Когда он вошел в кофейню, я сразу насторожился. Не то, чтобы мне был неприятен его наряд - в конце концов каждый может надеть на себя "готские" штучки и считать себя воплощением древних ужасов. Не то, чтобы мне не понравилось его лицо - в конце концов бледность многим идет, длинные волосы теперь носят и мужчины и даже красят их специально, а подведенные глаза и накрашенные темной помадой губы еще ничего не говорят о сексуальной ориентации парня. Тем не менее я отчего-то забеспокоился. И моя тревога еще больше возросла, когда вошедший что-то коротко спросил у бармена, а тот кивнул в мою сторону.
Резко обернувшись, "гот" быстрыми шагами подошел ко мне и, не протягивая руки и не здороваясь, весьма бесцеремонно присел на кресло. Я отставил в сторону недопитый латте и, стараясь не выдать взглядом своего волнения, посмотрел на него.
- Полагаю, вы и есть знаменитый Андрей? - в его тяжелом и низком голосе я услышал издевку. Интересно, с чего он взял, что я знаменит? Кто-то наболтал ему обо мне, а он решил, будто я местная достопримечательность? Откуда он сам? Его издевательская манера общения, нагловатая и прямолинейная, была свойственна не только жителям мегаполисов, а по одежде, как я уже успел заметить, он вполне мог оказаться "обычным" поклонником западных рок-групп, коих в каждом городе наберется предостаточно.
- Не знаю, чем я знаменит, - я не стал отвечать в тон ему. Это невежливо, побуду собой. - Но что меня зовут Андреем, это верно.
- Я слышал, ты верующий?
- Так и есть, - я насторожился. Очередной атеист? Впрочем, чему удивляться - "готы" наверняка поголовно или сатанисты, или безбожники, на худой конец гностики. По крайней мере так обыкновенно и бывает, и я не был склонен думать, что в данном случае предо мной сидело исключение из правил. Хотя, не спорю, исключения бывают. Однако мне лично трудно было представить православного христианина - фанатичного "гота". Ну не вяжется такое в моем уме!
- Так скажи мне, верующий, - он сделал акцент на последнем слове, - что есть вечность? А?
- А вы сами как думаете?
Он правильно понял мой вопрос:
- Берешь время на раздумье? А я думал, ты вежлив, не то, что остальные, называющие себя христианами да только и умеющие, что кричать и ругаться, судящие о человеке только по его одежде, по внешнему виду, зато бьющие себя в грудь, говоря, будто для них важна только душа!.. Вообще-то я от тебя хочу услышать ответ на свой вопрос. То, что я думаю, не имеет значения при твоем ответе. Уяснил?
- Вполне... На самом деле никто не скажет... вам, что такое вечность. Мы живем во времени, которое создано было на четвертый день творения. Вечность это антоним времени, противоположность. Безвременье, если хотите.
- Да? А в раю что, времени нет?
- Нет.
- А как там люди живут?
- Сейчас пока еще не живут, а ждут. И не в раю... Видите ли, в небесный Иерусалим пока никого не пускают, можно сказать, жильцы у дверей стоят. После Страшного суда дьявол и его аггелы, а также нераскаявшиеся грешники будут ввержены в огненное озеро, в геенну, а праведники и святые войдут в Небесный Град...
- Где царит вечность, непонятно какая? - он ухмыльнулся. - Может, вечность это остановившееся время? Вечный полдень! Или наоборот - вечная ночь? Может быть, вечность это бесконечно продленное время, а?
Странные вопросы он задает, подумал тут же я. К чему он клонит? Не похоже, чтоб простого приезжего волновал вопрос времени и вечности. А может, в очередной раз у меня возникла мысль, он сумасшедший? Сбежал из психбольницы со всеми своими одежками и, услышав обо мне, решил познакомиться? Мало ль кто тут у нас бродит.
Я глубоко вздохнул. Нет-нет, это люди нынче такие, или я такой, - всех вокруг подозреваем и записываем в сумасшедшие. А на самом деле - общающиеся с нами просто интересуются, у них свой интерес, они просто такие, какие есть. Не привычные нам, с другим характером, особенностями, или как принято сейчас выражаться - "со своими тараканами". Нам они кажутся неудобными, мы их не можем понять - от того и недоумения и противоречия, от того и неприязнь и... мысли о сумасшествии собеседника.
