Аннотация: Фантастический рассказ американской писательницы Сюзанны Палмер. Перевод: Захаренко Борис
СЮЗАННА ПАЛМЕР
Возможно, просто о диване
Рождается новая Вселенная.
В тот самый момент, когда она начала расширяться, вытянув пальчики ног в вакуум, и было определено, какой элемент возникнет первым: электрон или позитрон - и электроны
победили, лишь на волосок опередив позитроны, - в тот самый момент появляется диван.
В общем-то, диван - это метафора, ведь формально он ещё не был "изобретён", если под "изобретен" понимать "назван", хотя это совсем не одно и то же.
Энергия преобразуется в материю, материя превращается в пыль. Пыль движется, её частицы объединяются и, вероятно, должны осесть на только образовавшийся ярко-красный
объект, но у дивана двойственное отношение к гравитации, так что пыль игнорирует его, как, кажется, делала это всегда, и, скорее всего, будет делать и дальше. Вместо этого её
частицы сближаются со своими соседями, растут, застывают и передают послание - "Мы здесь, здесь! Только лучшие пылинки!",- в бесконечном потоке сообщений, будто в групповом
чате, модерация которого уже не справляется, и когда точка невозврата пройдена, первый массив частиц пыли сжимается и в драматичном накале превращается в первую звезду.
Следуя тенденции, появляются и другие звезды. Пылевые облака, соперничая друг с другом, кружатся в вихре огней, пока какая-нибудь звезда не скажет: "Эй, у меня есть
по-настоящему крутая модная идейка", и тогда появляются планеты, чтобы украсить звезду, и именно здесь диван впервые опирается на что-то твёрдое.
Нет причин, по которым он должен был быть единственным, но так оно и было; если бы кому-нибудь пришло в голову предположить, существуют ли другие диваны, сокрытые глубоко
в сердце звезды или внутри мантии какой-нибудь планеты, или так глубоко во тьме вакуума, куда свет ещё не добрался и, возможно, никогда не доберётся, конечно, вероятность
этого существовала (ну, по крайней мере, "невозможно" сказать было нельзя), но, так уж случилось, сейчас он был только один. Если причина этому в том, что зыбкая связь между
электронами и позитронами, рождёнными в первичной неопределённости, не могла допустить большего, то гипотеза существования других таинственных диванов неизбежно
представляется нелепой.
Итак: диван. Он красный (об этом уже упоминалось?), даже ярко-алый, что смотрится непристойно, или, в лучшем случае, вызывающе (если можно дать моральную оценку длине
волны света). Может, этот цвет намекает на какую-то основополагающую непристойность, скрытые секреты или возможность дикого, опасного приключения? Или он так же случаен, как
и всё прочее, огромный карточный домик из случайностей и шансов, этот незыблемый фундамент удач и неудач? Он мягкий, но прочный. Он удобный, возможно, даже уютный, но лишь
на столько, на сколько необходимо. Он выжидает.
А вселенная движется вперёд.
Лава, лава, лава, больше лавы, и вот заблудший кусок камня срывает вечеринку и сводит на нет всю уже проделанную тяжелую работу, вынуждая планету поменять планы и начать
всё сначала. Конечно, это означает ещё больше лавы, которую дарят катастрофические, разрушительные силы, сражающиеся в монументальном, безграничном масштабе. Однако, диван в
целости и сохранности, либо дрейфует по поверхности океана магмы, либо спокойно скользит по любой образовавшейся поверхности. Падают капли дождя, ненадолго оседают на его
подушках, но диван водонепроницаем, и вода вскоре стекает обратно в остывающую породу.
Элементы приходят и уходят. Бедный Гафний, на короткое время ставший сенсацией, в последний раз был замечен крадущимся ночью, чтобы исчезнуть навсегда.
Континенты рушатся и раскалываются, и когда тектоническая плита, на которой стоит диван, с рокотом исчезает под другой, диван просто остаётся на месте и позволяет новой плите
скользнуть на место под его прочными короткими ножками. Если диван оказывается посреди океана на самой вершине горы и находится там какое-то время, может, даже, целую эпоху,
к нему ничто и никто не проявляет признаков внимания, возможно, лишь потому, что это просто диван.
