Забабашкин Владимир Юрьевич : другие произведения.

Двойной захват

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Владимир Забабашкин
  
   Двойной захват.
  
   Материал для сценария или длинный синопсис.
  
  
   Записку эту передал какой-то случайный прохожий патрульному мили­ционеру, со ску­ча­ющим видом фланирующему возле станции метро. На мя­том клочке бумаги был наца­рапан текст. Именно нацарапан, потому что бу­квы шли кривыми изломами -- по-види­мому, писали кусочком грифеля от карандаша и дрожащей рукой. Текст гласил:
   "МЕНЯ НАСИЛЬНО УДЕРЖИВАЮТ БАНДИ­ТЫ. Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ НА­ХОЖУСЬ. ПЕРЕДАЙТЕ ЭТУ ЗАПИСКУ ОРГАНАМ. ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА, ИНАЧЕ Я УМРУ. НАЗАРЯН".
   Пока патрульный читал записку, нашедший ее мужчина переминался с ноги на ногу в ожида­нии. Он чувствовал себя неуютно, и ему хотелось побы­стрее уйти.
   -- Где вы ее нашли? -- наконец спросил ми­лиционер. Мужчина назвал одну из цен­тральных улиц Москвы и номер дома, возле которого ва­лялась за­писка.
   -- У вас есть документы? -- Взгляд милицио­нера был недоверчив.
   -- Ну вот, я так и думал, -- заныл мужчина, доставая паспорт. -- Теперь затаскаете. Лучше бы выкинул эту записку в урну...
   -- Что вы так переживаете, -- успокоил его патрульный, просматривая паспорт. --Докумен­ты у вас в порядке, а тут, может быть, человека спасете... А если вызовут в каче­стве свидетеля, то это долг каждого порядочного граж­данина. -- Он переписал в блокнот адрес прописки и при­ложил руку к фу­ражке. -- Вы свободны. Спасибо за содействие.
   Сложенный вчетверо листок он положил в карман, а потом то ли забыл о его существо­ва­нии, то ли не придал значения этой информа­ции, "шутников нынче развелось", но за­писка оказалась на столе у начальника ближайшего от­деления милиции лишь наутро сле­дующего дня.
   Двое из дежурной смены были посланы по адресу, указанному на обратной стороне ли­стка. Те походили вокруг здания, позвонили кое в какие квар­тиры... Был будний день, и дома мало кто находился, да и те не смогли сооб­щить что-либо вразумительное. Так бы и закончилась эта исто­рия ничем, если бы не случайное совпадение.
   Днем в милицию позвонила какая-то женщина, судя по голосу, преклон­ного возраста, и пожаловалась, что в квартире, находящейся под ней, шумят, кричат и, якобы, она слышала что-то вроде вы­стрела.
   К выстрелу дежурный лейтенант отнесся се­рьезно и доложил об этом звонке началь­нику. Тот, узнав адрес звонившей, неожиданно обна­ружил, что этот адрес совпадает с тем, что был на записке. Но теперь стала известна квартира, по крайней мере, легко вычисля­лась. Она находи­лась на первом этаже дома сталинской построй­ки. На окнах висели вну­шительные решетки, а дверь была бронированной. Посланный сержант тщетно звонил в эту дверь в течение по­лучаса, но в квартире было тихо, и никто не открывал.
   Зашли к звонившей женщине. Это была акку­ратная сухонькая старушка, говорившая много лишних слов.
   -- Кто там живет? -- спросил старший наря­да, прорываясь через ее бол­товню, и ткнул паль­цем в пол.
   -- Какой-то армянин... или, может, грузин. В общем, какой-то черный, с Кавказа. Он посе­лился здесь месяца три назад. Может, купил квартиру или снимает... Раньше здесь жил архи­тектор, но он помер. А кому эта квартира доста­лась -- не знаю. Сначала здесь крутились его родственники, наверное, делили наследство, а потом появился этот армя­нин. Ашот, что ли... Я с ним не общалась.
   -- Когда вы услышали шум? -- поставил сле­дующий вопрос милицей­ский.
   -- Да там с раннего утра шумели, а прекрати­ли около часа назад. -- Ста­рушка посмот­рела на старинные часы с маятником, висевшие на сте­не. -- Да, где-то около часа... Кто-то там так кричал, как будто его резали или пытали. Такие страсти...
   -- А из квартиры кто-нибудь выходил?
   -- Там постоянно снуют последние три дня. -- Она начала развивать новую тему. -- К подъезду приезжают машины и все туда. Хоро­шие машины, иностранные. Я в них не разбира­юсь, но знаете... такие они. В сериалах пока­зыва­ют. Я тут смотрела...
   -- Из квартиры кто-нибудь выходил после этого шума? -- нетерпеливо по­вторил во­прос старший наряда и поморщился.
   -- Да вроде бы нет... -- Старушка засомнева­лась, начала теребить поясок на халате. -- Подо­ждите! -- Она подошла к окну и указала на при­паркован­ную между двумя гаражами-ракушками машину марки "БМВ". -- Вот. Это ихняя.
   -- Спасибо за сигнал. Разберемся. До сви­дания.
   Опять звонили в дверь -- никакой реакции. Старший доложил по рации начальнику от­деле­ния создавшуюся обстановку.
   -- Может быть, затаились? -- после неболь­шой паузы отреагировал тот. -- Пугнули вы их. Подождем до вечера -- должны проявиться. Выставь пост возле подъезда -- пускай пригля­дывает за квартирой и машиной. И преду­преди, чтобы аккуратней там.
   Дежурить оставили сержанта Михеева, того самого, что изначально звонил в дверь. Предполагался захват заложника вооруженными бандитами, поэтому требовался человек с боевым опытом. Михеев до службы в милиции успел по­воевать и потому годился для этой роли. По крайней мере, стрелять на по­ражение не боялся.
   Начальник отделения "пробил" через ГИБДД номер машины и обомлел: она была при­писана к гаражу Федеральной службы безопасности.
   - Зачем искать на собственную ж... приключе­ний, -- сказал он своему заму. -- Пускай сами между собой разбираются.
   И, связавшись с грозным ведом­ством, объяснил ситуацию. Оттуда пере­звонили через полчаса, сказали, что дело забирают себе, и убедительно про­сили пока не снимать пост. До приезда их людей.
   Когда майор Храмов, руководитель подразделения для проведения спецо­пераций, зашел к начальнику управле­ния, тот, нахохлившись, ходил по каби­нету, за­ложив руки за спину. Он молча предложил Хра­мову сесть, а потом, немного побродив вокруг, присел сам, но, по крайней мере, еще минуты три не произносил ни слова, а лишь хмыкал себе под нос. Хо­рошо узнав своего шефа за время службы, Храмов понимал, что это признак дур­ного на­строе­ния. А настроение генералу можно было испортить только проблемами по работе, серьезными проблемами. Другим эмоциям он не был подвержен, по крайней мере, Храмов этого не замечал.
   -- Тут дерьмовое дело случилось, -- наконец выдавил из себя генерал. -- В нашем ве­домстве разные люди попадаются, несмотря на тщательную фильт­рацию. Курвятся в про­цессе работы. Неко­торые начинают участвовать в по­литических иг­рищах, а есть засранцы, которых прикормила мафия. Я не буду давать лишнюю информацию, да она тебе и не нужна.
   "Это уж точно! -- подумал Храмов. -- Но куда он клонит? Зачем такое длинное преди­словие? Сейчас скажет. Не на лекцию же он меня при­гласил".
   -- А если вкратце, без должностей и фами­лий, то вот послушай. Это я тебе, чтобы лучше проникся и знал, куда лезешь. -- Генерал вынул сигарету из си­гаретницы в виде экзотического цветка, помял ее, понюхал и со вздохом во­ткнул обратно. Он в очередной раз бросил курить и сильно страдал. -- На­счет коррумпированности нашей власти тебе рассказывать не надо. Об этом ты не хуже меня знаешь. Но это аб­стракция. А если кон­кретно, то мне из­вестна группа высокопоставленных чиновников, кото­рые уводят грязно на­житые здесь деньги за гра­ницу. В этих манипуляциях участвует несколько мафиозных банков, а операции прикрывают не­которые наши сотрудники с немалыми чинами. Дело усложняется тем, что подобных мафиозных структур несколько и они жестко конкури­руют друг с другом, вплоть до физического устране­ния своих соперников. Ну и наши со­ответствен­но обслуживают каж­дый своего хозяина и неред­ко сталкиваются между собой. Я всех знаю пофа­мильно. А позвал я тебя вот чего... -- Генерал задумался, и рука его вновь по­тянулась за сига­ретой. -- Поймать с поличным их крайне слож­но, грамотно рабо­тают, но, кажется, представи­лась возможность. Финансовые махинации, ко­нечно, не наш профиль, но здесь присутствует явный случай терроризма с захватом заложни­ков. -- Он подробно рассказал про квартиру, где якобы на­сильно удерживают некоего Назаряна Ашота. -- Известная личность в кри­минальных кругах. Он как раз и занимается отмывкой. Крупный специалист в этом деле! Числится за­местителем управляющего одного из ком­мерчес­ких банков, имеет обширные связи среди запад­ных финансовых воротил и вхож в околоправи­тельственные круги, где и прокручивает свои делишки с чиновной братией или, точнее, бра­твой.
   Нам в любое время могут дать по рукам, неиз­вестно, куда эта ниточка тя­нется, поэтому нужно действовать быстро и жестко. Твоя зада­ча -- взять штурмом эту квартиру, разо­браться по горячим следам и получить максимум компрометирующей информации. А дальше мое дело. Я сумею ее использо­вать. Тряхани как сле­дует этого Назаряна, если он еще будет жив. В финансо­вых махинациях он явно ключевая фигура. Давай действуй!
   Генерал встал и начал нервно ходить по каби­нету, как бы забыв про Хра­мова. Тот тоже встал и, не прощаясь, вышел.
   Группа захвата в составе восьми человек, включая Храмова, поехала на микроавтобусе. Оставив бойцов недалеко от нужного дома, Александр про­шелся вдоль фасада. Постовой мент не светился возле подъезда, а сидел на лавочке в глубине небольшого сквера.
   "Правильно, что не стоит столбом возле дома".
   Он еще походил немного туда-сюда, пока сержант не подошел к нему и не попросил предъявить документы. Храмов показал служеб­ное удостоверение.
   -- Пойдем опять на лавочку. Поговорим. Они расположились на той же скамейке.
   Подъезд и машина отсюда просматривались ве­ликолепно.
   "А этот парень не лопух в наших делах", -- подумал Храмов и сказал:
   -- Они, в конце концов, выйдут из квартиры, если, конечно, там кто-нибудь есть. И до­кумен­ты у них наверняка в порядке. Твое дело спрово­цировать их на активность. Тяни время, не воз­вращай документы... Ты будешь под посто­янным прикрытием. Со мной еще семь человек. Так что не бойся.
   -- А я и не боюсь, -- спокойно проговорил сержант. -- Пушка заряжена, а пользоваться я ей умею.
   Храмов расставил своих людей и начал бро­дить около дома, как будто кого-то ожидая. Из подъезда выходили люди, но это было не то: ка­кие-то женщины с сумками, старик с клюшкой и маленькой собачкой на поводке... Ближе к вечеру из дома вышли двое. Они постреливали глазами по сторонам, и в походке их чувствовалось что-то крадущееся.
   Сержант представился и попросил документы на проверку. Храмов нахо­дился метрах в десяти. Один из остановленных, мужчина средних лет с жест­ким выражением лица, сразу же достал паспорт, второй, мрачный гориллопо­добный тип, несколько замялся, а потом показал какую-то бумажку.
   -- Печать у вас слепая, -- прокомментировал сержант, медленно листая страницы пас­пор­та. -- А вон та машина ваша? -- неожиданно спросил он и впился взглядом в стоящего перед ним.
   -- Н-нет, -- неуверенно ответил тот, вопрос явно застал его врасплох. -- Это не наша.
   -- А у вас что? -- сержант протянул руку ко второму. -- Так... Посмот­рим... Утеряли паспорт? Надо восста­навливать. У вас что, проблемы с этим или как? Чего молчите?
   -- Бланков в паспортном столе нет, -- наконец выдавил из себя горилло­подобный. Он был в пид­жаке, и внутренний карман оттопыривался.
   "Скорее всего пистолет", -- мелькнуло в го­лове у Храмова.
   -- А вы из какой квартиры идете? -- тем вре­менем продолжил крутить их милицей­ский.
   "Хорошо работает", -- оценил Храмов.
   -- Из двадцать седьмой, -- невнятно пробормотал мужчина.
   -- Жалуются на вас соседи, шумите сильно, -- со значением проговорил сержант. --А в квартире кто-нибудь остался?
   -- Там никого нет, -- последовал ответ.
   -- Давайте вернемся и проверим. Печать, по­нимаете, слепая, справка ка­кая-то... И со­седи жалуются. Пройдемте, проверим. Давайте, давай­те. -- Сержант взял мужчину под локоть.
   Храмов напрягся -- и не напрасно. Гориллоподобный резко отступил на­зад, его рука метнулась к карману, но оружие достать он не успел. Прозвучал выстрел, и он завертелся, получив пулю в плечо. Это сработал замаскирован­ный снайпер из команды Храмова.
   А первый свалил сержанта резким ударом в лицо и побежал вдоль дома. В руке его мелькнул пистолет. К нему бросились сразу трое. -- Стой, если жить хочешь! Сопротив­ление было бессмысленно. Тот от­бросил в сторону ствол и поднял руки. Его уло­жили на землю и начали обыскивать.
   Храмов наклонился над сидящим на земле сержантом. Раздался звон стекла, и он, уви­дев высунувшееся сквозь прутья решетки дуло авто­мата, резко бросился на землю. Застре­котала очередь. Сержант дернулся и начал червяком из­виваться на асфальте. Храмов отка­тился к подъ­езду, тем самым уйдя из сектора обстрела, и при­жался к стене под бетонным козырьком. Из-за кустов раздалось несколько пистолетных вы­стрелов. Опять послышался звон стекла. Дуло автомата пропало из окна, и наступила насторо­женная тишина. Храмов осмотрелся и увидел гориллоподобного, заворачивающего за угол дома. Он было дернулся вслед, но остановился.
   "Никуда он не денется. Сейчас ребята его слепят".
   Вдоль стены к Храмову приближались двое из его группы. Один из них держал в руках здоро­венную кувалду.
   -- Действуем по обычной схеме?
   Храмов кивнул и достал переговорник.
   -- Пятый, это Второй. Мне нужен броне­вик -- здесь крепкая решетка и стреляют. Про­сто так не подойдешь. Понял. -- Он повернулся к стоящим ря­дом бойцам: -- Начинайте долбать дверь. И пусть кто-нибудь займется сер­жан­том. -- Потом он вновь включил пере­говорник: -- Общий сбор у подъ­езда. Двигаться пере­бежками вдоль стен. Задержанных спеленать и... -- "Тряхани как следует этого Назаряна, -- вспомнил он слова генерала. -- Эти типы явно не кавказцы. Надо искать Назаряна". -- ...допро­сить по горячим следам. Фомченко, займись сержантом. Остальные сюда.
   Группа собралась минуты через две. В подъ­езде раздавались мерные удары кувалды. Храмов провел быстрый инструктаж.
   -- Трое останутся здесь. Не давайте им высо­вываться из окон. Стреляйте при малейшем ше­велении. Двое на углы дома, чтоб исключить случайных прохожих. Ты, -- он ткнул пальцем одного из бойцов, -- встречать броневик. Все. Начали.
   Бронетранспортер появился минут через де­сять. Под его прикрытием бе­жал боец. Сле­дом ехали две милицейские машины. Из них на ходу выскаки­вали люди в форме и рассре­доточива­лись по скверу, создавая оцепление. Ку­валда ра­ботала непрерывно. Из соседних квартир начали выглядывать испу­ганные жильцы.
   Храмов отозвал своих бойцов, стоявших по углам дома. Их место заняли милиционеры. Перио­дически раздавались выстрелы, не давая банди­там воз­можности задействовать окна. От ударов кувалды дверь расшаталась, но не поддавалась -- она была сделана на совесть. К бронетранспор­теру подцепили толстый трос с крюком, и машина двинулась в сторону дома. Следом, пря­чась, сле­довали трое. Двое бойцов находились по обе сто­роны одного из окон, стоя на мини-стремянках, изготовленных для подобных случаев.
   "Интересно, где быстрей прорвутся, -- азарт­но подумал Храмов. -- По крайней мере, тем, кто внутри, приходится работать на два фронта". Он вбе­жал в подъезд.
   Крюк набросили на решетку, и бронетран­спортер потянул за трос. Решетка изогнулась, крякнула, посыпался битый кирпич. Наконец она поддалась, резко выскочила из проема, и броневик поволок ее, ломая кусты. В освободив­шееся окно выпустили длинную очередь, и два бойца, истошно крича, запрыгнули на подокон­ник и скрылись внутри квартиры. Там сразу же раздалась стрельба. Храмов с разбегу запрыгнул следом и, метнувшись на пол квартиры, резко от­катился в сторону. Он попал в комнату, устав­ленную кор­пусной мебе­лью, по-видимому, гос­тиную. В ней никого не было. С грохотом упала входная дверь, и в квартиру порвались еще не­сколько бойцов. Выстре­лов больше не было, но зато раздавался отборный мат и глухие удары.
   "Не забили бы до смерти", -- подумал Храмов и выскочил в холл. Под вешалкой ва­лялся труп с размозженной головой. Рядом лежал один из бой­цов. Он был ранен в живот и стонал. "Выживет", -- подумал Храмов и дал указа­ние тащить его в только что подъехав­шую "Ско­рую помощь". На кухне был еще один мертвый бандит. Он лежал животом на табуретке и был похож на обвисшую толстую тряпку. В соседней комнате не прекращали мате­риться. Храмов бросился на голоса и попал в одну из спален. Там возле ши­рокой ра­зобранной кровати лежал некто в на­ручниках. Его крепко били но­гами двое бойцов.
   -- Отставить! Где заложник? -- гаркнул Хра­мов.
   Один из бойцов сказал:
   -- Кажется, в ванной. Получай, козел! -- Он поднял ногу и ударил лежа­щего каблуков в об­ласть позвоночника.
   -- УУУУ. -- заорал тот, изогнувшись, но Хра­мов уже переместился в ван­ную, бросив на хо­ду: -- Не переусердствуйте.
   Назарян сидел на кафельном полу под рако­виной, прикованный наручни­ками к трубе. Его изувеченное лицо напоминало безобразную маску паяца. На щеках были видны следы ожо­гов -- по-видимому, его жестоко пытали. Хра­мов поймал его полубезумный взгляд и, присев рядом с ним на корточки, спросил:
   -- Ну что? Досталось! Давай рассказывай, что и как! -- Он нанес залож­нику болезнен­ный удар в нос. -- Быстро!
   -- Только не бейте! Я все расскажу. -- Наза­рян был окончательно сломлен. Вид его был жалок.
   -- Рассказывай! Замучу суку! -- Храмов до­стал диктофон и включил за­пись. Назарян быстро и сбивчиво заговорил. Он принял Храмова за одного из бандитов, чего тот и доби­вался.
   "Доделываю их работу", -- зло подумал Храмов. И тут он услышал не­сколько имен вы­соко­поставленных чиновников, бывших на слуху у всего на­селения России. Он сам часто видел их физиономии по телевизору.
   -- Как ты с ними связан? Отвечай! -- Храмов замахнулся.
   -- Не бей! -- взвизгнул Назарян и сжался в комок. -- Я им отмывал деньги в европей­ских банках. Вот номера их счетов. -- Он начал сы­пать именами и цифрами. -- И доку­менты есть, которые это доказывают. Там их подлинные подписи и схемы движения денег.
   -- Где! -- взревел Храмов.
   -- В банке "Лионский Кредит". В сейфе. Вот его код, -- Назарян продик­товал еще не­сколько цифр.
   -- Как туда попасть? Говори! -- Еще один бо­лезненный удар по лицу.
   В ванну кто-то заглянул, но Храмов махнул рукой, мол, сам справлюсь, и продолжил допрос:
   -- Говори!
   -- Либо я лично, либо по доверенности с моей подписью.
   Храмов достал из кармана сложенный вчет­веро лист бумаги и сунул ручку Назаряну. -- Ставь подпись. -- Сделал он это инстинктивно, на всякий слу­чай. -- Вот и хорошо. Сиди пока что.
   Храмов вернулся в холл. Раненого уже унес­ли, а с его бойцами беседовали двое незна­комых мужчин. Один из них, увидев Храмова, раскрыл перед ним удостоверение ФСБ. Он был из другого управления, и Храмов его раньше ни­когда не видел.
   -- Отлично сработано! -- проговорил незна­комый полковник. -- Теперь начались наши де­ла. Вот приказ. -- Он достал бумагу за подписью замести­теля директора ФСБ.
   Храмов понимающе кивнул.
   -- Нам меньше возни. Пошли, ребята.
   Пленку с записью он передал генералу, а ровно через две недели генерала уволили в связи с уходом на пенсию. Сержант Михеев выжил.
   Назарян скоропостижно скончался по дороге в больницу. Об этом Храмов узнал позже, но не придал значения. Тогда...
  
