|
|
||
- Ну и что у нас там, на горизонте? - как можно бодрее спросил капитан. Сказать, что поведение господ туристов его беспокоило - ничего не сказать.
- Там люди, - неохотно отозвался Зафар.
- Люди, значит... И что делают?
На этот раз Зафар промолчал. Все четверо не ответили, продолжая, как завороженные, стоять на коленях и вглядываться в даль.
Если учесть, что даль на Тайре 511 f, или попросту Рутилке, мало чем разнится с близью - вода, вода, вода, островки, островки, островки (остренькие, тускло поблёскивающие вершинки оксида титана IV, или попросту, соответственно, рутила), и нет тут никаких "людей", и вглядываться особенно не во что, - то ситуация складывалась совсем уж безрадостная. Жутковатая даже. Ни с чем подобным капитан Агранян не сталкивался - и это при том, что на туррейсах он вот уже двенадцать лет, а в "Космике" так и все восемнадцать.
В принципе, "фокус" с коленями объяснялся, и объяснялся достаточно просто - присутствием в группе этой сумасшедшей из "Религий в мире", Катажины Кипы. Она, адептка Смирения, чуть что на колени хлопалась, а теперь вот, вслед за ней, и остальные...
Знал, ох знал Агранян, что эта Кипа ему кипой проблем обернётся, но что было делать? У родной "Космики" очередное потепление отношений с "Религиями в мире", и вот, на борту некто в платье до пят и святой уверенности в догматах. "К тому же, - доверительно улыбнулась диспетчерша напоследок, - панна Кипа в совершенстве владеет русским и имеет свидетельство медика ухода". "Медика чего? Вы шутите?.. Без медсопровождения не полечу", - сказал как отрезал Агранян.
Полетел как миленький. Без медсопровождения и с такой разношёрстной тургруппой, что, проглядывая досье, даже восхитился: "Чертяки, совсем расслабились!".
Чертяки - это "Космика" конечно. Что за группу они собрали? Интернациональная бригада какая-то. И интервозрастная - тоже. Старухе-француженке - сто четыре! Однако, как говорится... А причина такой "расслабухи" вполне понятна, и умещается в одно-единственное слово, в слово БЕЗОПАСНОСТЬ.
Рутилка безопасна, класс А. Предельно землеподобна, тут даже кислорода не какие-нибудь следы, а полновесные девятнадцать процентов. Он на её титановом панцире выпаривается, из воды. Фотокатализ, чистая абиогенка... Правда, это всё, что здесь есть. Воздух, вода - и панцирь с "иголочками" однотипных островков. Однотипных, если не сказать одинаковых, плато для корабля - и то, в своё время, едва подыскали, уже об искусственной площадке подумывали (и это для малюсенькой-то эрвэшки!). В общем, монотонненько, да, монотонненько... Но ведь это, собственно, и есть - безопасно!
К тому же - ну а где в космосе весело? Это тридцать лет назад, когда РоллВэйв только открыли, только научились преодолевать эти безумные парсеки, были какие-то восторги и надежды. Разве не чудо? Дальний космос в нашем распоряжении!.. Тридцать лет распоряжаемся. Одна планетка серее другой. И это ещё "квазитеррки", класс А, элита, так сказать, а сколько всякой газовой, расплавленной и прочей чепухи, про которую только и скажешь, что - ну вот она, есть себе и есть. Вот именно - себе есть, не нам... Реальность, как это часто бывает, не оправдала ожиданий. Может, ожидания были слишком смелыми? Больше-то всего хотели найти жизнь. А нашли - меньше. Меньше всего, меньше некуда - спорить о том, насколько эти вялые вирусы да перемёрзшие споры вообще жизнь, - можно. Можно, но неинтересно. "Споры о спорах" - так, иронически, называлась статья профессора Грёде, своего рода приговор тому периоду, периоду надежд, перспектив, эйфории...
Нет, надежду не отключили. Её переключили, перевели с "high" на "medium". Только вся штука в том, что на "medium"-е она никогда не держалась и держаться не будет, всегда ползёт вниз, к безнадёге. Освоение не прекратилось, оно превратилось. Превратилось в использование. А работа Аграняна, поначалу ещё транспортировавшего каких-то там учёных, каких-то экспериментаторов с их бесконечными железками, - превратилась, в конце концов, в исключительно туристический извоз. Нельзя сказать, что Агранян страдал по этому поводу. Не ликовал, конечно, - но и не страдал. Работа есть работа, а "туристы тоже люди", как заладил раз и навсегда его однокашник капитан Ковтун...
Агранян ещё раз глянул на замерших господ туристов, потом на воду - и глубоко вздохнул.
