Засыпкина Юлия Андреевна : другие произведения.

Реквием обреченного

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    У этого мира нет имени. Всевышний покинул свое творение, оставив после себя тех, кто должен был поддерживать равновесие веками...Но что-то пошло не так. Империя пала, Великий мертв, а мир погряз в войне, в которой не было победителей, а последствия ужасали спустя и сотни лет. И, что делать в таком мире экзорцисту, в руки которого попала нить, способная распутать то, что произошло еще до начала войны и толкнуло мир во Тьму. Сможет ли он воспользоваться этим и какой путь выберет, когда окажется на перепутье?
  
   Пролог.
   'Не верю я, нет, не верю я в то, что пала моя Империя.
   В то что пламя борьбы затоптали враги, а на троне сидят чужаки.
   Не верю, нет, не верю я, что заснула навек земля моя.
   Компромисс не для нас, дух борьбы не угас, знаю я - недалёк правды час'
   'Моя империя', Арктида.
  - Audi, vide, sile - прошептал застывший на самом краю обрыва че-ловек, печально усмехнувшись, - слушай, смотри и молчи.
  Он ждал этого дня со страхом, но сейчас осталась лишь щемящая сердце тоска и непонятная грусть. Да, день этот наступил слишком быстро и у любого другого вызвал бы ужас, но не у него. Он знал. Он все знал! Заранее. Как знает и сейчас. И жалко ему не себя, нет, а то, что не успел закончить начатое. Да, он не успел, и мир погрязнет в войне.
  'В войне.... Во лжи и предательстве' - подумал он, передернув плечами так, что его алый плащ шевельнулся языками пламени, - 'Отец будет ненавидеть сына, брат пойдет на брата, друг убьет друга....Все временно. Все продается. Чувство, родство, жизнь. Жаль... Ничто не вечно'.
  Тихо. Еще не знает мир, что этот день страшен. Темно. Ночь. Лишь изредка проглядывает тонкий месяц сквозь облака, как улыбка психопата, достающего из-за спины окровавленный нож. Ему весело наблюдать за тем как умирают другие. Звезд же не видно. А человек так хотел посмотреть на них в последний раз.... Но видимо небо безразлично к нему. Не думают, а скорее всего даже не знают о нем холодные равнодушные, словно блестящие на безмерно далеком и жарком солнце кусочки льда, звезды. И правильно это. Нечего им глядеть на последний день в жизни молодого человека, который так хотел жить, и это желание пьянило его. Вот только ему суждено умереть. За свои желания, поступки и мысли. Просто за великими знаниями всегда следуют великие печали, обернувшиеся для него верной гибелью. Танцуя над бездной не мудрено сорваться. Он думал, как это произойдёт, как его убьют, а сейчас ему стало абсолютно все равно. Осталось только равнодушие. Он понял, как поступят с ним. И только горечь на губах. Подняться ввысь и вспыхнуть... Всего на миг. Да, вспыхнуть.... Сгореть....Сгореть, как еретик... Судьба.
  - Audi, vide, sile - вновь повторил человек и засмеялся нервно и исте-рично. Правду говорили - молчи. Нечего заботиться о других - не поймут и уж тем более не оценят. А что теперь? Нет, все-таки он поступил правильно, по совести и по чести. Вот только не велика ли цена? Но, тихо, никто не ответит. Ни небо, ни море, не желающее даже пошевелиться в этот день. Штиль, а он так любил ветер... и дождь... Холодный, проливной, такой, что кажется, будто он никогда не закончится.... Но не суждено. И жалко должно быть себя до боли в груди, но... все равно. Бумагу подписали вновь и поставили печать. Красивую, сургучную печать с гербом древнего Имперского рода, который сегодня оборвется вместе с жизнью последнего достойного носить его корону. Но разве кому-то это интересно? Нет, никому, даже ему самому.
  Человек покачал головой. За ним уже идут. Он чувствует это. Люди. С факелами. Не впервой. А впереди всех на благородном угольно-черном, как его жизнь, коне, его отец. Что чувствует он сейчас? А что тогда, когда ставил печать, закрепляя ее своей кровью? Чужой для рода кровью... Ничего.... Или все же сжалось сердце от боли? Нет, ничего. Зачем ему, сердцу, болеть, если сын отцу никогда и не был нужен? Ему была необходима только власть, которую самозваному правителю не суждено удержать после смерти сына. Предсказуемо, как и то, что он сейчас скажет, поднявшись на скалу...
  Человек развернулся навстречу людям, жаждущим его смерти. Они еще не знают... Слепы и глухи к тому, что творится в мире.
  - Ксандр... - тихо начал его отец, опустив взгляд, словно ему было нестерпимо стыдно, но тут же вскинулся, будто вспомнив, что хотел сказать и уже громко выплюнул: - Ты виновен и плата за грехи твои только смерть. Ты сгоришь в огне, дабы очистить свою черную душу и...
  - Забавно, - по губам Ксандра блуждала улыбка. - И будь я проклят? - спросил он, уже зная ответ.
  - Будь, - согласился отец, и сразу же, как то жалко, прошептал: - Зачем ты так, безумец...
  - Я вернусь - склонил Ксандр голову на бок.
  - Глупый и сумасшедший, - печально добавил отец. Он хотел кричать, обвинять, вот только вдруг разом его покинули все силы. Зачем все это и сможет ли он простить себя за то, что сейчас отправит сына на костер? Вот только иначе он не мог. Неужели он ошибся? Когда?
  А Ксандр засмеялся. Пусть так. Просто он слишком много знал. И сейчас был даже рад, что мучения его оборвутся, и он больше не будет кому- либо обязан. Он все верно рассчитал. Свобода? Да, для него свободу может принести лишь смерть. И пусть воспылает пламя!
   Глава 1. Эхо войны.
   В войне не бывает выигравших - только проигравшие.
   Невилл Чемберлен.
  Наш мир давно мертв, но мало кто замечает сие, а те, кто догадывается - предпочитают не думать об этом. Я же не могу заставить себя мысленно не возвращаться к тому, что лицезрел. Антиутопия... Бездушный мерлый мир, погрязший в объятьях мрака. Увидев Тьму, перестаешь верить в Свет. Я видел. Видел ее без всяких масок и прикрас. Настоящий лик. Безжалостный и вездесущий. Даже светлые ордена давным-давно продались ей. Верхушка гребёт деньги, упиваясь своей властью и вседозволенностью, низы воруют и проклинают вышестоящих, сами не пытаясь изменить хоть что-нибудь. Правда говорится лишь за спиной, притом используется как острый кинжал, смазанный ядом.... Все понимают это, но... молчат. Все у них хорошо, пока шито да крыто. Пока проворачиваешь свои дела тихо и выгодно для 'господ' - всё хорошо. Здесь действует лишь одно правило: не пойман - не вор. И даже если пойман - все можно решить, если есть связи и деньги. Если такое твориться в обителях света, то, что говорить о теневых игроках - ночных хозяевах городов и темных? Они живут предательством и ложью. Это их среда. Они покупаются и продаются. Как всё. Как все. Чувства? Вы смеетесь? Какие к демонам чувства?! Нет их, проиграны давно. И сердца у всех покрылись толстой коркой льда, или же почернели вовсе, как угли. Перегорели. Умерли в груди. Это лишь агония души. Что говорить, если и дети пропитаны ядом злобы? Я многое видел и за многими наблюдал. Убийцы, рыцари, воры, священники, некроманты и экзорцисты... Вам кого? Они все надевают маски. Своя маска под различные декорации. Вся жизнь - игра. Вся жизнь как постановка в театре. Они давно забыли себя настоящих...
  Знаете, я не говорю, что лучше них, возможно даже хуже, но... Я еще помню себя настоящего. Еще живу. И сердце бешено бьется в груди, пытаясь скинуть ледяные оковы и заставляя морщиться от боли прошлого, когда еще пылало и чувствовало. Воспоминания... Они медленно убивают меня, в то же время, заставляя жить. Бороться вопреки и наперекор всему и всем. Улыбаться сквозь слезы. Я знаю, что моя рана не заживет никогда. Слишком глубокая. Судьба - искусный палач, но я усмехаюсь в ее безумное лицо. Я обещал жить и поклялся мстить. Мстить! За что? Неважно пока. Но это сделало меня хуже многих. Я сгорел в ярости, как спичка.
