Очередная мусорная ночь предстояла ей. Когда исчезли все иные пути, Судьба присела на ржавую площадку с укрепленным на ней гигантским светофором. Она еще чувствовала бесконечные секунды уходящей эпохи. Она была опутана судорожным ознобом воспоминаний, как толстая кошка бывает опутана семейным проводом. Судьба сравнивала себя с юной библиотекаршей, чье утреннее сознание пока еще настежь раскрыто, как удивительная дверь. Чьи-то далекие руки держат прозрачные рычаги, и вот-вот опустится тончайшее зеркало с поспешным списком. Она почувствовала это и улыбнулась, как успокоившаяся наконец вдова.
В счастливых окошечках обезлюдевших подвалов извивалась густой мятной гарью ночь, а по чудесным меридианам некая фигура везла механическую тележку. От этой ископаемой фигуры исходила сдержанная доброжелательность. Судьба помнила только ее имя -- Авгага. Тележка ехала удивительно плавно, без покаянного грохота и бессильного скрипа, Авгага везла ее чутко, словно в ней лежал окровавленный окоченевший сверток. Они поравнялись, Авгага медленно улыбнулась, словно желая откусить что-нибудь воображаемое или хотя бы пытаясь искоренить все, что мешает ей катить тележку дальше. Судьба заглянула в тележку, которая оказалась невероятно древним металлическим фургоном с откидной лестницей. Авгага еще раз тягуче улыбнулась, приглашая внутрь.
В фургоне узкими змейками танцевал электрический свет. Его внутренность была похожа на колодец крематория, заботливо оклеенного шелковыми летними обоями. Судьбе однажды довелось путешествовать в деревянном билетном домике, но этот неправдоподобно симпатичный фургон, который сегодня везла Авгага, был просто необходим ей. Судьба обрадовалась его острой звездной чистоте. Она нашла в шкафчике роскошный матрас, устроилась на его акульей спине, и тотчас же фургон, нерешительно вначале, пополз, а затем торопливо и умудренно легко покатился. Судьба знала и любила этот автобусный эффект, когда за огненным непроницаемым стеклом торжественно мечутся, а на самом деле плывут, болезненно исчезая в океане одиночества телефонные организмы городов.
Как удирающие от родителей дети, улетучивались искаженные забрызганным калейдоскопом муравьиные дома. В некоторые из них Судьба заходила праздной гостьей, в некоторые -- как прогуливающаяся сестра, в другие -- как прихрамывающий охранник. Авгага послушно разворачивала фургон или настороженно останавливала его в нужных местах. Иногда Судьба снисходительно пропускала целые куски своего списка. Она не была людоедом, испытывающим календарную жажду, или пылкой одинокой официанткой, уставшей от цифр.
К тому времени, когда первые солнечные лучи своими безжизненными удочками принялись царапать погребальный настил фургона, все было закончено.