Я проснулась от жуткого крика. Руки мои тряслись, дыхание было шумным и прерывистым. Несколько секунд понадобилось мне, чтобы понять, что я сама издаю этот пугающий звук. Я вскакиваю с кровати, испытывая огромное облегчение от того, что сон - только сон. Он не имеет отношения к моей жизни. Обычный ночной кошмар! Я могла разбудить своего маленького Никиту своим криком. Но, если бы малыш проснулся, то заплакал бы. Но он молчал! Я медленно, как во сне, подхожу к кроватке и вглядываюсь в лицо моего двухмесячного ребенка. Это нежное лицо на мгновение пугает меня. Малыш лежит в кроватке с широко открытыми глазами, уставившись в пустоту. Я наклоняюсь над ним, но он не улыбается мне, как обычно. Он будто не видит меня. Мне становится страшно. Картинка из моего сна повторяется. Во сне я видела мертвого ребенка, лежащего в колыбели. И моя мама, склонившись над ним, пела ему колыбельную. Я стою, вглядываясь в лицо моего маленького сына, вцепившись руками в бортик его кроватки. Вдруг Никита заморгал, и, уставившись на меня, громко отчаянно заплакал. Ноги мои подкосились, я чуть не упала от облегчения. Все в порядке! Это был только сон! Я беру свое маленькое чудо, новую жизнь, к себе в постель. И мы засыпаем, прижавшись друг к другу.
Утром я звоню своей матери.
- Мама, мне снова приснился тот сон! Может, мне к врачу сходить?
- Какой врач, доченька? Лучше купи успокоительное! В обычной аптеке.
- Мама, я опять видела мертвого мальчика! Ты пела ему колыбельную! Мне страшно! - я почти кричу. Но мама опять успокаивает меня.
- Люся, не нервничай. Зачем ты опять покупаешь детские вещи? - голос матери недоволен.
- Мама, я покупаю вещи для ребенка. Знаю, что ты привыкла экономить, но я хочу покупать Никите все самое лучшее! - я возмущена. Она опять критикует меня. Хотя сама со своим внуком не провела ни одного дня!
- Люся, Люся, прекрати это говорить! - мать кричит. Ее вечная жадность когда нибудь доведет ее саму до нищеты.
- Мама, прекрати. Лучше приходи ко мне посидеть с Никитой! Мне нужно выйти в магазин! - я начинаю жалобно просить ее. Но она так редко соглашается сидеть с ним, что я уже и не надеюсь.
- Люся, когда ты уже прекратишь с ним возиться, со своим Никитой?! - опять настаивает мать. Сколько раз я уже слышала от нее эти жестокие слова.
- Мама, Никита - самое дорогое, что есть в моей жизни. Это подарок любимого мужчины!
Это было правдой. Когда я в первый раз увидела своего сына, он мирно спал на руках своего отца, моего любимого. Он протянул мне ценный сверток.
- Посмотри на него, Люся! Этот ребенок - мой тебе подарок! - так сказал он мне. Я вспомнила про своего любимого, отца моего сына. Боже, как же я соскучилась! Как давно я его не видела! Он даже не смог присутствовать, когда нас с сыном выписывали из больницы! Я обрела сына, но осталась без любимого... Моя мама говорит, что я сама виновата. Мой жених был из другого города, у него была семья - жена, дети. Он не мог их оставить! Но он подарил мне крошечную копию себя - Никиту!
- Мама, ты посидишь с моим сыном? Недолго совсем, а? - продолжаю я уговаривать ее.
- Люся, сегодня тебе из дома лучше не выходить, - мать перестает разговаривать по телефону и просто заходит в мою комнату, - после таких кошмаров тебе опять может что-то показаться. Что-то, чего на самом деле нет, - мать выглядит потрясающе, как всегда. В красном брючном костюме, красной шляпке, на губах у нее красная блестящая помада. Наверное, она сама собралась уходить из дома, поэтому и не желает помочь мне. Мы живем в одном доме, но в разных комнатах. Мы не очень ладим с моей мамой. Потому, что она не одобряет появление Никиты. Считает это глупостью.
- Ну так что? Я закрою комнату снаружи и ты будешь уверена в том, что видишь. Ладно? Уж в собственной комнате точно есть только то, что реально существует, - предлагает мне мать. И я соглашаюсь. Она права, как обычно. Действительно, слишком часто я вижу вещи или людей, которые на самом деле не существуют. Потом, гораздо позже я понимаю, что видела то, чего нет. Но, бывает поздно. Иногда моя память может воспроизводить даже целые события, которых не было на самом деле. Мая мать - единственное связующее звено между реальностью и моим мозгом. Только она может сказать наверняка что правда, а что только кажется мне. Потому, что я больна.
2
Первые признаки моей болезни появились, когда мне было шесть. Я почему-то решила, что у меня есть маленький новорожденный брат, и зовут его Артем. Более того, я даже рассказывала в детском саду всем детям и воспитателям о своем маленьком брате. Какой он забавный, как смеется, как скоро научится сидеть. На самом деле мы с мамой жили вдвоем. У мамы не было мужа, и родить братика ей было не от кого. Однако, мне казалось, что новорожденный ребенок живет в нашем доме. Как много воспоминаний у меня осталось о нем!. Воспоминаний о событиях, которых никогда, никогда не было! Вот мама кладет его в кроватку, вот она кормит его, вот Артемка улыбается, даже хохочет. И так несколько месяцев подряд. Вот приезжают люди в белых халатах, обступают Артемкину кроватку.