  Я открыл глаза и вновь передо мной все тот же пейзаж серого городка. Он отсюда виден весь, словно лежит у меня на ладони. Я вижу абсолютно все с крыши заброшенной башни, стоящей за крепостной стеной. Она только моя с давних времен, с тех самых, когда я был еще наивным мальчишкой, верящим в лучшее светлое будущее. Да. Но сердце выбрало именно эту башню, которой раньше владел колун. Его сожгли на костре. Может, и я отправлюсь вслед за ним. Огонь заберет все. Память, мысли и желания. Верил ли колдун в прекрасное будущее? Наверняка. Все верят. Вот только кому-то обрезают крылья под корень.
  Я печально улыбнулся, а губы сами стали шептать стихи из песни, которую напевал раньше мой брат:
  Он замер на краю обрыва,
  Внизу забвение и Смерть,
  А за спиной та жизнь, красива,
  Но почему звучит, как лесть?
  Он все бежал, чтоб вдруг остановиться.
  Он понял, что уже не ждет никто.
  Он жил, чтоб в жизни же забыться,
  Исчезнуть, превратясь в ничто.
  Он не любил, и чувства все его обман.
  Он не умел, его не научили.
  Не созерцал прекрасное...Душой изломан
  Вперед он шел... Его молили:
  'Остановись! Постой! Ты подожди!'
  Но он не слышал.... Ища прекрасное вдали.
  Его забыли, плюнули: 'Иди!'
  Он стал не нужен. Посмотри!
  Вот он стоит один, как перст.
  Он понял - счастье было рядом,
  Но сердце запер под арест.
  Семья, друзья, родня и дом...
  Вот счастье то, что он искал!
  Он стар и он один теперь.
  Он шел, и кровь свою лакал.
  Мечтам ты глупым не поверь!
  Как он закончишь на краю,
  Хлебнешь ты горя в одиночку.
  Для духа места нет в раю.
  Он здесь останется.... Поставим точку.
  Подумай просто о себе.
  Куда идешь? Зачем? Что ждет?
  Покорен ты судьбе?
  Ты помни лишь, что время не стоит. Идет.
  Оно подобно дыму исчезает...
  Я оборвал себя. Как же давно это было! Слова эти были мне упреком, хотя написаны не для меня. Но я тоже не умел ценить. Все гнался за иллюзиями, пока не сломали крылья, не сорвали розовые очки, оставив одного, лицом в грязи, с осколками сердца, что разбилось, словно было из тончайшего стекла, а казалось, что из прочной стали и огонь его ничто не способно потушить. Я ошибся. Детские унижения и обиды.... оставили, конечно, свой след. Но не такой как тот день. Я оказался один и хлебнул полную чашу горя и отчаянья. А страха нет. Устал уже. Просто устал...
  - Пора, - раздался у меня за спиной напряженный голос.
  Я оторвал пустой взгляд от городского пейзажа и маленьких фигурок, снующих по нему, чтобы посмотреть на говорившего. Кого я ожидал еще увидеть? Никого, кроме своего спутника. Друзьями мы так и не стали, и даже настоящих имен друг друга не знаем, так, клички. У выхода на крышу, в дверном проеме, сидел матерый белый волк со шрамом, словно оставленным крупной кошкой, под левым глазом. Он смотрел на меня, как всегда, очень внимательно, по-человечески, своими глубокими янтарно- медовыми глазами с черными росчерками зрачков. У его лап лежала моя сумка.
  - О, Сиро, ты принес мою сумку! - поднялся я, потерев руку. В обычной одежде появляться в городе чистой воды безумие. Экзорциста должны видеть издалека.
  Я стал переодеваться. Свободная рубашка, кожаные наручи со встроенными кинжалами, Удобные штаны с множеством карманов, обработанные специальным составом отталкивающим грязь, и высокие кожаные ботинки с заговоренными шнурками. На плечи я накинул алую мантию с вышитыми по краю черными, золотыми и серебряными рунами, и глубоким капюшоном, скрывающим мое худое лицо. Лишь седые волосы (многим они казались просто белыми) спадали на грудь. К поясу я прикрепил ножны с вложенным в них мечом, а также метательные кинжалы. Спрятал в карманах сюрикены - стальные звезды, а под воротом скрылся серебряный крест. За пазухой грела душу библия в кожаном переплете. Еще кое-какое оружие завершило мое обмундирование. Последним штрихом стали черные кожаные перчатки и печатка.
  Я скривил губы в усмешке, закинув на плечо полупустую сумку:
   - Я готов.
  Сиро молча развернувшись, скрылся в темном проёме. Я же покачал головой. И, рассмеявшись, шагнул с крыши.
  Левитировать я научился с детства.
  Как обычно мне пришлось ждать волка, чтобы вместе направиться к городским воротам.
  Скучный хмурый пейзаж, из которого казалось вымыли все краски, раздражал меня. Осень. Все серое и сырое. Полуголые высохшие деревья, истоптанные листья, размокшая грязь, лужи и обшарпанные, заплесневелые стены опостылевшего городка.
  - Тебе не нравится здесь, Еретик? - повернул ко мне голову Сиро.
  Я скривился. Как же меня бесило это прозвище, кто бы только знал! А наглая волчья морда была прекрасно осведомлена об этом, и с удовольствием провоцировала меня. Хорошо хоть здесь меня так называл только Сиро.
  - Как будто ты здесь счастлив...- ответил я, передернув плечами.
  Сиро вздохнул. Не этого ответа он ждал. Вот только какого?
  'Просто мы друг друга совсем не знаем' - подумал я.
  Около распахнутых ворот зевали двое скучающих стражников в покоцанных доспехах и помятых плащах. Оно и понятно: город не на границе нашей империи, чтобы можно было увидеть бравых вояк в хорошем обмундировании. Услыхав шаги, стражники подняли взгляды от земли в предвкушении легкого заработка, но наткнувшись на мою фигуру, побледнели и вытянулись в струнку. Наживы с меня не получат, а вот проблем могут огрести по полной.
  - Проходите, проходите, господин - стал раскланиваться один из них: пожилой мужичок с бегающими глазками, толстыми обвисшими щеками, густыми усами и огромным животом. Как только на такого доспехи надели? И что он делает в страже? Физическая форма оставляет желать лучшего. К тому же ни манер, ни выучки.
  Другой не лучше. Застыл соляным столбом - дышать боится. На вид абсолютно не примечательный парнишка лет 20-ти. Личность серая, как застиранная тряпка. Его кривая и проржавевшая алебарда, с которой он опасно обнимался и то более занимательна.
  Я смерил их презрительным взглядом, заглянув на всякий случай в души.
  У старшего душонка была алчной и мелочной, а также чересчур трусливой. Он без зазрения совести продавал всех и каждого. Ему было все равно кого - главное чтобы хорошо платили. Множество раз становился свидетелем грабежа и убийств, но еще ни разу не вмешался, не помог жертве. Зачем? Ему страшно, ему не заплатят за геройство.... На посту же его держат теневые хозяева города, но длится это только до тех пор, пока он остается полезен. Этот человечишка продается. Его можно купить. У него на лбу огромными буквами написана жажда денег. Но теневые не доверяют таким людям. Они помнят закон, единый во все времена - предавший раз, предаст и дважды. Придет время и его тоже пустят в расход.
  Парнишка же попал в стражу по воле отца. Он до дрожи боится вида крови и не хочет убивать. Да и не умеет, если уж на то пошло. Надеется, если его не заметят, то и трогать не будут. 'Не привлекать внимание' - вот его кредо. Если все будет идти согласно этому не сложному правилу, то ему не придется пользоваться оружием, которым он, скорее всего, покалечит себя, чем нанесет урон врагу. Как его пропустили в стражу? Отец заплатил нужным людям. Но его осуждать я не в праве. Отец хотел спасти своего сына, пустившего жизнь под откос. Парень медленно, но верно падал в бездну, из которой нет выхода: связался с плохой компанией, бросил учебу, начал курить, пить, воровать.... Пробовал наркотики. Отец, вытащил его из пут зависимости, но на душе остались грязные следы, словно дыры с рваными краями. Все отражается на душе: будь то действие или бездействие. Ничего не спрятать. Так и парня уже не спасти. Его душа - рваная тряпка, о которую он вытер ноги сам. Я сочувствую его отцу.
  Я с отвращением поморщился - не люблю грязные души - и пошел дальше своей дорогой, услышав позади себя облегченный вздох. Они поняли, что погибель прошла совсем рядом. Если бы захотел, я мог их развоплотить без каких-либо усилий.