- Время там не может остановиться, - терпеливо стал объяснять я. - Там нет времени. А какое именно там состояние, что это такое - безвременье, мы, люди земные, облеченные во время, не можем даже представить. Мы можем строить разные конструкции - будь то остановившееся время, вечный полдень или застывшая улыбка, но это не объяснит никоим образом то состояние. Пока мы не умерли, пока мы не достигли его, то мы не представим и не поймем точно, какова она - вечность.
Он сцепил пальцы и внимательно слушал меня, ехидно улыбаясь.
- Ну конечно! - произнес он, когда я закончил. - У тебя только одно и может быть объяснение: вечность еще не наступила, поэтому и рассказывать о ней нельзя. Впрочем, некоторые ваши святые, кажется, и светом сияли, и на третье небо (пардон, а сколько их всего и где это они?) возносились, речи какие-то слышали, что и передать не могут. Язык что ли отнялся? Ну да, ну да, ты, конечно, скажешь - это не передать словами, язык, ох, такой неудачный орган, не сможет передать всю красоту, всё изумление, все восхищение... Да, да, - повторил он изменившимся голосом, - знаем мы такие речи, слышали. Но вот беда - где будут те, кто в Бога не верит? Ты сказал - в геенне, то бишь в аду. А в аду - есть ли время? И не та же ли он вечность, а? А если он вечность, то как же мучаться-то они будут? Мучения предполагают время, да? Начало и конец. Или не предполагают? И... - он пристально взглянул на меня. Его глаза готовы были пронзить меня, вынуть душу и сотворить с ней нечто ужасное. Я похолодел. - Откуда ты взял, что дьявол всех посадит на сковородку по своей собственной воле? Что есть ад - ты знаешь?
- Речь не идет о сковородках, - попытался было ответить я, - это в католицизме превалирует...
- Брось! - резко сказал он и, быстро наклонившись ко мне, заговорил шепотом, но с каким-то надрывом. - Что есть ад, как не мучение грешников? Но кто их мучает, скажи мне? Бесы? Нет, отвечу я, не бесы, но те, кого эти грешники обидели в своей земной жизни. Вот за этот рай я готов жизнь отдать, жизнь отдать, чтобы мстить своим врагам, уничтожать их и возрождать для следующего уничтожения. Упиваться местью и жить ею!.. Меня достаточно в этой жизни и били, и мучали, пока наконец я не нашел то, чего так долго искал, пока я наконец не понял, кому нужно служить, чтобы отомстить! Как я мечтаю поскорее оказаться там, чтобы быть палачом, чтобы самому мучить и пытать тех, кто мучал и пытал меня!
Я уже не смотрел на безумца. Даже если его обидели, даже если он так хочет в ад, даже если он встанет во главе всех мучителей ада, кто сказал ему - что те, кто его обидел, будут в аду? Не могли ли они покаяться, не могли ли они искупить свою вину так, как ему это не было видно? Но я молчал и слушал его.
