Завадский Андрей Сергеевич : другие произведения.

Наследие предков-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Войско короля Альфиона разбито мятежниками, призвавшими на помощь древнюю магию. Но преследуемый собственным братом правитель жаждет реванша любой ценой

Эссарские хроники: Наследие предков. Книга 3: Выбор

Пролог

  
   Полсотни воинов, надежно укрытые от чужих взоров густыми зарослями ольхи, наблюдали за происходящим на простиравшейся от их ног, от окованных сталью копыт их боевых скакунов равнине. В считанных сотнях шагов от леса, помнившего, наверно, само сотворение мира, раскинулось довольно большое селение. В этот осенний день почти все его обитатели трудились на полях, обрамлявших поселок, уже приступив к сбору урожая. Там царила настоящая идиллия. Мужчины и женщины работали, не разгибая спин, а вездесущая детвора сновала меж ними, порой поднося своим родителям, братьям или сестрам кувшины с ключевой водой и квасом.
   А еще дальше, на самой вершине плоского холма, в который упиралась равнина, возвышалась мрачная громада замка, над донжоном которого вяло полоскались на слабом ветру два знамени. Одно из них, синее, с тремя золотыми звездами, было лишь штандартом владельца этого замка, поселка и всех окрестных земель. Второе же, зелено-серебряное, рассеченное наискось, с которого грозно щерился обращенный к закату вепрь, заставило притаившихся в чаще соглядатаев скрежетать зубами от ненависти.
  -- Ублюдок, - прорычал молодой воин, восседавший верхом на гнедом рысаке, нервно стискивая рукоять длинного меча-риттершверта. - Мерзкий изменник! Вывесил над замком знамя этого самозванца, словно уже и не Эйтор правит землями Альфиона. Хотел бы я знать, кто это такой смелый?
   Воин, статный, хороший собой, был облачен в тяжелую кольчугу-хауберк, наручи и стальные наколенники. Это был настоящий рыцарь, снарядившийся не для прогулки или пышного турнира - для боя, в котором он желал быть только победителем. К седлу его был привешен шлем-бацинет с округлым забралом, а поверх брони был наброшен гербовый плащ, пурпурный, с тремя золотыми кольцами, сплетенным на манер звеньев кольчуги. Любой герольд без ошибки узнал бы этот герб, известный в северных уделах.
  -- Он поторопился, - мрачно процедил другой всадник, немолодой, щеголявший пышными усами, обильно осыпанными инеем седины. - Кем бы ни был этот наглец, клянусь Судией, он ответит за измену, милорд Рамтус, - гневно вымолвил он.
   Этот воин производил впечатление настоящего ветерана, сурового рубаки. Его тело тоже защищала тяжелая кольчуга, но вместо глухого шлема этот воин пользовался обычной капелиной, широкополой каской с заостренной тульей. В отличие от иных наголовий она не ограничивала обзор и не затрудняла дыхание. Оружием его служила булава-пернач на длинной рукояти, а туника, скрывавшая доспехи, была окрашена в зелень и золото, цвета лорда Грефуса, одного из самых влиятельных дворян Альфиона.
  -- Верно, Улферт, ответит. - Рыцарь, названный Рамтусом, хищно ощерился: - И почему бы правосудию не свершиться сегодня, прямо сейчас?
   Улферт покосился на рыцаря, невольно оглянувшись за выстроившихся позади всадников. Он был капитаном дружины лорда Грефуса, и сейчас, соединившись с отрядом одного из многочисленных вассалов владетельного господина, шел на врыучку своему предводителю. Под началом рыцаря и Улферта оказалось полсотни отчаянных бойцов, отлично вооруженных, жаждавших боя, и небольшая стычка могла только поднять их дух.
   Воин вновь взглянул на замок. С годами его глаза не стали видеть хуже, и Улферт мог с расстояние в несколько миль различить разгуливающих по стенам страдников, представавших отсюда темными точками.
  -- Не думаю, что в замке большой гарнизон, - задумчиво произнес Улферт. - Три дюжины воинов, возможно, четыре, если не считать ополчения. И они не знают, сколько нас.
  -- Тогда что ж мы медлим? - Рыцарь Рамтус усмехнулся, взмахнув над головой затянутой в боевую кольчужную рукавицу ладонью: - За мной, воины! Смерть изменникам!
  
   Старый Олмер мерно взмахивал колуном, с некоторым наслаждением наблюдая, как толстые сосновые чурбаки разваливаются ровно пополам. Близилась зима, и дрова в студеную пору никогда не будут лишними, вот старик и спешил заготовить их побольше.
   Внезапно его внимание привлекло какое-то движение на опушке леса, случайно замеченное краем глаз. Уже несколько месяцев, как забросив охоту, Олмер, однако, не растерял навыков, замечая все, что творилось рядом. Вот и теперь зрение не обмануло старика, невольно поудобнее перехватившего массивный колун.
  -- Кто же это пожаловал? - обращаясь к самому себе, задумчиво прокряхтел Олмер, пристально наблюдая за конным отрядом, выбиравшимся из зарослей на открытое место.
   Через поле к Селькхиру скакало не меньше полусотни верховых, и старый охотник наметанным взглядом в первые мгновение различил оружие, доспехи, шлемы и украшенные незнакомыми значками туники и заброшены за спину щиты. Это были воины, и то, что они явились сюда снаряженными, точно для боя, не предвещало ничего хорошего.
   Олмер вздохнул, решительно шагнув навстречу всадникам. Несколько из них вскинули легкие арбалеты, взяв старика на прицел. Затем из колонны, уже рассыпавшейся полумесяцем, к Олмеру выехал стройный молодой воин в пурпурном плаще, немного кратинным жестом положив десницу на эфес длинного меча.
  -- Старик, чья это земля, - надменно спросил всадник, глядя поверх головы Олмера. - Отвечай, как зовется ваше селение, и кто ваш господин?
  -- Мы все живем на земле его милости Яриса, - угрюмо произнес в ответ охотник, чувствовавший на себе напряженные взгляды стрелков. Колун в его руках не мог быть действительно грозным оружием, но поводом для того, чтобы спустить тетивы - запросто. - Ему мы платим дань. Рыцарь Ярис - наш господин, а поселок этот - Селькхир.
  -- Ваш господин - мерзкий изменник, предавший государя Альфиона, - презрительно фыркнул незнакомый воин, наконец-то взглянув прямо на Олмера. - И все вы, кто живет на этой земле, тоже изменники. А за измену мне ведомо одно наказание - смерть!
   Стремительным движением всадник обнажил клинок, замахнувшись им и затем резко обрушив на голову старика. Олмер даже не пытался отразить удар, да он и не смог бы уклониться. Клинок развалил череп пополам, и рыцарь Рамтус, взмахнув окровавленным оружием, прокричал, обернувшись к своим воинам:
  -- Вперед! покараем предателей! Убивайте их без пощады. Рубите, жгите всех! За мной!
   Пришпоривая коней, размахивая над головами мечами и что-то азартно крича, отряд, построившись дугой, помчался через пашню туда, где вырастали из стены спелого ячменя крестьянские избы.
  
   Услышав донесшееся с улицы истоное ржание множества коней, подозрительный лязг железа и многоголосые крики, полные ярости и боли, Хофер выскочил из избы, прихватив стоявшие в сенях вилы, прочные железный трезубец на березовой рукояти. Он и сам не знал, для чего сделал это, но доносившийся с улицы шум очень не понравился мужчине, как-то сразу вспомнившему, что в поле отправились его дети.
   Когда крестьянин выбежал на свежий воздух, всадники, носившие на плащах и заброшенных за спину щитах незнакомый герб, уже ворвались в поселок. Они прокатились по Селькхиру стальным валом, яростно орудуя мечами и секирами, и пуская коней прямо на пытавшихся бежать селян, вопивших от страха. Гиганты, облитые стальной чешуей и восседавшие на казавшихся громадными жеребцах, они сметали все, оставляя за собой только разорение и изрубленные трупы.
  -- С дороги, чернь! - Налетевший на застывшего посреди улицы Хофера воин замахнулся широким клинком, но ударить не успел. Крестьянин, едва ли сознавая, что делает, словно заправский пикинер, выбросил вперед вилы, и три заточенных до блеска зуба пронзили легкую кольчугу, с хрустом погрузившись в тело.
   Всадник закричал, вываливаясь из седла под ноги Хоферу. Вилы так и остались в его груди, и мужик, не долго думая, схватил выпавший из рук своей жертвы меч. Хофер не был воином, хотя прежде и тренировался в замке своего господина, как и все прочие мужчины, под присмотром умелых дружинников. Но все же не война был основным ремеслом крестьянина, и потому он непривычно чувствовал себя с тяжелым клинком в руках, неловко выставив оружие перед собой.
   Хоффер, еще толком не понимая, что происходит, огляделся, всюду натыкаясь на кровь и мертвые тела. Из-за соседнего дома показался еще один всадник в стеганом кафтане-жаке, подбитом холстом. Ему хватило доли мгновения, чтобы увидеть мертвого товарища и стоявшего над его телом мужика, уже завладевшего мечом.
  -- Ублюдок! - Воин вскинул арбалет и рванул спусковую скобу, послав тяжелый болт точно в цель.
   Выстрел был великолепен. Граненое жало впилось Хоферу в горло, и мужик, обливаясь кровью, повалился на вытоптанную землю.
  -- Руби выродков, - яростно закричал стрелок, конь под которым вращался юлой. - Круши, бей!
   Женщины и ревевшие от страха дети метались среди домов, преследуемые обезумевшими от запаха крови всадниками. Некоторые мужчины находили в себе смелость заслонить беззащитных от врагов, и гибли под ударами мечей, под разившими без промаха стрелами. Кто-то из воинов Рамтуса запалил факел, швырнув его на крытую дранкой крышу избы. Пламя мгновенно охватило дом, и из низкой двери навстречу восторженно улюлюкавшим всадникам выскочила истошно голосившая женщина. Взмыл над головами боевой топор, и крестьянка, захлебнувшись криком, повалилась под копыта боевых коней.
   Грита, жена Хофера, тоже не смогла усидеть дома, и, вместо того, чтобы забиться в угол, укрыться в подполе, переждав нападение, она выскочила на обхваченную паникой улицу. И тотчас женщина увидела окровавленное тело своего супруга, подле которого лежал чужой меч.
  -- Изверги, - Грита упала на колени возле бездыханного тела своео мужа, грозя кулаком проносившимся мимо всадникам. - Убийцы!
   На бившуюся в истерике женщину наткнулся Улферт, вооружившийся пылающей головней. Его конь встал на дыбы, и наездник с трудом удержался в седле. А Грита, не видя ничего вокруг себя, схватил меч, который ей едва по силам было просто удержать, и неумело, неловко замахнулась на воина.
  -- Проклятая ведьма! - Улферт коротко замахнулся перначом, обрушив страшное оружие, способное сокрушить даже рыцарские латы, на голову селянке. Череп ее с мерзким чавкающим звуком треснул, и на лицо Улферту попали кровавее брызги. И тотчас воин бросил головню на крышу ближайшей избы.
   Селение охватило пламя. Огонь перекидывался с одного дома на другой, горела сухая солома, чадила смола. А всадники, завершив разорение поселка, настегивая коней ринулись к замку. В этот миг они чувствовали себя непобедимыми, и не сомневались, что играючи захватят укрепление.
  
   В замке заметили приближение многочисленного отряда. Над стенами пропел сигнальный рог, и охранявшие ворота воины принялись что было сил толкать тяжелые створки, поспешно запирая их. В следующее мгновение замок оказался полностью отрезан от внешнего мира, а его малочисленный гарнизон, возглавляемый самим рыцарем Ярисом, высыпал на стены.
   Воины разбегались по своим местам, на ходу застегивая под подбородком ремешки касок и одергивая кольчуги. Тревога застала их врасплох, и мало кто понимал, что вообще творится вокруг.
  -- Трусливые выродки, - Рамтус едва сдержал скакуна на самом краю рва. - Подлецы! Не смейте прятаться! Выходите в поле, сразитесь с нами, бейтесь, как мужчины!
   Рыцарь кричал, запрокинув голову вверх и потрясая оружием. И вместе с ним выкрикивали оскорбления его воины, тоже сгрудившиеся напротив ворот, едва не скатившись в ров. Кто-то выпустил по стенам болт, клацнув, отскочивший от каменного зубца. А защитники замка оказались столь удивлены и напуганы неожиданным нападением, что даже не решились стрелять в ответ.
  -- Ну же, мерзкие предатели, - неистовствовал благородный воин. - Не смейте прятаться! Вас все равно ждет смерть, так примите ее с честью!
  -- Они не выйдут. - Улферт поставил своего коня по левую руку от рыцаря. - Они испуганы, и не посмеют принять твой вызов, милорд, - презрительно усмехнулся он, добавив с сожалением: - Но и наших сил слишком мало, чтобы штурмовать замок. Кругом владения наших врагов, и если они опомнятся, нам придется худо.
   Рамтус уставился на капитана гвардии Грефуса. Постепенно боевой азарт, безумие, овладевшее воином, начало спадать, и рыцарь смог наконец понять, что ему втолковывает воин.
  -- Нужно спешить на помощь лорду Грефусу и королю, - убеждал Рамтуса Улферт. - Здесь мы принесем меньше пользы, нежели присоединившись к тому войску, что уже собирается под знаменами Эйтора. А до этих трусливых свиней черед рано или поздно все равно дойдет. Оставь их, милорд!
  -- Верно, - кивнул рыцарь. - Пусть и дальше сидят за стенами и дрожат. Нас ждут дела. - И, опять обращаясь к притаившимся за каменными зубцами защитникам крепости, крикнул, надсаживая горло: - Эй вы, изменники, мы еще вернемся! Все вы умрете, предатели! - И, пришпорив коня, направился на запад.
   Выстраиваясь в колонну, отряд, потерявший в этой стремительно атаке лишь единственного бойца, двинулся через поля прочь от замка, на стенах которого раздались крики радости, словно его защитник только что одержали победу. За спиной всадников оставался и объятый пламенем поселок. Рамтус мог быть доволен собой - в селении не осталось ни одного живого человека. Врагу был нанесен ощутимый ущерб, и теперь рыцарь всей душой стремился туда, где собирались верные государю Эйтору воины, дабы разгромить армию изменников, захвативших Фальхейн, и уничтожить самозванца, величавшего себя истинным владыкой Альфиона.
   Рыцаря Рамтуса и его бойцов ждала большая война. И все, как один, более всего страшились опоздать на нее, уступив другим всю славу победы.

Глава 1 Вести с востока

  
   Рыцарь Морлус уверенно по гулким коридорам родового замка, и шаги его эхом раскатывались под высокими сводами. Стоявшие на посту воины, увидев господина, вытягивались в струнку, и молодой рыцарь кивками приветствовал суровых усачей. Рослые молодцы, четыре дюжины отчаянных рубак, которым едва не каждый год приходилось грудь на грудь сходиться с дружинами соседей или просто изводить прятавшихся по лесам разбойников, были опорой власти Морлуса, как отцы многих из них, служившие еще его батюшке. Как раз к отцу сейчас и направлялся рыцарь, торопливо шагая по анфиладам комнат и почти не замечая поклонов попадавшейся на пути челяди.
   Покои старого рыцаря находились в одной из башен древнего, пережившего не одну осаду, видевшего под своими стенами многих королей, замка. И чем выше Морлус взбирался по крутой лестнице, каменные ступени которой во многих местах были опасно отбиты, тем более безлюдно становилось кругом. Лишь тихо потрескивали развешанные в кольцах, вделанных в еще прочные, несмотря на древность кладки, стены, факелы, и больше не слышно было ни единого звука крое тех, что доносились снизу, из жилой части замка, где без устали трудили слуги, старавшиеся во всем угодить своему господину.
   Старому рыцарю нездоровилось, и потому пожилой слуга, сам уже согнувшийся под грузом прожитых лет, увидев шагавшего по полутемному коридору молодого господина, прижал к устам палец, призывая своего повелителя к тишине. И тот, мгновенно спохватившись и стараясь ступать как можно тише, шепотом коротко спросил, приблизившись вплотную к пожилому челядинцу:
  -- Как он, Виго? Я могу говорить с ним?
   Лекарь понимающе взглянул на своего господина. Известия последних дней, взбудоражившие всю округу, не остались незамеченными и старым целителем, пусть он и не уделял всяким интригам излишнего внимания. И то, что сейчас молодой господин явился к старику-отцу, следовало ожидать. Старый Морлус сам уступил феод сыну, не дожидаясь смерти, и не давая повода отпрыску ускорить естественный ход вещей - а такое случалось сплошь и рядом - но, лишь только почувствовав, что стал слишком слаб и немощен, чтобы править своим уделом. Но до сих пор новый правитель этих земель всегда и во всем советовался со своим отцом, и сегодня повод для этого был более чем существенный.
  -- Он очень плох, господин, - взглянув в глаза рыцарю, тихо промолвил лекарь. - Очень плох. Боюсь, ваш батюшка уже никогда не встанет на ноги. Он ведь очень стар, а от такого недуга нет снадобья, и даже сильнейшие из чародеев бессильны перед бегом времени.
   В голосе целителя было слышно неподдельное беспокойство. Он верно служил старому господину не один десяток лет, на его глазах родился нынешний владетель замка и всего удела. Но, как бы то ни было, Виго был верен старому рыцарю, с честью вышедшему из многих сражений, но, как и любой из живущих ныне, уступавшего в поединке с непобедимой Смертью. И мысль о том, что вскоре в холодном сыром склепе, где покоился прах полутора дюжин поколений Морлусов, умерших, кто в своей постели, кто в гуще кровавой битвы, появится вскоре еще один саркофаг - уже был готов и камень, и успели присмотреть пару искусных мастеров - заставляла лекаря только крепче стискивать зубы, сдерживая искренние слезы боли.
  -- Я дал ему целебный отвар, и сейчас старый господин уснул, - почтительно сообщил Виго. - Возможно, это поможет, или хотя бы облегчит его страдания. Так что не стоит мешать ему сейчас, милорд, - мягко, но настойчиво произнес он, как бы невзначай став перед дверью, что вела в покои отживавшего последние дни на этом свете господина.
   Старый Морлус поступил благоразумно, отдав всю власть своему повзрослевшему сыну. Он отошел от дел, и смерть словно забыла о седом рыцаре, не спеша обрывать его век. Морлус дряхлел, слабел, но один год сменялся другим, а он все никак не желал покидать этот мир. Порой старец являлся на пиры, особенно, если в замке появлялся вдруг гость из дальних краев, но все больше времени проводил в своих покоях, вдали от суеты. Юный слуга вслух читал старому господину книги, и героические баллады, и трактаты ученых мужей, пришедшие из седой древности, ибо старик-рыцарь был слеп уже много лет.
   Старец жил, стараясь быть незаметным, не капризничая, как иные дряхлые старики, жаждущие, чтобы о них помнили. Но Морлусу это было не нужно - о нем не забывали и без этого. И сын, хоть ставший уже мужчиной, в котором отвага и задор уживались с осторожностью и доставшейся от предков хозяйской сметкой, вновь и вновь являлся к отцу за советом, ибо, отняв у старика телесную крепость, Судия в мудрости своей даровал ему негаснущую со временем крепость ума.
   Но все изменилось, как всегда, неожиданно. Недуг поселился в теле старика, изнуряя его лихорадкой, против которой оказалось почти бессильно все мастерство лекаря Виго, о котором ходила слава за многие лиги от этих мест. Все отвары и мази лишь на краткие часы облегчали муки старика. Прислуга, повинуясь строжайшему приказу молодого господина, ходила возле покоев старика на цыпочках, боясь вздохнуть, стараясь не произносить ни слова, лишь бы не потревожить покой старого рыцаря. И челяди было чего бояться - одного не в меру шумного служку с кухни Морлус едва не запорол плетью до смерти, так что даже замковый лекарь теперь лишь разводил руками, не желая даже гадать, встанет ли несчастный на ноги.
   И сейчас молодой хозяин сам старался быть как можно более тихим. Но его чуть слышный разговор с лекарем все же заставил старого Морлуса очнуться, выйдя из забытья.
  -- Сын, - раздался дрожащий старческий голос из-за плотно притворенных дверей опочивальни. - Это ты, сын? Зайди ко мне.
   Виго посторонился, почтительно открыв перед господином двери, и рыцарь Морлус вступил в погруженные в полумрак покои. А там, на огромном ложе, под парчовым балдахином, укрытый несколькими медвежьими шкурами, лежал его отец.
   Увидев старика, Морлус вздрогнул. Худощавое лицо его - старик не терпел излишеств в еде или выпивке - было обтянуто желтой, точно пергамент, кожей, на которой проступили синие жилки. И только для скрытых плотной повязкой очей не изменилось ничего - они уже не один год слепо вглядывались в вечный мрак.
  -- Я здесь, отец, - негромко произнес рыцарь, усаживаясь у изголовья. - Прости, что прервал твой сон.
  -- Пустое, - старик попытался отмахнуться, но этот жест отнял у него слишком много сил, и он зашелся в приступе надсадного кашля.
   Ставшее за дни болезни почти невесомым тело затряслось, точно в судорогах. Морлус поспешно поднес к губам своего отца плошку отваром, и старый рыцарь, сделав несколько глотков терпкого варева, откинулся на подушки, закрыв глаза и тяжело, неровно дыша.
  -- Мои часы сочтены, - наконец, заговорил старый рыцарь. - Недолго меня будет ласкать осеннее солнце. Но я не страшусь смерти, ибо она ждет каждого. Так заведено Творцом, и не нам роптать на его законы.
  -- Прости, батюшка, - осторожно, словно опасаясь отчего гнева, промолвил Морлус. - Прости, что побеспокоил тебя, но я ныне нуждаюсь в совете, и потому пришел сюда.
  -- Вот как? - старик даже открыл глаза, и взор его в этот миг был осмысленным, как никогда. - Что ж, я буду рад наставить тебя словом, пусть и в последний раз, сын.
   Никто не смел беспокоить старого господина пустыми разговорами, угнетая и без того угнетенный тяжелой болезнью разум. Но все же Морлус хоть и был стар, был при этом далек от слабоумия, понимая многое из взглядов, случайно оброненных слов, долетавших из-за стен его покоев. А потому он чувствовал тем чутьем, какое неизменно обретает битый, матерый зверь, побывав не раз в облавах, и оставив шкуру свою на стальных зубьях капканов охотников - случилось нечто, чего эти края не знали долгое время. И сын не разочаровал своего отца.
  -- Батюшка, из Фальхейна приходя чудные вести, - произнес Морлус, склоняясь ближе к старцу, чтобы тот мог слышать каждое слово. - Явился вождь, сильный, жестокий, решительный. Он называет себя Эрвином, сыном Хальвина, и он изгнал короля Эйтора, заставив того бежать и прятаться.
  -- Эрвин? - в голосе старика появилось удивление. Он произнес это имя так, словно пробовал на вкус, а, услышав - удивился, что из его уст прозвучало оно. Известие оказалось столь неожиданным, что к нему на мгновение вернулись эмоции во всей их полноте. - Давно никто не произносил этого имени. Да, очень давно, - повторил он, кряхтя совершенно по-стариковски. - Двадцать три года минуло с той поры, как сын прежнего короля исчез, и многие уже привыкли считать его мертвецом, хоть никому неведомо, где могила сына Хальвина.
  -- Быть может, это лишь ловкий проходимец, назвавшийся именем того, кого в наших землях помнят многие годы. Но, кем бы он ни был, в руках этого вождя - столица, и многие лорды присягнули ему, признав в пришельце из дальних краев истинного владыку Альфиона. Он не сулит новые уделы и золото своим сторонникам, но обещает собрать воедино все земли, лишив знать многих вольностей, и установив для всех один закон, равный для лорда, простого мужика и самого государя. И многие готовы поступиться властью в своих уделах, лишь бы оказаться рядом с престолом, который займет сильный правитель. Люди верят Эрвину, и отряды стекаются под его знамена, чтобы окончательно установить его власть в Альфионе, чтобы наша страна стала сильной державой, способной на равных спорить с любым соседом, а не скоплением вечно враждующих меж собой уделов.
  -- Что ж, ожидать подобного следовало, а вот изумляться такому ходу событий - глупо, - прокряхтел старый рыцарь. - Даже самые свободолюбивые и независимые лорды порой начинают тосковать по сильной руке, по порядку, что сменяет кровавый хаос, и нет ничего странного, что того, кто назвал себя сыном Хальвина, поддержала наша знать. Но неужто Эйтор просто так сбежал, даже не пытаясь сражаться за престол, к которому шел путем предательства? - с сомнением спросил старик. - Он слишком любит власть, чтобы так легко расстаться с нею, а прежний наш государь, покойный Хальвин, с которым, верно, мне вскоре предстоит свидеться, был по нраву далеко не всем дворянам Альфиона. Так едва ли иначе лорды и славные рыцари будут относиться и к его сыну, который есть плоть от плоти отца своего.
  -- Это так, - подтвердил Морлус. - Наш король не желает сдаваться. Эйтор тоже собирает верных людей, по слухам, укрывшись в замке лорда Маркуса, - сообщил молодой рыцарь. - И его войско растет с каждым днем. Но тот, кто величает себя Эрвином, призвал олгалорских горцев. Говорят, их орда уже спустилась на равнину, сметая все на своем пути. А с запада уже тянутся отряды наемников, слетаются, словно воронье на запах мертвечины. Грядет война, батюшка, и, я думаю, наш край не останется в стороне.
  -- Верно, сын мой, война будет. - Произнеся это, старец вновь зашелся в кашле, но быстро справился с собой. - Войны не миновать, - с уверенностью обреченного вымолвил, пытаясь успокоить дыхание, старый рыцарь. - Собирается буря, и от нее не укрыться в тихих уголках. Она каждого заденет своими черными крыльями. Знаешь, я не виню Эйтора за то, каким путем он оказался на троне, ведь он воспользовался властью не только для того, чтобы потешить себя. Его целеустремленность достойна высшей похвалы, а предательство, - рыцарь усмехнулся: - Что ж, кто из нас не предавал в своей жизни, кто не лгал, хоть единожды, хоть джае искренне веруя, что поступает так во благо, но не ради зла?
  -- Но скажи, отец, как же быть нам, как быть мне? Все королевство вскоре встанет под знамена, так какую же сторону выбрать? У нас есть храбрые дружинники, есть немало крепких мужиков, готовых сменить плуг и заступ на копье и самострел, и хватает в арсеналах доброго оружия. Нужно сделать выбор, ведь не получится отсидеться в стороне.
  -- Это так, - подтвердил старый рыцарь. - Мы слишком слабы, чтоб, дождавшись, когда враги истощат друг друга в бесконечных стычках и сражениях, взять всю добычу. А кто бы ни победил в итоге, он легко может принять твою, сын, осторожность, за непокорность, раз твои воины не гибли во славу победителя, истребляя собственных братьев на радость прочим недругам.
  -- Эрвин сейчас сильнее, - осторожно заметил Морлус. - У него много воинов, и на его стороне сражается сильный колдун. Рассказывают, этот маг, явившийся откуда-то с запада, в одиночку уничтожил всю наемную гвардию Эйтора.
  -- Если нужно выбирать, кому служить, так прими сторону сильнейшего, - слабо усмехнулся старый рыцарь. - Победитель склонен проявлять щедрость к тем, кому обязан победой, правда, иных он может и укоротить на голову, чтобы не особенно зазнавались, - рассмеялся старик. - Но ты будь рядом, однако же, не лезь на глаза слишком часто, и получишь должное за свои старания, сын.
   Таких слов и ждал Морлус, глаза которого загорелись алчным огнем. Он был молод, и еще не унял в себе жажду подвигов, стремление к славе и богатству. Рыцарь мечтал править не жалкими двумя дюжинами дворов, парой полунищих селений, а целым краем, сотнями покорных данников, и водить в бой клинья закованных в броню латников, а не горстку рубак в латанных-перелатанных кольчугах, кое-как оттертых от ржавчины. Он мечтал о славе и богатстве, мечтал видеть на лицах соседей зависть при упоминании своего имени, а вместо этого - прозябание в глуши, в безвестности, скрашенное лишь воспоминаниями о доблестных предках. И вот судьба даровала шанс, и Морлус был готов воспользоваться им. Но сперва он не мог не испросить совета у своего отца, которому, если подумать, и был обязан тем немногим, что имел здесь и сейчас.
  -- Наш род древний, он славен многими храбрыми воинами, не жалея себя защищавшими королевство, но вот богатства мои предки так и не нажили, - продолжил между тем старик, дыхание которого все учащалось, а на лбу выступили бисерины холодного пота. - Быть может, тебе, мой мальчик, и суждено исправить эту несправедливость. А теперь, прошу, оставь меня - силы мои на исходе, этот разговор утомляет меня. Ступай сын, и не сомневайся ни в чем.
   Старый рыцарь умер на закате. Он отправился на последний суд тихо, без мучений, просто забывшись спасительным сном, чтобы больше никогда уже не проснуться.
  -- Прости, господин, - лекарь, верный Виго, почти ни на мгновение не покидавший старого рыцаря, вошел в покои Морлуса, и тот сразу понял - свершилось неизбежное. - Крепись, господин мой. Твой отец покинул наш мир и отныне в иных пределах.
  -- Да улыбнется ему Эльна, - глухо произнес мгновенно помрачневший рыцарь. Он все еще верил в искусство старого целителя, все еще надеялся, что и от этой болезни отыщется лекарство, и потому не сразу понял слова Виго. - Мы устроим тризну, достойную короля, чтобы каждый знал - умер рыцарь Альфиона.
   Три дня в замке Морлусов не смолкали здравницы - челядь, воины и кое-кто из ближних соседей восхваляли усопшего. А затем прах его под речитатив жрецов перенесли в склеп, оставив рядом с прахом отца, деда, и всех поколений славных предков. Настал черед думать о будущем.
   Отряд, который возглавил сам Морлус, покинул замок еще спустя день. Дюжина латников, два десятка конных лучников, и столько же пехотинцев, вооружившихся топорами и копьями, да еще пяток подвод с припасами двинулись на север, в Фальхейн.
  -- Мы идем, чтобы служить истинному правителю Альфиона, вернувшемуся из изгнания, дабы править нашей землей, - обратился Морлус к своим людям, замершим в строю под стенами древнего замка, словно с прищуром взиравшего на малочисленное, но сильное духом воинство узкими прорезями бойниц. Старым камням такое было не впервой, а вот рыцарь волновался, пытаясь скрыть свою тревогу за громкими словами. - Мы идем, чтобы служить ему, сражаться за него, и если такова наша судьба, умереть во имя короля Эрвина, того, кому по праву рождения принадлежит престол Альфиона. мне неведомо, что ждет нас впереди, но помните, воины, братья мои, - тот, кто явит храбрость и преданность, обретет награду, о какой не смеет сейчас даже мечтать. Так вперед же, к славе или смерти!
   И они двинулись в путь, и вскоре колонна исчезла за холмами, растворившись в океане уже увядавшей зелени. Со стен замка вслед им махали руками, женщины срывали с голов платки, утирая слезы. Война за Альфион явилась и в этот мирный край, разом смахнув пелену полудремы, в какую он прежде казался погруженным.
   А меж тем вести о возвращении в Альфион истинного короля разлетались по свету быстрее стрелы. И вскоре уже в самых разных уголках северных земель заговорили о грядущей войне. Только в ту пору в самом Альфионе уже изменилось очень многое.
  
   Колокол на башне городского суда ударил семь раз, огласив окрестности мерным гулом, от которого задрожали стены. Человек, что шагал через просторную, словно поле, дворцовую площадь, обернулся, взглянув на шпиль, отчетливо различимый из любой части Харвена, и кивнул сам себе. Место, где вершился правый суд, просто не могло не стать святилищем, храмом Судии, тем более, в Келоте, жители которого считались самыми религиозными во всех полуночных землях. А напоминанием беспристрастности Семурга и был колокольный звон, благодаря которому жители столицы заодно еще и отсчитывали часы.
   Целеустремленно шествовавший к сверкавшему позолотой крыш дворцу человек не отличался от многих горожан, зажиточных торговцев или глав гильдий. Он был одет в добротный, но совершенно не производивший впечатления роскоши камзол из темно-зеленой парчи с черными вставками и подбитыми ватой плечами по последней моде. На поясе этого человека, правда, висел легкий клинок с витой гардой, но оружие здесь носили многие, и безземельные дворяне, явившиеся в столицу в поисках приключений, и обычнее наемники. И сам он внешне не казался особо примечательным, немолодой, но сохранивший юношескую стройность мужчина, седая борода которого была коротко пострижена, а волосы зачесаны назад. Но он не был обычным, не был одним из многих.
  -- Ризайлус, - восторженно, с ноткой страха, шептали прохожие за его спиной, толкая друг друга локтями и округляя глаза. - Смотри, это же Ризайлус!
   Его знал почти каждый в этом огромном, похожем на вечно бурлящий, но никогда не выкипающий, котел. Придворный маг и самый преданный советник самого короля, он пользовался славой мудреца и самим своим существованием порождал множество всяческих слухов. Он неизменно привлекал к себе внимание, хотя бы и своей привычкой разгуливать по улицам столицы в одиночестве, без свиты, даже без единственного слуги.
   Ризайлуса знали, и прохожие, и простолюдины и даже дворяне, этим осенним утром прогуливавшиеся по улицам Харвена, почтительно кланялись - одни лишь отрывисто дергая головой, а кто-то и в пояс, - уступая чародею дорогу. А за спиной его раздавался взволнованный шепоток:
  -- Во дворец спешит! Значит, случилось что-то, если уж сам Ризайлус из своей берлоги выбрался.
   Придворный чародей короля Умберто слыл затворником, этаким городским отшельником, большую часть своей жизни проводившим за крепкими стенами собственного дома, знаменитого особняка из камня цвета запекшейся крови. Там маг в окружении многочисленных свитков и книг постигал тайны мироздания, и покидал он свое жилище лишь в исключительных случаях.
   Конечно, Ризайлус слышал настороженное перешептывание, но не придавал этому значении, уверенно, но без спешки, никак не подобавшей титулованному волшебнику, продвигаясь к жилищу короля Келота. Стражники, стоявшие у входа во дворец, рослые парни в глубоких барбютах и украшенный искусной гравировкой кирасах, мгновенно разомкнули свои вычурные алебарды, не смея ни на миг задерживать всесильного мага, пользовавшегося бесконечной благосклонностью государя.
  -- Прошу, мэтр, - навстречу чародею выскочил обряженный в парчу и золото слуга, низко полонившийся Ризайлусу. - Следуйте за мной, господин. Его величество ожидает вас в Лазоревой гостиной.
   И в коридорах огромного дворца, под сводами которых гулко разносились шаги, все кланялись чародею, а воины, стоявшие на своих постах, вытягивались по стойке смирно, выпячивая челюсти для того, чтобы предстать перед мудрейшим Ризайлусом как можно более бравыми.
   Чародея уважали, его боялись, ему завидовали, не смея, однако, предпринять что-либо против всесильного мага. А он держался с достоинством, никогда не унижаясь даже перед самим королем, ни перед нынешним, неприлично молодым по меркам самого Ризайлуса, ни перед его покойным батюшкой. Волшебник мог проявить почтение лишь к тем, кого считал достойными, вне зависимости от титула, богатства или происхождения. И тем, кто окружал его, приходилось мириться с таким отношением. Так и сейчас маг шел через бесконечные покои дворца с видом человека, которому некуда спешить.
   Да, государь желал видеть своего советника, но на то, чтобы по первому его слову мчаться куда-то сломя голову, было достаточно слуг, чародей же лишь согласился почтить жилище владыки своим присутствием. Ризайлус ступал, глядя по верх голов встречавшихся не его пути людей, лишь изредка кланяясь в ответ на заискивающие приветствия дворян, вечно вертевшихся во дворце в надежде выслужиться перед королем.
   Наконец маг, сопровождаемый слугой, который был само почтение, явно гордясь, что оказался в обществе самого Ризайлуса, хоть и не как равный ему, достиг цели. Лакеи в парадных мантиях распахнули тяжелые двери, и человек, что указывал путь волшебнику, хорошо поставленным голосом сообщил:
  -- Мэтр Ризайлус, советник Его Величества!
   Король Умберто Второй, милостью Судии владыка Келота, действительно ждал своего советника, помощника и просто того, на чью верность мог всецело полагаться владыка. И потому, едва только Ризайлус ступил через порог, очутившись в обставленной резными креслами и диванчиками зале, стены которой были задрапированы нежно-голубым шелком, король двинулся навстречу чародею, радушно, и почему-то с выражением явного облегчения, улыбаясь.
  -- Друг мой, я рад вновь приветствовать вас здесь. - Умберто кивнул в ответ на почтительный поклон мага, указав вглубь зала: - Располагайтесь, почтенный Ризайлус. Разговор предстоит непростой, долгий, и неоднозначный. Потому, собственно, я и просил вас быть здесь, ведь, кажется, сегодня, как никогда прежде, я нуждаюсь в мудром, взвешенном совете.
   Король был еще очень молод, не достигнув еще и тридцати лет, и, наверное, чувствуя себя непростительно юным для того, чтобы безраздельно править целой страной. Смерть его отца, короля Альберико, стала для Умберто полной неожиданностью, настоящим горем. В один миг держава, в которой покойный государь, недаром прозванный еще при жизни Миротворцем, ценой немалой крови навел-таки порядок, потратив на укрепление границ и усмирение вольницы дворян всю жизнь, оказалась тогда на грани краха. И все же Умберто смог спасти дело своего отца, его память.
   Юный король, в то время предпочитавший чтению древних манускриптов, в которых давно усопшие мудрецы поучали своих потомков искусству править, сложной игре под названием политика, предпочитал охоту или скачки. Жизнь заставила его измениться, научила ценить не только удаль в бою, но и мудрость, но этого оказалось недостаточно. И Умберто, проявив редкое среди монархов благоразумие, окружил себя множеством советников, к которым старался прислушиваться в равной мере. Одним из них и был чародей, ныне в немалой спешке приглашенный государем на тайную встречу.
   Ризайлус, проходя к свободному креслу, стоявшему возле узкого окна, забранного пестрой мозаикой, поклонами как раз приветствовал тех самых советников, самых приближенных к государю людей, всегда вхожих во дворец. Здесь были только свои, те, кто был посвящен во все тайны, кто стал опорой для молодого государя.
   Они встретили появление мага настоящей бурей эмоций, в прочем, давно уже научившись не выказывать их явно. Но, право же, не нужно было обладать умением читать чужие мысли, чтобы понять, что думает о чародее каждый из собравшихся в этом уютном зале. Эти люди не были приятелями, они не испытывали друг к другу братской любви. Чаще все было совсем наоборот, но каждый научился уважать других, научился слушать их, забывая о личных чувствах, когда речь шла о судьбе Келота.
  -- Мэтр. - Герцог Роберто, двоюродный брат государя, поклонился с почтением проходящему мимо волшебнику.
   Они сильно походили друг на друга, король Келота и его венный полководец, командующий кавалерией. Оба они были худощавы, высоки и рыжеволосы. Разве что Роберто, который был старше своего брата почти на десять лет, казался пошире в плечах, и на пару дюймов ниже государя. И глаза у него были не зеленые, как у короля, и синие, точно сапфиры.
   Роберто, как и сам чародей, явился во дворец при оружии, и теперь невольно касался длинной рукояти прямого меча, скромного на вид, с обычной широкой крестовиной гарды, массивным противовесом и клинком из превосходной стали. Герцог был воином, причем воином отменным, и с оружием чувствовал себя вполне уверенно, куда бы ни завела его прихотливая судьба.
   Герцог откровенно был симпатичен Ризайлусу, хотя бы потому, что он не лез в то, о чем мало понимал. Отчаянный рубака, умелый боец и весьма искусный военачальник, Робрето стал этаким цепным псом своего родственника, и всегда был готов обратить своих воинов, закованную в сталь конницу, пожалуй, лучшую во всех полуночных землях, против того, на кого ему мог указать сам Умберто. Герцог был сведущ в военном деле, но в тех вещах, которые были неведомы ему, полагался на мнение других, в том числе, не в последнюю очередь, и Ризайлуса.
  -- Приветствую, ваша светлость. - Чародей кивнул в ответ, зная, что доставит этим герцогу немало удовольствия, выказав чуть больше почтения, чем остальным. Затем взгляд Ризайлуса задержался на другом человеке, крепко сбитом, похожем на бульдога: - Граф Ардито, счастлив видеть вас.
  -- Взаимно, мэтр, - граф, внешне производящий впечатление туповатого громилы-рыцаря, не был очень широко известен публике, занимая, однако, не самый маловажный пост при дворе государя. Ардито являлся главой тайной службы, попросту, разведки Келота, будучи одним из самых осведомленных людей.
   С графом Ризайлус держался уважительно, хотя особо близки они не были, не являясь единомышленниками. Тем не менее, этот человек всегда - ну, или почти всегда - руководствовался в своих решениях и поступках соображениями о благе государства, и путь он понимал это благо по-своему, маг не мог не уважать Ардито.
   С третьим присутствующим чародей лишь обменялся короткими кивками, просто для того, чтобы соблюсти хотя бы видимость приличий. Министр Фальмеро, толстяк с заплывшими глазками, чей камзол, плотно обегавший огромное чрево, казалось, вот-вот должен был лопнуть, с некоторых пор стал с пренебрежением относиться и к чародею, которого считал дешевым фигляром и мошенником, а также и к прочим советникам. Будучи приближен королем, Фальмеро уже долгое время не оставлял попыток прибрать к своим пухлым ручкам власть во дворце, а затем и во всей державе, превратив самого Умберто в своего паяца. В прочем, пока король успешно отражал все эти попытки, а учитывая, что министр все же был хитрым, решительным и весьма умным человеком, Его величество Умберто не спешил избавляться от такого соратника.
  -- Прошу, друзья мои. - Король указал на стол с бутылями из темного стекла и тонкостенными кубками из чистого золота: - Вина? Не стесняйтесь, беседа может затянуться.
   Герцог Роберто и Фальмеро, не заставляя долго себя уговаривать, наполнили кубки, и министр тотчас принялся шумно хлебать утонченный напиток, поскольку во дворце никогда не предлагали плохое вино. Ризайлус же воздержался от хмельного, и точно так же поступил начальник разведки, лишь благодарно кивнув государю.
  -- Что ж, господа, не будем медлить, - произнес король, прохаживаясь по залу. - Я позвал вас, поскольку пребываю в затруднении и нуждаюсь в мудром совете.
   Ризайлус пождал губы, опустив голову, чтобы никто не заметил его гримасу. Магу было известно очень многое, и для него не было секретом, что заставило Умберто весьма неожиданно призвать к себе верных советников. Разумеется, демонстрировать свою осведомленность чародей не стал, но не сомневался, что предстоит действительно трудный разговор.
  -- Люди его светлости графа Ардито, наших глаз и ушей в большом мире, приносят из Альфиона тревожные вести, - сообщил король Келота, полностью оправдав все предположения своего придворного мага и мудреца, помрачневшего в этот миг еще больше. - Там вершатся события, которые вполне могут затронуть и нашу державу, только оправившуюся от череды кровавых усобиц. В землях наших соседей вспыхнула война за престол. Правитель Альфиона Эйтор бежал из столицы, и ходят слухи, что он уже мертв, а власть захватила коалиция тамошних лордов, во главе которой стоит будто бы сын покойного короля Хальвина. Тем не менее, многие дворяне с оружием в руках готовы бороться с захватчиками, поддерживая исчезнувшего Эйтора. Меня весьма беспокоит то, что творится возле наших границ, и хочу услышать от вас, насколько это опасно для Келота сейчас, и чего нам ожидать в будущем.
  -- Дворяне Альфиона разобщены, и власть короля там не более, чем формальность, - первым спохватился сам Ардито, поняв, что король Умберто умолк, ожидая такие нужные ему ответы. - Все земли поделены между двумя десятками лордов, потомков вождей варварских племен, когда-то владевших тем краем и объединившихся для защиты от общего врага. Изначально и король был для альфионцев лишь военным вождем, избираемым на время, покуда неприятель не разгромлен. Кое-что изменилось за века, но все равно каждый лорд является полноправным хозяином в своем уделе, раздавая земли рыцарям за службу, сдавая их крестьянам. И знати Альфиона по большему счету нет нужды свергать короля, ведь он почти не властен над ними.
  -- Это так, - кивнул и Ризайлус, взглянув на короля, слушавшего своих советников с неподдельным интересом. - Сейчас границы владений определены вполне четко, и никому не выгодно развязывать войну, ведь в ходе ее можно как приобрести что-то, так и лишиться всего, что имел прежде. И к тому же весьма странно, что дворяне, каждый из которых сам за себя, вдруг объединились, разбившись на какие-то лагеря.
  -- Вероломные ублюдки, - пророкотал герцог Роберто. - Как они вообще смели восставать против короля, которому сами прежде присягали?
   Ризайлус чуть усмехнулся. Беззаветно преданный своему брату, Роберто, кажется, никогда не задумывался о том, чтобы взять больше, нежели желал дать ему сам король. Рыцарь был счастлив служить, считая это не тяжким ярмом, как иные властолюбцы, но величайшей милостью. Остальные советники, однако, думали иначе. Будь маг правителем, он всей душой желал бы иметь возле себя хотя бы одного слугу, столь же преданного, бесхитростного и честного.
  -- Чтобы поднять мятеж, рискуя потерять все, нужна, прежде всего, цель, за которую не жалко дать такую цену, - произнес министр Фальмеро, густой бас которого вполне соответствовал массивной, хоть и рыхловатой, фигуре. - И, потом, должен появиться вождь, способный объединить вместе заносчивых и вольнолюбивых лордов, как ваш батюшка некогда сплотил часть келотских дворян, что стало началом конца периода междоусобных воин. - И министр с почтением взглянул на государя Умберто.
   Король только кивнул. Фальмеро много знал о власти, и грезил ею очень долго. Став вторым после государя человеком, этот честолюбец не отказался бы сделаться первым. В прочем, пока он не затевал ничего опасного, и Умберто, ценивший хватку и находчивость своего министра, терпел его, время от времени одаряя своими милостями.
   А маг Ризайлус вспомнил уже начавшую забываться беседу со своим другом, с тем, кого чародей мог без колебаний назвать братом, и кому доверял почти так же, как себе. Их связывало многое, и с каждым новым испытанием верность друг другу только крепла.
  -- Судя по всем, такой вождь у них есть, - произнес волшебник. Он говорил медленно, пребывая в раздумьях, но никто, даже сам король, не осмелился поторопить Ризайлуса, жадно ловя каждое его слово. - Эйтор ведь не прямой наследник покойного короля. Он родственник, весьма близкий, но у Хальвина был родной сын, Эрвин, которому и предназначалась корона Альфиона. Но отец лишил принца права наследия из-за какой-то нелепой истории, назвав своим преемником Эйтора, воспитывавшегося при дворе в детских лет. Тогда очень многие сочли это нарушением вековых традиций, и при всей слабости королевской власти в той стране власть Эйтора оказалась самой слабой, и мало кто проникся уважением к новому владыке. А принц Эрвин стал этаким мучеником. Мне известно, что он бесследно исчез двадцать три года назад, и, если верить слухам, доходящим до нас с востока. Теперь вернулся, сразу обретя немало влиятельных союзников.
  -- Смешно! - фыркнул Фальмеро. - Вы, мэтр, неужто верите, что изгнанник где-то мог скрываться едва не четверть века, уцелев и заимев каких-то союзников? Думаю, лорд просто разыскали какого-нибудь самозванца, сделав его этаким знаменем, под которым желают завоевать земли своих соседей, получив при этом еще больше свободы.
   Министр всегда опасался мага, слишком скрытного и загадочного, непостижимого для разума Фальмеро. Именно поэтому последний никогда не поддерживал чародея, выступая в пику ему, пусть даже при этом сам упускал какую-то выгоду. Эта негласная война длилась уже не первый год, и пока в ней не было ни проигравших, ни победителей.
  -- Признаться, я тоже не вполне верю в то, что потомственный принц может где-то прятаться столько много лет, ничем не выдав себя, - с сомнением вымолвил король, не позволяя двум своим советникам вступить в спор, который, как он знал, легко может превратиться в банальнейшую склоку, обмен взаимными упреками и оскорблениями. - Но, как бы то ни было, мятежники называют этого человека наследником, а их враги - самозванцем. И ходят слухи, что Эрвин - или тот, кто присвоил себе имя принца - желает устроить некие преобразования в Альфионе, ограничив власть лордов, собрав все земли воедино, сделав власть короля не пустым звуком. И его взгляды, его устремления будто бы разделяют многие владетельные дворяне, движимые вовсе не теми побуждениями, какие видит мой почтенный министр.
  -- Глупости, - снова возразил Фальмеро, ничуть не стеснявшийся прилюдно спорить с самим государем. - Кто в здравом уме поступится собственной властью, пусть даже и ради принца?
   Министр понимал толк в этом. Его жажда власти не ведала границ, с каждым днем становясь все нестерпимее. И Фальмеро не без оснований полагал, что смог постигнуть мысли и чувства тех, кто такой властью обладает.
  -- Все не так очевидно, - покачал головой Ризайлус, который был не в силах удержаться от того, чтобы лишний раз уязвить своего давнего соперника. - Каждый дворянин в Альфионе, пусть он правит лишь горсткой полунищих крестьян, в любой миг может оказаться жертвой алчного соседа. И когда приходится всю свою жизнь оборонять от собственных родичей доставшийся в наследство от предков удел, отражая грабительские набеги таких же рыцарей, поневоле многие смирятся с тем, чтобы утратить часть власти, взамен обретя стабильность и мир в королевстве.
   Фальмеро набрал воздуха в грудь, готовясь, должно быть, сказать что-нибудь не очень приятное в адрес мага. Он полагал, что отшельник, большую часть жизни проведший затворником в собственном доме, среди древних книг, не может знать о жизни столько же, как искушенный царедворец. И снова король попытался пресечь ненужный сейчас спор.
  -- Не столь важно, что движет той или иной сторонами конфликта, - с некоторым раздражением произнес Умберто. - Сейчас я хотел бы услышать от вас, что несет эта усобица нам, Келоту?
   Советники задумались, приводя мысли в порядок. С одной стороны, немирье у самого порога твоего дома не может считаться благом. Но, однако же, тот, кто умен и находчив, может даже из такой неприятности извлечь некоторые выгоды.
  -- Пожалуй, следует послать к границе воинов, - первым предложил герцог Роберто. - Всякая война рано или поздно завершается чей-нибудь победой, и я не удивлюсь, если проигравшие попытаются скрыться на наших землях. Не стоит позволять чужакам приносить в Келот свои распри.
  -- Быть может, мы так и поступим, - пожал плечами король. - Кто бы ни был прав или виноват, эта свара может зацепить нас. Да, следует более внимательно следить за тем, что творится по другую сторону границы.
  -- Между прочим, кое-что хорошее мы уже получили, - усмехнулся граф Ардито. - Келот покинуло немало наемников. Сразу несколько известных кондотьеров повели свои отряды в Альфион, избавив нас от необходимости приглядывать за этими буянами. Точно не известно, кто их нанял, но без толпы солдат удачи, вечно жаждущих наживы, под боком мы можем чувствовать себя спокойнее. А если совсем повезет, то обратно вернется не более чем каждый десятый из тех наемников, ведь в любом бою их первыми бросают в сражение, не имея привычки жалеть и беречь чужаков.
  -- Да уж, это и впрямь благая весть, - согласился Умберто.
   Король не лукавил. С окончанием междоусобной войны наемники, прежде служившие кое-кому из келотских сеньоров, что прежде боролись за вожделенную корону, остались без дела, и от скуки нередко устраивали погромы и даже нападали на селения, обчищая крестьянские лачуги до последней крошки и безжалостно убивая всякого осмелившегося сопротивляться.
  -- Кстати, мятежники захватили Фальхейн, тамошнюю столицу, не без помощи магов, - неожиданно заметил глава разведки. - Мои агенты своими глазами видели, что на стороне принца Эрвина сражается настоящий маг, причем, кажется, весьма умелый и совершенно беспощадный.
   Ризайлус напрягся. Он уважал короля Умберто за многое, за честность, за мудрость, столь редкую в его возрасте, но и своему государю чародей не осмелился бы поведать все, что знал. Не так много чародеев предпочитали службе какому-нибудь владыке удел наемников, солдат удачи, сражавшихся, правда, не копьями и мечами, а магией, оружием намного более страшным и точным. И сейчас придворный волшебник короля Келота не сомневался, кто вступил в войну, вспыхнувшую в не таком уж далеком Альфионе.
   Кратус, мальчишка, возомнивший себя великим чародеем, не смог сдержаться, начав свое восхождение к власти. Он всегда желал не подчиняться, но повелевать, прямо как министр Фальмеро, но у хитрого толстяка не было ничего, кроме изощренного ума. У Кратуса же имелась сила, знания, и еще кое-что, способное принести победу в схватке с целой армией.
  -- Магия, кажется, по вашей части, - королевский министр ехидно взглянул на невозмутимого чародея. - Что скажете, мэтр?
  -- Да, в общем-то, ничего, - Ризайлус усмехнулся, пожимая плечами. - В мире немало людей, в той или иной мере овладевших боевыми заклятьями. Порой такие чародеи присоединяются к наемным отрядам, и сейчас, вероятно, один из этих солдат удачи и очутился в Альфионе. Конечно, он может быть опасен, хотя я не признаю этого, пока сам не увижу, но не стоит слишком сильно страшиться безвестного колдуна.
  -- О, он весьма опасен! - Граф Ардито мрачно оскалился: - Этот маг, кем бы он ни был, за одну ночь уничтожил большую часть королевской гвардии Эйтора, дьорвикских наемников, ветеранов, между прочим, - заметил глава королевской разведки, которого события в Келоте по долгу службы никогда не интересовали столь же сильно, как любой пустяк, случившийся вне его рубежей. - Многие из них сражались с эльфами, живыми выйдя из колдовских лесов, а это кое о чем говорит.
   Герцог Роберто и сам король кивнули. Перворожденные слыли опасными противниками. Наделенные даром вечной жизни, их воины могли оттачивать свое мастерство векам, и тот, кто уцелел в схватке с таким врагом, заслуживал уважения. Тем страшнее казалось поражение, что потерпела наемная гвардия альфионского владыки.
  -- Маги, не маги, - с раздражением буркнул Фальмеро. - Думаю, эта усобица может стать для нас подарком, господа. Пока претенденты на престол выясняют отношения, можно подвинуть границы Келота на восток.
  -- Мои воины всегда готовы, - гордо сообщил Роберто. - Если мой король прикажет, они без колебаний вступят в бой хоть с магом, хоть с армией демонов.
   Ризайлус усмехнулся:
  -- Ваша светлость, не преувеличивайте возможности обычных людей. Даже самоучка, только наловчившийся швыряться огненными шариками, за несколько мгновение может истребить полсотни латников, а действительно умелый маг будет совершенно неуязвим для простых воинов.
  -- Отвага и доблесть, да еще твердая рука стоят больше, чем ваши фокусы, - возмущенно бросил герцог, оскорблявшийся всякий раз, стоило кому-то усомниться в его мастерстве или боевом духе его воинов. Но маг смолчал, не считая нужным дальше что-то кому-то доказывать.
  -- Война, - вопросительно поднял брови король. - Ради чего? Разве мало нашей державе войн, чтобы затевать еще одну?
  -- Альфион весьма богат, при этом он мало населен, - вдохновенно воскликнул министр, глаза которого заблестели от возбуждения. - Там и лес, и пушной зверь, и земли, пригодные для взращивания злаков, и множество умелых ремесленников. Серебряные рудники, наконец!
   Наверное, Фальмеро в этот миг уже мечтал о том, как приберет к рукам львиную долю трофеев не начавшейся войны. Не меньше, чем власть, министр ценил богатство, заслуженно считаясь одним из самых состоятельных людей во всем Келоте. А золота, как известно, никогда не бывает лишку.
  -- Богатства? - Ризайлус насмешливо прищурился: - Опомнитесь, сударь! Альфион не более чем дремучий край, заросший непролазными лесами, среди которых затерялось несколько нищих селений. Пушнина? Право же, смешно! Неужто мы погоним на верную смерть сотни, тысячи воинов ради нескольких облезлых шкур? Ремесленников в том краю не больше, чем в одном только Харвене, а что до серебра, то жилы почти иссякли, и эти копи уж точно не стоят гибели наших солдат. Захудалое, дикое королевство, все еще пребывающее в варварстве, вот что такое этот ваш Альфион!
  -- Однако мне кажется, вы все же преувеличиваете, мэтр, - усмехнулся король Умберто.
   Чародей пожал плечами:
   Ничуть, Ваше величество. Самое большое богатство Альфиона - лес, раскинувшийся на тысячи лиг. Это довольно обширная страна, никогда, однако, не знавшая порядка. Крестьяне там бедны, как нигде, хотя и сохранили даже больше свобод, чем наши сервы и вилланы. И если вы хотите принять под свою руку Альфион, приготовьтесь к тому, что подати будут смехотворно малы, а пролить крови вашим воинам, чтобы извести разбойников, придется изрядно. И не забывайте к тому же о варварах-хваргах, жутких дикарях, порой устраивающих набеги на полуночные уделы Альфиона, - напомнил маг.
   Верно, это кровожадные твари, - отрывисто произнес герцог Робрето, взглянув сперва на чародея, а затем - на короля. - Звери в человечьем обличье. Они даже одеваются в звериные шкуры, не ведая ткачества. Не так давно хварги разбили отряд альфионцев, несколько сотен воинов. Это опасный противник, и защищать от него вновь обретенные земли будет не просто.
   Меж тем Фальмеро не унимался. Ризайлус сейчас очень хотел бы знать, ради чего министр так упорно толкает короля к не нужной сейчас войне, но, к сожалению, искусство читать чужие мысли было доступно лишь немногим чародеям минувших эпох.
  -- Земли - тоже немалое богатство, и пренебрегать им не стоит, - настаивал министр. - Установив там порядок, мы позволим крестьянам трудиться, не думая более ни о чем, и вскорости они смогут выплачивать все подати, зарабатывая их собственным потом. И лесу применение найдется.
  -- Быть может, ты и прав. - Умберто пожал плечами, добавив: - Но мой маг кажется более убедительным. Сейчас не время ввязываться в войну, которая не принесет нам ни славы, ни богатства. В Келоте лишь недавно воцарился мир, и я желаю, чтобы он продлился как можно дольше. Усобица в Альфионе привлечет многих наемников и бродяг, так пусть они там и сгинут, больше не причиняя нам беспокойства, - сказал, как отрезал, король. - А своих воинов я предпочту сберечь для более достойного дела, благо, врагов у нас хватает.
  -- Очень мудрое решение, государь, - вкрадчиво произнес Ризайлус. - Вы правы во всем. Эта страна слишком устала от войн, пресытилась пролитой кровью, и сейчас не время ввязываться в какие-то дрязги, заставляя ваших подданных лишний раз вспоминать о не столь давней смуте. К тому же, послав в Альфион верные вам войска, вы можете предоставить возможность кому-то из сеньоров решить разногласия со своими соседями. Ваша власть, сир, сейчас держится не только на любви простого народа, но и на копьях ваших солдат, и их отсутствие развяжет руки дворянам, многие из которых видят себя правителями Келота или хотя бы владетелями уделов, намного больших, нежели сейчас.
   Давно изучив натуру Умберто, маг знал, каких струн нужно коснуться, чтобы заставить короля принять верное решение. Умберто, заставший еще отголоски кровавой борьбы за трон, который прежний король с огромным трудом, ценой немалых потерь сохранил для своего сына, боялся лишиться престола. В Келоте хватало более родовитых дворян, за которыми были многочисленные личные дружины, и готовые служит всякому, в чьих руках мелькнет золото, наемники.
  -- Все же не стоит так безразлично и легкомысленно относиться к тому, что творится в Альфионе, - осторожно заметил граф Ардито. - Мало ли какая крупная рыба может водиться в этой мутной воде.
  -- Я уже решил, что на границу пошлем войска, чтобы не позволять альфионцам шалить в наших землях, - напомнил государь Келота. - А вам, граф, я поручаю собирать все сведения, какие только возможно. Пусть наши агенты потрудятся выяснить все об этом принце, так неожиданно объявившемся после стольких лет отсутствия. Все же, выяснив, кто он, можно уже с некоторой вероятностью гадать, чего от него ждать, - пояснил король.
  -- Разумеется. - Ардито послушно кивнул. - Все мои люди настороже.
  -- И еще магия, - напомнил Умберто. - Мне не нравится, что на одной из сторон сражаются маги. Это очень опасный противник.
   Тут уже Ризайлус не смог молчать. Он знал о хватке и смекалке Ардито, и понимал, что граф может выяснить слишком много на беду себе. А при своей честности глава келотской разведки не посмеет утаить эти сведения от короля, даже если кто-нибудь пообещает осыпать Ардито золотом. Поэтому маг понял, что сейчас просто необходимо вмешаться.
  -- Ваше величество, - откашлялся чародей. - Я постараюсь узнать все о тех колдунах, что оказались втянуты в войну. Странствующих боевых магов не так много, и, думаю, навести кое-какие справки я сумею весьма скоро.
   Чародей не желала дурного Умберто, которого искренне уважал и которому был верен. Но было нечто, о чем никому не полагалось знать, и эту тайну Ризайлус намеревался оберегать любой ценой.
  -- На стороне герцога Арамито, помнится, бился один такой чародей, - вдруг напомнил Роберто. - Настоящий мастер, если верть чужим рассказам.
  -- Да, верно, - кивнул король. - Говорили, именно маг разгромил тогда войско графа Тульмано, а сам граф чудом остался жив, бежав с поля боя в сопровождении горстки воинов.
   Ризайлус тоже кивнул. Он помнил ту давнюю историю не хуже короля, тогда еще ребенка. Два знатных сеньора что-то не поделили и решили выяснить отношения раз и навсегда, встретившись в чистом поле. И более многочисленное войско Тульмано, чье золото привлекло множество кондотьеров, было в считанные мгновение разбито в пух и прах. Пали, едва успев обнажить оружие, сотни воинов, граф едва спасся, на несколько лет укрывшись затем в Гарде. Но мало кто знал, что жизнь благородный сеньор сохранил не благодаря резвым коням. И это тоже была одна из тех тайн, которые Ризайлус не решился бы поведать никому, даже самым близким друзьям, которых у него, в прочем, не было.
   На том поле в смертельной схватке сошлись два мага, каждый из которых был равно дорог придворному чародею Умберто. Один из них принес своему нанимателю победу, второй спас жизнь своему господину. Ни кто из них не смог тогда назвать себя победителем, и Ризайлус знал, что каждый до сих пор жаждал поставить точку в том споре.
  -- Да, узнайте все, что можно, мэтр, - приказал король, даже не представлявший, сколь многое уже известно его советнику. - Быть может, это окажется весьма полезным для нас.
  -- Конечно, сир, разумеется, - покорно ответил маг.
   Едва ли Умберто Второй, милостью Судьбы правитель Келота, задумывался хоть раз, отчего этот таинственный чародей так послушен. Наверное, король принимал это, как данность, уверовав в божественное происхождение своей власти. Нет, конечно, они порой горячо спорили, что-то доказывая друг другу, но потому Ризайлуса и величали советником. Однако если Умберто действительно хотел чего-либо, он приказывал, и маг подчинялся. Так было всегда.
   И чародей не хотел возбуждать в душе молодого короля какие-либо подозрения. Он играл роль послушного слуги, осмеливавшегося лишь робко советовать, и готового принять любую волю своего господина. И Ризайлусу неплохо удавалось такое лицедейство, хотя кое-кого, Фальмеро, например, он все же не смог убедить в своем смирении.
   В прочем, Ризайлус не очень притворялся. Жизнь при дворе была вполне сытой и вольготной. Обласканный королем, всегда нуждавшимся в советниках и соратниках, в тех, кому он мог бы довериться, чародей стал одним из самых влиятельных людей во всем Келоте, хотя бы потому, что никто не осмеливался перечить любимцу государя. И это спокойное существование было вполне по душе магу, в отличие от некоторых своих знакомых не жаждавшему странствий и сражений, хотя и на поле боя он не чувствовал бы себя беспомощным. Что же до короля, то Умберто был слишком молод, чтобы угадывать тонкую игру, которую вел с ним чародей. И пока он был послушен, пусть и против своей воли, Ризайлусу ни к чему было сбрасывать маску.
  -- Я надеюсь на твою мудрость, мой друг, - довольно произнес меж тем король, свтоя уверенный в том, что ему не смеют не повиноваться даже умелые чародеи. - Ты прежде выручал меня, и теперь, не сомневаюсь, поможешь в этом сложном деле. И все вы, кто собрался здесь, более чем достойны моей благодарности, - вымолвил он, обращаясь к остальным советникам. - Ваша преданность Келоту и его королю не может не быть вознаграждена. Я рад, что не ошибся в вас.
   Все благодарно кивнули, а герцог Роберто аж сиял от удовольствия. Только министр Фальмеро с трудом натянул на лицо вежливую улыбку, больше похожую на оскал. В очередной раз он проиграл этому странному чародею, и не с чего было испытывать радость.
  -- Государь, мы все трудимся на благо Келота, - сдержанно ответил за своих товарищей граф Ардито. - Все наши дела и помыслы направлены на то, чтобы эта страна процветала. Мы желаем возрождения ее былого могущества, и сделаем все для этого.
  -- Мы не подведем тебя, повелитель, - отчеканил Роберто. - Самые наши жизни принадлежат тебе, государь!
   И только Ризайлус промолчал. В памяти маг сделал зарубку получше разобраться в желании Фальмеро втянуть Келот в войну, по большему счету, не заслуживавшую внимания. Во всяком случае, таковой она должна была казаться министру, который не знал многое из того, что было известно Ризайлусу. И потому упорство толстяка, прежде не столь воинственного и кровожадного, вызывало некоторые подозрения. И чародей не привык, наблюдая возле себя нечто странное, не разбираться в его природе.
   Маг сомневался в том, что Фальмеро осмелится устроить заговор, но было очевидно, что война в Альфионе точно не станет популярной среди народа, на который уповал Умберто, вполне разумно не доверяя дворянам. И, поскольку нынешний король вполне устраивал Ризайлуса, следовало выявить угрозу государю и устранить ее. Во всяком, про себя уточнил маг, случае, пока еще не пришло время менять правителя.
  -- Ступайте же, и делайте, что должно, - приказал меж тем король. Решение было принято, и он не желал затягивать обсуждения, теперь уже бесполезные. - И я хочу, чтобы вы немедля сообщали мне обо всем, что творится в Альфионе, - добавил он. - Это относится, прежде всего, к вам мэтр, и к вам, граф.
   Ризайлус и Ардито, на которых требовательно взглянул король, одновременно кивнули. Затем все дружно полонились королю, и вышли прочь. Государь Умберто любил уединение, и, во всяком случае, нудным разговорам предпочитал охоту или упражнения на плацу, куда и направился.
  
   Мэтр Ризайлус покинул дворец в двойственном расположении духа. С одной стороны, он убедился воочию, что в окружении короля не все гладко. Если герцог был по-прежнему предан королю, как верный пес, если Ардито успешно играл роль трудолюбивого и покорного служаки, то игра, затеянная Фальмеро, не могла не настораживать. Никто и никогда не толкал свою страну к войне, не намереваясь таким путем приобрести какие-то выгоды дл себя. А если учесть, что министр в случае поражения почти ничего не терял, в отличие от самого короля, наверняка утратившего бы все свое влияние, загадок становилось еще больше.
   И все же чародей добился успеха. Он сумел убедить Умберто не ввязываться в междоусобицу, причем это оказалось не так легко. Ризайлус смог добиться самого ценного. Он выиграл время, неподвластное никакой магии. И когда Кратус, а также еще один маг, тот, кому келотский чародей верил больше даже, чем самому себе, сойдутся в бою, они станут биться один на один. Никто не вмешается в войну, не сможет перевесить чаши весов, а значит, победа достанется сильнейшему. И пусть мятежный ученик, ставший Ризайлусу роднее даже сына, которого, впрочем, волшебник не имел никогда, был дорог придворному магу Умберто, путь, выбранный взбалмошным мальчишкой, вел только к гибели, и сам Кратус не мог не сознавать этого. Он жаждал власти, и вся сила убеждения Ризайлуса оказалась ничтожна перед этим стремлением. Что ж, теперь все в руках Судии.
   Так, пребывая мыслями весьма далеко от Харвена с его шумными улицами, не замечая ничего вокруг и лишь машинально отвечая на приветственные поклоны попадавшихся навстречу дворян и зажиточных горожан, Ризайлус добрался до своего дома. В этих стенах он всегда чувствовал себя гораздо увереннее, чем вне их, и старался без нужды не покидать свое жилище. Пусть шепчутся за его спиной простолюдины, пусть считают его странным чудаком, неважно! Он, великий Ризайлус, был и останется одним из самых могущественных чародеев этого мира, и это главное.
   Захлопнулись двери, замыкая тесный, но такой уютный мирок чародея, его личную вселенную. На пороге своего хозяина, как обычно, встречал верный Джованни, дворецкий и страж в одном лице. В прочем, о совей безопасности Ризаулс мог позаботиться и сам, слуга же был не более, чем данью моде.
  -- Маэстро, - плечистый лакей поклонился, приветствую своего господина. Он до сих пор был в восторге от того, что служит самому Ризайлусу, человеку, имя которого известно в Келоте каждому. - Маэстро, позвольте напомнить, что сегодня вас должен посетить мастер Ружеро.
  -- Ах, да, - чародей часто закивал. Что-то он становился забывчивым в последнее время. - Верно!
   Еще одним чудачеством, кроме отшельничества, была страсть чародея к фехтованию, во всяком случае, людям несведущим эта его забава казалась несколько странноватой. На самом деле маг прожил столь долго, что уже никто не мог вспомнить о его благородном происхождении. И хотя Ризайлус, вступив в магический орден, отказался от всего, от герба, от имени, и тем более от наследства, он не мог заставить себя расстаться еще и с оружием, верным спутником любого благородного сеньора здесь и во всем известном мире. И потому каждые три дня в доме чародея появлялся этот человек, Ружеро, знаменитый на весь Харвен боец, успевший побывать наемником и на деле усвоивший многое из того, чему он сейчас обучал великовозрастных недорослей из знатных семей столицы.
   Самому Ризайлусу, в прочем, едва ли чему-то нужно было учиться. За свою долгую жизнь он сменил немало наставников, освоим многие тайны боя. Поэтому нынешние его встречи со знаменитым мастером были лишь развлечением, не более. Оба, и ученик, и учитель, получали бездну удовольствия от этих стремительных схваток, которые вели на пределе собственных возможностей. И чародей вновь мог ощутить себя молодым, словно сбросив груз прожитых лет. Да он и не был похож на старика, в свои девяносто лет такой же прямой, крепкий и легкий, что и в тридцать. И не только магия, но и стальная воля позволяли ему оставаться таким. Ризайлус не думал, что когда-нибудь ему придется отстаивать свою жизнь с клинком в руках, но был уверен, что выйдет победителем из схватки с любым противником, даже с рыцарем, ведь он и сам мог бы стать рыцарем. Но потомок древнего рода однажды избрал иной путь, путь познания этого мира, и до сей поры ему ни разу не пришлось пожалеть об этом.
  -- Мастер Ружеро пришел чуть раньше, чем обычно, - сообщил слуга. - И я взял смелость проводить его в фехтовальный зал, маэстро.
  -- Все правильно, - согласился маг. - Негоже заставлять его томиться у порога. Мастер Ружеро - всегда желанный гость в этом доме, и впредь оказывай ему не меньшее почтение, чем сейчас. А сейчас ступай, предупреди маэстро, что я скоро приду к нему.
  -- Слушаюсь, господин. - Джованни согнулся в глубоком поклоне, а маг, не обращая на его внимания, двинулся в свои покои, туда, куда не смел войти даже слуга.
   Справедливости ради нужно сказать, что Ризайлус тоже не решился испытывать терпение своего партнера. Ружеро был не слугой, тем более, не рабом, и золото, что принимал он из рук чародея, было не платой за покорность, а только знаком уважения, поскольку такой боец, как он, иного отношения и не заслуживал.
  -- Маэстро, - войдя в фехтовальный зал, Ризайлус поклонился, и его наставник полонился в ответ. - Прошу простить, маэстро, что не смог лично принять вас. Я был во дворце.
   Чародей успел сменить камзол на узкие бриджи длинно по щиколотку, и легкую рубаху из чистого шелка с завязками на рукавах, чтобы не стеснять движения.
  -- О! - понимающе воскликнул фехтовальщик. - Разумеется. Не смею даже спрашивать, зачем вы понадобились нашему государю.
   Ружеро, предупрежденный слугой, уже облачился в "доспехи", представлявшие собой длинную куртку, набитую волосом. На сгибе локтя он держал шлем с сетчатым забралом для защиты лица. Такая одежда хорошо предохраняла от ударов, ведь схватка велась пусть и затупленным оружием, но в полную силу, а наставнику еще нужно было здоровье чтобы учить высокому искусству боя прочих своих нанимателей, тем более ценивших мастера, что его услугами пользовался сам Ризайлус.
  -- Правильно, - усмехнулся маг. - Не нужно спрашивать. Давайте же приступим к тому, ради чего вы и посещаете мое скромно жилище. Право, ваши визиты в последнее время стали самыми запоминающимися событиями в моей скучной жизни.
   Чародей также натянул стеганку, сняв со стены два учебных меча. Увесистые бруски незакаленного железа размерами и формой повторяли боевое оружие, и за счет своего веса могли служить замечательными дубинами, даже без заточки нанося страшные увечья, ломая кости и отбивая внутренности. Ризайлус не терпел снисхождений, и только благодаря мастерству бойцов пока их поединки завершались без заметных травм.
  -- Что ж, маэстро, - начнем! - Чародей, став напротив своего наставника, отсалютовал ему клинком, приняв затем боевую стойку. - Сегодня я намерен обезоружить вас с третьего удара, мой друг.
   Маг был собран, сосредоточен, точно перед настоящим боем. Сейчас он, победивший само время, чувствовал себя полным сил. И он знал, что схватка начинается не только здесь, среди шумного Хаврена, но и в далеком карюю, диком, необжитом, называемом Альфионом. И от исхода того сражения зависело очень многое. А самому Ризайлусу пока оставалось лишь ждать, надеясь лишь, что его мятежный ученик остановится, не заставляя убивать себя. В прочем, он очень хорошо знал Кратуса, лучше многих, и не сомневался, что тот пойдет до конца.
  

Глава 2 Беглецы

  
   Кони, не нуждаясь в понукании, ровно рысили по дороге, причудливо извивавшейся среди поросших вереском холмов. Животные ровно ступали по едва различимой колее, давно заросшей жесткой травой, и всадники числом пятеро невольно задремали, успокоенные размеренностью путешествия, перестав постоянно оглядываться за спину.
   Они ехали друг за другом, след в след, и почти все время молчали. Каждому было о чем думать, и товарищи не желали отвлекать друг друга от невеселых мыслей. Но все держали под рукой оружие, готовые пустить его в ход, ведь они были отнюдь не на прогулке. Смерть шла за ними по пятам, размахивая ржавой косой и скаля гнилые клыки из-под ветхого савана.
   Юноша по имени Ратхар вздрогнул, помотав головой, точно отгоняя навязчивые мысли, и невольно обернулся, встретившись взглядом с полными безразличия и усталости глазами Эйтора. Король Альфиона сейчас ничуть не был похож на грозного владыку, правителя целой державы. Одетый в порванный камзол, изможденный, злой на весь свет, он казался обычным бродягой, которых всегда было полно на дорогах северного королевства. Не нужно было владеть магией, чтобы понять чувства, которые не оставляли Эйтора уже весьма долгое время. Еще недавно считавший себя государем, которому покорны тысячи подданных, крестьян-землепашцев, ремесленников и благородных рыцарей, он в один миг превратился в изгнанника, чувствующего затылком дыхание погони. Он был унижен, и еще больше напуган, всякое мгновение ожидая появления беспощадных врагов.
   Принц Эрвин, истинный владыка Альфиона, правитель по праву крови, урожденный король, вернулся из небытия. Никто не ждал увидеть его, исчезнувшего без следа двадцать три года назад, и только самому Эйтору его названный брат являлся порой в ночных кошмарах, заставляя государя в холодном поту вскакивать с постели. Об Эрвине почти забыли, но он явился, во плоти, и не один, а с верными слугами, с соратниками, которыми стали и многие знатные дворяне, в один миг поправшие присягу, прежде данную Эйтору. Эрвин вернулся в Фальхейн, и тот, кто считал себя королем, бежал, едва сумев спастись. Но и теперь он не чувствовал покоя, зная точно, что его брат, одержимый жаждой мщения, никогда не отпустит его живым. А это значит, следом уже мчались всадники на могучих жеребцах, яростно орудуя плетями и шпорами, и желавшие только привезти голову бывшего владыки Альфиона своему новому господину.
  -- Унылый край, - нарушил молчание Бранк Дер Винклен, рыцарь из Далекого Дьорвика, чужеземец, неожиданно для себя ставший одним из самых преданных Эйтору людей в этих землях. - Кажется, здесь никто не живет с сотворения мира. Вот, даже дорога заросла.
   Рыцарь обращался ко всем разом, и ни к кому по отдельности. Просто молчание стало уж слишком тягостным, чтобы терпеть его и дальше. Отряд все больше становился похож на похоронную процессию, такими угрюмыми и мрачными были те, кто оказался в нем, плечом к плечу с невольными товарищами и попутчиками.
  -- Мы слишком близко от Олгалорских гор, и мало кто рискует ставить свое жилье возле владений варваров.
   Дер Винклену ответил человек, называвший себя Рупрехтом, которого, однако, Ратхар, а с его слов и сам рыцарь, знали также под другими именем. Что ж, в этом крепко сбитом немолодом мужике, явно привычном к тяготам дальнего пути, хотя и не чуждым стремления жить со всеми удобствами, хватало загадок и странностей, чтобы слишком долго думать над тем, как он играл с именами. Ведь Рупрхет был магом, и в его умениях все путники убедились не далее, как две ночи назад.
  -- Горцы с некоторых пор не признают власть нашего почтенного короля, а заодно считают равнины Альфиона землями если не врагов, то и не друзей, которых между делом можно ограбить, - продолжил Рупрехт.
  -- Да кого тут грабить? - Бранк Дер Винклен презрительно фыркнул: - Здешние крестьяне нищи до невозможности. Неужто у них еще есть, что отнимать?
   Король недовольно поморщился, бросив на рыцаря косой взгляд. При Эйторе хотя бы на части земель, собранных под знаменем Альфиона, восстановился порядок. Вывели разбойников, не всех, конечно, но весьма многих, прилюдно вздернув самых жестоких атаманов на рыночной площади в столице, и это уже кое-чего стоило. Да и некоторые дворяне перестали пускать друг другу кровь, усмиренные отважными гвардейцами, наемниками из все того же Дьорвика, преданными своему королю больше, чем сами альфионцы.
   Эйтор вздохнул - где теперь та гвардия, бесславно погибшая в схватке во дворце и на улицах Фальхейна. Они не дрогнули бы, сражаясь и с десятикратно превосходящим врагом, но против этих храбрецов были пущены чары, боевая магия, а ее не остановят кольчуги и щиты. Так что король, по большему счету, не винил тех, кто, пережив ту ужасную ночь, предпочел затаиться, забыв на время о верности владыке. Умелый воин тем и отличается, что может здраво оценивать свои шансы при встрече с тем или иным противником.
  -- Олгалорские горцы, как и все народы, пребывающие в дикости, ценят превыше богатства, больше, нежели золото и самоцветы, воинскую доблесть, - пояснил между тем маг, рассуждавший о творившихся в Альфионе делах так, словно и не явился сюда из далекого Келота, а прожил все свои годы именно в этом королевстве. - Поэтому варвары устраивают набеги просто для того, чтобы показать свою доблесть. Их юноши, прошедшие воинское посвящение, жаждут пролить чужую кровь, дабы доказать всем, что они и впрямь ровня матерым бойцам, и разоряют этот край не ради добычи.
  -- Дикие выродки, - не сдержавшись, буркнул себе под нос король, в памяти которого все еще свеж был тот день, когда явившиеся в Фальхейн посланники горцев надменно сообщили, что не признают власть того, кто обманом и подлостью завладел короной. Оборванцы, закутанные в лохмотья, которых устыдился бы иной нищий, они были наглы до омерзения, и только статус послов не позволил Эйтору самолично отрубить их косматые головы.
   Бранк Дер Винклен, хоть и услышал эти слова, ничего не сказал, проявляя к королю почтение, а Рупрехт только усмехнулся, понимая, как тяжело терять такой лакомый кусок, ведь, по слухам, в горах было полно золота и железа. Не вымолвил ни слова и пятый путник, ехавший в хвосте небольшой колонный и прикрывавший ее тыл. Сейчас, когда кругом не было чужаков, всадник откинул капюшон, позволив всем рассмотреть его узкое лицо, гриву золотых волос, стянутых на затылке в пышный хвост, чуть раскосые глаза и заостренные кончики ушей. Этого воина, не расстававшегося с огромным луком, звали Эвиаром, и он был самым странным из пятерки беглецов. Лучник был вполне похож на человека, но не являлся им. Эвиар был настоящим эльфом.
   Ратхар хмыкнул, вспомнив, как Бранк Дер Винклен и Перворожденный, которого, кстати, юноша увидел впервые, чуть не прикончили друг друга, увидевшись впервые. Невольно в сознании юноши вновь ожили воспоминания о той ночи, когда они с боем выбрались из королевского дворца, вызволив короля, но потеряв верного товарища...
  
   ...Они вывалились из тесноты подземного хода во тьму, очутившись на дне глубокого оврага, обрамленного высокими буками, казавшимися пронзительно-черными на фоне начавшего бледнеть в преддверие рассвета небосвода.
  -- Смогли, будь я проклят, - прохрипел Бранк Дер Винклен, слепо уставившись во тьму и слыша за спиной только тяжелое дыхание своих спутников. Мы прорвались!
  -- Альвен, - с горечью произнес Ратхар, все еще оглядывавшийся, не теряя надежды, что из зева туннеля выскользнет знакомая фигура, поджарая и легкая, словно гончая. - Альвен остался там. Он мертв.
  -- Скельда так просто не возьмешь, - не слишком убедительно ответил рыцарь. - Возможно, твой друг лишь отстал, и сейчас присоединится к нам. Если хотя бы половина слухов, ходящих об этом народе, правда, то его не одолеет и полсотни воинов.
   А король ничего не сказал, просто потому, что не успел. Из леса донеслись крики, конское ржание, и окрестные кусты огласились треском, словно кто-то ломился сквозь них. Так оно и было.
  -- Живее, - надрывался невидимка, судя по голосу, очень злой. - Они здесь! Окружай, будьте вы прокляты!
   По зарослям прокатилось какое-то движение, и среди листвы мелькнул проблеск тускло горевшего факела. Роща, которой в эту ночную пору полагалось пустовать, оказалась очень даже оживленной.
  -- Проклятье! - Король Эйтор невольно отпрянул назад, к заросшему зеву тайного хода, словно намереваясь вновь укрыться там. - Эрвин! Он лучше всех знает, куда ведет этот ход. Нам не уйти отсюда живыми!
  -- Значит, погибнем так, чтобы нашу смерть здесь запомнили надолго! - отрезал Бранк Дер Винклен. - Ваше величество, меч! - потребовал он, протягивая руку.
   Рыцарь лишился оружия еще во дворце, и король был готов без возражений расстаться со своим клинком. Эйтор был неплохим бойцом, но этот чужеземец оттачивал свое мастерство не только на плацу.
  -- Возьмите мой, милорд, - Ратхар, опередив государя, протянул Дер Винклену свой меч, легкий дешевый клинок из дрянной стали, оружие простого наемника средней руки, но никак не настоящего мастера, рукоятью вперед. - Я ранен в плечо, и плохо владею левой рукой. От меня в схватке будет немного пользы.
   Бранк едва успел взять в руки клинок, как в овраг буквально скатился первый противник. Кажется, встреча беглецов с преследователем стала полной неожиданностью и для тех и для другого. Наверное, кроме принца Эрвина все же никто точно не знал, что один ищут, поскольку воин выглядел весьма удивленным, очутившись в яме с весьма крутыми склонами.
   Рыцарь не растерялся, и атаковал первым. Широко размахнувшись, Бранк нанес удар, но его противник принял выпад на свой клинок, отступив под натиском дьорвикца и при этом громко закричав:
  -- Сюда, скорее! Они здесь! В овраге!
   Сверху откликнулись, но бойцы не заметили этого. Бранк Дер Винклен показал, чего стоит в схватке дьорвикский рыцарь, расправившись с первым противников за несколько мгновений. Враг повалился наземь, в агонии зажимая обеими руками рассеченную грудь, но ему на смену шли многие.
  -- Ратхар, возьми его оружие, - Дер Винклен указал на клинок, выпавший из рук убитого им воина. - Ты можешь биться?
  -- Да, - стиснув зубы и стараясь не замечать пронзавшую тело боль, вымолил юноша, нагибаясь за чужим мечом.
   Он понимал, что в бою даже один на один не выстоит и минуты, и то, если будет постоянно уклоняться, как прежде в схватках с Дер Винкленом, учившим парня боевым искусствам. Впившийся под ключицу арбалетный болт лишил его возможности действовать правой рукой, но встречать врага безоружным, покорно подставляя горло под чей-то клинок, Ратхар тоже не желал. Он хотел жить, и был готов биться за эту возможность до самой смерти.
  -- Я готов, милорд, - твердо произнес юноша, едва державшийся на ногах. - Я не подведу!
  -- Тогда выбираемся отсюда, живо, - приказал Бранк. - В лесу можно укрыться, а в этой яме они нас передавят, как клопов!
   Подняться наверх оказалось явно сложнее, нежели спуститься. Трое беглецов с немалыми усилиями вскарабкались по обрывистым склонам, цепляясь за торчавшие из земли корни, кряхтя и бранясь. И, стоило им только оказаться на поверхности, путь к свободе королю и его спасителям преградили вовремя подоспевшие люди Эрвина.
   Их было трое, все в кольчугах и касках, у одного за спиной висел небольшой треугольный щит, другой сжимал в руках взведенный арбалет.
  -- Вперед, - рыкнул один из воинов, преградивших путь беглецам. - Прикончить их! Всех!
   Арбалетчик разрядил свое оружие в упор, с десятка шагов, и только чудом можно было назвать то, что болт пошел мимо цели. А в следующий миг стрелок, выхватив из ножен корд, уже присоединился к своим товарищам, атаковавшим беглецов с клинками.
   Первый удар принял на себя Бранк Дер Винклен, как лучший боец, вновь заслонив безоружного короля. Он схватился сразу с двумя, один из которых раз за разом обрушивал на лишенного не только щита, но и доспехов рыцаря боевой топор на длиной рукояти, а второй норовил зайти сзади, вонзив в спину дьорвикца сужавшийся к острию корд.
  -- Ратхар, - крикнул рыцарь, едва успевая отражать град ударов, обрушившихся на него буквально со всех сторон, непостижимым образом все время держа перед собой обоих противников. - Ратхар, прикрой короля!
   Юноша меж тем тоже вступил в бой. Надвигавшийся на него противник закрывался треугольным щитом-тарчем с изображенным на нем белоснежным грифоном, идя вперед с такой уверенностью, словно Ратхар уже был мертв. Он взмахнул длинным мечом, настоящим риттершвертом, и только чудом юноша смог отразить первые два удара, но третий, нанесенный в Глубоков выпаде, отбить уже не смог.
   Сталь впилась в беззащитную плоть, и бедро Ратхара в миг обожгло огнем. Юноша покачнулся, пытаясь оторваться от своего противника, но воин Эрвина настиг его, ударив в грудь ребром щита. Удар пришелся вскользь, но и этого хватило, чтобы истекающий кровью Ратхар очутился на земле, выронив клинок. А его противник уже бросился к королю, выставившему перед собой меч и приготовившемуся достойно встретить смерть.
  -- Государь, - оруженосец дьорвикского рыцаря, падая, крикнул в темноту, надеясь хоть так помочь Эйтору. - Берегись, государь!
   Растянувшийся на скользкой, влажной от росы траве Ратхар пытался встать, превозмогая боль в спине и понимая, что не успеет, Дер Винклен был целиком поглощен схваткой, а король испуганно пятился, не сводя глаз с приближавшегося убийцы. С голыми руками, без брони, что он мог сделать против вооруженного до зубов бойца?
   Воин из свиты Эрвина замахнулся длинным мечом, и король Эйтор уже почувствовал, как сталь врубается в голову, рассекая кость. В следующий миг что-то просвистело возле самого лица обмершего от ужаса короля, и атаковавший его солдат будто наткнулся на невидимую стену. Он замер, затем выронил меч, повернулся вокруг своей оси и рухнул на траву, бряцая доспехами. Только теперь правитель Альфиона смог увидеть обломок стрелы, вонзившейся его противнику в шею.
  -- Идиоты, - один из бившихся с рыцарем воинов крикнул куда-то в сторону возвышавшегося сплошной темной стеной леса. - Совсем ослепли? Вы стреляете в своих!
   В тот же миг просвистела еще одна стрела, и кричавший боец, подавившись своими словами, повалился наземь. Бронебойный наконечник вошел ему в грудь, мгновенно оборвав жизнь воина. Третий, и последний оставшийся в живых солдат невольно отступил, оказавшись лицом к лицу с тремя противниками, пусть один низ них и был безоружен, да вдобавок к этому и вовсе ранен. Это было ошибкой, поскольку воин облегчил задачу невидимому стрелку, и тотчас получил в живот срезень с широким листовидным жалом, с малого расстояния легко пронзившим броню.
  -- Что происходит, - Эйтор удивленно озирался по сторонам. - Кто стреляет? Что это было?
   В следующий миг из зарослей на беглецов бросились сразу пятеро воинов, трое из которых были облачены в кольчуги, а на плечах их висели щиты. Рыцарь, единственный полноценный боец, отважно двинулся вперед, но не успел нанести ни одного удара. Это была самая странная и самая короткая из всех схваток, где довелось участвовать Бранку Дер Винклену, которому теперь досталась непривычная роль зрителя.
   Воздух наполнился свистом стрел, вылетавших откуда-то из глубины леса и разивших без промаха. Несмотря на окутавшую лес темноту лучник, настоящий мастер, бил точно в цель, и спустя несколько мгновений на поляне остались только трупы, да еще король Эйтор со своими спутниками, все порядком перепуганные. На каждую жертву невидимый лучник потратил единственную стрелу, которую не могли остановить ни щиты, ни доспехи.
   Вновь наступило безмолвие. Неожиданно все трое почувствовали себя очень уязвимыми. Наверное, желай затаившийся во мраке стрелок убить короля или его спутников, он сделал бы это сразу, а так это мог оказаться и друг, но все равно чувствовать на себе чужой взгляд, направленный поверх наложенной на тетиву стрелы оказалось не очень приятно.
   Тем временем голоса погони и производимый ломившимися сквозь кустарник воинами, явно расчищавшими себе путь взмахами мечей, звучали все ближе. Ожидание становилось все более напряженным. Наконец во тьме произошло какое-то движение, и к беглецам, невольно ставшим спина к спине, заняв круговую оборону, двинулись двое, один из которых казался непомерно высоким и держал в руках лук, одними своими размерами внушавший безмерное уважение.
   Кажется, владыка Альфиона попал в беду? - позвучавший голос показался Ратхару смутно знакомым. Юноша насторожился, пытаясь вспомнить его обладателя, но в следующий миг незнакомец приблизился, и все сомнения отпали сами собой.
  -- Элмор, - удивленно воскликнул Ратхар, прищурившись, уставившийся на давешнего путника, в котором Альвен признал своего враг. - Это ты? Как ты очутился здесь, и что происходит?
   Путник, все такой же коренастый, седой, вооруженный увесистым посохом, остановился в трех шагах от пребывавшего в полнейшем изумлении Эйтора, окинув короля внимательным и чуть насмешливым взглядом. Его спутник, так вовремя пришедший на выручку уже успевшим проститься с жизнью беглецам, по-прежнему держался на краю поляны. Ратхар поняли лишь, что тот закутан в длинный плащ, хотя такая одежда должна была здорово мешать пользоваться луком.
  -- Кто это, - обратился к юноше Эйтор. - Ты знаешь этого человека?
  -- Мы встречались прежде, - вместо Ратхара ответил сам странник. - Можешь называть меня Рупрехтом, государь. - Он не обратил ни малейшего внимания на полный удивления и подозрения взгляд юноши, с уст которого готово было сорваться совсем другое имя. - Я хочу помочь тебе. По лесу рыщут солдаты лорда Грефуса, и из Фальхейна к ним вот-вот должно подойти подкрепление. Нужно уходить, пока они не взяли в кольцо всю рощу. Ах да, - спохватился человек с множеством имен. - По тайному ходу за вами тоже гонится приличный отряд. Полагаю, нам следует поспешить, если Ваше величество желает увидеть рассвет, встретив его при этом не в кандалах или колодках!
   Тот, кто отныне величал себя Рупрехтом, кажется, был совершенно спокоен. Его уверенность не могли поколебать ни многочисленные трупы, ни крики товарищей убитых воинов, судя по отсветам факелом, быстро приближавшихся к месту боя. Зато Бранк Дер Винклен, будучи совершенно ошеломлен, только и мог, что вертеть головой, глядя на Ратхара, затем на короля, не менее удивленного, чем рыцарь, на таинственного Рупрехта, и вновь на своего оруженосца, не забывая при этом окидывать заинтересованным взглядом державшегося поодаль стрелка, не расстававшегося с луком, на тетиве которого уже лежала стрела.
   Им не дали закончить разговор. По кустам прокатился треск, и в воздухе зажужжали арбалетные болты, к счастью, выпущенные весьма неточно. Элмор, стоявший на открытом месте, взмахнул своим посохом, отбив стрелу.
  -- Уходим, живее, - приказал он. - Их слишком много здесь! Эвиар, - Элмор окликнул лучника, уже вскинувшего оружие. - Эвиар, ступай вперед, защищай короля. Расчисти нам путь. А я задержу тех, что идут следом за беглецами.
   Лучник, не говоря ни слова, бросился в чащу, жестом приказав королю, от которого не отходили Дер Винулен и Ратхар, следовать за собой, и тотчас скрылся среди зарослей.
  -- За ним, - прикрикнул на замешкавшихся беглецов Элмор. - Что стали? Бегом, если хотите жить!
   В этот миг из-за деревьев показалось несколько человек, пять или шесть, никто не успел сосчитать. Двое из них, едва завидев беглецов, разрядили арбалеты. Отразить пущенные в упор с трех десятков шагов болты невозможно было отбить, во всяком случае, даже Дер Винклен не видел прежде, чтобы кто-то мог это сделать. И уж тем более на таком ничтожном расстоянии от утяжеленных стрел не могли спасти никакие латы, кроме, разве что, пятипудовых турнирных доспехов.
  -- Эйваз! - голос Элмора, вернее, теперь уже Рупрехта, был подобен грому, и люди принца на миг замерли, опешив от этого. В тот же миг болты вспыхнули, опав на землю невесомым пеплом, а путник, выпростав руку к остановившимся на краю поляны воинам, громко и отчетливо произнес: - Кано!
   Вспышка заставила всех вскрикнуть от боли в глазах, и на мгновение беглецы ослепли, видя только бесформенные яркие пятна, устроившие дикую пляску. По кустарнику прокатился огненный смерч, мгновенно поглотивший вооруженных до зубов латников. Никто не успел закричать от боли, да, скорее всего, эти воины, под сенью буковой рощи встретившиеся с противником, который был им не по силам, даже не поняли, что умерли. Секунду спустя пламя само собой угасло, и там, где только что буйно росли цепкие кусты, осталась проплешина, похожая на след от громадного костра.
  -- Проклятье! - Король Эйтор, инстинктивно прикрывая лицо ладонью, взглянул на нежданного спасителя со страхом и удивлением: - Ты, выходит, колдун?
  -- Разве важно, кто я? - раздраженно огрызнулся таинственный Рупрехт. - Я здесь, и хочу помочь тебе... государь, - усмехнулся он. - Будешь делать, что я скажу, и, возможно, останешься жив. И тогда мы сможем поговорить.
   Они побежали, таинственный лучник, чьего лица никто пока так и не увидел, затем Бранк Дер Винклен, не расстававшийся с мечом, следом - сам король, напуганный, ошарашенный происходящим и едва ли сейчас способный делать что-то осознанно, следом бежал, точнее, подпрыгивал на одной ноге, Ратхар, державшийся на одном упрямстве, и последним шел маг.
   В тот миг, когда Рупрехт уже добрался до зарослей, из оврага, где начинался подземный ход, донеслись голоса, сопровождаемые лязгом железа. Чародей остановился, и, указывая десницей на эту лощину, вновь выкрикнул имя руны Огня:
  -- Кано! - В этот миг овраг озарился пламенем, кто-то истошно закричал, но мгновение спустя вопль оборвался. Затем зарево угасло, и по лесу разнесся запах горелой плоти.
   Маг хмыкнул - не все преследователи выбрались из туннеля, кого-то из них просто опалило. Что ж, сейчас они все равно уже не опасны, в отличие от тех, кто мог ждать беглецов на опушке. Рупрехт не сомневался, что Эрвин отправит в погоню всех своих воинов, а это означало, что расслабляться еще слишком рано. Бой только начинался.
  
   Они бежали через лес, продираясь сквозь заросли и изредка выходя на поляны. Ратхар, оказавшийся в средине отряда, через несколько минут перестал понимать, что происходит вокруг. Юноша только видел перед собой широкую спину короля, не расставшегося с мечом, и сознание, готовое милосердно угаснуть, чтобы избавить Ратхара от боли, точила мысль о том, что эту спину нельзя упускать из виду.
   Наверное, несколько раз беглецам пытались преградить путь. Во всяком случае, время от времени где-то впереди раздавался ставший уже таким знакомым свист оперения, и дважды Ратхар видел лежавших на их пути без движения воинов в доспехах, с оружием и щитами. Из их тел торчали сломанные при падении древки стрел. Лучник, возглавлявший горстку беглецов, являл настоящие чудеса, на бегу расстреливая неожиданно появлявшихся противников.
  -- Скорее, - подгонял шедший последним Руперхт, обеспокоено оглядывавшийся назад, словно ожидая появления оттуда новых врагов. - Торопитесь. До рассвета нужно уйти от этой рощи как можно дальше. Бегом!
   Ратхар честно пытался следовать приказам чародея, но силы оставляли его. С каждой каплей крови, вытекшей из ран, сложнее было держаться на ногах, и наконец, юноша, споткнувшись о торчавший из земли корень, упал, ткнувшись лицом в покрытую опавшей листвой землю.
  -- Вставай! - Эйтор первым заметил неладное, вернувшись к юноше. - Мы не можем оставить здесь еще и тебя, хватило и одного скельда. Ну же, поднимайся!
  -- Не могу, - прохрипел Ратхар, даже не делая попытки подняться на ноги. - Уходите. Со мной вы точно пропадете.
   В этот миг юноша сожалел лишь о том, что дал Альвену обещание, которое так и не сможет исполнить. Что ж, он старался, как мог, и, возможно, Судия не будет слишком пристрастен.
  -- Выпей это, - раздался над ухом незнакомый голос, звонкий и странно мелодичный. Над юношей склонился лучник, так и не снявший капюшон. - Это поможет. Пей!
   Стрелок протягивал Ратхару небольшую фляжку, распространявшую вокруг себя удивительный аромат. Из последних сил юноша охватил ее онемевшими пальцами, приблизив к ссохшимся губам. Пролив половину напитка, он смог сделать небольшой глоток, несколько капель, и через несколько секунд ощутил разлившееся по телу тепло.
   Боль отступила, словно раны мгновенно затянулись, и куда-то подевался торчавший в теле стальной занозой арбалетный болт. Багровая пелена, которой подернулось все вокруг, тоже истаяла, став почти прозрачной. Ратхар смог почувствовать собственное тело. Слабость осталась, но это было сродни обычной усталости, с которой можно бороться, если очень надо.
  -- Что это? - едва слышно спросил юноша, не увидевший, но, скорее, почувствовавший, что вокруг него собрался весь отряд.
  -- Вино, - коротко прозвучало в ответ из-под капюшона. - Это придаст тебе сил, но не надолго. И тебе надо перевязать бедро, иначе на бегу истечешь кровью.
  -- Вот, - Эйтор с треском оторвал от рубахи рукав, протягивая его лучнику. - Помоги ему. Перевяжи рану. Это, должно быть, сойдет за жгут. Хватит на некоторое время.
   Крепко ухватившись за протянутую руку короля, который постепенно растерял все свое величие, став обычным человеком, способным бояться, испытывать ярость, созданием из плоти и крови, столь же уязвимым, как и обычные люди, Ратхар поднялся на ноги, не забыв и о мече. Он не был профессиональным воином, но мысль о том, что оружие равносильно самой жизни, въелась в его сознание, в его плоть.
  -- Порядок, - заглядывая в лицо Ратхару, спросил Эйтор. - Идти сможешь, парень? Продержись еще немного. Нам бы только выбраться из леса, сбить этих выродков со следа, - уговаривал он покачивавшегося, словно сошедший на землю моряк после шестимесячного плавания, юношу.
   Ратхар смог лишь кивнуть, удивившись, что после этого голова не закружилась и его не начало мутить. Этот ответ, видимо. Удовлетворил короля, и они снова рванулись через рощу, уже заметно поредевшую.
   Внезапно заросли расступились, и беглецы оказались на самой кромке холмистой равнины, небо над которой из иссиня-черного стало просто серым, возвещая о приближении рассвета. В прочем, из-за плены облаков. Затянувшей небосвод, увидеть солнце было бы сложно, но уж это-то беспокоило чудом выбравшихся из западни людей менее всего прочего.
  -- Кажется, прорвались, - выдохнул Бранк Дер Винклен, садясь прямо на землю. - Неужели это все?
   Ратхар не сел, буквально упал на траву, и рядом с ним опустился на пригорок король Эйтор. Все тяжело дышали, и только лучник, замерший поблизости в напряженной позе и по-прежнему не выпускавший из рук свое грозное оружие, казался свежим, отдохнувшим и полным уверенности в завтрашнем дне, словно это не за ним по пятам гналась целая армия.
  -- Не совсем, - не спешил обнадеживать рыцаря Рупрехт. - Мы слишком близко от Фальхейна. Эрвин не остановится ни перед чем, лишь бы закончить начатое.
  -- Это точно, - мрачно кивнул король Эйтор. - Мой названный брат не оставит нас в покое. Он бросит в погоню всех, и сам отправится за нами. Ему нужна не власть, а моя смерть.
  -- А нам нужны кони, - фыркнул Дер Винклен. - Пешие мы не далеко уйдем, а вот верхом можем потягаться с любой погоней. Только где их взять? - задумался воин.
  -- Неподалеку есть хутор, - вспомнил король. - Может, лошади есть там. Правда, на рыцарских скакунов рассчитывать не стоит, сразу предупреждаю.
   Сейчас, когда жизнь его висела на волоске, мысль Эйтора работала как никогда, мгновенно подыскивая ответ на любой вопрос, решение любой проблемы. И память услужливо подсовывала нужные образы, словно подстегиваемая чувством опасности.
  -- Великолепно, - кивнул маг, с усмешкой взглянув на короля, в этот миг ничем не отличавшегося от любого крестьянина, такого же грязного, в порвавшейся о ветви одежде, уставшего и весьма испуганного. - Значит, идем к хутору!
  -- Ты обещал ответить на мои вопросы, когда мы выберемся из леса, - вдруг вспомнил Эйтор. - Кажется, этот миг настал, чародей?
  -- Опасность велика, - возразил маг, качая головой. - Имей терпение, государь, а пока помни, что я не враг тебе.
   Король кивнул. Верно, желай этот таинственный чародей его смерти, Эйтор даже ничего не понял бы. Самое изощренное воинское мастерство - ничто перед боевой магией, которой Рупрехт, или как там его, владел в совершенстве.
  -- Пусть так, - неожиданно проявил покладистость правитель Альфиона. - Тогда хотя бы позволь поблагодарить тебя за помощь. Право, если бы не ты, мы едва ли вышли бы из этой рощи живыми. Вы оба, ты и твой спутник, оказали неоценимую услугу мне и моим спутникам. Отныне я ваш должник.
  -- Рано говорить об этом, - отмахнулся чародей. - Все только начинается. После победы будем вспоминать, кто и кому обязан.
  -- Твое право отказываться, маг, - пожал плечами Эйтор, и, взглянув на замершего в нескольких шага от них воина, произнес: - Ну, а ты, желаешь ли получить награду? Тебе я обязан жизнью не менее чем чародею, так что проси, чего хочешь. Кто ты, и почему скрываешь лицо? Впрочем, это ничего не значит, - воскликнул король. - Кем бы ты ни был, гвардейцем, не забывшим о своей присяге, или безродным бродягой, только скажи, и я дам тебе все, что только в моих сила. Золото, титул, что-то иное, все будет твоим, доблестный воин! Ты познаешь щедрость истинного короля, клянусь справедливостью Судии!
   Бранк Дер Винклен покачал головой - такая клятва вовсе не была пустяком, и на месте короля не стоило бросаться словами, ведь плата, истребованная незваным спасителем, могла оказаться далеко не такой безобидной, как золото и прочие мелочи. Но что сказано, то сказано, и не дело какому-то чужеземцу указывать, как должно поступить королю.
  -- Великая честь, иметь в должниках правителя целого государства, - произнес лучник, обернувшись к королю. - Что ж, ты сказал, а я запомню твои слова. Но как бы тебе не пришлось пожалеть о них, Эйтор, владыка Альфона! - И с этими словами он откинул капюшон, широко улыбаясь остолбеневшему королю.
   Ратхар никогда не видел прежде ни подгорных мастеров, гномов, прослывших великими кузнецами, рудознатцами и зодчими, и так же не видел он никого из Дивного Народа, иначе называемого эльфами. Юноша знал, что где-то в далеких краях живут эти народы, а также и иные, еще менее схожие с людьми, но все это казалось обычному крестьянскому парню с задворков обитаемых земель сказкой, красивой и весьма далекой от истины.
   И сейчас Ратхар замер, впившись взглядом в лицо того, кто все это время помогал им, кто пришел на выручку ему самому, кто бился с ними плечом к плечу, не веря своим глазам. Юноша сразу понял, что их спутника нельзя было назвать человеком, но сам точно не знал, почему уверен в этом. И лишь чуть позже, увидев заостренные кончику ушей, точно у лесной рыси, рассмотрев слишком узкое для обычного человека лицо, несмотря на улыбку, не выражавшее ничего, чуть раскосые глаза, каких просто не могло быть у простого смертного, он все понял.
   Но еще раньше понял, с кем свела их судьба, рыцарь из далекого Дьорвика, отнюдь не впервые видевший подобных созданий. Да, разумом он понимал, что едва ли это существо следует считать врагом, после того, как именно оно, да еще странный маг, помогли им вырваться из кольца, но тело считало иначе. Бранк Дер Винклен вдруг понял, что замер в боевой стойке, приникнув к земле и держа клинок наизготовку. И он не смог бы действовать иначе, ведь чего может ждать человек, встретив эльфа?
  -- Эльф, - с удивлением и зарождающейся где-то в темных глубинах сознания ненавистью прорычал Дер Винклен, не сводя глаз с лучника. - Нелюдь?
   А эльф тоже не мешкал, отпрыгнув на несколько шагов назад и вскидывая лук, на тетиву которого загодя была наложена стрела, жуткого вида срезень с широким листовидным жалом, запросто способный отсечь руку, а при должной сноровке и голову снести с плеч. И уж чего-чего, а сноровки у этого воина, по прихоти судьбы очутившегося столь далеко от своих родных краев, проклятых лесов, опутанных древними чарами, было предостаточно.
   Сейчас два воина, ощерившиеся, напряженные, были похожи на лесных хищников вроде волков или рысей, встретившихся в глухих дебрях. Каждый был готов нанести удар, и каждый отчего то медлил, словно сознавая какой-то частью своего разума, что это неправильно. Вот только память крови было очень непросто побороть, сколь бы сильна не была воля.
  -- Ты сделал ошибку, государь, посчитав себя обязанным этой нелюди, - мрачно процедил сквозь зубы рыцарь, не спуская глаз с эльфа. - Очень большую ошибку! Мерзкое отродье не продешевит, и ты еще успеешь пожалеть.
   Наверное, они все же бросились бы друг на друга. Дер Винклен уже просчитывал, с какой стороны атаковать эльфа, чтобы вернее отбить его стрелу, а уж пустить вторую рыцарь своему противнику точно не позволил бы. Да и Перворожденный, вне всяких сомнений, тоже был готов разделаться с человеком, благо ему для этого нужно было лишь разжать пальцы, послав оперенную смерть в недолгий полет.
   Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, но король Эйтор, тоже весьма удивленный встречей с существом, о котором прежде лишь читал в древних манускриптах, сбросил оцепенение, решив вмешаться в назревающую стычку. И он сделал шаг, мгновенно очутившись точно между замершими в готовности к атаке бойцами, перекрыв эльфу линию прицела, и наверняка лишив возможности Бранка одним броском покончить со своим противником.
  -- Довольно, - властно прикрикнул король. - Повелеваю опустить оружие, немедленно!
   На мгновение перед беглецами снова стоял не обычный человек, уставший, напуганный, пребывающий в смятении, но грозный повелитель, тот, чьего слова было достаточно, дабы послать на смерть сотни доблестных воинов, рыцарей в сияющих латах, и без счета простых солдат.
  -- Кем бы ни был этот воин, я обязан ему жизнью, и не намерен отказываться от своих слов, - твердо вымолвил Эйтор, глядя в глаза рыцарю, невольно опустившему взор.
  -- Да разве ты не видишь, кто это? - возмутился Дер Винклен, в прочем, без прежней уверенности. Все же перед ним стоял король, пусть и правил он чужими землями. - Это же эльф, нелюдь, - воскликнул он. - А от них, это известно каждому в моей стране, нужно ждать только подлости, кинжала в спину, но никак не преданности!
  -- Пусть этот воин не нашего племени, ему я должен больше, нежели любому из своих родичей, - отрезал Эйтор, заставив Дер Винклена прервать свою гневную, обличительную речь. - А ты, рыцарь Бранк, не смей оскорблять его, и тем паче обращать оружие против этого храбреца. Ты желал служить мне, верно? Что ж, докажи свою покорность, и исполни мой приказ. Отныне он должен стать для тебя товарищем, братом, покуда сам не пожелает покинуть нас.
   Владыка Альфиона, король без королевства, утративший в одну ночь все, кроме привычки повелевать, требовательно взглянул на дьорвикца, стиснув зубы от ярости.
  -- Воля твоя, государь, - нехотя кивнул рыцарь. - И пусть тебе не придется пожелать в будущем о своих словах.
   Бранк Дер Винклен опустил клинок, отойдя в сторону, но все равно следя за эльфом. Ненависть к этому племени, которую рыцарь впитал с материнским молоком, ненависть, копившуюся веками, очень сложно было изжить в один миг, пусть даже это был приказ короля.
   Прости этого человека, воин, - меж тем произнес Эйтор, обращаясь к эльфу. - Меж вами и его родичами нет мира, это известно даже в наших краях, и я понимаю его, пусть такое проявление нетерпимости и порочит честь истинного рыцаря. Но скажи, как тебя звать, кого я должен благодарить за помощь?
  -- Мое имя - Эвиар, сын Феара, - певучим голосом, в котором почти не чувствовался акцент, словно этот язык для Перворожденного был родным, ответил эльф. - И не беспокойся, король людей, пусть ты и должен мне, я не потребую слишком много за свои услуги, - усмехнулся он. - Что же до рыцаря, я не в обиде на него, ибо там, где вражда меж двумя народами исчисляется столетиями, нет места для мелочных обид. И, если на то будет его воля, когда опасность минует тебя и твое королевство, я не прочь сразиться с этим рыцарем в честном бою, но только тогда, а не сейчас, когда у тебя на счету будет каждый воин.
   Эвиар смерил рыцаря взглядом, в котором не было ничего, кроме презрения и насмешки, ни страха, ни даже той самой ненависти, какую любой эльф должен испытывать ко всем представителя рода людского.
  -- Я запомню твои слова, эльф, - со злостью буркнул Бранк Дер Винклен. - И ты еще пожалеешь, что вызвал меня на поединок, ведь в ваших лесах тогда станет на одного выродка меньше, - пообещал он.
   Рупрехт, все это время остававшийся в стороне, и с каким-то странным весельем следивший за стычкой, едва не обернувшейся кровью, усмехнулся:
  -- Если к тому моменту, как вся эта история завершится, вы оба будете еще живы, и никто из вас не откажется от своих обещаний, нас, должно быть, ожидает прелюбопытнейшее зрелище!
  -- О, я не забуду собственных слов, - растягивая слова, процедил Дер Винклен. - Слишком много крови пролили на землях Дьорвика родичи этой нелюди, чтобы я упустил возможность поквитаться с их племенем, слишком много моих товарищей пало от их стрел и клинков. Пусть он даже не надеется на снисхождение. Лишь один из нас останется жить!
  -- К твоим услугам, человек, - оскалился Эвиар. - Если тебе так хочется сдохнуть, что ж, я не смею отказать в такой малости. Моли своих богов, чтобы моя жизнь оборвался прежде, чем ваш король окажется в безопасности, иначе ты будешь умирать очень долго и мучительно!
  -- Господа, - вмешался в перепалку Рупрехт. - Господа, быть может, оставим все раздоры? Кажется, сейчас не лучшее время для старых обид. Враги повсюду, а рассвет еще не наступил. И если вы хотите увидеть его, то не следует торчать здесь, у всех на виду. Я лично очень хочу увидеть еще и закат, - скривился чародей. - Так что иду к хутору. Ты только скажи, государь, где это, и, если хочешь, следуй за мной.
   Спустя несколько минут все они двинулись на юг, туда, где, как с трудом вспомнил Эйтор, среди холмов и рощ затерялось крохотное селение.
  
   Лошадей они раздобыли, хотя и не без проблем. Путь к хутору занял довольно долгое время, и виной тому бы, к своему великому сожалению, Ратхар. Шагать с едва не разрубленной ногой весьма непросто, и юноша, наверное, свалился бы замертво, если бы не неожиданная забота эльфа. Когда двжиение отряда замедлилось слишком сильно, Эвиар вновь отцепил от пояса свою фляжку.
  -- Выпей, - приказал он Ратхару. - Пока мы не доберемся до укрытия, ты должен быть готов не только идти, но и бежать. И нужно перевязать твою рану, иначе под жгутом плоть начнет гнить.
   Ратхар послушно принял сосуд, сделав добрый глоток. В этот раз эффект от напитка был не столь сильным, но все же мышцы перестали дрожать, и сердце стало колотиться лишь не много чаще, чем обычно, а в голове разом просветлело.
  -- Я долго не продержусь, - честно сообщил Ратхар. - Оставьте меня, иначе мы так будем тащиться вечность.
   Удивительно, но юноша не ощущал ничего, разговаривая с эльфом, таинственным созданием, воплощением красивых и странных сказок на ночь, которые ему прежде рассказывала мать. Сейчас это был лишь еще один попутчик, товарищ, которому Ратхар доверял больше, нежели всем остальным. Быть может, сказалась усталость, потеря крови, мешавшая юноше мыслить верно, но он не чувствовал ни страха, ни удивления, будто все происходящее было чем-то обыденным.
  -- Нет, - отрезал эльф. - Мы пойдем вместе, и если нас настигнет погоня, что ж, они узнают, правду ли говорят о меткости эльфийских лунников. - Он хищно оскалился, предвкушая бой, словно враги уже показались на виду. - У нас не принято бросать товарищей, лишь бы спасти собственные жизни, пусть жизнь каждого Перворожденного и ценится превыше всего в этом мире. Если нужно, человек, я буду тащить тебя на собственных плечах, но мы доберемся до цели вместе.
   Не дожидаясь ответа, Эвиар двинулся дальше, легко шагая по склону холма, з0а которым. Если верить королю, и находился тот хутор, а от него уже рукой подать до тракта, что шел на юг, в сторону далекой границы с Гардом. Отчего то Эйтор рассчитывал именно в тех краях найти помощь.
  -- Воины Эрвина, должно быть, уже прочесывают окрестности, - заметил, мерно шагая по крутому склону, Дер Винклен. - Они ведь знают, что нам удалось спастись. И потом, этот маг, он е наверняка заинтересуется, что за чародей расправился с их солдатами.
  -- Тем хуже для него, - мрачно бросил Рупрехт в спину дьорвикцу. Несмотря на все своей колдовское искусство, он дышал тяжело, и лицо путника налилось кровью от непривычных усилий. - Чем раньше мы с ним встретимся, тем быстрее все закончится, и наш король сможет вновь вернуться в Фальхейн. Без мага Эрвин слаб.
  -- На его стороне выступил лорд Кайлус, - заметил сам Эйтор. - И наверняка не он один. Альфион ждет война, и я не уверен, что меня поддержат многие.
   Тем временем Эвиар легко взбежал на вершину холма и остановился, уставившись куда-то вдаль. Когда его нагнали прочие путники, они поняли, что привлекло внимание эльфа. У подножья возвышенности, примерно в паре лиг, стоял тот самый хутор.
  -- Сюда мы шли? - уточнил Эвиар, покосившись на короля Эйтора.
  -- Да, - кивнул правитель Альфиона. - Это то самое место. А за дальними холмами находится тракт.
  -- Сомневаюсь, что у них есть лошади, - хмыкнул Бранк Дер Винклен. - Для чего они обычным крестьянам? Пара кобыл, в лучшем случае, да и то не из тех, что привычны ходить под седлом, - пожал он плечами, выражая глубочайшее сомнение.
   Ратхар, пытавшийся после давшегося ему очень нелегко подъема восстановить дыхание, ничего не говорил. Но юноша все же успел во всех подробностях рассмотреть селение. В центре его стоял большой дом, стены которого были сложены из толстых бревен, а крыша выстлана соломой. Дом был намного больше тех изб, которые строили в родном краю самого Ратхара, и мог вместить, пожалуй, десятка два жильцов.
   Вокруг главного строения были разбросаны какие-то сараи, хлевы, хозяйственные пристройки, и все это было обнесено высоким палисадом из заостренных кольев. Юноша смог разглядеть даже сновавших меж построек людей, большого пса, развалившегося возле запертых ворот, и пасшихся поодаль коров, за которыми присматривал одинокий пастух, растянувшийся во весь рост на склоне холма.
   До путников долетали голоса, мужские и женские, блеяние овец, крики петухов, и стук кузнечного молота, доносившийся из крайней постройки, в отличие от прочих, сложенной из камня. Хутор казался весьма богатым, и Ратхар подумал, что его жители могут быть вовсе не рады появлению каких-то бродяг.
  -- Лошади у них есть, - между тем уверил сомневающегося рыцаря король. - Но я не уверен, что эти люди по доброй воле расстанутся с ними. Проклятая страна, - в сердцах воскликнул он. - Даже владыка этих земель не может взять то, что ему нужно!
  -- О, с этим трудностей не возникнет, - многообещающе усмехнулся Рупрехт. - Не сомневайся, государь, эти люди сочтут за благо отдать все, чего бы мы ни попросили у них, и никак иначе.
   Эйтор только покачал головой, но ничего не ответил магу. Королю хватило расправы с людьми Эйтора и Кайлсу, чтобы понять, что их новый спутник не очень разборчив в средствах, когда становится действительно опасно. В прочем, сейчас и сам Эйтор не был готов уговаривать и просить.
   К сожалению, все произошло именно так, как предполагал Эйтор, и, наверное, к полному удовольствию Рупрехта, получившего возможность еще раз продемонстрировать спутникам, на что он способен.
   Спустившихся с холма людей выстрелили запертые на мощный засов ворота, за которыми надрывался почуявший чужаков пес, гавканью которого вторили весьма возбужденные голоса.
  -- Кого несет, - недовольно прозвучало из-за ворот в ответ на властный стук Дер Винклена. - Кто такие? Чего надо?
   Рыцарь оценил надежность преграды, которую едва ли можно было разрушить и топором, не то, что мечами. Палисад из плотно пригнанных кольев высотой почти восемь футов тоже внушал уважение. Пожалуй, решил рыцарь, этот хутор мог бы выдержать настоящую осаду, и уж тем более его обитателям не стоило опасаться каких-нибудь разбойников. Если только те не явятся внезапно. Наверняка там, за стенами, хватало оружия, чтобы отогнать прочь незваных гостей.
  -- Отворяйте, - громко произнес Эйтор. - Я король Альфиона, и мне нужны ваши кони!
   На мгновение над частоколом показалась вихрастая голова. Молодой парень, совсем еще юнец, окинул подозрительным, полным страха и опаски взглядом незваных гостей, и каждый из пришельцев отчетливо мог представить, что подумает этот мальчишка, и его родичи, увидев компанию вооруженных людей, одетых кто как, в разные лохмотья.
  -- Король, значит? - глумливо рассмеялся невидимка, уверенный в своей безопасности там, за мощным забором. - Ну, тогда я сам император Эссара. Проваливайте подобру-поздорову, голодранцы, если вам ваши шкуры дороги, - уже серьезно, с ощутимой злостью, добавил он. - Сунетесь, всех порубим на куски, и псам скормим!
   Эйтор опешил. Он никак не ждал такого обращения от собственных подданных. Конечно, людям, что жили на хуторе, это было простительно, ведь не так легко поверить, что рано поутру - ну, пускай в полдень, какая разница? - в твой дом так запросто является сам государь, причем пешком и почти без свиты, да и те спутник, что с ним были. Походили скорее на грабителей или просто бродяг.
  -- Позволь, государь? - Рупрехт вопросительно взглянул на ошарашенного таким поворотом событий короля, и, дождавшись утвердительного кивка, приказал: - Все прочь! Не мешайте мне!
   Беглецы отпрянули, не смея спорить с магом, а сам Рупрехт замер в нескольких шагах от ворот, смерив их полным презрения взглядом.
  -- Хагалаз! - Повинуясь возгласу чародея, створки ворот, сколоченные из толстых досок, скрепленных железными полосами, с треском вогнулись, слетев с мощных петель и упав на двор. - Вот так, - усмехнувшись, произнес Рупрехт, шагнув в освободившийся проем.
   Нежданных гостей вышли встречать все мужчины, оказавшиеся на хуторе. Первым, с кем столкнулся Рупрехт, оказался, наверное, глава семейства, плечистый мужик, вооружившийся тяжелым топором. За его спиной стояли, стиснув древки короткий рогатин два молодых парня, е еще один держался чуть в стороне, и в его руках путники заметили лук, охотничий, не такой мощный, как у Эвиара, но все же весьма опасный.
  -- Стоять, - крикнул, пытаясь скрыть дрожь в голосе, самый старший из хуторян. - Кто бы вы ни были, на шагу дальше, или умрете!
   Наверное, крестьяне просто не поняли, какая сила смогла так быстро совладать с воротами, посчитав, что их просто вышибли, навалившись всей толпой. Что ж, при соотношении четверо к пяти у жителей хутора был шанс отстоять свой дом, и они не собирались отступать.
  -- Бросайте оружие, - крикнул Эйтор. - Мы не желаем проливать кровь! Я ваш король, и нуждаюсь в помощи!
   Возможно, государю Альфиона и удалось бы убедить крестьян в правоте своих слов, но, как часто случается, судьба распорядилась по-своему. Резко распахнулась дверь кузницы, и из е темного нутра выскочил обнаженный по пояс мужчина в кожаном фартуке, размахивавший тяжеленным молотом. Это было не лучшее оружие, слишком массивное и неудобное, но зато первый же удар стал бы для того, кто подвернется под него, и последним. И кузнец, увидев толпу вооруженных незнакомцев, ринулся в бой, решив не тянуть время, воспользовавшись внезапностью.
   На пути крестьянина оказался Ратхар. Юноша вскинул клинок, чувствуя, как уходит из-под ног пустившаяся в дикий пляс земля. Перед глазами у него двоилось, и меч норовил выскользнуть из рук. Ратхар приготовился принять удар на свой клинок, но вдруг свистнула стрела, и кузнец, словно споткнувшись обо что-то, упал, заваливаясь на спину. А Эвиар заученным движением уже доставала из колчана следующую стрелу.
  -- Нет, - вскрикнул Эйтор, поняв, что произойдет дальше, и всей душой желая, чтобы этого не случилось. - Не сметь!
   Но никто уже не слышал криков короля, обезумев от запаха смерти. Все дальнейшее произошло очень быстро. Крестьяне бросились на чужаков, потрясая оружием, лучник рывком натянул тетиву... и тотчас бросил оружие, получив в живот длинную стрелу. Эвиар бил метко, и не страдал особой жалостью к людям, посмевшим угрожать ему оружием. И прежде, чем крестьяне вплотную приблизились к путникам, еще один, тот, что помоложе, вооруженный копьем, повалился на усыпанный соломой и сухим навозом двор, поскольку следующая стрела впилась ему в горло, насквозь пронзив шею.
  -- Ратхар, осторожнее! - Дер Винклен ринулся наперерез мужику с топором, бросившемуся к его оруженосцу. Отчего-то все считали самой легкой добычей именно юношу, а тот на самом деле едва стоял на ногах, не чувствуя меча.
   Крестьянин широко размахнулся, словно не бился он с вооруженным противником, а привычно рубил дрова. Этим воспользовался рыцарь, вогнав два с лишним фута стали в прикрытый только рубахой и распахнутым кафтаном живот. Мужик, обхватив вошедший в его тело меч, повалился на землю, хрипя и пуская пузыри, а на дьорвикца тотчас кинулся, закричав от гнева и страха, парень с рогатиной.
  -- Отец, нет! - мальчишка неуклюже выбросил вперед копье, вспоров широким жалом пустоту. - Умрите, твари!
   Дер Винклен, не успевший высвободить свой клинок из тела первой жертвы, проворно ушел с линии удара, обойдя своего противника, полагавшегося более не на умение и ловкость, а лишь на длину оружия, сбоку, и заставляя того повернуться вокруг своей оси.
   Рыцарь легко уклонился, и его противник, явно никогда не пользовавшийся своей грозной рогатиной в настоящем бою, и сейчас не замечавший вокруг себя ничего, видевший только убийцу своего отца, безоружного, и как ему казалось, уязвимого, благополучно подставил спину Эйтору. А король не мешкал.
   Улучив момент, правитель Альфиона, вовсе не такого приема ожидавший от своих подданных, без сожаления ударил парня с рогатиной клинком по затылку. Брызнула кровь, и крестьянин уткнулся лицом в кучу прелой соломы, брошенную возле ворот. Все было кончено. На хуторе остались лишь путники, да пес, рвавшийся с цепи и заходившийся в бешеном лае.
  -- Зачем они это сделали, - простонал король. Опускаясь на корточки над сраженным собственной рукой мальчишкой, даже после смерти цепко сжимавших отшлифованное древко. - Почему не подчинились? Я же не хотел этого, не хотел, видит Судия!
   Вокруг Эйтора собрались всего его спутники, и только Эвиар, вместо того, чтобы сокрушаться по поводу невинно загубленных селян, двинулся к своим жертвам. Эльф на ходу вытягивал короткий подсайдашный нож, намереваясь вырезать из трупов свои стрелы, которых у лучника было весьма немного.
  -- Это все кровожадный ублюдок, - Дер Винклен, едва успевший извлечь оружие из тела крестьянина, указал на разгуливавшего по двору Перворожденного. - Это он все начал! Мерзкое племя спит и видит, как бы прикончить побольше людей!
   Рыцарь вскочил, кинувшись к эльфу, но замер в нескольких шагах от него, наткнувшись на стрелу. Эвиар смотрел в глаза человеку, не отрываясь, и руки его не дрожали, но только чуть слышно скрипела натянутая вполсилы тетива.
  -- Милорд, нет, - теперь уже Ратхар встрял меж готовыми схватиться воинами. - Стойте, милорд! Эвиар спас меня. Если бы не его стрела, тот человек размозжил бы мне голову. Он защищался, и вы не можете его обвинять!
   Бранк Дер Винклен смерил тяжелым взглядом своего оруженосца, тяжело дыша и не ослабляя хватку на рукояти меча. Ратхару на миг показалось, что сейчас охваченный яростью рыцарь зарубит его самого, а потом уж примется за эльфа, но даже это не заставило юношу отступить. Однако судьбе было угодно, чтобы кровь больше не пролилась здесь, и в самый напряженный момент в свару вмешался Эйтор.
  -- Все, прекратите, - приказал король, приблизившийся к спорщикам. - Довольно ваших дрязг! Мы пришли сюда не просто так, и потому принимайтесь за дело. Нам нужны лошади, не помешает кое-какая провизия и приличная одежда.
   Здесь Эйтор был прав, как никогда. Самозваные спасители королевства, дьорвикский рыцарь и его оруженосец, сейчас выглядели, как какие-нибудь бродяги. Юноша до сих пор разгуливал в снятой с одного из дворцовых слуг ливрее, после блужданий по лесу грязной и порванной везде, где только можно, а Дер Винклен тоже где-то разжился кафтаном, который оказался ему весьма велик, и выглядел довольно ветхим к тому же. Даже сам король был похож на голодранца, ведь один рукав своей рубахи Эйтор пожертвовал на повязку своему юному спутнику. Неудивительно, что при виде этой компании крестьяне, жители хутора, ни на миг не поверили, что их почтил своим присутствием сам владыка Альфиона.
  -- Рыцарь Бранк, Ратхар, ступайте в дом, поищите там что-нибудь съестное, - продолжил распоряжаться Эйтор. - Думаю, нам не стоит слишком часто попадаться на глаза в такой близости от Фальхейна, так что в трактиры лучше не заглядывать. А ты, Эвиар, займись лошадьми, - приказал он эльфу. - Говорят, ваше племя может найти общий язык с любым живым существом, так что эту работу я могу поручить только тебе. И будьте осторожны, - напутствовал свих товарищей король. - Возможно, здесь еще кто-то есть из мужчин, и мне не хотелось бы, чтобы вы поубивали друг друга. На сегодня довольно крови!
   Дер Винклен еще раз обдал полным ненависти взглядом деловито разгуливавшего по хутору эльфа:
  -- Должно быть, тебе не впервой такие дела, верно нелюдь? Наверняка тебе приходилось раньше так же нападать на поселки в Дьорвике, да? - с вызовом спросил Бранк. - Что ж, надеюсь, прежде, чем все это закончится, ты не сдохнешь, ведь наш разговор с тобой лишь отложен, и я не оставлю шанс пустить тебе кровь.
   Эвиар ничего не ответил, лишь чуть заметно усмехнувшись, и рыцарь, жестом приказав своему оруженосцу идти следом, двинулся в дом. Юноша покорно двинулся следом, и первым, что он увидел, едва не налетев при этом на внезапно замершего Дер Винклена, были забившиеся в угол горницы люди.
   На длинной скамье, вжимаясь в стену, сидела женщина, молодая и весьма смазливая, хотя и чумазая, как успел отметить юноша. Он смотрела на чужаков, страшных, не расстававшихся с оружием, полными ужаса глазами, и крепок прижимала к себе двух девочек, тихо всхлипывавших и мелко дрожавших всем телом.
  -- Не бойтесь, - обратился к крестьянке, готовой закрыть своих детей собственным телом, рыцарь. - Мы не причиним вам вреда. Мы не хотели крови, но ваши мужчины осмелились поднять руку на тех, кто был им не по зубам. Мы скорбим о том, что случилось, но произошло это не по нашей вине.
  -- Что вам нужно от нас, - слабым голосом произнесла женщина, не отводя глаз от обнаженного клинка, с которым не расставался Бранк Дер Винклен. - Зачем вы пришли?
  -- Мы заберем у вас коней, немного пищи и какую-нибудь одежду, - бесстрастно ответил рыцарь. - Мы не грабители, а свита короля Эйтора. Государь в опасности и вынужден бежать из столицы. Нам нечем заплатить, но мы возьмем не более, чем необходимо, и не тронем вас.
   Поверили женщины дьорвикцу, или нет, сказать трудно, но сейчас они не могли помешать ему. Этот мужчина с оружием, плохо вытертым от крови, был здесь хозяином, богом, и в его власти были жизни беззащитных крестьянок. Ратхару, ни на шаг не отходившему от рыцаря, стало вдруг стыдно. Вместо того, чтобы бороться с врагами, они занимались обычный разбоем, грабя тех, кто был слабее.
   Тем временем Дер Винклен успел обыскать весь дом, в котором не обнаружилось никого, кроме еще нескольких женщин, весьма испуганных, ожидавших самого худшего. Их мужчины, мужья, сыновья, братья, погибли, и теперь всем распоряжались чужаки, наверняка злые оттого, что им кто-то осмелился сопротивляться. И даже когда рыцарь вышел прочь из дома, там, наверное, не сразу поверили, что все обошлось.
  -- Вот, - вернувшись к своим спутникам, Бранк бросил на землю мешок с припасами, копченым мясом, сыром, несколькими ячменными лепешками, яблоками и луковицами, присовокупив к нему бочонок с яблочным сидром. - Этого должно хватить, государь.
   Ратхар, следовавший за рыцарем, тащил несколько рубах, кафтанов и две пары приличных сапог, ранее принадлежавших, должно быть, хозяину хутора. А эльф Эвиар уже выводил из конюшни четырех оседланных коней, неказистых лошадок, выносливых, но явно не слишком резвых.
  -- Никогда бы не подумал, что придется опуститься до банальнейшего грабежа, - горько рассмеялся Эйтор, стоявший в центре двора с видом разбойничьего атамана, готовящегося к дележу добычи. - Знаете, просвещенные мудрецы говорят, что всякий феодал грабит своих подданных, давая им меньше, чем забирает. Я всегда верил, что это не так, что это не про меня, ведь на подати, которые обязаны платить мои вилланы и сервы, я, прежде всего, содержал гвардию, их же, то есть крестьян, и защищавшую, не важно, от грабителей ли, или же от каких-нибудь не в меру алчных рыцарей. Теперь я начинаю понимать, что был не прав, и благородное происхождение ничего не значит.
  -- Не печалься, государь, - покачал головой Рупрехт, уже примеривавшийся к смирной буланой кобыле. - Эти люди, если подумать, не проявили к тебе должного почтения, встретив своего короля сталью. Ведь случись это когда ты, к примеру, выбрался бы из дворца на прогулку, покинув Фальхейн, или, скажем, на охоте, неужто ты пощадил бы мужиков, напавших на тебя и попытавшихся ограбить?
   Эйтор смутился, ведь с этой стороны случившееся казалось несколько более справедливым. Верно, подними на него руку любой простолюдин, и даже рыцарь, король не стал бы церемониться с наглецами. И все же происходящее претило владыке Альфиона, привыкшему, что живущие на его землях люди сами дают все, что нужно. А он, в свою очередь, старался брать не больше необходимого, понимая, что ободранный до нитки мужик или умрет с голода особо студеной зимой, или поднимет мятеж, или просто подастся в леса, чтобы грабить таких же, как сам он крестьян или небогатых купцов, умножая возмущение произволом, творящимся в пределах королевского домена и во всем государстве.
  -- Ратхар, - успокоив короля, чародей подозвал к себе юношу. - Пора заняться твоей раной, иначе, очень может быть, вскоре нам будет не до таких мелочей. Эрвин должен понимать, что его брат не успел уйти далеко, и в это милое местечко в любой миг могут нагрянуть его воины.
   Юноша покорно сел на завалинку, и Рупрехт склонился над его раной, без затее разрезав штанину поясным ножом. Клинок давешнего противника, одного из тех, с кем юноша бился в буковой роще на берегу Стейлы, вошел в бедро, едва не достав до кости, и чудом не задев крупные сосуды, но и без этого Ратхар потерял много крови, и последние часы держался только на эльфийском вине. Однако и снадобье Эвиара действовало все слабее, так что Ратхар сейчас едва держался на ногах. Только выброс адреналина во время схватки помешал ему лишиться чувств от слабости, но этот миг становился все ближе.
  -- Что ж, все не так уж плохо, - заметил Рупрехт, внимательно обследовав рану. - И времени прошло не много, так что гангрены, я думаю, удастся избежать.
   Что такое гангрена, Ратхар не знал, но догадался, что так называется гниющая плоть. Пару лет назад мальчишку в Селькхире укусила лиса. Дома ему промыли ранку чистой водой, замотали холстом, и решили, что все в порядке. Но спустя несколько дней плоть покраснела, затем начала чернеть, и ребенок вскоре умер. Сельская знахарка промывала рану какими-то настоями, но все оказалось тщетно. А прежде нечто подобное случалось с охотниками, и Ратхар не желал разделить их участь. Он знал, что порой руки и ноги приходится отрубать, прижигая культю каленым железом, и тем спасая жизни, но становиться калекой юноше очень не хотелось.
  -- Наш эльфийский друг выручил тебя, дав своего вина, - сообщил Рупрехт. - Воистину, это самое лучшее снадобье, равно которому не в силах до сих пор сотворить лучшие алхимики-люди. Если бы не это, ты едва ли добрался бы до хутора, но сейчас нужно нечто большее. Лучше тебе закрыть глаза, мой друг.
   Ратхар покорно зажмурился, чувствуя прикосновения холодных, точно лед, ладоней чародея к горячему, воспаленному телу.
  -- Совелу! - Рупрехт произнес имя руны Исцеления, и все могли видеть, как его руки, касавшиеся раны, окутало золотое сияние, подобное свету самого солнца.
   По телу разлилось приятное тепло, как после эльфйиского вина, которое, кстати, нисколько не пьянило, в отличие от того, которое пил Ратхар перед памятной битвой на Эглисе. Открыв глаза, юноша удивленно воскликнул, увидев на мете кровоточащей раны чуть сочившийся сукровицей розоватый рубец.
  -- Вот так, - удовлетворенно произнес маг. - Теперь все само собой заживет. Не сразу конечно, - уточнил он. - Дня через два. Да уж, как много жизней можно было бы спасти, окажись поблизости в нужное время хоть сколько-нибудь сведущий чародей, а не знахарь со странными настоями или шарлатан-жрец, только и умеющий, что бормотать молитвы, смысл которых ему неведом!
  -- Ты настоящий мастер, - уважительно заметил Бранк Дер Винклен. - Прежде я видел, как с помощью волшебства отнимают жизни, но мало кто в полной мере обладает даром целительства.
  -- О, это пустяки, - скромно подал плечами Рупрехт, которому, в прочем, весьма польстило восхищение рыцаря. - Есть настоящие волшебники, в сравнении с которыми я - безрукий слепец. Например, келотский чародей Ризайлус. Вот уж кто достоин звания мастера! Он, кстати, и в боевой магии весьма хорош, хоть предпочитает не участвовать в войнах обычных людей, - заметил маг.
  
   Хутор они покинули так быстро, как только смогли. Выезжая за ворота, беглецы старались не смотреть на тела крестьян, погибших в неравной схватке. Все, что могли сделать спутники короля, это лишь оттащить трупы в дальний угол, прикрыв рогожей.
  -- Мы отправимся на юг, - решил Эйтор. - Там владения лорда Маркуса, единственного из лордов Альфиона, которому я могу доверять. Он не выдаст нас Эрвину, не прогонит прочь от стен своего замка, я уверен.
   Король выглядел весьма потешно, сидя верхом на заморенной кобыле, чувствовавшей себя под седлом еще более неуверенно, чем ее наездник, которому достался такой скакун. В прочем, Эйтор довольствовался тем, что было, ведь, поскольку коней на хуторе нашлось меньше, чем оказалось людей, Эрвин и Ратхар и вовсе делили одну лошадь на двоих, причем оба были неважными наездниками.
  -- Кажется, сейчас никому нельзя доверять, - заметил Бранк Дер Винклен, сам назначивший себя телохранителем государя. - Не ваши ли лорды явились в Фальхейн, чтобы поддержать самозванца, величающего себя Эрвином?
  -- Нет, Маркусу я верю, - убежденно отвечал король. - Я успел узнать этого человека, ведь в юности он был моим наставником. В замке Маркуса меня воспитывали шесть лет, и потому я вполне могу доверять лорду. Одноухий Лис не изменит хотя бы потому, что его род давно враждует с Кайлусами за влияние, за земли на юге Альфиона.
  -- Одноухий Лис? - непонимающе переспросил рыцарь, уставившись на Эйтора.
  -- Так прозвали Маркуса, - усмехнулся правитель Альфиона. - И очень верно, могу заметить. В молодости лорд был отчаянным рубакой, выступал на каждом турнире, бес счета устраивал дуэли, из которых, между прочим, выходил победителем. Но однажды в какой-то стычке, не то с разбойниками, не то с шайкой наемников, ему отсекли левое ухо. С тех пор Маркус стал относиться с большей бережливостью к оставшимся частям своего тела, стараясь побеждать врагов силой мысли, а не своей десницы. О, он еще тот хитрец, - покивал сам себе Эйтор. - Потому его и зовут Лисом. Конечно, пока я в столь бедственном положении, мало кто бескорыстно станет биться с моими врагами, и уж такой расчетливый пройдоха, как Маркус, будет последним, кто согласится рискнуть землями, богатством, да и головой, за просто так, - вздохнул король. - Ну да ладно, что-нибудь придумаю. Возможно, придется пообещать ему отдать владения мятежников.
  -- Всякое обещание рано или поздно настанет пора исполнить, - усмехнулся Рупрехт. - Не к лицу правителю целой державы бросаться словами, - вымолвил он с едва заметной ноткой укоризны.
  -- Верно, но к этому времени многое может измениться, - кивнул король. - Во всяком случае, это лучше, чем просто бежать, даже не пытаясь бороться. Кто-то один должен остаться, или я, или Эрвин. И если мой брат думает, что его поддержит вся знать Альфиона, он ошибается. Кроме нескольких слишком алчных и надменных лордов едва ли кто-нибудь выступит на стороне того, кого все вполне справедливо считают самозванцем.
   Эйтор был уверен в своем решении, и отряд двинулся на юг, держась близь тракта, но не показываясь на глаза путникам. Никто не сомневался, что погоня уже идет по следу, и при мысли о том, что преследователей может возглавить маг, каждому становилось не по себе. Лишь Рупрехт делал вид, что сильнее всего хочет встретиться с тем колдуном.
   Между прочим, король не забывал про обещание мага, и, когда путники достаточно отдалились от столицы, окрестности которой наверняка были наводнены людьми Эрвина и Кайлуса, вновь потребовал рассказать обо всей подоплеке.
  -- Почему ты вмешался, хотя мог остаться в стороне? - спрашивал Эйтор чародея. - Ты ничем не обязан мне, ты вовсе чужой в этой земле, и странно, что ты так опрометчиво встрял в наши ссоры.
  -- Я буду честен с тобой, государь, и прошу не держать зла, не таить обиды, - ответил Рупрехт. - В Альфион я явился вовсе не для того, чтобы спасать тебя. Меня не беспокоят войны меж людьми, когда они ведутся на равных. Если твои подданные верны тебе, они не примут Эрвина, неважно, самозванец ли он, или действительно тот, за кого себя выдает.
  -- Но что тогда, - удивился Эйтор. - Зачем тебе эта война? Ведь ты с нами, ты бился плечом к плечу, рисковал. Ради чего?
  -- Я с тобой до тех пор, пока с твоим названным братом - тот чародей, - вымолвил маг. - Он вмешался в игру против всяких правил, раздобыв кое-что из наследия давно исчезнувших предков, то, чему в нашем мире не место. И я здесь, чтоб остановить его. Этого колдуна зовут Кратус, и он жаждет власти, в отличие от Эрвина, которым движет желание отомстить. Ты видел, на что он способен, и это еще не предел. Так что у меня с ним личные счеты, если тебе угодно, государь. Но без чародея и Эрвин будет не так страшен.
  -- Значит, ты здесь, чтобы восстановить справедливость, - покачал головой Эйтор. - Вернуть равновесие? Война должна вестись только разрешенными средствами, вроде как на турнире, когда разрешено только тупое оружие, незакаленные клинки, так?
  -- Верно, - согласился Рупрехт. - Именно так, государь. И не спрашивай больше, я ничего не скажу сверх того, что поведал уже сейчас.
  -- Стоило ли присоединяться к нам, чародей? - удивился Дер Винклен, все время державшийся подле короля, а потому слышавший каждое слово. - К чему эти скитания, если можно просто прийти в Фальхейн и прикончить своего врага?
  -- А зачем мне рваться к нему сквозь стражу, оставляя за собой мертвецов, если мой враг сам разыщет нас? - изобразил удивление маг. - Кратус служит Эрвину, точнее, делает вид, что служит, и потому, исполняя приказ принца, он будет искать сбежавшего короля. А я буду к этому готов, и позволю найти нас не прежде, чем это будет нужно мне. И, заметь, рыцарь, все, что мне сейчас нужно делать - просто ждать, не прилагая более никаких усилий.
   Бранк Дер Винклен лишь развел руками. О таком способе охоты он слышал, пожалуй, впервые, если не считать охоту на зайцев, который делают круг и всегда возвращаются туда, откуда их спугнул охотник. Но вот чтобы этот прием сработал против боевого мага, наверняка не простофили какого-нибудь, рыцарь все же сомневался. Но Бранк твердо решил, что чародеи пускай сами разбираются меж собой, его же уделом станет защита самого короля.
   Ратхар тоже слышал эту беседу, и понял, о чем говорил маг, в отличие от короля. Чтобы ни принесли в большой мир со Скельде, это было весьма ценным, раз уж чародей из дальних краев пожаловал сюда. И что-то подсказывало юноше, что эльф тоже не спроста объявился в этой земле, ведь прежде никто не слышал, чтобы Альфион посещал кто-нибудь из числа Дивного Народа.
   А король, чем дальше они оказывались от Фальхейна, приходил во все большее уныние. Лишь теперь, когда все явные опасности остались позади, Эйтор вспомнил, что оставил за стенами столицы.
  -- Моя Ирейна, - вздыхал король. - Она теперь в руках этого мерзавца. Эрвин жаждет мести, и я не могу жить при мысли, что он способен сотворить с королевой, ведь и меня он обвиняет, что я лишил его возлюбленной, словно не от рук Хальвина, его собственного отца, умерла та девчонка. Почему, ну почему я не забрал ее с собой в ту ночь? - сокрушался государь Альфиона. - Она должна быть со мной, здесь!
  -- Это глупо, - резонно заметил Дер Винклен. - Мы сами чудом выбрались из дворца, и должны благодарить за это Альвена, добровольно расставшегося с жизнью, ведь этот воин не мог не понимать, что погибнет, оставшись прикрывать наше бегство. И если бы мы задержались там хоть на несколько мгновений, то наверняка так и остались бы во дворце, Ваше величество, и вовсе не обязательно, что к этому часу все мы остались бы живы.
   Эйтор, несмотря на увещевания рыцаря, все больше мрачнел. Он боялся за жизнь королевы, искренне боялся, и еще больше короля терзал стыд, ведь тогда, когда еще можно было что-то изменить, он думал только о себе, о том, как бы остаться в живых. Все чаще Эйтор вспоминал, как Ирейна бросилась к нему, когда Эрвин уже поднимал клинок, чтобы нанести последний удар. Именно своей юной королеве он был обязан тем, что сейчас ехал по старой просеке, а не лежал на помойке, став добычей стервятников. И он ничего не мог сделать для нее, полагаясь лишь на случай.
   Но, как бы то ни было, отряд, пусть и не слишком быстро, удалялся от Фальхейна, оставляя где-то за спиной погоню. Они провели в пути два дня, и не встретили ни единого признака облавы. На тракте, куда путники порой все же выбирались, не было заметно застав, не рыскали по лесам разъезды и дозоры, не крались через непроходимые дебри следопыты.
   А места становились все менее обжитыми, хотя это был не самый дикий край. Как утверждал король, сказывалась близость Олгалорских гор, с некоторых пор представлявших ощутимую угрозу для простых крестьян, которые, в отличие от рыцарей, не могли надеяться на крепость каменных стен родовых замков.
  -- Придется двигаться в опасной близости от границ владений Кайлуса, - сообщил Эйтор. - Но, боюсь, другой дороги нет. Если только через леса, но так мы потеряем не дни даже, целые недели. А так еще через пару дней, или даже раньше, мы уже будем в замке Маркуса, под защитой его дружины и воинов его вассалов. Вот тогда и поглядим, кому достанется Альфион! - воскликнул король.
  -- Третий день нет никаких признаков того, что нас ищут, - заметил Рупрехт. - Если уж нас не настигли в близости от столицы, то едва ли станут разыскивать здесь. Кто может знать, в какую сторону мы направились? Думаю, нам не стоит беспокоиться, и скоро Ваше величество окажется в безопасности.
   Как стало ясно очень скоро, чародей Рупрехт при всей своей мудрости оказался не прав...
  