   Петр Фомченко был заместителем Храмова, ставил его выше себя как про­фессионала и вовсе не удивился, когда тот предложил ему прогуляться посе­редине рабочего дня. "Зна­чит на то есть веские причины".
   Встретились они в забегаловке на Никольской улице, знакомой еще со сту­денческих времен.
   - Заодно и пообедаем, - усмехнулся Храмов, когда они уселись за столик. Обычно они питались в ведомственной столовой.
   - Ну не обедать же ты меня позвал, - сказал Фомченко и уставился на ко­мандира в ожи­дании информации.
   - Здесь не слушают.
   - Что-нибудь серьезное?
   - Более чем. Знаешь, почему уволили генерала? Догадываешься, но в об­щем. Чем-то не угодил своему начальству... А какому начальству и чем?
   - Не темни, Саша.
   - Помнишь, как мы освобождали Назаряна? Я был не последним и навер­няка не единст­венным, кто его успел допросить. Иначе б он не помер. Но считается, что я был послед­ним. Короче, мне шьют уголовное дело, мол, это я Назаряна убил, перестарался, когда допрашивал. А допросил я его по приказу генерала, а потом передал ему кассету с запи­сью. Информация серьезная, за­трагивает Бог знает кого, тебе лучше не знать. Генерал хо­тел пустить ее в ход, так сказать, начать чистку рядов, а ему по рукам... Чуешь какой уро­вень! А теперь меня начнут гноить. За излишние знания. Короче, принимай подраз­деле­ние.
   - Не гони лошадей, Саша, еще, может быть обойдется, - начал Фомченко, но в его голосе не было уверенности.
   - Петя, ну, ты же знаешь правила игры, а там случайностей не бывает. Про­сто выдер­жали паузу и начали травлю. Я не знаю, что со мной будет. В луч­шем случае загремлю в зону, чтоб не вякал, а в других случаях...
   - Может быть, стоит обратиться в собственную безопасность?
   - Генерал не смог, а я смогу, - горько усмехнулся Храмов. - Чудес не бы­вает, но чудо­творцев много. Мы с тобой, Петя, хорошо служили, и я тебя хочу предупредить - держись подальше от таких дел и думай, думай... Что бы там не приказывало начальство.
   Вскоре Храмова уволили из "конторы", а потом арестовали по обвинению в превыше­нии служебных полномочий, повлекших за собой смерть человека. Позднее статью пере­квалифицировали в тривиальное убийство, по которой бывший майор ФСБ Александр Храмов был осужден на шесть лет.
  