Моя детсадовская подруга пригласила меня в гости на дачу к своей бабушке на несколько дней. Мама отпустила меня. Несколько веселых летних дней запомнились мне отчетливо. Ведь они были наполнены событиями, которые на самом деле происходили со мной: купание в речке, пикники, вечерние чаепития на веранде. Когда я вернулась домой, моего брата там уже не было. Была одна мама. Брат исчез. Исчезли также его вещи, одежда, пеленки, пузырьки, игрушки, даже детская кроватка. Поразительно, что мой мозг до мельчайших подробностей помнит эти вещи, хотя их никогда не было в нашем доме. Я все придумала. Я стала бегать по комнатам, искать своего Артемку. Но не нашла.
- Мама, а где Артемка? - спросила я, ни о чем не подозревая.
- Какой Артемка, о чем ты? Ты так щеночка назвала? - не поняла моя мама. По нашему двору все время бегали какие-то приблудные щенки и котята. Я с ними играла. Я их кормила. Я их лечила.
- Не щенок, а мой братик. Где мой братик?
- Люся, доченька, про какого братика ты говоришь? У тебя нет братика.
Несколько дней потребовалось маме, чтобы объяснить мне, что я все придумала. Выяснилось, что половину обстоятельств своей жизни я придумала сама. И моя реальность поделилась на две части: то, что есть и то, чего нет. Вызвали врачей. Меня не увозили в больницу, но мне кололи уколы и давали таблетки. Лечили от внезапно открывшегося безумия. Я много спала, вставала в полдень, а в девять вечера уже опять лежала в постели. В обеденное время бодрствование мое омрачалось дымкой, неким туманом в моей голове, заторможенностью мыслей и чувств. Я ходила по дому в пижаме, не умытая, не причесанная. Мама странно смотрела на меня. Иногда я задавала какой-нибудь вопрос. Мать не отвечала, только плакала. Сначала я явно искала брата, а потом - скрыто. Чтобы мама не расстраивалась. Я не нашла ничего. Ни следа, ни одной фотографии. В детский сад меня больше не пускали. Мама решила уехать.
- Люся, если ты еще кому-нибудь расскажешь о том, что у тебя есть брат, тебя положат в больницу для ненормальных. Ты это понимаешь? - спрашивала мама осторожно. Я послушно кивала.
- Мы переезжаем в другой город. Там никто не будет знать, что тебе кажется некоторые вещи. Там я найду тебе врача и вылечу тебя.
- Мама, может останемся здесь? - робко возражаю я. Мне жалко расставаться с подружками из детского сада, моими щенками и котятами, с родными улицами и вообще с родным домом.
- Люся, здесь ты уже всем рассказала про брата. Все поняли, что ты не в себе. Если мы останемся, тебя могут забрать у меня. Ты этого хочешь? - мама не выдерживает, начинает повышать голос.
Стали собирать вещи. Уезжали мы ночью. Для моей безопасности. Чтобы не забрали в больницу. Мы собирались ехать в Ленинград, вернее Санкт-Петербург. "Там я научусь отличать то, что бывает, от того, чего нет": подумала я. И вдруг вспомнила о своей кукле, любимой игрушке. Кинулась в комнату, чтобы взять ее с собой. В голове мелькнула страшная мысль. А вдруг ее я тоже придумала? Но, нет. Кукла нашлась в маминой спальне. Я обвела взглядом комнату, и слезы опять стали наворачиваться на мои глаза. Вот здесь, на этом самом месте, где стоял журнальный столик, должна была быть кроватка моего братика. Но ее не было, так же, как не было и брата. Кукла моя лежала под столом. Я опустилась на пол, чтобы достать ее. И в дальнем углу, в самом темном месте, под маминой кроватью, заметила что-то голубое. Погремушка! Артемкина погремушка! Я поползла, собирая локтями и коленями пыль.
- Люся, давай быстрее. Мы опоздаем! - кричала мама из прихожей. Но я молча ползла. Рукава пальто собирались гармошкой на локтях, колени болели, и мне было ужасно жарко. Раз, и я протянула руку к погремушке. Она ответила мне негромким звоном. Я прижала ее к сердцу. Наверное, ее тоже нет, и она только видится мне. Я спрятала погремушку за пазуху пальто, и, уже в поезде, несколько раз проверяла. Вдруг, она исчезла? Но игрушка оставалась в том же внутреннем кармане, где я и оставила ее. Погремушка исчезла уже в Питере, через несколько месяцев после того, как мы стали жить там.
3
Почему я стала вспоминать воображаемого Артемку именно сейчас? Может, потому, что сама стала мамой. У меня был сын, Никита. И он напомнил мне мои первые детские галлюцинации? В Питере я снова стала посещать детский сад, но уже никому, ни одной душе не рассказывала про брата Артемку. Будни мои омрачались тоской, сильной тоской по брату. Хотя как можно страдать по тому, кого нет? И еще, я стала не уверена. Не уверена в том, что вижу и слышу. В детском саду то и дело переспрашивала воспитателя, можно ли взять эту, именно эту желтую уточку с красным клювом? И протягивала воспитательнице игрушку. Воспитали странно смотрели на меня.