- Ты думаешь, наверно, что в таком случае надо быть униженным и оскорбленным, что нужно поддаваться, терпеть, собирать как можно больше обидчиков и мучителей, быть праведником, чтобы потом, после смерти, уже всаживать им вилы и жарить на сковородках? Нет, нет! Ты не знаешь всех интересных задумок об аде! Если уж о рае нельзя и слова сказать, как там живется, то чего рассуждать об аде? Но простое чувство справедливости скажет тебе - кто должен платить по счетам, и кому возвращать долг. Богу? Нет. Обиженному? Да и только так. И обиженный вправе требовать возмездия, вправе требовать возмещения. Да, только представь, - он покосился по сторонам и еще больше понизил голос, - после смерти, в вечности, ты встречаешься с теми, кого обидел. Они требуют возмещения, они требуют суда! Воздаяния, возмездия. Что сделает Бог? В рай нельзя принять. Куда отправить их? О, затем и придуман ад! Дьявол - это не злобствующее существо, нет-нет! Его придумал Сам Бог. Сам Бог разрешил ему жить в аду и быть там... Кем? Царем? А может, главным тюремщиком? Может, дьявол это всего лишь... слуга Бога, а? Слуга-палач? Который вынужден обслуживать обиженных клиентов в раю. Да, именно так! - он причмокнул губами. - Подумай и рассуди. Он только лишь выполняет указы "сверху". Сказали, этого помариновать столько-то (а сколько по времени? Вечность это, как мы выяснили, понятие растяжимое), он и выполняет. Ведь Бог может в любое время, так и вы, верующие, учите, по молитвам церкви забрать грешника к Себе в рай. Ну срок вышел, условно-досрочно откинулся, молодец, имел хороших "братков" на воле - на земле. Те на земле всунули священнику мзду - тот кадилом помахал - и всё, только забирай из ада готовенького святого!.. Иначе - на что ваши записки, иначе - на что ваши молитвы в церкви, а? И выходит, что дьявол связан... Да, связан, но как? Он службу несет! Он на службе у Бога, он не противник Ему, но он нужен Богу. Иначе как бы выявились святые, не будь дьявола? А? Кто бы испытывал их, как не невидимый тюремщик? Кто бы соблазнял их, как не по воле Бога действующий слуга Его? Разве можно коснуться человека без воли Бога, скажи! Нет, ты сам это знаешь. И выходит, что дьявол-то всего лишь волю Бога выполняет, и в аду, и на земле. Дьявол - это необходимый элемент в системе мироздания, без него рушатся все ваши подвиги, все ваши борения, все ваши победы обращаются в ничто! Дьявол нужен Богу, как и Бог нужен дьяволу для его планов. Они друг без друга не могут существовать, это объективно! И значит, - он подмигнул мне и отстранился. - Можно служить и Богу, и ему. Просто он возьмет тебя в свою команду, в команду тюремщиков, надзирателей. А я... ох, я страсть как люблю потешиться! Вот где бы я развернулся! Вот где бы я применил все свои фантазии и силу!.. Но чтобы встать в ряду его сторонников, в ряду его верных последователей, тут на земле нельзя быть унылым и слабым, нельзя быть униженным. Надо здесь демонстрировать свою мощь, чтобы она там только преумножалась, надо уже здесь на земле проявить себя, заслужить ад!.. Я не хочу быть с богом, который пропагандирует смирение. Зачем смиряться, перед чем? Склонять голову перед обстоятельствами, мириться с несправедливостью, да? Если мы вместе, мы многое можем! Мы можем бороться, мы можем драться. А если бог заявляет - смирись, то горе этому богу. Я сам буду бороться с ним! Пусть смиряются и идут в свой рай слабые людишки, пусть дрожат и трясутся там, наверху, а мы в аду будем выполнять всю "черновую" работу, будем трудягами вечности...
- Вы сатанист? - без страха в голосе спросил я. Разумеется, я не поверил ни единому его слову. Я много слышал всякой белиберды насчет того, что дьявол необходим. В конце концов сам же дьявол затеял борьбу с Богом. Сам нарвался, сам полез в драку, сам же и проиграл, сам злобу затаил, сам решил отомстить, сам полез на дерево, сам людей соблазнил, сам завладел ими, сам радовался их мучениям, способствуя развращению их и потопу, сам же и обманулся, приняв Иисуса за обычного праведника, сам же и потирал ручки, ожидая Его в аду, сам же и "огорчился", поняв, Кого он поймал. Теперь сидит на цепи и тявкает. Правда, кого-то - неосторожных и слепых - кусает и уволакивает в свою конуру. Ну да ничего, скоро-скоро, знает он сам - его спустят с цепи, с него снимут ошейник, но ненадолго - три с половиной года он покусается, а потом... А потом будет как раз то, на что надеется этот товарищ, соблазненный им, его адепт, может быть, даже совершающий черную мессу по ночам на кладбище, - все они будут ввержены в озеро огненное. И никто не гарантирует никому никаких титулов - никаких надсмотрщиков, никаких приближенных. Дьявол - отец лжи, и кто верит ему? Люди. Те самые люди, которые кричали "Распни!", те же самые люди, предки которые хватали плод с древа добра и зла. Те самые люди, которых только Завет, закон и держал от того, чтобы не впасть в язычество, многобожие. Люди легко соблазняются, люди легко верят. Но кому?