   ...Дорога огибала подножье высокого холма, и когда путникни миновали поворот, то увидели скрытый прежде крутым склоном постоялый двор. Во всяком случае, ничем иным это приземистое строение из дикого камня, вокруг которого были разбросаны конюшни и прочие пристройки, не могло оказаться. И эта вкартина вызвала у всех странников неподдельную радость.
  -- Трактир, наконец-то, - воскликнул воспрянувший духом король. - Горячая вода, свежий хлеб, постель и кони! То, что нужно!
   Конечно, в ночевках под открытым небом полно романтики, не даром благородные господа предпочитают проводить время не в каменном мешке, называемом замком, а на охоте, или просто прогуливаясь по окрестным лесам в сопровождении немногочисленных слуг. Но всему есть предел, и когда в глухом лесу проводишь вторую ночь, и днем крадешься по зарослям, точно зверь, до смерит боящийся людей, то волей-неволей начинают появляться мечты о крыше над головой и настоящей кровати, пусть даже матрац будет набит соломой.
   А именно так и продвигались на юг, к владениям лорда Маркуса, спутники короля во главе с самим Эйтором. Конечно, они порой выходили на таркт, ведь не через всякий бурелом можно продраться, даже помогая себе клинками и топорами, но больше все-таки предпочитали скрываться в чаще. Наверное, именно осторожность, а вовсе не слепая удача, непостоянная и непостижимая, и была причиной того, что беглецов до сих пор не обнаружили и не затравили, точно бешеных волков. И именно в тот миг, когда король Альфиона указал на видневшийся вдали трактир, удача отвернулась от путников.
  -- Вперед, вперед, - подгонял своих товарищей Эйтор, пришпорив лошадь, протяжно заржавшую от такого обращения. Разумеется, король был привычен и к весьма скромным условиям, но все же больше времени провел в покоях своего дворца, и теперь мечтал хоть на миг вернуться в привычный уют. - За мной! Нас ждет жаркий очаг, сочное мясо, хмельное пиво!
  -- Государь, стойте, - окликнул Эйтора Рупрехт. - Не стоит мчаться туда, сломя голову. - Но король уже не слышал мага, направив своего заморенного скакуна к корчме.
   Растянувшись длинной цепью, всадники вереницей двинулись к корчме, возле которой суетились несколько человек. и первым неладное увидел не Бранк Дер Винклен, который должен был набраться осторожности еще в эльфийских лесах, и даже не Эвиар, а Ратхар, за спиной которого и ехал эльф, благо конь вполне мог выдержать их невеликий вес.
  -- Милорд, там что-то не так. Слишком много жеребцов у коновязи, - обратился юноша к рыцарю. - И все под седлами. Может, действительно не стоит так спешить?
   Верно, возле трактира было привязано не менее дюжины коней, причем не зачуханных лошаденок, а грациозных жеребцов истинно рыцарской стати. И, увидев приближающихся всадников, из постоялого двора один за другим уже выскакивали их хозяева.
  -- Проклятье, - приблизившись к трактиру не более, чем на сотню ярдов, Эйтор, наконец, увидел на плащах и гербовых накидках-коттах словно встречавших его людей знакомый герб. - Это же засада!
   Король был прав. Большая часть постояльцев носила на груди белого, или серебряного, как принято выражаться в геральдике, грифона, топорщившего крылья на пурпурном поле. Эйтор сдержали коня, ибо никогда не ошибся бы, увидев герб лорда Кайлуса, с недавних пор запавший очень глубоко в память.
  -- Назад, - разворачивая вдруг решившую показать норов кобылу, король махал руками, подавая знаки чуть отставшим от него спутникам. - Все назад, живее! Засада!
  -- Нет, - крикнул Рупрехт, пришпорив своего коня. - Поздно, государь. Будем прорываться, пока они не опомнились. Вперед! Йа-ха!
   Маг взвизгнул, точно урожденный номад-корханец, помчавшись точно к трактиру, вокруг которого нарастала нервная суета. Воины Кайлуса, видимо, и сами не ожидали появления каких-либо чужаков, да и не поняли еще, кто пожаловал им прямо в руки. Скорее всего, это не была засада или, к примеру, нарочно оставленный здесь кордон. Но на то эти люди и являлись умелыми воинами, чтобы в самых неожиданных ситуациях действовать прежде даже, недели думали.
  -- По коням, - крикнул кто-то из воинов в пурпурном. - Скорее, будьте вы прокляты! Взять их, взять!
   Беглецы промчались буквально под самым носом у замешкавшихся на считанные мгновения, в иной раз и вовсе не заметные, дружинников лорда. Кто-то из воинов с грифоном разрядил вслед вихрем пролетевшим мимо всадникам арбалеты, и Эвиар, не в илах сдерживаться, пустил назад пару стрел, с радостью отметив, что двое их преследователей покатились по земле, получив стальные занозы в плоть.
  -- Не уйти, - крикнул в спину Рупрехту рыцарь, видевший, что следом за ними от трактира отъехало, по меньшей мере, десять воинов, уже обнаживших клинки. - Мы не сможет оторваться. У них кони лучше!
  -- Примем бой, - решил Рупрехт, мгновенно разворачивая коня навстречу врагу. - Всем назад! Укройтесь за мной!
   Маг в одно мгновение оказался будто бы на острие удара, и со стороны его поступок мог показаться безумием. У Рупрехта не было в руках иного оружия, кроме посоха, с которым он упорно не желал расставаться. Но каждый из его спутников знал, какую мощь тати в себе этот упитанный немолодой человек, этакий добрый дядюшка.
  -- Чтоб эльф прятался за спиной человека? - воскликнул Эвиар. - Такому не бывать никогда. Я с тобой, чародей!
   Перворожденный не спрыгнул, соскользнул с коня, привычным движением натягивая мощный лук. Для стрельбы с седла такое громоздкое оружие едва ли годилось, но стоя обеими ногами на твердой земле, Эвиар был страшен в бою.
  -- Хватай, - надсаживались воины Кайлуса, обнимая сгрудившихся посреди тракта беглецов с флангов. - Бей, руби!
   Всадники накатывали, подобно стальному валу. Хрипели терзаемые острогами жеребцы, лязгала броня, и стонал рассекаемый клинками воздух. Что могли противопоставить этой стремительно мощи какие-то оборванцы, у которых даже не было ножен для их клинков? Люди лорда не сомневались в победе, но у Рупрехта было иное мнение.
  -- Кано! - Маг выпростал пред собой руку, и с ладони его сорвался сгусток огня, ослепительно белого, каким не может быть обычное пламя.
   Сверкающим росчерком огненный шар преодолел отделявшее беглецов и преследователей расстояние, и вспух пламенным сгустком, в котором исчезли, в доли секунды рассыпавшись прахом, сразу три всадника в полном вооружении. А чародей не унимался, швырнув следом еще два таких снаряда, после чего вражеский отряд сократился на треть.
  -- Колдун, - раздались испуганные крики. - Там колдун!
   Воины не могли удержать обезумевших коней, и двое или трое всадников уже оказались под копытами собственных скакунов. А туту еще эльф присоединился к избиению, выпустив, одну за другой, пять стрел, и еще пять воинов поникли в седлах, выронив из мертвых рук мечи. Все произошло в неуловимые мгновения - скрип тетивы, короткий свист оперения, и едва различимый в общем гвалте и шуме предсмертный вскрик того, кому довелось стать мишенью Перворожденного.
  -- Бежим, - заорал кто-то из воинов с грифоном, наверное, самый сообразительный. - Колдун нас всех убьет! Назад, назад!
  -- Будь я проклят, если хоть один из вас уйдет живым, - азартно воскликнул Рупрехт, и снова выкрикнул, надрывая горло: - Кано!
   Огненный вихрь лизнул спины удиравшим в ужасе воинам, и двух из них не стало. О, они вовсе не были трусами, эти суровые рубаки, просто глупо вступать в бой с настоящим магом, имя лишь мечи и стрелы. Только героям седой древности удавалось выйти победителями из такой схватки, пользуясь честной сталью.
  -- Вот и все, - усмехнулся Рупрехт, окидывая взглядом победителя поле короткой битвы. Его спутникам так и не пришлось поднять мечи, и только Эвиар, взявший не меньше жизней, чем сам маг, уже ходил среди трупов, собирая уцелевшие стрелы, запас которых у эльфа был весьма мал. - Путь свободен, - радостно сообщил чародей, взглянув на короля. - Едем, государь, пока не спохватились приятели этих воинов!
   Наверное, самым несчастным в этот миг оказался рыцарь Бранк Дер Винклен. Прежде он здраво полагал, что со своим умением владеть клинком, с немалой силой и ловкостью, является ценным бойцом, важным членом малочисленного отряда. Но теперь на его глазах с целой дюжиной, если не больше, врагов, тоже опытных бойцов, за пару мгновений разобрались какой-то балаганный фигляр и самая настоящая нелюдь, а ему так и не пришлось скрестить клинки с кем-нибудь из противников. Поневоле в душу закрадывалась обида, разочарование в себе. И, наверное, именно потому, что Бранк не разделял общего ликования, он первым и заметил новую опасность.
  -- Смотрите, - рыцарь указал своим спутникам на клубы пыли, поднимавшиеся над дорогой. - Погоня! К этим ребятам пришла подмога, будь я проклят!
   Кто-то явно мчался во весь опор по тракту, и причина такой спешки наверняка сидела верхом на неказистом коне, отнятом у крестьян, сейчас искренне радуясь легкой и быстрой победе.
  -- Убегать глупо, - решил Эйтор. - Они враз настигнут нас, и будут только злее, нежели чем, если бы мы сдались прямо сейчас. Так что придется драться. Чародей, ты готов?
   Король с недавних пор стал питать к Рупрехту неподдельное уважение, где-то даже граничившее со страхом. Он понимал, что маг один стоит сотни латников, и сейчас, перед лицом явно весьма многочисленного противника, именно на помощь чародея рассчитывал правитель Альфиона.
  -- Верь мне, государь, - усмехнулся маг, выступая вперед. - И я не подведу.
   Путники выстроились клином, острием которого стал чародей. На флангах расположились сам Дер Винклен и Эвиар. При всей своей ненависти к племени эльфов сейчас дьорвикский рыцарь не мог не признать, что один такой лучник стоил больше, чем все прочие бойцы, не считая, разумеется, Рупрехта. Правда, вслух высказать столь крамольную мысль Бранк никогда не осмелился бы, даром, что находился не в родной земле.
  -- Готовы? - маг обернулся, окинув пристальным взором своих соратников. - Крепче держите клинки. Если мое заклятье не накроет всех разом, вам тоже придется потрудиться, - предупредил Рупрехт. - Особенно это касается тебя, мой бессмертный друг, - обратился он к Эвиару, как всегда, молчаливому и сосредоточенному. - Стреляй так же метко, как прежде, и нас ждет победа.
   А всадники приближались, вздымая пыль, оглашая округу конским ржанием и бряцаньем оружия. Их было не менее полутора десятков, и это явно не мог оказаться купеческий обоз. Отряд выстроился колонной, точно кто-то намеревался сходу прорвать строй поджидавших их беглецов.
   Вот уже готовых к схватке бойцов разделало не более полусотни шагов. Ратхар, не сводивший с приближавшихся людей взгляда, заметил, что никто из них не имеет доспехов, и вооружены все по-разному. У кого-то можно было увидеть топор, иные держали арбалеты, и только у трети воинов оказались настоящие мечи. И еще, ни у кого из них на одежде юноша не смог разглядеть знакомые гербы, а большая часть этих людей и вовсе не имели никаких значков, чтобы модно было понять, кто они.
   А маг, для которого такие мелочи не были важны, уже встряхнул руками, точно разминающий пальцы фокусник, набрав в грудь воздуха. Смертоносное заклятье было готов сорваться с его губ, неся гибель многим сильным и храбрым воинам.
  -- Стой, - неожиданно крикнул король, невольно выступив вперед. - Отставить! Это не враги!
   Рупрехт непонимающе обернулся, и в этот миг приближавшийся к беглецам отряд тоже сбавил ход. Всадники остановились, придержав лошадей, и от них навстречу сжавшейся в единый кулак горстке путников двинулся один человек.
  -- Грефус, - воскликнул Эйтор. - Тысяча демонов, это же Грефус!
   Это и в самом деле был лорд. Остановившись в трех шагах от короля, он ловко сошел с седла, преклонив колено и придерживая при этом за рукоять длинный клинок, висевший на левом бедре. А затем, вновь выпрямившись, произнес:
  -- Ваше величество, простите, что так поздно присоединился к вам. Мы спешили, как могли, но погоня не отставала. И я рад, что вновь с вами, и могу служить вам, государь.
   Только теперь спутники короля могли рассмотреть того, кого считали вторым после покойного Фергуса полководцем Альфиона. Лорд выглядел весьма молодо, несмотря даже на бороду и густые усы. Это был рослый, плечистый мужчина, одетый в потрепанный камзол и кожаные штаны. И весь грозный облик владетельного сеньора не слишком вязался с тем собачьим взглядом, каким он смотрел в глаза Эйтору, всячески изображая раскаяние в неведомых грехах.
   Дер Винклен, считавший себя знатоком в подобных делах, сразу решил, что верный генерал альфионского короля силен, но тяжеловат. Такой боец не будет особо подвижен, но зато единственным ударом может вышибить дух из любого противника. Вот и думай, что лучше - скорость или грубая телесная мощь.
  -- Будь я проклят, - удивленно произнес Эйтор. - Как ты очутился здесь? Ведь вас всех Эрвин приказал заточить в темницу!
  -- Это так, государь, - кивнув, пробасил Грефус. - Но в ту ночь, когда вы покинули дворец, поднялась страшная суматоха. Почти все наемники самозванца и дружинники Кайлуса покинули Фальхейн. Тогда мы напали на стражу, когда слуги принесли нам пищу, завладели оружием, взяли коней и с боем вырвались из столицы. Нас преследовали, но Судия был справедлив, и все враги пали, мы же потеряли только двух человек. Мы боялись, что не успеем, что люди самозванца схватят вас или даже убьют, ведь все слышали, как он сказал, что брать беглецов живыми необязательно. И я безмерно счастлив, что вы живы и свободны, мой государь!
   Выслушав извинения Грефуса, король представил лорду своих спутников. Увидев Эвиара, воин выпучил глаза, ибо никогда не сталкивался с эльфами. Он был удивлен, заинтересован, но вовсе не разъярен, как давеча Дер Винклен. В отличие от Дьорвика, в этих землях не ведали, на что способны жители И'Лиара, считая их просто необычными существами, в основном, такими же, как люди.
  -- Куда же мы направимся теперь государь? - спросил, справившись, наконец, с удивлением, Грефус. - Столица в руках врага, а нас слишком мало, чтобы дать честный бой. Я послал своих товарищей на север, в свои владения, чтобы они собрали войско, а сам отправился следом, узнав о том, куда вы двинулись, и одного пленника, солдата предателя Кайлуса. Но пройдет слишком много времени, недели, если не месяцы, прежде чем к нам присоединятся мои воины и отряды прочих рыцарей и лордов, что хранят верность Вашему величеству.
  -- Что творится в Фальхейне? - поинтересовался король. - Вы покинули столицу после меня, и должны были хоть что-то видеть.
  -- К самозванцу подходят подкрепления, - недовольно сообщил лорд. - По большей части, это дружины вассалов лорда Кайлуса, но ходят слухи о большом отряде наемников, идущих с запада. После вашего побега все не находят себе места. Растревоженный осиный улей, и только, - криво усмехнулся он. - Думаю, мерзавец ждет, когда прибудет побольше воинов, и тогда попытается подчинить себе весь Альфион, а не только окрестности Фальхейна.
  -- Мне не по нраву терять свое королевство, и, значит, нам тоже нужно войско, - пожал плечами Эйтор. - Поэтому я решил отправиться к лорду Маркусу. Он не должен предать, и, соединив наши силы, мы получим весьма мощный отряд, с которым не смогут не считаться наши враги.
  -- Одноухий Лис? - с ноткой недовольства переспросил Грефус. - Что ж, ваша воля, мой король! Хотя, признаться, мне не по нраву этот хитрец. Он любит интриги, всякие подлости, а не открытый бой, как пристало мужчине, - презрительно пробурчал лорд, с осуждением качая головой.
  -- И, тем не менее, у Маркуса под оружием несколько сотен дружинников и ополченцев, - твердо произнес Эйтор. - И, что еще важнее, ни он, ни его предки никогда не были особо верны Хальвину, а значит, не станут признавать власть и того, кто назвался его сыном. Это единственный шанс, да и в любом случае, мы уже на пороге его феода, и глупо было бы не войти.
  -- Как прикажете, государь, - кивнул не осмелившийся спорить дальше Грефус. - Если вы приказываете, едем! Я и все мои спутники отныне в вашем распоряжении. Мы готовы биться за вас до победы... или до смерти, мой король!
   И они поехали. Бегство продолжалось, хотя отныне его следовало назвать отступлением. А где-то там, за лесами и холмами, стоял замок владетеля окрестных земель, и каждый в тот миг гадал, как-то примет путников во главе с королем-изгнанником своевольный лорд Маркус.

Глава 3 Новая надежда

  
   Отряд ехал по пустынному тракту, уверенно и споро двигаясь на восток. Почти полторы сотни воинов, полсотни боевых скакунов, еще несколько десятков вьючных коней, а также полдюжины подвод, вытянулись вдоль дороги, и хвост этой колонны скрывался в поднятой сотнями копыт и десятками колес пыли. Все эти люди были воинами, и не расставались с оружием ни на миг, но не трепетало над конницей яркое знамя, и на плащах людей не было видно никаких гербов. По землям Альфиона, упорно продвигаясь к далекой еще столице этого королевства, шли вовсе не благородные рыцари в сопровождении верных слуг. Уверенно и грозно по чужой земле ступали наемники-кондотьеры, Вольный Отряд, те, кого называли солдатами удачи, или, гораздо чаше, псами войны. И здесь, в этом краю, война уже вспыхнула, потому-то на запах пожарищ и свежей крови и не замедлило явиться удалое воинство.
  -- Эй, там, не растягиваться, - прикрикнул командир, как и подобало, следовавший в голове отряда, в окружении офицеров и лучших бойцов, своих телохранителей, обернувшись назад. - Кто там сбил ноги? Живо на повозки, а то сам прикончу идиотов!
   Этого воина, рослого, плечистого, с огненно-рыжей бородой, знали, пожалуй, почти во всем Келоте, который и покинули наемники всего лишь день назад. В Альфионе его имя, пожалуй, было мало известно, но кондотьер не сомневался, что скоро и здешний люд будет дрожать от страха при упоминании Счастливчика Джоберто. Этот миг близился, и при мысли о недалеком будущем предводителя храбрецов-наемников пробирала нервная дрожь, как и всегда, в предвкушении боя.
   Капитан прямо-таки кожей чувствовал, как спешат его люди предстать перед таинственным нанимателем, которому их клинки понадобились в такой глуши. Наемники торопились и без понуканий командира, ведь отсыпанные им в качестве задатка монеты кончили еще несколько дней назад. Отряд простоял на границе, в захолустье под названием Слейм, не семь, а все семнадцать дней, и не знавшие, что такое скромность или воздержание воины успели промотать все до последнего медяка, даром, что в том медвежьем углу отыскался только один настоящий кабак.
   И потому известие о выступлении все без исключения воины встретили с нескрываемой радостью, как любой ремесленник воспринимает просьбу богача-соседа сделать кое-какую работенку. Они тоже были таким ремесленниками, трудягами войны, и знали, что после крови и смертей тех, кто уцелеет, ждет заветная награда. И каждый желал получить ее.
   Правда, были в затянувшемся ожидании и положительные стороны. Например, к отряду прибилось полторы дюжины молодых дурачков, искателей приключений, околдованных блеском золота. Джоберто не возражал - отправив этих идиотов в бой прежде своих старых воинов, он сможет сохранить жизни настоящий бойцов. А молокососов, годных только на то, чтобы стать смазкой для чужих мечей, хватит и в Альфионе, во всяком случае, капитан в этом не сомневался.
   Появление его отряда в тихом северном королевстве распугало здешних жителей. Купцы и простые путники спешили убраться с дороги, а местные дворяне предпочитали наблюдать за марширующими наемниками со стен родовых замков, не рискуя заступить незваным гостям путь. Им было, с чего испытывать робость, всем этим рыцарям, ведь даже вооружив всех мужчин в своих уделах, они едва ли смогли бы выставить отряд, равноценный тому, который вел за собой Счастливчик Джоберто, если не по числу, то уж по мастерству бойцов - точно. А те лорды, чьи дружины были достаточно велики, видно, считали выше своего достоинства связываться с какими-то наемниками, да и келотцы не спешили ссориться с ними. Их бой был еще впереди.
  -- Шире шаг, - командовали десятники, покрытые шрамами ветераны, прошедшие вместе со своим вожаком десятки, сотни битв и мелких стычек. - Раз! Раз! Раз, два, три!
   Джоберто знал, что не одинок в своем желании окунуться в водоворот чужой войны. Еще не меньше пяти отрядов в один и тот же день и час перешли границу Альфиона, получив долгожданную весть с востока. И теперь к Фальхейну, городу, которого ни сам Счастливчик, никто из его воинов, прежде не видел, двигалось сотен пять, а то и все шесть закаленных, отлично вооруженных бойцов.
   Шли быстро, налегке, погрузив на подводы оружие, доспехи, щиты и невеликие припасы. Пехотинцы только повесили на пояса корды и фальчионы, а всадники кроме клинков еще прицепили к седлам арбалеты. Окружающий пейзаж представлял весьма печальное зрелище - сплошь полунищие деревушки да ветхие замки - и все бойцы надеялись, что возле столицы станет более оживленно. Джоберто подгонял их, порой заставляя проходить мимо трактиров, затем лишь, чтобы разбить лагерь прямо в поле. Их ждали, и капитан не желал испытывать терпение явно весьма щедрого нанимателя, кем бы он ни был. Оставались позади села и городки, слишком бедные, чтобы привлечь внимание привыкших к богатству, обильной добыче солдат удачи, и уводила на восток, к самому горизонту, разбитая полоса дороги.
   Сам капитан, окруженный лучшими бойцами, ординарцами, ехал во главе своего воинства. Уверенный в себе, сильный, храбрый, он был предметом уважения и почитания своих воинов, неизменно вызывая своей давно не кончавшейся удачей у прочих кондотьеров, порой терявших свои отряды до единого человека в каких-нибудь ничтожных стычках. А Джоберто всякий раз выходил победителем из любого боя, хотя дело тут было не в сверхъестественном везении. Просто кондотьер умел наперед просчитывать исход любой войны, принимая сторону сильнейшего. Прежде он не ошибался, и верил, что так будет и теперь.
   Дозор появился неожиданно, и кондотьер привычно обхватил рукоять меча. Несмотря на царивший всюду покой, Джоберто предпочитал перебдеть, чем недобедть, высылая вперед всадников, разведывавших дорогу. И сейчас один из них возвращался, пришпорив коня. Эта спешка сразу всколыхнула в душе бывалого командира неприятные подозрения. Возможно, враги их таинственного нанимателя прознали о появлении наемников, и решили устроить им теплый прием.
  -- Капитан, - воин остановился перед своим вожаком, и конь его нервно танцевал под седоком. - Капитан, ребята там вперед остановили какой-то фургон. Вроде бы, бродячие артисты, - немного неуверенно сообщил дозорный. - Говорят, что едут в Келот.
  -- И что с того? - недовольно бросил Джоберто. Кондотьер уже решил, было, что его люди попали в засаду, и вырваться из ловушки удалось только одному, который и бросился к своим, чтобы предупредить об опасности. - Пускай себе едут, - отмахнулся он.
  -- Кажись, это келотцы, - добавил воин. Как и большинство воинов в отряде Счастливчика, этот парень был родом из Келота, и тепло относился к землякам, встреченным в такой дали от родины. - Может, что дельное скажут?
   Подумав, капитан все же последовал за своим воином, кликнув еще четырех всадников. И спустя несколько минут они добрались до повозки, массивного сооружения на высоких колесах, которое обступили дозорные. Такими фургонами и впрямь часто пользовались странствующие циркачи и им подобная братия в Келоте, но Джобрето также знал, что среди этих скоморохов частенько встречаются чьи-нибудь шпионы. Да и сами по себе бродяги могли что-то видеть или слышать, а ввязываться в войну, ничего не зная о ней, плохо зная эти места, было весьма опрометчиво.
  -- Кто у вас главный? - Джоберто, могучий, статный, верхом на мощном скакуне, приблизился к повозке, возле которой, теребя рукояти коротких кинжалов, стояли два человека, упитанный мужик с одутловатым лицом, и совсем еще молодой парень, напротив, стройный и легкий. Оба они смотрели на всадников, грозно выглядевших и без брони, с настороженностью и затаенным стразом.
  -- Я тут старший, - откликнулся тот, что выглядел посолиднее. - Кличут меня Рольдо. А вы кто будете?
  -- Джоберто Счастливчик, - гордо представился капитан, величественно взглянув на циркача. - Слыхал обо мне, циркач?
   Хоть зрителей и было лишь двое, да и то сущие бродяги, кондотьер не мог упустить момента, расправив плечи и приосанившись, чтобы путник могли получше рассмотреть его, проникшись уважением и страхом.
   Как всегда, капитан не пытался выглядеть скромным, облачившись в бордовый камзол, пуговицы которого были выточены из настоящих сапфиров, а рукава - украшены золотым шитьем. Самоцветами также была усыпана и сбруя вороного жеребца, и рукоять длинного полутораручного меча-бастрада, на пальцы тоже было нанизано с десяток перстней с крупными рубинами и бриллиантами, а могучую шею воина обвивала тяжелая, прямо-таки колодезная, цепь из чистого золота. И, конечно, на нем сейчас не было доспехов - даже под слабыми лучами тусклого осеннего солнца мало кто согласится преть в броне без веской причины. А поскольку сейчас поблизости не было врагов, то латы, принадлежавшие капитану, ехали за своим хозяином на одной из вьючных лошадей, под присмотром пажа.
   Свита Джоберто, его лучшие, много раз проверенные в деле бойцы, лишь немного уступала пышностью одежд своему командиру, не только выказывая тем самым всякому встречному свою удаль, но и лишний раз давая понять, что их предводитель - действительно счастливчик, ведь неудачнику редко достается такое богатство.
  -- Приходилось, - кивнул тот, что назвался Рольдо. - Скажи, почему твои люди остановили нас, и не позволили продолжить путь?
   Как ни старался кондотьер, в брошенном исподлобья взгляде, в выражении лица этого невзрачного мужика он не мог отыскать и тени страха. То был привычный ко всему человек, проведший в странствиях большую часть жизни и смирившийся с тем, что она не будет длиться вечно. И этим циркач был в чем-то сродни самому Счастливчику, тоже давно уже не питавшему иллюзий насчет своего бессмертия, и потому пытавшегося взять от этой жизни все и сразу.
  -- Куда и откуда вы едете? - требовательно спросил Джоберто. - Отвечайте!
   Сейчас эти двое были в его власти, и они это понимали. Однако кондотьер перестал бы уважать себя, используя свою силу против тех, кто заведомо намного слабее.
  -- Мы бродячие артисты, возвращаемся в Келот, - угрюмо промолвил Рольдо. - Поговаривают, что в Альфионе начинается война. Кто-то делит здешний трон, и может пролиться немало крови. Да ведь и ты со своими молодцами не на прогулку сюда явился?
  -- Верно, не на прогулку, - довольно ухмыльнулся Счастливчик. - Значит, убегаете?
   В этот миг из повозки выглянула девушка, совсем еще ребенок, но при виде ее кое-кто из воинов, истосковавшихся по сладкой женской плоти, возбужденно загудел. И Джоберто увидел, как напряглись циркачи, крепче сжимая кинжалы.
  -- Мария! - молодой циркач рванулся, было, к повозке, но путь ему преградил один из наемников, грудью своего коня оттеснивший смельчака назад.
   Мальчишка застыл, напряженный, точно тетива арбалета, насторожившийся, словно попавший в западню зверь. Пожалуй, подумал кондотьер, с этого щенка станется в одиночку атаковать его людей, и, возможно, кое-кого он успеет прикончить, прежде, чем и сам погибнет. В прочем, устраивать прямо сейчас бой непонятно с кем и ради чего капитан не намеревался.
  -- А ну, тихо всем! - прикрикнул вожак наемников, и гомон мгновенно утих. В отряде Джоберто уважали и боялись, и никто не осмелился бы перечить ему, покуда удача не покидала командира. - Забыли, кто вы? Мы - кондотьеры, солдаты удачи, а не грабители с большой дороги!
   На самом деле добрая половина тех, кто шел сейчас с кондотьером, прежде как раз и была грабителями. Но вспоминать о своем удалом прошлом никто не пожелал, опасаясь быть наказанным или, того хуже, изгнанным из отряда, то есть лишенным предвкушаемой наживы.
  -- Не бойтесь, мы не тронем вас, - обратился Джоберто к бродягам. - Впереди нас ждет много золота и женщин, и никто из моих людей не станет унижаться грабежом.
   Рольдо помолчал, подумав лишь, что большую часть этих удальцов ждет могила, а не добыча. Но мим и жонглер умел держать язык за зубами, и сейчас не проронил ни слова. Он все еще опасался этих всадников, вооруженных, уверенных в себе, хотя и сумел загнать ужас глубоко внутрь. Циркач знал, что такой люд чует чужой страх на расстоянии, точно псы, и приходит от этого в еще большую ярость.
   Кондотьер, имя которого действительно кое о чем говорило Рольдо, правда, держался весьма мирно, и все же жонглер не верил, что их отпустят просто так. Все путешествие шло не так, как надо. То на бродяг нападали разбойники, то случайный попутчик оказывался настоящим магом, да не каким-то фигляром, а самым что ни наесть боевым чародеем. И, право же, было бы странно, обойдись возвращение на родину без неприятностей.
  -- Выходит, вы ничего не знаете о том, кто и с кем воюет? - с некоторым разочарованием уточнил между тем Джоберто. - Я бы заплатил вам за любые сведения.
  -- Нам это не ведомо, господин, - покачал головой Рольдо. - Да и не интересны дрязги власть имущих таким скитальцам, как мы. Одно точно, где война, там не до веселья, а, значит, и нам тут не место.
  -- Что ж, ладно, - махнул рукой кондотьер. - Езжайте свой дорогой. Межа близко, авось, к следующему вечеру доберетесь. - И капитан, не дожидаясь слов прощания, умчался к показавшимся из-за поворота воинам.
   Циркачи так и не тронулись с места, пока не исчез за холмами последний солдат. Наемники, пешие и конные, бросали на бродяг полные безразличия и скуки взгляды. Они были утомлены быстрым переходом, и Рольдо мог только порадоваться этому, ведь, увидев скакавших навстречу всадников, бродяга не на шутку перепугался, решив, что им снова посчастливилось встретиться с местными разбойниками, причем на этот раз под рукой у Рольдо не оказалось подходящего чародея, чтобы отвадить лихих людей. Но все обошлось, хотя долго еще жонглер не мог поверить внезапно свалившейся на них удаче.
  -- Да, Дилан был прав, - задумчиво протянул Винчетнте, провожая взглядом отряд. В памяти юношу намертво запечатлелись усталые лица наемников, их мечи и запыленные кафтаны. Эти люди проделали долгий путь, не самый легкий, и едва ли уберутся из Альфиона слишком быстро, о чем парень не замедлил сообщить своему товарищу: - Грядет война. Не напрасно ведь сюда явилось целое войско!
   Акробат в тот миг еще не знал, что по пути к границе им повстречается не один такой отряд. Почти все оказавшиеся не у дел наемники спешили покинуть ставший слишком спокойным, слишком мирный Келот, дабы принять участие в кровавой потехе, что вот-вот должна была начаться в сопредельной державе.
  -- Давай-ка полезай на козлы, приятель, - вздохнул Рольдо. - Чем скорее мы увидим межевой столб, тем мне будет спокойнее. Слишком опасно становится в этом краю, и нам, пожалуй, стоит держаться подальше от Альфиона. Как бы еще то варево, что вот-вот закипит здесь, не выплеснулось наружу, - мрачно произнес старый жонглер. - Келот совсем недавно оправился от войны, и я не хотел бы, чтобы на наших землях снова полыхали деревни, и звенела сталь.
   Винченте лишь вздохнул. Не в их силах было изменить ход вещей. Все, что могли бродяги, это убраться как модно дальше от становившихся все более негостеприимными земель. Пусть уж местные сами разбираются меж собой, а как кто-нибудь одержит победу, тогда и настанет пора вернуться циркачам, чтобы потешить уставший от кровопролития народ.
   Фургон покатился на закат, а наемники все так же шли к Фальхейну. Мерно ступали кони, шагали пешие бойцы, выучкой которых могла бы гордиться какая-нибудь королевская гвардия, а за ними, поскрипывая плохо смазанными осями, катились тяжело груженые подводы. Трак вновь опустел - никто не рисковал становиться на пути у явившихся из дальних краев воинов, видимо, зная о горячем нраве солдат удачи.
  -- Эх, не возьмем мы тут богатой добычи, - крякнул Гламс. Этот парень за свою грамотность и смекалку отмеченный самим капитаном, давно стал кем-то вроде адъютанта при Джоберто, и сейчас он неотступно следовал за своим предводителем. - Слишком бедные это земли. Лес, лес, всюду лес, и больше ничего. - Наемник презрительно усмехнулся: - Здесь сеньоры живут не лучше своих вилланов, даром, что в каменных замках, а не в гнилых лачугах.
  -- К чему нам добыча? - удивился Счастливчик. - Нам заплатит наниматель, а если он не будет достаточно щедр, то душу из него вынем, - посулил Джоберто. - Грабить крестьян, вот еще! Мы не разбойники, а воины.
  -- И с кем же мы будем воевать, капитан? - невзначай поинтересовался Гламс. - Едва ли нас нанял здешний правитель.
  -- Бродяги что-то говорили о борьбе за трон, - припомнил кондотьер. - Думаю, кто-нибудь из претендентов хочет взять корону нашими руками.
  -- Король Альфиона содержит наемников, гвардию, которая подчиняется только ему, - вдруг заметил адъютант всесильного капитана. - Там служат почти исключительно воины из Дьорвика, и здешний владыка доверяет им безоговорочно, больше, чем собственным рыцарям. И если вы правы, господин, то вскоре нам придется встретиться с этими рубаками. Говорят, там только настоящие мастера!
  -- Из Дьорвика? - Джоберто хмыкнул: - Вот и славно, вот и замечательно! Не терплю этих заносчивых ублюдков, и будет превосходно, если доведется пустить им кровь.
   Гламс кивнул. Между Келотом и Дьорвиком никогда не было мира и любви. Много раньше келотские короли пытались покорить южного соседа, но сломали зубы и лишились власти. Началась долгая усобица, стоившая жизней тысячам людей, и кое-кто до сих пор винил во всем именно дьорвикцев. Потому и Джобрето не сомневался, что против этого врага его люди станут биться втрое яростнее, нежели обычно.
  -- И все же странно это, - протянул Гламс. Воин был молод, и его сердце еще не успело загрубеть. - Не знаем даже, кому будем служить. Зачем только сунулись в эту глушь?
  -- Какая разница, кто нас нанимает, - пожал могучими плечами тот, кого прозвали Счастливчиком. - Лишь бы только платил, как уговаривались, а воевать я готов хоть за самого Гереха, если тому вздумается явиться в наш мир. Пусть за светлые идеалы бьются эти напыщенные рыцари, которые, если вдуматься, ничуть не лучше нас. Они также жаждут богатства, но только мы не пытаемся никого обманывать, твердя о благородстве и чести. Мы - пахари войны, не больше, но и не меньше. Каждая капля крови, пролитой моими воинам, пусть обратится золотой монетой, а все прочее - ерунда!
   Дорога вела к восходу, и наемники все шли и шли к цели. Едва ли кто-то из них задумывался, почему оказался в этом краю. Война стала ремеслом каждого их тех полутора сотен, что покорно следовали за своим капитаном, и ремеслом весьма прибыльным. Ну а риск, что ж, на то и платят полновесным золотом, чтобы лишний раз сунуться под чужие стрелы.
  
   А весть о появлении в Альфионе чужеземцев, да не простых купцов, а воинов, грозных кондотьеров, неслась впереди отрядов, и вскоре достигла Фальхейна. Узнав о приближении наемников, кое-кто испугался, кто-то бросился закапывать в укромных местах горшки со скопленными за долгие годы монетами, справедливо ожидая всяческих бед, но были и те, кто искренне радовался известию. Одним из таких людей был тот, кого чаще прочих поминали меж собой Джоберто и его люди, принц альфионский Эрвин.
  -- Наконец-то, - воскликнул будущий король, выслушав донесение вернувшегося из патруля воина. Этот боец, носивший на груди герб Кайлуса, так и стоял навытяжку перед принцем, но тот уже не обращал на солдата ни малейшего внимания. - Теперь я получу голову ублюдка! Эйтору не скрыться, как бы быстро он ни бежал. Месть все же свершится!
   С того мгновения, как стало известно об исчезновении плененного короля, весть о появлении наемников, молва о которых намного опережала неторопливо двигавшиеся к столице отряды, была первым хорошим известием. Только теперь безумие начало отступать, позволив Эрвину мыслить четко и трезво, как и должно было в такой час.
   Первым делом, узнав о побеге, принц решил отправиться в погоню лично, забрав с собой всех оставшихся в живых воинов, и своих, и тех, что явились в Фальхейн с Кайлусом. Но лорд вместе с Витаром, с утратой руки не лишившимся способности убеждать своего господина, сумели остановить Эрвина.
  -- Если мы сейчас уйдем из города, то навсегда можем лишиться его, - убежденно заявил старый воин. - На такой лакомый кусок слетится множество стервятников, и они не отдадут свою добычу без боя.
  -- Эйтор все дальше от нас с каждой минутой! - гневно вскричал тогда принц. - Что же, мне отпустить его на все четыре стороны? Такой совет ты даешь мне?
   Эрвин метнулся к Витару, и был готов ударить, но застыл, наткнувшись на абсолютно спокойный взгляд. Старый рубака знал, на что способен в ярости его командир, но сейчас совершенно не боялся, храня каменное спокойствие.
  -- Эйтор наверняка направится к лорду Маркусу, - отвлек принца Кайлус. След короля отыскали, пусть и с опозданием, и лорд, узнав, что беглецы ушли на восток, был полностью уверен в своем предположении. - Старый хитрец несколько лет воспитывал вашего названного брата, прежде чем Хальвин забрал его во дворец, и теперь узурпатор попытается заручиться его поддержкой.
  -- Я своими руками прикончу сотню Маркусов! - ответил Эрвин, едва сдерживая ярость, накатывавшую на его самообладание, словно волна на хлипкую плотину.
  -- У нас не наберется сейчас и полста воинов, - напомнил Кайлус, тоже сумевший изжить страх перед грозным господином. - Люди устали, многие к тому же ранены. А у Маркуса одной только дружины не меньше двухсот человек, все опытные бойцы, наемники. К тому же и ополченцев у него хватит, как и оружия для них, да и о дружинах многочисленных вассалов Маркуса тоже нельзя забывать. Соседство с Олгалорскими горами, знаете ли, учит осторожности, готовности к неприятностям, - мрачно усмехнулся лорд. - И в прежние времена среди горцев не считалось зазорным разорить парочку селений жителей равнин, при большой удаче захватив пенных и продав их в рабство на Побережье. Поэтому, сунувшись в удел Маркуса, мы встретимся с отлично вооруженными, отважными и умелыми воинами, и я не уверен, что победа будет на нашей стороне. Здесь надежда только на магию, но ваш чародей, кажется, еще слишком слаб. Нужно ждать, господин, только ждать, а спешка приведет к краху. Скоро подойдут отряды наших союзников, наемники опять же подтянутся, вот тогда и придет черед действовать, - увещевал своего несдержанного господина Кайлус.
  -- Трусливые псы, - набросился на лорда и своего воина Эрвин. - Ничтожества! До чего же вы трусливы!
   И Витар, и Кайлус стойко выдержали этот шквал, и принц оставил их. Но, добравшись, наконец, до своих покоев, он уже не смог сдерживать гнев. Победа, казалось бы, полная и безоговорочная, утекала, словно вода сквозь пальцы. Эйтор бежал, а за ним следом вырвались из заточения и пленные рыцари во главе с Грефусом. И теперь эта славная компания устремилась на восток, под бочок к Маркусу, старому ублюдку, а это означало, что вскоре король вернется, но уже не один, а во главе объединенных дружин двух лордов, и наверняка к ним присоединится всякая мелочь вроде безземельных рыцарей, жаждущих славы и почестей.
   Война, настоящая, большая война, а не мелкие стычки, становилась неминуемой, но сил, а значит, и уверенности в своем успехе, у принца было до обидного мало. Так что поводов для такого гнева у Эрвина было вполне достаточно. Но он дал волю ему не прежде, чем уединился в своих прежних покоях, в северном крыле дворца.
   Ворвавшись в спальню, принц глухо зарычал, увидев забившуюся в угол королеву Ирейну. Девчонка так и сидела безвылазно в покоях Эрвина, а тот постепенно перестал обращать на нее внимание. И сейчас, увидев охваченного яростью и безумием гиганта, Ирейна задрожала всем телом, сжавшись в этакий трясущийся комок.
   Казалось, не было ничего трудного в том, чтобы впиться стальными пальцами в точеную шею юной женщины, раскрошив ей гортань, наслаждаясь предсмертным хрипом, который только и мог примирить Эрвина с очередной, наверняка не последней, неудачей. А можно было просто ударить Ирейну наотмашь, разом выбив из нее дух, и потом сидеть над остывающим телом, прикоснувшись к тайне смерти. И принц был готов сделать это или нечто еще более ужасное, надвинувшись на Ирейну, нависая над ней, точно гранитный утес. А затем он наткнулся на полный безмолвной мольбы и дикого, животного страха взгляд, и отпрянул, глухо рыча и сотрясаясь, точно в агонии.
  -- Ублюдки, - Эрвин, вихрем пронесшийся мимо обмершей от ужаса королевы, схватил со стола массивный серебряный кубок, сдавил его в кулаке и, что было силы, швырнул потерявший всякую форму кусок металла в стену. - Выродки! Ничтожные трусы!
   Он бушевал еще долго, разбив несколько фарфоровых ваз, расплющив большой сосуд из чистейшего, без капли примеси, золота, и с треском разорвав пару гобеленов, ценнейшие вещи, доставшиеся еще покойному Хальвину в наследство от своих пращуров. И лишь когда все, что только можно разрушить, оказалось безвозвратно уничтожено, припадок безумия отступил, багровая пелена спала с очей Эрвина.
   Принц, внезапно обессилев, бросился на ложе, широко раскинув руки и ноги. Он тяжело, с хрипом, дышал, пытаясь утихомирить рвущееся из груди сердце, а во рту стоял металлический привкус так и не пролившейся крови.
   Осторожно приоткрылась дверь, и через порог несмело переступил какой-то воин. Эрвин сел на постели, уставившись в незваного гостя тяжелым взглядом, и тот невольно отпрянул. Наверное, он бы и вовсе убежал, но этим человеком двигало чувство долга, а нон оказалось превыше обычного страха.
  -- Господин, - негромко произнес воин, судя по кольчуге и запыленному плащу, который он так и не успел снять, явившийся вовсе не из соседних покоев. Этот человек явно проделала долгий путь, и хотя бы поэтому принц решил выслушать его, кивком приказав продолжать. - Господин, вести с запада. Из Келота в Альфион вступили отряды наемников. Их несколько сотен, и они в трех или четырех днях пути от столицы. Простите, что осмелился беспокоить вас, но я решил, что это может оказаться важным, - извиняющимся тоном промолвил он.
   Эрвин хищно оскалился, и воин вздрогнул, но все же остался на месте, поборов в себе страх.
  -- Благая весть, - хрипло выдавил принц. - Вот тебе за службу, воин. - И Эрвин кинул не растерявшемуся от неожиданности гонцу единственный уцелевший кубок, массивный золотой сосуд, весивший, должно быть, не менее фунта. - А теперь ступай, - приказал затем наследник Альфиона. - И пусть никто более не смеет беспокоить меня!
   Гонец поспешно скрылся, радуясь неожиданной милости. А Эрвин с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего, взглянул на боявшуюся даже дышать Ирейну.
  -- Скоро, моя маленькая королева, ты сможешь увидеть своего супруга, - злобно произнес принц, скалясь, точно разъяренный волк. - Глупец, решил укрыться у Маркуса! - Эрвин презрительно фыркнул: - Тем лучше, ведь можно разом избавиться от многих проблем. Я никогда не любил старого хитреца, и, признаюсь, мне будет очень приятно увидеть его гнилую тушу на виселице. А Эйтора, так и быть, я отдам тебе. Правда, не могу обещать, что доставлю его в Фальхейн целым, и уж тем паче, невредимым, - усмехнулся еще не полностью вырвавшийся из цепких лап безумия сын Хальвина. - Но, можешь не сомневаться, что уж голова-то его, запаянная в колбу, тебе точно достанется. Так что ты сможешь разговаривать со своим возлюбленным о жизни долгими осенними вечерами.
   Принц хрипло засмеялся, и смех его был подобен карканью ворона, кружащегося над мертвечиной. А Ирейна, всхлипнув, спрятала лицо в ладони, затрясшись от рыданий.
  
   В эти дни Альфион был более всего похож на разоренный муравейник, если бы только у муравьев входило в обычай носить с собой стальные жала. Во всяком случае, всюду царила такая же суета, на первый взгляд бессмысленная, но в действительности подчиненная некоему плану, сложному и невероятно хитрому. По всем дорогам мчались вооруженные отряды, в кузницах гремели молоты, и в огне горнов рождались новые клинки, бритвенно-острые, которым еще только предстояло испробовать вкус крови, прочные шлемы и крепкие латы. Война еще не началась, хотя кое-где уже лилась кровь и полыхали селения. Но пока непримиримые враги лишь собирали силы, и обсуждали предстоящие сражения, думая только об одном - о победе.
   Так и в замке лорда Маркуса не смолкали жаркие, переходящие в откровенную перепалку споры. Сам лорд, и его гости, король Эйтор и Грефус, первый воин Альфиона, затворились в донжоне, запасшись мясом и вином, и до хрипоты убеждали друг друга в том, что именно их план истинно верный, а все прочие приведут лишь к краху, к гибели. И король мог предаться долгим обсуждениям, впервые забыв о страхе, перестав ощущать затылком горячее дыхание погони.
   На границе владений Маркуса беглецов, после присоединения к ним Грефуса и его рыцарей, ощутивших себя намного увереннее, нежели раньше, встретил конный разъезд. Полдюжины всадников в легких кольчугах и широкополых капелинах, похожих на обычные шляпы, только выкованные из стали, преградили путь отряду, демонстрируя взведенные арбалеты и обнаженные клинки. На их туниках и плащах Эйтор с облегчением разглядел знакомый герб - черный пятилистник на золотом, то есть желтом, поле.
  -- Стойте, - приказал старший дружинник. Даже перед лицом более многочисленных чужаков, вполне могущих оказаться врагами, он не утратил уверенность. - Ни шагу дальше! Здесь начинаются владения славного лорда Маркуса. Отвечайте, кто вы, и зачем явились сюда с оружием?
   Разумеется, от внимания солдата не ускользнул весьма невзрачный вид незваных гостей. Они были одеты в лохмотья, весьма отдаленно напоминавшие камзолы из парчи и золотого шитья, и у многих даже не было приличных ножен для мечей. И, тем не менее, перед ним были воины, а с этим невозможно было не считаться.
  -- Как ты смеешь загораживать нам путь? - возмутился лорд Грефус, выступая вперед. - Здесь Его величество Эйтор, владыка Альфиона! Он прибыл с визитом к его светлости Маркусу. Немедленно пропусти нас, холоп!
  -- Как вы смеете лгать, бродяги, - воскликнул другой воин, не тот, что приказал путникам остановиться. - Наш король давно мертв. Он пал жертвой черной магии в своем дворце в, в Фальхейне, и это известно уже каждому во всем Альфионе.
   Прочие всадники поддержали своего товарища одобрительными возгласами, и только их командир молча сверлили взглядом лица незнакомцев. Хоть они о походили на разбойничью ватагу, что-то удержало воина от того, чтобы сразу прогнать их прочь, и уже тем более хвататься за оружие.
   А Эйтор, для которого весть о собственной смерти стала полнейшей неожиданностью, не смог терпеть дальше. Растолкав в стороны своих спутников, собою защищавших государя, он выехал навстречу солдатам Маркуса, став прямо перед командиром разъезда.
  -- Говоришь, ваш король мертв? - ехидно, но и с нотками ярости, произнес Эйтор. - Все говорят об этом, верно? А может, и сам ты видел его бездыханное тело? Но если владыка Альфиона почил, то, будь вы все прокляты, кто же тогда сам я, - воскликнул он, уже не сдерживая гнев. - Может, ты видишь перед собой бесплотного призрака, или все-таки я - Эйтор, сын Хлогарда, волею государя Хальвина и милостью Судии владыка Альфиона?!
   Несколько мгновений они так и стояли друг напротив друга, и оба нервно тискали рукоятки мечей. Но затем, должно быть, до дружинника Маркуса дошел смысл сказанного, и он мгновенно переменился в лице.
  -- Король, - удивленно, с явным благоговением, переспросил воин. - Не может быть! Прости меня, государь! - Он взглянул на Эйтора, неуклюже изобразив поклон, что было весьма сложно сделать, не сходя на землю. - Государь, это огромная честь для меня, для всех нас. Мы немедленно проводим вас к лорду Маркусу. Он не ожидал вашего появления, но, полагаю, будет рад этому визиту. Прошу, господа, следуйте за мной!
   Вот так, при почетном сопровождении обалдевших от происходящего рубак из личного войска лорда, король и появился в замке Маркуса. И сам хозяин, успевший получить весточку, вышел встретить нежданного, но все равно дорогого гостя.
  -- Эйтор, мальчик мой, - лорд, чуть заметно подволакивая левую ногу, двинулся навстречу спешившемуся королю, широко расставив руки. - Как это неожиданно! Признаюсь, после всяких слухов с запада я уж и не чаял увидеть тебя живым! Слишком странные и страшные дела творятся всюду, чтобы не терять надежду, но я рад, что ошибался.
   Они крепко обнялись на глазах у многочисленных слуг и воинов, не как король и его вассал, но как добрые друзья, которых связывало вместе многое, что осталось в прошлом.
  -- Не стоит тебе радоваться, - вздохнул король. - Я принес в твой дом беду. Смерть идет по моим следам, и скоро твои земли охватит пламя войны. И, право, я не посмею осудить тебя, Маркус, если ты прикажешь своим людям сейчас же выставить меня прочь из твоих владений.
   Эйтору хватило лишь нескольких дней, проведенных в бегах, в изгнании, чтобы утратить свою спесь. И теперь он боялся требовать верности даже от того, кого считал своим отцом, хотя и никогда не признался бы в этом своим спутникам.
  -- Да, я мог бы так поступить, - кивнул лорд, отступив назад на пару шагов, и окидывая гостя пристальным взглядом, точно искал случившиеся с ним перемены. - Здесь я хозяин, и могу делать все, чего ни пожелаю. А потому я говорю тебе, Эйтор, король Альфиона - войди в мой дом, и пусть он станет твоим домом, а твои враги - отныне мои враги, и да будет так до самой смерти!
   Маркус вдруг опустился на колено, склонив голову перед своим господином, и Эйтор не придумал ничего иного, нежели поклониться в ответ, забыв на миг о королевском достоинстве.
  -- Позволь, я представлю тебе моих друзей, тех, кому обязан не менее чем жизнью, - произнес Эйтор, указав на своих спутников. - Это рыцарь Бранк Дер Винклен из Дьорвика, отважный воин, пожалуй, самый искусный боец из всех, кого я видел.
  -- Мое почтение, господин. - Рыцарь учтиво поклонился, признавая превосходство над собой Маркуса.
  -- Он успел доказать свою верность, пусть и родился в дальнем краю, - сообщил король. - И этому воину я верю больше, чем самому себе. А это - Ратхар, оруженосец доблестного рыцаря. Он молод, и, быть может, не столь сведущ в боевых искусствах, но храбр не меньше, чем наши славные рыцари.
   Юноша только поклонился лорду, согнувшись ниже, чем рыцарь, и ничего не сказал. Здесь он был никем, и мог размыкать уста лишь с позволения хозяина замка или самого государя. Да Ратхар и не спешил сыпать словесами, зато смотрел во все глаза, и, разумеется, больше всего внимания удостоился приютивший беглецов дворянин, о котором прежде юноша слышал не то, чтобы очень много, но знал, что Маркус - один из самых влиятельных и богатых лордов, и род его восходит к легендарным основателям Альфиона. Во всяком случае, такая молва ходила об этом человеке, и Ратхар не видел причин сомневаться в чужих словах.
   Маркус казался очень старым, даже дряхлым. Тело его давно покинула былая сила, и юноша видел перед собой древнего старца, едва ли способного теперь насладиться доброй схваткой или стремительной скачкой верхом на резвом жеребце. Седые локоны, заботливо расчесанные, скрывали то самое увечье, которое и дало прозвище Одноухий Лис, но ничто не могло скрыть стальной блеск в глазах, нисколько не потускневших с годами. И потому, глядя на этого человека, юноша не сомневался, что прежде он действительно был умелым воином, побеждавшим, быть может, не столько силой своей десницы, сколько расчетом и знанием военного искусства, ныне почти утраченного повсюду.
  -- Рупрехт, - указал на странника король, и лорд с интересом взглянул на ничем не примечательного человека. - Тоже чужеземец, и тоже заслуживающий наивысшего доверия. - И добавил после едва заметной паузы: - Он боевой маг.
  -- О, неужели? - здесь Маркус уже не смог сдержать удивления: - Признаться, мне не часто доводилось встречаться с людьми, причастными к магическому Искусству, и появление здесь уважаемого Рупрехта - высокая честь!
  -- Благодарю, милорд, - коротко полонился чародей.
  -- А это - Эвиар, великолепный лучник, отчаянный воин, - представил Эйтор последнего своего спасителя, поскольку с Грефусом и его рыцарями старый лорд давно уже был знаком, и они не нуждались в представлении.
   В этот миг Эвиар, словно бросая вызов, сбросил капюшон, и собравшиеся во дворе замка дружно выдохнули, поняв, что лучник, явившийся с государем. Не имеет ничего общего с родом человеческим.
  -- Да ведь это же эльф! - удивленно воскликнул кто-то в толпе, и Эйтор с неудовольствием отметил, что некоторые зеваки невольно подались назад, не желая находиться слишком близко от нелюди.
  -- Эвиар - посланник И'Лиара, - твердо вымолвил король, обводя собравшуюся вокруг публику властным взглядом. - Моя жизнь с некоторых пор принадлежит ему не меньше, чем кому бы то ни было иному, и даже больше, чем мне самому. И я требую, чтобы этому воину было оказано почтение, не меньшее, чем прочим моим спутникам, ибо он вполне заслуживает его.
   Маркус внимательно взглянул на эльфа. Он много слышал об этом странном народе, некогда угрожавшем самому существованию людей, а теперь словно бы добровольно ушедшем в заточение в своих лесах. Но, как и прочие альфионцы, лорд прежде никогда не видел вживую. Настоящего эльфа, и потому был сейчас весьма удивлен, чувствуя нарождающийся интерес. Несмотря на годы, Маркус не перестал стремиться узнавать нечто новое.
  -- Все вы - желанные гости здесь, - произнес, наконец, лорд. - И люди, и те, кто не относится к нашему племени. Слуги проводят вас в комнаты, накормят, выполнят любые ваши пожелания. Вы устали в пути, и теперь отдыхайте, и ни о чем не думайте. Здесь вы в безопасности.
   Прислуга в замке Маркуса была вышколена, как надо. Еще не стихло эхо произнесенных лордом слов, как словно из-под земли появились лакеи, увлекшие за собой путников. Ратхар, следовавший за Дер Винкленом, только успел вертеть головой. Конечно, прежде этот замок, настоящая твердыня, показалась бы юноше чем-то действительно величественным, но, увидев прежде королевский дворец в Фальхейне, Ратхар не испытывал особенного восторга. Да, стены высокие и толстые, возносятся к небу башни, и кругом полно воинов с копьями и луками, дружинников Маркуса. В сравнении с родовым гнездом того же рыцаря Магнуса этот замок действительно выглядел весьма внушительно, но теперь-то юноша, уже считавший себя бывалым человеком, точно знал, что кое-где есть цитадели побольше.
   Маг тоже спешил предаться отдыху, двинувшись следом за молчаливыми слугами. Но лорд Маркус имел свои взгляды на присутствие в замке настоящего чародея. И пусть Рупрехт никак не пытался демонстрировать свое мастерство, лорду было вполне достаточно одних только слов короля.
  -- Почтенный Рупрехт, - окликнул чародея Мракус. - Мы хотим устроить совет, решить, что нужно делать дальше. И я думаю, нам с государем не помешает ваш мудрый совет.
  -- Прошу простить, но я не хочу становиться одним из вождей вашего воинства, равно как и вашим советником, - покачал головой маг. - Я здесь чужак, и не смею указывать вам, что и как делать. Я буду с государем, пока опасность, грозящая ему, не окажется устранена, но и только. Вы здесь хозяин, милорд, у вас воины и богатство, а потому вам и решать, как должно поступать в будущем.
   Возможно, такой ответ и пришелся Маркусу не по нраву, но настаивать он не стал. Маг удалился в отведенные для гостей покои, где путников уже ждал обед, вино и свежее пиво, много пива. А король, Маркус и не отходивший от государя ни на шаг лорд Грефус направились в личные покои хозяина замка, чтобы там думать и гадать, что же делать дальше.
  -- Признаться, обстановка весьма мерзкая, - невесело произнес Маркус, когда они остались наедине. - Называйте Эрвина самозванцем, или нет, но за ним последовали многие. Поддержка только одного лорда Кайлуса стоит весьма недешево, но кроме него в мятеже участвуют еще некоторые знатные лорды, а за каждым из них - немалое войско, дружины наемников, отряды вассалов, ополченцы. И пока, как это ни печально, перевес в силах отнюдь не на нашей стороне.
   Король Эйтор, однако, обращал на слова орда не много внимания. Сейчас государь наслаждался тем, что называлось обыкновенно домашним уютом. Сквозь толстые стены цитадели снаружи не приникало ни звука, только трещали дрова в камине, да Грефус шумно пил вино, поданное расторопными слугами. Приложился к кубку и сам король, но он не старался злоупотреблять хмельным напитком, дабы не затуманить свой разум.
  -- Многие, слишком многие рассматривают грядущую войну, как способ приумножить свои богатства, расширить границы уделов или поквитаться с давними недругами, - продолжал Маркус, откинувшись на спинку удобного кресла. Лорду не хватало только клетчатого пледа на ноги, чтобы стать похожим на этакого доброго дедушку. В прочем, и король, и Грефус точно знали, чего стоит этот старик, разум которого креп так же неуклонно, как дряхлела плоть. - Преданы забвению ленные присяги, и немало вассалов уже отставили своих сеньоров, дабы примкнуть к бунтовщикам, - вздохнул старик. - Честь и долг забыты, всеми движет только алчность, жажда наживы.
  -- Да, Эрвина поддержали многие владетельные лорды, - кивнул Эйтор и, стиснув кулаки так, что побелели костяшки, прорычал: - Вероломные ублюдки! Прославляют возвращение истинного короля, словно не королевской волей Эрвин был лишен прав наследования! Как посмели они усомниться в правильности решения государя, Маркус, ответь?
  -- Воля короля, конечно, - старый советник мрачно кивнул, сверкнув глазами. - Это Альфион, и здесь король лишь один из многих, первый среди равных, но и только, и так было от века, - произнес он тоном наставника, поучающего несмышленого юнца. - Воля короля, милорд, остается незыблемой лишь в границах королевских владений, лорды же могут лишь согласиться с желанием сюзерена, но часто и отвергают их, и пока правитель этой страны остается лишь первым среди равных, пока власть его безгранична только в пределах королевского домена, так будет и впредь. Это в Дьорвике король действительно правит своей страной, опираясь на советников и королевское войско, нобилям же своим вовсе запретив содержать больше полутора дюжин вооруженных слуг, коих достаточно для защиты жилища и сопровождения господина в дальних поездках. Там слово короля не подвергается сомнению, ибо тот, кто усомнится в нем, будет наказан быстро и жестоко. У нас же правители с давних пор вынуждены были искать союзников среди лордов, договариваться, устраивать коалиции, дабы собрать силы для усмирения очередного претендента на престол.
  -- Этак мне самому впору бежать к Эрвину с выражением глубочайшего почтения и скорее принести ему клятву верности, - невесело усмехнулся король. - Ведь мой сводный брат как раз и желает устроить в нашем королевстве порядки по образу и подобию Дьорвика, приструнив феодалов, в руках короля, в своих, будь они прокляты, руках сосредоточив власть над всем Альфионом! И я удивляюсь, как наши лорды, которые превыше всего ценят свои вольности, дарованные их далеким предкам, и никем с тех давних пор не ущемлявшиеся, пошли за ним.
  -- Если Эрвин одержит верх, то земли тех лордов, что остались верны вам, мой господин, будут розданы тем, кто поддерживает его, в качестве награды, - пожал плечами Маркус, вновь говоря так, как умудренный учитель объясняет нерадивому ученику прописные истины. - Во всяком случае, наши дворяне думают именно так, ведь в том же Дьорвике хотя феодалам и запрещено содержать личные дружины, и строить укрепленные замки, они получают доходы с принадлежащих им земель, и потому могут жить в городах, ничем не занимаясь, не идя на королевскую службу. Но, право, я сомневаюсь, что задумавший столь серьезные перемены ваш сводный брат, господин, так просто отдаст лордам лучшие земли, сделав их еще более сильными, нежели сейчас. Эрвин не так прост, и как бы наши неразумные рыцари вскоре не раскаялись в том, что поддержали этого вернувшегося из невесть каких далеких краев изгнанника.
   Лорд потянулся к кубку, чтобы смочить пересохшее горло, и на несколько мгновений установилась полная тишина. Все трое были погружены в невеселые мысли, и самым несчастным из них был король Эйтор. Еще недавно правитель целой страны, пусть не самой могущественной, но весьма обширно и достаточно богатой, он стал никем, изгнанником. Тот же Маркус мог в любой миг вставить его прочь из своего замка, или даже лично отдать в руки Эрвина, и никто не в силах был бы помешать лорду, которым с юности двигала не верность или честь, о которых он теперь рассуждал с такой скорбью, но холодный расчет, словно в груди этого человека билось не сердце, а мерно вращались шестерни затейливого механизма вроде тех, что выходили из рук умельцев-гномов.
  -- Раздавить предателей, как тараканов, - прорычал Грефус. Ему претили долгие разговоры, этот человек жаждал дела, ради которого и следовал за своим государем. Более всего он желал сейчас вскочить в седло и мчать навстречу врагу, круша всех на совеем пути во славу короля и Альфиона. - Как вонючих клопов! Все мерзкие выродки, проклятые предатели должны пойти на плаху, и пусть они сдохнут, как простолюдины, в петле. Они запятнали себя позором, и недостойный того, чтобы умереть от палаческого топора! Прикажи, государь, - лорд подался вперед, впившись полным ярости взглядом в лицо невольно отпрянувшего Эйтора. - Только одно твое слово, и я истреблю их всех. Я буду убивать, покуда хватит сил, и если погибну, то знай, господин мой, что я паду в бою с твоими врагами!
  -- Твоя доблесть похвальна, - усмехнулся Маркус, которого с годами все больше стали забавлять такие храбрецы, не привыкшие думать, зато в любой миг готовые раскроить череп тому, на кого укажет их повелитель. - Только вот беда, мой любезный Грефус, тебе придется сражаться с целой армией одному, и весть о твоей гибели не заставит себя ждать.
  -- Пусть так, - заносчиво воскликнул рубака, чуть не с ненавистью взглянув на старого хитреца. - Но лучше быстрая смерть в бою, чем долгие рассуждения, которые точно не приблизят нас к победе. Мы тут, за прочными стенами, а враги делят то, что по праву принадлежит Его величеству. Как стервятники навалились на Альфион, и готовы разорить его, пока мы разводим пустые разговоры!
  -- Ты прав, мой друг, - промолвил король, обращаясь к Грефусу, мгновенно приосанившемуся, орлом смотревшему на своего господина. - Слова ничто, и невозможно добиться победы, не пролив ни капли крови. Но также прав и мудрый Маркус, не напрасно проживший столько лет, ибо, вступив в войну сейчас, мы лишь погибнем, прихватив с собой кое-кого из предателей, но и только.
   Король склонил голову на грудь, правой рукой потирая подбородок, а в левой катая почти целый кубок вина. Правитель Альфиона молчал несколько мгновений, и никто не осмелился прервать его думы, даже старый Маркус, считавший себя по-прежнему умудренным опытом наставником при несмышленом мальчишке, которому нужно объяснять прописные истины.
  -- Да, - наконец прервал молчание король, кивая сам себе. - Для победы нужна армия, и я соберу ее. И если ныне каждый спешит забыть о присяге, если верность слову более ничего не значит для тех, кто так кичится десятками поколений благородных предков, пусть тогда все эти рыцари бьются, как простые наемники, - твердо произнес Эйтор. - Если ты прав, и мой названный брат не отдаст победителям владения проигравших в грядущей войне, то так поступлю я. Видит Судия, - усмехнулся король, - после победы тем, кто уцелеет в этой резне, будет не до богатства. Скажи, друг мой, - он взглянул на старого лорда: - Будешь ли ты биться под моими знаменами, если получишь в благодарность и награду за преданность удел мерзкого изменника, лорда Кайлуса?
  -- Мой господин, - старик сделал вид, что возмущен: - Как ты можешь говорить такое, как ты можешь думать обо мне так, словно я - презренный торгаш, только и ждущий, когда назовут подходящую цену? Я буду с тобой до конца, пусть даже после победы не только ничего не приобрету, но даже лишусь всего, что имею, если только такова будет твоя воля.
   Все было решено в тот самый миг, когда король вошел в ворота замка. Маркус никогда не отказался бы приумножить свою власть, и теперь судьба, видимо, вдоволь насмотревшись на его мучения, даровала шанс стать вторым человеком в королевстве, или даже первым - Эйтор, лишившийся союзников, всеми преследуемый, был лишь ширмой, марионеткой, нити которой должны были оказаться в руках искушенного кукловода. И эта роль казалась старому лорду вполне пристойной.
   Разумеется, Эйтор не поверил лжи Маркуса - все же глупцом он не был, - но сделал вид, что принял не очень искусно изображенную обиду за чистую монету. И лорд тоже не подал виду, что понял истинные чувства своего повелителя.
  -- Я рад, что ты столь же верен мне, как и прежде, - с благодарностью произнес владыка Альфиона. - Прости, мой друг, если я невольно оскорбил тебя.
  -- Боюсь, государь, и моя помощь мало что меняет, - покачал головой лорд. - Воинов все равно слишком мало, две, может быть, три сотни. Конечно, все они - мастера, отлично вооруженные, превосходно обученные, но этого не достаточно против той мощи, которую собирает твой названный брат, дабы окончательно утвердить свою власть на этих землях.
  -- Тогда отправь гонцов к твоим вассалам, - приказал король. - Ведь не все они так легко готовы предать того, кому прежде клялись в верности? Пусть собирают свои дружины, призывают под свои знамена ополченцев. И еще отправь вестников в другие уделы. Кто-то же еще верен мне, или все, как одни, отвернулись от своего короля? - с надеждой произнес он, сам устыдившись той неуверенности, которая звучала в чуть дрожавшем в этот миг голосе.
  -- Государь, мои люди уже мчатся в Лаген, - пробасил Грефус. - Многих воинов я увел с собой к Эглису, но в моем уделе хватит и умелых дружинников, и храбрых ополченцев, простых горожан и крестьян, которые готовы биться за тебя. Вскоре у нас будет войско, и самозванец в страхе убежит туда, откуда явился.
  -- Если так, если твои вассалы и данники явятся с севера, что ж, быть может, у нас будет шанс, - кивнул Маркус. - Собрав воедино всех, кто еще верен государю, мы сможем на равных тягаться с Эрвином. Но, скажи, господин, - он взглянул на Эйтора. - Верно ли, что мятежников поддерживают чародеи?
   Король кивнул, разом помрачнев:
  -- Это так, Маркус. Я знаю, что у моего брата есть один маг, и он в одну ночь уничтожил почти всю мою гвардию. Дьорвикцы, великие бойцы, ничего не смогли поделать с ним, и пали под заклятьями мерзкого колдуна. Но и у нас есть чародей, ничуть не менее сильный и искусный, - заметил король. - И он будет с нами, покуда на стороне врага сражаются другие маги, можешь не сомневаться.
  -- Хорошая весть, - согласился лорд. - Правда, я не очень доверяю этому странному чужаку, но если ты веришь ему, то поверю и я, ибо не дело слуге сомневаться в воле господина. И раз, так, то пришла пора действовать. Мы соберем армию, и ты вернешь себе утраченный престол.
  -- Престол, - кивнул Эйтор. - И мою королеву. Она в руках выродка, безумца Эрвина, и я боюсь за нее больше, чем за собственную жизнь.
   В голосе государя звучала неподдельная боль. Он чувствовал свою вину, сбежав, дабы спасти собственную жизнь, и забыв о той, благодаря кому и дожил до появления незваных спасителей. И чувство это, становившееся все сильнее, лишало короля сна, аппетита, вкуса к жизни. Ибо что есть жизнь, когда ты знаешь, что предал, поступил, как не подобает мужчине, и поздно что-либо менять? Эйтор раскаивался, но и сам понимал, что цена его терзаниям сейчас - ничто, ибо исправить допущенную ошибку он не мог.
  -- Тогда, во дворце, когда я был повержен, Ирейна готова была броситься на клинок моего брата, - мрачно процедил Эйтор, пряча взгляд от своих собеседников. - Я здесь лишь потому, что она в тот миг не жалела себя, и я не могу позволить ей погибнуть теперь. Я буду биться, и, клянусь, Эрвин умрет. - Ярость и стыд, стыд за свою слабость, требовали выхода, и им могла стать лишь битва, чем бы она ни закончилась. - Он напрасно вернулся в Альфион. Мой брат хотел обрести здесь власть, но я дарую ему только смерть!
   Гонцы, на плащах которых желтели, точно листва по осени, гербы рода Маркусов, покинули замок на рассвете. Они разъехались во все стороны, отправившись к ближним и дальни соседям лорда. Вестники, вооруженные, закованные в броню, держались по трое, опасаясь, что враги доберутся сюда и попытаются перехватить их. И каждый имел при себе скрепленный печатью Маркуса, хорошо знакомой в этих краях, пергамент, а в нем лишь несколько слов.
   Король Эйтор, взойдя на башню, провожал взглядом всадников, покуда те не скрылись за горизонтом. Если Судия сочтете его дело праведным, то, быть может, с той стороны, где скрылись гонцы, вскоре явится войско, та армия, с которой король вновь взойдет на престол, чтобы править справедливо и мудро, пока справедливый Семург не призовет его на последний суд. Скоро, скоро прольется кровь, и зазвенят клинки, так, что содрогнется весь Альфион. А пока Эйтору оставалось лишь ждать, не теряя веры и надежды.
  
   Они, не сговариваясь, копили силы, готовясь к грядущим схваткам, в которых было место только одному победителю. И тот, кто был королем Альфиона по праву рождения, и тот, кто стал им, добившись заветной короны хитростью, и затем многажды раскаявшись в содеянном, но, как и всякий смертный, будучи уже не в силах что-либо изменить, собирали сторонников. Каждый строил планы, пытаясь угадать, как поступит его противник, предупредив любые хитрости. Но кое-кто уже действовал.
   Разведчик возник на пути медленно двигавшихся по лесу всадников так неожиданно, то некоторые вздрогнули, узрев перед собой фигуру, закутавшуюся в серый плащ, под которым угадывались очертания висевшего на поясе короткого клинка. И только Кратус остался спокоен, лишь мелькнула в сознании мысль, что этот малый мог бы на равных состязаться с эльфами в искусстве передвигаться неслышно и невидно, словно был вовсе лишен плоти.
  -- Господин, - воин приблизился к магу, требовательно взглянувшему на разведчика, и произнес, придав голосу как можно больше почтения: - Господин, я видел лагерь. Там не меньше трех сотен воинов, и, кажется, они готовы выступить в ближайшее время.
  -- Часовых много, - требовательно спросил один из воинов, сопровождавших чародея. - Где они? Мимо них можно пройти незамеченными?
  -- Об этом можешь не беспокоиться, - холодно произнес Кратус. - Сейчас стоит бояться не того, что, заметив нас, они приготовятся к бою, а того, что эта толпа побежит, кто куда, едва проведав о нашем появлении.
   Причиной, заставившей еще не вполне пришедшего в себя после схватки с проклятым скельдом Кратуса покинуть Фальхейн, лишившись той иллюзорной защиты, которую могли предоставить его стены, был многочисленный отряд воинов лорда Грефуса. Несколько стен бойцов, вернувшихся с севера после победы над дикарями-хваргами, настоящая армия, стояли лагерем в считанных лигах от города.
   Разумеется, до них не могли не дойти вести о том, что произошло во дворце, о возвращении Эрвина и о том, что сам король и их командир оказались в заточении, со дня на день ожидая появления палача. И также эти воины, их предводители, всякие десятники и сотники, рыцари и простые наемники из чьих-то дружин, не могли не знать, что в Фальхейне не наберется теперь и сотни солдат, верных новому королю и лорду Кайлусу. Схватка с наемниками-гвардейцами, рубаками из Дьорвика, унесла немало жизней, и той горстки людей, что оставались сейчас в столице, было совершенно недостаточно, дабы защитить город. А потому никто, в том числе и сам Эрвин, не сомневался, что вскоре вассалы Грефуса явятся под стены Фальхейна, чтобы выяснить судьбу своего лорда. И он, Кратус, должен был помешать этому.
  -- Пора покончить с этим, - пробормотал Кратус, трогая поводья своего коня. - Вперед!
  -- Простите, господин, - разведчик, так ловко пробиравшийся по этим зарослям, удержала мага. - Лучше спешиться. Там слишком густой кустарник, да и кони производят много шума.
  -- Верно, - кивнул чародей, неловко слезая с седла. Рана, нанесенная чокнутым островитянином, все еще беспокоила его, хотя маг и старался не замечать боли. - Застанем их врасплох, а то еще разбегутся, и гоняйся тогда за ними про этому проклятому лесу!
   Кратуса сопровождало всего полдюжины воинов. Это были умелые бойцы, крепкие мужики, будто бы сросшиеся со своими клинками, но такая свита все равно казалась слишком малочисленной, и могла бы вызвать лишь смех, не будь седьмым сам чародей. Все, кто явился в Фальхейн, услышав призыв принца Эрвина, знали, на что способен маг, и потому почти никто сейчас не сомневался в победят. Тот, кто за одну ночь уничтожил несколько сотен дьорвикских наемников, телохранителей короля, при этом разрушив добрую треть города, конечно, легко должен был совладать и с горсткой расположившихся на окарине леса солдат, наверняка не ожидавших нападения.
  -- Прошу, господин, - произнес разведчик, направляясь к стоявшим мощной стеной деревьям. - За мной. До лагеря Грефуса не более трех сотен ярдов, так что будьте осторожны - нам могут встретиться их дозоры.
   Маг кивнул, отметив, что его спутники вытащили из ножен клинки. конечно, они не сомневались в способностях чародея, но и слепо полагаться на его магию никто не желал. И это, если вдуматься, было вполне правильно.
  -- Что ж они так и не двинулись с места, - вымолвил старший из воинов, что сопровождали мага. - Чего ждут? С теми силами, которые есть у них, можно запросто захватить Фальхейн.
  -- Быть может, не все они так уверены в этом, - пожал плечами чародей. - Или, возможно, их остановили слухи о магии, поразившей королевских гвардейцев, - добавил он не без гордости, право же, вполне законной сейчас. - А может, они просто не могут решить, чьи приказы теперь исполнять, ведь их командиром был лорд Грефус. Неважно, - помотал головой Кратус. - Их время на исходе. Эти воины угрожают нашему господину хотя бы тем, что существуют, и я здесь, чтобы избавиться от помехи!
   Лес встретил чужаков настороженной тишиной. Воины озирались, ожидая в любой миг наткнуться на вражеских дозорных, и не выпуская из рук оружия. И их опасения сбылись. Лагерь был еще не виден, но из-за деревьев уже доносились голоса, бряцанье металла, ржанье коней, и можно было учуять запах жареного мяса и дыма от костров. Неожиданно - действительно неожиданно для всех - из зарослей прямо на двигавшийся к бивуаку отряд вышли два человека. Тело одного из них защищал чешуйчатый панцирь, второй был в кольчуге, и держал в руках арбалет, взведенный и заряженный.
   Замешательство длилось неуловимые доли мгновения. Какое-то время все стояли и смотрели друг на друга, словно не верили собственным глазам. Но воины всегда остаются воинами, и умение быстро, порой даже не думая, действовать, не менее важно для них, нежели любые другие качества.
  -- Враги, - один из стражей отскочил назад, крича во все горло. - Тревога! К оружию!
   Вопль огласил лес, но в следующее мгновение солдат подавился криком, когда ему в горло вонзился метко брошенный кинжал. А стрелок уже вскинул арбалет, и, то ли осознанно, то ли по наитию, разрядил его, выпустив болт в Кратуса.
  -- Берегись! - Один из сопровождавших чародея, единственного, кто пренебрег доспехами, воинов метнулся бросился вперед, совей грудью приняв снаряд. Граненое жало легко пронзило кольчугу, выйдя из спины храбреца.
   Арбалетчик, отбросив бесполезное оружие, кинулся к лагерю, поняв, что не совладает с таким числом врагов. Но маг, уже придя в себя, рванулся за ним.
  -- Кано!
   Кратус взмахнул рукой, и с его пальцев сорвались капли пламени, ударившие в спину беглецу. Воина охватил огонь, и он, крича от боли, повалился на землю, а следом за ним опустился на сырую от росы траву и сам чародей.
  -- Господин, - старшина воинов обеспокоено окликнул Кратуса, сидевшего без движения, плотно закрыв глаза. Только вздымающаяся грудь позволяла считать, что маг еще жив. - Господин, что с вами?
   Пять воинов встали в круг, собой закрывая от любой опасности своего командира и чародея. Выставив перед собой мечи, бойцы вглядывались в зеленый сумрак леса. Они нарочно подбирались к разбитому на опушке лагерю врага с тыла, пройдя сквозь чащу, и теперь всюду, куда бы они ни смотрели, возвышались могучие осины и дубы, у подножья которых бурно разросся чертополох и мелкий кустарник, вполне способный скрыть десяток-другой стрелков.
   Между тем маг открыл глаза, с трудом сконцентрировав взгляд на лице нависшего над ним воина. Перед глазами все двоилось, бешено кружилась голова, и Кратусу стоило огромных усилий сдержать приступ тошноты.
  -- Все в порядке, - слабо вымолвил он, хватаясь за протянутую руку спутника. - Все в порядке.
   Проклятый скельд все же сумел достать его. Для любого другого человека рана, нанесенная рукой островитянина, оказалась бы смертельной, но чародей выжил. Однако Кратус подозревал, что потерял часть жизненной силы, лишившись в один миг многих способностей. Это было невозможно, маг прежде не слышал о чем-то подобном, но, как бы то ни было, теперь он был слаб, и чувствовал, что еще не скоро оправится, если вообще когда-нибудь придет в норму.
   И, что самое неприятное, слабость Кратуса оказалась заметна для всех, кто был рядом. Сейчас каждый воин мог видеть, как побледнело лицо чародея, как дрожат его руки, как ноги отказываются держать еще недавно могучего колдуна, в одиночку разделавшегося со всей королевской гвардией. Люди теряли веру, и это было самое худшее, что вообще могло произойти.
  -- Быть может, вернемся, господин? - неуверенно произнес воин, на плечо которого опирался чародей. - Эти солдаты не опасны для нас. Их сил не хватит, чтобы взять такой укрепленный город, как Фальхейн, а вскоре подойдут дружины союзников, и тогда нам вовсе нечего будет опасаться.
   Его устами говорила неуверенность, и Кратус был готов выть от ярости. Кто поверит в мощь чародея, который падает в обморок, едва успев прикончить единственного противника? А там, в считанных сотнях шагов, было целое войско, сотни бойцов, и каждый из тех людей, кто явился в лес с чародеем, теперь вовсе не был так безоговорочно уверен в грядущей победе. Что ж, у Кратуса еще была пара козырей, припрятанных в рукаве, и он намеревался немедленно восстановить веру в себя, преклонение и суеверный страх, какой всегда испытывают простые смертные, оказавшись рядом с настоящим магом.
  -- Любое дело всегда доводи до конца, - пытаясь вернуть голосу твердость, вымолвил чародей. - В этом залог победы, запомни.
   Дрожащими руками Кратус расшнуровал потертую котомку, которую уже давным-давно не выпускал из рук, не оставляя ее даже в бане, и осторожно извлек оттуда Линзу. Воины, собравшиеся рядом, невольно затаили дыхание, увидев сияние хрустального обруча, многократно усилившего слабый свет, исходивший от затянутых облаками небес. Каждый знал, что это за вещь, и кое-кто даже видел ее в действии.
   Чародей медленно, пытаясь в очередной раз насладиться этим чувством, возложил Линзу себе на голову, и содрогнулся всем телом, когда по нему прокатилась волна силы. Сердце, стучавшее неровно, словно маг прежде успел пробежать несколько лиг, на миг замерло, а затем принялось биться мерно и мощно. Земля ушла из-под ног, Кратусу показалось, что он воспаряет ввысь, становится великаном, и сейчас способен дотянуться до небес. Это было чувство, равного которому маг никогда прежде не испытывал.
   Слабость отступила, не осталось и следа от былой немощи, и сейчас чародей вновь был полон сил. Что сотни воинов, он мог бы совладать и с тысячами, сыщись поблизости такое войско!
  -- Вперед, - неожиданно жестко произнес Кратус, казалось, еще мгновение назад готовый потерять сознание. - За мной, живее! Пора закончить то, ради чего мы явились сюда!
   Они появились из зарослей неожиданно для всех. Истошный крик погибшего в стремительной схватке стража так и не был услышан, и никто не успел хватиться пропавших воинов. А потому, когда из чащи показалась горстка сжимавших обнаженные клинки людей, во главе которых шествовал чародей, солдаты Грефуса не сразу поняли, что к ним пожаловали незваные гости.
  -- Эй, вы кто такие? - несколько человек, сидевших у ближайшего к лесу костра, не спеша поднялись на ноги, поднимая с земли лежавшее рядом оружие. - А ну, стой. Стой, кому говорят!
   Лагерь представлял собой весьма жалкое, убогое зрелище. Кратус, остановившись на опушке, успел рассмотреть скопище разномастных палаток, шатров и даже сложенных из лапника шалашей, служивших временным пристанищем нескольким сотням воинов. Нигде не было заметно и следа укреплений, ни частокола, ни даже самого ничтожного рва, и только пара десятков часовых, половина даже без брони, делала вид, что охраняет подступы к бивуаку.
  -- Если уж не решились уйти, не дождавшись своих предводителей, так хотя бы озаботились тем, чтобы не подпустить к себе врага, - недовольно буркнул воин, командир немногочисленной свиты чародея.
   Этот суровый рубака, ветеран, прошедший сквозь ад множества битв, прежде всего, смотрел на дисциплину, на выучку своих противников, полагаясь только на собственный клинок. Маг же был далеко от таких мыслей, ибо своих врагов он привык побеждать иначе.
  -- Смерть очаровывает, манит, как пламя свечи манит мотылька, - задумчиво вымолвил Кратус. - Они еще не могут этого понять, на каждый чувствует, что именно здесь встретить свою смерть. Потому они не могут найти в себе силы убраться отсюда, но также не считают нужным прилагать хоть какие-то усилия, чтобы обезопасить себя. Да и зачем, - усмехнулся маг. - Тому, кто уже мертв, чужда пустая суета!
   Военный лагерь был больше похож на стоянку каких-то бродяг. На краю большой поляны паслись расседланные кони, копья и алебарды были сложены в пирамиды, и лишь немногие солдаты, здесь, в лесу ожидавшие появления своих командиров, имели при себе хотя бы кинжалы, не говоря уже о мечах. Над всем этим унылым пейзажем вздымались поникшие знамена самого Грефуса и его вассалов, едва шевелившиеся от слабого ветерка, порой налетавшего откуда-то с востока.
  -- И кто-то решил, что этот сброд может быть для нас опасен? - нарочито удивленно произнес маг, обращаясь к своим спутникам. - Смешно! Где тут видели войско? Просто горстка растерянных людей, и только!
   Наступил миг триумфа, и Кратус не спешил спускать с цепи давно подготовленные заклятья. Пусть эти люди насладятся последними мгновениями их никчемной жизни, и он тоже сполна прочувствует всю торжественность, все величие грядущего часа славы.
   Тем временем несколько воинов - кое-кто из них даже успел натянуть кольчуги и теперь застегивал ремешки глубоких касок - направились к чужакам, намереваясь взять их в кольцо. Чародей коже чувствовал напряжение своих спутников, заметивших в руках у людей Грефуса взведенные арбалеты. Наверняка кто-то уже подумал, что маг завел малочисленный отряд в ловушку. Кратуса это беспокоило меньше всего.
  -- Кем бы вы ни были, сложите оружие и следуйте за нами, - властно приказал рослый парень в тяжелом хауберке, вооруженный топором на длинной рукояти. - Немедленно!
   Кратус улыбнулся, ласково, нежно, так что подступившие к нему воины невольно отпрянули назад, разом растеряв всю свою уверенность и мгновенно забыв об оружии. Они видели многое, но прежде еще никто так не встречал своих убийц.
  -- Вам нужно было давным-давно бежать отсюда без оглядки, - уставившись в лицо старшему над людьми Грефуса, произнес маг. Несмотря на все усилия, с некоторых пор он никак не мог избавиться от этого желания поиграть с обреченной жертвой, растягивая удовольствие, и потому сейчас был неприлично многословен: - Или хотя бы вы могли попытаться захватить Фальхейн, коли уж оказались так близко от него. Но вы предпочли ждать, трусливо прячась в этом глухом лесу, предпочли позорную смерть славной гибели в бою. - И, неожиданно громко, так что эхо раскатилось над лесом, воскликнул: - Кано!
   Огненный вихрь скрыл латников от Кратуса, и до явившихся из Фальхейна воинов донеслись только истошные крики заживо сгоравших людей, да волна жара коснулась их лиц. Спустя миг пламя опало, оставив после себя выжженную проплешину. От чудовищной силы огня земля запеклась, превратившись в стеклянную массу, и невозможно было обнаружить ничего, никаких останков тех, кто стал первыми жертвами чародея в этой битве.
  -- О, Боги, - раздались испуганные возгласы. Только теперь солдаты поняли, что происходит, и страх охватил их сердца. - Колдун! Там колдун! Спасайтесь все, бегите!
   Никто уже е думал о том, чтобы сопротивляться. Краткой демонстрации вполне хватило, чтобы уничтожить в воинах любой намек на боевой дух. Бросая оружия, срывая шлемы и даже на бегу пытаясь стащить с себя доспехи, Нои кинулись врассыпную, улепетывая со всех ног. Но Кратус не для того явился сюда, чтобы позволить хоть кому-то спастись. Сейчас он хотел одного - убивать.
  -- Иса! - голос чародея вновь взвился над лесом. На миг всех ослепила белая вспышка, точно в глаза ударили солнечные лучи, отраженный от свежего январского снега, и пахнуло холодом, какого не могло быть сейчас, в эту осеннюю пору.
   Сияние окутало метавшихся по поляне воинов, и они, один за другим, застывали, обращаясь в лед. Там, где только что были сотни живых людей, остались лишь искусно вырезанные из ледяных глыб статуи, лица которых застыли в гримасах ужаса и боли. С целой армией было покончено за несколько мгновений.
   Кратус не мог сдержать улыбки, созерцая дело рук своих и слыша за спиной испуганный шепоток. Кто-то бормотал старинные заговоры от злых духов, словно опасаясь, что маг, вошедший в раж, сейчас может расправиться и со своими спутниками.
  -- Вот и все, - бесстрастно произнес чародей, окинув взглядом то, что осталось от лагеря, и повторил: - Вот и все!
  -- Господин, - несмело промолвил кто-то за спиной мага. - Господин, мы так и оставим их здесь... таять?
   Воины, охранявшие чародея, пришли в священный ужас при виде той кошмарной расправы, которую уготовал их врагам колдун. Никто уже не вспоминал о его позорной слабости, и теперь всякий видел перед собой действительно могущественного, безжалостного, невероятно жестокого волшебника, испытывая безотчетный ужас.
  -- Таять? - переспросил Кратус с некоторым удивлением. - Что ж, неплохая идея. Но, я думаю, незачем ждать так долго. - И он громко и отчетливо произнес: - Хагалаз!
   Арсенал боевого мага на самом деле никогда не был особенно велик. Разумеется, настоящие мастера придумывали множество изощренных заклятий, но большинство из них требовали хоть какой-то подготовки, на которую в настоящей схватке просто не могло отыскаться должного времени. И потому Кратус предпочитал обходиться проверенными схемами, с годами доказавшими свою действенность. Так он поступил и сейчас.
   Произнесенное вслух имя руны Разрушения привело в действие мощное заклятье, подобное тому, которым прежде чародей крушил дома в Фальхейне. По поляне словно ударил невидимый молот, разом обративший в мелкую ледяную крошку оцепеневших, уснувших вечным сном воинов. Содрогнулась земля, и вздрогнули созерцавшие все это люди, все, кроме самого чародея. Точнее, маг тоже ощутил, как в груди все затрепетало, но это были лишь отзвуки наслаждения, экстаза, равного которому не могло дать ничто, ни вино, ни ночь с самой страстной женщиной.
  -- Готово, - нарочито спокойно произнес чародей, словно для него содеянное было сущим пустяком. - Здесь все кончено. Теперь нашему господину больше нечего опасаться. Я думаю, это станет хорошим уроком для всех, кто посмеет выступить против истинного правителя Альфиона.
   Никто в этот миг не видел усмешки, исказившей лицо чародея. Пусть эти воины верят, что он лишь преданный слуга принца, тупого рубаки, охваченного примитивным чувством мести. А на само деле сегодня еще одна жертва была возложена на алтарь власти, власти того, кто действительно достоин править этими землями, этими ничтожными людьми. Это была не первая, и далеко не последняя жертва, и Кратус намеревался дойти до конца. Его давно уже не страшил чужие смерти, и запах крови стал слаще аромата роз.
   Они ушли так же тихо и незаметно, как и явились. За спиной оставались следы побоища, жуткой расправы, вспоминая которую, воины не могли сдержать приглушенной брани и проклятий. Они не понимали, как можно вести войну такими методами, но где-то в глубине души шевелилась мысль о том, что иначе и сами они могли остаться там. и только маг был бодр и весел. Он в очередной раз доказал всем - и себе самому, что было весьма важно - что по-прежнему силен и решителен, а, значит, наверняка исполнит задуманное. А что до времени, то ждать Кратус умел, пусть и старался всеми силами приблизить ожидаемый миг.

Глава 4 Ожидание

  
   Конь под Ратхаром играл, и юноша чувствовал, как дрожат гладкие, лоснящиеся бока, которые он прочно обхватил бедрами. Это был не тот конь, к каким за время странствия успел привыкнуть парень. Громадная зверюга вороной масти по кличке Гром была настоящим боевым жеребцом, могучим и злым. Когда юноша пытался покормить его, угощая яблоками, конь всякий раз неизменно старался укусить своего нового хозяина. Наверно, он ощущал исходящую от Ратхара неуверенность, и потому выказывал презрение к слишком неловкому и несмелому наезднику.
   В отличие от смирных кобыл, которые просто шли туда, куда указывал всадник, Гром сам врался в бой, чувствуя, где враг, и стремясь как можно скорее ринуться на него. И глядя на тяжелые копыта, Ратхар не сомневался, что этот конь сможет биться и без наездника, круша шлемы и плюща кирасы мощными ударами.
   Непривычным было и седло, снабженное высокой, едва ли не до самых лопаток, спинкой, а также стременами, почти полностью закрывавшими ступни. Это было рыцарское седло, изготовленное таким образом, чтобы всадника не сбил с коня собственный пришедшийся в цель удар.
  -- Зажми древко подмышкой, - окликнул юношу Бранк Дер Винклен, наблюдая за тем, с какими усилиями его оруженосец пытается удержать в подчинении скакуна. - Покрепче, парень! И не своди глаз с мишени!
   Рыцарь откровенно потешался, следя за потугами Ратхара, пытавшегося обучиться всем премудростям конного боя. И именно сейчас юноша, вооружившись четырехфутовым копьем-лансом, этакой оглоблей, наконечник которой был затуплен, поскольку оружие являлось лишь учебным, готовился произвести атаку. В полутора сотнях шагов перед Ратхаром на шесте, укрепленном на короткой вертикальной оси, была повешен ярко раскрашенный щит. В него-то юноша и должен был попасть копьем на полном скаку, но сам он сомневался в возможности такого успеха. Несмотря на старание, пока у него не очень получалось одновременно управлять и норовистым скакуном, и копьем, даром, что оно обладало идеальным равновесием.
  -- Ну, давай, - скомандовал Дер Винклен. - Вперед, парень! Пошел!
  -- Йа-ха! - Ратхар рванул поводья, пришпорив рвавшегося в бой коня, и помчался вперед, так, что стены замка, нависавшие над ним слева, показались смазанными.
   Гром шел убористой рысью, постепенно переходя в легкий галоп, а его наездник как можно крепче обхватил древко копья, прижав его подток локтем к телу и пытаясь направить острие точно на цель. Пожалуй, конем сейчас и вовсе не нужно было управлять. Настоящий боевой скакун, Гром видел цель столь же четко, как и всадник, и сам шел прямо на нее. Когда до щита, служившего мишенью, осталось лишь несколько шагов, Ратхар невольно зарычал сквозь зубы, впившись в яркое пятно взглядом. Наконечник копья с гулким стуком коснулся щита, скользнув по испещренной зарубками поверхности, и всадник промчался мимо.
   Кинтана, нехитрое приспособление, служившее для тренировок всадников, было весьма мерзкой вещью, поскольку на противоположном щиту конце шеста висел груз, и при точном попадании он запросто мог ударить наездника в спину, вышибая из седла. А потому Ратхар только сильнее рвал удила, с радостью услышав за спиной свист рассекаемого противовесом воздуха.
  -- Получилось, - воскликнул он, поняв, что е только поразил цель, но еще и сумел уклониться от ответного удара. - У меня получилось!
   Воздев копье над головой, острием к небу, всадник развернул коня обратно, но теперь уже не так гнал его, как прежде. Боевой скакун должен был выдержать единственную атаку, которой обычно хватало, чтобы одержать победу в поединке или настоящем бою. Рыцарские жеребцы были сильны, но не отличались особой выносливостью, и потому теперь, исполнив задуманное, Ратхар старался щадить Грома, предоставив ему короткий отдых.
  -- Неплохо, парень, - одобрительно кивнул Дер Винклен, когда его оруженосец вернулся, теперь уже пустив коня спокойным шагом. - Лучше, чем вчера, будь я проклят!
   Рыцарь предпочел не напоминать своему оруженосцу и ученику о трех неудачных попытках. Бранк помнил себя в юности, и не мог сказать, что был более ловким и умелым, чем этот юнец. Тем более, Ратхар старательно осваивал все тонкости боевых искусств, которые постигал под руководством самого Дер Винклена. Лишь недавно юноша сел верхом на боевого коня, примерившись к копью, и уже достиг определенных успехов.
   Но Бранк Дер Винклен не забывал и про фехтование. Ратхар уже весьма уверенно чувствовал себя с мечом в руках, и рыцарь все увеличивал нагрузку, заставляя юношу рубиться на плацу пот три часа подряд, почти без передышек.
  -- Дворянина кормит меч, - назидательно говорил Бранк в краткие минуты отдыха, и поправлял сам себя: - Во всяком случае, дворянина по духу, посколкьу есть такие ничтожества, которые жируют за счет своих крестьян, обдирая их до нитки, но даже не пытаясь защитить от разбойников или солдат своего соседа. Не знаю, какой путь выберешь ты, мой юный друг, но владение клинком никогда не будет лишним. Так сложилось, что в нашем мире уважают только силу, и ты должен стать настоящим бойцом, отважным, ловким, беспощадным, если будет нужно. Ты можешь это. Ты силен, подвижен, быстр, и, клянусь справедливостью Судии, я сделаю из тебя воина, с которым не стыдно будет сойтись в поединке любому рыцарю.
   Слово у Дер Винклена не расходилось с делом, и каждое утро слуги и свободные от несение караула солдаты из дружины лорда Маркуса, чьим гостеприимством они пользовались уже десятый день, могла наблюдать очередную схватку. И эти учебные поединки по ярости ничуть не уступали настоящим. Бранк даже не пытался щадить своего слугу, а Ратхар с каждым днем все больше жаждал одолеть своего учителя, показав тому, что кое-чего добился в сложном искусстве боя.
   Бились всяко - со щитами и без них, то нагружая себя полутора пудами железной брони, а то и вовсе в одних только рубахах. Кроме того, Дер Винклен натаскивал Ратхара бою с алебардой, боевым топором и коротким пехотным копьем-дардой. Поначалу юноша считал, что здесь-то он не уступит даже такому умелому бойцу, как дьорвикский паладин. Ведь техника боя копьем или, к примеру, глефой, лишь немного отличалась от поединка на обычных шестах или посохах, а орудовать топором Ратхара, равно как и еще несколько десятков ополченцев, в замке Магнуса учили такие ветераны, как светлой памяти десятник Аскольд, отчаянный и неустрашимый воин. Разумеется, юноша жестоко ошибался.
   Выйдя в первый раз с алебардой в руках против рыцаря, оруженосец поплатился за свою самонадеянность, уже спустя минуту очутившись на земле, причем оружие валялось в нескольких шагах от него. Тогда Ратхар быстро понял, что те схватки с парнями из соседних селений, из которых он частенько выходил победителем, не имели почти ничего общего с настоящим боем. А сам рыцарь мастерски владел почти любым оружием, хоть благородным клинком, хоть обыкновенной дубиной, и юноша всякий раз узнавал очередной прием, ранее неизвестный ему, стараясь запомнить каждую хитрость как можно лучше. Ратхар не сомневался, что час, когда ему вновь придется окунуться в безумие боя, жестокого и беспощадного, близится, и потому он хотел быть готов, когда этот миг наступит.
   А битва действительно становилась все более неотвратимой. Равнина перед замком Маркуса превратилась в военный лагерь. Ежедневно прибывали все новые отряд солдат, ополченцы, дружины вассалов старого лорда и ватаги наемников, для которых Одноухий Лис не жалел золота, зная, что в случае победы король Эйтор воздаст ему сторицей.
  -- Недолго осталось ждать, - тоном знатока, каким, бесспорно, и являлся, говорил порой Дер Винклен, окидывая взглядом океан шатров и палаток. - Пожалуй, столь многочисленного войска я не видел даже в бытность свою офицером армии его дьорвикского величества. Здесь сотни умелых воинов, отлично вооруженных, спаянных железной дисциплиной, и собрались они вовсе не для того, чтобы спустя несколько дней разбрестись обратно по домам. Грядет битва, и, боюсь, пережить ее суждено будет очень немногим. Но я хочу, чтобы ты остался жив, - с нажимом обращался он к Ратхару. - И я сделаю все, чтобы ты смог выйти из самой жестокой схватки победителем!
   Но не только рыцарь готовился к смертному бою. Раскинувшийся вокруг замка лорда Маркуса лагерь, объединивший в себе десятки разношерстных отрядов, постоянно пребывал в движении. На внутреннем дворе с утра до ночи фехтовали, рассекая воздух учебными мечами, затупленными, но от того не менее опасными, профессиональные наемники и назначенные офицерами дружинники, показывая чудеса мастерства. Каждый понимал, что, каким бы умелым бойцом он ни был, только непрерывные тренировки позволят сохранить навыки, и потому никто даже не пытался отлынивать от упражнений. Напротив, воины выбирались на двор, чуть свет, покидая его лишь в сумерках, и все это время над замком не смолкал лязг сталкивавшихся в стремительных выпадах клинков.
   А снаружи выстроившись в несколько шеренг, простые ополченцы под присмотром бывалых бойцов, дружинников самого лорда или его вассалов, неутомимо орудовали алебардами или короткими копьями, разучивая удары и блоки. Наставники, не скупясь на площадную брань и крепкие затрещины, пытались сделать из толпы обычных крестьян солдат, пусть не мастеров, но и не никчемных увальней. И потому, кроме собственно владения оружием, топором ли, копьем или булавой, опытные бойцы прививали своим ученикам, над которыми смеялись, не скрываясь, такие качества, как стойкость, храбрость и ярость, без которой и вовсе нет смысла вступать в сражение.
   Здесь же упражнялись в стрельбе немногочисленные арбалетчики, за день расходовавшие по много сотен болтов. Установив на дальнем конце поля большие щиты, они беспрестанно рвали тетивы самострелов, развивая не только меткость, которая сама по себе была исключительно важна, но и не менее важное умение быстро заряжать свое громоздкое оружие. А неподалеку объезжали коней всадники. Никто не сомневался в неизбежности боя, ведь ради этого и собрались здесь воины со всего юго-востока Альфиона, и каждый из них желал выйти против затаившегося где-то далеко врага во всеоружии.
   В прочем, готовились к близившейся войне не одни только солдаты. Уже много дней подряд не смолкал в кузницах гул плющивших раскаленное железо молотов, и искры летели из труб. Десятки мастеров, все, кто хоть что-то знал об оружейном деле, трудились без устали, правя клинки, латая извлеченные из арсеналов лорда Маркуса кольчуги и шлемы.
   Ратхар не смог бы точно сказать, сколько воинов откликнулись на призыв короля Эйтора и Маркуса. От вымпелов с яркими вычурными гербами, принадлежавших рыцарям и лордам со всего востока королевства, рябило в глазах, и невозможно было упомнить и десятую долю имен благородных господ, в этот грозный час не забывших о присяге, что прежде они дали своему властелину.
   Опасения короля о том, что о нем попросту забудут, переметнувшись на сторону сильного, не сбылись. Юноша предполагал, что возле замка лагерем стояло не менее полутысячи рубак, большей частью, опытных дружинников, которых не нужно было учить прописным истинам, объясняя, каким концом колет пика. Они были привычны ко всему, даже к мысли о собственной смерти, вполне вероятной в свете назревающей войны, относясь с фантастическим спокойствием, более того, посмеиваясь над столь вероятным исходом, точно находили в этом нечто забавное.
   Порой к простым воинам присоединялись и благородные рыцари. Вассалы Маркуса проводили время не только за пирами и военными советами, частенько выбираясь на плац, чтобы размять кости. И тогда все, и дружинники, и ополченцы, замирали, почтительно наблюдая за пляской клинков. В этот миг они верили, что под командованием таких бойцов не могут не победить, сколь бы силен и многочислен не был противник, все еще трусливо отсиживавшийся за стенами Фальхейна.
   Однажды потешиться схваткой вышел сам лорд Грефус. Великан сжимал в обеих руках по учебному мечу, этакой железной болванке, весившей раза в два больше, чем настоящий клинок. Воин был обнажен по пояс, демонстрируя всем свое пренебрежение опасностью, а также свою стать, которой впору было только завидовать.
   Оказавшийся в тот час во дворе замка Ратхар смог оценить мощь рыцаря. Король Эйтор был весьма крупным и сильным мужчиной. Юноша также видел и его противника, принца Эрвина, пусть издали и мельком, и тот тоже производил впечатление могучего воина. Однако всех их затмевал лорд ГРефус.
   Будучи лет на десять моложе самого короля, Грефус для солидности отпустил бороду и пышные усы, став похожим на какого-то сказочного великана. Лорд был на голову выше Эйтора, и сложением своим, а также и повадками походил на поднявшегося на задние лапы медведя. Его волосатая грудь, выпуклая, точно бочка, мерно вздымалась, а под кожей перекатывались похожие на гранитные желваки бугры мускулов. И собравшиеся поглазеть на редкое зрелище солдаты и замковые слуги шепотом переговаривались, указывая на многочисленные шрамы, покрывавшие тело лорда. Возможно, этому бойцу не доставало хитрости Маркуса или осмотрительности покойного Фергуса, которого не единожды вспомнили в эти дни добрым словом, но уж в бою Грефус никогда не прятался за чужие спины.
  -- А ну, - лорд обвел мрачным взглядом образовавших круг воинов, мгновенно забывших о том, для чего сами они вышли на двор. - Кто хочет сразиться со мной? Ну, давай, выходи!
   Откликнулись сразу пятеро, все - опытные дружинники, поскольку ни один ополченец, пребывавший в здравом уме, никогда не решился бы вступить в поединок, пусть и не настоящий, с рыцарем. В строю, плечом к плечу, против такого же строя щитников, это да, но против бойца, который взял в руки меч еда ли не раньше, чем научился ходить, нет уж, увольте!
  -- Пятеро смельчаков неуверенно приблизились к Грефусу, ожидая, что лорд выберет кого-нибудь одного из них, ну хотя бы двух. Однако воин решил иначе.
  -- Давай! - рыкнул он, делая приглашающий жест вооруженными руками. - Все вместе! Ну?
   В тот раз Ратхар впервые увидел, на что способен настоящий рыцарь. Пятеро бойцов, крепкие жилистые мужики, также вооруженные затупленным оружием, все еще не вполне уверенно обступили казавшегося расслабленным Грефуса. Они вполглаза переглядывались между собой, при этом старясь не спускать взгляда с рыцарь, стоявшего посреди плаца, опустив оружие острием к земле. Наконец один из них издал боевой клич и прыгнул на Грефуса, замахиваясь тяжелым клинком. Раздался гулкий лязг, и воин, уже обезоруженный, покатился по выщербленным плитам, которыми был замощен внутренний двор. А лорд Грефус по-прежнему стоял непоколебимо, точно скала, с едва заметным презрением глядя на своих противников.
  -- О-о-о! - по толпе зевак, среди которых был и оруженосец Бранка Дер Винклена собственной персоной, пронесся восхищенный вздох.
  -- Давай, - бросил Грефус переминавшимся с ноги на ногу дружинникам. Наверное, лорду было приятно внимание десятков людей, и солдат, и слуг, но вида он все-таки не подал, сосредоточившись на схватке. - Ну, вперед!
   В этот раз они атаковали все вместе, набросившись на могучего рыцаря со всех сторон. Снова раздались гулкие удары, когда клинки сталкивались с клинками, круг распался, и двое из четырех противников Грефуса оказались на земле. Они только и могли, что стонать от боли, хотя лорд и пытался щадить воинов, не калеча их.
   Двое других, все же удержавшихся на ногах, снова атаковали, обрушив на Грефуса град ударов. Они неплохо владели мечами, и считали себя достойными одержать победу над прославленным рыцарем. Но сам Грефус полгала иначе. Он спокойно выдержал первый натиск, а затем сам атаковал. Одного противника лорд сразу сбил с ног, вышибив из его руки меч, а вот второго принялся гонять по плацу. Дружинник теперь только и мог, что защищаться, но и он в итоге разделил участь своих товарищей, очутившись у ног едва сдерживавшего торжество победителя. Как бы ни хотелось в этот миг ГРефусу кричать, ликуя и наслаждаясь триумфом, он лишь обвел взглядом постанывавших бойцов, с трудом встававших на ноги, швырнул свои мечи какому-то слуге и удалился в замок.
  -- Великий боец, - уважительно произнес Дер Винклен, кивая головой. Ратхар, увлеченный зрелищем, даже не заметил, когда рыцарь присоединился к зевакам. - Не зря ваш король назначил его командующим. Пусть даже Грефус мало сведущ в тактике, его мастерство не может не внушать уважения. Кстати, ты заметил, как он бился в конце, оставшись один на один с тем бедолагой? - обратился Бранк к своему оруженосцу.
  -- О чем вы, милорд? - удивленно вскинул брови Ратхар, вспоминая завершившийся только что бой.
  -- Ваш Грефус, кажется, уважает гардскую манеру боя, - пояснил Дер Винклен. - Удары наносятся редко, но со всей возможной силой, так что никакой щит не выдержит больше одного выпада. Гарды и клинками пользуются соответствующими, широкими, тяжелыми, и порой с нарочито затупленным острием. Нет, конечно, их мастера могут выковать любое оружие, - хмыкнул рыцарь. - За пригоршню золота они хоть двуручный метательный ятаган сработают, но их витязи все же почитают привычные мечи. Правда, в последнее время многие меняют прямые клинки на сабли, удобные для конного боя. А вот келотцы, к примеру, предпочитают, напротив, более частые удары, но тоже, в основном, рубящие. У них и клинки легче. А в Дьорвике в последние годы в моду входит иная тактика, когда мечом больше колют. Наши мастера уже давно куют особые мечи с длинными узкими клинками, четырехгранными, особо толстыми у основания. Против тяжелых лат - лучшее оружие, но для всадника не слишком удобно, ведь рубить им вовсе не так ловко.
   Никто из свидетелей того поединка, яростного, стремительного, даром, что бескровного, не ведал, что так могучий боец пытался избавиться от копившегося напряжения, сбежать от рутины. Грефус предпочитал действовать, а не ждать, крушить врага в первых рядах наступающей кавалерии, но не рассуждать о том, как лучше всего сделать это. Однако король Эйтор, зная обо всех качествах своего вассала, распорядился иначе, и лорд почти все свое время между краткими перерывами на сон проводил на импровизированных военных советах.
   Уединившись в личных покоях лорда Маркуса, куда не смели войти ни слуги, ни воины, правитель Альфиона вместе со своими союзниками до рези в глазах изучал карты, напряженно думая о том, как должно вести эту войну. Эйтор понимал, что, проиграв, он лишится жизни, а это означало, что королю не оставалось ничего иного, кроме, как победить.
   А меж тем силы его увеличивались с каждым днем. В замок являлись рыцари и наемники, порой, приходили целые отряд по несколько десятков отлично вооруженных бойцов, скованных железной дисциплиной, а иногда появлялся единственный рубака, однощитный рыцарь, сопровождаемый только слугой. И каждому из них находилось место в войске, которому уже могли позавидовать иные полководцы древности.
  -- Сейчас под вашим началом, государь, уже более полутора тысяч воинов, - отчеканил лорд Грефус, тот, кто фактически командовал королевским войском. - И каждый день пребывают все новые отряды бойцов. Так, лишь вчера явилось почти сто воинов из Лагена, и они будут сражаться под вашими знаменами, государь, до победы или до самой смерти.
  -- Известно, что, по меньшей мере, пять лордов из северных земель ведут свои дружины на соединение с нами, - добавил Маркус. - Они явятся в течение пары дней. Далеко не всем по нраву были порядки, царившие в королевстве при вашем почтенном дядюшке, и оттого не столь многие дворяне спешат ныне поддержать его сына.
  -- Да уж, - усмехнулся Эйтор, отвлекшись от невеселых мыслей. - В былые времена, помнится, недостаточно низко, по мнению моего дяди, поклонившийся рыцарь мог разогнуться уже без головы.
   Король рассмеялся, вспоминая прошлое, свою юность, проведенную во дворце. Маркус тоже сдержанно усмехнулся, а вот лорд Грефус мгновенно помрачнел. Он почти не помнил своего отца, однажды не вернувшегося с приема у государя Хальвина, и теперь рубака был готов на все, лишь бы власть над Альфионом вновь не оказалась в руках очередного безумца. Кто-то считал недуг всех покойных королей благословением древних богов, память о которых давно уже стерлась, но Грефус полагал это злом, с которым и намеревался бороться.
  -- Ну, это частности, - помотал головой советник. - Больше было таких рыцарей, которые, сохранив голову, лишались своих земель, который славный государь Хальвин делил между своими ближайшими приспешниками, как хотел, не всегда спрашивая мнение нынешних владельцев. К тому же желание Эрвина устроить в Альфионе порядки по дьорвикскому образцу тоже настораживает многих. На юге дворяне не имеют той власти, какой пользуются здесь. Им запрещено держать многочисленные дружины, большая часть доходов с формально принадлежащих им наделов идет в королевскую казну. Наши лорды привыкли быть господами в своих феодах, ни перед кем не держа ответ за свои деяния, и потому многие намерены пойти против Эрвина, пусть у того действительно больше прав на престол.
  -- Зная, что многие лорды уже переметнулись на сторону моего братца, как я мог доверять тем, кто будто бы желает поддержать меня? - спросил король, испытующе взглянув на лорда Маркуса.
  -- Они будут верны вам, государь, если вы дадите обещание после победы расплатиться за помощь землями предателей, - уверенно произнес старый советник, не смутившийся под тяжелым взглядом своего господина, охваченного волнением и сомнениями. - По крайней мере, они не оставят вас прежде, чем удача полностью отвернется от вас, мой король.
  -- Удача? - Эйтор горько усмехнулся, тяжело вздохнув: - Что-то я не ощущаю присутствия поблизости этой взбалмошной девки.
  -- То, что вам удалось живым и почти невредимым, если не считать пары пустячных царапин, выбраться из захваченного людьми Эрвина дворца, потом избежав засады и несколько раз уйдя от преследователей, это и есть удача, - заметил Маркус. - Лорды видят это, и сейчас готовы поддержать вас, конечно, не только из большой любви к государю.
  -- Демон с ними, - сквозь зубы процедил король. - Хотят получить земли, так пускай подавятся ими, жадные твари! - Он возмущенно всплеснул руками: - Никто во всем королевстве, кажется, уже не помнит, что есть честь и преданность. Ну да ладно, если нужно их купить, да будет так. И какими силами мы будем располагать в итоге?
   Эйтор взглянул на молча пожиравшего государя взглядом Грефуса. Рыцарь был как раз тем, кто сейчас требовался королю. Не особо сообразительный, простодушный, чуждый интриг, но зато отличный боец и неплохой командир, он мог пользоваться доверием владыки. Жаль, подумал Эйтор, что в схватке с проклятыми варварами так глупо и, по большему счету, бесполезно, пал Фергус. Вот уж в ком у короля не было сомнений, так это в одноглазом ветеране. Но лорд Фергус уже в ином мире, и придется рассчитывать только на тех, кто рядом.
  -- Сейчас под вашим началом, как я говорил, пять сотен всадников, и не менее одиннадцати сотен пеших воинов, сир, - не раздумывая, сообщил Грефус. - Большая часть из них - дружинники лордов и рыцарей, опытные бойцы. Также хватает и наемников. Крестьян-ополченцев немного, сотни две или чуть больше.
   Названная цифра впечатляла. Конечно, этот мир прежде видел армии в сотни, в тысячи раз более многочисленные, но для того, чтобы вернуть себе престол, Эйтору должно было хватить и этого.
  -- От ополченцев все равно мало пользы в бою, - отмахнулся король. - Слишком слабая дисциплина, и оружием многие из них почти не владеют. Лучше собрать побольше наемников. Казну наполнить не так трудно, будучи правителем, нежели, став изгнанником, сохранить на плечах собственную голову.
  -- Если в ближайшие дни к нам присоединятся те лорды, что заявили о своей преданности Вашему величеству, то войско увеличится еще примерно на три сотни всадников и не менее чем на пять сотен пеших воинов, - продолжил, не смутившись тем, что его прервали, Грефус. - Но, думаю, это и все, на что мы можем рассчитывать.
  -- Это, конечно, неплохо, но мало знать численность своей армии, - заметил Маркус. - Чем располагает Эрвин?
   Этот вопрос тоже не поставил Грефуса в тупик. Не слишком сообразительный в придворной жизни, рыцарь был все же не последним полководцем, пусть его опыт ограничивался несколькими незначительными победами над отрядами наемников, являвшимися, порой с запада, да над дружиной одного гардского князя, вторгшегося пару лет назад.
  -- Насколько известно, сейчас под рукой вашего двоюродного брата, мой господин, не менее трех сотен всадников, а также почти тысяча пехотинцев, это силы примкнувших к мятежнику лордов, - уточнил Грефус. - Но известно, что из Келота на помощь Эрвину также движется приличный отряд наемников. Они уже пересекли границу, и идут на Фальхейн, где назначен сбор всей армии самозванца. В ближайшие дни к нему присоединятся еще две или три сотни конных воинов, и не менее пятисот пехотинцев, в основном это арбалетчики.
  -- Келотские арбалетчики славятся своим мастерством, - как бы невзначай заметил старый лорд, как всегда, сидевший в глубоком удобном кресле, катая в руках тонкостенный кубок с молодым вином.
  -- Братец подстраховался, на случай, если верность лордов окажется преувеличенной им же, - понимающе кивнул Эйтор. - Да, семьсот наемников - это внушительная сила. Они отлично вооружены, и неплохо обучены. В особенности, пехота, - произнес король. - Ты прав, Маркус, и пятьсот арбалетчиков и без поддержки рыцарских дружинников могут одержать победу. А лорды, предавшие меня, будут смирными, как овечки, ведь в случае каких-либо разногласий в стане мятежников ни о каком единодушии среди них и речи быть не может, а вольные отряды в любом случае будут на стороне Эрвина. Что ж, - вздохнул Эйтор. - Наши силы примерно равны, и это уж неплохо. Хотя, конечно, если сравнивать ту пехоту, которую привели дворяне, и наемников, то преимущество все же на стороне наших врагов.
  -- Все же я не стал бы так смело говорить о равенстве сил, - с сомнением произнес лорд Маркус. - Уж не забыл ли ты, мальчик мой, что на стороне Эрвина сражается боевой маг? Слухи расходятся быстро, и даже в нашем дремучем краю кое-что известно.
  -- Но маг есть и у нас, - напомнил король. - Рупрехт успел продемонстрировать мне свое мастерство, и я думаю, они с тем колдуном, который служит моему братцу, вполне стоят друг друга. Так что я все же прав, и силы наши равны.
   Марукс лишь развел руками, не желая спорить с государем, но сомнения не покинули его. Вся эта история с бродячим чародеем казалась старому хитрецу невероятно подозрительной, и он втайне осуждал слепую веру Эйтора странному волшебнику, кажется, даже не называвшему своего подлинного имени. И все же сейчас решал вовсе не он, лорд Маркус, но король Эйтор, и с этим можно было только смириться.
  -- Но есть еще одна трудность, мой король, - произнес Грефус, и Эйтор, чувствуя неладное, пристально взглянул на него:
  -- Что такое? Ну же, мой верный рыцарь, - поторопил воина король. - Рассказывай, что еще за новая напасть.
  -- Горцы, государь, - пророкотал рыцарь. - Час назад с восточной границы прибыл гонец со срочным посланием. Кланы собрали армию, и выступили на запад. Они признали Эрвина законным наследником, и намерены поддержать его.
  -- Будь я проклят, - застонал король Эйтор. За последние дни это была самая худшая весть, и настроение государя мгновенно испортилось. Теперь победа, и прежде весьма сомнительная, и вовсе стала казаться недосягаемой. - И сколько их, горцев?
  -- Не менее тысячи воинов, - поспешно сообщил Грефус, чувствуя перемены в своем господине, и страдая от того, что не может облегчить его горе. - Но, наверняка, это еще не все. Кланы способны привести на поле боя шесть или семь тысяч бойцов.
  -- Если Эрвин соединится с горцами, нам нечего и пытаться разбить его, - вкрадчиво произнес Маркус. - Проще будет сейчас же бежать прочь из Альфиона, и не лить понапрасну кровь простых воинов.
   Эйтор задумался, взвешивая все услышанное. Что ж, сейчас шансы на победу есть, и немалые. Силы почти равны, и можно дать бой. Конечно, лучше иметь превосходство в числе, желательно, двукратное, но все равно пока еще надежда есть. Но появление горцев мгновенно сместит равновесие, и тогда, Маркус, как ни горько признавать это, был совершенно справедлив, лучше и не пытаться вернуть трон.
   Тысяча горских воинов, пусть это и была лишь легкая пехота, вооруженная дротиками и луками, являлась серьезной силой, и нельзя было не считаться с ней. Но все же пока была возможность победить, и следовало действовать немедленно. В голове короля постепенно начал проступать из пустоты план. Корона досталась ему ценой немалого риска и определенных усилий, и расставаться с ней просто так, даже не попытавшись вернуть трон, он не желал.
   Ну а что до крови и смертей, то при мысли о необходимости послать в бой, на верную гибель, сотни воинов, Эйтор не испытывал особенных мук совести. Эти люди сами избрали ремесло воинов, и знают, что их ждет.
  -- Что ж, господа, в свете всего, что вы мне сообщили, остается только один выход, - решительно молвил король. - Необходимо как можно быстрее стянуть в кулак все силы, которые есть поблизости, не дожидаясь, пока сюда дойдут отряды из северных пределов, и немедленно атаковать войско Эрвина. Как скоро к моему братцу могут присоединиться войска Кланов?
  -- Сир, - Грефус прочистил горло. - Полагаю, дня три или четыре у нас есть, сир. Вы же знаете, олгалорские горцы всегда совершают переходы налегке, добывая провиант по пути, разграбляя все селения, и могут оказаться на месте намного быстрее, чем наши воины.
  -- Верно, - поддакнул и Маркус. - Противника все же лучше переоценить, нежели относиться к нему с презрением. Это основа основ тактики.
  -- Значит, следует поспешить, - кивнул Эйтор. - Мы разгромим наших врагов поодиночке, не позволив им объединить силы. Но, учитывая, что горцы действительно могут появиться здесь раньше, чем мы предполагаем, необходимо послать наперерез им хотя бы небольшой отряд. Следует хотя бы на день задержать армию Кланов, и тогда, судари мои, мы получим шанс завершить эту войну быстро и сравнительно малой кровью. Думается, смерть или пленение Эрвина заставят Кланы выйти из войны, ведь поддерживать им будет некого.
  -- Позволь мне, государь, разделаться с горцами, - сверкая глазами, пробасил лорд Грефус. Ему было тесно и тяжко в стенах замка, и воин рвался в битву, неважно с кем. - Я уничтожу грязных выродков, надолго отобью у них желание переступать границу королевства!
  -- Твое рвение похвально, - кивнул король. - Но ты нужен мне здесь, Грефус. Олгалорцы - ничто, просто досадная помеха. У нас есть иной враг, много более опасный, вот с ним ты и станешь сражаться, против него обратишь свой гнев и все свое мастерство воина.
  -- Но и про варваров забывать нельзя, - кряхтя, произнес лорд Маркус. - Или ты столь уверен в себе, государь, что намереваешься разгромить войско твоего брата в единственном сражении?
  -- Нет, - помотал головой Эйтор. - Хоть к этому я стремлюсь всей душой. Что же до Кланов, то у меня на примете есть один храбрец, которому вполне по силам такая задача. Заодно он еще раз докажет мне свою верность.
   Маркус и Грефус с неподдельным интересом воззрились на короля. И когда Эйтор, улыбаясь, произнес имя, оба они понимающе кивнули. Да, тот, о ком вспомнил правитель Альфиона, был вполне достойным такой миссии.
  -- Он явился сюда, чтобы служить мне, так пусть и послужит сейчас, - решил король. - Этот воин уже проявил себя, как искусный боец, а сейчас ему придется показать, насколько хорошо он умеет командовать армиями. Думаю, ему по силам будет одолеть такого противника. Придется расстаться с частью воинов, ну да уж тут ничего не поделаешь, - развел руками Эйтор. - Войско Кланов даже не обязательно уничтожать до последнего человека, хватит с них и пары сотен мертвецов, так что, если повезет, наши люди вернутся прежде, чем мы встретимся с самим Эрвином.
  -- Решение верное, государь, - покорно кивнул лорд Грефус. - Но, если ты не против, я отправлю с ним своего капитана. Улферт - опытный боец, он позаботится, чтобы все было в порядке, и наши воины не гибли напрасно.
   Король не возражал, и несколько минут спустя вызванный в покои лорда Маркуса слуга кинулся на поиски нужного человека, спеша передать ему волю владыки. Война начиналась уже сейчас.
  
   Все, буквально все в эти дни были заняты делом. Воины оттачивали свое мастерство, до седьмого пота упражняясь на плацу. Кузнецы, не помня об отдыхе, чинили оружие, подковывали боевых коней, словом, делали все, чтобы войско в походе не ведало забот. И, наконец, предводители мало-помалу собравшейся армии строили планы, приближая тем самым будущую победу, или, хотя бы, делая ее более реальной. Но были двое, которые оказались, не всегда по собственной воле, в стороне от этой размеренной суеты.
   Маг, что называл себя Рупрехтом, а также эльф Эвиар, воин из далекого И'Лиара, в какой-то мере ощущали себя изгоями, будучи предоставлены все последние дни самим себе. В какой-то мере они сами хотели этого, и чародей, о котором все же иногда вспоминали, и Перворожденный, решивший не дразнить понапрасну людей. И все же со временем ими овладела скука.
   Рупрехт пару раз порывался, было, появиться на совете, но вспоминал, что сам отказался участвовать в обсуждении планов, и оставался на месте. Эвиар тоже мог принять участие в тренировках, показав, к примру, свое мастерство в стрельбе из лука, но счел такое времяпрепровождение ниже своего достоинства. И не было ничего удивительного, что оба они, и эльф, и человек, коротали дни в обществе друг друга. А все их разговоры почему-то вращались вокруг одной и тоже вещи, о которой кроме этих двоих во всем замке, более того, во всем Альфионе знало лишь несколько человек.
  -- Ваш Улиар был гением, - говорил порой Рупрехт. - Не зря нарекли его величайшим чародеем народа Перворожденных. Вывести на поле боя не армию обычных бойцов, вооруженных мечами и луками, а войско чародеев, каково!
   Чародей, растеряв весь налет таинственности, жевал кусок сыра, и потому говорил не вполне четко. Рупрехту и Эвиару отвели весьма тесную каморку, которая служил спутникам короля и спальней, и трапезной и еще много чем. С жильем в замке с некоторых пор вообще было непросто. Если обычные воины, пусть даже и наемники, вполне довольствовались шатрами и кожаными палатками, то рыцарям, неважно, явившимся пред очи государя во главе целого войска, личной дружины, или в одиночестве, подобало отвести покои в самой цитадели. Для нищего дворянин, у которого кроме коня да меча за душой больше и нет ничего, великой честью будет жить под одной крышей с самим королем, есть с одного стола, и Эйтор, всеми силами пытавшийся укрепить верность своих бойцов, не забывал об этом.
   В прочем, ни волшебник, ни его попутчик, даже не думали обижаться на то, что действительно удобные комнаты предоставили вовсе не им. И эльф, и маг уже успели привлечь к себе излишнее внимание досужей публики, которой в замке лорда Маркуса оказалось весьма много, и ни тот, ни другой не стремились слишком часто попадаться на глаза кому б то ни было. Поэтому их вполне устроила тесная комната в одной из пристроек, примыкавших к цитадели-донжону. Там они и проводили большую часть дня, развлекаясь долгими беседами.
  -- Если бы Улиару удалось завершить задуманное, Империи людей не поздоровилось бы, - подхватил с затаенным злорадством Эвиар. Пожалуй, сам он ничего не имел против людей, но все же юношеский задор требовал, чтобы сила оказывалась на стороне своих, а не врагов. - Наши чародеи, каждый имея Линзу, смели бы с лица земли легионы в мгновение ока. Улиару помешали люди.
   Линза, таинственный предмет, творение разума великого чародея древности давно уже завладела помыслами и мага-человека, и воина-эльфа. Артефакт, природа которого была неизвестна ни прежде, ни теперь, мог. Словно обыкновенная линза, преломлять чародейскую силу, увеличивая мощь творимых заклятий тысячекратно. Это было оружие, равного которому мир не знал, и сейчас оно явилось из небытия.
  -- Быть может, - задумчиво пробормотал Рупрехт. - Быть может. Но, вполне возможно, он сам не пожелал завешать начатое дело, поняв, что именно сотворил. Все, что ни происходит в нашем мире, подчинено некой высшей логике. Прежде эльфы правил всеми землями, известными ныне, но век их прошел. Появились люди, и завоевали часть мира. Возможно, так и должно было произойти, а жажда ваших правителей вернуть владения предков противоестественна, и сама природа противится ей. История развивается не по кругу, но по спирали, и ничто не должно повторяться дважды. И такой мудрец, как Улиар, должен был понимать это.
  -- А стремление людей уничтожить все народы, отличные от вас, разве это есть проявление справедливости? - горячо воскликнул Эвиар. - Твои родичи, словно одержимые, выжигали, выкорчевывали наши леса, крушили скальные цитадели гномов, а более слабые народы, гоблинов, например, или троллей, давно уже извели под корень. Они, точно гиены, готовы бросаться на все, что видят, не боясь подавиться слишком большим куском.
  -- Не нам судить наших предков, - человек, не желая спорить, в ответ лишь пожал плечами. - И уж тем паче не дано нам с тобой постичь замысел Творца. Но то, что в наших силах, должно быть исполнено. В прочем, если ты вспомнишь, как распорядился своим трофеем Ардалус, то, быть может, не станешь так фанатично считать весь мой род кровожадными монстрами.
   Эльф смутился. Чародей Ардалус, человек, завладев самым совершенным и мощным оружием, не обратил его против своих создателей, хотя мог бы сделать это. В ту давнюю пору легионы Империи людей раз за разом громили войско эльфов, и победа уже была близка. Именно потому разум Перворожденных, предчувствовавших скорую гибель, но страшившихся ее, и рождал самые невероятные идеи. И лучшей из них был замысел Улиара. Однако эльфийский маг погиб, но, словно такова была цена его смерти, удача вскоре отвернулась от людей, и лесные крепости Дивного Народа в тот раз устояли.
  -- Между прочим, не известно, от чьей руки пал Улиар, - заметил Рупрехт. - Возможно, его сразил Ардалус, в тот миг действительно жаждавший завладеть Линзой и применить ее против самих эльфов, но я слышал, что ваш чародей мог стать и жертвой своих собратьев. Завершив свое творение, но понял, что ошибся, но кое-кто считал иначе, решив избавиться от сомневающегося.
  -- Ложь, - помотал головой Эвиар. - Такого просто не могло быть! - В голосе юного воина слышалось искреннее возмущение: - Никогда эльф не погибал от руки эльфа, тем более в тот час, когда на счету каждый боец, каждый маг.
  -- Как знать, как знать, - усмехнулся человек. - В те времена очень многие пытались спасти мир от катастрофы, вольно или невольно. И Улиар, и Ардалус познав в полной мере возможности Линзы, без принуждения решали, что ей не место на нашей земле. Они видели друг в друге врагов, несомненно, но все их действия оказались подчинены одной цели. И в этом есть знак, что вновь человек и эльф объединились для свершения такой же миссии. И, поверь, если мы не справимся, вскоре не только Альфион, но и весь мир окажется ввергнут в хаос войны. Тот, кто сейчас владеет Линзой, безумен, он жаждет власти, а ее никогда не бывает слишком много.
  -- Да пусть хоть все люди сгинут, - фыркнул Эвиар, уставившись на поглощавшего скромный завтрак чародея. - До этого мне дела нет. Только ваша порода способна посвятить всю свою жизнь истреблению себе подобных. Никто, даже презренные гномы, никогда не истребляли собственных родичей с таким исступлением.
  -- Разве, - хмыкнул Рупрехт, после того, как наполовину опорожнил кувшин с пивом, поданный молчаливыми неприметными слугами. - А орки? Кажется, с ними вы мирно так и не смогли разойтись?
  -- Возможно, - мрачно буркнул Эвиар, ощутивший в этот миг досаду. Он все время забывал, что этот человек знает очень многое из сокровенных тайн Перворожденных. - Но в тот раз мои предки не могли поступить иначе. Слишком велика была угроза, исходившая от людей, и для того, чтобы уцелеть, кто-то должен был поступиться частью своей свободы. Те, кто ныне называет себя эльфами, избрали Короля, приняли его власть, ибо только в ней был залог спасения. А орки предпочли сохранить обычаи, счет которым ведется с самого появления нашего народа. Да, все обернулось войной, но война эта была первой и единственной в нашей истории, - твердо произнес лучник. - И если бы не это, если бы мы не стали живым щитом, еще неизвестно, какая участь постигла бы орков.
  -- Но коль ты так ненавидишь людей, зачем же ты здесь? - вдруг спросил Рупрехт.
  -- То, что создано руками Перворожденного, не может быть осквернено прикосновением человека, - упрямо вымолвил Эвиар. - Я здесь, чтобы вернуть наследие предков.
  -- А если я завладею им, ты будешь биться и со мной тоже, раз уж я человек, и, значит, недостоин хоть на миг овладеть Линзой?
   От этого вопроса эльф вздрогнул. Эвиару показалось, что Рупрехт сейчас читает его мысли. Воин давно уже решил, что никогда не подставит чародею спину. Пусть сейчас человек казался другом, власть действительно может изменить до неузнаваемости, и никому не ведомо, чего пожелает странный бродяга, когда в его руках окажется Линза Улиара.
  -- Ты так много рассуждаешь об искушении власти, - медленно, осторожно подбирая слова, промолвил в ответ Эвиар. - И я надеюсь, ты сможешь держать в узде свои чувства и желания. Во всяком случае, для нас обоих так будет лучше, - многозначительно добавил он.
   Рупрехт усмехнулся. Не нужно быть магом, чтобы понять сомнения, терзавшие эльфийского воина. Всюду мерещится измена, каждый встречный может оказаться врагом, и, нужно сказать, Эвиар едва ли сильно преувеличивал опасность. Но чародей ничего не ответил, не считая нужным ни успокаивать своего товарища, ни ввергать его в еще большие душевные муки. А время, как обычно, все расставит по своим местам.
  
   Время действительно шло. Ожидание становилось все более утомительным с каждым новым днем, и воины, жаждавшие боя, роптали, укоряя - не в лицо, разумеется, - самого короля Эйтора в нерешительности. Любой из них был готов с той армией, что стекалась под стены родового замка лорда Маркуса, покорить не только Альфион, но и все земли вплоть до Побережья. Однако государь медлил, и это не могло не сказаться на боевом духе солдат. Это понимал и сам Эйтор, и его советники.
  -- Воины недовольны, государь, - докладывал королю лорд Грефус. - Кое-кто уже упрекает вас в малодушии. Да и мне, признаться, не по нраву такое промедление. Сейчас у нас достаточно сил, чтобы всерьез рассчитывать на победу, но если ждать и дальше, некоторые рыцари могут оставить вас, просто разуверившись в вашей, сир, решимости.
   Эйтор, сидевший на импровизированном троне, простом кресле с высокой резной спинкой, бросил на своего полководца недовольный взгляд, но промолчал. Он и сам понимал, что скоплено немало сил, и пора начинать действовать. Но король до дрожи, до холодного пота боялся проиграть эту войну, и потому никак не мог решиться. Всего несколько слов - и армия стальным потоком хлынет на врага, но именно эти слова Эйтор и не мог произнести, ведь потом пути назад уже не будет.
  -- Пора, мой господин, - вторил Грефусу и прозванный Одноухим Лисом старик-лорд. - Состязаться с Эрвином в числе воинов нет смысла. Нужно наступать, и немедленно. Сейчас силы наши примерно равны, а это означает, что тот обреете больше шансов на победу, кто будет действовать, навязав противнику свою волю, заставив поступать, как выгодно себе. И если мы еще станем ждать, враг сам явится сюда, взяв замок в осаду. Прихвостни Эрвина и горцы общими усилиями сокрушат нас, измотают, возьмут измором.
   Возможно, Маркус и прослыл хитрецом и интриганом, но он был умен, многое узнав и осмыслив за свою долгую жизнь. И то, что давно уже лорд не вел лично в бой свою дружину, не означало, что он был вовсе не сведущ в военном искусстве. И с этим соглашался сам Эйтор.
  -- Почти всегда побеждает тот, кто ударит первым, - медленно, словно нехотя, произнес поежившийся под требовательными взглядами соратников король. - Так было, есть и будет, а немногие исключения делают правило лишь более незыблемым. Что ж, - вздохнул государь, - видимо, час пробил. - И, сдержав обреченный вздох, насколько мог твердо, произнес, взглянув в глаза лорду Грефусу: - Передайте приказ всем отрядам. Выступаем завтра на рассвете.
   Грефус кивнул, мотнув взлохмаченной головой. А спустя считанные минуты долгожданная весть разлетелась по всему лагерю, людскому морю, бурлившему под высокими стенами замка. И напряженное выражение на лицах воинов сменялось радостью.
  -- Выступаем, - сверкая глазами, говорили в этот вечер друг другу все, и рыцари, и простые солдаты, и даже слуги, которым точно не суждено было покинуть обиталище лорда Маркуса. - Выступаем! В бой, на Фальхейн!
   Никто не тешил себя верой в собственное бессмертие. Взяв в руки оружие, каждый понимал, что рано или поздно падет в кровавой сече, но те, кто избрал путь воина, кот сделал битву своим ремеслом, смирились с этим. Прошлое было мертво, в будущем каждого из них ждала неизвестность, и все эти суровые люди, ветераны, для которых хрипы раненых были милее любой песни, спешили жить настоящим.
   А потому с наступлением сумерек ярче обычного разгорелись костры, зазвучали песни, кто-то раздобыл вино, спеша распить его со старыми товарищами или новыми приятелям. И, глядя на веселье с высоты донжона, впервые в этот миг король Эйтор поверил в свою победу, перестав терзаться сомнениями, отринув, наконец, неуверенность. Он вернет себе престол, войдет в столицу победителем, и весь Альфион склонится пред своим государем. Будет так, и не иначе.
  
   Они не были родней, но лишь назывались так. Кровь, что текла в их жилах, принадлежала разным людям. Но было в них нечто, что роднило из сильнее общих предков - власть. Один был обречен на власть, на то, чтобы повелевать державой, и вырос с этой уверенностью в своей исключительности. Но он был лишен того, что наследовал по праву рождения, был унижен тем, от кого не ожидал этого.
   Второй с самого рождения знал, что его уделом будет лишь подчиняться, но не смирился с этим, также возжелав власти. Жажда, точившая его с детских лет, и становившаяся все сильнее, нестерпимее с каждым днем, не могла обернуться ничего хорошим, но все решил случай. И тот, кто прежде даже не помышлял о том, чтобы править, стал владыкой целой страны. Они были разными, но оба оказались пронизаны желанием править, а потому именно в тот день и час, когда король Эйтор, изгнанник, лишившийся власти в одну короткую ночь, собрав волю в кулак, приказал готовиться к войне, его названный брат, принц Эрвин, тоже созвал своих командиров, самых преданных воинов, верных слуг.
   Тот, кто уже почти стал владыкой Альфиона, вернув наследие отца, встретил офицеров в тронном зале, как истинный правитель. Вот только королевский венец покоился не на его челе, но рядом, на бархатной подушке, ибо еще был жив тот, кто, путь неправедным путем, но законно, стал владельцем короны. И также не смел Эрвин даже прикасаться к трону, тускло сверкавшему золотом в дальней части зала. Все это, несмотря на права рождения, принадлежало пока вовсе не ему, а Эйтору, ибо тот был возведен на престол с соблюдением всех обычаев, став правителем державы по воле прежнего короля, а это тоже кое-что значило. Но пришла пора расставить все на свои места, и принц жаждал скорее покончить со всеми проблемами, став, наконец, тем, кем был с самого рождения.
  -- Его милость, лорд Кайлус! - возопил герольд, и названный им нобиль величественно и уверенно ступил под своды зала, почтительно поклонившись неподвижному и бесстрастному принцу.
   Слуга зычно выкрикивал все новые имена, порой сопровождавшиеся титулами, и следом за лордом входили иные союзники Эрвина, рыцари, наемники, все, кто был готов сейчас пролить за вернувшегося из небытия наследника королевства кровь, рискнув и своими жизнями ради его величия. Все они были вооружены, хотя обычно являться к королю с клинками запрещалось. Но сейчас Эрвина приветствовали не покорные холопы, а воины, и меч подчеркивал особый статус каждого из них.
  -- Мои верные слуги, - Эрвин обвел взглядом молча смотревших на него людей. Все они вне зависимости от происхождения или титула были сегодня необычайно серьезны, предчувствуя скорые перемены. - Братья-рыцари и доблестные солдаты удачи, откликнувшиеся на мой зов, я, принц Эрвин, наследник Альфиона, приветствую вас в доме моих предков. Вы здесь, дабы услышать сейчас мою волю. Час настал, друзья!
   Вдоль стен выстроились, будто на строевом смотре, лорды и простые рыцари, те, кто принял сторону законного наследника альфионского трона. И первым стоял сам лорд Кайлус, самый преданный соратник принца Эрвина. Как и все здесь, он был собран и молчалив, словно явился не во дворец, а в храм Бога.
   Чуть поодаль, ближе к дверям, собрались капитаны наемных отрядов. Будучи нередко людьми самого низкого происхождения, они не лезли вперед, предоставляя благородным мелькать перед очами всесильных владык. Но наемники ничуть не уступали даже самым знатным лордам надменностью и уверенностью в себе, намного превосходя их пышностью одежд. В глазах пестрело от золотого шитья и самоцветов, осыпавших кафтаны и камзолы кондотьеров, демонстрировавших всем свое богатство, а, значит, доблесть и удачу. И, право же, никто не усомнился в этой их привилегии, разве что рыцари порой бросали на солдат удачи презрительные взгляды, не осмеливаясь, однако, открыто выказывать свою неприязнь. Там, среди наемников, заняв почетное место по правую руку от государя Альфина, стоял, внимая каждому слову будущего короля, и Счастливчик Джоберто, одним из первых явившийся в Фальхейн.
   А еще здесь были настоящие варвары. Полдюжины олгалорских горцев, против воли жавшиеся к дверям, и старавшиеся держаться подальше и от благородных господ, и от наемников, исподлобья взирали на короля. В прочем, несмотря на вполне дикарский облик, заплетенные во множество тонких косичек пронзительно-рыжие гривы, домотканые рубахи, кожаные штаны и безрукавки из волчьих шкур, эти гости держались весьма уверенно. Они явились в Фальхейн, дабы засвидетельствовать верность Кланов, уже собравших войско, истинному правителю, и принц Эрвин принял их со всем почтением.
   Наследник альфионского престола знал, что движимые пусть странными, но непреложными законами своей варварской чести горцы предадут его последними, намного позже, чем это сделают польстившиеся на золото из королевской казны наемники, и уж тем более, знать Альфиона, легко забывающая любые вассальные клятвы. Раз они уже изменили, объявив Эйтора, которому прежде присягали на верность, узурпатором. И никто не мог бы гарантировать, что все эти лорды и рыцари не предадут вновь, почуяв, что удача отворачивается от Эрвина.
   Они были разными, те, кто теперь молча, чувствуя нарастающее напряжение, внимал принцу. Кому-то повезло родиться под сводами древнего замка, а кто-то появился на свет в убогой лачуге или хижине какого-нибудь варварского племени. Но сейчас все они испытывали одни и те же чувства - невольную робость перед могучим правителем, и трепет, становившийся все более заметным с каждым мгновением ожидания.
  -- Узурпатор Эйтор, не желая смириться с поражением, обманом привлек на свою сторону многих рыцарей и даже благородных лордов, собрав армию, с которой хочет вернуть то, что не принадлежит ему, - величественно и размеренно бросал, точно чеканил, слова в источавшую настороженность и ожидание толпу Эрвин. - Безумец жаждет разжечь пламя войны. Он готов уничтожить Альфион, нежели уступить престол законному наследнику, и я не могу допустить этого. Настала пора рассудить, кому суждено владеть этой землей, и на вас я надеюсь в этом, на тех доблестных воинов, что отвергли власть захватчика, признав истинного владыку.
   Принц, расправив плечи, приосанившись, стоял на возвышении в конце зала, возле трона, сесть на который пока не пытался, показывая каждому, кто был готов видеть, что свято чтит заветы предков, говоривших, что в Альфионе должен быть только один государь. Рано или поздно голова Эйтора будет красоваться над воротами Фальхейна, и тогда под заунывные молитвы жрецов Семурга, призывающих на нового владыку справедливость Судии, на чело принца возложат корону. Но сейчас этот желанный миг был еще далеко, да и не очень-то стремился к нему Эрвин. Лорды, признавшие своего принца, сами жаждали только власти, и искренне верили, что сын Хальвина вернулся в Альфион, также движимые жаждой ее. Вот только на самом деле Эрвином двигала лишь месть.
   По левую руку от Эрвина расположился, уставившись поверх моря голов, верный Витар. Воин старался сохранять неподвижность, перебарывая все не спадавшее желание вновь и вновь касаться искусно сделанного протеза, заменившего ему левую руку до самого локтя. Мастера постарались на славу, использовав всего-навсего обычную латную перчатку, и воин, упражняясь целыми днями, уже не так остро ощущал собственную ущербность, наловчившись орудовать этой железкой почти так же хорошо, что и живой плотью.
   А справа от принца стоял, скользя взглядом по лицам собравшихся в зале нобилей и обычных наемников, ни кто иной, как чародей Кратус. Молва об этом могучем и беспощадном маге уже разошлась едва ли не по всему королевству, и тот, на кого смотрел колдун, невольно пытался отступить, спрятавшись за чужими спинами, такого презрения был исполнен взгляд волшебника. Каждый знал, что таинственный чародей, во исполнение неведомой клятвы служивший Эрвину, щелчком пальцев уничтожил целый отряд, несколько сотен воинов, и не сомневался, что уж единственного человека, пусть и трижды благородного, маг раздавит, даже не заметив.
   Чародей чувствовал исходящий от толпы страх, и едва сдерживал издевательский смех. Все эти гордые наемники, готовые лопнуть от осознания собственного величия лорды, напыщенные рыцари боялись его больше, чем смерти, и это горячило кровь.
   Маг, как всегда, был одет подчеркнуто скромно, словно для того, чтобы нарочно выделиться среди разряженных в пух и прах нобилей. А на голове Кратуса мерцал, заставляя даже надменных лордов заворожено следить за игрой света на многочисленных гранях, хрустальный обруч, залог силы чародея и победы его господина.
  -- Наши силы велики, воины полны готовности идти в бой, во славу истинного короля и королевства. - Слова Эрвина гулким эхом разносились под сводами тронного зала. - И я повелеваю вам готовить войска к бою. Завтра на рассвете мы покинем столицу, дабы уничтожить мятежников, положив конец раздору, охватившему великий АЛьфион. Я говорю вам, мои верные слуги, - грядет битва, и тот, кто будет верен мне до конца, обреете власть и почет, о каких прежде не мог и помыслить. Мы уничтожим врага, вернув мир королевству. Мы победим!
   Никто не ведал, сколь тяжело далось это решение принцу, скольких бессонных ночей оно стоило ему. Каждый день прибывали все новые и новые отряды, порой насчитывавшие всего по полудюжине человек. Армия росла, но этого казалось мало тому, кто желал покончить со всеми врагами одним ударом. Ощутив вдруг давно позабытую неуверенность, Эрвин все никак не мог решиться, терпеливо ожидая, пока подтянутся запаздывающие отряды. Казалось, он был готов ждать и единственного человека. Но не всем была по нраву такая осторожность, и в окружении могучего и своенравного владыки нашлись смельчаки, сказавшие это ему в лицо.
  -- Чем дольше мы ждем, тем меньше у нас будет союзников, - горячо втолковывал своему воспитаннику лорд Кайлус, взявший на себя роль советника и помощника при новом правителе. - Ходят слухи, что кое-кто из недавно явившихся в Фальхейн рыцарей уже готов увести свои дружины обратно, усомнившись в твоей, господин, готовности довести начатое дело до конца. Все верно, ты хочешь собрать в кулак как можно больше воинов, чтобы покончить с врагом раз и навсегда, но твои намерения вовсе не так однозначны, и многие могут решить, что ты просто боишься.
  -- Боюсь? - гневно вопросил Эрвин. - Будь я проклят, если этот так!
  -- Прости, господин, - обратил на себя внимание и верный Витар, ни на шаг не отходивший от принца. - Но это так. Враг копит силы, а мы стоим на месте. Солдаты ропщут. Они жаждали добычи и славы, но в ожидании проходит день за днем, а наша армия так и остается в Фальхейне.
   Эрвин презрительно поморщился - воины устали ждать, каково? Он, сын Хальвина, наследник Альфиона, ждал двадцать три года, а этот сброд, только и готовый грабить и насиловать, не может вытерпеть еще несколько дней. И все же в словах Витара, а равно и лорда Кайлуса, был свой резон, и не следовало отмахиваться от них сразу же.
  -- Ты знаешь, господин, в далеких землях, что лежат на юге, есть такой обычай - извлеченный из ножен клинок не может вернуться в них, не испробовав крови врага, - продолжал между тем Витар. Он был, пожалуй, единственным, кого Эрвин мог выслушать до конца, и единственным, кто совершено не страшился припадков безумия, в последнее время все чаще посещавших принца. - Так и здесь, если войско собрано, его должно послать в бой. Негоже, если ваш названный брат первым перейдет в наступление, окончательно оправившись от испуга. Надо атаковать, пока они только собираются с мыслями. У нас не просто много воинов, но это еще и опытные бойцы, каких немного в АЛьфионе. Одни келотцы, прошедшие в своей земле огонь и воду, чего стоят! Решайтесь, господин, прошу! Ждать больше нет сил. Готовность воинов уже не столь велика, как поначалу.
   Здесь и Кайлус, интриган, сведущий в высоком искусстве стратегии, и просто рубака Витар, были, несомненно, правы, и Эрвин не мог не признать это. Однако любое промедление было на руку Эйтору и его союзникам, и принцу не оставалось ничего иного, кроме как отдать, наконец, самый важный приказ. И вот этот миг настал, и в скованном тишиной тронном зале гулко раздавались слова того, кто искренне верил, что только он один имеет право владеть всеми землями Альфиона.
  -- Мы пресечем Стейлу ниже по течению, - приказал Эрвин, бросая слова в молчаливую толпу. - Олгалорские Кланы уже собрали войско, и мы, соединившись с горцами, вторгнемся во владения лорда Маркуса, предателя короны, в замке которого ныне и укрывается узурпатор Эйтор. Наших сил сейчас вполне достаточно для быстрой победы, ибо долгая война, кто бы ни одержал в ней верх, станет гибелью для королевства.
   Разношерстная публика слушала принца, словно завороженная, улавливая каждое слово. И любой в этот миг мог бы согласиться с последним доводом Эрвина. Затяжная война истощит государство, и Альфион из уважаемой, пусть и не самой могущественной на севере державы превратится просто в легкую добычу. К тому же каждому лорду, последнему рыцарю хотелось получить в награду от будущего владыки не пепелище и вытоптанные поля, а целые села и плодородные пашни, а это было возможно лишь в том случае, если уделы, принадлежащие подрежавшей Эйтора знати, поменяют своих хозяев как можно быстрее. И потому сейчас все, и лорды, и наемники, и даже горцы, тоже кое на что рассчитывавшие после победы, рвались в битву, словно позабыв, что не всякому суждено выйти живым из сражения.
  -- Мы не станем ждать тех, кто еще колеблется, решая, чью сторону принять, как не станем дожидаться и тех, кто просто опаздывает, - непреклонно вещал Эрвин, видя разгорающийся в лазах его слуг, его союзников блеск азарта и алчности. - И всякий, кто осмелится преградить нам путь, да будет уничтожен. Любого, кто откажется поклониться мне, откажется признать меня королем Альфиона, будет убит. И да пребудет на наших клинках справедливость Судии. В бой, мои воины! За Альфион!
   Невесомое эхо, отзвук последних слов, сказанных принцем, еще несколько мгновений бился под сводами зала, а затем тишина взорвалась многоголосым хором.
  -- В бой, - вопили, перекрикивая друг друга, наемники и знатные лорды, надсаживая глотки. - Вперед, к победе! Во славу короля Эрвина! Смерть изменникам! В бой!
   Сейчас все, как один, были охвачены могучим порывом. Каждый из них представлял в этот миг что-то свое - золото, новые земли, звучные титулы, - и каждый был готов следовать за этим могучим воином, средоточием решимости и силы, даже на эшафот.
   А на утро распахнулись южные ворота столицы, и из-за стен на равнину потянулась лязгающая сталью змея, состоящая из сотен, из тысяч чешуек-людей. Войско выступило в поход.
   В первых рядах ехали всадники, сначала рыцари, сопровождаемые своими оруженосцами и сержантами-латниками, затем - наемники, большая часть которых также предпочитала биться верхом. За каждым всадником слуги вели в поводу нескольких сменных коней. Рыцарские дестриеры при всей своей силе и врожденной свирепости уставали очень быстро, а потому на марше всадники передвигались верхом на более выносливых, пусть и не вышедших статью рысаках. Кроме того, несколько вьючных лошадей везли доспехи, оружие, а также всякие припасы, так нужные в дороге и воину, и мирному путнику.
   Выстроившись в колонну, всадники, по трое в ряд, покидали город. Над головами их развевались яркие знамена, и собравшиеся на улицах столицы зеваки без труда узнавали знакомые гербы. В этот день на битву шел цвет рыцарства Альфиона, самые доблестные и знатные воины.
   Следом за конницей маршировала казавшаяся бесчисленной пехота. Гордо вышагивали наемники, арбалетчики и алебардисты, сложившие свое громоздкое оружие, равно как и доспехи, на телеги, и двигавшиеся пока налегке. Вместе с ними шли и простые ополченцы, которых, в прочем, было весьма немного. Из вчерашнего крестьянина невозможно сделать за считанные дни умелого бойца, и потому услышавшие клич вернувшегося в Альфион сына Хальвина рыцари взяли с собой малое число пеших воинов, придирчиво отбирая самых умелых и сильных.
   Пехота все шла и шла, нескончаемым потоком протискиваясь во вдруг переставшие казаться достаточно широкими городские ворота. Со стен за войском наблюдали солдаты немногочисленного гарнизона, оставленного в Фальхейне, дабы блюсти порядок до возвращения принца Эрвина. Сам принц упорно желал забрать этих воинов, всего-то жалкие полторы сотни, с собой, но так и не сумел переспорить рачительного Кайлуса, беспокоившегося о сохранности уже взятой добычи не меньше, чем об окончательно победе над врагом.
   Как раз в тот миг, когда город покинул последний пехотинец, и сквозь проем потянулся громадный обоз, лорд вместе с самим Эрвином наблюдал за марширующими воинами с пригорка, расположенного в полумиле от стен Фальхейна. Принц, несколько самых близких его соратников, верный Витар и еще несколько телохранителей, остановили своих коней на возвышенности, и оттуда во всей красе видели ту армию, которой суждено было вернуть королевство законному владельцу. Они не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться таким редким и внушающим трепет зрелищем. Правда, обычным воинам, долго которых был в том, чтобы хранить своих господ от всякой опасности, было не до пустого созерцания, но уж сам принц и сопровождавшие его рыцари наслаждались всей душой.
   Только один человек хранил полнейшее безразличие, глядя словно бы сквозь шеренги старательно чеканивших шаг воинов - королева Ирейна. Принц не решился оставить юную супругу альфионского короля - самую ценную свою добычу на этот час, если не считать груду камней, что звалась Фальхейном, - в столице, и теперь она вынуждена была следовать за Эрвином, сопровождаемая двумя угрюмыми воинами, не снижавшими мозолистых ладоней с эфесов своих мечей. Смирная пегая кобыла королевы была крепко привязана за узду к седлу одного из ее надсмотрщиков, так что пленнице нечего было даже думать о том, чтобы бежать. В прочем, едва ли кто-нибудь, хоть раз взглянув на нее, решил, что в ее голове еще осталась подобная мысль.
   Однако сейчас взоры сопровождавших Эрвина сановников и рыцарей были обращены отнюдь не к Ирейне. Все уже привыкли, что их господин таскает за собой молчаливую пленницу, точно забавного ручного зверька, и теперь с затаенной гордостью и невольным страхом не отрываясь, следили за тем, как ползет, огибая подножье холма, стальная лента войска.
  -- Какая мощь! - восхищенно произнес Кайлус, глаза которого блестели от восторга. - Мы сметем прихвостней Эйтора в одно мгновение. Прежде Альфион не видел столь многочисленного и опытного войска. Победа будет нашей, и вы, господин, вскоре станете королем!
   А Эрвин, кажется, даже не понимавший, что это с таким восторгом, захлебываясь от возбуждения, пытается втолковать ему Кайлус, холодно взглянул на Ирейну. Не произнося ни слова, королева вздрогнула под этим взглядом, затравлено посмотрев на источавшего волны уверенности и злой силы принца. Она была бледна, точно после долгой болезни, и неестественно прямо держалась в седле. Седло, кстати, было обычным, мужским, и королева сменила пышное платье на скромный охотничий костюм из бордовой кожи, в котором казалась еще более хрупкой, нежели прежде.
  -- Если этот глупец Эйтор проявит хоть немного благоразумия, так и быть, я позволю вам попрощаться, прежде, чем он будет казнен, - бесстрастно вымолвил принц Эрвин, и затем отвернулся, не интересуясь тем, как приняла его страшное обещание пленница.
   Растворились в облаке пыли последние шеренги пехоты, и мимо холма тащились многочисленные телеги. На каждый десяток воинов приходился один воз, груженный всем, начиная от доспехов и вплоть до чистых тряпиц, чтобы перевязывать раны. Вереница повозок протянулась от стен Фальхенйа до самого горизонта. Казалось бы, уж в этом-то зрелище не было ничего величественного, но отчего-то предводители выступившей в поход армии все еще никак не могли опомниться.
  -- Скоро этот город встретит вас, как победителя, господин, - продолжал лорд, обращаясь к хранившему молчание Эрвину. - Мы разобьем Эйтора, сокрушим его войско одним ударом!
   Кайлус говорил еще что-то, но принц почти не слышал его. Он смотрел на озаренные лучами едва поднявшегося над лесом осеннего солнца стены, и гадал, увидит ли их еще когда-нибудь. Пути назад не было, впереди был бой, и Эрвин знал, что обязан выиграть его, действительно въехав в Фальхейн, как триумфатор, или погибнуть. И, право же, его вполне утраивал любой исход.
  