  
   В рабочей зоне Потап вырезал игрушки из де­ревянных чурок. Ему не хоте­лось делать гробы. Пока бригада в поте лица пыталась выполнить дневную норму, включая и потапов­скую, он сидел на низенькой скамейке за токарным стан­ком, перед ним на куске брезента были разложены им же изготовленные инструменты, и Потап священнодействовал. Дело было вовсе не в гро­бах. Он игнорировал любую работу, если она не казалась ему игрой, а деньги интере­совали его постольку-поскольку -- лишь бы не помереть с голоду. В разде­валке, в его ящике, накопилась целая коллекция деревянных зверьков. Часть из них рас­таскивалась членами бригады, на что беззлобный Потап смотрел сквозь пальцы, неко­то­рые он проносил в жилую зону и, если не от­бирали при шмоне, обменивал на чай или сига­реты. В карты Потап не играл, с соседями по ба­раку общался редко и только в случае крайней необходимости, а обычно сидел, забравшись с ногами на нары, и читал, что попа­дется под руку.
   Когда сменялся бригадир или появлялся но­вый надзиратель, Потапа начи­нали доста­вать, гнать на работу. Сначала уговорами, а потом сажали в штрафной изолятор за отказ­ничество. Отсидев положенное, Потап возвра­щался в бригаду и продолжал заниматься своим любимым делом, игнорируя всякие призывы и угрозы, как будто ничего и не про­изошло.
   Несколько раз его пытались бить, но тут слу­чалась неожиданная метамор­фоза: Потап из без­злобного худенького мужичка в смешных очечках превра­щался в разъяренного зверя, защи­щался всем, что попадется под руку, порой калеча своих обидчиков. И дрался до конца, пока еще был способен доползти до противника, чтобы вцепиться в него зубами.
   Выйдя из тюремной больницы, он шел на ра­боту, выискивал в цеху нуж­ные ему дере­вяшки и вновь вырезал зайцев, крокодилов и других, порой эк­зотических зверей. В конце концов, его оставля­ли в покое. На время. А потом начиналось все сначала. Все два года, что он находился в зоне, представляли собой непрерывную цепь кон­фликтов с админист­рацией лагеря и членами бригады.
   -- Ну что тебе нужно, Потапов? Чего ты доби­ваешься? -- вопрошал на­чальник лагеря при очередной воспитательной беседе, которые про­водились систематически и безрезуль­татно.
   -- Это вам что-то от меня постоянно нужно. А добиваюсь я, чтобы меня не трогали и дали спокойно досидеть. Мне не надо условно-до­срочного, а гробы и прочие шкатулки я делать не хочу, не умею и учиться не собираюсь. Я сюда не просился, а коль посадили, так и кормите, а "горбить" не понуждайте. И вообще, мне все равно, где находиться: здесь или на так называемой свободе. Посадите меня в ШИЗО до окончания срока и не трепите нервы. -- Потап го­ворил все это спокойным размеренным голо­сом, глядя сквозь круглые стекла очков куда-то в пустоту и думая о вещах, не имеющих никакого отношения к этому разговору.
   Он был вором-домушником, пребывал в зоне по третьему заходу. Когда выходил на волю, опять начинал "выставлять хаты", пока не попа­дался в очередной раз. На следствии Потап не отпирался, сразу признавался во всем и, получив свои законные три года, безро­потно "поднимал­ся" в зону, где сразу же отказывался от любых работ.
   Храмов познакомился с Потапом в штрафном изоляторе, куда его, Храмова посадили за драку. Как быв­ший сотрудник ФСБ, он должен был во избежа­ние излишних конфликтов содержаться в спецусловиях. В следственном изоля­торе Бутырской тюрьмы эта негласная инструкция была соблю­дена, а после суда то ли по чьему-то умыслу, то ли по разгильдяй­ству Храмова этапиро­пали в обычную зону под Азовом.
   "Тюремное радио" работает быстро и без сбоев. Скрыть в зоне свое про­шлое, связанное с по­садкой, крайне сложно. В бараке быстро узнали, что Храмов раньше работал в орга­нах. Но осуж­ден он был за убийство, и к нему сначала относились с опаской. Некоторое время Храмова бойкотировали, а потом начали подстраивать мелкие, но обидные пакости.
   Утром он спросонок с размаху сунул ногу в ботинок и охнул от резкой, не­ожиданной боли в подошве -- кто-то подложил под стельку ме­бельный гвоздь. Повертев злосчастный гвоздь в руках, Храмов медленно обвел взгля­дом окружа­ющих, фиксируя каждого, а по­том тихо, но веско произнес:
   -- Узнаю кто -- сожрать заставлю.
   -- Сам наглотаешься, ментяра, -- раздалось из глубины.
   -- Кто там вякает из-за угла -- иди сюда. -- Никто не вышел, и в воздухе повисло зло­радное молчание. Храмов надел ботинок и вышел, чув­ствуя упи­рающиеся в спину взгляды.
   Когда вечером он разобрал постель, в нос ему ударил резкий запах челове­ческого кала -- про­стыня оказалась густо вымазана жидким воню­чим дерь­мом. Храмов несколько се­кунд постоял в раздумье, потом содрал загаженное постельное белье, чтобы выбросить его, но внезапно заме­тил, как стоящий неподалеку парень с татуиров­кой на плече в виде змеи, обвившей кинжал, не­заметно показал глазами на раскормленного лы­соватого муж­чину. Кличка того была Повар, и он претендовал на лидерство в бараке.
   Храмов, недолго думая, нахлобучил на лыси­ну этого Повара испорченную простыню, концы закрутил вокруг шеи и дернул верзилу за ногу так, что тот оказался на полу между нарами. Мыча нечто невразумительное, он некоторое время возился, запутавшись в про­стыне. Нако­нец, с трудом высвободившись, он отбросил ее в сторону. На его раскрас­невшемся щекастом лице явно проступали коричневые ляпки, что вызвало всеобщий безудержный хохот.
   -- На халяву говна нажрался! Да он у нас говноед! -- раздались со всех сторон воз­гласы.
   Обезумевший от ярости Повар бросился на Храмова. В руке он держал за­точенную от­вертку. Тот, слегка отклонившись корпусом, отбил удар, разо­рвал дистанцию, а потом ко­ротко и резко саданул локтем в челюсть нападав­шему. Повар хрюкнул и мешком свалился на пол, причем угодил лицом в ту же самую, изгаженную про­стыню, чем вызвал еще один взрыв хохота.
   -- Его так и тянет к параше, -- съязвил па­рень с татуировкой в виде змеи. -- Пускай он ее и дрючит теперь.
   Того, кто сказал это, звали Шнапс. В бараке шла непримиримая борьба за власть, и Шнапс ее выиграл: его противник, этот самый Повар, явно потерял лицо в глазах заклю­ченных. Храмова мало интересовали зоновские политиче­ские игры, но Шнапсу он был благодарен за своевре­менную поддержку. Они проговорили полночи. Храмов рассказал новоиспеченному корешу, где слу­жил и за что сел. Шнапс не уважал терро­ристов, осо­бенно, которые берут за­ложников, и на следующий день растолковал жителям бара­ка, кто есть кто. Уж восприняли это или нет, но Шнапс был близок к "смотрящему", и возра­жать ему никто не посмел. Храмов был принят в "семью" Шнапса, где числи­лось еще три чело­ве­ка, и стал там выполнять функции силовика-ох­ранника, встревая при необходимости во всякие разборки. Жизнь вошла в относи­тельно спокой­ное русло. Шнапс на воле слыл ма­терым "кида­лой" и в зону попал по мошеннической статье, неудачно облапошив какого-то новоиспе­ченного бизнесмена. Но вне колючей проволоки у него остались крепкие тылы -- деньги и жратва "загонялись" в зону бесперебойно.
   А потом срок у Шнапса закончился, и он вы­шел на свободу вместе с двумя членами "семьи". Храмов остался без блатного прикрытия. Никто с ним не хотел связываться: мент есть мент, гусь свинье не товарищ. Сначала все кати­лось на ста­рых дрожжах, но потом его начал цеплять новый "хозяин" барака по кличке Крафт, с которым их "семья" и прежде была не в ладах. Да еще по­сто­янно подзуживал Повар, ходивший у Крафта в "шестерках".
   Впрямую на Храмова не лезли -- побаива­лись, но крепко наехали на ос­тавшегося члена их "семьи" тихого хохла Васю, на воле торговав­шего обли­гациями Сбербанка, изготов­ленными на домашнем ксероксе. Прицепились к какой-то ерунде и пригрозили отселить к "обиженным". Храмов встрял, завя­залась драка, чего и доби­вался Крафт. Откуда ни возь­мись появился кон­вой, и Храмова препроводили в ШИЗО. Там он и обнаружил Потапа. Тот сидел на корточках возле стены и делал себе маникюр посредством какого-то сучка.
   -- Курить принес? -- спросил Потап, не по­ворачивая головы.
   -- Прошмонали до упора. Разве что в очко не заглядывали. -- Храмов раз­вел руками и уселся рядом с Потапом.
   -- А курить хочешь? -- Потап не торопясь продолжал обрабатывать свои ногти, так и не взглянув на сокамерника.
   -- Давай, если не жалко.
   -- Подставляй руку. Да не так! Вот так.
   Он надорвал манжету на рубахе и насыпал в ладонь Храмову шепотку та­бака. Из дру­гой до­стал клочок папиросной бумаги и спичку. Дождавшись, ко­гда тот изготовит само­крутку, он натянул штанину, чиркнул об нее спичкой и поднес огонь к носу Храмова.
   -- Меня зовут Потап. Это кликуха. Фамилию-имя-отчество я и сам начал забывать, да тебе это и знать не надо.
   -- А меня Саша. -- Храмов пустил дым в рукав.
   -- Это имя или кликуха? -- Потап вновь достал сучок и занялся маникю­ром, тща­тельно об­рабатывая каждый ноготь.
   -- И то и другое одновременно, -- пояснил Храмов.
   Некоторое время они сидели молча.
   -- А ты давно здесь? -- прервал паузу Храмов.
   -- Пятые сутки. Да я б здесь до конца срока остался -- лишь бы мозги не конопатили. Так ведь выпустят скоро и начнут заставлять зани­маться обще­ственно-полезным трудом.
   -- А тебя не сгноят за борзоту? -- хмыкнул Храмов. -- Сам знаешь, мето­дов здесь с из­быт­ком -- любого сломать можно.
   -- Любого, кто смотрит на жизнь изнутри. А я наблюдаю за этим процес­сом из космоса. Как интересный спектакль. Именно поэтому, когда меня на­чали прессовать, я не стал пля­сать под дудку администрации или качать права, посылая жалобы прокурору, а написал сразу в ООН, в ко­митет по со­блюдению прав человека. Для меня этот лагерь лишь неви­димая точка на земном глобусе. Другой бы решил, что все это бесполез­но, из области фан­та­стики, а я взял да написал. И передал через одного проворовавшегося дипло­мата, с кото­рым вел на нарах беседы о смысле жизни. Он передал куда надо, и через некоторое время приехала международная комиссия.
   -- И что дальше? -- Храмову стало любопытно.
   -- Ничего особенного: "кума" уволили, "хо­зяина" мордовали но началь­ству около ме­сяца, а меня поставили на контроль, и раз в два месяца сюда ез­дит белобрысый австриец из этого коми­тета, интересуется, как у меня дела, хорошо ли кормят. Короче, от меня почти отвязались, а в ШИЗО сажают с моего согласия, чтоб излишне не раздражать обществен­ность. И курево вти­ха­ря передают через надзирателей -- набивают ру­башку табаком и пе­редают, чтобы видимость со­блюдать. Лишь бы я не вякал.
   -- Любопытный ты тип, -- задумчиво прого­ворил Храмов. -- А что значит "смотреть на жизнь из космоса"?
   -- Созерцать и не осуждать. Пытаться понять логику поступков каждого индивида. А она у каждого своя и совершенно необязательно со­впадает с замшелыми традициями или навязан­ной идеологией. Да и Уголовному ко­дексу может противоречить. А что такое Уго­ловный кодекс? Система запре­тов и наказаний, составленных на основе какой-то усред­ненной морали. А если че­ловек выдающийся или обстоятельства из рамок вон выходящие? Да и не хочу я жить по чьей-то абстрактной справедливости -- у меня есть своя! И я руко­водствуюсь ею, если это напрямую не угрожает моей жизни. Если, до­пустим, я не хочу тупо выполнять ненужную мне работу, чтобы получить деньги на еду и одежду, а хочу де­лать нечто, за что мне не платят, то я добы­ваю сред­ства иными путями и живу по кайфу. Да и хаты я "выставляю" вы­борочно, последнего не забираю. И не помрет этот "терпила" с голоду. Да и неизвестно, как он себе на жизнь добывает... А может, тоже ворует.
   -- А если для этого нужно убить? -- встрял в монолог Храмов.
   -- Ну ты ж убил, -- не моргнув глазом, пари­ровал Потап. -- Про тебя го­ворили. Нужно жить по кайфу -- человек создан для этого. Мне не нужны виллы, машины, краса­вицы и прочая дребедень. Мне нужен покой. Чтоб меня не тро­гали и не мешали созерцать и заниматься, чем я хочу. В зоне на этот счет даже лучше, чем на воле: есть еда, крыша над головой. Приладился и живи по кайфу.
   -- Это кому как, -- возразил Храмов.
   -- Ну так сбеги, -- небрежно бросил Потап. -- Если не хочется досижи­вать. Кто тебе мешает? Хотя ты мент. Вас приучили жить по закону, быть ин­струментом в руках законо­дателей...
   Потап еще что-то говорил, но Храмов уже его не слушал. Мысли его по­текли в непри­вычном направлении.
   -- А как отсюда сбежишь?
   -- Ну, бегут же люди. -- Потап отсыпал себе табака, и, скрутив само­крутку, закурил, не особо скрываясь. -- Я джазовый импровизатор по жизни -- люблю решать подобные задачки. Сбе­гать можно откуда угодно, даже от себя, если временно. Делать здесь нам все равно не хрена -- давай выработаем план побега. И сбежишь.
   Они обсуждали задуманное двое суток напро­лет, обсасывая каждую ме­лочь. Это напо­минало какую-то азартную игру. Храмов так увлек­ся, что почти не курил, перекладывая цигарку из руки в руку. Время пролетело неза­метно.
   -- В детстве я много играл в прятки. Это была у нас самая популярная игра во дворе. Я почти никогда не водил, потому что выработал хитрую так­тику: прятался поблизости, а когда водящий начинал искать, то умудрялся быстро перепря­таться туда, где он уже был и считал, что там ни­кого нет. -- Потап снял очки и, рассуждая, ма­шинально покусывал за­ушину. -- Здесь то же самое -- прячься там, где уже искали. А когда выберешься за во­рота... Там уже воля случая и степень сообразительности.
   Храмов уловил идею Потапа и сказал:
   -- Нужен отвлекающий фактор, чтобы во время шмона в тамбуре от­влечь внимание прове­ряющих.
   -- А чем можно отвлечь? Шум, свет, звонок по телефону... -- начал им­провизировать Потап, но Храмов его остановил:
   -- Шум. Внезапный и резкий шум... У тебя есть кто-нибудь в больничке? Нужно будет взять там кое-что.
   -- Есть, -- ответил Потап. -- Баба одна. Я ее детишкам постоянно иг­рушки дарю, а взамен ничего не требую. Говори, что нужно, а я доста­ну. Ладно, выйдем -- напишешь.
   Когда Потап появился в цеху, никто не уди­вился. Он всегда появлялся там в положен­ное время, а потом исчезал и своем углу за станком. Удивились, ко­гда он подошел к бри­гадиру и изъ­явил желание участвовать в погрузке гото­вых из­делий. Тот дал добро -- лиш­ние руки никогда не мешали.
   -- У Потапа крыша поехала. А может, у ме­ня, -- шепнул один заключен­ный другому. -- Сколько его знаю, он первый раз согласился работать, да еще сам предложил. Явление Христа народу!
   Гробы вывозили за пределы зоны два раза за смену в обед и перед оконча­нием работы. Грузовики по одному загоняли в своеобразный там­бур, ограни­ченный внешними и внут­ренними воротами. Там производили выгрузку, гробы тщательно досматривали, потом за­гружали обратно, и машина уезжала. При открывании внешних ворот внутренние блоки­ровались, и на­оборот.
   В напарники по погрузке Потапу достался уг­рюмый парень небольшого роста и с ог­ромными оттопыренными ушами.
   "Гурвинек", -- усмехнулся про себя Потап и спросил:
   -- Тебя как величать? Что-то я тебя раньше не видел.
   -- Гурвинек, -- грустно проговорил парень. -- Только позавчера прибыл...
   Он оказался немногословным и открывал рот лишь в случае крайней необ­ходимости, чтобы сказать: "давай", "берем", "бросаем" и тому по­добное. По­тап заметил, что при ходьбе напарник слегка прихрамывает и болезненно морщится.
   -- Что у тебя с ногой? -- спросил Потап.
   -- Натер. Болит проклятая -- мочи нет, -- по­жаловался парень.
   -- Пойди, полежи в каптерку, -- предложил Потап и похлопал напарника по плечу.
   -- А можно? А как ты будешь один управлять­ся'
   -- Я тебе до обеда замену найду, -- пояснил Потап. -- Без тебя догрузим. Иди. -- Па­рень не­доверчиво посмотрел на него. -- Иди, иди, -- подтвердил Потап. -- Я сейчас его приведу.
   Через некоторое время он вернулся с Храмо­вым, и они начали загружать гробы в ма­шину.
   -- А я там не задохнусь? -- спросил Храмов.
   -- Не задохнешься, -- усмехнулся Потап. -- В землю тебя никто зарывать не собира­ется, а так они щелястые, с вентиляцией.
   Когда незадолго до обеденного перерыва на­парник Потапа вернулся, тот сидел на ящике и задумчиво курил. Грузовик был загружен под за­вязку, а борт закрыт.
   -- А где второй? -- поинтересовался угрюмый парень.
   -- Я отправил его к праотцам, -- улыбнулся Потап. -- Шучу. Он где-то здесь крутится. Да зачем он нам! Пошли обедать.
   Потап затушил окурок о каблук, встал и сладко потянулся.
   Гробы выложили в тамбуре в два ряда для удобства досмотра. Все было обычно и при­вы­чно: два контролера открывали крышку очеред­ного гроба, осматривали внутреннюю полость, простукивали корпус молотком, ища пус­тоты, и тщательно прощупывали обивку. После этого двое заключенных ста­вили крышку на место, на­живляли ее гвоздями и от­правляли проверенное из­делие в кузов грузовика. Один из контролеров при этом ставил палочку в блокноте.
   "Главное, чтобы Потап не сплоховал, -- ду­мал Храмов, лежа в одном из гробов. -- Взрыва­тель сработает секунд через сорок после его за­пуска -- ки­слота разъест оболочку, а потом ша­рахнет. Шуму много, а толку мало. Но это и требуется. Интересно, куда Потап засунет взрывпакет?"
   А Потап уже решил, куда его засунет, и внут­ренне содрогался от хохота, радуясь, как безна­казанно нашкодивший ребенок. Проводив глазами въехав­ший в тамбур грузовик, он глянул на часы. "Через двадцать минут надо вру­бать шар­манку. За это время сколько-ни­будь гробов уже загрузят обратно". Чтобы убить остаток време­ни, он заглянул на спор­тивную площадку и по­на­блюдал, как некий тип сосиской болтается на перекладине, пыта­ясь подтя­нуться, а другой зло­радно хлопает его ладонью по заднице.
   "Скоро построение к обеду, но не успеют". Потап улыбнулся. Его всегда влекли даль­ние страны, головокружительные приключения, пи­ратские фре­гаты, грохот пушек... "Сей­час им бу­дет грохот -- засуетятся, как тараканы".
   Он еще раз взглянул на часы, не торопясь по­дошел к кухонному блоку и, бросив в ог­ромный мусорный контейнер туго набитый полиэтиле­новый па­кет, быстрыми шагами на­правился в жилую зону.
   Когда Потап подходил к своему бараку, раз­дался оглушительный взрыв. В воздух взмыл фонтан помоев, чем-то напоминающий ядерный гриб, и опус­тился разнокалибер­ными ошметка­ми на окрестную территорию, изгадив все, что только можно.
   Через несколько минут вокруг развороченно­го взрывом бака собралась разношерстная толпа: повар из вольнонаемных, взбудоражено разма­хиваю­щий руками, начальник оперча­сти с тремя невооруженными солдатами и не­сколько заклю­ченных со спортивной пло­щадки.
   -- Какая падла это сотворила! -- орал разъ­яренный оперативник, брызгая слюной, но ник­то из присутствующих не смог ответить на этот злободневный вопрос.
   В барак, где Потап как ни в чем не бывало сидел возле места дневального и читал обры­вок газеты, вбежал зек с выпученными глазами.
   -- Там мусорный контейнер взорвался -- все помоями заляпано, -- радо­стно вскричал он.
   -- Хорошо, что не административное зда­ние, -- пробурчал Потап. -- Еще больше говна бы было.
  