- Люся, но ты уже взяла ее. И я понимала, игрушка есть на самом деле, мне не кажется. Но в детском саду галлюцинации редко посещали меня. Наверное, потому что там были другие дети и я отвлекалась на игры с ними. Хотя, некоторых из них я побаивалась, думая, что их, возможно, не существует. Только тех, кого воспитательница при мне окликала по имени, я считала реальными. А с остальными разговаривать страшилась. Ждала, когда их позовет кто-то, чье существование уже было очевидным для меня. В последний год в детском саду галлюцинации мои уже не мучили меня. Я стала более уверенной. Больше не проверяла каждый раз реальность той или иной вещи, или существование людей. Я привыкла к своей группе. Дети были те же, что и вчера, и позавчера. Игрушки, воспитатели - ничего не менялось месяцами. И я расслабилась. Опять стала вспоминать про Артемку. Иногда забывалась, и задавала маме вопросы.
- Мама, а помнишь, как смешно Артемка под наволочку залез?
- Люся! Что ты говоришь?- закричала мама, - ты опять за свое. Не говори мне об этом больше никогда! Мама почти визжала, и мне стало ее жалко.
- Мамочка, мамочка, прости меня. Я больше не буду! Не буду так говорить!
Ко мне вызвали врача. Врач задавал странные вопросы и жалостно смотрел мне в лицо. Молодой мужчина. Он мне понравился. И я стала мечтать, что мама выйдет за него замуж. Он будет мой папа и мой врач. Очень удобно, надежно. Своего отца я не знала, и мама моя никогда ничего про него не рассказывала. Врач приходил раз в неделю, и мне стало намного спокойней. Ничего не нарушало моего равновесия. Я могла спокойно говорить об Артемке, о своей тоске по нему. Но не с мамой, а с врачом. Он слушал меня внимательно. Не нервничал, и не прерывал меня. Иногда Игорь Владимирович оставался у нас ночевать, в маминой комнате. И я поняла - моя мечта скоро сбудется. Игорь скоро станет моим отцом.
4
Мама с Игорем Владимировичем расстались неожиданно и страшно для меня. Они так кричали!
- Галя! - крик ужаса, истинного страдания, похожий на вой рассек пространство нашей маленькой квартирки. Мы с мамой бросились в ее комнату, откуда и кричал Игорь Владимирович. Мама бежала из кухни, а я - из своей комнаты. Игорь Владимирович сидел на полу, в расстегнутой рубашке. В руках он держал какие-то измятые листочки. В глазах его плескался ужас, руки дрожали, очки в красивой тонкой оправе, съехали набок.
- Игорь, что, что случилось? - бросилась к нему мама. Я тоже подскочила, но Игорь отвернулся от меня, как от прокаженной. Я немного обиделась, но ненадолго.
- Люсенька, девочка моя. Иди к себе. Пожалуйста, - уже спокойно и ласково попросил мой будущий отец. Как я могла ослушаться? Я обожала его!
Уже из своей комнаты я услышала голос матери.
- Игорь, где ты это взял? Ты копаешься в моих документах!
- Какая разница, Галя! Какая разница! Эти документы! Ты хранишь их! - кричал Игорь Владимирович. Он обвинял маму. Мама оправдывалась дрожащим голосом.
- Игорек, я все объясню! Я расскажу все, пожалуйста! Только никому, никому! - в ее голосе появились нотки, безошибочно свидетельствующие о том, что она уже плачет.
- Как?! Как ты можешь это объяснить?! Что ты сделала с ребенком, Галя? Галя, ты человек вообще, или кто?! - кричал Игорь Владимирович. И я поняла - они поругались из-за меня. Я знала, что должна лежать в больнице, а мама держит меня дома. Все из-за меня. Я хотела ворваться в к ним, попросить прощения, убедить, чтобы Игорь Владимирович не бросал нас с мамой. Но дверь в комнату была закрыта изнутри. Они разговаривали уже тихо, и я, как ни старалась, как ни напрягала уши, не могла различить ни слова. Впрочем, даже если бы я услышала, о чем конкретно они говорят, я не могла быть уверенной до конца, что все это не кажется мне. Страх закрался в мое детское сердце - а вдруг Игоря Владимировича тоже не существует, как Артемки? Вдруг, он только казался мне? Я стала плакать. Через некоторое время дверь в мамину комнату открылась. Оттуда вышел Игорь Владимирович, на плече у него висела большая спортивная сумка. Он молча обулся, вытащил из кармана ключи, кинул из на обувную полку.
- Галя - ты монстр! Монстр! Я ненавижу тебя! - это были последние слова моего несостоявшегося отца. От вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Больше я его никогда не видела. К
Когда мама, трясущаяся и плачущая, появилась из комнаты, я робко спросила ее: "Это все из-за меня, мама?" Мать не ответила, только тихо плакала, обхватив голову руками.