Глава 5 Отблески войны

  
   По равнине, вздымая клубы пыли, нескончаемым потоком шло войско. Живая река, сотни и сотни людей, сильных, полных жизни мужчин, еще весьма молодых, извивалась меж невысоких, будто бы срезанных великанскими ножами холмов. А по левую руку от них точно так же извивалась, сверкая на солнце, словно расплавленное серебро, настоящая река. Стайла здесь была еще не такой полноводной, как дальше на север, где она вбирал а себя воды десятков сбегавших с Олгалорских гор рек и речушек, но и сейчас уже ее отнюдь не везде можно было перейти в брод. В прочем, предводители размеренно и неутомимо двигавшейся по течению Стайлы армии и не пытались пересекать ее. Отделенные от врага даже такой преградой, все, и полководцы, и простые солдаты, чувствовали себя немного увереннее, и не стремились рисковать понапрасну.
   Армия, над которой развевались, хлопая на ветру, красно-белые стяги, с коих грозно щерил могучие клыки разъяренный вепрь, шла на север. Рысили всадники, настороженно вглядывавшиеся вдаль, не сводившие глаз с горизонта. Мерно ступали пешие воины, на время похода расставшиеся с доспехами и оружием, которое за ними везли многочисленные возы. Войско шло к пока еще далекой цели, стольному граду Фальхйену, выпустив во все стороны паутину дозоров. Разведчики, легковооруженная конница, кружили вокруг маршировавших колонн, стремясь обнаружить подбирающегося врага прежде, чем он смоет ударить сам. Но и когда армия останавливалась, когда равнина озарялась кострами, и к небу возносились шпили роскошных шатров, жилищ рыцарей, не привыкших отказывать себе в комфорте даже во время войны, дозорные не успокаивались. И в ночной тьме, и в дождь, и в холод они рыскали всюду, точно оголодавшие волки, но, в отличие от хищников, эти воины не столько искали добычу, сколько стерегли покой своих товарищей. И хотя никто не ожидал обнаружить поблизости не то, что неприятельское войско, но и просто крупный дозор, разведчики и не думали расслабляться, снова и снова седлая на рассвете быстрых скакунов, чтобы раствориться на равнине до самой темноты.
   Войско неудержимо продвигалось вперед, и в первых рядах его шли предводители. Эйтор, все еще считавший себя владыкой Альфиона, пусть даже его власть готова была признать от силы треть королевства, рвался вперед, всей душой желая поскорее увидеть свою столицу, город, который он прежде покинул в великой спешке, и в котором оставался единственный человек, что был ему действительно дорог. Король ехал верхом на могучем буланом жеребце, окруженный многочисленными лордами и рыцарями, теми, кто не нашел в себе силы просто взять и забыть однажды данную присягу, а также телохранителями, готовыми защищать своего государя от любого врага, способными не задумываясь прикончить самого титулованного лорда, если он вздумает умышлять против государя.
   По правую руку от владыки ехал престарелый лорд Маркус, нашедший в себе силы, чтобы взобраться в седло. Порой старику казалось, что он вернулся в прошлое на несколько десятков лет, когда точно так же вел в бой свою дружину, раз за разом повергая ближних и дальних соседей. А теперь, думал лорд, может статься, что он выступил в свой последний поход.
   А слева от государя держался могучий лорд Грефус, тот, кто, собственно, и командовал всей армией, полутора тысячами пеших и конных воинов, сохранивших верность владыке Эйтору. Этого рубаку редко посещали грустные мысли, и сейчас все его существо было направлено на то, чтобы армия прибыла на место битвы как можно быстрее, и, желательно, не потеряв в дороге ни единого бойца. Пока эта задумка вполне получалась, а потому Грефус был вполне бодр и весел, предвкушая, как вскоре вновь окунется в омут яростной битвы.
   В прочем, пока враг, кажется, не собирался давать бой, то самое решающее сражение, которое было призвано определить раз и навсегда судьбу альфионской короны. Вместо вестников, везущих вызов на бой, армию встречали слухи, весьма мрачные и страшные.
  -- В один миг погибли сотни воинов, почти все, кого я привел с севера, - угрюмо, стараясь не выдать зарождающийся где-то в глубине огрубевшей души страх, жаловался королю лорд Грефус. - Отчаянные рубаки, умелее воины, все они стали жертвами черной магии этого выродка, колдуна, что служит самозваному принцу. Говорят, никто из них даже не успел обнажить оружие, так быстро все случилось.
  -- Едва ли стоит верить слухам, - скривился лорд Маркус. - Тем более, если их распускают наши враги. Кто-то просто хочет посеять страх в сердцах воинов перед боем.
  -- И, будь я проклят, у них это весьма ловко получается! - зло бросил Грефус. - Многие воины напуганы. Кое-кто из ополченцев и вовсе хочет дезертировать, к счастью, пока десятники и сотники могут поддерживать порядок. Очень немногим известно о том, что случилось в окрестностях Фальхейна, но рано или поздно эти черные вести разойдутся, и тогда решимость наших солдат исчезнет. Биться против таких же воинов, точно так же вооруженных сталью, это одно, но совсем другое - сражение с магом, что способен испепелять врагов одним взглядом. Мало кто вовсе осмелится выйти против такого соперника, и уж точно, только глупец еще будет тешить себя надеждой на победу.
   Лорды так и переговаривались за спиной у вырвавшегося вперед короля. Эйтор, конечно, слышал все, но не считал нужным вмешиваться в разговор. Все последние дни - а с начала похода минуло уже четыре ночи - государь ощущал странную усталость, отрешенность от всего. И если обычные воины, лишь слепо исполнявшие чьи-нибудь приказы, и вполне довольные этим, останавливаясь на привал или ночлег находили в себе силы не только сыграть с приятелями в кости. Но и позвенеть мечами, разгоняя кровь по жилам, правитель Альфиона только и мог, что выслушать короткий доклад Грефуса или одного из рыцарей, его помощников, а затем упасть на походное ложе, забывшись тревожным сном. Близился день битвы, и беспокойство, овладевшее королем, становилось все более нестерпимым, но побороть его Эйтор не мог.
   Оставался один выход - напиваться каждый вечер и каждое утро до потери рассудка, но пока все было не настолько плохо, и король Альфиона держался, хотя и чувствовал, что силы на исходе. Вскоре он отдаст еще один приказ, и целая армия, сотни людей, ринется в бой, и многим не суждено будет выйти из него живыми. Неважно, от чего погибнут эти войны, от стрел и мечей, или же от изощренной магии, главное, что их кровь впитает в себя земля, и смерти их навсегда останутся на совести его, Эйтора. Все чаще короля стали посещать мысли о несправедливости такого порядка вещей. Оставаясь вечерами в одиночестве, отослав прочь слуг, он спорил сам с собой, разговаривая вслух, и пытаясь понять, насколько естественно, когда кто-то один волен распоряжаться множеством чужих жизней.
  -- Если им суждено умирать за меня, да будет так, - однажды твердо решил он, в очередной раз оставшись наедине с собственной совестью. Став напротив большого серебряного зеркала, единственного предмета роскоши, который он мог себе позволить, Этойр взглянул на свое отражение, и ему вдруг показалось, что оно одобрительно кивнуло, перехватив этот взгляд. - Но только и сам я не стану прятаться за чужими спинами. Пусть Боги рассудят, кто прав, а кто нет, и если такова будет их воля, то и мне лежать на поле брани, кто бы ни одержал верх.
   Удивительно, но после этого Эйтор вновь ощутил радость жизни, чувствуя невероятную легкость, словно сделал нечто важное. Никто не узнал, да и не должен был знать о решении короля, но многие заметили происшедшие в нем перемены, гадая, что такого могло случиться с государем. И только мысль о том, что он может никогда больше не увидеть Ирейну, мысль о том, что ей суждено будет погубить от рук обезумевшего Эрвина, еще омрачала дни короля, но здесь он был бессилен.
   Между тем спор между Грефусом и Маркусом становился все более ожесточенным, и Эйтор невольно начал прислушиваться к их разговорам, бросая на своих соратников через плечо косые взгляды.
  -- Воины будут сражаться, если есть хоть малейший шанс победить врага, - доказывал, все больше распаляясь, лорд Грефус, грозно топорща усы. - Когда враг понятен и прост, можно биться, пусть нас будет и вдесятеро меньше. Но что может простой рубака противопоставить чародею? Все наши мечи, арбалеты, копья - ничто против чужого колдовства!
  -- Воин может противопоставить любому врагу только одно - свою отвагу и готовность побеждать, - сквозь зубы процедил Мракус. - Только от тех воинов, которых мы ведем за собой, я этого не жду, - презрительно бросил он. - Если даже ты дрожишь от страха, услышав досужие разговоры, чего уж требовать от простых бойцов? Мне жаль, что судьба дала мне в попутчики таких трусов!
   Грефус едва сдержался, глухо буркнув что-то неприятное сквозь зубы, и только присутствие короля заставило его стерпеть явное оскорбление. Кроме того, если бы какого-нибудь юнца лорд тотчас вызвал на поединок, то со стариком Маркусом это явно не годилось. А потому приходилось терпеть, да и прав был старый лорд, ведь Грефус и впрямь боялся вражеской волшбы. Грядущий бой страшил его, как никакая из пройденных ранее битв, в которых Грефусу довелось участвовать хоть даже и оруженосцем.
   А Эйтор, чувствуя, что страсти накаляются, и го соратники готовы от упреков оскорблений перейти к действиям, все-таки решил вмешаться. Менее всего королю сейчас нужен был раздор в собственном окружении, которое и так не казалось - за очень редким исключением - достаточно надежным.
  -- Ваш спор лишен всякого смысла, - процедил Эйтор, заставив лордов почтительно замолчать. - Кто бы ни ждал нас впереди, обычные воины, пусть их будет даже десять тысяч, или злобные и кровожадные маги, мы вступим в бой. У нас нет иного пути, ведь вы сами сделали выбор, став под мои знамена. Конечно, если хотите, то ступайте прочь, - холодно процедил он. - Пусть со мной останется лишь сто человек, а не тысяча, но зато я буду верить в каждого из них.
  -- Прости, государь, - пробормотал Грефус. - Я воин, и я никогда не бежал от битвы. но, право же, лучше сразиться с десятью тысячами обычных солдат, чем с единственным магом. Если слухи, приходящие с севера, правдивы хотя бы на треть, нас ждет поражение.
  -- У нас тоже есть маг, - напомнил король. - И он, в отличие от вас, не боится того, что нам предстоит. И, пусть это кажется, странным, ему я верю.
   При этих словах оба, и Грефус и Маркус, невольно обернулись, отыскав взглядами Рупрехта. Чародей ехал в хвосте королевской свиты, будто не желая попадаться на глаза, но при этом стараясь быть поблизости от правителя Альфиона. А рядом с ним, отпустив поводья и управляя конем только при помощи ног, ехал, по обыкновению, закутавшись в плащ, самый, пожалуй, необычный из всех воинов, что отправились в этот поход. Эльф Эвиар выглядел совершенно безучастным ко всему происходящему, уже успев привыкнуть к бросаемым на него удивленным - так смотрели благородные рыцари - или испуганно-презрительным - а эти чувства без труда можно было прочесть в глазах обычных рубак - взглядам. Лишь изредка Перворожденный что-то отрывисто говорил магу, а тот так же кратко отвечал ему. Эти двое казались просто уставшими путниками, что провели в дороге много дней, успев наговориться досыта, и теперь наслаждаясь тишиной, будто и не было вокруг сотен людей.
  -- Мы не знаем, кто он, не знаем, что движет этим чужаком, - осуждающе произнес Маркус, невольно понизив голос, чтобы слышать старого лорда мог один лишь король. - Я не смею сомневаться в твоих словах, твоем чутье, государь, и все же не стоит так слепо верить колдуну.
  -- А разве есть иной выход? - Эйтор удивленно вскинул брови: - Этот маг спас меня, а это чего-то да стоит. Он выручил раз, и я верю, что не подведет и дальше. Будь он врагом, то давно уже уничтожил бы и меня, и всех, кого ни пожелает, так что твои опасения напрасны.
   Маркус только покачал головой. Да, пока назвавшийся Рупрехтом волшебник, кстати, до сих пор не явивший свои чары в действии, вел себя вполне дружелюбно, хотя и держался ото всех наособицу. В прочем, это-то как раз можно было понять, ведь мало кто осмелится по дружески болтать с настоящим колдуном, у которого один Судия ведает, что за душой.
   И все же лорд Маркус твердо пообещал сам себе не спускать с чародея глаз, заодно отдав такой же приказ кое-кому из своей дружины. Лорд надеялся, что даже в самом худшем случае арбалетный болт, пущенный в спину, избавит их от проблем с магом. Жаль только, с тем колдуном, который ждал войско впереди, такой фокус едва ли удастся.
   А войско все шло и шло, подчиняясь приказам короля. Солдаты со спокойствием обреченных шагали навстречу своей смерти, давно привыкнув, что Вечная Вдова постоянно дышит в затылок, холодя кожу. Прежде им удавалось обманывать ее, и каждый надеялся, что получится это и теперь.
   В селениях, попадавшихся на пути армии Эйтора, короля встречали со всеми почестями. Крестьяне выбегали навстречу войску, возглавляемые своими старшинами, поднося государю, о котором, между прочим, ходили разные слухи, самые щедрые дары, какие только могли добыть. Все это король принимал с выражением плохо скрытой брезгливости, зная, что точно так же эти люди стали бы приветствовать и Эрвина, восхваляя возвращение истинного владыки Альфиона. Но все же король относился к простолюдинам со снисхождением, понимая, что здесь, в считанных десятках лиг от таивших вечную угрозу Олгалорских гор, без сильного хозяина, за которым - сотни воинов, прожить трудно. Как и на севере, здесь каждое селение было укреплено, пусть укрепления эти и представляли собой только лишь частокол, да порой еще земляной вал. Только так можно было надеяться выстоять перед ордой горцев, время от времени спускавшихся на равнину, особенно сейчас, после смерти Хальвина.
   Здесь пока царил мир, хотя напряжение, ожидание грядущей войны, казалось, было разлито в воздухе. И Эйтор подгонял своих солдат, спеша вперед, к заветной цели. Король знал, что где-то уже полыхали селения, и кричали терзаемые победителями пленники, голосили женщины и ревели навзрыд дети, очутившиеся вдруг в самом сердце ада. И это Эйтор хотел прекратить, если уж суждено, то и собственной смертью, искренне веря, что его гибель сделает дальнейшую войну в Альфионе бессмысленной.
  
   Селение полыхало, и дым столбами взвивался к небесам. Со сторону горевшего поселка доносились яростные крики бойцов, еще не завершивших сражение, а кое-где уже визжали оказавшиеся в руках победителей женщины. Макс Вернен, нервно теребивший поводья, прищурился, наблюдая, как трясущий косматой гривой горец, отбросив щит и топор, настиг убегавшую по стерне девчушку, повалил ее на землю, одним движением разорвал подол и навалился сверху. Хотелось ожечь коня плетью, и, выхватив меч, на полном скаку снести выродку голову, и воину стоило немалых усилий, чтобы удержаться от такого соблазна.
  -- Наши девушки позволяют прикасаться к себе только после свадьбы, таков закон, нарушившие который могут быть преданы позорной смерти перед всем своим родом, - перехватив исполненный ненависти и презрения взгляд воина, произнес, старясь говорить без акцента, Эр'Руга из Клана Волка, горский вождь, в свите которого и оказался слуга милорда Эрвина. Явившись к олгалорцам с посольством, он невольно присоединился к спустившейся с гор армии, и сейчас, как и еще несколько младших вождей и заслуженных воинов, наблюдал за разорением очередного селения. - А юноши, только прошедшие воинское посвящение, желают поскорее понять прелесть плотских утех.
   Макс нахмурился - едва ли вот так, взяв отбивающуюся женщину посреди скошенного поля, можно получить удовольствие. В прочем, не ему было учить этих дикарей, и воин предпочитал молчать всякий раз, когда видел подобные сцены насилия. А случалось такое весьма часто, уже успев изрядно надоесть жаждавшему настоящего боя посланнику. Орда горцев двигалась не прямо, а странным зигзагом, словно задавшись целью истребить побольше альфионцев. Всякий поселок, оказавшийся на пути варваров, разорялся, сжигался до основания, а его жителей предавали смерти, старательно отыскивая по лесам тех, кому посчастливилось бежать.
   Время шло, один день сменялся другим, и, наверное, принц Эрвин уже выступил в поход, а армия олгалорцев, не меньше тысячи воинов, все тешилась разорением почти беззащитных селений. В прочем, присмотревшись к тому, что происходило в нынешнем поселке, Макс сменил свое мнение. На его глазах четверо горцев атаковали какого-то мужика, умело орудовавшего коротким копьем. Пожалуй, этот смельчак оставался единственным мужчиной в обреченном поселке, еще державшимся на ногах. Первого противника крестьянин, весьма рослый и сильный, сбил с ног, зацепив подтоком, второго полоснул по груди широким жалом, а третьему пронзил живот, закрываясь его трепещущим тело от четвертого горца, вооруженного длинным луком, и уже доставшего из колчана стрелу.
  -- Хороший боец, умелый, крепкий. Совсем не боится смерти, - произнес Эр'Руга. Оказывается, вождь тоже наблюдал за схваткой. - А отчаяние придает ему сил и отваги. Но он все равно обречен, хотя за свою храбрость заслуживает быстрой смерти.
   Горцы, развлекавшиеся в деревне, будто слышали мысли своего предводителя. К отчаянно отбивавшемуся от многочисленных врагов крестьянину приблизились два воина, державшие на весу легкие дротики. Их наконечники были изготовлены из мягкого железа, и только острие было закалено, чтобы пробивать щиты и доспехи. Оба горца разом метнули оружие, но их противник чудом уклонился от одного копьеца, отбив второе древком своей рогатины. А затем крестьянин, видимо, придя в полное отчаяние, размахнулся и швырнул в ближайшего варвара свое копье. Широкое жало пронзило незащищенную доспехами грудь, проклюнувшись из спины олгалорца. Горец упал, в тот же миг испустив дыхание, а его напарник замешкался, и альфионец ринулся вперед, пригнувшись и широко расставив руки.
   Крестьянин был весьма широк в плечах, и едва ли из его медвежьих объятий можно было уйти живым. Но горец увернулся, обрушив на затылок противника выхваченный из-за пояса легкий топорик. Мужик ткнулся лицом в землю, пытаясь подняться, но ему этого не позволили подоспевшие варвары. Лучники вогнали в ноги поверженного бойца по две стрелы, а затем не меньше десятка горцев, по очереди подходя к распластанному на земле крестьянину, вонзали в его спину кинжалы и копья, завершив это лишь тогда, когда тело превратилось в бесформенное кровавое месиво.
  -- Чтобы доказать свое право называться воином, каждому нашему юноше дается лишь один шанс, - вымолвил Эр'Руга, покосившись на Макса, лишь молча скрипевшего зубами. Он и сам много раз убивал, но никогда не превращал бой в истязание, кровавое и бессмысленное. - Отправившись в поход, молодой воин должен принести домой оружие, обагренное кровью врага, иначе его ждет всеобщее презрение.
  -- И потому твои соплеменники, вождь, развлекаются тем, что режут беззащитных крестьян? - вскинулся Макс Вернен, чувствуя, как выдержка изменяет ему. - Мой господин ждет вас, верит в вашу преданность, а твое войско лишь чинит здесь разорение, теряя понапрасну драгоценное время, - с укоризной воскликнул он. - Кажется, вы просто страшитесь настоящее битвы, боитесь сойтись лицом к лицу с тем, кто способен постоять за себя?
   Сменявшие друг друга картины убийств, грабежей, пожаров, которые олгалорцы устраивали с усердием, достойным лучшего применения, переполнили чашу терпение воина. Кичившиеся своей независимостью, гордые и обидчивые до безумия горцы только и делали, что убивали и насиловали обычных крестьян, но даже и те давали ощутимый отпор, уступая лишь многочисленности врага. Смотреть на это больше не было сил, и Макса будто прорвало.
  -- Вы так живо описываете собственную отвагу, наверное, оттого, что сами не верите в нее, - презрительно бросил Вернен, глядя в глаза горскому вождю. - Вы слишком трусливы, слишком дорого цените сои шкуры, чтобы рискнуть ими. Во всяком случае, жизнь для вас много дороже, нежели честь и преданность. Я разочарован в твоем народе, вождь!
  -- Ты смеешь указывать мне, как должно вести войну, - срываясь на крик, взвился Эр'Руга, мгновенно побагровев и стиснув рукоять длинного меча. Он направил своего коня на Макса, заставляя того отступить, и при этом, не стесняясь присутствия собственных сородичей, продолжал гневно кричать. - Смеешь сомневаться в моей доблести, чужак? А чего ты сам стоишь в бою? Оскорбление, произнесенное тобой, может быть смыто только твоей поганой кровью, ничтожество! Я вызываю тебя на бой, сейчас же, немедленно! Посмотрим, кто крепче держит клинок!
   Спутники вождя невольно посторонились, ожидая кровавой расправы над явившимся из дальних краев наглецом. Каждый из них слышал брошенные в лицо вождю оскорбления, и сам был не против наказать чужака, но это право сейчас принадлежало только вождю.
  -- Так, по-твоему, вождь, лучше воевать с друзьями, нежели рисковать жизнью в схватках с врагом, исполняя клятвы предков? - расхохотался Макс, ничуть не утративший отваги пред охваченным бешенством горцем. - Вот какова ваша честь! Подумай, того ли желали бы сейчас ваши предки, те, кто прежде клялся в верности королю Гайлену, потомок которого ныне нуждается в вашей помощи, в ваших клинках?
   Посланник Эрвина пытался урезонить вождя, не желая устраивать поединок. Он был уверен в себе, успев уже оценить воинское мастерство горца, но схватка могла привести к самым неожиданным последствиям. Иакс еще желала решить дело миром, просто заставив вождя устыдиться, но тот, видимо, понял попытки избежать боя иначе, приняв их за обычную трусость. Крича что-то на своем языке, наверняка очень обидное для любого, кто считает себя мужчиной, Эр'Руга уже выхватил меч, отличное оружие, выкованное мастерами из далекого Келота, и Максу не оставалось ничего иного, кроме как обнажить свой клинок.
   Сталь была готова встретит сталь, и каждый, кто видел замерших друг напротив друга бойцов, понимал, что живым из схватки должен выйти лишь один из них. Оба были готовы биться до конца, пусть один из них и не желала вовсе смерти другого, но им так и не довелось пустить друг другу кровь. В дело вмешался, как это часто бывает, случай, разом изменивший все.
   Со стороны охваченного пламенем поселка, в котором молодые горцы, доказывая своим старшим родичам, что тоже являются воинами, гонялись за уцелевшими женщинами, раздались звуки боя. До холма, на котором расположились вожди и их немногочисленная свита, донеслось конское ржание, пение боевых рогов, а затем прозвучали крики, какие человек может издать лишь в тот миг, когда его плоть пронзает закаленная сталь.
  -- Будь я проклят, что же это? - Эр'Руга, забыв о противнике, обернулся к поселку, от которого со всех ног бежали горцы, преследуемые по пятам всадниками. И в этих всадниках олгалорский вождь без труда узнал альфионских рыцарей, над которыми развевался красно-белый стяг, знамя короля Эйтора. - Откуда они взялись здесь?
  -- Враги! - настигаемые всадниками горцы почти не отбивались, падая под копыта боевых коней, и только кричали, пытаясь предупредить своих товарищей. - Спасайтесь! К оружию! Враги!
   Макс Вернен, тоже решив пока отложить выяснение отношений, не сводил глаз с приближавшейся конницы. По меньшей мере, полсотни латников, следом за которыми шло не менее двух дюжин конных лучников, стремительно замыкали кольцо вокруг бежавших, что было сил, горцев. Стрелки пускали стрелы с коротких остановок, не умея, как это могли те же корханцы, бить на скаку, попадая в прорезь шлема. И олгалорцы, среди которых хорошо, если один на дюжину имел хоть какие-то латы, падали, падали, одни за другим. А тех, кому удавалось увернуться от стрел, рубили настигавшие их рыцари, обрушивая на косматые затылки клинки и боевые топоры, входившие в плоть с мерзким чавкающим звуком.
  -- Нет, нет, - скрежеща зубами, прорычал Эр'Руга, мгновенно побледнев. - Не может быть! Им неоткуда было здесь взяться!
   Преследуемые всадниками, огромными, закованными в непроницаемую броню, восседавшими верхом на могучих боевых скакунах, олгалорцы почти не сопротивлялись. Всех, и юнцов, только взявших в руки оружие, и бывалых бойцов, охватил ужас перед этими грозными воинами, которым, казалось, не страшны были ни копья, ни стрелы. Лишь кое-кто пытался укрыться в поселке, петляя меж домов, где всадники утрачивали свою подвижность, становясь более уязвимыми.
   Макс Вернен видел, как одного латника стащили с седла, защепив за шею длинным багром, и, беспомощного, полуоглушенного, изрубили в три топора. Еще одного лучника, туника которого была украшена незнакомым гербом, желтым и зеленым цветом, утыкали дротиками, навязав ему ближний бой. Но это были и все успехи. На поселок напало не мене сотни горцев, и лишь семи удалось выбраться оттуда живыми, достигнув того самого холма, с которого за потехой наблюдали вожди. Обширное поле оказалось усеяно телами воинов, большинство из которых было убито сзади, как трусы.
   А латники, разделавшись уже с пехотой, направились к вождям, оцепеневшим от удивления и страха. Невесть откуда явилось целое войско, десятки бойцов, сумев незамеченными миновать многочисленные дозоры, раскинувшие по округе ловчую сеть. И что-то подсказывало ожидавшим сшибки горцам, что те дозоры как раз и стали первыми жертвами рыцарей короля Эйтора.
  -- Нас сомнут, - крикнул Макс Вернен, наблюдая за приближавшимися всадниками. Их было не так много, десятка полтора, но и этого могло хватить, чтобы раздавить жалкие четыре десятка олгалорцев, почти всю конницу, что смогли выставить объединившиеся Кланы. - Отступаем, будьте вы прокляты, - в этот миг посланник Эрвина по-настоящему испугался. Казалось, к ним приближается не пятнадцать рыцарей, а все полторы сотни, накатываясь стальным валом на холм, склоны которого были слишком пологими, чтобы стать препятствием для конницы. - Назад!
   Вернен понимал, что им не выдержать атаку даже втрое уступавшего числом врага. Горцы были слишком плохими наездникам, используя коней только для передвижения, но не для боя. Горстку олгалорцев отделало от рыцарей, на полном скаку перестраивавшихся клином, не более полутора сотен ярдов. В этот ми г над равниной отрывисто пропел горн, и альфионские рыцари нехотя развернулись, устремившись обратно к поселку, и по пути еще раз промчавшись по телам павших в неравной схватке горцев. А из недальнего леска выходили все новые и новые воины под красно-белыми штандартами.
  -- О, Боги, - испуганно пробормотал кто-то из младших вождей. - Там целая армия!
   Макс, едва оправившись от ужаса, взглянул на опушку леса, увидев, что на краю чащи уже собралось не менее сотни всадников, и еще больше пехоты, неторопливо двинувшейся к освобожденному от горцев поселку.
  -- Глупцы, - в сердцах бросил молодой воин, больше не сдерживаясь. - Пока вы тешились убийствами беззащитных, узурпатор Эйтор собрал войско. Сейчас вас просто раздавят, даже не заметив!
  -- Еще посмотрим, - стараясь придать голосу побольше уверенности, произнес вождь Эр'Руга. - Там жалкая горстка бойцов, а у нас - одиннадцать сотен.
  -- Теперь лишь десять, - фыркнул Макс. - И если все твои родичи станут биться столь же отважно, то и этой горстки альфионцам хватит, чтобы завоевать все ваши проклятые Богами горы!
   Странно, но воины Эйтора не спешили атаковать вождей, казавшихся такой легкой добычей. Они не спеша двинулись на север, навстречу подходившим отрядам Кланов, и Эр'Руга, сопровождаемый своей свитой, смог беспрепятственно уйти из-под удара, направившись навстречу основным силам своего войска. Разгром, увиденный им, не лишил вождя готовности биться, и он был намерен как можно быстрее рассчитаться с врагом за нанесенное оскорбление.
  
   Бранк Дер Винклен, остановившись на краю села, из-под приставленной ко лбу ладони наблюдал за тем, как исчезает среди холмов отряд олгалорцев. Ветер доносил запах гари, позади еще догорали избы, и всюду до самого горизонта земля была усыпана телами погибших в короткой и жестокой схватке горцев. Альфионские солдаты, увидев разоренное селение, все жители которого уже погибли к тому моменту, как здесь появились люди Эйтора, не щадили никого. Их атака была поистине страшной, но сейчас Дер Винклен, не принимавший обыкновенно излишнюю жестокость, пусть даже и к врагу, разделял чувства этих людей, стоило только увидеть, что сотворили варвары с беззащитными крестьянами.
  -- Выродки, - бранился какой-то лучник, объезжая поле выигранной битвы. - Слишком легкой смертью сдохли! Было бы время, я бы сам за них взялся. Мерзкие дикари! Кровожадные твари!
   В нескольких шагах от рыцаря, так и не спешившегося, опасаясь появление врагов, лежала, раскинув руки, девчушка лет четырнадцати. Она смотрела в небеса, с которых южный ветер сгонял пелену облаков, мертвыми остеклевшими глазами. Подол ее сарафана был разорван, а рядом с телом своей жертвы валялся, уткнувшись лицом в землю, так и не успевший натянуть штаны варвар, из спины которого торчала пара стрел. Возмездие настигло его быстро, и сейчас рыцарь сам сожалел об этом. В бою оправдано многое, но то, что сотворили здесь грязные дикари, спустившиеся со своих дремучих гор, не было честной схваткой. Они убивали беззащитных, но и обычные крестьяне сумели дать отпор. Отчаявшиеся, загнанные в угол, здешние мужчины погибли, но забрали с собой нескольких горцев, хоть так отомстив за смерть и мучения своих жен или дочерей.
  -- Вернулась разведка, милорд. - Подле рыцаря остановился Улферт. Он взгляну в лицо рыцарю, который сейчас казался мрачнее грозовой тучи, понимающе хмыкнул, а затем сообщил: - С севера приближается многочисленный отряд горцев. Дозорные сообщили о четырех сотнях, но может быть еще больше.
   Капитан личной дружины лорда Грефуса в этом походе считался кем-то вроде первого офицера при дьорвикском рыцаре, на деле имея не меньше прав, чем сам любимец короля Эйтора. Дер Винклен не жаловался - этот воин, даром, что бастард, был весьма искусен как во владении клинком, так и в сложной науке тактики. Кроме того, с рыцарем он держался уважительно, всячески подчеркивая его главенствующую роль, и Бранк порой сам верил, что и впрямь командует настоящей маленькой армией - почти полутора сотнями всадников и вдвое большим отрядом пехоты. Этих воинов отдал в его распоряжение сам король, приказав разбить грозящие с севера войска Кланов, олгалорских варваров, обезопасив тыл королевской армии и помешав дикарям соединиться с войском Эрвина.
   Пока поставленная задача не казалась особенно трудной. Отряду удалось подобраться вплотную к варварам, частью истребив, а частью просто обманув многочисленные дозоры, помимо поиска врага занимавшиеся и обычным грабежом. Клинок Дер Винклена четырежды обагрился кровью, и, видя, что творят горцы со своими жертвами, дьорвикский воин не намеревался останавливаться на достигнутом.
   Первыми смерти от рук благородного воина удостоились два всадника из числа небольшого дозора - всего полдюжины бойцов, - встретившегося на пути латников. Эти погибли быстро, наверное, даже не успев испугаться. И еще двух Бранк прикончил на этом самом поле, терзаясь теперь лишь мыслью о том, что отправил слишком мало грязных выродков в небытие. В прочем, некоторым утешением служило то, что настоящая битва была еще впереди, и рыцарь не желал наблюдать за ней со стороны.
   На самом деле Бранк Дер Винклен не имел ничего против пришельцев с Олгалорских гор, но, будучи солдатом, добровольно вызвавшись служить правителю Альфиона, был готов сражаться с ними, покуда не получит иной приказ или не решит, что победа достигнута. Однако теперь, увидев, на что были способны горцы, поняв, что пред ним лишь животные в человечьем обличье, рыцарь понял, что впредь не сможет оставаться бесстрастным. Бранк не терпел насилия, и в этом с ним были солидарны предводители дьорвикской армии, казнившие мародеров и насильников на месте, невзирая на былые заслуги, чины и титулы. И после того, что он увидело в разоренном селении, рыцарь был готов убивать варваров, непрошеными гостями явившихся сюда, до бесконечности, пока хватит сил, чтобы в очередной раз занести клинок.
   В прочем, Дер Винклен не спешил смешивать личные чувства с приказом, исполнить который он и явился сюда. Многие могут снести в лихой рубке десяток вражеских голов, но от рыцаря требовалось иное - обратить в бегство или уничтожить сотни врагов, и здесь ему следовало проявить талант не фехтовальщика, но полководца.
  -- Если все горцы так же отчаянно сражаются, что и эти, думаю, сегодня же с вторжением будет покончено, - уверенно произнес Дер Винклен, указав на многочисленные темные отметины, трупы, которыми было испещрено свежескошенное поле. - Эти дикари не кажутся мне действительно опасным противником.
  -- И напрасно, - покачал головой Улферт. - Мы застали их врасплох, и только потому избежали заметных потерь. Но теперь их вожди знают, что мы здесь, и будут настороже.
  -- Так нужно было прикончить и вождей тоже, - пожал плечами Дер Винклен. - Они же были так уязвимы сейчас! Зачем нужно было отпускать их? Разом покончить со всеми командирами врага - что может быть лучше?
  -- Погибни вожди, и вся эта орда разбрелась бы по половине Альфиона, умножая разорение, - помотал головой капитан гвардии Грефуса. - А так они сами отыщут нас, избавив крестьян от лишних бед. А вожди, - воин пожал плечами: - Что вожди? Они точно никуда не денутся. Уверен, горцы уже спешат в бой.
  -- Тогда и нам не к лицу мешкать, - предложил Бранк. - Я думаю, стоит повнимательнее следить за ними. Варвары, это я понял давно, горазды на всякие сюрпризы.
   Улферт кивнул, соглашаясь с рыцарем. Враг был близко, он был силен, жаждал смыть с себя позор поражения, и не стоило спускать с него глаз. А потому не было ничего удивительного в том, что командиры, взяв с собой немногочисленную свиту, двинулись на север, туда, откуда уже грозили им неистовы дети олгалорских гор.
   Когда Эйтор призвал к себе Бранка Дер Винклена, рыцарь был удивлен. Он не ожидал такой чести и такой ответственности, ведь правитель Альфиона вполне мог ошибаться в способностях своего спутника, как полководца. Приказ был и прост, и сложен, и не всякий смог бы исполнить его в точности.
  -- Соединятся ли орды Кланов с войском ублюдка Эрвина, или же выждут момент чтобы ударить нам в тыл, они все равно опасны, - сказал тогда король, перед которым навытяжку стоял Дер Винклен. - Да пусть даже горцы просто примутся жечь села, опустошая наши земли, я не в праве допустить это. И потому я приказываю тебе, рыцарь Бранк, ступай на север, изгони варваров прочь из Альфиона. Пусть убираются в свои горы, и ждут, пока я разделаюсь с вернувшимся из небытия братом, а потом уж настанет и их черед.
  -- Слушаюсь, мой господин. - Бранк Дер Винклен отрывисто кивнул. Сколь ни велико было в тот миг его удивление, он не смел сомневаться. Рыцарь явился в эту страну, чтобы служить ее владыке, а что могло быть большим воплощением такой службы, нежели защита королевства от внешнего врага? И потому Бранк тотчас дал согласие, заставив умолкнуть голос сомнения, или, точнее, здравого смысла.
  -- Это не так просто, как кажется, - неожиданно произнес Эйтор, взглянув выражавшему покорность чужестранцу в глаза. Дер Винклену стоило немалых усилий, чтобы выдержать этот испытующий, достававший до самых глубин души взгляд. - Горцы отважны, их воины весьма искусны, и победа над ними едва ли может быть достигнута без больших потерь. Но я хочу, чтобы ты не только разгромил войско Кланов, но и сберег наших солдат. Предстоит битва с Эрвином, за которым - дружины многих лордов и рыцарей, а также наемники-чужеземцы, а в сравнении с этим схватка с горцами - ничто. Береги своих бойцов, помни, что они еще понадобятся нам, чтобы победить.
   Все же король Альфиона, несмотря на кажущуюся молодость, был весьма осмотрителен, а потому он и дал Дер Винклену в помощь Улферта. Этот воин не только был опытным бойцом, но еще немало знал о противнике, с которым самому рыцарю прежде не только не приходилось сталкиваться, но о котором Бранк даже не слышал. И это было важнее всего, в чем Дер Винклен окончательно убедился лишь теперь.
   В распоряжении рыцаря оказался весьма многочисленный отряд. Воины покинули замок Маркуса в тот же день и час, что и остальная армия, во главе которой были сам король и лорд Грефус. Только отряд Дер Винклена двинулся не к Стайле, а на восток, в сторону гор, с которых уже спустились враги, сея на своем пути разорение и смерть. И вскоре армии встретились. Первый бой был выигран, не в последнюю очередь, благодаря простой удаче, но Бранк не сомневался, что впредь подобного горцы постараются не допустить. Потому он и проявил особое внимание к любым их действиям.
   Оба полководца, укрывшись в густом подлеске, наблюдали за суетой, царившей в лагере олгалорцев. Варвары устроили бивуак на берегу мелкой и узкой речушки, истоки которой как раз были где-то в окутанных туманной дымкой горах. Их было много, не меньше четырех сотен, и почти каждый час с севера прибывали все новые отряды, насчитывавшие порой по две-три дюжины бойцов, к тому же - благодаря разведке это Дер Винклен знал точно - по округе рассыпались конные и пешие дозоры, а с севера в любой миг могли подойти еще несколько сотен горских воинов. И если сперва рыцарю казались даже излишними те силы, которые выделил под его начало Эйтор, теперь его точила мысль о том, что четырех сотен, пусть это и были неплохие солдаты, имевшие хорошее оружие и доспехи, могло оказаться недостаточно для уверенной победы.
   Все военные трактаты, не важно, были ли они написаны сто или тысячу лет назад, повторяли одну и ту же мысль - вступать в бой лучше всего, имея двух- а лучше трехкратный перевес над врагом. И с этим Бранк, не стремившийся слишком часто выказывать свою личную удаль, был полностью согласен.
  -- Они не знают правильного строя, но часто одерживают победы благодаря не тактическим хитростям, а своей врожденной отваге, - негромко произнес Улферт. Кажется, воин, во все глаза наблюдавший за нарастающей среди горцев суетой, тоже испытывал некоторые сомнение в неизбежности грядущей победы. - В ближнем бою олгалорцы не очень опасны, но зато мастерски владеют дротиками, да и лучники у них тоже весьма неплохи.
   Бранк Дер Винклен в бытность свою дьорвикским офицером успел увидеть достаточно смертей, но вот побывать в действительно крупных сражениях ему не удалось. В стычках с корханским номадами с обеих сторон принимали участие по полторы-две сотни воинов, а на границе с И'Лиаром число противников сокращалось и вовсе до десятков. А потому толпа в несколько сотен варваров производила на рыцаря определенное впечатление.
   Врагов было много, но, кроме их многочисленности, Бранк видел и еще кое-что. Едва ли десятая часть горцев имела приличные доспехи, кольчуги и чешуйчатые панцири, немногим больше воинов могли похвастаться шлемами. Большинство варваров было облачено в одежды из шкур, а для защиты использовали только щиты, или деревянные, с железным ободом, или даже вовсе сплетенные из гибких прутьев, и изредка обтянутые кожей. Остановить арбалетные болты такими щитами было весьма сложно, и Дер Винклен мысленно сделал себе зарубку, решая, как получше использовать этот недостаток врага.
  -- Почти нет всадников, - заметил Бранк, склонившись над ухом Улферта. - Лишь только пешие бойцы.
   Оба полководца лежали на земле, постелив плащи, и их охранял десяток воинов, не выпускавших из рук взведенные арбалеты. Странно, но в непосредственной близости от собственного лагеря бдительность горцев исчезала безо всякого следа. Не было видно ни секретов, ни каких-либо постов. Будь под рукой у рыцаря хотя бы полсотни всадников, такая беспечность обошлась бы врагу очень дорого, но пока оставалось только наблюдать, мысленно коря себя за неосмотрительность.
   Рыцаря, мысленно уже выстраивавшего план предстоящей битвы, сопровождал неотлучный Ратхар. Дер Винклен не отпускал юношу от себя, не забывая между делом наставлять его воинским искусствам. Почему-то Бранк твердо решил превратить этого парня в хорошего бойца, а потому теперь не жалел ни своих сил, ни, тем более, сил своего спутника.
   Как раз сейчас оруженосец дьорикского нобиля, глаза которого были не менее зоркими, нежели у самого рыцаря, тоже наблюдал за суетой, царившей в стане горцев. Судя по тому, что они казались все более возбужденными с каждой минутой, варварам уже стало известно о появлении воинов короля Эйтора, а это означало одно - вскоре землю вновь окропит чья-то горячая кровь.
  -- Кавалерии у этих варваров и неоткуда взяться, - сообщил Улферт. - В горах сложно разводить лошадей, а те кони, какие все же есть у горцев, не годятся для боя. Олгалорцы бьются пешими, предпочитая поражать противника на расстоянии. Их пехота слаба в ближнем бою, но подвижна, и может наносить неожиданные удары по флангам и даже в тыл. А уж при том численном превосходстве, какое у варваров есть сейчас, я на месте их вожаков был бы уверен в победе. А ведь здесь собралось далеко не все войско, милорд, - напомнил воин. - Еще несколько сотен бойцов где-то рядом, и могут явиться в самый неподходящий момент.
   Ратхар слушал рассуждения бывалых бойцов, затаив дыхание. Он мало что понимал в искусстве тактики, только-только обучившись правильно сидеть верхом и попадать по щиту хотя бы с третьего раза. И разговор, вроде бы не предназначенный для молодого оруженосца, которому в присутствии рыцаря и его помощника вовсе не дозволялось напоминать о себе, был своего рода таким же уроком, как и тренировочные схватки с самим Дер Винкленом.
   Мимо рощи, откуда за действиями горцев наблюдали командиры королевского войска, промчался отряд всадников, шесть или семь человек. Их заметили, и по скоплению беспорядочно разбросанных шатров, палаток из шкур и наспех сложенных шалашей прошла волна возбуждения. А наездники, миновав редкие посты, направились туда, где в окружении лучших воинов находились горские вожди, едва оправившиеся от испуга, когда чуть не попали под копыта латной конницы Альфиона.
  -- Кажется, начинается, - пробормотал Бранк Дер Винклен. - Это разведчики, и наверняка они вернулись с наших позиций.
  -- Да, теперь олгалорцы точно знают и где мы, и сколько нас, - согласился Улферт. - И я готов спорить на что угодно, что эта толпа сейчас ринется в бой.
  -- Отлично, - усмехнулся рыцарь. - Ведь ради того, чтобы схватиться с этим сбродом, мы и явились сюда. И раз так, пора готовиться к сражению. Я намерен разгромить дикарей в первом и единственном бою, - сообщил он тоном, в котором не было и намека на иронию или браваду.
   Точно так же незаметно, как и появились, предводители армии Эйтора убрались прочь из рощи, в которую в любой миг могли нагрянуть подозрительные варвары. Незамеченными они миновали все посты, раз чуть не попавшись на глаза конному разъезду горцев, и уже спустя час были в расположении своих воинов.
  
   Бранк Дер Винклен обвел пристальным взглядом лица стоявших перед ним навытяжку офицеров, среди которых почтенное место занимал сам Улферт. Орда горцев приближалась - об этом вновь и вновь сообщали рыскавшие по округе дозоры. Избиение того отряда, что напал на беззащитный поселок, было лишь пощечиной, но кичившиеся своей честью варвары не могли не ответить на оскорбление, и теперь, исполнившись гневом, спешили поквитаться с ненавистными жителями равнин.
  -- Они атакуют яростно, не считаясь с потерями, - предположил Улферт. Капитан гвардии лорда Грефуса больше других знал о повадках и уловках горцев, и стал источником поистине бесценной информации. - Олгалорцы знают, что нас не так много, и не боятся схватки. Да, они неорганизованны, и вооружены весьма скверно, но их отвага с лихвой окупит все это.
  -- Ну а мы противопоставим дикарской отваге, их неистовству холодный расчет и выдержку, - невозмутимо произнес Дер Винклен. - Они налетят на нас, и откатятся назад, умывшись собственной кровью.
   Рыцарь сейчас был сосредоточен и спокоен, как никогда прежде, ведь помимо того, что ему предстоял бой с весьма опасным врагом, Бранк еще намеревался сегодня доказать свою верность королю Эйтору, в котором увидел весьма достойного правителя. Владыка Альфиона именно его назначил командиром, и теперь, кто бы и что бы ни говорил, окончательное решение было именно за дьорвикцем, что, кстати, устраивало далеко не каждого. В прочем, открыто подвергать сомнению право распоряжаться, которым Бранка наделил сам государь, никто не решался, и сейчас все ждали, когда же их командир отдаст, наконец, приказ, и начнется бой.
  -- Встретим горцев в пешем строю, - твердо вымолвил Дер Винклен. - Сколько у нас арбалетчиков?
  -- Ровно десять дюжин, милорд, - немедленно сообщил один из сотников, рослый усач, череп которого был выскоблен буквально до зеркального блеска. - И вдоволь болтов.
  -- Вот арбалетчики и будут основой наших боевых порядков, - кивнул рыцарь. - Они встанут в центре фаланги, и расстреляют приближающихся горцев. А на флангах поставим оставшуюся пехоту. Да, - Бранк выставил кверху указательный палец. - Неплохо будет там же разместить и часть латников.
  -- Это глупо, - воскликнул молодой, лишь на пару лет старше Ратхара, присутствовавшего здесь безмолвной тенью, воин, один из рыцарей, отправившихся на войну с горцами под началом Дер Винклена. - Тяжелая конница - наша ударная сила, а вы, милорд, намерена лишить самого себя этого преимущества. Олгалорцев чуть не вдвое больше, и, уравняв таким образом наши возможности, мы сами отдадим им победу. Вы, что, уже решили погубить весь отряд, ослабив государя, который сейчас, наверное, готовится к сражению с войском самозванца?
   Дер Винклен смерил смутьяна холодным взглядом, и юнец, впервые оказавшийся на войне, невольно умолк, подавившись последними словами. Перед ним стоял не придворный хлыщ, а настоящий воин, рисковавший своей жизнью в схватках с самыми опасными врагами, и не уважать такого человека, рыцаря не по рождению, а по духу, было нельзя.
  -- Мы встретим горцев пешими, - раздельно произнося каждое слово, повторил Бранк, сверля тяжелым взглядом уже трижды покаявшегося в своем неумении держать язык за зубами воина. - В центре - арбалетчики, на флангах - прочие бойцы, в том числе спешенные латники. Тех варваров, кто прорвется сквозь град ботов, встретит панцирная конница. И на случай, если кто-то сомневается в моей верности государю или просто умении вести бой, я сам буду находится на правом фланге боевых порядков с первого мгновения битвы до последнего.
   Офицеры, сотники, командовавшие отдельными отрядами, и немногочисленные рыцари, понимающе переглянулись. Правый фланг был самым уязвимым, ведь крайний ряд оказывался почти не прикрыт щитами, и биться там было весьма рискованно.
  -- А я, милорд, - подал голос Улферт. - Где же будет мое место? Если позволишь, я останусь на левом фланге, - предложил воин.
  -- Нет, - помотал головой Дер Винклен. - Ты, друг мой, вместе с малым числом воинов покинешь наш лагерь перед началом сражения.
   Улферт оцепенел, не зная, что делать. Казалось, он был готов немедленно, при всех своих соратниках вызвать рыцаря на поединок. Но капитан гвардии Грефуса так ничего и не сказал, поскольку Бранк Дер Винклен продолжил излагать свой план, словно не чувствуя замешательства товарища. Рыцарь говорил уверенно и спокойно, и спустя миг Улферт только и мог, что согласно кивать.
   Конец обсуждениям положило появление вестового, буквально ворвавшегося в шатер, где и собрались командиры. Как и офицеры, воин, чуть не с боем пробившийся мимо стражи, был облачен в доспехи, готовясь в любой миг вступить в схватку.
  -- Милорд, - гонец, прижимая левую руку к груди, поклонился Дер Винклену, и каждое его движение сопровождалось бряцаньем кольчуги. - Милорд, войск горцев в двух милях от нас, и быстро продвигается сюда. Там не меньше шести сотен бойцов.
  -- Вот как? - Рыцарь криво усмехнулся, взглянув на своих офицеров: - Что ж, господа, времени у нас почти нет. Все решится очень скоро. Прощу всех пойти к своим отрядам. Выводите воинов на позиции, и напомните им, чтобы стояли крепко, так, будто по колено вросли в землю. Мы должны сковать силы врага, связать его боем на возможно дольше время. Пусть горцы придут в полнейшую ярость, путь перестанут замечать, что творится у них за спиной, и тогда мы победим. К бою, братья! За Альфион!
  -- За Альфион, - дружно рявкнули на разные голоса офицеры, отдавая честь своему предводителю. - Во славу короля и королевства!
   Воины, один за другим, покидали шатер командира, и вскоре рыцарь остался один на один со своим оруженосцем, что в молчании провел весь совет.
  -- Страшно? - вдруг спросил Дер Винклен, и от неожиданности Ратхара вздрогнул, чувствуя, как краска заливает лицо. Юноша и представить не мог, что его чувства столь заметны чужому взгляду. - Конечно, страшно, - усмехнулся рыцарь. - А мне, думаешь, не страшно? Ты боишься только за свою жизнь, а я отвечаю за целое войско, которое вскоре вступит в бой с противником, о котором я почти ничего не знаю. Ну да с милостью Судии сегодняшний закат мы увидим живыми, встретим его, как победители, - ободряюще произнес он.
   Из-за тонких, колышущихся на ветру стенок шатра уже звучали отрывистые команды и лязг металла - войско готовилось к сражению.
  
   Эр'руга из Клана Волка, расположившийся вместе с полагавшейся вождю его ранга свитой - десятком отборных бойцов, своего рода, личных телохранителей, - на левом фланге войска, нахмурившись, разглядывал сжавшихся в плотный, ощетинившийся сталью комок альфонцев. Жители равнин, как это бывало прежде, построились в виде фаланги, стального прямоугольника, длинной стороной обращенного к подступавшим олгалорцам. Ряды их были идеально ровными, и фаланга сверкала начищенными до блеска доспехами, а над головами, увенчанными островерхими шлемами, реяли яркие знамена, одно из которых принадлежало король Эйтору.
   С первого взгляда было ясно, что альфионцев меньше, чем воинов Кланов, и, убедившись, сколь малочислен на самом деле противник, Эр'Руга уже не сомневался, что уже к вечеру одержит победу, истребив всех врагов до единого. Эти глупцы даже не решились пустить в дело свою конницу, а ведь так они еще имели бы надежду хотя бы покинуть поле боя живыми. Что ж, вождь не желал давать противнику еще один шанс. Несколько минут - и орда горцев ринется в атаку, чтобы одним ударом смести, разогнать, уничтожить горстку врагов.
  -- Они слишком спокойны, - обеспокоено вымолвил Макс Вернен, тоже рассматривая строй противника, неестественно ровный, точно там были и не люди вовсе, а диковинные механизмы. Право, он не ждал увидеть столь высокую выучку. - Ждут, словно приглашая твоих воинов атаковать. И это не сулит нам ничего хорошего.
  -- Спокойствие обреченных, - отмахнулся Эр'Руга, бросив на своего советника презрительный взгляд. - Альфионцев ничтожно мало, и у них почти нет шансов. Они уже поняли, что погибнут здесь, вот и готовятся встретить смерть с достоинством. И, клянусь, я дам им возможность умереть, как мужчинам.
   Вождь был уверен в себе, и не сомневался в предстоящей победе. Орда горцев, темная масса, имевшая лишь подобие порядка, накатывала на тускло сверкающую броней фалангу, готовая ринуться вперед по первому слову своего предводителя и захлестнуть строй врага, утопив горстку упрямо заступивших путь варварам воинов в их собственной крови. Но солдаты Эйтора, хоть не могли не видеть, что уступают пришельцам числом, не выказывали ни малейшего намека на робость. Строй казался нерушимым монолитом, скалой, о которую разобьется и самая большая волна.
  -- Альфионцы отлично вооружены, их воины закованы в прочную броню, - с сомнением возразил Макс. - Смотри, вождь, в центре своих боевых порядков они поставили всех арбалетчиков. Ваша атака захлебнется их стрелами, от которых не защитят плетеные из прутьев щиты и одежды из шкур. И нежелание альфионцев использовать конницу мне кажется весьма подозрительным, - заметил он, добавив с нескрываемым презрением: - Сотня их латников за несколько мгновений разметает толпу, которую ты, вождь, считаешь войском. Никто в здравом уме не отказывается так легко от единственного преимущества. А я сомневаюсь, что Эйтор поставил во главе этого отряда безумца.
   Эр'Руга обдал Вернена полным ненависти взглядом, прорычав сквозь зубы:
  -- Ты смеешь сомневаться в отваге моих братьев, олгалорцев? Сейчас начнется бой, и от этой горстки останется только мокрое место. Им не помогут ни арбалеты, ни железные доспехи, и никакие хитрости и уловки не позволят им избежать поражения!
   К вождю подбежал какой-то юнец, бывший при Эр'Руге кем-то вроде вестового. Низко поклонившись предводителю и искоса взглянув на чужеземца, все время находившегося среди вожаков орды, молодой горец произнес:
  -- Вождь, наши воины собрались. Они ждут твоего приказа. Все полны решимости уничтожить альфионцев, и рвутся в бой.
   Кивнув, вождь двинулся вперед, покинув неровный строй, и обернувшись лицом к своим воинам, своим соплеменникам. Сам Эр'Руга был защищен тяжелой кольчугой, позвякивавшей под тяжелым шерстяным плазом. На поясе его в специальной петле висела широколезвийная секира, и сюда же он повесил островерхий шлем. Однако большей части горцев единственной защитой служил только щиты, различавшиеся устройством и размерами, но неизменно украшенные родовыми метками, и клепаные шлемы, а часть бойцов, в особенности, лучники, оказались лишены и таких доспехов.
  -- Воины, - Эр'Руге почти не приходилось напрягать связки, чтобы быть услышанным каждым из нескольких сотен бойцов, стоявших на этой равнине. Природа наградила вождя мощным голосом, и теперь он мог общаться словно бы с каждым из тех, кто доверился его мудрости, явившись в чужой край непрошеными гостями. - Мои братья, настал час явить врагам всю ярость народа олгалорцев! Пришла пора отомстить жителям равнин за унижения, что терпели от них наши предки. Идите в бой, забыв о страхе. Крушите врага, убивайте всех, до кого сможете дотянуться. Этот день должен запомниться всем, как день славы нашего народа.
   В этот миг и Макс Вернен не мог не признать, что Эр'Руга способен вдохновить войско перед кровавой схваткой. Горцы, затаив дыхание, внимали своему вождю, первому среди равных, поставленному над всеми ними за свою отвагу и мастерство бойца. ОЛгалорцы нетерпеливо переминались с ноги на ногу, готовые сорваться с места, рванувшись в атаку. Сейчас они не замечали ничего, ни железных доспехов врагов, ни частокол копейных жал, ни нацеленных им в грудь сотен арбалетных болтов. Каждый горцем овладела жажда крови, желание окунуться в багровый сумрак отчаянной, беспощадной схватки. И Эр'Руга из Клана Волка был готов дать им долгожданный бой.
  -- Без пощады, без сожаления, - рычал вождь, сверкая глазами, точно уже впал в боевое безумие. - Смойте кровью все обиды, что терпели наши пращуры от жителей равнин. Пусть это ничтожество познает на себе ярость тех, кто был рожден в горах, братья! Вперед, в бой!
   Почти восемь сотен глоток разом исторгли неразборчивый рев, словно то рокотала лавина в их родных горах. А затем темный вал горской орды резко, точно в агонии, ринулся на сверкавший сталью вражеский строй. И вместе с ними бежал, потрясая страшной секирой, и сам Эр'Руга, ибо не дело вождю ждать исхода сражения, прячась за спинами своих воинов, но, напротив, он должен не только словом, но и делом показывать пример отваги. Битва началась.
  
   Альфионцы стояли твердо, никто из них не помышлял о том, чтобы отступить, бежать, спасаясь от многочисленного и охваченного неистовой злобой врага. Но все же им было страшно, ибо не ведает страха лишь глупец, а такие редко остаются живы после первой же битвы.
  -- Дело будет жарким, - хмуро вымолвил Бранк Дер Винклен, пытаясь разобрать доносившиеся до него обрывки слов горского вождя. Пожалуй, рыцарь не отказался бы вогнать в обращенную к альфионцам спину болт, но варвары осмотрительно держались достаточно далеко от противника, чтобы раньше времени не понести потери. - Их много, они уверены в победе, и жаждут нашей крови. Воинам придется приложить все усилия, чтобы выстоять. Фронт варваров шире нашего, и если они подберутся вплотную, нам здесь, на флангах, придется туго.
   Ратхар, к которому и обращался Дер Винклен, молчал, до боли закусив губу и нервно стиснув рукоять меча, короткого и непривычно тяжелого, удобного в тесной свалке. На голове оруженосца был глубокий шлем без забрала, на плечи ему давила тяжелая броня, давно уже не вселявшая в юношу чувство собственной неуязвимости, а левое плечо оттягивал треугольный щит, длинный, прикрывавший его тело от середины груди до колена.
   Юноша был вполне готов к бою, но все же не мог унять охватившее его волнение. Сердце снова сжималось в склизкий холодный комок, принявшись биться в странном рваном ритме, а тело охватывала нервная дрожь. Второй раз за свою недолгую жизнь оказался в гуще боя, и вновь на него напирала орда каких-то дикарей, а рядом, как прежде, были надежные товарищи, верные друзья, готовые принять не себя удар врага.
   А варвары, приближаясь, как раз вытягивались неровным клином к центру альфионской фаланги, где за высокими - почти в рост взрослого мужчины - щитами-павезами ждали приближения врага арбалетчики, лучшие стрелки, и все, какие были в отряде дьорвикского рыцаря. Они тоже крепче обычного сжимали покрытые лаком, отшлифованные мириадами прикосновений ложа, не сводя глаз с бесформенной массы, какой представало с расстояния в четыре сотни ярдов войско олгалорцев.
  -- Стрелки, приготовиться, - надсаживаясь, крикнул Дер Винклен. Как и обещал, он расположился на правом фланге, прикрывая арбалетчиков. - Бить с трехсот ярдов! Цельтесь точнее - у вас будет только по одному залпу!
   Все напряглись. Горцы приближались, и в ушах стоял уже только их невнятный, но исполненный искренней ненависти рев. В первых рядах шли метатели дротиков, раскачивавшие в руках легкие снаряды. Здесь же находились и лучники, не очень много, быть может, всего сотня. Но метательным оружием пользовались только самые молодые воины, а настоящие ветераны предпочитали ближний бой, где могли показать всю свою силу и ловкость. А потому следом за стрелками и метателями дротиков быстро шагали, постепенно переходя на тяжелый бег, выстроившиеся в некое подобие фаланги бойцы, вооруженные топорами, копьями, и, изредка, настоящими мечами.
   Воины первых рядов также имели большие щиты, сбитые из досок и окованные железом, круглые или овальные, скрывавшие стоящего в полный рост человека от колена до груди. Также в первых рядах многие имели доспехи, и кольчуги, и чешуйчатые панцири. Здесь стояли лучшие воины, и для них броня была не столько средством зашиты, сколько знаком особого положения среди соплеменников, точно так же, как и длинные мечи.
   И все же даже эти бойцы, самые опытные, не шли ни в какое сравнение с альфионцами, каждый из которых защищал свое тело панцирем из железных чешуй, укрепленных на кожаном платье на манер черепицы, или даже настоящей кольчугой-хауберком. Все также имели щиты, а передние шеренги наставили на врага множество копий. Фаланга сжалась, готовая принять удар.
  -- Триста ярдов, - крикнул кто-то. - Стрелки, к бою! Первая шеренга - приготовиться!
   Стрелки действовали, как слаженный механизм. Не меньше сорока воинов, защищенных только широкополыми касками и легкими кольчугами - тяжесть оружия, к которому прилагались и вороты для натягивания тугой тетивы, и немалый запас стрел была достаточной, чтобы пренебрегать лишней броней - выступили вперед, не выходя, впрочем, за стену щитов, и разом вскинули свои самострелы. Они были мастерами, способными попасть в мишень размером с куриное яйцо с сорока шагов, и нуждались в считанных мгновениях, чтобы взять точный прицел, благо, стрелять по плотной толпе было сущей забавой.
  -- Залп! - грянула отрывистая команда, и под аккомпанемент сухих щелчков в воздух взмыла стая тяжелых болтов.
   Стрелы, порождая низкий гул, пронзили воздух, в следующий миг обрушившись на орду горцев. Арбалетчики били в упор, и первый же залп буквально смел горских воинов, метателей дротиков, лучников и пращников. Утяжеленные болты пронзали подряд двух человек, в большинстве своем лишенных доспехов, успевая ранить еще и третьего, прежде чем иссякала переданная им тетивой сила.
   По рядам олгалорцев прокатились крики боли, трупы повалились под ноги своим товарищам, уцелевшим после первого залпа. Но все же ярость горцев была сильна, и они, оставив не меньше полусотни убитых, не сбавляли шага, подбадривая себя громкими воплями. Но и альфоинцы не сидели сложа руки.
  -- Первая шеренга - назад, - прозвучала новая команда. - Вторая шеренга - на позицию, третья - приготовиться!
   Те, чье оружие было уже разряжено, спокойно отступили, пропуская вперед своих товарищей, проворно вскинувших арбалеты и, услышав очередной приказ, рванувших спуск. Второй залп, сделанный не еще меньше дистанции, - каких-то двести рядов, - был еще более страшен. Снова покатились по земле своим телом поймавшие стальные занозы горцы, сбивая с ног и заставляя сбавить шаг тех, кто шел следом. От болтов не спасали плетеные щиты, какими пользовалось большинство легких пехотинцев, равно как не могли удержать их и настоящие кольчуги.
  -- Да, вот так! - со злым азартом произнес Дер Винклен, увидев, что срой врага смешался, и горцы невольно сбавили шаг. - Каково?
   Немногие горские лучники, избавившие смертоносных болтов, попытались навязать альфионцам дуэль, но их оружие было слишком маломощным. Лишь эльфийские луки, да оружие, бывшее в ходу в самом Дьорвике, было способно тягаться с самострелами, горцы же просто не могли достать до вражеских стрелков, не подвергаясь опасности сами быть пронзенными болтами алфионцев. И третья шеренга арбалетчиков, как раз сменившая вторые номера, легко разогнала врага, увеличив счет его потерь еще на три, а то и четыре десятка воинов.
  -- Грязные ублюдки, - рычал пребывавший в этот миг на грани безумия рыцарь, с наслаждением наблюдая, как валятся горские лучники, поймавшие своими телами железные болты. Перед его глазами вновь и вновь вставал картина разоренного села, взятые силой, а затем без капли сожаления убитые женщины, и Бранк Дер Винклен даже не допускал сейчас мысли о пощаде. - Вам мало? Умойтесь собственной кровью, выродки!
   Арбалетчики били точно, и их залпы выкашивали врагов десятками. Но варвары, опьяненные собственной кровью, все рвались вперед, на бегу перепрыгивая через тела своих братьев, а у стрелков Дер Винклена просто не оставалось времени перезарядить свое оружие. Последний залп дали воины из первой шеренги, и то не все. Пущенные в упор болты били с такой силой, что раненых горцев просто отбрасывало на несколько шагов назад, в гущу идущих следом своих соплеменников, что вызвало еще большую неразбериху в рядах олгалорцев.
   Но это уже не смогло удержать врага. Напротив, казалось, что каждый убитый горец прибавляет сил тем, кто оставался пока цел, и варвары, потеряв уже больше сотни своих товарищей, шли вперед, движимые возраставшей с каждым мигом яростью.
  -- Приготовится, - орали десятники и сотники, и точно так же кричал, срывая голос, и сам Бранк Дер Винклен. - Держать строй! Ни шагу назад! Стоять насмерть!
   Уцелевшие метатели дротиков, отойдя на фланги, все же обстреляли альфионцев, сблизившись с ними на какие-то три десятка шагов. Легкие копьеца, направленные твердой рукой, взмыли над головами бойцов, описав крутую дугу и обрушившись на латников.
  -- Щиты, - скомандовали свирепые десятники. - Поднять щиты! Живее, крысы!
   По строю альфионцев прокатилась рябь, и над головами их поднялись щиты, треугольные и миндалевидные, украшенные яркими гербами. С дробным стуком дротики ударили в преграду, застревая в прочных досках, обтянутых вощеной кожей. Но исполнить приказ успели не все, и теперь уже пролилась кровь воинов Эйтора - не меньше десятка солдат, сраженные точными бросками, упали на землю. А в следующий миг две стены бойцов столкнулись, породив лязг и грохот, который уже не в силах были перекрыть крики людей.
   Удар горцев был страшен, и в первый миг строй альфионцев опасно прогнулся. Варвары легко смели стену щитов, за которой укрывались арбалетчики, и стрелкам, защищая свои жизни, пришлось взяться за корды и фальчионы. Не менее страшным был натиск и на флангах, где частокол копий лишь на мгновение смог удержать обезумевших от ощущения витавшей в воздухе смерти дикарей.
  -- Строй! Держать строй! - надрывались командиры, сами едва державшиеся под бешеным напором олгалорцев. - Не отступать! Стоять насмерть!
   На каждого альфионского воина в этой схватке приходилось не менее трех противников, и всякий понимал, что в одиночку выдержать их атаки невозможно. Разомкнув шеренги, каждый боец Дер Винклена был бы тотчас атакован с нескольких сторон разом, и быстро погиб бы. Надежда была только в крепости строя, и солдаты Эйтора держались, что было сил.
   Однако легковооруженные арбалетчики, оказавшиеся на острие удара, не смогли на равных биться с лучшими горскими воинами. Короткие фальчионы уступали тяжелым секирам и копьям, и стрелки, продержавшись лишь несколько мгновений, обратились в бегство, открыв широкую брешь в фаланге, куда тотчас устремились десятки варваров.
   Но на флангах горцев встречали спешившиеся латники, вооруженные длинным копьями, и там напор врага альфионцам удалось сдержать. Прочная броня, какой мог похвастаться один из дюжины горцев, делала их мало уязвимыми для оружия врага, а длинные древки лансов позволяли сдерживать противника на почтительном расстоянии. Воины стояли твердо, словно сросшись друг с другом, превратившись в стальные утесы. Однако варваров было больше, и, не сумев проломить строй альфионцев в лобовой атаке, они немедленно принялись обходить ощетинившихся стальными жалами воинов, замыкая их в кольцо.
  -- В круг, - заметив опасность, крикнул Бранк Дер Винклен. - Опасность с тыла! Спина к спине! Щиты вперед!
   Бежавших с поля боя арбалетчиков не преследовали. Горцы, истинные варвары, предпочитали избиению честную схватку с сильным врагом, и потому все силы олгалорцев оказались брошены против двух отрядов тяжелой пехоты, прежде образовывавших крылья фаланги. И в первых рядах их натиск принял на себя Дер Винклен, сейчас действительно готовый погибнуть, если его смерть приблизит победу.
   Рыцарь понял, что просчитался, сделав ставку на стрелков. Арбалетчиков оказалось слишком мало, чтобы рассеять орду горцев. Варвары почти не заметили обрушившиеся на них стрелы, только больше разъярившись, и теперь несколько сотен охваченных неистовством бойцов наседали на жалкие семнадцать десятков копейщиков, чудом сдерживавших напор. И, самое страшное, отступить теперь, когда отряд занял круговую оборону, было уже невозможно. Оставалось только одно - захватить с собой в мир мертвых как можно больше этих дикарей, с визгом и рычаньем бросавшихся на выставивших перед собой прочные копья альфионцев.
   Сам Дер Винклен отчаянно орудовал укороченным копьем, сразив уже не меньше полудюжины противников. Кое-кому удавалось прорваться вплотную к рыцарю, и тогда на его щит сыпались могучие удары. Перед глазами Бранка мельтешили оскаленные рожи, увенчанные гривами кое-как расчесанных волос, а в ушах стоял лязг металла, изредка перекрывавшийся криками смертельно раненых бойцов.
   Несмотря на добротную броню, альфионцы несли потери. То один, то другой боец возле Дер Винклена падал, не сумев вовремя отразить какой-то из многочисленных ударов, но на его место немедленно становился кто-нибудь из задних шеренг, мгновенно закрывая брешь. Варвары, каждый из которых первым жаждал добраться до врага, мешали друг другу, и только это позволяло избегать немедленного поражения.
   В очередной раз рыцарь выбросил вперед копье, почувствовав слабое сопротивление и услышав, как граненое жало с хрустом пронзило чешуйчатую броню, погрузившись на несколько дюймов в податливую плоть. Горец, хрипя и пуская кровавые пузыри, завалился на бок, на копейное жало впилось слишком глубоко в его тело, и древко вывернулось из руки Дер Винклена. А перед рыцарем уже стоял следующий противник, грозно замахивавшийся широким клинком.
  -- А, демон! - Бранк закрылся щитом, тотчас выхватив из ножен свой меч, что оказалось непросто в такой тесноте. - Получи, выродок!
   Узкий клинок молнией метнулся к горцу, не привыкшему к такой манере боя, и впился ему в шею. Сейчас, когда как следует размахнуться мешали локти и плечи товарищей, Дер Винклен не рубил, а колол, и его эсток с узким прочным клинком мало уступал настоящему копью.
   Горец упал, хрипя и харкая кровью, но на смену ему явился еще один. Настоящий гигант, почти на голову превосходивший ростом самого рыцаря, этот воин был защищен тяжелой кольчугой и низким шлемом с наносником. В левой руке он держал большой круглый щит, на плоской поверхности которого была весьма искусно изображена оскалившаяся голова волка, а в правой легко орудовал секирой с широким лезвием.
   Варвар, приблизившись к Дер Винклену, первым делом пихнул его щитом, чуть не сбив с ног, а затем рубанул своим страшным топором, опустив его точно на шлем рыцаря. В глазах дьорвикца потемнело, он вдруг перестал чувствовать собственное тело, и с какой-то странной отрешенностью наблюдал, как горец вновь замахивается, намереваясь добить оглушенного противника.
   С трудом рыцарь смог поднять щит, отбив, казалось, смертельный удар. Но сила горца была такова, что Дер Винклен, не устояв на ногах, опустился на колени, услышав при этом, как затрещал пробитый щит, превратившийся в две неровные половины.
   Олгалорец уже торжествовал победу, когда перед ним, оттолкнув в сторону ошеломленного латника, возник молодой воин, тело которого обливала стальная чешуя, а с сильно вытянутого треугольного щита щерил кривые клыки могучий вепрь.
  -- Сопляк! - в голосе горца было с избытком удивления и раздражения, ибо он не мог поверить, что придется вступить в бой с мальчишкой, наверное, и меч-то не умевшим держать. - Сдохни, щенок! - И воин обрушил топор на подставленный щит юного противника.
  
   Ратхар уже не верил, что ему придется вступить в бой. Сперва арбалетчики едва не отбросили назад напиравших варваров, и юноша поверил в то, что победа близка. Но ни Дер Винклен, и никто из командиров небольшого войска не смог по достоинству оценить всю силу первобытной ярости этих дикарей, и казавшийся совершенным план рухнул в один миг.
  -- Не лезь вперед, - только и успел бросить своему оруженосцу рыцарь, отважно ставший в первом ряду. - Держись за моей спиной! Это еще не твой бой, парень!
   В первый миг сшибки Ратхар, оказавшийся сдавленным собственными товарищами, почувствовал ужас при мысли, что так и погибнет, задохнувшись, но, не успев даже обнажить клинок. Все, что мог юноша, это давить всем своим весом на стоявшего впереди Бранка Дер Винклена, невольно подавшегося назад под бешеным напором врага.
   Тот миг, когда рыцарь был ранен, Ратхар едва не пропустил, и лишь позже понял, что его медлительность могла стать причиной гибели всего отряда. Юноша замешкался, и в монолитном еще мгновение назад строю открылась брешь, куда ринулся гигантского роста горец, потрясавший огромной секирой. Дер Винклен, оглушенный, раненый, упал на колени, словно приговоренный преступник, над которым уже навис палач, и Ратхар, подбадривая себя пронзительным криком, бросился на врага.
   Удар тяжелого топора, способного, наверное, запросто развалить пополам человека, Ратхар принял на щит, опасно затрещавший при этом. Как и большинство воинов, бившихся здесь, Ратхар получил оружие из арсеналов лорда Маркуса, и мастера успели нанести на них, в том числе и на щит, королевский герб. По этому гербу и пришелся очередной удар горца, взревевшего, словно медведь.
   Ратхар невольно отступил, чувствуя, что левую руку пронзила сильная боль, но тотчас собрал волю в кулак, и сам атаковал. Широкий клинок, с которым юноша успел сродниться за время похода, со свистом рассек воздух, и глухо стукнулся о прочные доски вражеского щита, выбив из них щепу. Оруженосец Дер Винклена вложил в выпад все свои силы, и уже варвар вынужден был отступить, ибо мало какой щит смог бы выдержать такой удар.
   Но другие горцы уже заметили открывшуюся в строю врагов брешь, которую защищал единственный боец. На помощь к гиганту с топором бросился еще один олгалорец, вооруженный коротким копьем и защищенный помимо круглого щита чешуйчатой броней, спускавшейся почти до колена.
   Ратхар с трудом избежал удара копьем, отведя его в сторону клинком, и одновременно приняв на щит новый удар топором. А к атаковавшим его горцам уже присоединился еще один воин, казавшийся здесь явным чужаком. Его тело облегала тяжелая кольчуга, а на голове красовался пехотный салад, неглубокий шлем без забрала, снабженный длинным назатыльником. Этот боец был вооружен легким стальным клинком, почти таким же, какой был у самого Дер Винклена, а также длинным кинжалом.
   Втроем противники обрушили на Ратхара град ударов, и юноше только и оставалось, что сжаться в комок за своим щитом. Но отступить он не мог, ибо за спиной Ратхара находился все еще не пришедший в себя рыцарь. И оруженосец был готов защищать своего господина до последнего вздоха, тем более, бежать было некуда.
   Ратхар отбил выпад мечника, увернулся от топора, но третий противник ударил юношу копьем в левое плечо. Широкое жало скользнуло по броне, сорвав несколько чешуек. Тело юноши пронзила боль, но почувствовал, что державшая щит рука отнялась, перестав подчиняться ему. А воин с топором, поняв, что его соперник ранен, пусть и не очень тяжело, торжествующе взревел, вскидывая над головой тускло сверкнувшую секиру. От победы его отделял единственный удар, и юноша, словно завороженный, не мог отвести взгляда от, как ему казалось в тот миг, плавно опускающего сверху лезвия.
   А в следующий миг все переменилось. Где-то за спинами напиравших на альфионцев горских воинов запели боевые рога, и, словно в унисон им, кто-то закричал от ужаса и боли. Натиск, еще миг назад неистово яростный, мгновенно ослаб, и Ратхар увидел мчавшихся по полю всадников, на копьях которых трепетали красно-белые вымпелы.
  
   Настоящий воин должен обладать многими качествами, иные из которых порой кажутся вовсе не существенными. Конечно, боец должен быть силен, ему необходимо молниеносная реакция, какая только и может спасти в гуще сражения или стремительном поединке. Презрение к смерти - равно своей и чужой - также крайне важно, ибо тому, кто боится убить или быть убитым, не место на поле брани. Но не менее важной чертой, чем все прочее, является терпение, ибо побеждает лишь тот, кто умет выждать момент.
   Улферт, капитан гвардии лорда Грефуса, считал себя достаточно терпеливым человеком. И именно поэтому сегодня он вырвал победу в, казалось, уже проигранной схватке с горцами. Воин видел, как его товарищи жидкими залпами из арбалетов пытались остановить орду дикарей, но лишь немного погасили их порыв, выиграв для своих товарищей считанные мгновения. Видел он и то, как воины сошлись в рукопашной, и как арбалетчики бежали, подвергнув опасности своих соратников. От взора воина не укрылось, как горцы окружили еще сопротивлявшиеся отряды тяжелой пехоты, словно затянув вокруг них петлю удавки.
  -- Конец, - сквозь зубы прорычал кто-то за спиной Улферта. - Это конец! Олагалорцы теперь всех изрубят!
   В рощице, оказавшейся по левую руку от наступавших варваров, притаилось ни много, ни мало, полторы сотни всадников. План Дер Винклена был прост - пехота стягивает все силы олгалорцев, отвлекает их, заставляя все внимание обратить только на фалангу, а кавалерия наносит внезапный удар. Но рыцарь не рассчитал силы, и сражение, едва начавшись, уже казалось проигранным. Легкая пехота горцев, погибнув в самом начале атаки, своими телами расчистила путь прочим бойцам, на себя отвлекая альфонских арбалетчиков. И теперь никакие латы, никакая дисциплина уже не могли изменить ход сражения. Пехота Альфиона оказалась раздроблена на малочисленные отряды, окружена, а, значит, обречена на истребление.
  -- Надо атаковать, - с мольбой в голосе обратился к Улферту один из его бойцов. - Прикажи трубить атаку, господин! Они же все погибнут!
  -- Рано, - глухо выдавил из себя воин, не сводя глаз с того, что творилось на равнине. Пехота Дер Винклена стояла твердо, но лишь потому, что отступать им было уже некуда. - Приказываю ждать, будь вы все прокляты!
   Глухой лязг сталкивавшихся клинков и секир перекрывали крики раненых или просто раздавленных телами собственных товарищей воинов. Бой превратился в свалку, которой отныне невозможно было командовать. Перед глазами Улферта маячили спины сотен горцев, рвавшихся к уже, казалось, разгромленному врагу.
   Всадники в нетерпении стискивали рукояти топоров и мечей, и кони, словно им передалось волнение седоков, пряли ушами, нервно всхрапывая. Только сам Улферт, казалось, совершенно спокойно наблюдал за тем, как гибнут в кольце врагов его товарищи. Лишь плотно сжатые челюсти да побелевшие костяшки пальцев десницы, сомкнувшейся на рукояти легкой секиры, выдавали его напряжение.
   Капитан гвардии лорда Грефуса, особо отмеченный своим господином, казалось, просто боялся вступать в сражение. Но это было не так, и воин лишь ждал, ибо знал, что лишь точно выбранное для решающего удара время может сулить победу. Вот уже все горцы, возглавляемые собственными вождями, сгрудились вокруг стиснутых стальными челюстями альфионцев, из последних сил отбивавших не прекращавшиеся наскоки. И тогда Улферт, вскинув над головой боевой топор, громко скомандовал:
  -- Копья к бою! Клинки вон! В атаку, рысью марш! - И сам, резким движением опустив удлиненное забрало шлема бацинета, вонзил шпоры в бока своего скакуна, первым ринувшись в бой.
   Конница выходила из-под прикрытия леса, вытягиваясь узким клином, по обе руки от которого мчались легковооруженные стрелки, конные лучники. Эти последние обрушили на варваров, поначалу не заметивших нового врага, лавину стрел, стараясь как модно быстрее опустошить колчаны. Граненые жала впивались в незащищенные спины, и олгалорцы, крича от боли, падали на землю, орошая ее своей кровью. А на них уже накатывался вал тяжелой кавалерии.
  -- Круши, руби, убивай! - Улферт, оказавшийся на острие стального клина, коротко замахнулся топором, сбивая бросившегося опрометью горца, а спустя миг копыта его жеребца впечатались в грудь еще одного чужака. - Вперед, в бой!
   Конница прошлась по рядам варваров, точно стальная метла. Стальной клин, единый в своем порыве, рассек толпу горцев с той же легкостью, что остро оточенный нож режет теплое масло. Варвары метались перед латниками, пытаясь увернуться от ударов, сила которых была помножена на скорость мчавшихся во весь опор боевых коней, и гибли, пронзенные копьями, разрубленные едва ли не напополам мечами. А те, кому все же удавалось увернуться от клинков и лансов, не намного переживали своих братьев, становясь жертвами конных лучников, чьи стрелы в этот миг не знали промаха, а колчаны, казалось, стали бездонными.
   Стремительная атака, едва начавшись, принесла победу воинам Альфиона, и еще миг назад торжествовавшие горцы теперь думали только о том, как живыми уйти с поля боя, для них в одно мгновение превратившегося в жестокую расправу. Но альфионцы, не ведавшие пощады, не желали отпускать своих врагов. И всадники, и скакуны бились одинаково яростно, сметая все на своем пути. Олгалорцы, внезапно атакованные страшными, непобедимыми рыцарями, почти не пытались сопротивляться. Жидкий строй варваров, выставивших перед собой короткие копья, был смят за одно мгновение, и латники Улферта, даже не заметив этой преграды, понеслись дальше, втаптывая в землю, разрубая и вздымая на копья оказавшихся на их пути врагов.
   Удар рассек, разбил и прежде не отличавшееся войско Кланов на несколько частей, а затем строй альфионской кавалерии распался, и всадники принялись гоняться по равнине за уцелевшими после первого натиска врагами. Каждый рыцарь или сержант даже в одиночку представлял почти непобедимого бойца, которому не страшен был и десяток кое-как вооруженных горцев. Альфионцы с азартом метались по полю, порой выбирая для себя единственную цель, одного конкретного врага и долго гоняя его, прежде, чем сразить единственным ударом. Бой уже завершился, но избиение только началось.
   Сам капитан направился туда, где, как он помнил, должен был сражаться Бранк Дер Винклен. Улферт верил, что отважный рыцарь еще жив, хотя понимал, что в такой бешеной рубке уцелеть было очень непросто.
   На пути Улферта оказался могучий горец, затянутый в кольчугу. В этом варваре воин сразу распознал вождя. Он резко размахнулся, обрушив на горца свой топор. Противник Улферта попытался прикрыться большим щитом, украшенным изображением волчьей головы, но секира легко развалила щит пополам, заодно отрубив и кисть, державшую его.
   Варвар закричал, нанеся несколько лихорадочных ударов топором, лишь пронзая пустоту, но следовавший за капитаном латник просто смял его своим конем. Горец упал, и подкованные копыта вмяли его грудь, так, что даже среди какофонии звуков сражения Улферт слышал хруст ребер.
   А сам капитан едва успел удержать коня, по инерции чуть не врезавшегося в поредевший строй альфионцев. И в самой гуще его капитан увидел лежавшего на земле Бранка Дер Винклена, над которым склонился юный оруженосец рыцаря, еще не веривший, что выжил в этой свалке.
  -- Что с ним, - спросил Улферт, склоняясь в седле. - Он мертв?
  -- Он жив, - возразил оруженосец, парень, имени которого капитан гвардии Грефуса не помнил. - Милорд ранен. Топор варвара едва не пробил его шлем, но все же оглушил моего господина.
   В этот миг Бранк Дер Винклен, с которого оруженосец как раз стащил жутко искореженный шлем, открыл глаза, сосредоточив взгляд на нависшем над ним всаднике.
  -- Что, - прохрипел он, явно не узнавая Улферта. - Это поражение?
  -- Победа, милорд, - довольно осклабился воин. Сейчас Улферт забыл и о просчетах рыцаря, и о том, как он надменно отвергал любые советы, пусть даже их давали умудренные сединами ветераны. - Враг бежит! Мы изрубили не меньше двух сотен горцев, а остальные даже не помышляют о том, чтобы продолжить бой!
  -- Это хорошо, - пробормотал Дер Винклен. - Мы все сделали. Его Величество будет доволен. - И с этими словами рыцарь вновь потерял сознание.
  
   Бой закончился, откатившись куда-то в сторону, и там уже угаснув окончательно. Немногие воины, уцелевшие в этом аду, от усталости падали на землю, не находя в себе сил даже снять покрытую своей и чужой кровью броню. И уж тем более никто не собирался прямо сейчас хоронить мертвецов, не важно, своих братьев или сраженных в схватке врагов. Разбив подобие лагеря на краю поля боя, альфионцы спешили предаться отдыху, и только несколько часовых вынуждены были оставаться настороже - враг был разбит, но не уничтожен, и вполне мог вернуться.
   Одно из тел шевельнулось, словно покойник пытался вновь подняться на ноги. Но так лишь казалось, и из-под трупа, негромко бранясь и постанывая, выбрался воин, кольчуга которого была забрызгана кровью. Опираясь на свои меч, которые так и не выпустил из рук прежде, воин встал, выпрямившись во весь рост и оглядевшись по сторонам. Всюду лежали трупы, сотни тел, заколотых, разрубленных, пронзенных копьями и стрелами. А где-то в стороне полыхали костры - победители наслаждались триумфом, если, конечно, после такой сечи у них еще остались какие-то чувства.
   Взгляд Макса Вернена внезапно остановился на лице одного из покойников, в котором посланник принца Эрвина узнал вождя Эр'Ругу из Клана Волка. Тело горца, попавшего под копыта боевого коня дестриера, было жутко изувечено, но лицо уцелело, и, казалось, горец смотрел на Макса невидящими глазами, в которых застыла ненависть и презрение.
  -- Ты был жесток к тем, кто не заслуживал жестокости, ты упивался кровью беззащитных, - негромко произнес Макс, не сводя глаз с мертвого вождя. - Но ты храбро бился и умер с честью, как мужчина. Покойся с миром, и да будет Судия справедлив к тебе!
   Вернен склонился над трупом и опустил веки, прикрыв остекленевшие глаза горца. Сам Макс едва держался на ногах. Он чудом уцелел в схватке, почти увернувшись от мощного удара в спину, и оказавшись погребенным под телами своих спутников, горцев, оказавшихся менее удачливыми.
   Сражение было закончено. Войско, на которое так полагался Эрвин, оказалось разгромлено, и Макс лично не сомневался ни на мгновение, что горстка уцелевших варваров направится не на помощь принцу, а в родные горы, чтобы там зализывать раны. Да, противник тоже понес потери - здесь, на этом поле, трупов в кольчугах и панцирях оказалось немногим меньше, нежели тех, кто был облачен в шерстяные плащи о одежды из шкур - но сторонники Эйтора добились своей цели. Теперь армия Кланов не явится в решающий миг, столь нужная сейчас подмога не придет на зов того, кого эти дикари по своей воле признали господином над собой. И Эрвин вынужден будет принять бой, полагаясь только на наемников да дружины тех лордов, что пока изъявляли ему свою покорность. А раз так, то он, Макс Вернен, должен поскорее очутиться возле своего господина, которому вскоре понадобятся верные люди и храбрые бойцы.
   Воин, прихрамывая, скривившись на правый бок, по которому скользнуло, чудом не пронзив тело, альфионское копье, медленно побрел прочь, удаляясь от мерцавших в сумерках костров. Макс шел на запад, туда, где леса обрывались отлогими берегами Стайлы. Ему предстоял долгий путь, в конце которого воина ждала битва, и, возможно, смерть, сегодня по неведомой прихоти пощадившая человека, но лишь для того, чтобы вновь явиться к нему вскоре. И Макс был готов к встрече с Вечной Вдовой.
  

Глава 5 Покорность

  
   Встречать нежданных гостей собралось все село. Не меньше сотни крестьян - все жители Самкейна, мужчины, женщины, дети - выстроились по обеим сторонам единственной улочки, на которую были обращены крыльцом все дома. Сотня пар глаз вперилась во всадников, с нескрываемой надменностью взиравших на толпу с высоты своих коней. А могучие боевые скакуны-дестриеры, словно чувствуя важность момента, ступали, как никогда величаво. И от фигур закованных в броню воинов, восседавших верхом на громадных жеребцах исходила такая мощь, что и самый непокорный гордец с удивлением чувствовал, как сама собою сгибается не привыкшая к поклонам спина.
   Всадники, полторы сотни рыцарей и сержантов, не имевших титулов и носивших гербы своих сеньоров, втягивались в селение сплошным потоком. Похожая на покрытую стальной чешуей змею колонна неторопливо ползла меж домов, и каждый воин ловил на себе выражавшие самые разные чувства взгляды. Мужики постарше старались выглядеть спокойными и уверенными. Привыкшие к размеренной крестьянской жизни - земля, как известно, требует упорства, но не приемлет суеты, - они и теперь относились к происходящему с изрядной долей безразличия, хотя, право же, им было, отчего волноваться. В этот самый час в селение, расположенное в какой-то сотне лиг от Олгалорских гор, во главе своей свиты въезжал сам Эйтор, владыка Альфиона, отправившийся возвращать свой трон.
   Войско, в числе которого были не только опытные, привычные к долгим и быстрым переходам воины, но достаточно ополченцев, по неумению сбивавших ноги уже на третьей-четвертой лиге, растянулось длинной колонной, в голове которой, уступая черед только дозорам, разъездам легкой конницы, и ехал государь. Многие отряды сильно отстали, и король по здравом размышлении решил, что спешить некуда, а потому стоит подождать свое войско. Для того же, чтобы не устраивать привал среди чистого поля, Эйтор завернул в оказавшуюся на пути деревню, довольно крупное и весьма богатое село, окруженное обширными полями.
   Окруженный дюжиной избранных рыцарей, возглавляемых, само собой, верным Грефусом, ни на миг не выпускавшим из широченной ладони рукоять меча, Эйтор почти не видел глазевших на него крестьян. Лишь однажды он поймал на себе полный вызова взгляд, брошенный каким-то парнем. Юнец, на вид лет семнадцати, в отличие от старших родичей смотрел на государя в упор, со злым прищуром, точно хотел напасть, и Эйтор порадовался, что это осталось незамеченным Грефусом.
   Король с насмешкой взглянул на юнца, должно быть, возомнившего себя хозяином, равным самому государю, и тот невольно вздрогнул, подавшись назад и спиной уткнувшись в немолодую женщину. Должно быть, эта крестьянка, за подол которой цеплялись трое ребятишек лет пяти-шести, была матерью парня, и видела, что ее чадо удостоилось особого внимания владыки Альфиона.
  -- Кланяйся, - прошипела женщина, дернув юнца за рукав. - Кланяйся ниже!
   Эйтор вновь усмехнулся. Здесь, среди этой перепуганной, пусть и старавшейся не выдать истинных чувств, толпы любой мог ощутить себя всемогущим владыкой. Но сам государь сейчас был далек от того, чтобы упиваться своей властью, ибо знал, что вскоре ему предстоит тягаться не с забитым мужичьем, а с воинами, гордыми и сильными, пусть и ставшими на неправедный путь.
   Путь короля к утраченной власти оказался извилистым и в переносном и в буквальном смысле этого слова. Отяжелевшей от обильной добычи змеей войско Эйтора ползло по землям Альфиона, проходя через большие и малые города. И почти везде его встречали старательно изображавшие радость обыватели, славившие возвращение государя, точно так же, наверное, как в иных местах славили истинного и законного владыку Альфиона. Его высочество Эрвина, которому оставался лишь один шаг, чтобы именовать себя впредь Его величеством. Король уже стал привыкать к согнутым в раболепных поклонах спинам и взглядам, полным ужаса. Простолюдины и дворяне из тех, что поумнее, пытались всем своим видом выказать государю свою покорность. Такая же картина предстал перед ним и здесь, в Самкейне.
   От молчавшей все это время толпы крестьян отделились трое, неуверенно двинувшиеся навстречу королю. Три седых старца шли шаркающей походкой, опираясь на суковатые посохи. Рубахи их были богато расшиты - должно быть, старики достали из пыльных сундуков лучшее платье, - а глаза полны робости, столь странной для людей, каждый из которых прожил едва ли не втрое дольше, нежили явившийся к ним король.
  -- Приветствуем тебя, государь, - дрожащим голосом произнес один из мужиков, самый старый. Борода его опускалась до пояса, и для того, чтобы отвесить правителю королевства земной поклон, ему лишь чуть пришлось согнуть спину, и так давно уже сгорбившуюся под гнетом извечных крестьянских забот. - Просим тебя, господин, войди в наш дом, отведай нашей пищи, выпей свежего пива. Твои воины устали в походе, и мы примем их, как своих братьев, и дадим им все, чего только можно пожелать.
  -- Пива, говоришь? - хищно усмехнулся Эйтор. Он понимал, что эти старцы точно так же встретили бы и ненавистного Эрвина, явись он в этот край раньше законного правителя. Но, право же, король понимал крестьян, слишком слабых, всегда нуждавшихся в сильном хозяине, и не гневался на них, благо, не мог заметить следов измены.
  -- Уже и столы накрыты, господин, - еще ниже согнулся старец, должно быть, здешний голова. - Весть о том, что ты идешь через наши земли, давно уже достигла этих мест, и мы ждали тебя, чтобы выразить свою покорность. Мы всегда были твоими верными слугами, и просим - уважь нас, преломи с нами хлеб, испей из одной чаши.
   В голосе старика звучала неподдельная мольба. Этот дед понимал, что хватит и одного слова владыки, чтобы их головы покатились по пыльному проселку, вспыхнули дома, и над всем этим разнесся бы крик насилуемых истосковавшимися по сладкой податливой плоти воинами женщин. Старик боялся, и король очень хорошо понимал его, ведь был миг, когда и сам Эйтор чувствовал себя беспомощным, слабым, одиноким.
  -- Что ж, ты прав, - произнес король, придавливая старика к земле властным взглядом. - Мои воины провели в пути много дней. Они устали, забыв, что такое крыша над головой, и натопленная баня, горькое пиво и пенистый квас. Мы остановимся здесь на день или два, чтобы дождаться тех, кто идет следом, но отстал.
  -- Благодарствуем, господин, - вовсе уткнулся носом в землю старик. В голосе его звучало облегчение - самому страшному пока не суждено было произойти, селяне могли спасть спокойно. - Мы с радостью примем твоих воинов, как гостей, дадим им кров и пищу. А тебя же молю быть главным на нашем пиру.
   Короля действительно ждали, и прижимистые крестьяне подали на стол все, что только нашлось в их погребах. Откуда-то раздобыли даже серебряную посуду, а самому Эйтору, которого со всеми почестями усадили во главе стола, поднесли золотой кубок, слав которого, как сходу определил король, примерно на треть состоял из меди. В прочем, для нищих, едва сводивших концы с концами вилланов, и это казалось несметным богатством.
  -- Испей нашего вина, государь, - седой старец, сельский староста, поднес Эйтору, как и прежде, окруженному верными рыцарями, полную до краев чашу. - Пусть вместе с тобой под наш кров войдет королевская удача!
   Правитель Альфиона осторожно, чтобы не расплескать - дурной знак! - принял кубок из рук крестьянина и не торопясь осушил его до дна, затем довольно крякнув и вполне по-простецки утершись рукавом. Эйтор знал этот обычай - с вождем пребывает благословение Богов, древних, тех, чьи имена уже почти забылись, но в кого все так же верили в отдаленных землях. И где бы ни был правитель, часть его удачи останется в этом месте навсегда, потому-то, к примеру, простолюдины были рады любым обноскам, прежде принадлежавшим их господам, поскольку верили, что эта вещь станет сильным талисманом, приносящим достаток и дарующим силу.
  -- Времена нынче неспокойные, - промолвил староста, пока Эйтор энергично жевал кусок жареного мяса, истекавшего жиром. - Страшные времена настают. В королевстве смута, горцы с востока грозя набегом, на что не решались уже много лет. Нет порядка, и даже наши сеньоры бросают на произвол судьбы своих подданных. Мы уж и не чаяли, повелитель, что ты сам явишься сюда, дабы вернуть покой землям Альфиона.
  -- Предстоит битва, - помотав головой, невнятно - трудно говорить членораздельно с набитым ртом - пробурчал Эйтор. - Ты прав, настил опасные времена. Кажется, в сердцах людей больше нет места долгу и верности. Наш враг силен и жаждет победы, которая принесет ему власть и богатство. Но правда на моей стороне, и мы победим, - уверенно молвил он.
   Вместе с королем пировали его избранные рыцари, первым среди которых, конечно же, был лорд Грефус. Присутствовал здесь и чародей Рупрехт, но этот, в отличие от благородных господ, держался тихо и неприметно. Маг до сих пор не вымолвил ни слова, но зато вслушивался в каждый разговор, завязывавшийся за столом. А говорили много и охотно, тем больше, чем больше вина и хмельного пива перебиралось из жбанов и кувшинов в казавшиеся бездонными чрева господ рыцарей, никогда не отказывавших себе в выпивке.
  -- Странно, что Эрвин медлит, - заметил Грефус, одни из немногих, кто казался вполне трезвым. Сейчас лорд охранял государя, и нуждался в светлом рассудке, а потому только чуть пригубил из поднесенного ему кубка. - Он собрал великую силу, и любой на месте твоего брата, государь, давно уже наступал бы. Под рукой Эрвина больше полутысячи одних только наемников, а это опасные бойцы, умелые, давно привыкшие к войне, жизни своей без нее не мыслящие, - воскликнул он. - Да к тому же дружины тех дворян, что признали его своим господином, то есть еще несколько сотен хорошо вооруженных и неплохо обученных воинов.
  -- Должно быть, даже это войско кажется ему недостаточным, - пожал плечами Эйтор. Король, в отличие от своего слуги, не ограничивал себя ни в чем, опрокидывая один кубок за другим и нажевывая терпкое вино мясом, моленными грибами, жареными крылышками, и всем прочим, что успели собрать к появлению государя радушные хозяева. - Среди предателей нет единства, и Эрвин вполне здраво опасается, что многие покинут его, поняв, что с захватом столицы битва за Альфион лишь начинается, ведь никому не охота умирать. К тому же и я на месте брата дождался бы горцев, которые явно будут проявлять больше преданности, чем лорды и рыцари.
   Меж тем гости все больше хмелели, престав постепенно следить за собственными словами. Наперебой звучали здравницы, часто не вполне пристойные, кто-то с кем-то спорил, пересыпая свои аргументы отборной бранью. Как всегда, вдоволь наевшись и напившись, благородные господа быстро позабыли о куртуазных манерах.
  -- Да прихвостни самозванца, должно быть, уже бегут со всех ног, спешат спрятаться в норы, из которых и повылезали, точно черви! - Один из рыцарей, услышав спор Эйтора с Грефусом, не смог удержаться, чтобы не высказать свое мнение, вполне бесцеремонно встряв в беседу. - Стоило им только узнать о том, что Его величество жив, вопреки всем слухам, как эти вероломные твари в очередной раз позабыли те клятвы, которые, в этот раз, давали уже безродному самозванцу. Стоит только тебе, государь, явиться под стены Фальхейна, как ворота сами собой отворятся, чтобы пустить тебя в твою столицу. Враги будут дрожать от ужаса, лишь только услышав твое имя, ощутив нашу грозную поступь!
   Рыцарь был молод, и едва прошел воинское посвящение, получив право носить золотые шпоры. Он не успел отличиться в сражениях, но жаждал выслужиться перед королем, и потому сейчас не мог просто молчать. Что ж, одного он добился несомненно - Эйтор удостоил болтливого глупца весьма пристального внимания.
   Король, услышав даже сквозь нарастающий шум хвастливые речи, одарил рыцаря таким презрительным, полным злой насмешки взглядом, что тот просто подавился готовыми сорваться с уст словами. Дворянин, на которого обратили взгляды и ближние соратники государя, густо покраснел, сразу как-то сжавшись, попытавшись стать как можно менее заметным.
   Эйтор ничего не сказал глупцу, но не потому, что сказать ему нечего. Король очень хорошо знал своего названного брата, помнил его гордыню, упрямство, которое и сделало наследника престола изгнанником. А потому Эйтор ни на миг не верил, что нерешительность Эрвина вызвана страхом, тем более, бояться тому было особенно нечего.
   Так же, очевидно, думал и лорд Грефус, пусть он и не мог знать Эрвина так хорошо, как его господин. Но, в отличие от короля, лорд молчать не стал.
  -- Самозванец затаился, точно паук, висящий на краешке своей ловчей сети, - жестко прорычал Грефус, от избытка чувств слегка ударив по столу кулаком. Прочнее дубовые доски при этом издали жалобный треск, а с дальнего края стола свалился глиняный кувшин. - Он выжидает момент, чтобы бить наверняка. Наши силы почти равны, перевес незначителен, а если помнить о том, что и с той и с другой стороны полно бойцов, все еще колеблющихся, крайне ненадежных, то разницей в числе воинов и вовсе модно пренебречь. А в такой ситуации успех ждет того, кто умеет ждать, но при этом способен в нужный час действовать быстро, решительно, не считаясь с потерями. И Эрвин именно таков, а потому будет верхом глупости полагать, будто он чего-то боится. Трус и не подумал бы затеять все это, а тот, на чьих руках кровь сотен воинов, уж точно пойдет до конца.
   Лорда поддержали одобрительным гулом. Те, кто собрался здесь, в этой крестьянской лачуге, притом лучшей, самой чистой и самой просторной из всех изб в поселке, были в большинстве своем умелыми воинами. А настоящий боец никогда не посмеет относиться с пренебрежением даже к самому ничтожному противнику, ибо вонзить кинжал в спину зазевавшемуся богатырю способен и калека.
  -- А, что, старик, - обратился Эйтор к сельскому голове, забыв на мгновение о Грефусе и иже с ним. - В ваших краях все ли так же, как сам ты, хранят верность законному владыке, или тоже только и ждут, как бы присягнуть самозванцу?
   Под взглядом короля старика передернуло и он, казалось, в одно мгновение поседел еще больше, хоть больше, казалось, уже некуда.
  -- Мы верны тебе, повелитель, - дрогнувшим голосом вымолвил дед, кажется, сам не вполне веривший, что разговаривает почти на равных с самим владыкой Альфиона. - И мы готовы умереть за тебя. Но вот наш сеньор, его милость Витус...
  -- Что же твой сеньор? - чувствуя робость в своем собеседнике, король проявил нетерпение, возвысив голос: - Говори, старик, не томи!
  -- Прости, господин, - виновато пробормотал крестьянин. - Его милость рыцарь Витус, не скрываясь, поднял на донжоне своего замка стяг мятежников, стяг самозванца, именующего себя принцем Эрвином, и сейчас собирает отряд, чтобы послать его в Фальхейн, тем засвидетельствовав свою верность бунтовщикам.
   От возмущения король на миг лишился дара речи, ибо прежде и подумать не мог, что пирует в такой близости от одного из многочисленных гнезд измены. Эйцтор только и мог, что багроветь, грозно хмуря брови и скрежеща зубами. Зато не потерялись его спутники. Они слышали слова старика, и разразились шквалом гневных возгласов.
  -- Нечестивец, как он посмел? - Полупьяные рыцари вскакивали из-за стола, едва не сбивая с ног своих товарищей. - Выжечь каленым железом обиталище предателя! Смерть ублюдку! Раздавим гадину!
   Вино и крепкое пиво, которое непрерывно подавали на стол сами не свои от счастья, что прислуживают самому государю, внучки сельского старосты, ударило в голову благородным господам. Было похоже, что все блистательное рыцарство готово ринуться в бой прямо из-за праздничного стола, причем никто из дворян в своей грядущей победе не сомневался. И даже лорд Грефус, даром, что был трезв, не смог сохранять спокойствие после слов старика.
  -- Позволь мне отправиться к замку изменника, повелитель, - порычал, на миг перекрыв невнятный гул десятков голосов, богатырь, почтительно, но и не без вызова, обращаясь к Эйтору. - Если желаешь, я разнесу замок выродка по камешку, а тебе в дар принесу голову предателя!
   Лишь Рупрехт поглядывал на буйных рыцарей с явной иронией. Удивительно, но никто из благородных господ, поймав на себе взгляд мага, не спешил изображать смертную обиду, давая выход своей заносчивости. Вокруг чародей словно возникла стена, невидимая, не осязаемая, и при этом абсолютно непроницаемая. Рупрехт был в гуще народу, но, в то же время, оставался в гордом одиночестве - верного спутника мага, эльфа Эвиара, на пир хоть и позвали, правда, сквозь зубы, но тот отверг приглашение.
   Эльф оказался понятливым малым, пусть и был не человеческого рода, и уловил едва скрытый намек. Перворожденный представлял, как его примут темные крестьяне, если уж воспитанные, не чуждые наук лорды, увидев дитя Дивного Народа, первым делом неизменно хватались за клинки. В прочем, по Рупрехту невозможно было сказать, что он сильно скучал, оказавшись в стороне от жарких споров и становившихся все более откровенными баек, которыми сыпали изрядно набравшиеся рыцари.
  -- Остынь, мой верный слуга. - Король Эйтор быстро одернул вошедшего в раж Грефуса. - Поверь, ни у кого здесь нет и не было сомнений ни в твоей доблести, ни в воинском мастерстве, - успокаивающе произнес он. - Но бросаться в одиночку на укрепленный замок, на стенах которого нас ждут-дожидаются десятки опытных воинов - это все же глупо и неразумно. Не оберемся сраму, а нам еще освобождать столицу.
   Грефус насупился, громко засопев и уставившись на государя исподлобья. И не нужно было владеть магией, чтобы в этот миг прочитать мысли воина, точно открытую книгу.
  -- Мы не оставим предателя в покое, - твердо добавил король. - За измену всякого будем карать смертью, и славного предками и собственными делами лорда, и простого мужика. Но не нужно спешить. Нас сейчас не очень много, и стоит подождать, пока соберутся основные силы. Да и взгляни на них, - правитель Альфиона кивком указал на шумную толпу нетвердо державшихся на ногах рыцарей: - Разве сейчас они способны биться расчетливо и спокойно? Пусть сперва проспятся, вот тогда и выкурим подлеца из его замка, а затем вздернем на воротах!
  -- Он же сбежит, узнав о твоем появлении, - возразил Грефус. - Позволь расправиться с предателем, пока не поздно!
  -- Нет, для боя нас слишком мало сейчас, - Эйтор был непреклонен. - Но просто съездить туда, взглянуть, что к чему, мы можем, - многообещающе усмехнулся государь. - И это-то я как раз не желаю откладывать на потом.
   И все же провести разведку скоро не вышло. Разомлевшие от выпивки рыцари едва могли ходить без посторонней помощи, не то, что взобраться в седло. А потому выступили лишь на рассвете, когда воины пришли в себя после славной попойки, вспомнив, ради чего, собственно, они вовсе отправились в этот поход. К счастью, дружинники мятежного рыцаря ночью не пытались напасть на селение, хотя лорд Грефус не поленился расставить вокруг многочисленные посты и дозоры.
   Король Эйтор сам повел малочисленный отряд к замку Витуса, имя которого лишь смутно припоминал, не в силах вспомнить, был ли тот хоть чем-то знаменит. Кроме верного Грефуса, как и все, облачившегося в преддверие боя в прочную кольчугу-хауберк, с государем было еще полторы дюжины рыцарей и двое больше сержантов и конных лучников - достаточно, чтобы выдержать схватку с любой дружиной небогатого дворянина, но ничтожно мало для штурма цитадели. Также с королем отправился и маг Рупрехт.
   Путь к замку мятежника занял намного меньше времени, чем можно было ожидать. Проводник, молодой парень из Самкейна, не то внук, не то еще какая ближняя родня самому сельскому голове, вел отряд уверенно, избирая кратчайший путь. Юнец был переполнен гордостью, ведь он ехал верхом на настоящем боевом коне бок о бок с самим государем. Он пытался казаться серьезным и уверенным, но все же изредка бросал удивленно-восторженные взгляды на одного из своих спутников, того, кого чародей изредка окликал, называя Эвиаром.
   Эльф, конечно, ощущал столь пристально внимание к своей персоне, но не обращал на эти взгляды ни малейшего внимания. Пробыв уже весьма долгое время среди людей, Эвиар успел привыкнуть к тому, какую реакцию вызывает его появление. И сейчас Перворожденный думал вовсе не о том, что подумает человеческий подросток, и как он перескажет своим товарищам встречу с нелюдью, но о бое. Хоть король и утверждал, что намерен только провести разведку, эльф был готов к схватке. Тело его облегала легкая, но прочная кольчуга, вес которой Эвиар почти не ощущал. Такая броня не смогла бы защитить от удара булавы или топора, но разрубить ее был способен не всякий клинок, да и для стрел стальная рубашка стала бы почти непреодолимой преградой.
   Разумеется, Эвиар не забыл и о верном луке, на который с явным уважением поглядывали прочие воины, наслышанные о мастерстве эльфийских стрелков. Снаряжение дополнял легкий прямой клинок на поясе, кинжал, с которым Перворожденный не побоялся бы выйти один на один против закованного в броню латника, а также небольшой шлем-сэрвильер.
   Признаться честно, Эвиар неохотно покинул селение, присоединившись к отряду лишь после долгих уговоров чародея, который единственный мог порой даже приказывать своевольному эльфу.
  -- Для чего нам все это, маг, - устало спросил Эвиар. - Зачем нам эта война? Люди делят власть, но я явился сюда не для того, чтобы помогать им истреблять друг друга. Мой враг далеко, да ведь он и твой враг тоже. Так отчего же мы топчемся здесь, для чего торопимся встрять в никчемные потасовки?
  -- Нам незачем спешить, - пожал плечами Рупрехт, которого ничуть не смутило раздражение эльфа. - И он сам найдет нас. Но ты ошибаешься, если думаешь, что этого врага так легко убить. Он сейчас силен, быть может, сильнее любого иного мага в этом мире, пусть и уступает многим опытом. И нужно выждать момент, чтобы нанести единственный удар, стремительный и смертельный, а иначе мы оба погибнем в одно мгновение, ибо тот, за чьей жизнью ты явился сюда, не дает пощады никому, давно разучившись ценить жизни других людей.
   Все же после недолгих уговоров эльф, начавший уже испытывать скуку, присоединился к свите короля. И теперь воин, как обычно, спрятавший лицо под капюшоном плаща, ехал следом за чародеем, став кем-то вроде личного телохранителя при Рупрехте. В прочем, дорога быстро закончилась, приведя разведчиков к заветной цели.
  -- Замок, господин, - неуверенно окликнул короля проводник, указывая перед собой. - Вот он, замок Витуса!
   Отряд вышел к крепости неожиданно, пройдя сквозь редкий осинник и очутившись у подножья плоского холма, который и венчал тот самый замок. И, едва только выбравшись из зарослей, все увидели трепетавший на ветру штандарт Эрвина, соседствовавший рядом с гербом самого Витуса. По этому-то гербу, пестрому и сложному, король мгновенно определил, что род предателя очень молодой, ибо отпрыски древних фамилий имели лаконичные гербы. Явно предки Витуса не успели нажить особого богатства, и рыцарь наверняка решил, что службой внезапно вернувшемуся в Альфион Эрвину сможет добиться того, что не вышло у его дедов и прадедов.
  -- Ублюдок! - глухо прорычал король, чувствуя, как в груди пульсирует комок ярости. - Вероломный выродок! Да этот Витус, верно, и не родился, когда Эрвин, будь он трижды проклят, бежал прочь из Альфиона, но тоже славит истинного владыку. Как же они все рады появлению этого безумца!
   Воины, выстроившиеся кольцом вокруг государя, промолчали, но взгляды их тоже были полны ненависти. С королем оставались лишь те, для кого верность и честь не были пустым звуком, и они не могли принять мысль о предательстве своих братьев, таких же рыцарей, точно так же некогда присягавших новому владыке.
  -- Вперед, - решительно приказал Эйтор, махнув рукой. - Подберемся поближе, рассмотрим все хорошенько.
   Воины еще раз проверили, легко ли клинки покидают ножны, прежде чем двинуться к замку. Стрелки достали луки из налучей и принялись взводить тетивы легких арбалетов. Только один человек, сам Эйтор, казалось, не думал об опасности. Ненавистный герб, герб, о котором он старался забыть двадцать три года, дразнил короля, манил его, точно алая тряпка - разъяренного быка. Верный Грефус едва поспевал за государем, готовый защищать его от любой опасности даже собственным телом. Сам лорд обмотал вокруг запястья кожаный ремешок, крепившийся к рукояти ажурной булавы-шестопера с резными плоскостями.
   Вблизи замок не казался неприступной твердыней. Стены высотой в полтора десятка ярдов, приземистые башни по углам, надвратная башня, неглубокий ров, края которого сильно оплыли, а на дне была видна какая-то вязкая жижа - вот и все. Каждый из спутников короля думал, как легко можно было захватить этот замок, имея под рукой пару сотен стрелков и хотя бы одну осадную башню, и каждый понимал, что сейчас ничего этого у них нет.
   Тем временем появление чужаков заметили. Из-за стен раздалась частая дробь гонга, донесся хриплый голос боевого рога, и меж зубцов замелькали фигуры воинов в полном вооружении. Защитники крепости, солдаты Витуса, поспешно занимали позиции, стараясь при этом не показываться на глаза незваным гостям. И, судя по всему, там, за стенами, воинов было более чем достаточно.
  -- Эй, там, наверху, - лорд Грефус первым приблизился к воротам, разумеется, запертым изнутри. - На стенах, слышите меня? Опустить мост, немедленно!
  -- А ты кто таков, чтобы нам приказывать? - ехидно прозвучало в ответ. Грефусу пришлось задирать голову, чтобы разглядеть среди каменных зубцов говорившего. - Прочь подите, бродяги, пока мы не приветили вас сталью!
   У некоторых воинов, поднявшихся на стены, Грефус заметил в руках тяжелые самострелы. Опасаясь за жизнь короля, лорд так поставил своего коня, чтобы заслонить Эйтора от болта, в любой миг способного прилететь сверху.
  -- Открывайте немедля, - повторил Грефус, рык которого эхом отражался от грубо обтесанных глыб серого камня, из которых были сложены стены. - Здесь король Эйтор, владыка Альфиона, и он желает войти в замок!
  -- Эйтор? - донесся спустя несколько мгновений удивленный возглас. Через каменный парапет перегнулся какой-то воин в сбитой на затылок широкополой капелине с заостренной тульей. В поле он бы в один миг оказался растоптан копытами боевых коней, а сейчас, сидя за крепкими стенами, не испытывал ни капли робости, позволяя себе крайнюю наглость. - Не знаем такого. У Альфиона только один король - Эрвин, сын Хальвина, ему мы и служим, не щадя себя. Но если узурпатор Эйтор желает войти в замок, милости просим. Только пусть изволит обождать - мы как раз приведем в порядок лучшую темницу, где Его ничтожество будет ожидать прибытия истинного правителя этой земли.
   Услышав такой ответ, Грефус, не сдержавшись, разразился потоком брани, грозя мятежникам самыми жуткими карами. В ответ же сверху, точно с небес, слышался лишь глумливый хохот. Те, кто сейчас потешались над самим королем, чувствовали себя в полной безопасности за прочными стенами, а вот незваные гости были у них, как на ладони, и каждую секунды мог грянуть залп.
  -- А ты что молчишь, чародей, - Эйтор обернулся к Рупрехту, который и впрямь в полном молчании созерцал перебранку лорда Грефуса с защитниками замка. - Ты можешь разрушить ворота? Этих наглецов нужно поучить почтению, будь я проклят!
  -- Это не моя война, государь, - покачал головой чародей. - Тебе грозят стрелами и клинками, и ты отвечай тем же. Время для колдовства еще не пришло.
  -- Там, в лесу, возле Фальхейна, это тебя, помнится, не очень остановило, - усмехнулся король. - Ты испепелили несколько десятков воинов в одно мгновение без всяки отговорок. Яви нам еще раз свое мастерство, разбей ворота, а все остальное, клянусь, мы сделаем сами!
  -- Их речи звучат обидно, это верно, - скривился Рупрехт, указывая на замок. - Но разве пристало отвечать на слова боевой магией? Эти люди пока не угрожают ни мне, ни тебе, и я не стану бить первым, - сухо вымолвил чародей. - Моя битва еще впереди, а сейчас твоя война, государь.
  -- Да ты просто слаб и беспомощен, - зло бросил Эйтор. - Эти стены, будь они прокляты, не по зубам тебе, маг! Но мы справимся и сами, наши клинки сокрушат любую преграду!
   Рупрехт уже хотел, было, ответить что-нибудь язвительное, забыв, что разговаривает с королем, но в этот момент в ход событий опять вмешался случай, точнее, чья-то воля. С глухим стуком опустился подъемный мост, скрипя распахнулись створки ворот, и из замка, направившись к сгрудившихся как раз возле входа воинам, двинулся отряд всадников.
   Носившие на плащах и туниках смутно знакомый герб воины протискивались сквозь узкий проем ворот, затем быстро и весьма умело разворачиваясь в фалангу, первую шеренгу которой составили закованные в тяжелую броню копейщики. Не меньше полусотни бойцов пустили своих коней во весь опор, словно стальными челюстями обнимая отряд Эйтора с боков. Должно быть, пока Грефус препирался с воинами Витуса, рыцарь собрал своих дружинников. Решив преподнести своему новому господину дорогой подарок.
  -- Проклятье, - Эйтор ожег своего коня плетью. - Назад, назад! Уходим живее! Это ловушка!
   Дружинники Витуса пытались замкнуть отряд короля в кольцо, заходя с флангов. Вперед выступили конные стрелки, примерно полторы дюжины арбалетчиков, на скаку разрядивших свое оружие.
   Болты с гулом вспороли воздух, и сразу три воина из свиты Эйтора поникли в седлах, выронив из рук клинки. Сдавленно закричали раненые, а стрелки уже расступились в стороны, пропуская латников, на плащах которых пестрел герб рыцаря Витуса. Закованные в тяжелую брони всадники мчались прямо на короля, склонив копья к земле, и слышно было, как хрипят пришпоренные кони и лязгают доспехи.
  -- Живым, - раздался чей-то окрик из-за спин атаковавших латников. - Брать мерзавца только живым!
   Первым в бой вступил лорд Грефус. Отважно направив своего коня навстречу врагам, воин, заслоняя собой короля, уклонился от копья, ударив своего противника перначом по шлему. Зазубренные грани легко проломили стальное оголовье, и первый латник повалился на шею своему скакуну. А Грефуса атаковали уже сразу два всадника, один с копьем, второй - с двуручным сдельным мечом, и лорду пришлось защищать уже не короля, но собственную жизнь.
   Грефус был готов биться хоть против двух, хоть против десяти врагов в одиночку, но внезапно он получил помощь, на которую и не рассчитывал. Эвиар, увидев, что рыцарь оказался в весьма опасном положении, выхватил лук, рывком натянув его так, что скрипнула тетива, и послав стрелу в одного из вражеских воинов. Бронебойный наконечник, длинный и узкий, граненый, точно шило, вонзился в глазницу шлема, и копейщик, угрожавший Грефусу с правого бока, вскинув руками, завалился на высокую спинку седла, выронив оружие.
   Эвиар не был хорошим наездником - в бескрайних эльфийских лесах нет простора для всадников, да и коней очень мало - и оружие его было слишком громоздким, чтобы стрелять с седла. Но сейчас эльф показал чудеса мастерства. Позволив Грефусу самому разобраться с оставшимся противником, Эвиар подряд выпустил полдюжины стрел по приближавшимся латникам, и только одна из них оказалась потрачена напрасно. Стальные жала пронзали кольчуги, входили в прорези шлемов, а ответные стрелы и болты летели мимо. Конь под эльфом играл, пританцовывая и вращаясь волчком, и конные стрелки Витуса никак не моги взять точный прицел, а сам Эвиар бил без промаха.
  -- К демонам лучника, - вскричал какой-то всадник в посеребренной кольчуге и шлеме-бацинете с поднятым забралом. Он казался снаряженным лучше прочих - даже скакун этого бойца был защищен кольчужной попоной, вещью дорогой, а потому весьма редкой. - Хватайте короля! - приказал рыцарь. - Взять живьем!
   Воин, должно быть, сам Витус, взмахнул мечом, увлекая за собой своих слуг, и лавина помчалась к подножью холма, неумолимо настигая спешно отступавших спутников Эйтора.
   Лорд Грефус уже вступил в схватку, и два воина кружили, точно в странном танце. Громадный - почти в рост человека - седельный меч-цвайхандер, которым был вооружен противник лорда, явно мастер, порхал, точно пушинка, но ни один удар пока не достиг цели. Однако никто больше не обращал внимания на этот поединок, стремясь первым добраться до короля.
  -- К бою, - окружавшие Эйтора воины выхватили клинки, став перед государем живой стеной. - Нам не уйти. Защищать короля! Стоять насмерть!
   Эйтор тоже выхватил клинок, крепче сжимая рукоять небольшого щита. Королю казалось, что все копья, два десятка узких граненых жал, нацелены точно ему в грудь, и правитель Альфиона на мгновение оцепенел, не в силах побороть страх. Лавина закованных в стальные панцири всадников приближалась, и некуда было бежать, невозможно было увернуться, уйти из-под удара.
   Стрелки, сопровождавшие Эйтора, дали зал, свалив на землю с полдесятка противников, сблизившихся уже на ничтожную сотню шагов. Еще несколько стрел выпустил Эвиар, рвавший тетиву своего громадного лука с такой силой, что обвитое жилами дерево лишь жалобно скрипело при каждом выстреле. Эльф сократил число врагов еще на трех человек, но остальные, распаленные предвкушением победы, этого уже не замечали. Всадники, плотнее сбивая строй, неслись на горстку защищавших короля воинов, грозно выставив перед собой стальную щетину копий.
   А в следующий миг в гуще вражеских воинов вспух огненный шар, и сразу не меньше полудюжины всадников исчезли в нестерпимо жарком пламени, не успев даже закричать - такой стремительной была их смерть. Тонко заржали перепуганные кони, и строй, еще миг назад монолитный, смешался, обратившись в обычную толпу.
  -- Кано! - вскричал Рупрехт, посылая в сторону врага новый колдовской снаряд.
   Еще один огненный шар врезался в строй, и три латника, которых сейчас не могли спасти ни щиты, ни кольчуги, превратились в пепел вместе со своими скакунами. Для остальных воинов Витуса этого оказалось вполне достаточно.
  -- Колдун, - испуганно закричал кто-то. - Спасайся! Там колдун! Бежим!
   Привыкшие биться сталью против стали, эти воины, наверняка умелые, прошедшие через многие схватки, они страшились магии, поскольку не понимали ее. Нападавшие мгновенно превратились в бегущих, и в воротах замка возник затор и конских и людских тел, одинаково отягченных железом.
  -- Что, чародей, - Эйтор с насмешкой взглянул на Рупрехта, в один миг склонившего чашу весов на сторону воинства короля. - Теперь это и твоя война тоже?
  -- Они напали, я защищаюсь, - отрезал маг. - Лучше думай, что делать дальше, государь!
   Для того, чтобы принять решение, Эйтору не потребовалось много времени. Перед ним маячили спины врагов, из которых лишь немногие нашли в себе смелость повернуться лицом к страшному колдуну. Всадники протискивались в ворота, рассчитывая за стенами замка найти спасение. А это означало, что ворота все еще были открыты. Это был шанс, дар судьбы, и король, возбужденный и разъяренный, направил к замку своего коня.
  -- Вперед, за мной, - правитель Альфиона взмахнул клинком над головой. - В атаку! Руби изменников!
   Всадник в посеребренной кольчуге оказался единственным, кто пытался преградить путь противнику. Эйтор, охваченный боевым азартом и злобой, налетел на Витуса, обрушив на него град ударов. Оба были вооружены только мечами, и бой шел на предельно малой дистанции. Клинки рассекали воздух, сталкиваясь со звоном или глухо ударяясь в чужие щиты. Витус, вблизи оказавшийся действительно весьма молодым, бился умело, но он не мог ничего противопоставить ярости своего противника. Щит рыцаря-мятежника раскололся вдоль, а затем клинок Эйтора обрушился ему на голову, развалив и прочные шлем, и череп.
  -- В атаку, - кричали, подбадривая друг друга, королевские воины, рвавшиеся к воротам. - Убивать всех без пощады! Смерть!
   Рупрехт, чуть отстав от латников, швырнул в толпу вражеских воинов еще один сгусток огня, расчистив людям короля вход в замок. Вихрь пламени поглотил сразу десяток солдат, не оставив от них даже пепла, но оставив черные пятна граи на камне стен. И первым в ворота ринулся сам Эйтор, вонзив шпоры в бока своего скакуна, размахивая над головой окровавленным клинком и что-то бессвязно крича во все горло.
   Какой-то всадник, тоже что-то крича от ужаса, ринулся наперерез королю, но Эйтор одним ударом рассек ему грудь, сметя со своего пути неожиданное препятствие. Тяжелые копыта боевого скакуна с хрустом впечатались в обугленные кости, все, что осталось от всадников Витуса, с дробным грохотом ударили о прочные доски подъемного моста, и король в следующий миг уже очутился на замковом дворе, один, лицом к лицу с целой дружиной.
   Эйтор слышал, как над головой защелкали арбалеты - стрелки, опомнившиеся после устрашающего зрелища гибели своих товарищей, уничтоженных магом за считанные мгновения, запоздало разрядили самострелы, пытаясь отсечь врага от распахнутых ворот. Кто-то за спиной короля вскрикнул, видимо, поймав своим телом болт, но сам Эйтор уже ворвался за стены, движимый непреодолимой жаждой убийства, яростью, выжигавшей его изнутри.
   Королю попытались преградить путь. Со всех сторон к всаднику кинулись пешие воины, вооруженные алебардами и короткими копьями, взяв короля в кольцо. Точнее, они попытались сделать это, но Эйтор, даром, что конь его не был защищен латами - никто не собирался сражаться, думая только разведать, что к чему, и без приключений вернуться в Самкейн - с ходу прорвал жидкий заслон.
   Оказавшись в гуще врагов, рубивших и коловших своими алебардами, Эйтор раздавал удары направо и налево. Конь его вертелся волчком, и к каждому, кто пытался достать короля, тот в момент атаки оказывался обращен лицом. Удар алебардой правитель Альфиона отбил, отведя граненое жало в сторону своим щитом, и одновременно он ударил клинком еще одного противника, пытавшегося подрубить ноги скакуна топором. В замах было вложено достаточно силы, и клинок рассек и каску, и стеганый подшлемник, и кость, развалив голову врага на две половины. А король уже рвался дальше, разбрасывая пытавшихся взять его в кольцо, навалившись разом со всех сторон, противников.
   Прочная кольчуга, дополненная пластинчатой кирасой, стальные поножи, наручи, наплечники - все это делало Эйтора почти неуязвимым, позволяя не опасаться случайных ударов, скользящих, нанесенных на излете. А его клинок, отличное оружие гардской работы, легко разрубал кольчуги и стеганые куртки врагов, отсекая руки и снося головы с плеч.
   Кто-то из солдат Витуса попал под копыта обученного жеребца, который совершенно не боялся крови и очень хорошо знал, что нужно делать с теми, кто тычет в него остро оточенным железом. Смерть несчастного сопровождал только короткий крик и хруст костей. Еще двоих Эйтор зарубил, рассекая с первого удара и стальные каски с заостренными тульями, и черепа. Прочие же просто бежали, поскольку следом за Эйтором в замок врывались все новые и новые бойцы, и первым из них в стенах замка оказался впавший в совершенное неистовство лорд Грефус.
  -- Я здесь, мой король, - рычал лорд, буквально протаранив выстроивших на его пути стену щитов дружинников Витуса. - Я иду! С дороги, выродки, - свирепствовал дворянин, орудуя грозным перначом. - Сдохните все, поганые псы!
   Лорд Грефус, и сейчас пытавшийся не оставлять государя в одиночестве, раз за разом обрушивал на головы и плечи вражеских пехотинцев удары булавы, легко плющившей шлемы и мозжившей черепа, превращая их в кровавое месиво. Однако даже самый могучий боец не сможет долго держаться против дюжины врагов, которые отлично знают, чем для них обернется поражение. Не избежал этой участи и Грефус, которого атаковали сразу отовсюду, даже со стен - кто-то из арбалетчиков время от времени посылал в рыцаря болты, не думая даже о том, что может поразить своих товарищей.
   Опомнившиеся, собравшиеся с силами воины рыцаря Витуса теснили Грефуса обратно к воротам, прикрываясь высокими щитами и выставив перед собой длинные алебарды и глефы. Кто-то из противников сумел зацепить его крюком на обухе своей алебарды. Спутники Эйтора въезжали в замок поодиночке, и защитники крепости могли атаковать их все вместе.
   Грефус не удержался в седле, свалившись под ноги своим противникам. Тяжелая кольчуга мешала ему подняться, и несколько воинов уже занесли алебарды и пехотные топоры на длинных рукоятях, чтобы добить поверженного латника. Но король Эйтор, успевший прикончить еще двух врагов, уже прорвал сомкнувшееся вокруг лорда кольцо, разогнав людей покойного Витуса.
  -- Поднимайся, - хрипло приказал Эйтор, протягивая руку Грефусу. - Замок почти наш, нужно только добить оставшихся в живых ублюдков! Вперед, круши их!
   Остававшиеся на стенах стрелки дали нестройный залп, и болт вонзился в бедро Эйтора. Но во двор уже въехал Рупрехт, сопровождаемый верным Эвиаром, и стрелы полетели в обе стороны, а мгновение спустя к ним присоединился и сгусток огня. Пламя прокатилось по гребню стены, сметая находившихся там людей, а рыцари Эйтора рвались уже дальше, к донжону, куда отступали перепуганные, опешившие от происходящего воины Витуса.
  -- За ними, - приказал король, размахивая окровавленным мечом. Он не ощущал в этот миг боли, заглушенной нестерпимой яростью. - Не дайте им запереть двери! Прикончить всех!
   Во внутреннем дворе замка вспыхнула короткая, но жестокая схватка. Защитники пытались удержать королевских воинов, используя оружие на длинном древке. Крюками алебард и гизарм они стаскивали рыцарей, но те и стоя обеими ногами на земле продолжали биться, тесня противников. Спутники короля имели лучшие доспехи, а те, кто служил Витусу, в большинстве своем оказались защищены только стегаными куртками, и лишь ничтожная часть бойцов носила кольчуги. Против такого воинства каждый рыцарь, закованный в прочную броню, казался неуязвимым, бессмертным богатырем, играючи разгоняя по полдюжины врагов.
  -- Назад, назад, в цитадель, - надрывался кто-то за спинами выстроившихся в неровную фалангу бойцов Витуса. - Отступаем! В цитадель!
   Пехота отступала под градом ударов, которые обрушили на них не покидавшие седел рыцари. Каждый шаг защитникам замка стоил двух, а то и трех жизней. К тому же Эвиар, державшийся позади латников, тоже не дремал. Эльф успел пополнить запас стрел, и теперь расстреливал вражескую пехоту, выпуская в минуту по десятку стрел. Только Рупрехт пока оставался без дела - здесь, в стиснутом со всех сторона высокими стенами пространстве внутреннего дворика, его магия была не менее опасна для своих, нежели для врагов.
  -- Ублюдки! - лорд Грефус, так и оставшийся пешим, буквально проломил строй врага, раскидав противников, точно кегли. Его пернач, уже целиком покрытый чужой кровью, описывал широкие круги, с чавкающим звуком сталкиваясь с лишенной надежной защиты плотью. - Предатели!
   Натиск охваченного яростью, а также стыдом за то, что не он оберегал короля, а, напротив, сам Эйтор защищал лорда, Грефуса выдержать было невозможно. Не помогали ни длинные копья, ни численное превосходство. Острие алебарды скользнуло по груди лорда, и тот мгновенно перехватил чужое оружие за древко, вырвав его из рук противника, и тотчас метнув в стоявшего позади него арбалетчика. Тяжелая алебарда пронзила стрелка насквозь, а затем Грефус убил лишившегося своего оружия солдата, размозжив ему голову. Еще одного воин сшиб на землю, ударив затянутым кольчужной сеткой кулаком в грудь, и, скользнув в открывшуюся брешь, оказался позади строя врагов, принявшись беспощадно избивать их.
   Клинки рассекали плоть, секиры и булавы крушили кости и броню, и по каменным плитам, которыми был вымощен двор, текли кровавые ручейки. Лишь немногим бойцам ужалось дообедать до ворот цитадели, но и там они не нашил спасения. Возглавляемые Грефусом рыцари и сержанты, спешившись, преследовали врагов, подгоняя их ударами в спину. Король Эйтор, оставшийся под присмотром двух рыцарей, видел, как лорд, размахивая булавой, ворвался в цитадель, сметая всех, кто оказывался на его пути, а те воины, что шли следом, добивали оглушенных, искалеченных врагов.
   Окутанные сумраком залы и коридоры цитадели, служившей одновременно и казармой, и складом с припасами, и, конечно, покоями господина, наполнились звоном стали и криками. Дружинники Витуса бились, точно обезумев, поскольку знали - пощады не будет. Король не был готов сейчас разбирать, кто предал его сознательно, а кто лишь исполнял присягу, однажды данную своему сеньору. Для него все здесь были врагами и заслуживали только одного - смерти.
   Шедший первым лорд Грефус глухо рычал, обрушивая на пытавшихся задержать его воинов могучие удары. Зазубренные грани шестопера легко проминали, разрывали кольчуги и стеганые куртки. А чужие клинки лишь бессильно скользил по броне, покрывавшей торс и плечи Грефуса, отскакивая от стальной чешуи. Лорд мерно шагал, и каждый шаг его был отмечен очередным убитым, искалеченным врагом. Тем, кто шел следом за Грефусом, доставались лишь трупы.
   Но ярость - не лучший помощник в битве. Она застила глаза, заставляя хоть на мгновение, но забыть об осторожности ради того, чтобы прикончить еще одного врага. Какой-то мятежник, ловко орудуя двумя короткими клинками, все же сумел дотянуться до лорда, ткнув его кордом в плечо, а мгновение спустя туда же впился прилетевший из полумглы арбалетный болт.
  -- Назад, - один из рыцарей отпихнул раненого лорда прочь, рванувшись следом за отступавшими людьми Витуса. Узкий длинный клинок прочертил дугу, наискось впившись в грудь того самого бойца, что ранил Грефуса. - Убить их всех! За мной!
   Расправа была быстрой и кровавой. Спустя несколько минут из темного проема ворот цитадели во двор вышел пошатывавшийся, ослабевший от потери крови Грефус. Он появился как раз в тот миг, когда Рупрехт в прямом и переносном смысле колдовал над раной государя, вытаскивая из бедра Эйтора впившийся в плоть по середину древка болт.
  -- Мой господин, все мятежники мертвы, - доложил лорд, в глазах которого еще метались отблески недавней ярости. Кровь опьяняла, ее запах дразнил обоняние, и Грефус еще не вполне пришел в себя. - Приспешники предателя сопротивлялись отчаянно, но мы уничтожили все их. Они пытались забаррикадироваться на верхних этажах, но мы разбили двери и всех до единого прикончили. Всех, - повторил он. - Воинов, прислугу, женщин. Замок наш, мой король! Победа наша!
  -- Они сполна получили за измену, - кивнул Эйтор. - Благодарю тебя. Ты храбро бился. - И затем, поднявшись на ноги - для этого ему пришлось опираться на плечи самого Грефуса и еще одного воина - король громко, так, что слышно было в каждом уголке замка, крикнул: - Воины, мы победили. Это не моя, но ваша победа, ибо без вас, что бы я делал? А значит и этот замок, и все, что есть здесь - ваше! Изменник и его прихвостни мертвы, и все, что принадлежало им, пусть станет вашими трофеями. Берите все, что хотите! Торжествуйте победу, воины!
   Все, и рыцари, и простые солдаты, обратили взоры к нетвердо стоявшему на ногах государю. Неуловимую долю мгновения над замком повисла тишина, затем взорвавшаяся исторгнутым на одном дыхании десятками глоток ликующим воплем.
  -- Слава, - рычали воины, потрясая оружием. - Слава королю Эйтору! - и клинки плашмя ударили по щитам в древнем воинском приветствии, и замковый двор огласился частым дробным стуком.
   Грефус, рапортуя о безоговорочной победе, был не вполне справедлив. Кое-кто из замковой челяди все же выжил, и сейчас сержанты, торопливо избавляясь от тяжелых доспехов, насиловали какую-то женщину, подбадривая друг друга и давая похабные советы. Кто-то уже принялся грабить покои Витуса, просто выбрасывая из окон во двор все, что казалось хоть немного ценным. А под стенами цитадели меж тем деловито рубили головы и ломали кости нескольким слугам, явно из числа тех, что оружие в руках никогда прежде не держали.
  -- Останови это, - глухо промолвил Рупрехт, качая головой. - С кем ты воюешь, государь? Разве твой враг - беспомощные женщины, безоружные слуги, так же служившие предателю, как тебе служат твои рыцари?
   Чародей, склонившийся над окровавленным бедром короля, покосился на гогочущую толпу, обступившую несчастную пленницу, уже даже переставшую стонать и вырываться из рук насильников. Рупрехт смотрел на все это с нескрываемым отвращением, нервно сжимая кулаки, словно боролся с желанием испепелить ублюдков, так распорядившихся своей победой.
  -- Выродки заслужили это, - бесстрастно ответил Эйтор, которого, казалось, нисколько не трогали сцены насилия и убийств. - Пусть станет известно всему Альфиону - никто не дождется от меня пощады, единожды став на путь предательства, - горделиво воскликнул он. - Мы разрушим, сожжем, сравняем с землей все замки, истребим всех, кто посмел усомниться в моем праве владеть этой страной!
   Воины, кроме тех, что были ранены в бою, с азартом грабили и разрушали все, что только можно было разрушить. В милости своей король отдал им замок мятежника, и солдаты старались вовсю. Только двое не принимали участия в погромах - Рупрехт и Эвиар. Они держались в стороне от охваченной безумием толпы, и люди Эйтора невольно сами сторонились чародея и эльфа, к которому вовсе испытывали почти суеверный страх.
  -- Звери, - презрительно фыркнул Эвиар, с прищуром глядя на то, как воины альфионского короля разжигают под стенами цитадели костер, топливом для которого служили содранные со стен господских покоев гобелены. - Как вы смеете считать себя высшими существами, хозяевами этого мира? Даже крысы, те, что разносят мор, не истребляют друг друга с таким исступлением, помня, что они одной крови. - И повторил, скривившись в гримасе омерзения: - Звери!
   Пламя взвилось над стенами, и восторженно закричали уже сбившие замки на винных погребах воины. А в отсветах костра было видно, как два латника, волокут за ворота, ухватив за руки, истерзанный женский труп. Несчастная служанка Витуса не выдержала натиска разъяренных мужчин, и теперь от нее избавлялись, словно от ненужного хлама.
  -- Не звери, - горько усмехаясь, отрицательно помотал головой Рупрехт, в глазах которого тоже было видно лишь презрение. - Нет, не звери, - глухо повторил он. - Победители. И теперь они делят трофеи, то, что заслужили собственной кровью.
   Несколько минут они молча наблюдали за тем, как люди короля волокут тела поверженных врагов прочь со двора. Никто не думал сейчас о том, чтобы предать мертвых земле, впрочем, касалось это равно и своих, и чужих.
  -- А ты не стремишься защитить своих соплеменников хотя бы на словах, чародей, - негромко произнес Эвиар.
   Эльф стоял, опираясь на свой громадный лук, на которых солдаты Эйтора поглядывали с восхищением и страхом, поскольку видели, на что было способно это оружие в руках действительно виртуозного стрелка.
  -- У нас, людей, все не так, как у твоего народа, - пожал плечами Рупрехт. - Эльфов слишком мало, и вам легко считать всех, в ком течет такая же кровь, своей родней, легко быть единым целым. Тем более, - усмехнулся он, - ваш век достаточно долго, чтобы хорошо узнать друг друга, привыкнув к чужим недостаткам. А людей с каждым годом становится все больше, они расселяются по миру, и если на каждого я стану смотреть, как на своего родича, то никакой братской любви не хватит. Эти воины - чужие для меня, - маг указал на горланивших пьяными голосами песни королевских рыцарей и их слуг. - Мы вместе, потому что нас объединяет общий враг, но это не значит, что я приму их мерзкие выходки.
   Когда к замку Витуса подоспели вызванный из Самкейна подкрепления, удивленным взорам воинов предстала странная картина. Солдаты знали о том, что поблизости окопался предатель, один из тех, кто переметнулся на сторону Эрвина, упорно именуемого самозванцем. Знали они и то, что предатель собрал в своем замке приличный отряд, несколько десятков воинов, а потому все готовились или к яростному штурму, неизменно сопровождаемому огромными жертвами, или же, напротив, к долгой осаде, когда противники будут состязаться в том, у кого раньше кончатся припасы - у осаждающих, или у осажденных. И тем больше было общее удивление, когда воины увидели распахнутые ворот замка и королевский штандарт, водруженный над цитаделью.
   Втягиваясь в ворота, воины с удивлением и страхом смотрели по сторонам. Они видели тела защитников крепости, сваленные в окаймлявшие стены ров. Там хватало мертвецов, носивших следы ударов мечом, пронзенных стрелами, изрубленных топорами, но также были и те, кто не казался жертвой обычного оружия. Обугленные, скорчившиеся, точно младенцы в материнской утробе, куски плоти, покрытые коркой из расплавившихся доспехов, эти несчастные могли быть только жертвами магии, и среди воинов, казалось, ко всему уже привычных, полуиспуганным шепотом разнеслось одно и то же имя: "Рупрехт!".
   Маг, о присутствии которого в войске Эйтора было известно почти каждому, впервые показал, на что способен. Да, люди короля тоже понесли потери, но что значит десяток погибших и такое же число раненых в сравнении с без малого сотней покойников, еще утром бывших живыми, полными сил дружинниками и слугами мятежного рыцаря? И невольно в сердца и рыцарей, и обычных воинов, закрался, затаившись где-то в глубине души, благоговейный страх перед могучим чародеем. Один человек решил исход этой битвы, только благодаря ему удалось за считанные часы овладеть укреплениями которые, будучи обороняемы многочисленным, хорошо вооруженным гарнизоном, могли бы сковать силы Эйтора на много недель.
  -- Этот замок станет нашим штабом, - объявил король своим офицерам. - Здесь пусть расположится наше войско. За этими стенами мы можем не страшиться внезапного нападения врага, а оно вполне вероятно, ведь теперь о нас знают все в округе.
   Узнав приказ государя, воины, перебиравшиеся из селения, принялись спокойно, без суеты, обустраивать лагерь, поскольку в замке для всех места никак не хватало. А рыцари меж тем собрались на военный совет, который возглавил сам Эйтор и лорд Герфус.
  -- Мы дождемся всех, кто отстал на марше, - произнес король, расхаживая по залу, озаренному отблесками бившегося в громадном камине огня. Он заметно прихрамывал на правую ногу, но все же благодаря магии Рупрехта, не утратил подвижность, вполне обходясь даже без костыля или посоха. - Соберем в кулак все наши силы, и тогда одним броском окажемся под стенами Фальхейна. Альфиону не нужна долгая война, все следует решить быстро, чтобы наш народ мог жить в покое, возделывая землю, занимаясь ремеслами, но не отвлекаясь на наши усобицы. Но в королевстве должен быть только один правитель, и этот спор пора завершить. Однако и время терять тоже нельзя. Потому будем ждать ровно три дня, - объявил свое решение король. - После этого двинемся дальше на закат, и пусть Судия решает, кому даровать победу.
  -- Нужно расставить посты, разослать по округе дозоры, - напомнил Грефус. Права рука лорд висела на перевязи - арбалетный болт едва не раздробил кость. Но, утратив пока возможность биться, Грефус не переставал быть командиром, и сейчас не забывал о бдительности: - Эрвин может рискнуть, если узнает, что сейчас здесь далеко не вся наша армия. У самозванца достаточно всадников, и ему не потребуется много времени, чтобы оказаться под стенами замка.
  -- Если так, он все равно сломает об них свои зубы, - не без надменности ответил король. - Этот Витус, хоть и был мерзавцем и предателем, неплохо подготовился к войне. Стены крепки, погреба полны провизии, в арсеналах хватает оружия и доспехов, есть даже несколько метательных машин, к тому же на подходе и наши главные силы, после появления которых враг окажется точно между молотом и наковальней. А против их колдуна у нас есть свой - чародей Рупрехт сегодня доказал, что стоит половины нашего войска. Так что нам опасаться нечего. Если Эрвин окажется настолько глуп, чтобы сунуться сюда, то не для нас - для него эти стена и станут могилой, надежным склепом, из которого больше не суждено будет вырваться призракам прошлого. Но, конечно, поступай, как считаешь нужным, - обратился Эйтор к лорду. - Лучше будет, если врага все же не застанет нас врасплох, так что позаботься и о дозорах и обо всем прочем. Всем же остальным приказываю отдыхать - видит Судия, скоро нам понадобятся все силы. - Военный совет на этом закончился.
  
