Зеев Ариэль. Позывной Француз (На той гражданской)

Позывной Француз

(На той гражданской)

Все события и люди, описанные в рассказе, являются авторским вымыслом. Все совпадения событий, фактов из биографий, имен собственных и прозвищ прошу считать совершенно случайным.

Свет - рука левая тьмы,

Тьма - рука правая света.

Двое - в одном, жизнь и смерть,

И лежат они вместе.

Сплелись нераздельно,

Как руки любимых,

Как путь и конец

Урсула Ле Гуин

"Ну не верят, говорит, что ж поделаешь. Пущай. Ведь мне-то от этого ни жарко, ни холодно. Да и тебе, говорит, тоже. Да и им, говорит, то же самое. Потому мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку, а что касается казарм, Жилин, то тут как надо понимать, все вы у меня, Жилин, одинаковые - в поле брани убиенные. Это, Жилин, понимать надо, и не всякий это поймет. Да ты, в общем, Жилин, говорит, этими вопросами себя не расстраивай. Живи себе, гуляй".

Михаил Булгаков. Белая гвардия

Озверение воюющих к этому времени достигло предела. Пленных не доводили живыми до места назначения, неприятельских раненых прикалывали на поле.

При текучем составе лесного ополчения, в которое то вступали новые охотники, то уходили и перебегали к неприятелю старые участники, Ранцевича, при строгом сохранении тайны, можно было выдать за нового, недавно примкнувшего союзника.

Юрий Андреевич снял с убитого телефониста верхнюю одежду и с помощью Ангеляра, которого доктор посвятил в свои замыслы, переодел не приходившего в сознание юношу.

Он и фельдшер выходили мальчика. Когда Ранцевич вполне оправился, они отпустили его, хотя он не таил от своих избавителей, что вернется в ряды колчаковских войск и будет продолжать борьбу с красными.

Борис Пастернак. Доктор Живаго

Когда я не высплюсь, в голову мне всегда лезет всякая муть. Будто мои так до конца и не проснувшиеся мозги кто-то хорошенько встряхнул и весь осадок от прочитанных книг зароился, закружился у меня в голове бесконечными цитатами, которые моя память упорно отказывалась забыть. Смотря в окна на бесконечно унылый пейзаж восточно-европейской равнины, я никак не мог вытрясти из головы эту дурацкую цитату ныне почившего американского фантазера Терри Гудкаинда: Люди глупы, и, если правдоподобно объяснить, почти все поверят во что угодно. Люди глупы и могут поверить лжи, оттого что хотят верить, будто это правда, или оттого что боятся знать правду. А как проверить, ложь или правда? Посмотреть на все своими глазами. Только так.

- На Донбасс собрался, в хохлов там хочешь пострелять? К сепорам значит поехал? К имперцам-сталинистам? - ну все в таком же духе писали мне мои знакомые, завсегдатаи московских кофеен, где в обнимку со своим старым яблочным компом и мобильником они практически ночевали. Там у них были и офисы, и места свиданий, их вайбы, их руфы и их бесконечные кринжы. А домой они заползали только ночевать. Весь их мир были кофейни да ресторанчики с типовой мебелью, где все блюда по одной цене, а за МКАДОМ, как известно никакой жизни нет, и, наверное, никогда и не было. Что и говорить про какой-то там Донбасс-Гондурас.

И когда я сказал, что поехал свою бабушку уговаривать в Москву все-таки переехать, началась уже и вовсе ржака. Потому как начали они зубоскалить о том, что оказывается сам я щирый хохол, что не коренной москвич. Хотя добрая половина этой публики снимала десятилетиями хаты вскладчину и имела прописки в самых экзотических уголках нашей необъятной Родины, а я впрямь был москвичом, но только по одной линии, зато документально подтвержденной аж до пятого поколения. Но я этим никогда не гордился, я ж не лимита какая, чтобы московской пропиской гордится. У меня в выписке из домовой книги так просто и доступно написано: Прописан с рождения.

У бабушки телефон уже неделю не отвечал. У соседки ее, бабы Зои, тоже не отвечал. И всем как-то было пофигу. Отец буркнул что-то вроде того, что нам, если бы что случилось, обязательно сообщили бы. Я резонно тогда заметил, что могло там со всеми случиться. Поселок-то почти на линии разграничения стоит. Отец отмахнулся. Мать вообще в ужас пришла, что у меня появилась идея туда ехать. Мы с отцом в Марианские Лазни собрались осенью. А вдруг из-за твоей поездки нам шенген аннулируют?