- Мама, мама, ответь мне пожалуйста, скажи мне! Игорь Владимирович есть или его нет? - задала я свой главный вопрос, который мучил меня все больше и больше.
- Игоря Владимировича больше нет, Люся. Но он тебе не показался, - ответила мама и с жалостью посмотрела на меня.
Новый приступ безумия поразил меня тогда. Я впала в оцепенение. Я плохо помню эти события. Наверное, потому, что они действительно случились в реальности. Я перестала есть, спать, разговаривать. Горе от потери будущего еще одного родителя, оказалось настолько огромным, что сердце мое не выдержало. И я сошла с ума второй раз. Но, второй раз очень отличался от первого. Мне больше не казалось то, чего нет. Все, что я видела и слышала, было реальным. Но все вокруг, даже малейшие факты, все мелочи доставляли мне сильную душевную боль. Даже жужжание мухи вызывало дикое страдание и тоску. Мама пригласила других врачей, и меня все-таки забрали в больницу. Болезнь моя была диагностирована. Шизофреноподобное расстройство. Так мне сказала мама. "Очень красивое слово": подумала я. Похожее на экзотику.
5
Когда необходимость скрывать свою болезнь отпала, жить мне стало спокойней и лучше. Страх разоблачения перестал мучить меня. Я приняла свое безумие как что-то, само собой разумеющееся. Мама моя работала на дому- создавала красивые интернет-сайты, и это позволило мне учиться дома. Индивидуальное обучение - так это называлось. Учителя приходили ко мне несколько раз в неделю. Я успокоилась. Иногда даже пользовалась положением больного ребенка. Спрашивала у новых учителей, есть ли они на самом деле, или их нет? Мои вопросы не раздражали их, они знали о моем диагнозе. Одна учительница мне особенно понравилась, хотя она стала приходить ко мне позже других. Она преподавала английский, поэтому стала посещать меня только с третьего класса. Алина Львовна была молодой и красивой, а еще - доброй. Когда я спросила ее, существует ли она или только кажется мне, она рассмеялась! Уроки наши проходили в спокойной дружелюбной атмосфере, мы много веселились. Несмотря на то, что другие предметы давались мне с трудом, и, я еле-еле зарабатывала твердые тройки, английский понравился мне. Открылись мои способности к языкам. Так сказала Алина Львовна моей маме. Я стала читать книги на английском, чтобы заслужить очередную похвалу своего кумира. Мама стала беспокоиться, не слишком ли сильную нагрузку на мои мозги оказывает мое новое увлечение.
- Галина Ивановна, пусть переводит. У девочки литературный талант. Она сможет стать переводчиком. А при ее диагнозе иметь в руках такую специальность очень удобно, - посоветовала моя любимая учительница.
- Алина Львовна, а вы не боитесь со мной заниматься? - спросила я ее однажды, стараясь быть откровенной. Я пыталась сразу расставить все точки над "и". Мне казалось, что если Алина Львовна сразу все узнает о моем сумасшествии, то это предотвратит ее от разочарование во мне. Я хотела ей нравиться такой, какая я есть.
- Почему я должна бояться, Люсенька? - весело спросила учительница.
- Потому, что я иногда вижу то, чего не существует на самом деле. И слышу тоже.
Алина Львовна удивленно посмотрела на меня.
- Люся, всем людям иногда кажется то, чего не существует. Не только тебе. Ты просто очень чувствительная, - серьезно ответила мне Алина.
Я была в изумлении. Неужели...Алина Львовна такая же, как я? И я рассказала ей про голубую погремушку. А потом и про Артемку тоже.
Следующий приступ моего безумия случился после того, как мама выгнала Алину Львовну, выставила ее за дверь. Все было так. Мама пригласила учительницу выпить чаю. Мы веселились, много смеялись, поедая сдобные булочки. Нам было так хорошо! Но вдруг учительница спросила мою маму: "Галина Львовна, может у Люсеньки просто стресс от потери братика?"
- Что?! - закричала мама, - какого братика? Ты чем моей дочери голову забиваешь, училка хренова?!
Мать визжала очень громко, так же, как она кричала на Игоря Владимировича.
- Пошла вон отсюда! - орала моя мама. Она схватила Алину за плечо и стала выпихивать за дверь. Алина не сопротивлялась. Я кричала, хватала маму за руки.
- Мамочка, мамочка, ну не надо, ну пожалуйста! - на меня не обращали внимания.
Мама перевела меня в другую школу. Больше я свою Алину не видела. Конечно, я опять впала в ступор, но в больницу меня не положили. Врачи прописали таблетки, и я лечилась дома. Лечилась долго. Даже осталась на второй год.
Зрительные галлюцинации стали привычными. Они повторялись с пугающей периодичностью. Сначала они очень волновали и пугали меня. Потом - нет. Мне стало все равно.
Несколько раз мне казалось, что кто-то, ворвавшись в мою комнату ломал и крушил мои вещи. Например, альбом с фотографиями. У меня был свой маленький альбомчик, и я перебирала свои фото. Я вытащила фото из альбома и разложила на столе. Добавила к ним новые фотографии, которые моя мама только что принесла из печати. Я отвлеклась, вышла из комнаты на кухню. Но, ненадолго, минут на пять. Когда я вернулась, то увидела свои фотографии, валяющимися на полу, разорванными в клочья! Я испугалась, стала кричать! Прибежала моя мама.