   Королевская армия, меж тем, собиралась, стекалась под стены замка покойного Витуса. Ручейки-отряды собирались здесь в настоящую людскую реку, чтобы затем мощным потоком, сметающим все на своем пути, хлынуть на запад, к Фальхейну, и там дать бой войску предателей. Отставшие на марше отряд спешили соединиться с королем, уже зная о неожиданной победе. При этом слухи, ходившие меж солдат, множились, порой искажаясь до неузнаваемости.
   Каждое слово, сказанное встречавшими воинов на дальних подступах дозорными, легковооруженными всадниками, регулярно объезжавшими всю округу, уже очень скоро переиначивалось, и почему-то каждый теперь считал, что победу одержал лично чародей. Воины верили, что это Рупрехт разнес в щепу ворота, испепелив затем весь гарнизон, сам же король и его верные рыцари даже не успели обнажить мечи. Неудивительно, что появлявшиеся в замке рыцари и обычные солдаты смотрели на мага, нарочито старавшегося не показываться никому на глаза, со смесью восхищения и ужаса, низко кланяясь ему при встрече.
   Уже на следующий после падения замка день явилось сразу почти пятьсот воинов, дружинники рыцарей и немногочисленные наемники, среди которых хватало удальцов из Гарда. Всех их тепло приветствовал сам король, буквально сиявший от радости, словно уже было выиграно главное сражение. И хотя сам Эйтор отлично понимал, что все только начинается, мысль о достигнутой весьма малыми потерями победе придавала ему уверенности в себе и наполняла сердце короля гордостью.
   Войска все прибывали, и к вечеру того же дня под стенами замка появились те, кого и не ждали так скоро. Отряд под командованием Бранка Дер Винклена вернулся с восточной границы, и тоже принес с собой радостную весть о победе.
  -- Мы разбили войск кланов, государь, - доложил Дер Винклен принявшему его королю. - Горцы рассеяны, остатки их орды отступают обратно в горы. Все надежды вашего соперника на помощь варваров рухнули, но это стоило нам множества жизней. Четверть моего отряда пала в том бою, - с ноткой вины вымолвил рыцарь, испытывавший стыд за то, как самонадеянно он вел сражение, выигранной только благодаря счастливому случаю, не иначе. - Многие хорошие воины погибли, многие также ранены, и в этом моя вина. Я переоценил свои силы, и за победу пришлось дорого заплатить.
   Рыцаря сопровождал Улферт, один из героев битвы с олгалорцами, и, конечно, Ратхар. Но юноша, в отличие от своего господина и капитана гвардии Грефуса, лишь молчал, стоя за спиной Дер Винклена.
  -- Не бывает победы без жертв, - спокойно ответил Эйтор, уверенность которого в будущем не могли поколебать даже вести о понесенных дьорвикским рыцарем потерях. - Горцы всегда слыли отважными, яростными бойцами, и то, что тебе столь малыми силами удалось отбросить их прочь, заслуживает уважения. Я знаю, что и сам ты бился в первых рядах своего войска, чуть не погибнув при этом.
  -- Верно, государь, - кивнул Дер Винклен. - Тем, что я остался жив, я обязан Ратхару, своему оруженосцу, твоему верному подданному, а также Улферту, в решающий миг вмешавшемуся в ход сражения, не дождавшись моей команды.
  -- В таком случае, эти воина заслужили награду, оба, - решительно заявил король. - тебе же скажу так, рыцарь Бранк - то, что мы потеряли столь многих людей в выигранной тобою схватке, конечно, плохая весть. Но ударь горцы нам в спину чуть позже, когда все наши мысли были бы заняты только армией Эрвина, и потери наши оказались бы намного больше. Ты избавил нас от опасности сражаться на два фронта, лишил врага подмоги, и вновь доказал свою верность мне, о чем я, клянусь, никогда не забуду. Я благодарю тебя за службу, Бранк Дер Винклен, рыцарь Дьорвика, и надеюсь, что столь же преданно ты будешь служить мне и впредь.
   Почтительно кланяясь королю, Дер Винклен удалился, сопровождаемый Улфертом, заслуженно удостоившимся милости государя, а также Ратхаром. А там, за стенами замка, уже полыхали десятки костров - воины, вернувшиеся из похода, спешили вкусить мирной жизни, набравшись сил.
   Каждый знал - впереди еще более тяжелые сражения, и многим не доведется увидеть победу в этой войне, а потому все стремились здесь и сейчас сполна насладиться жизнью во всех ее проявлениях. Среди бойцов появились бутыли с вином и жбаны с пивом, доставленным из соседних селений. Хватало и сговорчивых девиц, готовых скрасить суровые будни мужественных воинов своими ласками. Эйтор под страхом смерти запретил творить насилие в селах и городах, добровольно открывавших ворота перед ним, отдав на откуп своей армии только тех, кто переметнулся на сторону Эрвина. Но в кошельках даже у ополченцев все же звенели монеты, не только медь, но также и серебро, и женщин, желающих стать его хозяйками, получив при этом еще и кое-какое удовольствие, хватало.
   Войско собиралось. Подходили и те, кто отстал во время марша от замка Маркуса, и те, кто просто не успел явиться туда, опоздав ко дню сбора, и теперь, наконец, смог догнать короля. Палаток и шатров под стенами замка становилось все больше, и с каждым часом все крепло нетерпение Эйтора. Столица была всего в четырех переходах, и при этой мысли король был готов хоть в одиночку мчаться туда, чтобы вернуть себе то, к чему так сильно успел привыкнуть. Но здравый смысл все же был сильнее, и государь ждал окончания самим же и назначенного срока.
   Два дня воины шли к замку сплошным потоком. Колонных пехоты перемежались отрядами всадников и вереницами подвод. Кругом стоял гвалт сотен голосов, в кузницах непрерывно звенели ударявшиеся о крепкое железо молоты, слышалось конское ржание. А к исходу третьего дня, когда, казалось, собрались уже все, кто только мог, в замок Витуса, отныне являвшийся ставкой самого короля, прибыли нежданные гости с запада.
  
   Король Эйтор давно уже перестал обращать внимание на доносившиеся из-за стен голоса и бряцанье железа. Вот и теперь, услышав отрывистые команды, он решил, что то явился еще один отряд очередного рыцаря или лорда, решившего, пока не поздно, принять сторону законного владыки, чтобы позже не быть обвиненным измене, навсегда заслужив клеймо если не предателя, то труса уж наверняка. Но в этот раз Эйтор ошибался.
  -- Мой король, - лорд Грефус, почти всегда находившийся возле государя, поклонился, входя в покои, прежде принадлежавшие рыцарю Витусу. Эйтор взглянул на своего полководца, вопросительно вскинув брови - выглядел тот весьма взволнованным и удивленным. - Мой король, прибыли гонцы от принца Эрвина.
   Король коротал время, утроившись на кушетке с книгой в руках. Как ни странно, читал Эйтор не трактат по военному искусству, что было бы вполне понятно, а старинную балладу, сложенную, наверное, еще в ту пору, когда не было ни Альфиона, ни иных держав, но только могущественная, уверенно продвигавшаяся на все стороны света Империя.
  -- Что, - услышав последние слова лорда, Эйтор вскочил на ноги, при этом зашипев сквозь зубы и едва не упав - незажившая еще окончательно рана отдалась резкой болью в бедре. - От Эрвина? Здесь?
  -- Они хотят видеть тебя, господин, - пророкотал Грефус. - Скажи, как с ними потупить?
  -- О, я с радостью приму их, - усмехнулся Эйтор. - Надеюсь, ты позаботился, чтобы выродки увидели, какое войско мы собрали здесь? - И, увидев в глазах лорд растерянность, криво ухмыльнулся: - Нет? Что ж, пусть хоть на обратном пути насладятся зрелищем. Если, конечно, я сочту нужным отпустить их живыми восвояси, - с нарождающейся ненавистью добавил он.
   Гонцов было одиннадцать, но десять из них являлись лишь обычными солдатами, необходимой не столько ради солидности, сколько из соображений собственной безопасности охраной. И потому посланник Эрвина предстал перед государем Альфиона в сопровождении лишь двух своих спутников.
   Все трое вошли в трапезный - по случаю прибытия гостей ставший тронным - зал рыцарского замка, чеканя шаг и глядя точно перед собой. Они предстали пред королем без доспехов, только в дорожных камзолах, запыленных, потертых - верный признак того, что эти люди провели в дороге не один день. На бедре каждого висел длинный клинок - лишать воинов символа их высокого статуса не посмел никто. А что до угрозы государю, так ни один из пришельцев не успел бы обнажить орудие и наполовину, прежде, чем оказался бы изрублен на куски, благо верных государю людей, и рыцарей и обычных солдат, в зале было предостаточно, и они также были вооружены.
   Посланники Эрвина вступили в зал, освещенный множеством факелов, шага в ногу, точно на параде. Они прошли мимо неподвижно замерших вдоль стен воинов, стражи, охранявшей короля от любой опасности даже в этих стенах, и остановились в нескольких шагах от самого государя.
   На гонцов смотрели с ненавистью, но еще больше - с удивлением и любопытством, пытаясь рассмотреть в их уставших лицах образ врага, того, с которым предстояло биться без пощады, и они, конечно, чувствовали сгустившееся под сводами замка напряжение, и страх рождался в их сердцах. Однако каждый верил, что Эйтор окажется достаточно благороден, чтобы не посягать на жизни тех, кто лишь исполняет посольство.
  -- Эйтор, сын Хлогарда, - звенящим от волнений голосом произнес старший из послов, на самом деле сущий мальчишка, юнец, должно быть, совсем недавно надевший золотые рыцарские шпоры. - Я Турн из рода Кайлусов. Я прибыл к тебе, чтобы передать послание моего господина, Его высочества Эрвина, сына Хальвина, наследника Альфиона.
   Юный рыцарь стоял перед королем прямо, словно проглотил меч. Он был бледен от волнения, но старался придать своему голосу побольше твердости. И от Эйтора, лишь грозно нахмурившегося при этом, не ускользнуло почти явное оскорбление, нанесенное этим сопляком - посланник Эрвина обращался к нему, вовсе не как к королю, и наверняка понимал, что делает. Но все же Эйтор смог подавить в себе гнев.
  -- Ты - сын лорда Кайлуса, верно? - мрачно вымолвил король, в упор разглядывая своего собеседника. - Древний род, сильный, уважаемый, - принялся неторопливо перечислять государь. - Ваши предки всегда слыли людьми слова, были верны своим королям. До недавних пор честное имя вашего рода никогда не было запятнано грехом измены, но меняются времена - меняются люди, - мрачно процедил Эйтор. - И каково тебе быть сыном предателя, поправшего собственные клятвы?
  -- Да, я сын лорда Кайлуса, - кивнул юноша, уточнив: - Я его младший сын. Но мой отец никогда не был предателем, и ты не прав, оскорбляя его такими словами. Просто лорд отныне служит тому, кто действительно обладает правом наследовать эту страну. Мои предки были верны законным владыкам Альфиона, - звонко бросил он в лицо королю, хмурому, но, к своему собственному удивлению, не ощущавшему злобы или ненависти к этому юнцу. - И эту верность мы храним сейчас, и будем хранить всегда. Но не тебе по праву рождения должен принадлежать престол, не на твоем челе покоиться королевскому венцу, и я, как мой отец, как иные благородные лорды, ныне желаем восстановить справедливость, возведя на трон наследника того рода, которому и присягали в древности все наши славные предки. И я привез тебе послание от моего господина, принца Эрвина.
  -- Пусть так, - кивнул король. - Ты веришь в свою правоту, искренне веришь в нее, и это, наверное, не столь плохо. Хотя бы ты открыто говоришь о том, кому служишь. И не я, но тот, кто превыше меня, рассудит нас. Но читай же свое послание, - велел он. - Я весь внимание.
   Юный рыцарь, руки которого в этот миг заметно дрожали, достал из кожаного тубуса пергаментный свиток, и, сломав печать, развернул его во всю длину, и по залу раскатились эхом его слова.
  -- Я, Эрвин, сын Хальвина, законный владыка Альфиона, вызываю тебя, Эйтор, сын Хлогарда, на битву, - четко, выговаривая каждое слово, каждый звук, произносил в полнейшей тишине посланник, не отрывая глаз от свитка. - В моих руках твоя столица, твоя корона и твоя супруга, королева Ирейна, с которой я волен сделать ныне все, что ни пожелаю.
   Эйтор, издав горлом клекочущий звук, полувсхлип-полувздох, вдруг рванулся к наследнику Кайлуса, едва не вскочив с трона - кресла с деревянной резной спинкой, лучшего, что могло сгодиться на роль походного престола для лишенного королевства владыки. Ногти впились в полированные подлокотники, жалобно скрипнуло дерево, принявшее на себя всю ярость и ненависть короля, перед взором которого в этот миг явился образ любимой, той, всю глубину чувств к которой Эйтор узнал только в разлуке.
   Король был готов наброситься на мальчишку, надменно бросавшего унизительные, обидные слова, безбоязненно сыпавшего угрозами, пусть и от чужого имени, и Эйтору было сейчас безразлично право посланника на неприкосновенность, которое и он, еще считавший себя владыкой Альфиона, обязан был чтить. Сейчас перед королем стоял враг, наглый, уверенный в себе, а врагам Эйтор уготовал только одно - смерть, чаще быструю и легкую, но, возможно, долгую и мучительную. И второе сейчас было всего вероятнее для сопляка, возомнившего себя вправе так говорить со своим государем.
   Этот порыв не остался незамеченным. Воины, что стояли позади посланника, невольно отступили назад, а лорд Грефус и Рупрехт, стоявшее по обе руки от короля, напротив, придвинулись к своему государю.
  -- Умерь свой гнев. - Чародей легко коснулся плеча короля, едва слышно вымолвив: - То, что ты задумал, не делает тебе чести. Он не тронет ее, поверь, но, убив этого сопляка, который сам не ведает, что творит, ты заставишь отвернуться от себя многих друзей.
   Неизвестно, сколько правды было в словах мага, но сам голосе его, само прикосновение отрезвляюще подействовали на короля. Эйтор вновь взглянул на посланника, увидев перед собой просто мальчишку, глупого, которого еще ничему не успела научить жизнь.
  -- Настал час решить, кому суждено владеть Альфионом, но, если ты готов сдаться, я клянусь памятью своих предков даровать тебе жизнь, позволив покинуть эту страну. - Голос юного Кайлуса звучал бесстрастно - он был лишь проводником чужой воли - но каждый из собравшихся в зале видел, как отхлынула от его лица кровь в тот миг, когда прозвучало имя королевы. - Для того же, чтобы спор наш завершился по всем законам, посылаю тебе твой королевский венец, который ты все равно отдашь мне, волей или неволей, признавая меня законным правителем Альфиона.
   Услышав эти слова, один из воинов, что сопровождали посланника, приблизился к королю, протягивая ему на вытянутых руках покоившийся на бархатной подушке королевский венец. Отсветы факелов отразились в золотом ободе, разбившись на тысячи бликов о заостренные зубцы. Древний символ власти заставил всех невольно задержать дыхание. А лорд Грефус шагнул вперед, приняв из рук гонца корону, а затем медленно, чтобы каждый мог видеть, вернулся к королю, держа венец над головой Эйтора.
  -- Прими то, что даровано тебе свыше, Эйтор, сын Хлогарда, король Альфиона, - четко произнес лорд. - Владей, а когда придет час, и будешь призван ты на Последний Суд, пусть владеют этой короной, этой землей и всеми нами твои потомки! - И лорд плавно опустил венец на чело своего короля.
  -- Слава королю, - взорвался громкими криками полный народа зал. Рыцари и их слуги орали, что было сил, стараясь перекричать друг друга. - Да здравствует король! Слава Эйтору, владыке Альфиона!
   От восторженных воплей, казалось, содрогнулись стены, и задрожали укрепленные в бронзовых кольцах факелы, отчего по стенам заметались вдруг причудливые тени.
  -- Итак, я готов встретиться с тем, кто смет величать себя истинным правителем Альфиона, - с холодной решительностью произнес Эйтор. - У нашей земли уже есть король, и другому не бывать. И если Эрвин желает собственной смерти, я дарую ему ее. Мы уже одержали милостью Судии немало побед, и новая битва так же будет выиграна нами. Передай своему господину - я принимаю вызов, и приду, чтобы вернуть то, что он отнял у меня. Он отдал мне корону, а трон, свою королеву и свою страну я заберу сам.
  -- Мой господин просил передать, что станет ждать тебя через три дня на поле Локайн, - промолвил в ответ Турн Кайлус. - Иди туда с теми, кто верен тебе, и пусть Судия укажет, кто прав в этом споре. Я же, с твоего позволения, удаляюсь, дабы вместе с моим господином ждать твое войско в условленном месте, и биться против тебя плечо к плечу с Его высочеством Эрвином.
   Посланник Эрвина развернулся и двинулся прочь, сопровождаемый своими спутниками, шагавшими следом за ним. А король поднялся с трона, обведя тяжелым взглядом притихшую толпу. Все ждали, что скажет государь, и он не стал испытывать их терпение.
  -- Братья, - голос короля чуть заметно дрожал, но не от страха, вовсе нет, а скорее от возбуждения. - Близится момент истины. Нас ждет битва, и я верю, что каждый из вас будет сражаться за меня, за нашу землю. Я верю во всех вас, ибо вы уже доказали свою преданность. Завтра мы выступим, чтобы поставить точку в этом споре, и да пребудет с нами милость Судии!
   Минула ночь, и с рассветом лязгающие металлом колонны воинов двинулись на север, туда, где ждал их враг. Люди шли навстречу собственной смерти, но сейчас никто из них не испытывал нерешительности, не ведал страха. они были рождены для битв и сражений, сами выбрали такой удел, и теперь всей душой жаждали оказаться на поле боя. И их вел король Эйтор, впервые ощутивший в сердце только решимость и покой. Время сомнений прошло, настал час действовать.
  

Глава 6 Разбитые мечты

  
   Четверо всадников ехали по окутанному предрассветным сумраком лесу. Обученные кони ступали мягко, словно опасаясь, чтобы хрустнула под тяжелыми копытами сухая ветка или громче, ем нужно, зашелестела опавшая листва. А наездники непрерывно обшаривали жидкие заросли настороженными, полными тревоги взглядами. Здесь, совсем радом, притаился враг, и нельзя было попасться ему на глаза.
   Все четверо были воинами. Об этом говорило оружие - каждый имел при себе легкий арбалет, взведенный и заряженный, и короткий меч или тесак-фальчион - и доспехи, плотные стеганые куртки и легкие каски с широкими полями, таки, что могли в умелых руках сойти и за щит. Здесь эти четверо были незваными гостями, и каждый понимал, какой прием их ждет. А потому до предела были напряжены все чувства, и каждый доносившийся из леса шорох заставлял четверку припадать к земле, ощетинившись жалами тяжелых болтов.
  -- Все, дальше пешком, - прошептал один из четверки, седоусый ветеран. - Ромар, - обратился он к своему товарищу. - Ромар, останешься здесь, присмотришь за лошадьми. А мы пойдем дальше, глянем, что там к чему.
   Воин, молодой парень, из-под каски которого выбивались непокорные пряди цвета свежей соломы, кивнул. В следующий миг трое лазутчиков проворно спешились и буквально растворились в зарослях, двинувшись туда, где, как они полагали, находился лагерь врага. А их товарищ, оставшись в одиночестве на лесной поляне, продолжал вглядываться и вслушиваться в предутреннюю тишину, надеясь первым обнаружить врага.
   Ромар до предела напрягал слух, до боли в глазах вглядывался в лесной сумрак, желая обнаружить врага раньше, чем тот заметит его самого. Быть одному в окутанном тишиной лесу - очень тревожное занятие, особенно, когда точно знаешь, что где-то рядом затаился враг, жестокий, решительный и беспощадный. Но Ромар не смел уйти, ибо так он подвергал опасности своих товарищей. И воин, которому от напряжения порой уже начинали мерещиться странные шорохи и голоса, доносившиеся из зарослей, оставался на месте, ожидая возвращения своих спутников.
   Все они были воинами короля Эйтора, и сюда, в этот угрюмый лес, явились, дабы разведать, увидев своими глазами, что делает коварный враг, в битву с которым вскоре предстояло вступить их государю. Армия, возглавляемая принцем Эрвином, здесь, в этих лесах на западной окраине равнины Локайн, разбила свой лагерь, занимаясь приготовлениями к грядущему сражению. И правитель Альфиона хотел знать, что именно задумал его противник. Для этого и разбрелись по лесам многочисленные лазутчики. Ромар знал, что где-то рядом находятся еще не меньше десятка таких же, сильных не числом - всего по три-четыре бойца в каждом, - но ловкостью, отвагой и умением отрядов.
   Разведчики шли по ковру палой листвы очень осторожно, часто замирая на месте и вслушиваясь в звуки леса. Чуткий слух мог мгновенно распознать и дальний голоса, и звон металла и скрип натягиваемой тетивы, но пока все вокруг было спокойно. Казалось, лес вымер, но каждый из пришельцев знал - это лишь обман, и опасность может подстерегать на каждом шагу.
  -- Там, - прошептал старший из лазутчиков. Он безошибочно учуял принесенный с юга слабым ветерком запах дыма и конского навоза, а это было верным признаком присутствия именно в той стороне большого числа людей, не просто людей, а воинов. - Лагерь там.
   Мозолистые ладони еще крепче стиснули рукоятки мечей и арбалетные ложа, и воины, ступая еще бесшумнее, чем прежде, двинулись в том направлении, какое указал их предводитель. Разведчики давно действовали, как одно целое, и никто из них еще нашел повода усомниться в чутье своего командира, сурового воина, сражавшегося во всех войнах, больших и малых, какие только вел за последние двадцать лет славный Альфион.
   С каждым пройденным шагом признаки присутствия поблизости множества людей становились все более явными. Лазутчики время от времени выбирались из зарослей на обширные свежие вырубки - нескольким сотням воинов требовалось много топлива для того, чтобы просто приготовить себе пищу. Порой попадались и отпечатки обуви, а раз, выйдя на старую просеку, разведчики Эйтора увидели и следы копыт, причем весьма свежие. А откуда-то с юга ветер доносил крепнущий с каждым мгновением шум многоголосой толпы, сопровождаемый лязгом оружия. Все говорило о том, что рядом полно людей, но, как всегда бывает, встреча с ними стала полной неожиданностью для лазутчиков.
  -- Тихо! - старшина вскинул руку, припадая на колено, и по его знаку застыли оба его товарища. - Замерли! Слышите?
   Где-то рядом вдруг отчетливо прозвучали голоса, мужские, и, судя по всему, людей там было немало. Звук разговора, нарочито негромкого, приблизился, заставив воинов насторожиться, до боли в ногтях впиваясь в рукояти мечей, а затем удалился, спустя несколько мгновений растворившись в лесном шорохе.
  -- Дозор, - прошептал один из разведчиков, опуская самострел, и добавил с раздражением, за которым пытался скрыть свой испуг: - Рыщут!
  -- Все, пошли, - приказал командир, двинувшись туда, откуда, судя по звукам, явился вражеский патруль. - За мной!
   На этот раз лазутчикам повезло - они обошли лагерь противника по широкой дуге, приблизившись оттуда, откуда их ждали менее всего. Но старшина, бывалый вояка, не привык полагаться только на капризы удачи, рассчитывая более на свое чутье, силу и скорость реакции. И он, пожалуй, повернул бы обратно, но приказ был вполне понятным и суровым, а потому троица воинов упрямо продолжила свой путь, идя, быть может, навстречу собственной смерти.
   Лес редел, уступая место протяженной равнине, и, наконец, перед разведчиками открылась панорама бивуака, раскинувшегося на сотни шагов окрест. Ухитрившись миновать незамеченными посты, которых, наверняка, хватало здесь, воины смогли приблизиться к лагерю настолько, что во всех подробностях могли теперь наблюдать за творившимся там.
  -- О, Боги, - прошептал один из лазутчиков Эйтора, окинув взглядом стойбище. - Да их здесь тысячи!
  -- А кто говорил, что будет просто? - огрызнулся старшина. - Лучше смотри, да запоминай хорошенько, что и где видишь.
   Посмотреть было на что. Склоны невысокого, словно расплющенного ударом великанского кулака, холма были скрыты сотнями всевозможных палаток, шатров и просто сложенных из веток шалашей, ненадежного укрытия от непогоды. Чем ближе к вершине, тем шатры становились больше и роскошнее, а над тем, что был поставлен выше всех, трепетало такое знакомое и уже успевшее стать ненавистным знамя принца Эрвина. И хотя враг ныне грозил с востока, разъяренный вепрь все так же свирепо щерил клыки, обратившись на закат, словно грозил кому-то.
   Между шатрами бурлило людское море. Сотни воинов, большая часть которых сейчас была лишены доспехов, ходили, сидели или лежали на траве среди палаток, кучками собираясь возле костров, над которыми висели закопченные котелки. Среди простых солдат порой проходили надменно смотревшие по сторонам рыцари, бродили плотными группами наемники-чужеземцы, тоже свысока поглядывавшие на обычных ополченцев.
   Здесь же, на склонах холма, паслись под присмотром нескольких десятков воинов и слуг кони, могучие боевые жеребцы, которым вскоре предстояло понести на себе в атаку - быть может, последнюю - благородных господ рыцарей, пока предававшихся заслуженному отдыху. В прочем, отдыхали отнюдь не все - с противоположного края лагеря слышались отрывистые команды десятников, сопровождаемые лязгом мечей.
  -- Да, их тут тьма, - качая головой, произнес вполголоса один из бойцов, наблюдавших за лагерем из-под прикрытия кустарника. - Вот бы сейчас ударить, пока они не готовы! В поле половина наших парней головы сложит, да и то еще неизвестно, разобьем их, или нет. Говорят, здесь полно наемников, а эти рубаки будут биться стойко.
  -- Все верно, есть наемники, - согласился старшина, указывая на одно из знамен, что возвышались над вершиной холма: - Видишь, змея с короной? Это знак Вольных Отрядов из Келота. Отчаянные парни! - присвистнул он, качая головой. - И, клянусь справедливостью Судии, их здесь несколько сотен. Даже если мы возьмем верх, победа дастся немалой ценой.
   Штандарт наемников был виден просто превосходно, точно так же, как знамена многих влиятельных и богатых лордов, чьи гербы были известны даже простым солдатам. Здесь, на этом холме, собрался весь цвет альфионского рыцарства. И с ними вскоре предстояло сойтись в битве не на жизнь, а насмерть, разведчикам, ныне просто следившим за всем, пребывая в относительной безопасности.
  -- Атаковать бесполезно, - вымолвил второй воин. - Большое войско незамеченным не подойдет, а от малого отряда толку здесь не будет. Да даже если и удастся пройти мимо всех постов, смотри, - он указал на холм: - Двойной частокол, рвы, наверняка еще и волчьи ямы кое-где приготовили. Люди самозванца просто отойдут за палисад и сверху, с самой вершины холма, будут бить по нам из арбалетов, пока наши рыцари станут прорубать бреши, карабкаясь по склонам. Там же наемники, а не мужики-лапотники, такие к дисциплине привычны, и паниковать не будут. Нет, мы здесь только кровью бы и умылись, так что уж лучше в поле, - убежденно произнес он. - Говорят, конницы и самозванца меньше, потому он и сидит за стенами, боится, что наш король атакует первым.
   Старшина молча кивнул - хоть укрепления были и откровенно хлипкими, с наскока такие взять окажется сложно, погибнут многие воины. Лучше выманить врага на открытое место, и уж там опрокинуть, втоптав в землю.
  -- На, ладно, - решил, наконец, главный среди троицы разведчиков. - Кажется, все ясно, пора и назад оборачиваться, а то Ромар, поди, уж заждался, - криво усмехнулся он.
   Все так же незаметно лазутчики, узнав все, что хотели - и могли - направились туда, где остался их товарищ. Но, видимо, на радостях от успешно исполненного дела воины все же чуть растеряли осторожность, и наказание за небрежность последовало незамедлительно.
   Судьба, капризная и непредсказуемая, вновь показала свой вздорный характер, усмотрев, должно быть, в расслабленности возвращавшихся с успехом воинов нечто оскорбительное. Явившись незваными гостями, они смогли незаметно просочиться сквозь все посты, а теперь, едва удалившись от лагеря на полтысячи шагов, наткнулись на ничего не подозревавших сторожей.
   Лес здесь перемежался поросшими кустарником прогалинами, и, выходя на открытое место, разведчики невольно настораживались - никому не нравится ощущать себя мишенью. И, как раз выбравшись на поляну, обрамленную редким осинником, воины Эйтора нос к носу встретились с теми, кто охранял их цель. Полдюжины воинов, затянутых в кольчуги, вооруженных топорами, клинками и арбалетами, шли, почти не скрываясь, но - вот уж ирония судьбы - лазутчики узнали об их присутствии лишь в тот миг, когда столкнулись буквально нос к носу.
   На мгновение они замерли друг напротив друга, сторожа и незваные гости, словно позабыв о своем оружии. Воины просто с удивлением рассматривали друг друга, оцепенев от неожиданности. Стражники не ожидали встретить здесь чужаков, а пришельцы, расслабившись только на мгновение, тоже пребывали в уверенности, что никто не сможет подобраться к ним незамеченными. Но люди Эрвина опомнились первыми, и начали действовать.
  -- Проклятье, это же ублюдки Эйтора, - воскликнул высокий воин в длинной кольчуге, указывая облитой сталью боевой перчатки рукой в сторону разведчиков. - Прикончить их! Стреляйте!
   Сразу трое вскинули арбалеты, дав залп. Сухо щелкнули спусковые механизмы, и один из королевских солдат повалился на землю, пятная покров из опавшей листвы собственной кровью. Но приспешникам Эйтора этого было мало и они, на бегу выхватывая клинки, бросились к замешкавшимся противникам.
  -- А, тысяча демонов, - старшина лазутчиков попятился назад. - Убираемся отсюда, это засада! Сван, будь ты проклят, к чему тебе самострел? Бей!
   Напарник старого вояки вдавил спусковую скобу, и болт, выпущенный с каких-то двадцати шагов, отбросил назад одного из приближавшихся врагов. Но радоваться успешному выстрелу было уже некогда, и оба лазутчика, не помышляя о сопротивлении. Бросились бежать со всех ног, спеша скрыться в зарослях.
   Разведчики теперь уже не думали о том, чтобы остаться незамеченными. Их мысли занимало одно - жажда выжить, и двое ломились сквозь кустарник, оставляя за собой такой след, по которому пройти за ними мог бы, наверное, и слепец. За спиной звучали разъяренные вопли, пару раз над самым плечом пролетали, исчезая в еще густой листве, арбалетные болты, выпущенные на бегу, а значит, неточно. Наконец разведчики выскочили на ту самую прогалину, где ожидал их оставленный с лошадьми Ромар.
  -- По коням, - крикнул старшина лазутчиков ошеломленному столь шумным и неожиданным появлением товарищей юноше. - В седло, живее! За нами погоня! Там была ловушка!
   Как раз в этот миг на поляне показались и преследователи. Ромар, увидев врагов, торопливо вскинул арбалет и послал болт в сторону противников. Один из воинов Эрвина вскрикнул, припадая на правое колено - стрела насквозь пробила его бедро. Этот уже не был опасен, но оставалось еще четверо, и каждый из них жаждал крови врагов.
  -- Уходим, - приказал предводитель разведчиков, легко, точно юнец, взобравшись на спину своего коня. - Ходу, ходу, живее!
   Трое всадников, пришпорив протяжно заржавших от боли скакунов, вихрем сорвались с места, заставив своих преследователей разочарованно закричать, бессильно потрясая обнаженными клинками и посылая в адрес врагов чудовищные проклятия. Но до спасения было еще очень и очень далеко.
  -- Всадники, - крикнул Ромар, скакавший по левую руку от своего командира. - Смотри, там!
  -- Проклятье! - старшине лазутчиков хватило одного взгляда, чтобы понять - шансов спастись у них почти нет: - Это прихвостни самозванца. Не меньше десятка!
   Патруль, объезжавший окрестности лагеря, тоже заметил гнавших своих коней, что было сил, чужаков. Вытягивая из ножен мечи, отряд, разворачиваясь цепью, ринулся наперерез уходившим от погони лазутчикам. Засвистели стрелы, и Ромар, оказавшийся ближе всех к врагам, выпал из седла, приняв своим тело два болта, для которых не стала ощутимой преградой плотная, подбитая ватой куртка-жак.
  -- Взять их, - азартно кричал командир конного разъезда. - Прикончить ублюдков! За ними, живее!
   Двоим нечего было и думать тягаться с десятью, которые, к тому же, могли, не рискуя напрасно, просто утыкать своих противников болтами. Преследователи буквально дышали в затылок, слышалось надсадное, с хрипом, дыханием терзаемых шпорами и удилами коней, стремительно настигавших беглецов.
   Воины Эрвина мчались под горку, и расстояние между ними и разведчиками, попавшими из огня в полымя, неумолимо сокращалось. Кто-то уже вскидывал арбалеты, придерживая коней, чтобы вернее взять прицел, а другие, сблизившись с врагом на считанные шаги, заносили для удара клинки. Но спасение пришло оттуда, откуда не ждали.
  -- Довольно, - в спину командиру десятка ударил повелительный окрик. - Назад! Оставьте их!
   Воин, придержав коня, обернулся, встретившись взглядом с навязавшимся на его голову попутчиком. Этот человек, какой-то серый, невзрачный, слишком хилый для бойца, явно был лишним среди рослых плечистых воинов, производя сугубо безобидное впечатление. Но десятник остановил скакуна - перечить всемогущему чародею не смел никто во всем войске, и ослушаться Кратуса было даже хуже, чем оспорить волю самого Эрвина. Это знал командир, это знали и его бойцы, все, как один. И потому они мгновенно исполнили приказ.
  -- Пусть уходят с миром, - холодно процедил маг, провожая взглядом блеклых глаз двух счастливчиков, не веривших еще своему счастью. - Они не могли увидеть ничего такого, что мы не хотели бы им показать. Битвы все равно не избежать, и смерть еще найдет этих двоих.
  -- Как скажете, господин, - покорно кивнул воин. - А что делать нам?
  -- Возвращаемся в лагерь, - приказал маг, и отряд. Разворачивая коней, направился в сторону, противоположную той, в которой исчезли люди Эйтора, чудом вырвавшиеся из смертельной западни.
   К лагерю врага по воле короля Эйтора был послан отнюдь не единственный отряд соглядатаев. Кому-то не повезло, и они погибли в недолгих, но яростных схватках с вражескими дозорами, кто-то так и не сумел приблизиться к цели, но были и те, кто все же добрался до лагеря, успев увидеть и услышать достаточно, чтобы было, что сказать королю. В прочем, вернувшихся из рейда лазутчиков встречал не сам государь, а лорд Грефус, верный пес Эйтора. А уж он, выслушав обстоятельные доклады тех, кому посчастливилось вернуться из стана врага живыми, спешил к повелителю, чтобы сообщить ему последние вести.
   Король принял верного полководца в своем шатре. Еще едва светало, но Эйтор, чувствуя сильно возбуждение, не спал почти всю ночь, и, едва забрезжил рассвет, поднялся окончательно. Приближающийся день должен был рассудить, кто прав, а кто нет в этой войне, и все мысли государя оказались заняты только одним - битвой, что должна была начаться спустя считанные часы, для кого-то из соперников наверняка завершившись гибелью.
   Явившись сюда, на поле Локайн, Эйтор отрезал все пути назад. Конечно, король мог увести с равнины свои войска, мог просто бежать, но он знал, что поступи так - и те немногие лорды и рыцари, которым государь действительно мог верить, оставят его, убедившись в том, что избрали служение ничтожному трусу и слабаку. И это страшило Эйтора больше даже, чем мысль о смерти, которая может отыскать его здесь, на это поле, где суждено будет решиться спору, уже стоившему множества жизней, и тянущемуся десятки лет.
   А еще где-то там, в Фальхейне, за спинами врагов, тоже явившихся на равнину, дабы раз и навсегда решить все споры, ожидала своей участи его Ирейна. Эйтор желал только одного - чтобы его королева еще была жива. И он знал, что будет сегодня сражаться с названным братом не только за Альфион, за власть, богатства или корону, но и за ту, которая была готова спасти его ценой собственной жизни. Такое невозможно забыть, и король был уверен, что если и умрет, то с именем любимой на устах.
   Размышления короля прервало появление лорда Маркуса, сопровождаемого, между прочим, и Рупрехтом. Хоть чародей и утверждал, что эта война не его, он все же предпочитал не быть вовсе уж в стороне от происходящего. В прочем, король не возражал, и самозваные советники, расположившись в шатре, под надежной защитой десятков воинов, принялись обсуждать планы.
  -- Разведчики отправились к лагерю врага, - сообщил Марус. - Конечно, многие из них вернутся ни с чем, кое-кто и вовсе погибнет, но все же мы сможем узнать достаточно о планах противника.
  -- Нам и так все известно, - отмахнулся Эйтор. - У моего братца меньше кавалерии, причем намного, раза в полтора, но зато есть немало опытных пехотинцев.
  -- Пехота еще никогда не выигрывала сражения, - покачал головой старый лорд. - Наши латники раздавят любого врага, опрокинув армию самозванца. Разобьем их конницу, а все остальные просто убегут, вед умирать никому не охота. Нужно наступать, и немедленно. Было был лучше всего не топтаться на месте, а ударить с ходу, застав врага в лагере, не подготовленного к бою, невооруженного, без доспехов.
   Они явились на поле Локайн лишь вчера, устроив бивуак на его восточной окраине. Лорд Грефус, взявший на себя непосредственно командования разношерстным воинством, позаботился о дозорах и постах, и его стараниями вокруг лагеря даже возникли кое-какие укрепления, в основном, просто возы, расставленные по краю стойбища. И он же настоял на том, чтобы сперва все разведать, а не атаковать немедленно, к чему подталкивал короля Маркус.
  -- Наемники из Келота - вовсе не трусы, - возразил старому лорду чародей. - Это умелые бойцы, которым ведома честь. Они не побегут, не бросят того, кому вызвались служить.
   Несмотря на то, что войско короля только вчера встретилось с врагом, остановившись на расстоянии каких-то двух миль от неприятеля, пожалуй, уже каждый воин, самый последний ополченец наперечет знал имена лордов-предателей, с которыми предстояло биться вскоре. И каждый же из людей Эйтора знал о том, что на стороне принца, которого кто-то открыто называл сыном Хальвина, а иные предпочитали в угоды королю величать лишь самозванцем, бьются чужаки из Келота.
  -- Те, кто сражается только тогда, когда видит достаточно золота, не могут быть стойкими воинами, ведь заработанное еще нужно потратить, а покойникам ни к чему монеты, - скептически усмехнулся Маркус. Старик знал толк в доблести и отваге, вернее, ему была хорошо ведома их цена. - Никогда наемники не были храбрыми воинами. Они горазды грабить, но не готовы умирать.
   Маг ничего не ответил, не желая спорить с гордым и заносчивым дворянином, и только невзначай коснулся ключицы, там, где ткань камзола скрывала давнюю метку, память о буйной юности.
   В этот миг в шатер, вихрем промчавшись мимо стражников, вошел лорд Грефус. Воин, несмотря на то, что час битвы еще не настал, был облачен в тяжелую кольчугу, из которой не вылезал уже вторые сутки. На поясе его Висле длинный клинок, с которым лорд также не расставался, словно в любой миг ожидая нападения.
  -- Мой король, - Грефус поклонился государю. - Милорды, - теперь он приветствовал чародея и лорда Маркуса. - Разведчики вернулись от лагеря врага. Они сообщили, что воины Эрвина готовятся к битве. Несколько наших людей погибли, наткнувшись на вражеские засады, так что теперь противник будет настороже.
  -- Так и нужно атаковать немедленно. Маркус от избытка чувств рубанул воздух ладонью, не по-стариковски крепкой, еще не совсем отвыкшей от рукояти меча. - Государь, прикажи готовиться к бою. мы обрушимся на врага, сомнем его и рассеем, а Эрвина, или того мерзавца, что взял себе имя мертвеца, поймаем и казним, - горячился лорд. - Нельзя терять время, нужно действовать! Побеждает тот, кто ударит первым, таков закон войны.
  -- Это верно, - вместо короля ответил Грефус. - Но лагерь врага неплохо укреплен. Есть частокол, рвы, земляные валы. Арбалетчики и лучники Эрвина соберут кровавую жатву, пока наши латники станут штурмовать лагерь. Лучше ждать их в поле, где наша конница получит шанс показать себя.
   Король молчал, задумчиво потирая подбородок. Никогда прежде ему не приходилось принимать столь важное решение, никогда еще Эрвин не участвовал в настоящих битвах, когда сходятся в смертном бою сотни, тысячи воинов, и никогда еще, пожалуй, от его решения не зависело столько многое, как сегодня.
  -- Решай же, государь, - вымолвил Грефус, взглянув на короля. - И знай, что бы ты ни повелел нам, все мы, и рыцари и простые солдаты, исполним твой приказ, если даже придется умереть.
  -- Что ж, - вздохнул Эйтор. Пути назад не было, они понимал это, как понимал и то, что не осталось больше и времени на раздумья. - Что ж, прикажи рыцарям готовиться бою. через час после рассвета все они должны собраться на краю равнины. Мы атакуем врага, не важно, будет ли он готов, или нет. Сегодня все должно закончиться, и пускай Судия решает, кому праздновать победу, а кому - лежать в сырой земле.
   В этот миг полог, завешивавший вход в королевский шатер, вновь отодвинулся, в внутрь буквально вбежал вестовой. Припав на одно колено пред королем он застыл, и открыл рот лишь дождавшись нетерпеливого кивка государя.
  -- Мой король, - торопливо промолвил юноша, не поднимая взгляда. - Со стороны вражеского лагеря слышен шум, звуки труб. Люди самозванца выходят из-за частокола и строятся в поле. Они готовятся к атаке, сир!
  -- Самое время, - с некоторым облегчением усмехнулся Эйтор. Его брат сам избавил короля от все сомнений, первым сделав ход в этой партии, на кону которой стояли человеческие жизни. - В таком случае нам нужно торопиться. Мы встретим враг в поле, и пусть победи тот, кто крепче держит клинок.
  -- Мы могли бы сокрушить врага и без больших потерь, - заметил Маркус. - С нами есть маг, и весьма сильный, так почему бы сталь ни уступила честь победы волшебству?
  -- Прошу простить, государь, - ответил Рупрехт, нисколько не смутившись под взглядом короля. - Это ваша война, не моя. Я здесь только ради единственного врага, с ним и стану биться, не жалея сил. С обычными же воинами вы можете справиться и без чародейства.
  -- Пусть будет так, - сухо произнес Эйтор. Королю не понравился ответ мага, но и спорить с ним, тем более приказывать, он отчего-то не решился, должно быть, ощущая скрытую в этом человеке мощь. - Я уважаю твое решение, хотя и сожалею об этом, чародей. А теперь прошу оставить меня, господа, - требовательно вымолвил правитель Альфиона. - Я тоже должен подготовиться к сражению.
   Лорды, сопровождаемые державшимся позади них Рупрехтом, вышли прочь из шатра, оставив государя в окружении слуг. А по казавшемуся огромным лагерю словно прокатилась волна. Еще мгновение назад расслабленно сидевшие или лежавшие возле костров воины торопливо осматривали доспехи и оружие. Приказ короля Эйтора разнесся по всему бивуаку, и сотни людей охватила нервная дрожь. Войско готовилось к сражению.
  
   Бранк Дер Винклен в это утро тоже, как и сам король, проснулся рано, чувствуя волнение, какого давно уже не ощущал даже перед самой жестокой схваткой. Возможно, причиной этого было то, что сегодня рыцарь точно знал, что ему предстоит, в отличие от былых времен, когда сражения оказывались полнейшей неожиданностью, и потому просто не было времени думать о них, терзая душу. В прочем, и сейчас Дер Винклен не собирался предаваться душевным мукам. Вместо этого он кликнул Ратхара, и, выбравшись из шатра, принялся умываться.
   Воин увлеченно плескал на лицо и грудь казавшуюся ледяной воду, довольно фыркая и покряхтывая. В эту ночь ему приснилось что-то нечеткое, но весьма мрачное, и теперь Бранк словно смывал с себя остатки этого сна, который иной счел бы дурным предзнаменованием. В этот миг рыцаря и отыскал вестовой, явившийся от самого короля.
  -- Милорд, - парнишка лет шестнадцати, безмерно гордый тем, что носит на плаще герб государя, более того, выполняет его особую волю, почтительно поклонился рыцарю. - Милорд, Его Величество приказал всем воинам быть в полной готовности, с оружием, в доспехах и верхом на конях, спустя час, как только солнце поднимется на три пальца над теми холмами.
   Рыцарь, проследив за взглядом герольда, увидел поросшие жидким ельником горушки, из-за которых едва показался край светила.
  -- Благодарю, - кивнул Дер Винклен. Несмотря на то, что был обнажен по пояс - на рыцаре были в этот миг только обтягивающие штаны-шоссы и он не был даже обут - и непричесан, он сохранял достоинство дворянина, удостоив вестника холодного взгляда. - Я выполню приказ, пусть государь не сомневается в этом.
   После появление герольда Бранк поспешно вернулся в шатер, как всегда, сопровождаемый верным Ратхаром. И юноша сейчас тоже волновался, быть может, много сильнее, нежели раньше, хоть для него, несмотря на молодость, это был не первый бой. И все же беспокойство не оставляло Ратхара, а рядом с рыцарем он чувствовал себя немного увереннее.
  -- Что ж, нас ждет битва, - произнес пребывавший в некоторой задумчивости Дер Винклен, став посреди шатра и едва не касаясь головой полотняной "крыши". - И нужно быть готовыми к ней. Помоги мне, - приказал он Ратхару, кивком указав при этом на свои доспехи.
   Оруженосец покорно кивнул. Снаряжение тяжеловооруженного всадника, рыцаря, было достаточно громоздким, чтобы пользоваться посторонней помощью. И Ратхар, уже весьма долгое время будучи при Дер Винклене, успел обучиться всем премудростям, став ловким и умелым помощником не только в гуще сражения, но и в преддверие его.
   Бранк, досуха вытершись куском чистого полотна, первым делом натянул довольно узкую льняную рубаху, плотно облегавшую мускулистое тело. После этого он долго причесывался коротким костяным гребешком, будто исполняя некий священный ритуал.
   Приведя в порядок буйную шевелюру, по уму, давно уже нуждавшуюся в заботе цирюльника, Дер Винклен принялся снаряжаться в броню. Первым делом он надел стальные поножи и набедренники, словно шарнирами, скрепленные полусферическими наколенниками, а также сабатоны, латные башмаки, по последней моде имевшие чересчур длинные и острые носы. Рыцарь крепко затягивал ремни, так, чтобы они не ослабли в бою, став помехой движениям. А затем наступил черед Ратхара вновь демонстрировать свое умение.
  -- Гамбезон, - коротко приказал рыцарь.
   Юноша послушно подал Дер Винклену стеганую куртку-подоспешник, подбитую ватой, и помог своему господину облачиться в нее. Толстый кафтан был призван смягчать удары, и сам по себе мог служить некоторой защитой. Кроме того, он делал пребывание в доспехах, к примеру, в зимнюю стужу, более комфортным, поскольку тонкая рубаха не смогла бы защитить тело от обжигающе холодной стали. Также и в летний зной гамбезон удерживал тепло тела, не пропуская к коже раскаленный воздух.
  -- Хорошо, - одобрительно кивнул Бранк, убедившись, что куртка сидит на нем, как влитая, и шнуровка затянута предельно туго, и потребовав затем - Наручи.
   Доспехи для рук по конструкции были схожи с поножами. Трубчатые наручи защищали плечо и предплечье, не сковывая при этом движение локтя и позволяя свободно биться обеими руками. К тому же выступы на предплечьях и локтях могли служить оружием сами по себе, и, ударив такими шипами по лицу, можно было вывести из боя любого противника.
  -- Теперь броню, - произнес рыцарь после того, как для пробы сделал несколько взмахов руками, словно рубился невидимым клинком. Если где-то доспехи закреплены слишком слабо или, напортив, слишком туго, Дер Винклен хотел выяснить это сейчас, а не в разгар сражения, когда одно неверное движение, секундная задержка может стоить жизни.
   За гамбезоном настал черед хауберка, тяжелой кольчуги длиной до колена, с рукавами до локтя и капюшоном. С помощью своего оруженосца рыцарь облачился в кольчугу, мгновенно ощутив на своих плечах ее немалый вес. Но сейчас воин чувствовал вовсе не неудобство, напротив, привычная тяжесть брони прибавляла уверенности. Стальную рубаху сможет пробить не всякий клинок, и в ближнем бою Бранк сможет чувствовать себя надежно защищенным, оставаясь при этом достаточно подвижным. Только длинное рыцарское копье ланс, арбалетный болт да боевой топор способны сокрушить такую броню, однако и снаряжение Бранка Дер Винклена вовсе не ограничивалось одной лишь кольчугой.
  -- Подай кирасу, - приказал рыцарь.
   Следом за хауберком последовал короткий панцирь из нашитых на прочную кожу стальных чешуек. Простые пехотинцы - да и некоторые всадники тоже - пользовались такой броней, как основным и подчас единственным средством защиты, при этом их панцири имели короткие рукава и опускались почти до колен. Кираса же Дер Винклена закрывала только торс, и была намного легче. В прочем, этот выигрыш в весе с лихвой покрывала весившая все тридцать фунтов кольчуга.
  -- Крепче, крепче затягивая, - приговаривал Бранк, подняв руки вверх и позволив своему оруженосцу заняться застежками, которые находились подмышками и на боках, почти на самой пояснице. - Вот так, отлично!
   Теперь тело рыцаря было надежно защищено, и он мог не бояться случайно пропущенного удара или шальной стрелы на излете. Настал черед защитить и голову, и потому Дер Винклен, уже без посторонней помощи, надел стеганый подшлемник, завязав его тесемки под подбородком, и накинул кольчужный капюшон. Даже лишившись в бою шлема, он не станет слишком уязвимым, тем более, удар булавы или тяжелой секиры одинаково опасен в любом случае, и мало какие доспехи смогут защитить от него.
  -- Сплошные латы удобнее, и дают большую защиту, - заметил Дер Винклен. - Они, хоть и весьма тяжелы, зато отлично держат любые стрелы. У меня на родине, в Дьорвике давно уже не только рыцари, но и многие простые пехотинцы пользуются такими доспехами, поскольку иначе уцелеть в схватке с эльфийскими стрелками, способными вогнать стрелу точно в звено кольчуги с тридцати шагов, попросту невозможно. Но здесь, на севере, лук не в почете, да и арбалетами пользуются только избранные воины, и рыцари предпочитают легкую броню, меньше ограничивающую подвижность. Да и мастеров, способных выковать, к примеру, кирасу из одного куска железа, в этом краю почти нет, - добавил рыцарь. - В Дьорвике городские гильдии платят королю налог своими поделками, а потому каждый кузнец-оружейник обязан выковать в год то или иное количество доспехов, клинков и иного оружия. Здесь же мало городов, а сельские кузнецы больше делают серпы и плужные лемехи, чтобы их соседи могли прокормить самих себя. О войне тут вспоминают только тогда, когда она стучится в двери.
  -- Я слышал, латы столь тяжелы, что, упав, воин не способен подняться без помощи, - заметил Ратхар, и, словно оправдываясь, утонил: - Так мне говорили однажды, милорд.
  -- Выдумки, - усмехнулся Дер Винклен. - Боевые доспехи весят лишь немного больше, нежели кольчуга и панцирь, и боец в них почти не теряет подвижность. А при падении, между прочим, сплошные латы еще позволяют избежать тяжелых увечий, служа этаким каркасом. Вот турнирные доспехи действительно очень тяжелы, и облаченный в них воин не может даже забраться в седло, - согласился рыцарь. - Для этого ему нужна специальная лесенка и пара слуг, которые уберегут его от падения. Но и это оправдано, ведь смысл турнира вовсе не в том, чтобы убить или серьезно покалечить противника. А потому каждый, кто является на ристалище, старается уменьшить возможный ущерб и для себя, и для соперника, чему и служат необычно тяжелые и прочные доспехи, затупленное оружие, копья с нарочито ломкими древками, ну и, разумеется, жесткие правила, нарушивший которые может быть тотчас лишен рыцарского титула. А чужеземцам просто свойственно путать все, даже собственные впечатления, вот и рассказывают потом всякие небылицы.
   Поверх кирасы Дер Винклен надел сюрко, гербовую тунику, раскрашенную в красный и белый цвета. У гостя из далекой земли остался только клинок, а потому все доспехи, коня, прочее снаряжение ему подарил король Эйтор. Вот и скалился с туники Дер Винклена разъяренный вепрь, не суливший ничего хорошего тому, кто осмелится угрожать носящему этот древний герб воину.
  -- Меч! - Бранк требовательно протянул руку, и Ратхар вложил в нее вдетый в ножны клинок.
   Рыцарь крепко затянул пояс, на котором кроме длинного эстока с узким, непривычной для альфионцев формы клинком висел также длинный кинжал. После этого он надел кольчужные рукавицы. Порой фехтовальщики хватали клинок противника голыми руками, если не было иного способа отразить его удар или нанести свой, преодолев защиту. Сейчас рыцарь мог проделать подобный же прием, но с той разницей, что не лишился бы пальцев.
  -- Тебе тоже нужно поспешить, - напомнил Дер Винклен, убедившись, что броня сидит на нем, как влитая, плотно прилегая к телу, но при этом оставляя известную свободу движений. - Ты - мой оруженосец, и в этой битве должен быть рядом со мной, Ратхар! Так что поскорее надевай свои доспехи, чтобы королю не пришлось ждать нас.
   Сам рыцарь пока не брал ни щита, ни шлема, не трогал он и копье, которое своему господину подаст перед боем Ратхар. Сохраняя спокойствие, которому позавидовал бы и камень, Бранк Дер Винклен ждал, обратив взор к затянутой дымкой равнине, на противоположной стороне которой, вне всяких сомнений точно так же ждут приказа те воины, что стали под знамена Эрвина, неважно, самозванец он, или же и впрямь урожденный наследник этой земли.
   Ратхар, глядя на то, как невозмутимо ждет начала сражения, очень может быть, последнего в своей жизни, его господин, испытывал стыд, а также зависть, ибо сам не мог так спокойно думать об этом. Но, какие бы чувства не терзали его душу, юноша действительно должен был спешить, ибо, хоть он и боялся, все же не смел допустить и мысли о том, чтобы бросить рыцаря, бросить своих товарищей, вольных или невольных, и дело тут было не столько даже в верности и чувстве долга. Там, за пеленой тумана, укрылся его враг, тот, кто играючи, словно забавляясь, отнял у юноши самое дорогое, что тот мог представить себе - жизнь возлюбленной. И смерти этого врага Ратхара сейчас жаждал больше всего на свете. И пусть даже убийца падет не от его руки, но юноша будет уверен, что месть свершилась и благодаря его усилиям тоже. А это означало, что мешкать и впрямь нельзя.
  -- Рольф, - крикнул Ратхар, выйдя из шатра. - Рольф, где тебя носит, тысяча демонов?
   На зов юноши бегом прибежал парнишка лет пятнадцати, такой же белобрысый, что и сам Ратхар, и жутко худой, настолько, что острые ребра выпирали сквозь кожу.
  -- Помоги мне надеть броню, - приказал Ратхар, увлекая мальчишку за собой в шатер, служивший жилищем не только одному рыцарю.
   Паренек следовал за оруженосцем Дер Винклена, точно собачонка. Конечно, больше всего почтения и страха в нем вызывал сам рыцарь, но и оруженосец его, даром, что прежде был простым крестьянином, тоже казался Рольфу кем-то величественным, особенно когда облачался в доспехи и опоясывался настоящим мечом.
   Этого мальчишку Бранк Дер Винклен подобрал на пепелище одного из селений, разоренных явившимися с востока горцами. Войско, которым командовал дьорвикский рыцарь, уже возвращалось к королю, разбив врага, и как раз сделало привал возле разоренного поселка. Там, меж обуглившихся срубов, и бродил, растирая по щекам смешанные с сажей слезы, тощий и бледный, точно призрак, мальчишка, при виде грозных всадников - то были сам Дер Винклен и его оруженосец - со всех ног кинувшийся бежать.
   Разумеется, даже в лабиринте полуразвалившихся изб и сараев тягаться со всадниками было глупо, и несколько мгновений спустя петлявший, точно уходящий от охотничьих псов заяц, мальчишка уже был схвачен за шиворот грязной и ветхой рубахи железной рукой рыцаря. Сперва он испугался, но затем, увидев на плащах всадников королевский герб, чуть успокоился, и сквозь слезы рассказал свою историю, вполне бесхитростную и страшную.
  -- Олгалорцы пришли ночью, - всхлипывая, произнес назвавшийся Рольфом паренек, со страхом и благоговением взиравший на громадного рыцаря. - Дома сожгли, всех убили. Маму, папу, всех варвары зарубили, я один остался. Я убежал, и прятался возле села четыре дня. Когда я увидел вас, то решил, что это они вернулись, - стараясь унять дрожь в голосе, вымолвил мальчик, с надеждой и затаенным страхом взглянув в лицо Бранку: - Скажи господин, они не вернутся?
  -- Нет, мы прогнали их прочь, - помотал головой Дер Винклен. - Но все равно тебе незачем оставаться здесь, среди этих руин. Твоя семья мертва, и они не вернутся к жизни, сколько бы ты не пролили здесь слез. А мне как раз нужен слуга, который ухаживал бы за лошадьми, помогал ставить шатер, - чуть усмехнувшись, произнес вдруг он. - Ты пойдешь со мной, хочешь стать пажом благородного рыцаря?
   Рольф не колебался ни мгновения. Да, он был сыном обычного землепашца, но, как и все мальчишки, мечтал о подвигах, о сражениях с драконами, устраивая со сверстниками отчаянные схватки на кое-как обструганных палках, в их детском воображении становившихся настоящими стальными клинками. И потому сейчас, услышав предложение рыцаря, который, хоть и казался вполне дружелюбным, все же вызывая подспудное чувство страха, мальчишка согласился в тот же миг, энергично кивая головой и тряся нечесаной шевелюрой. Так Бранк Дер Винклен прибрел в этом чужом краю еще одного слугу и - он был бы не против этого - преданного друга.
   Теперь Рольф, все же немного пообжившийся, помогал подготовиться к сражению Ратхару. Доспехи оруженосца, тоже дар короля, или, точнее, лорда Маркуса, не были столь тяжелыми, а, значит, не были они и дорогими. Но зато Ратхар уже успел привыкнуть к такой броне, и чувствовал себя в ней вполне уверенно.
   Первым делом юноша укрепил поножи. Впервые ему предстояло сражаться верхом - та стычка с олгалорцами, в которой всю работу сделал Дер Винклен и прочие опытные бойцы не в счет - а потому следовало подумать о защите ног. Если пехотинцу вполне достаточно щита и длинной брони, то ноги всадника более уязвимы, особенно они кажутся таковыми пешим бойцам, вооруженным всевозможными совнами, глефами, алебардами и прочим оружием на длинном древке.
   Поножи и набедренники, закрывавшие ноги Ратхара были не стальными, как у рыцаря, а изготовлены из твердой кожи и лишь усилены несколькими узкими железными полосами. Они не так надежно защищали от по-настоящему сильных ударов, но зато были весьма легкими. Такими же поножами пользовались многие рыцари, не имевшие достаточно монет, чтобы приобрести лучшее снаряжение, так что юноша мог считать себя защищенным не хуже иных благородных господ.
   Точно такими же, кожаными, были и наручи, обегавшие обе руки воина от плеча до запястья. Если левая рука в бою будет защищена щитом, то правая окажется уязвимой, ведь не всякий удар можно отразить одним лишь мечом. А потому наручи, к которым перед боем Ратхар добавит и кольчужные рукавицы, тоже были важны.
  -- Подай мне поддоспешик, - приказал Ратхар молча стоявшему рядом слуге, как прежде сам рыцарь, и Рольф быстро, с явной спешкой, старался исполнять все его приказы, мечась по шатру.
   Стеганый камзол, подбитый ватой, был непременной частью снаряжения любого воина. Он неплохо смягчал удары тяжелого оружия, вроде булавы или кистеня, да и не всякий клинок мог разрубить сложенную во много слоев и прошитую ткань.
  -- Броню, - потребовал юноша, застегнув куртку-гамбезон на все крючки, и Рольф почтительно поднес ему покрытый стальной чешуей панцирь, держа его на вытянутых руках, точно величайшее сокровище.
   Броня из нашитых на плотную кожу железных пластин, длиной доходившая до середины бедра и снабженная рукавами-наплечниками, была намного дешевле, нежели кольчуга, и такой доспех мог позволить себе почти каждый воин. Ратхар привык к такому панцирю, давно уже забыв о мальчишеской зависти в адрес обладателей кольчужных рубах. Броня ничуть не хуже выдерживала удары клинков и стрел - а от тяжелого копья или пущенного в упор болта могли защитить не всякие латы - и при этом была весьма легкой.
   Бранк Дер Винклен учил своего оруженосца в бою полагаться не столько на силу - не всегда твоим противником будет тот, кто слабее тебя - но на ловкость, и юноша уже успел научиться ценить подвижность. И к тому же, если говорить откровенно, кольчуга была слишком дорогим доспехом, чтобы его давали просто так, а купить ее Ратхар просто не мог, имея в кошельке лишь пару десятков полустершихся медяков.
   Рольф помог воину натянуть броню, затянув все тесемки, и Ратхар с некоторым удовольствием ощутил навалившийся на его плечи немалый вес панциря. Юноша знал, что нет несокрушимых доспехов, если не верить сказкам, но двадцать фунтов железа, окружавшего его со всех сторон, замыкавшего тело в прочную скорлупу, позволяли хоть на миг ощутить себя неуязвимым.
   Голову Ратхар покрыл плотным кожаным капюшоном, которые служил подшлемником, одновременно защищая шею и часть лица от вражеских ударов. В бою он станет чуть хуже слышать, но это было самое меньшее из неудобств, которые согласился бы вытерпеть юноша, лишь сохранить голову на плечах, а не дарить ее в качестве трофея какому-нибудь наемнику-чужеземцу.
  -- Шлем, господин? - Рольф уже подавал оруженосцу Дер Винклена глубокий салад с коротким назатыльником.
   Шлем были лишен забрала, но зато не ограничивал обзор, а Ратхару, место которого в предстоящем бою будет отнюдь не в первой шеренге, не стоило так опасаться ударов в лицо. В таких же шлемах, в меру легких, оставляющих открытым лицо, пойдет в бой большинство оруженосцев, сержантов и конных лучников, входивших в свиту самых богатых рыцарей и лордов, и Ратхар ничем не будет выделяться из них.
  -- Меч, - отрицательно качнул головой юноша, и Рольф, спеша справить свою оплошность, бросился к стойке с оружием, сняв с нее вдетый в ножны клинок.
   Давно уже пропал, став чьей-нибудь добычей, корд, прощальный дар старика Олмера, первый настоящий меч, которым владел Ратхар. Он стал только воспоминанием, а юноша теперь пользовался иным оружием, клинок которого нес клеймо лорда Маркуса, как и все прочее снаряжение, что было у юноши. Это был достаточно увесистый меч, клинок которого, достигавший в длину полутора футов и бывший шириной почти с ладонь, в отличие от легкого эстока самого Дер Винклена был пригоден больше для того, чтобы рубить. В прочем, рыцарь успел обучить своего слугу разным приемам, и Ратхар чувствовал себя весьма уверено с таким оружием.
   Конечно, меч Ратхара был не чета рыцарским клинкам, и дело тут было вовсе не в отсутствии украшений и предельной простоте формы - прямая рукоять с массивным противовесом и довольно короткая крестообразная гарда - а в качестве стали. Для благородных господ оружие ковали из металла, доставляемого из далеких земель, но и клинок Ратхар все же был достаточно прочен, к тому же юноша старательно наточил его, потратив на это немало времени и сил.
   Опоясавшись мечом и прицепив к поясу также широкий кинжал, юноша горделиво распрямил плечи, красуясь перед единственным зрителем - Рольфом. Он был почти готов к бою. Оставалось только надеть шлем, застегнув под подбородком пряжку, чтобы тот не слетел от первого же удара, повесить на левое плечо щит, миндалевидный, из толстых досок, обтянутых вощеной кожей и окованных железными полосами, и взять в руки тяжелое копье, под острием которого трепетал красно-белый герб короля Эйтора.
   А за тонкими стенками полотняного шатра уже запели трубы, созывая верных королю воинов на битву, и им вторил многоголосый гул, сопровождавшийся также лязгом металла. Войско было готово к бою.
  -- Пора, - напомнил Бранк Дер Винклен. - Рольф, приведи наших коней!
   Слуга привел боевого скакуна самого Дер Винклена и коня, с некоторых пор принадлежавшего Ратхару. Гром, могучий жеребец истинно рыцарской стати, уже привык к своему наезднику, и теперь, пока юноша взбирался в седло - это с учетом немалого веса брони это было не таким уж легким делом - не пытался сбросить седока или укусить его. Конь словно чувствовал, что сегодня ему предстоит оказаться в гуще боя, и принимал волнение, вдруг охватившее Ратхар, весьма спокойно.
   Оба жеребца были защищены железными налобниками, а крупы их покрывали стеганые попоны. Кольчужная броня или конские латы из стальных пластин были всегда слишком дороги, и даже король не мог сделать своему верному рыцарю такой подарок.
   Рольф меж тем подал всадникам тяжелые копья, а затем шлемы, которые пока бойцы прицепили к седлам, подставляя лицо налетевшему с востока ветерку. Сердце под броней билось все чаще, разгоняя кровь по жилам, и еще недавно казавшееся весьма прохладным утро вдруг стало невыносимо жарким.
   Бранк Дер Винклен и его оруженосец влились в сплошной поток воинов, двигавшихся к краю лагеря, туда, где путеводным знаком возвышался королевский штандарт. Рыцари сбивались в плотную толпу, и назначенные командирами воины, отличавшиеся или происхождением или былыми заслугами, которые признавали все, уже принялись строить своих бойцов. Здесь же собиралась и пехота. Пусть на ополченцев и наемников и поглядывали с презрением, каждый дворянин, каждый рыцарь понимал, что без этих бойцов тоже не обойтись, особенно в обороне, когда нужно остановить врага, сдержать удар набравшей разгон тяжелой конницы. А сделать это лучше, чем пешие солдаты с длинными копьями и алебардами не мог никто.
  -- Держись за мной, и старайся не попасться под копыта чужих коней, - предостерег Ратхара Дер Винклен. - Похоже, мы будем атаковать. Обычно все решается в первые же минуты. Если удастся опрокинуть строй врага, считай, победа наша. Останется только добить тех, кто станет совсем уж упорно сопротивляться, а теми, кто побежит, можно заняться позже. Если наткнемся на пехоту, гони коня прямо на их строй. К демонам всякие пики и копья, только вперед! мало какой воин выдержит, видя, что на него мчится сотня закованных в броню рыцарей. Прежде случалось, целые армии бежали, даже не дождавшись, когда атакующие сойдутся с ними вплотную. Так будем надеяться, что и сейчас случится то же.
   Рыцарь надел на голову шлем, бацинет с остроконечной тульей, кольчужной бармицей, ниспадавшей на грудь и спину, и заостренным висячим забралом. За это забрало, испещренное множеством отверстий для дыхания, такие шлемы называли "собачьими мордами", и еще некоторое время назад они были весьма популярны в Дьорвике. Пока забрало было поднято, острием своим уткнувшись в небо.
   Сам Ратхар был снаряжен проще, и его барбют вовсе не имел забрала, что было только к лучшему. Оруженосцам, которые неизменно шли позади самих рыцарей, не были так страшны удары в лицо, а отсутствие забрала не ограничивало обзор, также облегчая и дыхание.
   Тем временем войско занимало боевые порядки. Вперед выступила конница, которой обычно и доставалось честь победы. Рыцари, стоявшие в первых шеренгах, имели лучшие доспехи, у некоторых даже кони были закованы в броню с ног до головы. Оруженосцы и простые воины-сержанты, составлявшие на самом деле большую часть кавалерии, были снаряжены попроще, а конные лучники, державшиеся в последних рядах или на флангах, вовсе имели только стеганые куртки, и редко кто из них мог похвастаться кольчугой.
   А вторую линию королевской армии образовала пехота. Вооруженные длинными алебардами, копьями, глефами, крюки и выступы которых были так удобны, чтобы стаскивать на землю конных воинов, пехотинцы строились фалангой. В глубине обращенного длинной стороной к врагу прямоугольника оказались ополченцы, наименее опытные и наименее стойкие воины, находившиеся как бы в обрамлении из шеренг рыцарских дружинников или наемных бойцов, отличавшихся не только вооружением, но и уверенностью в себе. Плотно сбитые ряды ощетинились разнообразным оружием, и, казалось, такая стена способна остановить любого врага, сдержав самый сильный натиск.
  
   Выступив вперед, король Эйтор окинул взглядом из-под приставленной ко лбу ладони открывавшуюся перед ним равнину. Просторное поле, начинавшееся у самых ног государя, было ровным, точно стол, и лишь вдалеке, не менее, чем в миле, вздыбливалось невысоким холмом. С севера равнина Локайн ограничивалась ручьем, не очень глубоким, но быстрым, с сильным течением, а с юга поле упиралось в лес, достаточно густой, чтобы тяжеловооруженный воин лишился в этих зарослях всякой подвижности. А там, впереди, у подножья холма, шевелилась, пребывая в непрерывном движении, темная масса. Это не было видно отсюда, но и король, и те рыцари, что сопровождали его, знали, что там так же строится, готовясь вступить в бой, армия принца Эрвина, их братья, в один миг ставшие безжалостными врагами.
  -- Похоже, никаких неожиданностей быть не должно, - произнес лорд Грефус. - Самозванец выдвинул вперед всю конницу, не меньше трех сотен бойцов, а пехота подпирает их с тыла. Едва ли кто-то остался в резерве, ведь у Эрвина не так много людей.
  -- Раз так, они могут попытаться прорвать наш строй, ударив, к примеру, в центр, или сосредоточив всю свою мощь на одном из флангов, чтобы вырваться в тыл и добить нашу кавалерию, - задумчиво вымолвил король. - Этого допустить нельзя.
   Эйтор, как и сопровождавшие его воины, командиры отрядов или личные телохранители государя, был полностью снаряжен для боя. Один из немногих во всем войске, король облачился в пластинчатые латы. Торс государя защищала кираса, покрытая искусной гравировкой.
   Взглянув на искусно нанесенный на прочную сталь причудливый узор, тот же Бранк Дер Винклен, только заметив стилизованных львов, вставших на дыбы, мгновенно определил бы латы, как работу дьорвикских мастеров, и оказался бы прав. Эта броня вышла из-под молота его земляка, не забывшего оставить на ней свое клеймо, чтобы каждый, даже в самом дальнем краю, увидев доспехи, мог убедиться - в Дьорвике творят умельцы, не ведающие себе равных. И это действительно было так, иначе тело государя покрыла бы совсем иная сталь, если бы только где-то нашлись мастера, более искусные.
   Кираса переходила в сегментный набрюшник, оканчивавшийся "лепестками" набедренников. Руки и ноги короля тоже защищала прочная сталь, наручи, поножи, латные башмаки-сабатоны. Свой шлем Эйтор держал на сгибе локтя, а копье за колем вез его оруженосец. Бацинет Эйтора имел латный воротник, опиравшийся на плечи. В этой стальной скорлупе правитель Дьорвика мог не бояться почти ничего. Только выпущенный в упор арбалетный болт, да нанесенный с размаха удар алебардой способны были пробить прочные латы, тяжесть которых сейчас казалась королю вполне приятной, вселяя в него чувство защищенности, даруя уверенность в себе.
  -- Нужно опрокинуть врага, рассеять его конницу, - приказал Эйтор, наблюдая за суетой воинства своего брата. - Потом уже займемся пехотой, и их горе, если наемники не сдадутся сразу, предпочтя красивую смерть. Лорд Грефус, вы возглавите центр войска, я же приму на себя командование левым флангом. Не будем изощряться в тактических хитростях, решив все в честном бою. Если получится, нужно оттеснить врага на север, загнав в речушку и там перебив всех, кто не пожелает сложить оружие.
   Грефус, точно так же, как и сам король, облаченный в полный доспех, надежный, прочный, а потому весьма дорогой - мало нашлось бы мастеров, способных выковать из одного куска железа сплошной нагрудник - кивнул, дав знак, что понял приказ. Сейчас он был необычайно спокоен, собран и странно молчалив. Столь же угрюмо глядели вдаль и прочие рыцари, понимавшие, что немногие живыми выйдут из боя. В кавалерийской атаке не обязательно наносить смертельные удары, достаточно просто выбить противника из седла, чтобы его затоптали его же товарищи, и мало кто желала для себя подобной участи.
  -- Прости, государь, - осторожно, но настойчиво произнес лорд Маркус, единственный, кто в преддверие сражения так и не сменил камзол на броню. - Стоит ли тебе самому идти в бой? Взгляни, вокруг немало храбрых и умелых воинов, и они с радостью будут сражаться за тебя.
  -- Кто станет биться под знаменем правителя, столь дорожащего своей жизнью, что прячется за спинами простых солдат? - Король Эйтор покачал головой: - Нет, это мой бой. Маг Рупрехт был прав, говоря, что это не его битва. И я не могу поступить иначе. Пусть воины знают, что их король не страшится смерти, и тогда сами они тоже станут биться вдвое отважнее и храбрее, а именно это и нужно, чтобы одержать победу.
  -- Что ж, это благородно, красиво, пусть и глупо для того, кто правит целой державой, - вздохнул Маркус. - Я же с твоего позволения останусь в лагере. Я слишком стар, чтобы самому идти в бой, и успел научиться ценить жизнь.
  -- Оставайся, - кивнул Эйтор. - Ты встретишь меня, как победителя, встретишь всех нас. Или предашь земле мое тело, - добавил король, - коль случится так, что Судия решит отдать победу другим.
  -- На все его воля, - бесстрастно произнес Маркус. - И да пребудет с тобой справедливость Судии, государь.
   За спиной ждало, пребывая во все большем напряжении, войско. Сотни людей, вставших под знамя короля, взявших в руки оружие, чтобы биться за него, ждали, чувствуя охвативший их трепет. Волнение в этот миг поселилось в душе каждого, будь то рыцарь, наемник, прошедший десятки сражений, или простой ополченец, впервые покинувший отчий дом, и еще не успевший привыкнуть, что теперь ему должно зваться воином. Равно чувствовали подкатывающий страх и Бранк Дер Винклен, и его оруженосец, но только первый в большей мере мог совладать со своими чувствами, второму же лишь предстояло закалить свой дух. Воины ждали, и король Эйтор, став перед строем и обратившись к нему лицом, заговорил, обращаясь сразу ко всем и к каждому в отдельности.
  -- Воины, мои братья по оружию, настал час решающей битвы, от исхода которой зависит судьба этой земли, всего Альфиона. - Эйтор, закованный с ног до головы в сталь, восседавший верхом на защищенном стальными же латами громадном жеребце, казался застывшим в строю воинам мифическим героем, непобедимым бойцом из старых легенд. Лучи утреннего солнца сверкающими брызгами разбивались о его броню, окутывая короля сияющим ореолом. И каждый из тех, что пришли в этот день на поле Локайн, молча вслушивался в его речь, боясь даже дышать. - Там, впереди, наши братья, такие же альфионцы. Но они запятнали себя позором предательства, и отныне стали врагами для нас, врагами, которых должно уничтожать, не ведая пощады. И я говорю вам, мои воины, идите в бой, забудьте о смерти. Сегодня решится судьба нашей родины, и от вас, братья мои, зависит, быть ли Альфиону впредь, или же он падет под ударами врагов, став лишь воспоминанием. Но я верю, если и случится так, то лишь тогда, когда падет последний из нас. Но такому не бывать никогда, ибо не может быть поражения, когда вы здесь, когда мы вместе и жаждем победы. Помните - в ваших десницах ныне пребывает будущее целой державы. Вперед, к нашей победе, воины! За Альфион!
  -- За Альфион, - взорвался исторгнутым разом сотнями глоток криком монолитный строй. - За Альфион и короля! Слава королю Эйтору! В бой!
   Запели трубы, и, вторя им, с дальнего конца равнины донеслись хриплые голоса рогов. Строй всадников, с которым уже слилась, растворившись в нем, свита короля, вопреки всем советам решившего не избегать сражения, качнулся, сдвинувшись с места. В землю ударили тяжелые копыта, и склонились вперед сотни копий. Латная конница, краса и гордость Алфиона, набирая разбег, шла в атаку, и в первых рядах своих воинов мчался - навстречу вечной славе или собственной смерти, - покачиваясь в такт шагам своего скакуна, сам Эйтор, правитель Альфиона.
  

Глава 7 Огненный дождь

  
   Поднявшееся над обрамлявшими равнину Локайн холмами солнце бесстрастно взирало на землю, и его огненный лик порой подергивался пеленой принесенных откуда-то с юга облаков, суливших скорый дождь. А там, внизу, в клубах пыли, сходились под протяжное пение боевых рогов в смертельной схватке тысячи храбрых бойцов.
   От поступи боевых коней дрожала земля. Фаланга закованных в сверкающие рыцарей, над которыми реяло знамя серебряно-алое короля Эйтора, бронированной волной накатывала на застывших недвижимо, будто по колено вросли в землю, пехотинцев под бело-зелеными штандартами принца Эрвина. И за этим величественным и страшным зрелищем равнодушно следили с обеих сторон, с неестественной холодностью просчитывая возможные ходы и контрходы противников, бесстрастные наблюдатели.
   Лорд Маркус, оставшийся в лагере, под защитой сотен пеших воинов, в мельчайших подробностях видел все, что случилось на равнине. Он словно оказался возле шахматной доски, фигурки на которой по прихоти неведомого колдуна вдруг ожили, обретя собственную волю, но, не забывая о том, что были созданы дл боя и для победы.
   Лорд видел, как качнулась вперед, сделав первый шаг - неведомо, к триумфу или краху - конница Эйтора. Он видел, как всадники, пустив своих скакунов сперва рысью, а затем и легким галопом, стальной лавиной хлынули навстречу врагу, так и не тронувшемуся с места. И это зрелище невольно вызвало у Маркуса, давно уже не водившего в атаку свою дружину, благоговейный трепет.
  -- Нет силы, способной выстоять пред этим, - произнес старый лорд, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. - Сегодня мы будем торжествовать победу.
   Земля дрожала, и над полем повис лязг металла, сопровождаемый конским ржанием. Обученные скакуны сами рвались вперед, в бой, и рыцари вынуждены были не понукать их, а сдерживать, чтобы достичь строя врага всем разом, а не поодиночке. А вражеская конница, которой было явно меньше, все так и стояла, не сделав ни шага, хотя каждый, кто видел происходящее, понимал - это самый верный путь к поражению.
  -- Думаю, государь не будет таить на тебя обиду, чародей, - лорд Маркус покосился на замершего в странном напряжении Рупрехта. Маг тоже не пошел в бой, и с ним остался верный Эвиар, сейчас безмолвной тенью замерший за левым плечом волшебника, не выпуская из рук свой громадный лук. - Кто устоит перед этим натиском, этой дикой яростью? Наши рыцари сметут с равнины любого врага, и никакие чары им не потребуются. Жаль только, ты не сможешь искренне величать себя победителем, ведь всю работу сделают простые воины, усмехнулся старый лорд.
   А альфионские рыцари накатывались на врага, все ускоряя ход. Вот между ощетинившейся жалами длинных лансов конницей Эйтора и врагами, по-прежнему пребывавшими в неподвижности, осталось уже не более тысячи шагов, и эта полоса земли, которой еще не касались подкованные копыта боевых дестриеров, и на которую не успел пасть еще кровавый дождь, сужалась с каждым мигом. Шесть сотен латников в эти мгновения действовали как одно целое. Конная фаланга, над которой полоскались яркие, заметные издалека штандарты самого короля и его верных лордов и рыцарей, наступала широким фронтом, и фланги ее, выдававшиеся за фланги строя Эрвина, должны были сомкнуться вокруг горстки врагов, подобно стальным челюстям, чтобы смять, сокрушить, раздавить неприятеля в единой могучем порыве. А затем уже все это воинство должно было обрушиться на пехоту, заведомо не имевшую почти никаких шансов в этом бою.
  -- Они, что, и вправду решили пасть здесь, - негромко промолвил эльф, неосознанно все крепче обхватывавший свой лук. И ему тоже передалось охватившее всех, кто остался в лагере, включая и простых пехотинцев, напряжение. - Что они медлят?
   Тем временем до строя мятежников уже оставалось не более шестисот шагов, лишь немного больше, чем составляла дальность полета болта, выпущенного из мощного арбалета. Невозможно было поверить, что найдется сила, способная остановить удар латной конницы, в первых рядах которой мчался сам король Эйтор, окруженный верными телохранителями и своими офицерами. Но такая сила была, и об этом знал Рупрехт, как знали и многие из тех, кто был сейчас рядом с магом.
   Но вот над строем противника прозвучала отрывистая песня боевого рога, и конница Эрвина дрогнула, словно воины очнулись, наконец, ото сна, увидев приближающегося врага. Однако то, что произошло спустя несколько мгновений, заставило следивших за ходом сражения людей застонать от ужаса и невозможности что-либо изменить, невозможности вмешаться в ход сражения, еще секунду назад казавшегося заведомо выигранным.
  -- О, проклятье, - полувздох-полустон Маркуса слился с сокрушенным возгласом, рожденным сотнями глоток. - Изворотливые ублюдки! Нет, это крах!
   Вместо того, чтобы ринуться навстречу латникам Эйтора, конница мятежников, подчиняясь заученному приказу, расступилась, отхлынула в стороны, точно приглашая врага ударить по оказавшейся вдруг незащищенной пехоте. А спустя миг на альфионских рыцарей обрушился стальной град.
  
   Принц Эрвин, скрежеща зубами, следил за тем, как приближается стальной вал вражеской кавалерии. В этот миг как никогда прежде сильно было желание взмахнуть окольчуженной десницей, бросая навстречу врагу всю свою кавалерию, неполные четыре сотни воинов, застывших, словно статуи, и приготовившихся с безразличием тех, кто уже мертв, встретить слитный, смертоносный удар. Принц видел, как играют под его воинами ощущающие сгустившееся вокруг напряжение своим звериным чутьем скакуны. Но латники оставались неподвижны, ожидая лишь приказа своего полководца. Они предали свою страну, доверившись тому, кого признали истинным королем, и даже сейчас, перед лицом намного превосходящего их врага, эти бойцы не теряли веру.
  -- Они как на ладони, - раздалось над ухом принца. Голос Кратуса, как всегда, был холоден и лишен даже намека на обычные человеческие чувства. - Позволь избавиться от них, господин. Эти глупцы сами просят, чтобы я ударил по ним сейчас, немедленно. И тогда останутся живы твои воины. Отдай приказ, повелитель!
   Принц, от которого ни на шаг не отходили Витар, с потерей руки приобретший лишь еще большее рвение и преданность повелителю, и Кратус, к которому обычные воины и даже рыцари старались не приближаться без нужды, заняли позицию выше по склону, на правом фланге боевых порядков войска мятежников. В нескольких десятках шагов ниже, почти у самых ног наследника Хальвина, колыхалось людское море, сотни затянутых в кольчуги и брони спин, над которыми вздымались сверкавшие в лучах восходившего солнца копья и алебарды. Здесь стояла пехота, готовая пасть, но не уступить врагу ни пяди земли. А чуть впереди замерла кавалерия, и всадники тоже жаждали победить или умереть, твердо решив, что третьего не дано, да и они его и не желают.
  -- Нет, - отрывисто бросил Эрвин, краем глаза заметив одобрительный кивок Витара и чуть заметно усмехнувшись при этом. - Эту битву должна выиграть сталь, а не чары. Те, кого ты жалеешь, сами встали под мои знамена, и пришла пора доказать на деле, а не только на словах свою преданность мне и нашему общему делу. И я не сомневаюсь, что сегодня мы будем торжествовать победу.
   Как ни велик был соблазн лишь отдать приказ магу, более ни о чем не беспокоясь, принц твердо решил придерживаться собственного плана. Спокойствие, поражавшее окружающих, давалось ему нелегко, но Эрвин ждал. Всадники Эйтора были все ближе, и земля под ногами ощутимо дрожала от поступи их боевых коней, но принц все медлил с приказом. Он шел на риск, и понимал это. Сейчас могло быть только два исхода - победа или смерть, если Эрвин хоть на йоту ошибся, переоценив свои силы.
  -- Будь уверен, господин, мои люди не подведут, - видимо, чувствуя возрастающую неуверенность принца, вымолвил Джоберто. Кондотьер, чья огненно-рыжая борода была заметна за сотню шагов, тоже был здесь, среди избранных офицеров, тех, кого приблизил к себе, выделив из толпы, будущий владыка Альфиона. Здесь же была и королева Ирейна. - Они исполнят твой приказ, пусть даже и погибнут все до единого, - уверил Эрвина кондотьер.
   Оба, и принц, и предводитель наемников, ждали приближения врага, облачившись в доспехи. На принце Эрвине были полные пластинчатые латы, целиком скрывавшие тело от плеч до ступней. Пожалуй, он вышел бы на поле боя и в одной только кольчуге, но вождь, полководец, будущий - мало кто сейчас сомневался в этом - король Альфона был обязан выглядеть подобающим образом, и потому сын Хальвина навьючил на себя два пуда стали, ощущая теперь тяжесть доспехов на своих плечах.
   Джоберто, над которым меньше довлели традиции, предпочел пусть менее надежную, но и меньше сковывавшую движения кольчугу-хауберк, которую вожак наемников дополнил пластинчатыми наручами, наплечниками и поножами. А торс его был защищен к тому же короткой бригандиной. Этот легкий, но прочный панцирь, в котором стальные пластины были приклепаны с внутренней стороны тканевой основы, так, что снаружи были видны только шляпки заклепок, входил во все большую моду в самом Келоте, и Счастливчик, уроженец этой земли, перенял новое веяние, равно как и многие из его бойцов, явившееся на равнину Локайн снаряженными почти таким же образом.
   Рядом с каждым из вождей находился оруженосец, готовый подать шлем - элегантный салад с подвижным забралом и удлиненным назатыльником, столь любимый воинами Келота, - а также копье и щит-тарч, служивший, впрочем, не столько для защиты, столько для того, чтобы нести герб. Прочее же оружие воины не выпускали из рук с самого утра.
   Эрвин был вооружен длинным полутораручным седельным мечом-бастрадом. На широком поясе на бедрах Счастливчика Джоберто тоже висел вдетый до поры в ножны клинок, а к луке седла также был прицеплен боевой топор на короткой рукояти с вычурным резным лезвием, маслянисто блестевшим, отражая скупые солнечные лучи.
  -- Эта цена не устраивает меня, - покачал головой принц, холодно взглянув на чужеземного воина. - Она слишком высока. Я не для того призвал вас, чтобы вы пали все до единого, но для того, чтобы твои воины принесли мне победу.
  -- И они победят, господин, - горделиво воскликнул капитан Вольного Отряда. - Наша честь не будет посрамлена сегодня!
   А латники Эйтора были уже в считанных сотнях шагов от замершего, словно оцепенев от страха, строя конницы, собою будто бы закрывавшей пехоту, в этот миг сжавшуюся в плотный комок, ощетинившийся сталью. Хрипели нагруженные сталью кони, и дробный стук копыт заглушал голоса.
  -- Пора, господин, - напомнил Витар, обеспокоено взглянувший на своего принца. - Они уже близко. Нельзя больше медлить, иначе они прорвутся к нашему строю, а это значит - конец. Отдай приказ, господин, - уже почти с мольбой в голосе воззвал к своему повелителю ветеран.
   Вместо ответа Эрвин взглянул на юную королеву, находившуюся под присмотром двух молчаливых наемников. Вздумай Ирейна бежать, и ее конь был бы мгновенно расстрелян из арбалетов - принц под страхом смерти запретил чинить хоть малейший вреда самой пленнице - но сейчас королева лишь безучастно смотрела на открывавшееся перед ней поле. И только закушенная губа да побелевшее, точно известь, лицо, от которого отхлынула разом вся кровь, выдавали ее истинные чувства.
  -- Смотри во все глаза, маленькая королева, - сквозь зубы процедил принц. - Запомни этот миг, миг моего триумфа. Вскоре на трон Альфиона взойдет истинный владыка.
  -- Зачем все это, - вдруг разомкнула уста Ирейна. - К чему все эти смерти, кровь, боль? Разве тебя будет радовать победа, купленная такой ценой? Неужели власть столь много значит для тебя?
  -- Не я так решил, но я пойду до конца, - пожал плечами Эрвин. - Эйтор мог бы все это остановить, но он предпочитает бороться, бросая на гибель сотни людей, посторонних в нашем споре. Не я, вовсе не я, а твой венценосный супруг жаждет, чтобы сегодня погибло как можно больше людей, - мрачно произнес принц. - Он желает вернуть утраченную власть, не считаясь с потерями, не думая о том, что это принесет его стране. И если он хочет боя, я дам его ему. Обещаю, если Эйтора удастся взять живым, я позволю вам проститься, если же он падет в бою, я отдам тебе его тело.
  -- Прошу, пощади, - сдерживая слезы, воскликнула вдруг Ирейна. - Прости его! Он сам наказал себя, и искупил свой грех. Прошу, останови это, даруй ему жизнь!
  -- Только свой смертью он искупит грех предательства, - отрезал принц, сжав губы и вдруг напрягшись. И, окликнув сигнальщика, отчетливо произнес, уже забыв о своей пленнице: - Пора дать сигнал! Труби!
   Протяжный, резки возглас сигнального рога пролетел над строем, и был мгновенно подхвачен другими сигнальщиками. И латники, услышав его, тронули поводья своих коней, выполняя давно заученный маневр. Строй сперва колыхнулся, подавшись вперед, будто для атаки, а затем распался на две равные части, четко отступившие за фланги пехоты, обнажив ее строй. А еще мгновение спустя, прозвучали отрывистые команды, и над полем зазвучали частые щелчки арбалетов.
  
   Для Эйтора весь мир не несколько мгновений сузился до размеров прорези забрала. Охваченный яростным порывом, как и еще шесть сотен воинов, король видел перед собой лишь темный, казавшийся каким-то зазубренным, строй врага. Он видел цель, и все существо государя было подчинено одному желанию - как можно быстрее достигнуть цели, врезавшись в толпу врагов, обагрив чужой кровь заждавшийся своего часа клинок из звонкой стали.
   Конь под Эйтором хрипел от боли и ярости, истерзанный удилами и острыми шпорами, и король только чуть покачивался в седле в такт все ускорявшемуся шагу скакуна. Длинное копье, увенчанное ярим вымпелом, было направлено точно вперед, параллельно земле, и Эйтор только крепче сжимал рукоять, утвердив древко на крюке-упоре, привинченном к правому боку кирасы. Высокая задняя спинка седла должна была уберечь всадника от того, чтобы оказаться сброшенным на землю силой собственного удара, и не нашлось бы такой преграды, что способна была устоять перед атакой закованного в броню, вооруженного прочным копьем м закаленным жалом латника.
   Лавина всадников, став на какие-то минуты единым целым, не нуждаясь более в командах, мчалась навстречу сжавшимся в плотный ком из плоти и стали врагам. Рыцари и их оруженосцы, что шли во второй и третьей шеренгах, усиливая удар, рвались к цели, не встречая пока ни намека на сопротивления. казалось, что противник враз утратил волю к победе, столь сильную еще несколько минут назад. враг выглядел растерянным, оцепеневшим, точно кролик под взглядом голодного удава. И это вселяло неуверенность и нарождавшийся противу воли страх уже в сердце самого короля. Не такой представлял себе Эйтор эту битву.
   Все изменилось в одно мгновение. Над строем вражеских всадников запели боевые трубы, и конница, осененная ненавистным знаменем Эрвина, дрогнула, но не пошла вперед, чего следовало ожидать, а расступилась, уходя на фланги, за строй совей пехоты... и обнажая притаившихся за их спинами стрелков.
   Они ждали приближения врага, стоя во весь рост за высокими щитами-павезами, составленными в сплошную стену. Пять сотен арбалетчиков, вооруженных мощными, способными пробить с сотни шагов даже сплошные латы, самострелами, были спокойны и уверены в себе. Именно им сегодня была предоставлена честь нанести первый и смертельный удар, в честном бою одолев цвет рыцарства Альфиона и эти воины - чужеземцы-наемники или такие же альфионцы, как и те, что накатывались на них, подгоняя могучих коней, - были готовы явить всем, кто желал это видеть, свое мастерство.
  -- О, нет, - прохрипел Эйтор, чувствуя почти непреодолимое желание осадить коня, когда в грудь ему уставились сотни граненых наконечников готовых в любой миг сорваться с ложа тяжелых болтов. - Нет!
   Сердце в груди государя замерло, словно скованное коркой льда. Там, в каких-то трех сотнях шагов, рыцарей, уже предвкушавших победу, ждала неумолимая смерть.
   Всадники приближались, не сбавляя шага, а стрелки спокойно целились, лишь крепче прижимая к плечу приклады тяжелых арбалетов. А за их спинами сжалась, изготовившись к броску, вооруженная копьями и алебардами тяжелая пехота, тоже жаждавшая поскорее вступить в бой. Но все же первыми начали стрелки.
  -- Залп!
   Воздух в одно мгновение огласился щелканьем спусковых устройств, а затем - гулом вспоровших влажный утренний воздух тяжелых снарядов. Полторы сотни болтов взвились в воздух, по пологой траектории устремившись к мчавшимся навстречу своей смерти рыцарям короля Альфиона.
   Строй альфионцев словно наткнулся на невидимую, но абсолютно непроницаемую стену. Падали смертельно раненые кони, сбрасывая с седел или подминая собственным весом своих наездников. Болты легко пронзали кольчуги и чешуйчатые брони, и рыцари валились из седел, выпуская из ослабевших, лишенных жизни рук поводья, и позволяя коням самим выбирать, куда двигаться. Попоны из стеганой ткани, каковыми было защищено большинство рыцарских скакунов, не давали защиты от тяжелых болтов, выпущенных в упор, и движимые болью жеребцы заметались по полю, сбрасывая с себя всадников, сталкиваясь друг с другом и мозжа копытами головы оказавшихся на их пути выбитых из седел воинов.
   Атака почти захлебнулась, на равнине мгновенно воцарился хаос. Тела сраженных меткими выстрелами всадников и их коней стали помехой для тех, кто следовал в глубине строя. Но арбалетчикам Эрвина этого было мало.
  -- Первая шеренга, перезаряжай, - прокатилось по рядам стрелков. - Вторая шеренга - на позицию! Целься!
   Подчиняясь отрывистой команде, подхваченной по всему строю свирепыми десятниками, сделавшие залп воины четко, без малейшей суеты - точно и не было в паре сотен шагов от них ошеломленных, но еще вовсе не побежденных рыцарей, по-прежнему жаждавших боя и крови - отступили назад, протиснувшись меж своих же товарищей. Зацепив крюками тетивы, стрелки принялись с остервенением вращать вороты, вновь взводя оружие и готовя его к бою, ведь каждый на этом поле знал - только от того, как часто и точно будут стрелять они, зависит, многим ли суждено будет увидеть новый рассвет. А вторая шеренга вышла к стене щитов, воины вскинули арбалеты - не раньше и не позже, чем прозвучал приказ их командиров, сотников и десятников, - прицелились и, дождавшись новой команды, рванули спуск.
   Второй залп, пришедшийся в упор по замедлившим ход, сбившимся кое-где в беспорядочную массу, а потому ставшим еще более уязвимыми всадникам, оказался поистине губительным. От тяжелых болтов почти не спасали доспехи, а самые искусные стрелки, каковых было предостаточно среди бойцов Вольных Отрядов, вгоняли стрелы точно в смотровые прорези рыцарских шлемов и сочленения доспехов. Всадники валились под ноги своим скакунам, и те, кому посчастливилось уцелеть после залпа, гибли под ударами подкованных копыт. А животные, в телах которых засело по нескольку железных "заноз", оглашая поле истошным ржаньем, мчались напролом, обезумев от боли.
   А стрелки действовали, как хитроумный механизм, единственным предназначеньем которого было множить смерть. Вторая шеренга, подчиняясь отрывистой команде сотников и десятников, так же отошла в тыл, и воины принялись торопливо, чувствуя, как скрипя тетивы и стонут от колоссальных усилий мускулы, взводить свое оружие. А их место заняла уже третья шеренга, для которой бой превращался в забаву, в расстрел лишенных командования, ошеломленных, что там говорить, испуганных врагов, которые были как на ладони перед укрывшимися за стеной щитов стрелками.
  -- Третья шеренга - залп! - грянуло над строем, и в сторону замешкавшихся, растерявшихся рыцарей короля Эйтора с протяжным низким гулом устремилась новая стая болтов, каждый из которых нес на своем острие чью-то смерть.
   Равнина оказалась буквально усеяна телами погибших или раненых рыцарей, и те, кто шел в атаку в первых рядах, и смог уцелеть под убийственно точными залпами, пытались повернуть назад, запятнав себя позором но тем сохранив собственную жизнь. А сзади на них напирали еще не понявшие, что к чему, их товарищи. Всадники сталкивались друг с другом, и в толчее, возникшей на поле сражения, погибло не меньше людей, чем от вражеских стрел. Атака была сорвана, и теперь мало кто усомнился бы, что победа в этом бою достанется принцу Эрвину.
   И все же среди наступавших еще были те, для кого исход сражения вовсе не казался предопределенным. Одним из них оказался сам король Эйтор. Тяжелые, порой казавшиеся неудобными из-за своего немалого веса и из-за того, что они заметно ограничивали движения, латы сослужили добрую службу государю. Два болта, клюнувшие короля в грудь, лишь бессильно царапнули пирамидальными наконечниками покатую поверхность кирасы. Еще несколько стрел точно так же отлетели от конского нагрудника, ввергнув боевого скакуна Эйтора в еще большую, чем в начале боя, ярость.
   Вокруг падали сраженные точными залпами всадники, бились в агонии раненые кони, а король, словно неуязвимый полубог из древних преданий, мчался точно на стену щитов, туда, где, чувствуя себя в полнейшей безопасности, скрывались враги. Кто-то из своих же рыцарей, своих братьев кинулся под копыта королевского скакуна, но Эйтор только пришпорил коня, слыша короткий вскрик и хруст костей. Он не испытывал жалости - этот несчастный все равно не пережил бы начавшийся день, оказавшись на земле, - желая только одного - поскорее добраться до врагов, крушить их, рубить головы, пронзать копьем их тела.
   Арбалет, если верить преданию, изобретенный гномами на заре этого мира, - страшное оружие, тем более в умелых руках. Тяжелый болт легко, словно бумагу, способен пронзить любую кольчугу, и кованый нагрудник зачастую уступает ему. Но из арбалета невозможно стрелять так же часто, как, к примеру, из лука, а потому спасение тех, кто в бою полагается на хитроумный дар подгорных мастеров - порядок и строжайшая дисциплина, когда сотни воинов должны действовать, как единое целое. Гномы дали миру арбалет, якобы придумав его, чтобы на равных сражаться с закованными в прочнейшую чешую драконами, и они же оставили немало тактических приемов, в числе которых была и "улитка", которую теперь мастерски - сразу были заметны плоды упорных тренировок - использовали против накатывавшей стальной лавиной альфионской конницы наемники-келотцы.
   Пять шеренг стрелков, лучшие из лучших, закаленные во множестве боев и сражений солдаты удачи, пришельцы из далекого Келота, сменяя друг друга, разрядили арбалеты, и вновь уже на исходные позиции выступил воины из первой шеренги, натянувшие тетивы и вложившие в желоба своих самострелов новые болты, извлеченные из колчанов. Механизм смерти работал размеренно и безотказно, словно дьявольские часы. Залп следовал за залпом, воздух наполнился криками умирающих и гулом болтов, но ничто не могло сейчас остановить Эйтора. И он не был одинок - за королем, вырвавшись вперед, мчались, вытягиваясь узким клином, лучшие рыцари, имевшие самые прочные доспехи. И сами они, и их кони были защищены закаленной сталью, против которой оказались вдруг бессильны бронебойные болты.
   Вокруг свистели болты, и за спиной слышны были крики умирающих воинов, ставших жертвами особо точных выстрелов. Но король, ничего этого не замечая, лишь сильнее вонзал шпоры в бока своего скакуна. Единственным спасением от смертоносного града болтов было как можно скорее добраться до строя стрелков, врезаться в него, оставляя за собой изрубленные трупы, и, если будет суждено, там, в гуще врагов, и погибнуть. И Эйтор, яростно рыча на одной ноте, всем своим существом рвался туда, к сплошной стене щитов, из-за которых и летела, казалось, точно ему в лицо, оперенная смерть. А за ним мчалось еще три дюжины всадников, ничтожно мало для победы, но вполне достаточно для того, чтобы потешить напоследок саму Смерть.
  -- Остановить их, - приказал какой-то келотский сотник, заметивший сжавшихся в стальной кулак латников. Он был опытным бойцом, этот наемник, и знал, чего стоит тяжеловооруженный рыцарь в ближнем бою, а потому приказал: - Стреляйте в них! Бить по готовности, без команды!
   Кое-кто из успевших перезарядить свои арбалеты стрелков выпустил в сторону приближавшегося отряда болты, и несколько альфионцев - трое или четверо - выпали из седел или поникли на шеи своих скакунов. Но остальные мчались вперед, словно обезумев, и несколько мгновений спустя стальной клин вспорол строй арбалетчиков.
   Высокие щиты на подпорках не могли сдержать набравших хороший разбег боевых скакунов. Эту хлипкую преграду смели в один миг, и вот уже почти тридцать закованных в тяжелую броню воинов стальным валом прокатились по рядам легковооруженных стрелков. И на острие этого клина оказался король Эйтор.
   Правитель Альфиона пронзил первую из своих жертв копьем, буквально оторвав чужаку голову, и с наслаждением при этом слыша, как под копытами его жеребца хрустят кости еще одного стрелка, оказавшегося недостаточно расторопным, чтобы вовремя убраться с дороги всадника. А затем Эйтор выхватил длинный клинок и принялся рубить направо и налево. Король шел напролом, врезаясь в толпу врагов, и за его спиной оставалась широкая просека, усеянная изрубленными телами.
  -- Бей, руби, - рычал король, размахивая длинным клинком, и каждый взмах стоил чьей-то жизни. - Круши выродков! Смерть, смерть, смерть!!!
   Большинство арбалетчиков были защищены только стегаными куртками и касками. Лишь немногие имели кольчуги или панцири-бригандины, и были вооружены широкими тесаками-фальчионами или более легкими кордами, которыми нечего было и думать достать восседавших на огромных скакунах латников, неуязвимых и смертоносных в эти мгновения, как никогда. И потому, выдержав лишь несколько минут такой рубки, стрелки развернулись и бросились бежать.
  -- Трусливые ублюдки, - ярился Эйтор, пустив своего коня вслед удиравшим с поля боя врагам. - Сдохните все, выродки! Эрвин, где ты? Я здесь, я пришел за тобой, братец!
   Но навстречу латникам, так легко прорвавшим строй, уже бежали пехотинцы, грозно выставившие перед собой хищные жала гизарм и алебард. Возможно, они узнали короля Альфиона по гербовому плащу и золотому ободу, венчавшему островерхий бацинет. А возможно, эти воины просто хотели первыми пленить благородного рыцаря, с которого потом можно было потребовать щедрый выкуп за свободу.
   Горстка всадников, неизбежно сбавивших скорость и постепенно совсем остановившихся, оказалась вдруг в кольце врагов. Несколько сотен пеших бойцов атаковали со всех сторон. Крюками на обухах своих алебард они одного за другим стаскивали с коней отчаянно отбивавшихся рыцарей, и уже там, на земле, без жалости добивали их - никто из воинов Эйтора и не думал просить пощады. Казалось, пехотинцы Эрвина пытались отомстить оказавшимся в их руках благородным рыцарям за все то презрение, которым их щедро оделяли их же собственные сеньоры. Клевцы и боевые топоры врубались в прочную броню, грохотали по шлемам и кирасам перначи и боевые цепы-моргенштерны, узкие жала кордов входили в сочленения доспехов, и рыцари гибли, один за другим. В этой схватке не было места благородству, и каждый стремился только к одному - убить врага, пусть и ценой собственной жизни. Уже смертельно раненые пехотинцы хватали пытавшихся стать в круг латников за ноги, кололи их в берда и голени кинжалами или подобранными здесь же арбалетными болтами, заставляя отвлечься хоть на миг, пропустив решающий удар.
   Оказался на земле и Эйтор. Король отчаянно отбивался, но на него набросились сразу не менее полутора дюжин врагов. Ухватив всадника крюками за руки и ноги, мятежники стащили его с седла, и обремененный тяжелыми латами Эйтор упал на обильно политую кровью его товарищей землю, оказавшись в окружении десятков охваченный яростью противников.
   Кое-как встав на колени, Эйтор принял на свой клинок несколько ударов, но выпады обрушились на него со всех сторон, и лишь то, что враги больше мешали своим же товарищам, спеша первыми убить уже почти поверженную жертву, позволило государю прожить несколько лишних мгновений, которые оказались решающими.
  -- Государь, я здесь, - лорд Грефус, огромный, верхом на поистине исполинском жеребце, ворвался в гущу врагов, раскидывая их, подминая под копыта коня. - Я иду, мой король!
   Тогда, при стихийном, никем не планировавшемся штурме замка предателя Витуса, король Эйтор, рискуя собственной жизнью, пришел на выручку опавшему в трудное положение лорду, и теперь Грефус улучил момент, чтобы вернуть довлевший над ним долг. Он был один - свита лорда отстала от своего госопдина, подхваченная водоворотом битвы, но это не страшило Грефуса, и воин ворвался в гущу врагов, движимый только одним желанием - быть возле короля.
   Лорд орудовал верной булавой, под ударами которой взрывались кровавыми брызгами головы. Описывая широкие круги, шестопер Грефуса сминал, точно бумагу, кованые шлемы и кирасы врагов, а уж кольчуги и вовсе не были препятствием для исполненных неистовой силы ударов. Низко рыча, словно разбуженный в средине февраля медведь, Грефус уверенно пробивался к королю, раскидывая в стороны глупцов, пытавшихся сперва остановить рыцаря, и люди Эрвина невольно расступились - никому не хотелось умирать в бессмысленном бою с этим гигантом.
  -- Садись в седло, государь, - лорд, за которым следовало еще с полдюжины рыцарей и сержантов, подвел королю чьего-то коня. - Мы проиграли бой, и ты должен спасаться, если не желаешь, чтобы проигранной оказалась и эта война! Не медли, государь, - воскликнул Грефус, одним взмахом пернача проломив грудную клетку какому-то не в меру прыткому пехотинцу, подобравшемуся слишком близко. Отчетливо было слышно, как захрустели раскрошенные ребра, вминаясь в плоть, осколками пронзая сердце. - Уже не в наших силах что-либо изменить здесь и сейчас, повелитель, - настойчиво обратился к королю лорд. - Уходим!
   В этот миг где-то невдалеке взревели боевые рога, и земля содрогнулась от поступи сотен закованных в броню коней. Кавалерия Эрвина, дождавшись своего часа, нанесла последний, решающий и наверняка смертельный удар, окончательно уничтожив все иллюзии о том, на чью сторону клонились в этот миг весы удачи.
  
   В тот миг, когда арбалетчики, подпустив кавалерию врага на пару сотен шагов, дали первый залп, Эрвин рассмеялся. И те, кто был возле принца, содрогнулись, услышав этот хохот, хриплый, похожий на карканье ворона, вьющегося над мертвечиной.
   Принц Эрвин видел, как оказалась выбита почти вся первая шеренга противника. Шедшие на острие удара рыцари, краса и гордость Альфиона, гибли, оказавшись под градом не знавших промаха болтов. На земле оказалось не менее полусотни всадников, хотя многие из них не были даже ранены, но зато стрелы поразили коней. Строй, прежде четкий, смертоносно красивый, смешался, и латники сбились в толпу, пытаясь выбраться из толчеи, но при этом лишь внося больший беспорядок.
  -- Восхитительно, - воскликнул Джоберто. Кондотьер чувствовал законную гордость, ведь среди тех, кто расстреливал рыцарей короля Эйтора, была почти сотня его людей, тех, кто явился вместе со Счастливчиком из далекого Келота. - Это победа, господин! Они уже не оправятся от такого удара!
   Стрелки на поле творили чудеса, ухитряясь не только метко бить на дальности, считавшейся предельной даже для мощных арбалетов, но еще и давать залпы как можно чаще. Пять шеренг, сменяя друг друга, разрядили оружие, и каждый залп повергал на землю еще несколько десятков врагов. И кое-где уже вперед вырывались пехотинцы, спешившие добить беспомощных в своих тяжелых доспехах рыцарей, выбитых из седел, подмятых тушами собственных скакунов.
   Но Эрвин видел и другое. Кое-где альфионские рыцари все же сумели собрать в кулак свою волю и, невзирая на бивший им в лицо стальной дождь, устремились не прочь с места сражения, а навстречу врагу. Имевшие лучшие доспехи рыцари, чьи кони также были закованы в сталь, за несколько мгновений преодолели полосу открытого пространства, отделявшую их от строя воинов Эрвина, и, подобно живым таранам, врезались в порядки легковооруженных стрелков. Там-то, среди этих храбрецов, в самый трудный момент боя принявших единственно верное решение - навязать противнику бой накоротке, где они станут непобедимыми благодаря своей броне и мастерству фехтования - Эрвин увидел блеск золота. Там, в окружении горстки самых верных ему воинов, бился против многократно превосходящих сил врага, король Эйтор. Принц глухо зарычал, скрежеща зубами, но, как ни велико было желание ринуться туда, в гущу схватки, чтобы сойтись с ненавистным братцем в честном бою, грудь наг грудь, он сдержался. Все решали секунды, и Эрвин твердо вознамерился ждать.
   Принц видел, как под ударами боевых топоров, перначей и седельных мечей гибли его бойцы, наемники и те, кто родился на землях Альфиона. Арбалетчики отступили, не выдержав атаки тяжеловооруженных всадников, но люди Эйтора преследуя бегущих, наткнулись на алебарды и копья тяжелой пехоты. Бой был недолгим, но яростным и немыслимо жестоким. Любой, кто оказывался на земле, погибла в следующий миг, неважно, по ударами ли врага, или под копытами коней собственных товарищей. Пехотинцы не ведали пощады, крючьями на обухах алебард стаскивая латников на землю и там добивая их, неистово рубя до тех пор, пока поверженный противник не лишится малейшего сходства с человеком.
   Гнев, обида и злобы рыцарей Эйтора были сильны, но и их оказалось недостаточно, чтобы опрокинуть столь малым числом - хорошо, если полсотни всадников смогли уйти из-под обстрела - словно вросшую в землю пешую фалангу. Это препятствие оказалось слишком прочным, чтобы сходу разрушить его, и пока всадники рубились с пехотой, оправившиеся от испуга стрелки с флангов и из-за спин своих товарищей принялись обстреливать врага. Это оказалось последней каплей, и латники Альфиона, потеряв еще не менее двух десятков своих, откатились назад, туда, где металась по полю, приходя в себя, уменьшившаяся в числе едва не втрое конница.
  -- Если наведут порядок, то могут атаковать вновь, - предостерег Эрвина кондотьер. Джоберто видел множество сражений, и знал, что порой, казалось бы, уже разбитый противник, собравшись с силами, может вырвать победу. - Пехота не выдержит такого удара, господин. Строй разорван, а стрелки отошли в тыл, и не сумеют поддержать пикинеров.
   Желая раздобыть трофеи побогаче, многие пехотинцы Эрвина, несмотря на приказ десятников, действительно покинули строй, бросившись добивать раненых рыцарей. Кое-кто уже стаскивал со своих жертв доспехи, золотые шпоры, боевые пояса - все, что имело хоть какую-то цену. И, казалось, они забыли, что в полутора сотнях шагов остается еще не менее двух сотен пусть растерянных, но еще живых, полных сил и жаждущих мести врагов.
   Но принц Эрвин видел все, и знал, что делать. Он предвидел многое, хотя и рисковал, сделав ставку на стрелков, чьему мастерству доверился. Но он не ошибся, и атака врага захлебнулась. Теперь же пришел черед нанести ответный удар.
  -- Пора, - отрывисто произнес Эрвин, чувствуя, как пересыхает в горле, и, резким движением опуская забрало шлема, приказал трубачу: - Сигнал!
   Если наемники приняли приказ Эрвина расступиться при приближении вражеской конницы спокойно - умирать раньше времени не хотел никто, да и золото, обещанное нанимателем, стоило бы потратить - то рыцари и лорды возмутились. Дворяне посчитали такой приказ едва ли не обвинением самих себя в трусости, и принц на мгновение решил, что его сторонники поднимут новый мятеж. Однако его воля, его авторитет были достаточно сильны, чтобы заносчивые, гордые не по заслугам рыцари ограничились лишь словами. В нужный момент они последовали плану, пропустив атакующих латников Эйтора к собственной пехоте, и теперь пришла пора поквитаться за кажущуюся нерешительность.
   Услышав резкий, пронзительный рев горна, рыцари, принявшие сторону истинного владыки королевства, рванули поводья, всаживая в бока своих скакунов острые шпоры. Два клинка латной кавалерии, два стальных клыка, два бронированных когтя врезались с двух сторону в бесформенную толпу воинства Эйтора, пронзив его до самого сердца.
  -- Вперед, воины, - вскричал принц своим спутникам. Расторопный слуга уже подал господину копье, и сейчас наследник Хальвина был готов к бою. - За мной, к победе и славе! В атаку!
  -- Я с тобой, господин, - решительно промолвил Витар, вытягивая из ножен длинный клинок. - Я прикрою тебя!
   Но Эрвин, осадив рвавшегося битву коня и бросив сквозь прорези забрала быстрый взгляд на своего спутника, лишь помотал головой:
  -- Останься здесь, - глухо раздалось из-под шлема, и невозможно было разобрать, какие чувства вкладывал принц в этот приказ. - Это не твой бой, но мой. Ты еще понадобишься мне, мой верный слуга, а для того, чтобы сегодня умереть, найдется на этом поле достаточно храбрецов! Мы победим!
   И, позабыв обо всех планах, в следующий миг Эрвин уже мчался в гущу врагов, туда, где он в последний миг видел сияние золоченого венца на шлеме своего названного брата. Вместе со своей свитой, со своими офицерами, тоже жаждавшими принять участие в разгроме уже получившего смертельную рану врага, он влился в вал наступавших латников, еще на гран усилив их натиск. И, казалось, в этот миг вепрь, красовавшийся на знаменах, развевавшихся над армией победителей, скалился еще кровожаднее, нежели обычно, словно чувствовал запах смерти, витавшей над полем. Миг отмщения приближался.
  
   Второй настоящий бой для Ратхара оказался совсем не таким, как первый. Теперь он не ждал покорно приближения врага, думая о том лишь, чтобы выжить в рубке, а сам атаковал. Гром, могучий жеребец, нес юношу на строй вражеской пехоты, над которым вздымался лес копий и алебард. Сейчас молодой воин, охваченный азартом, как и все, кто скакал плечо к плечу с ним, ничуть не боялся врага, но, напротив, жаждал поскорее сойтись с ним накоротке, чтобы там показать все, на что способен, все, чему научился у своего господина и наставника.
   Сам Дер Винклен, как и подобает рыцарю, находился в первых рядах, в одной шеренге с такими же благородными воинами, имевшими лучшее оружие и доспехи, лучших коней, и сомнительную привилегию первыми отведать на собственных шкурах заточку вражеских копий и меткость чужих стрелков. Ни и дьорвикский рыцарь, которому, право же, не часто доводилось участвовать в подобных сражениях, атакую по всем воинским канонам, в конном строю, таранным ударом, тоже не думал ни о смерти, ни просто об опасности. в этот миг почти шесть сотен воинов, ставшие на какие-то минуты единым целым, были одержимы битвой, уже представляя запах свежепролитой крови и, словно наяву, слыша крики умирающих под ударами их копий и мечей, под копытами их боевых скакунов вражеских солдат, опрометчиво заступивших путь гордой и неуязвимой коннице Альфиона.
   Никто не отдавал приказов - в этом уже не было нужды, да и не услышал бы никто команды, выкрикиваемые из-под глухих шлемов. Все должен был решить один удар, могучий, слитный, и каждый воин, что мчался по широкому полю к шеренгам врагов, старался вложить в этот бросок все силы. И, казалось, не может отыскаться сила, что сдержала бы удар этой стальной лавины, движимой яростью и азартом.
   Все изменилось в одни миг. В топот копыт и бряцание доспехов вплелся еще один звук - частые сухие щелчки, затем дополнившиеся гулом тяжелых болтов, пущенных в упор, с каких-то двухсот шагов. Кони первой шеренги, словно наткнувшись на невидимое препятствие, падали, сбрасывая с седел своих наездников, подминая их под себя. Падали и сами всадники, пораженные меткими выстрелами, а те, что шли следом, натолкнувшись на собственных товарищей, тоже не всегда ухитрялись удержаться в седлах.
   Ратхар с трудом смог избежать столкновения с каким-то рыцарем, скакун которого получил в бок сразу два болта, и теперь, обезумев от боли, вертелся волчком, не подчиняясь более ни удилам, ни шпорам всадника. А в следующий миг и самого юношу чуть не сбил с ног - вместе с конем - мчавшийся следом сержант, еще не успевший понять, что происходит.
  -- Вперед, вперед, - надрывался кто-то в гуще толпы всадников. - Будьте вы прокляты, вперед! Не останавливаться! В атаку!
   Его не слышали. Еще недавно ровная, завораживающая своей смертоносной четкостью строя конная фаланга смешалась, превратившись в бесформенную массу. Кто-то пытался продолжить атаку, но арбалетчики на той стороне поля не дремали, и залп следовал за залпом. Самого Ратхара спасло лишь то, что он находился не в первых рядах, иначе от бронебойных болтов не защитила бы никакая броня, тем более, что скакун его кроме налобника и стеганой попоны не имели вовсе никаких доспехов.
  -- Ты цел, парень? - к Ратхару сумел пробиться чудом уцелевший под убийственно-точными залпами Бранк Дер Винклен. - Проклятье, так они нас всех перестреляют! Здесь мы для этих ублюдков, как на ладони. Нужно отходить к лагерю! За мной. Приказал он, направляя коня в обратную сторону.
   Многие всадники, уцелевшие под обстрелом в первые минуты, последовали примеру дьорвикского рыцаря, решив отступить, пусть это и походило на трусость. Сила тяжелой кавалерии - в скорости, помноженной на массу закованного в броню коня, грудью способного на полном скаку протаранить строй пеших копейщиков. Теперь же, замешкавшись, утратив разбег, латники короля едва ли имели шансы против многочисленных стрелков, в любой миг способных укрыться за фалангой тяжелой пехоты, ощетинившейся сотнями пик и алебард. Атака провалилась, и это было ясно почти всем. Но кое-кто все же рванулся вперед, и там, среди горстки этих безумцев, можно было видеть золотой венец на шлеме короля Эйтора.
  -- Они же обречены, - с горечью вскричал Дер Винклен, наблюдая за тем, как бронированный клин врезается в строй пехоты, раскидывая, подминая под себя не успевших разбежаться стрелков. - Это глупо! Король погибнет зазря, от цепов и топоров какой-то черни!
   В этот миг рыцарь разрывался между желанием быть вместе с тем, кому вызвался служить, и просто желание выжить. И в такой растерянности пребывал отнюдь не он один. Однако следующий ход врага разом избавил десятки воинов от сложного выбора, заставив их просто сражаться, сражаться хотя бы за то, чтобы увидеть закат едва начавшегося дня.
   Конница Эрвина, ускоряя шаг, промчалась по усеянному множеством мертвых и умирающих врагов полю, с двух сторон вонзив свои острия в сгрудившихся под градом болтов всадников. Первыми на пути атакующих оказались конный лучники, в преддверие сшибки с пехотой или конницей противника благоразумно отступившие на фланги. И теперь, оказавшись перед лицом многочисленных латников, иные из которых с ног до головы были закованы в стальную "скорлупу" доспехов, стрелкам только и оставалось, что рассеяться, пропуская врага через себя. Кое-кто пытался пускать стрелы из больших луков и легких арбалетов, но умение стрелять с седла никогда не было достоинством воинов северных земель, а легкие доспехи - многие стрелки были защищен лишь стегаными куртками-жаками - не оставляло этим бойцам шанса на успех в ближнем бою.
   Клинья рыцарей Эрвина втоптали в землю оказавшихся на их пути легковооруженных воинов, и, не сбавляя хода, врезались в строй тяжелой кавалерии. Но там уже были готовы к новой напасти.
  -- Слева, - Бранк Дер Винклен развернул своего жеребца навстречу подступавшим врагам, перехватив наперевес тяжелое копье. - Противник слева! К оружию! Кто может биться, за мной! - И рыцарь, пришпорив коня, ринулся навстречу воинам Эрвина.
   Дьорвикский воин не ждал, что кто-либо последует за ним. Он просто направил коня навстречу первому попавшемуся врагу, крепче прижав копье локтем. Удар рыцаря был точен, и граненое острие, скользнув по верхней кромке щита, пронзило тяжелую кольчугу-хауберк и вошло противнику в грудь, выбив несчастного из седла. Но и Бранк остался без оружия, а кругом уже оказалось полно вражеских воинов, жаждавших крови.
   Рыцаря атаковали сразу двое, но наперерез им бросился Ратхар. Оруженосец неотступно следовал за своим господином, и сейчас был готов помочь ему, забыв о волнении и страхе. До боли в ладони стиснув толстое древко копья, полое, чтобы легче ломалось при ударе, не выбивая из седла своего владельца, юноша нацелил острие в голову одному из противников. В щит Ратхара что-то ударило - сперва парень не понял, что это было прошедшее вскользь чужое копье, - а в следующий миг и Ратхар достал своего противника, поразив его в лицо.
   Всадники промчались мимо друг друга, и юноша поспешно развернулся, почти не используя рук, и управляя своим норовистым скакуном только одними лишь коленями, в этот момент плотно сжатыми и почти уже одеревеневшим от напряжения. Ратхар не различал, кто перед ним, друг или враг. Он просто видел силуэт, мишень, которую и старался поразить, как учил его прежде сам Дер Винклен.
   Длинное копье, на самом деле почти идеально уравновешенное, казалось сейчас жутко тяжелым и неудобным. Кое-как справившись с ним, Ратхар бросился на очередного противника, но тот уверенно принял яростный, но неумелый удар на свой щит, с одного взмаха перерубив древко длинным седельным мечом-двуручником.
   Ратхар не мешкал, тоже выхватив из ножен свой клинок и продолжив атаку. Гром хрипел, рычал, словно обезумевший дикий зверь, и вместе с ним рычал сам всадник, ожесточенно орудуя клинком. Его меч был короче, но все же юноша смог вплотную подобраться к противнику... для того лишь, чтобы все его отчаянные выпады разбились об надежную защиту. Всякий раз на пути клинка Ратхара оказывался вражеский меч, и юноша стал отступать, все еще пытаясь достать своего противника. А тот, легко, словно пушинкой, размахивая длинным седельным мечом, сам перешел в наступление, и после очередного выпада, лишь немного не достигшего цели, сбил с головы юноши шлем.
   Оруженосец Бранка Дер Винклена, в горячке боя уже не видевший, где бьется его господин, и жив ли он вообще, отступил, понимая, что был сейчас на волосок от гибели. Но его противник, громадный, затянутый в кольчужную броню, отчего-то не спешил довершать начатое.
  -- Щенок, - прорычал воин, в голосе которого скользнуло удивление. - Что ты забыл здесь? Смерти ищешь? Так ведь ты ее уже нашел однажды! Неужели мало?
   Только теперь Ратхар смог различить герб на щите своего противника - три золотые звезды на синем поле - и, вглядевшись в полускрытое шлемом лицо, узнал давешнего капитана личной гвардии Яриса, того, кому был обязан жизнью.
  -- Я сражаюсь за своего короля, - срывающимся от волнения и напряжения голосом ответил юноша. - А бьюсь за Альфион. А ты кому служишь? Ты раз спас мне жизнь, вступившись за меня перед своим господином, так разве можешь сейчас убить меня?
  -- Твой король - ничтожество, - рассмеялся капитан Рокан, злорадно добавив: - И, к тому же, сейчас наверняка уже мертвец!
   Всадники отпрянули друг от друга, предоставляя своему противнику краткую передышку. Удивительно, но в их схватку никто не вмешивался, хотя в царившей вокруг суматохе едва ли было возможно помнить о благородных правилах поединка.
   Рыцарь Ярис был одним из первых среди альфионских дворян, кто привел к объявившему о своем намерении вернуть трон Эрвину отряд, заложив первый камень в столп могущества вернувшегося из небытия принца. Но сам рыцарь был стар, и не вышел в поле, предоставив сражаться за честь короля, за свою честь тем, кто получал за это щедрую плату золотом. Рокан уже успел прикончить одного спешенного рыцаря, просто пустив по нему своего коня, а затем заколол нерасторопного лучника, и не желала останавливаться на этом.
  -- Я убью тебя, как убью всякого, кто станет на моем пути, - пригрозил Рокан. - Знак, что ты носишь на челе, не спасет глупца. Всякий шанс дается лишь раз, и, видимо, судьбы было угодно, чтобы ты умер не под плетями слуг моего господина, а здесь, на этом поле, от моего клинка. А я никто, чтобы спорить с судьбой, и потому исполню предначертанное без колебаний. Такому увальню, как ты, нечего делать на поле боя, но если уж ты здесь, то впредь не жди пощады!
  -- Но и ты не получишь ее, - воскликнул Ратхар, ринувшись на врага. - Ты предал моего короля, и потому сейчас умрешь!
   Воспользовавшись замешательством своего противника, юноша рискнул, вложив все силы в атаку, и просчитался. Отразив град выпадов, Рокан, настоящий ветеран, живым вышедший из множества стычек, в щепу раскроил щит Ратхара, а затем ударил его наискось в грудь. Клинок на излете скользнул по броне, срывая железные чешуи, и на долю дюйма погрузился в плоть юноши, пробив и панцирь, и стеганый поддоспешник.
   Капитан гвардии Яриса замахнулся вновь, чтобы добить раненого врага, но в этот миг явилась помощь, на которую юноша уже не особенно и рассчитывал. Бранк Дер Винклен, вырвавшись из водоворота сражения, накинулся на Рокана, тесня его своим конем и изо всех сил крестя воздух пред собой узким клинком верного эстока, уже не единожды обагрившегося чужой кровью.
   Бранк сражался в непривычной для этих земель манере, и все же его противник сумел отразить несколько выпадов. Но затем защита Рокана дала слабину, и граненое лезвие впилось воину в грудь, так, что из спины проклюнулось окровавленное острие меча. Рыцарь рванул свое оружие, высвобождая клинок из плоти мертвеца, и слуга Яриса, склонившись к шее своего скакуна, словно просто устал, выпустил из рук клинок, так и не сумевший спасти его жизнь.
  
   Все перемешалось, и Бранк Дер Винклен с трудом различал, кто свой, а кто - враг. После первой сшибки, когда на земле оказалось добрых полсотни бойцов с обеих сторон, бой распался на череду коротких, ожесточенных поединков, хотя если на тебя набрасываются сразу два-три латника, за спиной которых крутятся, выжидая момент, еще и несколько конных стрелков, назвать такую стычку честной схваткой трудно. Но Бранк не ждал от врага особого благородства, не рассчитывая к тому же на чью-нибудь помощь. Каждый защищал свою жизнь, и рыцарь, не считая врагов, просто атаковал их. Сейчас вся его воля, вся решимость собрались на острие верного клинка, которым Дер Винклен пронзал кольчуги, пробивал, точно шилом, пластины панцирей и отсекал вооруженные руки.
   Прорвав строй врага, Бранк оказался в кольце, и несколько минут только и мог, что отражать удары. Дважды его чуть не достали, и чужие мечи скользили по броне, а раз в полудюйме от затылка рыцаря пронесся, с гулом рассекая воздух, лезвие боевого топора. Но внезапно подоспела помощь - два латника, сопровождаемые конным арбалетчиком - и сообща дьорвикский рыцарь и его нынешние соратники расправились с пятью врагами, продолжив затем бой вновь каждый сам по себе, хотя и держать рядом друг с другом.
   Очередной противник, возникший откуда-то из гущи сражавшихся, налетел на рыцаря, размахивая боевым цепом. Шипастый шар, соединенный с рукоятью короткой толстой цепью, вспорол воздух в опасной близости от лица Бранка, и рыцарь едва успел закрыться щитом, одновременно заставив своего коня пятиться назад. А враг не унимался, и, решив, что противник не уверен в себе, продолжил атаку.
   Боевой цеп - очень страшное оружие, и в умелых руках он гораздо опаснее даже, чем самый лучший клинок. А тот, кто атаковал Дер Винклена, был достаточно ловок и проворен, чтобы рассчитывать на победу. Но и Бранк учился высокому искусству боя не только на плацу. Ему прошедшему немало стычек с варварами-номадами, славившимися тем, что никогда не берут пленных, довелось многажды проверить в деле свое мастерство, и сейчас рыцарь был готов снова доказать безликому врагу, кто из них - лучший.
   Цеп стальной змеей скользнул по выщербленной поверхности щита, и качание смертоносного маятника на миг возникла пауза. Ею и воспользовался Дер Винклен. Сверкнув росчерком молнии, его клинок скользнул над щитом противника, ударив того по глубокому шлему. Броня не подвела, и голова воина осталась цела, но он был оглушен, перестав на мгновение соображать, что происходит вокруг него. Боец Эрвина отступил, с трудом стащив шлем, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и рука Дер Винклен, уже готового добить врага, дрогнула, и клинок его опустился.
  -- Морлус, - не без труда рыцарь узнал своего спасителя, гостеприимного хозяина, в чьем замке оправлялся от тяжелых ран беспечный путник из дальних краев. - Будь я проклят, что ты делаешь здесь? Неужели и ты предал своего короля?
   Рыцарь Морлус, по лицу которого, обрамленному слипшимися прядями засаленных волос, градом тек пот, невидящим взглядом смотрел на Дер Винклена. Право же, узнать в этом воине, закованном в броню, несущем на себе герб короля Эйтора, прежнего израненного странника было не так просто. Но постепенно в глазах Морлуса появились проблески узнавания.
  -- Вот это встреча, - прохрипел альфионец, заставив своего коня отступить еще на шаг назад, и окидывая дьорвикского рыцаря взглядом с ног до головы. - Значит, ты все же исполнил свою мечту, поступив на службу к узурпатору, чужеземец? Жаль, что так случилось, и мы встретились здесь и сейчас! Кто-то из нас должен теперь погибнуть, и мы оба знаем это, верно?
  -- Я не буду биться с тобой, - помотал головой Дер Винклен. - Хоть ты и предал своего короля, того, кому сам же прежде клялся в верности, я не вправе судить тебя, того, кому обязан жизнью. Это бесчестно. Ступай прочь, ищи себе других противников.
   Бранк Дер Винклен развернул коня, двинувшись прочь от Морлуса. Вокруг еще продолжался бой, и для его клинка хватало работы.
  -- Я спас твою жизнь, значит, она принадлежит мне, - раздалось в спину рыцарю. - В таком случае, я возьму ее прямо сейчас. Умри, чужеземец!
   Раскручивая над головой кистень, Морлус пришпорил коня и ринулся вслед за дьорвикцем. Дер Винклен едва успел повернуться лицом к врагу, вскинув над головой щит. увесистый шар ударил по вощеным доскам, и левую руку рыцаря пронзила сильная боль, волной прокатившаяся по всему телу.
  -- Я служу истинному владыке Альфиона, - кричал Морлус, обрушивая вновь и вновь удары на своего противника. - И любой, кто откажется признать его своим королем, будет убит! И тебя, глупец, ждет сейчас та же участь!
   Цепь кистеня огибала щит Дер Винклена, и он едва не лишился левой руки - дважды утыканный шипами шар скользнул по плечу бойца. Морлус атаковал яростно, словно одержимый фанатик, и нелегко было выдержать его натиск. Но все же ярость - не лучший помощник в бою, и альфионский рыцарь открылся, пусть на мгновение, но хватило и этого. задержка между ударами продлилась на пару секунд дольше, чем прежде, и Бранк ударил своего противника по голове, защищенной лишь кольчужным капюшоном.
   Выкованный лучшими мастерами Дьорвика клинок с одного взмаха рассек стальную сетку, врубившись в череп и снеся Морлусу половину головы. На лицо Дер Винклену попали брызги чужой крови, но на это воин не обращал сейчас ни малейшего внимания. Когда вокруг идет бой, и каждое мгновение десятками гибнут друзья и враги, нет места для брезгливости.
  -- Прости, - вымолвил Бранк Дер Винклен, бросив последний взгляд на поверженного врага. - Ты спас мне жизнь, и был готов отплатить тем же. Ты сделал выбор, а в бою выживает сильнейший. - И рыцарь направил коня в самую гущу сражения - схватка была еще далека от завершения, и каждому бойцу нашлось бы вдоволь работы.
   Налетевшего на него слева конного лучника, размахивавшего тяжелым фальчионом, Дер Винклен прикончил быстро и без затей, пронзив прикрытую лишь стеганой курткой грудь своим клинком, едва не по самую рукоять уже покрытым кровью. А в следующий миг среди сражавшихся всадников рыцарь увидел своего оруженосца. Парень явно из последних сил сдерживал натиск могучего латника в тяжелой броне, щит которого был украшен незнакомым гербом.
   Не колеблясь ни мгновения, Бранк вклинился между бойцами, позабыв о всяческих правилах поединка. Готовый уже развалить голову Ратхара - шлема на юноше уже не было, а кожаный капюшон едва ли мог защитить от остро оточенного куска закаленной стали - напополам клинок врага он принял на свой меч, отразив удар, и сам атаковал несколько растерявшегося противника.
   На этот раз Дер Винклену достался сильный и умелый противник, какой был явно не по зубам еще так мало успевшему узнать Ратхару. Но не даром рыцарь несколько лет служил под знаменем короля Дьоривка в одной из лучших в северных землях армий. Одним взмахом Бранк отсек противнику правую, вооруженную руку, а затем немедля ударил вражеского воина наискось в грудь, разрубив и кольчугу, и надетый поверх нее - как и на самом Дер Винклене - чешуйчатый панцирь-кирасу. Всплеснув руками, латник Эрвина откинулся на высокую спинку седла, и ручейки крови потекли по бокам его скакуна, орошая землю.
  -- Еще цел? - рыцарь взглянул на своего оруженосца. Бранк усмехался, но гримаса его в этот миг напоминала оскал голодного волка. В прочем, и на лице Ратхара, опьяненного запахом чужой крови, тоже застыла печать ярости. - А ты счастливчик! Немногие в первый раз могут пережить такую рубку. Но пора выбираться отсюда - войско короля разбито, и расправиться с теми, кто еще сопротивляется для мятежников вопрос времени.
  -- Мы покинем поле боя? - удивленно переспросил Ратхар. - Но как же приказ? Нам никто не позволял отступать.
  -- Смотри, - Бранк указал куда-то на правый фланг. - Там сам король! Эйтор отступает, и нам стоит последовать за ним.
   Небольшой отряд всадников, замкнув стальное кольцо вокруг одного единственного воина, на шлеме которого сверкало золото, действительно пробивался сквозь сражавшихся бойцов, уже утративших всякое подобие боевого порядка, к недальнему лесу. На эту горстку латников постоянно набрасывались бойцы Эрвина, и путь королевской свиты оказался отмечен множеством тел. Но все равно стальной клин уверенно шел к своей цели, и на острие его двигался огромный, словно сказочный великан, боец, яростно гвоздивший всех направо и налево увесистой булавой. И те немногие враги, кто избегал ударов лорда Грефуса, не помня себя от счастья, лишь становились жертвами тех рыцарей, что шли следом за богатырем.
  -- За ними, - приказал Бранк Дер Винклен. - Там остались еще воины, не утратившие волю к победе. Я не для того рисковал головой, вызволяя короля, чтобы сейчас оставить его.
   Они помчались вслед за отступавшими с боем рыцарями. Оба воина устали, и кони их тоже выбились из сил, но каждый понимал - остаться здесь означает лишь смерть. Верные Эйтору бойцы сражались яростно, но потери были слишком велики, чтобы выдержать бой со свежими, полными сил латниками мятежников. Строй рыцарей вот-вот должен был сломаться для того лишь, чтобы стальной вал воинов принца Эрвина мог ударить по так и не вступившей еще в бой пехоте его названного брата.
  -- Вперед, - подгонял Ратхара Дер Винклен. - Не отставай, парень!
   Кто-то пытался атаковать рыцаря и его слугу. Дважды вражеские всадник бросались им наперерез, но лишь для того, чтобы погибнуть под точными, выверенными до дюйма ударами Бранка Дер Винклена. Дьорвикский рыцарь почти уже пробился к королю, путь которому преграждали вновь и вновь, и в этот миг на поле сражения обрушился огненный дождь - в сражение вступили маги.
  
   Для короля Эйтора все смешалось в кровавой круговерти боя. Верхом на чужом коне, окруженных со всех сторон спинами своих рыцарей, он куда-то бежал, буквально прорубаясь сквозь толпы врагов. Лорд Грефус принимал на себя большинство ударов, но и королю несколько раз пришлось вступать в бой, защищая собственную жизнь. Золото на шлеме и великолепные доспехи привлекали рыцарей Эрвина и простых бойцов, жаждавших богатых трофеев.
   Дважды вплотную к государю подбирались прорвавшиеся сквозь заслон из не щадивших себя рыцарей всадники Эрвина. На память об этих стремительных поединках на броне Эйтора осталось несколько глубоких царапин, следы чужих клинков. Его противникам, в прочем, повезло намного меньше - король вовсе не напрасно каждый день проводил по нескольку часов в фехтовальной зале, разминаясь в поединках со своими же гвардейцами.
   Какой-то пехотинец, арбалетчик, неведомо как очутившийся в гуще конных латников, также пытался подстрелить короля. Но Эйтор в этот миг не думал о пощаде, и просто вдавил противника в землю, прежде чем тот успел нажать на спуск. Больше всего в тот миг правитель Альфиона опасался не за себя даже - за своего коня, лишенного мало-мальски надежной защиты. Эйтор понимал, что, оставшись без скакуна здесь, в центре схватки, он неминуемо погибнет, и никакая доблесть его рыцарей уже ничего не изменит. Но пока удача - о, разве это удача, видеть, как гибнет твое войско, умирают те, кто пошел за тобой, поверив лишь красивым словам, хотя сам ты жив и невредим! - не оставляла никогда не считавшего себя ее любимчиком правителя.
  -- Уходим в лес, - приказал Грефус, направив своего коня к ближайшей роще. - Там мы оторвемся от преследователей!
  -- Мы должны биться, - с горечью простонал король. - Наши воины еще сражаются, а я должен, по-твоему, бежать, как трус?
   Несмотря на немалые потери, силы противоборствующих сторон еще были равны. Не меньше двухсот латников под знаменем Эйтора, не видя, что сам король покидает поле боя, из последних сил сдерживали атаки врага, а за спиной их стояли в ожидании многочисленные пехотинцы. И они тоже готовы были сражаться до конца, просто из ненависти к заносчивым рыцарям.
  -- Битва проиграна, - настаивал лорд. - Это упорство обреченных. Пока можно спастись, мы должны бежать. Здесь собрались далеко не все альфионцы, что готовы подрежать вас. Противнику нанесен немалый ущерб, его силы подточены, и в следующий раз мы одержим победу.
   И король, подавшись на уговоры, последовал за своим слугой. Словно стальной кулак, горстка бойцов - всего три дюжины латников - пробивалась сквозь заслоны, наспех выставленные на их пути. А следом за свитой Эйтора, без разбора втаптывая в обильно политую кровью землю поля Локайн всякого, кто становился препятствием на его пути, не важно, своего или чужого, рыцаря или простого солдата, дворянина или наемника, рвался принц Эрвин.
  -- За ним, - рычал принц, вырвавшись вперед и увлекая за собой немногочисленных телохранителей и следовавших за своим полководцем офицеров. - Там Эйтор! Ублюдок не должен уйти! Сегодня - день нашей победы, но ее не будет, если узурпатор ускользнет. За ними, все за ними!
   Преследователи настигли беглецов в нескольких сотнях ярдов от опушки леса. Навстречу Эрвину, от ярости забывшему о всякой осторожности, выступили четверо. Каждый из них был готов ценой собственной жизни защищать короля, но и для их противника, пусть тот и был один, жизнь давно уже перестала быть ценностью.
  -- Прочь, если хотите жить! - принц рыкнул в лицо своим противникам, и, не дожидаясь их ответа, да и зная уже заранее, каков он будет, ринулся в бой.
   Длинный клинок седельного меча чертил сверкающие круги. Первый латник Эйтора вышел из боя мгновенно, лишившись руки, а принц уже напирал на следующего. Второй продержался чуть дольше, принимая град ударов на свой щит. Узкий клинок выбил фонтан щепы, исказив до неузнаваемости пестрый герб, и развалил щит пополам, заодно разрубив и сжимавшую его руку. Всадник пронзительно закричал, но Эрвину некогда было добивать его - принца атаковали сразу двое.
   Чужой клинок скользнул по вовремя подставленному щиту, напрасно расходуя вложенную в удар силу, и одновременно Эрвин сам ударил другого противника в лицо. На воине Эйтора, должно быть, конном лучнике, был открытый шлем без забрала, и острие меча принца наискось прочеркнуло лицо, оставив наливающуюся кровью царапину, не слишком опасную, но болезненную. Воин отвлекся, и этого хватило его противнику, чтобы нанести смертельный удар, одним взмахом снеся голову бойца с плеч.
   Последний из пытавшихся остановить принца Эрвина воинов сражался отчаянно, непрерывно атакуя, и даже смог потеснить предводителя мятежников. Но Эрвин уже видел там, за спиной этого бойца, лицо которого было скрыто тяжелым глухим шлемом, ненавистного врага, под защитой ничтожной горстки - хорошо, если дюжины латников - уходившего к роще, чтобы там сбросить со следа погоню. Яростно рыча, принц принялся обрушивать на щит противника один удар за другим, сломив, наконец, сопротивление, заставив своего врага на миг открыться, и могучим взмахом разрубив его грудь, защищенную чешуйчатой броней.
  -- Смотри на меня, Ильма, - вскричал Эрвин, поднимая лицо к небесам. - Сегодня свершиться правый суд, и ты будешь отмщена! Смотри, как падет последний из твоих убийц!
   Король Эйтор, оказавшийся вдруг лицом к лицу со своим братом, окончательно впавшим в безумие, обреченно вскинул клинок, готовясь к бою. И Эрвин, пришпорив коня, ринулся на правителя Альфиона, которого узнал бы в любой толпе и без доспехов, без золоченого навершия шлема.
  -- Государь, - кто-то из свиты пытался удержать короля, ухватив за уздцы его коня. - Не надо, государь! Ты можешь погибнуть! Он же безумен, ему не дорога собственная жизнь!
  -- Прочь, - Эйтор в порыве гнева едва не зарубил доброхота, замахнувшись клинком. - Он бросил вызов, и не быть мне королем, не называть себя мужчиной, если я трусливо убегу. Я приму бой, и Судие решать, кто одержит верх!
   Король Эйтор оказался скверным полководцем, и сейчас, когда исход сражения был уже предрешен, желала показать своим людям, что он хотя бы храбрый боец, готовый принять смерть плечом к плечу со своими товарищами. И он помчался навстречу Эрвину. Между двумя врагами не было никого и ничего, только считанные ярды ровного поля, которые боевой конь преодолеет за пару мгновений.
  -- Я здесь, братец мой, я иду к тебе! Не смей бежать, ничтожество, - прорычал из-под шлема принц, направив своего тяжело, с присвистом дышавшего дестриера на короля. - Остановись, будь ты проклят, и прими бой! Хоть теперь, перед смертью, поступи, как должно мужчине!
   Оба, и принц, мечтавший править, и тот, кто стал королем, были вооружены лишь мечами, и оба имели щиты. На том и на другом были тяжелые латы, почти непроницаемые для стрел, и способные остановить даже удар боевого топора. И кони под тем и под другим равно устали, уже долгое время таская на себе по полю сражения закованных в броню седоков. Но в этот день не суждено было случиться честному бою меж равными противниками. Когда Эйтора и Эрвина разделяло уже не больше полутора десятков ярдов, наперерез принцу из-за спины короля ринулся облаченный в зелень и золото, такие узнаваемые цвета рода Грефусов, латник.
   Лорд шел ва-банк. Предводитель мятежников, мерзкий самозванец был пока один - свита Эрвина, связанная боем, отстала, - и Грефус, увидев ненавистного врага, забыл обо всем, желая лишь отсечь его голову.
  -- Ублюдок, - лорд Грефус, стальным вихрем налетев на охваченного безумием противника, обрушил шестопер на шлем Эрвина, заставляя того вскинуть над головой щит. - Зря ты выбрался из той могилы, в которой пропадал двадцать лет! Здесь ты не найдешь ничего, кроме своей смерти. Я, Грефус из рода Грефусов, убью тебя во имя Альфиона и моего короля!
   Под первым же ударом щит Эрвина разлетелся на куски, и принц вынужден был подставить свой клинок. А Грефус, яростно рыча - из-под шлема его рык звучал еще страшнее - наступал, обрушивая на своего противника череду ударов. Воздух с гулом расступался перед перначом, и принц с трудом успевал парировать бешеные выпады. А Грефус, впавший в боевое безумие, бил в одну и ту же точку, точно молотобоец в кузнице, и, наконец, проломил защиту.
   Не выдержав давления пернача, щит Эрвина треснул, рассыпавшись на куски. Но принц лишь поспешно перехватил клинок обеими руками, испытав некоторое облегчение - усталость брала свое, и меч с каждой новой минутой боя казался все более тяжелым - и не желая прекращать бой. Сейчас для наследника альфионского престола не имело значения, что противник лучше вооружен. Оба они, и лорд, и принц, балансировали на грани безумия, отчего удваивались силы, но рассудок уже не был таким же ясным, как обычно. Оба сейчас желали одного - убить, и не важно, суждено ли им было самим остаться живыми после схватки.
   Действуя одним клинком, Эрвин не только отбивал исполненные огромной силы удары, но и атаковал сам. Дважды он почти достал противника, и закаленный клинок скользил по покрывавшей грудь Грефуса броне. Но доспехи выдержали, а в следующее мгновение лорд ответил, поразив, наконец, цель.
   Навершие булавы скользнуло по шлему Эрвина, и стальные перья впечатались в прочный металл, корежа его. В глазах у принца потемнело, весь мир вдруг закружился в безумном танце, и клинок серебристым росчерком выскользнул под ноги скакуну, выпав из ослабевшей в один миг руки.
  -- Сдохни, мразь! - прорычал Грефус, вновь замахиваясь, чтобы уже наверняка прикончить ошеломленного - в буквальном смысле слова - противника. Но этот удар достался иному противнику.
   Как прежде сам лорд, таки теперь между раненым, в мгновения оказавшимся в совершенно беспомощном состоянии принцем и воином короля вклинился латник, на тунике которого красовалась увенчанная трезубой короной змея. Капитан Джоберто вовсе не старался спасти своего нанимателя - до этого, как правило. Никогда не было дела ни одному наемнику - просто он хотел сойтись в поединке с этим бойцом, явно одним из сильнейших во всей армии врага, с противником, победа над которым сделала бы честь любому воину.
  -- С дороги, чужеземец, - Грефус, увидев перед собой наемника, не колебался ни мгновения, коротко замахнувшись булавой. - Прочь! Это не твоя война! Уйди, или я, лорд Грефус, первый мечник Альфиона, возьму твою поганую жизнь!
   Джоберто принял удар альфионского лорда на щит, опасно затрещавший при столкновении с шестопером, и сам ответил, опустив на шлем Грефуса топор. Оба воины были хороши, они одинаково владели оружием, и жаждали победы над врагом. Скорость реакции их оказалась равной, но Грефус все же был чуть расторопнее, и серповидное лезвие, способное развалить на две половины защищенную сталью голову лорда, точно перезрелую тыкву, лишь скользнуло по покатому боку шлема, вовремя отведенное в сторону щитом, но альфионец, не желая продолжать поединок, отступил. Король еще нуждался в защите, а кругом было полно вражеских воинов, чтобы увлекаться поединком.
   Но капитан Вольного Отряда думал иначе, и не ослаблял свой натиск. Он бил нечасто, но в каждый удар вкладывал все силы, так что Грефусу оставалось только защищаться, пятясь при этом назад, туда, куда верные рыцари уводили, прикрывая собственными спинами от стрел и болтов, государя Эйтора. Но щит лорда не выдержал, и очередной удар Джоберто расщепил его пополам, а затем лезвие секиры впилось Грефусу в грудь, проламывая панцирь, рассекая стеганый поддоспешник и врубаясь в плоть.
  -- Да, - Счастливчик торжествующе вскинул руки, потрясая над головой окровавленным топором. - Я лучший! Смотрите все, первый воин владыки Альфионского повержен!
   Обученный конь Грефуса, чувствуя, как ослабела хватка седока на поводьях, поспешил унести своего хозяина с поля боя, подальше от опасности, направившись к лесу. А вслед ему доносились гордые возгласы Джоберто, келотского наемника, одолевшего в честном бою могучего бойца. Наверняка кто-то видел триумф Счастливчика, и кондотьер не сомневался, что уже к вечеру об этой схватке будут ходить легенды. А это означало, что несмотря даже на потери желающих сражаться под началом столь умелого и храброго бойца прибавится, и обратно в Келот отряд вернется еще более многочисленным, нежели когда покидал те земли.
   А раненого Эрвина увели прочь, взяв под уздцы его коня и не обращая внимания на попытки принца вернутся в бой. Оказавшись в окружении своих воинов, сын Хальвина стащил с головы смятый шлем, ощупав голову. По лицу его струилась смешанная с потом кровь, но рана оказалась пустячной, хоть и весьма болезненной. Однако перед глазами принца все еще плясали яркие пятна, и мир порой срывался в стремительный хоровод, а руки словно покинула былая сила. Эрвина знал - это скоро пройдет, но сейчас еще шел бой, и он должен был находиться там, в гуще сражения.
   Взор принца обратился туда, где равнина сменялась лесом. Там, среди невысоких деревьев, мелькали всадники в полном облачении, и шлем одного из них тускло отливал золотом. Эйтору все же удалось выйти из боя.
  -- Кто еще может биться, за ними, - приказал хриплым голосом Эрвин. Кто-то из слуг торопливо подал ему флягу с ключевой водой, но принц не обратил на нее никакого внимания. - За ними, будь я проклят! Всю казну тому, кто принесет мне голову Эйтора! Король не должен уйти!
  