Губки растут в нижней его части, затем эволюционируют и распространяются повсюду. Возникают жуки, летающие на чудовищных, великолепных, сверкающих крыльях, а папоротники
наслаждаются маленькой тенью дивана, пока не наступает ледниковый период, и не возвращаются, пока он, наконец, снова не отступит. Долгое время глыба - ледяная, нестабильная,
не просто какая-то уличная каменюка, а такая, что имеет полное право на собственное название, - прижималась к левому подлокотнику дивана, к которой его толкал лёд, а потом
оказалось, что толкать уже некуда.
К тому времени, когда Эораптор решает, что диван - идеальное место для гнезда и яиц, ледяная глыба выветривается и превращается в нечто потрескавшееся и изъязвлённое, он
обживается там на какое-то время. Гнездо исчезает тогда, когда торвозавр, охотящийся за добычей, спотыкается о диван и падает в усыпанную камнями грязь за ней, ломая шею и
медленно превращаясь в ещё одно печальное ископаемое.
Появляются птицы, цветы, и крошечные млекопитающие спешат под диван в поисках укрытия. В конце концов, появляются люди (считается, что птицы, жуки, папоротники и эорапторы
не в счёт, что весьма спорно), но по какой-то причине большинство из них не находят ярко-красный цвет привлекательным - смотрите выше, повторяем: намёки на дикие, опасные
приключения, которые не очень-то привлекательны для видов, едва цепляющихся за собственное существование. Homo habilis (Человек Умелый), в частности, постоянно убегает при
виде дивана, что прискорбно, потому что он определённо мог бы извлечь пользу из короткой передышки, чтобы просто немного расслабиться и остыть.
Homo erectus (Человек Прямоходящий) пытается проткнуть его, укусить, а затем поджечь, но всё равно никогда просто на него не сядет.
Плиты продолжают двигаться, континенты продолжают свою экскурсию по достопримечательностям этой планеты. Наконец, рядом с диваном, а затем и вокруг него вырастает деревня.
Какое-то время он находится внутри замка, затем внутри крепостной стены, затем ярко возвышается на её руинах. Мы не будем упоминать о его кратком, но недостойном пребывании
на свалке.
Когда Нед арендует дом, в котором в конечном итоге оказывается диван, он считает, что его поместил туда домовладелец, потому что предыдущие арендаторы определённо не
относились к тем, кто следил за мебелью и содержал её в чистоте и порядке. Они с Шеннон занимаются на нём сексом, и не один раз; Нед также пытается заняться на нём сексом с
Дином, который снимает комнату наверху, но диван выводит Дина из себя, и он вместо этого пытается пригласить Неда к себе наверх. Нед называет его суеверным пещерным
человеком - может быть, Дин и Человек Умелый что-то подозревали, может, и нет - но на этом всё заканчивается.
Следующие арендаторы сжигают дом дотла, и диван какое-то время стоит там в развалинах, ожидая страховых агентов, которые действуют ненамного быстрее, чем различные
ледники, которые проползали мимо и проползут в будущем. Если бы у дивана было своё мнение, которого у него не было, он бы отдал победу ледникам, потому что, по крайней мере,
они прибыли с интересной мегафауной, а не с блокнотами.
Дом перестраивается, переделывается заново, и, кажется, никто не задаётся вопросом, почему здесь стоит этот диван, который по-прежнему выглядит так же, как и тогда, когда
возникла Вселенная, и ни одному человеку, к их сожалению, не удаётся сдвинуть диван хоть на несколько дюймов, даже командными усилиями, даже с помощью алкоголя и ругани.
Однако, по большей части, никто и не думает перемещать его, как будто он находится там, где ему и положено быть.
Карла вяжет для дивана крючком красивое радужное покрывало, и оно ему очень идёт. Она проводит с ним много лет, читая книги, вяжя крючком и спицами, смеясь или плача с
подругами, которые никогда не были настолько верными, как диван, который она привыкла считать своим другом. Когда она продаёт дом, то сожалеет, что вынуждена оставить диван,
так как грузчики не могут сдвинуть его с места, и кажется, что так и должно быть, чтобы он оставался там, где стоит.
Она целует диван на прощание и оставляет на нём поношенный плед, который новые домовладельцы сразу выбрасывают.
Проходит время, взрываются бомбы, и снова нет ни дома, ни даже грязи, в которой нашли бы окаменелости людей, отчаянно пытавшихся спрятаться за ним.