- Люся, Люсенька, что случилось? - испуганно спрашивала мама.
- Мои фотографии... - только и могла произнести я, указывая рукой на ошметки.
Мама, казалось, не понимала. Она вывела меня из комнаты, снова на кухню. Налила сладкого чаю.
- Пей! - приказала она.
- Все фото кто-то порвал, - жалобно заскулила я.
- Люся, дорогая моя. Это опять тебе кажется. То, чего нет. Все фото целые. Хочешь, иди посмотри - ответила мне мать.
Я испугалась. Замотала отрицательно головой.
- Дочка, ну хочешь, я пойду посмотрю? - предложила мама.
- Хочу, хочу!
Мама ушла в мою комнату. Через пару минут вернулась.
- Все в порядке. Все фото целые лежат на столе, - отчиталась мать.
- Как же так? - я была в очередной раз поражена. Встала и пошла к себе. Перед дверью остановилась, зажмурилась, толкнула дверь... Все фото лежали на столе аккуратными стопками. Я легла в постель. Заниматься фотоальбомом мне расхотелось. То, чего нет опять преследует меня. Приходит незаметно, редко. Но неизменно глубоко ранит меня. Только у мамы я могла спросить, только с ней посоветоваться.
6
Прошло несколько лет. Мама работала. Иногда к нам в гости приходили ее подруги или мужчины, с которыми она встречалась. Мама всегда четко и убедительно представляла мне своих знакомы, которые в первый раз пришли к нам в дом. Чтобы я поняла, что они существуют. Мои галлюцинации иногда случались чаще, иногда реже. В любом случае, они перестали так сильно беспокоить меня. Иногда я находила свои собственные вещи или одежду в разорванном состоянии, но проходило время, и я находила ту же вещь целой и невредимой. Или, наоборот, в моей комнате появлялись новые вещи, о происхождении которых я ничего не знала. Сначала я боялась потрогать их, прикоснуться. Я звала маму. Она подтверждала: такая вещь лежит в комнате, это она принесла ее. Или по-другому: этого здесь нет совершенно точно. Я знала своих соседей по подъезду. Пять человек, из которых реальные трое, а двое - плоды моего воображения и моей болезни. Школу я закончила, только девять классов. Дальше мне учиться не хотелось. В больницу я больше не попадала. Мои галлюцинации перестали мучить меня. Они повторялись настолько настырно, что стали обыденным обстоятельством моей жизни. Я росла, мне было уже семнадцать. И я просто спокойно жила, как зверек, стараясь не выходить из дома часто. Я ходила только в проверенные и недалекие от дома места. В магазины, продавцов которых я знала наверняка, некоторые работали там годами. Еще, к мусорным контейнерам. Иногда, набравшись смелости, я забредала на трамвайную остановку возле нашего дома. Садилась на лавочку и смотрела на людей, гадала. Кто их них есть, кого нет? Интересно! Душевная тоска не покинула меня совсем, но также стала привычной, как и мысль о собственном безумии, спустя годы перестала ранить меня остро и сильно. Приступы тоски проходили уже не на фоне отчаянных рыданий или полного оцепенения. Я научилась переживать депрессивные припадки обыденно, занимаясь домашними делами, или смотря телевизор. Я стала констатировать - сегодня у меня паника, я боюсь смерти. Или, сегодня - маниакальный страх чужих людей, буду сидеть дома. Или, меня обуяла тоска, мне тяжело переносить любые внешние проявления окружающего мира, но я буду делать обыденные вещи, глотать таблетки, пить сладкий чай, а вечером поговорю с мамой. Мама не оставляла меня в моем безумии, даже когда я достигла возраста, в котором уже неприлично заботится о детях.
Год за годом, живя в своем вынужденном затворничестве, я поняла - если не испытывать сильных эмоций, больницы не будет. Не будет припадков, которые я не смогу контролировать. Я решила жить спокойной жизнью, ни к кому не привязываясь. Избегать общения с другими людьми ради собственной безопасности и душевного спокойствия своего единственного друга - моей матери. При моей болезни, сильные эмоции грозили стать для меня катастрофой.
А потом я влюбилась.
7
Мама привела моего любимого в наш дом сама, не зная, чем может обернуться мое знакомство с ним. Андрей, его зовут Андрей! Как только я увидела его, я поняла все и сразу. Он нужен мне. Он был красивым и умным. Мама называла его важным словом Заказчик. Андрей заказал ей сайт своей компании. Заказчик, бизнесмен, красавец! Андрей пришел, чтобы принять работу и внести корректировки. Они с мамой просидели на кухней за ноутбуком до ночи. Я в ту ночь не смогла уснуть, я была поражена знакомством. И, хотя он обратил на меня внимание всего на две секунды, я была рада этому. Мои вид был домашним - вытянутый свитер, старые джинсы и тапочки. Волосы стянуты в высокий хвост на макушке. Да уж, вид у меня был довольно смешной и нелепый, и полностью соответствовал моему диагнозу! Я не спала ночью, я волновалась. Прислушивалась к глухим голосам, доносящимся с кухни, и одновременные страх и сладость разливалась по моим венам, по моим мышцам. Это он, он! Моя единственная любовь!