  -- Он не должен уйти!
   Витар, оставшийся на холме, в тылу войска мятежников - или сторонников истинного правителя Альфиона, это уж кому как больше нравится - видел все сражение от начала до конца в мельчайших подробностях. Но больше всего старого рубаку заботило, как там его господин. Витар не спускал глаз с Эрвина, и в тот миг, когда вражеская булава коснулась его шлема, был готов сорваться туда, в ад битвы. И с огромным облегчением Витар видел, как его господина, пусть раненого, но все же уверенно державшегося в седле, увели прочь от места схватки. А в противоположном направлении уходил сам король Эйтор, возле которого теснились немногочисленные слуги, телохранители, самые преданные бойцы, готовые защищать господина до последней капли крови.
  -- Если Эйтор спасется, все, что было сегодня, все смерти, окажутся напрасны. - Витар требовательно взглянул на хранившего спокойствие, невозмутимого, точно камень, чародея. - Ты предлагал уничтожить всю армию врага, колдун, так убей хотя бы одного из них!
   Кратус не проявил ни тени беспокойства даже в тот миг, когда ведомые королем Альфиона рыцари врезались в строй пехоты, едва не добравшись до того самого склона, с которого и наблюдал за битвой - не без интереса, между прочим - чародей. Оставался он спокойным и сейчас, чувствуя, конечно, гнев и возбуждение Витара.
  -- Принц пожелал, чтобы эта победа полностью досталась людям, - бесстрастно вымолвил волшебник. - Он запретил мне вступать в бой, и разве должно мне нарушать волю господина?
  -- Ты и всегда так же покорен, колдун? - фыркнул воин. - Не играй со мной. Я знаю, что твое послушание - лишь маска, так, будь ты проклят, сбрось ее хоть на миг! Тебе ничего не стоит такой пустяк, убить лишь одного человека, чтобы прекратить этот кошмар. Уже пали сотни храбрецов, неважно, под чьими знаменами они вступили в бой, и довольно смертей на сегодня!
   Кратус усмехнулся - этот воин, несмотря на кажущуюся бесхитростность, был слишком умен и догадлив. Он раскусил игру чародея, и это могло создать в будущем немало трудностей. Но пока и он, и сам Эрвин еще были полезны для дела мага.
  -- Желаешь вновь увидеть, на что я способен? - чародей пожал плечами, удивленно вскинув брови: - Что ж, изволь! Но не смей впредь укорять меня в никчемной жестокости, воин, - ухмыльнулся он.
   И, указав левой рукой на почти уже скрывшегося в зарослях короля, маг громко и отчетливо произнес:
  -- Кано!
   Сгусток пламени, рукотворное солнце, оставляя за собой шлейф стремительно гаснущих искр, проплыл над полем боя. И воины, увидев его, опускали оружие, забывая о том, что рядом полно врагов, и, задрав головы, следили за редкостным зрелищем, невольно рождавшим страх в их огрубевших душах.
   На поле, там, где проплывал пламенный шар, внезапно стихал звон железа, тишина сменяла яростное рычание старавшихся пересилить друг друга в поединках врагов. Сжигавшая бойцов еще мгновение назад ненависть друг к другу сама собой угасла, уступив место почти детскому удивлению - здесь, в считанных шагах от них, творились самые настоящие чары.
   Замер и Эйтор, не в силах оторвать взгляд от грозившей с небес смерти. Он знал, что неведомый колдун предназначил именно ему этот удар, как знал, что не в силах человека отразить его. Но в этот миг в игру вступил еще один участник, о котором кое-кто уже успел позабыть. Со стороны альфионской пехоты, так и стоявшей в строю на границе лагеря в полной готовности вступить в бой, метнулась серебристая молния, впившаяся в сгусток пламени, и тот рассыпался огненными брызгами, погасшими прежде, чем коснулись земли.
  -- Что это, - Витар был вне себя от ярости. Казалось, враг обречен, и тут случилось нечто, чего воин не мог и допустить, втайне давно уже уверовав в неодолимую мощь колдуна. - Как это возможно?
  -- Наш незнакомец все же показал себя, - хищно усмехнулся Кратус, ощутивший вдруг настоящий азарт охотника, подкравшегося к желанной добыче. - Что ж, так будет даже интереснее.
  -- У них есть маг, - удивленно спросил Витар. - Но отчего же он молчал все это время?
  -- Неважно, - отмахнулся не терявший уверенности чародей. - Теперь он все равно обречен. Я знаю, где этот фигляр - он среди пехотинцев Эйтора. И сперва я разделаюсь с ним, а уж потом наступит черед и самого короля, - зло посулил Кратус. - Никто не уйдет отсюда живым без моей воли!
   Ученик Ризайлуса в этот миг чувствовал, как крылья вырастают за спиной. Враг бросил вызов, и он, Кратус, мог дать достойный ответ. Заклятье сплеталось само собой, а Линза, это чудо, верх творения, открывало доступ к безбрежному морю, океану силы. Низко стелющиеся над равниной Локайн облака озарились багрянцем, над полем прозвучал настоящий раскат грома, а затем с неба хлынул дождь, каждая капля которого была расплавленным металлом. По полю боя прокатилась волна смерти.
   Струи огненного дождя, сплетаясь в тугие жгуты, обрушились на строй пехоты. Капли пламени, едва прикасаясь к шлемам и щитам, насквозь прожигали металл, и над равниной поднялась мерзкая вонь жженой плоти, и раздались крики ужаса и боли.
   Адский ливень полосой прошелся по вытоптанной сотнями конских копыт равнине, надвое разрезав фалангу пехоты. Кое-кто инстинктивно вскинул над головой длинные щиты, словно закрываясь от стрел. Но сотворенный Кратусом огонь не могли остановить ни прочные доски, ни кольчуги. Равно вспыхивали, превращаясь в пепел, и металл, и человеческая плоть и кости. Люди падали на землю, катаясь по измочаленой множеством подкованных сапог траве и истошно вопя, а те, кто был рядом, стояли над несчастными, не зная, как им помочь.
  -- Магия, - закричал кто-то в толпе воинов. - Братцы, бежим! Спасайтесь, кто может! Колдуны души наши заберут! Бежим!
   Словно услышав команду, воины, швыряя себе под ноги щиты, каски и оружие, кинулись во все стороны, сталкиваясь друг с другом, затаптывая тех, кто оказался чуть менее расторопен. Толпа, которую в один миг охватило безумие, билась под струями жидкого пламени, выкашивавшего целые просеки. Лишь немногим, тем, кто оказался в самых крайних рядах фаланги, удалось выбраться целыми и невредимыми, пусть и не на шутку напуганными. Строй окончательно распался, и никто уже не вспоминал о неприятеле, который был совсем рядом, и жаждал победы, до которой и так уже было рукой подать. А еще мгновение спустя над метавшейся в ужасе армией короля Эйтора - точнее, над тем, что осталось от еще час назад грозного, казавшегося почти непобедимым войска - разлилось золотое сияние, и капли колдовского пламени стали бессильно гаснуть, стекая по невидимой чаше, купол которой словно накрыл разом сотни уже не веривших в спасение людей.
  -- Вот ты и мой, - усмехнулся Рупрехт. - Глупец, нужно было бежать, - воскликнул он, обращаясь к отделенному сотнями ярдов вытоптанного поля противнику, точно тот был рядом, на расстоянии вытянутой руки. - Ты мог спастись, пока я был занят другими, а вместо этого решил пожертвовать собой ради спасения толпы немытой черни, - презрительно фыркнул чародей. - Что ж, ты сделал выбор, так встреть свою смерть лицом!
   Маг взмахнул обеими руками, и через равнину устремился сгусток колдовского пламени. Витар вздрогнул - воин уже понял, что от этой волшбы, злой и дьявольски сильной, нет, и не может быть защиты. Мгновения вражеского колдуна, столь бездарно распорядившегося своими способностями сегодня, были сочтены.
  
   В тот миг, когда скрывавшийся где-то среди простых воинов чародей атаковал свиту короля, Рупрехт действовал не вполне осознанно. Нужные чары сплелись в одно мгновение - прежде у волшебника было немало времени, чтобы попрактиковаться в этом - и в последний миг он отразил, рассеял нацеленный на Эйтора удар.
  -- Тебя назовут спасителем королевства, - не без сарказма вымолвил Эвиар, наблюдая, как эскорт государя исчезает в зарослях. Сам эльф и не думал вступать в бой, предпочитая с наслаждением наблюдать, как люди исступленно и самоотверженно истребляют друг друга.
  -- Чтобы удостоиться такой высокой чести, сперва нужно просто живыми убраться отсюда, - резко бросил Рупрехт, мгновенно напрягаясь. - А сейчас это станет весьма непростым делом. Их маг вступил в игру, и он теперь знает, что я здесь. Вот и мой черед биться, - с деланным спокойсвтием промолвил чародей. И в это мгновение на равнину обрушилось пламя.
  -- Уходим, - произнес Эвиар, по ушам которого больно резанули крики умирающих в огне воинов. - Пора уносить ноги, если не хотим сдохнуть, как вот они, - Перворожденный указал кивком на равнину, где в полнейшем бессилии гибло войско короля Эйтора.
   Подобное могло пригрезиться лишь в горячечном бреду, но это происходило на самом деле, здесь и сейчас, и оттого казалось еще более безумным и страшным. Похожие на брызги расплавленного металла капли огня прожигали тела воинов насквозь, но намного больше людей погибали вовсе не от магии, а просто под ногами своих товарищей. Кое-кто, пытаясь спастись, просто хватался за корды и ножи, буквально прорубаясь сквозь толпу, но чаще напарываясь на клинки точно так же обезумевших от ужаса и предчувствия неизбежной гибели воинов, враз переставших различать, где враги, а где друзья.
   Пусть это и были только лишь люди, для воина принять такую смерть, когда нет возможности драться, чтобы если не спастись, то хотя бы умереть героем, было верхом несправедливости. Эльф и сам был воином, а потому понимал, что нет, и не может быть красивой смерти, но лучше уж погибнуть быстро, в бою, чем вот так, покорно ожидая конца, и зная, что нет пути к спасению.
  -- Уходи, - коротко ответил эльфу чародей, не двигаясь с места. - Это не твой бой, не твоя война. Но я останусь здесь. Эти воины не заслужили такой участи, и пока в моих жилах еще течет кровь, я буду сражаться вместе с ними. И, может, хоть кто-то из них сможет увидеть новый рассвет. - И маг, вскинув раскрытые ладони к небу, произнес: - Эйваз!
   Вспышка на миг ослепила Эвиара, а когда зрение восстановилось, он увидел поистине фантастическую картину. Над сбившейся в бесформенный ком из плоти и стали армией, словно развернулась невидимая чаша, и по ее покатым бокам стекали на землю, вытоптанную, уже обильно политую кровью, усеянную сотнями тел, струи огня, отныне будто бы неспособные причинить вред хоть одному живому существу.
  -- Чародей, - прокатилось по рядам воинов, еще не веривших своим глазам. - Рупрехт! Чародей с нами! Мы спасемся!
   С этими людьми творилось нечто странное. Еще мгновение назад они, движимые животной жаждой жизни, были готовы убивать - и убивали без тени сожаления! - собственных братьев, а теперь толпа вновь превратилась в войско, и уже зазвучали команды уцелевших в давке десятников, привычно начавших наводить порядок. Собирая своих бойцов. В сердцах людей вновь поселилась надежда, но никто не собирался давать им этот призрачный шанс.
  -- Смотри, маг! - Эвиар, в голосе которого Рупрехту померещились нотки страха, вскинул руку, указывая на мчавшийся по небу огненный шар, рукотворное солнце.
  -- Это уже для меня, - прохрипел маг. - И этот удар я отразить не в силах!
   По щекам волшебника катился пот, на лбу вздулись жилы - удар врага был силен, и Рупрехт понимал, что сможет сдерживать его лишь считанные минуты, ибо никто не в силах в одиночку тягаться с той мощью, что влили в Линзу ее бессмертные создатели. Казалось, что на его плечи обрушился всей своей тяжестью небосвод, вдавливая ничтожного человечишку в землю. Никому не дано было понять, каково это - держать щит против столь мощного заклятья. И сам Рупрехт только теперь понял истинную мощь колдовского амулета, в незапамятные времена вышедшего из таинственных лесов И'Лиара, на тысячи лет исчезнувшего в океанских пучинах, и вновь вернувшегося в мир на горе целым народам. Но чародей даже не думал о том, чтобы отступить:
  -- Уходи, и уводи людей, всех, кого сможешь, - приказал эльфу побагровевший от напряжения маг. - Король еще жив, и, видит Судия, ему понадобятся воины, и очень скоро. Проигран бой, но война только началась!
   Никто не успел двинуться с места. Рупрехт - потому, что, отпусти он хоть на миг собственные чары, они уничтожили бы его не хуже, чем магия врага. А Эвиар просто смотрел, точно завороженный, на грозящую с неба смерть, зачарованные мерцанием магического снаряда.
   Клуб огня, словно сотканный из туго сплетенных жгутов пламени, багрового, словно мерцание преисподней, обрушился на холмик, на вершине которого замер, воздев руки к небесам, Рупрехт, от которого не отходил и эльф. Обрушился... и рассыпался множеством искр, угасших еще в полете, задолго до того, как они коснулись земли.
  -- Ты все же смог, - выдохнул Перворожденный, с восхищением взглянув на мага. - Ты - величайший чародей из своего народа!
  -- Нет, - ошеломленно пробормотал Рупрехт, сам не веривший, что еще жив. - Это не я. Ни один маг, как живущий ныне, так и сильнейший из сильнейших из прошлых эпох, не смог бы в одиночку выстоять перед атакой, пропущенной сквозь Линзу.
  -- Но почему тогда мы еще не обратились в пепел? Кто отразил этот удар?
  -- Ты, - вдруг вымолвил Рупрехт. - Твоя кровь дала нам шанс к спасению.
   Эвиар удивленно смотрел на чародея, а тот сбивчиво - от волнения и просто в спешке - принялся объяснять, только теперь осознав смысл древних манускриптов, копий с копий отрывков записей самого Ардалуса, чудом дошедших до его потомков сквозь века.
  -- Улиар, создавая Линзу, помнил, что власть и сила затмевают разум, заставляя считать врагами собственных братьев, - торопливо бормотал маг. - И он побеспокоился о том, чтобы это оружие не было обращено ни против него самого, ни против его потомков. Линза - не просто вещь, в ней есть то, что можно назвать разумом. И она не позволит обратить магию против того, в ком есть хоть капля крови ее создателя. Ты - один из его потомков, в этом теперь нет сомнений, и потому тебе не грозят чары того, кто сейчас владеет Линзой, и в этом - твое главное оружие. А теперь беги же! В тебе - огромная мощь, и я не могу позволить тебе погибнуть здесь бездарно, бесцельно! Уходи, Эвиар! Ты сделал все, что должно, а я закончу этот бой!
  
   То, как странно закончилась атака, видели многие из находившихся возле Кратуса. И все они оказались удивлены, поражены и даже напуганы - у врага отыскался достойный ответ на, казалось, несокрушимые чары колдуна, давно заставившего всех трепетать при одном упоминании собственного имени.
  -- Что случилось, - медленно, словно не веря собственным глазам, пробормотал Витар. - Почему они живы, мэтр? Неужели чужой колдун смог отразить удар?
  -- Никто не в силах выстоять перед такой атакой, - прошипел, словно рассерженная кошка, чародей, в глазах которого плескался гнев. - Это не маг. Проклятые выродки, - вдруг вскричал он, вскинув руки над головой. - Длинноухие ублюдки! Ненавижу тварей!
   Суровый рубака невольно отступил в сторону, испугавшись, что может стать невольной жертвой гнева чародея. Витар уже видел, на что способен маг, и сейчас, пожалуй, впервые за всю свою немалую жизнь, испугался. Даже припадки ярости, случавшиеся с его господином, принцем Эрвином, были все же более понятны, но чего ждать от взбесившегося мага, предугадать было невозможно.
  -- Эльф, - меж тем кричал во весь голос Кратус. Его триумф оказался испорчен, час торжества откладывался, и причина неудачи уже была вполне ясна: - Там всего лишь один ничтожный эльф, ушастый ублюдок! И я бессилен против него! Память крови, будь она проклята!
  -- Я принесу тебе его голову, - решительно рыкнул Витар. - А ты займись магом!
   Выхватив клинок, ветеран устремился через поле, увлекая за собой немногочисленых оставшихся возле лагеря воинов. По пути к небольшому отряду присоединялись латники Эрвина, машинально еще добивавшие королевских рыцарей, давно уже переставших по-настоящему сопротивляться. И этот отряд, все увеличивавшийся в числе, стальным клином пронзал поле боя, направляясь туда, где мог находиться таинственный эльф, неведомом каким путем очутившийся на этом поле. В прочем, до этого как раз Витару не было никакого дела. Там был враг, и воин желал только одного - убить, уничтожить его, принеся победу своему господину, раз уж на это оказался не способен и могущественный колдун.
   А Кратус тоже не терял время понапрасну. Его переполняла сила, и мелкая неудача не могла смутить чародея, тоже жаждавшего победы.
  -- Кано! Кано! Кано! - троекратно чародей выкрикнул имя руны Огня, и с неба туда, где стоял, словно являя всем свое презрение к смерти, чужой колдун, обрушились ветвящиеся молнии.
   Они змеями обвили безымянного мага, так опрометчиво бросившего вызов Кратусу, окутав его фигуру сплошным мерцающим коконом, и, опять-таки подобно змеям, все плотнее сжимая кольца вокруг него. Сейчас чародей Эрвина бил по единственной цели, и никакая эльфийская магия не могла помешать ему, если только тот эльф и королевский прихвостень-колдун не стоял, тесно сжимая друг друга в объятиях. Но и это было не страшно - Кратус видел, как воины, ведомые неутомимым Витаром, взбираются уже на объятый огнем холм, чтобы добить врагов обычной сталью, и сейчас маг был не против такой помощи, пусть бы и пришлось с кем-то поделиться своей победой.
   Вокруг Витара собралось немало бойцов. Над головами латников, словно нож - мягкое масло, рассекавших рыхлый строй едва пришедшей в себя пехоты, колдун видел яркие знамена лордов и рыцарей, здесь же реял штандарт наемников-келотцев, и полно было воинов, не носивших на доспехах и одежде никаких гербов. И этот отряд рвался к цели, заметной издалека всякому - там устроили бешеную пляску разившие с ясного неба молнии, сплетавшиеся кольцами вокруг единственного человека.
  -- Умри, умри, - словно молитву, твердил Кратус. Все больше мощи вливал он в свое заклятье, и Линза послушно преломляя ее, увеличивая стократно. Но тот, что был там, на дальнем холме, не сдавался, воздвигая все новые щиты и тем сжигая самого себя.
   Вся ярость чародея Эрвина была прикована сейчас к своему безвестному сопернику, и Кратус не видел, как уходили с поля боя остатки королевской пехоты, за которыми следовали и немногие уцелевшие в сече латники. Всякий понимал - когда бьются колдуны, лучше быть подальше от них, а потому и многие воины, что сражались под знаменами принца, тоже спешили отступить, благо, войско врага было разбито, и та горстка бойцов, что еще держалась в седлах или на ногах, отныне не могла быть опасной.
   Они выдохлись в один миг, Кратус, и тот маг, чьего имени он так и не узнал. Даже Линза не делала своего владельца всемогущим, не сообщая ему новые силы, а лишь увеличивая собственную мощь. И силы Кратуса иссякли. Молнии погасли, оставив после себя лишь пятно выжженной, оплавлено до каменной твердости земли. И тот час рухнули щиты, сотканные его противником. Ворвавшиеся на холм мгновение спустя всадники, во главе которых мчался Витар, нашли лишь мертвецов.
  -- Торжествуй, господин, - Кратус невидящими глазами уставился на приблизившегося принца, коня которого вели под уздцы двое юных пажей. - Сегодня ты победил! Альфион твой!
   На поле сражения опускалась тишина. Лишь стонали раненые, да ржали, тонко, страшно, словно плакали дети, уязвленные острой сталью боевые скакуны. Воины устало опускали мечи, поднимая забрала или просто сбрасыва шлемы себе под ноги.
  -- Победа, - будто еще не веря себе, пробормотал принц Эрвин, оглядываясь по сторонам. Всюду они видел только трупы и кровь. - Я победил!

Глава 9 Дыхание смерти

  
   Склонив голову, король Эйтор смотрел себе под ноги, и взгляд его был неподвижен, точно государь спал с открытыми глазами. Он был мрачен и молчалив, и вздымавшийся стеной осенний лес, серый и унылый, в этот миг, казалось, разделял чувства, терзавшие правителя Альфиона. чащу сковала внезапная тишина, стих гулявший меж полуосыпавшихся крон ветер, умолкли порхавшие в вышине птицы, те, которые еще не отправились в полуденные земли, чтобы там переждать суровую северную зиму. А плотная пелена облаков, серых, точно погребальный саван, готова была разразиться нудным, затяжным дождем.
   В эти мгновения для короля не существовало ничего, кроме свежей могилы, выросшей среди небольшой поляны, усыпанной опавшей листвой. Не было за спиной поля проигранной битвы, усеянной сотнями тел, не было врага, быть может, уже рвущегося вперед по следу беглецов. Разочарование, горькое до боли, смешалось в сердце короля со скорбью по одному из тех немногих, в чьей преданности правитель мог не сомневаться ни на мгновение. И лорд Грефус, отважный, подчас до безрассудства, воин, искусный боец и умелый полководец, сегодня доказал, что Эйтор верил ему не напрасно.
  -- Братья, - глухо произнес король, прерывая молчание. - Братья, помолимся, дабы снизошла на Грефуса из лорда Грефусов, доблестного воина, верного товарища и преданного слугу, справедливость Судии. Да будет участь его легка, да улыбнется ему Эльна!
   И дружно, в восемь глоток, совранных во время боя, последовал ответ:
  -- Да улыбнется ему Эльна!
   Да, из кошмара битвы, превратившейся в избиение, их вырвалось лишь девять, король Эйтор и восемь воинов, не оставивших своего государя в самый тяжкий час. Они смогли, они прорубились сквозь толпы врагов, теряя при этом своих друзей, чудом не стали жертвами злой, черной магии, которую противник в отчаянии и кровожадности пустил в ход, и сбили - во всяком случае, сам Эйтор хотел искренне верить в это - со своего следа погоню. И теперь здесь, в гуще леса, они могли, наконец, перевести дух, предав земле своего товарища.
   Обученный конь вышел к импровизированному лагерю неожиданно, заставив многих, и короля в том числе, спешно схватиться за оружие. Но из леса явились вовсе не враги. Жеребец вынес к людям своего мертвого седока, и казалось, даже после смерти лорд Грефус пошел вслед за государем, чтобы служить ему.
   Лорд погиб в бою, как и должно воину. Он всегда гордился своей силой и ловкостью, но ныне встретил равного противника, и теперь грудь Грефуса пересекала наискось страшная рана, след от удара боевого топора. И когда конь, ведомый своим странным чутьем, добрался до людей, инстинктивно выбрав друзей, а не врагов, жуткий рубец уже перестал кровоточить.
  -- Он должен быть счастлив сейчас, - произнес кто-то из воинов, глядя на свежий холмик, венчавший могилу лорда. - Грефус всегда желал погибнуть в бою, как пристало мужчине, и его мечта осуществилась. Он пал в схватке с врагами, сражаясь за своего короля и свою страну, а чего еще может желать воин?
   Воины стояли вокруг свежей могилы, обнажив головы и не выпуская оружие из рук. К скорби по храброму - действительно, храброму и благородному - рыцарю у каждого примешивались свои чувства, от усталости до разочарования.
  -- Да, лорд Грефус исполнил свой долг, и память об этом воине должна жить вечно, - кивнул Эйтор. - Но нам не должно жить лишь прошлым. Враг еще очень близко, и он жаждет закрепить свой триумф. А потому нам нужно уходить отсюда, чтобы подвиг Грефуса не оказался напрасным.
   Король был прав, и каждый, кто оказался сейчас на этой тихой полянке, понимал истинность его слов. Воины устали, ведь позади у каждого из них был бой, жестокий и тяжелый. Болели мышцы, и жилы стонали от натуги, набухали кровью наспех наложенные повязки. Но люди понимали - враг рядом, и он не остановится. Принц Эрвин, должно быть, уже праздновавший победу, пойдет на все, лишь бы уничтожить своего врага. И при мысли о том, что по их следам, возможно, уже идет кошмарный колдун, в один миг истребивший едва не половину войска, и тех, кто были с королем, появлялись новые силы. Страх подстегивал их, заставляя сжигать себя изнутри ради призрачного шанса выжить.
   Собирались суетливо и медленно - сказывалась усталость. У каждого из беглецов осталось лишь по одному коню, и животные оказались измотаны боем не меньше людей. Однако убраться с этой поляны отряд не успел - едва сделали несколько шагов, углябляясь в лес, как один из воинов поднял тревогу.
  -- Государь, - сержант, на изодранной тунике которого невозможно было разобрать не то, что рисунок герба, но даже первоначальные цвета, указал в сторону зарослей: - Государь, я слышу треск ветвей! Кто-то идет!
  -- Проклятье, - Эйтор рывком выхватил из ножен клинок, выщербленный, уже успевший затупиться. - Тысяча демонов! Они все же настигли нас!
  -- К оружию, - латники поспешно вооружились, замыкая кольцо вокруг государя. Отступать было некуда, и неизвестно, сколько воинов Эрвина шло по их следу, а потому рыцари готовились к бою. - В круг! Спина к спине!
   Ощетинившись клинками и жалом арбалетного болта - лишь один из девяти имел самострел - свита короля сжалась в стальной комок, ожидая появления врага. Вскоре каждый уже смог услышать тот самый шум, какой могут производить идущие по лесу люди, не пытающиеся скрыть своего присутвия. И это было странно. А затем среди деревьев вдруг возникли две фигуры, двое воинов, ведущих за собой в поводу оседланных коней.
  -- Что-то их мало, - пробормотал за спиной Эйтора один из воинов. Король вспомнил имя этого юнца - Рамтус, один из вассалов лорда Грефуса. - И выглядят они так, словно сами вырвались из когтей демона.
   А двое шли между деревьев, двигаясь прямо на замерший в тишине отряд, и, казалось, ничего не видели перед собой.
  -- Эй, вы, - тот самый сержант, что и обнаружил чужаков, выступил вперед, не опуская топор. - Стоять! Кто такие? Назовите себя!
   Оба незнакомца - один из них, судя по тяжелым доспехам, был латником, возможно даже, рыцарем, выхватили мечи, приняв боевые стойки.
  -- Засада, - прорычал тот, что был похож на рыцаря. - Проклятье, засада!
  -- Да ведь это рыцарь Бранк из Альфиона, - воскликнул вдруг Эйтор, вглядевшись в покрытое потом и грязью лицо воина. - Опустите оружие, это друзья!
  
   Бранк Дер Винклен мерно шагал по толстому ковру опавшей листвы, слыша только треск веток под ногами, да хриплое дыхание своего оруженосца. Рыцарь не знал, уцелел ли еще кто-нибудь, смог ли кто-то, как сам он, добраться до спасительного леса, чтобы под сенью его укрыться не только от клинков и стрел - этого не пристало бояться настоящему воину - но от беспощадных чар. Сотворенный мерзким колдуном огонь обрушился на войско, и Бранку оставалось только гадать, сколь велики были потери, хотя он и так понимал, что число жертв огромно, а, главное, уничтожен, развеян по ветру боевой дух.
   Дер Винклен и сам держался из последних сил, с трудом заставляя себя не оглядываться назад, туда, где как казалось ему, в любой миг мог появиться жаждущий крови чародей. Такого рыцарю еще не приходилось видеть - в одно мгновение победа превратилась в поражение. Позади осталось поле проигранной битвы, где сталь и магия собрали кровавую жатву, какой, должно быть, давненько уже не видели эти края.
   Тем не менее, рыцарь выжил, как выжил и его оруженосец. Воины оказались на краю поля, когда на позиции королевской армии обрушился огненный ливень, и потому они уцелели, со всех ног бросившись к лесу, который мог дать хоть призрачную защиту.
  -- Если король еще жив, мы должны найти его, - приказал Дер Винклен, когда они поняли, что прошли достаточно, и, наконец, остановились, переводя дух и дав отдых своим скакунам. - Эйтор не из тех людей, которые опускают руки, раз потерпев неудачу. Он будет сражаться, и мы будем сражаться плечо к плечу с ним!
  -- Я готов биться и так, - угрюмо пробормотал Ратхар. - Эрвин убил мою невесту, и я не забыл, ради чего оказался под знаменами короля Эйтора. Я буду мстить, и расправлюсь с убийцей, или же погибну, но в схватке с ним.
   Рыцарь покачал головой, сомневаясь, что этот юнец - при всех своих успехах Ратхар был слишком неуклюж, слишком неопытен - сможет одолеть такого бойца, каким, если верить слухам, был вернувшийся из небытия принц. Но не это было важно, а то, что юноша не утратил волю к жизни, не утратил боевой задор, и был готов биться, хоть и не мог не понимать, сколь силен враг.
  -- Что ж, будь по-твоему, - кивнул Дер Винклен. - Пока же мы отправляемся на поиски короля Эйтора. Он не мог уйти далеко, и наверняка тоже скрывается здесь, в этом лесу. И нужно отыскать его прежде, чем это сделают мятежники.
   В прочем, сказать было намного легче, нежели сделать. Умением читать следы не обладал ни один из спутников, ведь даже сам рыцарь, пусть и воевал на границе с эльфийскими землями, обыкновенно пользовался помощью опытных проводников из Пограничной стражи, настоящих мастеров лесной войны.
   Путь через заросли оказался тяжелым. Воинов ни на миг не оставляло напряжение - враг был рядом, и здесь, в какой-то паре миль от поля боя, легко можно было столкнуться с разведчиками или кем-то в этом роде. Пальцы стальной хваткой впивались в черен меча, поддоспешник-акетон пропитался потом, так что кожа, казалось, горела огнем, но на все это рыцарь не обращал внимания. Давивший на плечи стальной панцирь внушал чувство защищенности, а ощущение тяжести клинка давало уверенность в себе, вселяя отвагу. Обратившись в слух, Бранк Дер Винклен старался бесшумно ступать, чтобы не выдать себя. Правда, мало что из этого получалось - воины еще вели за собой коней. А кругом раскинулся, казалось, никогда прежде не видевший под своей сенью человека, лес, молчаливый и безжизненный.
   И все же вскоре беглецы наткнулись на четкие следы, оставленные подкованными лошадьми. След уводил в чащу, и Дер Винклен без колебаний направился туда. А затем заросли расступились, и путники вывалились едва не под ноги многочисленному вооруженному отряду. И к своей глубокой радости на туниках и плащах воинов рыцарь увидел знакомые цвета. Они все-таки нашли короля.
  -- Государь, - Бранк Дер Винклен, прищурившись, уставился на короля, почти не видного из-за спин своей свиты. - Государь, неужели ты цел? Мы не надеялись встретить тебя здесь, и вообще думали, что ты погиб в колдовском огне.
  -- Нам повезло, - ответил расслабившийся король. - Колдун промахнулся, и нам удалось прорваться с поля боя. И мы думали, что вы - это люди Эрвина, преследующие нас.
  -- Мы тоже чудом не стали жертвами магии, - согласно кивнул рыцарь. - Но, боюсь, счастье улыбнулось очень немногим. Там, на поле, творился настоящий ужас, который просто невозможно представить.
   Охранявшие Эйтора воины, убедившись, что из леса действительно вышли не враги, и государю пока не грозит опасность, тоже опустили оружие, переведя дух. И в этот миг в спину им раздался звонкий голос.
  -- Готовясь встретить врага грудью, не забывай иногда оглядываться себе за спину, король Альфиона, - прозвучало с явной насмешкой.
   Словно подброшенные пружиной, воины обернулись на звук, машинально припадая к земле, и рассыпавшись по всей поляне, чтобы не быть удобными мишенями для стрел и болтов. А с опушки леса на них смотрел, тонко ухмыляясь, эльф Эвиар.
   Перворожденный стоял, выпрямившись в полный рост, и опираясь на свой громадный лук и закутавшись в неизменный плащ. В отличие от людей, облачение эльфа было чистым, будто он не бродил по густым зарослям, спасаясь от врагов.
  -- Мы же могли убить тебя, - с досадой вымолвил Эйтор. - Утыкали бы болтами, и только потом стали бы смотреть, кого прикончили.
  -- Едва ли, - усмехнулся Эвиар. - А вот вы были просто отменной мишенью, сгрудившись посреди этой поляны. Неразумно останавливаться здесь, даже не позаботившись хотя бы о единственном дозорном.
  -- Нас слишком мало, чтобы думать об этом, - отмахнулся король. - И потом, никто не смог бы ходить по лесу столь же тихо, как ты, так что нам нечего было бояться.
  -- И, боюсь, больше вас уже не станет. Войско разбито, те немногие, кто остался жив, разбежались, кто куда. Вражеский колдун ударил по твоей пехоте, государь, и только Рупрехта уцелевшие должны благодарить, что остались живы, но не стоит надеяться на их помощь сейчас.
  -- А что же сам чародей, - ощутив нарастающее беспокойство, резко спросил Эйтор. - Он здесь, с тобой?
   Эльф лишь коротко мотнул головой, не сразу произнеся:
  -- Он остался там, король. Рупрехт принял на себя удар врага, и погиб, собой защищая твоих солдат. В битве магов проигравший обречен на смерть.
   Король глухо зарычал, опустив лицо, чтобы не кто не видел навернувшихся на глаза слез. Гибель мага стала очередным ударом, и выдержать их град было очень нелегко. Рупрехт казался Эйтору человеком чести, человеком, достойным доверия государя. Маг никогда не лез вперед знатных господ, но всегда был рядом, всегда мог поддержать словом и делом, проявляя при этом предельное почтение к королю. Кроме того, с потерей чародея теперь любое сопротивления, когда на стороне врага бился сильный колдун, становилось почти бессмысленным.
  -- О, небеса, - вздохнул правитель Альфиона. - Как много потерь в один день!
  -- Прости, господин, - осторожно произнес Дер Винклен. - Не о потерях, не о прошлом надо думать, а о будущем. Неужели ты откажешься от борьбы?
   Король задумался. Сейчас, как никогда прежде, он был близок к отчаянию. Войско, собранное с таким трудом, было разгромлено. Если кто и выжил, спасшись бегством, полагать, что они сейчас дружно явятся пред очи государя, было бы глупо. Враг явил свою мощь, и безумен будет тот, кто осмелится тягаться с нею впредь. Потому Эйтор не мог найти в себе сил винить тех бойцов, что просто бежали, не вспоминая о верности и воинском долге.
   Но нельзя было просто так опустить руки. Слишком трудным был путь к заветному трону, чтобы отдать его в руки невесть кого. Эйтор был еще жив, был в силах поднять меч, а у врага, ненавистного Эрвина, оставалась в плену - король молили Судию, чтобы она была еще живой - его Ирейна. И если не за престол, то за свою королеву правитель Альфиона был готов биться до последней капли крови. Но что именно можно было сделать здесь и сейчас, он не знал.
  -- У нас нет людей, нам некуда идти, - развел руками король Эйтор. - Нас только одиннадцать человек сейчас, и неизвестно, кому еще модно верить, на кого надеяться. Что мы можем?
  -- Для начала, государь, следует убраться отсюда подальше, - деловито предложил Дер Винклен. - Наверняка по твоему следу пустят погоню. Нужно собраться с силами, призвать верных людей - таких не может не быть во всем королевстве - и снова дать врагу бой. Но в следующий раз просто должно быть чуть осмотрительнее, тем более, мы уже знаем, на что способен противник.
  -- Где же укрыться, кто даст приют, зная, что за мою голову Эрвин может заплатить и полновесным золотом?
  -- Грефус, - вдруг произнес кто-то. - Лорд Грефус мертв, но неужто в его феоде не осталось преданных людей?
  -- В землях моего господина Ваше величество всегда сможет найти кров и помощь, - вскинулся и Рамтус. - Там никто не усомнится в вашем праве владеть Альфионом, сир.
  -- Верно, - просиял вмиг Эйтор. - Лаген, конечно же! Этот город неплохо укреплен, там есть достаточно воинов, должно хватать всяческих припасов. Там мы можем еще рассчитывать на помощь. - Решение было принято, а откладывать их король не привык: - выступаем, и немедленно. Идем на север! Война только началась, и мы еще сможем отомстить за павших братьев. На север!
   Воспрянув духом, воины споро двинулись в путь. У них вновь была цель, с ними был король, и этого простым рубака хватало с лихвой. И лишь сам Эйтор не мог унять терзавшую его тоску. В один день он лишился очень многого, и знал, что обрести это вновь невозможно. Армия оказалась разгромлена, погиб маг Рупрехт, и неизвестна была судьба лорда Маркуса, чьи мудрые, пусть порой и излишне настойчивые советы так пригождались испытывавшему неуверенность королю. И что-то подсказывало Эйтору, что старый лорд тоже мертв, как мертвы десятки рыцарей и сотни простых воинов. Там, в огненном аду, сотворено извращенным разумом колдуна, не мог уцелеть никто.
   В прочем, на этот счет Эйтор ошибался.
  
   Пленник стоял прямо, лишь опустив голову и уставившись на носы собственных сапог. При желании в этой позе можно было углядеть проявление покорности, а можно - попытку скрыть страх, страх неизвестности, который пожирал душу.
  -- Как же мне поступить с тобой, - задумчиво произнес Эрвин, потирая подбородок. - Прикончить сразу, смешав твою кровь с кровью тех несчастных, сотен простых рубак, что пали здесь, принесенные в жертву твоей алчности? Или, быть может, в цепях отвезти обратно в Фальхейн? Устроив торжественную казнь, я хотя бы позабавлю народ, уставший уже, должно быть, от бесконечных войн. Итак, Маркус, дай мне совет, ведь твоя мудрость известна всем в Альфионе.
   Лорд Маркус молчал, стараясь сдержать дрожь. Смерть стояла за его плечом, и старик чувствовал щекой ее ледяное дыхание. Эрвин, еще не отошедший от горячки битвы, мог сделать все, что угодно, и никто даже не подумал бы останавливать его.
  -- Быть может, я все же сохранную тебе жизнь, продолжил Эрвин. - Но скажи мне, где Эйтор? Твой король сбежал, как последний трус, запутав следы, словно заяц. Скажи, куда он направился, и ты будешь жить, старик!
  -- Прости, но мне это неведомо, - пытаясь не терять самообладания, помотал головой Маркус. - С государем мы разминулись, и я не спрашивал, что он намерен делать в случае поражения, ведь король рассчитывал только на победу. Но ты очень обрадовал меня, сказав, что государь Эйтор - Макурс в который уже раз произносил этот титул, точно не замечая раздраженной гримасы, исказившее лицо Эрвин, - что государь Эйтор жив. Если это так, я не сомневаюсь, что он продолжит войну, и неважно, буду ли я жить, или ты прикончишь меня прямо сейчас.
   Маркуса схватили, когда он уже решил, было, что вырвался из ада, воцарившегося на поле боя. Старый лорд не участвовал в битве - для этого он был слишком дряхлым - и остался в лагере, со стороны наблюдая за сражением. А потому, поняв, что исход боя предрешен, он не мешкал, собрав малочисленную свиту и направившись прочь, подальше от боя. Тут-то его и настигли латники Эрвина.
   Сопротивляться лорд не стал - десятку не по силам тягаться с тремя дюжинами - и покорно последовал за людьми принца, чтобы, наконец, увидеть и самого его. Эрвин был еще в доспехах, правда, без шлема. Он встретил лорда в своем лагере, на пороге роскошного шатра, правда, внутрь не пригласил. Кругом собралось не менее полусотни воинов, готовых растерзать любого, кто покусится на жизнь принца. А еще дальше бурлил людской океан.
   Уцелевшие после битвы солдаты занимались своими ранами, среди лежавших прямо на земле, поверх расстеленных плащей, раненых сновали лекари. А чуть поодаль, на самом краю лагеря, под присмотром дюжины арбалетчиков орудовали заступами пленники, бывшие королевские солдаты. Они рыли могилу, которая должна была принять в себя сотни тел, сотни павших в бою воинов. Но выжившим сейчас почти не было дела до мертвецов - каждый из тех, кто уцелел в битве, искренне радовался тому, что смог увидеть закат этого долгого дня. Кто-то уже успел раздобыть в обозе бочки с вином, и теперь то здесь, то там слышались несвязные песни, какие только могут петь люди, чудом оставшиеся в живых и уже осознавшие это.
   Захмелевшие воны бродили среди шатров, разыскивая старых товарищей или просто тех, с кем можно было выпить за свою победу, и их примеру уже последовали многие рыцари. Но сам Эрвин был трезв, собран, хотя схватка с лордом Грефусом и не прошла для него бесследно. И теперь он смотрел на пленного лорда, одного из немногих знатных господ, которых удалось взять живыми, и решал, как поступить с ним, ощущая исходящий от Маркуса страх.
  -- Господин, позволь мне забрать этого пленника, - вдруг выступил вперед лорд Кайлус. - Я готов выкупить его, только назови цену, повелитель.
  -- Для чего тебе он? - удивленно уставился на лорда принц Эрвин.
  -- Просто хочу скрасить свое одиночество беседой с умным человеком, - усмехнулся Кайлус. - Он ведь наставлял самого короля, а это кое-чего стоит. Вот только моя наука оказалась сильнее, - хмыкнул он, взглянув в упор на Маркуса. - Так сколько ты хочешь за его жизнь, мой господин?
  -- Забирай, - махнул рукой Эрвин. - Мне нет дела до этого старика. А если тебе он нужен, то бери его просто так и делай, что хочешь. Для меня он не опасен больше.
  -- Благодарю, господин, - поклонился Кайлус. - Он будет под надежной охраной, и не сможет сбежать, клянусь.
   Повинуясь жесту Кайлуса, двое воинов из лично дружины лорда схватили Маркуса под локти и потащили прочь, подальше от грозного принца. Но, уже удалившись на несколько шагов, пленник обернулся, крикнув Эрвину:
  -- Не спеши торжествовать, принц. Мой воспитанник проиграл эту битву, но пока его нет среди мертвых, и тебе рано радоваться. Эйтор не сломается, и еще немало твоих воинов падет в свхаткках с ним.
  -- Мы готовы, - усмехнулся Эрвин. - Пусть Эйтор поскорее вновь соберется с силами и найдет в себе смелость встерить меня лицом к лицу. И тогда я, наокнецу, смогу приконсить его, завершив эту никому не нужную свару.
   Маркуса увели, вежливо - все-таки лорд! - но непреклонно направляя к шатру лорда Кайлуса, одному из самых больших и роскошных. Пленник, наконец, смог унять свое волнение. От Эрвина, чей отец еще был известен своим буйным нравом, передав его и сыну, лорд ждал всего, чего угодно. Кайлус был иным - расчетливый игрок, хитрый, способный все просчитать на пять ходов вперед, но никогда не стермившийся напрасно проливать чужую кровь. Таким же был и сам Маркус, а для одного из двоих игра, как известно, всегда чревата поражением. Эту партию лорд проиграл, и принимал это спокойно, ибо знал, что таков порядок вещей. Но пока оставалась надежда на реванш, и Маркус вновь ощути вкус к жизни. А меж тем к Эрвину приблизились еще несколько воинов, тащивших на руках какого-то человека.
  -- Что такое? - нахмурившись, принц мрачно взглянул на воинов.
  -- Господин, - один из солдат, плешивый мужик лет сорока, по виду - простой рубака, почтительно поклонился Эрвину. - Прости, господин. Мы схватили этого человека там, на холме, - воин указал на горушку, на которой Витар пытался отыскать мага и таинственного эльфа. Вершина холма была выжжена магией, точно там три дня и три ночи полыхал, не угасая, огромный костер. На самом деле Кратусу, чтобы сотворить это, потребовалось несколько мгновений... и колоссальное усилие воли. - Он пытался бежать, но мы погнались за этим человеком. И тогда он швырнул в нас огненный шарик, точь-в-точь, как мэтр Кратус, но рухнул без чувств, а колдовство его рассыпалось искрами в воздухе.
  -- Что, - Кратус, вроде бы удалившийся по своим делам, возник точно из воздуха. - Что ты сказал, воин?
   Под холодным взглядом чародея воины невольно отпрянули назад, пытаясь спрятаться друг за друга - Кратус внушал им животный ужас.
  -- Говорю, огнем в нас швырял, мэтр, - дрогнувшим голосом, уже без былой уверенности, пробормотал солдат. При виде мага он утратил все остатки храбрости, позволившей воину обратиться к самому принцу Эрвину. - Точно, так и было!
   Пленника, не приходившего в себя, опустили на землю. Двое наемников, вооружившись арбалетами, встали над ним, готовые прикончить таинственного чародея. В грудь ему уставились жала бронебойных болтов, но пленник ничего этого не замечал.
   Эрвин приблизился к добыче своих воинов, убедившись, что пленник ничуть не походит на обычного солдата. На нем даже не было доспехов, и вообще этот человек, немолодой, крепко сбитый, казался сугубо мирным, если бы не странный рассказ воинов.
  -- Это правда, - Эрвин вопросительно взглянул на чародея. - Этот человек может оказаться магом?
  -- Думаю, да, госопдин, - кивнул Кратус. - Позволь мне забрать себе этого пленника. В моих руках он не будет представлять опасность. Я пригляжу за ним.
  -- Неужели тот самый колдун, что служил Эйтору, теперь в наших руках, - словно не слыша острожноных слов мага, произнес задумчиво принц. - Неужели мы лишили его самого сильного оружия в этой войне? - Затем он перевел взгляд на Кратуса: - Возьми его себе, чародей, и не спускай глаз с этого человка. Если он маг, то может быть опасен. Но также он может быть полезен нам, если знает то, что Эйтор не решился поведать никому из своих соратников.
   Пленника, по-прежнему погруженного в беспамятство, унесли в шатер мага, и сам Кратус последовал за ним. Битва завершилась, и победители собирали трофеи. Лишь один человек был недоволен, и не скрывал этого. Ярость и досада смешивались в душе Эрвина, и не на ком было выместить нарастающий гнев, ибо некого было винить. Эйтор сбежал, спасся, оставив погибать тех воинов, что пошли за ним. И, значит, прав был Маркус, и король, не смирившись со своим поражением, еще попытается нанести новый удар, едва только соберет хоть малый отряд.
  -- Разослать дозоры всюду, - приказал принц Эрвин, собрав своих офицеров. - Найдите Эйтора, живого или мертвого! Я осыплю золотом того, кто принесет мне его голову. Но того, кто посмеет упустить ублюдка, предам самой мучительной и долгой смерти! Эйтор не мог уйти далеко, он где-то поблизости, и если не мешкать, уже скоро эта война закончится. Идите, и не смейте возвращаться, не исполнив мой приказ!
   Войско победителей продолжало зализывать раны. Потери были велики, лекари, подвизавшиеся при армии Эрвина, сбивались с ног, пытаясь помочь всем раненым бойцам. И если за каждым рыцарем ухаживала целая свита из умелых слуг, простые воины чаще всего умирали, истекая кровью, но, так и не дождавшись помощи. И вместо лекарей все чаще среди страдающих людей появлялись жрецы Гереха, спешившие прочесть над умиравшими короткую молитву. Исцелить их мог один человек - маг Кратус, но сейчас чародей был поглощен иными заботами. Оставалось надеяться лишь на чудо.
  
   Очнувшись и открыв глаза, Рупрехт увидел над собой полотняные своды шатра. Где-то рядом гудело людское многоголосие, слышался звон металла - воины правили свое оружие и доспехи. Первой мыслью мага было то, что люди короля все-таки смогли вытащить его с того холма, лишившегося чувств, не помнившего себя, не бросив в беде того, кому были обязаны жизнью. Но чародей сомневался, что беглецы, разгромленные, преследуемые по пятам полным ярости врагом, могут вести себя так шумно, находя время, чтобы ставить шатры и обустраивать лагерь. А еще мгновение спустя Рупрехт ощутил в груди, там, где прежде привычно теплился огонек, пустоту, и едва не закричал в голос. Магия в нем умерла.
   Это было страшнее всего, страшнее, наверное, чем даже сама смерть, ибо едва ли после смерти человек свойственно перебирать свои ощущения. Та сила, что привычно текла по жилам Рупрехта, та, что даровала ему способности, недоступные простому смертному, та, к которой он уже так привык, исчезла. Внутри поселилась пустота, сосущая, наполняющая тело холодом.
  -- Очнулся? - раздавшийся над ухом голос заставил мага вздрогнуть, повернув голову к говорившему. - Давно пора. Хотя, признаться, после того, что ты там устроил, просто чудо, что ты вовсе остался жив. А Улиар, видимо, был все же не прав, как и Ардалус. Линзе, оказывается, можно противостоять, хотя тебе, как вижу, пришлось заплатить немалую цену. И, право, я не знаю, выбрал бы я смерть, или, как ты, такую жизнь, когда в один миг превращаешься из хозяина мира в полное ничтожество.
   Незнакомец, продолжая говорить, обходил кругом покоившегося на неразстеленном ложе Рупрехта, и маг смог увидеть его. Это был невысокий, еще довольно молодой, но бледный, точно после продолжительной и тяжкой болезни, какой-то бесцветный человек. Он был не вооружен, одет скромно, точно простой слуга, но в глазах этого человека сверкал огонь силы. Волны силы исходили от него, и даже сейчас Рупрехт не мог не ощутить это. А еще он увидел на челе незнакомца тонкий венец, словно вырезанный из горного хрусталя, и уже не смог отвести от него взгляд.
  -- Линза, - прохрипел, с трудом разлепив губы, Рупрехт. - Это не сказка.
  -- О, конечно, нет, - усмехнулся, оттопырив нижнюю губу, незнакомец. - Просто многим свойственно верить только в то, что они видели, к чему могут прикоснуться. А я поверил в сказку, в древнее предание, и теперь могу торжествовать победу.
  -- Значит, ты и есть Кратус, ученик Ризайлуса, - чуть окрепшим голосом произнес маг. - Как же давно мы не встречались.
   Кратус нахмурился, в упор взглянув на своего пленника:
  -- Откуда ты знаешь моего учителя? Кто ты такой? И откуда ты можешь знать меня?
  -- Все просто, - через силу ухмыльнулся Рупрехт. - Когда-то - это было очень давно - мы вместе с твоим учителем постигали тайны магии. Но он избрал путь познания, я же решил повидать мир, да так и не смог остановиться, по сей день скитаясь всюду. Однажды судьба свела меня и с тобою, Кратус, - усмехнулся он, и добавил: - Можешь называть меня Рупрехтом, здесь все знают меня под этим именем.
   Маг, прищурившись, впился взглядом в лицо Рупрехта, бледного, осунувшегося, похожего сейчас на давно не пившего крови вампира, до восхода солнца не успевшего добраться до своей любимой пещеры, сырой и темной. И во взгляде чародея Эрвина что-то изменилось.
  -- А ведь верно, будь я проклят, - воскликнул он. - Мне и впрямь знакомо твое лицо. Но где, когда мы могли встречаться?
  -- Что ж, я освежу твою память, - ответил Рупрехт. - Вспомни Келот и грецога Арамито. Ведь это имя еще о чем-то говрит тебе, не так ли?
  -- Проклятье, - удивленно вскричал Кратус. - Так это был ты?
   Они оба помнили тот день, отделенный от настоящего времени долгими девятью годами.
  
   Герцог Арамито, сидя верхом на громадном жеребце, с нескрываемой радостью смотрел, как его полки выстраиваются в линию, лицо к лицу с воинами графа Тульмано. Закованная в сталь конница кондотты обратила острия своих клиньев, не знавших преград в яростной атаке, против латников графа, живой стеной ставших напротив. Солнце, высоко поднявшееся над холмами, играло на их кирасах и увенчанных султанами павлиньих перьев шлемах, на остриях длинных копий и извлеченных из ножен клинков, разбиваясь мириадами янтарных искр о начищенную до блеска, оточенную, точно бритва, сталь. Сталь, которая в следующий миг должна была обагриться кровью, с наслаждением, точно могла испытывать чувства, словно живое существо, впившись в чужую плоть.
   Всадники, застывшие лицом к лицу, друг напротив друга, в какой-то полутысяче шагов, казались отлитыми из бронзы статуями, сверкавшими в свете солнца. Над головами их топорщился лес копий, на концах которых трепетали пестрые вымпелы, а еще выше реяли полотнища знамен. Воины нетерпеливо тискали рукояти мечей и древки копий, ожидая сигнала к атаке. Они слишком долго ждали этого боя, и теперь были полны решимости здесь и сейчас завершить спор.
  -- Их много, очень много, - пробормотал один из рыцарей, вместе с самим герцогом наблюдавших за тем, как строятся для битвы войска. - Пять сотен всадников, не меньше.
  -- Шесть, - коротко бросил Араминто. - И еще девять сотен наемной пехоты. Против наших трехсот латников и горстки ополченцев.
   Они встретились на берегу мелкой речушки под названием Филор, делившей надвое холмистую равнину. Местом боя была выбрана широкая долина, на западе как раз утыкавшаяся в реку - там через Филор был перекинут мост, деревянный, но производивший впечатление прочного и надежного - а на востоке раздававшаяся в стороны, образуя лесистую равнину.
   Позиции герцога располагались как раз на востоке, и потому, при всем желании, он не мог ударить врагу в тыл, поскольку тыл был надежно защищен рекой. Оставалось одно - атаковать в лоб, бросив в бой всех воинов и надеясь, что удастся прорвать строй врага раньше, чем он замкнет наступающих в кольцо, из которого уже не будет выхода.
  -- Напрасно мы приняли бой, ваша светлость, - мрачно произнес все тот же рыцарь, один из малочисленной свиты, сопровождавшей Араминто. - Стоило дождаться подкрепления. Еще два дня - и у нас было бы всадников больше, чем у графа, а вместо этого вы кидаетесь в пекло, очертя голову. Тульмано ведь нарочно заманил нас в ловушку, убедив всех, что бежит, опасаясь битвы, а вместо этого приведя нас к своей армии.
   Вместе со своими командирами герцог, расположившись на правом фланге боевых порядков, следил за действиями врага, кажется, заранее уверившегося в своей победе. Воины графа Тульмано рвались в бой - это было видно невооруженным глазом, - спеша первыми сойтись в поединке с противником, ведь у герцога было так мало бойцов, что, казалось, на всех их просто не хватит.
  -- Да, ублюдок действительно смог собрать немалые силы, - кивнул герцог. - Он вывел на поле множество наемников, свою дружину, отряд своих вассалов. Он думает, что задавит нас числом, - зло воскликнул Араминто. - Но глупец сегодня умрет. Я прикончил его папашу, так теперь отправлю к Гереху и сыночка. И будь у него не шестьсот, а все шесть тысяч латников, это не поможет ему, будь я проклят! Мы победим, и никак иначе!
   На другом конце долины вдруг запели трубы, и шесть сотен воинов, шесть сотен закованных в броню латников дружно исторгли радостный крик, вонзая острия шпор в бока своих скакунов.
  -- Вперед, кричали всадники, склоняя копья и вскидывая над головами боевые секиры. - В бой, вперед! Круши!
   Земля содрогнулась от поступи сотен боевых скакунов. Три стальных клина, три смертоносных острия дернулись, точно в конвульсии, медленно, но с каждым мгновением все ускоряя шаг, двинувшись в сторону врага, чтобы смести его, втоптать в землю, раздавить в прах. Вот только в планы герцога Араминто такой исход никак не входил.
  -- Трубите атаку, ваша светлость, - взволнованно воскликнул рыцарь. - Они сомнут нас в один миг. Нужно атаковать!
  -- О, я не брошу своих людей в бессмысленную атаку, - усмехнулся Араминто. - В сшибке лоб в лоб нам не остановить их, это бессмысленно. Но у меня готово несколько неожиданностей. - Герцог взглянул на всадника, скромно державшегося в стороне от грозных рыцарей: - Настал твой час. Покажи, на что ты способен. Я прежде много слышал о твоем искусстве, и теперь сам хочу убедиться, что молва справедлива.
  -- И ты не будешь разочарован, господин, - усмехнулся тот, к кому обращался грозный сеньор. Щуплый, бледный, с воспаленными красными глазами, он не был похож на воина, но, в отличие от иных рыцарей, сейчас, когда конница врага с каждой секундой была все ближе, не проявлял и тени беспокойства.
  -- Давай, Кратус, не мешкай, - поторопил своего соратника герцог. - Если победим сегодня, тебя ждет королевская награда. А если проиграем, - Араминто мрачно ухмыльнулся: - Если проиграем, то ты останешься гнить здесь, как и сам я.
   Латники графа Тульмано рвались в бой, захлестывая врага железной волной, способной смести все на своем пути. И никто из рыцарей, смотревших на мир сквозь узкие прорези глухих шлемов, даже не обратил внимания на выступившего вперед из строя враг всадника, в руках которого даже не было оружия. Мгновение спустя все изменилось.
  -- Алгиз! - Кратус резким движением начертал в воздухе перед собой руну защищенности, вспыхнувшую на миг нестерпимо белым светом.
   Огромный дракон, чешуя которого отливала кроваво-красным цветом, с громким хлопком развернул широкие крылья, и в лицо атаковавшим латникам ударил порыв ветра, и они на мгновение смогли ощутить смрадное дыханием летающего монстра. Крылатый ящер перевернулся через голову, а затем пасть его исторгла струю пламени. По рядам латников Тульмано пронесся вопль ужаса.
   Кратус не считал себя мастером иллюзий, да прежде он и не придавал значения подобной магии, годной, казалось бы, лишь для того, чтобы потешать толпу на ярмарочной площади. Но сейчас это умение оказалось намного важнее боевых чар, ибо глупо было бы пытаться остановить атаку тяжелой конницы, швыряя огненные шарики. И потому Кратус сотворил морок.
   Появление дракона вызвало ужас у наступавших рыцарей. Забыв о враге, в бездействие ожидавшем удара, они останавливал коней, запрокидывая головы вверх. Воины не находили в себе сил отвести взгляд от кружившего в каких-то трехстах ярдах над землей чудовища, явившегося из древних легенд.
  -- Дракон, - кричали латники, округляя глаза. - Там дракон! Спасайтесь! Все назад!
   Всадники забыли о строе, не слышали приказов, сбившись в толпу, в гуще которой люди гибли, задавленные собственными товарищами. Кое-кто выпал из седла, попав под копыта собственных коней, иные уже разворачивались назад, спеша покинуть поле боя. Воцарился хаос, и Кратус, уязвимый вне строя закованных в броню латников, но не испытывавший не тени страха, лишь презрительно хохотал, указывая пальцем на охваченных ужасом воинов.
  -- Глупцы, - смеялся маг, чувствуя, как от радости земля уходит из-под ног. Он смог остановить целую армию, один, даже не убив ни одного врага. В прочем, последнее Кратус собирался исправить как можно скорее. - Трусливые глупцы! Какие же вы воины?
   А герцог, увидев, как смешался строй врага, не мешкал. Перед ним были закаленные бойцы, способные справиться с паникой, и Араминто понимал, что они очень быстро придут в себя. Созданный Кратусом дракон был настолько настоящим, что сам герцог ощутил испуг. Но он не сомневался, что вскоре воины Тульмано поймут, что крылатый змей безобиден, и только и может летать, пуская в зенит струи пламени.
  -- К бою, - вскричал герцог Араминто. - Клинки вон! Копья наперевес! В атаку, воины, за мной!
   Взревели боевые рога, и им ответили ревом три с лишним сотни воинов, триста всадников. Стальные клинья тронулись с места, нацелившись в гущу суматошно метавшихся по полю врагов. Подкованные копыта боевых скакунов вспахивали землю, кони хрипели, всадники яростно рычали, крепче сжимая рукояти мечей и древки длинных копий-лансов. Но прежде, чем рыцари герцога Араминто успели сойтись вплотную с врагом, среди латников графа Тульмано вспыхнул огонь. Кратус, не ограничившись иллюзией, вступил в бой.
  -- Кано! - маг взмахнул рукой, направив в сторону противника огненный шар, рукотворную комету, оставлявшую за собой шлейф быстро гаснущих искр.
   Пульсар разорвался в гуще врагов, и веер огненных брызг косой прошелся по рядам латников. Пламя прожигало прочные кирасы, кольчуги от сильнейшего жара сплавлялись в монолитную стальную скорлупы, вспыхивали плащи и туники, и по полю заметались охваченные огнем фигуры. А маг не останавливался, и еще два пульсара оставили среди воинов графа настоящую просеку, усеянную обгоревшими, страшно изуродованными колдовским огнем телами. А затем в открывшуюся брешь ворвались всадники Араминто.
  -- Руби их, - рычал герцог, размахивая перед собой булавой-перначом, обрушивая свое оружие на шлемы и наплечники метавшихся, не разбирая дороги, врагов. - Круши ублюдков! Не щадить никого! За мной!
   Воины графа, закаленные в боях наемники, один за другим гибли под ударами клинок и секир противника, и, наконец, не выдержав натиска, дрогнули, откатываясь назад, к реке. Лишь немногие пытались сопротивляться, сдерживая наступавших рыцарей Араминто на считанные мгновения.
  -- Проклятье, - с досадой закричал герцог, на мгновение выйдя из боя, чтобы со стороны наблюдать за тем, как его воины громят бегущих врагов. - Не дайте им уйти! Они все должны сдохнуть здесь, сегодня! К реке, к реке, будь я проклят! Мост!
   Там, за спинами латников, у моста, единственной удобной переправы через Филор на несколько десятков лиг окрест, теснилась пехота Тульмано, ощетинившаяся лесом пик и алебард. Солдаты стояли живой стеной, и бегущие рыцари спешили найти укрытие за их спинами, чтобы передохнуть, прийти в себя и самим атаковать.
  -- Это он, - Араминто указал облитой сталью боевой рукавицы десницей в гущу врагов. - Там граф Тульмано!
   Герцог видел знакомый до боли герб, эти ненавистные цвета, но враг был слишком далеко. Граф явно не помышлял о сопротивлении, спеша добраться до моста, как можно быстрее оказавшись на другом берегу, словно там он мог быть в безопасности.
  -- Принесите мне его голову, - кричал герцог в бессильной ярости. - Два пуда золота тому, кто прикончит ублюдка!
  -- Он мой, ваша светлость, - хищно ощерился Кратус. - Графу не спастись! - И, пришпорив коня, маг один ринулся за вражеским предводителем.
   Чародей в одно мгновение расчистил себе путь, швырнув в гущу врагов несколько огненных шаров. Под его ударами погибли не только воины Тульмано, но и несколько бойцов из отряда самого Араминто, но это Кратуса беспокоило сейчас менее всего. Он видел цель, и стремился к ней, стремился еще раз доказать всем, и себе в том числе, что он самый сильный, что он лучший, что он непобедим.
   Мага заметили, и от свиты Тульмано отделились три латника, грозно наставившие на Кратуса уже обагренные кровью копья. Колдун взмахнул рукой - и на месте всадников осталась лишь опаленная, спекшаяся в камень земля, а маг продолжил путь.
  -- Колдун, - вскричал воин в посеребренных доспехах, которого тщательно закрывали своими телами другие латники. Это и был сам граф, еще мгновение назад не сомневавшийся в своей победе, а теперь только и думающий о том, как бы сохранить голову на плечах. - Это колдун! Прикончите его!
   Какой-то всадник, очерчивая перед собой круги огромным седельным мечом, кинулся наперерез Кратус. Чародей видел его налившиеся кровью глаза, его лицо, искаженной кровожадной яростью и страхом. Этого глупца маг убил быстро, не останавливаясь. Крохотный - с грецкий орех - пульсар оторвал, превратил в пепел голову латника вместе со шлемом, кольчужным капюшоном и подшлемником. А затем чародей взмахнул рукой, призывая все свои силы, и новый сгусток пламени неторопливо поплыл в сторону графа. Маг видел, как в ужасе исказилось лицо Тульмано, не сомневавшегося, что видит свою смерть, и знавшего, что не в силах изменить хоть что-то.
   Искрой, пламенным росчерком из-за спины объятого ужасом графа вылетел еще один пульсар. Оба магических снаряда столкнулись в воздухе в десятке шагов от самого Тульмано, и вспышка на мгновение ослепила всех.
  -- Да как ты смеешь мешать мне? - Кратус опешил, не ожидая такого поворота событий, однако быстро пришел в себя. На стороне врага тоже бился маг, но это лишь добавляло игре остроты, делая победу тем более желанной. - Ублюдок, ты ведь уже мертвец! Кано!
   Очередной пульсар уничтожил разом не меньше полудюжины воинов, но граф, со всех сторон окруженный латниками из своей свиты, уже ступил на мост. И Кратусу не оставалось ничего иного, кроме как следовать за беглецами, направив коня на строй тяжелой пехоты.
   В одинокого всадника полетели арбалетный болты, но маг сжег их в воздухе, ударив затем по самим стрелкам. Он вынужден был беречь силы, готовясь к поединку с вражеским чародеем, скрывавшимся где-то среди простых бойцов. И ожидания Кратуса оказались не напрасными - огненный шар скользнул над головами пехотинцев, разорвавшись в нескольких шагах от мага.
   В следующий миг Кратус увидел своего противника. Крепко сбитый мужик в легкой кольчуге сидел верхом на стройном жеребце, занося руку над головой, точно для удара. Наброшенный на плечи мага плащ был окрашен в цвета графа Тульмано, но по тунике его извивалась коронованная змея - знак келотских Вольных Отрядов. Наемник, такой же, как сам Кратус, этот чародей не посмел бросить своего господина, теперь прикрывая его бегство. Граф уже почти преодолел мост, и Кратус в отчаянной попытке остановить его, ударил по опорам, пытаясь разрушить это сооружение.
   Его атака была отражена. Колдун-наемник перехватил всей пульсары, ответив градом ударов. Кратус вынужден был защищаться, из последних сил отражая не прекращавшиеся атаки. Маг понял, что встретил противника, по меньшей мере, равного себе, не только сильного, но и весьма умелого. Огненные шары сменялись стаями ледяных игл, легко пронзавших кованые кирасы, с неба начинали спаться ветвящиеся молнии, и Кратус начал пятиться назад. Тульмано уже скрылся из виду, продолжать бой не было смысла. Но поединок магов продолжался, и простые воины заворожено следили за самой необычной схваткой, какую они могли видеть за свою жизнь.
   Пульсар рассыпался над головой мага водопадом искр. Конь под Кратусом взбесился, высоко вскидывая задние ноги и пытаясь стряхнуть седока. А от строя пехоты отделились несколько воинов, со всех ног кинувшихся к магу.
   Животное, перепуганное, обезумевшее от запаха крови, разлившегося над рекой, билось, точно бешеное, и наездник не удержался в седле, упав на землю. Удар был таким, что в глазах у Кратуса потемнело, и он на мгновение перестал ощущать собственное тело. А враги уже были близко, занося для удара тяжелые глефы и боевые топоры. Убить мага - что могло принести больший почет для воина? И потому каждый старался оказаться первым, забрав себе всю славу победы над таким противником.
   Четверо всадников появились внезапно для всех. Закованные в тяжелую броню воины разметали взявших барахтавшегося на земле мага в кольцо пехотинцев. Кто-то пытался сопротивляться, выставив перед собой алебарды. Но предводитель латников, могучий боец, легко орудовавший полутораручным мечом-бастардом, снес одному из пехотинцев голову, второму с размаху разрубив грудь, обтянутую кольчугой, а третьего просто сбил с ног, и было слышно, как хрустят под копытами боевого скакуна кости несчастного.
  -- Поднимайся, колдун, - воин, светловолосый и сероглазый, настоящий великан, сделал знак одному из своих спутников: - Витар, помоги ему!
   Опираясь на протянутую руку латника, немолодого крепыша, наголо бритого, Кратус встал, отряхнув камзол. Кругом уже метались воины в цветах герцога Араминто, добивавшие упорно не желавших признавать поражение людей графа, кажется, даже не заметивших, что их предводитель уже покинул поле сражения. За ним же последовал и маг, которому отныне должна была принадлежать жизнь самого графа Тульмано. Для Кратуса эта схватка завершилась ничьей.
  -- Ты спас мне жизнь, воин, - произнес маг, взглянув в лицо латнику... и тотчас отведя взгляд. В глазах этого человека Кратус не увидел ничего человеческого, ни тени обычных чувств, даже кровожадной ярости, обычной для воина в разгар битвы. Сердце этого человека было мертво. - Кого мне благодарить, кому я обязан жизнью?
  -- Благодари Эрвина, моего господина, колдун, - произнес вместо самого рыцаря воин, названный Витаром.
  
   Воспоминания были свежи, и на несколько мгновений Руперхт сам словно вернулся в прошлое, преодолев непреложный закон этого мира - необратимость времени. Все повторялось. Другая страна, другие знамена, другие вожди, и сам он теперь носил иное имя, но точно так же сошлись в смертельной схватке два непримиримых врага, и лишь одному из них досталась победа.
  -- В тот раз тебе повезло, - мрачно произнес Кратус, стоя над Рупрехтом. - Ты сбежал, не приняв честный бой. Теперь же победа моя, - гордо усмехнулся он. - И сам ты теперь в моей власти.
   Маг расхаживал над пленником, точно коршун кружится над добычей, упиваясь своей властью. Он мог сделать все, чего ни пожелает сейчас, распоряжаясь чужой жизнью по своему усмотрению.
  -- Я могу отпустить тебя, даровать свободу, - медленно цедил слова Кратус. - Если ты скажешь мне, где теперь искать короля Эйтора, трусливо бежавшего с поля боя, оставив своих воинов на верную гибель. В прочем, разве тебе теперь нужна жизнь? Я вижу в тебе пустоту - попытка противостоять силе Линзы высушил тебя, лишив магии. Так разве теперь тебе хочется жить?
  -- Молва правдива, - усмехнулся Рупрехт. - Ты многому научился за годы странствий, хотя до настоящего мастера, каким стал твой учитель, тебе еще далеко. Но я не спешу умирать - магия вернется, пусть на это уйдет немало времени. И тогда, быть может, мы завершим наш давний спор, Кратус. Что до Эйтора, то боюсь разочаровать тебя и твоего хозяина, которому ты прислуживаешь, как верный пес, ибо мне неведомо, где теперь искать короля Альфиона. но если я не разучился понимать людей, он вскоре сам отыщет вас. Это не тот человек, который утратит волю к жизни после первого поражения.
   Рупрехт еще что-то говорил, а лицо Кратуса исказила гримаса гнева. Казалось, он был готов броситься на пленника, задушив его, растерзав голыми руками.
  -- Я никому, слышишь, никому не служу, - зло прошипел маг. - Это Эрвин служит мне, как и все, кто думает, что идет за ним. На самом деле все они исполняют мою волю. Они - орудия в моих руках!
  -- И какова же цель, - с горькой усмешкой поинтересовался пленник. Он привстал, приподнявшись на локтях, и теперь не сводил глаз с Кратуса. - Ради чего тебе все это, все интриги, смерти, погони? Неужели власть так важна для тебя?
   Кратус презрительно скривился, едва удержавшись, чтобы не сплюнуть себе под ноги:
  -- Узнаю своего старика-учителя, - рассмеялся маг. - Теперь я уж точно верю, что вы вместе постигали чародейское Искусство, и вам обоим вбили в головы эту блажь об особенном пути магов в нашем мире. Смешно! Обладать всем, силой, знаниями, и трусливо дрожать при одной мысли, что можно стать кем-то большим, нежели отшельник, на всю свою ничтожную жизнь затворившийся в сырой башне, чтобы, в конце концов, умереть над ветхим манускриптом, став столь же ветхим стариком. Трусы, вот вы кто!
  -- Этот мир уже разделен, у него уже есть хозяева, - настойчиво произнес Рупрехт, прерывая поток гневных и насмешливых возгласов своего собеседника. - Перекраивая его, нельзя избежать большой крови, так нужен ли тебе разоренный, обращенный в пепел мир?
  -- Вот как? - Кратус насмешливо вскинул брови: - А разве Альфион уже не принадлежит мне? Всего один день решил судьбу целой страны. А жертвы, что жертвы? В сварах между здешними сеньорами гибнет ничуть не меньше воинов, нежели пало сейчас. Но они умерил не напрасно, а во имя грядущей стабильности. Детям тех, кто пал сегодня, сражаясь с той и другой стороны, не придется бояться, ожидая, что на их дома в любой миг могут напасть их же соседи, такие же альфионцы. И это - лишь превый кирпичик в основание нового порядка, порядка, когда превыше всего будет не сила, а закон.
   Рупрехт с сомнением покачал головой:
  -- И ты в серьез полагаешь, что Эрвин, который не твой хозяин, так просто отдаст тебе власть? Едва ли он ждал этого часа долгие годы, только ради того, чтобы подарить целое королевство невесть кому, будь он хоть трижды маг.
   Но и на это у Кратуса, упивавшегося свой властью, довольного собой, был готов ответ.
  -- Каждый из нас получит свое, - пожал плечами маг. - Эрвин отомстит за смерть любимой, убив предателя. Ведь ради этого он и начал войну, но не ради власти. А власть достанется мне, и это будет справедливо, ведь Эрвин и раньше не стремился править. Но если он посчитает иначе, что ж, Линза поставит точку в нашем споре, - бесстрастно закончил Кратус. - Что сталь, все мечи и стрелы, могут сделать против такой мощи?
   Маг осторожно коснулся хрустального венца, и Рупрехт видел, как подрагивали его руки, а в глазах Кратуса, как никогда прежде, был виден тлеющий огонек безумия.
  -- Где не справятся люди, Перворожденные пройдут до конца, - вдруг вымолвил Рупрехт. - Память крови сильна. Линза не может принадлежать тебе. Это лишь игрушка, которая далеко не так всемогуща, как тебе кажется. Человек лишь хранит ее, а истинные хозяева могут явиться в любой миг.
  -- А, твой эльфийский дружок? - Кратус понимающе кивнул: - Да, ловкий ход, не спорю. Но ему недолго портить мне жизнь. Как раз на такие случаи и существуют простые рубаки, пешки, годные лишь на то, чтобы умирать во славу господина. Я подарю тебе голову этого эльфа, когда его поймают.
   Больше Рупрехту нечего было сказать. Он видел перед собой человека, в душе которого тлела искра безумия, готовая вот-вот взвиться пожаром. Был лишь один выход остановить этот ужас - убить, убить любой ценой, ибо то, что сумасшедший маг уготовал целому миру, стоило такой мелочи, как жизнь. Но Рупрехт не мог. Его сила иссякла, магия больше была неподвластна чародею. Можно было просто броситься на Кратуса, задушить его, сломать шею, но пленника останавливало чувство, о котором он, казалось, давно уже позабыл. Рупрехт отчаянно боялся умереть, теперь став обычным человеком. Он вдруг ощутил всю ценность собственной жизни, такой уязвимой сейчас.
  -- Что ж, пожалуй, пока я оставлю тебе жизнь, - презрительно произнес Кратус. - Ты увидишь час моего триумфа, зарю нового мира, - горделиво бросил он. - Но учти - попытаешься бежать, и будешь тотчас убит. Ты теперь в моей власти, так что не зли меня напрасно, и мы еще сможем развлечься умными беседами двух сведущих людей.
   Кратус ушел, и Рупрехт, спрятав лицо в ладонях, тяжело вздохнул. Он переоценил себя, решив, что справится с мятежным учеником Ризайлуса. Мощь Линзы Улиара и впрямь оказалась велика, и только то, что нельзя было Кратуса назвать действительно опытным магом, мешала безумцу творить действительно страшные вещи.
   Рупрехт поставил все, и проиграл. Все, что ему оставалось - ждать, надеясь, что силы вернутся, и тогда он сможет исправить свою ошибку, будучи теперь намного более осторожным. И оставался еще Эвиар, юный воин с чистым сердцем, и сам король был жив - на это маг надеялся искренне - и наверняка уже думал о том, как продолжить войну. Пока все казалось не столь безнадежным, как могло бы быть, и постепенно к Рупрехту вернулось прежнее спокойствие. А за тонкими, но оттого не менее надежными стенками его "темницы" кипела жизнь, для кого-то порой обрывавшаяся совершенно неожиданно.
  
   Хуберт склонился над котлом, полной грудью вдохнув ароматный запах похлебки. Варево, аппетитно булькавшее на костерке, как раз поспело, и воин не мог дождаться, когда же кашевар предложит ему снять пробу. Десятник личной гвардии лорда Кайлуса, старший по званию среди полудюжины солдат, второй день бродивших по лесам, привык к почтению со стороны обычных воинов, отвечая им почти отеческой заботой во всем, что не касалось боя. Там десятник не щадил никого - себя прежде всего - готовый убивать и умирать ради победы. В прочем, пока схватки не предвиделось, и малочисленный дозор предавался отдыху.
  -- Десятник, Элберт возвращается, - один из воинов указал на появившегося на опушке леса человека, тащившего вязанку хвороста. - Вишь, надрывается. Еле идет!
   Дозор устроил лагерь на берегу небольшой речушки, названия которой никто не знал. Река эта текла среди низких холмов, поросших ивами и ольхой, весело журча на перекатах. С нескрываемым наслаждение воины стаскивали кольчуги и поддоспешники, подставляя лица легкому ветерку. Расседланных коней стреножили, оставив пастись под присмотром одного воина - животные тоже устали, и нуждались в отдыхе намного больше, чем люди. Правда, спустя несколько минут зарядил мелкий моросящий дождь, но даже это было лучше, чем часами напролет продираться сквозь дебри, пытаясь отыскать следы бежавших с поля боя приспешников Эйтора.
   Отряд Хуберта был не единственным, прочесывавшим леса. Не меньше полутора сотен воинов разбрелись по округе, преследуя спасавшихся бегством врагов. Чаще всего солдаты альфионского короля сдавались без боя, реже - гибли от болтов и клинков преследователей. В прочем, Хуберту и его рубакам враги пока не встречались, но принц Эрвин был непреклонен, вот и приходилось топтать леса, делая вид, что гонятся за неприятелем.
  -- Все, парни, суп поспел, - крикнул один из бойцов, кашеваривший на каждом привале. - Отведай, десятник! - Он зачерпнул густую похлебку, протянув ложку командиру.
   Хуберт, обжигая горло, проглотил похлебку, не ограничившись этим, и с удовольствием облизав ложку.
  -- Славно, - кивнул десятник. - Ну, похлебайте, ребята. Эй, Элберт, - Хуберт жестом подозвал ходившего за топливом воина: - Давай к нам, пока все не схарчили!
   Воин с наслаждением бросил себе под ноги вязанку, расправив плечи. Как и на остальных, на нем была лишь рубаха, прилипшая к спине от пота, но на поясе болтался корд в потертых ножнах - молчаливый лес вызывал невольное беспокойство, а потому все держали оружие под рукой. И только сам Хуберт упрямо не снимал кольчугу, не расставаясь с мечом и взведенным арбалетом.
   Элберт открыл рот, будто хотел что-то сказать, но из глотки его вырвался лишь неразборчивый хрип. Воин покачнулся, словно оступившись, и упал, ткнувшись лицом в вытоптанную, измочаленную подкованными сапогами траву.
  -- Будь я проклят, - кашевар, вскочив на ноги, указал на древко увенчанной белыми перьями стрелы, торчавшей из спины его товарища. - Что это?
   Округлив глаза, воины смотрели, не отрываясь, не мертвеца. Расслабившись, разомлев под скупыми лучами осеннего солнца, люди замешкались, не веря своим глазам. Десятник, как и подобало командиру, опомнился раньше всех.
  -- Тысяча демонов, - Хуберт взревел, выхватывая из ножен длинный меч с широким бороздчатым клинком. - Враги! К бою!
   Выхватывая клинки, поднимая с земли арбалеты, воины озирались по сторонам. А из-под прикрытия зарослей с резким свистом уже летели еще стрелы, и трое солдат, один за другим, упали, сраженные точными выстрелами. Одна из стрел досталась и Хуберту, но срезень с широким жалом лишь царапнул тяжелую кольчугу, только разъярив десятника.
  -- Они там, - воин указал клинком в сторону кустарника. - Ублюдки в зарослях! Вперед, прикончим их!
   Хуберт не знал, кто обстрелял его отряд, не знал, сколько противников скрываются в зарослях. Просто он чувствовал рядом врага, и спешил сойтись с ним, вцепиться трусам, не решившимся атаковать открыто, в глотку. И его люди - всего двое - последовали за своим командиром. Но укрывавшиеся в лесу стрелки знали свое дело. Дважды свистнули стрелы, и оба товарища Хубрета повались на землю. Но десятник уже ворвался в рощу, размахивая перед собой клинком, буквально прорубаясь сквозь сплетение ветвей. Даже умирая, воины сослужили неплохую службу своему командиру - теперь, видя, откуда летят дьявольски меткие стрелы, Хуберт точно знал, где скрывается враг.
  -- Мерзкий выродок, - рычал себе под нос ломившийся сквозь дебри воин. - Я доберусь до тебя!
   Возле головы десятника свистнула стрела, и Хуберт почувствовал, как оперение коснулось щеки. Еще одна клюнула его в левое плечо, пронзив броню, но воин не чувствовал боли. Там, за спиной, лежали его солдаты, его товарищи, мертвые, а он был еще жив, и желал только одного - отомстить.
  -- Я иду, трусливый пес!
   Хуберт ударил перед собой мечом крест-накрест, разрубая намертво переплетенные ветви, и в следующий миг очутился лицом к лицу со стрелком. Ему хватило только одного короткого взгляда на противника, чтобы понять - этот стройный высокий воин, сжимавший в руках громадный лук, не мог быть человеком. Узкое лицо, раскосые глаза, торчащие из-под копны золотисто-рыжих волос заостренные кончики ушей, словно у лесной кошки-рыси - просто смертный не мог так выглядеть. На Хуберта, прищурив зеленые глаза, смотрел, медленно поднимая лук, настоящий эльф.
  -- Нелюдь, - удивленно пробормотал десятник, невольно опустив клинок. - Будь я проклят!
   На миг время замедлило свой бег, и воин видел, видел во всех мельчайших подробностях, как лучник достал из длинного колчана бронебойную стрелу с узким и длинным, точно шило, наконечником. Вот жало уставилось в грудь Хуберту, скрипнула тетива лука... а затем все вернулось на свои места, росчерком мелькнула стрела, воин ощутил сильный удар в грудь, боль, пронзившую тело, почуял, как земля уходит из-под ног. А потом свет померк, больше десятник не чувствовал ничего.
   Эвиар опустил оружие, бесстрастно взглянув на убитого воина. Этот человек смог подобраться к нему слишком близко, он оказался очень быстр, но, главное, ощущение неизбежной гибели придало ему сил и решимости. Так было всегда - люди не успевали привыкнуть к своей ничтожно короткой жизни, не успевали научиться ценить ее, и потому без колебаний шли на смерть, веря в то, что она может быть красивой. Эльф, даром, что считался совсем юным по меркам своего народа - пожалуй, он прожил намного дольше, чем любой из людей - видел много смертей и знал, что все они одинаково омерзительны.
   Между деревьями мелькнули фигуры затянутых в кольчуги воинов, сжимавших в руках обнаженные клинки. Эвиар напрягся на мгновение, но затем различил знакомые лица и успокоился. Эйтор со своими спутниками подоспел как раз вовремя.
   Король тоже не придал значения раскиданным по поляне телам, оказавшись еще более безразличным, чем сам эльф. Это были враги, они стояли на его пути, а значит, должны были умереть, и только. Зато Бранк Дер Винклен не смог смолчать.
  -- Для чего нужно было убивать их? - раздраженно бросил рыцарь, остановившись над телом десятника. - Они не знали он нас, не могли нам помешать. Мы прошли бы стороной, только и всего. Твоя кровожадность погубит нас, эльф. По этому следу за нами теперь кинется половина войска Эрвина!
   Наверное, сказывалось напряжение последних дней. Отряд шел по глухим лесам, не останавливаясь до тех пор, пока люди не начинали оступаться на ровном месте от усталости. Коней пришлось бросить - всадники, да еще и с оружием, не прошли бы по таким дебрям, а на любом тракте их тотчас заметили бы, быстро отрядив погоню. Этого Эйтор не хотел. Король вообще не рисковал выходить к обжитым местам, опасаясь - не без оснований - что там его могут поджидать воины принца Эрвина.
   Люди устали, и Бранк Дер Винклен, на плечи которого легло немало забот, тоже чувствовал себя измотанным до предела. В глубине души он понимал - эти враги могли доставить немало забот, и их гибель избавила отряд от многих проблем. Но то, что они пали от руки эльфа, тем более, что погибли не в честном бою, а оказались перебиты, как куры, рождало в его сердце раздражение и ненависть, и потому рыцарь просто не нашел в себе сил сдержаться.
  -- Они преградили путь королю, - холодно усмехнулся Эвиар. Во взгляде его читался вызов. - Ты и прежде предпочитал оставлять за спиной врагов, человек, или только сейчас стал страдать такой жалостью к своим родичам? Там, на поле, помнится, ты убивал без колебаний.
   Рыцарь метнулся к эльфу, замахиваясь клинком. Эвиар отступил назад, опустив изящную ладонь на рукоять легкого клинка, но обнажить оружие не успел - на пути Бранка мгновенно вырос король Эйтор. Дер Винклен замер, точно ткнувшись в стену, и опустил взгляд.
  -- Довольно, - негромко, но таким голосом, что не подчиниться было невозможно, произнес правитель Альфиона. - Сейчас не время и не место для ссор. Если рядом враг, и его можно уничтожить, то нельзя не пользоваться таким шансом. И я лично прикончу всякого, кто станет на моем пути, вольно или невольно, - грозно вымолвил он. - Тебе же, рыцарь Бранк, скажу, чтобы впредь ты научился сдерживать себя. Мы здесь все равны, неважно, какая кровь течет в наших жилах. Хочешь боя с Эвиаром - сперва тебе придется убить меня!
  -- Прошу простить, государь, - Дер Винклен виновато склонил голову. - Этого больше не повторится. Усталость и тревоги последних дней лишили меня выдержки.
  -- Усталость, - буркнул Эйтор. - Все мы устали, но это не значит, что нужно вцепляться в глотки собственным товарищам. Вам обоим еще представится возможность пустить кровь, но только не друг другу, и ублюдкам Эрвина. Они не отстанут, и даже если сейчас потеряли наш след, быстро исправят оплошность. Так что нужно двигаться дальше.
   Сам король был готов идти, не останавливаясь. Третий день немногочисленный отряд пробирался по лесам, обходя стороной селения и хутора, стараясь не показываться даже на полузаброшенных лесных дорогах. И сам Эйтор наравне со всеми делил невзгоды пути. Правитель Альфиона ходил в дозор, сменяя утомившихся воинов, наравне со своими спутниками занимался обустройством лагеря, когда усталость брала свое, и идти дальше просто не было сил. Целыми днями он не вылезал из брони, исходя потом, но предпочитая его собственной крови. Здесь, в глухих дебрях, запросто можно было проглядеть засаду, получив болт в спину, и кираса при всей своей тяжести давала хоть призрачный шанс на спасение, возможность ударить в ответ.
   Но все же не каждый из тех, кто оказался в эти дни рядом с государем, мог явить такую же выносливость и упорство. Люди едва держались на ногах - кроме утомительной дороги их изматывало не спадающее напряжение, вечное ожидание боя, готовность к появлению врага. Порой это чувство становилось вовсе невыносимым, и за каждым кустком чудилась засада, каждый шорох казался поступью идущего по следу беглецов колдуна. И теперь воины не находили в себе сил сделать хоть шаг, предпочитая устроить привал даже рядом с остываю0щими трупами - к подобному соседству они давно уже привыкли.
  -- Позволь передохнуть, мой король, - взмолился рыцарь Рамтус. Молодой воин взял на себя обязанности опекать государя, заменив верного Грефуса. - Мы устали, нам нужно хоть немного подкрепить свои силы. Если наткнемся на врага, то не сможем даже поднять клинок.
  -- Я думаю, государь, сейчас нет смысла бежать так же быстро, как прежде, - согласился и Бранк Дер Винклен. - Думаю, мы вырвались из кольца облавы. Враг потерял наш след, отстал, и у нас, должно быть, есть приличная фора.
  -- Хорошо, - недовольно кивнул Эйтор. - Но до темноты мы должны убраться отсюда хотя бы на пару лиг, иначе дружки этих вот - он указал на покойников, которых никто не потрудился хотя бы забросать ветками - возьмут нас тепленькими.
  -- Я поброжу кругом, - предложил Эвиар. - Осмотрюсь, узнаю, нет ли поблизости чужаков. А вы можете пока отдыхать - все враги, чьи следы я видел, лежат здесь, и нет нужды опасаться внезапного нападения.
   Король лишь устало кивнул. Чем больше проходило времени, тем больше он понимал, как повезло отряду, что среди беглецов оказался эльф. Эвиар мог ходить по лесу беззвучно, словно тень, буквально растворяясь в зеленом сумраке. Он был неутомим, сосредоточен, и мастерски владел луком. К тому же эльф старался являть собой образец покорности, безропотно и четко исполняя все приказы, но уж если он начинал упрямиться, требуя поступить так, а не иначе, даже король вынужден был соглашаться. Потому и сейчас Эйтор не стал возражать, когда Эвиар предложил разведать дальнейший путь.
  -- Государь, эти выродки как раз хотели обедать, - крикнул кто-то из воинов. - Отведай похлебки, мой король. Еще горячая!
   Без тени брезгливости Эйтор принял из рук спутника котелок, наполненный ароматным варевом. Кроме того, в заплечных мешках убитых врагов нашлись черствые, но вполне съедобные лепешки, вяленое мясо, сыр и несколько луковиц. Все это показалось почти ничего не евшим уже сутки воинам настоящим пиршеством, и некоторое время над поляной стояло энергичное чавканье.
   Отыскалось также вино - одна небольшая фляжка, которую и пустили по кругу. Каждый сделал лишь по глотку сока виноградной лозы - не для хмеля, а просто, чтобы снять напряжение. Больше же налегали на обычную воду, наполнив опустевшие фляжки. В воду, в прочем, тоже добавляли понемногу вина, чтобы, как советовали ученые мужи, убивать всякую заразу, невидимую человеческому глазу, но способную доставить множество неприятностей.
  -- Славно, - довольно крякали воины, впервые за много часов набившие животы, хотя, право же, на такой отряд снеди было слишком мало. - Всегда бы так. Хоть накормили напоследок, - усмехались они в усы, кивая на мертвых врагов.
   Сам король, едва закончив трапезу, был готов вновь вскочить на ноги и бежать, бежать как можно быстрее и дальше, оставляя за спиной поле проигранной битвы и армию врагов. Эйтор буквально затылком ощущал тяжелое дыхание преследователей, с которыми до сего дня чудом удавалось расходиться без боя. Дважды на пути короля появлялись загонщики Эрвина, и дважды они проходили мимо, не сумев обнаружить затаившихся беглецов. Но король понимал - долго так продолжаться не может, и вот, сегодня, наконец, пролилась первая кровь. Победы была на стороне спутников Эйтора, и это радовало. И очень хотелось верить, что прав был Дер Винклен, и они вырвались-таки из стального кольца облавы.
   Вернулся Эвиар. Как всегда, он внезапно появился на опушке леса, заставив людей запоздало схватиться за оружие, поспешно вскакивая на ноги. Эльф лишь чуть заметно усмехнулся - окажись на его месте враг, и все эти воины, несмотря на свои доспехи, были бы мертвы уже давно.
  -- На милю окрест никого, - сообщил эльф. Приблизившись к королю. Эйтору. - Я также не нашел следов, кроме тех, что оставили эти семеро. Дальше можно двигаться спокойно. Думаю, мы прорвались, государь.
   Эвиар был единственным в отряде, кто сейчас искренне желал не бежать от врага, но идти навстречу ему. Его не страшило упоминание о жестоком колдуне, одна мысль о котором ввергала в ужас бывалых рубак. Это был враг, вор, обманом завладевший тем, что могло принадлежать только народу Перворожденных, и Эвиар просто хотел уничтожить врага. А вместо этого он вынужден был скрываться от погони, пробираясь вместе с правителем людей к какому-то городу, о существовании которого эльф не знал еще пару дней назад.
   А король лишь устало улыбнулся, радуясь первой действительно доброй вести. Теперь перед ними открывалась прямая дорога на север.
  -- Выступаем, - приказал Эйтор. - Лаген ждет нас. Нужно спешить, если хотим подготовиться к появлению врага. Город должен встать под оружие полностью, и тогда мы дадим бой.
   Сейчас все надежды короля Альфиона были связаны с этим далеким северным городом. Там Эйтор рассчитывал найти кров, там хотел вновь собрать войско, чтобы продолжить борьбу. Поражение не ввергло короля в уныние, но многому научило, пусть и далась эта наука дорогой, очень дорогой ценой. Но, какие бы хитрости не придумывал воспаленный разум беглеца, для войны нужны были солдаты, и Эйтор верил, что там, на севере, отыщет достаточно удальцов, готовых рискнуть своими головами. А спутники государя лишь покорно следовали за своим господином.
  -- Не сомневайтесь, Ваше величество, - с нотками угодливости произнес рыцарь Рамтус. - Каждый подданный моего покойного господина будет счастлив умереть за вас. Всякий мужчина станет солдатом, и мы одержим верх над самозванцем и его прихвостнями-предателями.
   Эйтор поморщился - излишнее рвение молодого рыцаря начинало раздражать его. Но этот человек верно служил своему господину, и король старался прощать многое - слишком мало у него осталось преданных слуг и товарищей, без которых весь дальнейший путь превратился бы в самоубийство.
  -- Мы готовы, господин, - отчеканил Бранк Дер Винклен. И, правда, люди уже стояли на ногах, вооруженные, забросив за спину тощие котомки. - Можем выступать.
  -- В путь, - кивнул Эйтор. - В путь, и да будет с нами справедливость Судии!
   Поляна, ставшая последним пристанищем для семи неудачливых воинов принца Эрвина, вскре скрылась из виду. Беглецы вновь углубились в лес, порой вынужденные прорубаться сквозь заросли при помощи мечей и топоров. Здесь не было дорог, и это делало избранный путь наиболее безопасным. Люди Эрвина - не идиоты, полагал король, и они не станут соваться в самую чащу, просто изображая усердие, чтобы, спустя положенный срок, вернуться к своему господину ни с чем. В конце концов, не прикажет же он казнить все свое войско лишь из-за того, что кто-то упустил желанную добычу!
  -- Мы будем у цели через седмицу, мой король, - сообщил Рамтус. - Если только раздобудем коней.
   Воины заметно приободрились - враг остался где-то позади, а они были здесь, и все были живы. Отряду удалось миновать все заслоны, пробравшись сквозь раскинутую людьми Эрвина ловчую сеть, и никто не осмелился бы сказать, что подобное вышло бы столь же ловко, не будь с людьми Эвиара. Лучник не был человеком, и забыть это, не замечать, было невозможно, но теперь это не мешало испытывать к эльфу неподдельное уважение.
  -- Нужно торопиться, - только сам Эйтор оставался по-прежнему напряженным и взволнованным. - Нельзя терять ни минуты. Чем скорее мы окажемся в Лагене, тем больше будет времени, чтобы подготовиться к отпору. Мы еще возьмем свое, видит Судия!
   Лошадей удалось достать очень быстро. На закате беглецы вышли к небольшому селению, в которое отправились двое, а сам король, опасаясь быть узнанным, остался в лесу. Эйтор боялся только одного - там, в деревеньке, запросто могли остановиться на ночлег воины Эрвина, и тогда не избежать схватки, а если врагов окажется много, то на плечах малочисленного отряда вновь повиснет погоня, стряхнуть которую окажется очень нелегко.
   Прежде чем выйти к людям, король со своими спутниками провел немало времени, наблюдая за жизнью крестьян. Но в селении все было тихо. Над крытыми дранкой крышами поднимался дымок от печей, по единственной улочке бегали, громко крича, дети. Женщины суетились во дворах, а мужчины степенно разгуливали возле домов. Посторонних, тем более, вооруженных, заметно не было, и Эйтор решился.
  -- Ступайте, - приказал король. - Будьте осторожны, не говорите лишнего, но держите открытыми глаза и уши. Возможно, эти люди хоть что-то знают о враге, а, значит, это должно быть известно и нам.
   Воины ушли, и наступило томительное ожидание, в любой миг способное прерваться звоном клинков и резким, злым посвистом стрел. Но все обошлось, и дозорный, оставленный на опушке леса, на рассвете разбудил короля, сообщив, что разведчики возвращаются. И не с пустыми руками.
  -- Мы купили нескольких коней, государь, - воин, явившийся из поселка, указал на заморенных лошаденок, кажется, едва державшихся на ногах. - Это мужичье совсем обнаглело! Заломили такую цену, точно им каждый день сыплют горстями золото за таких кляч!
  -- Да, не дестриер, - усмехнулся Бранк Дер Винклен. - Но все же лучше, чем брести на своих двоих. Теперь мы точно доберемся до Лагена.
   Выбравшись на тракт, с наступлением осени заметно опустевший, всадники, что было духу, рванули на север. Только необходимость беречь коней - достать других в этом небогатом краю было бы очень трудно - заставляла Эйтора сдерживать самого себя. И все же они ехали быстро, стараясь избегать встреч с редкими путниками, и тем более, с вооруженными отрядами, каких, в прочем, на их пути не попалось. Приходилось жертвовать многим, например, отдыхом в уюте и тепле постоялых дворов - король не знал, кому верить, и потому опасался, что, раз явившись на глаза своим подданным, вскоре он вынужден будет бежать, словно загнанный зверь. Но все невзгоды скрашивал одна мысль - мысль о том, что вскоре он сможет нанести ответный удар.
  -- Лаген станет нашим оплотом, твердыней, из которой начнется поход во имя Альфиона, - убежденно говорил Эйтор. - Мы соберем людей, соберем войско, и разгромим ублюдков Эрвина. Я многому научился, пусть наука эта и стоила сотен жизней, и теперь стану осторожен и расчетлив. И мы победим, ведь иначе не может и быть!
   Король верил в свой успех, верил, что не все потеряно. И те, кто шел с ним, тоже прониклись этой уверенностью. Их была лишь ничтожная горстка, но каждый вдруг поверил, что впереди, в считанных десятках лиг, их ждет громадное войско, готовое на все ради своего короля. А это означало, что война и впрямь еще не закончена.
   Пожалуй, безразличным к речам Эйтор оставался только эльф. Эвиар не задумывался о странностях своих спутников, так жаждущих поскорее вновь убивать собственных родичей. Эта раса была выше его понимания, и эльф ждал только одного - оказаться на расстоянии выстрела из лука от ненавистного колдуна, чтобы прикончить его, быстро, без малейших колебаний, избавив тем и весь этот край от ужасов войны, к которой здесь явно не привыкли.
   И Эвиар шел вместе со всеми, исправно помогая своим спутникам. Благодаря эльфу люди могли есть дичь, которой в окрестных лесах оказалось великое множество, ведь охотиться иначе, чем с рогатиной или клинком, благородные рыцари не умели, а собирать грибы и плоды в чаще считали ниже своего достоинства.
   Пейзаж вокруг меж тем стал меняться до неузнаваемости. Светлые лиственные леса, стройные осины и березы, уступили место дремучей тайге. По обе стороны узкого тракта, разбитого сотнями копыт и колес, возвышались могучие ели, окатанные вечным сумраком. И все чаще ощущалось дыхание севера - холодные ветры, прилетавшие с полуночи, заставляли путников зябко кутаться в изодранные плащи. Но, наконец, лес расступился, и отряд, выбравшись на обширную равнину, увидел долгожданную цель.
   Впереди сверкала, заставляя щурить глаза, гладь озера, простиравшегося до самого горизонта. И там, вдалеке, на пологом берегу, возвышалась громада серых стен, над которыми веяло такое знакомое знамя, зелено-желтый штандарт рода Грефусов.
  -- Лаген, - радостно улыбнулся король Эйтор. - Наконец-то, добрались! Благодарение Судие.
   И он пришпорил коня, пустив его в галоп, а за королем помчались и его спутники. Путешествие подошло к концу, но теперь предстояло готовиться к новым сражениям.
  

Глава 10 Ожидание

  
  -- И раз, и два, - дюжина крепких мозолистых рук, иссеченных давно зарубцевавшимися шрамами, уперлась в высокий борт телеги. Шесть крепких мужчин разом толкнули воз: - Эх, навались! А ну, давай еще чуть-чуть!
   Телега, гружена доверху мешками с сухарями и солониной, засела крепко. Грязное месиво, в которое после не прекращавшегося три дня дождя превратилась дорога, мертвой хваткой вцепилось в повозку, засасывая колеса. И все усилия людей, а также лошадей, рвавших постромки под ударами кнута, казались напрасны.
  -- Что встали, - Джоберто, остановив коня возле кряхтевших от натуги кондотьеров, презрительно усмехнулся: - Совсем раскисли, сопляки? Ну, давай вместе!
   Капитан ловко спрыгнул с седла, присоединившись к своим людям. Набрав в грудь побольше воздуха, пропитанного осенней влагой, мерзким моросящим дождиком, они, теперь уже всемером, снова толкнули, что было сил, застрявший воз.
  -- Давай, давай, - рычал кондотьер. - Ну-ка, дружно! Еще немного! Эй, пошла!!!
   С чавкающим звуком повозка, уже погрузившаяся в серую жижу по самое брюхо, выскочила из лужи, и воины радостно закричали, хлопая друг друга по плечам. Только их предводитель был далек от того, чтобы ликовать по столь пустячному поводу.
  -- Давай, пошевеливайся, мальчики мои, - подгонял он своих бойцов. - В путь! Время не ждет. Если будем мешкать, то здесь все раскиснет к демонам!
   Кондотьер был прав - дорога, вернее, две колеи, носившие это гордое название, после нескольких дней проливных дождей превратилась в настоящее море грязи. В ней застревали телеги, и маршировавшие пехотинцы увязали в этой жиже едва не по колено. Люди бранились, сыпали проклятьями, но все равно упорно двигались вперед. Цель становилась все ближе, и у воинов словно прибавлялось сил. Они жаждали боя.
   Войско принца Эрвина выступило в поход, едва только до принца дошли вести с севера. Король Эйтор, едва избежавший гибели в битве на поле Локайн, не унимался, продолжая бороться. И новое свое войско он собирал в Лагене, на самом севере королевства. Во все стороны разъехались гонцы, призывавшие под оружие верных государю людей, и, разумеется, призывы эти достигли ушей Эрвина.
  -- Выродок, - зло бросил принц, выслушав донесение гонца. - Он обречен, и давно пора бы уже понять это. Но нет, Эйтор снова готов гнать на верную гибель сотни людей ради несбыточной мечты.
   Получив неожиданное известие, Эрвин уединился со своими советниками в шатре. Гнев, вызванный тщетностью погони за сбежавшим королем сменился яростью, которую принц едва держал в узде. Он желала действовать как модно быстрее и решительнее, и те, кто считал себя его соратниками, не могли не видеть этого.
  -- А это не плохо, что он засел в Лагене, - спокойно пожал плечами Кайлус. - Там Эйтор, как в мешке. Город слабо укреплен, в нем не может быть многочисленного гарнизона, а те рыцари, что были готовы биться за своего короля, уже давно лежат в земле. Все, на что он способен теперь - собрать горстку ополченцев, которых мы сомнем в один миг. Тем более, у нас есть сильный маг, - напомнил лорд. - Перед его волшебством не устоят никакие стены.
  -- Верно, - осклабился Кратус. - Я изотру в пыль любые стены, а затем испепелю идиотов, рискнувших примкнуть к несчастному королю. Мы явимся в Лаген, и уничтожим всех, господин. Эта война вскоре закончится, и закончится она твоей победой.
   Не желая терять ни дня, ни часа, Эрвин взял с собой лишь лучших бойцов. На север двинулись наемники-келотцы, успевшие доказать свое умение и отвагу в бою, и избранные дружины самых верных принцу лордов и рыцарей. Всего две сотни тяжеловооруженных всадников, способных оставить костяк боевого порядка любой пехоты, и четыреста собственно пехотинцев, большей частью - наемные арбалетчики. Немного, но лишь на первый взгляд. Все до единого эти бойцы были настоящими мастерами, для которых оружие стало продолжением рук, а смерть - лучшей подругой. К тому же вместе с ними шел и сам Кратус, а мощь этого колдуна никто уже не смел подвергать сомнению. И потому каждый воин даже не сомневался в грядущей победе.
   Путь к Лагену не был легким. На север вело очень мало дорог, которые никто и никогда не пытался мостить. И теперь, размытые осенними дождями, тракты превратились в вязкие потоки, настоящие реки грязи, которая казалась намного более серьезной преградой на пути к триумфу, чем любые вражеские армии. Бурая жижа чавкала под подошвами сапог, под окованными железом колесами и копытами боевых коней. А с неба, уже который день затянутого непроницаемой серой пеленой, почти непрерывно лился дождь, вгонявший всех в жуткую тоску.
  -- Проклятье, - рычал сквозь зубы объезжавший растянувшуюся на несколько лиг колонну принц Эрвин. - Так мы явимся под стены Лагена только с первым снегом! Вперед, будьте вы все прокляты, только вперед! Не смейте медлить!
   В прочем, воины спешили и без понуканий своих предводителей - хватило ругани и зуботычин от десятников, не только деливших с простыми бойцами все тяготы пути, но еще и отвечавших за этих самых бойцов.
   Путь на север не был легким, и все же войско упорно шло вперед, и командиры только удивлялись, что на их пути все еще не встретились отряды врага. Никто не пытался остановить армию, хотя здесь, в этих лесах, горстка храбрецов могла бы разгромить многотысячный отряд, устраивая засады и внезапно атакуя походные колонны. Но вместо этого король Эйтор, будто устрашившись приближения неприятеля, ждал.
  -- Должно быть, он копит силы, намереваясь отсидеться за стенами, - предположил лорд Кайлус, сопровождавший своего повелителя. - Да и то, откуда у него взяться множеству людей? Крестьяне и горожане, впервые взявшиеся за оружие - неужели это войско? - презрительно фыркнул лорд. - Рассчитывать на победу можно, только встретив нас на стенах, ведь это даст им хоть тень преимущества перед наемниками и нашими дружинниками.
  -- Никакая крепость не устоит перед нами, - упрямо отвечал на это сам Эрвин. - Там, где будет бессильна сталь, в ход пойдет магия. И мы все равно уничтожив ублюдков!
   Железная воля принца Эрвина, в котором рассудок боролся с нарастающим безумием, подстегивала всех, и каждый воин из последних сил рвался вперед, к заветной цели. Путь не был легким, но всему приходит конец в этом мире, завершился и поход. Лес расступился, и передовые дозоры, неизменно следовавшие в голове армии, первыми увидели серые стены Лагена. И меж каменных зубцов, обрамлявших венчавший стены парапет, сверкала до блеска начищенная сталь - там, в городе, последнем оплоте преданного короля, гостей уже ждали.
  -- Их слишком много, - недовольно буркнул лорд Кайлус. Вместе с принцем, которого неизменно сопровождали Витар и погруженный в себя Кратус, Кайлус следовал в голове колонны, одним из первых увидев городские стены. - Проклятье, откуда у Эйтора столько воинов? Да там их несколько сотен!
   Лорд ожидал, что они настигнут затравленного, покинутого всеми беглеца, а вместо этого их встречала целая армия. Да и стены Лагена не казались настолько хлипкими, чтобы с наскока преодолеть их. Теперь поход не казался Кайлусу таким же легким, как поначалу, когда они только покинули лагерь.
  -- Да будь их там хоть несколько тысяч, мы не отступим, - зло прорычал Эрвин, тоже во все глаза смотревший на встретивший их суровым молчанием город. - Сколько бы их там ни было, все они погибнут, если прежде сами не догадаются распахнуть передо мной ворота!
   Со стороны стен доносился лишь приглушенный лязг металла, да отрывистые команды. Меж высоких зубцов мелькали облитые стальной броней воины, кое-где вверх поднимались столбы дыма - защитники города кипятили масло и грели смолу, чтобы лить их на головы врагов, когда те ринутся на штурм. Тускло блестели шлемы и наконечники коротких копий, и ярким пятном дрожало над воротами королевское знамя.
   Армия принца Эрвина, как раз выбравшаяся на равнину, примыкавшую к городским стенам, являла собой намного менее грозное зрелище. Воины с головы до ног были забрызганы грязью, давно не чищеные кольчуги даже не пытались блестеть, к тому же большая часть бойцов, кроме дозорных, вовсе была пока без доспехов - броня ехала следом на многочисленных повозках. Возы тоже были покрыты слоем грязи, и такими же грязными были впряженные в них кони.
  -- Нужно дать людям отдых, господин, - решительно произнес лорд Кайлус, заранее готовый к тому, что его слова породят бурю. Лорд знал, сколь сильно Эрвин стремился вновь свидеться со своим названным братом, и не сомневался, что принц потребует атаковать с марша. И все же он осмелился спорить: - Все устали, надо привести оружие в порядок, к тому же у нас нет никаких осадных машин, вообще ничего, чтобы этот штурм имел хоть призрачный шанс на успех. Эйтор никуда не денется отсюда, и едва ли он решится атаковать сам, помня, что случилось на поле Локайн. Теперь ведь у нашего бедного короля нет сотен рыцарей, а лишь толпа ополченцев.
   Слова лорда пришлись не по нраву Эрвину, это было видно по его лицу, по сжатым челюстям и выпиравшим скулам. Но, обернувшись, и увидев, насколько ничтожно выглядят его воины, преодолевшие сотни лиг за считанные дни, принц вынужден был согласиться. Весть о том, что Эйтор нашел себе пристанище в Лагене, куда вновь собирает немногих венных ему людей, достигла сына Хальвина десять дней назад, и он тотчас отдал приказ выступать.
   Десять дней на пределе человеческих возможностей, когда люди, увязая подчас по колено в грязи, на руках тащили и телеги с припасами и оружием, и даже коней. Они преодолели расстояние, на которое прежде и при хороших дорогах у путников уходило не менее двух седмиц, явившись под стены города внезапно, когда там, наверное, еще не успели толком подготовиться к битве. Но этот бросок обошелся дорого, и Эрвин не мог не видеть, что измученные дорогой люди с трудом держатся на ногах.
  -- Да будет так, - кивнул Эрвин. - Сегодня никакой войны. Выставим всюду дозоры и посты, на случай, если ублюдки вдруг задумают вылазку. А пока всем готовиться к штурму. Я не желаю тянуть с осадами, и хочу взять Лаген одним ударом, - недовольно промолвил он. - Это не та твердыня, под стенами которой можно топтаться полгода.
   Услышав приказ, не скрывавшие радости воины принялись ставить шатры - спать под открытым небом в такую слякоть никому не хотелось - и разжигать костры. Они буквально кожей ощущали на себе настороженные взгляды, направленные со стен, но старались не обращать на них внимания. Однако, для большей надежности, вокруг бивуака, устроенного в полутора милях от Лагена, возвели подобие частокола, на тот случай, если обнадеженные нерешительностью врага люди короля Эйтора решатся выйти из-за стен, напав на отдыхающее войско.
   В прочем, о полноценной, по всем правилам, блокаде, когда осажденный город отделяется от остального мира валами и частоколами, никто не задумывался. Эрвин даже не допускал мысли, что его названный брат попытается ускользнуть, ведь едва ли Эйтор для этого забрался так далеко. Ограничились лишь несколькими конными разъездами, оставив все иное на волю случая.
   Солдаты же, и наемники, и рыцарские дружинники, занимались привычными вещами, обустраивая свой быт, как делали прежде десятки, если не сотни раз. Никто из них пока не думал о предстоящем сражении, о штурме, пережить который удастся далеко не всем. Бывалые рубаки, они давно привыкли к постоянной близости смерти, сроднившись с Вечной Вдовой, перестав считать ее чем-то действительно важным, и полагаясь на удачу, да на крепость собственной десницы. Но о дне завтрашнем думали их вожди, собравшиеся на совет в шатре принца Эрвина.
  -- Полагаю, никто не станет спорить с тем, что у нас есть только один способ одержать обеду - штурм Лагена, - промолвил Эрвин, обводя взглядом своих советников. - У нас нет столько припасов, чтобы взять город измором. Начнем осаду - и наши воины первыми начнут подыхать с голода.
   Кроме самого принца, от которого ни на шаг не отходил Кратус, и лорда Кайлуса в шатре нашлось место только для Джоберто. Конечно, был здесь и вечно настороженный, напряженный, точно тетива арбалета, Витар, но его мнения никто не спрашивал, чем воин был, кажется, вполне доволен.
  -- Потери будут огромны, господин, - покачал головой Кайлус. - Сколь бы ветхими и низкими не казались городские стены, у нас нет ни таранов, ни катапульт, и некогда сооружать их, да и мастеров в нашем войске тоже не найти. Штурм обойдется нам очень дорогой ценой.
  -- Но мы явились сюда не для того, чтобы просто развернуться и уйти обратно, - с нажимом ответил Эрвин. - Мы будем штурмовать, и я сам пойду на эти стены в первых рядах своих воинов, если нужно.
  -- Мои парни не дрогнут, принц, - горделиво прорычал Джоберто Счастливчик. - Мы бывали в переделках и похуже, а здесь что? Стены, которые ткни - и они рассыплются по камешку, да толпа горожан, впервые взявших в руки оружие. Главное - сбросить их со стены, а затем уже останется только добить бегущих. Засыплем их болтами, и под прикрытием стрелков подберемся к самым стенам, а там уж пустим в ход лестницы.
   Сейчас, когда силы были почти равны, и малый опыт защитников города с лихвой покрывался весьма мощными укреплениями, не было места для всяческих хитростей. Некому было строить осадные машины, гигантские требушеты или передвижные башни, и никому было рыть подкопы, надеясь обрушить стены. Поэтому Джоберто, успевший за свои годы побывать и в незавидной роли осажденного, и в роли осаждавшего, предложил самый простой, но единственно возможный план. И это признал каждый, кто слышал слова кондотьера.
  -- Лестницы - это хорошо, - кивнул лорд Кайлус. - Это просто замечательно. Нужно послать людей в лес, пусть рубят деревья. Но ведь у нас есть еще кое-что, - напомнил он. - С нами маг, а он один стоит сотни самых лучших арбалетчиков. Да что там сотни, тысячи!
   Наверное, магу понравилась столь высокая оценка, тем более, из уст искушенного интригана и бывалого воина, хотя и сам он никогда не был склонен считать себя слабым и неумелым. И все же чародей продолжал молчать, словно думая о чем-то своем, разумеется, очень важном.
  -- Верно, - согласно кивнул принц Эрвин, взглянув на Кайлуса, а затем тяжелым взглядом уставившись на чародея: - Чем ты, Кратус, можешь помочь нашим воинам? Я привел сюда людей не для того, чтобы всех их положить под этими стенами.
  -- И, тем не менее, потери будут громадными, - невозмутимо вымолвил маг. - Между тобой, господин, и Эйтором - стена высотой больше тридцати футов и заполненный водой ров шириной сорок футов. Город, по сути, стоит на острове, и со всех сторон окружен водой, и одно это сделает штурм самоубийством. А на стенах твоих, господин, воинов, будут ждать несколько сотен бойцов. И пусть это лишь ополченцы, их мастерства вполне достаточно, чтобы прицелиться из арбалета и нажать на спуск. Прежде, чем хоть один из твоих людей доберется до стен Лагена, десятки, если не сотни, останутся на равнине, утыканные болтами.
   Кратус, казалось, испытывает особенное наслаждение, расписывая поражение, которое неминуемо должен был потерпеть Эрвин в попытке взять Лаген. И принц мрачнел на глазах, стискивая зубы.
  -- Да, атака в лоб обречена на провал, и после нее тебе останется только прийти к Эйтору с повинной, ведь едва ли под твоим началом останется хотя бы несколько дюжин воинов, - продолжал маг. - И будет так, как я сказал... если только штурм не станет лишь ширмой, ярким бантом на камзоле фокусника, что отвлекает публику от шкатулки с двойным дном, в которой "исчезает" опущенный туда шелковый платок, - усмехнулся он. - Пусть враг ждет нашего удара, пусть выведет на стены всех до единого бойцов. А мы вонзим свои клинки им в спину!
   На землю опустилась ночная мгла, равнина озарилась сотнями костром, вокруг которых жались друг к другу, спасаясь от стужи, воины принца Эрвина. А со стен Лагена как будто подмигивали им десятки мерцавших в темноте факелов - защитников города не смыкали глаз, опасаясь, что под покровом тьмы враг пойдет в атаку, рассчитывая застать королевских солдат врасплох.
   Но, вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно. Наемники Джоберто и дружинники лорда Кайлуса отдыхали, набираясь сил перед боем. И с рассветом над лагерем призывно запели трубы, и воины, натягивая кольчуги и застегивая шлемы, устремились к городским стенам.
  -- Воины, грядет последний бой, - повышая голос, обратился к сбивавшимся в плотные колонны бойцам принц Эрвин. - Узурпатор обречен. Он сам загнал себя в ловушку, и в этом каменном мешке встретит свою смерть. Не страшитесь высоты стен, не бойтесь меткости вражеских стрелков - все это лишь туман, который рассеется от огня, которым пылают наши сердца. Мы возьмем город, и, клянусь, все, что там есть, все сокровища, женщины, все это будет только вашим. А вы принесите мне голову узурпатора Эйтора. Вперед, воины, в атаку!
   Солдаты отозвались радостным гулом - каждый уже мечтал предаться грабежу богатого северного города, известного своими купцами, торговавшими даже с городами Побережья. А затем заревели рога, и масса воинов, тускло блестевших начищенной броней, неудержимой волной качнулась в сторону стен города. Штурм Лагена начался.
  
   Бывший сельский стражник Эмер, теперь - десятник, под началом которого находились ополченцы, его же односельчане, с тревогой наблюдал за приближением штурмовых колонн, над которыми развевались знамена с серебряным грифоном - это шли в бой дружинники лорда Кайлуса - и другие штандарты, по полотнищу которых извивалась коронованная змея, известный многим знак келотских наемников-кондотьеров. Воины Эрвина подступили к городу четырьмя отрядами, в каждом из которых было не меньше сотни бойцов. Перед собой они катили высокие, сбитые из толстых, наспех выструганных досок щиты на деревянных колесах, за которыми теснились арбалетчики, а позади них другие солдаты волокли длинные лестницы.
   Чем ближе подступали к стенам Лагена враги, тем быстрее билось сердце в груди Эмера, и десятник не сомневался, что столь же сильное беспокойство испытывает почти каждый воин, ныне оказавшийся на этих стенах. Здесь было немного опытных бойцов, и каждый из собравшихся под знаменами короля людей, хотя и был готов сражаться до конца, не мог сдержать волнение. И лишь сам король, закованный в тяжелую броню великан, скалой возвышавшийся над толпой ополченцев, казался совершенно невозмутимым, без тени страха наблюдая за приближающимися врагами.
  -- Идут, - усмехаясь, бросил Эйтор. - Как же им не терпится умереть! Так и спешат поскорее испытать на своей шкуре крепость наших клинков, выродки!
   Эмер с почтением и страхом покосился на государя. Еще седмицу назад он даже и не думал о том, что окажется на расстоянии вытянутой руки от самого правителя Альфиона, что будет готов биться рядом с ним, плечо к плечу. А теперь Эмер в числе немногих избранных воинов стоял здесь, на одной из крепостных башен, готовый по слову повелителя ринуться в бой туда и тогда, где придется хуже всего защитникам города. Вместе с еще тремя дюжинами лучших воинов Эмер оказался в отряде личной охраны правителя, последнем резерве, который предусмотрительно выделил Эйтор, и был безмерно горд этим, опасаясь одного - не оправдать доверия государя.
   Сам Эмер сейчас меньше всего походил на сельского плотника, мастера на все руки, каким прежде знали его соседи. Нет, топор был при нем и сейчас, но это было боевое оружие, страшное даже на вид, и поистине смертоносное в умелых руках. Голову облегал надетый поверх стеганого подшлемника-прилбицы шлем с широкими нащечниками, застегивавшимися под подбородком, и прикрывавшей половину лица полумаской. На плечи давил тяжелый панцирь, облегавший тело стальной чешуей, а левую руку ощутимо оттягивал длинный щит треугольной формы. Теперь селянин стал воином, и был готов сражаться за короля, не жалея себя.
   Кроме Эмера и десятка его родичей, лучших бойцов из всех, кто явился на помощь государю с севера, рядом находились только избранные рыцари, спокойно, как ни в чем ни бывало, обсуждавшие предстоящий бой, словно то была лишь партия в шахматы.
  -- Послали в бой всех, - произнес, не глядя на своих товарищей, Бранк Дер Винклен, смотревший вниз, облокотившись о каменный парапет. - Пять сотен, не меньше. Хотят навалиться всей толпой.
  -- Они умоются кровью, - заносчиво воскликнул рыцарь Рамтус, как и все, облаченный в доспехи, и теперь нервно тискавший рукоять меча. Он волновался, хотя и пытался не подавать виду, ведь одно дело - мчаться в атаку верхом на быстром боевом скакуне, и совсем другое - в бездействии наблюдать за тем, как враг подступает все ближе, зная, что вступить в бой можно будет, лишь, когда первые из неприятельских солдат взберутся на стены.
   Враги шагали молча, полные решимости одержать победу. У людей принца Эрвина - которого и здесь в угоду государю старались все чаще именовать самозванцем - не было времени, чтобы подготовиться к штурму по всем правилам. Лестницы и передвижные щиты - вот и все, что они могли противопоставить прочным каменным стенам, да еще фашины, связки хвороста, которыми штурмующие надеялись забросать ров. Правда, это у них едва ли получилось бы.
  -- Вода защитит нас лучше, чем самые прочные стены, - уверенно произнес Дер Винклен. - Им ни за что не преодолеть ров, а если это и получится, то все равно большая часть их людей так и останется на том берегу. Мертвые.
  -- Но и они должны понимать это, - покачал головой король. Внешнее спокойствие на самом деле давалось ему очень нелегко, но самый последний ополченец должен был видеть, что их повелитель полностью уверен в победе. - Эрвин не столь безумен, чтобы гнать своих воинов на убой, когда видит, что стены города прочны, а наши силы почти равны. На что же, будь я проклят, он рассчитывает сейчас?
  -- Магия, - коротко ответил Дер Винклен, и каждый, кто слышал его слова, ощутил, как ледяные пальцы страха сжимают сердце.
   А враг был все ближе. Штурмовые отряды уже преодолели большую часть равнины, опоясывавшей город, оказавшись в считанных сотнях ярдов от стен - на расстоянии выстрела из арбалета. И король Эйтор, ныне возглавивший оборону города, не стал мешкать.
  -- Стрелкам приготовиться, - негромко произнес правитель Альфиона, и сотники, а затем и десятники многократно повторили этот приказ. - Целься! Бей!
  
   Появление короля в Лагене вызвало настоящую бурю. Здесь, в далеком северном краю, было мало что известно о делах, творящихся на юге. Собрав своих вассалов, призвав под оружие ополченцев, охочих до боя и мечтавших о богатой награде, лорд Грефус, господин этих земель, ушел сражаться во имя короля, и с тех пор о нем никто не слышал. Жизнь в городе шла своим чередом. Мастеровые трудились, купцы торговали, а малочисленный гарнизон, состоящий все из тех же горожан, бдел, охраняя их покой.
   Ворота были гостеприимно распахнуты - никто здесь не ждал врагов - и, увидев приближающихся всадников, несколько стражников встали в проеме, перегородив проход, а между зубцов надвратной башни расположилась пара арбалетчиков, взявших чужаков на прицел.
  -- Кто идет? - зычно крикнул один из воинов. - Стоять! Назовите себя!
  -- Преклони колени, мужлан, - презрительно бросил рыцарь Рамтус, выступив вперед и картинно положив руку на эфес клинка. - Перед тобой Его величество Эйтор, король Альфиона! Дайте нам дорогу, и скажите, как отыскать того, кто сейчас правит городом!
  -- Король? - недоверчиво переспросил командир стражников, отыскав взглядом Эйтора и с прищуром взглянув на него. Будь я проклят, и верно ведь, этот король Эйтор! - вдруг воскликнул он, узнав повелителя. - Слава государю!
  -- Слава, - разом гаркнули остальные воины, взяв оружие на караул. - Слава королю!
   Они въехали в город, сопровождаемые двумя стражниками, и направились к ратуше, где в отсутствие лорда Грефуса теперь вершил дела назначенный им наместник. Жители Лагена, спешившие по своим делам, расступались перед отрядом, открыв рты, глядя на закованных в доспехи воинов, могучих и грозных, несмотря на усталый вид. И спутники короля невольно подтягивались, стараясь казаться еще более бравыми, чем на самом деле. Только сам Эйтор не обращал на удивленный люд ни малейшего внимания - все его мысли были заняты врагом, ненавистным Эрвином. Эйтор не сомневался, что до его названного брата уже дошли вести о том, в какую сторону бежал правитель Альфиона, а это означало, что Эрвин вскоре поведет свои полки на север, рано или поздно явившись сюда, в Лаген. И готовиться к этому следовало уже сейчас.
   Ратхар, следовавший рядом с Дер Винкленом, с некоторым удивлением смотрел по сторонам. Казалось, юноша вернулся в прошлое, вновь очутившись на узких и весьма грязных улочках города, который прежде едва успел рассмотреть. Только теперь он был не усталым путником без роду и племени, а воином, одним из свиты самого короля, и все казалось столь необычным, что Ратхар и сам не до конца верил в реальность происходящего.
   Тем временем, пробившись сквозь толпу, еще не понявшую, кто явился в город, отряд выбрался к ратуше, массивному зданию из красного кирпича, над шпилем которого повис грязный, пропитанный влагой флаг лорда Грефуса. Стоявшие на страже у входа в ратушу воины вытянулись в струнку, салютуя оружием нежданным гостям, и навстречу королю бросился высокий, осанистый мужчина в парчовом камзоле. Его суетливость сейчас ничуть не вязалась с солидным обличьем богатого, уверенного в себе человека, но при виде короля многие теряли все свое достоинство, чувствуя присутствие настоящего владыки.
  -- Ваше величество, - человек в парче низко поклонился. - Ваше величество, рад приветствовать вас в Лагене. Я Фогельт, городской наместник. Наши купцы избрали меня своим старшиной, а теперь его светлость лорд Грефус доверил мне править городом до своего возвращения. Наверное, он явится следом за тобой, мой повелитель?
  -- Он не явится, - сухо ответил король, не покидавший седла, и потому взиравший на согнувшегося в поклоне наместника, опустив взгляд. - Лорд Грефус пал в бою. Он погиб, как герой, сражаясь с предателями, с изменниками короны. И теперь они идут следом за нами, желая подчинить себе весь Альфион. И я здесь, для того, чтобы вести вас, жителей Лагена, моих верных подданных, в бой против мерзких предателей.
   Сопровождавшие короля городские стражники обеспокоено переглянулись - нежданный гость принес войну в их дома, и вскоре, если только король не шутил. Им предстояло насмерть биться неведомо с кем.
  -- Лорд погиб? - удивленно переспросил Фогельт. - Враги? Ты сказал, повелитель, враги идут сюда?
  -- Да, и мы будем сражаться с ними здесь, на этих стенах!
  -- Но в городе почти нет воинов, - растерянно пробормотал наместник. - Его светлость забрал с собой лучших бойцов, отправившись на юг. Здесь только неполная сотня стражников.
   При упоминании о приближающемся враге Фогельт, торговец по духу, сразу же подумал об убытках, которые неизменно приносит всякая война. Но тотчас эта мысль сменилась картиной разоренного, пылающего города, улицы которого усеяны мертвыми телами, и наместник почувствовал безотчетный страх - привычная жизнь, сытая, спокойная, размеренная, оказалась разрушена в один короткий миг.
  -- Что же делать? - растерянно спросил перепуганный Фогельт.
   Прохожие, остановившиеся, чтобы поглазеть на редкую картину - первый городской богач Фогель мало перед кем ломал спину - слышали кое-что из разговора, и вскоре стихийно собравшаяся толпа уже шумела, обсуждая пугающие вести.
  -- Сперва прикажи накормить моих спутников, - бросил Эйтор, не обращавший внимания на нараставший взволнованный шепоток за спиной. На Фогельта, уже окончательно утратившего всякое подобие величия, король смотрел, не скрывая презрения - правитель Альфиона не любил, когда столь явно демонстрируют отсутствие всякой отваги. - Мы были в дороге много дней, за нами по пятам шла погоня, и люди устали. Также пусть позаботятся о наших лошадях, - приказал он. - А уж после станем думать о будущем - у нас еще достаточно времени.
   Путников проводили на постоялый двор, хозяин которого, узнав, что к нему явился сам король, едва не лишился чувств. Но все же корчмарь был мастером, и потому уже спустя считанные мгновения оказался накрыт стол, и прислуга, сбиваясь с ног, толкая друг друга и спотыкаясь, таскала из погребов всяческую снедь и бочки с лучшим вином, какое только нашлось в городе.
   В камине весело трещали сухие поленья, по залу расползался аромат жареного с чесноком мяса, который перебивал крепкий винный дух, и путники, почувствовавшие уют, наконец, расслабились, оставив напряжение последних дней где-то за порогом. Только сам король казался по-прежнему напряженным, словно тетива настороженного на звериной тропе самострела. Не чувствуя вкуса, он жевал мясо, запивая его зеленым вином, настоящим сокровищем для этих суровых земель.
   А из-за прочных стен трактира тем временем доносился гул, какой могла издавать только большая масса людей. Голоса сливались в неразборчивый шум, и спутники Эйтора уже бросали друг на друга недоумевающие взгляды, невольно проверяя, рядом ли оружие, и легко ли клинки покидают ножны.
  -- Повелитель, - в зал вошел, низко кланяясь, что при его брюхе было весьма не просто сделать, взволнованный трактирщик. - Повелитель, у ворот собралась толпа. Горожане узнали, что в Лаген приехал сам король, и теперь они хотят видеть тебя.
   Сердце Эйтора сбилось с размеренного ритма. Он явился этот город, чтобы и здесь узнали все ужасы войны, познали смерть и лишения, и понимал, что жители Лагена не должны испытывать радости от этого. А потому проще всего было ворваться сейчас в трактир, скрутить короля, перебив его немногочисленную свиту, и затем выдать правителя Альфиона Эрвину, не только избежав опасности, но, быть может, еще и получив за это щедрую награду.
   Король давно уже перестал верить в преданность простого люда, которому не было дела до распрей меж власть имущими, не отнимали бы только кусок хлеба. И за это, ему, не ведавшему нужды, не знавшему, что такое голод, никогда не хоронившему собственных детей, умерших среди зимы оттого, что сборщики податей выгребли все в доме до последней крошки, нельзя было винить простолюдинов. И Эйтор не удивился бы, встреть его толпа топорами и дубьем.
  -- Покажись народу, господин мой, - обратился к королю Рамтус. - Скажи им хоть несколько слов, воодушеви на битву. Они желают видеть своего господина, того, за кого будут вскоре сражаться, не щадя себя.
   Эйтор поморщился от досады - глупец не понимал, что здесь, в этом городе, едва ли кто-то действительно готов биться за него, будь он хоть четырежды король. Его появление предвещало беду, и могло родить только ненависть, но никак не верноподданнические чувства в сердцах горожан.
  -- Верно, пусть люди увидят своего владыку, - подхватил между тем Бранк Дер Винклен. - Покажись им, государь. Пусть они узрят не перепуганного беглеца, но вождя, уверенного в себе, сильного и решительного. Быть может, они колеблются, но ты сможешь вдохновить их на бой, - добавил он, словно подслушав потаенные мысли самого Эйтора.
   И король, заставив себя забыть обо всех опасениях, вышел из трактира. Улица оказалась запружена народом. Казалось, полгорода сбежалось сюда, к этому постоялому двору. Мужчины, женщины, дети, старые и молодые, в нищенских лохмотьях или кафтанах из сукна и парчи, все они качнулись вперед, едва увидев короля, и горстка городских стражников с трудом сдержала толпу.
  -- Король, это король, - раздалось отовсюду. Люди протягивали руки к окруженному верными рыцарями, словно живой стеной из стали и нервов, Эйтору. - Да здравствует повелитель! Слава королю Эйтору!
  -- Тише, люди, тише, - во весь голос вскричал Бранк Дер Винклен, сумев перекричать многосотенную толпу. - Слушайте, добрые люди, жители славного Лагена, что скажет вам Эйтор, владыка Альфиона!
   Народ попритих, и Эйтору не оставалось ничего иного, кроме как выступить вперед, оказавшись лицом к лицу с толпой, восторженной, но вместе с тем и встревоженной - вести разносились по городу очень быстро, и многие уже знали, с чем явился правитель в тихий Лаген.
  -- Настали страшные времена, - натужно, напрягая глотку, произнес Эйтор, обводя взглядом разноликую толпу. - Своевольные лорды, которых ведет самозванец, именующий себя принцем Эрвином, сыном Хальвина, подняли мятеж. Они предали разорению многие земли, призвав себе на помощь варваров-олгалорцев, кровожадных и жестоких, словно дикие звери, натравив их на тех, кто одной крови с мятежниками. В битвах с предателями пали многие славные воины, такие, как ваш прежний господин, отважный Грефус. Но враг силен, и он жаждет подчинить своей воле все королевство. И потому, верные мои слуги, я явился сюда, в ваш край, чтобы призвать вас всех под свои знамена.
   Ликующие возгласы уже сменились встревоженным гулом. Люди поняли - на пороге их стояла война. Сытая и тихая жизнь здесь, в глухом краю, вдали от врагов, осталась в прошлом, и все изменилось за считанные минуты. Лица людей мрачнели, крепкие мужики, мастеровые купеческие работники, смотрели на короля внимательно, насупив брови и невольно сжимая кулаки. И Эйтору оставалось только гадать, что это значит, рождается ли в сердцах этих людей ненависть к нему, приносящему несчастья, или же решимость защищать свой дом, на который, если подумать, никто и не посягал.
  -- Те, кто верен мне, кто верен Альфиону, кто верен своим предкам, завещавшим почитать носящего королевский венец, готовьтесь к войне, - стараясь не замечать становящихся откровенно злыми взглядов, продолжал король, не без труда пересиливая невнятный гул, доносившийся из глубины толпы. - Скоро, очень скоро враг будет здесь, у ваших ворот, и только вы можете дать ему отпор. Я поведу вас на битву, чтобы повергнуть мерзких предателей. Готовы ли вы сражаться с выродками, забывшими о чести? Готовы ли идти за мной к смерти и славе?
   Толпа отозвалась не сразу. Король, на ум которому больше не приходили нужные слова, умолк, и над городом повисло напряженное молчание. Слышно было, как невдалеке тявкают псы, а с рыночной площади доносились визгливые крики сцепившихся торговок. Тянулись секунды, и тишина становилась все более тягостной, и Эйтор не сомневался, что сейчас последует настоящий взрыв.
  -- Зачем нам война, люди, - вдруг пронзительно завопил кто-то. - Для чего нам умирать? Что нам до господ, делящих власть? Нам нечего терять, никто не посягает на наши дома, так к чему нам проливать свою кровь? Пусть король уходит из нашего города, и тогда нас никто не тронет!
   Свита Эйтора плотнее сомкнула строй. Пальцы стиснули рукояти клинков и кинжалов, а сердца застучали чуть быстрее, чем обычно. Против нескольких сотне крепких мужиков, даром, что безоружных, десяток латников продержался бы не столь долго, но ни один из тех, что даже в эти тяжкие минуты хранили верность своему господину, не собирался отступать. И горожане, словно ощутив это, не тронулись с места, равно, как и сам король, кожей ощутивший сгустившееся вокруг напряжение. Тишина в любой миг могла обернуться бурей, способной смести все на своем пути. Страх был сильнее любых слов о верности и долге, и - Эйтор знал это - подчас мог вести за собой даже на смерть.
  -- Верно, - завопил еще кто-то. - Какая нам, люди, разница, чья задница будет елозить по альфионскому престолу? А без нас никакие лорды долго не протянут, ведь мы-то их и кормим. Не тронут нас, видит Судия. Отдадим мятежникам короля, и вся недолга!
   Толпа волновалась все больше, и городские стражники в нерешительности отступили. Они не были готовы рубить тех, с кем еще утром пили пиво за одним столом, своих соседей, которых знали с детства.
  -- Кого вы слушаете? - вдруг выступил из толпы, развернувшись к народу, крепкий парень в полотняной рубахе и мешковатых штанах, по виду - простой ремесленник, притом не из богатых. - Трусов слушаете, братья? Для лордов нет ничего святого, они ради пригоршни монет мать родную прирежут, даром, что кичатся своими предками, а нас с вами, люди, считают ниже скота. Так неужто мы, честные альфионцы, уподобимся этой мрази, неужто проявим вероломство? Король нам верит, иначе не явился бы сюда, а вы хотите предать его! До той поры нас и будут считать быдлом, покуда мы не сможем побороть в себе трусость, братья. Чего вы боитесь? Стены Лагена крепки и высоки, и никому их не преодолеть, если мы с вами встанем там, чтобы биться за своего короля, за Альфион. Пусть идут мятежники, пусть спешат умыться собственной кровью. Сколь бы ни явилось их сюда, все здесь и останутся. Довольно бояться, иди вы не мужчины? Отдайте нашего государя бунтовщикам, но сперва подумайте, как будете смотреть друг другу в глаза, запятнав себя позором предательства. Решайте, здесь и сейчас решайте, кем становиться, будете ли вы мужчинами, или превратитесь в подлых выродков!
   Слова ударами набата разносились над притихшей толпой. Никто не выкрикивал в ответ ни угроз, ни оскорблений, и даже те буяны, что советовали прогнать Эйтора, замолкли, не желая перечить своим товарищам. И стражники, было, оробевшие, снова распрямил спины, прочнее стискивая древки своих алебард.
  -- Вы готовы предать своего короля, но задумайтесь, что будет потом? - продолжал горожанин, без страха глядя в глаза десяткам своих соседей. - Да, мы можем избежать войны, можем избежать разрушений и смертей, но разве новый владыка Альфиона проникнется уважением к тем, кто пошел на предательство. Предавши раз, кто будет уверен, что мы не предадим вновь? И не будет странным, если, утвердившись на престоле, тот, кто величает себя принцем Эрвином, первым делом явится в наш город, чтобы покарать вас всех за подлость, за измену, просто в назидание другим. Так пусть предают благородные, а мы, кто не живет своим трудом, своим потом, а не заслугами давно истлевших в родовых склепах предков, сохраним верность, останемся людьми, а не двуногой скотиной!
   Все решали мгновения. В этом бою, битве за умы и сердца, королю досталась лишь роль зрителя, который в любой миг мог стать добычей разъяренной толпы. Эйтор сжался, готовый, если потребуется, сражаться с горожанами, ибо он не хотел умирать, и не мог покориться. Клинок его, тщательно заточенный и смазанный, был готов выпорхнуть из ножен, чтобы впиться в беззащитную плоть.
  -- Мы с тобой, государь, - раздался вдруг чей-то голос. - Веди нас на бой!
  -- Мы верны тебе, повелитель, - звучало наперебой, и на лицах собравшихся вокруг постоялого двора людей появлялась уверенность. - Только скажи, что делать, и мы все исполним! Верь нам, господин!
   И Эйтор, воздев над головой затянутую в кольчужную сетку боевой рукавицы ладонь, зычно произнес:
  -- Мы будем сражаться с врагом, и пусть не смутит вас, что враг этот - такие же альфионцы, как и сами вы. Они призвали чужеземных наемников, пообещав им отдать на разграбление нашу страну, призвали варваров, давно уже жаждавших предать Альфион огню и мечу, и теперь не им называться нашими братьями. Их оружие - не клинки и стрелы, но страх. Перестаньте бояться, будьте едины, и вместе мы одолеем любого врага. Стоит им только увидеть, что мы не боимся, и их войско рассыплется. Наемники не станут биться там, где вместо добычи моно обрести только смерть, а те, кто останутся, уже не будут страшны нам! Мы победим!
   Охваченная единым порывом толпа кричала здравницы королю. Сейчас каждый из них был готов броситься в гущу сражения, веря в собственную непобедимость. Но это была лишь толпа, неумелая, сильная лишь своим числом, но мало что способная противопоставить умелым бойцам. И об этом сам Эйтор не преминул сообщить наместнику Фогельту, вскоре явившемуся прямо на постоялый двор, где отныне располагалась ставка государя.
  -- Это не бойцы, - кивнул, соглашаясь с королем, Бранк Дер Винклен. - Они горазды только драть глотки, но в поле не выстоят и нескольких минут под стрелами вражеских арбалетчиков.
  -- Но у нас нет других людей, - развел руками наместник. - В Лагене осталась сотня стражников, таких же горожан, которых дружинники его светлости лорда Грефуса прежде кое-чему обучили. Чтобы гонять городское ворье, этого вполне достаочно, а воевать мы ни с кем не собирались - не с кем тут воевать. Правда, у нас есть немало оружия в арсеналах, - неуверенно добавил городской голова. - Можно снарядить сотни три или четыре бойцов, и, я уверен, охотники сыщутся. Все, кто способен держать оружие, рвутся в бой.
  -- Это не надолго, - хмыкнул Дер Винклен. - Скоро их энтузиазм иссякнет, и кое-кто, многие, пожелают отказаться от своих слов. С таким войском я никогда не рискнул бы вступить в бой.
   В жарко натопленном зале трактира, лучшего в Лагене, кроме короля и градоправителя, кажется, превращавшегося в единоличного владетеля этих краев, находились лишь люди, явившиеся в город вместе с королем. Совет шел под надежной защитой местной стражи, замкнувшей вокруг постоялого двора двойное кольцо, ощетинившееся алебардами. А снаружи еще шумела никак не желавшая расходиться толпа, воодушевленная словами своего государя, и теперь жаждавшая доказать на деле преданность королю.
  -- Возможно, чтобы со стен стрелять по вражеским воинам, швырять в них камни и лить горячую смолу, наших сил вполне достаточно, - возразил рыцарь Рамтус. - И потом, нужно разослать гонцов по округе. Многие вассалы лорда Грефуса оставили в своих замках приличные гарнизоны, и они явятся, если король призовет их на помощь.
   Эйтор презрительно усмехнулся - на верность дворян, на их готовность биться за него, король отныне рассчитывал в последнюю очередь.
  -- Ну, наверное, вести сражение иначе мы и не сможем, - меж тем хмыкнул Бранк Дер Винклен. - Выйдем на стены, и будем ждать, когда враг пойдет на штурм. И будем молиться Судие, чтобы мятежники не додумались взять нас измором, - мрачно закончил он.
   Бранк сейчас имел полное право давать советы, более похожие на приказы. Дьорвикский рыцарь оказался обладателем большего боевого опыта даже в сравнении с самим королем, и к его словам прислушивались все. Пусть кое-кто относился к чужеземцу с неприязнью, не соглашаться с тем, что он весьма сведущим во всем, что касалось войны, было невозможно.
  -- Государь, - неожиданно для всех промолвил Ратхар. Оруженосец дьорвикского рыцаря был на совете, но, оказавшись самым младшим по рангу, даже не дворянином, он держался тише воды и ниже травы, так, что вскоре вожди еще не созданной армии, поглощенные спором, вовсе забыли о его существовании. - Государь, позволь сказать.
   Эйтор удивленно взглянул на молодого воина, насмешливо вскинув брови, но все же кивнул:
  -- Говори, я слушаю тебя.
  -- Государь, рыцари и лорды могут не явиться, предпочитая за стенами своих замков дождаться исхода битвы, - чувствуя, как предательски дрожит голос, произнес юноша. - Но ты можешь послать гонцов на север, в Порубежные Уделы. Тамошний люд, не в пример горожанам, привычен к оружию. Почти каждый год им приходится сражаться с шайками варваров-хваргов, защищая свои дома. Они не испугаются опасностей войны.
  -- Дельный совет, - вдруг поддержал юношу Рамтус. - Жители северных земель и впрямь народ крепкий. Ты даровал им немало вольностей, и за это они должны быть благодарны тебе, государь. А если им больше по душе мятежники, так мы хотя бы загодя узнаем об этом, вместо того, чтобы в решающий миг получить удар в спину.
  -- Быть может, неуверенно протянул кто-то, - нам стоит послать за помощью и дальше на север, в Вильхирм. Ведь когда к ним явились хварги, король послал отряд, получив тревожные вести.
  -- Вильхирмский князь в лучшем случае потребует щедрую плату, - вновь произнес Ратмус. - А казна наша целиком в руках самозванца. Но, скорее всего, они и вовсе не явятся, ведь кому охота умирать на чужой войне? Ног думаю, и альфионцы, добрые подданные нашего государя, помогут нам, если их попросить об этом.
   Остальные, собравшиеся в зале трактира, поддержали рыцаря невнятными возгласами и энергичными кивками.
  -- Что ж, коль ты так рьяно поддерживаешь мнение нашего юного друга, то тебе, Рамтус, я и поручаю эту миссию, - с тщательно скрываемой усмешкой сообщил король. - Отправляйся на север, встреться с тамошними старшинами, и убеди их явиться на помощь. Даже малый отряд, даже считанные десятки воинов, сейчас могут стать той песчинкой, которая склонит весы победы на нашу сторону. Так что тебе придется проявить чудеса красноречия, при этом стараясь быть честным, ибо ложь в твоих, Рамтус, устах, скорее бросит тех людей в руки мятежников.
  -- Я исполню все, как ты хочешь, - браво гаркнул вытянувшийся в струнку рыцарь. - Подмога явится, государь.
  -- Вот и отлично, - кивнул Эйтор. - А у нас пока есть еще немало других дел. Каждый упущенный час, каждая проведенная в бездействие минута уменьшает наши шансы не на победу даже, а просто на то, чтобы остаться в живых. Так что не будем мешкать, братья мои. За дело!
   И они принялись за работу. Уже на следующее утро были распахнуты двери городского арсенала, и каждый житель Лагена, способный и желающий биться, получил оружие. Из рук в руки плыли по собравшейся у ратуши толпе алебарды, корды в потертых ножнах, боевые топоры, перначи. Лучшие бойцы получали арбалеты, и сам Бранк Дер Винклен, собрав новоявленных стрелков, тотчас направился за стены города, где было уже оборудовано импровизированное стрельбище. Конечно, для этого лучше сгодился бы Эвиар, но здесь, в далеких северных землях, про эльфов почти не слышали, и появление нелюди могли воспринять с настороженностью, страхом или даже - к чему сам Эвиар был давно уже готов - ненавистью.
   Поэтому-то эльф почти непокидал трактир, вообще стараясь как можно реже являться на глаза горожанам, которые, похоже, и вовсе не подозревали, кем является один из спутников их короля, чему Перворожденный был весьма рад.
   А тем временем женщины и дети, не способные биться, крутили вороты лебедок, поднимая на стены связки стрел и метательных копий, груды булыжников, котлы с маслом и смолой. Здесь же немногочисленные мастера-каменщики трудились над укреплением стен, и кое-где стучали топоры - там возводили временные галереи для стрелков, деревянные, покрытые звериными шкурами, чтобы их не так легко было поджечь.
   Не выпускали ни на миг свои молоты и кузнецы - они правили доспехи, обновляли заточку на оружии. Ковались наконечники стрел и болтов, копейные жала для легких дротиков, кое-какие доспехи, например, простые нагрудники и каски, грубые на вид, но прочные и способные - при изрядной доле удачи - защитить и от арбалетного болта.
  -- Стены достаточно прочны, - подытожил на третий день работ все тот же Бранк Дер Винклен. - Если только Эрвин не притащит сюда пару мощных требушетов или тяжелый таран, нам нечего бояться.
  -- По таким дорогам подобные машины придется волочь месяц, - с сомнением покачал головой Эйтор. - Нет, они явятся налегке, а кое-какую снасть можно изготовить и на месте, и на это уйдет намного меньше времени, нежели чем везти ее с собой.
  -- Значит, шансы наши не столь уж малы, - пожал плечами дьорвикский рыцарь. - И только от того, как мы ими воспользуемся, зависит исходя предстоящего сражения.
   Подготовка к грядущей битве шла полным ходом. Люди из городской стражи, сами кое-как умевшие обращаться с оружием, наставляли своих соседей, обучая их пользоваться клинками и алебардами. Ополченцы разучивали отдельные выпады и блоки, затем - короткие связки ударов, и каждое правильно исполненное движение вызывало у них настоящую бурю восторга.
  -- У нас есть двадцать дюжин крепких парней, кое-как способных пользоваться оружием, - подвел итог Бранк Дер Винклен, вдоволь насмотревшись на напряженные, но пока приносившие немного пользы, тренировки ополченцев. На самом деле желающих защищать родной город было значительно больше, но остальных, слишком старых, слишком молодых или вовсе увечных, дьорвикский рыцарь не рискнул подпускать к оружию, отозвавшись о них просто: "Смазка для мечей наемников". - И это, не считая городской стражи, которой насчитывается всего девять десятков. Не так уж мало, если мы будем только обороняться. Чтобы кидать на головы осаждающим камни, сгодятся также и дети, и даже женщины, хоть им и не место в сражении.
  -- Да, главное, чтобы, поняв, что бой - это не потешная сшибка стенка на стенку, горожане не обратили оружие, доверенное им, против нас же самих, - скривился король. - Уж если предают лорды, так чего ждать от простецов, которым дороже слов о чести - свой дом, пусть даже это всего лишь убогая нищенская лачуга, да кусок хлеба, чтобы накормить собственных детей.
   Горожане, ставшие вдруг воинами, тренировались с утра до ночи, осваивая азы воинского искусства, и с каждым днем из них выделялись те, кто действительно мог стать хорошими бойцами. Но, готовясь к отражению штурма, король Эйтор не забывал и об иных возможностях, а потому по округе разъехались отряды фуражиров, собиравшие в селениях и на хуторах все, годное для того, чтобы стать пищей. Арсенал, было, опустевший, вновь стал наполняться, но только теперь, вместо звонкой стали, там хранились мешки с зерном и мукой, копченые окорока, связки сушеной рыбы и прочие припасы, какие только можно было раздобыть.
  -- Припасов хватит не меньше, чем на месяц, - сообщил наместник Фогельт, на которого король взвалил все хлопоты, не связанные с войной. Лорд Грефус в свое время, как оказалось, не ошибся, и городской голова взялся за работу рьяно, делая все, чтобы родной город оказался готов к любым неприятностям. - Если ограничить паек, то сможем сидеть за этими стенами до зимы. Мятежники первыми станут умирать от голода. Мы забрали все у крестьян из окрестных поселков, и Варгу негде будет добывать себе пропитание.
  -- Именно поэтому я и уверен, что Эрвин сразу бросит свои войска на штурм, - без тени сомнений заявил король. - Он не глупец, и понимает, чем обернется осада. Наемники предпочитают не пухнуть с голоду, варя собственные ремни и сапоги, а грабить и насиловать беззащитных обывателей. Если вожди мятежной армии решат взять Лаген в осаду, кондотьеры первыми покинут их, а без солдат удачи при моем названном брате останется ничтожная горстка бойцов, с которыми легко совладают даже вооруженные горожане. Нет, будет штурм. Эрвин попытается решить все как можно быстрее, ведь он и так ждал очень долго.
   Ополченцы и дружинники продолжали тренироваться, оттачивая свое мастерство владения оружием или - кто не умел этого прежде - обретая его, чтобы не оказаться вовсе беспомощными при встрече с закаленными наемниками-кондотьерами Эрвина. С рассвета до темноты звенели клинки на плацу, и им вторили кузнечные молоты - городские умельцы спешили привести в порядок как можно больше оружия и доспехов, которые лорд Грефус копил много лет.
   Сам король почти не спал, тратя на отдых два-три часа в день. Он появлялся то на стрельбище, где учились бить в цель из тяжелых арбалетов отборные стрелки, то на плацу, где другие ополченцы привыкали к клинкам, то просто обходил стены, проверяя, всюду ли достаточно запасов стрел и масла, и действительно ли прочна старая кладка. Но на восьмой день напряженная, однако, обретающая некоторую размеренность жизнь готовившегося к войне города оказалась нарушена появлением долгожданных гостей. В распахнутые ворота втягивалась колонна облаченных в доспехи людей, суровых усачей, явившихся на призыв государя из Порубежных Уделов.
  -- Приветствую тебя, господин, - рослый седовласый мужик, тело которого обливала тяжелая кольчуга, а на усеянном серебряными бляшками поясе висел широкий меч в кожаных ножнах, склонился перед королем. - Рорк мое имя. Твой слуга явился к нам, сообщив, что тебе нужна помощь. Наши старшины собрались на совет, и решили послать отряд, над которым поставили меня. Я привел тебе полторы сотни людей, лучших воинов с лучшим оружием, как только сыскалось в наших домах. Мы не могли медлить, ведь твой человек сказал, что враг близко, иначе собрали бы и большее войско. И теперь мы здесь, государь, и готовы служить тебе.
   Рыцарь Рамтус, явившийся во главе долгожданного подкрепления, с нескрываемой гордость то косился на короля, то обводил взглядом входившую в узкий проем ворот дружину. Пришедшие с севера бойцы действительно внушали уважение, и гордость рыцаря была понятна. Полторы сотни крепких мужиков, каждый - в кольчуге или длинной, до колен, чешуйчатой броне, шлеме, со щитом, копьем, топором или даже настоящим мечом. Часть воинов к тому же была вооружена длинными луками, почти такими же огромными, что и у Эвиара. Разумеется, в походе доспехи и почти все оружие ехали следом за воинами на подводах, но, приближаясь к городу, люди натянули броню, стараясь произвести и на короля, да и на самих лагенцев должное впечатление. Что им и удалось в лучшем виде.
  -- Мы не смогли из-за спешки собрать достаточно воинов, - сказал Рорк. - Но привезли с собой много оружия, чтобы твои слуги могли пользоваться им. - Предводитель ополченцев указал на два десятка телег, запряженных крепкими низкорослыми лошадками. - У нас есть также достаточно прочих припасов, чтобы тебе и твоим слугами не приходилось думать о нашем пропитании.
  -- Благодарю, что ты пришел, - кивнул король. При виде этих крепких парней, бросавших на кое-как вооруженных горожан полные скрытого превосходства взгляды, ощутил себя намного увереннее, чем прежде. Теперь под его знаменами оказались настоящие воины, пусть и не привыкшие носить гербы. - Ваша преданность не будет забыта, если только мне суждено остаться в живых, остаться правителем Альфиона.
   Посмотреть на северян собралось немало народу, и среди них оказался Ратхар. Молодой воин по причине небогатого опыта не обучал ополченцев, оказавшись на какое-то время предоставлен сам себе, и потому в числе простых горожан явился к воротам. И очень быстро он увидел среди пришельцев с севера знакомое лицо.
  -- Эмер, - пробившись сквозь толпу, Ратхар подскочил к давешнему сельскому стражнику. - Эмер, - юноша хлопал северянина по плечам, улыбаясь от радости: - Счастлив видеть тебя в добром здравии!
   Сперва дружинник не узнал юношу, что было вполне понятно. От прежнего путника, уставшего, израненного, изрядно напуганного, не осталось даже напоминания. Сельский страж видел пред собой возмужавшего юношу, жилистого, быстрого в словах и действиях, одетого в дорогой камзол, украшенный королевским гербом, при оружии, уверенного в себе.
  -- Ратхар, - неуверенно переспросил Эмер. - Ратхар, ты ли это? Будь я проклят, тебя теперь не узнать! Неужто служишь самому королю?
   Не узнать было, к слову, и самого Эмера. Такой же кряжистый, крепкий, теперь он был похож на настоящего воина в своем чешуйчатом панцире. На широком поясе висел в специальной петле боевой топор на длинной рукояти, здесь же был прицеплен и низкий чашеобразный шлем с накладной полумаской.
  -- Теперь я - оруженосец одного чужеземного рыцаря, - ответил юноша. - А того король Эйтор считает самым преданным своим слугой. Это благородный человек, справедливый и сильный. Он обучает меня искусству боя, и его наука уже не единожды пригождалась мне.
   Мгновение они просто стояли друг напротив друга, а затем крепок обнялись. Этот человек, виденный, казалось, вечность назад, сейчас казался Ратхару лучшим другом, и юноша был искренне рад, что встретил его здесь, где, казалось, это было невозможно.
  -- А твой спутник, тот, с кем вы пришли в наш поселок с Эглиса, - припомнил Эмер. - Верно, он тоже здесь?
   Мгновенно помрачнев, Ратхар опустил глаза, и несколько секунд молчал. Эмер сразу все понял, и все же юноша ответил, и голос его лишился всяких чувств.
  -- Он погиб, защищая нас, - произнес Ратхар. - Это было в Фальхейне. Мы освободили короля Эйтора из рук мятежников, но они кинулись в погоню, и Альвен остался, чтобы задержать врагов. Ему и я, и сам государь должны быть благодарны, что еще живы и свободны, а не томимся в мрачном подземелье, ожидая казни.
  -- Что ж, он ведь был воином, - вздохнул Эмер. - И разве есть для настоящего воина что-то лучшее, нежели пасть в бою, сражаясь за своих товарищей? Думаю, твой друг там, в Счастливых Садах, ничуть не сожалеет, что все так случилось, - уверенно произнес он. - А ты, пока жив, можешь думать о возмездии, если память о нем дорога тебе.
   Эмер достал флягу с вином, и они прямо здесь, у городских ворот, сделали по доброму глотку, поминая павшего товарища.
  -- Ты прав, друг, мне есть за кого мстить, потому-то я и оказался здесь, вместе с королем, - утираясь рукавом, сказал Ратхар. - Скоро с юга явятся под эти стены мои враги, и я буду искать встречи с ними, чтобы убить их или погибнуть самому, если так решит Судия. И я рад, что мы теперь будем биться вместе, плечо к плечу.
   У вновь прибывших воинов оказалось лишь несколько часов, чтобы отдохнуть - шли они быстро, спеша явиться к королю как можно быстрее, и потому утомились в пути. А на рассвете следующего дня в город буквально ворвался, настегивая легконогого жеребца, юноша, один из посланных в дозор ополченцев. Цокот подкованных копыт вырывал из паутины сна горожан, и парень, пролетев через половину Лагена, направился к тому самому трактиру, где расположился король Эйтор.
  -- Идут, - с порога вскричал он, вбегая в трактир. - Мятежники идут! Скажите государю, они уже близко!
   Посмотреть на приближающихся врагов собрались все защитники города и простые обыватели, не намеревавшиеся драться. Сотни людей высыпали на стены, почтительно расступаясь, когда появился король, как всегда, сопровождаемый верными рыцарями. Эйтор поднялся на угловую башню, наблюдая, как из-за холмов, поросших древним ельником, на равнину вытягивается колонна воинов Эрвина.
   Армия мятежников медленно выползала из леса, словно громадная змея, каждая чешуйка на извивающемся теле которой была живым человеком. Пехота, конница, обоз, все было на месте. И каждого из тех, кто смотрел на эту картину с высоту городских стен, подивило одно обстоятельство, озвучил которое ни кто иной, как Рамтус, снова старавшийся быть поближе к государю.
  -- Их очень мало, - воскликнул рыцарь, указывая на медленно бредущих к городу врагов. - Жалкая горстка. И не видно никаких осадных машин, ни таранов, ничего. Они, что, собираются так и штурмовать Лаген? Право, это похоже на оскорбление!
  -- Верно, их мало, господин, - кивнул Бранк Дер Винклен. - Сотен пять, может, чуть больше. Наши силы почти равны, так что мы могли бы потягаться с мятежниками и в поле, не будь большая часть бойцов лишь ополченцами.
  -- Думаю, прежде чем в ход пойдут клинки, поработает магия, - мрачно буркнул наместник Фогельт, и, в ответ на обращенные к нему взгляды королевских спутников, сказал: - Да, вести с юга доходят до нашего края медленно, но все же доходят. И мне известно, как была разгромлена твоя, государь, армия. И неужто вы полагаете, что, имея на службе сильного колдуна, мятежники будут штурмовать город с мечами и копьями?
   Король тоже помрачнел. Если извести о том, что против защитников города станет биться колдун, разнесется среди людей, не будет странным, что многие ополченцы просто разбегутся, побросав оружие. Одно дело - биться с такими же людьми, пусть даже те лучше владеют клинками, и совсем другое - сражаться против колдуна, от которого порой невозможно спастись и бегством. Дух защитников Лагена, и без того не особенно крепкий, окончательно исчезнет, желание воевать покинет их, а это означает одно - Эрвин, наконец, доведет начатое до конца, расправившись со своим соперником.
  -- Об этом пока мало кто знает, - словно прочитав мысли государя, негромко произнес Фогельт. - Но это низко, мой король, скрывать столь важные подробности. Люди должны знать, что их ждет.
  -- Многие ли остались бы в городе, знай они это? - вопросительно вскинул брови Дер Винклен. - Люди боятся колдовства, и вся ваша стража, все ополченцы просто разбежались бы в ужасе, забыв о своих обещаниях.
  -- А так они лишь погибнут, - сдерживая гнев, бросил в лицо рыцарю наместник.
  -- Ну, мы же не погибли, сударь, - пожал плечами дьорвикский воин. - Мы живы, жив король, а это значит, колдун не всесилен. И он точно так же сметен, как я, как вы, и мы убьем его, когда придет час битвы.
   Бранк не стал уточнять, благодаря кому именно уцелел, сумев вырваться из локайнского ада король и сам он, рыцарь Дер Винклен. Но, кажется, ответ вполне удовлетворил Фогельта, далеко не столь осведомленного о делах на юге, как тот хотел показать, и наместник несколько успокоился.
  -- Атакуют сейчас, или станут ждать следующего дня, чтобы собраться с силами? - обращаясь как будто к самому себе, произнес король Эйтор, невидящим взглядом уставившись на равнину. - Проклятье, - рассмеялся он. - Никогда бы прежде не подумал, что буду так страстно желать начала сражения!
  -- Но где же именно они нанесут удар? - задумчиво протянул Дер Винклен. - Город, по сути, находится на острове, и окружен стеной со всех сторон, благо, Лаген не велик, и прежде для возведения укрепления не пришлось, верно, тратить слишком много усилий. И пусть ров не очень глубок, да и склоны его успели осыпаться, он станет почти непреодолимой преградой. Но со стороны озера штурмовать еще сложнее, ведь воинов и осадную снасть придется размещать на лодках и плотах, а ничего подобного у врага нет.
   По приказу наместника Фогельта - то есть, по приказу самого короля, разумеется, - все, что было способно плавать, рыбачьи баркасы, лодки-долбленки, все это было собрано у причалов. Пригнали даже утлые суденышки из пары рыбачьих поселков, расположенных на другом берегу озера.
  -- Значит, ударят в лоб, с суши, - уверенно произнес король Эйтор. - У них мало людей, чтобы атаковать сразу в нескольких местах, зато есть маг, способный проломить эти стены, лишь щелкнув пальцами. В прочем, у нас людей не больше, и для защиты с тыла придется оставить лишь несколько десятков бойцов, просто, чтобы успели поднять тревогу, ежели что. А врага будем ждать здесь, возле ворот.
   Эрвин не решился вступить в бой с ходу, и его воины, выставив смехотворное подобие дозоров, принялись обустраивать лагерь. Кое-где, в особенности, против городских ворот, солдаты мятежников даже насыпали невысокий земляной вал, установив на гребне его жиденький частокол, после чего, казалось, вовсе забыли о присутствии рядом противника.
  -- Будь у меня под рукой хотя бы сотня всадников, я разметал бы этот сброд по равнине, - порычал сквозь зубы король. - Видеть такую беспечность со стороны неприятеля, что может быть унизительнее? Ублюдки! Ничего, я еще доберусь до всех вас, - злобно произнес он. - И до тебя, братец мой, и до выродка Кайлуса. Ваши головы будут украшать мой тронный зал!
   В центре лагеря развевались столь узнаваемые каждым, кто прошел ужас Локайна, знамена самого принца Эрвина и лорда Кайлуса, а также змеиный штандарт наемников из Келота. Вождь мятежников взял с собой лучших людей, и по праву рассчитывал на победу... Если бы между ним и его врагами не было тридцатифутовой стены и заполненного ледяной водой рва.
   На равнину уже опустилась тьма, а на стенах Лагена было полно людей. Возможность того, что враг попытается взять город ночью, существовала, а потому все посты были усилены, как минимум, втрое. В прочем, не спали по другую сторону стен. Меж ярко горевших костров бродили воины Эрвина, а со стороны ближайшей рощицы слышался не смолкавший ни на мгновение стук топоров, сопровождавшийся порой скрипом падающих деревьев и громкими криками, какие могла издавать только луженая глотка какого-нибудь десятника. Там вовсю готовились к сражению.
   А наутро жителей города разбудили доносившиеся из-за стен протяжные звуки труб. Из шатров, в беспорядке разбросанных по равнине перед воротами, выскакивали, на бегу застегивая под подбородками ремешки шлемов и затягивая пояса, воины, спешно сбивавшиеся в плотные колонны.
  -- Начинается, начинается, - кричали взволнованные горожане. Ополченцы и дружинники, второпях похватав свое оружие, уже бежали на стены, карабкаясь вверх по крутым лестницам, спиралью пронзавшим сторожевые башни. - Все на позиции! Живее, братцы, сейчас начнется!
   Защитники города, к которым присоединились пришельцы с севера, занимали свои места - каждый давно уже затвердил, где должен находиться во время атаки, и что надлежит делать - чувствуя, как сердца стучат все чаще, и пересыхает во рту. И точно такие же ощущения испытывали все до единого, и рыцари, и сам Эйтор.
  -- Ну, все, сейчас понесется, - чуть дрожащим от возбуждения голосом произнес Бранк Дер Винклен, следом за королем взобравшийся на одну из городских башен.
   Рыцарь испытывал страх перед боем, и не скрывал этого. Просто, в отличие от многих, он мог взять себя в руки, заставив чувства уступить место холодному расчету, а в этом и заключается дух настоящего воина, все его мастерство.
  -- Ты готов, парень? - он взглянул на заметно побледневшего Ратхара. - Ты славно бился прежде, одержав победу над гораздо более сильными и умелыми врагами, и если сейчас станешь сражаться столь же умело и спокойно, то останешься в живых. Забудь про магию, про то, что враг сильнее, тем более, это не так. Твоя победа - в твоей правой руке. Крепче держи клинок, и тебя еще станут величать героем, парень, - подмигнул он своему оруженосцу.
   Где-то на равнине протяжно взревел рог, и штурмовые колонны медленно двинулись в сторону стен, приближаясь с неумолимостью самой смерти. Штурм Лагена начинался, и в тот миг никто еще не мог предугадать, чье знамя будет реять над городскими воротами к вечеру едва начавшегося дня.
  