Прошло много времени, прежде чем появились археологи и нашли диван, поражённые таким прекрасно сохранившимся артефактом. В конце концов, они построили вокруг него музей и
выставили его рядом с другими экспонатами - тремя летающими тарелками, копией "Моби Дика", напечатанной шрифтом Брайля, кофеваркой для приготовления капучино, которая, по их
теории, была своего рода панацеей от всех болезней, и тремя четвертями самого первого андроида, реконструированного, но нерабочего, - с табличкой "Не садиться!" (или, точнее,
с табличкой "Фна чи бугеним!"), лежащей на диване, прямо там, где Карла обычно ставила свою корзинку с пряжей.
Большинство посетителей музея следуют этой табличке не потому, что чтят законы, а, возможно, потому, что Homo Pertinax получил от своих предков нечто большее, чем просто
безумно опасный климат, пёстрые очаги радиации и любовь к сыру. Редкий инопланетный посетитель, однако, неизбежно игнорирует табличку и садится / громоздится / вползает /
приземляется / конденсируется / проявляется /ложится на него, и его приходится прогонять любому экскурсоводу, заметившему нарушителя.
Когда солнце состарится настолько, что уже не сможет светить, наступит ледниковый период, который огненным смерчем пронесётся по планете, пока не обернётся вокруг неё,
музей и все, кто мог бы его посетить, уже давно исчезнут.
Кто знает, возможно, диван не согласен дрейфовать в умирающих останках звёздной системы? Галактики сталкиваются и разрывают друг друга на части, и новая галактика на
какое-то время претендует на диван, хотя ей так и не удаётся поместить под ним планету или позволить ему снова давать тень и укрытие папоротникам.
На диване сидят трое, и, если подумать о том, насколько ошеломляюще велико пространство и насколько крошечен диван, плывущий в нём в полном одиночестве, эта новость
чертовски приятна.
Не то чтобы кто-то из них сидел.
Вселенная продолжает расширяться, истончаясь по мере своего развития, поскольку запас материи ограничен. В конце концов, любое отклонение от нормы в небытие находится в
пределах статистической погрешности, и всё становится тёмным, холодным и забытым на очень долгое время.
Она - "она", вероятно, тоже метафора, хотя также возможно, что она - совсем никакая не "она", - проходит мимо, находит диван и слегка присаживается, хотя по большей части
она нематериальна, слишком неземна и безгранична, чтобы "сидение" имело какой-то смысл. Она ощущает давний запах яиц Эораптора, похожий на запах мела и слегка можжевельника,
она чувствует призрачное тепло цветной накидки Карлы на своей шее, хотя у неё нет шеи, и она в ней не нуждается, и даже понятия о ней не имеет. Она чувствует, как горячая
лава течёт по поверхности, ощущает тёплое прикосновение живой земли, нежное царапанье кораллов и губок и еле уловимый клёв рыбок. Она может ощутить след задницы Неда там, где
он сидел в одиночестве и дулся на Дина в течение нескольких благословенных дней, и это позволило Шеннон уйти от него, что было только к лучшему. Она может слышать звуки
волынок, отражающиеся от стен замка, низкое жужжание крыльев стрекоз, чувствует, как порхание бабочек неизмеримым образом переписывает историю вокруг. Она чувствует зыбь
океана и слышит эхо плезиозавров, наутилусов и китов, поющих песни о любви и дружбе из глубины. Всё, что есть или было, запечатлено навсегда.
Наконец, она роется среди подушек, роется между ними, пока не находит то бесконечно маленькое, бесконечно плотное зёрнышко бытия, не более чем мерцающую крупинку, пятнышко
света, которое ждёт своего часа.
Она держит его в своей ладони-которая-не-ладонь, ощущает его жар, силу и нетерпение, а затем осторожно дует на него, как на тлеющий уголек, который нужно разжечь.
Память о страхе, гнетущем разрушении и опустошении, пустоте и энтропии стирается с этим придыханием, но надежда, удивление и радость остаются, ибо информация никогда, ни при
каких обстоятельствах по-настоящему не теряется, и то, что осталось, является самым основополагающим и фундаментальным. Новые решения должны будут быть приняты, они всегда
будут приниматься снова и снова, так и должно быть.
Она отпускает огонёк, видит, как он касается пустоты вокруг и желает снова наполнить её, пошевелить пальчиками ног в будущем, только в будущее. "Да будет жизнь", - говорит
она и после этих слов рождается новая Вселенная.
![[]](/img/z/zaharenko_b_w/possiblyjustaboutacouch/91sqkypf98l._sl1500_.jpg)