Меня тогда позабавило, что она даже не подумала о том, что там может что-то случится с ее единственным сыном. Мама вообще редко думала о том, что ее может расстроить. Очень хотела выглядеть хорошо. А стрессы старят. А мысль о том, чтобы бабушку в Москву перевести, ее откровенно ужаснула. Эту клятую свекровь антисемитку. У мамы все были антисемиты, все под подозрением, кроме близких и проверенных друзей. Свекровь в их число, конечно же, не входила. Хотела заставить меня второго рожать. Сейчас бы квартиру с братом делил, - пугала она. Ладно, - говорю, - бабушка у меня будет жить, если что... Шо я бабушке борща не налью?!

Все события, рассказанные здесь, случились со мной до огромной большой войны, спрятавшейся от Совбеза ООН за хитрой аббревиатурой СВО. Лига наций, ставшая после Второй мировой войны ООН, очень не любила это слово война, в документах. Но на реальные локальные войны она, как правило, смотрела весьма отстраненно. Лишь бы этим запретным, как говаривал Пелевин гш-словом, не называли.

Тогда еще некоторые думали, что все как-то рассосется само собой. Вы много знаете случаев, что бы у человека сама собой рассосалась раковая опухоль? Вот и я не слышал. В то время когда я туда собрался, там постреливали и сильно постреливали, но глобальных боевых действий временно не было. Но как раньше, я не мог сесть на самолет и прилететь в маленький и очень уютный донецкий аэропорт.

Помню, в счастливых нулевых приезжал на бабушкин юбилей. Меня тогда умилила в этом аэропорту крошечная такая зона Дюти Фри, с миниатюрным в один прилавочек магазином беспошлинной торговли. Идет мимо него такая задастая толстоногая тетка и орет во все горло: Хто на рейс в Анталию? Прохоть за мной! Нет теперь Донецкого аэропорта, а по его руинам до сих пор небось бродят призраки погибших киборгов и ополченцев. Может быть, еще до сих пор стреляют друг в друга. Ведь если гражданская война началась, она ведь никогда уже не закончится. Где вы счастливые нулевые без ковида и спецопераций, с долларом по 30 рублей?!

Выход я нашел быстро и через соц. сети: примазался волонтером в гуманитарный караван. Меня пугали, говорили, что халявы не будет, придется грузчиком поработать и еще прилететь может и сильно от мины или дрона.

-Ты, вообще, зачем туда едешь? Пофоткаться?

- Не, говорю, це моя ридна батьковщина, я бабулю свою хочу забрать.

- А что ты по хохляцки-то? - с презрением таким московским, мне замечают.

- А шо? - прикалываюсь я, - Як вы збираетесь ехати, если мовы не разумиете?

На что эта очень серьезная еврейская девушка, с птичьим гнездом вместо прически, зато одетая в застиранное вдрызг камуфло, сказала мне: - Там никто никогда по-украински не говорил! Понятно! Там все русские!

- Да ты шо?! - смеюсь я, - У них обязательный предмет в школе был украинский язык. Ну, да ладно. Я хотов грузчиком поробити если шо!.

- Нет, рубить ничего не надо, - не поняла она меня, - Только ящики таскать. Я старался не прыснуть со смеху.

- А грошей требва сдати на хуманитарку? - спросил я

- Желательно, а так же можно крупы, макароны, перевязочные материалы....

Над девочкой этой, она там в числе заводил была, я напрасно сначала посмеялся. Она, в общем-то, была и не девочка вовсе, а почти моя ровесница, просто, как и все московские миниатюрные еврейские барышни, выглядела очень моложаво в своих огромных роговых очках, за которыми сверкали гигантские зеленые глазищи. Хоть прям портрет пиши: Сестра милосердия.

Торкнуло ее после Русской весны, когда прям все ленты взрывались либо лютым хейтом вроде: Хохлов ограбили, наших братушек!, либо бесконечным урапатриотизмом вроде Крым наш. Люди же поумнее, ну вроде меня, помалкивали, понимая, что добром это все не кончится. А почему? А потому что пословица такая русская есть: Начали за здравие, а кончили за упокой.