   Храмов услышал приглушенный звук взрыва. "Началось. Теперь главное -- вовремя перепря­таться". Он уперся ладонями в крышку гроба и слегка приподнял ее. В тамбуре засуетились, за­бегали.
   Контролеры вместе с зэками, выскочив на территорию ла­геря, устремились к толпе, со­бравшейся возле мусорного контейнера.
   Храмов спокойно вылез наружу и установил крышку на место. Сделав не­сколько быст­рых разминающих движений, он запрыгнул в кузов грузовика, под­нял крышку одного из гробов, без труда отодрав едва наживленные гвозди, и ловко забрался внутрь.
   -- Кто-то подложил шутиху в помойный бак, -- раздался снаружи го­лос контро­лера. -- Знаешь, сейчас выпускают для Нового года такие. Поймать бы этого шутника с шутихой. Ладно, про­должим загрузку.
   Когда кузов был заполнен, его закрыли и оп­ломбировали. Вскоре грузовик выехал за ворота и запылил по дороге, быстро удаляясь от рядов проволоч­ного заграждения и сто­рожевых вышек с "вертухаями".
   Машина остановилась перед воротами похо­ронной конторы "Ритуал" и не­сколько раз по­сигналила. В окошко сторожевой будки высунулась чья-то за­спанная физиономия и, рассмот­рев подъехавший транспорт, скрылась.
   Грузовик въехал на территорию фирмы. Из кабины выскочили два пра­порщика в крас­ных погонах и встали в ожидании. К ним не торопясь подошел солидный мужчина в тем­ной одежде в сопровождении двух рабочих в комби­незонах и спросил:
   -- Тридцать как обычно?
   -- Тридцать два, -- ответил один из прапор­щиков.
   -- Давайте накладную. -- Он взял бумаги и, пристроившись на капоте ма­шины, распи­сался. -- Печать поставите в бухгалтерии.
   Гробы быстро выгрузили, сложили на площадке возле крытого склада, и лагерный гру­зовик уехал. Рабочие покурили, сидя на одном из скорбных из­делий, а потом один из них сказал:
   -- Давай быстро затащим их в склад и пойдем пивка попьем, а то трубы горят со вче­рашнего -- поминали мы тут одного...
   Второй молча встал и пошел открывать склад. Он не возражал против "по­пить пивка".
   -- Что-то этот гроб тяжелее других. Там явно что-то есть. -- Один из рабо­чих, кряхтя, опустил свой конец на землю и, дождавшись, когда это же сде­лает второй, поднял крышку. Из гроба не торопясь вылез Храмов, отряхнулся и, посмот­рев взглядом вурдалака на оша­левших рабочих, пробасил леденя­щим душу голосом:
   -- Привет из преисподней.
   Потом подбежал к забору, перемахнул через него и пропал из поля зрения.
   -- Что это было?! -- очнулся один из похо­ронных служащих.
   -- Что, что, -- пробухтел второй. -- Зэк из зо­ны сбежал в гробу. А тебе-то что!? Спро­сят - скажем. Работаем дальше. Эх, пивка бы сейчас по буты­лочке... А мо­жет, сбегаешь? Успеем доделать.
   -- Давай, -- как-то сразу согласился первый и протянул руку за деньгами.
   Пропажу Храмова обнаружили только к вече­ру, при проходе заключенных в рабочую зону, но до вечера тревогу не поднимали -- считали, что найдется где-нибудь. Не нашелся.
  
   Косые ленивые волны методично накатыва­лись на песок, издавая всхлипы­вающие звуки. На рейде, подернутом голубоватым маревом, виднелась вере­ница кораблей, ло­мающих линию горизонта. Пляж был усыпан массой шеве­ля­щихся и лениво переворачи­вающихся тел. Среди них сновали крикливые разносчики напитков, мороженого и прочей снеди, покупаемой ку­рортниками более от скуки, чем по необходи­мости. По кромке при­боя на замусоленной ве­ревке провели худосочного верблюда и пони для фотографирова­ния падких на экзотику кли­ентов. Вдоль моря тянул ве­терок, слегка приглушая разрас­тающуюся жару.
   Рядом с Храмовым на выгоревшей подстилке возлежала парочка: мускули­стый кавка­зец, из­нывая от желания, оглаживал загорелую девицу в купаль­нике в виде двух шнурков, едва прикры­вающих срамные места. Девица рас­кинулась не­подвижным бревном, глаза ее были закрыты, и вряд ли она ощу­щала любовные токи, испускае­мые своим темперамент­ным соседом, изрядно утомившим ее за ночь.
   Храмов сидел на раскаленном песке, скрес­тив ноги. Душа его требовала са­тисфакции. Он не чувствовал себя сломлен­ным или раздавленным и был по­хож на спящего, но на­сто­роженного льва, которого все считают мерт­вым, пренебрежительно проходя мимо, но... вот он уже распластался в воздухе, целя в глотку не­минуемо и разяще.
   Храмову намертво впечаталась в голову мак­сима зоновского философа По­тапа: "Служи себе, и ты будешь королем в собственном королевст­ве. Не под­давайся на социальные хи­меры, с дет­ства вбиваемые человеческому стаду. Возвысься нал стереотипами тысячелет­них традиций и мо­ральных устоев, и ты будешь вершить судьбы, играть закоснелыми лю­дишками, как марионет­ками...".
   Храмов осмысливал Потаповские откровения, пытаясь умные, но общие идеи наложить на частные, то есть его, Храмова ближайшие и дальние пер­спективы. "Потап говорил, мол, делай то, что умеешь лучше других, где мо­жешь выиграть. А что я мо­гу? Заняться каким-нибудь бизнесом? Все это эфемерно, если нет начального ка­питала, да и какой бизнес, если я вне закона. Криминальным заняться, что ли?! Наркота, ору­жие, девочки, западные бор­дели... Чушь все!".
   -- Холодные напитки, пиво, -- перебила его мысли проходящая мимо но­гастая загоре­лая девица в шортах и с картонным ящиком, перевязанным би­чевой.
   -- Эй, подожди. -- Храмов оторвался от раз­думий. -- Дай что-нибудь. -- Он полез за деньгами.
   -- Завтра будет гроза, а может, и ливень, -- ни с того ни с сего прогово­рила присевшая рядом с ним на корточки разносчица.
   -- Переживем, -- философски заметил Хра­мов и протянул ей купюру.
   "А что я могу? Кто я есть? - продолжил свои размышления Храмов. - Я профессионал по борьбе с терроризмом и прочей мерзостью. А меня выки­нули из конторы и засунули в зону, чтоб не мешал большим дядям в погонах и без спокойно воровать. Спасибо, что не убили. Если б я не почистил запись перед тем как ее отдать генералу и показал листок с подписью Назаряна, то ликвидировали бы точно. А так... провели профилактическое ме­роприятие. Моя жизнь для них мусор, впрочем... их жизни и благополучие для меня тоже. Вот и не мешало бы поквитаться. И при этом продолжить работу по специальности. Я профессионал по борьбе с терроризмом или... Или по орга­низации терактов!? Как ловчее сломать механизм, лучше всех знает сам кон­структор. Мне же известны до тонкостей их методы, психология, я могу просчитать действия моих бывших коллег на несколько ходов впе­ред. Вот и надо ор­ганизовать террористический акт, вос­пользовавшись этим знанием. А как? Идти но стандартному варианту: заложники, требования выкупа и самолета?.. Поло­жительный исход здесь маловероятен -- в конечном итоге будет штурм, невзирая на жертвы. Поэтому... -- Хра­мов отхлебнул охлажденную фанту из пластмас­совой бутылки и удовлетворенно выдохнул. -- Поэтому нужно соз­дать такие условия, чтобы штурм был невозможен, бессмыслен или невы­го­ден какой-то другой силе. Столкнуть эти силы лбами! Двойной захват! Ну-ка, ну-ка..."
   И тут Храмова осенило, выстроилась логи­ческая цепочка действий буду­щей операции. Надо было думать и действовать.
   Он обвел глазами пляж: загорающие в разных позах курортники, плещу­щиеся в полосе прибоя дети, жизнерадостные молодые люди, вволю нагло­тавшись пива, устроили мор­ской бой на надув­ных матрасах, появилось не­сколько разноцветных зонтиков, воткнутых в песок с возлежащими под ними дородными мамашами, в глаза броса­лись подстилки, пла­стмассовые бутыли с напит­ками, прикрытые одеждой, придавленные ка­мешком колоды карт...
   "Вот оно!" Он увидел черные джинсы, ком­ком лежащие на песке. Из их заднего кар­мана торчал уголок паспорта. Хозяин, по-видимому, пошел ку­паться. Подойдя к джинсам, Храмов на несколько секунд замер, пальцами ног выдернул документ и, отойдя на не­сколько шагов в сторо­ну, сунул его в плавки.
   "Теперь надо разыскать Шнапса. Где-то он здесь обитает".
  