Глава 11 Лед и пламя

  
   Знамя, с которого скалила на закат страшные клыки кабанья морда, развевалось над равниной, громко хлопая под порывами прилетевшего с запада, от самых Олгалорских гор, резкими порывами ветра. Воины, шагая в ногу, шли навстречу своей смерти. Иначе быть и не могло, ведь на головы осаждавших со стен Лагена, замершего, притаившегося, точно готовый к броску зверь, было не протолкнуться от вооруженных людей. Сотни бойцов готовились встретить посягнувшего на их дом врага, но, кажется, людям Эрвина было просто плевать на это, и они, горланя нестройным хором какие-то песни, приближались к стенам.
   Сам принц, снаряженный в доспехи для пешего боя - кирасу, наручи, и пластинчатую юбку-набедренник, расширявшуюся к низу, точно подол бального платья знатной дамы - следил за началом атаки с безопасного расстояния, окруженный своими офицерами и личной охраной, как всегда, возглавляемой мрачным и злым Витаром, что-то недовольно бурчавшим себе под нос.
  -- Смотри, как гибнут короли, малышка, - рассмеялся принц, взглянув на побледневшую от страха королеву Ирейну. Девушка отныне всегда была рядом с Эрвином, став его талисманом или, точнее, забавной ручной зверушкой. - Твой муженек думает, что он в безопасности за этими стенами, а на самом деле он лишь загнал себя в ловушку, из которой нет выхода. Этот каменный мешок станет его могилой, не будь я Эрвин, сын Хальвина.
   Ирейна побледнела еще больше, но ничего не сказала - страх лишил ее дара речи. Вместо королевы, однако, ответил лорд Маркус.
  -- Ты рано празднуешь победу, самозванец, - спокойно, без тени страха, промолвил пленник. - Мой воспитанник не так глуп, он предвидит все твои ходы, и заготовил достойный ответ. Здесь падут все твои люди, еще не успеет наступить вечер.
  -- Ты удивишься, узнав, что я задумал, - ответил Эрвин. - Смотри же, старик. Ты все поймешь сам, и я не стану портить всю прелесть сюрприза.
   Штурмовавшие разбились на четыре примерно равных отряда, медленно ползущие к стенам Лагена. В первых рядах шли воины, катившие высокие - больше человеческого роста - щиты из толстых досок, какие смог бы пронзить не всякий болт. Их товарищи волокли на себе фашины, связки хвороста, чтобы заваливать ров, опоясывавший город. Следом шагали арбалетчики, державшие наперевес взведенные самострелы, а за ними - люди, тащившие на плечах длинные лестницы. Кричали десятники, давно уже сорвавшие глотки, им вторили надменные сотники, предусмотрительно державшиеся в задних рядах.
  -- Они убьют его, - дрожащим голосом произнесла королева Ирейна. - Они его убьют.
   Лорд Маркус, ничего не говоря, обнял девушку за плечи, прижав к своей груди. Старик ощутил дрожь, в которой билось нежное тело, настолько холодное, что, казалось, сердце в груди заменил кусок льда.
  -- Эти стены им не взять, - глухо промолвил лорд Маркус. - Лаген - не самая мощная крепость в северных землях, но с одними только клинками и арбалетами его не покорить. Об эти стены Эрвин сломает зубы!
   Сам принц, между прочим, не спешил идти в бой, наблюдая за началом штурма вместе со своими командирами и телохранителями, и только нервно теребил рукоять длинного полутораручного меча. По его знаку трубачи выводили короткие, понятные только самим воинам, рулады, и вослед ударным колоннам бежали легконогие мальчишки-пажи с очередным важным поручением.
  -- А ты что не спешишь обагрить клинок кровью врагов, - презрительно бросила юная королева в спин Эрвину. - Что же не стремишься сойтись в битве со своим врагом, тем, ненависть к кому хранил полжизни? Я знаю - ты боишься умереть. Смотрите, воины, - вскричала вдруг Ирейна, надрывая голос. - Смотрите, как труслив ваш вождь, тот, за кого вы готовы умереть без колебаний! Он готов стать палачом, убивая безоружных, беззащитных, но боится сойтись в схватке с равным противником!
  -- Мечтаешь увидеть, как меня поднимет на копья та чернь, которую собрал вокруг себя твой ненаглядный муженек? - усмехнулся, обернувшись, принц. - Прости, красавица, но я не обещаю тебе подобного зрелища. Зато с радостью подам тебе голову выродка Эйтора на золотом блюде, чтобы ты могла по ночам разговаривать с ним. Шансов нет, эти глупцы уже проиграли, хоть еще не сорвалась с тетивы ни единая стрела. Они умрут, а я, Эрвин, сын Хальвина, буду торжествовать победу!
   Тем временем осаждавшие уже были в трех сотнях шагов от городских стен, на которых все усиливалась суета - защитники Лагена завершали последние приготовления. Воины Эрвина шли быстро, все ускоряя шаг, и расстояние сокращалось с каждым мгновением. Вот между ними и укреплениями осталась полоса земли шириной чуть больше полутора сотен шагов, над городом прозвучали неразборчивые отрывистые команды, и на головы осаждавших с гулом и шелестом обрушалась лавина стрел и болтов.
  
   Враг приближался, и стоявший над стенами Лагена возбужденный гул сменился напряженной тишиной, в которой звон кольчужных звеньев казался настоящим громом. Городские стражники и многочисленные ополченцы, сжимая в руках ставшее за минувшие дни уже привычным оружие, во все глаза смотрели на маршировавших по равнине вражеских воинов, и леденящие щупальца страха обвивали их сердца. Славно было похваляться друг перед другом почти новой кольчугой, полученной из арсенала, клепаным шлемом или кордом с клинком из звонкой стали. Но теперь время потех кончилось.
   Приближался враг, умелый, беспощадный, и страстно желающий победы. Ополченцам, прежде - мирным ремесленникам или купеческим помощникам, предстояло сойтись в бою с закаленными в десятках походов наемниками, отлично вооруженными, свято верящими в себя, и уже поэтому почти непобедимыми. И невольно пальцы разжимались, выпуская рукояти мечей и ложа арбалетов, и в ногах появлялась постыдная дрожь, так, что хотелось прямо сейчас убежать, спрятавшись в своем доме, заперев двери, заколотив ставни, и надеясь переждать там сражение.
   Король Эйтор видел, как кровь отхлынула от лиц ополченцев, и даже бывалые стражники нервно переглядываются, ища поддержки друг у друга. Эти воины готовились биться за него, правителя Альфиона, хотя давно уже могли схватить его и отправить навстречу войску Эрвина, справедливо рассчитывая на щедрую награду. А вместо этого они выбрали почти наверняка неминуемую гибель, став на пути намного более умелого врага.
  -- Воины, скоро начнется бой, - насколько мог громко произнес Эйтор, и голос его раскатами пронесся над городской стеной. - Враг приближается. Чужеземцы, служащие мятежникам, желают только победы. Они хотят войти в этот город, войти в ваши дома, взять ваших женщин, все, что вы нажили годами кропотливого труда. Если они победят, от Лагена останется только воспоминание, ибо они не дадут никому пощады. И я говорю вам, воины, сражайтесь, не думая о бегстве. Враг силен, но правда на нашей стороне, а потому мы не можем проиграть. Нам неоткуда ждать помощи, мы одни, но мы вместе, мы бьемся за свою землю, за свои дома, и в том - наша сила, воины! Пусть никто не покинет эти стены, пока жив, пока может еще поднять меч или натянуть тетиву арбалета. И сам я, коль так будет угодно Судие, останусь здесь, но не отступлю. И если вы проявите стойкость, то победа будет за нами!
   К королю обращались десятки, сотни взглядов, сперва неуверенно-боязливых, но затем все более решительных. Горожане, взявшие в руки оружие, ополченцы-северяне, все они видели пред собой могучего воина, тело которого покрывали прочные латы, а на голове был шлем с поднятым забралом. Эйтор возвышался среди своей свиты, как сказочный герой, непобедимый воин, и клинок, что он сжимал обеими руками, казалось, засверкал золотом в тот миг, когда правитель Альфиона обратился к своим воинам. А рядом с ним стояли другие воины, отважные рыцари, сильные, казалось, не испытывавшие и тени страха, не ведавшие робости перед лицом даже тысячекратно более многочисленного врага. И, глядя на этих могучих бойцов, даже самые малодушные начинали верить в свою победу.
  -- Слава королю, - закричал вдруг кто-то, и крик его подхватили уже десятки людей: - Слава королю Эйтору! В бой, за Альфион! Смерть предателям! Мы победим!
   Воспарявшие духом защитники города не покидали своих постов. Замерли на опоясывавшем стену изнутри навесе многочисленные стрелки, лишний раз проверяя, не потеряла ли упругость тетива верного лука. Обслуга крепостных арбалетов, массивных сооружений на высоких треногах, уже разворачивала свое оружие в сторону врага, выверяя прицел. К сожалению, подобных арбалетов было очень мало, от силы, полтора десятка, но зато они могли метать не болты, а настоящие копья, правда, намного реже, чем обычные, ручные самострелы. Но точный залп из этого оружия сулил врагу немалые потери, и потому в обслугу станковых арбалетов выбрали самых сильных и стойких бойцов, способных не потерять хладнокровие и в гуще сражения.
   А враг приближался. Наемники, составлявшие костяк штурмовых отрядов, шагали все быстрее, словно спеша встретиться с собственной смертью. В прочем, каждый из них верил, что, если кому-то сегодня и придется умереть, то это будет не он. Быть может, смерть выберет верного друга или тайного врага, но каждый из тех, что уже почти бежали к стенам Лагена, надеялся, что вместо вражеского болта или клинка он получит щедрую долю добычи, что ждет их там, за стенами, в уютных домах зажиточных горожан. И потому все они спешил в бой. Но их уже ждали, и готовились встречать вовсе не хлебом и солью.
  -- Приготовились, - король Эйтор воздел руку над головой, и по этому знаку полторы сотни стрелков прильнули к ложам своих арбалетов и рывком натянули тетивы мощных луков. - Бей!
   Первый залп, слитный, как у лучших наемников, обрушился на штурмовые колонны. Длинные бронебойные стрелы и тяжелые болты глухо стучали по тяжелым щитам, и граненые жала впивались в доски, обтянутые к тому же выскобленными шкурами. Лагенцы были полны готовности остановить врага, но их залп оказался полностью поглощен настоящей стеной щитов, и осаждавшие двинулись дальше. Даже массивные дротики, выпущенные из станковых арбалетов, не всегда могли пробить преграду, хотя, попав в цель, пронзали разом двоих защищенных крепкой броней воинов, отрывая головы и руки. Враг понес первые потери, но они оказались ничтожны, лишь раззадорив осаждавших, распаляя томившую их жажду боя, жажду крови. Из-за щитов выскочили келотские наемники-стрелки, и теперь уже защитникам города пришлось укрываться за каменным парапетом от метких болтов.
   Принц Эрвин - его штандарт был виден издалека - явно рассчитывал взять город, и не снизошел до того, чтобы предложить защитникам добровольно открыть ворота, наверняка зная, какой ответ даст король. Враги атаковали зло, стремительно, наваливаясь всей своей массой, и потому горожанам и примкнувшим к ним ополченцам из Порубежных Уделов оставалось только одно - снова и снова стрелять, обрушивая стальной град на приближавшихся врагов, заставляя их сбавить шаг и, наконец, отступить, убедившись в стойкости защитников города.
  -- Перезаряжай, - кричали десятники, и ополченцы яростно крутили вороты или рвали рычаги, натягивая тугие тетивы. - Живее, живее! Стрелять по готовности, без команды.
   Выстрелы наемников были немногим более точными, и большая часть их болтов лишь бессильно клацала о камень. И все же то здесь, то там зазвучали крики раненых, и к ним уже бежали лекари - все, кто хоть что-то знал о врачевании ран.
   Враг был все ближе, наконец, уткнувшись в полосу воды, из которой словно бы вырастали, вздымаясь к небу, серые стены, сложенные и точно подогнанных одна к другой глыб. Из-за щитов выбежали воины с фашинами, поспешно швыряя вязанки в воду, и здесь-то люди короля отыгрались.
  -- Дротики! - По приказу воины хватали короткие копья, в огромном количестве изготовленные местными мастерами, и резко, почти без замаха, бросали их вниз, лишь на миг показываясь в проемах меж высокими зубцами.
   Специально утяжеленные копья, пущенные по крутой дуге, легко пронзали кольчуги и панцири, и солдаты Эрвина невольно отшатнулись под прикрытие щитов, оставив на равнине не меньше трех дюжин мертвецов. Своих раненых товарищей наемники тащили на руках, спеша передать своим знахарям, сопровождавшим каждый из четырех отрядов, и прямо здесь, на поле, принимались вытаскивать из плоти засевшие там наконечники, промывая и перевязывая кровоточащие раны.
   Осаждавшие замерли у самой кромки воды, продолжая обстрел, и лишь изредка пытались завалить ров, неизменно неся потери. Здесь отличились северяне-лучники, пускавшие по врагу за минуту до десятка стрел, на столь малом расстоянии почти наверняка пробивавших любые доспехи.
  -- Подтянуть еще людей, - приказал Эйтор. - Они наносят удар здесь, и нам нужны все резервы. Пошлите гонцов, пусть велят всем, кто еще не в бою, собраться на западной стене. Нужны все стрелки, какие есть. Мы сломаем им хребет здесь, будь я проклят!
   В эти минуты всякий, кто хоть немного умел стрелять, стрелял, пусть даже попадая лишь в пустоту. И даже сам король сменил верный клинок на длинный лук, пуская в гущу врагов одну стрелу за другой. Среди людей благородного сословия лук, а равно и самострел всегда считался подлым оружием, годным, разве что, для охоты. Эйтор отбросил однажды эти предрассудки, и теперь с радостью видел, как враги падали, сраженные его стрелами.
   Здесь же, неподалеку, бился и Эвиар, и те, кто оказался рядом, еще не поняв, кто этот высокий лучник, восхищенно вздыхали, видя, как стрелы с невероятной частотой срываются с тетивы его громадного лука. Ни один его выстрел не заканчивался промахом, и те наемники, что штурмовали стену там, где оказался эльф, вскоре отступили, оставив после себя полтора десятка мертвецов, каждый из которых был отмечен длинной стрелой с белоснежным оперением. А прислуживавшие бойцам мальчишки, бегавшие по стенам, только и успевали снова и снова наполнять стремительно пустевший колчан Эвиара, продолжавшего обстреливать отступавшего неприятеля.
  -- Стянуть сюда все резервы, - нетерпеливо потребовал король. - Чуть-чуть усилим натиск, и они побегут, сломаются! Он уже дрогнули, и нам осталось немного, чтобы этот наемный сброд откатился прочь.
  -- А если они потом атакуют в другом месте, и прорвутся в город? - предположил Бранк Дер Винклен. - Нужно оставить людей на башнях и подножья стен, чтобы они могли задержать врага.
  -- Эрвин послал в бой всех, кого привел с собой, - отмахнулся король. - У него нет таких резервов, чтобы бить нам в спину. Выполняй приказ рыцарь!
   Разделенные рвом, заполненным ледяной озерной водой, противники только и могли, что обмениваться стрелами, и защитники города, находившиеся на стене, здесь обладали явным преимуществом. В прочем, воины Эрвина, укрываясь за высокими щитами, часть из которых была снабжена даже закрывавшимися ставенками бойницами, тоже не теряли времени даром, посылая в сторону города десятки смертоносных гостинцев. Наемные арбалетчики словно играли в прятки с самой смертью, на считанные мгновения покидая укрытие, чтобы только нажать на спуск и вновь спрятаться за щитами... если только раньше их не настигнет метко пущенная кем-то из ополченцев или городских стражников стрела.
   Потери росли с обеих сторон. Келотские кондотьеры гораздо ловчее обращались с самострелами, и чаще поражали вражеских воинов, но противостоявших им ополченцев - городские стражники Лагена, лучше обращавшиеся с клинком, пока находились в резерве на случай прорыва осаждавших - было больше. И то здесь, то там хотя бы одна из сотен стрел, обрушившихся на штурмовые колонны, находила, пусть и случайно, свою жертву.
  -- Глупцы, - в который уже раз за минувшие час воскликнул король Эйтор, командовавший обороной с открытой площадки надвратной башни, где он находился вместе со своими офицерами и отборными воинами городского гарнизона. - Глупцы, на что они надеются? Мы их всех перестреляем, если только прежде эти чужеземные ублюдки не дадут стрекача!
   Уверенность короля росла с каждым мгновением. Враг тыкался в стены города, словно слепые котята, будто нарочно подставляясь под стрелы и дротики. Приободрились и защитники Лагена, поняв, что здесь врагам не поможет все их хваленое мастерство во владении мечом, добытое за годы скитаний ценой собственной крови. Сражение больше походило теперь на избиение, и ополченцы после каждого удачного - или казавшегося таковым - выстрела громко хвалились друг перед другом, выкрикивая вниз всяческие оскорбления.
  -- Маг по-прежнему там, - Бранк Дер Винклен неопределенным жестом указал за стену. - И он явился сюда не просто так, поверь мне, государь. Колдун чего-то выжидает, и нанесет удар, когда мы не будем к нему готовы.
  -- Да есть ли он, этот колдун, - усомнился рыцарь Рамтус. - Почему он сразу не разрушил стены, чтобы воинам самозванца оставалось только войти в город, добив тех, кто не успеет убежать и спрятаться? Быть может, тот маг и вовсе остался на юге.
   А между тем осаждавшим, действуя под прикрытием своих арбалетчиков, удалось засыпать ров, подобравшись к самым стенам. Взмыли вверх сколоченные минувшей ночью лестницы, ткнувшись в каменные зубцы, и по ним тотчас ринулись вверх похожие с высоты дозорных башен на муравьев наемники Эрвина.
  -- Отталкивай, - кричали воины, подхватывая загодя доставленные на стены рогатки. - Отталкивай лестницы! Не пускай их на стену!
   Упершись самодельными вилами в жерди лестниц, несколько ополченцев, отпихивая их прочь, кряхтя и бранясь, навалились на свои орудия. Одна из лестниц пошла в обратную сторону, на миг замерев вертикально, а затем рухнув на землю, и при этом подмяв под себя не меньше полутора дюжин штурмовавших. Но по второй осаждавшие уже взобрались на стену, вступив в бой с ополченцами-арбалетчиками.
  -- За мной, - приказал Эйтор, вытягивая из ножен меч. - Клинки вон! В атаку! Не дадим им закрепиться, сбросим ублюдков вниз!
   На опоясывавший стены изнутри помост взобрались уже пять наемников, одного из которых почти тотчас прикончил схватившийся за корд ополченец, вонзивший клинок ему в спину. Но остальные, сомкнув ряды и прикрывшись невысокими треугольными щитами-тарчами, принялись теснить лагенских стрелков, освобождая место для взбиравшихся следом своих товарищей.
  -- Руби выродков, - рычали наемники, орудуя короткими клинками и увесистыми шестоперами, еще более грозными в тесноте общей свалки, чем мечи, за счет того, что булавой можно было наносить удар в любом направлении. - Круши чернь! Дави их!
   Клинки впивались в плоть, и ополченцы, едва научившиеся правильно держать оружие, падали под ноги своим противникам, так что камни стали скользкими от крови. Теперь, сойдясь с противником накоротке, кондотьеры-келотцы показали, на что они способны. Защитники Лагена дрогнули, готовые обратиться в бегство, и в этот миг в бой вступили отборные воины, возглавляемые самим Эрвином.
   Первого оказавшегося на его пути противника король зарубил, с размаха опустив клинок на широкополую каску, и развалив ее почти напополам, вместе с черепом. Второй наемник пытался ударить правителя Альфиона ребром щита в грудь, но Эйтор уклонился, вонзив клинок тому в живот до половины. Следующему келотцу король разрубил грудь вместе с кольчугой. А там уже подоспели спутники короля, и спустя несколько мгновений на стенах не осталось ни одного чужака.
  -- Рогатки, - закричал Эйтор. - Тащите рогатки! Нужно оттолкнуть лестницу. И лейте смолу, будь вы прокляты!
   Смола, давно уже закипевшая, была готова, и оставалось только перевернуть котлы, чтобы вязкий поток обрушился на головы и плечи теснившихся на узких гатях под стенами врагов. Раздались истошные крики - воины катались по земле, вопя от боли и срывая с себя броню и даже одежду.
   А следом за смолой полетели со стен и камни. Булыжники размером с человеческую голову плющили шлемы и сминали панцири, ломая кости. Этого осаждавшие уже не выдержали, откатившись назад и оставив за собой десятки мертвых и покалеченных товарищей.
  -- Победа, - кричали, размахивая над головой оружием, защитники города, наблюдая, как бегут враги. - Победа! Мы победили!
   Над городом не смолкали крики радости - опасный и решительный противник не выдержал сшибки, отступив, и при этом понеся немалые потери. Ополченцы чувствовали, как крылья вырастают за спиной, и были готовы сами ринуться вниз, чтобы добить деморализованного врага.
  -- Ну, что, довольно с вас? - хищно усмехался и король. - Вы умоетесь собственной кровью! Лаген не будет твоим Эрвин!
   В этот миг со стороны озера раздался грохот, а затем до защитников города долетели полные ужаса крики. Враг, выждав-таки момент, нанес решающий удар.
  
   Капитан Джоберто стоял у самой кромки воды, и серо-стальные волны лениво лизали латные башмаки наемника. Келотец был здесь не один - за спиной своего командира стояли, уставившись на покрытую мелкой рябью водную гладь, еще шесть дюжин бойцов, шесть дюжин наемников, крепко сжимавших в мозолистых ладонях древки топоров и рукоятки мечей. А по левую руку от хмурого кондотьера стоял, точно так же глядя на воду, маг Кратус.
  -- Ну, и как же, колдун, мы попадем в Лаген? - зло буркнул Счастливчик. - Мало того, что нам нужно преодолеть это проклятое всеми Богами озеро, хотя я не вижу поблизости ни лодки, ни даже самого хлипкого плота, так еще и преодолеть стены. Мы что, станем рубить камень мечами, а к городу подберемся вплавь?
   Если даже мелкий ров оказался непреодолимым препятствием для осаждавших, то полторы мили открытой воды, где глубина озера нигде не составляла меньше полутора саженей, не давали и шанса. Тем более, Лаген был обнесен крепостной стеной со всех сторон, и причалы, возле которых теснились рыбачьи баркасы, и возвышался настоящий лес мачт, находились уже вне укреплений.
  -- Будь я проклят, ты, верно, хочешь позабавить этих увальней-ополченцев, позволив им перестрелять моих малышей из арбалетов, точно кур, - не унимался кондотьер, словно став воплощением сарказма. - Ну, скажи, что мы забыли здесь? Вода и камень отделяют нас от города, но и будь мы под самыми стенами, нам никогда не взобраться наверх, отыщись там хоть десяток бойцов.
   Наемники, толпившиеся за спиной своего капитана, подрежали того нестройным гулом. Никто из них не спешил умирать, но уж раз так случилось, что их товарищи сейчас лезут на стены под градом стрел, так и им не с руки было отсиживаться здесь. Получить клеймо труса никто не хотел, и, потом, большую добычу получат те, кто побывал в бою, а в этом городке, видит Судия, должно было найтись хоть немного золота.
  -- От тебя и твоих рубак требуется только побыстрее ворочать клинками, когда мы окажемся в городе, - фыркнул чародей. - Могу уверить тебя, на стенах нет и полудюжины защитников - наш господин Эрвин постарался на славу, сделав вид, что хочет захватить городские ворота. Так что никто не станет расстреливать твоих головорезов, Счастливчик. А обо всем прочем пусть у тебя голова не болит, наемник.
   И Кратус шагнул вперед, зайдя в воду по колено. Тело его мгновенно охватила нестерпимая стужа, но маг, не обращая внимания на то, как немеют ноги, выпростал перед собой правую руку:
  -- Иса!
   Ослепительная вспышка заставила воинов вскинуть руки, закрывая глаза. А от самых ног мага во все стороны уже расползалась ледяная корка, становившаяся все толще, словно на дворе был вовсе не сентябрь, а самая средина зимы.
  -- Ну, что, - усмехнулся чародей, с нескрываемым превосходством взглянув на разинувшего рот Джоберто. - Как тебе такая переправа, воин? Или ты и сейчас полагаешь, что эти ветхие стены устоят перед моим ударом?
   Вместо ответа кондотьер неуверенно ступил на лед, попробовав его на прочность и для надежности даже подпрыгнув несколько раз. По гладкой поверхности пошли мелкие трещинки, но лед выдержал немалый вес закованного в броню воина.
  -- Будь я проклят, - выдохнул ошарашенный капитан, и, обернувшись к своим людям, взмахнул рукой, приказав: - Вперед, мальчики, на штурм! Прикончим их всех! - И первым бросился к видневшимся вдалеке стенам.
   Разразившись яростными воплями, наемники, выстроившись клином, бросились следом за своим предводителем, а на острие этого клина шел сам Кратус, и каждый, кто бежал следом, уже не смел сомневаться в победе.
   Там, на стенах, немногочисленные дозорные указывали руками на сковавший озеро лед, словно не замечая приближавшихся к стенам врагов. Ополченцы изумленно переглядывались, не находя слов, чтобы хоть как-то высказаться о происходящем. А наемники уже вскарабкивались по причалам, протискиваясь меж бортов пришвартованных лодок, и рвались к стенам.
  -- Воины, помните, там, за стенами, у нас нет друзей, - обратился к наемникам Кратус, стоя у самого подножия стены и едва не касаясь замшелых глыб, некогда отполированных почти до зеркального блеска, а теперь выщербленных и потрескавшихся от ветра и воды. - Убивайте всякого, кто окажется на вашем пути. Не давайте пощады никому! Только вперед! - И, выбросив руку в направлении стены, громко произнес: - Хагалаз!
   Словно призрачный таран ударил в стену, и камни с треском обрушились внутрь, погребая под собой тех воинов, что оказались здесь себе на беду. А где-то уже звучал призывавший защитников к оружию гонг, и раздавались голоса бежавших к пролому воинов.
  -- Вперед, - приказал Джоберто, первым бросаясь в затянутую пылью брешь. - В бой, кондотьеры! За мной! Убивай!
   Лавина рычащих и ревущих от ярости воинов втекала в тесную щель, устремляясь к центру города. Стальной поток сметал все на своем пути. Горстка ополченцев - всего-то дюжина кое-как вооруженных бойцов - даже не успела ничего понять. Щелкнули арбалеты, свистнула сталь, и наемники ринулись дальше, оставляя за своей спиной только трупы.
   Еще несколько человек, размахивая топорами, выскочили наперерез врагам из узкого переулка, на свою беду наткнувшись как раз на чародея. Лаген лишь казался его жителям большим городом - тот же Кратус за годы странствий успел насмотреться на действительно огромные города, дававшие кров сотням тысяч жителей - но и его укрепления были достаточно протяженными, чтобы гарнизон в полтысячи бойцов не мог находиться одновременно везде. И теперь, услышав сигнал тревоги, ополченцы и городские стражники спешили остановить прорвавшегося за стены врага. Но они не знали, с каким противником свела их судьба на таких знакомых с самого детства улочках.
  -- Кано! - Кратус взмахнул рукой, и выросший из ладони язык пламени трижды крест накрест полоснул по толпе лагенских вояк, в следующий миг переставших существовать - точнее, от них остались лишь бесформенные куски обгоревшей плоти.
  -- Вперед, живее, - прикрикнул на своих опешивших бойцов Джоберто. - Идем к воротам, нужно впустить в города наших товарищей, что гибнут сейчас под стрелами этого быдла. За мной, бегом!
   Им еще трижды пытались преградить путь, но всякий раз звенела сталь, звучали крики боли и ярости, и сжавшийся в стальной кулак отряд наемников рвался дальше, к единственной цели. А позади, на залитой кровью булыжной мостовой, оставались лишь иссеченные клинками трупы.
   А Кратус развлекался. Маг был способен сейчас обратить в руины половину этого грязного, сдавленного собственными стенами городишки, только щелкнув пальцами. Сила, преломленная Линзой, пульсировала, текла мощным потоком, едва не разрывая чародея изнутри, и требуя выхода. Но сейчас маг хотел иного. Кратус жаждал видеть, как корчатся в муках его враги, впиваясь ногтями в камень, хотел слышать их полные страдания крики, и потому он были скупыми и точными ударами. Огненные шары сменялись ледяными иглами, пронзавшими панцири и кольчуги, на головы лагенских воинов обрушивались призрачные молоты, от единственного удара которых трескали шлемы и черепа, и кровь фонтаном брызгала на стены домов. Они гибли, один за другим, и каждому из своих врагов Кратус в полной мере позволял насладиться неизбежной близостью смерти, прежде чем уничтожить, для того лишь, чтобы тотчас заняться следующим.
   Наемникам Джоберто не осталось работы. Их клинки, извлеченные из ножен, так и не обагрились кровью - чародей, точно живой таран, сокрушал все заслоны. Воины шагали следом, переступая через изуродованные тела и бранясь под нос от страха - представить, что воевать можно так. Им, привыкшим к честному бою на равных, претило то, что творил колдун, но в глубине души каждый кондотьер понимал, что только благодаря магии Кратуса еще жив, а не лежит там, позади, на грязной мостовой.
  -- Колдун, - кричали лагенские ополченцы, едва завидев в дальнем конце улицы бойцов Счастливчика. - Спасайтесь, колдун идет! Бегите!
   Лишь только услышав о магии, даже самые храбрые воины вмиг лишались воли к победе, и боевой дух их рассеивался, точно туман под первыми лучами восходящего солнца. Бросая оружие и на бегу стаскивая с себя доспехи, ополченцы и даже бывалые стражники, не раз ходившие против ножа, дравшиеся, бывало, в одиночку с полудюжиной грабителей, спешили убраться с пути страшного чародея. Одно только ощущение присутствия где-то рядом мага, против которого бессильны были стрелы и мечи, заставляло всякого искать не боя, а убежища, и люди забивались в любые щели, лишь бы уцелеть, пережить этот кошмар.
   Всем городом овладело какое-то безумие. Не слыша приказов, защитники Лагена оставляли свои посты, покидая стены, чтобы как можно быстрее укрыться в лабиринте узких улочек и переулков. Никто уже не думал о том, чтобы продолжить бой. И тогда на пути врага встал сам король Эйтор.
  -- Быть может, стоило сказать этим людям, что ждет их? - усмехнулся Бранк Дер Винклен. - Мы хранили тайну, боялись прежде времени напугать воинов, сказав, что на стороне врага сражается боевой маг, и теперь, когда они сами поняли это, наступил хаос. К чему было скрывать такое, ужели для того, чтобы сейчас видеть, как они разбегаются в ужасе, точно крысы с тонущего корабля?
   Король молчал. Правитель Альфиона полагал, что, не ведая о маге, ополченцы будут сражаться отважнее, веря, что против них - такие же воины, пусть чуть лучше владеющие клинками, но точно так же смертные. Он ошибся, но сейчас было не время раскаиваться - предстоял бой, возможно, самый важный в его жизни... и последний.
   Они стояли возле городских ворот, не оборачиваясь, чтобы увидеть взбиравшихся на стены людей принца Эрвина. Десяток рыцарей во главе с самим королем был готов защищать этот город до конца, до последнего вздоха. Кругом метались охваченные ужасом люди, где-то невдалеке взлетали на воздух фонтанами битого камня и расколотой черепицы целые дома, а эти воины просто стояли, ухмыляясь в усы и вновь проверяя пальцами заточку своих мечей.
   Впереди появилась толпа размахивавших оружием людей, на груди которых извивалась коронованная змея. Келотские наемники достигли цели, и теперь видели перед собой лишь ничтожную горстку врагов, смести которых не стоило и труда.
  -- Прикончить их, - рявкнул Джоберто, указывая клинком на отряд латников. - Вперед, воины. Убейте их всех!
   Наемники ринулись в атаку, но их опередил Кратус, чья жажда крови никак не желала быть утоленной. За спиной мага, словно кошмарные вехи, отмечавшие его путь, остались десятки мертвецов, но этого было мало, и потому колдун, привычно выкрикнув имя руны Огня, ударил пламенным бичом, рассчитывая одним взмахом уничтожить всех, кто стоял на его пути.
   Язык огня протянулся к воинам короля, и те невольно отшатнулись, словно надеясь уклониться от смертоносных чар. Но пламя вдруг рассыпалось веером искр, в бессилии огненным дождем обрушившихся на мостовую. А спустя миг из строя навстречу приближавшимся наемникам выступил высокий стройный воин, державший в руках громадный, почти в свой рост, лук, на тетиву которого уже была наложена бронебойная стрела с белоснежным оперением.
  -- Эльф, - закричал в ярости Кратус, поняв, с кем вновь довелось ему биться. Сейчас вся мощь, скрытая в Линзе, была бессильна против крови бессмертного создания. Маг был способен уничтожить город, но не мог убить единственного воина, бесстрашно шедшего ему навстречу. - Это проклятый эльф! Убить его, - в истерике кричал чародей, пятившийся назад. - Убейте эту нелюдь, немедленно!
   Привыкший ощущать себя всемогущим, Кратус вновь испытал страх, давно и прочно, казалось, забытый. Но рядом было достаточно воинов, не разбиравшихся в магии, но твердо знавших - если перед тобой враг, его должно уничтожить.
  -- Прикончить его, - коротко приказал Джоберто своим бойцам. - Вперед!
  
   Эвиар привычно рванул тетиву, слыша легкий скрип, и затем разжал пальцы, отпуская стрелу в короткий полет. Узкое жало легко пронзило кольчугу одного из наемников, подобравшегося к эльфу слишком близко, и тот, схватившись за древко обеими руками, захрипел, пуская кровавую пену. Келотец еще не успел упасть, а Эвиар достал из колчана следующую стрелу. Сейчас он действовал на пределе возможностей, наверняка поразив бы даже своих родичей. А уж для людей все движения эльфа превратились в неразборчивое мельтешение, неизменно заканчивавшееся тем, что очередной враг валился на выщербленные камни лагенской мостовой, выпуская из обессилевших рук клинок или топор.
   Эльф, стреляя снова и снова, в упор поражая наваливавшихся на него наемников, но перед глазами его стоял человек в хрустальном венце, враг, ради смерти которого Эвиар и оказался в этом чужом для себя краю. Но та стрела, что была предназначена человеческому колдуну, давно уже торчала в теле простого воина, как и следующая. Бой подхватил эльфа, заставив обратиться в машину смерти, точную и лишенную даже намека на чувства и эмоции. Пели стрелы, скрипела тугая тетива, и вскрикивали смертельно раненые воины капитана Джоберто, тщетно пытавшиеся подобраться к лучнику, чтобы сойтись с ним в рукопашной.
  -- Проклятье, - неистовствовал сам Счастливчик. За несколько мгновений погибла дюжина его людей, его лучших бойцов, а остальные вот-вот должны были последовать за ними. - Да убейте же его! Вперед!
   Наемники атаковали в лоб - здесь, возле самых ворот, невозможно было обойти противника. Окружить его, ударить в тыл. И потому они снова и снова бросались на стрелы, чтобы пробежать несколько шагов и упасть со стальной занозой в теле. И все же их было много, больше, чем стрел в колчане у Эвиара, и это видел король, равно как видел и Бранк Дер Винклен.
  -- Нужно уходить из города, - почти прокричал дьорвикский рыцарь. - Они задавят нас всей толпой, государь. Бежим, скорее!
   Эйтор оглянулся. Ворота были за спиной, и можно было распахнуть их, вырвавшись прочь, за стены, но что ждало его там, кроме сотен врагов, возглавляемых самим Эрвином? Враги были всюду, и только сейчас король осознал - он сам загнал себя в ловушку, понадеявшись на прочность этих стен. Вот Эвиар выпустил последнюю стрелу - широкое жало-срезень с ничтожных двадцати шагов пробило кольчугу возле самого горла, буквально отрезав очередному наемнику-келотцу голову - и отступил за спины латников, сомкнувших строй.
   На ногах оставалось лишь семнадцать наемников, и еще несколько воинов были ранены, и не могли принять участие в битве. Но и тех бойцов, что могли биться, вполне хватало, и потому Джоберто, взмахнув рукой, крикнул:
  -- Вперед! Прикончить их всех!
   Охватывая противника с флангов, наемники бросились в атаку, перепрыгивая через тела своих товарищей, пронзенных эльфийскими стрелами. Кое-кто из несчастных был еще жив - меткость Эвиара уравнивалась прочностью доспехов - и теперь полз по мостовой, оставляя за собой кровавый след. На них не обращали внимания - каждый из тех, кто еще оставался цел, рвался в бой, видя перед собой горстку обреченных воинов.
  -- Плотнее строй, - приказал Эйтор, поудобнее перехватывая клинок и закрываясь щитом. - Спина к спине! Погибнем, но не отступим!
   Спутники короля выступили вперед, прикрывая собой государя. И Джоберто, разумеется, увидел это, сразу все поняв.
  -- Это король, - кондотьер указал на оттесненного назад своими же воинами Эйтора. - Взять живым ублюдка! Эрвин осыплет нас золотом за такой подарок!
   Короля атаковали сразу трое, пока остальные наемники отвлекали его свиту. Под градом ударов Эйтор, только и успевавший отражать выпады своим щитом, был вынужден отступить, оказавшись в кольце врагов и в стороне от своих товарищей, яростно рубившихся с бойцами Джоберто. Он отразил удар боевого топора, но пропустил укол клинком, только и успев чуть отклониться в сторону, так, что сталь лишь скользнула по окольчуженному боку. Противники короля действовали умело, не мешая друг другу, и Эйтор понимал, что сможет выстоять против них считанные мгновения.
  -- Ратхар, - Бранк Дер Винклен видел, сколь опасно положение владыки Альфиона, и ринулся к нему на выручку. - Ратхар, за мной! Король в беде! Прикрывай мне спину!
   Дьорвикский рыцарь бился обеими руками, легко орудуя верным эстоком. В глубоком выпаде он пронзил грудь одному из противников, затем ударил в живот второго, не успевшего подставить щит, и, прорвав строй наемников, сзади атаковал тех, что наседали на короля. Здесь было не до церемоний. Все рыцарские кодексы оказались забыты, никто не желал дать врагу время подготовиться к бою, и Дер Винклен не испытывал угрызений совести, рубя спины слишком увлекшихся затравливанием Эйтора наемников.
   Двое были сражены мгновенно, третьего же достал сам король, разрубивший келотцу череп вместе со шлемом. Но со всех сторон к нему уже бежали остальные наемники, атаку которых первым принял на себя Бранк Дер Винклен.
  -- Подходите, псы, - с ненавистью прорычал дьорвикский рыцарь, выставив перед собой клинок. - Давайте, отведайте моей стали, выродки!
   Наемники, выстраиваясь полукольцом, окружали троицу бойцов, намереваясь навалиться одновременно со всех сторон. Но их предводитель, увидев опытного бойца, рыцаря, достойного противника, победа над которым могла сделать честь любому воину, решил иначе.
  -- В сторону, - Счастливчик отпихнул с дороги одного из своих бойцов: - Он мой. Не сметь мешать нам!
   Джоберто бросился на дьорвикца, очерчивая своим клинком широкие дуги. Воздух взвыл под взмахами меча келотца, но на пути его оказался эсток Дер Винклена. Мечи глухо лязгали, сталкиваясь друг с другом, и в такт им рычали сквозь зубы бойцы. Два воина, два мастера сошлись в диковинном танце, и сталь играла, плетя невидимое кружево. Никто не смел вмешиваться в поединок, но для наемников оставалось еще достаточно противников, и потому один из них набросился на Ратхара, а прочие - всего двое - атаковали самого короля.
   Юный оруженосец Дер Винклена едва успел вскинуть щит, закрывшись им от булавы. Ратхар попытался ударить, но его противник легко уклонился, атаковав вновь, так что юноше стало не до контратак. Парень с трудом успевал отражать предназначенные ему удары, упорно держась позади своего господина. Щит трещал, во все стороны летела щепа, когда перья булавы впивались в украшенную королевским гербом Альфиона плоскость.
  -- Щенок, - рычал из-под глубокого, почти до подбородка, шлема противник юноши. - Уйди с моей дороги! Пшел прочь!
   Ратхар держался из последних сил, краем глаза заметив, что король уже стоит, припав на одно колено, и вскинув щит над головой. А двое его противников орудовали клинками с монотонностью лесорубов, раз за разом обрушивая сталь на голову Эйтора.
   Видел это и сам Дер Винклен. Рыцарь также видел, что из числа людей король лишь трое, в том числе Рамтус, еще ведут бой против пяти келотцев, к которым вот-вот должно было подойти подкрепление. Взобравшиеся на стены воины Эрвина добили не успевших убежать ополченцев, и теперь спешили к месту новой схватки. И их было очень много.
   А поединок рыцаря и кондотьера затягивался. Никто не мог одержать верх, и бойцы лишь истощали силы противника и свои собственные. Оба в совершенстве владели мечом, но если для Джоберто ценой победы была щедрая награда, обещанная нанимателем, то для Бранка Дер Винклена - жизнь. И потому он, изловчившись, зацепил клинок противника гардой своего эстока, вырвав оружие из рук Счастливчика. Кондотьер отпрянул назад, выхватывая из ножен длинный кинжал, но рыцарь опередил его, и граненое острие его меча впилось кондотьеру в грудь под самой ключицей. Выронив кинжал, келотец зажал рану, а его противник уже спешил к королю. Предводитель наемников оправдал свое прозвище - раненый, безоружный, он был легкой добычей, но сейчас его победителю было не до кондотьера.
  -- Я здесь, мой король, - кричал на бегу Дер Винклен, бешено вращая перед собой клинком. - Держись, я иду!
   Один из наемников успел развернуться лицом к рыцарю, но только для того, чтобы упасть на мостовую с раскроенной головой. Второй продержался чуть дольше, но Бранк свалил и его, в следующее мгновение оказавшись рядом с Эйтором.
  -- Поднимайся, государь, - Дер Винклен рывком поднял короля на ноги. По бедру того текла кровь - клинок наемника все же достиг своей цели. - Нужно выбираться из города, пока эти ублюдки не перекрыли ворота. Бежим, скорее!
   Внимание всех - и врагов, и друзей - в эти мгновения было обращено только к королю, и Ратхар оказался один на один со своим противником. Рослый келотец яростно гвоздил юношу булавой, заставляя того пятиться назад. Ратхаром овладело отчаяние, и он из последних сил отбивал удары. Его враг был силен, уверен в себе, и грозный пернач казался будто бы продолжением руки наемника, частью его, дано от рождения, так ловко тот действовал своим оружием.
   Вот Ратхар сделал еще шаг назад, успев заметить, что Дер Винклен уже стоит плечо к плечу с нетвердо державшимся на ногах королем, а в следующий миг нога юноши скользнула по луже крови, натекшей из-под тела какого-то мертвеца, и оруженосец дьорвикского рыцаря понял, что падает. Нелепо взмахнув руками и выронив при этом клинок, юноша попытался удержаться, но не смог сохранить равновесие, спустя секунды растянувшись во весь рост на спине. Он попытался встать, неловко перебирая ногами и руками. Но противник Ратхара был начеку, и не желал давать парню шанс.
  -- Мальчишка, - прохрипел наемник, нависая над ощутившим себя как никогда прежде беспомощным юношей. - Ты сдохнешь сейчас, как все твои дружки!
   Булава пошла вверх, на замах, и Ратхар в страхе зажмурился, ощутив на щеке давно забытое за суетой дней дыхание смерти, леденящее, сулящее покой и тишину.
  
   Над главной улицей Лагена звенела сталь, и не смолкали крики ярости и боли, исторгнутые глотками сошедшихся в отчаянной схватке бойцов. Все смешалось, и бой превратился в беспорядочную свалку, где каждый оказался сам за себя, и один - против всех. Очередной удар Эмера достиг своей цели - щит его противника треснул, развалившись пополам, и вторым взмахом ополченец прикончил замешкавшегося врага, разрубив ему обтянутую коротким, покрытым бархатом, панцирем-бригандиной грудь. Наемник повалился навзничь, но на его месте был уже следующий, и Эммеру пришлось проявить чудеса ловкости, отражая стремительные выпады-уколы.
  -- Надо убираться отсюда, - хрипло выдавил ополченец. - Прочь, из города!
  -- Мы не бросим короля, - гневно воскликнул рыцарь Рамтус, тоже поглощенный поединком с высоким и худым, как жердь наемником, чертившим перед собой круги и восьмерки боевым цепом на короткой цепи. - Без государя я не сдвинусь с места, пусть даже придется умереть!
  -- Значит, нам не долго осталось, - усмехнулся Эмер, зацепив крюком на обухе своего топора клинок противника и дернув на себя, что было сил.
   Наемник, не ожидавший такой прыти, выпустил меч, и ополченец, не медля, ударил его в грудь ребром щита. Келотец потерял равновесие, а спустя мгновение на голову ему опустился боевой топор Эмера. Еще одним мертвецом стало больше, а со стен уже спускались солдаты Эрвина, рыцарские дружинники и наемники, и некому было остановить их, хотя бы на мгновение.
   Втроем - Эвиар, рассчитывавший не на тяжесть брони, а на ловкость и быстроту, и потому облаченный лишь в легкую кольчугу, не совался в самое пекло и прикрывал спину своим товарищам - они держались едва ли не против целого десятка опытных наемников. И, если бы не сноровка Рамтуса, которого наставляли в фехтовании лучшие мастера, право же, этот бой длился бы недолго. Но и дюжина рыцарей не смогла бы одолеть несколько сотен полных ярости рубак, и потому все трое чаще и чаще бросали взгляды на ворота, возле которых еще не было врагов.
   Наемники на миг ослабили натиск, видимо, остуженный собственными немалыми потерями. И Эмер, получив возможность перевести дух, увидел распростершегося на заляпанных кровью булыжниках Ратхара. Шлем слетел с его головы, клинок валялся в нескольких футах. А над ним возвышался, подняв над головой булаву, закованный в тяжелую броню наемник, явно намеревавшийся довершить начатое.
  -- Стой, глупец, - Рамтус не успел удержать бросившегося вперед с криком ярости ополченца. - Куда? Назад, будь ты проклят!
   Отделявшие его от юноши полтора десятка шагов Эмер преодолел, казалось, одним прыжком, очутившись за спиной у наемника, и, прежде чем тот что-то почувствовал, опустив на спину ему свой топор. Полулунное лезвие впилось в плоть, разрубив кольчугу и с хрустом врубившись в позвоночник. Наемник упал, а Эмер уже подскочил к лежавшему с закрытыми глазами юноше.
  -- Вставай, парень, - воин протянул Ратхару руку. - Не спеши умирать. Нужно уходить отсюда, пока мы еще живы. Бежим!
  -- Король, - кое-как поднявшись, юноша рванулся вовсе не к городским воротам, а туда, где стояли, вжавшись в стену какой-то лачуги, рыцарь Дер Винклен и правитель Альфиона. - Нельзя бросать короля!
   Подхватив с мостовой чей-то меч, по самую рукоять покрытый кровью, юноша метнулся к королю.
  -- Безумец, будь ты проклят, - в сердцах выругался Эмер, следуя за спасенным парнем. - Нас же тут изрубят на куски!
   Наседавшие на правителя Альфиона наемники не ждали такой прыти от обреченных, казалось, противников. Ратхар первым же ударом пронзил спину одного из солдат удачи, второго зарубил подоспевший следом Эмер, ну а третий стал добычей Бранка Дер Винклена, чей меч-эсток не ведал преград, в очередной раз с невиданной легкостью пронзив выкованную чужеземными мастерами кольчугу.
  -- К воротам, - решительно приказал рыцарь. Дер Винклен тяжело дышал, легкие его, казалось, обжигало огнем, а по лицу, заливая глаза, тек соленый пот. Но сила еще не покинула его руки, а, главное, велика была воля к жизни. - Поспешим, братья!
   Расшвыряв в сторону немногочисленных наемников, отряд - всего пять бойцов, один из которых был ранен, а второй не имел даже приличной брони - направился к городским воротам, единственному проходу, что вел за стены Лагена. Невдалеке уже показались воины Эрвина, спешившие добить уцелевших врагов и впустить в город своего господина. А где-то позади бесновался колдун - шедший последним эльф стал щитом, о который неизменно разбилось бы любое, даже самое мощное заклятье. Сейчас все чары Кратуса оказались бессильны.
  -- Эвиар, - Бранк Дер Винклен подозвал эльфа. - Эвиар, помоги! Король совсем плох, мне одному не дотащить его!
   В эти мгновения ненависть к Перворожденному исчезла, окончательно уступив место желанию выжить, вырваться из этого проклятого города, способного стать для горстки уцелевших воинов роскошным склепом, надгробьем, достойным и самих владык давно сгинувшей Империи.
   Эйтор действительно едва держался на ногах, потеряв уже много крови. Толку от него, как от бойца, сейчас было немного, но дьорвикский рыцарь упорно тащил правителя Альфиона на себе, изнемогая под тяжестью тела, а также тяжелой брони, что была на короле. Эвиар видел это, и не медлил, подхватив Эйтора слева. Внешне казавшийся неестественно хрупким, эльф был сильнее многих людей, и вдвоем с рыцарем они уже без особого труда смогли тащить на себе впадавшего в беспамятство государя.
  -- Кони, - вдруг воскликнул Ратхар, невольно замыкавший теперь небольшой отряд. - Как мы уйдем от погони? Нам нужны лошади!
  -- Там, - Эмер, умудрявшийся сейчас, когда поблизости было полно врагов, сохранять хладнокровие, указал на небольшое строение, казарму лагенской стражи. - Там есть кони! За мной, живее!
   Они добрались до коновязи, к которой были привязаны поводья полудюжины жеребцов, как раз в тот миг, когда из-за ближайших домов выскочил целый десяток вооруженных до зубов людей. На их туниках, грязных и порванных, словно эти рубаки воевали со стаей разъяренных котов, еще можно был различить серебряных грифонов.
  -- Проклятье, - прошипел Дер Винклен. - Солдаты Кайлуса! - В руках четырех противников рыцарь разглядел арбалеты, взведенные и заряженные, о чем не замедлил предупредить товарищей: - Торопитесь, или они нас нашпигуют болтами!
  -- Ратхар, - Эмер бросился к подъемному механизму, увлекая за собой юношу: - Помоги опустить мост. А вы отвязывайте коней и забирайтесь в седла, - приказал он остальным беглецам, не осмелившимся возмутиться тем, что ими командует теперь какой-то сиволапый мужик.
   Воины лорда Кайлуса заметили суету возле ворот, спешно направившись туда. Щелкнули арбалеты, и два болта клацнули гранеными жалами наконечников о камень в нескольких дюймах от головы Ратхара. Прочие стрелки оказались более удачливыми, и один из посланных ими снарядов впился в правое плечо Эмеру. Воин коротко вскрикнул, но так и не выпустил из рук рычаги ворота, к которому крепилась цепь.
  -- Давай, - прорычал красный от натуги ополченец, всем весом налегая на механизм. - Навались, парень!
   Они сбили стопор, и подъемный мост с грохотом опустился, открывая узкий проем. Порядком проржавевшие цепи не выдержали этого, лопнув от тяжести сооружения, но это было уже не важно - беглецы не думали возвращаться за стены.
  -- Ну, пошли, - Дер Винклен пришпорил своего коня, первым вырвавшись на простор примыкавшей к городку равнины. - Вперед, братья! К свободе!
   Пылающий город оставался позади. А впереди открывалась равнина, вдалеке обрывавшаяся темной стеной векового леса. За спиной оставалась смерть, впереди была свобода, а между ними оказался лагерь врага, и сотни воинов, жаждавших их - Бранка Дер Винклена и его израненных, вымотанных долгим боем товарищей - смерти.
  
   Королева Ирейна, затаив дыхание, наблюдала за тем, как карабкаются по приставным лестницам на стены Лагена десятки воинов, как они бегут по настилу, без пощады добивая пытавшихся сопротивляться ополченцев. Покачнулось, а затем упало прямо в ров с водой укрепленное над одной из башен королевское знамя. А над городскими кварталами уж поднимались столбы дыма - победители, не дожидаясь, когда будет повержен последний защитник, спешили предать Лаген разорению, не успев насытиться кровью и убийствами во время боя.
  -- О, нет, - воскликнула девушка. - Они убьют его, убьют!
   Ирейна, будучи не в силах больше смотреть на этот кошмар, уткнулась в грудь лорда Маркуса, глухо рыдая и содрогаясь в его неловких объятиях. И старику только оставалось, что крепче прижать к себе королеву, словно он мог защитить ее.
   Пленникам было позволено наблюдать за ходом сражения. Не сомневавшийся в своей победе Эрвин ничуть не опасался, что они сбегут, а на случай, если в отчаянии старик и слабая девушка что-то предпримут, поблизости неотлучно находилось полдюжины рубак, которым строго-настрого было приказано не причинять беглецам вреда - их смерти пока были не нужны принцу.
  -- Мой Эйтор, - сквозь слезы вымолвила Ирейна. - Почему так должно быть? Почему он?
   Маркус не ответил. Остекленевшим взглядом он смотрел на то, как рушатся последние надежды на победу. Его король был где-то там, за стенами, один против десятков, сотен безжалостных врагов. Эйтор рискнул и проиграл, и, быть может, его сейчас уже не было в живых.
  -- Не плачь, дитя мое, - шепнул Маркус на ухо крепко прижавшейся к его не по-стариковски крепкой груди королеве. - Не надо плакать. Все обойдется, ты увидишь!
   Он и сам не верил в свои слова, сказанные только для того, чтобы утешить девушку, бившуюся в истерике. А в следующий миг с треском и грохотом опустился подъемный мост, ворота Лагена распахнулись, а затем...
  -- Смотри, - вскричал Маркус, отталкивая от себя Ирейну. - Смотри же, королева!
   Лорд мгновенно узнал в одном из вырвавшихся из-за стен всадников своего воспитанника. Похоже, Эйтор был серьезно ранен, судя по тому, как безвольно он мотался в седле, но, главное, он пока еще был жив. Король следовал за рыцарем, в котором Маркус столь же быстро признал дьорикского искателя приключений. А следом за ними мчались еще четверо - на трех конях - как будто прикрывая спины.
  -- Это он, - прошептала Ирейна, впившись взглядом в горстку всадников. И уже намного громче, так, что даже их надзиратели вздрогнули от неожиданности, закричала: - Король жив! Слава королю Эйтору!
   Они оба, и юная королева, и престарелый лорд, смеялись, готовые пуститься в пляс. А принц Эрвин, тоже увидевший всадников, стремительно удалявшихся в сторону леса, кричал от ярости, готовый наброситься на своих же слуг.
  -- За ними, - орал, оскалившись, точно зверь, и брызгая слюной, сын Хальвина. - Догнать! Любой ценой догнать! Коня, подайте мне коня! А, будьте вы все прокляты!
   Принц был намерен ворваться в город во главе нескольких десятков отборных бойцов, в том числе и тех рыцарей, что отправились с ним в этот поход. Все они были снаряжены для пешего боя - всадникам очень трудно развернуться на узких улочках, а расправиться с ними по силам любому, кто хоть немного умеет бить из самострела, - и кони их под присмотром немногочисленных слуг оставались на другом краю лагеря.
  -- Ублюдки, - Эрвин подскочил к одному из своих офицеров, ударив того эфесом меча в лицо. - Всех на плаху! Как посмели? Предатели! Взять этих выродков! Кто-нибудь, за ними, скорее!
   Воины отпрянули, не смея приблизиться к охваченному бешенством предводителю и помочь своему товарищу, лицо которого было залито кровью. А Эрвин метался в кольце своих бойцов, размахивая клинком и ничего не различая перед собой. Рушились его мечты. Эйтор, казалось, сам загнавший себя в ловушку, из которой не могло быть выхода, смог вырваться из обреченного города, и теперь уже был вне досягаемости его, принца Эрвина.
  -- Кратус, - взвыл принц, вскинув голову к небесам. - Что же ты, Кратус, как ты позволил им?
   А всадники были все дальше и дальше, уже миновав лагерь и теперь оказавшись почти на самой опушке леса. В сражении за Лаген принц Эрвин одержал несомненную победу, но война на этом не закончилась. Теперь оставалось только одно - готовиться к новым битвам.
  
   Свежий, лишенный примеси гари и кислого запаха свежепролитой крови воздух пьянил, и голова шла кругом от ощущения свободы. Бранк Дер Винклен рвал шпорами бока своего скакуна, видя перед собой становившуюся все ближе с каждой секундой стену густого ельника, и слыша позади крики своих товарищей, подбадривавших безумными воплями и себя, и своих коней.
  -- Не отставать, - кричал Дер Винклен. - Вперед, только вперед! Уходим в лес, там они не достанут нас. Все за мной!
   Все были в сборе, и все были живы, пусть только пока. Но с каждым шагом, отделявшим беглецов от стен уже охваченного пожарами Лагена, шансы их возрастали многократно.
   Король, почти лишившийся сознания, был привязан к седлу обрывками поводьев, а конь его был в вою очередь привязан к скакуну самого Дер Винклена. Так вдвоем, следуя друг за другом, они и покинули город. Эмер, несмотря на болезненную рану, тоже сумел как-то вскарабкаться на подведенного ему коня, последовав за благородными господами, а Ратхара подхватил, закинув на спину скакуна позади себя, Эвиар.
  -- Держись, парень, - смеясь, воскликнул эльф. - Держись крепче. Мы помчимся быстро, так, что сам ветер будет завидовать нам!
   И они действительно помчались, обгоняя ветер, подстегиваемые непреодолимым желанием жить, что ведет по этому миру каждого человека, равно как и тех существ, что причисляют себя к бессмертным созданиям Творца. Воздух, тугими жгутами хлеставший по лицу, заставлял жмуриться, чувствуя, как текут по щекам слезы. Из-под копыт летели брызги грязи, кони, терзаемые шпорами и удилами, не ржали даже, и рыдали, почти как люди, но несли своих всадников к спасительному лесу.
   Со стороны вражеского лагеря тоже появились всадники. Кто-то успел все же оседлать коней, а, возможно, это был дозор, оставленный на случай внезапной атаки. Так или иначе, четверо воинов в кольчугах и островерхих касках-капелинах с широкими полями следовали по пятам за беглецами, сокращая разделявшее их пространство с каждым мгновением.
  -- Погоня, - крикнул в спины своим невольным товарищам Эвиар. - За нами погоня, и она уже близко!
   Враги приближались, и Дер Винклен, одним взмахом перерубив поводья, которыми привязал к своему седлу королевского скакуна, развернулся, двинувшись навстречу им. Первого налетевшего на него преследователя рыцарь разрубил от плеча до пояса, так, что на землю упали окровавленные куски плоти, не имевшие ничего общего с человеческим телом. Но второй противник, закрывшись щитом, атаковал сам, обрушив на дьорвикца град ударов, а еще двое ринулись к королю.
  -- Ратхар, на землю, - приказал Эвиар, выхватывая из ножен легкий, казавшийся игрушечным, клинок. - Вы с Эмером присмотрите за вашим королем, а мне и здесь найдется дело!
   Юноша едва успел спрыгнуть на землю, неловко, чуть не подвернув при этом ногу, а эльф уже налетел на одного из врагов. Перворожденный был в эти мгновения невероятно стремителен, действуя быстрее, чем человек способен даже подумать. Росчерком сверкнул клинок, и воины Эрвина с пронзенной грудью повис на шее своего коня, а Перворожденный уже спешил вступить в схватку с последним противником. Но тот, уклонившись от боя, твердо вознамерился добраться до раненого, беспомощного государя, наверное, желая поднести своему господину столь ценный трофей. И на его пути оказался Ратхар.
   Воин Эрвина, не глядя, отмахнулся мечом от бросившегося под копыта его жеребца человека, видя перед собой только короля Эйтора. Но юноша был уже не тем неловким увальнем, как прежде. Полоса стали едва коснулась его макушки, и Ратхар, вложив все оставшиеся силы в этот удар, вонзил свой клинок, держа его, словно это было копье, в спину промчавшегося мимо врага. Кольчуга, защищавшая тело того, не выдержала, рассыпавшись градом разрубленных звеньев, но не выдержал вложенного в удар отчаянного усилия и меч Ратхара, переломившись по середине клинка. А человек Эрвина, уже из последних сил попытавшись ответить своему убийце, соскользнул с седла. Одна нога его так и осталась в стремени, и конь протащил своего мертвого всадника по мокрой от недавнего дождя траве.
  -- Отменный удар, - возле юноши, от усталости опустившегося на колени, остановился Дер Винклен. Рыцарь поверг своего противника на землю, раскроив ему череп, и сам при этом остался цел и невредим. - Великолепно, мой друг! - Бранк был доволен в этот миг и собой, и своим оруженосцем, и вообще все было великолепно, раз он еще оставался жив. - Если так пойдет и дальше, скоро ты станешь великим бойцом!
   А Эвиар ничего не сказал. Эльф просто протянул юноше руку, помогая тому взобраться на спину коня, и они вместе продолжили путь, ступив под своды древней чащи. Оставался позади Лаген, так и не ставший для беглого короля последним оплотом, и там же оставался враг, одержавший победу, но и потерпевший при этом поражение, какого не мог представить. Впереди же была неизвестность, но Бранк Дер Винклен не сомневался, что, покуда еще жив король Эйтор, им не раз придется побывать в яростных схватках, и в конце останется только один из соперников, которому и достанется весь Альфион, если только к тому времени королевство, разоренное войной, не превратится в заваленные трупами руины. В прочем, все это было впереди, а сейчас хватало и иных забот.
  -- Нужно убраться подальше от города, - решил рыцарь. - Они сейчас отрядят погоню, и нам придется туго, если будем медлить.
  -- Я пойду вперед, - предложил эльф. Сейчас, когда их жизни зависели только от их же товарищей, было не место давней вражде великих народов, и Эвиар старался сделать все, чтобы облегчить участь своих спутников. - Разведаю путь. Надо убедиться, что поблизости нет врагов.
  -- Добро, - кивнул Дер Винклен, сам удивившись, что так запросто беседует теперь с прежде ненавистным эльфом. - Ступай, а мы двинемся следом. Но куда же мы направимся теперь?
  -- Идем на запад, - предложил вдруг Ратхар. - Где-то там - мой дом, и я неплохо знаю те края. Там мы найдем пристанище, сможем восстановить силы и зализать раны, и снова будем готовы к бою.
   Дер Винклен вновь согласно кивнул. Кошмар сражения остался в прошлом, и теперь им вновь предстояло бегство, ибо только так можно было спасти свои жизни. Эльф вскоре растворился в зарослях, а за ним последовали и спешившиеся всадники.
  

Глава 12 Скорбь

  
  -- Эвиар, может, ты лучше поедешь верхом? - неуверенно предложил Ратхар, негромко окликнув неутомимо шагавшего рядом эльфа. - Ты на ногах с самого рассвета.
   Перворожденный оглянулся, чуть заметно усмехнувшись, и ответил:
  -- Я могу прошагать еще трижды по столько же, а потом вогнать дюжину стрел подряд в щель забрала рыцарского шлема. Благодарю за заботу, мой юный друг, но только мне привычнее так, ведь какой всадник в лесу сравнится с эльфом? Стоя обеими ногами на твердой земле, я чувствую себя увереннее, ведь у нас в И'Лиаре почти нет лошадей, и мало кто умеет действительно хорошо ездить верхом.
  -- Ты плохо ездишь верхом? - удивленно воскликнул Ратхар, невольно повысив голос. - Не может быть! - В голове юного воина не укладывалось, чтобы их необычный спутник, великолепный мечник и вовсе непревзойденный стрелок, чего-то не умел, тем более, даже сам Ратхар стал уже считать себя весьма ловким наездником.
   Своего коня эльф уступил юноше три дня назад, когда они вместе с королем только вырвались из осажденного Лагена. С тех пор Эвиар передвигался исключительно пешком, несмотря на частые попытки Ратхара вернуть подарок его изначальному владельцу. И, надо сказать, Перворожденный оказался намного более проворным, чем люди, которые вскоре тоже начали подумывать о том, чтобы оставить коней прямо в глубине чащи, словно могли после этого угнаться за легконогим эльфом.
   Их оставалось лишь шестеро, и двое - ополченец Эмер и сам король - были тяжело ранены. Их лечением занялся опять-таки Эвиар, легко находившие какие-то корешки, из которых готовил отвары или просто мелко растирал их, присыпая раны. Но и все мастерство эльфа оказалось почти бессильно, так что оба раненых, хотя и держались уже твердо на ногах, все еще оставались весьма слабы. И потому, в случае появления врага, вся тяжесть боя должна была лечь на плечи Эвиара, Ратхара, но, прежде всего, разумеется, на рыцаря Рамтуса и Бранка Дер Винклена.
   Если рыцари были вполне спокойны на этот счет, и готовы в случае надобности вступить в бой с любым числом противников, то эльф, лишившись своего лука, несколько растерял уверенность, хотя и в ближнем бою он едва ли уступил бы тому же Дер Винклену. Но зато Эвиар, как и прежде, во время пути в Лаген, стал глазами и ушами отряда. Эльф всегда был на ногах, бесшумно, незаметно рыская вокруг стоянок своих спутников, или, когда они шли через лес, уходя далеко вперед, чтобы убедиться в отсутствии засады. К счастью, врагов на их пути так и не попалось, а на четвертый день и лес, прежде подчас вовсе непролазный, стал редеть, и всадники, выбираясь на прогалины, теперь могли ощутить полезность коней, благодаря которым люди могли дать отдых натруженным ногам.
  -- Скоро мы вновь доберемся до обитаемых мест, - сообщил Ратхар на привале. Теперь юноша стал проводником, поскольку с каждым шагом путники приближались к родному краю оруженосца Дер Винклена. - Если забрать чуть южнее, то, думаю, дня через три мы доберемся до моей родной деревни, Селькхира, - предположил Ратхар. - Там нас ждет кров, пища и отдых, государь.
   Верить в лучшее, в данном случае в то, что односельчане Ратхара примут своего короля, как самого дорогого гостя, хотелось каждому. Но все же и сам Эйтор, и его спутники смотрели на мир весьма здраво, стараясь не тешить себя зряшными надеждами.
  -- Мало кто сохранил верность законному правителю, - хмуро бросил Рамтус. - И даже те, кто не желают становиться на путь предательства, не осмелятся пойти против того, на чьей стороне - могущественный колдун, убивающий мгновенно, без сожаления. Отныне в этом краю мы никому не можем верить полностью, и вместо хлеба-соли нас запросто могут приветить рогатинами и топорами.
   Как бы то ни было, пока до Селькхира оставалось еще много десятков лиг, и предстояло проделать немалый путь, чтобы выяснить, чьи догадки были верны. Отряд продолжал идти лесом, все время оставаясь в готовности к бою. Места, однако, здесь были почти необитаемые, и беглецы лишь раз наткнулись на полузаросшую дорогу, уходившую куда-то на восток. В прочем, сейчас это было к лучшему - никто не строил иллюзий, понимая, что при встрече даже с десятком врагов им ничего не светит. Шестеро, двое из которых были ранены, до сих пор не придя в себя, не продержались бы в открытом бою и нескольких минут. Только присутствие в отряде эльфа, способного не просто незамеченным передвигаться по лесу, но словно становиться частью этого само леса, позволяло надеяться, что им удастся избежать столкновения с противником, и вообще с кем угодно, пока каждый не будет полностью готов к бою.
  -- Пожалуй, теперь мне остается только одно - последовать примеру Эрвина, покинув Альфион, - горестно вздыхал пребывавший на грани отчаяния король, покорно следуя за Дер Винкленом, который, вместе с Рамтусом, старался всегда держаться возле государя, опекая его и будучи готовым защищать Эйтора при появлении неприятеля. - Кто теперь будет биться за меня, зная о тех чудовищных поражениях, что уже понесли мои сторонники? Если прежде кто-то из лордов и колебался, то теперь, хотя бы из страха, они признают власть Эрвина. А мне остается только одно - изгнание. Что ж, - горько усмехнулся он. - Быть может, в дальних краях удастся найти тех, кто поддержит меня, как это сделал прежде и Эрвин. Но к демонам власть, к демонам престол, - вдруг гневно воскликнул он, заработав укоризненный взгляд Эвиара. - Моя Ирейна в руках этого ублюдка! Мне не нужна корона, пусть выродок подавится ею, лишь бы моя королева вернулась ко мне.
   Помрачневший король заскрипел зубами от отчаяния, от чувства собственной беспомощности. В его воспоминаниях уже стали неразличимыми лица его королевы, и той, другой, ради мести за которую и вернулся из небытия принц Эрвин. И сейчас Эйтор не мог сказать, что его названный брат не прав. Вина довлела над королем Альфиона, и с годами воспоминания лишь чуть поблекли, но он всегда знал, что рано или поздно заплатит за невольный грех. И теперь этот час настал, так что оставалось лишь с честью принять наказание, оставив все иное на волю случая.
  -- Пока вы живы, пока мы вместе, государь, не нужно терять надежду, - успокаивающе произнес дьорвикский рыцарь. - В Лагене, казалось, мы были обречены, но нам удалось вырваться из этого ада, верно, вовсе не для того, чтобы сейчас впасть в уныние, опустив руки. Говорят, Судия не вмешивается в наши дела, но лишь потом воздает каждому по заслугам. Но то, что мы еще свободны, что мы живы, и при нас - наши клинки, я не могу назвать иначе, нежели милостью Его. Правда на твоей стороне, мой король, и мы еще поквитаемся с твоими врагами за все мерзости, что сотворили они. Наш бой не окончен, государь!
   Путники брели через лес, ведя за собой коней - в седле оставался только сам Эйтор, рана которого упорно не желала затягиваться, и повязка на его бедре постоянна оставалась пропитана кровью, - предаваясь воспоминаниям и, конечно же, строя планы на будущее. Только Ратхар твердо знал, что, будет ли жив король, или же падет, его война не закончится. Призраки тех, кого уже не было на этом свете, все чаще являлись к нему во время недолгого сна, когда юноша валился на землю, совершенно лишенный сил. Он поклялся отомстить, как потом поклялся довести до конца дело, начатое пришельцем из дальних краев, которому был обязан, самое меньшее, жизнью. И молодой воин был намерен исполнить свои обещания, пусть для этого потребуется вся отпущенная ему жизнь.
   С Ратхаром не считали нужным советоваться, ограничившись лишь тем, что уточняли у юноши верное направление, чтобы скорее добраться до обитаемых мест. Но это вполне устраивало парня, с которым неожиданно сошелся Эвиар. Несмотря на то, что даже Бранк Дер Винклен смог изжить в себе ненависть к Перворожденному, эльф все же чувствовал себя чужаком - каковым и являлся, в прочем - но и он нуждался в общении, просто порой желая поговорить, неважно, с кем и о чем. И лишенный по молодости своей предрассудков Ратхар подходил на роль собеседника, как нельзя лучше.
  -- Наше общество устроено иначе, чем живете вы, люди, - говорил Эвиар однажды, во время недолгого привала. - Но нельзя сказать, что наши или ваши порядки лучше, просто я привык жить так, ты же, и наши спутники - иначе. Наш народ очень малочислен, и мы не вправе развлекаться, деля самих себя на рабов и господ. Мы воюем со всеми соседями, не всегда по собственной воле, и много моих братьев гибнет в этих боях, а наши женщины способны в большинстве своем дать новую жизнь лишь однажды, ибо столько жизненной силы им отпущено Творцом. И потому наш народ уменьшается, и леса И'Лиара становятся с годами все более пустынными. Только держась друг за друга, мы можем выживать среди тайных и явных недругов. Поэтому мы предпочитаем относиться друг к другу, как старшие к младшим. Король, что правит всеми нами, имеет не больше прав, чем обычный воин. Просто мы оказали ему доверие, дав власть, и тем возложив на самих себя обязанность подчиняться. Никто не принуждал нас покоряться, только сама судьба, и потому мы не вправе роптать, ведь, иначе, погрязнув во внутренних сварах, мы станем легкой добычей и для самого слабого врага.
   Они говорил о многом, о нравах таинственного народа, о котором Ратхар прежде слышал истории, больше похожие на сказки, о магии, об истории И'Лиара. Точнее, говорил Эвиар, а юноша жадно слушал его, чувствуя, что прикасается к тайне, недоступной очень многим его сородичам.
  -- Нами правит король, и ему подчиняются беспрекословно, - рассказывал Эвиар, видя, как восторженно блестят глаза его юного спутника, чистого душой, пусть и успевшего увидеть смерть и страдания. - Но король не смеет принимать решения, подчиняясь собственной прихоти, но только из необходимости. И он прислушивается к советам князей, лучших воинов, самых мудрых, самых старых, многие из которых застали еще дни величия нашей державы, увидев затем и ее крах. А ниже стоят простые эльфы, каждый из которых одновременно ремесленник, хлебороб - только глупцы думают, что мы питаемся плодами, запивая их росой - и воин. От прочих князья отличаются немногим, например, тем, что могут иметь нескольких жен. Таков обычай, и никто не смеет возмущаться, зная, что древняя кровь не может иссякать, тем более, воины из старших родов всегда идут в бой первыми, и чаще гибнут. Разумеется, больше всего жен у самого Короля, и каждая должна принести ему потомство, чтобы затем, когда настанет время, избрать наследника, которому будет подвластен весь И'Лиар. В остальном же мы все равны.
   Со временем беседы эти стали занимать все свободное время, и путники, уединяясь, подогу говорили обо всем, о чем только можно. Тот восторг, который испытывал Ратхар, подкупал эльфа, старавшегося рассказать как модно больше. Эвиар даже пытался учить своего юного спутника высокому языку народа Перворожденных, хотя в этом почти не преуспел.
  -- Обращаясь к эльфу княжеского рода, его должно называть "э'лай", и, если ты воин, приветствовать вот так, - и Эвиар, став прямо перед Ратхаром, коротко поклонился, приложив правую руку к сердцу, правую же опустив на эфес своего меча. - А если это особа королевской крови, то ты должен обращаться к ней, говоря "э'валле", неважно, мужчина это, или женщина, сообщил он, учтонив затем: - Так нужно величать всякого, кроме самого Короля.
   Ратхар старательно повторил действия своего наставника, и, судя по легкой усмешке, коснувшейся уст эльфа, человеку это вполне удалось. Эвиар был вообще скуп на похвалы. Бесстрастное лицо эльфа почти не выражало ни тени обычных, привычных для человека чувств. И понять его истинное отношение к тому или иному слову либо поступку оказалось весьма непросто, хотя с каждым днем чутье Ратхара, более чем кто-либо иной общавшегося с Перворожденным, становилось все острее.
   Разумеется, говорили и о магии, хотя здесь и сам Эвиар не знал очень многого, но тем, что было ему ведомо, делился со спутником без утайки. Ратхар же, успев на себе испытать мощь чужого колдовства, слушал, затаив дыхание.
  -- Среди вас, людей, тех, кто имеет чародейский дар, ничтожно мало, должно быть, один на миллион, и тех не всегда вовремя замечают, да и мало среди вас настоящих магов, способных обучать отмеченных Даром, - сказал как-то Эвиар, сидя возле костерка, разожженного на лесной поляне. - Среди нас тоже редко появляются те, в ком тлеет искра Дара, но таких сразу замечают, и опытные маги берут их в ученики. Так наши братья становятся эл'тарами, подмастерьями, или, если в точности перевести на ваш язык, "признанными лесом". Обучение порой длится десятки лет, но, рано или поздно, ученики превращаются в полноценных магов, эл'эссаров, равно способных исцелять и убивать. Но на этом их обучение вовсе не считается завершенным, просто каждый отныне сам решает, что он желает знать и уметь, а что ему и вовсе не нужно. Эл'эссаров уважают, их почитают выше даже, чем князей, почти наравне с самим Королем. И лишь немногим из них дано сделать еще один шаг вверх по лестнице Искусства, получив право именоваться эн'нисарами, магистрами. Они уже настолько становятся сродни самому Лесу, суть которого - жизнь, что отходят от всех прочих дел, удаляясь в самые глухие уголки И'Лиара, и никому неизвестно, что они делают там. Но я точно знаю теперь, что им вовсе не безразлично творящееся на нашей грешной земле, - криво усмехнулся, став совсем похожим на человека в этот миг, Эвиар. - Ведь и сам я здесь по воле Говорящих С Лесом. Им ведомо многое, но только сами они не спешат рассказывать обо всех тайнах кому бы то ни было.
  -- О чем ты, Эвиар, - непонимающе переспросил юноша. - Что значат твои слова? Я тебя не понимаю.
   Эльф лишь медленно помотал головой, ответив, словно нехотя:
  -- Возможно, потом ты узнаешь. Но это не только моя тайна, и пока, прошу, не спрашивай меня, а лучше и вовсе забудь.
   Они пробирались лесами, стараясь не забредать в самый бурелом, и останавливаясь на ночлег лишь когда становилось настолько темно, что ничего невозможно было различить уже в десятке шагов перед собой. Дни становились все холоднее, и приходилось порой по нескольку часов шагать под мерзким моросящим дождем, так что влагой пропитывалась одежда, и под броню затекали противные струйки. Но никто не роптал, только шагая быстрее, чтобы, наконец, добраться до тех краев, где, быть может, изможденным путникам все же будут рады.
   Очередную остановку сделали, когда отряд выбрался на поляну, в центре которой возвышалось странное сооружение. Небольшой сруб, поднятый на четыре грубо обструганных столба, ничуть не походил на чье-то жилище, но был явным признаком присутствия поблизости людей. Рыцари обеспокоено озирались, хватаясь за клинки и стараясь заслонить собой короля.
  -- Это поставили охотники или лесорубы, - усмехнулся Ратхар, увидев волнение и настороженность на лицах воинов, всюду видевших опасность, и теперь не на шутку напрягшихся, будто ожидая появления врага. - Там можно переждать непогоду, особенно зимой. У нас часто возводят такие срубы, и там, возможно, отыщется небольшой запас провизии. Их потому и поднимают так высоко, чтобы звери не разорили кладовку.
  -- Да, лесные жители явно бывают здесь частенько, - кивнул Эвиар. - На столбах следы медвежьих когтей. А вот люди тут давно уже не появлялись. Думаю, опасаться нам нечего.
   Бранк Дер Винклен кивнул, все же вытягивая из ножен клинок, и уверенной походкой двинулся вперед. Эльфу он доверял - кто, как не Перворожденный, лучше подметит все мельчайшие признаки тайной лесной жизни - хотя и не испытывал к Эвиару особо теплых чувств, ведь его родичи, а то и сам он, отняли немало жизней хороших парней, отважных бойцов и просто добрых друзей, там, в кажущемся уже диковинным сном Дьорвике.
   Рыцарь и эльф осторожно, крепко сжимая рукояти мечей, двинулись к постройке, явно необитаемой. Тем временем Рамтус помог спешиться королю, вместе с Ратхаром прикрывая его и Эмера от способной таиться в лесу угрозы. Пристальными взглядами воины обшаривали заросли, а сам Эйтор, всем своим немалым весом навалился на самодельный костыль, грубо обтесанную осиновую ветку. Он боялся приступать на левую ногу - острая боль не давала забыть о чуждом клинке, ужалившем монаршую плоть. И правитель Альфиона тоже во все глаза следил за своими спутниками, медленно приближавшимися к избушке, и готовыми при малейших признаках опасности немедленно отступить к спасительному лесу.
   Ничего не произошло. Вход в избушку, заколоченный кем-то на славу, открыли быстро, воспользовавшись топором Эмера, и вскоре все шесть путников уже обшаривали домушку в поисках пищи. Повезло Ратхару, точнее, он-то знал, что и где искать.
  -- Идите сюда, - подозвал своих товарищей юноша, подцепив острием меча одну из половиц. Там, в тайнике двойного дна, лежали плотно закупоренные кожаные мешки. - Здесь есть еда.
   Заботливые охотники, конечно, не подозревавшие, что столоваться в их зимовье будет сам владыка Альфиона с ближними рыцарями, припрятали до поры немного сухарей, чеснок и даже вяленое мясо, оказавшееся вполне съедобным. И вскоре вся компания бродяг увлеченно жевала чужие припасы, не забывая благодарить безвестных селян.
  -- Пожалуй, нужно осмотреться, - произнес, поднимаясь с корточек, Эвиар. Эльф наскоро проглотил пару сухарей и кусок мяса, запив все это глотком родниковой воды, на утре набранной во фляжку. - Пройдусь по округе. А вы тоже будьте начеку. - И с этими словами Перворожденный исчез, скользнув вниз, в открытый лаз, и несколько мгновений спустя растворившись в вечернем сумраке леса.
   Первым выпал черед сторожить Рамтусу. Рыцарь проверил, легко ли покидают ножны верный меч и кинжал, все оружие, что осталось с ним после бегства, и выбрался наружу, расположившись в зарослях на краю поляны. Он мог из своего укрытия видеть все, наверняка заметив бы явившегося из леса непрошенного гостя, и успев поднять тревогу.
   Долгое время ничего не происходило. Порой из глубины чащи долетал птичий крик, иногда раздавались какие-то шорохи, и не привычный к лесу воин невольно вздрагивал, хватаясь за клинок. Но потом все стихало, и Рамтус успокаивался, стараясь, однако, не расслабляться. И все же появление Эвиара он так и не заметил, обнаружив вышедшего из лесу эльфа, когда тот уже был в нескольких шагах от дозорного.
  -- Будь ты проклят, - пробурчал рыцарь, исподлобья взглянув на спутника. - Что ты всегда подкрадываешься так, словно хочешь перерезать мне глотку?
  -- Лес не терпит шума, - тонко усмехнулся эльф, которому, кажется, был приятен конфуз воина. - Того, кто чтить покой леса, он не выдаст, дав кров и пищу, указав самый удобный путь. А для кого лес - это только охотничьи угодья, да запасы топлива для очага, тот очень быстро сгинет здесь.
  -- Бред, - сплюнул под ноги Рамтус, заслужив укоризненный взгляд Эвиара. - Полный бред!
  -- Как угодно, - пожал плечами эльф. - Но сейчас не время выяснять это. Идем скорее к вашему королю - я отыскал людей. Они рядом, их много, и все они неплохо вооружены.
   Негромко выругавшись, Ратмус поспешно двинулся за эльфом. Кажется, их спокойному, хоть и весьма тяжелому, путешествию, подошел конец. Рыцарь невольно вновь проверил, хорошо ли заточен клинок, которому, пожалуй, вскоре найдется подходящее дело.
  
   Умело разведенный костре почти не давал дыма, но на нем можно было жарить мясо, и половина туши оленя, насаженная на вертел, источала аромат, от которого невольно сводило желудок. В прочем, нескольким десяткам человек, расположившихся на небольшой поляне, сейчас была нужнее не пища, а всего лишь тепло. Из более чем полусотни человек лишь немногие кутались в плащи, рваные, давно уже превратившиеся в лохмотья, большинство же довольствовалось лишь кафтанами, накинутым поверх кольчуг и панцирей. И каждый время от времени поглядывал, близко ли лежит отцепленный от пояса меч, верный топор или надежный арбалет.
   Люди, грязные, с заросшими по самые глаза лицами, казались смертельно уставшими. Они почти не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Несколько и вовсе спали, закутавшись все теми же плащами, и даже забыв о еде. Однако это были воины, для которых дисциплина являлась отнюдь не пустым звуком. А потому вокруг поляны, притаившись в кустарнике или под кронами могучих елей, расположилось не меньше полудюжины часовых, до боли вслушивавшихся и вглядывавшихся во тьму вековечного леса, впервые, наверное, за десятки лет потревоженного пришельцами.
   Лес шумел, словно то перешептывались ели-великаны, хмуро взирая с высоты своего роста на двуногих, притащивших сюда так много острой стали, способной причинить страшные мучения плоти лесных гигантов. И часовой, чей пост оказался на северной стороне лагеря, невольно передернул плечами, чувствуя, как впивается в затылок чей-то взгляд. Вдруг неподалеку раздался треск, будто кто-то наступил на сухую ветку, и воин тотчас вскинул арбалет, весь обратившись в слух. Если что, он успеет подать знак своим товарищам, остановившимся на долгожданный привал.
   Несколько минут дозорный провел в полной неподвижности, старясь ничем не выдать себя, опасаясь даже дышать. Но все было тихо, не звенела сталь, не доносились из чащи чужие голоса, не шуршали потревоженные незваными гостями ветви.
  -- Проклятье, - выдохнул воин, успокаиваясь от одного только звука собственного голоса. - Померещится же! Эх, скорее бы смена.
   А в следующий миг он умолк, застыв, точно окаменел. Что-то холодное коснулось его шеи, уткнувшись как раз в кадык, и затылка коснулось легкое дыхание. Часовой, не дожидаясь приказов, понял, что умрет, стоит ему только дернуться. А потому старался сохранять неподвижность. Сейчас ему не мог по-настоящему помочь ни арбалет, ни корд, бесполезно болтавшийся на поясе.
  -- Молодец, - прошептал на ухо воину незнакомый голос, звучавший странно, с непонятным акцентом, подобного которому рубаке прежде не приходилось слышать. - Ты все верно понял - шевельнешься, и ты мертвец. Так что стой смирно, и твоя жизнь, возможно, останется пока при тебе, - пообещал незнакомец, голос которого был холоден, словно лед. - Скажи мне, воин, кому ты служишь? Кому верны твои товарищи, что так беспечно устроились здесь?
  -- Все мы верны нашему господину, лорду Маркусу, - хрипло прошептал в ответ воин. - И Его величеству Эйтору, законному владыке Альфиона.
  -- Славный ответ, - раздался вдруг громкий голос, и из-за деревьев появился воин в латах, с обнаженным мечом, следом за которым следовал еще один, снаряженный чуть скромнее, но тоже казавшийся опасным. - Так поклонись же своему господину, воин, - усмехаясь, произнес первый латник, заметно прихрамывавший на левую ногу.
  -- Государь? - часовой, щурясь, впился взглядом в лицо незнакомца. Он видел короля лишь дважды, пока шел с войском на поле Локайн, но и теперь быстро узнал это властное лицо. - Государь, ты жив?!
  -- Кто-то, выходит, успел похоронить меня? - криво ухмыльнулся Эйтор, вплотную подойдя к часовому, уже получившему полную свободу. В прочем, стоявший за его спиной Эвиар был готов нанести удар в любой миг, только почуяв тень опасности. - С этим, пожалуй, спешить не стоит.
  -- Но это и не столь сложно дело, как кажется, - усмехаясь, вымолвил эльф, прежде так ловко подкравшийся к бдительному стражу. - Если ты, государь, и впредь будешь столь же неосторожно ходить по лесу, то тебя подстрелит даже слепой, - недовольно произнес он. - Под ноги порой попадаются сухие ветки, но на то тебе и даны глаза, чтобы увидеть их, прежде, чем наступишь. Медведь, и тот тише ломится к малиннику.
   Эйтор нахмурился, но промолчал - он уже понял свою оплошность, равно как и то, что изрядно нервничавший часовой запросто мог выстрелить на звук, не разбираясь, кто там бродит, и латы не обязательно остановили бы тяжелый болт. В прочем, внезапно ощутил смущение - разумеется, внешне ничем не выказав его - и сам Эвиар, как-то вдруг вспомнивший, что страшная рана на бедре человека едва затянулась, и тому не то, что красться, просто ходить до сих пор еще было больно.
  -- Ладно, идем. Покажешь мне, кто здесь у вас главный, - приказал король, и все четверо двинулись в сторону бивуака.
   Появление трех вооруженных незнакомцев, во главе которых шел часовой, вроде бы обязанный предупреждать о чужаках, а не приводить их в лагерь, вызвало немалый переполох. Воины вскакивали на ноги, поспешно хватая оружие и щиты, и становясь вокруг костра, спина к спине, точно намеревались защищать до последней капли крови оленью тушу, так и остававшуюся на вертеле.
   На чужаков смотрели из-под среза шлемов хмурые взгляды, пущенные поверх клинков и арбалетных болтов. Стрелков в отряде было мало, десяток, от силы, но самострелы их были взведены, и скрывавшиеся в лесу воины могли одним залпом покончить с чужаками. Но что-то остановило их от этого.
  -- Кто такие, - прозвучало из строя. - Куда и откуда идете? Отвечайте, или угостим сталью!
   Они сами боялись незнакомцев, эти воины, явно не от хорошей жизни, бродившие по лесам. Ведь, кто знает, возможно, все часовые были давно мертвы, в зарослях уже изготовилась к бою целая сотня вражеских латников, а это были лишь парламентеры, предлагавшие почетный плен.
  -- Опустить оружие, - громко крикнул Бранк Дер Винклен, добавивший в голос изрядную долю презрения. - Клинки в ножны! Здесь Эйтор, король Альфиона. Преклоните колени перед своим государем, воины!
   Падать ниц не спешил, однако, никто. Едва ли в отряде нашлось бы хоть полдюжины бойцов, лично видевших государя Альфиона, и запомнивших его лицо. Но вышедший к ним из леса воин, грязный, изможденный, мало походил на короля, разве что, доспехи его, тяжелые пластинчатые латы, казались намного более дорогими, нежели мог позволить себе обычный рыцарь или даже лорд.
   Воцарилось напряженное молчание, только трещал хворост в костре. И тогда Эйтор отважно шагнул вперед, едва не упираясь грудью в клинки воинов. Он старался идти ровно, не хромать, превозмогая боль - люди должны были видеть перед собой не калеку, а полно сил и ярости владыку, за которым не страшно идти и на верную гибель. Суровое лицо Эйтора казалось высеченным из камня, и только плотно сжатые челюсти и выступившая на висках испарина выдавали, какие муки пришлось превозмочь королю, какую боль он преодолел ради нескольких шагов.
  -- Кто верен мне, законному правителю Альфиона, на колени! - рявкнул государь, глядя в глаза первому попавшемуся солдату, туника которого была окрашена в цвета рода Маркусов.
   Они могли нашпиговать болтами незнакомцев, эти воины, измученные, изрядно напуганные, державшиеся уже на пределе человеческих сил. Их было больше, но не всегда сила в количестве, и подчас тот, кто верит в себя, в правоту своего дела, способен обратить в бегство стократно превосходящие армии. И скрывавшиеся в лесах воины ощутили в стоявшем перед ними латнике эту веру, привычку повелевать, ожидая не менее чем беспрекословного подчинения.
  -- Государь, - выдохнул кто-то в толпе. - Прости нас, государь, не признали!
   Один за другим солдаты опускались на колени, не в силах противиться исходившей от выбравшегося из чащи оборванца силе. И король горделиво усмехался, глядя на покорно склоняющих головы воинов - у него вновь была армия.
  -- Что вы делаете в этом лесу, - требовательно спросил Эйтор, обводя взглядом изумленных людей. - Почему вы скрываетесь здесь?
  -- Государь, - к правителю Альфиона приблизился плечистый толстяк, левая рука которого болталась на перевязи, а правый глаз оказался скрыть куском полотна. - Государь, мы шли за тобой. Когда на поле Локайн колдун обратил против нас свою магию, мы не смогли совладать с собой, разбежавшись, кто куда, но затем вновь собрались вместе. До нас дошли слухи, что ты ушел на север, в Лаген и мы, как только возможно быстро, двинулись туда. Но мы опоздали, встретив на пути жителей окрестных сел, сообщивших, что город захвачен воинами самозванца, а сам ты сгинул бесследно. Мы решили, что ты погиб от рук предателей, и сейчас решали, что делать дальше.
  -- Как твое имя, воин, - спросил король. - Кому ты служил прежде?
   Эйтор осмотрелся по сторонам, и взору его предстало весьма печальное зрелище. Из почти сотни воинов, устроивших лагерь в этом лесу, едва ли не треть была ранена, а остальные казались смертельно уставшими. На окраине поляны пасся десяток лошадей, таких же грязных, как и их хозяева. И все же Эйтор видел блеск в глазах бойцов, воспрянувших духом при появлении своего короля. Здесь собрались те, кто был не на словах, но на деле верен своему государю, пусть среди них не оказалось носящих золотые шпоры.
  -- Зовут меня Алан, - пророкотал толстячок, похожий на взаправдашнего гнома, даром, что без бороды. - Прежде я был десятником, командовал пешими воинами лорда Мракуса. А здесь собрался разный народ. Есть дружинники, оставившие своих лордов, едва услышав, что те решили принести присягу самозваному принцу. Хватает и простых ополченцев, но все готовы биться за тебя. Нас здесь восемь дюжин, правда, многие ранены, и все до единого устали, бродя по этим проклятым лесам. Мы искали боя, а вместо этого лазим по бурелому.
  -- И такая возможность вам представится вскоре, - пообещал король. - Тебя я назначаю капитаном этого отряда, Алан. Собирай своих людей, мы выступаем немедленно. Мы идем на запад, чтобы там отдохнуть, набраться сил, и вновь бросить вызов мерзким мятежникам. Я сам пойду в первых рядах, когда начнется новая битва.
  -- Мы будем с тобой, государь, - сурово кивнул Алан. - Только умерев, мы перестанем сражаться во славу твою и во славу Альфиона, нашей родины, которую мы готовы защищать от любого врага, внешнего и внутреннего. Клянусь тебе!
   И воины, столпившиеся вокруг короля, хором выдохнули:
  -- Клянемся!
  
   Времени на сборы понадобилось немного. Все свои нехитрые пожитки воины тащили на собственных плечах, в тощих котомках. Там только и нашлось места для пары кусков черствого хлеба, нескольких головок лука или чеснока, чистого куска полотна - перевязывать раны, - да точильного камня, ибо прежде, чем думать о себе, каждый из этих суровых рубак заботился сперва о своем клинке, преданном друге и верном спутнике, на которого только и можно было полагаться в минуту опасности.
  -- Мы пойдем быстро, - приказал Эйтор. - Эти леса надоели мне. В них слишком сыро, слишком мрачно и голодно. Но и не станем мы соваться, очертя голову, в первое попавшееся село, ведь ныне не везде рады видеть своего законного правителя, а в этих краях, я знаю, хватает тех, кто присягнул самозванцу, выведя свои дружины на поле Локайн.
   Первыми лагерь покинули дозоры. Десяток бывших охотников, привычных к лесу немногословных мужиков, двинулся на запад, разведывая путь. Время от времени кто-нибудь из них возвращался, чтобы сообщить, что все в порядке, и впереди нет врагов. И, конечно же, там, в первых рядах, был и Эвиар. Эльф тенью скользил меж могучих елей, легко проходя сквозь цепкий кустарник, пересекая встречавшиеся порой на пути маленького войска болота. Даже не замочив ног. И бывалые лесовики только восхищенно цокали языками, глядя на это - мало кто из них понимал, что за спутника дала судьба.
   Шли быстро, забыв об усталости, помогая друг другу и по очереди таща на себе раненых, тех, кто вовсе не мог ходить. Король запретил бросать кого бы то ни было, пусть даже из милосердия, и потому даже Рамтус с Дер Винкленом порой впрягались в самодельную волокушу, на которой лежал арбалетчик с отрубленной ногой и раздробленным коленом. Этот переход дался отнюдь не легко, но все же он закончился, когда дозоры вышли на утоптанный тракт, что вел почти строго с севера на юг.
  -- Я узнаю эти места, - сказала Ратхар, когда к нему обратился король. - Это северная граница владений моего покойного господина, рыцаря Магнуса. До Селькхира, моего родного села, отсюда всего ничего, каких-то пять лиг.
  -- Что ж, раз тебя здесь знают, то, увидев здесь, не станут подозревать что-либо, - решил Эйтор. - Бери любого коня, отправляйся на юг, парень. Будь осторожен, осмотрись там, и как модно скорее возвращайся. Старайся не попадаться на глаза врагам, если они там есть. Мы будем ждать тебя в лесу, а на опушке оставим дозор.
  -- Слушаюсь, государь, - отрывисто кивнул юноша. - Я не стану мешкать, и вернусь так быстро, как только смогу. Верь мне!
   И когда уже Ратхар взобрался в седло, для большей надежности сменив броню, ставшую давно уже второй кожей, на чей-то потрепанный кафтан, к нему подошел Бранк Дер Винклен.
  -- Будь осторожен там, парень, - негромко промолвил рыцарь, придержав скакуна за удила и взглянув в глаза своему оруженосцу. - Не всем и не всегда можно верить, помни это. Клинок - вот лучший друг, который не предаст никогда. Ему только и верь, если жизнь тебе хоть немного дорога. И, если не забудешь мои, слова, то точно вернешься.
  -- Со мной ничего не случится, господин, - помотал головой юноша. - Это же мои родные каря, и я здесь все знаю до последней кочки. Я вернусь, милорд, непременно вернусь.
  -- Да, - кивнул дьорвикский воин. - А то нам еще нужно закончить твое обучение. Ну, все, - он отступил на шаг назад. - Езжай, не хорошо испытывать терпение самого короля. Удачи, парень!
   Одинокий всадник исчез за деревьями. А его спутники принялись сооружать лагерь - быть может, в этой роще на самом краю обитаемых земель им предстоит провести не один день, и каждый желал хоть как-то обустроить свой быт на это время.
  
   С каждой пройденной милей места становились все более узнаваемыми. Ратхар отлично помнил росший у самой дороги раздвоенный дуб, как помнил он жидкую березовую рощу на склоне длинного, похожего на прижавшегося к земле дракона, холма. И уж точно не мог он забыть огромный - в рост человека, а весом, наверное, с целый амбар - валун, два года назад вывороченный из земли, после того, как кто-то шепнул крестьянам, будто под этим камнем спрятан целый сундук эльфийского золота. Тогда выкорчевывать вросший в землю камень вышел почти весь Селькхир, и долго бранились едва не надорвавшиеся мужики, поняв, что под ним нет ничего, кроме земли и большого муравейника. И до сих пор селяне подначивали друг друга, предлагая пойти и поискать эльфийский клад.
   Конь бежал ровно, и юноша в такт его шагам покачивался в седле, бросая по сторонам жадные взгляды. Казалось, время повернуло вспять, и он вновь, как прежде, идет к родному дому, живым вернувшись из дальнего похода. Только теперь он был уже не тем юнцом, несмышленым, робким, готовым ползать на коленях перед каким-нибудь полунищим рыцарем. У Ратхара был конь, пусть и чужой, был звонкий клинок из хорошей стали, но, главное, он был теперь не одинок. А еще у юноши в достатке оказалось решимости и злости, готовности биться, если кто-то посмеет грозить ему.
   Скакун легко взбежал на вершину пологого холма, и юноша невольно зажмурился. Вот сейчас должна была показаться его деревня. Ждут ли его там, гадал Ратхар, верят ли еще, что он вернется живым, или давно уже простили с сыном, сгинувшим без вести в неведомых краях? На глаза невольно наворачивались слезы - юноша снова стоял на пороге дома, того дома, в который уже отчаялся вернуться.
   Всадник открыл глаза, бросив вниз, к подножью холма, пристальный взгляд. И в следующий миг он застонал от боли и страха.
  -- Да что же это, - прошептал дрогнувшим голосом Ратхар. - Что это, во имя справедливости Судии?
   Там, где прежде стояли основательные, крепкие избы соседей и родни, теперь лишь высились обугленные, полуобвалившиеся срубы, меж которых невозможно было заметить ни единого человека. И Ратхар, уже не сомневаясь, что случилось самое страшное, яростно рванул поводья, вонзив шпоры в бока своего скакуна. А конь, ощутив гнев наездника, смешанный с болью, еще быстрее, чем прежде, припустил вниз. Животное, плоть которого терзала острая сталь, не противилось, словно все понимая, а всадник уже и не пытался править конем, невидящим взглядом уставившись вперед, на страшное пожарище.
   Не доезжая поселка, Ратхар спрыгнул с седла, со всех ног бросившись туда, где прежде пировал ненасытный огонь. Юноша мгновенно увидел свой дом, тот, который прежде снился ему во время коротких ночевок в лесу, и в покоях замка Маркуса, и позже, на постоялом дворе в Лагене. От добротной избы, заботливо срубленной еще дедом Ратхара, осталось не больше, чем от любого иного дома в Селькхире. Кровля провалилась, окна и двери уставились на человека, посмевшего потревожить покой этого скорбного места, темными проемами, так похожими на беззубые пасти неведомых чудовищ.
  -- Нет, - прошептал Ратхар, в нерешительности остановившись у обуглившейся стены. - Нет! Почему так? Кто, кто сотворил это?
   Поселок был мертв, и уже давно. Но нигде, куда бы ни обращал он свой взгляд, юноша не видел останков его жителей, хотя бы хрупких, почерневших от пламени костей. Кругом царила пустота, и не было даже праха умерших - что там, погибших, - чтобы поклониться ему, испросив прощения за то, что он был так далеко, когда здесь требовалась его сила, нужен был его меч.
   Боль сдавила сердце, и Ратхар опустился на колени, безнадежно испачкав штаны в жирном пепле, смешанном с грязью. Перехватило дыхание, так, что парень не мог даже плакать, и только смотрел остекленевшими глазами на руины, жуткое пожарище, ставшее будто бы памятником чье-то бессмысленной жестокости. И так велико было горе Ратхара, что он не услышал шагов у себя за спиной, поняв, что не один, лишь, когда позади раздался старческий голос:
  -- Что ты делаешь здесь, чужеземец, зачем тревожишь покой мертвых?
   Ратхар мгновенно вскочил на ноги, словно подброшенный вверх тугой пружиной. Клинок сам собой очутился в его руке, уткнувшись в горло подкравшемуся так близко человеку. Перед юношей стоял невысокий пухлощекий мужчина, сверкавший огромной лысиной и топорщивший длинный усы. Он был одет просто, в домотканую рубаху, накинув поверх нее потертый кожух, и широкие штаны.
   Незнакомец вздрогнул, увидев, как сверкнула сталь, и в страхе отшатнулся назад. Что-то знакомое увидел в его лице Ратхар, но и его пленник, подслеповато прищурившись, тоже неуверенно пробормотал:
  -- Ратхар? Ратхар, мальчик, неужели это ты?
   Юноша нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого мужика. Но тот, не дожидаясь, когда вспомнит нежданно вернувшийся сосед, сам напомнил ему.
  -- Ты разве не узнал меня? - с некоторым огорчением произнес пленник, отодвигаясь еще на полшага назад. - Я же Велен, мельник. Неужто не помнишь, как еще пацаном тайком пробирался на мою мельницу с друзьями, рассыпав там всю намолотую муку?
  -- Да, я помню, - кивнул юноша. - Прости, если напугал тебя. Просто я подумал, что это враг подбирается сзади.
  -- Этот ты прости, что я так напугал тебя, - помотал головой мельник. - Ты казался столь огорченным, столь погруженным в себя, что я не ожидал такой прыти. Ты изменился, Ратхар, стал настоящим мужчиной, воином! - с некоторым восхищением произнес Велен.
  -- Скажи, Велен, что здесь случилось, - спросил юноша. Он уже бросил меч в ножны, только теперь поняв, насколько сильным было охватившее его напряжение. - Что стало с Селькхиром, кто предал его огню? И где, ради всех Богов, все люди?
  -- Идем, Ратхар, - глухо бросил мельник, разворачиваясь и направляясь прочь из поселка. - Я все покажу.
   Они двинулись вон из мертвого села, и не сразу юноша понял, куда ведет его Велен. А когда понял, вновь сердце сковало льдом - направлялись они как раз к тому холму, на склонах которого с каждым годом появлялось все больше могильных камней. И теперь надгробий там стало много больше, чем в последний раз, когда Ратхар был на сельском погосте.
  -- Все они здесь, - устало вымолвил Велен, остановившись на краю кладбища. - Все здесь лежат. Мы потом, когда враги ушли, всей округой их хоронили. Почитай, тогда я один и выжил. - Мельник указал на шрам, пересекавший наискось лоб: - Вот, меч только шкуру поцарапал.
  -- И... мои здесь? - дрожащим голосом прошептал Ратхар. - Скажи, прошу!
  -- Все, - кивнул Велен. - Там они, - он указал на дальнюю часть погоста. - Все там, парень.
   Не чувствуя ног, юноша подошел к грубо обтесанному камню, под которым нашел свой покой прах его отца. Несколько мгновений он стоял над могилой, а затем, не в силах сдерживаться, упал на колени, ткнувшись лицом в холодный бок надгробья, и громко, отчаянно зарыдав, даваясь и захлебываясь собственными слезами.
  -- Отец, - истошно кричал Ратхар, и голос его эхом пронесся над погостом. - Отец, матушка, почему вы? Почему для меня? Я должен был остаться с вами, должен был встретить врагов. Простите меня, прошу, простите!
   Он рыдал, и слезы градом катились по щекам, смешиваясь с грязью немытого тела. Сжимало горло, дрожь охватил все тело, и не скоро он успокоился, молча прижавшись к камню, обняв его, словно родную мать. Так он провел немало времени, но, наконец, встал, направившись к терпеливо ждавшему юношу Велену.
  -- Ты видел все, - хрипло произнес юноша. - Скажи, кто это сделал? Откуда они пришли?
  -- Да, - кивнул Велен. - Я видел. Они пришли с севера, всадники, воины. Ворвались в поселок, и просто принялись рубить всех без разбора. Они говорили, что служат королю Эйтору, что наш господин - предатель, но убивали простых крестьян.
   Лишь теперь Ратхар взглянул на возвышавшийся вдалеке замок. Как и прежде, над донжоном висело знамя рыцаря Яриса, до боли врезавшийся в память стяг, по синеве которого рассыпались золотые звезды. А рядом - еще один флаг, с которого щерилась, грозя кривыми клыками, морда свирепого вепря. Вепря, обращенного к закату.
   Всадники промчались по Селькхиру, сметая все на своем пути, будто лавина, - продолжал угрюмый Велен, смотревший в этот миг не на юношу, а куда-то в пустоту, точно там видел картины минувших дней. - Они убивали всех, кого встречали на своем пути, рубили, расстреливали из арбалетов, просто топтали конями. Лишь немногие мужчины пытались сражаться, но все погибли. Женщины же и дети успели укрыться в домах, но пришельцы просто швыряли на крыши горящие факелы, и, если кто-то из селян выскакивал наружу, убивали. А те, кто остался, сгорели заживо, и их крики были слышны, наверное, за лигу отсюда.
   Ратхар лишь сжимал кулаки, чувствуя, как ногти до крови впиваются в ладони. Он покинул дом, движимый жаждой мести, но он все же втайне мечтал вернуться. И вот от родного поселка остались лишь головешки, да несколько могильных плит на старом погосте, и некому было мстить, ибо убийцы пришли и ушли, исчезнув, точно призраки. Ратхар ощущал пустоту внутри себя - отныне у него не было ничего, только злость и ненависть к безликому врагу.
  -- Они просто забавлялись, убивая безоружных, - рассказывал меж тем мельник. - Сам я чудом выжил - один из всадников ударил меня на полном скаку, но клинок прошел вскользь. Когда я очнулся, деревня уже полыхала, и в ней не оставалось живых. А потом пришельцы направились к замку, но Ярис, наш господин, уже был готов. Чужаков встретили стрелами, и они, покричав немного, погрозив, ушли прочь, двинувшись куда-то на юг.
  -- Ярис предал своего короля, - сквозь зубы процедил Ратхар. - Он - изменник, и заслуживает смерти. Знай, Велен, отныне я служу государю Эйтору, и, если сам повелитель не явится сюда, чтобы покарать мерзавца, я убью Яриса своими руками. Проклятое знамя, что он поднял над своим замком, вот что привлекло сюда убийц.
  -- Так и сражались бы с воинами, - подал плечами Велен. - Разве мы, крестьяне, решали, кому должен служить наш господин? Он явился сюда сам по себе, обосновался в этом замке, и не мы ему указ, что делать и как жить.
   Ратхар промолчал. Да, Ярис, надменно-безразличное лицо которого юноша не забыл до сих пор, заслужил смерть, несомненно. Но за его грехи расплатились собственными жизнями простые крестьяне - мужики, женщины, дети - подневольный люд, от рождения и до смерти живущий полностью во власти своего сеньора. И этому прощения быть не могло.
  -- Скажи, Велен, быть может, ты запомнил, какие гербы носили те всадники, что разорили Селькхир, - спросил юноша. - Может, ты помнишь цвета их плащей и туник?
  -- В тот миг мне было не до гербов, признаюсь, - покачал головой мельник. - Они промчались так быстро, что разглядеть, а тем более запомнить хоть что-то было невозможно.
   Ратхар тяжело вздохнул - вся его семья была мертва, все, от мала до велика, покоились в сырой земле, под тяжелым камнем, а, может, их пепел и посейчас лежал там, в обгоревшем срубе. В этот миг Ратхар был готов идти на край света, лишь бы покарать убийц. Он не думал о том, что, скорее, и сам сложит голову в бесплодных попытках. Юноша жаждал сейчас крови, более всего он желал здесь, на этом холме, казнить выродков, способных сотворить такое с беззащитными крестьянами, окропив кровью убийц надгробия своего отца, матери, своих братье и сестер, которых тоже не пощадили чужаки.
  -- Прости, я едва ли смогу что-то сказать тебе, - вздохнул Велен, поняв, что может чувствовать сейчас юноша. Мельник помолчал немного, и потом, когда уже Ратхар, ничего не говоря, двинулся прочь с погоста, вымолвил в спину ему: - Правда, я слышал, что воины обращались к своему вожаку, называя его милордом Рамтусом.
   Ратхар вздрогнул, а затем медленно обернулся, пронзив Велена полным гнева и ненависти взглядом.
  -- Что ты сказал? - по-змеиному прошипел юноша, и Велен содрогнулся, увидев перед собой безумца, одержимого убийством, но не человека, не того паренька, которого он знал прежде. - Повтори!
  
   Ратхар мчался через поля, не разбирая дороги. Конь, истерзанный стременами, хрипел, но шел быстро и ровно. Наверно, со стен замка многие видели гнавшего скакуна во весь опор всадника, устремившегося на север. К демонам! До этого юноше не было дела. Он ехал через поля, взмывая на плоские вершины холмов, и камнем срываясь с них в сырые лощины, и видел перед собой не леса и равнины, а ненавистное лицо, лицо убийцы, лицо врага.
   Обратный путь занял у охваченного безумием юноши совсем немного времени, и он вихрем ворвался в лагерь, переполошив часовых. Воины, расположившиеся на отдых, вскакивали, когда миом них проносился всадник на взмыленном коне, невольно хватаясь за оружие.
  -- Эй, парень, - Эмер, в этот час стоявший в дозоре, бросился следом за Ратхаром. - Парень, что это с тобой? Что там случилось?
   Ополченец, хотя и был ранен в плечо, утратив отчасти способность биться, нес службу наравне со всеми, ведь одна рука у него была здорова, да и глаза оставались на месте. И потому они видел побелевшее лицо юноши, искаженное гримасой ненависти, видел заплаканные, воспаленные глаза, но никак не мог понять, что все это может значить.
   Ратхар спрыгнул с коня, едва не затоптав перед этим чуть замешкавшегося солдата, и в следующий миг увидел Рамтуса. Рыцарь, сопровождаемый каким-то воином, просто шагал по лагерю. Он был облачен в кольчугу, на поясе нобиля, как и полагалось, висел клинок. А большего Ратхару было не нужно. Сам юноша оставался, как был, в полотняной рубахе и кафтане, но мысль о том, что противник его был вооружен и защищен крепкими доспехами, стала бы последней, заставившей оруженосца Дер Винклена остановиться хоть на миг, осознав, что он задумал совершить.
  -- Ублюдок, - истошно закричал юноша, на бегу выхватывая меч. - Убийца, защищайся!
   Бранк Дер Винклен на славу обучил своего оруженосца. Ратхар ударил резко, обрушив клинок, серебристым росчерком сверкнувший в скупых лучах тусклого осеннего солнца, на голову рыцарю. Но и Рамтус был воином, не единожды получившим прежде возможность в смертельной схватке оточить свое мастерство. Он не ожидал атаки, но тело помнило каждое движение, и все проделало без вмешательства пребывавшего в изумлении сознания. Меч альфионца словно сам собой выпорхнул из ножен, молнией метнувшись навстречу клинку Ратхара, остановив его буквально в нескольких дюймах от лица Рамтуса.
  -- Безумец! - ошеломлено помолвил рыцарь, невольно отступив на шаг назад. - Да что на тебя напало? Как ты посмел поднять на меня руку, ничтожный?
   Ратхар не ответил. Сейчас было не время и не место для слов. На глазах десятков изумленных, выпучивших от удивления глаза и разинувших рты воинов юноша ударил вновь. Выпад следовал за выпадом, Ратхар в эти мгновения показывал все, что умел, чему успел обучить его Дер Винклен. И Рамтус, не выдержав града ударов, в каждый из которых его противник вкладывал всю свою силу, помноженную на ненависть, а потому возросшую десятикратно, пятился назад, едва успевая парировать атаки юноши.
   К месту поединка сбегались люди, и одним из первых явился сам Бранк Дер Винклен. С первого взгляда дьорвикский рыцарь понял - творится что-то неправильное, страшное, свара между своими, которая может обернуться немалой кровью. Это должно было немедленно остановить, но Бранк не двинулся с места - право поединка не дано было презреть никому. И рыцарь, оставаясь отнюдь не безучастным зрителем, лишь следил за ходом схватки, и на скулах его вздулись желваки, а костяшки сжатых в кулаки пальцев побелели.
  -- О, Боги, - воскликнул кто-то за спиной Дер Винклена. - Что они творят? Воистину, они, верно, оба лишились рассудка! Да остановите же их!
   Никто не двинулся с места, не из уважения к каким-то правилам и обычаям даже, а просто понимая, что нет ничего опаснее, нежели соваться под клинки жаждущих крови друг друга бойцов.
  -- Какие же вести привез Ратхар, если так он вернулся в лагерь? - усмехнулся Эвиар, оказавшийся рядом с дьорвикским рыцарем. Эльф, как всегда, выглядел совершенно бесстрастным, и лишь по прищуру глаз и плотно сжатым губам можно было понять - происходящее отнюдь не безразлично Перворожденному. Но и Эвиар не посмел встрять между бойцами.
   А Ратхар не ослаблял натиск. Юноша рубил сплеча, обрушивая клинок на ненавистного врага, точно молотобоец опускает свою кувалду на раскаленную поковку. Оруженосец Дер Винклена не видел собравшуюся вокруг толпу, его ушей не касались встревоженные выкрики, доносившиеся из глубины ее. Он видел перед собой только лицо Рамтуса, на котором застыла маска удивления... и страха. Рыцарь понял - этот безумец, пусть он был хоть трижды неумел и четырежды неловок, хочет его крови, и сделает все, чтобы получить ее любой ценой.
   Клинки сталкивались с лязгом, и бойцы рычали - один от гнева, другой - от нараставшего чувства безысходности. Рамтус все пятился, подставляя под меч противника свой клинок, но с каждым мгновением делать это становилось все труднее. В этой схватке должен был одержать верх не тот, кто лучше владеет оружием, а тот, в ком больше ярости. А уж у Ратхара в этот миг ее было в избытке. Юноша рубил, монотонно обрушивая на противника свой клинок, точно лесоруб раз за разом вонзает топор в плоть векового дуба. И противник его сломался, не выдержал столь бешеного натиска.
   Меч вылетел из рук альфионского рыцаря, упав под ноги собравшимся зевакам, а сам Рамтус, не сумев сохранить равновесие, повалился на спину. Ратхар вскинул клинок, и его противник в ужасе закрыл лицо руками, точно так мог удержать последний удар. Юноша не ведал пощады, перестав на мгновение быть человеком. Демон мщения навис над распластавшимся на сырой траве рыцарем, растерявшим все дворянское достоинство. Рамтус даже не пытался отползти, увернуться от удара, глядя, словно завороженный, в налитые кровью глаза своего убийцы.
  -- За что, - без слов прошептал рыцарь. - За что?
   Ратхар не ответил - с врагами юноша уже привык говорить только на языке стали. Да и не было у него подходящих слов, просто Ратхар знал, что поступает так, как должно, как только и нужно поступать, увидев вместо своей родни лишь каменные надгробья. Он коротко размахнулся, и клинок, очертив сверкающую дугу, стремительно пошел вниз.
  -- Довольно, - громкий крик, ударивший в спину юноше, подействовал, точно заклинание, заставив того оцепенеть. - Не сметь! Оружие долой!
   Король Эйтор не видел всего поединка, появившись поздно, но не слишком поздно для того, чтобы остановить непоправимое. Правитель Альфиона без колебаний метнулся к бойцам, нелепо прыгая на левой ноге, и собой заслонив уже отчаявшегося Рамтуса. И, точно путы спали с воинов, собравшихся поглазеть на странное и страшное зрелище. На Ратхара навалились сразу четверо, вырвав клинок из его рук, заломив руки за спину, заставив юношу опуститься на колени. Кто-то уже бросился помогать Рамтусу, дрожавшему и едва сдерживавшему слезы, когда понял, что еще жив.
  -- Как ты посмел, - гневно спросил король, придвинувшись к обездвиженному Ратхару. - Как ты осмелился напасть на рыцаря Альфиона, на моего рыцаря, напасть сзади, подло, не дав даже времени приготовиться к бою? я не допущу ссор сейчас, когда идет война. И пусть у меня на счету каждый воин, тебя, мальчишка, в назидание всем остальным я запросто могу приказать вздернуть на ближайшем дереве.
   Воины короля взволнованно загудели. Они и сами не понимали, что происходит, но мысль о том, что сейчас их товарища сунут головой в петлю, многим показалась кощунственной, неправильной, страшной.
  -- Государь, - сквозь толпу пробился Бранк Дер Винклен. - Государь, прошу, не спеши рубить сплеча. Мой оруженосец никогда не посмел бы напасть на своего товарища, того, с кем мы вместе уходили из захваченного Лагена, не будь у него веских причин. Ты здесь повелитель, ты - господин, но все же, прежде чем обрекать человека на смерть, позволь ему сказать.
   При мысли об учиненном Ратхаром дьорвикскому рыцарю в этот миг на ум приходило только одно слово - безумие. Бранк и сам дорого бы дал, чтобы узнать, что за помутнение овладело разумом его оруженосца, но все же он верил, что юноша просто так не стал бы устраивать драку. Главным было, однако, чтобы в это же поверил и сам король.
  -- Тебе и правда есть, что сказать? - презрительно усмехнулся Эйтор, буравя взглядом Ратхара, пытавшегося вырваться из крепких рук солдат.
  -- Твой рыцарь - убийца, - прохрипел юноша, безумие которого стало угасать, растворяясь под натиском мыслей, из которых мысль о возможной скорой смерти была не самой важной сейчас. - Он и его воины, когда шли к тебе, чтобы биться с предателями и принцем Эрвином, проезжали через эти края. И по его приказу была уничтожена целая деревня, мое родное село. Мужчин изрубили без всякой пощады, а детей и женщин заперли в домах, которые затем подожгли. Вся моя семья погибал от рук Рамтуса и его слуг. Я хочу покарать убийцу, и сделаю это, пусть мне придется перебить половину отряда.
   Несколько мгновений король молчал. Он пребывал в нерешительности, не зная, что модно сказать в ответ, и только вопросительно глядел на самого Рамтуса, по-прежнему бледного, дрожавшего мелкой дрожью, но теперь уже не от страха, а от гнева и стыда, ибо позволил обезоружить себя вчерашнему крестьянину, увальню, впервые взявшему в руки меч несколько недель назад.
  -- Да, я припоминаю эти места, - неохотно промолвил Рамтус. - Я вел здесь отряд, и по пути мы атаковали замок предателя, осмелившегося открыто поднять над донжоном знамя самозваного принца. Пожалуй, мои воины зарубили и кое-кого из крестьян, работавших на земле этого ублюдка, чтобы некому было кормить его воинов.
  -- Целого поселка больше нет, - закричал, захлебываясь от гнева, Ратхар, вновь рванувшись из рук державших его бойцов. - В Селькхире жило почти сто человек, и лишь двое остались живы, и я - один из них. Ты убийца, и я прикончу тебя, клянусь всеми Богами!
  -- Убийство простых крестьян, наверняка не имевших ничего, хотя бы походившего на оружие, не делаете чести тебе, - сквозь зубы процедил Бранк Дер Винклен, взглянув на альфионского рыцаря. - В Дьорвике знают, что такое способны сотворить только эльфы, нелюдь. Ведь ты же убивал своих родичей, таких же альфионцев, а не чужаков.
  -- Они приняли власть самозванца, служили мятежнику, и не заслуживали иной участи, - гневно ответил Рамтус.
  -- Не тебе судить моего рыцаря, чужеземец, - грозно произнес и Эйтор. - За то, что мой воин пытался нанести урон врагу, я не смею корить его. Любой, кто встал на путь измены, должен умереть, неважно, дворянин это, или простолюдин.
  -- Жаль, - усмехнулся Дер Винклен. - Я разочаровался не только в твоих слугах, государь. Не думал я, что тебе настолько безразличны жизни твоих же подданных. Будто крестьяне выбирают, кому должен присягать на верность их господин, - усмехнулся рыцарь. - Убивать безоружных проще всего, потому-то твои воины и спалили село, вместо того, чтобы атаковать замок, где высокие стены и полно вооруженной стражи. И если тебе служат такие трусы и подлецы, что прикажешь мне думать отныне о самом тебе, Эйтор, владыка Альфиона?
   К лицу государя прилила кровь - оскорбление, высказанное в лицо, при множестве людей, пусть то и были обычные солдаты, должно было смывать кровью. И ладонь короля сомкнулась на рукояти меча, а кое-кто из его воинов, почуяв неладное, уже вытягивал из ножен корд, готовый по первому слову, по жесту броситься на нахального чужестранца. Дер Винклен же стоял спокойно, не касаясь оружия, и глядя в глаза побагровевшему Эйтору.
   Над лагерем повисло напряжение. Бранк Дер Винклен стоял лицом к лицу с десятками воинов, способных по приказу своего короля броситься на рыцаря. А те, словно чувствуя исходившую от чужеземного овина уверенность, не осмеливались сделать хотя бы движение в его сторону. И точно так же не мог найти в себе решимости довести дело до конца и сам король, вспомнивший, кого он должен был благодарить за вызволение из плена, бегство из покорившегося врагу Фальхейна.
   Шли секунды, превращавшиеся уже в минуты, а король и рыцарь так и стояли друг напротив друга, устроив поединок взглядов. Эту странную дуэль прервало только появление дозорного, явившегося с опушки леса.
  -- Государь, - молодой воин бежал, спотыкаясь и запинаясь о торчавшие из земли корни. - Государь, там что-то происходит, на дороге, - говорил он, пытаясь успокоить сбившшеся дыхание. - По тракту с севера идет большой отряд, государь!
  
   Всадники, выстроившись в длинную колонную, пустили утомленных дорогой скакунов легкой рысью, уверенно двигаясь на юг, туда, где за грядой поросших ельником холмов стоял замок владетеля этих земель, рыцаря Яриса. Они явно явились издалека, и теперь спешили оказаться возле очага, под кровлей гостеприимного хозяина. Отряд - не меньше полутора сотне воинов - гигантской змеей извивался меж холмов. Большая часть воинов, измученная долгим переходом, давно уже стащила доспехи, видимо, не опасаясь нападения врага. Лишь в голове колонны ехали несколько всадников в полном вооружении, и король Эйтор, едва увидев их, зашипел от гнева.
  -- Это Эрвин, - прорычал правитель Альфиона, стиснув кулаки и сощурившись, чтобы лучше видеть заклятого врага. - Ублюдок!
   Действительно там, под бело-зеленым знаменем, хорошо запомнившимся каждому, кто побывал прежде на поле Локайн, ехал, бросая по сторонам полные скуки и презрения взгляды, тот, кого многие, уже не стесняясь, величали королем Альфиона. Его лицо Эйтор заметил бы и среди тысячи, и теперь, едва увидев названного брата, был готов броситься на него, неважно, один или во главе целого войска. И только верные слуги удержали своего господина от явного безумия.
  -- Пустите, - глухо рычал король, вырываясь из рук своих спутников. - Будьте вы прокляты, он должен умереть, сейчас, здесь!
  -- Он умрет, - пообещал рыцарь Рамтус. - Мы не зря повстречали твоего врага в этой глуши, повелитель. Он так и останется гнить здесь, клянусь. Но сейчас не время дл этого. Нужно застать врага врасплох, здесь не место для рыцарского кодекса чести, ведь и Эрвин, увидев тебя сейчас, скорее позовет арбалетчиков, чем примет честный бой, грудь на грудь.
   Вместе с горсткой рыцарей, среди которых был не только Рамтус, но также и Бранк Дер Винклен, Эйтор наблюдал за незваными гостями, устроившись в придорожных зарослях. К счастью, люди Эрвина мало смотрели по сторонам, больше думая о том, как бы скорее покинуть седла, размяв затекшие мышцы и разогнав по жилам застоявшуюся кровь. А соглядатаи были так близко от дороги, что могли разглядеть каждое лицо, даже конскую сбрую и самоцветы, украшавшие эфесы клинков многих воинов.
  -- Это шанс, которым мы не можем не воспользоваться, - с кровожадной радостью прошипел Рамтус, провожая взглядом рысивших по разбитому тракту всадников. - С самозванцем ничтожная горстка бойцов, не больше полутора сотен. Наши силы почти равны, и, если верно выбрать время и место, мы уничтожим их одним ударом.
  -- Смотри лучше, - усмехнулся дьорвикский рыцарь. - При Эрвине мало людей, но для того, чтобы разделаться с нами, ему бы, право слово, хватило и одного.
   Бранк Дер Винклен тоже узнал Эрвина, хоть и видел его прежде мельком. Но также он сразу разлил среди множества воинов человека, вовсе обходившегося не только без доспехов, но и без оружия даже. Он ехал по левую руку от принца, и на челе его сверках множеством граней хрустальный венец. Кратус был рядом со своим господином, и Линза, чудовищное оружие, способное обращать в бегство целые армии, была при нем. Так что Эрвину, пожалуй, не очень-то могли и пригодиться мечи и стрелы простых рубак, ничего не стоившие в сравнении с той мощью, что была заключена в пришедшем из седой древности чародейском предмете.
  -- Там почти одни только наемники, - заметил Рамтус, сделав вид, что не слышал слов дьорвикца. - И лишь пара десятков воинов из дружины Кайлуса. И никаких обозов, только вьючные лошади.
  -- И сам Кайлус тоже там, - с ненавистью произнес Эйтор. Лорд, как и полагалось одному из предводителей охватившего королевство мятежа, тоже находился возле принца, и король быстро увидел его. - Все предатели здесь. Осталось только придавить их разом, как мерзких тараканов! И я сделаю это, во что бы то ни стало!
   В эти мгновения было забыто все, и оскорбления из уст дьорвикского рыцаря, и глупая ссора между его оруженосцем и Рамтусом. Правда, едва ли такое унижение забыл сам рыцарь, но уж Эйтору-то сейчас было на это попросту плевать. Он видел перед собой врага, и жаждал его смерти. Только то, что Эрвин был не один, удержало короля от безумной затеи напасть прямо сейчас, раз и навсегда разрешив все проблемы.
  -- Они наверняка едут в замок Яриса, мерзкого предателя, - предположил Рамтус. - Уж он-то наверняка с распростертыми объятиями примет самозванного владыку королевства.
  -- И славно, - хищно оскалился Эйтор. - Этот замок станет для всех них могилой. Каждый предатель получит свое, и очень скоро. Пусть пьют и едят, пусть верят, что они вне опасности, а мы будем рядом, и вцепимся в их глотки, когда враг не станет этого ждать.
   Всадники исчезли за холмами. Колонна втянулась в узкую лощину, прорезавшую горную гряду, и растворилась, скрывшись за стеной могучих елей. Они шли навстречу долгожданному отдыху, а Эйтор верил - навстречу собственной гибели. Битве за Альфион суждено было завершиться в этих лесах.
  