Большинство сначала пропускало мимо ушей тревожные вести с территорий Донецкой и Луганской областей, и какие-то сбивчивые отрывочные сообщения в официальных российских СМИ. А потом все взорвалось, взлетело на воздух как на пороховой бочке. Началась эпопея с обороной Славянска, потом был майский референдум, а потом уже реальная полномасштабная война с танками, артиллерией и авиацией. И это была первая война в истории рунета, которую 24 на 7 фактически транслировали в прямом эфире.

Кто-то переходил границу с Ростовской областью уже без российского паспорта, чтобы сгинуть где-то в стране терриконов и бесконечных маленьких рабочих поселков, построенных, как правило, рядом с каким-нибудь закрытым с 90-х предприятием.

И появились вот такие люди, как это рыжая Даша, до войны ни о каком Донбассе не слышавшие, и не знавшие таких топонимов как Рубежное, Авдеевка, Попасное, Горловка или Краматорск. И однажды они прочитали в и-нете о том, что где-то людям нечего есть, людям нужны лекарства, что там осталось куча беспомощных стариков, которым некуда идти, и не от кого ждать помощи. Прочитали... и понеслось.

Первая точка, куда мы заехали, был Дом престарелых. Старое, облезлое, никогда не ремонтированное советское здание. Часть выбитых окон заделано фанерой. Здесь это обычное дело, стекло на вес золота. Вылетает на раз-два. Выгружаем эти самые бесконечные ящики. И сколько всего в них. Ведь так подумаешь, куплено это все не на деньги каких-то олигархов, не дано щедрой рукой какой-нибудь мега сети супермаркетов. Нет, все это куплено за простые, наши народные деньги. Нашими бедными, напрочь закредитованным по самое не могу людьми. Каждый давал сколько мог. Кто-то пару упаковок макарон, а кто-то накупил стерильных бинтов. Это сейчас туда с гуманитаркой и с большой помпой ездят отметиться звезды поп-эстрады, не пожелавшие стать релакантами где-нибудь под пальмой. Едут целые караваны большегрузов. А тогда, с самого начала, возили все на собственных легковушках, на убитых газельках. Возили просто потому, что кто-то их попросил помочь. А человек, который нуждается, человек сам несчастный с рождения, обреченный родиться и умереть в ветшающем доме, построенном в прошлом веке. Он может понять.

Позже я рассмотрел, что часть стены дома престарелых сильно закопчена. Был пожар. Надя, высокая, худенькая реактивная девчонка поймала мой взгляд: - Да, прилетело им, где-то с полгода назад.

- Тут что, ополченцы были? - спросил я.

- Никого здесь кроме бабулей отродясь не было. Если ты спросишь меня, почему они стреляют по больницам, по детдомам и даже по кладбищам аккурат в Радоницу. Знаешь, у них это и надо спросить.

Потом мы поехали в интернат для инвалидов. Те же унылые одинокие сельские дороги, куча разрушенных, сгоревших домов. Иногда целыми поселками. Едешь, ни одного целого дома. Прямо как в старой кинохронике про ВОВ. Только тут все в цвете. Я все снимаю. Мой телефон быстро бы разрядился, поэтому я взял с собой старенький, но проверенный Cannon IXUS. У него очень маленькие сменные аккумуляторы и я снимаю все эту украинскую Руину. Снимаю на многогигабайтную SD-шку, снимаю фото и видео.

В 2022-м я еще повторно выложил эти видосы и фотки, потому что на Cannon-е даты везде пропечатываются. Скажите, что это фейк? В таком-то количестве? И люди, правда, так мне говорят, а еще кричат, что у нас тут завелся кремлин на государственном пайке, флудит ленту фотошопной пропагандой. А я им говорю: съездите туда, сами посмотрите. Но я знаю, это бесполезно. Для этих людей из московских кафешек война началась в 2022 году, когда поднялся курс бакса, заблокировали Спотифай, Стим, Плейстейшен и отключили русский сегмент Ютуба от монетизации. Для них война - это когда из Москвы нет прямых рейсов в Европу, а не когда вдоль обочины дома разрушенные на многие километры. Прям как в пословице: У кого-то суп жидкий, а у кого-то жемчуг мелкий.

Бабушкин дом был целый. Я сразу его увидел. Знакомая еще с самого раннего детства зеленая калитка, узкая дорожка, малинник и рядом куча угля. Бабушка выходит. Жива!