Утром, мама, едва увидев меня, поняла, что происходит что-то неладное. Глаза мои подозрительно блестели, я хохотала, счастливо щебетала, произносила какие-то ненужные глупости.
- Люся, что происходит? Что с тобой? Тебя кто-то напугал? - озабоченно спросила мама.
- Мама, а Андрей придет к нам еще? - выдала я себя сразу и с потрохами.
- Вот в чем дело, - мама поставила чашку на стол, - Люся, тебе нельзя. Нельзя связываться с мужчинами. Тем более, Андрей несвободен. У него жена есть прекрасная и дети тоже. Забудь. Занимайся своими делами.
Я вспомнила, что я безумная, ненормальная, не такая как все. Первый раз в жизни я целую ночь не помнила о своей жестокой особенности. Ярость захлестнула меня. Я даже повысила голос на маму.
- Какими своими делами, мама? У меня нет своих дел! У меня ничего нет! У меня нет жизни! - орала я в бешеном припадке. Слезы текли у меня по щекам, но я не замечала их. На меня обрушилось огромное горе!
- Я зарабатываю деньги, ты - занимаешься хозяйством. Все по честному. Твои дела - заниматься домом! Вот им и занимайся! Ты даже не уверена, что этот Андрей существует, а у тебя уже глазки заблестели. Ты же не знаешь точно, есть он или нет, - жестоко ответила мне моя мать. В этот день я осознала ее жестокость. Раньше я, занятая своей плавающей реальностью, не замечала ее.
- Я могу сказать совершенно точно, что Андрей - существует, мама, - уверенно ответила я ей.
- И, позволь спросить, моя уверенная дочь, откуда тебе от этом известно? - язвительно спросила мама.
- Оттуда, мама, что у того, кого нет, не может быть жены и детей. А ты только что об этом мне сказала!
Такого мама не ожидала. Она сама призналась в существовании этого человека.
- Ты дура, идиотка! - закричала мама, - как ты можешь думать о мужиках? У тебя же мозги никогда не работали!
Я вздрогнула от крика. Потом вскочила и побежала в ванную. Я не хотела, чтобы мать увидела, как я буду плакать. Насколько я себя чувствую неуверенной, и как сильно мне страшно.
Когда я вышла из ванной, мамы дома уже не было. Да, кажется, она собиралась куда-то уезжать сегодня. Когда я зашла к себе в комнату, то увидела подарочный альбом с картинами - шедеврами мирового искусства, который я любила просматривать. Мама подарила мне его на восьмое марта. Альбом был разорван на клочки. Тут и там на полу лежали ошметки фотографий шедевров, которые я так любила. Я закрыла глаза ладонями, потом открыла. Альбом оставался в разорванном состоянии. Ничего не изменилось. Мне кажется, или нет? Кто-то порвал альбом? Или, снова галлюцинации начались? И мама ушла, так что спросить мне было не у кого. До этого случая мне везло, никогда еще такие вещи не случались со мной, когда я была одна. Только в присутствии мамы. И она всегда разбиралась с этим сама. Но сейчас я была одна. Я закрывала и открывала глаза. Ничего не менялось. Я осторожно подошла к разорванным страницам, потрогала их кончиками пальцев. Похоже на настоящие. Мне стало страшно.
Я решила позвонить маме, стала набирать номер, но она не брала трубку. Наверное, обиделась. Зачем, зачем я так плохо разговаривала с ней? Что я буду делать, если она не придет совсем? Я уже взрослая, она не должна заботится обо мне, кормить меня. Но она все это делает для меня. А я? Как я могла так с ней обойтись? Я решила загладить вину. Я приготовлю вкусный ужин, уберусь во всей квартире. Даже постираю занавески в ее комнате. Все будет сверкать к ее приходу! А, может быть, придет она не одна, и мне удастся еще раз увидеть Андрея! Я замесила тесто, и оставила его на кухне - пусть подходит! А сама занялась уборкой. Обычно мама не разрешает мне убираться в ее комнате в свое отсутствие. Но сегодня я была уверена, что она не будет злиться. Сегодня все по-другому!