   Храмов разместился за столиком летнего кафе и осмотрелся. Навес кре­пился на несколь­ких металлических столбах. Между ними было натянуто не­что, отгораживающее клиентов от улицы и напоминающее маскировочную сеть. Из-за щеляс­того забора валил дым. Там жарили шашлык. Храмов под­нял глаза и некоторое время созерцал шевелящиеся тени листьев на разно­цветном тенте. Потом начал рассматривать посетителей. Их было немного. Три часа пополудни -- пик жары.
   "Где-то здесь должен находиться Шнапс. В зоне он похвалялся, что в этом кафе кор­мушка ему зарезервирована пожизненно, мол, он ког­да-то сильно выручил хозяина заве­дения, и об этом знает вся местная братва".
   К столику подошла раскосая офи­циантка в зеленом переднике, скорее всего та­тарка.
   -- Остались жареные куры и шашлык. Кури­цу можно брать только целую. -- При этих сло­нах официантка стыдливо потупила взор.
   -- Давайте шашлык -- зачем мне целая кури­ца? И попить что-нибудь. -- Он маши­нально взглянул на ноги официантки. Они были полно­ваты, с легким пушком волос и по­крыты много­численными синяками и ссадинами.
   "Чем она занимается после работы... А мо­жет, спросить ее про Шнапса? Подождем. Не­из­вестно, как у них здесь все завязано-перевязано, а я вне за­кона".
   -- Попить... -- Официантка на секунду заду­малась. -- Пиво, кофе, напитки всякие... Вон там. -- Она махнула рукой в сторону стеклянной витрины. -- Покрепче, может быть, хотите...
   -- Покрепче не надо. Лимонад какой-ни­будь, -- перебил ее Храмов. В найденном паспорте он обнаружил крупную купюру и мог зака­зать ужин любой плотно­сти.
   Официантка отправилась выполнять заказ, а Хра­мов встал и начал медленно об­ходить терри­то­рию кафе. Двигаясь вдоль загородки, он заметил вход в ста­ционарное помещение и за­шел внутрь.
   За стойкой бара скучала пышнотелая блон­динка с лицом истукана, что на ост­рове Пасхи. За угловым столиком двое молча играли в нарды, акцентировано стуча фишками. На плече у сидя­щего к нему спиной мужчины Храмов заме­тил татуировку в виде змеи, обвившей кинжал, и понял, что это именно Шнапс. Он подошел и тихонько тронул сидяще­го за плечо.
   -- Здорово, Шурик, -- не оборачиваясь, прохри­пел тот, как будто у него были глаза на затыл­ке. -- Я тебя заприметил, как только ты во­шел, -- и, по­казав на зеркальную черную панель, вмазанную в стену, повернул голову и улыбнул­ся, сверкая золотыми зубами: -- Какими судьба­ми?
   -- Козьими тропами. Побазарить надо.
   -- Ага. -- Шнапс выразительно посмотрел на своего партнера. Тот пони­мающе кивнул, встал и вышел. -- Базар твой прозрачен, -- продолжил Шнапс. -- Тебе ж еще четыре года тянуть остава­лось. Давно в бегах?
   -- Два дня как. -- Храмов сел напротив Шнапса и молча уставился на него. Тот про­дол­жал улыбаться, но взгляд его выпуклых глаз был цепок и на­сторожен.
   -- Потап мне очень сильно помог. Знаешь та­кого?
   -- Знаю. В очечках круглых, зверушек всяких вырезал. Что еще скажешь?
   Храмов достал украденный недавно паспорт.
   -- Ксиву сможешь на меня переделать?
   Шнапс мельком взглянул на документ.
   -- Головко Николай Артемьич... Молод ты для этого Головко. Если не в сыновья, то в пле­мянники ему точно годишься. Ну да ладно. Есть у меня один знакомый умелец, но он бабки впе­ред попросит.
   -- Сколько? -- быстро спросил Храмов. Шнапс, слегка подумав, назвал сумму.-- Чего молчишь? Голяк в кармане? -- хмык­нул Шнапс. -- Я так и думал. Наверняка соби­рался у меня призанять.
   -- Собирался, -- честно признался Храмов. -- Поможешь?
   -- Помочь, конечно, можно... -- Шнапс слег­ка замялся. -- Но ведь тебе нужно много -- ме­лочь тебя не спасет.
   - Да нет! На первое время, на попить-пожрать пока не разберусь. Да я от­дам, Шнапс, ты меня знаешь.
   - Отдашь, не отдашь... Дурак ты, Шурик! Мы ж с тобой почти родные - в одной тюрем­ной семье воспитывались. - Шнапс обрадовался, что Храмов много не требует. - А с кси­вотой разберемся. Только сфотографироваться тебе надо. Вон туда пойдешь и скажешь, что от Шнапса. И внешность перед этим надо слегка поменять - тебя ж в розыск навер­няка объявили. Потом фо­тографию сюда и... зайдешь послезавтра. Остановиться есть где?
   - Найду. Не мороз на улице.
   - Не мороз, да только менты ходят. Ладно, как знаешь. Давай, Шурик!
  
   Когда Храмов покинул Шнапса, на небе наметились звезды, и стало резко темнеть. Доб­равшись до побережья, он вышел на пляж и вынул из кармана тюбик с краской для волос, купленный в одном из многочисленных ларьков. "Был черным, а стану светло-рыжим. И одежон­ку сменим. И еще кое-что".
   Под навесом возле скамеек резвилась разуда­лая компания. Обнаженные девицы после ноч­ного купания устроили дискотеку под магнито­фон, а их за­хмелевшие кавалеры сидели прямо на песке и подбадривали их ржанием вос­торжен­ных жеребцов. По кругу ходила бу­тылка шам­панского, и периодиче­ски кто-нибудь из веселя­щихся застывал с задранной го­ловой, де­лая очеред­ной глоток из горлышка. В лунном свете все это действо напоминало бесов­ский шабаш.
   "А чем я хуже их?", -- подумал Храмов, быст­ро стянул с себя одежду и с разбегу оку­нулся в пере­ливчатую рябь моря. Он несколько раз нырнул, а по­том застыл по грудь в воде, протирая глаза и отфыркиваясь. В его ляжку ткнулась то ли рыба, толи медуза, и он от неожиданности вздрогнул. Вы­бравшись на берег, Храмов тщательно на­мазал волосы и брови краской из тюбика, наша­рил сигареты в джинсах и, закурив, уселся на песке, поджав под себя ноги.
   -- Такой же чудик-мудик, как и мы, -- раздался жен­ский голос с растяну­тыми алкого­лем интонация­ми. -- Эй, мужчина или мальчик, кто ты там. Или сюда -- попразднуем вместе.
   -- Точно! Раздели нашу радость, -- подхватил сидящий на скамейке па­рень и призывно махнул рукой. -- Можешь не одеваться -- здесь все та­кие.
   Девицы стыдливо захихикали, но не сделали даже попытки прикрыться. Храмов не­много по­думал, надел плавки и подошел к компании.
   -- Да ты не стесняйся. Здесь все по-простому, без предрассудков. На, по­пей пивка, -- предло­жил сидящий на скамейке. Он вы­нул бутылку пива, зу­бами открыл пробку, вы­плю­нул ее как шелуху от семечек, а бутылку пере­дал Храмову. -- Давай прими малость.
   -- Чего празднуем? -- спросил тот, сде­лав длинный глоток.
   -- Кражу двухсот долларов, -- весело отозвал­ся женский голос, а вскоре подошла и его владелица, женщина с фигурой Афродиты, одетая в мочалку, обернутую вокруг пояса. В темноте белели незагоревшие пятна грудей.
   -- Вот этот Женя, что лежит под лавочкой, за­сунул в бейсболку двести баксов, когда мы пош­ли на ночную дискотеку. Там мы, конечно, вы­пили от души, а потом шапочка стала мешать ему танцевать. Женя положил ее на стол... Ша­почку украли вместе с день­гами. Дискотека на­зывалась "Хэллоуин" -- вот мы и празднуем хэллоуин досрочно или послесрочно. Присоеди­няйся. -- Женщина дернула Храмова за руку, приглашая танце­вать. Тот мягко осво­бодился.
   -- У меня плохое чувство ритма. А зачем ему, этому Жене, понадобилось так много де­нег на дискотеку, да еще в баксах?
   -- Об этом не знает даже сам Женя, -- засмея­лась женщина. -- Пошли все-таки потан­цуем. -- Она вновь схватила Храмова за руку и втянула в круг из­вивающихся под музыку фигур.
   Храмов на сей раз согласился, понимая, что вряд ли его кто будет искать в голом виде среди полупьяной компании.
  