Кто видел рай и сказал точно, что там будет? Кто видел ад и сказал точно, что там будет? Почему же люди строят тысячи гипотез? Почему же люди пытаются всеми силами объяснить, какими они - рай и ад - должны быть? Ведь очевидно, что объяснить не удастся, узнать до поры до времени тоже не удастся. Было бы нужно - Бог бы прямо всё и сказал. Да кто вместит? А дьявол и рад подсовывать людям разные конфетки - то расскажет сказочку про несуществующий ад (ну нет ни ада, ни рая, чего вы выдумываете, людей только смущаете?), или про то, что в любом случае все спасутся, даже он сам (надо только понять, что такое вечные муки, обещанные ему самому и его приспешникам. Вечные - это значит все-таки конечные?), или про то, что если станешь его последователем, то тебе будет обещано место рядом с ним (сомнительное удовольствие быть вместе в огненном озере, но разве об этом идет речь? 3,5 года - как не поцарствовать? А там, глядишь, и Бог не придет, а то и проиграет - веру-то на земле Он не найдет, а значит кто за Ним последует?). Да и вообще - не ясно что ли, что на земле самое главное власть и деньги? А может ли Бог это дать? Нет, конечно. Что Он там говорил? "Не хлебом единым...", "Не искушай Бога", "Богу только служи..."?
- Я богоборец, - услышал я ответ. - Я тебе уже сказал, кто я и чем занимаюсь, и кому служу.
- Печально, что вы избрали господином... именно его.
Я сочувственно посмотрел на парня. Тот, видимо, поняв значение моего взгляда, вновь наклонился и прошипел:
- Знаешь, что бывает с теми, кто не служит... ему?
- Что же?
- Самый страшный их кошмар оживает. Что для тебя самое ужасное?
Я почему-то вспомнил книгу "1984" - может, комната, в которую в конце концов привели главного героя, и была его личным адом? Самый страшный кошмар - это пытка, под одной уже угрозой которой отречешься от всего, во что верил. А если... если такую пытку, которой больше всего страшишься, применить к тебе самому здесь и сейчас? Ты храбришься, говоришь, что справишься, но это не так. Только с Духом ты справишься, а сам - никогда. Если крыса будет бегать у твоего носа, если только перегородка будет отделять тебя от нее, да и та - перегородка - будет поддаваться, не отречешься? Не скажешь ли - подпишу всё, что захотите, только не открывайте перегородку! А когда твоя семья стоит рядом и на них наводится дуло? Когда тебе говорят - или они, или твое отречение? Что скажешь? Когда ты осознаёшь вдруг, что ничто тебя не может спасти (кроме Бога), что никто не придет, а палач уже точит орудия пыток, а самые ужасные кошмары сейчас оживут, самые страшные пытки сейчас применят к тебе, и стоит только сказать слово "Отрекаюсь", и всё пропадет - точно, явно, мгновенно, скажешь ли ты нужные слова избавления?
Мысли мелькали в моей голове. Что скажешь? Представь самые ужасные вещи, самые ужасные пытки и страдания - всё перед тобой, всё здесь и сейчас. И противовес - твое отречение. Вырывание ногтей, медленное расчленение тела... Нужно ли продолжать? Представь, подумай об этих муках и скажи - велика ли твоя вера? Но Бог не допустит быть искушаемыми сверх меры, Бог не допустит тебе быть подверженным этим мукам, если ты к ним не готов, если это не будет полезно для тебя. И вспомни о святых...
Вспомнились мучения Георгия Победоносца, вспомнились мучения Пантелеимона. А что делали с Верой, Надеждой, Любовью и Софией? Что творили с Тимофеем и Маврой? И с другими тысячами мучеников. Возможно ль это вытерпеть просто так, без веры, без Бога? Возможно ль, как София, отдавать детей на мучение? Возможно ли делать то, что делали новомученики в уже наше советское время?