- Дите! Дите! - кричит радостно она и тут же плачет. Пожилые украинки они такие. Чуть что, сразу глаза на мокром месте. Все эмоции тут же превращаются в воду и выливаются из глаз. Бабушка плачет и радуется. Но когда узнает, что я приехал один, без отца, то было разгоревшийся взгляд потухает. Я вру, что отец в командировке, вру, что он меня послал. И мне стыдно, кажется, что у меня горят уши.

Идем в дом. Все знакомо. Как же знакомо! Проходные комнаты, между ними высокие порожки, печка, огромный сундук, на котором когда-то, еще в прошлом веке, спала моя прабабушка, свекровь моей бабули.

- Ни, ни дите. Не треба, не треба мини никуда ехати. У меня ж огород и коза. Куда ехати? Еды море, полный погреб. Ты пей, ты пей компотик. Ты же любил маленьким вишневый. Еще есть варенье абрикосовое. А хлеб хлопчики привозят. Раз в неделю. Яики е, молоко е. Что еще треба старой бабке?!

- Давай я заберу тебя, козу бабе Зине или бабе Зое оставишь.

- Тю! - возмущается моя бабаня, - А похост, похост я с собой заберу?! Я деду твоему, когда он помирал, вот здесь, в этом доме обещала, поклялась, что никому себя не отдам до самой смерти. И пиду потом, ляжу с ним на похост.

- Ты на кладбище не ходи, там мины неразорвавшиеся.

- Та, знаю, - машет она рукой, - знаю. Потом придут хлопчики, разминируют. Деду- то шо мины? Деду мины не помешают уже, - она смеется заливисто.

Я привез целых два мобильника, зарядки запасные. Все объясняю, показываю. А что, говорит, делать. Света не было неделю.

- Это пелефону треба розетка, а у меня подвал, у меня колодец, печка. Мы без света как-нибудь проживем. Раньше ж можно было телеграмму послать, так пошта не робит уже давно. Да, давно не робит. Еще до того, как стреляти почали. В деревне ж только бабки остались. А ведь дома у нас еще харные, приезжай та живи. Так увсе в город.

- Тебе мамка-то в евриинскую веру не того? Крестить мне тебя не дала, но и обрезать тебе пипиру я тоже не дала. Не обрезали? - спрашивает, - Не, - говорю, не дождутся. Я в бога, бабушка, не верю, не потому даже что был пионером, а потому, что ни один создатель не допустил бы в своем мире такой бардак. А что если бог е, впрямь, - говорю, - е. Вдруг он тогда вообще псих, раз такое тут накрутил?! Как в такое верить, что в синагоге, что у церкви? Бабушка крестится, называет меня богохульником. Жалуется, что из церкви поп сбежал давно. Службу вести некому, крест взрывом снесло, лежит в траве, поднять не можем, тяжелый.

Помню сколько народу приезжало на ее юбилей. Все ее дети, внуки. Где они все сейчас? Кто в Крыму, кто в Москве, кто в Киеве, кто в Германии, кто в Польше. Те, кто в Киеве, с трудом понимают тех, кто в Москве, хоть на какой мове говори, хоть на украинской, хоть на русской. Потому что один другого слышать не хочет. С бабушкой делаем селфи, обещаю привезти ей потом настоящую фотку в рамочке. Обещание я исполнил. Мне сигналит машина за воротами, заехали за мной. Уговаривать уехать уже не пытаюсь, обещаю сам приехать. Целую бабушку, обнимаю. Пахнет от нее как в детстве, молоком, а волосы, невероятно, хной. Да, как в детстве. Кажется, я плачу. Нет, просто что-то в глаз попало. Правда, попало.

Едем дальше, работы осталось немного. Солнце садится здесь красиво. Это надо видеть: будто раскаленный лазерный диск входит в землю. И тут же начинает играть музыка: оркестр цикад. А где-то очень далеко, словно удары в огромный барабан, гремят взрывы. Наши в машине внимательно прислушиваются, говорят, что далеко, совсем далеко. Я им верю, они уже люди тертые. Я здесь с самого детства, сколько себя помню, но теперь, кажется, словно в первый раз. Это какой-то другой, совсем другой мир.

Говорите, не было до 22-го войны?! На, подавись своим Спотифаем и Стимом, ехай в Астану, делай себе казахскую карточку, в чем проблема, брат? Ведь тебя только это беспокоит. В этом заключается твоя война? Война, которая делает тех, кто был и так богат, еще более богатыми. Именно за этим войны и ведутся. А бедных эта война делает нищими, а затем просто мертвыми. Но богатым все равно. Для них люди гумус, удобрения, на которых они сажают свои денежные деревья, чтобы собирать с них зелень.