  - Так плохо? - спросил Сиро.
  - Как всегда, - пожал я плечами, - мерзко и липко. Как будто на меня ведро помоев выплеснули. Аж искупаться хочется.
  Волк вновь вздохнул. Я же печально улыбнулся. Видеть души - это дар и проклятие таких, как я. Эта способность преследует меня с детства, поэтому у меня никогда не было друзей - я видел их души насквозь. Хотя это всего лишь один, пусть и немаловажный, пункт, объясняющий мое плохое отношение к людям. Люди тоже не жаждали со мной общаться. Взаимность. Но без этого 'дара' мне было бы определенно легче. Я часто страдал из-за него, особенно в подростковом возрасте. Знаете, как тяжело быть белой вороной, всегда читая в душах - насколько ты бел, в черной стае? Я был для всех уродом - страшненьким полным мальчишкой, да и к тому же очень странным. Надо мной издевались и даже били, а я, глупый, верил в лучшее будущее, смотря в их рваные души. Но я изменился. Нет меня прежнего.
  А еще я знаю, что в этот город приехал кто-то из моих обидчиков - надо посмотреть. Я чувствую их. Месть - желание грязное, но как оно греет душу! Если они равны мне по силе - я убью их. Они заслужили. И Сиро меня поддержит. Сейчас самое подходящее время, чтобы их достать, не вызывая особых подозрений. Они сами придут ко мне. Все заглядывают в храм по прибытии в город: получить благословение, очистить ауру после дороги, да и узнать каковы дела в городе и его окрестностях, не опасно ли нынче. Все это и многое другое можно получить только в храме.
  Я брел, не обращая внимания на окружающих. Да и зачем мне на них глазеть? Они расступаются передо мной, освобождая путь. Кто-то кланяется, кто-то крестится, а кто-то поливает грязью сквозь зубы. Мне все равно. Это их дело, их мнение. Выступят против меня открыто - тогда и поговорим. Да, удар в челюсть и весь разговор. Но я светлый, служитель Церкви.... Против нас не пойдут. Люди привыкли бояться нас, но если что не так, то кидаются к нам в ноги, умоляя помочь. Обыденно. Привычно.
  Я вышел к храму, занявшему аккуратную площадь в центре города, которая и стала называться Храмовой. Он ловил золотыми куполами солнечные лучи, которые разбивались о витражи в стрельчатых окнах, заливая помещение внутри цветным светом. Через распахнутые створки дверей был виден круглый зал с тонкими колоннами, мозаичным полом и белокаменным алтарем, на котором умостился расшитый серебряной нитью гримуар. У алтаря стоял священник в черной рясе с простым деревянным крестом. Он был стар и многое видел, что отражалось в теплых серых глазах. В них пряталась вечность, отображаясь в глубоких морщинах, испещряющих его лицо. Широкие росчерки на лбу, вокруг губ и гусиные лапки, лучиками расходящиеся от глаз. Говорят, что они появляются у людей, любящих улыбаться и смеяться. Но я редко видел его улыбку. А смеха не слышал ни разу. Лишь легкая грусть.
  Перед священником замерли три человека. Они хотели казаться более взрослыми и сильными, но если честно, это у них получалось плохо. Они нервничали. Боялись чего-то, что сводило их с ума. Страх гложет душу. От него не сбежать. От собственных мыслей не уйти. И они это знали. Все. Хоть и не хотели в этом признаться. Даже себе.
  Высокий поджарый, как степной кот, парень в черных очках прятал за темными стеклами свой страх. Он думал, что это может помочь в данной ситуации и хотел показать, что всегда все идет по его плану, что самый главный тут он. Ложь. Но ведь она всегда слаще правды. Лучше делать вид, что ты пуп земли, чем трястись от ужаса. Каждый надевает маску, за которой прячет свои чувства и душу. Для этого парня маской стала внешность: модная стрижка, выкрашенные в два цвета волосы: золотой посередине и черный по бокам и дорогая, сшитая на заказ, одежда - образ столичного стиляги, не обремененного проблемами. Он держался свободно, но было видно, что в любую минуту может с легкостью выхватить длинный меч из-за спинных ножен. Спасет ли его это? Руки-то дрожат.
  Девушка была куда более не сдержана. Она вздрагивала от каждого шороха и была похожа на тугой комок нервов. Постоянно вертела головой то вправо, то влево, так что ее русые косы хлестали по бокам. Руки же сжимали револьверы до белизны костяшек.
  Третий из этой группы был самым спокойным. Казалось он просто выпал из этой наскучившей реальности. У него была абсолютно не примечательная внешность мальчика-ботаника: свитерок, галстучек, очечки с толстыми линзами и прилизанные светло-каштановые волосы. Вот только этот облик - обман. Я чувствовал это. Он опасен. Его сила - не оружие, которое можно выбить из рук и не магия, которую легко заблокировать. Он Пожиратель. Я чуть не зарычал. У пожирателей душа напоминает звезду, яркую и холодную, с дырой в центре, из которой, словно гной, сочится Тьма. Она и выставляет его силу на показ, даруя то, что они считают властью. Но они рабы. Да, он может призвать свое устрашающее оружие - призрачную косу, может выпить чью-то душу, уподобившись демону, но это не изменит того, что он лишь марионетка, лишенная послесмертия. Тьма получит его всего, поглотит и тело, и бессмертную душу. Но после смерти. Потом. Сейчас же он силен. Хотя.... Тут меня осенило, и я успокоился. Я сильнее, иначе он бы меня почувствовал.
  Я бесшумно вступил под сень каменных сводов храма. За мной, словно тень, следовал Сиро. Я молча замер за спиной троицы, кивнув священнику. Постоял, не произнеся не слова, минут пять. Мне было необходимо прощупать ауру во избежание неприятных сюрпризов. Только, когда я качнул головой, показывая, что закончил, священник с удовольствием поздоровался со мной, ожидая эффекта: -Здравствуй, Раин.
  Стоит ли говорить, что и это не мое имя?
  Троица подпрыгнула, разворачиваясь ко мне, но почему-то не спеша доставать оружие. Думают, что в храме они в безопасности? Но нервы у них явно шалят. От меня этого не скрыть.
  Попейте валерианочки, господа, - зевнул я в кулак, - И тебе не хво-рать, Раймонд.
  - Продолжайте - кивнул им священник, с теплотой смотря на меня. Раймонд заменил мне семью, по крайне мере он так думал. Пусть так. Воз-можно, его тоже сжигало одиночество.
  - Я не буду говорить, пока он не покажет своего лица - в меня пафосно и некрасиво ткнул пальцем мечник. А если сломать ему все пальцы? Высокомерность исчезнет из глаз? М-м-м, какой соблазн.... Еще и гадость в душе так сладко шепчет: 'Это один из обидчиков. Убей его. Убей...' Но он слабее меня...
  - О манерах забывать не стоит, весь свой вид портишь - усмехнулся я, показав острые клыки, после чего обратился к священнику - А я и не знал, что смертники теперь приходят сами, минуя нашу бесполезную стражу.
  - О чем вы? - нахмурилась девушка.
  - О том, что надо быть вежливыми. Особенно с такими, как я. Нервы-то и отказать могут - я растянул губы в улыбке. Или оскале? Не суть важно.
  - Раин - экзорцист, - пояснил Раймонд.
  А я-то надеялся, что сами догадаются.... Как бы не так.
  Молодые люди уставилась на меня с ужасом. Их можно понять. Экзорцисты не принадлежат ни одному из трех миров: живых, мертвых и демонов. Мы вне. Для нас не существует рамок, в которые загнаны почти все люди. Нашей силы боятся, ведь мы видим всех насквозь, можем подчинить или развоплотить.... Наша власть - закон. Наша сила - страх. Вот только мы все ПРОКЛЯТЫ.
  Я презрительно скривил губы. Ожидал большего. Они не заслуживают даже внимания. Жалкие, слабые, никчемные....И ОНИ меня оскорбляли? Смешно.
  - Есть дело? - я потерял к ним всякий интерес.
  - Да, - Раймонд протянул мне плотный белый конверт, который вскоре скрылся у меня за пазухой.
  Я кивнул, и, развернувшись к выходу, махнул рукой.
  - Сиро, пошли.
  Мы покинули храм.