Водная гладь послушно отражала зеленоватое небо, беспрестанно бликуя - белым, оранжевым, жёлтым, белым, оранжевым, жёлтым... Сейчас они должны бы скользить по этой глади в лёгкой, как пушинка, прозрачной "непотопляйке", осторожно трогая воду... По сути, этот рейс - водная прогулка. Дорогая, престижная, экзотическая водная прогулка. И так делают все туристы. Все. А что же такое с этими? Непредвиденное, неучтённое влияние планеты? (Что исключено. Или по крайней мере так: документально исключено.) Новые, не проявлявшиеся ранее последствия РоллВэйва? (Аналогично.) Или всё-таки эта панна так людям головы заморочила?.. "Панна и три барана..." - пробормотал Агранян.
Панна Кипа показала себя во всей красе сразу как появилась на эрвэшке.
- СмирэнИе! - воскликнула она и рухнула на колени. Эрвэшка всколыхнулась.
- Это, я так понимаю, вместо "здрасьте"? - хмыкнул Агранян. Он не переносил показуху взрослых сложившихся людей, считая это прерогативой юности. А Кипа была отнюдь не юна. Не была и (даже близко) "маленькой собачкой", которая, как говорят, "всю жизнь щенок". Нет, какой там "щенок", - что-то монументальное. Квадратное лицо, тяжёлая фигура... - Вы бы, панночка, не падали так... мм... так неожиданно. РВ-судно - дело тонкое.
Кипа молчала и только ресницами хлопала - короткими белёсыми ресницами, явно не знакомыми ни с твист-апом, ни с косметикой попроще.
Агранян скользнул взглядом по трём другим пассажирам и в который раз внутренне изумился: они были не просто удивлёны, они были испуганы! Вот всё-таки интересные люди: ведь каждого проинформировали - в группе смиренка, каждому объяснили, что это за вера, каковы особенности, каждый дал согласие, продемонстрировал приемлемый фон понимания... А что теперь? Тягостное молчание, вытянутые физиономии...
Впрочем, такая "реакция отторжения" длилась совсем недолго, Агранян бы даже в минутах сказал сколько - ровно пять минут, пока он перемещение не активировал. РоллВэйв вообще мероприятие спокойное, умиротворяющее, что ли. Противоположное любому отторжению, напряжению и пр. Уж кто-кто, а Агранян хорошо это знал, выучил как свои пять пальцев: перемещение - оно как затишье. Мягкая, обволакивающая, ни на что не похожая тишина, её слушаешь, слушаешь, слушаешь - и так бы всё время и слушал. Потом в этой мягкости и сам размякаешь - то ли спать хочется, то ли просто растянуться, раскинуться, раствориться... А потом вдруг - прилив сил, настроения, желание общаться, говорить. Но и эти силы-желание-говорение - очень мягкие, амортизированные. А в этой группе так и вовсе слабаки собрались - так "самортизировались", что чуть ли не четверть пути пролетели, а никто ещё и слова не проронил.
Аграняна такое вполне устраивало. Он все эти разговоры знал практически наизусть, часто заученными фразами отвечал ("Это не мы катаемся по пространству, это оно катает нас", "Похоже на волну, на бегущую волну, вот и называется - РоллВэйв", "Как активируем? Воздействуем. На что? На нестабильные точки. Чем? Поличастотником. Как будто стучимся, особым образом стучимся, пока не вызовем возмущение, волну...").
Агранян не вполне понимал, зачем они вообще спрашивают - ответы его обычно вполуха слушали. Он не имел бы ничего против, если бы это (да и любое другое в общем-то) перемещение проходило в полной тишине, совсем уж полной, без второй, "говорливой" части. Пара часов тишины - чем плохо? Но, по инструкции, он просто обязан был поддерживать контакт с пожилыми, малолетними, эмоционально нестабильными - и список в ещё десяток позиций - пассажирами. В данном случае - с мадам Оди. Впрочем, что касается мадам, он, пожалуй, сделал бы это и без всякой инструкции: понятно, что РоллВэйв "геронтологически безвреден", понятно, что даже полезен, но сто четыре года... Сто четыре года и на Земле не шутка, и это тоже понятно, более чем.
- Мадам Оди... Мадам Оди, как вы себя чувствуете?
- O, merci! - встрепенулась старушка. - Je me sens bien. Et vous? - "О, спасибо! Я чувствую себя хорошо. А вы?".
"...А ви?" - "...А ty?" - "...你呢?" - вопрошал в каждое ухо стандартный нежный голосок синхронки, и все заулыбались. Улыбнулась и мадам, но не выказала и тени смущения: она просто не привыкла смущаться.