Мне говорят, что ночевать будем на какой-то там автобазе. Ночью вообще здесь опасно. Заезжаем. Скрипучие старые ворота. Вооруженные люди. Много немолодых, прям пятидесятилетних, но есть мои ровесники, есть и кто помоложе. Судя по говору, очень много местных. Оно и понятно. Но режет слух и московское аканье. Разгружаем последние ящики: блоки сигарет, перевязочные пакеты, одноразовые шприцы, бинты. Все такое. Потом нас ведут кормить.

Столовка маленькая, старая совковая мебель, причем, видимо натащенная из разных мест. Дают борщ, очень горячий, и макарошки с тушняком. Порции небольшие. Но и на том спасибо. Сижу, ем один. Напротив садится парень, лет так на пять постарше. Сразу видно военный, в камуфле, медаль какая-то у него незнакомая, местная ДНР-ская. И шрам на щеке. Волосы чуть седые, ежиком пострижены. Сидит, пялится на меня, пялится и молчит. Мне, прям, очень нехорошо стало от его взгляда.

- Что-то мне твоя физия знакома - начинает он неожиданно, и я вздрагиваю. Мне прям сразу как-то даже дурно делается. Мало ли за кого он меня принял? Мне вот тоже рожа его, вроде как, знакомой сначала показалась. Загребут, думаю, меня тут как шпика. Здесь нет никакой власти, кроме каких-то там командиров. Мало ли что им показалось подозрительным?

- Ты с кем тут?

- Я с гуманитаркой приехал. Батрачил на разгрузке.

- Волонтер?

- Угу, - говорю и наворачиваю борщ. От страха еще больше есть захотелось.

- Да не стремайся ты так. Ты московский?

Я киваю.

- Я тож. Из Печатников я. Слу.... Так вот где я тебя... - его вдруг осеняет, - Ты на Ведьмаке случайно не был?

- На каком из? - спрашиваю, - Который большой в Ленобласти был?

Он кивает. Я доедаю борщ, смотрю на него более внимательно. И меня торкает. Я представляет его же, но моложе, с длинными волосами и без шрама.

- Ваше вели.. король Фольтест... Не признал...

Он ржет.

- Вспомнил наконец, где тебя видел, - говорит он отсмеявшись, - Ты же был лекарем в Новиграде?!

Я вздыхаю.

- Доедай, пшли, пшли. С нашими познакомлю. Да не стремайся, ваши поедут только утром, время есть.

Говорят, что мировые потрясения совершают романтики. Романтиками были французские революционеры, декабристы, а после еще и большевики. Все они мечтали, все они частично жили в каком-то другом, лучшем, по их мнению, мире. Бойтесь романтиков - они когда-нибудь угробят наш мир... Или все же однажды сделают его раем на земле?!

Те люди, которые в апреле 2014 пришли вместе с Игорем Стрелковым в Славянск, в прошлом были реконструкторами. Занимались Первой мировой войной.

Когда-то, в начале 90-х, были проведены первые Ролевые игры. Не помню точно, какая была первой, вроде ХИ-91. Там было всего 120 человек, некоторых из них мне посчастливилось знавать лично. Потом, где-то в конце 90-х, движение стало постепенно распадаться на ролевиков и реконструкторов. Последние сейчас вообще в почете и уважухе. Ни один городской праздник без них не обходится. А вы почитайте, что писали о нас журналюги в 90-х? Ну и ролевики никуда не делись. У них сейчас на играх чуть ли не свои электростанции, официальная аренда полигонов. Нам такое в конце 90-х - начале нулевых и не снилось даже.

Потом народ стал частично расползаться по заграницам. Думали, все заглохнет. Я перестал ездить, когда почувствовал, что этим надо реально жить, в этом жить. Причем постоянно. А я филолог, я хочу жить внутри языка. И потом это в двадцать лет кувыркаться с девчонкой в мокрой палатке прикольно. Оба в берцах, потому что носки адски воняют. В двадцать лет это клево. А в тридцать, тем более в сорок лет, это стремно. Вот народ новую игру себе нашел ролевую - войну. И не только на нашей стороне. Я когда смотрел репортажи с киевского майдана, наметанным глазом увидел, как народ в кирасах и в шлемах с ОМОНом дерется. Но вот чем все кончилось. В итоге.