   ***
  - Нам не говорили, что в городе есть экзорцист, - перевела дыхание девушка.
  - Притом ТАКОЙ силы, - передернул плечами Пожиратель, - я его и не почувствовал, пока не увидел. Эх, он тоже оценил мои силы и не счел опасным. Ну, конечно...
  - Надо за ним проследить! - сказал мечник.
  - Какая же это глупость, - вздохнул Пожиратель, но все-таки последовал за остальными на улицу.
  И наступила тишина, лишь священник улыбался.
  - Пора вновь научиться жить, Раин. Или как тебя на самом деле зовут? От прошлого не стоит бегать - его не изменить. С ним можно только смириться. Но и жить им не стоит. Иначе твоя сила сожрет тебя изнутри. У меня же на тебя совсем другие планы...
  И священник исчез, рассыпавшись приятным теплым светом, оставив храм, который не может быть пуст, пока есть те, кто верит и те, кому нужна помощь. Так было, есть и будет.
  Свет и Тьма продолжили игру в этот день. Игру, первый кон которой начался более тысячи лет назад. Карты розданы, фигуры расставлены...
   ***
  Я шагнул в одну из многочисленных грязных и темных подворотен этого городка. Сюда не выходили окна, и для меня это было очень удобно, как и для многих других, кто был здесь до меня. А их было ох как не мало. Их след навсегда остался здесь. Не только внешне, но и на ментальном уровне. Грязь, засохшие потеки крови на стенах, мусор, множество пустых бутылок, смердящая вонь.... Все это смешивалось с чувствами, ударяющими по душам проходящих мимо людей. Страх, боль, отчаяние, безразличие, бешенство, бессилие, ярость... Обреченность. Именно обреченность. Все: и охотники и жертвы, всего лишь рабы обстоятельств и иллюзий. Никому нет дела до них, до их жизни, до их смерти... Стражи просто заведут еще одно дело. Висяк. Им незачем раскрывать чью-то смерть. Они в доле с теневыми хозяевами города. Взаимовыгодно. Одни грабят, насилуют, убивают, а другие закрывают на это глаза. Все делают так. Никто не хочет ничего менять. Безразличие. И я тоже один из этой серой и безликой толпы...
  Я покачал головой. Жаль.... Жаль, что мне тоже безразлично. Так часто бывает: те, кто имеет силу, не пользуются ею в благих целях, а слабые жаждут вершить добро, выискивать несчастных и помогать им. Нет, конечно, если у меня на глазах будут кого-то убивать, я вмешаюсь, но не более. Специально ходить по городу, высматривая, не обижают ли кого, я не буду. Не мое это дело.
  Я спиной прислонился к шершавой чуть влажной стене и, достав кон-верт, стал стягивать перчатку с левой руки. Да-да, я, как бы странно это не было для служителя Бога, левша. Видимо, Всевышний решил посмеяться надо мной, наградив еще и ведьмовскими глазами ярко ядовито-зеленого цвета. Зелень обрамлял темно-коричневый обод, а завершали образ вытянутые, как у кошки или змеи, зрачки. Я бы мог стать колдуном, но жизнь распорядилась иначе.
  Что же насчет перчаток.... Они не обязательны для экзорциста, но они скрывают мое уродство. На руках остались безобразные шрамы от ожогов. От них не избавиться. Даже магия бессильна. Целители давно плюнули на это дело. Ожоги, как и моя память теперь навсегда со мной.
  Я аккуратно вспорол клыком кожу на указательном пальце так, что выступила алая капелька крови. Кровью же нарисовал гексограмму посередине конверта. Когда она впиталась, конверт сначала раскрылся, а затем рассыпался серым пеплом, оставив у меня в руках обрывок карты и записку - тщательно сложенный лист пожелтевшего пергамента, испещренного каллиграфически выведенными буквами арамейского языка, на котором были написаны и некоторые части библии. Раймонд постарался. Я улыбнулся, разглядев рунную защитную вязь и пару замкнутых демонических ловушек. Принюхался. Да, как я и думал, лист не прост. Благовония, нотка полыни, пряный запах перца, смешанный с приятным ароматом трав, среди которых я смог разобрать василек, изгоняющий демонов, зверобой, лишающий силы колдунов, а также базилик, лавр и барвинок. Не сомневаюсь, что бумага пропитана соляным раствором, в ней есть серебряная нить и, конечно, пергамент окроплен святой водой. Перестраховщик! Ага, а вот и второй слой защиты! Пока он не снят, буквы расплываются перед глазами, танцуя непонятный танец или играя в чехарду. Я оттянул ворот рубашки. Одна из меток, или, как иначе их называют печатей экзорциста, у меня под правой ключицей. Не зря нас сравнивают с демонами. Мы проходим через боль, чтобы стать охотни-ками. Но чтобы понять зверя, надо думать, как он. Чувствовать тоже, что и он. Поэтому многие печати написаны демонической кровью, родня нас с темным миром, и замкнуты истинным светом и благодатным огнем. Мы чем-то схожи с теми, кого призваны уничтожать. Я лгу. Мы слишком похожи. Мы одно и то же. Возможно это безумие, но это так.
  Я приложил пергамент к печати и, только дождавшись тусклой красной вспышки, отстранил. Вроде бы всё. Ничего не забыл? Нет. Можно прочесть.
  'Раин. За городом, на восточном кладбище по ночам творится что-то странное. Туман ведет себя неестественно, замечают полуразмытые человеческие силуэты, пропадают люди.... В окрестностях же гаснут без видимых причин свечи. Но! Главной проблемой является неведомая хворь, забирающая детские жизни. Гаснут, как те самые свечи, за пару ночей. Как будто издевается эта болезнь, давая хлебнуть сполна бессилие и отчаянье. Целители разводят руками. Они тут беспомощнее слепых котят. Даже мастера Смерти посылали, да бес толку. Он лишь сказал, что ничего поделать не может, не в его силах найти источник людских бед. Призыв не работает, то есть тела детей не связаны с душами, словно кто-то запер их, или того хуже, сожрал. Не могу сказать точнее. Странно и то, что на следующий день слег некромант. А через два дня после сих событий, промучившись, борясь за жизнь, и вовсе умер. Рассыпался. Душа его покинула тело неизвестным мне способом, испепелив его. Ты ведь знаешь, что обычно некроманты после смерти тела преобразуются в личей, а этот....В общем разберись.
  ЗАПОМНИ! Не забудь зеркало. У меня плохое предчувствие, а в нем отражает-ся мир мертвых. Если души взаперти, ты увидишь их. Это и есть твое дело. Я благо-словляю тебя. И пусть хранит тебя Всевышний.'
  Когда я дочитал последнюю строчку, записка самовозгорелась, оставив после себя лишь пепел. Теперь у меня в руках был только обрывок карты, с обведенным в красный кружок восточным кладбищем. Я усмехнулся.
  - Ночью выходим на охоту! Зверь покажется лишь во Тьме!
  - Где перекантуемся? - спросил вернувшийся ко мне Сиро. Он обычно, когда я вскрываю задания, предпочитает удалиться. Его душа для меня загадка. Мы познакомились где-то года два назад, когда я отбил его, измученного и истерзанного, от одурманенной наркотой шпаны. Их пришлось убить. Души было уже не спасти. Как и разум, как и жизни. Они уже не жили, а существовали: безмозглые куклы. Сиро тогда был озлобленный, похожий на колючку. Сейчас вроде бы оттаял. Мы привязались друг к другу, хоть и не признаем этого никогда. Слишком много у нас обоих тайн за спиной.
  - В трактире, близ восточных ворот. Надо перекусить и поспать перед выходом на дело, предыдущую ночь мне опять пришлось бодрствовать. Третьи сутки без сна просто не выдержу, - решил я, - Эх, ведь опять не заплатят... Денег нужно больше. Надо что ли подработку найти.... На хлебах Церкви долго не прожить.
  - Да, - непонятно с чем согласился Сиро и, не произнеся больше ни слова, пошел в нужную нам сторону. Я последовал за ним, припоминая за-щитные молитвы. Сила экзорциста кроется в его вере. Нам никак нельзя без Божьей помощи.