  
   Гроза разрывала небо зигзагами молний, об­рушивалась на побережье тон­нами воды. Но продолжалась она недолго -- уползла куда-то за море, очи­стив небо от клубящихся туч. В воздухе запарило. Стало немного прохладнее, но нена­долго.
   Пересидев стихию в полуразрушенной бесед­ке, одиноко торчащей среди тополиной рощи, Храмов двинулся вдоль вереницы пляжей. Он находился в зоне отдыха, где один пансионат сменялся другим, и эта цепочка тянулась на де­сятки километров вдоль побере­жья, отделенная от моря невысокими забор­чиками с незапирающимися калитками. Войдя в одну из них, Храмов набрел на летний кинотеатр. Показывали какой-то эротический триллер. Купив би­лет, он в течение двух часов пялился на экран, где ма­ньяк с асиммет­ричной физиономией насиловал и убивал молодых женщин, расчертив карту го­рода на квадраты и взяв за основу шахматную партию Алехин -- Капабланка.
   Когда Храмов покинул кинозал, уже начало темнеть. Выплыла ущербная луна, прото­рив едва различимую дорожку на ряби волн. Храмову внезапно захотелось искупаться. Он остановился возле парапета и начал неторопливо стягивать с себя одежду.
   Из фанерчатого домика, расположенного не­подалеку, вышли две молодые женщины в со­провождении мальчика лет пяти-шести. Одна из них, с корот­кими черными волосами, начала внимательно наблюдать за манипуляциями Храмова. Тот, с трудом освобождаясь от при­липших к телу джинсов, почув­ствовал спиной взгляд и обернулся. Ему захоте­лось созорничать.
   -- Вы хотите мне помочь? Тогда посторожите мои штаны и... еще деньги. А я пока ис­купаюсь.
   Он подошел к девушке и быстро сунул ей в руку джинсы. Та машинально их взяла, а когда осознала свою забавную роль в этой жизненной интермедии, Храмов уже перепрыг­нул через парапет и бежал к морю поперек пляжа.
   -- А если я их стибрю?! -- со смехом крикнула она ему вслед.
   - Я вам доверяю, -- прокричал Храмов и с размаху плюхнулся в воду, под­няв фонтан брызг.
   Когда он выбрался из моря, девушки стояли возле парапета, о чем-то спо­рили и отча­янно жестику­лировали. Храмов подкрался к ним сбоку, неожи­данно возник перед глазами и, скорчив шу­товскую рожу, воскликнул:
   -- Как поживают мои штаны? Вы их еще не продали по сходной цене ка­кому-нибудь анти­квару?
   -- Нет, мы их хранили как величайшую цен­ность, -- бойко парировала коротковоло­сая.
   Храмов встал на руки и развел ноги цирку­лем.
   -- Вы мне их не поможете надеть? Женщины засмеялись, попытались вы­пол­нить его просьбу, но Храмов потерял равновесие и растянулся на ас­фальте. Смех перешел в хохот. Подбежавший мальчик принял участие в об­щем веселье, подпрыгивая от удовольствия. Из доми­ка высунулся пузатый мужчина в шортах, свер­кая очками и лысиной.
   -- И гений, парадоксов друг, -- почему-то изрек он и вновь исчез.
   -- А вы случаем не в цирке выступаете? -- спросила стриженая.
   -- Точно, -- подтвердил Храмов. -- Клоуном. В настоящее время репети­рую номер в полевых условиях, а вы мне ассистируете.
   -- Что там? -- Мужчина за загородкой из штакет­ника оторвался от мангала с жаря­щимся шашлы­ком. Был он огромен, кучеряв и с лицом Мальчиша-Пло­хиша.
   -- Мы тут репетируем цирковые номера... -- начала девушка.
   Кучерявый перебил ее с раздражением в голосе.
   - Видели мы всяких циркачей. Давайте в дом -- шашлык уже готов.
   Девушку слегка передернуло. Она хотела что-то возразить, но сдержалась и понуро по­брела к калитке. Ее подруга, взяв за руку мальчика, дви­нулась вслед за ней. Храмов бы­стро оделся, пригладил рукой мок­рые волосы и крик­нул вслед уходящим.
   -- Счастливого отдыха!
   Возвращаясь той же дорогой через час, он обогнал компанию из четырех человек. Уже стемнело, но набережная освещалась фонарями. Среди идущих он узнал недавнюю знако­мицу и заговорщицки подмигнул ей. Она в ответ груст­но улыбнулась и потупила глаза.
   Пройдя несколько десятков метров, Храмов внезапно почувствовал на плече чью-то руку и резко обернулся. Сзади стояла та самая девушка. Она была сильно возбуждена.
   -- Можно я немного пройдусь с вами? -- Она взяла Храмова под руку. В ее поведении было какое-то нетерпение, нервность.
   -- Но я быстро хожу -- можете не угнаться. -- Храмов не мог понять, что ей нужно. "Выпила бокал шампанского и дурачится в свое удоволь­ствие".
   -- Это не важно, -- пролепетала она и броси­ла на него быстрый взгляд.
   -- А ваш муж не будет ревновать? -- с усмеш­кой спросил Храмов и, обер­нувшись, увидел прибли­жающегося к ним квадратного мужчину, того самого, кучерявого, что жа­рил шашлык.
   --Это не мой муж. У меня нет мужа! -- то­ропливо заговорила она. -- Я пойду с вами. Можно я пойду с вами? Совсем с вами.
   -- А как же остальные? Вы же не одна. И что значит "совсем"?
   -- Это значит, что навсегда. А остальные ни при чем. С ними мы познако­мились здесь. До­мик ведь на две семьи. -- Девушка взяла его под руку и тесно прижалась плечом.
   -- Да я как-то не готов к этому... Я не знаю... -- Фразу прервал вне­запный и рез­кий толчок в спину. Тело Храмова понеслось вперед, обгоняя ноги. Он, коснувшись рукой земли, с трудом восстановил равновесие, развер­нулся и рефлекторно принял низкую обо­ронительную стойку. Мышцы на­пряглись, готовые взорваться действием.
   -- Канай отсюда, козел! Башку отверну! -- Кучерявый верзила прибли­жался, размахи­вая ручищами, напоминающими свиные окорока. -- Отцепись от моей телки. -- Он был раза в полто­ра тяжелее Храмова. Тот понял, что стычка неминуема, и внутренне собрался. "Только этого мне не хвата­ло!"
   -- Ты меня достал, -- неожиданно взвизгнула девушка. -- Сила есть -- ума не надо, да?! Нельзя все решать силой. Я сама выбираю, с кем мне быть. -- На ее глазах выступили слезы. -- Ты для меня ноль, пустое место. Оставь меня в покое!
   Верзила метнул на нее злобный взгляд пите­кантропа и вновь двинулся по направлению к Храмову.
   -- Ты че, не понял?! Задавлю падлу!
   "Это не блатной, -- вихрем пронеслось в го­лове Храмова. -- Блатные так себя не ве­дут. Какой-нибудь дремучий лавочник, тупой силой расчищающий себе место под солн­цем. Бык! Жлобина! Крутого из себя корчит!". Его ох­ва­тила холодная ярость. Он мельком взглянул на оцепеневшую девушку и чуть не пропустил силь­нейший удар в голову. Но ус­пел среагировать, присел. Вер­зила провалился. Его массивное тело по инерции подалось вперед, но было жестко ос­тановлено кулаком Храмова, нацеленным в пах. -- Ууу, -- за­выл верзила, присел на корточки и начал подпрыгивать, держась обеими руками за при­чинное место. Храмов резко поднялся на ноги и жестко уда­рил верзилу коленом в нос. "Получи!" Голова у того дернулась, показалась кровь. Но Храмов на этом не успокоился и нанес противнику серию жестоких, калеча­щих лицо ударов коленями и локтями.
   "А ведь это доставляет мне наслаждение", -- мельком подумал он, про­должая месить обез­умевшего от боли мужика. Тот только мычал и всхлипы­вал, ничего не соображая, а Храмов про­должал экзекуцию и не мог остано­виться.
   -- Ты его убьешь! -- вскричала девушка ис­тошным голосом и кошкой за­прыгнула Храмову на плечи, обхватив руками шею и елозя бед­рами по бокам. -- Ну хватит, ну хва­тит!
   Тот разогнулся, замер на мгновение, а потом отошел на несколько шагов в сторону, как бы не замечая болтающегося за спиной женского тела. Подняв глаза, он обнаружил кучу любопытных, с интересом наблюдающих за по­боищем. Они безмолвствовали.
   -- Милиция! -- наконец раздался чей-то дре­безжащий неуверенный голос. -- Человека убивают!
   Храмов разжал кольцо рук своей неожидан­ной знакомицы и, прогнувшись, мягко по­ставил ее на землю.
   -- Мне пора уматывать. Счастливо оставаться.
   -- Возьми меня с собой. Я не могу больше! -- жарко заговорила девушка. Ее слова ли­лись не­прерывным, беспорядочным потоком. -- Я по­нимаю, что он подобрал меня на по­мойке. Но ведь нельзя... терпеть такое бесконечно -- это выше моих сил. Он тупое, похот­ливое животное с одной извилиной в моз­гах! Забери меня от не­го. Я его не люблю, я его ненавижу. А ты мне нра­вишься. Я не знаю почему, но это правда. Я не вру ни капельки. Ну, пожалуй­ста! -- Она маши­нально гладила Храмова по плечу.
   -- Мне все равно. Делай что хочешь, но мне пора уматывать.
   Он метнулся к выходу из пан­сионата. Девушка сдернула с ног босоножки и побежала за ним, сверкая голыми пятками. Миновав асфальтовую дорожку, тянущуюся вдоль пансио­натов. Храмов углубился в заросли, проскочил не­сколько десятков метров, остано­вился и затих. Тут же из-за куста появилась взъе­рошенная голова виновницы инцидента. Девуш­ка была похожа на взбу­дораженную галку. Она нашарила взглядом Храмова, подошла и встала ря­дом.
   -- Они тебя будут ловить? Милиция в смысле...
   -- Вряд ли, -- буркнул Храмов. -- Не было печали... Ну подрались два пе­тушка из-за кури­цы. Одному из них клюв подпортили -- обычное дело. Не убил же я его, а так... слегка по черепу надавал. Ты же не пойдешь заявлять?
   -- Не пойду. -- Она опустилась, подмяв под собой траву. -- Чего стоишь! Садись. То­ропиться теперь некуда.
   -- Это кому как. Хотя... ты, наверное, пра­ва. -- Храмов уселся рядом с де­вушкой, со­рвал травинку и начал ее глубокомысленно жевать, косясь на свою соседку. Возникла пауза.
   -- Я сумасшедшая, да? -- Девушка начала те­ребить его за плечо. -- Нет, ты скажи! Су­ма­сшедшая? Ну не молчи!
   -- Похоже на то, -- врастяжку проговорил Храмов. -- Тебя как зовут?
   -- Лена. -- В ее глазах отражалась луна.
   -- А я Саша. Что все это значит?
   -- Когда-нибудь надо было решиться. -- Она уселась поудобнее и обхва­тила загорелые поца­рапанные ноги.
   -- Рассказывай, -- сказал Храмов.
   -- Я из Таджикистана. Родилась там, жила... Отец у меня работал главным инженером на крупном оборонном заводе. Большой завод. А мать умерла, ко­гда я была еще совсем малень­кой. Отец много пил последние годы. Завод встал, а жить было надо -- вот он и помогал местным новоявленным баям обогащаться за счет раз­грабления завода. Был, правда, и сам в доле. А потом неожиданно пропал. Говорили, что убили, -- слишком много знал о темных делишках местной мафии. Я осталась одна. До этого мы жили в дос­татке: дом был большой, напичкан всякой мебелью, коврами, аппаратурой. У отца была хорошая заначка в долларах -- я ее нашла после. И начала жить. Когда деньги кончились, стала продавать вещи из дома, а потом устроилась на ра­боту в одну контору -- помог бывший подчиненный отца, таджик. Ведь у меня высшее образование, но до этого не ра­ботала. ... Ну, так вот. Устроилась я, но зарплату нам не платили, иногда только, а потом контора и вовсе разва­лилась. Меня начал домогаться один из местных "крутых". Я ведь красивая... Я краси­вая? Ну, чего молчишь! -- Она толкнула Храмова плечом.
   -- Сексуальная, только ноги покарябаны, -- усмехнулся тот. -- Что ты от меня хо­чешь? На­мутила тут, сказки сидишь рассказываешь. Ты­сяча и одна ночь.
   -- Да не сказки это! -- воскликнула Лена. -- Это моя биография. -- Она как бы невзна­чай коснулась его щеки своей.
   -- Валяй рассказывай дальше, -- смирился Храмов. Ее волосы приятно щекотали лицо. Он закрыл глаза.
   -- Ну, так вот. У этого "крутого", я не знаю, кем он был по национально­сти, но му­сульманин точно, был целый гарем. Он и меня туда загнать норо­вил. Но я постоянно уви­ливала от его уха­живаний. Долго так продолжаться не могло. Я поняла, что нужно бежать куда-нибудь по­дальше. Быстренько продала дом со всей обста­новкой и направилась в Азов, где, я знала, живет моя бабушка. А когда приехала, то оказалось, что бабушка умерла полгода назад, а в ее доме живут какие-то чужие люди. Как уж они им за­владели -- не знаю, но на что я могла претендо­вать со своим таджикским паспортом.
   Пыталась обратиться к местным властям, но куда там. Затребовали кучу справок. Разве что не требовалось подтвердить, что я участница Кули­ковской битвы. Потом я догадалась, что надо было просто заплатить деньги и изгото­вить "липу", но было уже поздно.
   А тогда я просто сняла комнатку возле моря у какого-то деда и жила себе помаленьку. Но деньги не бесконечны, и я начала думать, что де­лать дальше. А что тут можно было приду­мать? Удачно выйти замуж и разом решить все проблемы. Купила я фирменные шмотки, начала заходить на дискотеки, в ночные клубы, кафе -- их здесь много открыва­ется в курортный сезон, по­строила глазки, повиляла бедрами... Ко мне многие клеились, но, кроме го­лого секса, ничего не предлагали. Наконец, попался один... сказал, что любит и готов жениться. Всерьез уха­живал, дарил дорогие пещи... Он был старше меня на пятна­дцать лет, но человек вроде хоро­ший, и со здоровьем у него было все в порядке. Короче, мы расписались, и я переехала к нему, в элитную квартиру со всякими наворотами. Он за­нимался бизнесом, торговал трубами и еще какими-то железяками, которые брал в Мариу­поле и гонял за рубеж по морю. Денег сначала было в достатке. А потом на него наехали, начались вся­кие разборки. Он задолжал крупную сумму, "кинул" кого-то, а может быть, его "кинули"... Не знаю. В конце концов, у моего мужа забрали все, но не хватало. И то­гда... и тогда он продал меня, чтобы расплатиться. Приглянулась я како­му-то авторитету... Правда, я так и не поняла, кому. Меня держали в богатом особняке и поль­зовали как рези­новую куклу кому не лень, вер­нее, кому разрешали. Я стала призовой телкой, которой на­граждали за особо вы­дающиеся заслу­ги, сексуальной рабыней. С меня глаз не спуска­ли, но содер­жали в порядке: кормили, одевали, покупали хорошую косметику. Чем бы все это кончилось -- не знаю, если б в меня не влюби­лось это животное, кото­рому ты рожу рас­квасил. Он, по его словам, отдал за меня откупного и взял к себе.
   Сначала меня боготворил, чуть ли не ноги целовал, но я не отвечала взаим­ностью и от­дава­лась ему формально, как бы выполняя неприят­ную обязан­ность, и постоянно пыталась увиль­нуть от опостылевшей постельной гимна­стики. Это его бесило, он свирепел, как орангутанг, и мучил меня целые ночи напролет, грубо мной овладевая, по сути дела, наси­луя. Мое тело было посто­янно покрыто синяками.
   Денег на жизнь у него хватало -- он был хозя­ином забегаловки в порту и имел не­сколько ларьков по городу. Меня опять кормили, одевали, но денег он мне не давал и еще отобрал доку­менты, чтоб не сбежала, но это не помогло. Я все-таки сбежала, но меня бы­стро изловили его маль­чики. Меня заперли на неделю, и каждую ночь он приходил на эти опостылевшие случки. Он мне стал отвратителен, но я смирилась. Временно. И всегда была готова к дейст­вию, как тот волк, который все равно в лес глядит. И вот случай пред­ста­вился...
   -- Какой случай? -- машинально спросил Храмов.
   -- Ты! -- Лена повернулась к нему. Взгляды их слились. -- Я не ошиб­лась?
   -- Скорее всего, ошиблась, -- медленно про­говорил Храмов и слегка ше­вельнулся, от­страня­ясь от ее рук. -- Ты красивая, толковая, а я в бе­гах и в ро­зыске. В тюряге я должен сейчас си­деть, а вот гуляю, с тобой развлекаюсь... И куда занесет меня завтра кривая, не знаю. Со мной опасно.
   -- Мне все равно, -- торопливо заговорила Лена. -- Это лучше, чем гнить в наложни­цах у этого типа, а ты мне, правда, понравился. Какой-то необыч­ный, острый. Ты меня вол­нуешь.
   -- Самый обычный офицер в отставке и за­гнанный в угол. Черт его знает! -- ни с того ни с сего воскликнул Храмов и с досадой хлопнул ла­донью по коленке. -- Свалилась ты на мою голо­ву!
   -- Возьми меня с собой -- я буду твоей фрон­товой подругой. Буду гото­вить тебе пищу, сти­рать... -- Голос ее заволакивающе журчал, а руки настой­чиво ласкали его тело. Это было сладко и невыносимо.
   Храмов рывком привлек девушку к себе и жадно впился в ее губы. Они были ищущими и упругими. Они пахли морем. Она, не прерывая поцелуя, перебралась к нему на колени и обхва­тила за шею.
   -- Ну, пожалуйста, Саша... -- прошептала Лена. -- Возьми меня... с собой.
   Храмов повалился спиной в траву и притянул девушку к себе. Ее обнажен­ное, упруго-податли­вое тело слегка подрагивало. Он даже не заме­тил, когда она успела раздеться. Су­дорожными, торопливыми движениями стянув с себя джин­сы, Храмов пронзил ее и про­тяжно засто­нал. Ее бедра заходили ходу­ном, тело затрепета­ло, и ему хотелось проткнуть ее насквозь, до­браться до самых глубин наслаждения. Он сжал ладонями ее тонкую гиб­кую талию и еще крепче прижал девушку к себе, постоянно ощущая ее всасывающее лоно, этот скользяще-ласкающий рай...
   Трава колола шею, но двигаться не хотелось, чтобы не тормошить Лену. Она спала, склонив голову ему на плечо.
   "Что теперь с ней делать? При нормальной жизни я бы не задал себе этого вопроса", -- ду­мал Храмов, полузакрыв глаза и глядя сквозь ресницы на светлеющее небо.
   Звезды поблекли. Близился рассвет с неясными перспективами. Невдалеке бугрились силуэты деревьев на терри­тории пансионата. В просвете между ними уми­рала ущербная луна.
   "Может быть, тихо смыться и забыть эту ис­торию? Вернется к своему "ка­бану", поми­рят­ся... С голоду, по крайней мере, не помрет. Да нет! Просто так сбежать... Коряво все это, уни­зительно... Ладно, пускай пока побудет со мной, а там посмотрим". -- Остановив­шись на этой мысли, он закрыл глаза и мгно­венно за­снул.
  