Я сняла с окон занавески, замочила их в ванной, и стала протирать пыль в маминой комнате. Я перемою все шкафы, разложу аккуратно всю ее одежду. Я открыла шкаф, в котором не очень аккуратными стопками располагалось постельное белье, вытащила все оттуда и стала мыть полки. Рука внизу в темноте нащупала что-то твердое, прямоугольное. Я сняла с рук резиновые перчатки и достала свою находку. Подарочный альбом с картинами - шедевры мирового искусства. Альбом, такой же, как у меня. Только целый! Я открыла обложку, пролистала несколько страниц. Совершенно точно такой же, как у меня! Мама купила еще один? Для чего? Я заглянула на мгновение к себе в комнату - мой альбом был все еще разорван, клочки фотографий лежали на полу, на диване. Ничего не понимаю! Впрочем, неудивительно! Когда это я хоть что-то понимала? Я убрала альбом на место и продолжила уборку в маминой комнате. Я разложила постельное белье и одежду аккуратными стопками в ее шкафу. Надеюсь, ей понравиться! Поменяла постельное белье на ее кровати, постелила крахмальное! Перешла к комоду - протерла аккуратно все полки мыльным раствором, потом раствором для мытья деревянных поверхностей. Правда, мне пришлось вытащить из комода все содержимое. Там были, в основном документы, и несколько книг. Интересно, почему эти книги лежат отдельно, а не в нашем общем книжном шкафу? Я пролистала некоторые книжки. Это были учебники по программированию. Не интересно. Положив книжки обратно, я перешла к документам. Мамин паспорт, права, аттестат об окончании школы, диплом об окончании института... Интересно, а где мой аттестат? Я стала смотреть дальше. Вот, нашла свое свидетельство о рождении - Самойлова Людмила Александровна, школьный аттестат. Смахнула пыль, положила аккуратненько в комод. Вот еще одна бумажка. Развернула ее и ахнула! Свидетельство о смерти! Кто это у нас умер? Самойлов Артем Петрович, 2002 год, двадцатое июля. Кровь бросилась мне в лицо! Я протерла глаза! Этого не может быть! Артемка! Братик! В своей страшной догадке я засунула руку поглубже в ящик комода и достала оттуда исчезнувшую давно вещь - голубую погремушку.
8
В этот раз мне пришлось переживать припадок в одиночестве. Я хотела позвонить маме, очень хотела. Но не могла! Артемка! Я помнила своего брата, а мне говорили, что его не было! Что я все придумала! Вот он улыбается, почти хохочет, тянет вверх ручки, задевает ножкой погремушку! Вот он плачет, у него температура, и режутся зубы! Он плачет, и плачет, не успокаивается! Две ночи подряд! У мамы темные круги под глазами, она носит его на руках и шепчет раздраженно: "Успокойся! Успокойся!" Вот наш малыш затихает. Кажется, как будто он уснул. Мама облегченно опускает его в кроватку, мгновенно ложится на свою кровать и сразу же засыпает. Минуты через две или три Артемка начинает плакать, еще сильнее закатывается в рыданиях. Температура поднялась снова, и он не может спать! Мать, разбуженная воплем, просыпается и подскакивает к детской кроватке. Она буквально выхватывает из кроватки Артемку, встряхивает его несколько раз с усилием, и начинает кричать: "Замолчи! Заткнешься ты когда-нибудь или нет?!" Артемка затихает от страха, но только на одну секунду, а потом снова закатывается в рыданиях с удвоенной силой. Мать швыряет его с усилием в угол комнаты с криком: "Заткнись!" Артемка гулко ударяется об пол и мгновенно затихает. Больше он не издал ни звука. Мать поднимает бешеные злые глаза и видит меня. Я стою в дверном проеме и плачу. От ужаса. Лицо матери делается уверенным, она подходит к лежащему на полу Артемке, и поднимает его. Потом укладывает его в детскую кроватку. Садится рядом на стул, начинает раскачивать кроватку и напевать колыбельную. Артемка молчит.
- Люсенька, иди спать. Поздно уже, - спокойно говорит мать и я успокаиваюсь тоже. На следующий день, когда я просыпаюсь, то обнаруживаю у нас дома людей в белых халатах - врачи. Они склонились над Артемкиной кроваткой и что-то обсуждают вполголоса. Меня забирает бабушка моей детсадовской подруги на несколько дней. Когда я возвращаюсь домой, Артемки там уже нет. В тот день я заболела.
Тесто уже подошло, но я раздумала выпекать кулинарные шедевры. Погремушка и еще одни предмет - официальный документ не дают мне покоя. Разорванный подарочный альбом я заменила на целый. На этот раз сама. Моя мать делала это столько раз, настолько уверенно, филигранно. Но, это не значит, что я не смогу заменить разорванную матерью вещь на такую же, взятую в ее шкафу. Если бы я знала, что все вещи, испорченные мамой в моей комнате, имеют целый дубликат, я бы не переживала так сильно! Подумаешь, вещи! Только зачем, для чего, это делала моя мама? Конечно, не все матери являются друзьями своих детей! Вот моя мама мне и не друг! Ну и что. Мне даже и не жалко. Подумаешь, мама!
9
Мама в тот день пришла поздно, но я не выскочила встречать ее на порог, как обычно. Я сижу за столом на кухне. Передо мной лежит документ - свидетельство о смерти, и еще погремушка. Мама не одна. Я поняла это по звукам, доносящимся из прихожей. Чудесный мужской голос слышу я! Голос, заставляющий мое сердце биться сильнее! Андрей! Это он!
- Здравствуйте, Люся! - говорит он мне, проходя на кухню, - возьмите продукты. Мы с вашей мамой много вкусного накупили. Смотрите!
Я смотрю. Действительно, тортики и фрукты. На дне пакета я замечаю бутылку шампанского. Значит, мама станет его любовницей. Много раз я уже видела такое.
- У меня кое-что и для вас есть! - весело произносит Андрей, - смотрите! Он протягивает мне куклу! Мне, девятнадцатилетней девушке, влюбленной в него, он подарил куклу? Натурализованную под новорожденного младенца! Я растерянно беру "младенца" на руки.