  Сиро выбрал трактир по запаху. Где вкуснее пахнет, там и лучше. Мне же все равно. Мельком глянул на название. Оно мне не понравилось, как и расположение. Перекресток. Трактир 'Веселый Палач'. Оптимистично. Да... Мы с Сиро принюхались. Как символично! Висельники. Не люблю висельников. Здесь же, за трактиром, во дворе многие обрывали жизни не по своей воле. Нехорошее место. Кто же так? Я говорил, что мне безразличны чужие жизни? Да. Но, если что-то происходит у меня на глазах - я стоять в сторонке не буду. Я жестко усмехнулся, почувствовав железный запах крови. Посмотрим, кто возомнил себя сильным. Не люблю наглых убийц, особенно тех, кто 'гадит' там, где живет.
  Сиро печально опустил голову, исподлобья глянув на открытую дверь трактира, но всё же поплелся за мной, крадущимся на задний двор.
  Там первым делом мой взгляд привлекло массивное корявое дерево с привязанной к нижней ветке толстой плетеной веревкой, заканчивающейся петлей. Виселица. Да.
  Под деревом же два крупных накаченных мужика: типичные шкафы, с наслаждением избивали мальчишку лет 15-16. Шкафы были похожи друг на друга, как две капли воды, вот только цвет волос портил всю картину. Один был огненно рыжий, другой темный, почти черный. В остальном же, как я и сказал абсолютные копии друг друга. Мерзкие рожи, кривые улыбки и внушительные фигуры. Одежда так же одинаковая: богатая, но безвкусная настолько, что можно с легкостью сказать - нищий и тот лучше одевается.
  Избиваемого как раз можно отнести к нищим. Ну, может и не совсем, но он явно беден. Посыльный. Об этом говорила холщовая штопаная сумка с гербом почтовой гильдии. Низший? Скорее всего. Один из тех, кто вечно снует по улицам, выискивая адреса и отдавая письма таким же бедным людям или тем, кто явно не будет доплачивать за доставку. Они постоянно рядом, но их не замечают. Они просто есть, а если есть желание на ком-то сорвать зло, то на них можно и наорать или даже избить. Они все стерпят и будут продолжать работать за гроши, чтобы хоть как-то жить. Жить? Да, как не смешно, именно такие люди, идущие по 'дну', живут, а не существуют. Просто они не разучились радоваться мелочам.
  - Еще хоть раз опоздаешь, то будешь висеть здесь! - осклабился ры-жий, занося ногу для очередного пинка под смех своего подельника. Я оценил тяжелый сапог. Мальчишка тоже.
  - Ай - яй - яй!- покачал я головой. - Нехорошо.
  - Не твое дело! Проходи мимо, если не хочешь составить ему компа-нию! - рыкнул черноволосый. Мальчишка же замотал голой, показывая, чтобы я уходил. Боится? За меня? Глупый. Он не понял, кто я. Я же улыбнулся ему.
  А мужики даже не взглянули на меня. Нехорошо. Для них.
  - Вы считаете себя настолько сильными, что бы тягаться со МНОЙ? - я приподнял бровь, сделав шаг вперед.
  - ТЫ ЧЕТ НЕ ПОНЯЛ?! - рыжий усмехнулся. Куда ж еще кривить и без того страшную морду? Но, вот оно! Внимание! Вот он страх в глазах двух уродов и жгучая надежда во взоре посыльного.
  - Го-госпа-спа-дин, - сглотнули два садиста. Странно, а в их душах есть светлые пятна.
  - Вы мне хотели что-то объяснить - я растянул губы в приторно сладкой улыбке. Так улыбаются, когда хотят убить. - То, что я не понял. Да?
  - Нет, нет, господин, - заблеяли они, бухнувшись на колени.
  - Пощадите, пожалуйста, пощадите.... Помилуйте нас, - склонил голову рыжий, впечатавшись лбом в сырую землю. Второй повторил его жест.
  Я сделал вид, что задумался.
  - Еще хоть кто-то пострадает от ваших рук - сгорите заживо, - зловеще прошипел я, сделав эффектный пас рукой, - И хозяину своему передайте.
  Вру, конечно, но они-то верят! Поверит и тот, кто за ними стоит. Они знают, что с нами шутки плохи.
  - Спасибо, спасибо, господин! Все сделаем, как вы сказали! - отчаянно закивали мужики. А на глазах-то слезы навернулись! Страх и облегчение смешались воедино. Они смогут стать другими людьми. По крайне мерее души еще не загублены окончательно.
  Я протянул поднявшемуся с земли мальчишке золотую монету, которую тот принял с неописуемой радостью. Уходя, я заметил, как шкафы стали извиняться перед влюблено смотрящим на меня мальчишкой. Я ощущал их липкий страх и ... признательность что ли? За что им-то меня благодарить? Странно.
   В трактире я спокойно перекусил, а после обеда подошел к трактирщику - упитанному, но все еще внушающему уважение своей фигурой, бандюге, отошедшему от дел и ставшему содержать трактир, но не потерявшему хватку. Бывших преступников не бывает. А если и бывают, то только на погосте. Запросил он за комнату столько, как будто она была из чистого золота, и в ней постоянно останавливался как минимум имперский советник. Но хозяин сего 'гостеприимного' заведения допустил одну ошибку - брал деньги он только за оказанные услуги, то есть за комнату я должен заплатить утром. В моей голове уже созрел план. Ну, а сейчас мне нужно немного поспать. Только я подумал об этом, как провалился в сон.
  Обычно меня мучают кошмары. И я часто просыпаюсь, неспособный вновь уснуть. Так и провожу ночь в размышлениях, глядя на небо.
  На этот раз во сне я застыл на входе в какое-то подземелье. Путь в него освещали факелы, открывая моему взору стены из желтоватого камня. За спиной была лишь бескрайняя морская гладь, в которой не за что зацепиться взгляду. Лишь вода цвета безоблачного неба. Я некоторое время смотрел на спокойное море, по которому лишь изредка пробегали золотые блики, и, решившись, шагнул в подземелье, наплевав на занавеси паутины. Чем дальше я шел по извилистым ходам, тем холоднее мне становилось. Я пытался согреться, но холод пронизывал до костей и, казалось, проникал в душу. Это пугало. Мои руки, здесь лишенные перчаток, вызывали у меня небывалое отвращение. Вены взбухли и почернели. Они выглядели, как змеи, проникшие под кожу. Руки мелко дрожали, словно холод исходил от них. Ненастоящий, морозный, могильный... Я же продолжал путь все дальше и дальше. Вперед.
  Вот стали попадаться пустые клетки, встроенные в стены, и дубовые массивные двери, обитые железом и серебром. В них были вырезаны не-большие зарешеченные окошки. Я заглядывал внутрь, там было пусто. Но вскоре все изменилось. Клетки дальше по коридору были заселены. В первой такой клетке, попавшейся мне, обитала ящерица. Она смотрела на меня из-за решетки. Так не смотрят живые. Пусто и в тоже время осмысленно. Как мертвец, сохранивший свой разум. Живое и в тоже время мертвое существо, у которого плоть сочеталась с вживленными механизмами. Они поскрипывали при каждом ее движении. Щелкали и тикали, словно отсчитывая оставшееся время. Время для жизни. Время до смерти. Я чувствовал это. Ящерице осталось недолго. Вот только, есть ли ей до этого дело? Думаю - нет.
  Как жаль, что клетки не пусты! И за дверьми есть жизнь... Жизнь ли? Да, искаженная и измученная, но жизнь. Меня мутило..... От вида этих безобразных созданий. От их боли. ... Полуразложившиеся псы с вывернутыми наружу сердцами, которые бились, гоняя мертвую кровь по истерзанным венам; рыбы с мохнатыми шестипалыми лапами; обезьяны с пастями гиен и сломанными рваными крыльями; полумеханические звери, сшитые из частей тел разных существ; люди, больше похожие на зомби - жуткие игрушки в руках безумного кукловода... Жутко. Мерзко. Кто же тот, кто создал их? Зачем? Он явно сошел с ума - здоровый человек никогда бы не сотворил подобное. Не оставил бы мучиться, захлебываясь в боли.... Неужели ему нравятся людские страдания? Их продолжающаяся день ото дня агония? Они уже перестали быть людьми. Разум не выдержал. Наверное, так лучше. Просто отключить его. Прекратить эту бесконечную пытку. Они больше не замечали ничего вокруг, беседуя сами с собой, прося у кого-то помощи, моля не трогать.... Сего ли результата добивался их создатель?
  Это все жутко давило на психику. Боже, это всего лишь сон! СОН! Кошмар....Слишком реалистичный кошмар. Боже....Это только сон...
