобретений.
Он размашисто орудует своей лопатой, а в кармане у него торчит бутылка с какой-то настойкой. Ему разрешили пить в рабочее время, это странно, должно быть, это просто судебная шутка. Он прихлебывал из своей бутылки, выпивая добрую порцию надежды.