- Видишь, Андрюша, ей нравиться. Она у меня сущий ребенок, - произносит мать, - ну я тебе объясняла. Мать смеется и проходит на кухню.
- Люсенька, почему у тебя лицо заплаканное? - ласково спрашивает у меня мама, - опять что-то увидела?
- Альбом стал разорванным. Испортился, - отвечаю я.
- Какой альбом? В твоей комнате? Я пойду посмотрю? Дочка, ты, наверное, целый день на кухне сидишь, боишься войти в свою комнату, да? - мать удаляется по коридору к моей комнате.
Потом возвращается. Медленно заходит на кухню, смотрит мне прямо в глаза ненавидящим взглядом.
- Так! - произносит она звенящим голосом, - что это значит?
Андрей растерянно молчит. Он чувствует себя сейчас здесь лишним.
- Ничего, мама. Я просто заменила сегодня испорченную вещь новой сама. Ты же сказала, я уже взрослая. Ты разорвала, я поменяла на новый. Ничего страшного, - спокойно отвечаю я ей. Я спокойна, потому, что у меня было время подготовиться. Целый день. Ожидая страшного разговора, я выпила большую дозу лекарств.
- Что ты мелешь, идиотка? - начинает мать свою партию, но осекается. Она заметила свидетельство о смерти, которое лежи передо мной на столе. Она не в силах отвести глаза от этого листка, свидетельства о смерти ее ребенка, свидетельства о моей нормальности, отсутствия моей болезни. Болезнь - лишь иллюзия. Андрей по инерции опускает глаза на бумагу.
- Свидетельство о смерти, - читает он, - Господи, маленький какой ребенок, даже года не было.
Мать смотрит мне в глаза, а я смотрю в глаза ей.
- Андрей, тебе лучше сейчас уйти, - ровным жестким голосом прогоняет его мать. Мне становится страшно. Наедине с ней я уже не такая смелая. Мне так хочется, чтобы Андрей остался! Но он уходит, молча, обиженный!
- Мама, объясни мне пожалуйста!
- Какого хрена?! - начинает кричать мама, - зачем ты лезешь туда, куда тебе лазить запретили, идиотка? Мать опять визжит, совсем как тогда, когда она ругалась с Игорем Владимировичем. Игорь Владимирович, он что, тоже узнал?
- Я тебя сдам в дурдом, идиотка, шизофреничка! Свидетельство она нашла! Да, он был! Этот ребенок был! А теперь его нет!
Я начинаю плакать, меня тошнит. Повышенная доза успокоительных дает о себе знать.
- Мама, пожалуйста, я все помню! Я помню все! Как упал Артемка!
- Ты тварь, заткнись! - кричит мама, - одно твое слово и я оказалась бы в тюрьме! И кто бы тебя кормил, идиотка? Кто бы с тобой возился?! Хочешь, чтобы я села, хочешь? - мать начинает хохотать, - а не получится уже. Потому, что ты - шизофреничка! Кто тебя будет слушать? Про альбом она догадалась! Догадалась, надо же! Я тебя сдам в психушку! Там санитарам и расскажешь про свои догадки! Игорь ее еще жалел, придурок! Пожалел тебя, психопатку! Ужаснулся он! Всем тебя жалко! А меня кто пожалеет?! Кто? Правду она знает! Фиг тебе, а не правда! Вот! Видела? - мать тыкала мне в лицо дулей. Я молчала.
Я вышла из кухни. Не хочу больше ничего слышать. Не хочу ее слушать. Все ее слова обман, ложь! Я стала одеваться. Вытащила дорожную сумку, с которой мы ездили на море. Стала складывать вещи.
- Куда ты собралась? - уже спокойно, но презрительно спросила меня мать, заглядывая ко мне в комнату, - куда ты пойдешь? Кому ты нужна?
- Я пойду к Андрею, буду с ним жить, - больше мне сказать было нечего.
- Да? К Андрею? А ты знаешь, куда нужно идти? - с интересом расспрашивала меня мама.
Я гуляла всю ночь, до утра. Не могла найти Андрея. Каждый раз мне казалось, что я вспомнила , знаю, где его найти. Но нет. Я его не нашла. Сумка с вещами натирала мне плечо. На руках лежал младенец, подаренный моим любимым. Он подарил мне ребенка. Это хороший знак. Мобильник мой разрядился, и я выключила его. Когда на улице рассвело, я все поняла. Я вернусь домой, к маме и мы вместе будем воспитывать моего сына, Никиту. Вместо Артемки. Дорогу домой я искала долго, но к вечеру следующего дня я добралась до родного подъезда. Поднялась на лифте и позвонила в звонок. Ключи от квартиры я взять с собой просто забыла. Мать открыла мне дверь. Лицо у нее было опухшим. Плакала, догадалась я.
- Мама, не расстраивайся. Давай не будем больше ругаться. Ладно, мама? У меня Никитка проголодался, давай его покормим?
Мать пораженно смотрела на меня. Она удивилась из-за сына! Она обрадовалась!
- Конечно, покормим. Проходи, дочка.