  Я вновь помимо воли, словно кто-то управлял мной, заглянул в одно из окошек. Кошки? Сиамские....Вроде бы ничего страшного. Всего лишь кошки.... И тут в глубине я увидел большую ссутулившуюся фигуру. Это существо, несомненно, раньше было кошкой! Вот только теперь оно стало смесью кошки, гориллы и человека. Покореженное, как только что поднятый мертвец, с вытянутыми узловатыми лапами и короткой светло- бежевой шерстью, удлиняющейся на хвосте и к кисточкам на ушах. Я дернулся, когда 'кошка' посмотрела на меня грустными умными глазами. Я хотел хоть что-то произнести, но она уже отвернулась, проскрипев напоследок:
  - Арьис...
  Я же, покачав головой, пошел дальше, с ужасом смотря на последствия чудовищного эксперимента какого-то психа. Когда уже закончится этот сон? Я ведь сплю.... Сплю и не могу проснуться.
  Вот меня кто-то схватил за полу плаща. Девочка. Она что-то говорила, но я не понимал. Никогда не слышал подобного языка - жесткого и мелодичного одновременно. Я лишь смотрел в ее глаза, в которых вместо зрачков были циферблаты с мерно тикающими стрелками. Тик-так, тик-так, тик-так... Туловище ей заменяли песочные часы с ярко-алым, как свежепролитая кровь, песком. Она, поняв, что я тупо разглядываю ее, отдернула крохотные ручки, заплакав светящимися бирюзовыми слезами.
  Я вздохнул, не зная, что дальше делать. Нерешительно протянул к девочке руку и тут же отдернул. Ей моя жалость не к чему, а помочь я не в силах. В этом сне у меня не было никакой власти. Посмотрев по сторонам, я заметил у ее клетки каменную табличку и кожаную папку, лежащую подле. На табличке было коряво выбито: '? Эк-695'
  Я неуверенно взял папку в чуть подрагивающие руки. В ней оказалась пара измятых сшитых друг с другом листов. Хм, арийский. Я вчитался в прыгающие над начертанными строками острые буквы.
  'Сегодня знаменательный день! Я наконец-то выбил разрешение на проведение этого эксперимента, должного стать громадным шагом в науке. Шагом в светлое будущее, в которое мы прокладываем путь своими и чужими потом и кровью. Но цель оправдывает средства. И сегодня мы приблизимся к ней! Я начинаю. Я ВЕЛИКИЙ!
  Дело объекта ? Эк-695 (я устал от номеров и скорее всего, скоро со-бьюсь со счета). Перед началом эксперимента. Объект: ребенок (взят из неблагополучной семьи за пару медяшек); пол: женский; возраст: 7 лет и 2 месяца; здоровье: порок сердца.
  День 1-й. Объект подготовлен. Общая анестезия, блокирующая боль. Требуется замена сердца. Разрезаем кожу и грудину. Грудина открыта, сосуды подключаем к аппарату искусственного кровообращения (смесь механики и алхимии, на основе магии жизни). Именно он и будет выполнять функции сердца и легких на время операции. Удаляем сердце. Подготовленное донорское сердце (собачье) устанавливается на место старого сердца объекта. Наконец, кровеносные сосуды будут соединены с новым сердцем! Но нет, идет отторжение. Сердце не получается запустить. Время утекает. Использую силы, чтобы задержать душу на грани, цепляя за неподвижное тело, как за якорь. Приходится отказаться от живого сердца. Вставляем механизм с насосом и тремя клапанами. Пускаем ток крови через него, смешивая магию жизни и смерти, чтобы срастить плоть и металл. Успех!
  День 2-й. Объект еще жив. Удивительно, какая тяга к жизни! (я восхи-щен!) Заменим печень механизмом...'
  Я с отвращением пролистнул в конец.
  'День 106-й. (Как же я устал!) Мы потеряли эту душу. Эффект тела-якоря перестал работать (я допустил ошибку в расчетах? на два дня...не больше). Но выход был найден. Донором души стал взрослый человек. Пересадка прошла легко. Предыдущее тело данной души уничтожено. Черная магия слишком тяжело дается, чтобы позволить себе ошибки и недоделки. В ней не существует таких понятий, как незначительно и пустяк. Проверим результаты через год. Если объект выживет, это и правда станет прорывом в науке и магии. Мы сможем создавать новые формы жизни и возвращать мертвых к жизни. К ЖИЗНИ! А не к существованию, как делают некроманты. Это ВЕЛИКИЙ день'.
  Уроды! Я, передернувшись, откинул папку куда подальше, словно она жгла мне руки. Как так можно?! Ставить эксперименты над ребенком.... И писать обо всем так спокойно. Привычно. К чему мне это снится?
  Я не успел отойти от этой клетки, как меня выдернуло из мира снов в реальность. Сиро слегка куснул свисающую с кровати руку. Сколько раз я просил так не делать. Бесполезно.
  - Собирайся, - он кивнул на окно, за которым темнело.
  Я пожал плечами. Что мне собирать? И так уже ко всему готов. При-крепить к поясу зеркало с ручкой и закинуть на плечо сумку - вот и все.
  На улицу мы выбрались через окно, затем прошли по облюбованному толстыми голубями карнизу, перешагнули на крепкую ветвь дерева, по которому и спустились на землю. Есть дела, которые стоит совершать без свидетелей. Например, уходить не заплатив. В этом и заключался мой план. Нехорошо, конечно, но я, как уже говорил, не настолько богат, чтобы отваливать ТАКУЮ сумму зажравшемуся бандюге.
  - Благословение, - прошептал я, озарив себя крестным знаменем. Те-перь волшба моя не нанесет вреда моей душе. Я все-таки экзорцист, а не маг, и колдовать нам чревато последствиями. Редко попадаются маги-экзорцисты или, как их иначе называют, сопряженные. Дар этот слишком опасен в первую очередь для своего обладателя. Человек просто не может точно рассчитать свои силы, и зачастую платит жизнью вместо энергии. Потому-то Церковь чаще старается блокировать подобное умение, чем обучать. Проще, когда у человека два раздельных, а не слитых, как у сопряженных, дара. Да, ему тяжелее дается то, что у сопряженного не вызовет никакого затруднения, но и риск значительно меньше. Нужно всего лишь совершить одно нехитрое действие и все - можешь колдовать сколько душе угодно!
  - Заговор теней - плавный пас, и мою фигуру скрыли непрерывно движущиеся тени, отстраняя от меня чужие взгляды.
  Я пошел по лезвию междумирья. Так быстрее.
  Сиро следовал за мной след в след, стараясь не отставать, дабы не остаться на грани навечно, превратясь в одну из эфемерных призрачных фигур, что беззвучно раскрывают перекошенные рты и тянут длинные руки к теплу проходящих по лезвию живых, желая зачерпнуть хоть каплю сил, чтобы продлить свое бессмысленное существование. Бытие, когда личность уже разрушена, но все еще хочется жить, и есть некоторые обрывки памяти некогда живого человека, который попал сюда по случайности или по чьему-то злому умыслу. Да, в нашем неистовом, лишенном милосердия мире водится и такая практика, когда обвиненного в темном колдовстве человека выкидывают сюда, на грань миров, скидывая с лезвия.
  Лезвия - это тайные тропы, проложенные в прослойке между тремя мирами, зная которые можно попасть почти в любую точку их пространства.
  Я знаю, как и любой экзорцист. Без этого нам никак нельзя, ведь мы принадлежим сразу всем этим мирам. Да и работа требует быстрого пере-движения, а лезвия - это кратчайший путь. Работа-то наша бывает и актив-но сопротивляется и быстро бегает.
  Что же насчет самих лезвий.... Они напоминают полосу шириной в ладонь, от которой исходит приглушенный холодный голубоватый свет. В первые переходы он больно режет глаза, выбивая слезы из глаз и иногда разрывая капилляры, из-за чего белок становиться красным. Так далеко не уйдешь (но человек быстро ко всему приспосабливается) привыкаешь и к свету лезвий. С каждой вылазкой становиться все легче и легче. И вскоре ты начинаешь ходить дальше и чаще. Так можно найти и новые лезвия, которые будут известны лишь тебе. Они станут только твоими и ты не будешь шагать по общедоступным давно уже занесенным на карту, на которых тебя, возможно, поджидают враги. Но, несмотря на все преимущества личного пути, не стоит ступать на неизведанное лезвие. Это небезопасно. Оно может вести в тупик, или того хуже - оказаться разрушенным. Далеко не все опытные ходоки позволят себе ступить на неизвестное лезвие, а тем более сойти с тропы. Разрушенные.... Лезвие ломается, если на него одновременно попадают те, чьи силы вызывают резонанс. Это напоминает крушение мостов. Вот только мосты не поглощают души людей, ступивших на них. Может и с лезвиями дело об-стоит иначе, но нет никого, кто бы опроверг данную теорию. Еще никто из шагнувших на разрушенное лезвие не вернулся.