Уроженка юга Франции, курортного Вильфранш-Сюр-Мер, всю свою жизнь она там и прожила, не испытывая ни малейшей тяги к путешествиям. Действительно: не странно ли путешествовать из городка, когда все путешествуют в? Но, овдовев полгода назад, она так заскучала и затосковала, что решила - не странно, почему бы и нет? И не придумала ничего лучше, чем космическую турпоездку за вполне себе космические деньги. И ведь тоже - почему бы и нет? Не экономить же в сто четыре. Вот это и было бы по-настоящему странно!
Голова и руки мадам тряслись, и от этого она ещё больше светилась и переливалась - её одежда, обувь и даже ядовито-зелёные сумочка и боа, всё было обсыпано органико-бриллиантовыми пойнтами (говорят, они мягкие, новейший тренд "Дэ Крис"), а синхронка, стилизованная под серьги, горела диковинными самоцветами.
Панна Кипа, сидящая рядом, казалась какой-то белой глыбой.
- Тому хорошо, кто смирэнен, - пробасила она, ни на кого не глядя - видимо, решила, что пора бы и ей включиться в беседу.
Но экзальтированная старушка приняла это за желание поговорить именно с ней:
- О, Смирение! Это так интересно. Это ваша вера? Так оригинально, так... очаровательно! Расскажите, милочка...
И "милочка" словно завелась. Ей, похоже, только этого и надо было.
Аграняну и раньше доводилось возить религиозников, нечасто, но достаточно для того, чтобы сделать (конечно, только для себя) вывод о том, что РоллВэйв - неплохая площадка для проповеди; грешным делом, он считал, что ради этого они и летают.
Старушка тоже была, по всей видимости, довольна. Вряд ли ей нужен был тот космос - ей нужно было внимание. Анти-тоска, анти-скука. Но на Земле ей бы и в голову не пришло получать это таким необычным способом - общаться со смиренкой! Да они бы, пожалуй, даже не встретились - где? А здесь всё воспринималось совсем-совсем по-другому. Не просто смиренка, а - соседка, такая же путешественница, как и ты...
"Ситуационное родство" - вот что чувствуют господа туристы на этапе разговоров. Вскоре в этот смиренческий культпросвет нырнули и оставшиеся двое: солнечно улыбающийся Ю Мин и высокомерный Зафар Раич, сербский вольфрамовый магнат...
Капитан было выдохнул - уф, по крайней мере без глупых вопросов про человечков с антеннами обойдётся! Люди неисправимы. И, наверно, никогда не откажут себе в удовольствии молоть чушь, и эти "инопланетянские" темы неисчерпаемы и вечны. Очередная группа - очередные вопросы. После "про РоллВэйв" - традиционные "про инопланетян". Говоришь: "Разумная жизнь не найдена - знаете?", - и господа кивают, кивают... Но тут же хихикают, выдавая что-нибудь вроде - "А вдруг вы её просто не заметили?". Вот и радуешься, если на что-то другое отвлеклись. Отвлеклись - считай, повезло...
Но напрасно Агранян так посчитал. На этот раз - напрасно. И скоро он это понял, и прямо-таки заскучал по навязчивым смешкам на тему студенистых человечков, их светящихся глаз и шевелящихся антенн!
Дело в том, что, донеся до своей небольшой, но в высшей степени достойной аудитории теоретическую часть, панна Кипа заволновалась о практике.
Выбора у неё, если подумать, и не было - доктрина Смирения сложна и малоубедительна. Агранян, на всякий случай ознакомившийся с основными её положениями, запомнил только то, что коленные чашечки - это чаши Смирения, и именно поэтому настоящий смиренец... Дальше следовало такое витиеватое эссе, что капитан сильно подозревал: не все смиренцы, даже самые что ни на есть настоящие, его одолели.
Но у Смирения был козырь - ясная и убедительная практическая часть. Их единственный ритуал был прост, универсален, а сверх того ещё и зрелищен: упасть на колени - что может быть понятнее?
Этим и собиралась заняться панна Кипа - вернее, занять своих новых знакомцев.
Теорию они слушали хорошо - улыбались, наклоняли головы, задавали вопросы, но как раз по вопросам и было ясно: не согласны, нет, не поняли. А ритуал, он решает это ровно за секунду: раз - и ты уже на коленях, а значит, как бы и согласен, вроде бы как понял...
