Как страшно вдыхать дым сожженных воспоминаний. Черный, с копотью от неосознанной злобы.... К кому? Зачем? Просто злости на себя и весь мир. Через два часа все будут говорить мне свои пустые слова. Слова ни о чем, слова-скорлупки, за которыми ничего, кроме недоуменной усмешки...

Через два часа. Я вдохнул поглубже. Только сизый, еще не понявший того, что он - предвестник убийц, дым растекался по еще живой комнате. Старые портьеры, на которых еще осталось пятно от выплеснутой мной в детстве банки с красками, ковер, местами так и залепленной маленькими кусочками пластилина, кружевная скатерть, что еще хранила тонкие запахи бесед и застолий. Еще.

Взгляд мой опять переместился на тонкий, тщедушный огонек, что грозил перерасти в пожар. Вот ведь странная штука - жизнь длится десятилетиями, порой мучительно долго, порой - скоропостижно быстро, но все, что ты нажил за эту вечность, сгорает за мгновения! Я даже не знал еще - хорошо это или плохо. Пока я не хотел об этом думать. Время для этого придет через два часа, а пока... Пока я наблюдал, как маленький огонек превращается в Пламя. Я уже ничего не мог сделать. Вернее - мог бы, наверное, но не хотел...

Огонь. Ведь, если подумать, то вся жизнь начинается в огне, в пламени, а не в воде. Жизнь зарождается как костер - от искры, горит - у кого ярко, у кого тускло, долго ли или тухнет за миг, а потом... Смерть тоже от огня. Опустошающего, испепеляющего то, что было до него и рождающего новое. Коловорот, колесо солнца, феникс... Будь проклято все это!

Зачем? Зачем?! Зачем этой странной птице для того, чтобы переродиться, нужно обязательно умирать, сгорая... Зачем?

Руку кольнуло... Пламя требовало новых жертвоприношений. Я вскочил, заметался по комнате.

- Сейчас, сейчас... - приговаривал я. - Сейчас!

Как будто кто-то меня слушал. Идиот. Но пламя ожидало. Я выпотрошил книжную полку со своими любимыми книгами. "Граф Монте-Кристо". Я рвал страницы, бросая их в жаждущий и голодный огонь. Хватит? Или еще?! Мне не жалко!

Я со всей силы рванул на себя полку с книгами, тощие, как шеи подростков, шурупы не выдержали, и деревянный кладезь пыльных знаний сорвался со стены тяжелым дождем... Мне было все равно. Я метал в сторону ненужные книги. Я искал.

Вот. Пухлый, рыхлый, как кожа толстяка, дневник. Мой дневник, что вел я когда-то давно. Все самое дорогое, все откровения, корявые рисунки, первые мои рассказы, вклеенные фотографии, вырезанные из плакатов первых глянцевых журналов сначала сказочные существа, а позже - иноземные красавицы. Все, что было дорогого в моей жизни - этот дневник, потрепанная тетрадка на девяносто с лишним страниц, большинство которых было по мере надобности вклеено потом... Я очнулся от воспоминаний, отбросил потрепанный дневник от себя как приставшего на улице проходимца!

В огонь! Гори!

Вот еще - старый фотоальбом. Я выпотрошил его как тухлую рыбу - вытряхнул наружу все внутренности - они испортились от времени, я их передержал. Над огнем печальной стаей закружились фотокарточки. Черно-белые и цветные. Это походило на странный и немного пугающий снегопад. Время протекало вокруг как густой малиновый сироп. Сладковатый и душный. Я выхватил из круговорота пару фотографий.

Вот одна - я, мама, отец. Сепия. Ленинградский зоопарк. Я хохочу - по моей голове скакала худенькая вороватая обезьянка. В руке моей - только начатая сахарная вата, вокруг рта слиплась сладкая слюна, солнце ярко слепит глаза, жизнь кажется такой долгой и беззаботной. Рядом на снимке смеется мама, улыбается довольный отец... Но вот миг озарения проходит, все на фотокарточке кажется каким-то суррогатом. И вот фото уже темнело и тлело в моей руке.

Я бросил в огонь, прикрикнув - лови!

Я поборол жалость к изжившим себя вещам. Я разучился ценить рухлядь прошлого.