  Меня от размышлений отвлекло то, что лезвие сделало петлю. Я провел рукой перед собой. Да, оно. Вот и точка выхода для меня. Я шагнул в петлю и, дождавшись Сиро, развязал ее, свернув пространство на единый миг, равный удару сердца, и резко распрямив. Вытолкнуло нас из междумирья около оврага. Я оперся на стоящий подле камень, или как его еще называют тотемный алтарь. Он и связан с междумирьем. Именно за него и цепляются петли.
  Я перевел дыхание. Над камнем светился разрез мирового пространства, переливаясь всеми оттенками синего. Если его не захлопнуть, он разорвется, смяв реальность вокруг, пустив тени в наш мир. Апокалипсис местного разлива. Живого не останется на много миль вокруг. Тени соберут все тепло, оставляя позади себя лишь пустые обледенелые дома и себе подобных. Я печально вздохнул. Такое уже случалось. Это был жестокий урок для людей. И я не намерен его повторять...
  Я печально вздохнул, выуживая спрятанный за пазухой тонкий кинжал с испещренным чуть светящимися аквамариновыми рунами лезвием, и стянул перчатку с правой руки. Тихо пропев активирующую формулу, я стал наносить сложный узор на ладонь, аккуратно вспарывая кожу клинком так, чтобы кровь медленно выступала, проявляя рисунок, а не текла ручьем, мешая вычерчивать необходимое мне. Закончив это не хитрое дело, я резко приложил раскрытую ладонь к отполированной грани камня. Тот тут же отреагировал: вздрогнул, утробно заурчал и засветился, как болотная гнилушка. Разрыв нехотя стал стягиваться. Когда он исчез, камень прекратил свое зловещее свечение, перестав отличаться от остальных валяющихся неподалеку валунов.
  Постояв немного перед тотемным алтарем и подумав над дальнейшим развитием событий, я освободил и вторую руку, засунув обе перчатки в сумку. Кровь, если размышлять здраво, может еще понадобиться. Интуиция, пусть и колдовская, тоже согласна, а она меня еще ни разу не подводила.
  Я встряхнулся. Пора осмотреться и двигаться дальше. Дело не ждет. Я принюхался, чуть приоткрыв рот и прикрыв глаза, чтобы не только ощутить, но и заметить в астральном плане следы, которые оставляют сильные чувства, запахи, какие-либо события.... У каждого свой способ уловить их. Я, например, основываюсь чаще всего на обонянии и на астральном зрении. Остальное тоже получается,...но хуже. Людям вообще проще всего дается использовать зрение. И немудрено. Астральное зрение самое сильное чувство, которое есть у каждого. Нужно только поймать это ощущение и потом сможешь не задумываясь переходить в него.
   В астральном слое реальности сливается настоящее и прошлое, здесь нет ни времени, ни каких либо разделений... Ни земли, ни неба, никаких границ и узких рамок. Здесь всегда серо и стоит туман. Только следы, как открытые раны, иногда вспарывают яркими вспышками или нитями недвижимое пространство, похожее на болото. В этом слое реальности невозможно спрятаться без применения особых заклятий и амулетов. Это и есть его главный плюс, облегчающий работу экзорцистов. Ведь, как известно, демоны, нечисть и нежить ничем маскирующим свое присутствие не пользуются. Я же всегда тщательно готов. Все-таки это первое правило охотника, без которого очень легко самому стать жертвой. Я с наслаждением провел рукой по мантии, которую довольно долго готовил, любовно вшивая все необходимое для работы в 'поле'. Это и веточки крапивы, и льняной мешочек соли, и серебряные пластинки с выгравированными рунами, и... многое другое, облегчающее мою работу и обеспечивающее защиту. Как и амулеты, типа печати Соломона, клыка волка (Сиро я не трогал!), и бутылка ведьмы. Сложная вещь, которую можно сделать только в новолуние, когда на небе нет и следа месяца, включающая в себя клок моих волос, красное самолично сшитое сердце, мои ногти, тринадцать черных булавок, тринадцать гвоздей, 200 грамм соли, красную свечу и вино. В общем, защита у меня на высоте.
  Я усмехнулся, настраивая зрение для астрального слоя реальности. Так, что тут у нас?
  Я наклонил голову вправо, внимательно изучая окружающее пространство. Ну, что я могу сказать? Этим лезвием, с которого мы сошли, мало кто пользовался в последние лет 16-20 (затрудняюсь определить точнее), что весьма странно, учитывая его удобное во всех отношениях расположение: чуть вдали от деревни, светящейся целым букетом эмоций живущих там людей, и дорожек, протоптанных людьми. Идеальное местоположение для того, чтобы ходить незамеченным! Но, что тогда с ним не так? Ладно....Так, деревня заняла юго-запад. Я нахожусь ближе к северу.... Шагах в ста - не больше - в сторону северо-запада городская дорога: довольно мирная, если смотреть на количество следов, среди которых горели только бежево-серый, грязный цвет усталости, и красный - радости и предвкушения. На эту дорогу выводят свои телеги, груженные продуктами и изделиями местных мастеров, деревенские жители, отправляясь в город. И не зря. Их товар и, правда, хорош. Керамические горшки, расписанные узорами или чудными зверушками, деревянная, украшенная затейливой резьбой посуда, вязаная одежда и, если я чего-то не путаю, уникальные мечи, вышедшие из под молота местного кузнеца. Ведь он именно в этой деревне живет? Эх, вот так и начинаешь забывать, что и где, когда привыкаешь ходить по лезвиям. Настоящий мир словно стирается, вымывается постепенно из памяти, заменяясь голубоватым свечением лезвий. Я помотал головой из стороны в сторону. Нет, все-таки кузнец живет здесь. Вон и меч отзывается - чувствует своего создателя. Конечно, это не клинок паладина или коса пожирателя или белого жреца, но всё же довольно добротное оружие, которое выручало меня не раз с тех самых пор, как я заказал его на свои первые кровно заработанные деньги.
  Так, восток... Там у нас кладбище. Сильная некроэнергия, бликующая в астрале мелкая нечисть и нежить, и следы, находящиеся в постоянном движении, размытые, синеватые и желтые, но чаще черные или красные. Это людское горе, болезни и обреченность или ярость, радость и желание мести, так знакомое мне - яркое-яркое, которое можно спутать с радостью из-за красноты цвета. Но месть более темная и густая, как дорогое вино с привкусом ледяных осколков, больно режущих горло, и остроты, обжигающей губы и вызывающей усмешку. Красный.... Люблю я этот цвет.... Он говорит о могуществе, воле к победе, лидерстве. Он страсть: ненависть и любовь, сила и слабость.... Этот цвет не лжет, в отличие от других. Он живой, как огонь. Но, несмотря на всю его живость, чаще всего я вижу красный именно у могил, как и алчность, свойственную людям. Так же я могу отметить слабые отпечатки некров, оставленные после поднятия зомби - не выше. Неужто кто-то из стариков выгуливал молодежь? Не знал, что кто-то из старых некромантов живет поблизости.... Старики давно забились в щели, а более молодых посадили на цепь, как дворовых шавок. Экзорцисты в принципе ненавидят нек-романтов, считая, что они оскверняют Веру и Церковь. Я к этому обществу себя не причисляю. У меня с некромантами вражды нет, и отношусь я к ним вполне дружелюбно, и даже с уважением, как к мастерам своего дела. Без них было бы тяжело, ведь только некроманты могут взывать к силам Смерти или снимать проклятия. Их нельзя отнести к черным магам.... Наверное, я так говорю, потому что сам мог стать некромантом, если бы отец в детстве не заблокировал эту сторону моего дара. Он удалил эту часть меня навсегда! Отец считал некромантию проклятием.... Но разве так нельзя сказать о каждом даре? Все они ПРОКЛЯТИЯ. Но о некро-даре я больше никому не сказал. Зачем вспоминать то, чего больше нет? Я похоронил в себе это знание, и, конечно, Церковь о нем не знает. Экзорцист не может быть еще и черным колдуном. Это раньше, до войны, двуликих почитали. Двуликие.... Люди, совмещающие в себе две противоположно направленные стороны дара. Гордые, сильные, по праву великие маги...