Мы сидим в маленькой комнатке. Народу битком. Спиртовой и табачный дух. И лица. Такие знакомые мне лица. Лица походников. Умные, пытливые. Кажется, что нет никакой войны, собрались ролевики, реконы, побухать у кого-то на даче. Водка разливается в стаканы, гитарка по рукам ходит. И песни, наши знакомые старые песни Клинок, Крестоносцы идут, Сэр Джон Бэксворд, Древние боги, потом все дружно орем Морию. Каждый вспоминает свои куплеты. Бред, наваждение. Я где? На войне? Или где-то под Екатеринбургом пью водку в темном вагоне и закусываю чесноком. Когда это было? Господи, которого нет, когда мне было 20 лет?! Неужели уже прошла 5-я часть века... А ведь было это все почти вчера.

Я однажды проснулся, мне тогда как раз сорок недавно исполнилось. Ночью проснулся и так кристально ясно понял. Я старею. Реально старею... Прямо нутром чувствую. Волосы выпадают, хрен с ними. У некоторых в 25 плешь есть. Дело не в этом. Это прям внутри. Как в детстве, во сне летишь и знаешь, что растешь. А это наоборот. Просыпаешься среди ночи и понимаешь - стареешь. Ну как еще объяснить?! Нет таких слов. Часто потом думал... Может быть... если бы я там остался, в движении, я бы так и не почувствовал этого самого старения. Вдруг мне всего лишь постоянный движ нужен?!

Вот эти люди, вот они реально понимают, что здесь убивают?! Они зачем сюда приехали? Со старостью бороться?

- Ты че задумался? Не хочешь тут с нами? Так и будешь волонтерить? - спрашивают, - У нас недокомплект постоянный... - они даже не допускают, что я случайно сюда попал. Думают, что я идейный. Зря, нет у меня никаких идей.

- Понятно, что недокомплект, - говорю, - Ведь вас тут убивают. И это ведь все по- настоящему. Не оденешь белый хайратник, не отсидишься в мертвятнике. Прям насовсем. А если ногу оторвет, руку? Кому инвалид-то нужен?

Да, это сейчас, когда воют официально наши войска, им и протезы, и выплаты. А тогда всего этого не было. Их вообще ветеранами только сейчас признали, совсем-совсем недавно. А до этого они вообще никто были. Переходили границу, воевали. Ради чего?

- А ты зачем вообще приехал тогда?

- Я к бабушке приехал своей, - говорю и чувствую, как язык от водки заплелся совсем.

Все ржут надо мной, еще водки наливают. Я отказываюсь. Смотрю на них и мне страшно, мне реально страшно. Потому что это свои. Нет, там не все в компании были ролевики, но многие. Это не просто русские, это совсем свои, со своими песнями, со своим обычаями, только своим понятными шутками. И, конечно, со своими воспоминаниями! И я тогда подумал, ведь было полно народу с Украины. Мы к ним в Харьков ездили на Звездный мост, они к нам в Казань на Зиланткон. А теперь по всему этому нашему уютному миру трещина пошла. На самом деле еще с 91-го пошла. Тогда все смеялись, мол, незалежность. Все такое. А теперь уже не до смеха.

- О чем опять задумался? - спрашивает меня Денис, комвзвода, а в прошлом король Темерии, Соддена, Махакама и Понтара Фольтест. - Водкой накрыло?

- Я вот думаю. А там, за линией разграничения, там тоже вот так сидят наши, тоже песни поют. Может такое быть?

- Расскажи ему, Паш, про Сен Жермена и про Финиста.

- Кто такие, знаешь? Не надо пояснять? - интересуется Паша.

- Это легенды, - говорю. - Кто ж легенд не знает. Я 80-го года. Когда были все культовые игры вроде ХИ-95, Завоевание Рая, Роза и Чертополох, я еще совсем зеленый был. Для меня все эти люди - легенды. В нулевых они уже почти все мастерами были. Знаю я про них. Финист, он же из Воронежа, а Сен-Жармен, он с Полтавы.