Услышав, к чему клонит панна, Агранян пришёл в ужас. Эрвэшка ведь действительно штука тонкая, причём и в самом прямом смысле тоже. Лёгенькая, если не сказать хлипенькая, она и народу-то много не берёт, пятеро - предел возможностей. "Зашкаливать" за него отучил трагический финал, постигший два более крупных, тяжёлых судна - они как бы запутались в волне, увязли в ней. Что с ними было дальше, неизвестно. Но о них напоминают их красивые чёрные силуэты на северной стене "Космики"...
Можно ли в этой "хлипенькой картоночке" валиться на пол? Во время РоллВэйва? Четырём взрослым людям? Когда и вставать-то не рекомендуется? Общайтесь на здоровье, но сидя!
- Уважаемые пассажиры! Внимание! Прошу минуточку внимания!.. Убедительная просьба: до окончания РоллВэйв-перемещения не покидать своих мест. Убедительная просьба: не заниматься метафизическими практиками на борту РВ-судна. Убедительная просьба...
Капитан присовокупил ещё несколько "убедительных", хотя и не таких существенных просьб - просто потому, что по опыту он знал: говорить лучше много и уверенно, иначе твой "тявк" могут и не заметить.
Заметили. Подуспокоились. Кипа надулась.
Он бы так и не трогал её до конца перелёта (пусть бы дулась, зато хоть замолчала), однако приуныли и остальные. Аграняну пришлось пообещать, что сразу по прибытии - "полная свобода метафизических практик, пол-ней-ша-я". Никто не улыбнулся, а Кипа внушительно прогудела:
- Мы не практик, мы СмирэнИе.
- Почему вы не говорите по-польски? - поинтересовался Агранян.
- Потому что я совершенно владею по-русски.
Агранян только по подлокотнику побарабанил. Сам он был идеальным, "природным" билингвом (мамин русский плюс армянский отца), и у него была своя версия такого упорного русскоязычия Кипы. Основоположник Смирения - русский лингвист Усачёв. Родом он откуда-то из-под Липецка...
- Есть такой город, Липецк. Знаете?
Но Кипа только поджала губы, уставившись в иллюминатор (что было, конечно, довольно комично - иллюминатор "показывал" лишь черноту).
Панна так и не оттаяла до конца перелёта, зато, стоило им ступить на твёрдую рутиловую поверхность, развернулась, что называется, на полную катушку.
Хлопнувшись на колени и провозгласив своё безусловное "СмирэнИе!", панна вдруг застыла. Широко раскрытыми глазами она смотрела куда-то вдаль, всем своим видом выражая крайнее изумление. Или даже ужас?
- Что с вами? - спросил капитан.
- Я вижу... - прошептала Кипа. И, что уж было совсем неожиданно, добавила: "Это прекрасно...".
- Прекрасно? Правда? - заметалась мадам Оди. - Но где, где?..
- Видит тот, кто смирэнен, - ответила Кипа так торжественно, что мадам не стала медлить. Она скинула боа и аккуратненько (и всё-таки довольно ловко для своих ста четырёх) на него опустилась. "Смирение", - пояснила она.
Ю Мин беспечно улыбался. Похоже, ему, скромному клерку, выигравшему этот тур по чистой случайности, нравилось вообще всё, что бы ни происходило. А вот Зафар, и так не бывший лучезарным, как-то помрачнел. Надо ли говорить, что и капитану такой спектакль радости отнюдь не доставил - этак ведь и мадам что-нибудь узреет, внушаемость-то в эти годы какая!
Так оно и случилось.
- Но боже мой... Боже мой, это невероятно! - заголосила старушка. - Там люди, они двигаются, они... ходят! Я их вижу - вон там, вон там!.. - тыкала она куда-то в горизонт.
Агранян наблюдал молча. Он, конечно, обещал "свободу метафизики", но ведь без этого цирка. БЕЗ. Если у Оди галлюцинации, нужен медик. А медик здесь - как будто - Кипа...
- Послушайте...- наконец начал он, всё ещё соображая, что сказать и как поступить.
Но его перебил Ю Мин:
- Может, нам тоже попробовать?
- "Попробовать" что? - обалдел Агранян. Вот ведь... пробовальщики! Убедить их не расстроить весь РоллВэйв, не попасть в какую-нибудь пространственную лакуну или временную дыру - убедить в очевидном! - это ещё надо было постараться. А тут... Готовы на что угодно. Будем валяться, голосить, сами себе глюки выдумывать... Откуда такая готовность именно на то, что не надо?!
- Попробовать как они, - с самым невинным видом продолжил Ю Мин.
- Да как хотите. Вот честное слово: КАК ХОТИТЕ. Только знаете что?..