Глава 13 Ночь возмездия

   Рыцарь Ярис тяжело поднялся из-за стола, держа перед собой на вытянутой руке золотой кубок, до краев наполненный ароматным вином из далеких южных краев. Все, кто собрался в этот час за столом в трапезной зале, умолкли, уставившись на хозяина замка, и ожидая, что он скажет сейчас.
  -- Друзья мои, - громко произнес рыцарь, обводя взглядом взиравших на него людей. - Я поднимаю эту чашу во славу нашего короля, Эрвина, сына Хальвина, урожденного правителя Альфиона. Славься, государь. Правь нами твердой рукой, во славу державы и на благо наших потомков!
  -- Слава королю Альфиона, - подхватили разом три дюжины луженых мужских глоток. - Слава владыке Эрвину!
   Испуганное эхо еще несколько мгновений металось под сводами зала, и пламя в камине вдруг угасло, чтобы мгновение спустя вспыхнуть с новой силой. Но тот, кто восседал во главе стола, потеснив на этот вечер хозяина замка, обратил на звучавшие славословия не больше внимания, чем на жужжащую над ухом муху, даже изобразив на лице точно такое же легкое презрение, как при виде надоедливого насекомого.
   Гости впивались крепкими зубами в сочившиеся жиром куски мяса, вгрызались в мякоть засахаренных плодов, поднятый из глубоких погребов, шумно глотали дороге вино, запивая его свежесваренным пивом. И только сам Эрвин, на несколько дней заставивший потесниться самого Яриса, владетеля окрестных земель, оставался безучастен к пиршеству, лишь из вежливости пригубив немного вина. У сына Хальвина не было повода для радости, и он позволил устроить этот прием лишь для того, чтобы дать отдых его спутникам, проделавшим долгий путь, прежде чем ступить под своды замка.
  -- Пусть враги трепещут при одном только звуке твоего имени, - восклицал Ярис, поднимая очередной кубок, и остальные, те, кому нашлось место за столом в этот вечер, вторили ему: - Пусть Судия дарует тебе только победы, повелитель! Слава Эрвину, господину Альфиона! Трижды слава!
   Здесь, в замке, пировали только избранные, рыцари, лорды, немногие командиры наемников. Для каждого из них право сидеть возле нового владыки королевства было наградой, ничуть не менее важной, нежели золото или титулы. Во всяком случае, сейчас так думал каждый без исключения. А за стенами, на прилегавшей к замку равнине, собравшись у ярко полыхавших костров, точно так же кричали здравницы простые воины, явившиеся вместе с Эрвином с севера.
   Сын Хальвина сейчас будто бы не слышал пышных славословий в свой адрес, с каждой выпитой чашей становившихся все менее связными. Он мыслями все еще оставался в разоренном, разрушенном, преданном разграблению Лагене, ставшем символом поражения. Там, под стенами города, на его тесных улочках пали, сойдясь в смертельной схватке, сотни отважных воинов, наемников и взявших в руки оружие горожан, рыцарских дружинников и явившихся с севера ополченцев, и цена их жертве была ничтожной. Король Эйтор вырвался из западни, и даже грозная магия Кратуса, отчего-то отказавшегося появиться на пиру, не смогла ничего изменить. Король спасся, покинув город вместе с горсткой своих людей, и поиски оказались безрезультатны. Три дня по лесам рыскали лучшие следопыты, а прочие воины в это время грабили город, убивая, насилуя, разрушая все только ради собственной прихоти. А затем Эрвин, пресытившись этим зрелищем, приказал выступать.
   Сюда, во владения рыцаря Яриса, принц, в мыслях все еще не осмеливавшийся именовать себя королем, прибыл во главе небольшого отряда, всего лишь четырнадцати десятков воинов, остальные же от стен Лагена двинулись прямо на юг, к столице. Туда же направлялся и сам Эрвин, но по пути он все же решил проехать по своим владениям. И Ярис, едва только узнав, что к границам его феода приближается сам принц, стал готовиться к пышному приему.
  -- Это великая честь, встречать тебя в этих стенах, повелитель, - воскликнул рыцарь, выйдя навстречу въезжавшим в ворота всадникам. Ярис одним из первых послал в Фальхейн своих воинов, едва только получив призыв Эрвина, и теперь принимал заслуженные почести, считая визит принца признанием своей верности и преданности. - Все, что у меня есть - твое, господин. Пойди в замок, отдохни с дороги. Слуги уже готовятся к пиру в твою честь, и я буду счастлив видеть за столом твоих командиров.
  -- Позаботься лучше о моих солдатах, и об их конях, - бросил Эрвин. - Люди устали, так распорядись накормить их, и прикажи выкатить вино из твоих подвалов - пусть каждый сегодня насладится отдыхом. А конюхи и кузнец пусть пока займутся конями - нужно починить сбрую, поменять подковы. Мы можем покинуть твой замок в любой миг, и я хочу, чтобы мои воины были готовы к этому.
  -- Я все исполню, повелитель, - склонился в заискивающем поклоне Ярис. - Пусть твои доблестные воины отдыхают, а мои дружинники будут охранять и их, и тебя. В этих стенах вам не может угрожать никакая опасность. Здесь нет врагов, только друзья и преданные слуги, мой господин.
   Рыцарь, стремясь выслужиться перед тем, кто, без сомнения, отныне был единственным правителем королевства, постарался на славу. И пока в трапезном зале рекой лилось вино, и целые туши, свиные и бараньи, исчезали во чревах благородных дворян и отважных кондотьеров, на внутреннем дворе и под стенами замка тоже шел пир. Явившиеся с принцем солдаты тоже пили вино и пиво, наедаясь до отвала - от Лагена шли быстро, останавливаясь только когда от усталости падали кони или всадники уже не могли держаться в седлах. Эрвин и сам не знал, куда так спешит, но теперь и он смог перевести дух, собираясь с мыслями. Оставалось много нерешенных дел, и каждое требовало усилий мысли.
   Собравшиеся на пир люди принялись горланить какую-то героическую балладу, вставляя вместо забытых слов брань. Музыканты терзали струны лютней и арф, пытаясь ухватить мотив, менявшийся, кажется, каждое мгновение. А на стенах окликали друг друга часовые, в эту ночную пору особенно бдительные, а им словно вторили воины из разбитого под стенами лагеря, оглашая округу песнями и смехом. Не до веселья было, пожалуй, одному лишь Эрвину.
  -- Куда мог бежать Эйтор, - мрачно произнес принц, придвинувшись к лорду Кайлусу, тоже весьма мало внимания уделявшему яствам и вину, нужно сказать, довольно неплохому, наверняка сбереженному еще прежним хозяином замка для подобных случаев. - Где искать его? Ведь мой названный брат едва ли и сейчас перестал тешить себя надеждами на реванш.
  -- Что бы он ни думал, шансов у Эйтора нет, - убежденно ответил лорд, уставившись на принца колючим взглядом из-под седых бровей. - С ним осталась ничтожна горстка людей, и едва ли кто-то из дворян, и даже простолюдинов теперь рискнет встать под знамена короля. Поражение на поле Локайн и судьба Лагена должны стать уроком для всех. А золота, чтобы, к примеру, нанят чужеземных солдат удачи, у Эйтора тем более нет. Он проиграл, и не может не сознавать этого, пусть где-то в глубине души, не выказывая истинных мыслей тем, кто еще остается с ним.
  -- Неважно, - Эрвин резко, точно клинком, рассек ладонью воздух. - Эйтор жив, и мне достаточно этого. Я хочу увидеть его труп, отрезанную голову. Для этого я вернулся, об этом мечтал долгих двадцать три года, пока бродил по свету, сражаясь везде, где только возможно.
  -- Скорее всего, ваш названный брат, господин, уже покинул Альфион, - пожал плечами старый лорд. - Во всяком случае, на его месте так поступить было бы вернее всего сейчас. У него нет воинов, он не может продолжить борьбу. Я не сомневаюсь, что наш несчастный король уже далеко. Отныне Альфион принадлежит вам, и пора забыть, наконец, об Эйторе, ведь у владыки целой страны дел всегда будет предостаточно.
  -- Нет, будь я проклят, - сквозь зубы прорычал Эрвин. - Я не забуду. Пока жив Эйтор, иных забот для меня не может быть. Моя месть еще не завершена.
   Пир продолжался своим чередом, и кое-кто из гостей, не рассчитав с хмельным, уже мирно посапывал прямо на столе или вовсе свалившись под ноги своим товарищам. Те же, кто оказался покрепче, попривычнее к выпивке, продолжали уничтожать припасы, извлеченный слугами радушного - скорее, в прочем, лишь пытавшегося таковым казаться - Яриса из глубоких подвалов и темных погребов замка. Выводили затейливую мелодию музыканты, пара скоморохов кривлялась и шутила под одобрительные крики полупьяных господ, бесплотными тенями скользили по залу слуги, подававшие все новые бутыли вина. И никто не мог в этот миг предположить, что король Эйтор намного ближе, чем можно было судить, полагаясь лишь на здравый смысл. Более того, владыка Альфиона даже не думал смириться с поражением.
  
   Звуки шального пиршества долетали до недальней рощи, и стоявшие вокруг лагеря часовые только гневно бранились вполголоса - сами они уже много дней держались только на хлебе и воде, о таких вещах, как вино или жареное мясо не смея и мечтать. Ненависть к врагу крепла в их сердцах, и как раз этого ждал король Эйтор, под покровом ночи созвавший на совет своих рыцарей и выборных командиров, поставленных над простыми бойцами.
  -- Враг близко, так близко, как ни был прежде никогда, - решительно произнес король, и слова его были встречены внимательным молчанием. - Он уязвим, ведь с Эрвином - жалкая кучка бойцов, всего чуть больше сотни. Кажется, достаточно протянуть руку, чтобы сдавить горло ненавистного врага. Пришла пора решить, как быть дальше, и потому, братья мои, я жду вашего совета. Вам идти в бой, а потому вам и решать, как должно действовать сейчас.
   Эйтор обвел пристальным взглядом собравшихся в шатре, простой полотняной палатке, укрытой на всякий случай ветвями, людей. На лицах своих офицеров он видел холодную решимость, взгляды их полнились нарождающейся злобой. Эти люди были готовы идти в битву прямо сейчас, лишь бы прервать бессмысленные, утомительные блуждания по той стране, которая раньше была родной для каждого.
  -- Мой король, будь у нас хотя бы вдвое больше воинов, я не раздумывая, повел бы отряд в атаку, - первым подал голос рыцарь Рамтус. - Замок, в котором укрылся самозванец, едва ли можно назвать неприступной цитаделью. Даже имя лишь несколько лестниц подлиннее, мы запросто взяли бы его. но у нас сейчас не наберется и сотни бойцов, а там, за стенами, и под стенами, их вдвое больше, и атака будет самым надежным для нас способом самоубийства. Прости, - рыцарь виновато склони голову. - Сейчас враг вне досягаемости, как бы близко он ни был от нас.
   Эйтор гневно заскрежетал зубами, но промолчал. Рамтус был прав во всем, и, как бы ни раздражало ощущение собственной беспомощности, король понимал, что бросать с несколькими десятками уставших, измотанных походом, раненых воинов на каменные стены глупо и гибельно. Однако Эйтор равно не был готов сдаться, просто отступив.
  -- Сейчас не нужно спешить, господин, - поддержал Рамтуса и Алан. Пухлый капитан того, что гордо, но словно в насмешку, называло королевской армией, все так же баюкал на перевязи левую руку. - Пока Эрвин в замке, мы мало что можем сделать. Лучше подождать, когда он выберется из-за стен. В этих лесах мы можем потягаться с вдвое превосходящим нас числом противником. Устроим самозванцу засаду на тракте, выбрав место поглуше. Наверняка он двинется на юг, в столицу, ведь здесь-то ему делать, пожалуй, и нечего. Ну а мы и подождем его, - многообещающе добавил солдат, кровожадно осклабившись. - Дорога здесь одна, государь, не разминемся.
   Эйтор кивнул - как ни претило ему ожидание, бездействие, не признать, что воин прав, как прав и Рамтус, было невозможно. Оставалось одно - не упустить удачный момент, нанести удар там и тогда, где и когда он скорее приведет к победе. Здесь, в этих лесах, должно было завершить затянувшийся спор о том, кому владеть Альфионом.
   И все же король еще сомневался, надеясь, что разыщется тот, кто подскажет, как поступить, укажет верный путь. А меж тем кое-кто уже начал действовать, не дожидаясь приказов, не ведая сомнений, терзавших Эйтора. В прочем, об этом правитель Альфиона пока еще не знал.
  -- Я услышал вас, - сказал он своим советникам. - В ваших словах есть здравый смысл. Но еще не все здесь высказались, и я хоте бы услышать Бранка Дер Винклена.
   В ответ последовала тишина. Присутствовавшие на импровизированном совете офицеры недоуменно переглядывались между собой, изредка бросая удивленные и растерянные взгляды на короля. Дьоривкского рыцаря среди них не оказалось.
  
   Ратхар крался по окутанному тьмой лесу, ступая мягко, перекатываясь с пятки на носок, чтобы не выдать себя ничем, ни треском сухой ветки, ни шелестом опавшей листвы. Позади остался лагерь королевского войска и цепь дозоров, сквозь которые юноша просочился неслышной тенью. Часовые ждали незваных гостей извне, и им даже в голову не приходило, что кто-то может попытаться непрошенным покинуть скрытый в чаще лагерь, вместо того, чтобы проникать в него.
   Самым трудным как раз и было миновать посты, прочие же воины, находившиеся в этот час в самом лагере, словно не замечали уверенно шагавшего меж костров и палаток юношу, сосредоточенного, молчаливого, вооруженного. Бойцы в большинстве своем просто спали, набираясь сил, кто-то чинил сапоги, отыскавшийся в отряде кузнец звенел молотом, выправляя чей-то погнувшийся шлем. Лежали у костров раненые, вокруг которых суетились вызвавшиеся ухаживать за ними люди. Каждый был занят своим делом, и все же Ратхара заметили.
  -- Эй, парень, куда это ты в такую пору? - В спину юноше, уже почти выбравшемуся из бивуака, донесся знакомый голос. Ратхар обернулся и увидел неторопливо шагавшего вслед за ним Эмера. - Сдается мне, ты задумал какую-то глупость, приятель, - пристально взглянув на юношу, произнес воин, остановившись напротив оруженосца Дер Винклена.
   Рука Эмера по-прежнему покоилась на перевязи, хотя пробитое вражеским болтом плечо почти уже зажило. И потому северянин, все же считавшийся еще раненым, был освобожден от большинства хлопот по лагерю, присматривая за своими товарищами, теми, кому было хуже, чем самому Эмеру, а чаще просто слоняясь по округе. Потому он единственный и заметил кравшегося в сторону леса юношу.
  -- Я не поверю, что ты просто решил сбежать, - задумчиво произнес Эмер. - Ты не из таких, парень, это точно. Но ты идешь в сторону замка. Так что же ты замыслил, какое такое безрассудство?
  -- Я должен идти, - ответил Ратхар. - В замке - мой враг, которому я поклялся отомстить. Эрвин убил мою невесту, и ради того, чтобы отыскать его и наказать, я и покинул свой дом, чтобы теперь вернуться на руины, к свежим могилам, а не к живым отцу с матерью. Я гонялся за ним, не единожды оказываясь на краю жизни и смерти, и теперь я хочу воспользоваться шансом, что дарует мне судьба. Я пойду туда и исполню клятву. И если ты посмеешь остановить меня, Эмер, мне придется убить и тебя.
   Ополченец, однако, стоял, не трогаясь с места, но и не пытаясь привлечь чье-нибудь внимание. Он понял - юноша не шутит, и он запросто прикончит любого, кто помешает исполнить задуманное. Но Эмер понимал и иное - Ратхар только что обрек себя на венную смерть.
  -- Ты погибнешь там, не добравшись до своего врага, - произнес раненый воин. - Это безумие какое-то, право! Там сотни воинов, и что ты один сможешь сделать против них? Подумай, парень, кому нужна твоя смерть. Ведь, даже убив врага, разве сможешь ты воскресить свою любимую? Что сделано, то сделано, тебя же впереди ждет только смерть.
  -- Быть может, - покачал головой Ратхар. - Быть может. Но как смогу я считать себя и впредь мужчиной, зная, что струсил, что позволил убедить себя в ненужности клятв? Ты можешь попытаться остановить меня, Эмер, но сам я, по своей воле, не вернусь назад, иначе, как с головой мерзавца, спрятавшегося за теми стенами. А если погибну, то в бою, на пути к цели.
   И он ушел в темноту, растворившись среди деревьев, а Эмер еще несколько минут стоял, уставившись вослед юноше. А затем ополченец направился обратно к лагерю, призывно мерцавшему множеством костров. Воин шел, погруженный в свои мысли, думая о Ратхаре, юном безумце, так дешево ценившем собственную жизнь, и потому не заметил беззвучно скользнувшую мимо него к лесу тень.
   А Ратхар, осторожно пробравшись мимо очередного дозора - воины разговаривали между собой достаточно громко, чтобы не наткнуться на них и в кромешно тьме - оказался уже за пределами лагеря. Отныне пути назад не было, и юноша уверенно направился к черной глыбе вражеского замка.
   Заросли редели, и впереди, среди ветвей, уже видны были полыхавшие на равнине костры, словно вехи, отмечавшие границы бивуака, разбитого людьми принца Эрвина. Оттуда порой долетали невнятные возгласы и даже обрывки песен. Равнина перед замком была освещена довольно ярко, и на фоне костров, топлива для которых явно не жалели, можно было ясно различить движущиеся фигуры людей, не то часовых, не то просто праздно шатавшихся воинов, искавших того, с кем можно было бы распить припрятанную фляжку кислого вина. И над всем этим возвышалась темная громада замка, словно подмигивавшего окрестным холмам проема освещенных изнутри окон.
   Ратхар видел этот замок прежде, и не раз, но лишь при свете дня, и он не казался особо внушительным. Ничего особенного - квадрат стен, приземистые башни по углам и над единственными воротами, да видневшаяся из-за стен цитадель, жилище господина и последний оплот обороняющихся, если враг все же сумеет взобраться на стены. Теперь же крепость, башни которой отчетливо выделялись на фоне ночного неба, производила весьма зловещее впечатление, словно то было жилище темного мага из рассказанной в детстве сказки. Но именно этот замок и был целью Ратхара.
   Добравшись до опушки леса, юноша остановился. Он покинул лагерь, движимый сиюминутным порывом, но теперь, оказавшись буквально в считанных шагах от цели, ощутил некоторую растерянность. Надеяться, что враг сейчас вдруг сам выйдет за стены, было, конечно, верхом глупости, мысли же о том, как незамеченным попасть в замок, наверняка охранявшийся в эту ночь особо тщательно, пока не рождались, и оруженосец Бранка Дер Винклена просто стоял и смотрел вдаль до тех пор, пока едва различимый шорох за спиной не заставил его вздрогнуть. Юноша резко обернулся, не успев понять, как клинок оказался в его руках.
  -- Не надо так нервничать, человек, - из темноты прозвучал знакомый голос, и Ратхар, сделав резкий выдох, опустил оружие. - И впредь будь чуть внимательнее. Ты слишком погружаешься в себя, и не замечаешь порой, что творится вокруг. Окажись здесь враг, ты давно был бы уже мертв.
   Из-за деревьев вышел Эвиар. Эльф, казалось, не шагал по земле, а летел над ней, точно призрак. Можно было лишний раз восхититься умением Перворожденного становиться невидимым, словно исчезая для обычных человеческих чувств - еще мгновение назад юноша до боли вглядывался в темноту, вдруг принявшую объем и очертания знакомой фигуры. Подойдя к Ратхару, только теперь понявшему, как часто бьется сердце, на несколько шагов, он остановился, взглянув человеку в глаза.
  -- Не знал, что ты столь любишь ночные прогулки, - усмехнулся Перворожденный, окинув человека заинтересованным взглядом с ног до головы. - Нужно ли мне гадать, как далеко ты собрался?
   Ирония Эвиара была понятна. Ратхар снарядился явно е просто для того, чтобы побродить по погруженному в безмолвие лесу. Юноша был одет в облегающую куртку с капюшоном, темно-серую, почти черную, и такие же обтягивающие штаны, предпочтя сегодня сапогам простые крестьянские поршни без подошвы и каблука, идеально скрывавшие звук шагов. Меч Ратхар прицепил за спину - не лучшее место, чтобы носить длинный клинок, но так он меньше мешал при ходьбе, нежели будучи подвешен к поясу. Кроме меча юноша вооружился легким арбалетом, одолженным - точнее, украденным - у какого-то солдата, и несколькими кинжалами, а на левом плече его висел моток прочной веревки, вполне способной выдержать вес взрослого мужчины.
  -- Пришла пора исполнить давнюю клятву, - промолвил Ратхар. - Там, за стенами, мой враг, мой кровник, и в эту ночь он должен заплатить за то, что сделал прежде. Эрвин, точнее, его ублюдки-наемники, убили мою невесту. Я долго гонялся за мерзавцами, и кое-кого из них уже нет на этом свете. Теперь настал черед и самого принца.
   Ратхар ощущал сильное волнение в эти секунды, но мысли о том, чтобы вернуться, отступить, не было. Сейчас он верил - сама судьба свела его так близко с заклятым врагом, который, пожалуй, даже не подозревал о существовании юного мстителя.
  -- Смело, - бесстрастно произнес в ответ эльф. - Смело и очень благородно. Но глупо. Там - Эвиар указал в сторону замка - две сотни солдат, не каких-то увальней, а бывалых наемников. Скажи, ты сперва решил зарезать вашего принца, а затем уже разобраться с его разъяренными воинами, или все же сначала уничтожишь гарнизон?
  -- Лучше ты скажи, что бродишь в такую пору, вместо того, чтобы оставаться в лагере? - вопросом на вопрос ответил юноша, пристально глядя на эльфа. - Сдается мне, ты тоже что-то задумал.
   Эвиар тонко усмехнулся - он тоже выбрался из-под охраны королевских солдат не просто так, не от скуки, и не скрывал этого. Его темная одежда и плащ отлично скрывали своего обладателя во мраке, делая его буквально невидимым. Лицо же Перворожденного покрывал слой смешанной с жиром сажи, так что Эвиар сейчас казался самым настоящим демоном.
   Разумеется, эльф был вооружен. На поясе его висел неизменный клинок с витой гардой, а за спиной - длинный лук. Лук этот эльф буквально выпросил у одного из ополченцев. Оружие во всем уступало тому, которого Эвиар лишился в Лагене, будучи слабее, ведь это был простой лук, дуга которого состояла из единственного куска тиса. И все же даже из такого лука Эвиар со ста шагов ухитрялся вгонять пять стрел из шести в смотровую прорезь глухого рыцарского шлема. Именно после того, как эльф продемонстрировал такой фокус, прежний владелец лука согласился расстаться со своим оружием, даром, что был ранен, и сам едва ли смог бы стрелять. Конечно, к луку прилагались и стрелы, целых полторы дюжины, оперение которых торчало из цилиндрического колчана, снабженного плотной крышкой, сейчас откинутой в сторону.
  -- Там и мой враг тоже, - произнес эльф, бесстрастно выдержав испытующий взгляд Ратхара. - Маг, что служит вашему принцу, завладел вещью, которая не может принадлежать ему. Меня послали в ваши земли, разыскать эту вещь и вернуть ее законным владельцам, чародеям моего народа.
  -- Хрустальный венец, - догадался Ратхар. - Колдовской амулет, что многократно увеличивает мощь любого мага, верно? Да, он у того самого чародея. Но его никто не похищал у вас. Эта вещь много веков хранилась на далеком острове, на востоке. Маг явился туда незваным гостем, истребив целый род, многих мужчин, детей и женщин, и украв этот предмет. Я знал воина, что отправился в погоню за колдуном. Этот человек погиб, оставшись прикрывать наш отход, когда мы с милордом Дер Винкленом вызволяли из плена короля Эйтора. И перед смертью он просил меня вернуть этот предмет на тот остров, ибо жители его, целое племя, в незапамятные времена дали клятву хранить хрустальный венец, чтобы никто не мог воспользоваться им во имя зла. Так что нам придется решить здесь и сейчас, кому достанется трофей.
  -- Ты так веришь в победу? - удивленно усмехнулся Эвиар. - Что ж, кто видит себя победителем, действительно может одержать победу, ибо мысль всегда опережает действие, - задумчиво промолвил он. - Но делить добычу сейчас мы не станем. Если и удастся попасть в замок, неизвестно, кто выберется оттуда живым. А если нам обоим повезет, то, клянусь, мы решим спор честно, без крови и обмана. Эта вещь очень важна не для меня даже, для всего моего рода, но я не стану браться за оружие, если на моем пути окажешься ты, Ратхар. Не станем торопить события сейчас, и пусть судьба сама подскажет, как распорядиться призом. Всему свое время.
   Юноша только благодарно кивнул в ответ. Он почему-то верил эльфу, ни на миг не заподозрив того в предательстве, и радовался, что отправляется в логово врага в компании не скрытого врага, но верного друга. Правда, это не отменяло главную проблему - как попасть в замок, Ратхар пока так и не придумал.
  -- Итак, ты уже решил, как проникнешь в эту цитадель? - спросил Эвиар, словно читавший мысли человека, и, дождавшись отрицательного жеста, понимающе кивнул: - Я так и полагал. И на что же, интересно, ты рассчитывал в этом случае? Уж не думал ли ты, что ваш принц сам выйдет из замка и отправится в одиночестве в этот милый лесок?
   При свете дня было бы видно, как краска залила лицо Ратхара. Юноша, к стыду своему, втайне лелеял именно эту мечту, ибо ничего иного придумать до сих пор не смог.
  -- О, да, - усмехнулся в ответ на униженное молчание Ратхара эльф. - Как просто поклясться отомстить, и как порой сложно воплотить в реальность слова! Что ж, иди за мной. Нам предстоит преодолеть ту равнину, пройти мимо множества постов, взобраться на стену, отыскать в огромном замке Эрвина и еще того колдуна, прикончить их и постараться после живыми и невредимыми выбраться обратно.
  -- И вы думаете провернуть все это вдвоем, - раздался вдруг насмешливый голос, и лес исторг из темноты Бранка Дер Винклена. - Пожалуй, втроем у нас будет чуть больше шансов на успех. Ведь вы поделиться со мной врагами, не так ли?
   Рыцарь не спеша приблизился к опешившим от неожиданности заговорщикам, с усмешкой взглянув сперва на эльфа, затем на человека. Дер Винклен ухитрился сейчас обмануть даже чуткого Эвиара, незамеченным подкравшись так близко.
  -- Господин, - удивленно промолвил Ратхар. - Господин, откуда вы здесь, зачем?
  -- Думаешь, я могу позволить каким-то выродкам-наемникам просто так прикончить своего оруженосца, которого так долго учил? - усмехнулся Бранк. - И, потом, я задолжал тебе самую малость, собственную жизнь, и, кажется, сейчас лучший момент, чтобы расплатиться по счетам, - совершенно серьезно добавил он. - Пусть король и дальше думает и гадает, как поступить, мы же станем действовать. Не в обычае рода Дер Винкленов мешкать, когда враг столь близок. Так что, если вы против того, чтобы отправиться в замок втроем, то лучше прикончите меня прямо сейчас.
  -- Боюсь, ты слишком неловок, человек, - покачал головой Эвиар. - Нам придется проявить всю осторожность, чтобы не быть замеченными раньше времени.
  -- Я воевал с твоими братьями в Дьорвике, и тогда никто не считал меня неуклюжим или слишком шумным, - с вызовом ответил рыцарь, в упор уставившись на лучника. - Авось, сумею быть тихим и сейчас, эльф.
  -- Тогда идем, - пожал плечами Перворожденный. - Скоро рассвет, и не стоит зря тратить время на долгие и пустые беседы. Нас ждут наши враги.
   Первым шел Эвиар. Своим почти звериным чутьем - поистине нечеловеческим! - он мог обнаруживать присутствие чужаков задолго до того, как сам мог быть увиден и услышан. Лук эльф держал наготове, заранее наложив на тетиву бронебойную стрелу. А следом, напрягшись, обратившись в слух, зрение и обоняние, ступали, насколько возможно осторожно, Дер Винклен с Ратхаром, загодя обнажившие клинки.
   Они обходили понемногу успокаивавшийся лагерь стороной, оставляя многочисленные костры, возле которых вповалку спали воины, по левую руку от себя. Трижды лазутчики миновали посты, но часовые, как ни вглядывались они во мрак, до рези напрягая глаза, так и не смоли увидеть крадущихся под покровом тьмы чужаков. Замком становился все ближе, стены его возносились, казалось, до самого неба, и по гребню их, точно по вершинам горного хребта, расхаживали, постукивая по камню древками своих копий, бдительные стражи. Окна, прорезанные в стенах угловых башен, были слабо освещены изнутри - там, в караулках, ждали конца смены солдаты, по первому зову своих товарищей готовые высыпать на стены, чтобы встретить сталью любого врага.
   На самом деле замок отнюдь не был неприступным, но сейчас трем смельчакам он казался самой мощной во всем подлунном мире твердыней. И невольно у каждого из них рождались сомнения, появлялась уверенность в бессмысленности задуманного, желание повернуть назад, ибо там, за стенами, что еще, кроме неминуемой гибели, могло ожидать безумцев, добровольно идущих в логово беспощадного врага?
  -- И что дальше, - громким шепотом поинтересовался Бранк Дер Винклен, когда они были в десятке шагов от стен. - Как мы попадем внутрь? Вы, отчаянные головы, должно быть, все уже продумали, если так решительно сунулись сюда?
   Рыцарь задрал голову кверху, как бы оценивая сложность препятствия. Замок Магнусов, ныне принадлежавший другому хозяину, не был защищен рвом - кому-то в давние времена это показалось напрасной тратой сил. В прочем, хватало и восьмисаженных стен, преодолеть которые можно было лишь при помощи осадных лестниц или подвижных башен-гелиполий, каковым сейчас взяться было неоткуда.
   Позади шумел не до конца погрузившийся в сон лагерь - кто-то пел песни, кто-то просто громко разговаривал, и видно было, как ходят меж прогоравших уже костров люди. Один нечаянный взгляд - и чужаки будут обнаружены, после чего им останется только принять смерть, достойную героев, ведь там, на равнине, расположилось на ночлег больше сотни умелых рубак, более чем достаточно для троицы безумцев. В прочем, по крайней мере, один из них точно не считал себя таковым. Эвиар, вместо того, чтобы вступать в бессмысленные разговоры, убрал лук в налучье, достав из-за голенища сапог два кривых кинжала.
  -- Веревку, - приказал эльф, и Ратхар послушно протянул ему моток прочного каната. - А теперь стойте тихо и ждите, пока я дам знак.
   Эльф подпрыгнул на месте, убедившись, что все его снаряжение надежно закреплено, и не издает ни малейшего звука, могущего в самый неподходящий момент выдать своего обладателя. Теперь Эвиар был полностью готов исполнить свой замысел.
  -- Проклятье, что ты задумал? - с опаской промолвил Дер Винклен. Ответа он так и не дождался.
   Эльф, сжимая по короткому клинку в каждой руке, разбежался и одним прыжком оказался на стене. Кинжалы вошли в давно примеченные щели меж каменных глыб, из которых была сложена эта стена. Раствор, скреплявший камни, во многих местах выкрошился, обратившись в песок под влиянием ветра, влаги и знойных лучей солнца, даже в этих северных краях летом порой нестерпимо палившего.
  -- Будь я проклят! - только и сумел удивленно выдохнуть рыцарь, наблюдая, как эльф невесомой тенью взбирается о стене.
   Эвиар был похож на странного паука, такой же ловкий, цепкий, проворный. Вбивая кинжалы в трещины камней, повисая на высоте многих футов, он стремительно полз наверх. Пожалуй, повторить такое мог лишь другой эльф, столь же легкий и подвижный, человеку же нечто подобное едва ли было по силам. В темной одежде Эвиар стал почти неразличим на фоне камня, и, двигаясь почти бесшумно - только изредка сталь клацала по камням - за считанные мгновения достиг каменных зубцов, опоясывавших стену. А в прорехах между ними был виден силуэт часового, и воин тот как раз шел навстречу почти добравшемуся до цели эльфу.
  -- Страж, - словно заклятье, бормотал Бранк Дер Винклен. - Страж!
   Эльф тем временем уже достиг верха стены и легко перемахнул через каменный парапет, на несколько секунд исчезнув из виду. Дер Винклен только сжимал кулаки, а Ратхар, не отводя взгляда от стены, и совсем забыв об опасности сзади, со стороны воинского лагеря, нервно тискал рукоять меча, чувствуя, как потеет ладонь.
   Тем временем стражник, монотонно мерявший шагами стену, прошел еще несколько футов, глядя себе под ноги. И когда перед воином соткалась из темноты высокая фигура, сама казавшаяся частью ночной мглы, тот лишь успел открыть рот, то ли, чтобы позвать своих товарищей, то ли просто от неожиданности. Большего ему не позволил Эвиар - оба кинжала впились в шею незадачливого сторожа, защищенную только кожаным капюшоном-подшлемником. Воин захрипел, заваливаясь назад, но эльф с неожиданной нежностью и заботой. Словно это было самое дорогое для него существо на всем белом свете, подхватил свою жертву под руки, одновременно поймав выпавшее из мертвых рук копье. Плавно, так, чтобы ни единый шорох не коснулся ушей остававшихся в караулке воинов, Эвиар опустил мертвеца на камни, и только потом вернулся к стене.
  -- Поднимайтесь, - прошипел сверху эльф, и при звуках его голоса люди облегченно выдохнули. А вслед за словами к ним прилетел и конец так кстати прихваченного Ратхаром каната. - Живее, наверх!
  -- Иди первым, - приказал Дер Винклен. - Я буду здесь, посмотрю, чтобы не появились незваные гости.
   Ухватившись за веревку Ратхар, насколько мог быстро, стал карабкаться наверх. Получалось это у него намного хуже, нежели у легкого и стремительного эльфа, и все же спустя несколько мгновений он, ухватившись за протянутую руку Эвиара, тоже перевалился через каменные зубцы, едва не растянувшись на опоясывавшем замковую стену изнутри навесе.
  -- Помоги рыцарю, - произнес, приблизив свое лицо к лицу юноши, произнес эльф.
  -- А ты? - спросил Ратхар, тяжело дыша и нервно озираясь по сторонам. Тотчас взгляд его наткнулся на мертвого стражника, и после этого думать о чем-то ином было уже очень не просто.
  -- Есть еще дела, - усмехнулся эльф, сверкая клыками и в эти мгновения более всего походя на безжалостного лесного хищника. - Нужно навести здесь порядок
   Эвиар кивком указал на караульное помещение, располагавшееся на самом верху ближайшей башни. Узкие окошки-бойницы были освещены изнутри, а из приоткрытой двери доносились голоса. Именно туда и двинулся скользящей походкой эльф, оставив человека наедине с покойником и томившимся в ожидании внизу рыцарем.
  -- Милорд, - Ратхар окликнул Дер Винклена, мгновенно вскинувшего голову. - Милорд, поднимайтесь. Здесь безопасно.
   Рыцарь поднимался дольше - все-таки он был тяжелее, чем его юный оруженосец, и уж тем более по сравнению с эльфом. Зато, оказавшись наверху, Бранк тотчас выхватил из ножен клинок, готовый к появлению врага. Но вместо людей Эрвина или рыцаря Яриса он увидел только выходившего из караульного помещения эльфа. Эвиар как раз обтирал о какую-то тряпицу один из своих кинжалов.
  -- Их было четверо, - в ответ на вопросительный взгляд рыцаря промолвил эльф, и усмехнулся: - Больше они нам не помешают.
  -- Их могут хватиться в любой миг, - раздраженно бросил Дер Винклен. - У нас считанные минуты, а потом этот замок станет похож на растревоженный осиный улей, и тогда я не поставлю ломаного гроша на то, что мы выберемся отсюда живыми. Эх, - вздохнул он. - Нужно было все же посвятить в ваши планы короля. Отвлекающий маневр, к примеру, внезапная атака замка, забрав бы все внимание гарнизона.
  -- Что мечтать и жалеть? - фыркнул Эвиар. - Идем скорее. Раз у нас мало времени, нужно с пользой распорядиться каждой секундой. Но кто-то должен остаться здесь, прикрыть наш отход, когда дело будет сделано.
  -- Эрвин - мой, я должен пустить ему кровь, - решительно произнес тотчас Ратхар. - Я иду дальше!
   Эвиар взглянул на рыцаря, на скулах которого вздулись желваки - Дер Винклен уже понял, на кого падет жребий, но смириться с этим не мог.
  -- Будь здесь, и дай нам знак, если что, - произнес эльф. - Не думаю, что мы сможем уйти тем же путем, каким попали сюда. Там, возле ворот, я заметил лошадей. Когда все кончится, мы попытаемся открыть ворота и верхом направимся в лагерь короля. Будь готов к этому.
  -- Милорд, возьми мой арбалет. - Ратхар протянул рыцарю легкий самострел и колчан с десятком болтов. - Сверху ты можешь простреливать весь двор.
  -- Уж лучше лук, - покачал головой Дер Винклен. - Смогу хотя бы прикончить побольше выродков. Эвиар, одолжишь свое оружие?
  -- Мне он станет только помехой, там, внутри, - пожал плечами эльф, указывая на донжон, ярко освещенный снаружи и изнутри десятками факелов и масляных фонарей. - Ты хорошо умеешь обращаться с ним?
  -- Хуже, чем ты, - признался Бранк, принимая из рук Перворожденного лук и стрелы. - Но кое-чему меня научили еще в детстве, и потом, когда служил на границе, я порой тренировался. Можешь не сомневаться, я скорее промажу по врагу, чем случайно подстрелю кого-нибудь из вас, - усмехнутся рыцарь.
   Спуститься вниз проще всего было по винтовой лестнице, насквозь пронзавшей дозорную башню, и потому Эвиар вновь скрылся в караулке, а за ним последовал и Ратхар. Юноша бросил взгляд через плечо на Дер Винклена, но рыцарь уже полностью сосредоточился на том, что творилось во дворе замка, тоже весьма ярко освещенном, и отнюдь не казавшемся безлюдным. Там, внизу, бродили слуги, порой появлялись солдаты, не то сменившиеся с постов, не то, напротив, спешившие заступить в караул. И любой из них мог поднять тревогу, обратив внимание на пару чужаков. Оставалось только надеяться, что все обитатели замка достаточно поглощены своими заботами, чтобы слишком внимательно смотреть по сторонам, и успокоены мыслью, что кругом полно часовых, которые уж точно не пропустят внутрь незваных гостей.
   Ратхар, едва оказавшись в тесном, пропахшем потом и чесноком, закопченном и весьма грязном караульном помещении, невольно вздрогнул, увидев разбросанные на полу окровавленные тела. Эвиар потрудился с душой - четверо солдат, коротавших смену за кувшином пива и игрой в кости, даже не успели вытащить из ножен клинки. Пиво темной лужей растеклось по полу - кто-то зацепил жбан, осколки которого лежали здесь же, а на столе были рассыпаны монеты. Все четверо умерли мгновенно, и оставалось поражаться быстроте эльфа.
  -- Идем, - поторопил Эвиар своего спутника. - На мертвецов можно не обращать внимания, опасаться стоит только живых. И дай мне арбалет, человек.
   Без возражений Ратхар протянул Эвиару самострел, рычаг-"козью ногу", чтобы взводить оружие, и колчан. Все это эльф на ходу приладил под плащом, и юноша понял задумку своего товарища - в руках Ратхара взведенный арбалет мгновенно привлек бы внимание первого встречного.
   Они быстро преодолели несколько витков узкой и весьма крутой лестницы, оказавшись на внутреннем дворе. По обе стороны теснились какие-то пристройки, возможно, конюшни, мастерские или еще что-то такое, а прямо пред лазутчиками возвышался, вонзаясь в темное, почти черное в этот поздний час небо, донжон, верхние этажи которого были освещены изнутри - там еще не завершился пир.
  -- Теперь будь осторожен, - предупредил своего спутника эльф, проверяя, легко ли меч покидает ножны. - Лучше обойтись без крови, пока е доберемся до цели, но если что, убивай быстро, без колебаний. Запомни - своих здесь нет. Ребенок, женщина, дряхлый старик - неважно, все это враги, и каждый может ударить в спину!
   Не дожидаясь ответа - да и каков он мог быть сейчас! - Эвиар двинулся к цитадели. К входу в нее вела довольно узкая лестница, и наверху стояли, опираясь о короткие алебарды, два воина в кольчугах и касках.
  -- Как мы пройдем мимо них? - настороженно спросил Ратхар, указав на часовых.
  -- А вот как, - и Эвиар, у которого словно и на затылке тоже была пара зорких глаз, двинулся наперерез вышедшему из какого-то амбара человеку, тащившему на плече небольшой бочонок. Обычно вся провизия хранилась в самой цитадели - на случай, если враг прорвется за стены - но сейчас, возможно, в подвалах донжона просто не хватило места.
   Слуга, посланный за припасами, наверное, удивился, увидев перед собой две задрапированные в черное фигуры. Но его изумление оказалось прервано ударов кинжала. Эвиар бил точно, не давая пощады. Клинок вонзился слуге прямо в сердце, и эльф едва успел подхватить оказавшийся весьма увесистым бочонок, в котором что-то заманчиво плескалось.
  -- Возьми тоже что-нибудь, - приказал эльф, и Ратхар схватил первый попавшийся мешок. - Все, теперь идем. И сохраняй спокойствие - мы здешние слуги, нам не с чего опасаться солдат.
   Согнувшись под тяжестью груза - а на самом деле просто скрывая лица - двое лазутчиков спокойно, насколько это было возможно, приблизились к стражникам, при их появлении прервавшим свой разговор.
  -- На кухню? - Часовые смерили двух согнувшихся под грузом "слуг" равнодушными взглядами, чуть посторонившись, чтобы те могли пройти, и продолжили вести неспешную беседу. Юноша облегченно вздохнул, чувствуя, как на лбу выступила испарина - они были в замке, и теперь не существовало препятствия между мстителем и его жертвой.
  -- Где здесь могут быть господские покои? - недоуменно промолвил Ратхар, бросив себе под ноги увесистый мешок. Они стояли в начале длинного коридора, обрывавшегося крутой лестнице. В бронзовых кольцах на стенах были развешаны коптившие факелы, и тени метались по сводчатому потолку. - Проклятье, да тут можно бродить до скончания века!
  -- Ты говорил, кажется, что прежде бывал в замке? - припомнил Эвиар, настороженно озираясь по сторонам. Свою ношу он тоже опустил на пол, с наслаждение потянувшись.
  -- Прости, мне в тот раз не позволили изучить расположение всех помещений, - язвительно, с явным раздражением, за которым он лишь пытался скрыть растерянность, ответил юноша. - Я был слишком занят.
  -- Тогда идем наверх, - предложил старавшийся не замечать бешенства своего спутника, и отлично понимавший, чем оно рождено. - Обычно хозяева таких замков предпочитают жить на верхних этажах, а внизу находятся кладовые и обитает челядь. И будь осторожен - если нас обнаружат, долго мы не проживем.
   Крадучись, двое непрошенных гостей, двое убийц двинулись вверх, взбираясь по крутой лестнице. Казалось, в замке не осталось ни одной живой души, такая стояла тишина. Но на самом деле жизнь здесь шла своим чередом. Пир подошел к концу - даже крепкие, ко всему привычные организмы бывалых воинов не могли до бесконечности сопротивляться хмелю, и в трапезной зале звучал могучий храп тех, кого слуги еще не успели утащить в опочивальню. Но были и те, кто не только бодрствовал в этот поздний час, но еще и сохранял к тому же ясность рассудка.
  
   Заскрежетал запор, и Рупрехт, нехотя открыв глаза, взглянул на распахнувшуюся со скрипом дверь. Как и всегда, первым в покои, ставшие для мага темницей, вошел рослый детина в броне и с обнаженным клинком в руках. Оглядевшись, страж отступил в сторону, и в узком проеме появился Кратус. Колдун уверено направился к просторному ложу, на котором, растянувшись во весь рост, закинув руки за голову и даже не подумав снять весьма грязные сапоги, лежал его пленник.
  -- Оставь нас, - приказал чародей, и воин, неуклюже кивнув, попятился назад.
   Рупрехт со скучающим видом наблюдал за явившимся в очередной раз навестить его магом, почти не уделяя внимания воину - обычный головорез, пусть и умелый, едва ли заслуживал того, чтобы его заметил настоящий волшебник.
  -- Если что, господин, мы рядом, - пробурчал воин, прежде чем покинуть отведенную ценному пленнику комнату, оставив того наедине с Кратусом.
   Не обращая внимания на слова солдата, маг принца Эрвина придвинул поближе к ложу удобное кресло, с наслаждением откинувшись на спинку.
  -- Кажется, сегодня в замке пир, - усмехнулся Рупрехт. - Странно, что тебя не пригласили. Таким верным слугам обычно оказывают столь пустячные знаки внимания.
   Странствующего мага, отныне оказавшегося целиком во власти Кратуса, поместили в нежилой части замка, отведя ему небольшую, но вполне уютную комнату. Здесь было тихо, молчаливые слуги не забывали доставлять в покои вино, мясо и даже фрукты, и все равно это была тюрьма. Но даже сюда доносились отзвуки по-варварски пышного праздника, устроенного хозяином замка в честь дорогого гостя.
  -- Я устал с дороги, - сделав вид, что не заметил почти явного оскорбления, произнес Кратус. - Пусть пируют рыцари, у них чугунные головы, железные задницы и луженые глотки. Я же хотел кое-что обдумать, в тишине, без суеты.
  -- Потому и вспомнил обо мне? - вскинул брови Рупрехт. - Польщен, не скрою. Кстати, что так бурно празднует твой хозяин? Мне кажется, король Эйтор еще жив, и торжествовать победу рановато.
  -- Твой король бегает по Альфиону, как спугнутый заяц, - процедил Кратус, скривив в презрительной усмешке уголки рта. - А Эрвин гоняется за ним, словно породистый пес, чему я рад вполне. Пока обе венценосные особы заняты, у меня достаточно времени, чтобы все обдумать. А исход будет один - Эйтор умрет, ведь его братец не привык бросать начатое дело. Он ждал двадцать три года, вовсе не для того, чтобы позволить несчастному Эйтору ускользнуть в последний миг. Твой король умрет, Рупрехт, или как там тебя на самом деле зовут, а все призы в итоге достанутся мне.
  -- Он не мой король, - спокойно ответил пленный чародей, пожимая плечами. - Я чужак здесь, так же, как и сам ты. Это не наша земля, и не наша война. И Эрвин, если я не разучился понимать людей, не уступит тебе просто так.
  -- Значит, он умрет, последовав за своим названным братом, - улыбнулся, ощерив зубы, Кратус. - И он, и любой, кто станет на его сторону. И мне даже жаль, что ты не разделишь вместе со мной бремя власти. У меня сила, у тебя - знания и опыт, и вдвоем мы могли бы достигнуть подлинных высот величия. Этот мир достаточно велик, его хватит нам обоим, поверь.
   Впервые Кратус предложил нечто подобное своему пленнику отнюдь не сейчас, а еще в те дни, когда армия Эрвина форсированным маршем двигалась к Лагену, спеша захватить укрывшегося там владыку Альфиона. Но и тогда, и сейчас личный маг и доверенное лицо нового правителя королевства - в том, что Эрвин станет им вскоре, едва ли кто-нибудь еще сомневался - слышал один и тот же ответ.
  -- Власть мне не нужна, - помотал головой Рупрехт. - Тем более такая, ради которой придется своими руками уничтожить сотни, тысячи людей, просто потому, что они не разделяют твои или мои идеалы. Твое упорство похвально, но сейчас ты тщетно пытаешься склонить меня на свою сторону. Оставь эти разговоры, колдун. Мне нечего больше сказать тебе.
  -- Жаль, - вздохнул Кратус. - Правда, очень жаль. Но ты сделал выбор, воспользовался возможностью, что я предоставил, по своему усмотрению, зная, что нет и не будет второго шанса. Прощай, - он направился к выходу, но, уже взявшись за дверную ручку, остановился, вновь взглянув на пленника: - Мы еще увидимся, но, боюсь, для тебя эта встреча будет последним, что случится с тобою в этой жизни.
   А снаружи переминались с ноги на ногу два рослых парня, закованных в кольчуги, нервно тиская ложа арбалетов. Увидев чародея, оба они с облегчением вздохнули.
  -- Прости, господин, - неуверенно обратился один из них, выглядевший чуть постарше, к Кратусу. - Прости, но нельзя ли отправить этого пленника в подземелье. Там прочные запоры и крепкие решетки, а отсюда он может вырваться, наделав немало дел. Рядом покои господина, и с колдуна станется наведаться туда, оказавшись на свободе.
  -- Тебе, воин, не стоит об этом беспокоиться, - усмехнулся Кратус. - Мой пленник еще много дней не сможет колдовать. Его магия мертва, он пуст, словно прохудившийся бурдюк с вином. И как только я сочту его опасным для вас, то отправлю не в темницу, а в землю. А пока прилежно неси службу - большего я от тебя не требую, но за небрежение, учти, спрошу строго, - неожиданно пригрозил он, двинувшись прочь по озаренному множеством масляных светильников коридору.
   Стражи переглянулись между собой - близость к такому опасному пленнику выматывала, заставляя каждый миг быть настороже, врываясь в отведенные чародею покои на любой шорох. Пока, в прочем, узник вел себя тихо, но воины понимали, что сторожат не обычного человека, и не знали, чего ждать в следующее мгновение, а потому каждая смена здесь, у этих дверей, становилась для них проверкой крепости духа. Это было намного хуже, чем стоять в поле, сжав в затекших ладонях древки длинных пик и ожидая приближения вражеской конницы.
   Для Рупрехта же, как только за Кратусом закрылась дверь, и вновь лязгнул запор, окружающий мир перестал существовать. Крепко зажмурившись, пленник усилием воли заставил себя расслабиться, чувствуя, как пронизывавшая все и вся сила, суть сама жизнь, наполняет его тело, струится по жилам, заставляя сердце биться все чаще. Кратус при всей своей силе - и та, в прочем, была заемной - порой проявлял чудеса глупости и беспечности. И Рупрехт не сомневался - одержимый властью маг вскоре поплатится за это.
   Погрузившийся в транс пленный чародей на несколько мгновений перестал слышать, видеть, ощущать запахи. Но вдруг что-то произошло совсем рядом, и маг вынырнул из омута безмолвия, первое мгновение не понимая, что происходит. За дверью звучали взволнованные голоса, звенел металл, и слышался дробный топот, а где-то раздавались истошные крики. Не мешкая, Рупрехт не поднялся, слетел с ложа. Пальцы сами сложились в нужную фигуру, и, выдохнув заветное "Хагалаз!", маг выбросил правую руку в сторону тяжелой двери, точно отталкивая что-то от себя.
   Дверь, мощное, вполне надежное - не всякий топор такое возьмет сразу - сооружение из дюймовых досок, окованных бронзовыми полосами, сорвало с петель, точно порыв ветра подхватил сухой листок. И следом за ней в полутемный коридор выскочил Рупрехт. Он не знал, что именно случилось в замке, но понял - пора пустить в ход все накопленные с таким трудом силы, ибо иного шанса обрести свободу Судия может ему и не дать.
  -- Проклятье! - только и успел выдохнуть один из стражей, увидев, как меж пальцев мага, лицо которого исказилось от гнева, вызревает огненный шар. Спустя секунду сгусток пламени, ударивший воина в грудь, оставил от того кусок обугленного мяса, и в нос чародею ударил мерзкий запах жженой плоти.
   Второй воин, побледнев от ужаса, вслепую пытался нащупать рукоять меча, не отводя взгляда от страшного мага, вопреки заверениям самого мэтра Кратуса, оказавшегося далеко не таким безобидным. Он прожил лишь мгновением дольше своего товарища - еще один огненный шар, маленький, всего с наперсток, оторвал солдату голову.
   Рупрехт рысью бросился, было, к лестнице, уводившей, вероятно, к выходу из цитадели. Но вдруг его внимание привлекли отчаянные крики, сопровождавшиеся громким стуком в дверь.
  -- Мы здесь, - вопили наперебой мужчина и женщина, причем мужской голос показался магу смутно знакомым. - Выпустите нас! Сюда, мы здесь!
   Колотили изнутри, и маг, подскочив к этой двери, увидел тяжелый засов, такой же, какой должен был прежде и его самого удерживать в темнице. Рупрехт привычно сконцентрировался, готовясь выставить дверь, но остановился - сила его, собранная по крупицам, почти иссякла. На глаза чародею попалось слетевшее с пояса одного из стражей кольцо, на котором болталась связка массивных ключей. Наугад выбрав один из них, Рупрехт одним движением отомкнул замок, отодвинул в сторону щеколду, и оказался едва не сбит с ног вырвавшимися на свободу пленниками.
  -- Благодарение Судие, - молодая, изящная и стройная, точно тростинка, девушка бросилась на шею опешившему магу, рыдая и стискивая его в объятиях. - Наконец-то мы спасены. О, как долго мы ждали этого!
   Следом за девушкой в коридор вышел высокий седовласый мужчина, и никакая темнота не помешала Рупрехту с первого взгляда узнать лорда Маркуса.
  -- Ты, - удивленно спросил дворянин, выпучив глаза. - Что же здесь творится?
  -- Боюсь, говорить о спасении рано, - зло бросил чародей, отстраняя от себя незнакомку, более чем симпатичную, как он успел понять, но явно очень испуганную. - Объясни своей спутнице, что надо бежать. Я не знаю, что произошло, но, кажется, в замке тревога.
  -- Эйтор, - выдохнула девушка, и лицо ее озарилось счастливой улыбкой. - Это он, мой Эйтор. Он здесь, он пришел за мной!
  -- Позволь представить, - усмехнулся Маркус, указывая на юную красавицу: - Ее величество, королева Ирейна. А это чародей Рупрехт, странствующий маг, - сказал он, взглянув на супругу альфионского владыки.
  -- Госпожа, - волшебник сразу взялся за дело. - Нужно бежать. Кругом полно врагов, и ничего еще не закончилось. Если поспешим, то можем выбраться отсюда живыми. Делай все, что я скажу, если хочешь увидеть твоего короля, ясно?
   Девушка кивнула, неуверенно покосившись на Маркуса. Но лорд в этот миг больше интересовался останками своих тюремщиков, отцепив от пояса одного из них меч. Вытащив из ножен широкий клинок, Маркус пару раз взмахнул им, рассекая застонавший под ударами, все еще полными силы, воздух.
  -- Отлично, - усмехнулся лорд. - Теперь поглядим, кто кого!
  -- Бежим же, - поторопил своих новых спутников чародей. - Скорее, за мной! В движении - наш шанс выжить, помните это!
   Рупрехт первым бросился в сумрак коридора, под сводами которого уже метались доносившиеся издалека крики. Замок, растревоженный невесть чем, оживал, словно сбрасывая с себя оцепенение. И, прежде чем обитатели его окончательно придут в себя, маг больше всего хотел оказаться снаружи этих стен, а уж там можно потягаться с любым противником.
   Чародей не стал подбирать оружие, но он вполне обходился и без банального клинка. Навстречу беглецам из-за поворота выскочили два взлохмаченных крепыша - один был даже в кольчуге - свирепо вращавших выпученными глазами и размахивавших обнаженными мечами. Увидев освободившихся пленников, они на мгновение замешкались, остановившись и недоуменно глядя друг на друга, и тем обрекли себя на гибель. Рупрехт на бегу крикнул в лицо солдатам "Кано!", и сгусток огня врезался в грудь одному из них, оставив в его теле выжженную дыру с идеально ровными краями. Изуродованное тело еще несколько долей секунды стояло, а затем качнулось и рухнуло на пол, прямо под ноги его товарищу. Тот уставился на мертвеца округлившимися от ужаса глазами, а, затем, истошно закричав, развернулся и со всех ног бросился прочь, обронив по пути клинок.
   Однако не все, кто встречался на пути беглецов, были столь же слабы духом, и вскоре позади уже звучали отрывистые команды. Дробные шаги гулко звучали в каменных стенах, звуча все громче и отчетливее. Слышался звон металла. Но Рупрехт, словно не замечая всего этого, упорно рвался вперед, стараясь не думать о том, что едва ли его сил теперь хватит на единственный, самый слабенький файербол. Все, что он смог скопить, пребывая в плену и таясь от Кратуса, было уже растрачено, а путь к спасению только начался.
  -- Стой, колдун, - окликнул бежавшего по окутанному тьмой коридору чародея запыхавшийся лорд Маркус. - Стой, ради милости Судии! Слышишь, погоня все ближе, нам не уйти. Прошу, позаботься о королеве, а я останусь здесь и задержу врагов, насколько смогу.
   Старый лорд взмахнул трофейным клинком, со свистом рассекая воздух. Давно, очень давно он не держал в руках оружие, но былой навык быстро возвращался, и руки, ощутив тяжесть меча, вновь наливались силой.
  -- При всем моем почтении, милорд, - усмехнулся Рупрехт, тон и выражение лица которого, между прочим, были далеки от почтительного. - При всем почтении, за нами следом бежит не меньше полудюжины рубак, опытных наемников, сильных, отлично вооруженных. Что ты сможешь против них? Мне не нужна такая жертва.
  -- Будь ты проклят, - прошипел Маркус. - Пусть я стар, но хоронить меня еще рано. - И вдруг вскрикнул так, что юная королева, испуганно прижимавшаяся к стене, бросая полные страха взгляды через плечо лорду, вскричал: - Уходи немедленно, колдун, не смей злить меня! Защити королеву, а здесь я справлюсь сам!
   Несколько мгновений Рупрехт медлил, но брошенный на него взгляд юной королевы, полный отчаяния, но и надежды, веры в силу грозного чародея, прервал все размышления. Маг был сейчас еще более беспомощен, чем старик-лорд, вот только противник его об этом едва ли могли догадываться. И Рупрехт, лишь кивнув лорду, кинулся прочь по коридору, увлекая за собой Ирейну.
   Преследователи появились внезапно. Их было четверо, каждый был вооружен клинком и защищен кольчугой или чешуйчатым панцирем. Увидев перед собой решительно вставшего посреди дороги Маркуса, воины, двое из которых носили на груди герб Яриса, остановились.
  -- Уйди с дороги, - рявкнул один из них, неуверенно приближаясь к лорду. - Брось клинок и возвращайся в свою темницу, старик. Клянусь, мы не желаем твоей смерти. Ты слишком важен для нашего господина, так что не испытывай судьбу.
  -- Вам нужен мой меч? - хрипло бросил в лицо врагам Маркус. - Что ж, тогда попробуйте взять его. Ну, кто здесь смелый, ко мне! Давайте же, - почти уже кричал лорд. - Я стар и слаб, я один, а вас четверо. Ну же, вперед!
   Наверное, многие еще помнили, как двадцать и тридцать лет назад блистал на турнирах юный Маркус, наследник древнего рода, искусный фехтовальщик, для которого меч становился во время боя словно частью его самого. Те времена прошли, сила уже почти покинула дряхлое тело, уступив, правда, место изощренному разуму. И все же лорд не испытывал страха - смерть в бою всегда была желанна для любого, кто смел считать себя мужчиной, воином. И судьба дала Маркусу редкий шанс, которым он не мог не воспользоваться.
  -- Старый безумец, - прорычал надвигавшийся на лорда воин. - Ты сдохнешь здесь без всякой славы, как паршивый пес!
   Солдат одним прыжком оказался на расстоянии вытянутой руки от лорда, и клинок его, со свистом рассекая воздух, обрушился на голову старика. Гулко зазвенела сталь - Маркус успел парировать удар, отступив при этом на шаг назад. Но его противник не унимался, атакуя вновь и вновь. Лорду становилось все труднее и труднее отражать атаки, и, наконец, он замешкался, и вражеский клинок вонзился ему в плечо. Вскрикнув от пронзившей плоть боли, Маркус выронил меч, прижав ладони к кровоточащей ране.
  -- Ты сам так решил, - угрюмо пробормотал его победитель, занося клинок для последнего удара. - Глупец!
   Дружинник Яриса не успел добить поверженного противника. Коридор вновь огласился звоном стали, но теперь уже хозяева замка вынуждены были обороняться. Нападавших было всего двое, но один из них двигался так стремительно, что уже спустя секунду двое солдат повалились на застеленный тростником каменный пол, сраженные точными ударами, а их убийца уже схватился с третьим воином, тесня его назад.
   Старший из четверки воинов, тот самый, что предлагал Маркусу сдаться, замер в замешательстве, решая, прикончить ли раненого лорда, или же сперва разделаться с новым врагом, рискуя получить от старика удар в спину. Он медлил несколько неуловимых мгновений, но противнику хватило этого, чтобы расправиться со вторым солдатом, стальным вихрем налетев на последнего воина Яриса.
   Поединок длился считанные секунды. Солдат отразил первый выпад своего противника, сам попытался атаковать, с трудом орудуя длинным клинком в тесноте коридора, и, открывшись на миг, напоролся на меч врага. Узкая стальная полоса вонзилась в живот воину, пробив кольчугу и глубоко погрузившись в плоть. Инстинктивно умирающий боец обхватил чужой меч обеими руками, точно пытаясь вырвать из тела страшную занозу, но лишь обрезал собственные пальцы. В прочем, в этот миг он едва ли чувствовал хоть что-то, уже не понимая, что делает.
   Поверженный противник повалился на бок, распластавшись на залитом кровью полу, а его убийца, держа наготове меч, шагнул навстречу лорду Маркусу. Старик прищурился, уставившись на нежданного спасителя, и в следующий миг узнал его.
  -- Тысяча демонов, - выдохнул Маркус. - Тебя я здесь точно не ожидал встретить! Проклятье, откуда ты здесь?
   Эвиар, больше всего походивший на вырвавшегося из мрачных глубин ада демона - в глаза его плавилась ярость, а лицо, вымазанное сажей, прибавляло сходства с жуткой нежитью - опустил меч, переступая через мертвецов. А из-за его плеча выглядывал ни кто иной, как юный оруженосец дьорвикского рыцаря.
  -- Ратхар, - старый лорд с трудом припомнил имя юноши, отчаянно сражавшегося на поле Локайн и явившегося в его замок вместе с королем. - И ты здесь? Что вообще происходит, что за переполох?
  -- Оставь все слова на потом, человек, - вместо юноши, не слишком заботясь о том, чтобы слова его звучали вежливо, ответил Эвиар. - Сейчас нужно поторапливаться. Боюсь, весь гарнизон замка уже на ногах, и скоро все воины будут здесь.
   Маркус недоуменно переводил взгляд с эльфа на человека:
  -- Так что же, будь я проклят, вы сотворили здесь, если за вами гонится вся дружина Яриса.
  -- Не только, - усмехнулся Эвиар. - Еще и кое-кто из людей вашего принца наверняка тоже где-то рядом. И, право, у них есть причина желать нашей смерти.
  -- Сущий пустяк, - фыркнул Ратхар, которому передался злой азарт его спутника-эльфа. - Мы только и сделали, что пустили кровь их колдуну.
  -- Кратус, - вытаращив глаза, переспросил старый лорд. - Вы убили Кратуса?
  -- Верно, он тут лежит, поблизости, - оруженосец Дер Винклена махнул рукой себе за спину. - Точнее то, что от него осталось. Эвиар прикончил его одним ударом. Вот только не стоит возвращаться за трофеем - скоро тут станет тесно от обозленных солдат, что уже идут за нами.
   Словно в подтверждение слов юноши вдалеке загрохотали подбитые гвоздями подошвы, раздались полные ярости и досады крики и чьи-то отрывистые, от души сдобренные бранью команды. Маркус, Эвиар и Ратхар переглянулись между собой, и, не сговариваясь, кинулись прочь по коридору, туда, где, как им казалось, царила тишина.
  
   Начиналось все просто великолепно, так гладко, что с трудом можно было поверить в нежданную удачу. Ратхар, неслышно шагая по окутанным тьмой покоям, тенью скользя под сводчатыми потолками гулких залов и тесных коридоров, только и успевал удивляться, как легко получилось задуманное. Трое чужаков смогли пробраться в замок, охраняемый десятками, сотнями воинов, до сих пор оставаясь незамеченными. Никто не гнался за ними, никто не искал их в лабиринтах комнат изнутри оказавшегося поистине огромным донжона. Потому только и оставалось, что возносить безмолвные молитвы Судие, видимо, из своего горнего чертога все же узревшему, что жаждущий крови юноша и казавшийся абсолютно невозмутимым эльф явились в чужой дом радио того лишь, чтобы восстановить справедливость, каковой оставалось все меньше и меньше в этом грешном мире.
   В некоторые мгновения Ратхару начинало казаться, что он вернулся в прошлое. Все это уже было - и погруженный в безмолвие замок, полный беспощадных врагов, и цель, которая и тогда, и теперь казалась важнее, чем сама жизнь. И были рядом товарищи, которым можно было верить больше, чем самим себе. Бранк Дер Винклен, рыцарь без страха и упрека, был здесь, готовый прийти на выручку, правда, давно уже пребывал в ином мире, том, из которого не было возврата, но ступал, перетекая с места на место, точно призрак, стремительный и яростный Эвиар.
   Они крались по узким коридорам, взбираясь все выше и выше по крутым лестницам, брели по анфиладам комнат, погруженных в тишину и сумрак. По пути убийцам, тайком проникшим в замок и теперь уверенно продвигавшимся к своей жертве, долгое время не попадалось ни одной живой души. И именно потому они замешкались в самый важный момент.
   Первым шел Эвиар, за ним, перекатываясь с пятки на носок, стараясь даже не дышать, ступал Ратхар, не выпускавший из рук клинок. Лазутчики старались не терять бдительность. Дважды они слышали поблизости голоса, всякий раз мгновенно ныряя в какой-нибудь темный угол и буквально сливаясь с холодным камнем древних стен. Люди, то ли здешние слуги, то ли гости, явившиеся в свите Эрвина, проходили мимо, не ведая, что в считанных шагах от них притаилась воплощенная смерть, и незваные гости продолжали свой путь.
   Дверь распахнулась внезапно, без скрипа, без стука, легко провернувшись на хорошо смазанных петлях, и навстречу убийцам вывалился какой-то человек, на ходу завязывавший штаны. Рослый мужик, на поясе которого болтался корд, а глаза были затянуты пеленой хмельной мути, застыл, увидев в нескольких шагах пред собой две задрапированные в черное фигуры, в руках которых тускло блестели обнаженные клинки.
  -- Э, а вы кто такие, - неуверенно промолвил ночной гуляка, набычившись и выпучивая глаза. Язык его заплетался, реакция была явно замедленной, но и сами лазутчики на мгновении впали в ступор. - Что вы тут делаете, будь я проклят? Эй, слуги, сюда, - вдруг заорал он, хватаясь за оружие. - Ко мне! Чужие в замке! Хватайте воров!
   В воздухе мелькнул кинжал, и крикун подавился собственным воплем - бросок Эвиара был точным, и лезвие пробило человеку с клинком глотку. Пьянчуга упал, выронив корд, и тут же в спину Ратхару ударил истошный визг.
   Развернувшись на каблуках и инстинктивно - кто бы мог подумать, что вчерашний крестьянин так будет встречать любую неожиданность! - вскинув над головой меч, юноша увидел медленно пятившуюся прочь от него девчушку. Ей было, наверное, летя четырнадцать, и судя по крахмальному чепцу и фартуку, это была одна из служанок. Увидев мертвеца и застывших над ним вооруженных незнакомцев, девчонка, на свою беду оказавшаяся именно здесь и именно сейчас, закричала, а затем опрометью бросилась куда-то, желая в этот миг просто быть как можно дальше от страшных чужаков.
  -- На помощь, - метался под высокими потолками полный ужаса крик. - Помогите! Убийцы! На помощь!
  -- Что ты стоишь? - Эвиар, зашипев, словно змея, которой наступили на хвост, оттолкнул юношу прочь, вскинула арбалет и, почти не целясь, нажал на спуск.
   Болт, способный пробить и рыцарские латы, насквозь прошил девичью плоть, и служанка, так не к стати очутившаяся здесь, упала, сбитая с ног энергией выстрела. Но было поздно - где-то вдалеке звучали встревоженные голоса, слышался звук шагов.
  -- Все, - выдохнул эльф, рывком взводя тетиву легкого самострела. - Теперь бегом! У нас еще есть время!
   Они рванули по коридору, и почти тотчас наткнулись на двух воинов, выскочивших из-за угла. Первого Эвиар застрелил в упор, выпустив ему болт в грудь, а второго прикончил Ратхар, на бегу вонзивший врагу в живот свой клинок.
  -- Куда? - Ратхар остановился, когда они оказались у основания лестницы, возносившейся куда-то, кажется, к самому шпилю донжона.
  -- Туда, - прорычал сквозь зубы эльф. - Наверх. Бегом!
   А замок пробуждался, переходы и залы наполнялись лязгом металла и криками, взволнованно-раздраженными - бывалые воины не могли простить себе, что кто-то смог тайком, точно крысы, проникнуть в охраняемую ими твердыню, успев уже забрать несколько жизней. И они жаждали возмездия.
   Лазутчики буквально взлетели, одним махом преодолев два пролета, и нос к носу столкнулись с троицей злых, еще отлком не проснувшихся дружинников Яриса.
  -- Это они, - один из воинов указал на застывших в начале коридора убийц. - Чужаки! Хватай их, руби!
  -- За мной, - приказала Эвиар, и сам нырнул в какой-то узкий проход, увлекая за собой и Ратхара.
   С трудом, не выпуская из рук оружия, они протиснулись в лаз, оказавшись в другом коридоре. Там было пусто, если не считать неторопливо шагавшего, опустив взгляд себе под ноги, человечка, нисколько не казавшегося опасным. Услышав шум и крики, он поднял голову, и Ратхар почувствовал, как кровь стынет в жилах, и сами собой разжимаются пальцы, стискивавшие черен верного меча. Тусклый свет масляной лампы разбился градом бликов, отразившись от граней хрустального венца, покоившегося на челе человека, и Эвиар, глухо зарычав, подался вперед - величайшее сокровище его народа, Линза Улиара, была в считанных шагах. Момент истины для Перворожденного настал.
  -- Ублюдки, - прошипел Кратус. Не даром он много лет ходил с Вольными Отрядами в таком далеком теперь Келоте, сотни раз слыша над головой свист стрел. Маг мгновенно пришел в себя, вскинув руки и прокричав имя руны Огня: - Кано!
   Магия огня была самой простой и при этом самой действенной в арсенале боевых магов, и прежде она никогда не подводила чародея-самоучку. Вот и теперь извивающийся язык пламени, словно адский бич, хлестнул по стенам, протянувшись к незваным гостям... и рассыпавшись веером искр, не доставая на считанные дюймы до чужаков.
  -- Проклятый эльф, - взревел Кратус, только теперь поняв, с кем свела его судьба. - Будь ты проклят!
   Сердце в груди мага сжалось, и он невольно сделал шаг назад. Кратус понял - на него холодными, лишенными и намека на чувства глазами эльфа смотрела сама Смерть, явившаяся истребовать старые долги. Магу не было равных среди людей, но против этого существа, увидевшего свет под сенью зачарованных рощ таинственного И'Лиара, юного и вместе с тем невероятно древнего, он был бессилен.
   Эвиар метнулся к колдуну, клинок сверкнул серебристым росчерком, отражая скупой свет масляных светильников. Кратус вскинул перед собой руки, словно пытаясь заслониться от меча, и даже не думая призвать свою магию - сейчас чары, пусть и тысячекратно усиленный Линзой, были бессильны против единственного врага.
   Эльф распластался над полом, вытянувшись в немыслимом прыжке. Острие клинка легонько чиркнуло Кратуса по шее, лишь чуть коснувшись его. Маг вскрикнул, прижимая руки к горлу, и Ратхар, так и не двинувшийся с места - все произошло невероятно быстро - увидел, как сквозь пальцы проступила кровь. Чародей покачнулся, уставившись перед собой, и в тот же миг меч Эвиара, двигаясь снизу вверх, вонзился ему под ребро.
  -- Ты победил, - прохрипел колдун, неестественно плавно опускаясь на колени. - Будь ты проклят... - и маг, закатив глаза, издал последний полувздох-полувсхлип. Чародей Кратус был мертв.
  -- Линза, - Эвиар подхватил испачканный в крови - чужой крови - хрустальный венец, слетевший с головы мертвеца. - Линза!
   В этот миг эльф не мог думать ни о чем другом кроме магической вещи, творения его далекого предка, вновь вернувшейся в руки истинных владельцев. Дрожащими руками он держал перед собой трофей, не отводя от него взгляда, и отраженные многочисленными гранями лучи света рождали в глазах перворожденного странное сияние. И потому Эвиар не видел появившихся откуда-то воинов, в руках которых были взведенные арбалеты. Но их увидел Ратхар, и не стал медлить.
  -- Берегись! - юноша обрушился на Эвиара всем своим весом, отбрасывая того к дальней стене.
   Стрелки, сколь быстры они ни были, опоздали на ничтожное мгновение. Два болта ударили о камень, безнадежно промазав. А эльф, уже вскочив на ноги, метнулся к арбалетчикам, лихорадочно пытавшимся вытащить из ножен широкие тесаки-фальчионы. Дважды свистнул выкованный мастерами таинственного И'Лиара клинок, и на пол рухнули два мертвеца, не первые и не последние, кто расстался сегодня с жизнью под сводами этого замка.
  -- Убираемся отсюда, - приказал Эвиар, машинально обтирая окровавленный клинок о рукав одного из покойников. - Нельзя медлить!
  -- Эрвин, - яростно прорычал Ратхар. - Эрвин где-то здесь, и я не уйду без его головы. Он мой кровник, я здесь - чтобы забрать его жизнь!
  -- Безумец, - эльф ухватил юношу за ворот. - К принцу нас и на сто шагов не подпустят! Нас задавят всей толпой, изрубят на куски. Уходим! Верь, принц сам пойдет за тобой, человек!
   Они кинулись прочь, прорываясь сквозь заслоны заспанных дружинников и слыша за спиной нараставший шум погони. Ратхар сам зарубил двух врагов, слишком нерасторопных и даже толком не успевших подготовиться к схватке. Еще нескольких - юноша точно не считал, но не меньше, чем троих - заколол Эвиар, превратившийся в настоящего демона смерти. Они ухитрялись ускользать из кольца врагов в последний миг, пока не оказались в узком коридоре, где уже шел бой. Человек даже не смог понять, кто с кем рубился, а его спутник уже ринулся в схватку, и спустя мгновение оба они стояли перед не верившим своим глазам лордом Маркусом.
  -- Прочь отсюда, - Эвиар снова шел первым, следом бежал, прихрамывая и шипя от боли, старый лорд, а замыкал процессию Ратхар. - Во двор, пока еще можно выбраться из замка!
   Троица беглецов вприпрыжку неслась по крутым лестницам, сбивая с ног пытавшихся остановить их людей, и воинов, и обычных слуг, еще не разобравшихся в том, что происходит. Все смешалось, и только в ушах стояли крики, звон стали и предсмертные хрипы тех, кто оказался недостаточно ловким или быстрым. А затем все кончилось - лазутчики, собой закрывавшие едва державшегося на ногах Маркуса, стояли посреди замкового двора, над которым раздавались монотонные удары гонга. А из-за стен им вторили взволнованные крики - наемники Эрвина, заслышав переполох в замке, тоже просыпались, готовясь к бою. А посреди двора, сейчас казавшегося необычно пустынным, затравленно озираясь, стоял тот, кого ни Эвиар, ни Ратхар уже не чаяли увидеть живым.
  -- Рупрехт, - воскликнул юноша, бросившись к магу, и только теперь увидев сжавшуюся в комок за спиной бродячего чародея девушку, дрожавшую и заплаканную. - Рупрехт, невозможно! Ты жив? Мы думали, ты погиб там, в бою!
   Маг не ответил. Он не сводил взгляда с приближавшихся воинов, на касках и панцирях которых играли блики, отсветы многочисленных факелов. Солдаты Яриса замыкали вокруг беглецов стальное кольцо, щетинившееся жалами алебард и арбалетных болтов.
  -- Проклятье, - простонал Маркус. - И для чего все это было нужно? Мы все равно сдохнем здесь от рук каких-то мужланов!
  -- Не спеши умирать, милорд, - покачал головой Эвиар. Только эльф не утратил уверенность в себе, без страха глядя в глаза осторожно приближавшихся к нему воинов.
   Свистнули стрелы, и дружинники рыцаря Яриса, крича от боли, один за другим стали падать на мощеный каменными плитами двор, а те, кто остался на ногах, испугано озирались, видимо, страшась увидеть целую армию ночных убийц. А стрелы все летели, и пение их было самой сладкой музыкой для горстки обреченных, уже успевших попрощаться с собственными жизнями.
  

Глава 14 Час суда

   На высоте пятнадцати ярдов было одиноко, холодно и тихо - звуки с земли сюда почти не долетали. Но Бранку Дер Винклену некогда было скучать. Где-то в переплетениях коридоров и залов громады донжона исчезли, быть может, для того, чтобы не вернуться, его товарищи, те, с кем рыцаря побратала сама судьба. Но воин верил, что еще увидит их, юнца по имени Ратхар, который мог стать великим воином, и Эвиара, загадочного эльфа, таинственного посланника далекого И'Лиара. В прочем, столь же далека, как и эльфийская держава, была и родина Бранка, гордый и суровый Дьорвик.
   Закутавшись в плащ, еще недавно принадлежавший мертвому стражнику - рыцарь, когда нужно, мог напрочь забыть о брезгливости - Дер Винклен замер на стене, вновь и вновь обшаривая опустевший замковый двор. Только у входа в донжон переминались с ноги на ногу два стражника, да еще по противоположной стене мерно вышагивал часовой, томившийся одиночеством.
   А бросив взгляд за спину, рыцарь неизменно видел одну и ту же картину - россыпь слабо мерцавших костров, словно отражение в водной глади звездного неба в летнюю ночь. Там, под стенами замка, отдыхали, приходя в себя после долгих скитаний оп лесам, солдаты принца Эрвина, дружинники дворян, признавших себя вассалами сына покойного короля Хальвина, и чужеземные наемники, солдаты удачи, явившиеся в Альфион на запах наживы. Там тоже царило безмолвие, но Бранк Дер Винклен знал - ни один из этих бойцов не расстается с оружием даже во сне. Они были готовы к сражению всегда и везде, сделав войну своим ремеслом, своей судьбой, и меньше всего рыцарь желал, чтобы пришлось драться с этими рубаками.
   Кругом царила тишина, которая в любой миг могла взорваться звуками боя, и именно ради этого мгновения Бранк Дер Винклен терпел и холод, близость многочисленных покойников - в нескольких шагах от воина, в караулке, вповалку лежали еще несколько мертвых солдат, безжалостно перерезанных эльфом. В прочем, если часовые позволили застать себя врасплох, да еще и уступили в бою единственному противнику, то грош им цена.
   Бранк Дер Винклен был готов действовать в любой момент. На бедре его Висле верный клинок, эсток дьорвикской работы, в руках был тугой лук, а за спиной - колчан, до отказа набитый стрелами. Но пока все было спокойно, и рыцарю оставалось лишь вглядываться и вслушиваться во тьму, лишь немного рассеиваемую догоравшими факелами, скупо освещавшими пространство перед самой цитаделью.
   Тянулись минуты, похожие одна на другую, словно две капли воды. И вдруг все изменилось, так неожиданно и резко, что рыцарь опешил, услышав перепуганные вопли и частые удары гонга, вырывавшего из мягких объятий сна воинов, охранявших покой хозяина замка и его венценосного гостя.
  -- Тревога, - словно взывал гонг, от ударов которого заныли зубы. - К оружию! Враги за стенами!
   Замок наполнился суетой и шумом. Отовсюду к донжону бежали наспех вооружившиеся, зачастую даже не успевшие натянуть кольчугу или застегнуть под подбородком ремешок шлема, солдаты, взметенные со своих постелей. Они еще не знали, что за напасть посетила замок, но уже были готовы биться, не важно с кем. И Бранк Дер Винклен, все поняв, встал во весь рост, поднимая лук и вытягивая из колчана на ощупь стрелу, ту, которой вскоре предстояло оборвать чью-то жизнь.
   Встрепенулись охранявшие вход в донжон воины, взяв наперевес укороченные алебарды, а спустя секунду яркая вспышка заставила рыцаря зашипеть от боли. И когда зрение вернулось к Дер Винклену, первым, что он увидел, были два обугленных тела, над которыми стоял тот, кого Бранк не ожидал уже увидеть живым. Чародей Рупрехт, еще один загадочный бродяга без роду и племени, верный товарищ и надежный спутник, замер на краю двора, и за его спиной сжалась от ужаса изящная фигурка, которая никак не могла принадлежать мужчине - только подростку или, скорее, девушке. А со всех сторон к магу бежали, размахивая клинками и копьями, поднятые по тревоги солдаты, чародей же отчего то не спешил обрушить на них свои заклятья.
   Чародей замер в странной нерешительности, переводя взгляд с одного противника на другого, не смея отступить, и страшась сделать хоть шаг вперед. А дружинники Яриса уже замыкали кольцо вокруг сбежавшего пленника.
   Бранк Дер Винклен рывком натянул тетиву, слыша нежный скрип лука, и в этот же миг к Рупрехту, собственным телом прикрывавшего таинственную незнакомку - почему-то рыцарь не сомневался, что с магом была девушка - присоединились еще трое, и двух из них Бранк узнал с первого взгляда. Эвиар и Ратхар, оба с обнаженными клинками, выскочили прямо на толпу рыцарских дружинников, а за ними бежал, прихрамывая, высокий худощавый старик.
  -- Вперед парни, - прокричал кто-то из солдат, которых во дворе собралось уже не меньше трех десятков. - Прикончить их! Руби чужаков!
   Больше не мешкая, рыцарь прицелился по первому попавшемуся дружиннику и отпустил тетиву. Стрела с легким шелестом устремилась через сумрак, впившись первой жертве точно в затылок. Солдат упал, даже не вскрикнув, и те, кто был рядом с ним, в первые мгновения не поняли, что произошло. И этих ничтожных секунд Дер Винклену хватило, чтобы пустить еще одну стрелу, тоже нашедшую цель. Новый выстрел был менее удачным - стрела-срезень с широким жалом вонзилась следующей жертве в бедро, и несчастный, истошно крича, повалился на пыльные каменные плиты.
  -- Кто стреляет, - остальные воины, наконец, поняли, что что-то не так. Озираясь по сторонам, они громко кричали, будто хотели так подбодрить друг друга. - Проклятье, что это? Где враги?
   Замешательство дружинников длилось считанные мгновения, но и этого хватило окруженным лазутчикам. От замковых ворот их отделяло не больше тридцати шагов, и пара дюжин противников, и Эвиар первым бросился на врага. Свистнул клинок, под ноги эльфу повалился какой-то воин с рассеченным черепом, а Перворожденный уже рубился со следующим солдатом, тесня того и открывая своим товарищам путь к воротам. И Ратхар, видя это, ринулся в брешь. Уклонившись от копейного жала, юноша вонзил клинок в живот ставшему на его пути воину, второго, сойдясь с ним почти вплотную, ударил гардой в лицо, а третьего, неловко пытавшегося отмахнуться кордом, полоснул клинком по шее.
  -- За мной, - крикнул эльф, успевший зарубить уже троих. - Берите коней! В седла, и прочь отсюда!
   Ратхар и Эвиар, лучшие бойцы, шли впереди, на острие клина, пронзавшего строй врагов, а следом шли остальные - истекавший кровью Маркус и Рупрехт, под локоть тащивший за собой перепуганную насмерть королеву. А перед ними шелестящей стеной падали стрелы, жалившие плоть не ожидавших такого натиска от обреченных, казалось, чужаков защитников замка.
   Бранк Дер Винклен никогда не считал себя по-настоящему хорошим лучником - рыцарь в бою полагается на клинок больше, нежели на стрелы - но он умел пользоваться разным оружием. И сейчас воин раз за разом рвал тетиву, и неизменно одна из метавшихся по озаренному слабым светом факелов двору фигур падала, словно подкошенная. Шелест оперения сорвавшейся в свободный полет стрелы обрывался сдавленным криком боли. Казалось, ни один выстрел не пропадал зря, благо, мишени были отлично видны с высоты крепостных стен. Но врагов было слишком много, больше, чем стрел в колчане. И все же Дер Винклен старался, как мог, соткав вокруг своих товарищей невидимый, но абсолютно непроницаемый купол, и любой, кто переступал незримую черту, в следующий миг расставался с жизнью. За упорно шагавшими к воротам бойцами оставался шлейф из мертвецов, а цель становилась все ближе.
   В этот момент во дворе появился сам рыцарь Ярис, выскочивший из своих покоев в одном исподнем и с обнаженным мечом в руках. Ярису хватило одного взгляда, чтобы понять, что происходит, и начать командовать.
  -- Стрелок там, на стене, - рыцарь указал наверх, привлекая внимания своих солдат. - Прикончить его! Арбалетчики, ко мне!
   Трое воинов вскинули самострелы, пытаясь во тьме разглядеть лучника, а остальные вновь атаковали пробивавшихся к воротам беглецов, наваливаясь на них разом со всех сторон.
  -- Маг, - кричал, отражая сыпавшиеся на него градом удары Эвиар. - Маг, проклятье, что ты медлишь! Они нас не выпустят!
  -- Моя магия мертва, - бросил в ответ Рупрехт. - Те двое у входа в цитадель были последними, на кого хватило моих сил. Надейся только на сталь!
   Каждый следующий шаг давался беглецам труднее, чем предыдущий. Дружинники Яриса, которых становилось все больше, несмотря на меткую стрельбу Дер Винклена и не ведавшие пощады клинки Ратхара и эльфа, делали все, чтобы не выпустить пленников и убийц Кратуса. Лязгала сталь, воздух стонал под ударами, и вскрикивали раненые, чьего тела коснулись чужие мечи.
  -- Королева, - прорычал Маркус, чувствуя себя немощным стариком, будучи надежно укрыт своими спасителями. - Защищайте Ее величество!
   Дер Винклен меж тем в очередной раз рванул тетиву, с удовольствием отметив, что еще один вражеский воин свалился замертво. Не глядя, рыцарь сунул руку в колчан, но вместо тонкого древка стрелы пальцы его ухватили лишь пустоту. Бранк сдавленно выругался, а в следующий миг над головой его прогудели прилетевшие снизу болты - арбалетчики Яриса били вслепую, но от этого было не легче. Рыцарь пригнулся, не желая поймать шальную стрелу, торопливо оторвал от своего плаща две полосы ткани, обмотав ими свои ладони, и, не теряя ни мгновения, соскользнул вниз, цепляясь за заранее привязанную веревку.
   Шаг в пустоту - и ветер хлестнул по лицу мчащегося, кажется, в пропасть, воина, и навстречу с громадной скоростью устремился мощеный каменными плитами двор, полный мечущихся людей. В последний миг Дер Винклен успел сгруппироваться, поджав ноги, и упруго опустился на землю, для того лишь, чтобы спустя мгновение оказаться в круговерти боя.
   Появление в своем тылу еще одного противника воины Яриса сперва не заметили. Лишь один из них бросился к рыцарю, попытавшись ударить того в живот алебардой. Но Бранк, не растерявшись, перекатился через голову, оказавшись за спиной противника, и вонзил ему в шею кинжал. Не тратя времени на то, чтобы добить еще живого алебардиста, Дер Винклен выхватил свой клинок и атаковал тех солдат, что старались прижать к стене его товарищей. Узкое жало эстока трижды погрузилось в чужую плоть, кольцо врагов распалось, и этим воспользовались загнанные в угол беглецы.
  -- Отвязывайте коней, - Эвиар первым бросился к коновязи, перерубив поводья первого попавшегося жеребца. - Ратхар, Рупрехт, открывайте ворота!
   Юноша и маг вцепились в массивный засов, рыча сквозь зубы от натуги, пока Эвиар и Бранк Дер Винклен отбивали атаки растерявшихся при появлении рыцаря дружинников. Для Ратхара настоящее и прошлое вновь смешалось. Юноше казалось, что он вновь оказался на охваченных паникой улочках Лагена, но он старался не думать об этом, изо всех сил наваливаясь на непокорный засов и чувствуя при этом, как рвутся от натуги жилы. А за их спинами бесновался Ярис, и воины приходили в себя, казалось, только услышав его голос.
  -- Не дайте им уйти, - неистовствовал где-то рядом рыцарь Ярис, сам не рисковавший соваться в гущу боя. - Остановить, любой ценой остановить! Убейте их!
   Дер Винклен схватился сразу с тремя, едва успевая подставлять свой клинок под их мечи и корды. Рядом с ним, давно забыв о вражде меж двумя великими расами, бился Эвиар, чьи удары были скупы и быстры. Легкий клинок находил брешь в любой защите, пронзая кольчуги и впиваясь в чужую плоть. Но врагов было много, а у Ратхара и чародея, несмотря на все их усилия, никак не получалось поднять массивный засов, целое бревно, весившее, наверное, не меньше шести пудов.
  -- Назад, - в отчаянии приказал Рупрехт, отталкивая юношу себе за спину. - Отойди и закрой глаза!
   Он знал, на что шел, и уже чувствовал мертвенное дыхание смерти, но иначе было нельзя. И чародей рискнул, заставив себя забыть о страхе. Маг вскинул перед собой руки, указывая на ворота, единственную преграду на пути к свободе, спасению, и крикнул, так громко, что рубившие друг друга воины на мгновение замерли:
  -- Хагалаз!
   Стены замка содрогнулись от мощного удара, словно в них бил громадны таран, и левую створку ворот с грохотом сорвало с петель. А в следующий миг Рупрехт качнулся, закатывая глаза, и упал как раз на руки Ратхару.
  -- Бежим, - не растерялся Эвиар, под натиском сразу двух противников медленно пятившийся к воротам. - По коням! Маркус, позаботься о королеве!
   Старый лорд буквально зашвырнул Ирейну, совершенно растерявшуюся - и было отчего, ведь кругом лилась крови, кричали умирающие воины, и не смолкал звон клинков - в седло, сам усевшись впереди. Королева крепко обхватила лорда за пояс, и Маркус, рванул удила. Его конь обиженно, совсем, как человек, заржал от боли, и с места взял в карьер. Подкованные копыта с грохотом ударили в окованные железом доски ворот, и всадники очутились за стенами.
  -- Нет, - бесновался Ярис, видя, как пленники исчезают в ночной темноте. - За ними! Догнать! Убить!
   Ратхар, с трудом забросив в седло лишившегося чувств мага, тоже взобрался на коня, а за ним мчались, гортанно крича, точно заправские номады, Эвиар и Бранк Дер Винклен, теперь замыкавшие процессию.
  -- Арбалетчики, - приказал Ярис. - Бей!
   Полдюжины бойцов, вставших в проеме разрушенных ворот, спустили тетивы своих самострелов, послав вдогонку беглецам рой тяжелых болтов. Один из них прожужжала над правым плечом Дер Винклена, а остальные исчезли в предрассветной мгле. Но ничего еще не кончилось - на пути горстки всадников раскинулся пробуждавшийся бивуак, и было видно, как мечутся меж костров поднятые по тревоге наемники. Они еще не видали врага, но уже были готовы к бою.
  -- Куда теперь? - лорд Маркус оглянулся на своих спутников.
  -- К лесу, - Дер Винклен указал на черную стену чащи. - Там лагерь короля. Мы будем прорываться через вражеский лагерь. Никому не останавливаться, рубить все, что шевелится! Надеюсь, Эйтор услышит поднявшийся переполох.
   И они помчались прямо на россыпь костров, подгоняемые звучавшими в спину криками погони. Отряд пронесся вихрем по всполошившемуся лагерю, и клинки вновь запели свою песнь смерти.
  -- Держи их, - вопили со всех сторон, кидаясь под копыта мчавших во весь опор скакунов, не до конца освободившиеся от тенет сна воины. - Хватай!
   Наемники пытались преградить путь беглецам, но желание жить, что двигало теми, было сильнее. Двоих кондотьеров зарубил Дер Винклен, еще двое стали жертвами Эвиара, и один попал под копыта коня Ратхара, тоже размахивавшего клинком и что-то истошно вопившего, частью от ярости, частью от страха. Перед глазами юноши кошмарным хороводом вертелись искаженные злобой лица наемников.
   Вослед беглецам стреляли. Взвести тяжелый арбалет - не быстрое дело, но у наемников хватало сноровки, и вдогон промчавшимся по охваченному суетой лагерю полетели тяжелые болты, наполняя воздух свистом оперенья.
  -- А-а, - коротко вскрикнул Эвиар, и Ратхар, оказавшийся в этот миг подле него, обеспокоено взглянул на эльфа. - Проклятье!
  -- Что с тобой, - юноша вплотную, колено в колено, сблизился с Перворожденным. - Эвиар, что случилось?
  -- Порядок, - странно изменившимся голосом ответил эльф, криво ухмыляясь. - Все в порядке. Ходу, человек, ходу! Нужно убираться подальше отсюда!
   А затем внезапно все кончилось. Лагерь, по которому метались сотни воинов, остался позади. Как и тогда, в Лагене, они вырвались из западни, и теперь перед беглецами простиралась затянутая слабым туманом равнина, упиравшаяся в настороженный, мрачный лес. И всадники бросились туда, чтобы укрыться в спасительном сумраке от врагов.
  -- Погоня, - крикнул Ратхар, оказавшийся последним в цепочке верховых. - Нас преследуют!
   От замка через поля мчался отряд всадников, на полном скаку выстраивавшихся дугой. Яростно настегивая своих коней, преследователи с каждым мгновением сокращали расстояние, отделявшее их от беглецов.
  -- Проклятье! - Дер Винклен понял, что им не дадут уйти. Однажды, в Лагене, спутникам короля удалось избежать погони, но рыцарь не верил, что удача может длиться так долго.
   Ратхар, следовавший за рыцарем, на мгновение ощутил себя затравленным зверем. Клич охотников не смолкал, погоня приближалась. И вдруг юного оруженосца словно озарило, все стало понятно до ничтожных мелочей, и у юноши мгновенно исчезли все сомнения в том, что и на этот раз они спасутся.
  -- Господин, - окликнул Бранка Ратхар. - Господин, нужно уходить на юг, вдоль тракта. Там будет река, я знаю удобный брод. Мы переправимся на другой берег, а те, кто идет за нами, наверняка не знают удобного пути. Мы сможем оторваться от них.
  -- Добро, - кивнул рыцарь. сейчас выбирать было не из чего, и Бранк Дер Винклен без колебания доверился своему оруженосцу. - Скачи первым, показывай дорогу, парень! Сейчас на тебя все наши надежды. Не подведи!
   Не вымолвив больше ни слова, юноша решительно развернул коня в сторону тракта. Там, верил Ратхар, их ждало спасение.
  
   Эрвина разбудили крики и громкий топот. Сон сморил принца незаметно, и в первые мгновения он не мог вспомнить, где находится. Лишь позже он сообразил, что все так же пребывает в стенах замка, принадлежавшего рыцарю Ярису, в покоях, отведенных дорогому гостю радушным хозяином. Принц с трудом мог вспомнить, как очутился здесь, на этом ложе, так и оставшемся застеленным. Усталость минувших дней оказалась слишком велика, и Эрвин, даром, что на пиру сделал лишь пару глотков вина, - а кое-кого из чересчур невоздержанных в возлияниях дворян слуги вытаскивали из трапезной залы волоком - словно провалился в темную бездну забвения.
   Принц открыл глаза, еще не понимая, что могло побеспокоить его, и одновременно распахнулась дверь, и на пороге опочивальни возникла высокая фигура, облитая тускло блестевшей кольчугой. Сознание Эрвина еще пребывало в дреме, но память плоти оказалась сильна. Слуга, робко переступивший порог господских покоев, едва успел открыть рот, чтобы разбудить принца, и в следующее мгновение оказался пртиснут к стене, скручен мертвой хваткой, а в горло ему упирался клинок кинжала, того, что прежде висел на поясе воина.
  -- Что, - прорычал Эрвин, с некоторым трудом сфокусировав взгляд на лице слуги. - Как посмел?
  -- Мой господин, - сдавленно, опасаясь остаться с пронзенной шеей, прошипел незадачливый страж, на лице которого отразился неподдельный испуг - любой здесь знал, на что способен в гневе сын Хальвина. - Мой господин, в замке чужаки. Они перебили часовых и освободили всех пленников.
  -- Проклятье, - зарычал Эрвин, отступая прочь. Кулаки его сжались до боли, а во рту вдруг появился привкус крови. - Как это возможно? Кто они, где? Проклятье, отвечай же!
   Шумно дышавший воин молчал на неуловимую долю мгновения меньше, чем требовалось его господину, чтобы прикончить нерасторопного слугу без лишних колебаний.
  -- Повелитель, - дрогнувшим голосом ответил страж. - Повелитель, они на замковом дворе, сражаются с дружинниками рыцаря Яриса.
  -- Тысяча демонов, - гневно воскликнул принц. - Если хоть кто-то из этих увальней-дружинников к рассвету останется жив, я лично буду рубить им головы! Всех к оружию, - приказал он затем. - Ублюдки не должны выйти за ворота. Собирай воинов, и немедленно позови Кратуса.
   Вместо того, чтобы броситься бегом исполнять приказ своего господина, воин остался недвижим, и Эрвин, поняв, что что-то неладно, на мгновение даже ощутил, как ярость отступает перед нарождавшимся в глубине души страхом.
  -- Повелитель, прости за дурные вести, - промолвил воин, голос которого дрожал еще сильнее. - Чужаки убили мэтра Кратуса!
   Маг лежал там, где и застала его смерть. И Эрвин, увидев покойника, не почувствовал ничего, кроме омерзения. Под скорчившимся телом собралась большая лужа крови, натекшей из рассеченного горла, и уже запекшейся. Сейчас лишенный жизни маг казался ничтожным, вместе с последним вздохом утратив все свое величие, ту таинственную мощь, которая внушала ужас самым сильным и отчаянным бойцам, не смевшим поднять взгляд на этого тщедушного человечка. И теперь еще солдаты, робко жавшиеся к стенам, не вполне верили, что видят пред собой то, что есть на самом деле, а не странный морок.
  -- Кто мог сделать это, - с испугом и удивлением шептались воины, недоуменно переглядываясь между собой. - Кому по силам убить такого могучего колдуна обычной сталью? Это не человек, видит Судия. Только демон способен на такое, а разве нам тягаться с демоном?
   При появлении принца, уверенной походкой прошествовавшего по коридору, разговоры стихли. Четырнадцать пар глаз уставились на Эрвина, ловя каждое его движение. Витар, уже оказавшийся здесь, бросился, было, навстречу своему господину, и хотел что-то сказать, но, наткнувшись на полный ярости, прожигающий насквозь взгляд принца, замер, не смея пошевелиться. Слова были уже ни к чему - все стало ясно и так.
  -- Жаль, - невозмутимо бросил принц, окинув взглядом мертвеца, ткнувшегося лицом в пол. - Его искусство могло еще сослужить всем нам немало пользы. Но, будь я проклят, неужто вы успели разучиться держать клинки, - воскликнул он, обращаясь к собравшимся в этом полутемном коридоре воинам. - Неужели вы перестали быть мужчинами, увидев единственного покойника? Враги еще здесь, и мы должны уничтожить их. Все за мной, не давать никому пощады!
   Выхватывая из ножен клинки, солдаты, и наемники, сопровождавшие принца, и люди из гарнизона, бросились за Эрвином, оглашая замок лязгом и топотом. Они вихрем промчались по узким коридорам, но было поздно, и, очутившись во дворе, воины увидели лишь сломанные ворота и множество мертвых тел, прихотливо разбросанных повсюду.
  -- Куда, будь ты проклят, смотрели твои воины, - Эрвин молнией метнулся к Ярису, хватая того за воротник ночной рубашки. - Как они могли пропустить в замок лазутчиков? И как ты посмел не только выпустить их обратно, но и остаться живым при этом?
   Рыцарь, впервые ощутивший на себе тяжелую руку господина, только громок сопел - ответить ему было нечего. Но молчание привело Эрвина только в еще большую ярость, и принц, не долго думая, ударил Яриса тяжелым кулаков в скулу, сбив рыцаря с ног.
   Коротко вскрикнув, и от боли, и от неожиданности, дворянин растянулся на земле, при падении обронив меч, клинок которого так инее усел обагрить чужой кровью. Сразу несколько воинов кинулись, было, чтобы помочь Ярису, но полный ярости взгляд принца заставил их замереть в неподвижности.
  -- Господин, - неуверенно произнес кто-то из толпы. - Господин, чужаки не могли уйти далеко. Мы можем еще догнать их.
  -- Да, - глухо прорычал Эрвин, скрежеща зубами. - Догнать. И убить. Всех, - и громко вскрикнул: - По коням! Каждый, кто может биться, за мной!
   Расторопный слуга подвел своему господину оседланного коня, и принц стремительно взлетел в седло. Рванув удила и вонзив шпоры в бока жеребца, Эрвин первым вырвался из замка, бросившись туда, где в последний раз мелькнули, растворяясь в ночной мгле, беглецы. А за ним мчались, настегивая коней, все остальные, полторы дюжины воинов, все, на кого хватило коней.
   Отряд, выстроившись в длинную неровную колонну, промчался по растревоженному лагерю наемников, и наперерез Эрвину ринулись трое верховых, в одном из которых принц тотчас признал Джоберто.
  -- Мой господин, - кондотьер пристроился по правый бок от Эрвина. - Господин, мы пытались остановить лазутчиков, но они вырвались, убив пятерых моих людей.
  -- Ты еще сможешь отомстить, - пообещал Счастливчику принц. - Собирай всех, кто есть, и следуй за мной. Мы настигнем беглецов, и всех прикончим!
   Наспех вооружившиеся, зачастую лишенные доспехов - натягивать броню в суматохе стремительной схватки с неуловимыми, словно призраки, чужаками, было просто некогда - воины мчались к лесу. Выстраиваясь дугой, вершины которой сильно выдавались вперед, они готовились захлопнуть силки вокруг горстки наглецов, решивших, что смогут избежать гнева нового правителя Альфиона.
   Внезапно лазутчики изменили курс, направившись к тракту, то есть выбравшись на открытое место. Преследователи шли за ними, словно привязанные, неуклонно сокращая дистанцию, но Эрвин внезапно ощутил смутное беспокойство. Вместо того чтобы укрыться в зарослях, противник, словно нарочно давал поймать себя.
  -- Там, впереди, река, Рута, - крикнул принцу один из дружинников Яриса, присоединившихся к погоне. - Моста нет, его разобрали на зиму, чтобы по весне не сломало во время ледохода. Нужно искать брод.
  -- Значит, они знают, где искать, - зло ответил Эрвин. - И мы найдем его, во что бы то ни стало. Эти наглецы приведут нас прямиком к Эйтору. Я не верю, что короля здесь нет, если есть его ближайшие соратники. Вперед, только вперед! К победе или смерти!
   Река появилась внезапно. Земля просто рухнула вниз, обрываясь крутым берегом, и двое всадников не смогли удержаться в седлах, кубарем скатившись в воду следом за своими скакунами. Их не стали ждать - воля принца, чувствовавшего, как накрывает, накатывает темная волна безумия, гнала людей вперед, заставляя забыть об осторожности. Но, как ни спешили они, было поздно, и беглецы, уже переправившись на другой берег, тоже крутой и обрывистый, быстро двигались к жидкому леску.
  -- Вперед, вперед, - рычал Эрвин, взмахами клинка указывая на врагов, уже почти скрывшихся за деревьями. - Кто остановится, прикончу своим руками! Они близко, тысяча демонов! Вперед!
   И воины шли вперед, без колебаний направив своих коней в ледяную воду. На ощупь, осторожно, боясь не за себя, а за своих жеребцов, преследователи перебирались на другой берег. И когда под копытами боевых коней вновь оказалась твердая земля, без команды всадники пришпорили скакунов, вновь сорвавшись в галоп.
   Отряд ворвался в лес, вытаптывая кусты, оглашая рощу конским ржанием и криками. Рассыпавшись, преследователи икали следы, все, что могло привести их к беглецам. Эрвин вырвался вперед, сопровождаемый всего полудюжиной воинов. Выбравшись на небольшую поляну, всадники остановились, настороженно озираясь. Лес принял их сдержанно, молча, и что-то неприятное, опасное сгущалось в его зеленом сумраке.
  -- Тихо, - Эрвин вскинул руку, призывая своих спутников к молчанию. - Слушайте все! Что это?
   Пытаясь даже не дышать, воины напрягали слух, и до них вдруг донесся из зарослей резкий щелчок, который легко узнали бывалые рубаки.
  -- Тревога, - прокричал один из воинов, заставляя своего скакуна податься назад. - Здесь засада!
   Вопль оборвался, глотку крикуну заткнул вылетевший из сплетения ветвей арбалетный болт. А мгновение спустя по зарослям прокатилась отрывистая команда, и воздух наполнился щелканьем самострелов и гулом множества стрел, словно рой стальных ос, устремившихся к горстке преследователей, в один миг превратившихся в жертв.
  
   Донесшиеся со стороны замка звуки боя, тревожная песня трубы и вплетавшиеся в нее мерные удары гонга, пролетели над укрытым в лесу лагерем, заставляя воинов, едва забывшихся тяжелым сном, вскакивать, вслепую нашаривая возле себя оружие. А часовые, расположившиеся вокруг становища, мгновенно напрягшись, впивались взглядами в сумрак ночного леса, ожидая в любой миг, что оттуда, из темноты, появятся враги.
  -- Государь, - в палатку, где в уединении отдыхал сам король Эйтор, несмело заглянул Алан. Согнувшись, будто бы в поклоне, капитан шагнул под своды походного шатра, одного из немногих в лагере. - Государь, что-то происходит. В замке Яриса, кажется, сыграли тревогу!
  -- Что? - правитель Альфиона вскочил с ложа, и зашипел от боли, неловко ступив на искалеченную ногу: - Тысяча демонов! Что случилось, воин?
   Король, торопливо повязав меч, который он никогда не держал дальше вытянутой руки, даже во сне, неуклюже прихрамывая и шипя сквозь зубы от боли, выскочил из палатки следом за Аланом, сразу оказавшись в гуще суеты. Лагерь неплохо замаскировали - воины успели соорудить шалаши из свежих ветвей, почти неразличимые в зарослях уже с сотни шагов, и точно так же, ветками, покрыли немногочисленные палатки, в которых, в основном, находились раненые бойцы и благороднее господа.
  -- К оружию, - вовсю командовали десятники, сейчас, вопреки обыкновению, даже бранившиеся едва не шепотом. - Тревога! Приготовиться бою!
   Солдаты уже натягивали кольчуги и панцири, помогая друг другу, застегивали шлемы, стрелки торопливо взводили арбалеты, рассовывая в колчаны пучки болтов. Подхватывая щиты, воины выстраивались в жиденькую фалангу, как будто готовясь отражать наскок тяжелой кавалерии.
  -- Что там происходит? - вновь спросил Эйтор, растерянно озираясь по сторонам.
  -- Кажется, в замке бой, - пожал плечами столь же растерянный Алан, нервно хватавшийся за рукоять меча. - Слышен только шум.
   Все уже были на ногах. Давно забывшие о том, что такое мирная жизнь, воины быстро подготовились к бою. король видел на грязных, изможденных лицах суровую решимость, какая может быть, пожалуй, только у обреченных. Правда, среди воинов он заметил отнюдь не всех, кто должен был оказаться здесь.
  -- Где Бранк Дер Винклен, - Эйтор вопросительно взглянул на капитана Алана. - Где рыцарь?
  -- Сир, дьорвикца нет нигде, - вместо Алана ответил государю Рамтус, рысью подскочивший к Эйтору. - Дер Винклен исчез, а вместе с ним пропали его оруженосец и эльф. Никто не видел, куда они исчезли.
   Эмер, слышавший разговор короля, шагнул, было, вперед, но вовремя остановился. Никто не видел, как дрогнуло его лицо, его губы, словно воин что-то хотел сказать. Как бы то ни было, Ратхар вел свою войну, и северянин не посмел мешать ему, а также тем, кто решил помочь отчаянному парню. И потому воин промолчал.
  -- Что еще за дела, - сплюнул король. - Какого демона здесь вообще творится?! Отправьте людей к замку, пусть поглядят, что там происходит. А всем остальным готовиться бою!
   Пятеро всадников - в отряде была лишь дюжина коней - помчались к охваченному суетой замку. Рыцарь Рамтус, возглавивший разведчиков, гнал своего скакуна, охаживая его плетью, и не снимая руки с эфеса меча. Еще издалека всадники увидели метавшихся по лагерю келотских наемников, а затем случилось то, при виде чего воины дружно выругались - створку ворот вдруг сорвало с петель, словно изнутри в нее врезался мощный таран.
  -- Во имя Судии, - выдохнул вдруг почувствовавший испуг Рамтус. - Да что же это?
   А сопровождавшие его воины, округляя глаза, с затаенным ужасом бормотали:
  -- Колдовство!
   А из пролома один за другим уже выезжали всадники, размахивавшие обнаженными клинками, а вслед им со стен били залпами арбалетчики. Беглецы, сперва двинувшиеся к лесу, вдруг резко развернулись, помчавшись как раз в сторону лагеря, от которого навстречу им бежали спешно похватавшие оружие наемники.
  -- Кто это еще, - подслеповато щурясь, протянул рыцарь, пытавшийся с доброй полутысячи шагов разглядеть лица беглецов. - Что там такое произошло?
   Всадники меж тем на полном скаку ворвались в лагерь келотцев, буквально вминая в землю попадавшихся на их пути воинов, и рубя мечами всех, до кого могли дотянуться. Они пронзили толпу, как нож - масло, оставляя за собой трупы, и, не сбавляя скорости, направились в сторону тракта. А за ними из развороченных ворот замка выбирались еще конники, во весь опор рванувшие следом. И Рамтус даже в предутренней полумгле узнал возглавившего новый отряд воина.
  -- Эрвин, - воскликнул рыцарь. - Будь я проклят, это же самозванец! И с ним всего горстка людей!
  -- Но нас еще меньше, - возразил усатый рубака-десятник. - Милорд, неужели вы хотите атаковать их? Они же нас изрубят!
  -- Нет, - помотал головой Рамтус.- Назад. Возвращаемся в лагерь. Нужно предупредить короля, поднять людей! - Перед глазами рыцаря мгновенно возникла карта, изображавшая окрестности злополучного замка в мельчайших подробностях, и воин не сомневался, куда двинутся беглецы и не отстававшая от них погоня: - Эрвин направился к тракту, и мы встретим его на берегу реки. Там мы и покончим с мятежниками.
   Возвращение разведчиков вызвало в стане королевской армии настоящий переполох. И больше всех неистовствовал сам Эйтор, готовый хоть в одиночку идти в бой с ненавистным врагом.
  -- Мы перехватим их в лесу, - решительно заявил Алан, лучше многих изучивший окрестности. - Кто бы ни выбрался из замка, Нои наверняка хотят уйти за реку. Видимо, им известно, где есть удобный брод. Эрвин, конечно, двинется за ними. Видимо, беглецы важны для мятежников, если их предводитель пустился в погоню всего с парой десятков бойцов. И там, в чаще, мы и покончим с ним, завершим эту войну!
  -- Да-а, - гаркнули воины, вскидывая над головами клинки и топоры. - В бой! Прикончим ублюдков!
   Отряд, почти все, кто мог ходить без посторонней помощи, покинул лагерь спустя считанные мгновения. Лишь горстка раненых, в том числе и Эмер, остались в бивуаке. Появись поблизости враг, обнаружь он лагерь - и калекам, многие из которых не могли даже ходить без помощи товарищей, осталось бы жить считанные мгновения. Они знали это, как знали те, кто отправлялся в бой. И каждый надеялся, что худшее все же не случится.
   Воины не шли, они бежали, тяжело дыша и спотыкаясь, шатаясь под весом оружия и доспехов. Верхом передвигался лишь сам король - рана давала о себе знать, и, если по лагерю Эйтор еще как-то ходил без посторонней помощи, то на такое расстояние, тем более, сквозь заросли, где то и дело приходилось буквально прорубать себе дорогу, он не рискнул бы идти на своих двоих. Королевского скакуна вели под уздцы два воина, не расстававшихся с обнаженными клинками, и еще рядом шагал верный Рамтус, тоже сжимавший обеими руками тяжелый меч. Остальные бойцы, кроме нескольких разведчиков, замкнули вокруг короля и его свиты стальное кольцо, ощетинившееся клинками и жалами арбалетных болтов.
   Воины переправились через реку, разыскав брод выше по течению, прорвались сквозь самые дебри, лес стал редеть, и меду деревьев мелькнула скрытая пеленой поднимавшегося тумана полоса воды - отряд оказался на берегах Руты.
  -- Занять позиции, - приказал король, и десятники эхом подхватили его команду. - Приготовиться! Они скоро будут здесь!
   Стрелки, каждого из которых прикрывали мечники, разбрелись по зарослям, подыскивая лучшие позиции. И почти тотчас от реки донесся треск ломаемых веток, и голоса, порой перемежаемые конским ржанием.
  -- Подпустим ближе, - решил король. - Расстреляем в упор. И чтобы ни одна тварь не выбралась живой из этого леса!
  -- Готовься, - прорычал Алан, вскидывая клинок. - Приготовиться к бою!
   Между деревьев мелькнули всадники, рысью двигавшиеся точно в сторону засады. Они о чем-то взволновано разговаривали, казалось, даже не подозревая об опасности. Алан поднял руку, и три десятка стрелков плотнее прижали к плечу ложа арбалетов, взяв приближавшихся врагов на прицел. Еще мгновение - стальной дождь должен был обрушиться на чужаков. И в этот миг один из всадников повернулся, взглянув как будто точно на короля. Он поник, склоняясь к шее своего скакуна, и лицо его было искажено болью, однако правитель Альфиона с первого взгляда узнал того, кто был ему за мать и за отца долгие годы.
  -- Маркус, - удивленно пробормотал Эйтор. И уже громче повторил: - Демон, ведь это же Маркус!
   Король обернулся к Алану, чтобы отдать новый приказ, но кто-то из стрелков, не справившись, должно быть, с волнением, неизменно охватывавшим перед боем даже самых стойких бойцов, - или, может, просто износился спусковой механизм его арбалета - нажал на спуск. С гулом болт пронзил листву, с глухим стуком впившись в точеный ствол осины в считанных дюймах от головы старого лорда.
  -- Не стрелять, - вскричал Эйтор. - Никому не стрелять! Это свои! - И сам первым покинул свое укрытие, направившись навстречу беглецам.
  
   Когда из зарослей вылетел первый болт, беглецы вскинули клинки, готовясь к бою. Позади шумела погоня, отступать было некуда, а здесь их ждала засада. Но никто даже не подумал о том, чтобы сдаться - не для того они прежде рисковали жизнями, чтобы теперь покориться врагу, словно тупой скот.
   Но первый болт оказался и последним же. Отрывистая команда грянула над лесом, а затем стена кустов раздвинулась, и на поляну, посреди которой замерли беглецы, вышел высокий воин в тяжелой броне и с обнаженным клинком в руках.
  -- Маркус, - король Эйтор едва не бегом, насколько позволяла раненая нога, двинулся к всадникам. - Маркус, неужели это ты? Я рад видеть тебя живым, рад, что ты снова с нами!
  -- И не только я, - ответил старый лорд. - Своим спасением мы обязаны твоим доблестным воинам, рыцарю Бранку, его оруженосцу и их товарищу эльфу. Их безумная атака на замок вернула нам всем свободу. Со мной и маг Рупрехт, и твоя королева, государь.
   Эйтор застыл, не веря своим ушам, а Ирейна, соскочив с коня, уже бежала к своему королю. Юная королева бросилась на шею правителю Альфиона, и, не смущая чужих взглядов, страстно впилась в его губы.
  -- Почему ты не пришел за мной? - шептала Ирейна, рыдая, но теперь уже от счастья. - Я ждала тебя, любимый! Где ты был так долго?
   А король, не говоря ни слова в ответ, только крепче прижимал ее к облитой сталью кирасы груди, сдавливая в объятиях.
  -- Не думал никогда прежде, что так приятно видеть чужое счастье, - подмигнув Ратхару, не отрываясь, уставившемуся на поглощенную друг другом пару, произнес Эвиар. А затем он закатил глаза и рухнул на землю, упав под копыта своего коня.
  -- Эвиар, - юноша спрыгнул с седла, подскочив к лишившемуся сознанию эльфу. - Эвиар, что с тобой?
   Только теперь он увидел оперенье торчавшего из спины эльфа болта. Беспорядочная стрельба наемников там, под стенами замка, не была вовсе бессмысленной. И оставалось только удивляться, как Перворожденный смог выдержать такую бешеную скачку, будучи смертельно ранен.
   К растянувшемуся на земле эльфу уже бежал и Дер Винклен, и другие воины, выбравшиеся из зарослей вслед за королем. Кто-то бережно снимал с седла так и не пришедшего в себя Рупрехта. Но возле Эвиара пока оставался один только Ратхар.
  -- Возьми это, человек, - прохрипел Перворожденный, изо рта которого пошла кровавая пена. - Сохрани, прошу тебя!
   Эвиар сунул в руки юноше нечто, замотанное в собственный плащ, и Ратхар мгновенно догадался, что могла скрывать плотная ткань. Он вцепился в суму обеими руками, не зная, что делать, не веря, что один сейчас владеет той вещью, заключавшей в себе громадную мощь, которую трудно было даже представить себе простому смертному. Невозможно счесть, сколько людей погибло из-за этой древней реликвии. Многие были лишены жизней по воле единственного безумца, жаждавшего завладеть тем, что не принадлежало ему, и многие приняли смерть после, став жертвами таившейся в этом предмете силы. И теперь сокровище, владеть которым наверняка желала каждый, кому хоть немного была доступна магия, оказалось в руках простого крестьянского парня, не по своей воле ставшего бойцом, воином, и чуждого распрей, раздиравших сильных мира сего.
  -- Сохрани Линзу, - шептал меж тем Эвиар. - Она не должна достаться никому, ибо в ней - зло. Спрячь ее, сокрой так, чтобы никто и никогда больше не смог отыскать ее. Прошу, сделай это, человек!
  -- Я унесу ее далеко, на самый край света, - кивнул Ратхар. Он уже понял, что будет дальше, куда он направится потом, если, конечно, останется жив.
   Если даже вернуться назад ему было бы не суждено, Ратхар знал - он отправится на восток, туда, где ради проклятого куска хрусталя был обречен на гибель целый род, где и началась эта война. И пускай дьявольская игрушка колдунов навеки возвратится на ту суровую землю, вновь опустившись в могилу, из которой однажды ее достали.
  -- Пусть никто не знает, где Линза, - шептал, превозмогая боль, расходуя оставшиеся силы для того, чтобы сказать важные слова, эльф. - Никогда больше ее не должны коснуться руки, неважно, человеческие, или нет. Это проклятье для всех, и сама память о нем должна быть стерта навеки.
  -- Линза никогда не вернется в наш мир, обещаю, Эвиар, - твердо промолвил юноша, встретившись взглядом с умирающим эльфом. - Верь мне!
   И Перворожденный вдруг улыбнулся, а затем вздрогнул всем телом и замер. Жизнь покинула его.
  -- Покойся с миром, - Бранк Дер Винклен, остановившись в нескольких шагах от склонившегося над умершим Ратхара, опустил голову, вздохнув: - Ты не верил в наших богов, ведь твой народ сам сродни творцу. Но ты пал, сражаясь с нами плечом к плечу против общего врага, и да улыбнется тебе Эльна!
  -- Жаль, - король все еще не в силах отпустить от себя Ирейну, тоже подошел к покойному. - Он был хорошим воином, даром, что не был человеком.
  -- Ему мы обязаны тем, что вырвались из замка. - Дер Винклен угрюмо взглянул на Эйтора. - Знай, государь, что от рук Эвиара пал Кратус, колдун, что служил твоему названному брату. И потому сейчас Эрвин гонится за нами, желая отомстить за это, а также и за то, что мы отбили у него пленников.
  -- Колдун мертв? - король выпучил глаза. - Невозможно!
  -- Эвиар смог достать его, - повторил тогда рыцарь. - Иначе никто из нас не выбрался бы из-за этих стен. А теперь мы здесь, с тобой, и готовы к бою. Приказывай, государь!
   В первые мгновения никто не мог поверить в случившееся, но весть о том, что пал самый страшный противник, уже разлетелась среди воинов.
  -- Колдун мертв, - перешептывались солдаты, и лица их озаряла злая радость. - Колдун убит! Теперь они слабы. Мы перебьем их всех, ведь ублюдков больше не защищает черная магия!
  -- Эльф спас нас всех, - повторил Бранк Дер Винклен. - И еще Рупрехт. Ведь если бы чародей, рискуя собой, не разрушил ворота замка, нас там загнали бы в угол, точно крыс, и перестреляли бы всех. А теперь неизвестно, выживет ли он.
  -- Он без сознания, - сообщил Эйтор. - Но пока он жив, и я верю, что чародей придет в себя. Если бы не он, я, все мы, так и лежали бы сейчас на поле Локайн. Я соберу лучших лекарей, всех, кого можно, только бы помочь магу.
  -- Но сейчас нужно думать о другом, - рыцарь Рамтус встрял в беседу, обратив на себя внимание короля. - Погоня все ближе. Это шанс покончить с Эрвином, покончить с мятежом, положить конец этой войне. Оставьте разговоры, и готовьтесь к битве. У них больше нет мага, и теперь битва будет вестись на равных. Победит тот, кто прав, а это значит - победа будет нашей!
   Погоня действительно приближалась, все отчетливее звучали злые голоса и конское ржанье. Воины Эйтора поспешно бросились на свои позиции, укрываясь в зарослях. Стрелки вскидывали арбалеты, латники, напрягшись, сжимались защитами, готовые атаковать противника, еда только он окажется из-за деревьев. И все бросали настороженные взгляды на самого короля, ожидая только его приказа.
   Всадники, выбравшись на поляну, не увидели сперва ничего, кроме свежих следов. Сгрудившись, озираясь по сторонам, они словно нарочно пытались быть как можно более удобной мишенью. Отряд воинов, возглавленный самим Эрвином, оказался как на ладони, но король медлил, и его бойцы не смели первыми начинать бой, хотя напряжение становилось уже вовсе нестерпимым. А враги, о чем-то посовещавшись, двинулись как раз на позиции стрелков, еще, кажется, не догадываясь, что идут навстречу собственной смерти.
  -- Пора, - прошептал Эйтор, не водя полного ненависти взгляда с принца Эрвина, и крикнул так, что многие вздрогнули: - Бей!
   Арбалетчики стреляли в упор, со считанных десятков обрушив на своих противников стальной град. Болты с гулом пронзали воздух, впиваясь в плоть, пронзая кольчуги и кованые шлемы, убивая людей и их скакунов. Половина отряда Эрвина погибла в одно мгновение, кое-кто оказался придавлен к земле тушами собственных коней, тщетно пытаясь освободиться. Но сам принц казался заговоренным - болты будто избегали пролетать миом него, отталкиваемые неведомой магией. Вокруг падали убитые воины, но Эрвин, оставался стоять на ногах, и, поняв, где затаились враги, он направил своего коня в самую чащу. Боевой скакун широкой грудью проломил заросли, вынеся своего седока как аз на полдюжины стрелков, торопливо пытавшихся перезарядить арбалеты. Хватило трех взмахов клинком, чтобы три врага, обливаясь кровью, упали под копыта коня, прочие же в ужасе бежали, даже не пытаясь вступить в бой.
   Эрвин, словно вырвавшийся из преисподней демон, метался по лесу, убивая всякого, до кого мог достать своим мечом, и вместе с ним, защищая своего господина, оставалось еще пять воинов. И этот ничтожный отряд почти сумел обратить королевских солдат в бегство. Ополченцы были беспомощны против искушенных в бою рыцарей и наемников, и разбегались, едва только Эрвин оказывался поблизости. Лишь немногие пытались стрелять, сразив двух спутников принца.
  -- Ублюдки, - рычал Эрвин, мечась то вправо, то влево, и крестя перед собой клинком. - Паршивые псы!
   Предсмертные крики ласкали слух принца, в душе которого поднималась багровой волной ярость, нарождавшееся безумие. Безумие придавало ему сил, делал принца быстрее любого человека, но оно же и притупляло чувства, заставляя видеть только одного врага, словно вокруг больше не существовало никого. Очередной арбалетчик, оказавшийся на пути разъяренного Эрвина, вместо того, чтобы бежать, остановился, подняв взведенный самострел и направив его в грудь противнику. Принц замахнулся мечом, стрелок в тот же миг нажал на спуск, но болт вонзился не в грудь всаднику, а в шею его коня, пробив ее навылет. Скакун захрипел, и Эрвин еда успел освободить ноги из стремян, прежде чем конь повалился на землю, содрогаясь в конвульсиях.
  -- Убить его, - Алан, оказавшийся поблизости, взмахнул кордом, призывая к себе своих товарищей. - За мной! Прикончим мерзавца!
   Несколько воинов атаковали едва успевшего подняться на ноги Эрвина, бросившись на него со всех сторон, словно стая шакалов, затравливающая раненого льва. Принц был даже без брони - некогда оказалось надевать доспехи в суете ночной схватки в замке - а его противников надежно защищали панцири настоящие кольчуги. Но этого оказалось недостаточно, чтобы сломить волю сына Хальвина, того, кто искренне считал себя, и только себя настоящим королем. А не дело королю отступать перед какой-то чернью.
  -- Получи! - плечистый мужик в кольчуге замахнулся топором, подскочив к Эрвину, но принц легко ушел от удара, вонзив своему противнику клинок в бок. Солдат завертелся волчком и упал, а через него уже перепрыгивал следующий боец, тоже жаждавший стяжать лавры убийцы заклятого врага самого государя.
   Воины короля атаковали Эрвина, набрасываясь на него со всех сторон, но принц уходил от ударов, отводя в стону чужие клинки, и рубил и колол в ответ, одного за другим повергая наземь своих противников. Дошла очередь и до самого Алана. Капитан королевского войска двинулся на Эрвина, прикрываясь треугольным щитом, и из-за него метя в противника кордом. Он первым сделал выпад, но принц отпрянул назад, со всей силы ударив по щиту, так что клинок его разрубил и доски, и железные полосы, которыми щит был окован по краям. А следующим ударом Эрвин раскроил противнику голову. Алан упал, но к принцу со всех сторон спешили еще воины, смыкая вокруг него стальное кольцо западни.
  -- Я здесь, господин, - верный Витар, остававшийся еще в седле, порвал строй врагов, зарубив двоих, и направился к принцу. - Я с тобой, милорд!
   Расшвыряв королевских солдат, старый рубака почти прорвался к Эрвину, но в живот его коня вонзился корд, а самого Витара кто-то сзади зацепил за плечо крюком на обухе глефы. Воин выпал из седла, м со всех сторон к нему бросились люди Эйтора. Взметнулись над головами топоры и мечи, и Витар вскрикнул, когда сталь впилась в его тело.
   Бой в лесу отличался от того, к какому было привычно большинство воинов. В густых зарослях бойцы действовали поодиночке, атакую, отступая и вновь атакуя, лишенные поддержки своих товарищей. Но на стороне короля сражалось больше людей, и они смогли рассеять, и перебить по одному почти всех, кто пришел сюда с Эрвином. Опытные наемники, оказавшись лицом к лицу с тремя, а то и пятью противниками, пусть большей частью то и были неумелые ополченцы, погибали, успевая прихватить с собой парочку врагов, но Эйтору эти потери не казались значительными. Силы врага таяли, как туман в лучах только что взошедшего солнца, лучи которого еще не в силах были пробиться сквозь кроны деревьев.
   К принцу все-таки сумели пробиться еще три воина, среди которых был и Джоберто. В правой руке кондотьер сжимал меч, в левой - булаву, и оружие его уж было обильно полито чужой кровью. Струйка крови текла и по его лицу - кто-то сумел дотянуться до кондотьера, сбив с него шлем и оставив на макушке кровоточащую отметину.
  -- Похоже, из этого леса нам уже не выбраться, - Счастливчик видел приближавшихся врагов, их было много, не меньше двух десятков, и впервые по-настоящему перестал верить в свою удачу. - Из этой западни нет выхода. Они все же загнали нас в ловушку, выманили из-за стен, и теперь перережут здесь, как свиней!
   Четверо, они оказались лицом к лицу с целой армией. Позади окруженных оказался огромный - и троим не обхватить - дуб, и можно было не опасаться атаки с тыла. Но кое-кто из королевских воинов уже взводил арбалеты, не собираясь зря рисковать. Эрвин, увидев направленные, казалось, на него и только на него жала бронебойных болтов, ощутил холод в груди - такой смерти он не желал. Но внешне принц не подал виду, оставаясь все таким же уверенным и беспощадным, не только к другим, но и к самому себе.
  -- Ты боишься? - усмехнулся, искоса взглянув на предводителя наемников, Эрвин, как будто не замечая многочисленных врагов, которые отчего-то не решались пока атаковать, будто надеясь, что кто-то сделает это за них, кто-то первым ринется на чужие клинки.
  -- Я привык к этой жизни, - мрачно ответил Джоберто. - И я никогда не спешил умирать.
  -- Что ж, если ты так хочешь остаться в живых, так и быть, я дарую тебе шанс, - и принц, обращаясь к своим врагам, сомкнувшимся перед ним живой стеной, крикнул: - Эйтор, где ты? Выходи. Я вызываю тебя на бой. Это только наш спор, твой и мой, так к чему гибнуть ради нас другим? Если ты считаешь себя мужчиной, иди сюда, и мы решим, кому достанется Альфион.
   Воины расступились, и навстречу Эрвину, обеими руками сжимавшему клинок, тяжелой походкой двинулся сам король. Он остановился в нескольких шагах перед своим названным братом, тоже не опуская меча, и произнес так, чтобы слышали все:
  -- Я принимаю твой вызов, и готов биться с тобой. Если ты так хочешь умереть, клянусь справедливостью Судии, я дарую тебе смерть, здесь и сейчас.
  -- Я не боюсь смерти, - усмехнулся Эрвин. - Но я прошу проявить милосердие к тем, кто пришел сюда со мной. Если тебе суждено будет одержать победу, поклянись, что отпустишь моих людей с миром. Они только лишь исполняли мой приказ, как и твои воины подчиняются тебе. Я твой враг, не они!
  -- Да будет так, - кивнул король. - Их жизни мне не нужны, хотя они отняли немало жизней моих слуг и товарищей. Но я прощаю их, и клянусь, что отпущу живыми, с оружием в руках, и пускай убираются на все четыре стороны, с глаз моих долой!
   Эйтор решительно шагнул вперед. В этот миг он старался не думать о пронзавшей не только ногу, но и все тело боли. Король старался ступать легко, упруго, думая только о победе. Перед ним был враг, тот, кто чуть не лишил его всего, короны, любимой, и даже самой жизни. Правитель Альфиона уже занес клинок для удара, но вдруг из толпы воинов выступил рыцарь Рамтус, став между двумя противниками.
  -- Остановитесь, - крикнул рыцарь, поднимая руку. - Ты разве не видишь, самозванец, именующий себя принцем Эрвином, что король ранен. Он едва держится на ногах. С калекой, ослабшим, измученным болью, ты хочешь биться? Разве ты станешь потом гордиться такой победой, разве сделает она честь воину? Прими бой, и ты до самой своей смерти не смоешь клеймо убийцы!
   Принц стоял, не шелохнувшись, переводя взгляд с рыцаря на короля. Теперь и сам он заметил, как неловко ступает Эйтор, как неуклюже он движется.
  -- Прочь, - сквозь зубы прорычал король, тесня Рамтуса, но тот не двинулся с места. - Не смей вставать на моем пути!
   Но Эрвин уже опускал меч, отступая назад, вновь становясь плечо к плечу со своими воинами, в напряжении ожидавшими, что же будет дальше.
  -- Теперь я вижу, брат, ты и впрямь не ровня мне сейчас, - вымолвил принц. - Ты принял мой вызов, хотя не мог не понимать, что проиграешь в бою. И потому я не стану биться с тобой. Я воин, но не палач, и не стану превращать поединок в казнь. Пусть за тебя сражается кто-нибудь другой, тот, кто сохранил больше сил. И если я одержу верх, то ты и твои воины должны будут сложить оружие.
  -- Как ты смеешь требовать такого от моего короля, - взвился вдруг Рамтус. - Ты разве не видишь, что обречен? Мы перебьем вас за одно мгновение, а затем явимся в замок предателя, чтобы разделать с твоими прихвостнями.
  -- Нет, он прав, - вдруг произнес Эйтор. - Довольно из-за нашего давнего спора умирать другим. Пусть все решится здесь и сейчас, и тот, кто останется жив, кто победит в этой схватке, пусть получит все. Судие решать, кто из нас прав, а кто нет. Если наш боец проиграет, я первым сложу оружие, и приказываю всем поступить так же. Вы здесь не при чем, и вам победитель, наверное, сохранит жизни, мне же он давно вынес приговор, и теперь вправе будет исполнить его, если одержит верх в поединке.
  -- Но кому же ты велишь сражаться за тебя, государь? - спросил Рамтус. - Прошу, позволь мне прикончить самозванца, во славу твою, во имя Альфиона. Я готов повелитель, и молю тебя - отдай приказ!
   Но король промолчал, обводя взглядом своих бойцов, тех немногих, кто оставался жив, кто оставался верен своему повелителю. А воины ждали, и многим из них хотелось в этот миг, чтобы именно на них указал король, доверяя высокую честь. И тогда вперед выступил Ратхар.
  -- Государь, позволь мне сражаться вместо тебя, - едва заметно дрогнувшим голосом произнес юноша. - Ты должен знать, это и мой враг тоже. Я однажды поклялся отомстить, еще не ведая, кому именно, и теперь я не могу отступить от своих слов. Эрвин убил мою невесту, просто так, ради прихоти. Это случилось как раз здесь, и прах ее покоится сейчас не столь уж далеко отсюда. Прошу, разреши мне выйти против Эрвина. Он - мой кровник, и должен сегодня умереть.
   Ратхар с ненавистью глядел на Эрвина, спокойно ожидавшего, какое решение примет его противник. Юноша видел перед собой убийцу, того, кого сам поклялся предать смерти, и был готов вступить с ним в бой даже без приказа. Судьба все же свела его с врагом, и отступать оруженосец Дер Винклена не желал.
  -- Это просто немыслимо, - гневно произнес Рамтус, понижая голос, чтобы только король, да еще сам Ратхар, могли слышать его. - Он не дворянин, всего-навсего крестьянин, чернь. Как можно позволить этому мальчишке решать судьбу королевства? Государь, велите ему убираться прочь!
  -- Он молод, но уже не раз показал себя умелым и храбрым бойцом, - заметил Бранк Дер Винклен. - Я сам обучил его многому, и могу сказать - Ратхар способен справиться с этим противником. И у него есть право на поединок. Он оставил свой дом, чтобы отомстить, и теперь лишился этого дома. Сейчас он готов биться за тебя, государь, и не прости большего, так не откажи этому воину.
  -- Лучше я пошлю против Эрвина тебя, - предложил Эйтор. - Ты по-прежнему готов служить мне, рыцарь Бранк?
  -- Да, но биться сейчас не стану, - твердо вымолвил Дер Винклен, качая головой. - Пусть меня заклеймят, как труса, плевать. Это не мой враг и не мой бой, господин.
   Ратхар же ждал, не смея произнести ни слова. Он чувствовал, как сердце колотится все чаще, и вспотели ладони, так, что рукоять меча скользила, грозя выпасть. Юноша ждал, понимая, что лишь удача может помочь ему сейчас.
  -- Что ж, пусть будет так, - наконец, произнес Эйтор. - Ратхар, сын Хофера, я доверяю тебе право и честь биться за меня против моего названного брата, принца Эрвина. Ступай, и не смей умирать в этом бою, ведь от тебя зависит судьба всего королевства.
  -- Мне плевать на королевство, - усмехнулся юноша. - Не для этого я так долго гонялся за выродком. Я убью его ради светлой памяти моей Хельмы, а все остальное не важно теперь. Он сегодня умрет, клянусь!
   Однако бой начался не сразу. Оба, и Ратхар, и Эрвин, не имели доспехов, и были вооружены лишь мечами. По-прежнему настороженно наблюдая друг за другом, противники принялись снаряжать своих бойцов. Кто-то дал принцу шлем, небольшой бацинет с кольчужной бармицей, ниспадавшей на плечи и грудь, другой протянул щит. А сам Джоберто, положив оружие, принялся стягивать с себя тяжелую кольчугу, которая должна была придтись как раз впору плечистому и рослому Эрвину.
   И точно так же воины короля отдавали свои доспехи Ратхару. Юноша натянул на себя кольчугу-хауберк, привычной уже тяжестью давившую теперь на плечи, повесил на плечо треугольный щит-тарч, нахлобучив на голову островерхую капелину, и теперь, будучи готов к бою, переминался с ноги на ногу на краю поляны, ожидая, когда приготовится и его противник.
  -- Будь осторожен, помни все, чему я учил тебя, - наставлял своего оруженосца Бранк Дер Винклен. Рыцарь кривил душой, говоря прежде с королем - он очень хотел сойтись в бою с таким противником, снискав славу спасителя королевства. Но честь от века была превыше алчности для всех отпрысков древнего рода Дер Винкленов, и потому теперь рыцарь мог приблизить победу лишь словом, не мечтая о почестях. - Твой противник силен и ловок, он сражается много лет. Ты не должен давать волю чувствам, парень, иначе погибнешь в первый же миг. Только сохраняя спокойствие и трезвость ума, ты сможешь победить его. Говорят, в роду Эрвина все мужчины страдали безумием, а впавший в ярость воин не только не чувствует боли, но становится много сильнее, чем кажется. Думай о том, как измотать противника. Он тяжелее, выше, и ему будет трудно вести долгий бой.
  -- Я все понял, милорд, - буркнул Ратхар. Только глупцы говорят, будто страх им неведом, и сейчас юноша боялся до дрожи в коленках. Лишь мысль о том, что сегодня исполнится давняя клятва, придавала ему храбрость. - Я сказал, что убью его, и сделаю это. Не хорони меня прежде срока.
  -- Ступай, - кивнул рыцарь. - Я верю в тебя, парень. И я хочу снова увидеть тебя живым, ведь тебе предстоит еще столь многое узнать, многому научиться, если хочешь стать действительно хорошим воином. Иди, и да прибудет с тобой справедливость Судии!
   Они двинулись навстречу друг другу - точнее, враг врагу - высокородный принц, потомок древнего рода, династии альфионских королей, и простой парень из крестьянской семьи, бродяга, воин поневоле. Ратхар с каждым шагом все больше и больше терял уверенность, Эрвин же ступал твердо, не сводя взгляда с противника и держа клинок острием к земле, будто приглашал юношу атаковать, воспользовавшись кажущейся оплошностью.
   Ратхар, наконец, смог разглядеть своего противника, по достоинству оценив его. Принц был высок, на целую голову выше своего противника, шире в плечах и тяжелее Ратхара, пожалуй, фунтов на тридцать. Закованный в броню, Эрвин казался великаном из древних легенд. При этом он двигался легко, словно в танце, перетекая из позы в позу, постоянно меняя стойки. Уверенность юноши в грядущей победе почти улетучилась, и, пожалуй, только упрямство не позволяло ему просто отступить, не принимая бой.
   Бойцы остановились, оказавшись в пяти шагах друг от друга. Принц изучающе уставился на юношу. Во взгляде его сквозило искреннее удивление - Эрвин ожидал, что против него выставят рыцаря, искушенного бойца, но видел перед собой сопливого мальчишку, юнца, грозно хмурившегося из-под полей каски, побледневшего от страха.
  -- Кто ты такой, - угрюмо спросил Эрвин. Он понял, что не хочет биться с этим юнцом, едва ли имевшим отношение к той войне, которую вели два брата. И еще принцу просто было интересно, с какой стати мальчишка столь отважно вышел против него, наверняка понимая, сколь ничтожны его шансы выжить, не говоря о том, что на победу парню вовсе не стоило рассчитывать. - Почему ты сражаешься за Эйтора? Ведь это не твоя война. Он пообещал тебе много золота за мою голову?
  -- Я не наемник, - звенящим от напряжения и страха голосом ответил Ратхар, старавшийся улавливать каждое движение противника. Он понимал, с кем должен сражаться, и был готов умереть, лишь бы только удалось прихватить с собой своего врага. - Я сражаюсь не ради денег, и даже не ради короля. Мне безразлично, кто усядется на троне в Фальхейне. Ты убил мою невесту, и теперь я хочу отомстить. И я убью тебя!
  -- Чушь, - фыркнул принц, недоуменно уставившись на юношу. - Я никогда не воевал с женщинами. В своем ли ты уме, мальчишка?
  -- Возможно, ты убил ее не сам, а постарались твои псы, - стараясь сохранять спокойствие, ответил Ратхар. - Но это не снимает вины с тебя. Это случилось здесь, в этих краях, в конце лета. Ее звали Хельма, она была дочерью охотника, и теперь она мертва. А я поклялся отомстить за нее на ее могиле, и сейчас исполню клятву.
   Воины с обеих сторон, затаив дыхание, ждали, когда же начнется битва. И больше многих, пожалуй, волновался в эти мгновения Бранк Дер Винклен. Он успел привязаться к юнцу, с которым рыцаря свела судьба, и теперь Бранк не хотел увидеть его изрубленный труп. А поединщики меж тем стояли лицом к лицу, ведя внешне спокойную, неторопливую беседу, словно то встретились старые друзья, у которых осталось мало общего кроме полустершихся воспоминаний.
  -- Верно, припоминаю, - вдруг воскликнул Эрвин. - Она наткнулась на наш отряд, гуляя по лесу. И я приказал убить ее, чтобы твоя девка никому не рассказала, кого видела здесь. А ты, если надеешься отомстить, тоже умрешь. Я не даю пощады таким глупцам, как ты, молокосос. Но у тебя еще есть шанс, - предложил принц. - Просто брось клинок, признай свое поражение, и уйдешь отсюда на своих двоих.
  -- Никогда, - гневно воскликнул юноша, чувствуя, как все тело охватила яростная дрожь. Страх отступал, растворялся в океане злости. - Я не боюсь тебя! Это ты боишься, и потому хочешь избежать боя. Но я здесь, чтобы забрать твою жизнь, будь ты хоть трижды принц. Жизнь за жизнь!
  -- Тогда сдохни сам!
   Эрвин сорвался с места, бросившись на Ратхара, и тот едва успел подставить свой щит под клинок принца. Меч выбил щепки, оставив на щите глубокую зарубку, а юноша, отразив удар, атаковал сам. Так бойцы несколько мгновения обменивались выпадами, яростно рубя щиты друг друга. Они кружили, каждый пытаясь зайти противнику с фланга, чтобы ударить в обход щита, и одновременно стараясь не позволить другому занять эту позицию.
   Ратхар держался стойко, но принц был сильнее, тяжелее своего противника, и под каждым его ударом оруженосец дьорикского рыцаря отступал на шаг назад. Сжавшись за своим щитом, он пытался бить в ответ, но лишь привел Эрвина в большую ярость.
  -- Сопливый щенок, - прорычал принц, вновь и вновь обрушивая клинок на щит Ратхара. - Как ты посмел бросить вызов мне, урожденному владыке Альфиона? Я выпущу твои поганые кишки!
   Сократив дистанцию, Эрвин приблизился почти вплотную и ударил Ратхара щитом, заставив того буквально отлететь назад. Юноша с трудом удержался на ногах, чудом успев отвести в сторону очередной удар. Теперь ему приходилось лишь защищаться, а принц, непрерывно атакуя, принялся гонять юношу по поляне.
  -- Проклятье, - прошипел, до боли сжимая кулаки, Дер Винклен, наблюдая, как его воспитанник тщетно пытается оторваться от Эрвина, с трудом удерживая его на расстоянии длины клинка. - Тысяча демонов!
  -- Эрвин убьет этого юнца, - в тон ему произнес король. Эйтор был бледен, глаза его, словно остекленевшие, блестели. - Мой брат не ведает пощады, и для него давно уже человеческая жизнь не является ценностью. Он ведь должен был умереть двадцать три года назад.
   А поединок продолжался. Ратхар оторвался-таки от Эрвина, уклоняясь от его атак и пытаясь обойти противника сзади, так что принцу оставалось вертеться волчком, стараясь все время держать к юноше лицом.
  -- Ну, что же ты бегаешь от меня? - издевательски воскликнул принц. - Ты сам хотел боя, а теперь страшишься подойти слишком близко! Давай же, иди ко мне! Ты хотел убить меня, щенок? Я здесь, попытайся исполнить свое желание! И ты еще смеешь считать себя мужчиной, жалкий трус? Иди же ко мне, дай мне вонзить свой меч в тое вонючее брюхо, чернь!
   Эрвин бесновался все сильнее, и багровая плена ярости застила ему глаза. Весь мир для сына Хальвина теперь сжался до единственного человека, мальчишки, самонадеянно бросившего вызов законному владыке Альфиона. Принц впился взглядом в лицо противника, видя, как смешиваются черты мальчишки и ненавистного Эйтора, и даже давно истлевшего в гробу короля Хальвина. Юнец стал воплощением всех врагов, и Эрвин хотел одного - увидеть, как кровь хлещет из его разорванной глотки, как угасает его взгляд, как тело, лишенное разума, содрогается в агонии.
   Принц наступал, пытаясь дотянуться до противника хотя бы кончиком клинка, а Ратхар все же ухитрялся ускользать. Юноша чувствовал, как тело наливается свинцовой тяжестью. Ему мешал щит, кольчуга все сильнее давила на плечи, сковывая движения, пригнетая бойца к земле, шлем наползал на лоб, а лицо заливал жгучий пот. Глаза затянула мутная пелена, и юноша едва мог следить за своим противником, стараясь не подпустить его слишком близко. Но Эрвин был быстрее, и, подскочив на расстояние вытянутой руки к Ратхару, он нанес несколько мощных ударов. Часть выпадов юноша принял на щит, но несколько пропустил, и клинок принца сбил с головы юноши каску.
  -- Проклятье, - прорычал Эрвин. - Пусть никто не смеет сказать, что ты в чем-то уступал мне! - И, отпрянув назад, сбросил свой шлем, оставшись в одном только стеганом подшлемнике.
   Принц, крестивший воздух взмахами клинка, атаковал вновь, опять заставив Ратхара отступить. Щит юноши был уже совершенно измочален, держась только на плечевом ремне, став скорее помехой, нежели подспорьем, и юноша, не раздумывая, соврал его, кинув себе за спину и схватившись за клинок обеими руками.
  -- Вот как? - рассмеялся Эрвин, тоже отбрасывая щит. - Так даже лучше! Теперь первый же пропущеный удар положит конец этому! Ну, щенок, давай, атакуй! Что ты стоишь? Бей, будь ты проклят!
   Обхватив рукояти своих мечей обеими руками, оставшись без шлемов и щитов, бойцы сошлись, кружа и дергаясь, то вправо, то влево, пытаясь обмануть друг друга. Внезапно Ратхар рванулся вперед, низко пригнувшись к земле. Клинок Эрвина просвистел над его головой, на сотую долю дюйма от макушки, а юноша, на мгновение оказавшись позади противника, ударил его наискось по ногам. Меч рассек подол кольчуги, впившись в бедро, и принц, припав на одно колено, неловко развернулся, пытаясь нанести ответный удар, но юноша уже отскочил прочь.
  -- Великолепно, - вскричал Эрвин, с трудом встав на ноги. По бедру его ручьем текла кровь, но взгляд все так же полнился яростью, словно Эрвин не ощущал боли. В этот миг Ратхару стало страшно. - Превосходно, мальчишка! А теперь закончи то, что начал. Иди сюда, добей меня. Что ты медлишь? Я ранен, я слаб! Ведь это так просто!
   Но Эрвин, вопреки собственным словам, не стал ждать, сам двинувшись навстречу Ратхару. Его рука была так же тверда, пусть он не столь уверенно держался на ногах, и юноша, почувствовав страх, попятился назад. Тогда Эрвин прыгнул, точно хищный зверь, и острие его клинка наискось чиркнуло Ратхара по лбу. От боли оруженосец дьорикского рыцаря вскрикнул, схватившись левой рукой за лицо, а Эрвин вновь ринулся на него, глухо рыча и скаля зубы, будто хотел не зарубить, а загрызть своего противника.
   Принцем двигала ярость, то самое безумие, что порой пробуждалось в нем, подавляя голос разума. Эрвин хотел лишь убить этого мальчишку, на лице которого так отчетливо проступил не страх, но животный ужас. Он бросился вперед, пытаясь дотянуться до противника, забыв о боли, просто не ощущая собственного тела.
   В последний миг Ратхар уклонился от выпада, и, оказавшись чуть сбоку от Эрвина, без колебаний вонзил свой клинок ему в левое, целое бедро, пробив его почти насквозь. Принц вскрикнул, падая на колени. Боль все же добралась до его охваченного бешенством мозга, пронзив все тело, точно раскаленное железо. Поверженный воин неловко отмахнулся мечом, но Ратхар, уже не боявшийся, одним ударом выбил меч из рук Эрвина, остановившись перед своим врагом.
   Принц Эрвин стоял на коленях, и из груди его вырывалось хриплое дыхание. А Ратхар, нависая над своим врагом, вскинул клинок - пришла пора завершить этот поединок, а у битвы должен быть только один исход - смерть одному, триумф другому. Юноша, вершивший, наконец, задуманное, был готов ударить, покончив со всем этим кошмаром, отправив в небытие того, в чьей смерти поклялся на могиле своей любимой. Мышцы стонали от напряжения, но что-то мешало Ратхару просто опустить меч, прервав чужую жизнь, не первую, что он успел отнять за время своих скитаний.
  -- Бей же, - прошептал вдруг Эрвин. - Проклятье! Покончим с этим. Не тяни!
   Принц ждал, когда сталь, направленная рукой победителя, вопьется в его плоть, чтобы прервать, наконец, все мучения. Видит Судия, он сделал все, что должно, но не преуспел. Враг остался жив, и, значит, такова была воля небес. Сам же Эрвин, уже стоявший на пороге бездны, без сожаления был готов отправиться в небытие, чтобы там, на последнем суде, ответить за все, что сделал благого или худого. Но смерть все не желала приходить к нему.
   Ратхар, занеся меч для удара, так и стоял, застыв, словно истукан, над своим противником. И вдруг как-то сами собой вспомнились давешние слова Эмера, что воин сказал вослед уходившему в самый важный свой бой мстителю: "Разве, отняв одну жизнь, вернешь ты другую. Ты вправе мстить, но та, что была дорога тебе, не восстанет из могилы, а твоя месть лишь умножит зло".
   Прежде юный воин делал это не единожды, а сейчас вдруг оказалась невероятно сложно ударить, закончив бой, закончив свои скитания, эту нелепую погоню за призраком, которая, как ни странно, все же нашла свою цель. Ратхар на мгновение отвел взгляд от искаженного мукой лица Эрвина, крепко зажмурившегося, замершего в ожидании конца, и в следующий миг увидел Ее.
  