- Вроде из Полтавы... Был, - начинает Паша. - Была такая игра На той гражданской. Ее делали старички для себя. Тема серьезная, гражданская война в России. И пожалели. Сколько было срача, сколько было ссор, взаимных обвинений. Тогда, кстати, Сен Жермен и сказал Сереге, который Финист, что он со своим Львом Гумилевым может в одно место идти, вместе с паназиатчиной и международным интернационалом. Мы, - говорит, - под ордой сидели не для того, чтобы в новую орду. Мы с Западной Европой должны быть, никак иначе. Мы Европейцы! Нам все эти Азии и Африки не нужны. А то мы ордой, орками станем. Знаешь, некоторые считают, что с того самого спора на форуме все и пошло. Ну, тема про орков. Хотя не знаю, давно этот спор был-то. Финист, даром что блондин, всегда за темных ездил. Король-чародей, Моргот, Саурон. А Артем, Сен Жермен, у него же с чего все началось, с того, что он католиком себя возомнил. Говорит: - Я француз настоящий, природный. Он ведь почему Сен-Жермен?. Так ведь правда портретное сходство имеется.

- Но насколько я знаю, французы, которые сюда массово стали приезжать в 17-ом веке, были гугенотами. Они разве сюда не от католиков бежали? - возразил я.

- В том-то и дело, что у человека ИДЕЯ появилась. Евроинтеграция и все такое.

- Ага, Европу только забыли спросить, - кто-то басовито хохотнул из темноты и пьяно икнул, - Мало ли что Прибалтику взяли. Прибалты мож свои, а мы им даром не нужны, ни белорусы, ни украинцы, ни русские. Им стравливать нас только охота. И бабки на этом стричь.

- Так! Не перебивайте. А? Ну, вот, - продолжает Паша, - он почти с самого начала поехал. Финист. Когда в Славянске Стрелков Обращение к русскому народу выложил. Много наших поехало тогда. Кто-то почти сразу вернулся обратно, а кто-то здесь остался, в этой земле навсегда. Съездил на свою последнюю игру. Мы же все в душе скандинавы. У нас это в подсознании, в подкорке. Чтобы в Вальхаллу попасть, надо в бою умереть. И, кстати, и у них тоже, - он достал телефон, показывает мне фотку. Стена в трещинах, красным измазано. На ней отчетливо написано: демо у Вальхаллу! Понял?

Я киваю.

- После Славянска он в ЛНР служил какое-то время, вроде, я слышал, даже в Призраке был. Всю эту историю я знаю от человека, который врать не будет. Когда еще до Дебальцево была движуха прям жесткая. Отжимали друг у дружки поселки. С обоих сторон добровольческие батальоны. Всякие прикольные громкие названия, символика самая разная, не только фашистская у них.

В общем, поселочек маленький, две улочки, частный сектор весь разворочен, хрущевки полуразрушенные. Засели там укры. Не можем выбить. Вроде, говорят, два человека. Или вообще один остался. И флаг там Евросоюза висит и мужик чего-то по-французски орет. Тогда уже были там иностранцы. Поляки точно были, грузины. К нам полно сербов приехало, на ту сторону - хорваты. Решили, значит, здесь свою балканскую заваруху продолжить.

Засняли, значит, на телефон флаг этот и вопли на французском. Финист посмотрел, на корточки присел, покурил, помолчал немного, говорит: Я пойду, я его знаю по гражданке. Это наш.

По-французски, кстати, орали ни что-нибудь, а: Монжуа! Сен Дени!" И голос он, конечно же, признал. Как не признать?! Сколько игровых сезонов. Один Арагорн, другой Саурон. Он Румата, тот дон Рэба. Мастера их так специально ставили, они круто умели движуху на игре заводить. Да, умели... Еще как, умели! Пошел он, значит. Один. Говорит, я в таком доме вырос. Я знаю, как залезть. Я поговорю. Они уйдут! Тихо было, долго. Потом грохнуло так, что... И подъезд сложился. То ли они, идиоты, заминировали себя. То ли что-то сдетонировало.

- Тела нашли? - не знаю почему, но спрашиваю.

- Ты представь: головы целы были, остальное в фарш все. Сплошной фарш. А их головы... Паша нацедил себе пол стакана и ухнул разом, - Бывает такое - головы целы, если в касках, части туловища, там, где бронник. Знаешь, они прям рядом лежали. Не поймешь, где чьи ноги, руки. А головы в касках, как в шлемах, целехонькие головы. И лица, знаешь, вот человек мне рассказывает, а сам просто заикается. Взрослый тертый мужик, войну видел, почитай, с самого начала. Говорит, у них двоих такие лица были, как будто они что-то узнали перед самой смертью. Счастливые, что ли. Спокойные. Ну, у мертвых правда, так бывает. Понятно. Но тут что-то особенное. И знаешь, похоронили их вместе, в общей могиле. Срача было много из-за этого потом. Ну, а что делать?! Там кроме голов остальное.... Ну, ты понял, короче.