Зачем терпеть такие муки, не веря в Бога? На одном мужестве далеко не уедешь. И что - все миллионы мучеников были такими мужественными сами по себе, были без Бога такими сильными и крепкими духом? Возможно ли всё это вытерпеть самому, без Божественной помощи, без благодати, на одном "собственном ресурсе", на одних человеческих возможностях? Возможно ли выдержать такие мучения и не отречься? И ответ сам звучал - Дух наставит тебя, Сам всё скажет, Сам подвигнет, поможет. Ты же сам - не сможешь, не выдержишь... Как не выдержал кто-то, кто пытался во времена римского императора, придя к нему, претерпеть все мучения, гордо крича о своей принадлежности к христианству. Без Духа - он и сдался быстро. Достаточно двух-трех пыток - и человек ломается. И бросает горсть фимиама к подножию статуи божества, бросает приношение к ногам идола...
- С Богом ничего не страшно, - тихо ответил я.
- Ах так! - Он откинулся на кресле и рассмеялся деланным смехом. Потом, резко прекратив, наклонился ко мне и снова зашипел: Что ж, а если я скажу, что сегодня же приведу в твой дом десяток мучителей и мы с ними позабавимся над тобой? А потом уедем из города, и нас не найдут. Да даже если и найдут, у нас будет моральное право сказать друг другу и всем: мы выполняли его волю, и нам достаточно, пусть хоть убивают - мы к нему уйдем! У нас найдется оправдание для себя. А у тебя, - он зловеще улыбался. - Посмотри, какая у тебя перспектива. Будешь твердым - станешь святым по своей вере, а сломаешься... что ж, значит плохо верил, ничего не поделаешь, слаб. Ты должен быть счастлив, да, да, счастлив, что я предлагаю тебе сейчас пострадать за твоего Христа, ты должен умолять меня, как умолял своих друзей Игнатий Антиохийский, чтобы его не избавляли от голодных зверей. Так и ты. Ты должен просить у меня мучений, ты должен просить у нас особенных мук, особенных страданий, чтобы, ими очистившись, твоя душа достигла того рая, в который ты веришь. Я уже здесь готов творить волю своего хозяина...
- На всё воля Божия, - только и мог ответить я.
Он рассмеялся:
- Где он был, когда убивали его приверженцев? Где он был, когда страдали миллионы? Скажешь - был рядом. А я отвечу - неужели? И что он сделал? Дал холодной воды, дал им руку, облегчил их муки? Нет же! Посылал их на казни, на мучения. Хорошенькое дельце он придумал - уже тут, на земле, мучить людей. Да... Чтобы в аду не пришлось их мучать, конечно. Но кто знает - какие муки в аду, и сравнит их с муками на земле?
- Муки в аду страшнее, - прошептал я.
- Это верно, - услышав, тут же отреагировал он и встал. - Вот и проверим сегодня. До вечера! Не вздумай звонить в полицию, - одними губами сказал он и развернулся.
Быстрым шагом он направился к двери кофейни и, открыв ее, выбежал в прохладный вечер. Я едва успел перевести дыхание, как услышал визг тормозов и чей-то вопль: "Осторожно!".
Все сидевшие в кофейне вскочили со своих мест. Я прижался к оконному стеклу.
На проезжей части улицы стояла машина, из которой уже вылез озадаченный водитель, а на асфальте перед автомобилем лежал мой недавний собеседник с окровавленной головой. Я так и не узнал имени богоборца - подумал я, - и вот сейчас узнаю, допрашивать же будут, спросят, с кем его видели в последний раз, а меня спросят - о чем шла речь у вас. Он говорил, что у него есть какие-то друзья. Спланировал ли он приход с ними в мой дом, или это было импровизацией? Придут ли за мной сегодня?
Но взглянув снова на лежащую на дороге фигуру в черном, я отчетливо понял - не придут. Никто не придет. У него и не было друзей здесь, а если и были... если и приехали даже они вместе, полиция найдет их и задержит. Мне нечего бояться, мне нечего опасаться. Бог со мной. На Него возложу надежду мою и упование. Он - Защитник мой, кого мне бояться?
"Насмерть сразу" - прошептал кто-то за моей спиной. "Гроза идет. Дождь. Скользко" - проговорил другой. Действительно, начал лить дождь. И я смотрел, как кровь смешивается с водой и течет к водостоку. Тьма грозовой тучей накрывала город...