   Вечная Вдова стояла неподвижно, сверля взглядом своих бездонных глаз юношу, в нерешительности застывшего над обреченным врагом. Она ничуть не изменилась с того дня, когда впервые Ратхар узрел ее там, на далеких берегах Эглиса, очнувшись среди множества остывающих тел, и это не казалось странным - время не властно над самой Смертью. По-прежнему сквозь ее глаза взирала на мир ледяная бездна, полная мрака. И юноша вдруг почувствовал, что вот-вот провалится туда, в несущую покой тьму, вовсе не страшную, но, наоборот, словно обещавшую покой и тишину, которых столь многим не хватало порой в этом суетном мире.
   Смерть молча смотрела на готового исполнить им же вынесенный приговор человека. Лицо ее, бледное, неподвижное, не выражало ничего, и точно так же белоснежные, словно снег в феврале, локоны волной спадали на плечи, сливаясь с тканью серого, будто саван, платья. Не отрываясь, она смотрела на Ратхара, видимая лишь ему одному, и юноша, не в силах будучи выдержать этот взгляд, дрогнул, опуская клинок.
  -- Что ты медлишь, - вымолвила та, чье настоящее имя Ратхар, как всякий человек, страшился произнести даже в мыслях. - Чего ждешь? Ты желал этого всей душой, стремился к этому, так сделай то, в чем поклялся праху своей любимой. Оборви его жизнь, ведь это так легко, и тебе уже приходилось делать это.
   Ратхар молчал. Да, он прежде убивал, и не раз, но то было в бою, где некогда было сомневаться. А теперь все оказалось иначе.
  -- Я не могу, - глухо промолвил юноша, не зная, слышат ли и видят ли его товарищи, как он разговаривает с пустотой. - Это не правильно. Это не бой, а убийство.
  -- Но ты хотел этого, - настаивала Смерть. - Разве не так? Именно этого ты желал, и вот твои желания сбылись. Покончи с этим. Враг у твоих ног, он сам хочет умереть, чтобы хоть так смыть с себя позор поражения, так помоги же ему, и только.
  -- Я не убийца, - упрямо произнес Ратхар. - Я даже не воин, и уж подавно не палач. Я не стану убивать его. И тебе зачем его жизнь?
  -- О, мне нет дела до нее, - вдруг горько рассмеялся Вечная Вдова. - Я лишь страж у ворот небытия, и только. Но таково твое испытание, человек. Для этого ты выжил, и сейчас должен исполнить то, что предначертано свыше. Тот, кто стал твоим кровником, давно уже ступил на путь разрушения, будучи готов погрузить в хаос весь мир, и теперь должен умереть. Это весы, на одной чаше которых - жизнь принца, на другой же - мириады невинных жизней. И тебе доверено выбрать, что ждет эту землю, вернуть нарушенный покой. Так не ошибись же. Ты должен восстановить равновесие. Убей же, и ступай с миром!
  -- Нет, - с вызовом бросил ей юноша. - Ты прежде сама говорила, что властна над нами лишь краткий миг, и потому я не боюсь тебя сейчас. Я добился своего - враг у моих ног, как ты и сказала. Он унижен, он ранен, его терзает боль, и этого хватит, ведь его смерть все равно не воскресит мою Хельму. А тебе придется продолжать, чтобы взять его жизнь.
   И Ратхар, развернувшись, двинулся к своим товарищам, среди которых он увидел и Бранка Дер Винклена, и самого короля, лицо которого исказила злоба.
  -- Убей его, Ратхар, - с ненавистью крикнул Эйтор, подавшись вперед. Лишь рука Рамтуса, что легла на его плечо, удержала короля на месте. - Прикончи мерзавца, я приказываю, - воскликнул он. - Доведи дело до конца! Убей!
  -- Нет, - повторил Ратхар, теперь уже обращаясь к королю, словно пребывая разом в двух мирах, в грезах и в яви. - Я не стану твоим палачом, король! Иди и убей его сам, если так хочешь, мне его жизнь больше не нужна!
   И тогда Смерть крикнула в спину юноше, и холод коснулся его лица, когда Ратхар обернулся.
  -- Ты посмел перечить мне? - голос Вечной Вдовы стал вдруг похож на карканье ворона, что кружит над мертвечиной. - Моя власть велика, она больше, чем ты способен представить, смертный. Ты отказался отнять одну жизнь по моей воле, так знай - отныне тебе не ведом будет покой. Ты будешь являться там и тогда, когда покою этого мира станет вновь грозить опасность. Ты станешь моим карающим мечом, и я всегда буду рядом с тобой, всегда буду за твоим левым плечом, человек, чтобы однажды - возможно, это случится скоро, а возможно и нет - прервать твой путь. Я обрекаю тебя на вечные скитания!
  -- Оставь слова. Я больше не боюсь тебя, - устало ответил ей юноша. - Можешь и вовсе не отходить от меня ни на шаг. - И он двинулся прочь, оставляя за собой преклонившего колени принца, так и не ставшего королем.
  
   Ратхар медленно шагал прочь от стоявшего на коленях принца, опустив глаза и не видя искаженного бешенством лица короля. Эйтор и впрямь сам был готов добить своего названного брата, но знал - после этого от него отвернутся все, кто даже сейчас хранил верность. И потому король не двинулся с места, только тиская рукоять меча и сверля приближавшегося юношу ненавидящим взглядом.
   А Эрвин тоже смотрел вослед уходящему победителю, отчего-то сейчас не чувствовавшему себя таковым. Видел он и сомнение, отразившееся на лице короля, и понимал, что гложет сейчас владыку, вновь обретшего свой престол.
  -- Вернись, трус, - крикнул Эрвин в спину Ратхару. - Как ты можешь после этого считать себя мужчиной? Убей меня, ведь ты этого хотел! Вернись!
   Юноша остановился, взглянув на преклонившего колени, точно в покаянии, принца.
  -- Ты побежден, и большего мне уже не надо, - произнес Ратхар. - Каждый из нас вправе выбирать, и я свой выбор сделал. Мне не дано даровать жизнь, и потому я не могу забрать ее.
   Ратхар развернулся и двинулся прочь, сквозь броню чувствуя на себе полный ненависти взгляд побежденного врага. Что-то в глубине души требовало вернуться назад, но юноша упорно шагал только вперед, не оглядываясь, не останавливаясь ни на мгновение, даже не сбавляя шага, чтобы скорее преодолеть искушение. В этот миг он знал, что поступает верно.
  -- Ратхар, - Бранк Дер Винклен вдруг бросился вперед, выхватывая спрятанный до поры в ножны клинок. - Ратхар, осторожно!
   Рыцарь первым увидел, как Эрвин вытащил из-за голенища сапога кинжал с узким длинным клинком. Ратхар, услышав крик, обернулся, вскидывая меч. Но кинжал был предназначен вовсе не ему. Юноша на мгновение встретился с принцем взглядом, прочитав в глазах Эрвина только тоску, и опустил клинок, вдруг все поняв.
  -- Ничтожная тварь! Смотри на меня, мальчишка! Ты будешь помнить до конца дней своих, как умирают короли, - гневно, с нескрываемым презрением, перед которым на миг отступила даже боль, закричал тогда Эрвин. - Смотри, ничтожный трус!
   И принц Эрвин вонзил кинжал себе в горло. Ратхар невольно вздрогнул, увидев, как узкий клинок легко вошел в плоть. Из зияющей раны на облитую чешуей кольчуги грудь Эрвина горячим потоком хлынула кровь, но сознание погасло не сразу, и принц увидел вдруг лицо, которое не в силах был забыть долгих двадцать три года.
  -- Я иду к тебе, Ильма, - прохрипел принц. - Прости, что заставил так долго ждать. Я уже здесь!
   Эрвин содрогнулся всем телом и повалился лицом вниз, рухнув на вытоптанную землю. Но Ратхар не видел этого, как не слышал он восторженных криков своих товарищей, не ощущая ободряющих хлопков по спине и приветственных рукопожатий. Он чувствовал лишь усталость, смертельную в буквальном смысле слова, и с трудом заставлял себя прямо стоять на ногах, предательски подгибавшихся. Его война закончилась здесь, в этом сыром и мрачном лесу. Во всяком случае, сейчас юноша свято верил в это.
  

Глава 15 Возвращение короля

  
   Отряд ехал через поля. Урожай давно уже был убран, и кругом не было видно людей. Серые поля сливались далеко на горизонте с серым покрывалом облаков, порой начинавших сеять мелким дождем. Осень подходила к концу, вскоре первый снег должен был коснуться уставшей земли, чтобы укрыть ее на несколько месяцев, до той поры, пока первая песня жаворонка не возвестит приход новой весны.
   Казалось, весь мир погрузился в уныние, в траур, но на лицах всадников, что пустили своих коней шагом, дав скакуна столь нужный тем отдых, не было видно печали. Каждый из почти сотни всадников, сотни воинов, улыбался, предвкушая конец долгого пути. Они устали, одежда их была пропитана потом, покрыта дорожной пылью и грязью, повязки, которые многие до сих пор еще не снимали, понемногу пропитывались кровью, сочившейся из глубоких ран. И, несмотря на это, люди улыбались, весело поглядывая друг на друга - скоро поход закончится, и они вновь вернутся в свои дома.
   Дорога, пустынная в эту промозглую пору, взлетела на холм, и все увидели, наконец, высокие стены, над которыми трепетали серебристо-алые стяги, и высились крыши домов.
  -- Фальхейн, - радостно восклицали путники, весело поглядывая друг на друга. - Фальхейн!
   Лишь один всадник, тот, что ехал первым, горделиво положив на эфес клинка правую руку, оставался невозмутимым, точно камень. Но и его душа наполнилась радостью при виде украшенного города, который он покинул много месяцев назад, не мечтая вновь ступить в его ворота. Он бежал, как затравленный охотниками зверь, как преступник, приговоренный к казни, и вот теперь настал миг триумфа. Король Эйтор с победой возвращался в свою столицу, гостеприимно распахнувшую ворота перед государем. Альфион снова обрел своего правителя.
  -- Они ждут тебя, мой король, - воскликнул рыцарь Рамтус, поравнявшийся с государем, пристроившись по левую руку от него. - Твой народ радуется возвращению повелителя!
  -- И точно так же славили они Эрвина, - совсем не весело ответил Эйтор, и рыцарь помрачнел, почувствовав себя вдруг очень неловко. - И встретят так любого, за кем почувствуют силу. Но это не важно, если они подчинятся мне. Так что едем скорее. Все мы устали, пора отдохнуть от странствий и сражений. За мной! - И Эйтор, пришпорив коня, помчался к городским воротам.
   Многие из тех, что следовали сейчас за королем, вспоминали былые дни при виде стен многострадальной столицы Альфиона. Бранк Дер Винклен, дьорвикский рыцарь, помнил, как вошел в эти ворота, сопровождаемый Ратхаром, своим новым слугой и товарищем, ожидая милостей от короля взамен на верную службу. Что ж, послужить государю довелось, и не раз, и теперь рыцарь мог бы помечтать о награде, но сейчас мысли его были обращены к отчему дому, к родному и такому далекому ныне Дьорвику. Дер Винклен вдруг понял, как истосковался по милому краю, бродя по чужим землям, сражаясь под чужими знаменами за чужих владык.
   Рыцарь бросил взгляд через плечо, с едва заметной усмешкой посмотрев на Ратхара. Верный оруженосец был рядом, как и прежде, правда, за время странствий он изменился, став совсем иным, нежели каким впервые встретил его Дер Винклен в захудалом трактире, где едва не лишился жизни. В юноше, которому уже должно было называть себя мужчиной, появилась решимость, беспощадность к врагам и преданность друзьям. Он стал воином, и, как верил Бранк, не худшим, в том числе, благодаря его самого, рыцаря Дер Винклена стараниям.
  -- Вот и кончился этот поход, - произнес Бранк Дер Винклен. - Мы возвращаемся туда, откуда бежали, преследуемые всеми.
  -- Только мое путешествие даже не началось, - покачал головой Ратхар, невольно коснувшись дорожного мешка, перекинутого через луку седла, и сквозь плотную ткань почувствовав острые грани. Хрусталь холодил пальцы. Линза Улиара, древняя реликвия, самый ценный трофей для любого из живущих ныне чародеев, пока обрела свой покой в торбе простого рубаки, юнца, чуждого всякой волшбы. - Мне предстоит долгий путь, путь за край мира. Ведь я дал обещание, а слово нужно держать, коль хоть чуточку уважаешь самого себя.
  -- Да, ты прав, - согласился Бранк. - Сделай то, что должен, парень. И, если позволишь, я вместе с тобой отправлюсь в это путешествие. Альфион утомил меня, и хочется увидеть новые земли.
  -- Прости, милорд, но это только мое дело, - возразил Ратхар. - Я дал слово, мне и исполнять его. А ты и так найдешь, чем заняться, хоть здесь, хоть в другом месте. Твой клинок точно не останется без дела, стоит только захотеть.
  -- Как пожелаешь, - пожал плечами рыцарь. - Твоя служба закончилась, отныне ты больше не мой оруженосец, если только сам не захочешь этого. Твой враг наказан, хоть в том и нет моей заслуги. Потому я все же еще кое-что должен тебе, и, если передумаешь, буду рад стать твоим попутчиком, куда бы ты ни направился теперь.
   Ратхар ничего не ответил. Он точно знал, что один отправится на восток, на далеко побережье, и дальше, через океан. Остался еще долг, который предстояло вернуть. И юноша не сомневался, что не задержится надолго в Фальхейне.
   Проклятая Линза давила на плечи Ратхара тяжким грузом, и он порой мечтал просто выбросить ее подальше, закинуть в одно из тех болот, через которые проезжал возвращавшийся с победой в столицу отряд. Иногда казалось, что так будет проще - слишком опасное сокровище покоилось в дорожном мешке молодого воина, слишком многие захотели бы завладеть им.
   Ратхар старался доверять своим спутникам, которым был обязан жизнью ничуть не меньше, чем они ему. И все же юноша не мог не замечать полных сомнения взглядов, что бросал на него Рупрехт. Маг, уже вполне оправившийся от странного истощения, ехал среди избранных воинов, все время находясь возле короля, но, нет-нет, все же оглядывался на юношу, не в силах будучи забыть о том, что тот везет в неприглядном дорожном мешке.
   В себя чародей пришел за полдень, в тот самый день, когда оборвалась жизнь принца Эрвина, и Эйтор вновь мог величать себя королем Альфиона, теперь уже - не только законным, но и единственным.
  -- Где мы, - едва открыв глаза, слабым голосом безнадежно больного человека, спросил маг. - Мы вырвались? Скажите, мы покинули замок, или вновь в плену?
   Рупрехт в эти мгновения не различал лица склонившихся над ним людей. Все было затянуто туманом, мутной пеленой, сквозь которую только и можно было видеть свет и тьму. И еще он слышал голоса, конское ржанье, стоны боли, и чувствовал запах свежей крови и оружейной смазки.
  -- Еще лучше. Мы победили, друг, - произнес кто-то голосом Бранка Дер Винклена. - Принц Эрвин пал в бою, его соратники сдались королю Эйтору, без боя сложив оружие. Все кончилось, пока ты пребывал в беспамятстве. Это победа, чародей!
   В тот же день, несмотря на возражения отыскавшегося среди воинов короля лекаря, маг поднялся на ноги. Самозваный целитель просто не мог знать, что такое - истощение, могущее наступить у любого чародея, когда тот не рассчитывает своих сил. Магия в Рупрехте вовсе не умерла, но тот короткий бой отнял все накопленный силы, и странник понимал, что еще много дней вовсе е сможет творить волшбу. В прочем, это не огорчало его, ведь прежние усилия, хоть и грозили большим, нежели утомление тела и духа, были не напрасны, и вклад Рупрехта в долгожданную победу был, если подумать, не менее значим, нежели старания всех остальных. Правда, сам чародей, не страдая особым тщеславием, об этом предпочитал не напоминать.
  -- Ратхар, наш юный друг, одолел Эрвина в честном бою, - рассказал тогда Дер Винклен. Рупрехту оставалось удивляться, сколь многое произошло за те часы, что он провел в беспамятстве. - Но Ратхар не нашел в себе сил добить противника, хотя прежде так страстно желал отомстить ему. И принц, не в силах вынести позора, сам бросился на кинжал. А после этого Его величество, собрав всех оставшихся воинов, двинулся к замку Яриса, и мятежники вышли к Эйтору, сложив оружие. Говорят, их едва не скрутили их же слуги, узнав о гибели Эрвина. Наемники же, как и обещал король, были отпущены с миром, и уже убрались отсюда, двинувшись на закат, к рубежам Келота. Так что мы победили, окончательно и безоговорочно, друг мой. И твои заслуги в этом велики, так что государь, полагаю, не забудет о тебе, чародей.
  -- Но, будь я проклят, как Эрвин мог проиграть, если на его стороне - Кратус, сила которого попросту неисчерпаема сейчас? - воскликнул Рупрехт. Маг как раз подкреплялся в тот миг, увлеченно жуя вяленое мясо и при этом слушая во все уши. - Никого из нас уже не должно было остаться в живых!
  -- Да, так и случилось бы, - кивнул рыцарь. - Если бы Кратус был еще жив. Но я сам видел его остывшее тело в замковом дворе.
  -- Кратус мертв? - от волнения маг поперхнулся вином, и Бранку пришлось пару раз от души хлопнуть товарища по спине. Прокашлявшись, Рупрехт сиплым голосом вымолвил: - Как он позволил убить себя? Я не могу поверить!
  -- Я тоже не верил до конца словам, пока не оказался рядом с покойником, - понимающе усмехнулся Дер Винклен. - Сам я не видел того, о чем расскажу, но видел Ратхар, и он говорит, что было так - вместе с Эвиаром они убегали от преследователей, бродя по замку, и наткнулись на чародея. И тогда эльф бросился на него, и все чары Кратуса не смогли остановить Перворожденного. Эвиар убил мага, пронзив его клинком.
  -- Вот как? - удивленно воскликнул Рупрехт. - Но да, все верно. Потомок самого Улиара, наследник создателя Линзы. Он единственный, против кого бессильна вся мощь этого артефакта, единственный, кто может без опаски приблизиться к владельцу Линзы. Там, где магия бессильна, память крови и честная сталь способны творить чудеса!
  -- Да, Эвиар убил колдуна, но и сам погиб в бою, - вздохнул рыцарь. - Пораженный болтом почти в самое сердце, он продержался ровно столько, чтобы нам удалось соединиться с королем, и только тогда испустил дух. Знаешь, - криво и совсем не весело усмехнулся Дер Винклен. - Я прежде ненавидел эльфов, да и сейчас едва ли питаю к их народу теплые чувства. Но для одного из этого племени я был готов сделать исключение. Эвиар сражался бок о бок с нами, и он заслужил доверие людей, мое доверие, пусть и чужак здесь. Мне жаль, что он мертв. Он был хорошим товарищем, тем, на кого модно положиться, хоть и был эльфом. Право, порой остается только сожалеть, что нам, людям, не дано жить в мире с Перворожденными. Но между нами слишком мало общего, слишком сильные старые обиды, так что иначе, боюсь, не выйдет.
   Бранк Дер Винклен рассказал все, что видел сам, или о чем только слышал. Он поведал обо всем, случившемся той ночью и утром, когда завершилась война за трон Альфиона. и Рупрехт слушал его с неподдельным интересом, но одна мысль не давала покоя магу, и, оставшись один на один с Ратхаром, он прямо спросил юношу, чтобы развеять все сомнения.
  -- Скажи мне, друг, - осторожно, стараясь тщательно подбирать слова, произнес Рупрехт, убедившись, что рядом нет никого постороннего. - Скажи, когда Эвиар расправился с Кратусом, забрал ли он себе что-нибудь, принадлежавшее прежде чародею? Вы были там только вдвоем, один из вас мертв, как мертв и колдун. И у одного из вас должна быть при себе вещь, ценность которой невозможно выразить словами.
  -- Я понимаю, о чем ты говоришь, - кивнул юноша. - Не стоит ходить вокруг да около, маг. Мне ведомо о Линзе Улиара, за которой явился сюда Эвиар, да и сам, ты, наверное, пришел в наши края ради нее. Ты прав в своих догадках, именно Эвиар взял ее с тела убитого чародея, а потом, прежде, чем покинуть наш мир, он передал Линзу мне. У меня она теперь и хранится.
   Ратхар вдруг почувствовал страх. Они были вдвоем в лесу, в стороне от лагеря, наспех разбитого солдатами короля, уставшими после битвы, ранеными, голодными. И юноша понимал, что маг, появись у него такое желание, сейчас легко разделается с ним, а равно и со всяким, кто попытается помешать чародею. Если уж находились люди, готовые ради проклятой безделушки отправить в небытие сотни невинных душ, то прикончить единственного юнца наверняка не составило бы особого труда для такого мага, как Рупрехт.
   Невольно Ратхар схватился за рукоять меча, чуть отступив от мага, чтобы обеспечить себе свободу действий, если дело не ограничится словами. Разумеется, Рупрехт заметил это.
  -- Не надо бояться меня, - покачал головой странствующий чародей. - Я тебе не враг, Ратхар. Я пришел сюда не ради Линзы, но ради того, чтобы остановить завладевшего ею безумца. Но ты и Эвиар, да улыбнется ему Эльна, сделали это за меня. Эльф имел намного больше прав на эту вещь, и раз он тебе доверил ее, то пусть так и будет. Но я предупреждаю - будь осторожен, друг мой. Призрак власти рождает безумие, и многие желают завладеть Линзой, точнее, многие захотят иметь ее, узнав, как она близко, насколько доступной стала теперь. Так что береги ее со всем тщанием, храни, как самую великую ценность на свете.
  -- И ты просто так отказываешься от того, ради чего иные готовы пойти на все? - удивился Ратхар. - Ты какой-то неправильный колдун!
   Больше всего сейчас юноша хотел верить словам чародея. Но он знал, сколь безгранично людское лицемерие, сколь велика алчность и неутолима жажда власти. И потому, стараясь выглядеть спокойным, юноша напрягся, готовый в любой миг обнажить клинок. В его жилах не текла древняя кровь чародеев, и все равно Ратхар был готов биться, если не окажется иного выхода, хоть и понимал, сколь он уязвим для мага.
  -- Да, я отказываюсь от Линзы, я не желаю даже прикасаться к ней, - ответил Рупрехт, глядя прямо в глаза юноше. - Она проклята с самого своего появления в этом мире. Всякий, кому доводилось владеть ею, умирал, становясь жертвой предательства. Улиар, ее создатель, величайший маг И'Лиара, был убит, возможно, своими же братьями. Ардалус, рискуя собой, сумевший выкрасть Линзу из эльфийских лесных цитаделей, стал изгнанником, и нашел свой конец на краю мира, в одиночестве. Следующим ее владельцем стал Кратус, и теперь его тело покоится в свежей могиле. Нет, я не желаю последовать за ними. А ты, пожалуй, единственный, в чьих руках Линза - не более чем красивая безделушка. И потому я оставляю ее тебе с легким сердцем.
   Рупрехт ушел, оставив юношу один на один со своими мыслями. Больше чародей не напоминал о нежеланном трофее, что покоился до поры до времени, скрытый от чужих глаз, в походном мешке юноши. О Линзе, в прочем, не вспомнил никто - появилось множество иных забот с того мгновения, как король Эйтор решил вести отряд к замку Яриса.
  -- Пора покончить с мятежниками, и раз уж некоторые из них оказались у нас под носом, с них и начнем, - грозно промолвил правитель Альфиона, обведя взглядом своих рыцарей и простых воинов. - И пусть тот, кто откажется сдаться, пеняет на себя!
   Бранк Дер Винклен с сомнением покачал головой. На ногах оставалось меньше четырех дюжин бойцов, уставших, обессилевших после едва закончившегося боя - те немногие воины, что были с Эрвином, сражались яростно, прихватив с собой в небытие немало противников, и заставив выбиться остальных из сил.
  -- В замке осталось не меньше полутора сотен воинов и слуг, которым тоже можно дать оружие в руки, - не замедлил высказать свои опасения дьорвикский рыцарь. - Что мы сможем сделать? Нас запросто встретят болтами со стен, перебьют, как куриц!
   Не встретили. Когда горстка королевских воинов появилась под стенами твердыни Яриса, на стенах и впрямь воцарилась суета, словно обитатели замка готовились к бою. А затем медленно распахнулась единственная уцелевшая створка ворот, и навстречу Эйтору двинулась целая процессия. В первых рядах шли престарелые слуги, вырядившиеся в самые лучшие свои кафтаны, а за ними - прочая челядь и воины, не снимавшие кольчуг.
  -- Государь, - седовласый старец рухнул перед восседавшим на лучшем из отыскавшихся скакунов королем на колени. - Государь, не гневайся на нас! Прости, что предали тебя, ведь не по своей воле, а по повелению господина нашего, которого не смели ослушаться. Мы не знали, жив ли ты, а теперь, узрев твое величество своими глазами, просим принять в знак нашей преданности мерзких мятежников.
   Услышав эти слова своего старшины, слуги расступились, и под ноги королевского коня несколько дюжих воинов швырнули двух грязных и испуганных людей. Руки лорда Кайлуса и рыцаря Яриса были крепок связаны за спиной, на лицах застыла печать ужаса - сейчас, увидев короля, живого и здорового, явившегося во главе многочисленного отряда, ни тот, ни другой не верили, что проживут еще хотя бы час.
  -- Мы отдаем их тебе, - указал на спеленатых дворян старый слуга, отступив чуть в сторону. - Суди их, государь, по заслугам, по их темным делам!
   Король, не говоря ни слова, смерил испытующим взглядом сперва слуг, молча ждавших, что решит их повелитель, а затем мрачно взглянул на таких же молчаливых пленников, угрюмо взиравших снизу вверх на Эйтора.
  -- Значит, вы восстали против своих хозяев, тех, кому присягали в верности, едва поняли, что дело их проиграно? - в голосе короля сквозило презренье. - Да, иного и не стоит ожидать от ничтожной черни. Вот точно так же и мои дворяне в любой миг способны поднять мятеж, лишь почувствовав слабину. Да, оба они, и Кайлус, и Ярис, предали меня, и потому, без сомнения, заслужили смерть за свое преступление. Но по справедливости я также должен предать смерти и вас, тех, кто изменой воздал своим господам за все милости, что прежде они даровали вам.
   При этих словах слуги невольно подались назад, испугавшись, что свита короля тотчас выхватит клинки, принявшись рубить всех направо и налево. Но Эйтор медлил, не давал приказа, и его воины ждали, лишь крепче стискивая рукояти верных мечей.
   А перепуганная до полусмерти челядь мятежников, оказавшаяся между двух огней, с ужасом смотрела на короля и на того, кто был рядом с ним. Многие видели, как чародей, недавний пленник могучего Эрвина, легким движением руки разрушил ворота, которые в давние времена, когда край этот полыхал пожаром нескончаемых междоусобных войн, выдерживали удары самых тяжелых таранов. И из страха перед магом, но не перед самим королем, Эйтору открыли ворота, лишь на мгновение представив, что способен сотворить с отнюдь уже не казавшимся неприступной твердыней замком разбушевавшийся чародей, удержать которого не в силах оказался и сам Кратус.
  -- Прости, повелитель, - вновь пав на колени, взмолился старый слуга, и вслед за ним бухнулись на землю остальные. Только немногие воины остались стоять, вытянувшись в струнку. - Прости нас. Не вели казнить!
  -- Предательство не может оставаться безнаказанным, - медленно, по одному цедя слова, промолвил король, тяжелым взглядом сверля испуганно лепетавшую что-то невпопад челядь. - Вы все заслуживаете кары. Но, с другой стороны, вы поступили так, как должно верным моим подданным, восстав против мятежников, - продолжал рассуждать Эйтор, решая в эти мгновения весьма непростую задачу. - И потому я говорю - сегодня умрут те, кто презрел вассальную клятву. Ты, лорд Кайлус, и ты, рыцарь Ярис, вы оба будете обезглавлены немедленно, в наказание за измену и в назидание прочим, кто не желает сам явиться на мой суд, тем, возможно, заслужив снисхождение.
   Оба пленника вздрогнули, услышав приговор короля. В прочем, иного они не ждали.
  -- Казни меня, мой король, - холодно бросил Ярис, подняв взгляд на Эйтора. - У меня нет наследника, который отомстил бы за гибель своего отца, да и любимую жену мою недавно забрала смерть. Пусть исполнится твоя воля, но знай, я не сожалею о том, что делал, ибо я служи истинному владыке Альфиона.
  -- Я предаю себя в руки твои, повелитель, - подхватил даже сейчас, на пороге смерти не утративший собственного достоинства, Кайлус. - Мои младший и средний сыновья пали на равнине Локайн, и остался жив лишь мой первенец, теперь правящий всем моим феодом. Но я клянусь, он тоже не будет мстить тебе.
  -- Я лишу вас жизней, как преступников, - усмехнулся Эйтор. - И я не боюсь мести, ибо нет в этом королевстве силы, что устрашила бы меня. Пусть являются ко мне все ваши сыновья, вся родня, и я не испугаюсь ее. Я обрекаю вас на смерть не из жестокости, но потому, что таков закон, освященный самим временем.
   Пленных мятежников поволокли на внутренний двор, куда уже сбежался весь замковый люд. Мужчины, хмурые и какие-то затравленные, стояли в первых рядах, как будто собою прикрывая женщин и державшихся за их подолы детей, тоже явившихся посмотреть на казнь. Приговоренные стояли на коленях посреди двора, на залитых чужой кровью плитах, опустив глаза в ожидании конца. Однако давно уже оточенная до мелочей процедура дала сбой - были жертвы, был топор, во только никак не могли отыскать подходящего палача.
  -- Его милость Ярис, он все чаще сам любил пытать, - разводя руками, несмело промолвил старший из слуг, ни на шаг не отходивший от короля, и так и семенивший за Эйтором, с собачьей преданностью глядя на государя. - Был у нас заплечных дел мастер, да порешили его этой ночью.
  -- Что же, Ярис сам себе будет череп сносить? - осклабился Эйтор, удивленно качая головой: - Ну и бардак у вас тут творится!
   Люди короля выжидающе глядели друг на друга, гадая, кто же будет выбран палачом. Отрубить голову с одного удара - дело далеко не простое. Тут нужно особое оружие, недюжинная сила и немалая сноровка, которой не было у обычных воинов, для которых важнее красоты единственного удара возможность увидеть рассвет следующего дня.
   Эйтор обвел взглядом своих воинов, остановившись на мгновение на Бранке Дер Винклене. Могучий рыцарь, пожалуй, был способен снести голову одним взмахом. Но дьорвикский воин чуть заметно помотал головой, так, что никто не заметил этого. Никто, кроме короля. Эйтор нахмурился, понимая, что, приказывая Дер Винклену, наткнется лишь на его упрямство и поставит себя в неловкое положение перед всеми, солдатами, рыцарями, простыми ополченцами. Но в тот же миг проблема решилась сама собой.
  -- Государь, позволь мне стать твоим карающим мечом, - вдруг выступил вперед Рамтус. - Я готов быть палачом. Не сомневайся, а прикончу мерзких мятежников с одного удара, господин!
   Эйтор смерил добровольного экзекутора изучающим взглядом, словно оценивая кондиции воина, будто видел его сейчас впервые. И Рамтус, поняв это, приосанился, расправив широкие плечи и выпятив облитую стальной броней грудь.
  -- Что ж, исполни приговор, если хочешь этого, - пожал плечами король. - Пожалуй, тебе это по силам, мой верный рыцарь. Но помни, казнить преступников короны - это не только честь, но и немалая ответственность.
  -- Только один удар, государь, - горделиво повторил Рамтус. - Один взмах - одна жизнь! Не сомневайся во мне!
   Первым на эшафот поднялся Ярис. Рыцарь шел твердо, но невольно сдерживал шаги, будто пытаясь в оставшиеся мгновения прожитье еще одну жизнь. А там, в конце пути, обреченного ждал, облокотившись на тяжелый топор, Рамтус. В отличие от настоящих палачей, рыцарь не скрывал свое лицо, и все, кто оказался во дворе замка, на который вдруг опустилась полнейшая тишина, мог видеть выражение холодной решимости на лице воина.
  -- Опусти голову, - приказал Рамтус, и приговоренный покорно прислонился щекой к тяжелой колоде, которую трое крепких слуг с трудом втащили на эшафот.
   Все затаили дыхание, наблюдая, как рыцарь, обхватив топорище обеими руками, занес над головой орудие казни. Топор был слишком тяжел, чтобы использовать го в бою, но в самый раз годился для того, что задумал Рамтус. На мгновение воин замер, а затем резко ударил. Сила удара, помноженная на немалый вес оружия, оказалась велика, и рыцарь исполнил свое обещание - хватило одного взмаха. Скошенное лезвие с мерзким чавканьем врезалось в кость, все, как один, невольно вздрогнули, а еще секунду спустя отсеченная голова Яриса покатилась по каменным плитам, остановившись как раз у ног самого Эйтора.
  -- Великолепно, - усмехнулся король, не обращая внимания на прикатившийся под ноги страшный "подарок". - Превосходный удар, Рамтус!
  -- Благодарю, мой господин! - рыцарь, опираясь на топор, церемонно поклонился.
  -- Но, право же, надо продолжать, - напомнил Эйтор. - Его светлость Кайлус, кажется, заждался своего череда. Не будем же испытывать терпение благородного лорда!
   Два воина, ухватив второго пленника под локти, буквально втащили его на эшафот - ноги вдруг отказались подчиняться лорду. Солдаты бросили его на колоду, прижав головы к отполированному до блеска срезу дерева.
  -- Что ж ты, Кайлус, - расхохотался король. - Неужто боишься? Ведь ты говорил, что готов к смерти. Что же случилось?
  -- Довольно глумиться надо мною, - взглянув на Эйтора, презрительно бросил лорд. - Ты в праве наказать меня за мои поступки, но не смей потешаться. Не забывай, государь, что род мой двое древнее твоего!
  -- К демонам, - раздраженно бросил король. - Рамтус, заканчивай с ним!
   Рыцарь вновь занес топор высоко над головой, собираясь с силами. И в тот же миг Эйтор громко крикнул:
  -- Руби!
   Сверкнуло лезвие топора, раздался чавкающий звук удара, и голова Кайлуса, подлетев на несколько футов вверх, шлепнулась о камень. Остекленевшие глаза мертвеца уставились на правителя Альфиона, и тот, не в силах выдержать двух неживых взглядов, отступил, будто желая укрыться за спинами людей из своей свиты.
  -- Все, хватит, - через плечо бросил король. - Похороните их, как положено. И будьте готовы отправляться в путь - Надолго мы в этой дыре не задержимся! - тихо промолвив затем: - У меня и так накопилось много дел.
   А Рупрехт, следуя за королем, направившимся в замок, вновь лишившийся своего хозяина, покосился на Дер Винклена, и, невесело усмехаясь, произнес так, чтобы слышали только они двое:
  -- Боюсь, что после этих дел у нашего доблестного Рамтуса все руки будут в мозолях от топорища.
  
   Король оказался хозяином своему слову - замок покинули не следующий же день, взяв всех коней, какие годились под седло, и еще несколько подвод для припасов и раненых бойцов. Отряд двинулся по тракту на юг, в сторону далекой еще столицы. Но путь не был прямым - маленькое войско сворачивало с дороги всякий раз, стоило только на горизонте появиться очередному рыцарскому замку. И всякий раз повторялось одно и то же - под звуки труб перед государем распахивались ворота, и навстречу Эйтору выходила целая процессия, на разные голоса прославляя милость законного владыки Альфиона. А затем был пир, заканчивавшийся хорошо, если под утро, а скорее - лишь тогда, когда ни у гостей, ни у хозяев уже не было сил чтобы оторвать от стола очередной кубок, до краев наполненный сладким вином.
  -- Ублюдки, - презрительно бросал король, с натянутой улыбкой выслушивая славословия из уст очередного полунищего рыцаря. - Вероломные твари! Они будут лизать ноги тому, в ком ощутят силу, хоть на мгновение. Готовы, как бездомные псы, хватать кости из рук всякого, кто приласкает их, и отгрызть те же руки, стоит лишь на мгновение зазеваться. Думали отсидеться в стороне, пока мы с Эрвином делили корону Альфиона, а теперь спешат исправить свою ошибку. Мерзкий скот! Трусливые шавки!
   В прочем, во время торжественных пиров, или просто принимая ключи от очередного замка, король милостиво выслушивал всю ту ложь, которой потчевали его перепугавшиеся, растерявшиеся не на шутку при вести о внезапной кончине Эрвина дворяне. Это была часть игры, правила которой изменить было не по силам даже владыке целой державы.
   По пути к Фальхейну отряд Эйтора несколько увеличился в числе, превысив вскоре полторы сотни. Частью маленькую армию пополнили воины тех самых рыцарей, что старались всеми правдами и неправдами заверить государя в своей верности, но к отряду примкнуло также и некоторое количество бойцов, чудом уцелевший на равнине Локайн. Им Эйтор был рад, а те радовались, вновь увидев короля, не только целого и невредимого, но еще и ухитрившегося одолеть своих врагов. Силы Эйтора росли, а столица с каждым днем, проведенным в пути, становилась все ближе.
   Правда, в дороге случались и неожиданности. Приблизившись к очередному замку, над шпилями которого не было даже знамени, королевская свита - Эйтор вырвался вперед отяжелевшей, обросшей обозами колонны, взяв с собой лишь три дюжины всадников - остановилась перед распахнутыми настежь воротами. Но никто не спешил встречать идущего с победой государя.
  -- Кажется, там, за стенами, никого нет, - неуверенно произнес Рамтус, чьи слух и обоняние упорно не желали улавливать хоть какие-то признаки жизни по другую сторону ворот. - Думаю, этот замок брошен, причем отнюдь не вчера, господин.
  -- Занятно, - задумчиво промолвил король. - Но, раз он пуст, никто не помешает нам войти внутрь. Вперед, за мной!
   Бряцая железом, отряд рассыпался по внутреннему двору, изрядно захламленному и грязному. Всадники, напряженные, угрюмые, обшаривали окрестности суровыми взглядами, лаская рукояти клинков и ложа арбалетов. А замок смотрел на незваных гостей черными, холодными проемами окон, и только крысы сновали всюду в поисках чего-нибудь съестного.
  -- Действительно, пусто, - сообщил один из воинов, вернувшись с разведки. - В донжоне никого нет. А пыли и паутины там столько, что замок наверняка пустует уже не меньше седмицы, мой король.
   И в этот же миг внимание солдат привлек какой-то шорох в конюшне, также выглядевшей совершенно пустой. Пятеро воинов, бросившись туда, на ходу обнажая мечи, спустя несколько мгновений выгнали во дворе горстку грязных, облаченных в лохмотья людей, женщин, детей, стариков.
  -- Смотрите, смотрите, это же король, - испуганно перешептывались люди, толкая друг друга. - Сам король Эйтор!
   Правитель Альфиона, морщась и презрительно оттопыривая губу, обвел безразличным взглядом горстку оборванцев, вокруг которых стояли с клинками наголо верные воины, готовые прикончить любого, кто посмеет злоумышлять против их правителя.
  -- Милостивый господин, - дряхлый дед кинулся на колени перед королем, с первого взгляда найдя его в толпе. - Милостивый господин, пощади нас, прошу! Мы пришли сюда не с дурными намерениями, а просто, чтобы спасти свои жизни, и впредь верно служить тебе, повелитель!
   Женщины хором заголосили, им вторили разревевшиеся от страха дети, и воинам пришлось долго надрывать глотки, чтобы восстановить порядок.
  -- Кто вы такие, - требовательно произнес Эйтор. - И почему прячетесь здесь, словно воры? Вы что, решили ограбить жилище вашего господина, пока его самого нет?
  -- Что ты, что ты, господин, - замотал головой старик. - Как же мы смеем? Хозяин замка бежал, узнав о твоем приближении. Он с первых дней мятежа поднял над стенами знамя Эрвина, и теперь, испугавшись возмездия, исчез вместе с несколькими преданными слугами. В его феоде больше некому поддерживать теперь порядок, и здесь объявились разбойники. Они приходят в наши села, убивают мужчин, насилуют женщин, грабят наши дома. Мы укрылись за этими стенами в надежде, что грабители сюда не сунутся.
  -- Выходит, это замок одного из предателей? - переспросил Эйтор. - Великолепно, - хищно ощерился он. - Предать здесь все огню. Сжечь все, разрушить, уничтожить! Пусть дым пожара увидят все ублюдки-предатели по всему Альфиону!
   Король отдал приказ, но воины замерли в замешательстве - не так-то просто взять, и выгнать целую толпу баб с малым детьми, и уж тем более нелегко поднять против них оружие. Но король был непреклонен.
  -- Спалить все дотла, - велел Эйтор. - Весь этот сброд - долой! Пусть прячутся в лесах, в болотах, где угодно.
  -- Но, господин, - осторожно произнес Бранк Дер Винклен. - Ведь они все - ваши подданные, так не вы ли должны защитить их от разбойников? Пусть они живут здесь, аз хозяин этого замка исчез. Зачем обрекать невинных на верную гибель, выставляя их прочь?
  -- Ты подвергаешь сомнению волю короля, - набычился Эйтор, наступая на рыцаря. - Мою волю?
   Дер Винклен, нисколько не смутившись, спокойно покачал головой:
  -- Господин, я лишь осмелился дать вам совет, и ваше право решать, как им распорядиться. Но мне все же кажется, что долг истинного правителя - заботиться о своих подданных, пусть это всего лишь жалкие крестьяне.
  -- Впредь не смей перечить мне, чужеземец, - гневно выдавил король, обжига полным ярости взглядом рыцаря. - Здесь, на землях Альфиона, только мою волю будут чтить, только ее будут исполнять беспрекословно. Жилище предателя должно быть уничтожено, коль не довелось добраться до него самого. И это должно стать уроком для всех, кто думает потом вернуться в свои владения, притворившись невинной овечкой. - И потом, чуть поостыв, добавил: - Если сейчас я стану гоняться по лесам за каждым грабителем, то никогда не вернусь в столицу. Я наведу порядок в Альфионе, развешаю зарвавшихся лиходеев на деревьях вдоль всех трактов, но начну я с Фальхейна. Тебя же не держу, рыцарь Бранк, и, если желаешь, отправляйся защищать этих голодранцев вместе со своим оруженосцем, коль соскучился по подвигам.
   Замок все же сожгли, и долго еще люди Эйтора, удаляясь от уничтоженной твердыни, видели вздымавшийся над лесом столбы тяжелого, черного дыма, и слышали тоскливый вой крестьян, вынужденных вернуться вновь в свои жалкие лачуги, на растерзания разбойникам, не ведавшим пощады. А вечером того же дня разведчики, что шли в паре миль перед основными силами малочисленного войска, наткнулись на купеческий обоз.
   Караванщики, едва завидев на тракте вооруженных всадников, по давней, надо полагать, привычке отступили к обочине, и в руках возниц и слуг появились корды и арбалеты. Вскоре появился сам король, сопровождаемый несколькими рыцарями и оруженосцами, среди которых оказался и Бранк Дер Винклен. Он-то, едва завидев торговцев, растолкал своих спутников, подъехав к первому возу, на облучке которого сидел хмурый мужик в расшитом серебром камзоле.
  -- Почтенный, мое имя - Бранк Дер Винклен, я родом из Дьорвика, - произнес рыцарь, обращаясь к старшине караванщиков. - И ты, я вижу, оттуда же.
  -- Верно, - с некоторой настороженностью согласился купец. - Мое имя - Карл, и я родом из Хильбурга. Но в Дьорвике я не был уже многие месяцы, странствуя по чужим землям.
  -- Государь, - Дер Винклен окликнул Эйтора. - Государь, то мои земляки, купцы из Дьорвика. Возможно, они привезли в наши края свежие вести.
   Торговцы, убедившись, что судьба свела их на пустынном тракте не с ватагой головорезов, а, ни много, ни мало, со свитой здешнего владыки, успокоились, уверившись, что грабить их не будут. А Карл меж тем разговорился с Дер Винкленом, у которого при виде земляков вдруг предательски навернулись на глаза слезы, и защемило сердце. Рыцарь вдруг понял, как сильно он тоскует по отчему дому, по родному Дьорвику.
  -- Скоро уже год, как мы не были в Дьорвике, - сказал Бранку купец, тоже обрадовавшийся, что встретил земляка. - Исколесили уже полземли, повидали и Келот, и даже бывали в степях номадов-корханцев.
  -- Я покинул свой дом еще раньше, - подал плечами рыцарь. - Тоже хотел повидать мир, развеять тоску. Я сполна отдал свой долг королю, отслужив под его знаменами на южной границе не один год.
   Карл понимающе кивнул - кто же в Дьорвике не знал, что на юг, на рубежи опасного и таинственного И'Лиара, отправлялись нести службу только по своей воле. Там не было случайных людей, малолетних отпрысков древних семейств, спешащих побыстрее получить подходящее званье. В тех проклятых лесах сложно было заработать богатство, те, кто попадал туда, не мечтали о славе, но всегда могли рассчитывать на эльфийскую стрелу, метко пущенную из непролазных дебрей - на такие "подарки" Перворожденные всегда были особенно щедры. И потому купец взглянул на рыцаря с явным почтением - перед ним был не напыщенный хлыщ, а воин, не раз, прежде глядевший в глаза самой смерти.
  -- Пожалуй, ты рано решил выйти на покой, милорд, - вздохнул купец. - С юга приходят дурные вести. Длинноухие выродки все чаще забредают на наши земли, и никогда не возвращаются обратно без пары-тройки человеческих скальпов. Крестьяне снимаются с насиженных мест, бегут на север, оставляя все свое добро. Никакие привилегии, никакие послабления податей, не могут удержать их - эльфийские стрелы для мужиков страшнее немилости самого короля.
  -- Проклятье! - мрачно вздохнул Бранк Дер Винклен. Там, на юге, еще оставались его друзья, те, с кем он, бывало, делился последним куском черствой лепешки во время рейдов по приграничью.
  -- По всему видно, что будет война, - продолжал торговец. - Слухи приходят один страшнее другого. Эти набеги - только начало. Да оно, может, и к лучшему, - пожал он плечами. - Пора уже пройтись по их заколдованным лесам огнем и мечом, а то мерзкая нелюдь вскоре опять начнет себя считать хозяевами мира.
  -- Они не так уж плохи, - возразил рыцарь. - Просто эльфы другие, и нам, людям, сложно понять их. В прочем, - криво усмехнулся он, - им нас понять не легче. Но среди них тоже есть достойные. Вовсе не каждый Перворожденный - кровожадный хищник.
  -- Ты, верно, много знался прежде с их породой?
  -- Не так много, но мне хватило, чтобы кое-что понять, - покачал головой Дер Винклен. - Хотя, конечно, безумцев среди них хватает. И если они двинутся на север, нашему государю понадобится каждый меч, каждый боец.
  -- Ну, может, еще и обойдется, - хмыкнул Карл. - Ведь все это лишь слухи, и только!
   Вскоре король двинулся дальше, спеша скорее увидеть стены Фальхейна. Купцы же отправились на запад, в Келот. А рыцарь, оказавшийся на чужбине, никак не мог забыть слова торговца, давно уже исчезнувшего за горизонтом. Воином овладела тоска, и было, отчего. Дьорвик был в опасности, вновь могла вспыхнуть война, а он, Бранк Дер Винклен, бродил по какой-то глухомани.
  -- Пора мне возвращаться, - сказал Дер Винклен своему оруженосцу, оставшись с ним наедине. - Моя битва не здесь, не среди этих пустошей. Эйтор - не мой король, я не ему присягал, и не во славу его я пойду на смерть, если так решит судьба. А ты, мой юный друг, отправишься ли со мной на юг? Тебе там найдется дело, достойное такого удальца. Из тебя выйдет толк, ты ведь уже стал настоящим воином, а мой государь, владыка славного Дьорвика, всегда ценил храбрость и отвагу, неважно, кем были родители героя, знатными лордами, или последними оборванцами.
  -- Прости, милорд, едва ли я последую за тобой, - помотал головой Ратхар. - У меня еще есть незаконченные дела, долги, которые нужно вернуть.
  -- Что же, опять месть?
  -- О, вовсе нет, - возразил юноша. - Альвен, погибая, просил меня побывать у него на родине, рассказать о его судьбе. А воля умирающего священна. Так что мой путь - на восток, через океан, - решительно вымолвил он.
   Ратхар ни словом не обмолвился о Линзе, сокровище, ради обладания которым многие обрекли бы на гибель целые страны, лишь бы прикоснуться к мощи проклятого амулета.
  -- Ты прав, это обещание нужно выполнить, - не стал спорить Дер Винклен. - Но тебя ждет долгий и опасный путь.
  -- Не опаснее того, что я уже прошел, - усмехнулся Ратхар. - Все решено, милорд, ведь ты сам сказал, что служба моя закончена. Из Фальхейна я отправлюсь на побережья, а там и дальше, за море. Если мое дело правое, Судия не оставит меня в дороге своей милостью, позволит вернуться живым.
   Решения были приняты. И рыцарь, и его слуга, точно знали, куда отправятся вскоре. Но прежде они оказались в Фальхейне, все еще считаясь одними из свиты государя Эйтора. И там случилось много разных событий, о которых ни тот, ни другой, даже не задумывались.
  
   Город встречал своего короля шумом и суетой. К воротам сбежалось несколько сотен жителей, мужчин, женщин, детей, приветливо махавших руками государю. Лица многих из них светились неподдельной радостью - владыка вернулся, чтобы воссесться на троне, а это означало, что вновь воцарится порядок. Одной ночи хватило жителям Фальхейна, мирным обывателям, чтобы искренне полюбить своего короля, той самой ночи, когда в столицу за жизнью Эйтора вернулся его названный брат. И хотя разрушенные дома уже кое-как привели в порядок, на стенах то здесь, то там, виднелись подпалины - следы смертоносной магии Кратуса.
  -- Радуйтесь, люди, - воскликнул король, бросая слова в бурлившую толпу. - Мятежники разбиты. Ни один не избежит справедливого возмездия. Справедливость и закон восторжествуют. Сегодня не время для важных дел, завтра же будет пир, и пусть каждый веселится. Никто из вас да не останется в стороне от праздника!
   Толпа ответила своему королю восторженным гулом, и Эйтор, сопровождаемый верными рыцарями и солдатами, продолжил путь ко дворцу, дождавшемуся, наконец, своего законного хозяина.
   Под кровом Альфионских владык нашлось место каждому, кто явился в столицу вместе с королем. Отыскался угол и для Дер Винклена, и для его оруженосца, искренне радовавшихся тому, что вновь могли спасть на настоящих постелях, а не на собственных плащах, брошенных на мерзлую землю.
   Слуга, показавший воинам дорогу, поклонился, распахивая дверь, и тотчас исчез, словно растворившись в лабиринте коридоров и анфиладах комнат. Тесная каморка показалась Дер Винклену настоящими хоромами, и точно так же думал в тот миг и Ратхар.
  -- Только побродив несколько недель по непроходимым лесам, вдоволь вывалявшись в болотной жиже, начинаешь понимать, какая же это роскошь - настоящая простыня и горячая вода, - довольно рассмеялся рыцарь, пойдя в выделенные для него и его спутника покои. - О, какое блаженство!
   Бранк, торопливо сбросив сапоги, с размаху бросился на застланное парчой ложе, широко раскинув руки, и так лежал довольно долго, до тех пор, пока молодая служанка, потупив взор, не сообщила, что для милордов уже готова ванна.
   Новый рассвет странники встречали уже в чертогах короля. Как следует отдохнувшие, успевшие искупаться, побриться и надеть приличную одежду, они окончательно перестали выглядеть разбойниками с большой дороги. И словно, этого ждали, о путниках вспомнили уже ранним утром. Едва только они проснулись, как через порог переступил незнакомый слуга, суровый и надменный, будто настоящий лорд.
  -- Господа, - лакей, нарядившийся в парадную ливрею, поклонился рыцарю, отвесив затем поклон, не такой низкий, правда, и его верному спутнику. - Господа, Его величество Эйтор желает видеть вас в полдень в тронном зале. Извольте быть готовыми к указанному часу.
  -- Что ж, мы не оспорим волю короля, - пожал плечами Бранк Дер Винклен, чуть покосившись на Ратхара. - Ступай, мы будем там, и тогда, где и когда хочет видеть нас государь.
   Натянув новые, туго облегавшие плечи и грудь камзолы, узкие бриджи и сапоги с высоким голенищем, рыцарь и оруженосец в назначенный час покинули свои покои, и, сопровождаемый очередным слугой, направились к тронному залу. По пути им навстречу попалось множество разряженных в пух и прах лакеев - весь огромный дворец охватила радостная суета, ощущение праздника витало в воздухе.
   Почти уже добравшись до цели, путники встретили Рупрехта. Чародей, тоже одетый в роскошные одежды, улыбнулся, увидев друзей.
  -- Его величество желает отблагодарить нас за службу, - сообщил маг, приблизившись к своим товарищам. - Сегодня великий день, день воздаяния! Не продешевите, - лукаво усмехнулся он.
  -- Прошу, господа, - провожатый, указывая на высокие створки, за которыми и начинался тронный зал, отступил в сторону, и стражи, стоявшие по обе стороны от входа, распахнули двери.
   Церемониймейстер, невесть какими судьбами отыскавшийся во дворце, ударил о мраморный пол тяжелым посохом, зычно гаркнув:
  -- Его милость Бранк Дер Винклен, рыцарь из Дьорвика! Оруженосец Ратхар, сын Гелина! Мэтр Рупрехт, странствующий мудрец и чародей!
   Ступив под своды залитого солнечным светом зала, все трое осмотрелись, увидев возле стен множество людей. Огромное помещение, предназначенное для торжественных приемов, оказалось заполнено до отказа. Здесь было полно рыцарей, но хватало также и простых солдат, видимо, особо отмеченных своими командирам, а также и горожан, гильдейских старшин или кого-то в этом роде. Все они уставились на троицу гостей, и по залу пополз шепоток.
  -- Подойдите ко мне, друзья! - громкопроизнес король, гордо восседаший на троне.
   Все трое, рыцарь, оруженосец и маг, плечо к плечу шагнули вперед, величественным шагом двинувшись навстречу королю. Эйтор, облаченный в горностаевую мантию, бесстрастный и молчаливый, из-под прикрытых век наблюдал, как маршируют по просторному, полному голосов и шума залу, словно гвардейцы на параде, его спутники.
   Они кожей ощущали на себе десятки чужих взглядов, заинтересованных, восхищенных, и даже завистливых - каждый, кто был здесь, мечтал оказаться обласканным самим королем, но участь эта досталась двум чужакам и простому крестьянину, а вовсе не благородным дворянам.
   Гости остановились в пяти шагах от трона, разом поклонившись Эйтору. Невольно люд, собравшийся во дворце, притих, ожидая, что же скажет владыка Альфиона. И государь не стал испытывать терпение своих подданных.
  -- Приветствую вас, храбрецы, - громко, так, что каждое слово эхом раздавалось под высокими сводами зала, произнес Эйтор. - Мы вместе прошли весь Альфион, с востока на запад, через сражения, через кровь и пожары. И ныне, друзья мои, настал час воздать каждому из вас по заслугам. Вы стали героями для всего королевства, и доблесть ваша не будет забыта впредь!
   Уже никто не отводил взгляда от троицы счастливчиков, удостоившихся такого почтения от самого короля. И едва ли кто-то из всей этой публики хоть на миг задумался, какими подвигами, усилиями за пределом человеческих возможностей, каким риском это почтение нужно было заслужить.
  -- Рыцарь Бранк, - взор короля, вновь обретшего свое королевство, обратился к дьорвикскому паладину, почтительно, но без тени раболепия склонившему голову. - Ты прежде не раз доказывал свою отвагу, проявив в боях доблесть, достойную легенд. Ты заслужил величайшее почтение всех без исключения моих рыцарей, и я хочу отныне видеть тебя по правую руку, возле своего трона. Прими мою милость, стань первым воином Альфиона, начальником над моим войском, рыцарь Бранк.
   Народ в зале удивленно ахнул. Конечно, все понимали, что награда для чужеземца будет щедрой, но никто не мог и подумать, насколько. И многие рыцари, многие альфионские лорды, те, кто не настолько запятнал себя позором измены, чтобы вовсе быть отлученными от двора, помрачнели, едва только узнав, что этот пришелец может стать военачальником Альфиона, а не они, славные и своими делами, и своими предками.
  -- В твоей стране рождаются великие воины, рыцарь Бранк, - чеканил слова Эйтор, наверное, все же ощутивший, какую реакцию вызвало у гостей его предложение, но не собиравшийся отступать от своего решения в угоду кому б то ни было. - Дьорвикские гвардейцы, что служили мне прежде, не устрашились вступить в боя даже с колдуном. Они почти наверняка знали, что погибнут, но не отступили, не попрали свою клятву, и потому, умере, навечно остались в нашей памяти. И я хочу возродить гвардию, призвав в королевство луяших из твоих земляков, тебя же я поставлю над ними, кК и над всеми воинами Альфиона.
   Дер Винклен сперва не нашелся, что ответить. У себя на родине он был лишь одним из многих, не хуже, но и не лучше прочих, добившись славы, став знаменитым, но, все же оставаясь лишь простым воином из древнего рода, которому едва ли суждено было приблизиться к владыке Дьорвика. И сейчас, вымолвив одно слово, он мог стать верным слугой Эйтора, возвысившись над всеми прочими рыцарями.
   На мгновение Бранк Дер Винклен словно перенесся в грядущее, словно наяву увидев, как он въезжает в Фальхейн во главе войска, в очередной раз одержавшего победу. Над головой его полощется на ветру боевой стяг, с которого грозно щерит клыки свирепый вепрь, добрые горожане, живой стеной ставшие вдоль главной улицы, выкрикивают имя победителя, воздух полнится звоном серебряных горнов, а из ворот королевского дворца навстречу выходит сам правитель Альфиона, дабы воздать по заслугам первому воину державы.
  -- Прости, государь, но я не достоин такой чести, и не могу принять столь щедрый дар, - почувствовав, что молчание становится неприлично долгим, наконец, вымолвил рыцарь. - Благодарю тебя за милость, воистину королевскую, но сейчас я желаю лишь поскорее вернуться в родной край. С юга приходят дурные вести, которые наполняют мое сердце тревогой, владыка. Эльфы вновь подняли голову, грозя огнем и мечом моим сородичам. Снова и снова их отряды являются на земли Дьорвика, принося войну в наши дома. Они истребляют всех людей без разбора, предавая огню целые селения. Народ в панике бежит на север, надеясь у нашего короля найти помощь и защиту. Сейчас моему господину понадобится каждый меч, и я не могу в этот тяжкий миг быть вдали от родины. Я прежде отдал немало сил своих служению Дьорвику, и ныне, в этот грозный час, пришла пора вновь стать на защиту моей страны.
  -- Что ж, - протянул Эйтор, уставившись куда-то в пустоту, поверх головы вновь почтительно склонившегося рыцаря. - Право, мне жаль, что ты принял такое решение, рыцарь Бранк. Ты успел заслужить мое безграничное доверие своими ратными делами, и поверь, я осыплю тебя милостями, достойными и самого короля. Но я не вправе приказывать, и если так велит тебе сердце, если долг перед своей страной в тебе столь силен, то ступай на юг, и бейся там с врагами вашего народа. Это дело, достойное рыцаря, а ты, я знаю, являешься лучшим из них, воплощенным идеалом чести и доблести, который столь часто воспевают в балладах. И если я иначе не мог отблагодарить тебя, то прими в дар, как напоминание о том, что в моем королевстве тебя всегда будут рады, этот клинок.
   По едва заметному жесту короля двое слуг в парадных ливреях, расшитых золотом и щедро осыпанных самоцветами, внесли в тронный зал серебряный поднос, на котором покоилось нечто продолговатое, прикрытое парчой. Бранк Дер Винклен снял ткань, взяв руки меч в простых кожаных ножнах с накладками из чистого серебра. На рукояти, венчавшей широкий, с ладонь у основания и лишь немного уже к острию, клинок, был выгравирован бегущий вепрь, вепрь, обращенный оскаленной мордой на закат. Родовой герб Эрвина.
   Внешне оружие не казалось особенным, но стоило только рыцарю обнажить клинок, вытащив его из ножен не более чем на ладонь, все, кто находился возле короля, восторженно выдохнули.
  -- Белая сталь, - перешептывались гости, округляя глаза и с благоговейным придыханием молвя: - Сокровище!
   Тронный зал, озаренный мерцающим пламенем десятков факелов, вдруг наполнился серебряными бликами, разогнавшими мрак, окутывавший самые дальние его уголки. Казалось, клинок был выкован не из металла, но из лунного света, отраженного в капельках росы.
  -- Благодарю тебя, государь, - Дер Винклен поклонился, прижимая к груди меч. - Этот подарок бесценен, - потрясенно молвил рыцарь, пребывавший в этот миг в неподдельном смятении. - Воистину этот дар недостоин моих заслуг. Твоя милость не ведает границ, господин!
   Белая сталь, из которой был выкован этот клинок, издревле являлась секретом гномов, который они хранили свято вот уже многие века. По слухам, слишком невероятным, чтобы быть правдой, из такого же металла был выкован меч самого владыки И'Лиара, подаренный тому подгорными мастерами в знак примирения меж двумя народами несколько веков назад.
   Булат, что ковали люди закатных стран, прочный и невероятно упругий, такой, что клинок можно было согнуть колесом, опоясавшим им, словно кушаком, был лишь жалким подобием диковинного металла. Оружие из белой стали, невероятно легкой, почти невесомой, не рубило, но резало любую броню, точно бумагу, точно теплое масло, легко сокрушая любые доспехи.
   Было известно, что лишь латы, выкованные на Изначальном огне из черной стали, еще одного давнего секрета подгорных мастеров, способны противостоят такому клинку. Такая броня, если верить древним хроникам, была у телохранителей императоров Эссара. Но черная сталь давно уже существовала лишь в старых преданиях, а этот чудесный клинок сейчас вжимал в руках, точно боясь лишиться его, дьорвикский рыцарь.
  -- Это оружие некогда было подарено гномами моим предкам, и без дела пылилось в самом дальнем углу сокровищницы, ибо никто прежде не счел себя достойным такого клинка, - сверкнув глазами, произнес король Эйтор, явно довольный тем, что смог удивить рыцаря. - И я верю, что в твоих руках этот меч совершит немало благих дел, ибо прежде не встречал я рыцаря, равного тебе в отваге и благородстве. Владей же им, Бранк Дер Винклен, воин Дьорвика, на горе всем своим врагам!
   Рыцарь вновь поклонился и отступил назад, став плечо к плечу со своими товарищами.
  -- Ратхар, сын Хофера, - голос короля гулким эхом раскатился под сводами зала. - Подойди ко мне, отважный воин.
  -- Мой король, - юноша опустился на одно колено, склонив голову и не поднимая взгляд на такого величественного в этот миг правителя Альфиона.
  -- Ты тоже доказал свою доблесть, воин, - молвил правитель. - Несмотря на юность, ты храбро бился с моими врагами, как подобает истинному воину, сыну своей земли. Твоя отвага достойна высшей похвалы, воин.
   Король встал, сделав шаг к преклонившему колени воину. Один из телохранителей услужливо протянул государю вдетый в ножны клинок. Эйтор нежно взялся за рукоять, плавным движением вытянув клинок из ножен, и дважды коснулся обнаженным оружием плеч Ратхара, затем опустив клинок ему на чело.
  -- Встань, Ратхар, рыцарь Альфиона, - громко произнес король, и юный воин, еще не веря, что все это не сон, что это происходит с ним здесь и сейчас, поднялся с колен, обведя взглядом выстроившихся вдоль стен рыцарей. - Прими это награду за храбрость и верность, доблестный воин. Отныне да будет твоим гербом бегущий конь на серебряном поле, символ чистоты помыслов и силы, а вотчиной твоей - феод мерзкого предателя, рыцаря Яриса. Ты ведь и сам родом их тех краев, верно? Так владей той землей, к какой привык, а я воздам тебе многократно за службу и преданность. Я верю, что приобрел в твоем лице верного слугу и надежного товарища.
   Лицо короля приняло весьма самодовольное и горделивое выражение. Да, в его силах, в силах Эйтора, было вознести любого, в том числе и этого безродного юнца, на такие высоты, о которых опасно было и мечтать. Еще мгновение назад бывший всего лишь взявшей в руки оружие чернью, теперь Ратхар оказался один из избранных воинов, лучших людей королевства, в один миг обретя и славу, и богатство.
  -- Благодарю, сир, - склонил голову Ратхар, с трудом привыкая к тому, что отныне он не должен пускаться на колени, разговаривая с правителем Альфиона. - Это высшая честь, какой только может удостоиться воин, принять рыцарский титул из ваших рук. Но я прошу, прежде чем начать служение вам, позвольте мне исполнить давнюю клятву. Там, на берегах Эглиса, когда я умирал, мою жизнь спас пришелец из дальних краев. Я был готов сделать все, чего он ни пожелает, но тогда он отказался взимать с меня службой за милосердие. И теперь я должен найти его род, дабы сообщить им, что этот доблестный воин исполнил свой долг, пусть и ценой жизни.
  -- Что ж, верность долгу превыше всего, - кивнул Эйтор. - Ступай, принеси весть собратьям этого, без сомнения, достойного человека, что он исполнил свое предназначение. А после я буду ждать тебя при дворе, дабы ты занял достойное место возле своего короля, рыцарь Ратхар. Служи Альфиону, как служил прежде, и моя милость будет безгранична.
   Ратхар, поклонившись, тоже отступил назад, став меж Рупрехтом и Бранком Дер Винкленом, одобрительно покосившимся на своего бывшего оруженосца. Только строгий даже в этих весьма варварских краях дворцовый этикет не позволил дьорвикскому рыцарю иным образом выразить свою радость за товарища.
  -- А ты, Рупрехт, путешественник и мудрец, чьи заслуги перед королевством неоспоримы, какую желаешь награду? - король уставился на третьего героя, готового принять заслуженные почести. Кажется, из присутствующих по-настоящему спокоен был только маг, прятавший в бороде усмешку, которая вполне могла вызвать обиду и гнев короля Эйтора, заметь тот ее. - Скажи, чего желаешь, и я, если только это в силах человеческих, дам тебе все!
  -- Ты знаешь, государь, что я не воин, и мне не нужен рыцарский титул, ибо что я стану делать с ним? - с достоинством ответил Рупрехт, смело взглянув в глаза государю Альфиона. - И также не нужно мне золото, как и иные сокровища, ибо я странствую по землям, путешествуя из страны в страну, и потому мне тяжко будет всюду таскать с собой сундук с монетами. Прошу, король, если то не будет слишком обременительно для тебя, дай мне коня, выносливого и резвого, дабы я мог как можно быстрее продолжить свои странствия.
   Маг без страха и тени колебании смотрел на правителя Альфиона, словно те были равны, и никто не посмел попенять на это странному мудрецу.
  -- Твоя скромность могла бы оскорбить меня, чародей, - усмехнулся Эйтор, внезапно почувствовавший смятение под пронзительным взглядом этих глаз. - Но ты сослужил огромную службу королевству, и я исполню твою просьбу, мудрец. Ты можешь продолжить путь, когда пожелаешь, взяв из моей конюшни любого скакуна, какой придется тебе по нраву.
  -- Благодарю, король, - величаво поклонился Рупрехт. - Если позволишь, я отправлюсь в путь вместе с моими товарищами, с которыми нас объединила минувшая война.
   Они стояли молча, плечо к плечу, рыцарь, маг и юный воитель, ставший в одно мгновение равным благородным лордам. И каждый в этот миг думал лишь о том, что не было здесь того, кто действительно заслужил высшей награды. И более не суждено было ему вернуться в родные леса, кои были юному эльфу милее, нежели любые города и дворцы.
   Эвиар, сын Феара, молодой воитель из И'Лиара, выполнив свою миссию, навсегда покинул товарищей, сведенных вместе смертельной опасностью и чувством долга. Приняв на себя удар, предназначавшийся другим, он позволил своим путникам исполнить задуманное, пожертвовав жизнью ради чуждых ему идеалов. И каждый из трех, что принимали незаслуженные почести, твердо решил сохранить в памяти действительно достойные быть воспетым в балладах поступок сына иного народа.
   Король Эйтор, владыка, чудом не лишившийся короны, а с нею вместе и головы, вновь обвел внимательным взглядом эту странную троицу, каждый из которой так разительно отличался от своих товарищей. Награды были розданы, пусть не все оказались приняты теми, кого ныне чествовали, как истинных героев.
  -- Я благодарю вас за верную службу, хоть вы вовсе не были обязаны рисковать своими жизнями, спасая королевство от кошмара усобицы, от того хаоса, в который был готов ввергнуть Альфион безумец, возжелавший власти, - четко и проникновенно молвил Эйтор, в этот миг впервые действительно ощутив себя настоящим владыкой целой страны, повелителем целого народа. - И потому сейчас прошу вас разделить со мною вино и пищу на пиру.
   Тьма опустилась на Фальхейн, но запылали сотни факелов, разогнав мрак. Слуги внесли прямо в тронный зал столы, уставленные блюдами и кувшинами. Появились музыканты, шуты и жонглеры, непременные участники любого торжества. Праздник начался.
  

Глава 16 Выбор

  
   В эту ночь огромный город не спал. По улицам Фальхейна бродили толпы славных горожан, горланивших песни и на разные голоса славивших своего короля, столь щедро даровавшего им праздник. Сотни, тысячи гуляк глотали дармовое вино, которое наливали всем во славу короля на площадях, не задумываясь о дне грядущем, и точно так же забыв то, что было прежде.
   Всюду горели фонари и обычные факелы, рассеявшие ночную мглу. А над украшенными улицами, над плотно сбитыми домами, теснившимися в городских кварталах, возвышалась громада дворца. И дворец в эту ночь тоже был освещен сотнями факелов, и там тоже позабыли о сне - король призвал к себе своих верных слуг, чтобы разделить с ними трапезу в честь своего возвращения на трон.
   Пир удался на славу. Рекою лился отменный эль и настоящее вино, привезенное откуда-то с востока, едва ли не с самого побережья. Слуги, в этот день трудившиеся, как никогда прежде, только успевал вносить в пиршественную залу блюда со все новыми яствами. Целые туши кабанов, начиненных фруктами, без счета дичи, сладости, доставленные с запада, все это мгновенно исчезало в глотках благородных лордов и доблестных рыцарей, которых на пиру было больше полусотни. Все, кто хоть чем-то смог отличиться в столь счастливо завершившейся войне, были приглашены Эйтором, сегодня игравшим роль радушного и щедрого хозяина.
   Выводили затейливые мелодии музыканты, не останавливаясь, терзавшие свои лютни и волынки. Жонглеры и фокусники, лучшие в Альфионе, пытались удивить высокородных господ ловкостью рук и скоростью реакции, подкидывая и вновь ловя сразу по полдюжины острых, точно бритва, кинжалов или извлекая из пустоты живых голубей и кроваво-красные розы. В прочем, на это уже мало кто обращал внимание.
   С каждой осушенной кружкой эля, каждой выпитой чашей вина рыцари становились все более шумными, с хохотом и бранью вспоминая свои и чужие подвиги, признаваясь соседям по столу в братской любви, или вызывая друг друга на дуэль. Многоголосый гул заполнил залу, скрывая иные беседы, что велись сегодня в этих стенах.
  -- Ты мог бы ехать с нами, друг мой, - предложил Бранк Дер Винклен, склонившись над ухом Ратхара. - В Дьорвике найдется дело, достойное такого храбреца, как ты. И потом, я ведь еще не успел закончить твое обучение. Теперь ты рыцарь, - напомнил дьорвикский паладин, - а, значит, должен хорошо владеть клинком.
  -- Быть может, я и разыщу тебя тебя, но позже, - отвечал юный рыцарь. - У меня ничего больше не осталось в этой земле. Мой дом сгорел, моя родня вся лежит в земле, и, возможно, мне больше повезет в твоей стране. Но я дал клятву умирающему, тому, кому обязан не меньше, чем жизнью, так разве честным будет не сдержать ее?
  -- Но ты все сделал, как обещал, - возразил сидевший по левую руку от Ратхара маг. - И неужели столь важны какие-то дни, что ты проведешь в нашем обществе, прежде чем отправишься в дальний путь? Рядом с нами ты будешь меньше подвергаться опасностям дальней дороги, а сейчас ты не в праве рисковать, - многозначительно добавил он, в упор глядя на юношу. - Скельдин далеко. Тебе придется ехать много недель, а затем плыть через океан, прежде чем ты очутишься там.
  -- Значит, чем раньше я пущусь в дорогу, тем быстрее достигну цели, - усмехнулся Ратхар, обласканный королем, удостоенный многих почестей, но не забывший о главном. - А трудностей я не боюсь - на мою долю их уже выпало более чем достаточно. - Он покачал головой: - Прости, друг, но долг превыше всего. Я обещал сообщить скельдам, что им нечего бояться, что их брат исполнил наказ старейшин. И, потом, - лукаво прищурился юноша, - быть может, они возьмут меня к себе в обучение.
  -- Ну, это едва ли, - покачал головой Дер Винклен. - Они не посвящают в свои тайны чужаков. Так было сотни лет, и с чего бы теперь этим отшельникам менять свои обычаи ради чужеземца?
  -- Я и так знаю больше, чем кто бы то ни было, так что это уже не имеет значения. Но, быть может, ты и прав, - пожал плечами молодой рыцарь. - Как бы то ни было, завтра я покину Фальхейн.
  -- Думаю, мы тоже не задержимся здесь, - произнес в ответ Рупрехт. - Наш благородный друг спешит вернуться на родину, которой грозит опасность. И я не вижу причин, чтобы не составить ему компанию вдвоем странствовать всегда приятнее, нежели в одиночестве. Я вдоволь побродил по свету, не раз рисковал головой, всякое повидал. Но только прежде мне не доводилось ступать в пределы Дьорвика, а жизнь коротка, и хочется увидеть все.
  -- Буду рад разделить с тобой тяготы пути, - радостно воскликнул Дер Винклен. - Увидишь, Дьорвик не менее гостеприимен, нежели эта земля. И такому, как ты, там всегда рады. Я представлю тебя королю, Рупрехт. Он ценит мудрость и всегда открыт новым знаниям. Я верю, он приблизит тебя к себе.
   А король Эйтор тоже развлекался беседой со своим верным советником, лордом Маркусом, человеком, которому единственно мог доверять владыка Альфиона. Точнее, говорил именно Маркус, а сюзерен лишь слушал, только изредка перебивая седовласого советника и соратника.
  -- Неужели ты позволишь покинуть королевству убийце твоего брата, мой господин? - нашептывал Маркус, приблизившись к королю, рассеяно игравшему тонкостенным золотым кубком, на дне которого плескалось рубинового цвета вино, почему-то напомнившее Эйтору в этот миг кровь. - Конечно, он сразил его в честном поединке, и, если говорить прямо, сохранил для тебя королевство, ведь иначе мы наверняка были бы разбиты, неважно, при помощи магии, или простой сталью. Но если так пойдет и дальше, то всякий проходимец сможет безнаказанно убивать благородных. Эрвин был твоим двоюродным братом, носителем крови древних правителей Альфиона.
   Королеве не было места на этом пиру, здесь вообще не было женщин. Ирейна покорно ждала своего венценосного супруга в дальних покоях, слушая доносившиеся из-за толстых стен, увешанных гобеленами, звуки буйной пирушки. А сам Эйтор в те мгновения вершил чужие судьбы, как и должно настоящему королю.
  -- Это была дуэль, а не убийство, - заметил король. Что-то подсказывало ему, что старый лорд по-своему прав. Но просто так согласиться с Маркусом Эйтор не находил в себе сил. - Ты сам сказал это. И как я могу карать за то, что сам приказал сделать этому воину?
  -- Именно, мой государь, воину, но не рыцарю, - воздел палец королевский советник. - Разве это хорошо, когда простолюдин убивает наследника престола, и потом его чествуют при всех благородных рыцарях? Проливший древнюю кровь альфионских владык, пусть то и была кровь врага, не должен избежать возмездия, повелитель.
  -- Но он и сам теперь рыцарь, - уже не столь настойчиво возразил Эйтор. - Я же сам произвел Ратхара в рыцари. Этот юнец теперь равный среди равных.
  -- Но в тот миг, когда он отнял жизнь твоего мятежного брата, государь, кем он был тогда? Чернь, вчерашний крестьянин, случайно взявший в руки меч, и более никто, - презрительно процедил сквозь зубы старый лорд. - Шелудивый пес, для которого петля - самая подходящая награда!
   Король задумался, помрачнев, насупившись. Он бросил взгляд в конец стола, туда, где сидел юный рыцарь, шумно говоривший о чем-то со своими товарищами и между словами вгрызавшийся в сочный окорок.
  -- Это подло, - раздраженно помотал головой Эйтор. - Это недостойно меня, недостойно короля.
  -- Это справедливо, - непреклонно возразил королю Маркус. - Он убил твоего названного брата. Да, вы были смертельными врагами с Эрвином, но то дела семейные, и негоже посторонним встревать в такие ссоры. И потом, господин мой, ведь не сам ты отрубишь ему голову. Руки твои будут чисты, а, значит, чиста будет и совесть, - усмехнулся лорд.
   Эйтор с интересом и несколько недоуменно при этом взглянув на своего советника:
  -- И кто же возьмет на себя такой грех, кто вместо меня сделает всю грязную работу? Не каждый будет готов выполнить такое, пусть и по воле самого короля!
  -- А разве нет у тебя верного палача, - снисходительно усмехнулся Маркус. - Разве нет того, кто исполнит любой приказ, лишь бы ты выразил свое одобрение?
   Король понимающе кивнул - сейчас не обязательно было называть имена. И Маркус, кивнув в ответ, спокойно вымолвил:
  -- Вот он и восстановит справедливость. Тем более, у между этими двумя остался нерешенный спор, а рыцарям должно доводить все до конца. В любом бою может быть лишь один победитель, мой король!
   Пир шел своим чередом. Здравницы, витиеватые тосты, произносимые заплетающимися языками, и песни не стихали под сводами тронного зала почти до самого рассвета. И лишь когда небо на востоке, над Олгалорскими горами, стало серым, предвещая скорое наступление нового дня, праздник пошел на убыль. Перебравших рыцарей слуги без особого почтения разносили по гостевым покоям, подхватывая слабо сопротивлявшихся дворян под локти, а то и просто таща за руки и за ноги, словно мешки с мукой.
   Покинул пиршество и король. Эйтор не был пьян, вернее, он был намного более трезв, нежели прочие, кому нашлось место за королевским столом. Просто владыка Альфиона устал, устал слушать похабные песни и граничащие с непристойностями тосты в вою честь, устал видеть одурманенные хмелем лица своих верных рыцарей. Глядя на пирующих, Эйтор содрогался от омерзения, представив, что многие из них еще несколько недель назад точно так же восславляли его покойного братца, пытаясь переплюнуть друг друга в цветистых комплиментах в честь истинного короля. Что ж, теперь они сменили господина. Но даже псы, бессловесные твари, отличались большей верностью, признавая только одного хозяина, и только из его рук принимая пищу.
   Ушел король, сопровождаемый кряхтевшим и вздыхавшим Маркусом, угомонились и все остальные. Уже небосклон озарился золотом - день обещал быть ясным, словно осень вдруг повернула вспять - а дворец затих, погружаясь в недолгое забытье. Но уже шумел просыпавшийся город - простолюдинам не было дела до торжеств своих господ, они лишь старались заработать себе на кусок хлеба, чтобы не померли с голоду дети долгой зимой. Жизнь шла своим чередом.
  
   Ратхар с силой дернул подпругу, убедившись, что седло держится прочно и не свалится в дороге. Буланый жеребец, тонконогий рысак, покосился на своего хозяина черным глазом, и во взгляде этом юноше на миг почудилось одобрение. Конь, ныне доставшийся молодому рыцарю, уступал ростом боевым жеребцам, что несли в неудержимую атаку отважных воинов. Зато он мог выдержать целый день пути, не свалившись под вечер замертво от усталости. А это было важно - Ратхара ждала долгая дорога, дорога до самого океана, а потом еще дальше, в неизвестность, в те края, о которых юноша до сих пор лишь слышал.
   В этот час, хотя уже близился полдень, на дворцовой конюшне не было никого. Пара молчаливо-почтительных слуг, поклонившись свежеиспеченному рыцарю, подвела ему коня, подав затем сбрую, после чего бесследно исчезла. Ратхар не сомневался, что по одному его свисту лакеи вновь появятся, точно из-под земли. Но сейчас он довольствовался одиночеством, ведь так легче было собраться с мыслями.
   В прочем, уединение воина длилось недолго. Обернувшись на звук шагов, юноша увидел вошедшего на конюшню Рупрехта. Маг, уверенно двинувшийся к юноше, казался свежим и отдохнувшим, хотя прошлой ночью едва ли отказывал себе в еде и выпивки.
  -- Итак, ты готов? - взглянув на молодого рыцаря, спросил чародей. - Что ж, раз ты так решил, то никто не удержит тебя, не остановит ни на мгновение, - промолвил он. - Но я прошу тебя быть осторожным в пути. То, что ты везешь, собирает всех властолюбцев, точно запах гнили привлекает стервятников.
   При этих словах Ратхар невольно коснулся переметной сумы, сквозь отлично выделанную кожу почувствовав острые грани хрусталя. Линза Улиара, сокровище, единственным владельцем которого теперь стал юноша, покоилась на дне торбы, надежно, как казалось, сокрытая от посторонних взоров. И больше всего в эти мгновения юноша хотел как можно быстрее избавиться от проклятой вещи, стоившей уже столь многих жизней.
  -- Я не задержусь в пути, - сухо произнес в ответ юноша, почувствовав себя неловко под испытующим, колючим взглядом Рупрехта. - Я нигде не стану задерживаться надолго.
  -- Если повезет, две седмицы спустя ты окажешься на побережье, - задумчиво произнес, глядя мимо Ратхара, чародей. - В прочем, случиться в пути может всякое.
   Молодой рыцарь безразлично пожал плечами. Он был вполне готов к тому, чтобы отправиться в путь. Быстрый конь, верный клинок, заботливо смазанный, заточенный до бритвенной остроты, пригоршня монет в поясном кошеле - что еще нужно одинокому путнику? Впереди была неизвестность, но она Ратхара точно не пугала, ведь теперь ему нечего было терять, нечего было оставлять за спиной, покидая родные края. Только свежие могилы, да память, которая была жива.
  -- Как бы то ни было, я не оскорблю память Альвена, - решительно произнес юноша, крепче затягивая широкий пояс, оттянутый книзу вдетым в ножны мечом. - И, потом, эту проклятую штуковину нужно унести как можно дальше, чтобы о ней, наконец, забыли. А то еще какой-нибудь книгочей, вместо того, чтобы корпеть над заплесневевшими страницами ветхих фолиантов, пустится завоевывать мир. Слишком многие погибли из-за ваших колдовских бредней, - зло бросил он. - Если так сложилось, я положу этому конец.
  -- Ох, боюсь, для тебя эта ноша окажется весьма тяжелой, - с сомнением вымолвил, качая головой, Рупрехт. - Я был бы спокоен, если бы Линзу сопровождал целый отряд, а лучше - войско. Ну, да ладно. Езжай же, если уж собрался, и возвращайся живым.
   Ратхар, не говоря больше ни слова, вскочил в седло, так ловко, словно родился верхом на коне. Он вдруг и сам удивился, ведь еще несколько месяцев назад едва ли подумал бы, что столь лихо будет гарцевать на коне, размахивая клинком. И уж тем более не поверил бы прежний Ратхар, скажи ему кто, что безродный юнец будет сидеть за одним столом с самим королем. Теперь, в прочем, ореол величия, раньше окружавший государя. Померк, и Эйтор стал для молодого рыцаря всего лишь человеком со своими слабостями и капризами.
   Юноша был готов пуститься в дорогу немедленно, но тут появился Бранк Дер Винклен. В отличие от мага, рыцарь выглядел довольно помятым - изрядное количество выпитого вина все же оставило свои следы. В прочем, помимо бледного лица и красных глаз ничто не указывало на недавнее веселье. На ногах Бранк держался твердо, а хмельной туман из головы давно выветрился.
  -- Постой, - сказал рыцарь. - Подожди, я провожу тебя хотя бы до ворот.
  -- О, тогда я с вами, - воскликнул Рупрехт. И оба направились в конюшню, выбрать себе скакунов.
   Путь через город не занял много времени. Хотя улицы и были полны спешившего по своим делам разночинного люда, трем всадникам, двое из которых не скрывали оружия, поспешно уступали дорогу, прижимаясь к стенам. А стоявшие возле ворот стражники, завидев уже известных гостей самого короля, молодцевато подтянулись, словно на строевом смотре.
  -- Вот и все, - вздохнул Рупрехт. - Пришла пора расставаться. Прошу тебя, Ратхар, будь осторожен и береги себя. Не рискуй понапрасну своей головой.
   Юный рыцарь молча кивнул - волнение все же овладело им в последние мгновения. Предстоял долгий путь по чужим землям, и к этому нельзя было относиться вовсе уж безразлично.
  -- Не забывай, чему я тебя учил, - вставил свое слово и Дер Винклен. - ты стал хорошим воином, но помни, что всегда может отыскаться тот, кто лучше тебя. Так что, прав Рупрехт, будь всегда осторожен. Но если уж ввяжешься в бой, дерись до победы или до смерти, ведь третьего не дано тому, кто смеет считать себя мужчиной. А если будешь когда-нибудь в Дьорвике, разыщи меня. Помни - я всегда рад увидеть тебя, ведь я так и не вернул тебе долг.
  -- Оставь, - усмехнулся Ратхар. - Все в прошлом. Ты учил меня, и больше ничего не должен, ведь иначе и сам я погиб бы давным-давно в какой-нибудь дыре, гоняясь за призраками. Но мне пора, друзья. Прощайте. Ибо я не знаю, удастся ли вновь свидеться. Я благодарен вам за все.
   Молодой рыцарь тронул поводья, и конь его убористой рысью двинулся к воротам. Стражники поклонились юному воину, и мгновение спустя Ратхар оказался уже за стенами, и от копыт его коня вел на юго-восток, к загадочным горам, окутанным мглистой пеленой, тракт, упиравшийся, должно быть, в самое море. Туда и двинулся юноша, не оборачиваясь до тех пор, пока городские стены вовсе не скрылись за горизонтом.
  -- Ну что ж, - вздохнул Бранк Дер Винклен, долго глядевший вослед своему оруженосцу. - Вот Ратхар и оставил нас. Его путь продолжается. Но, кажется, пора и нам собираться в дорогу, верно?
  -- Это так, - усмехаясь, кивнул Рупрехт. - И да будет его дорога легкой.
   Маг был погружен в эти мгновения в свои потаенные мысли. Юнец исчез за горизонтом, растворившись на просторах этого мира, и с ним исчезла оказавшаяся так близко Линза, пугающая и притягивающая. Возможно, это был шанс, равного которому уже не выпадет впредь. Что ж, он, Рупрехт, сделал свой выбор, и не станет теперь жалеть, как не будет пытаться и изменить судьбу.
  -- Ты прав, друг мой, и мы слишком надолго задержались здесь, - стараясь отбросить все сомнения, думать о грядущем, а не о прошлом, промолвил чародей. - Ведь и самому радушному хозяину надоедают назойливые гости. Так не стоит злоупотреблять гостеприимством славного короля Эйтора. Что до меня, так я вдоволь уже насмотрелся на здешние диковинки и нравы, и Альфион, признаюсь, успел наскучить мне. Моя война закончилась в тот день, когда пал Эрвин, и пускай теперь Его альфионское величество сам разбирается со своими взбалмошными дворянами, если у тех окажется достаточно глупости, чтобы продолжить этот мятеж. Мне же отныне нечего делать в этой земле. А вот в Дьорвике я побывал бы с радостью.
  -- Ну, так не будем медлить, - пожал плечами рыцарь. - Дорога будет долгой, и чем раньше мы отправимся в путь, тем быстрее достигнем цели. И я рад, что ты со мной, ведь вдвоем странствовать веселее.
   И оба они, развернув коней, направились вновь во дворец, но только для того, чтобы вскоре вовсе покинуть Фальхейн, оставив Альфион альфионцам.
  
   Рыцарь Рамтус стоял навытяжку, пожирая глазами вышагивавшего вдоль стены, украшенной выцветшим от времени гобеленом, короля. А Эйтор, меряя широкими шагами свои покои, молчал, не решаясь сказать нужные слова. На душе правителя Альфиона было неспокойно, сейчас он понимал, что делает неправедное дело. Но пути назад не было.
  -- Ты должен убить его, - остановившись напротив Рамтуса и глядя ему в глаза, негромко, но веско произнес Эйтор. - Если верен мне, прикончи подлеца, и я осыплю тебя милостями, какие только моет дать король. Докажи мне свою верность трону Альфиона, рыцарь Рамтус!
   В эти мгновения в покоях не было никого больше. Слуг Эйтор отослал прочь, Ирейна же ожидала супруга в своем будуаре, будто вновь привыкая к свободе и роскоши, сменивших плен и убогий походный быт.
  -- Я готов, государь, - невозмутимо ответил Ратмус. - Мне нет нужды доказывать свою преданность тебе, ведь я не раз делал это прежде. Я просто убью твоего врага, настигну его, где бы он ни был, и убью, принеся тебе в дар голову подлеца.
   Сомнений в этот миг не было. Едва услышав имя, рыцарь уже был готов пуститься в погоню - оскорбление, нанесенное ему прежде, никто не забыл. И теперь Рамтус, скрывая довольную ухмылку - он получил шанс не просто отомстить, но и доказать свою личную преданность государю - ждал, что же еще скажет ему король.
  -- Просто прикончи его без долгих разговоров, - напутствовал своего слугу Эйтор. - И пусть этого никто не увидит. Герой покинул наш край, пустившись в дальние странствия, и только. Нам все же еще нужны настоящие герои.
  -- Не изволь беспокоиться, повелитель, я сделаю все тихо и незаметно, - все же ухмыльнулся рыцарь. - Леса вокруг столицы обширны и пустынны. А любой, кто станет свидетелем этого, сам отправится вслед за выскочкой.
  -- Тогда не мешкай, - приказал король. - И возьми с собой хотя бы нескольких воинов, на всякий случай. Ведь не пристало благородному господину в одиночку разгуливать по глухим чащобам, - криво усмехнулся он. - Ну, все. Теперь ступай, и скорее возвращайся - награда будет ждать тебя, мой верный воин!
   Рамтус отрывисто кивнул, и, оточенным движением развернувшись на каблуках, вышел прочь, оставляя своего короля наедине с невеселыми думами. И чтобы хоть немного отвлечься, Эйтор, не долго думая, отправился к своей королеве.
   Удивительно, но с тех пор, как Ирейна бежала из плена, точнее, когда ее вырвали из рук безумного Эрвина, они почти ни на мгновение не оставались наедине, не могли даже поговорить, не опасаясь, что слова их коснутся чужих ушей. Эйтор все пытался решать важные дела, возле него постоянно находились рыцари и слуги, а юная королева, словно еще не верившая, что вновь свободна, держалась наособицу ото всех, как будто ожидая, что и здесь ее могут обидеть. Вот и теперь она затворилась в своих покоях, оставшись под присмотром исполнительных слуг.
   Увидев вошедшего в комнату короля, Ирейна порывисто вскочила с ложа, шагнув навстречу Эйтору, но вдруг остановившись в странной нерешительности. Король, стараясь казаться беззаботным, и будто не замечая странного поведения своей королевы, приблизился к Ирейне, обняв ее и крепко прижимая к широкой груди.
  -- Наконец-то мы вместе, - прошептал на ушко своей супруге почувствовавший нарастающее возбуждение Эйтор. - Теперь нам никто не посмеет мешать. Ты ждала меня? Прости, что так долго шел к тебе. Но я здесь, и больше ты не будешь одна.
   Король чувствовал, как трепещет юное сердце в груди, ощущал жар тела своей королевы, и возбуждался все больше. И все же какой-то частью сознания он был не здесь, не в дворцовых покоях, а на лесной дороге, где ничего не подозревавшего путника настигали безжалостные убийцы. И Ирейна тем странным чутьем, что присуще всем женщинам едва ли не от рождения, почувствовала даже сейчас не оставлявшее своего короля напряжение.
  -- Скажи, что тебя тревожит, - тихо промолвила юная королева, прожимаясь к груди Эйтора. - Какие мысли терзают тебя, господин? Не молчи - тебе самому станет легче, вот увидишь.
   Несколько мгновений король молчал, думая, стоит ли рассказывать все Ирейне. Но он понимал, что не сможет долго носить все в себе - слишком темные, слишком мрачные то были мысли.
  -- Боюсь, я опять совершил ошибку, едва ли не большую, чем та, за которую чуть не пришлось расплачиваться тебе, - вздохнул Эйтор. - За верность и доблесть и наградил смертью, и теперь уже поздно что-то менять. Убийцы уже идут по следу, их не остановить.
  -- Но, быть может, так угодно самому Судие, - заглядывая в затянутые паволокой глаза короля, произнесла Ирейна. - А если нет, то, возможно, убийцы потеряют след? Не тревожь себя, не терзай больше, любимый. Все кончилось. Остались только мы, а прочие пусть исчезнут, провалятся сквозь землю. Люби же меня, мой король!
   Все переживания вдруг растворились в океане страсти. Для двоих перестал существовать целый мир. Медленно, растягивая удовольствие, они взбирались к вершинам блаженства, лаская друг друга, что-то жарко шепча, какие-то глупости.
   А потом, когда все закончилось, и утомленная Ирейна забылась чутким сном, Эйтор, уставившийся в потолок, будто наяву, увидел лицо юного рыцаря, которого приговорил к смерти, поддавшись искушенному царедворцу. В эти мгновения король не сомневался - Ратхар еще вернется в Альфион, вернется в Фальхейн, и никакие рыцари, никакая гвардия не смогут остановить его, исполненного праведной жажды мести. Оставалось лишь ждать.
  
   Лесоруб, стараясь сдерживать дрожь, чтобы страх его не был столь явным, снизу вверх глядел на обступивших его всадников. Здоровый мужик, плечистый и рослый, да вдобавок еще и вооруженный - одного удара тяжелым колуном хватило бы, чтобы разрубить любой шлем - сейчас он перепугался не на шутку. И было с чего. Десяток всадников, вооруженных, и даже облаченных в броню, окружили одиноко шагавшего по пустому тракту крестьянина, и, в случае чего, здесь неоткуда было ждать подмоги.
  -- Мы ищем человека, - цедил слова сквозь зубы Рамтус. - Всадник, молодой. Он должен был проехать в сторону гор не так давно. Скажи, ты видел такого здесь?
   Мужик ответил не сразу, собираясь с мыслями. Увидев целый отряд, он разом позабыл все, что было хоть секунду назад. И даже то, что повстречался лесоруб не просто с головорезами с большой дороги, а воинами, сопровождавшими своего господина, не особенно внушало надежду - благородные, они тоже могут прикончить походя кого угодно, зная, что никто не посмеет спросить за смерть простеца.
  -- Да, верно, господин, был какой-то путник, - пытаясь придать голосу уверенность, промолвил лесоруб. - Совсем еще мальчишка. Конь у него был хороший, и сбруя богатая. Точно на юг и поехал.
  -- Славно, - хищно усмехнулся Рамтус, оглянувшись на своих дружинников. - Мы на верном пути, и скоро настигнем ублюдка. - Он вновь перевел взгляд на лесоруба: - Вот тебе за хорошую память. - И под ноги оцепеневшему мужику упала пара золотых монет. А всадники, пришпорив коней, уже мчались прочь.
   Они подгоняли скакунов, охаживая их плетьми, вонзая шпоры в лоснившиеся от пота бока, и вскоре, кода трак взмыл на вершину пологого холма, увидели впереди одинокого всадника.
  -- Вот он, - воскликнул один из воинов Рамтуса. Усатый ветеран указывал облитой чешуей боевой рукавицы дланью на едва заметную фигурку вдали: - Там, впереди. Он, верно, больше, чем в лиге от нас.
  -- Дорога здесь одна, ублюдок никуда не денется, - усмехнулся предвкушавший сладкий миг возмездия рыцарь. - Но поспешим, раз он вырвался так далеко вперед. Я хочу все закончить до темноты, и вернуться в столицу. Не жалейте коней, вперед! - И Рамтус первым ринулся под гору, настегивая коня и слыша яростные возгласы своих людей, спешивших следом за ним.
   Преследователи торопились, и все же у путника, приговоренного самим государем к смерти, был приличная фора. На лес уже опустился вечерний сумрак, когда впереди показался трактир, призывно мерцавший огнями. Именно к нему направлялся странник, а за ним, точно на привязи, следовали и люди Рамтуса.
   При появлении всадников загавкала бегавшая возле постоялого двора собака. Здоровенный лохматый пес, настоящий волкодав, правда, довольно грязный, бросился наперерез спрыгнувшему с седла рыцарю. Пес оскалил клыки, громким лаем призывая хозяев, но рыцарь, не колеблясь, выхватил меч и одним ударом прикончил собаку. Лав оборвался протяжным визгом, а Рамтус уже шел дальше.
   Из трактира выскочил какой-то парень, наверное, слуга. Рыцаря это нисколько не заботило - еще раз сверкнул клинок, и парень, хрипя и зажимая обеими руками зияющую рану в животе, упал на землю, содрогаясь в агонии.
  -- Останьтесь здесь, - приказал рыцарь оторопевшим от такой бессмысленной жестокости воинам. - Никого не пускать! А ты иди за мной, - велел он седому ветерану, и, не дожидаясь ответа, вошел в ярко освещенный зал трактира.
   Ратхара рыцарь увидел сразу. Путник, одиноко сидевший в дальнем углу, что-то жевал, запивая пивом. Он поднял голову, услышав шум, и взгляды их встретились.
  -- Неожиданная встреча. - В голосе Ратхара появилось напряжение. Конечно, он сразу увидел обнаженный клинок, который Рамтус даже не успел вытереть, и сразу понял все. - Кажется, ты сильно спешил, брат рыцарь? Что, Его величество забыл пожелать мне доброго пути, и потому послал тебя вдогон?
   Откуда-то выскочил упитанный трактирщик, в удивлении и страхе застывший посреди зала. Он не понимал, что происходит, и мучительно долго решал, как следует поступить ему самому. Рамтус разрешил все сомнения.
  -- Убить! - бросил он своему спутнику, и ветеран, услышав приказ, выхватил из ножен кинжал, метнув его в корчмаря.
   Бедолага дернулся, услышав страшный приказ, но опытный воин был много быстрее и решительнее. Сталь вонзилась трактирщику в горло, и грузное тело с шумом упало на дощатый пол.
  -- Ромар, посмотри, может, здесь еще кто-то есть, - велел рыцарь, и воин, обнажив меч, послушно двинулся вглубь трактира. А Рамтус, не сводя взгляда с юноши, так и не тронувшегося с места, произнес: - Идем. У меня есть разговор к тебе, незаконченное дело. Но здесь недостаточно простора.
   Рамтус первым вышел прочь из трактира, в сырой сумрак позднего вечера, а за ним послушно двинулся и Ратхар. И, едва только оказавшись на свежем воздухе, юный рыцарь, чего от него никто не ожидал, выхватил меч и с криком бросился на окруживших его воинов. Юноша, прежде так обласканный самим королем, оказавшись в кольце врагов, рванулся на свободу, прорубая себе путь. Раздались крики боли, зазвенела сталь, и Рамтус, оказавшийся вдруг в стороне от схватки, лишь бессильно закусил губу, представив, что не ему достанется жизнь мерзавца.
  
   Топот копыт за окном и конское ржанье сперва не вызвали подозрения у Ратхара. Трактир - на то и трактир, чтобы притягивать к себе всякого путника, и юный рыцарь спокойно продолжил трапезу, даже обрадовавшись, что кто-то скрасит его одиночество. На постоялом дворе в этот вечер отчего-то не было путников кроме юноши, а сейчас, когда и сам корчмарь куда-то исчез, казалось, что вокруг не осталось и вовсе ни одной живой души.
   Тревогу вызвало другое, и когда Ратхар услышал сперва, как взахлеб загавкала собака, а затем лай ее оборвался коротким жалобным визгом, он, уже чуя неладное, коснулся рукояти клинка, но обнажить оружие не успел - в зал вошел Рамтус.
   Все дальнейшее случилось так стремительно, что сперва юноша растерялся. Выскочивший, будто бы навстречу гостям трактирщик был убит мгновенно и без колебаний, и Ратхар вдруг испугался, что сейчас настанет его черед, что не будет боя, а будет лишь свист стрелы или метко брошенный нож. Обошлось.
  -- Ступай за мной, - приказал Рамтус. - Не надейся, тебе не уйти отсюда живым, но хотя бы умри, как мужчина, с оружием в руках.
   Едва переступив порог, Ратхар понял, что оказался в западне, и в то же мгновение решил не даваться в руки врагов без боя. Отовсюду на юношу с настороженным безразличием смотрели суровые рубаки, закаленные бойцы, лучше из людей самого Ратмуса. Их было не меньше полудюжины, а, скорее, почти вдвое больше - сумрак позднего вечера надежно скрывал людей. Тускло сверкала броня на груди воинов, и обнаженные клинки в их руках. Во взглядах солдат, явившихся вместе со своим господином, не было ненависти - для этого никто не имел причин. Но им приказали убить, и теперь эти цепные псы в человечьем обличье желали выполнить приказ, просто потому, что были приучены к этому давным-давно. Юноша, увидев многочисленный отряд, сразу понял - отсюда его действительно не выпустят живым, не для того гнался за ним верный слуга короля.
   И еще сознание Ратхара в эти мгновения пронзила мысль о Линзе. Вот, сейчас его убьют, вышвырнут тело в придорожную канаву, и, конечно, примутся обшаривать седельные вьюки, быстро наткнувшись на ценный трофей. И вновь эта земля заполыхает пожаром войны. Наверное, еще можно было бежать, укрыться в лесу, сбив врагов со следа, но юный рыцарь уже знал, что никуда не уйдет отсюда. Ратхар понимал, что против десятка опытных рубак он не продержится долго, и уж тем более глупо было надеяться на победу, равно как и на то, что убийцы отпустят его живым. И потому юноша, не колеблясь, с головой ринулся в омут боя, решив использовать любую возможность.
   От молодого рыцаря не ждали такой прыти, и он сполна использовал замешательство врагов. Первого, кто попался на его пути, юноша прикончил одним ударом, разрубив ему грудь, и тотчас повернувшись лицом к оставшимся противникам, с яростными воплями бросившимся на Ратхара.
  -- Не убивать, - кричал из-за спин своих воинов Рамтус. - Не сметь! Кто тронет его, я сам тому пущу кровь!
   На Ратхара набросились сразу трое, умело взяв своего противника в клещи и атаковав одновременно. Юноша вертелся волчком, успевая отражать сыпавшиеся на него удары. Под натиском врагов он медленно отступал, но не к окутанному ночной темнотой лесу, а упорно двигался к коновязи. Один из людей Ратмуса дал слабину, чуть ослабив напор, замешкавшись на мгновение, и клинок юного рыцаря тотчас погрузился в его плоть, защищенную только кожаным дорожным камзолом.
  -- Ублюдок! - двое воинов, увидев гибель своего товарища, взревели, с новыми силами наступая на Ратхара, а кое-кто из тех, что не участвовали в схватке, уже натягивал тетиву арбалета, не собираясь церемониться с излишне упрямым противником.
   Бойцы хрипло дышали, лязгала, тускло сверкая в сумерках, сталь, и над всем этим стоял терпкий запах свежей крови. Охваченные гневом воины Рамтуса ожесточенно рубились с Ратхаром, раз за разом обрушивая на него удары. И юноша, с трудом ставивший на пути частых выпадов защиту, пятился под бешеным натиском до тех пор, пока не ткнулся спиной во что-то твердое, ощутив сквозь куртку шероховатость древесной коры. Теперь пути к отступлению не оставалось.
  -- Назад, - крикнул Ратмус, теряя терпение. - Назад, будь вы прокляты! Прочь, все! Он мой!
   Услышав хлестнувший их в спину, точно хлыст, приказ, воины замерли, отступив чуть назад, чтобы их загнанный в угол противник не смог достать их внезапным ударом.
  -- Безродный мерзавец, - презрительно произнес Рамтус, шагнув навстречу противнику. - Ты, кажется, только и знаешь, что нападать внезапно, исподтишка, бить в спину. Посмотрим, каков ты в честном бою.
  -- А ты, похоже, отчаянно боишься узнать это, раз взял с собой столько народа, - усмехнулся пытавшийся восстановить дыхание после недолгой, но яростной схватки, Ратхар. - Или ты просто испугался темноты, а, Рамтус!
  -- К демонам разговоры, - прорычал рыцарь. - Ты, кажется, говорил, что я убил твою родню, этих вечно воняющих навозом крестьян. Что ж, я помогу тебе поскорее встретиться с ними, щенок!
   Рамтус шагнул навстречу Ратхару, вскидывая клинок. Грудь его сдавливала легкая кольчуга, на руках были латные перчатки, и лишь голова осталась незащищенной. И все же юнец, совершено лишенный брони, без тени страха ожидал начала схватки, и это заставило Рамтуса утратить свою уверенность.
  -- Будь осторожен, господин, - негромко промолвил старшина дружинников рыцаря. - Этот мальчишка одолел самого Эрвина! Он не так беспомощен, как может показаться.
  -- Он не нашел в себе силы убить побежденного врага, - усмехнулся Рамтус. - Он слаб и труслив, и я вырву его гнилое сердце!
   Альфионский рыцарь широко шагнул навстречу сжавшемуся в предчувствии боя Ратхару и сделал первый выпад. Юноша парировал удар, отведя в сторону клинок Рамтуса своим мечом, и тотчас атаковал сам. Бойцы метались, обмениваясь частыми ударами, в кольце воинов Рамтуса, напряженно следивших за каждым движением поединщиков.
  -- Щенок, - рычал Рамтус, не боясь даже сбить дыхание. - Теперь ты узнаешь, каково это, биться с настоящим рыцарем, грудь на грудь. Ты горазд, только когда можно вонзить нож в спину, выродок! Знай, я здесь - по воле короля, и ты не покинешь эти леса, иначе, как в утробе стервятников!
  -- А я смотрю, ты так боишься, что даже не постыдился выйти в броне, хотя на мне - только холст, - презрительно рассмеялся Ратхар. - Так-то ты, значит, представляешь честный бой, доблестный рыцарь?
   Рамтус не ответил, вновь ринувшись в атаку. Он налетел на своего противника стальным вихрем, обрушив на Ратхара шквал ударов. Он был одновременно всюду, кружа вокруг юноши, а тот стоял недвижимо, точно скала. И куда бы ни бил Рамтус, всюду его удары натыкались на клинок Ратхара, для которого наука дьорвикского рыцаря, не единожды проверенная потом в бою, не прошла даром.
   Ратхар пытался сдержать страх и гнев, не думать о том, что, даже сразив этого противника, он окажется один протии едва ли не десятка умелых бойцов, которые затравят юношу, словно зверя. Сейчас все существо Ратхара было сосредоточено на том, как живым выйти из поединка. Рамтус оказался действительно умелым мечником, но им сейчас руководила ненависть, жажда смыть с себя недавний позор, а Ратхар бился спокойно, расчетливо, как прежде учил его Бранк Дер Винклен. Юноша больше защищался, а его противник бил все чаще, все сильнее, сам изнуряя себя стремительными, но бесплодными атаками.
   Кто-то должен был уступить, дать слабину, и судьбе оказалось угодно, чтобы таковым стал Рамтус. Гнев застил его глаза, заставлял утратить осторожность, и рыцарь открылся, на ничтожно краткий миг. И этого хватило его противнику. Клинок Ратхара скользнул в брешь, возникшую между двумя атаками, впившись в бедро Рамтуса. А в следующее мгновение закричавший от боли рыцарь вонзил свой меч в левое плечо юноши.
   Они отпрянули друг от друга, и было видно, как сильно хромает Ратмус. Рана был глубокой, опасной, но пока еще Рамтус держался на ногах, и имел достаточно времени, чтобы победить, прежде чем потеряет слишком много крови. Левая рука Ратхара повисла плетью, ста вдруг помехой, однако, юноша был готов к бою.
  -- Продолжим? - тяжело дыша и от боли, и от усталости, предложил Ратхар. Пусть он обречен, пусть оказался в западне, но хотя бы прихватит с собой этого врага, прежде, чем падет от рук его приспешников.
  -- Ублюдок, - зарычал Рамтус. - Безродный щенок! Я не стану пачкать о тебя свой клинок. - И, обернувшись в терпеливо ожидавшим исхода дуэли дружинникам, рыцарь бросил им: - Прикончить выродка! Вперед!
   Сразу четверо шагнули в направлении Ратхара, отшатнувшегося назад. Сердце юноши сковал холод - он не сомневался, что против стольких противников не продержится и минуты. А Рамтус, хищно щерясь, словно волк над своей добычей, отступил в сторону, позволяя своим воинам действовать со всей свободой.
   Первый из дружинников альфионского рыцаря, замахиваясь топором, подскочил к Ратхару, готовый нанести удар, и вдруг, вскрикнув, выронил оружие, сам затем тоже повалившись на землю. Из голени его торчала короткая стрела.
  -- Какого демона, - вскричал Рамтус, озираясь по сторонам, как и его спутники. - Что творится? Кто посмел?
   Люди Рамтуса застыли в нерешительности, щурясь в сумрак, и из тьмы, будто для того, чтобы окончательно избавить их от сомнений, вылетела еще одна стрела, вонзившаяся в землю у самых ног окруживших Ратхара воинов.
  -- У вас, жителей материка, странные представления о справедливости, - раздалось из мглы. В уверенном, чуть несмешливом голосе слышался странный акцент. - Вас двое, вы оба ранены, а, значит, Ваши шансы равны. Хотел убить - убивал бы, но раз вызвал на бой - бейся, как должно!
  
   Их было шестеро, и двое из них, широко расставив ноги, держали в руках короткие, сильно изогнутые луки, на тетивы которых легли оперенные стрелы, сестры-близнецы той, что сразила слишком прыткого воина, сейчас катавшегося по земле и стонавшего от боли. А четверо держали наготове клинки, уверено шагая навстречу ощетинившимся сталью людям Рамтуса.
  -- Кто вы такие, - раздраженно, и одновременно с явным испугом, воскликнул Рамтус. - Кто вы, и как посмели помешать моим людям, как посмели обратить оружие против воинов альфионского рыцаря?
  -- Рыцарь - это титул, которым в ваших землях наделяют благородных, доблестных и честных воинов, - вместо ответа произнес один из незнакомцев, как и его спутники, высокий и стройный. - Значит, ты и есть рыцарь? Но разве это благородно, натравливать на своего врага целый отряд, точно свору псов на раненого зверя?
   Они были уже достаточно близко, эти чужаки, так опрометчиво вмешавшиеся в схватку, и Ратхар, еще не веривший, что получил если и не шанс на спасение, то передышку, смог разглядеть черты их лиц. И тотчас, не в силах поверить своим глазам, удивленно выдохнул:
  -- Скельды!
   Тот, кто говорил с Рамтусом, перевел взгляд на юношу, прижавшегося спиной к стволу дерева, словно тот и впрямь был затравленным охотниками зверем.
  -- Если вы со Скельдина, то не знакомо ли вам имя Альвен? - крикнул, обращаясь к чужакам, Ратхар. - Альвен из рода Талем.
  -- Ты встречался с ним? - удивленно спросил предводитель шестерки островитян. - Кто ты? Мое имя Райден из рода Хазим, и я ищу нашего брата, давно покинувшего остров. Если тебе что-то известно, прошу, скажи, человек.
   Воины Ратмуса удивленно слушали странный разговор, невольно стараясь отойти в сторонку. Слухи о непобедимых воинах с далекого острова были известны и этим рубакам, и они вдруг утратили уверенность в победе, оказавшись лицом к лицу с воплощенной легендой.
  -- Если ты ищешь воина по имени Альвен, то я огорчу тебя, ибо он мертв, - произнес Ратхар. - Но он исполнил то, ради чего покинул свою родину. И знай, Райден из рода Хазим, что та вещь, которую взялся вернуть на Скельдин тот воин сейчас у меня. Я, Ратхар, сын Хофера из Альфиона, хотел принести ее вам, тем, кому было завещано хранить эту реликвию, но мне помешали.
   Райден ни на мгновение не усомнился в правдивости слов юноши. О требовательно взгляну на Рамтуса, совершенно уже растерявшегося, и не терпящим возражений тоном произнес:
  -- Этот человек уйдет с нами. Вы не посмеете остановить его, причинить ему хоть малейший вред.
  -- Ни за что, будь ты проклят, - гневно крикнул рыцарь. - Вы, чужаки, убирайтесь прочь, а этот человек - мой. Он мой враг, и я возьму его жизнь, если даже придется сперва прикончить вас!
   Однако никто не поддержал Рамтуса. Его спутники неуверенно косились друг на друга, уже готовые бежать, оставив своего господина один на один с полудюжиной легендарны воителей-островитян. И в этот миг из трактира вышел Ромар. Увидев новые лица на сцене, рубака не мешкал. Одним прыжком он оказался возле своего коня, мгновенно сорвал с седла загодя взведенный самострел, вложил в желобок ложа болта и, почти не целясь, нажал на спуск.
   Тяжелая стрела, жужжа, устремилась к одному из скельдов. Тот спокойно сделал шаг в сторону, пропуская болт, а в следующий миг Ромар повалился на землю - горло его насквозь пробила пущенная одним из островитян стрела.
  -- Бей их, - крикнул Рамтус, взмахивая клинком. - Вперед!
   Силы были как будто бы равны - против шести островитян оказалось пять людей Рамтуса, да еще сам рыцарь, пусть раненый, но пока твердо державшийся на ногах, а также тот, кому пришельцы всадили стрелу в ногу. Правда, от этого, последнего, в бою едва ли было бы много проку. Но так лишь казалось.
   Ратхар уже видел такое, но и сейчас, когда назвавшийся Райденом воин исчез, будто растворившись в ночном, пропитанном влагой воздухе, юноша невольно вздрогнул. А скельд уже оказался в самой гуще дружинников Рамтуса. Дважды свистнул клинок, с чавкающим звуком погружаясь в плоть, и двое альфионских воинов повалились на землю, поливая ее собственной кровью. Остальные расступились, пытаясь взять в кольцо единственного противника, но они двигались медленнее, чем меч Райдена, и еще один упал под ноги своим товарищам с рассеченной грудью. А затем разом свистнули две стрелы, и со спутниками Рамтуса было покончено - остался только рыцарь, да еще стонал раненый в самом начале странной схватки боец, пытавшийся подняться на ноги.
  -- Вот теперь вы на равных, - усмехнулся предводитель скельдов, обращаясь разом и Ратхару и его противнику. - И можете закончить бой. Мы чтим обычай мести, и позволяем тебе, рыцарь, попытаться убить своего врага. Думаю, это будет справедливо.
   Рамтус хищно оскалился, взглянув на юношу:
  -- Ты думал, что можешь спастись, выродок? Не мечтай, я вырежу твое сердце, пусть и сам потом погибну!
   Опешивший от столь неожиданного поворота событий Ратхар чуть не пропустил момент, когда рыцарь атаковал. Рамтус чувствовал, как силы покидают его с каждой секундой, и пытался закончить все как можно быстрее. Он набросился на юношу, со всей силы рубя его мечом. Клинок Рамтуса плел стальное кружево, угрожая то сверху, то слева, то справа, и Ратхар с огромным трудом сдержал этот порыв, частью парируя выпады, а частью увертываясь от ударов.
   И все же Ратхар выстоял, отбив все удары, а затем и сам перешел в наступление. Движения его были быстры и точны, как никогда прежде, и спустя несколько мгновений юноша выбил меч из рук врага, затем вонзив клинок тому в целое еще бедро. Вскрикнув, Рамтус опустился на колени, снизу вверх глядя на своего победителя. А Ратхар и сам едва держался на ногах, чувствуя, как нестерпимо горит огнем раненое плечо, и по руке струится горячая кровь.
  -- Ну, что, - презрительно усмехнулся Рамтус, сплюнув себе под ноги. - Опять не сможешь довести дело до конца, щенок? Да у тебя кишка тонка, мальчишка! Ты просто трус, тебе не по силам оборвать нить жизни!
  -- Ошибаешься, - помотал головой Ратхар. - В каждом бою есть лишь один победитель!
   Свистнул клинок, полоса оточено до бритвенной остроты стали впилась в шею Рамтусу, и рыцарь, захрипев, закатывая глаза, упал на бок, нелепо скорчившись на мокрой от росы траве.
  -- Ты прав, - произнес Райден, о котором юноша уже почти успел позабыть. - В любом бою может быть лишь один победитель. И никогда впредь не щади поверженного врага. Тот, кто раз обратил против тебя оружие, сделает это вновь, но тогда ты можешь быть не готов, не ждать удара.
   Скельды обступили труп рыцаря, глядя то на убийцу, то на жертву. А затем один из них направился к все еще силившемуся подняться воину, из ноги которого торчала стрела.
  -- Что вы хотите делать? - Ратхар встал на пути островитянина, не выпуская из рук клинок. - Не убивайте его, я прошу. Он лишь исполнял приказ. Оставьте ему жизнь, ведь вы не за этим здесь!
   Единственный уцелевший в схватке - точнее, вовсе не участвовавший в этом стремительном избиении - воин Рамтуса, не скрывая страха, смотрел на обступивших его чужаков, на их обнаженные клинки, готовые в любое мгновение погрузиться в его плоть. Он был очень молод, пожалуй, на пару лет старше самого Ратхара, но, видимо, оказался хорошим бойцом, раз уж рыцарь взял его с собой в эту поездку. И в глазах несчастного был виден животный страх, предчувствие близившейся смерти. Он дрожал, не то от боли, не тот от испуга, а лицо бедняги стало белее полотна.
  -- Он желал твоей смерти, - Райден бесстрастно взглянул на Ратхара. Вообще рядом с этими странными, словно начисто лишенными чувств людьми юный рыцарь ощущал себя очень неуютно. - Этот человек явился, чтобы убить тебя, ведь он не мог не знать, зачем отправился сюда сам он и его товарищи. Будет справедливо, если его жизнь достанется тебе, раз уж он не смог взять твою.
  -- Нет, - помотал гоовй Ратхар. - довольно смертей. Я хочу только поскорее покинуть эти земли, где в такой чети подлость и предательство.
  -- Что ж, он твой враг, - пожал плечами скельд. - Тебе решать, как поступить с ним. Если хочешь, отпусти. Мы здесь точно не за этим.
   Не веря происходящему, солдат Рамтуса кое-как поднялся на ноги, все еще испуганно взирая на островитян, не расстававшихся с оружием. Под пристальными взглядами скельдов воин извлек стрелу, затем перетянув рану какой-то тряпицей. Повязка мгновенно потемнела от крови, но все это теперь было уже не важно - несчастный ощутил вкус жизни, почувствовал надежду, и был готов терпеть любую боль.
   Убирайся прочь, - приказал Ратхар. он все же был рыцарем, и мог повелевать, а этот парень, просто рубака, обязан был покориться. - Иди к своему королю, расскажи, что здесь случилось. Скажи, что мне, Ратхару, сыну Хофера, не нужен рыцарский титул из рук подлеца и труса, подсылающего убийц к тому, кому обязан жизнью. И еще скажи Эйтору, что я, быть может, вернусь вскоре.
   С трудом взобравшись в седло, воин Рамтуса пришпорил коня и вскоре скрылся из виду, растворившись в ночной темноте. Ратхар не был уверен, что потерявший достаточно крови солдат живым доберется до столицы, но это уже не заботило юношу. Он сделал все что мог, и если этот воин действительно хочет жить, он разыщет помощь.
  -- Благодарю вас, - Ратхар поклонился скельдам. - Я погиб бы, если бы не ваше появление.
  -- Видимо, нас привели сюда высшие силы, те, которым подчиняется весь этот странный мир, - усмехнулся воин по имени Райден. - Признаюсь, мы отчаялись узнать хоть что-то о судьбе нашего брата. Но ты сказал, что везешь на то, за чем отправился в ваши края Альвен.
  -- Да, - кивнул Ратхар. - Эта проклятая вещь со мной, и счастлив буду отдать ее тебе как модно скорее. Вот она, смотри же, Райден из рода Хазим!
   Хрустальный венец, покинувший плен седельной сумы, взорвался веером бликов в слабом свете звезд и только нарождавшейся луны, повисшей над лесной дорогой. И скельды восхищенно выдохнули, не в силах отвести взглядов от Линзы.
  -- Забери ее, - Ратхар протянул венец Райдену. - Прошу, возьми ее, унеси на свой остров, избавь меня от этой ноши. Она стоила слишком многих жизней, мне мерзко просто держать ее в руках!
   Под холодными взглядами воинов, явившихся из-за океана, юноша протягивал Линзу Улиара, безделушку, таившую в себе громадную силу, злую, неудержимую, Райдену. Наконец-то он мог расстаться с этим трофеем, наконец-то мог обрести покой, не опасаясь больше каждой тени, каждого встречного, в котором неизменно видел злобного мага, жаждущего завладеть этим творением изощренного разума эльфийских чародеев.
  -- Нет, - помотал головой островитянин. - Ты сам вернешь ее на Скельдин. Ты отправишься на наш остров, как и хотел прежде. Мы же станем твоей стражей. И никто не посмеет больше прикоснуться к тому, что завещано нам предками, - решительно произнес воин. - Идем же с нами, Ратхар. Нас ждет дальняя дорога.
   Семь всадников двинулись по тракту на юг, исчезая в ночи. Растворился за спиной укрытый покрывалом тьмы трактир, ставший местом кровавой схватки, и кругом вздымался стеною лес.
  -- Там, на Скельдине, тебя примут, как желанного гостя, - сказал Райден, обращаясь к юноше. - Мы уже почти отчаялись верить, что вернем сокровище предков, украденное колдуном и его свитой. Оно стоило нашему народу многих жизней, ведь целый род был предан смерти без колебаний безумцем, возжаждавшим завладеть этой реликвией. Но путь не близкий, и еще не скоро мы увидим окутанные туманом берега Скельде. А пока, прошу, расскажи, как погиб наш брат, где покоится его прах.
   Ратхар кивнул, вызывая в памяти образ Альвена, и начал свой рассказ. Времени у него было и впрямь предостаточно, так что Райдену оставалось лишь слушать.
  
   Два всадника остановились посреди равнины. Вокруг, сколько хватало взгляда, колыхалась, ласкаемая порывами южного ветра, степная трава, пожелтевшая, высохшая, словно ждущая, чтобы на нее опустилось, согревая, покрывало снега. Путники застыли в нерешительности, будто готовые переступить некую черту, из-за которой не было возврата. Так оно и было - за спиной двух странников, могучего воина, прямого и крепкого, как клинок, выкованный из лучшей стали, и его пожилого, изрядно поседевшего, но тоже не выглядевшего слабым и хилым, товарища, простиралась земля гордого королевства Альфион. Там, позади, остались унылые дороги, грязные и мрачные постоялые дворы, постели с клопами - все прелести путешествия, такие знакомые и становящиеся с некоторых пор вполне привычными любому, кто в дороге проводит большую часть жизни. Позади оставались многие дни странствия, одинаковые до боли, похожие каждый на предыдущий. А прямо пред ними возвышался межевой столб, и за ним, стоило сделать шаг, начиналась совсем другая страна. Только степь была одна.
  -- Гард, - со странной тоской вздохнул старший из путников. - Сокол, - он указал на щит, венчавший потемневший от времени деревянный столб. На щите и впрямь была изображена камнем падающая птица, нацелившая кривой клюв в невидимую жертву. - Знак нынешнего их великого князя.
  -- Верно, в ярде от нас начинается вольный Гард, - кивнул второй. Из двоих лишь он держал на виду оружие, и сейчас невольно опустил мозолистую ладонь на рукоять длинного прямого меча. Вдали от дома - а так протекла большая часть его не столь уж долгой жизни, этот человек привык всегда полагаться на верный клинок, закаленной стали доверяя больше, нежели самому надежному спутнику. И благодаря этой вере он до сих пор оставался жив. - Мы пересечем его за три седмицы, если не случится задержек в пути, а потом, наконец, вступив в земли Дьорвика. Ну, что, Рупрехт, - взглянул он на своего попутчика. - Вперед?
  -- Да, едем, - согласно кивнул тот, кто не был похож на воина. - Не будем медлить. И, знаешь что, милорд Дер Винклен, - вдруг усмехнулся он. - Впредь, пожалуй, не надо звать меня Рупрехтом. Это имя известно слишком многим, а слухи расходятся быстро, я же славы не ищу. Так что будем считать Рупрехта минувшим днем, и отныне я - Амальриз!
   Не дожидаясь, когда удивленный воин хоть что-то скажет в ответ, путник тронул поводья, и обученный скакун покорно двинулся на юг. А Бранку Дер Винклену ничего не оставалось, кроме как последовать за своим товарищем.
   Всадники ехали через равнину. Осталась позади граница, невидимая черта, в прежние времена впитавшая немало крови доблестных воинов. Теперь, в прочем, здесь царили мир и запустенье. И точно так же оставалась позади часть их жизни, лишь воспоминания были по-прежнему с ними.
   В прочем, путники не теряли ничего такого, с чем было бы жалко расстаться, впереди же была новая земля, новые встречи, и, быть может, новые радости. Дорога вела их на юг, и никто в тот миг не задумывался, где оборвется этот путь, куда приведет их петлявший меж холмов полузаросший тракт.
  

Эпилог

  
   Закрыв глаза, капитан Хреки прислонился к теплому борту ладьи, чувствуя блаженное расслабление во всем теле. Он мог лежать так, растянувшись прямо на просмоленных, отшлифованных почти до зеркального блеска босыми ногами мореходов досках палубы часами, словно впитывая в себя окружающий мир с его пестрой суетой и неизменным шумом. Вот и сейчас, предавшись редкому ничегонеделанью, грозный капитан жадно втягивал в себя долетавшие с берега запахи и впитывал многоголосье огромного города, которому, пожалуй, тишина была неведома с самого его основания.
   "Жемчужный Змей", корабль, известный не только в здешних водах, но и за сотни лиг от этих берегов, мирно стоял у причала, точно обычный купеческий бриг или рыбацкий баркас. Правда, обмануть бывалых моряков с соседних кораблей, и даже горожан, тоже кое-что смысливших в морском деле, не удалось бы никогда. Здесь, в гавани Хельдсее, открытой для всякого, кто являлся с миром, неважно, из каких краев он был родом, на каком языке разговаривал и каким Богам возносил молитвы, видели всякие посудины. И потому любому зеваке, праздно гулявшему на берегу, мгновенно бросились бы в глаза стремительные обводы, косо срезанный форштевень, тонкая мачта с треугольным парусом - с таким можно развить полный ход и при боковом ветре, стоял бы только на корме опытный рулевой. Это была боевая ладья, грозный хищник морских просторов, охотник бескрайнего океана, и имя этого корабля, как и имя его отчаянного и бесстрашного капитана, были хорошо известны здесь, равно как и буйный нрав его команды.
   Как раз сейчас почти все моряки, уставшие за время долгого, не единожды прерывавшегося штормами, перехода, сошли на берег, чтобы в очередной раз заставить поволноваться владельцев многочисленных трактиров и простых обывателей. И капитан Хреки, противу своего обыкновения, не стал сопровождать своих молодцев, поручив это надежному, как скала, и преданному, точно пес, боцману Фрейру. Старый морской волк мог держать в узде две дюжины головорезов-островитян, следя за тем, чтобы веселье не превратилось в потасовку с местными жителями, тем более, со стражей, которая без долгих раздумий хваталась за мечи, и рубила без разбора, чтобы потом другим неповадно было.
   Мир и порядок в Хельдсее держался на остриях копий и мечей, и давно уже никто не осмеливался нарушать здешние законы. Быть может, едва только отойдя от берега, пиратская ладья устремится в погоню за бросившим якорь по соседству видарским парусником, высокобортной торговой посудиной, трюмы которой наверняка были полны всяких диковин, и погоня эта оборвется короткой, но яростной схваткой. Но сейчас "Жемчужный Змей" походил на сытого зверя, задремавшего, разомлевшего на солнце, но все равно настороженного и готового к смертельному броску в любой миг.
   В эти часы борту "Змея" осталось едва ли с десяток матросов, без особого рвения чинивших такелаж и прятавших в трюм припасы. Как раз в эти мгновение трое обнаженных по пояс соломеноволосых крепышей, о чем-то разговаривая и порой разражаясь громким смехом, грузили бочки с солониной, за которыми должны были последовать сухари. Еще двое забрались на мачту, проверяя, надежны ли снасти, а остальные как будто без всякого дела бродили по палубе.
   Все были заняты привычной работой, и грозный капитан, на время забыв о своих людях, сосредоточился на том, что творилось на берегу. Даже отсюда был слышен гомон торговок, расставивших свои лотки прямо на набережной, и зазывавших к себе проходивших мимо моряков. Им вторили бродившие по берегу моряки, спешившие насладиться ощущением земной тверди под ногами, а где-то рядом, на одном из ошвартовавшихся у причала кораблей - прибывшем откуда-то с юга, если судить по оснастке и деревянному украшению на носу - моряки тянули странную заунывную песню. И над всем этим стоял не смолкавший ни на миг крик сотен чаек, белоснежными проблесками рассекавших небо.
   Хватало и запахов - с берега, из распахнутых дверей трактиров, тянуло жареным с чесноком мясом и свежим пивом, утлые суденышки местных рыбаков распространяли вокруг себя ядреный рыбий дух, а от нагретых весенним солнцем палуб поднимался такой милы каждому моряку запах смолы. Все это, собравшись воедино, превращалось в странную смесь, которая не каждому показалась бы приятной. Но Хреки, часто бывавший на этом берегу, в этом большом, суматошном городе, вдыхал аромат полной грудью, словно лучшие благовонья. В прочем, слаще ладана для беспощадного морского разбойника, самого искусного капитана в северных морях, был запах смолы и ядреного пота, и милее любых дворцов, пусть целиком сложенных из золотых слитков - зыбь палубы надежного корабля, давно уже ставшего настоящим домом для самого Хреки и для трех дюжин его воинов, отчаянных бродяг и бесстрашных путешественников.
   Разноголосье, звучавшее с берега, подхватывало Хреки, точно морские волны, унося куда-то в полную света даль. Но вдруг в эту идиллию вмешалось нечто чуждое, и капитан, сбросив с себя навеянные морем чары, прислушался к странному разговору. Шкипер отчетливо слышал голос одного из своих матросов, что-то говорившего, причем с все большим и большим нетерпением. А ему отвечал, спокойно, с ленцой, явный чужак - местный говор Хреки распознал бы сразу. Голоса звучали все громче, и постепенно капитан смог различить не только обрывки слов, но и целые фразы.
  -- Я сказал тебе, чужеземец, уходи, - настойчиво, с нарождавшейся злостью, произнес матрос. - Убирайся прочь. Мой капитан не станет тратить на тебя время, бродяга!
  -- Лишь несколько слов, - последовал ответ. Странно, в голосе незнакомца было слышно полнейшее спокойствие. - Я хочу сказать ему всего пару слов, а потом, если ваш капитан пожелает, исчезну, и никогда больше не стану беспокоить тебя.
  -- Ты слишком упрям, как все сухопутные крысы, - сердито бросил матрос. - Пожалуй, тебя стоит поучить кое-чему.
   Раздалась возня, хриплое дыхание, а затем - шлепок, какой могло издать упавшее на доски тело. После этого Хреки, уже не мешкая, вскочил на ноги, и увидел, что возле сходней лежит, неловко шевеля руками и ногами, и пытаясь встать, его человек, а на палубу уже ступил незваный гость, уверенной походкой двинувшийся как раз к капитану.
  -- Кто ты такой, - сурово спросил Хреки, исподлобья уставившись на чужака. - И как ты посмел без спроса подняться на мой корабль, еще и покалечив при этом моего человека? Что, ты полагаешь, я могу сейчас сделать с тобой, наглец? - грозно нахмурился капитан, надвигаясь на гостя.
   Тем временем подтянулись и остававшиеся на ладье моряки, замкнув чужака в кольцо. Крепкие мужчины, обнаженные по пояс, в широких парусиновых или кожаных штанах, с торсами, покрытыми множеством зарубцевавшихся и совсем свежих шрамов, грозно сверлили мрачными взглядами странного человека, столь нахально явившегося на их корабль. Кое-кто нервно поглаживал рукояти широких ножей, будучи готов легко пустить их в ход. Однако чужак, оказавшись в окружении весьма свирепо настроенных мореходов, отчаянных пиратов и путешественников, казалось, ничуть не испугался, хотя не мог не знать, на что способны эти суровые люди.
  -- Твой человек цел и невредим, - усмехаясь, ответил пришелец, без страха смотревший в глаза капитану Хреки. - Я лишь слегка помял его, в назидание, что не стоит слишком сильно полагаться на собственные кулаки. Ты же, я думаю, не будешь держать на меня зла, и оставишь на своем корабле.
   От неожиданности Хреки лишился дара речи, выпучив глаза и только беззвучно открывая рот, словно выброшенная на берег рыба. А его матросы разразились удивленными возгласами, перемежая их отборной бранью. В прочем, чужака не смутило и это.
   Капитан успел хорошо рассмотреть гостя, и понял, что тот очень не прост. Это было еще молодой парень, высокий - лишь на полголовы ниже самого Хреки, считавшегося чуть ли не великаном - жилистый, словно целиком состоящий из мускулов. Он был одет просто, в такие же, как на многих моряках, кожане штаны, полотняную рубаху с воротом на шнуровке, и короткий кафтан, тоже весьма потрепанный, а на ногах были прочные сапоги из тюленьей кожи. На поясе чужака висел меч, обычный прямой клинок в ножнах, лишенных почти любых украшений, и о качестве стали оставалось только гадать. В прочем, Хреки почему-то сразу решил, что оружие это едва ли может быть поделкой простого ремесленника.
   Но самым примечательным в облике незваного гостя была седина. Его волосы, стянутые на затылке в тугой хвост, казалось, были осыпаны инеем, и Хреки, многое повидавший на своем веку, мог только гадать, что же довелось пережить этому парню. И еще капитан видел в глазах чужака голодный блеск, словно это был не человек, а волк, свирепый лесной хищник, почуявший близкую добычу. Но капитан при этом чувствовал - быть может, кожей, или тем странным чувством, которому еще не придумали названия - что гость явился на "Жемчужный Змей" не для того, чтобы убивать, не для мщения. И все же оставлять безнаказанной проявленную чужаком наглость было нельзя.
  -- Прежде, чем говорить со мной, докажи, что ты достоин этого, - оскалился Хреки. - Докажи, что вправе стоять на этой палубе. - Капитан взглядом разыскал в толпе двух человек, назвав их по именам: - Сунвиг, Велбег, выставьте этого наглеца прочь с корабля, или вышвырните за борт, как сами пожелаете. - И, вновь обращаясь к чужаку, усмехаясь, произнес: - Если ты останешься на ногах, а мои парни - нет, то я, возможно, и выслушаю тебя.
   Вместо ответа чужак сбросил кафтан, а затем отстегнул от пояса меч, аккуратно, словно тот был сделан не из закаленной стали, а из нежного хрусталя, положив его на палубу. Моряки, переглянувшись между собой, кивнули друг другу, тоже бросили широкие ножи, чтобы вести бой на равных. В любом случае, их было двое против одного, и они не боялись ни боли, ни крови, успев отнять прежде не одну человеческую жизнь. Так что потасовка со странным пришельцем казалась матросам лишь забавой.
   Люди Хреки расступились, освобождая место для бойцов, и двое избранных капитаном парней разом шагнули навстречу чужаку, обходя его по кругу. Вдруг Сунвиг - он был тоньше в кости и выше, чем его товарищ - метнулся вперед, нанеся удар в скулу противнику. Точнее, он попытался это сделать, но чужак оказался невероятно быстр - кулак Сунвига провалился в пустоту, а затем что-то, некая неведомая сила, подхватила моряка, небо и земля завертелись вдруг в стремительном хороводе, и вот он уже лежит, ткнувшись лицом в гладкие доски палубы.
  -- Проклятье! - моряки, наблюдавшие за поединком, даже не поняли, что сделал чужак. Сунвиг был умелым бойцом, это знали все на "Жемчужном Змее", и его поражение, столь быстрое и весьма позорное, вызвало настоящий шок.
   Вельбег, оставшийся один на один с незваным гостем, спокойно стоявшим посреди палубы в расслабленной позе, и смотревшим куда-то поверх голов возбужденных мореходов, медленно двинулся навстречу противнику. Он ступал плавно, точно лесной хищник вроде рыси, поигрывая мускулами, каменными буграми перекатывавшимися под загорелой кожей. Вельбег не понял, что сделал чужак, как тот сумел столь легко расправиться с товарищем, и уже одно только это заставляло бойца быть предельно осторожным.
   Крадучись моряк обходил своего противника, выбирая позицию для атаки. Вельбег понял, что перед ним - умелый боец, пусть и кажущийся слишком молодым. Но островитянин не сомневался, что одержит верх. Он был силен, проворен, и не раз выходил победителем из схваток с двумя, а то и тремя противниками, порой голыми руками действуя против ножей и кастетов-свинчаток, а уж схватки один на один мореход не боялся никогда. Сунвиг, обманувшись обликом, прежде повел себя неосторожно, за что и поплатился. Вельбег не хотел повторять его ошибки.
  -- Ну что же, - усмехнулся чужак, с прищуром взглянув на подбиравшегося к нему морехода. - Ты, кажется, передумал? - И, обернувшись к капитану Хреки, с усмешкой бросил: - Твои люди слишком осторожны, и ценят свою шкуру больше, чем она стоит.
   В этот момент Вельбег атаковал. Быть может, это могло показаться подлым, но моряк не желал ждать, как не желала давать противнику хоть один шанс на успех. Он одним прыжком подскочил к казавшемуся неприлично беспечным гостю, обрушив на него град ударов. Но крепкие кулаки, бывало, запросто ломавшие челюсти и ребра, молотили по воздуху. Незваный гость вдруг исчез, словно растворившись, превратившись в пустоту, и Вельбег замер, часто моргая и щурясь, будто лишился зрения. Спустя миг боец ощутил за спиной чье-то присутствие, резко развернулся и выбросил вперед правую руку. Кулак скользнул по обтянутому курткой боку противника, а еще секунду спустя Вельбег взвыл от боли - его рука оказалась в захвате, прочном и жестком, и малейшее движение, любой намек на попытку освободиться могли стоить моряку костей.
   Наблюдавшие за поединком моряки издали испуганно-удивленный возглас. Сила и ловкость Вельбега были известны каждому, а теперь один из лучших бойцов судорожно дергался, оказавшись полностью во власти чужака. Происходящее казалось похожим на колдовство - незваный гость словно исчез на мгновение, будто и не было его здесь, а затем появился уже за спиной противника, и даже молниеносная реакция Вельбега, умение чувствовать врага, не полагаясь только на зрение или слух, оказались бессильны. Кое-кто уже бормотал себе под нос заговоры от злых духов, не веря, что простой смертный, обычный человек из плоти и крови, способен на что-то подобное, а иные невольно хватались за рукоятки ножей. Все ждали только приказа своего капитана, но тот медлил, и никто из мореходов не осмелился сделать хотя бы шаг в сторону странного пришельца.
  -- Пусти, - прошипел сквозь зубы, и от боли, и от досады, Вельбег, скрючившийся в немыслимой позе. Ему-то чужак точно не казался бесплотным духом - хватка незнакомца была поистине железной, и боец сразу оставил все попытки вырваться из захвата, предпочитая уронить честь, но не становиться калекой. - Пусти, будь ты проклят!
   Сунвиг в этот момент лишь делал слабые попытки подняться на ноги, кое-как встав на четвереньки. Прочие же моряки, в том числе и сам Хреки, не двинулись с места - сколь ни было велико желание, никто не смел вмешаться в поединок.
  -- Этого тебе достаточно, капитан? - все с той же усмешкой поинтересовался незнакомец, и, чтобы его слова звучали убедительнее, чуть изменил захват. Вельбег, взвыв от боли, упал на колени - только так моряк мог сохранить руку в целости, уже слыша, как трещат кости и рвутся сухожилия. - Теперь ты готов говорить со мной?
  -- Отпусти моего человека, - неохотно попросил Хреки. Капитан был порядком разозлен, но он сам установил правила, и чужак не нарушил их, выполнив все условия. - Я готов выслушать тебя, чужеземец. Ты победил.
   Казавшиеся стальными пальцы незваного гостя разжались, и Вельбег, облегченно выдохнув, неуклюже, боком, точно краб, отпрянул от своего противника. По пути он помог встать Сунвигу, и они вместе присоединились к своим товарищам, против обыкновения, сейчас и не думавшим смеяться над проигравшими, подначивая их, как это часто случалось. Здесь собрались бывалые люди, опытнее бойцы, и каждый чувствовал, что пришелец весьма не прост, и может быть очень опасным.
  -- Интересно, а с клинком ты столь же ловок? - хмуро спросил Хреки, пристально разглядывая гостя, так посрамившего лучших бойцов.
  -- Если желаешь, испытай меня, - безразлично пожал плечами чужак. - Но, боюсь, кое-кто из твоих людей может стать после этого калекой, если не мертвецом. Бой на мечах - не потеха, и меня учили убивать, и не играть с противником.
   Хреки мрачно кивнул. Отчего-то грозный капитан ни на миг не усомнился в словах явившегося с берега человека. То, как чужак разделался с двумя не худшими бойцами из команды, о многом говорило. Конечно, тот же Фрейр был сильнее и Сунвига, и его приятеля, и, прожив на этом свете побольше, чем оба они, вместе взятые, имел огромные опыт драк и потасовок. Но сейчас Хреки не был уверен, что его боцман в этой схватке имел бы большие шансы на успех.
  -- Я буду краток, - между тем произнес незнакомец. - Тебя я знаю, как знает, наверное, последний нищий на этом берегу. Меня же можешь звать Ратхаром, как назвала меня при рождении мать. Я не хотел драться с твоими людьми, и прошу простить, если нанес тебе оскорбление этим. Я здесь для того, чтобы вернуть тебе долг, ибо должник уже покинул этот мир. Наверное, ты вспомнишь его, если я назову имя. Я здесь по воле Альвена, воина с острова Скельде.
   Капитан "Жемчужного Змея" удивленно присвистнул. Это имя он не забыл, хотя два с лишним года минуло с того дня, когда они подобрали в открытом океане умиравшего путника, рискнувшего отойти от берега в разгар свирепого шторма на ничтожной лодчонке. И Хреки помнил обещание спасенного скельда служить ему, капитану "Жемчужного Змея", предводителю ватаги головорезов. Но тот воин так и не вернулся, а Хреки пришлось раз доставить на берег еще шестерых. Капитан тогда получил щедрую награду, доверху наполнив трюмы ладьи янтарем, солнечным камнем, за который иные колдуны щедро отсыпали полновесное золото. И все же мечта о том, чтобы среди команды оказался настоящий скельд, поистине непобедимый воин, была еще жива. И вот, кажется, сейчас это желание готово было осуществиться.
  -- Ты тоже скельд? - с сомнением промолвил Хреки, разглядывая стоявшего перед ним чужака. - Ты не больно похож на этих островитян, скорее уж, на жителя континента, причем явно не с Побережья.
  -- Этот так, - кивнул Ратхар. - Моя родина в Альфионе, но я давно покинул тот край. Я не скельд по крови, но их мастера учили меня тайнам своего боевого искусства, учили в благодарность за то, что я исполнил долг Альвена. Я выполнил его клятву его собственному народу, и теперь готов исполнить обещание, данное им когда-то тебе, капитан.
  -- Тебя учили скельды? - удивленно, не сумев совладать с чувствами, переспросил Хреки. - Сотни лет они никого и ничему не учат, кроме тех, кто родился на их острове. Мне это кажется странным.
  -- Ты видел часть того, что мне теперь доступно, капитан, - бесстрастно ответил Ратхар. - Я не вправе рассказать, почему скельды нарушили древнее правило, ибо это не только моя тайна. Но, поверь, для них я стал своим, и они учили меня всему, чему только возможно. А владеть клинком меня обучал настоящий рыцарь, ныне, наверное, не на жизнь, а на смерть сражающийся с эльфами в Дьорвике.
   Моряки, молча внимавшие беседе пришельца с капитаном - от своих у Хреки не было тайн - теперь смотрели на пришельца со смесью интереса и благоговения. И Сунвиг с Вельбегом вдруг перестали чувствовать себя униженными - поражение от такого противника не казалось постыдным, скорее, наоборот, было странно, что они оба остались живы.
  -- Заманчиво, - протянул Хреки. - Заманчиво иметь в команде такого воина. Да, ты показал себя, и я верю, что с мечом в руках ты стократ опаснее, чем с голыми руками. Но понимаешь ли ты, Ратхар из Альфиона, что, оставшись на этом корабле, ты должен будешь беспрекословно повиноваться мне? Ты должен работать наравне со всеми, и не важно, бывал ли ты прежде в море, знаком ли с нашим ремеслом. Окажешься неловок, нерасторопен - будешь выпорот плетьми. И если я скажу убивать безоружных, то обязан будешь так поступить. Здесь, на "Жемчужном Змее", для всякого, кто ослушается меня в походе, наказание одно - смерть. И не всегда она бывает быстрой.
  -- Но едва ли ты отдашь такой приказ, - покачал головой Ратхар. - О тебе ходит много слухов, но никто до сих пор не посмел сказать, чтобы грабишь и убиваешь тех, кто не способен постоять за себя. Люди говорят, тебе больше по душе победа над сильным врагом, чем обильная добыча, взятая без боя. А схваток я не страшусь.
   Хреки лишь горделиво усмехнулся - слухи были правдивы, и капитан признал это не без доли хвастовства. Он мог вдесятером вступить в бой с целой сотней врагов, но никогда не запятнал бы себя позором убийства беззащитных, будь у тех хоть все сокровища этого мира.
  -- Итак, скажи, капитан, - поторопил Хреки Ратхар. - Найдется ли мне место на твоем корабле? Я готов служить тебе, сколько скажешь, ибо Альвен поступил бы именно так. Я хочу стать частью твоей команды, и ты можешь полностью доверять мне. Каков же будет твой ответ?
   Капитан думал недолго. Он знал многое о скельдах, и не сомневался, что они избрали своим учеником достойного человека. И так же он не сомневался в крепости слова островитян, а теперь - и того, кто впервые за много веков ступил на ту неприветливую землю, не как чужак, а как желанный гость.
  -- Можешь оставаться, - кивнул капитан. - Такой воин, как ты, не помешает нам. Надеюсь, морской болезни у тебя нет, парень?
   Ратхар лишь усмехнулся, и Хреки продолжил:
  -- Ты будешь служить мне год, считая с этого дня. Потом мы будем считать долг возвращенным, и ты сможешь поступить, как сам пожелаешь, даже остаться здесь, если тебе не надоест наше ремесло.
  -- Это справедливо, - согласился Ратхар. - Я буду с тобой, капитан, и буду биться за тебя с кем угодно.
  -- Тогда добро пожаловать на борт "Жемчужного Змея", - оскалился в ухмылке капитан. - Будь уверен, чужеземец, этот год ты запомнишь на всю жизнь. Завтра мы покинем эту гавань, и отправимся на юг, в теплые воды, над которыми никогда не заходит солнце. Говорят, там повсюду золото, а благовонья не стоят и ломаного гроша. Мужчины там горячи, а женщины - страстны, и мне захотелось отведать их ласк, пусть это будут ласки обреченных пленниц. Мы отправимся на полдень, к богатству или смерти. И, клянусь морскими Богами, наши имена надолго запомнят в тех краях!
   Суровые лица моряков озарились довольными усмешками. Каждый уже предвкушал ярость сражений, свист стали и крики умирающих врагов. Скоро, очень скоро верные клинки, пока томившиеся в полутьме трюма, в запертых на тяжелые замки прочных сундуках, смогут вновь напиться вдоволь чужой крови! Никто из воинов Хреки, закаленных северным ветром и морскими волнами, в эти мгновения не испытывал сомнений, страха смерти. Лишь эльфам, избранным детям Творца, дарована была вечная жизнь, люди же существуют ничтожный миг по меркам этого мира, и можно по-разному прожить короткий век - тлеть, точно уголек, или, ярко вспыхнув, сгореть, словно искра. И каждый моряк верил, что если погибнет в дальних краях, то непременно в бою, лицом к лицу с десятками врагов, так, чтобы гибель эта была достойна навеки остаться в памяти людей, будучи воспета в прекрасных, величественных балладах. А иной судьбы тот, кто смеет считать себя мужчиной, не может и желать. Отчаянные бойцы, беспощадные пираты и неутомимые путешественники, они не думали о сокровищах, что могли добыть в далеких землях, но жаждали боя. И капитан Хреки даровал им этот бой.
  
   С рассветом следующего дня "Жемчужный Змей" вышел в море, и еще долго вослед исчезнувшей за горизонтом ладье смотрели моряки с других кораблей. А человек по имени Ратхар, стоя на корме пиратского судна, с внезапной тоской впился взглядом в исчезавшую полосу суши, гадая, увидит ли вновь родные берега.
  -- Мы отправляемся в неизвестность, навстречу славе, богатству, - негромко произнес Хреки, облокотившись о планширь рядом с новым своим спутником. - Или навстречу смерти, если так решат морские Боги. Оставь все печали, стань одним из нас, нашим братом, верным товарищем. Ты увидишь целый мир, и разве это хуже, чем, просыпаясь каждое утро, видеть над головой закопченный потолок жалкой лачуги, что в тщеславии своем мы порой считаем домом?
  -- У меня нет дома, - глухо ответил юноша, не глядя на капитана. - Там, на берегу, не осталось ничего, что было бы дорого мне. Разве что несколько верных товарищей, но наши пути разошлись. У них свой война, своя цель, я же просто хочу вернуть старее долги. Я буду с тобой, вождь, пока ты сам не прогонишь меня прочь, или пока не истечет названный тобою срок.
   Земля окончательно исчезла из виду, а Ратхар все стоял, опираясь о ходивший ходуном под ударами тяжелых волн борт, уставившись в пустоту. Его ждал океан, яростный, своевольный, непредсказуемый, и никому не дано было в тот миг предсказать судьбу юноши, ступившего на путь воина. Началось путешествие, цель которого пока оставалась скрыта за горизонтом, и никто не мог бы сказать, куда приведет странника эта новая дорога.
  
  

Конец

  
   Март 2010 - июнь 2010.
   Рыбинск
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"