Паша помолчал и продолжил: - Да, я ж на том форуме по гражданской войне модератором тогда был. Не раз и не два хотел их обоих навечно забанить. Один талдычил про единую европейскую идентичность, про Град Божий Блаженного Августина, другой бредил великой Евроазиатской империей как у Льва Гумилева. И оба чуть что, на личности сразу переходили.

А итог этому всему один, и очень простой: лежат оба перемолотые в фарш, а сверху в качестве панировки присыпаны советским бетоном. И знамя это дурацкое, небось еще припертое со Столетней войны, каким-то чудом уцелело, рядом там валялось. Оно и в правду похоже на флаг Евросоюза, только там вместо звезд лилии. Советский бетон, человеческий фарш и французское знамя с лилиями. Пи....ц какой-то, - подытожил Паша.

- А я слышал, что Сен Жермен уехал с Украины еще в конце нулевых, - кто-то из темноты засомневался. - Он еще пост прощальный в ЖЖ вывешивал.

- Так он вернулся потом, вернулся и пошел в нац. бат. У него, кстати, позывной был Француз. Съезди в ЛНР, посмотри. Там могила есть. Две фамилии: Вдовиченко Артем Анатольевич 1974-2014 и Плотников Сергей Владимирович 1975-2014.

- Да, верю, верю я.

- Ну, - спрашивал меня на утро Денис, - Остаться не надумал?

- Знаешь, - говорю, - Наше поколение, конечно, заигралось сильно в большую трипл А игру. Три больших А: Автокредит, Алименты и Апатия. Но это не повод идти на войну. Приеду я еще с гуманитаркой. Я на играх-то под меч боялся лезть, лекарем был. А тут реально убивают.

- Ну, как знаешь.

Мы опять ехали пустынными городками и полями. Везли гуманитарку. Ее хоть вагонами вози, все равно много не бывает. Бабуля моя еще была жива, получила российский паспорт, вставила его в старую красную обложку с советским гербом. Довольна и бодра, хотя ей уже 92-й год пошел. Она доит козу, сама возится в огороде и ей ничего больше не треба. На стенке висит ее портрет с внучком. Мои родители по-прежнему ездят лечиться в Марианские Лазни. Чем не пожертвуешь ради здоровья?! Пришлось поехать в Израиль, сделать таки себе даркон.

В 2024 году, когда я пишу этот рассказ, из тех, кто тогда бухал со мной на старой автобазе, в живых остались только Денис и Паша. Паше оторвало под Мариуполем ступню. Он тоже теперь возит гуманитарку. Говорит, что он теперь Джон Сильвер. А у Дениса добавился шрам и на другой щеке и он совсем седой, но уезжать с этой главной в его жизни игры ни в какую не хочет. В ЛНР действительно есть общая могила Финиста и Сен-Жермена. Я поискал и нашел фотки в интернете. Мы никогда не узнаем, успели ли они поговорить перед смертью или нет. И непонятно, когда кончится эта очередная фаза нашей бесконечной гражданской войны. Потому что гражданская война раз начавшись, не заканчивается уже никогда, она только притухает на время.

Май 2024 года.

Робити - работать по-украински

Е - есть по-украински

Убитый на ролевой игре одевал на голову белую повязку (хайратник) и шел в Мертвятник, зону, где собирались выбывшие из игры.

Граф Сен-Жермен - известных французский алхимик и оккультист, живший в 18 веке.

Боевой клич средневековых французских рыцарей: "Монжуа! Сен Дени!"

Даркон - паспорт на иврите.

Оставить комментарий © Copyright Зеев Ариэль (zeeva6892@gmail.com) Размещен: 04/07/2024, изменен: 04/07/2024. 71k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Все повторяется. Как и сто лет назад. Среди того же народа и в тех же самых краях. Двое старых друзей оказываются по разные стороны окопов. Когда люди одержимы ИДЕЕЙ, у них уже нет ни родственников, ни друзей. А война богатых делает еще богаче, бедных делает нищими, а затем мертвыми. Все идет по кругу. На той ли, на этой ли гражданской...

Зеев Ариэль : другие произведения.

Позывной Француз (На той гражданской)