Через минуту уже и "знать"-то было некому. Через минуту и Ю Мин, и Зафар вперились взглядами в горизонт, полные того же, ничем не объяснимого изумления - а судя по тому, что изумлялись они, стоя на коленях, так ещё и Смирения. Агранян тоже не уставал изумляться: от Зафара он этого не ожидал. К чему же, спрашивается, была та мрачность? Ведь как была похожа на скепсис! Очень была похожа...
- Ну и что у нас там, на горизонте?
- Там люди.
- Люди, значит... И что делают?
Молчание. Солнце, воздух, вода. Должны плыть на лодочке, но не плывём. Врача - нет, связи - нет (о связи и речи не идёт, двадцать парсек!), никакой ясности в том, что происходит, - нет. Вот так однажды и осознаёшь, как тебе раньше везло. Пока везёт, об этом как-то не думается...
- Я устала. А так - не видно, - закапризничала старушка. Очевидно, не имея больше сил стоять на коленях, она просто уселась на своё "ядовитое" боа. Но тут же заёрзала. - Нет. Помогите мне встать!
Капитан протянул ей руку, но она сидела как сидела, никакого ответного жеста.
- Начинается. "Помогите", "спасите"... - проворчал Агранян и, наклонившись, буквально сгрёб мадам в охапку.
- Только осторожно! Ой, стойте! Кажется, у меня нога затекла...
Агранян замер - мол, поднимать или не поднимать?
От мадам сильно пахло косметикой какой-то удушливой, пряной серии, и, отворачивая лицо, Агранян скользнул глазами по такому знакомому, понятному пейзажу. Скользнул - и словно споткнулся. Пейзаж больше не был понятным. Он стал чем-то другим, совсем другим, хотя и состоящим, собранным, "сделанным" из прежнего.
Остренькие углы островов и бело-жёлтые блики сложились в какую-то гигантскую динамическую мозаику, картинку из колышащихся, подвижных деталек. А на картинке - лица, фигуры... Люди. И они улыбаются ему, Аграняну. Они его видят.
Сколько их? Много, не сосчитать. А в то же время - как будто кто-то один, и он внимательно, долго, доброжелательно смотрит Аграняну прямо в глаза...
Лицо этого "одного" занимало всё поле зрения, всю картинку, но было и лицами других, их фигурами. И эти фигуры приближались, шли сюда, навстречу - но каким-то странным бесспорным образом были уже здесь, "здесьнее" самого Аграняна. Он чувствовал это - и знал точно. И знал, что знают они. И что они этому - рады... Он понимал их настроение, хотя не понимал - как? Хотел что-то сказать - и не мог подобрать слов...
- ...Да отпустите же! - услышал капитан голосок мадам Оди.
Отпустил. Выпрямился. Протёр глаза... Водная гладь, блики, острова - пейзаж обычный, и никаких там лиц, "далёко-близких" людей...
- Ах, ну вы что, ещё не поняли? - нетерпеливо воскликнула старушка.
- Нет...
- Это видно отсюда, - подняла она трясущуюся руку, обозначая что-то вроде планки. - Да, да, примерно отсюда... Ну!
Агранян не двинулся.
- Ну же!
Очень медленно Агранян наклонялся к этой трясущейся "планке", следя за изображением. Изображение менялось.
Изображение съезжалось, слипалось, перестраивалось в фигурки. Сначала в совсем простые - кубик, ещё кубик... трубки, пирамидки, цилиндры... Но вот - то тут, то там - на кубики и цилиндры начали опускаться, наползать светлые пятна, - белые, жёлтые... И эти пятна росли, округлялись. Каждое пятно - шар. Каждый шар - голова. Много голов, лиц, фигур... Да, это люди. Те самые!
Агранян резко выпрямился, прикрыв лицо ладонями, словно давая глазам - да и себе - отдохнуть.
- Так дело в... ракурсе? - пробубнил он из-под ладоней.
Старушка не ответила. Немного помолчав, она вдруг спросила:
- Капитан, вы читали Кратона?
- Ммм... Нет.
Агранян уселся рядом с сияющей француженкой. Панна Кипа, Ю Мин и Зафар всё так же стояли, завороженные картинкой. Капитан заметил, что они шевелят губами. "Общаются?..".
- Так что там Кратон?
- В тридцать четвёртом катрене он говорит:
Но ЧТО откроет нам измерения,
Откроет миры? Лишь УГОЛ ЗРЕНИЯ...
Агранян кивнул, попутно отмечая про себя, как хорошо работают синхронки - даже стихов не испортили. Да ВСЁ работает неплохо. Небезупречно - но неплохо. Раз уж мы здесь, раз добрались сюда, долетели, доплыли, допереместились. Раз уж мы вас всё-таки нашли. Мы вас - видим.
|