   Храмов добрался до кафе, когда солнце сто­яло уже высоко. Лена была с ним. Несколько столиков было занято. Между ними сновала вче­рашняя офи­циантка, разнося еду и на­питки.
   Шнапс сидел на том же месте и щелкал в нар­ды, как будто никуда и не уходил со вче­рашнего дня. Перед ним стоял бокал со светлым пивом. Сделав очередной ход, он шлеп­нул ладонью по столу и вопросительно посмотрел на своего партнера.
   -- Деньги на бочку. -- Тот вытащил толстую пачку денег и, отделив две крупные ку­пюры, коротко кивнул и удалился.
   -- Присаживайся, Шурик, -- сказал Шнапс не оборачиваясь, сложил нарды и отодви­нул их в сторону. -- О, да ты с мадам! -- мелодраматично воскликнул он и воздел руки к небу. -- Уж не же­ниться ли собрался? -- Шнапс, взбодренный вы­игрышем, находился в отличном настроении. -- Лиля, две минералки... Нет, три, -- поправился Шнапс, вспомнив про Лену. -- Или мадам хочет чего-нибудь покрепче? Мартини, виски, брен­ди?
   -- Бокал мартини со льдом. Бьянко, -- вызы­вающе сказала Лена, искоса посмотрев на улы­бающегося Шнапса.
   -- Какая светская дама! -- деланно изумился Шнапс. -- Воспитывалась в лучших бор­делях побережья. Лиля, налей ей, что просит.
   -- Вот что, Шнапс. Пристроишь на работу эту девочку. -- Храмов кивнул в сторону Лены. -- И присмотришь за ней. Тут ее один бык домога­ется, а она не хочет. А я неиз­вестно где буду. Об­ломай ему рога, если что. Ну как?
   Шнапс почесал заросшую шерстью грудь, не­много подумал и согласился.
   -- Быка нашинкуем. - Он внимательно посмотрел на Храмова. - А ты ры­жим ничего себе смотришься. Чем красился, стрептоцидом? Ладно, подожди тут.
   Через несколько минут Шнапс вернулся и шлепнул о стол паспортом.
   - На, владей, господин Головко. Теперь тебе хоть на поезде, хоть на само­лете... Но все равно поберегись, Шурик. Еще что-нибудь надо?
   - Надо, - немного подумав, сказал Храмов. - Пистолет.
   "Пора собирать команду", - подумал он, покидая кафе.
  
  
   К прилавку вокзального буфета подошел мужчина с волосами бледно-рыжего цвета и тонкими усиками. Он за­казал стакан кофе с двумя пирож­ками. Одет мужчина был в лет­ний полотняный костюм и соломенную ков­бойскую шляпу. Это был Александр Храмов. До отхода поезда оставалось некоторое время, и он решил слегка перекусить. А ехать он собрался в город Краснодар к другу и коллеге по профессии Александру Глотову, Тезке, как они друг друга называли. Стрелка на вокзальных часах, висящих на противоположной стене, оче­редной раз дерну­лась. Храмов откусил пирога и отхлебнул остыв­ший кофе, не переставая контролировать зал со снующими пассажирами.
   Курсант училища МВД Павел Морозов засту­пил на дежурство в девять утра после под­робного инструктажа в транспортном отделении милиции. Курсантов часто привлекали к патрулиро­ванию города. Бдительность кур­санта еще не была притуплена рутиной каждо­дневной работы, а, кроме того, он был преисполнен служебного рвения в благодарность за оказанное ему до­ве­рие. Это для него был своеобразный экзамен на зрелость. Почему его при­влек мужчина, болтающийся возле буфетной стойки, он сначала не понял.
   "Мужик как мужик. Морда, правда, жуликоватая, глазами стреляет, ну и что. Таким мама родила. Докумен­ты, что ли, у него проверить... А если даже у него их нет... Ну отведу в отделение, продержат его там пару часиков, про­верят по ЦАБу и отпустят. Что же мне в нем не нравится... чем же... Родин­ка! -- Курсанта прошиб холодный пот. -- Неуже­ли! Это же особая примета бег­лого Храмова! Ро­динка возле уха. Нужно срочно вызывать по­мощь. А может, это не он! Рыжий какой-то, усики... Совсем не похож на фотографию. Нет, все-таки он, надо вызы­вать помощь".
   Он снял с пояса рацию и на­чал говорить, не выпуская из вида подозревае­мого.
   -- Первый, я двенадцатый. Возле буфета на­ходится мужчина, проходящий по ориенти­ровке на беглых...
   Лена узнала Храмова сразу, не взирая на приклеенные усы. Тот был неска­занно удив­лен, увидев при­ближающуюся к нему девушку. Она улыбнулась и помахала ему рукой, не замедляя шага. Ей оста­лось пройти метров десять. Храмов улыбнулся в свою очередь.
   "Все-таки она чертовски привлекательна. Зачем она сюда пришла - ведь мы уже рас­прощались, договорились, что не надо провожать. Что-то этот мент замыслил. Смотрит и говорит по рации. Узнал, что ли? Черт возьми! Надо уходить. Береженого Бог бережет. Надо уходить. Засвечу Лену? А что с нее возьмешь! Кто я такой, менты без нее вычислят или уже вычислили. Но все равно ей следует как-то подать знак, чтоб не подходила..."
   Храмов как бы невзначай задел локтем ва­зочку с салфетками, стоящую на столике. Она упала и со звоном разбилась. Лена замедлила шаг. Храмов пока­зал ей ладонью: "Остано­вись! Остановись!"
   -- Саша, что с тобой?! -- громко сказала Лена, так что находящиеся в зале обернулись на ее голос.
   -- Уходи отсюда! Быстро! -- отрывис­то проговорил Храмов, направляя звук ей прямо в лицо.
   -- Саша, я не понимаю, -- растерянно произ­несла девушка и бросилась к Храмову. Она обня­ла его и нежно поцеловала в щеку.
   -- Меня пасут менты, -- прошептал ей в ухо Храмов. - Уходи, не светись, а то потом допросами замучают, а ты будешь им все рассказывать. -- Уходи. Я тебя потом найду, ко­гда дела закончу.
   Он отстранился от Лены и резким шагом на­правился к проходу в кассовый зал. Де­вушка за­стыла в недоумении. Милиционер с рацией бро­сился вслед за Храмовым, на ходу доставая из кобуры пистолет. Лена рефлекторно подста­вила ему "ножку". Милицейский с размаху грохнулся на гранитный пол, от неожиданности выронив пистолет. Лена устреми­лась вслед заворачиваю­щему за угол Храмову. Курсант Моро­зов, судорожно нащупав вы­павший из руки пис­толет, хромающей иноходью бросился вслед за ними.
   В проходе между залами Храмов заметил не­глубокую нишу и скрылся в ней. Пробе­гающую мимо Лену он поймал за руку и притянул к себе. Показа­лась голова в милицей­ской фуражке. Хра­мов, сконцентрировавшись, выхле­стнул рукой как плетью. Страшный удар кистью пришелся курсанту в горло. Мент по-утиному крякнул, на мгновение застыл и обрушился на пол, опять вы­ронив пистолет.
   Дежурный капитан, быстро поговорив с кем-то по рации, встрепенулся. Ноздри его азартно затрепетали.
   -- Группу захвата к буфету! Курсант опознал Храмова, -- скомандовал он нахо­дившемуся здесь же лейтенанту. -- Не теряйте времени. Не­обхо­димо...
   Храмов повер­нулся к Лене и взял ее за плечи.
   -- Тебе нужно уходить -- видишь, что творит­ся.
   -- Я с тобой! Мне на все наплевать. -- Голос ее дрожат, но был исполнен решительно­сти.
   -- С тобой я не уйду. Они меня возьмут, да и тебя тоже как соучастницу. Уходи! -- Храмов резко отстранил девушку от себя и бросился к выходу на перрон.
   -- Стой! Стрелять буду! -- понеслось ему вслед. Перед глазами девушки пронеслись трое штатских с пистолетами в руках.
   "Они его убьют!". Лена бросилась за ними.
   Храмов выскочил на перрон и нырнул под стоящий рядом с платформой поезд. Плат­форма, к счас­тью, не была высокой. Трое в штатском выбежа­ли из дверей вокзала спустя несколько секунд и резко осмотрелись: с обоих концов поезда бежа­ли несколько человек в форме, проводницы сто­яли возле своих вагонов как статуи, мимо проез­жал носильщик с тележкой.
   -- Он под поезд прыгнул! -- закричала полная женщина, сидевшая на ве­щах возле две­рей, и стала тыкать пальцем в сторону вагонов.
   -- Я контролирую здесь. Вы за ним, -- ско­мандовал один из штатских своим коллегам. Те ловко юркнули под ближайший вагон. -- Вокзал оце­пили? -- спросил он запыхавше­гося лейте­нанта, подбежавшего вместе с двумя сотрудни­ками, вооруженными автоматами.
   -- Так точно. Даны указания, -- бодро отра­портовал лейтенант.
   -- Понятно. -- Штатский достал сотовый те­лефон и быстро набрал номер. -- Это я. Где-то в границах вокзала. Нет, не уйдет -- все перекры­то. Не стоит пугать пассажиров -- мы его поста­раемся аккуратно сделать. Да, буду докла­ды­вать. -- Он сунул трубку в кар­ман и повернулся к лейтенанту: -- Начи­найте поиски в свободном режиме. Плановое про­чесывание уже начали. Имейте в виду ремонтный цех и пакгаузы. И ос­торожней -- он, ве­роятно, вооружен.
   Лена подбежала к проводнице в то время, когда репро­дуктор объявлял, что стоянка поезда две­надцать минут. Какие-то челноки усердно мета­ли огром­ные сумки с товаром в тамбур, не давая возможности пройти в вагон небольшой кучке пассажиров, стоящих рядом.
   -- Не толкайтесь -- все успеете сесть, -- успо­каивала их проводница, явно заинтересо­ванная в манипуляциях челноков.
   -- Вы не видели такого рыжего мужчину? Он недавно выбежал из во­кзала.-- Лена тронула ее за плечо.
   -- Откуда я знаю! -- Проводница грубо от­странилась. -- Под поезд прыг­нул, а за ним еще двое. Сумасшедший дом!
   Лена, немного подумав, бросилась бежать вдоль поезда, чуть не сбив с ног милиционера с дубинкой. Тот, едва устояв, зачем-то достал свис­ток и засви­стел, заставив вздрогнуть публику на перроне. Сунув свисток в карман, он бросился вслед за Леной.
   Храмов, выбравшись из-под пассажирского поезда, тут же нырнул под то­варняк, сто­явший на соседнем пути.
   "Время работает против меня. Сейчас они оцепят вокзал и начнут проче­сывание". Он знал технологию проведения подобных операций. "Куда-ни­будь схорониться на время? А куда? Да и собак сейчас привезут". Он похло­пал себя по боку, где был заткнут пистолет. "На поражение стрелять нельзя -- до тюрьмы не доеду, но попугать можно". Храмов при подобных опера­циях всегда смотрел сквозь пальцы, когда террористы уничтожались при ока­зании сопротивления или попытке к бегству. Так мстили за погибших това­рищей, верша суд скорый и правый. И ни разу не было, чтобы при разборе кого-нибудь обвинили в умышленном убийстве.
   Он обогнул еще один товарный состав и побежал наискосок, пересекая же­лезнодорож­ные пути. Невдалеке виднелось здание с полнос­тью застекленной стеной. Рядом лежало множе­ство колесных пар.
   "Похоже на ремонтный цех или депо".
   Слева резанула автоматная очередь, и раздал­ся голос.
   -- Бросай оружие, сдавайся. Будем стрелять на поражение.
   Храмов увидел несколько человеческих фигур, мелькнувших в просвете между катуш­ками с кабелем. Он пару раз пальнул поверх голов. Фигуры про­пали -- за­легли. Храмов прыжком преодолел расстояние до колес­ных пар и пополз между ними. Ре­монтный цех оказался справа. Храмов было направился туда, но, заметив двоих в мили­цейской форме, оги­бавших здание, развернулся обратно.
   "Обложили, как волка. Придется сдаваться. Эх, как не хочется!"
   Внезапно товарняк, стоявший в нескольких десятках метров от него, дер­нулся, клацнул на стыках и начал медленно уползать со станции. "Это шанс!" Храмов резкими перебеж­ками начал при­ближаться к веренице вагонов. Раз­далась еще одна очередь. Он залег и бу­квально через мгно­вение вскочил, подбежал к открытой платформе и, примерившись, за­прыгнул наверх.
   Он залег, но его заставил подняться звонкий девичий голос, прорезавший станционный шум.
   -- Саша! Я здесь! Я с тобой! Сейчас, подо­жди, -- в нескольких метрах от последнего ваго­на бежала Лена. Ее преследовали двое в мили­цейской форме. Девушка рванулась из послед­них сил, но было поздно -- поезд уже набрал ход. Ее схватили под руки и повели в сторону вокзала.
   "Так будет лучше, -- подумал Храмов. -- Ни черта ей не сделают".
   Внутри платформы валялось несколько досок для крепежа техники. Хра­мов собрал их в стоп­ку и сел сверху.
   "И что дальше? На следующую станцию уже передали, и поезд будет на­мертво блоки­рован по прибытии. Не исключено, что меня попытаются от­сюда снять на каком-нибудь переезде. Надо уматывать".
   Он вынул из кармана паспорт и вдумчиво посмотрел на свою фо­тографию. "Теперь я не Шурик, а Коля, рыжий Коля", -- усмехнулся Храмов, су­нув документ об­ратно.
   Возле железнодорожного моста поезд замед­лил ход. Храмов, спрыгнув на насыпь и, из­рядно ободрав задницу, скрылся в посадке.
  
