Зажегся неосознанный свет, стеклянная мозаика дождевых капель была на окне троллейбуса, она с негодованием от меня отвернулась, я видел перекошенные облупившиеся стены старинных особняков, карнизы, ажурные перильца -- все оставалось ТОГДА.
Я ехал после тяжеловесных угрюмых теток. Заканчивалось лето. Смотрел на дождь. Только что водяные барабанщики стучали по моему черному зонту, здесь -- совсем другие звуки -- электрическая тишина. Я ехал домой. Давно я так не хотел домой. Дома включу Визбора, дома зажгу свечу, у меня есть сыр и черный хлеб, поставлю чай.
К чаю у меня есть светлый мармелад. Уютно! Сохнет черный зонт. За окном -- лужи.
Бегают надоевшие уже спиральные завитки. Немного шершавое гудение, и фея в высоком колпаке поднимается по ступеням стеклянного замка.
Тропинка среди высокой травы, я иду за невероятно красивой женщиной и с замиранием любуюсь ею. Где-то за сплошной стеной поют птицы и поют так, что забываешь обо всем. Нежная паутинка утренних хвойных ветвей впускает солнечные осторожные лучики, роса сверкает.
Плывут по небу рыбы и бородатый рыбак, пудель и девушка. Двое людей бредут в заводскую столовую, не слыша кузнечиков, шума машин и самих себя тоже. Яркие летние краски -- мимо них. Она опустила голову и кривит рот. Вся сегодняшняя красота, свежесть, радость и музыка -- мимо них. Они идут в смрадную столовую. Грязные столы, проблемы и котлеты.
Навстречу им люди с вечно ожидающими подвоха кислыми лицами. Они заходят в столовую, поднимаются по липкой лестнице в жирный угар, на тусклых подносах -- долгожданные серые котлеты, болотный компотик, скрипящее на зубах невкусное пюре. Ее рот недовольно открывается, принимает в себя жирную вилку с волокнами и издает утробные звуки. Обратно я снова иду за нею и любуюсь.