Вторая фотография - сорок два килограмма вычурных слов, пять литров пустых, усталых глаз, три метра фальшивых улыбок, странных чтений и какого-то бледного конфетти и дорогих костюмов, взятых на прокат в ближайшем ателье... Лживые маски коллег по цеху, мое недоуменное лицо в тонких "интеллигентных" очках. Я выгляжу среди этого белой вороной - стоящие дыбом волосы, домашний свитер, джинсы, дешевые китайские кеды...

Я швырнул ее в огонь. Эту фотку мне было не жалко.

Третья. Последняя. Я и Иришка. Ее задорные глаза, легкие точки веснушек на щеках, вьющиеся рыжие волосы. Я опять серьезный. С годами я становился все более хмурым и замкнутым... Ее глаза... Очень яркая фотография. Как назло. Я бы предпочел, чтоб она была черно-белой - так было бы гораздо легче. Прости меня, Ириш...

Я набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком на глубину и закрыл глаза. Тонкий лист фотографии вылетел из плена моей ладони. И устремился, как мотылек - на огонь. И сгорел, но я этого уже не увидел - веки мои были плотно сжаты, я не хотел это созерцать...

Прости... Горячая слеза по щеке. Прости. Я не хотел. Надо.

Я открыл запотевшие скорбью очи. Уставился на огонь. Он спрутом растекся по углу и уже стремительно взбежал по занавескам...

- Ну?! Что тебе еще нужно? - что есть мочи заорал я, даже не обращая внимания, что меня могут услышать соседи - стены здесь тонкие, всегда кто-нибудь да прибежит если не на крики, то на пожар. - Что тебе еще отдать?!

Все... прошептало пламя. Другого ответа я и не ждал.

- Забирай! Тебе мало?! - Руки легли на голову. В висок словно всадили пулю.

Ты сам этого хотел... легкий треск горящих писем.

- Знаю... Бери! Я устал выбирать для тебя самое дорогое - бери! Мне уже нечего жалеть!

Я лег на расстеленную для сна постель.

- Я закрою глаза, хорошо? - спросил я у огня. - Не хочу на это смотреть...

Закрывай... разрешило трещащее на обоях пламя. Скоро все закончится...

Я опустил на глаза тяжелую темноту век.

А может, я просто сошел с ума? Было бы хорошо. Может, я безумен?

Все может быть... согласился огонь у подножья моей кровати. Я провалился в забытье безо всяких сновидений.

Когда я проснулся, было уже утро. Легкий ветерок из окна донес до меня запах просыпающегося города. Было ощущение, что неожиданно в город пришла весна, хотя еще прошлой ночью за окном убивала живое зима. Прошлой ночью... Боже, какой ужасный был сон! Я, не открывая глаз, опустил ноги на холодный паркет, попытался нашарить тапочки. На привычном месте их не оказалось. Я резко разлепил веки. Вокруг все переменилось. Почти голые белые стены, стекло-металл, преобладание холодных тонов. Hi-Tech. Я помотал головой, сбрасывая последние оковы сна, но, вопреки моим ожиданиям, ничего не изменилось. Может, у меня и раньше была такая квартира, но я не мог понять, что произошло. Исчезло все то, что я любил. Я глянул в зеркало. Изменился я сам. Вместо худощавости, вечной легкой небритости и узких очков в тонкой черной оправе... неважно. Другое лицо. Чужое.

Я вспомнил. Все. Мне будет сложно к этому привыкнуть, но я сам этого хотел.

Но, если что-то делаешь, надо доводить все до конца. Я подошел к компьютеру. На синем фоне гейтсовских "окон", пересекая серой чертой дорогой жидкокристаллический монитор, холодно значилось сухое системное уведомление:

"The memory of Hard Drive cant be read. Do you want to Format disc (C:)?"

Вот так.

"Do you want to Format...?"

Я вздохнул.

"Do you want...?"

Ладонь легла на мышку. Щелчок. Второй. Продублировать на клавиатуре...

"Are you sure...?"

Конечно. Я решился.

"Yes". Ввод.

В углу комнаты отчего-то все тлел брошенный хабарик. Как напоминание о пожаре. Говорил же - брошу курить с понедельника. Сегодня понедельник. Первое число весны.

Экран померк. Вот теперь точно все.

Я сам этого хотел.

Прости меня, Ириш...

Стереть?

"Yes"...