   Но 540 лет назад вспыхнула страшная война. Других войн и не бывает. Ее лицо искажено в гримасе ярости и боли, по обожженным щекам катятся как жемчужины горькие слезы, касаясь растянутых в безумной усмешке губ и падая на обнаженную грудь, рисуя следы на окровавленном проткнутом многочисленным оружием, теле. Одежда превращена в лохмотья, а ноги босы, как у голодающих детей, познавших ее страшное имя - ВОЙНА. А за спиной у нее опаленные крылья.... Это была война... Война, как говорят между Светом и Тьмой. Ложь. Не было четкого деления. Война пронеслась не только по Ксаантской Империи, но и захватила весь материк Тсано. Она длилась более сотни лет. Песчинка для мага и вся жизнь для человека..... Кровавая бойня, где не было правых. Война без победителей, но с проигравшими. Мы все, носители того или иного дара, проиграли. Нас стали бояться. Людям все равно теперь светлый ты или темный. Они видели нашу силу в действии.
  Тогда же, более 540 лет назад, хотели лучшего. Так называемого мира во всем мире, равенства между людьми, отмены рабства... Люди стремились к свету. Они искали правду и спасение. Пытались что-то создать, типа лекарства от неизлечимых болезней. Но, как известно благими намерениями выложена дорога...
  Но все началось в столице Ксаантской Империи - златоглавом городе Цессаноне - городе-храме, где сливались воедино Свет и Тьма, живя в равновесии и процветании. В центре Цессанона возвышался прекрасный императорский дворец, напоминающий застывшее танго Тьмы и Огня и воздушный вальс Льда и Света. Барды восхваляли правителя и Империю.... Не было деления на черных и белых, не было такой глупости, как причисление одних к Добру, а других к Злу. Правда, люди извечно жестоки. Красоту города очерняли пьяные драки, казни, босоногие полуголые истощенные рабы, над которыми возвышалась толстая тень господ. Это не устраивало трех выпускников Академии Высшей Магии, которая не изменила своего отношения до сих пор, обучая и темных и светлых, плюнув на все запреты Церкви и угрозы Инквизиции, что открыла в наши дни новую охоту на темных. Я бы мог пополнить ряды псов Инквизиции, благо уровень позволяет, но их методы вызывают лишь отвращение, как и грязное дело. Они ломают чужие жизни. И даже непреступная Академия не способна обеспечить защиту всем своим ученикам. Раньше же она с гордостью поднимала черно-белые флаги, при-нимала и выпускала всех с честью. Носить перстень мага мечтали. А надев-ший его с достоинством распрямлял плечи и не боялся появиться с ним на людях. Вот и трое выпускников с радостью приняли свои перстни - черный с кроваво-красным камнем и серебряным рунным ободом, гласившим: 'Смерть отступит', белый с не ограненным алмазом и золотой надписью: 'Сила в Вере' и соединивший в себе темный и светлый металлы с александритом и платиновыми рунами, сплетающимися во фразу: 'Свет и Тьма - Едины'. Сильнейшие маги...
  Александр Ксаро' - некромант и старший сын правителя княжества Эссерто. Циничный и мрачный, он был голосом разума в этой троице.
  Михаил ре Ньер - светлый маг, экзорцист (сопряженный), доказавший свое право быть сильнейшим не только силой веры, но и кулаками. Хитрюга, балагур и дуэлянт, он находился на вечной волне оптимизма.
  Последний же - личность темная. О нем осталось слишком мало сведений, и даже жившие с ним в одно время не смогут внятно о нем рассказать. Имени и того не припомнят. Его называли Маэстро или Черный менестрель, за удивительный демонический голос, разливающийся дорогим благородным вином, ласкающий слух бархатом и скользящий, как прохладный шелк. Его голос завораживал, как и игра. Маэстро предпочитал фортепиано и скрипку, виртуозно владея этими инструментами. Его приглашали на Имперские приемы, но и там он остался загадочной личностью. Черный менестрель там запоминался превосходной игрой, а также тем, что всегда носил черную полумаску.
  Именно эти трое решили переделать мир. Они долго экспериментировали, ставили опыты, выступали на площадях, обивали пороги чиновников, но им пришлось признать свое поражение. Мир оказался глух и слеп к их стараниям...
  Юные маги разъехались, кто куда, да так бы и исчезли из истории, как сотни, таких как они. Но эти трое были из другого числа. Они не заявляли о себе десять лет. Десять лет спокойствия, оказавшихся затишьем перед бурей, которая разразилась громом посреди ясного неба.... Это было началом темного столетия. Кровавой эпохи.
  Маэстро убил Михаила, преподнеся его, как жертву, чтобы открыть Врата Тьмы. Говорят, он сошел с ума, но это было уже не важно. Темные и двуликие, впрочем, как и некоторые светлые, встали на его сторону, не позволяя захлопнуть врата, из которых рвались одурманенные запахом крови и людским теплом демоны. Проснулась заточенная там черная богиня, закованная в цепи. Распахнула свои глаза.... Тьма просачивалась в мир, поддерживаемая страхом и хаосом, творившимся среди людей. Так началась война. Жестокая кровавая бойня, где рушились семьи: отец сражался против сына, братья перегрызали друг другу глотки а жена стремилась убить мужа. Раньше смешанные семьи были в порядке вещей: один мог принадлежать Свету, другой Тьме, но война раскалывала их, как спелые орехи, стирая все чувства. Ничто не вечно, нужна лишь искра, чтобы спалить к демонам все маски, не оставив ничего, кроме лжи и предательств. Это Война. Она была на крыльях безумия. Сила разливалась, как из опрокинутой чаши. Кровь заливала улицы рекой. В войне не было места человеческому. Обычные люди прятались, моля Бога о спасении, видя, что те, кого они считали героями - белые и экзорцисты, служители Света, оказались ничем не лучше злодеев. Они убивали порой более жестоко, нежели темные. Люди увидели истинную мощь Церкви, ее детей без масок и всевозможных прикрас, не прячущих своих истинных сил. У них не было белых крыльев за спиной или ореола святых. Они монстры. Взгляд экзорциста способен убить, выпив все силы, иссушить до дна и состарить за миг. Чем сильнее экзорцист, тем труднее ему сдерживать свой взгляд - так называемую ярость экзорциста. Если даже обычный мастер внушает страх, то, что говорить о паладинах с их живым оружием или самых могущественных и безжалостных - демонологах? Они сплетают свою суть с силой демона, ставя себя над людьми.
  Это была война сильнейших. Некроманты умирали, вставали вновь и поднимали армии немертвых, кидая их в бой.... Взрывались дома, обрушивались мечи паладинов, выбивая пылающие искры.... Собирали жатву на пару с пожирателями белые жрецы своими острыми косами, демоны меняли обличья, врезаясь в людские строи и ударяя в спину, взлетали в небо стрелы и глухо падали на землю болты. Бойня не прекращалась порой и ночами...
   Этот мир был бы разрушен, если бы Александр и его младший брат Вельмир, избравший путь экзорциста, не убили Маэстро и не закрыли Врата, запечатав себя за ними. Но даже этот поступок некроманта не искупил вины остальных. Бунты вспыхивали еще долгое время, и только восстановление инквизиции остановило их. Теперь тёмные гибли на площадях под присмотром палачей. Некоторые мастера смерти примерили рабский ошейник, став служить Церкви, спасаясь от инквизиции. Мир не стал лучше. Трое не сделали его чище, но один из них толкнул его в Бездну.
  Врата закрыты, но будучи открытыми однажды, они могут распахнуться вновь. И мы проиграем. Ведь тогда, пусть это стерто из книг, многие темные сражались плечом к плечу со светлыми.
  Я покачал головой, возвращаясь к работе, которая была бы значительно легче, если бы я жил до войны, ведь тогда за городом всегда были закреплены экзорцист и некромант, которые исполняли свой долг вместе. Но наш нынешний мир - это последствия войны. Ее эхо.
  Печально вздохнув, я побрел в сторону кладбища. Сиро последовал за мной.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"