   Лена умерла от гепатита. Она заразилась в СИЗО, где ее продержали две недели. Хра­мов об этом узнал, когда звонил Шнапсу. Положив те­лефонную трубку, он некоторое время сидел неподвижно. Потом что есть силы врезал кулаком по столу и тихо заскулил. В эту минуту он ненави­дел весь мир.
  
  
   С Шурой Глотовым Храмов познакомил­ся в Краснодаре во время операции по освобож­дению заложников в аэропорту, и они сразу друг другу понрави­лись. Храмов постоянно к нему обращался: "Ну что, тезка", "Ну как, тезка...". Так и приклеилось это прозвище, и Глотова с тех пор все называли Тезкой.
   Впоследствии, когда Храмов попадал в эти края, он обязательно заезжал к Тезке. Тот был закоренелым холостяком и жениться не соби­рался. Была у него большая любовь в мо­лодости, но девушка утонула во время шторма. Он долгое время горевал, чурался женщин. Постепенно все улеглось, у него стали появляться подружки, но Глотов уже перешел ка­кую-то жизнен­ную грань и считал, что не способен к семейной жизни. Обитал Тезка в ободран­ной хибаре на ок­раине города и не особо страдал от отсутствия бытовых удобств. Когда у него в доме неожиданно появлялся Храмов, Тезка ожив­лялся и сразу же отправ­лялся на рынок. Потом они устраивали пикничок на пляже: жарили шаш­лык, пили сухое вино в компании молодых девиц, кото­рых по роду службы Тезка знал великое множество. А работал он заместите­лем началь­ника городского ОМОНа.
   Неприятности по службе у Глотова начались раньше, чем у Храмова. Он схлестнулся с мест­ной мафией, скупающей участки побережья. Ниточки кор­рупционных связей потяну­лись к высокопоставленным чиновникам края и даже Москвы. Тезке предложили откуп­ного, а когда он отказался, пытались ликвидировать: когда Глотов ехал на своей "шес­терке", в него выпустили очередь из автомата. Провалявшись два месяца в госпитале, он пытался вер­нуться на службу, но не сумел пройти медкомиссию, хотя был абсолютно здо­ров. Сработали какие-то невидимые рычаги его высокопоставленных не­доброжелателей. Все апелляции кончились ничем. Тезка понимал, откуда дует этот ветер, и, потеряв наде­жду найти справедливость, просто взял и набил морду одному из отцов города, разметав охрану. И немудрено -- Гло­тов был мастером спорта по самбо в тяжелом весе. Его отпус­тили подобру-поздорову, предварительно взяв обещание ничего подобного больше не пред­принимать. На подобную лояльность существовали свои причины. Предвы­борные.
   Понимая, что на него объявлен всероссийский розыск и что на железнодо­рожном транспорте двигаться опасно, Храмов добрался до Краснодара авто­стопом.
   Подойдя к дому Глотова, он несколько раз нажал кнопку звонка, привин­ченного на штакетине рядом с калиткой. Никто не вышел.
   "Нет дома. Ничего, подождем, еще не вечер".
   Храмов легко перемахнул через невысокий за­борчик, зашел на веранду, увитую диким вино­градом так, что солнце с трудом проникало внутрь тон­кими лучиками, и плюхнулся в брезен­товое кресло-качалку. Закурив, он на­чал вспо­минать свою жизнь в зоне, соседей по бараку, членов бригады... Вспомнил Потапа с его фило­софией.
   "Ну, зачем тебе радеть о государствен­ных проблемах -- ликвидируй лучше свои собст­венные и живи по кайфу. Создай обособленный мирок и по­реже высовывайся наружу, -- вещал тот, когда они вместе пребывали в ШИЗО. -- Каждый человек по сути своей эгоист, а все эмо­ции и поступки возникают и со­вершаются под воздействием полового и прочих инстинктов или от носталь­гии по собственным прошлым глупостям, на ко­торые его подтолкнули ко­гда-то те же самые ин­стинкты. А в нормальном состоянии никто не будет ухуд­шать себе жизнь ради того, чтобы улучшить ее другим. Это нонсенс! Это вранье и бредни, внушен­ные всякими моралистами и ху­дожественной лите­ратурой. Поэтому обеспечь себя по ми­нимуму ли, по максимуму -- как смо­жешь -- и живи. Лишь бы тебя не трогали".
   "А если трогают! -- подумал Храмов, оторвав­шись от воспоминаний. -- И еще как тро­гают! Теоретически все красиво выглядит, а на прак­тике... Нет! Сначала нужно рассчи­таться с обид­чиками, вернее, получить с них должок, а потом создавать обособленный ми­рок, как говорил Потап, и жить по кайфу..."
   Его размышления резко прервали -- Храмов почувствовал, как чья-то же­лезная рука взяла его на удушающий прием. Он пытался высвобо­диться, но тщетно -- захват был мертвым.
   -- Кто такой и почему здесь лазишь без разре­шения? -- раздался знако­мый голос.
   -- Тезка, удавишь ведь! -- прохрипел Хра­мов. -- Это я. Саша.
   -- Шурик?! Ты как здесь оказался? -- Захват ослаб, и через пару мгнове­ний перед Храмовым предстал богатырь со шкиперской бородкой и вытара­щенными от удивления глазами. -- Ну, ты даешь! И рыжий какой-то... А я думал, что какой-ни­будь бомж на мое добро позарился. Да у меня и брать-то нечего -- разве что телевизор. Давай проходи в хату. -- Глотов достал связку ключей и отпер ви­сячий замок.
   Внутри было небогато, но чисто -- чувствова­лась женская рука. Сам Гло­тов не блистал акку­ратностью.
   -- Да ты никак женился, -- воскликнул Хра­мов, глядя на вязаные салфе­точки и вазу с флок­сами.
   -- Да что ты, нет. Так... Ходит тут одна, при­бирается. Ну что, чайку? Или за бутылкой сбегать? У нас тут недалеко.
   -- Давай чайку. Потом выпьем. -- Храмов уселся на диван, накрытый клетчатым по­крыва­лом, и вытянул ноги. -- Притомился что-то я в последнее время. Совсем покоя нет.
   -- Ты говори, говори... Я слышу, -- раздался Голос из небольшой ку­хоньки, где Глотов возился с чайником. -- Я сейчас.
   Тезка разлил крепко заваренный чай по фар­форовым чашкам и выставил на стол та­релку, наполненную сушками вперемешку с дешевой карамелью. Храмов отпил пару глот­ков и зажмурился от удовольствия. Потом посмотрел долгим взглядом на Тезку и сказал.
   - Жизнь моя в последние годы напоминает детективный триллер. В такой круговорот по­пал... -- И Храмов поведал о своих злоключени­ях подробно и без утайки.
   -- И что ты собираешься делать? Как дума­ешь дальше жить? -- Тезка был озадачен расска­зом Храмова. -- Рвать за кордон или затаиться в норе на не­определенное время? Тускло все это...
   -- Работать по специальности, -- перебил его Храмов.
   -- По какой такой специальности?! Ты же...
   -- Вот именно. Специалист по терроризму. Вот я и хочу организовать те­ракт. Но не просто так, а чтоб сошло с рук. Плюнуть в рожу нашим толстосу­мам и показать это всему миру. А то они воспринимают так называемые за­воевания де­мократии исключительно как инструмент обога­щения. -- Храмов возбудился и стал похож на религиозного фанатика, произносящего пламен­ную проповедь. -- И денег с них содрать за мо­ральный ущерб. По­требовать несколько миллионов долларов...
   -- А зачем тебе столько? -- Глотов застыл с чашкой и руке, пораженный величиной суммы. -- Виллу купишь? Или яхту?
   -- Да на черта она мне! Не знаю, куда дену. Разберусь. -- Храмов одним глотком допил ос­тывший чай и полез в карман за сигаретами.
   -- А у тебя крыша не поехала?
   -- Если поехала, то в нужную сторону, -- па­рировал Храмов. -- Короче, я приглашаю тебя в дело. Тебя ведь тоже обидели? Лично я зол на эту так на­зываемую демократию... В газетах пишут "ворократию" -- очень точно под­мечено! Зол я, понимаешь! Хочу поиграться с ней на грани фола.
   -- Ты уже не на грани фола, а фолишь по-черному. -- Глотов понял, что Храмов не шу­тит. Взгляд его стал жестким, черты лица обо­стрились. -- Тебя можно понять -- тебе те­рять нечего. Бегаешь как загнанный зверь.
   -- Я еще бегаю пока, -- нажал Храмов. -- А вот тебя уже загнали, при­стегнули и за­ставля­ют гавкать по команде. Судя по камуфляжу, ты работаешь в какой-то охране?
   -- Да, -- несколько смутился Тезка. -- Охра­няю некую контору под на­званием "Куплю дешевле -- продам дороже".
   -- С тобой все ясно. - Храмов демонстративно зевнул. -- С кем боролся, у того теперь и служишь. Что? Кормят лучше? Вместо костей дают колбасные обрезки?
   -- А то ж! Платят неплохо... А ты чего разду­харился -- я же еще тебе не отказал. - Гло­тов знал, что Шура Храмов просто так болтать не будет. - У тебя есть какой-нибудь план?
   -- Двойной захват, -- выпалил Храмов, прищелкнув пальцами.
   Они проговорили весь вечер и полночи, об­суждая в деталях задуманное. Перед тем как улечь­ся спать. Храмов спросил:
   -- Ты подберешь несколько ребят, чтоб голо­ва была на месте и руки тем концом встав­лены?
   -- А то ж! -- пробасил Тезка. -- Начальный капитал ты гарантируешь? У меня негде взять.
   -- Вместе возьмем. Есть один цыганский барон - должен мне по жизни -- пояснил Храмов и вышел на ве­ранду. Сквозь виноградные листья прогляды­ва­ли редкие звезды.
  
   Офис фирмы "Прайд" располагался в центре Паланги и выглядел весьма респекта­бельно. В холле имелся гардероб, рекламный уголок, где, нежась в мягких креслах, можно было листать красочные проспекты. Под потолком были подвешены медленно вращаю­щиеся видеокаме­ры. Все служащие фирмы носили специальную форму с нарукавной эмб­лемой "Прайд".
   Хозяином и одновременно генеральным ди­ректором здесь был некто Бару­нис Милард Арту­рович, выходец из России, но, судя по имени, -- литовского происхождения. Хотя по внешности в нем трудно было признать жителя Прибалти­ки: черные курчавые волосы, смуглая кожа и ор­линый нос навевали мысли об Арабском Востоке или на крайний случай о бессарабских степях.
   Фирма занималась торговлей недвижимостью по всем странам бывшего Советского Союза, За­падной Европы и даже Америки, где скоробогатым гра­жданам предлагались особняки на побе­режье.
   - Осторожней. У него секретарша со скальпелем не расстается, - предупре­дил Храмов.
   Двое охранников пили кофе и вяло перегова­ривались на смеси литовского и русского язы­ков, когда в холл вошли два хорошо одетых гос­подина: один был богатырского тело­сложения и носил шкиперскую бородку, другой тоже не кар­лик. С рыжими волосами, ста­ромодными рого­выми очками и ниткой усов он напоминал зав­сегдатая салунов из амери­канских вестернов.
   -- Я Головко Николай Артемьевич. Хочу встретиться с вашим дирек­тором по во­просу по­купки недвижимости в Бостоне. -- Он протянул красоч­ную визитную карточку, отпечатанную на двух языках.
   -- Другие документы есть? -- спросил один из охранников, цепким взгля­дом оценивая посети­телей.
   -- Да, конечно. -- Рыжий засуетился, сунул руку во внутренний карман и вынул пас­порт вместе с толстой пачкой долларов. -- Ах, изви­ните. -- Дол­лары отправились об­ратно, а доку­мент был предъявлен бдительному охран­нику.
   -- А у вас? -- Страж перевел взгляд на здоро­вяка.
   -- Я его адвокат, -- проговорил тот густым ба­сом, зачем-то тыкая пальцем в плечо Ры­жему. -- Моя фамилия Глотов, вот мой паспорт. -- Он положил книжечку на стол.
   Охранник, просмотрев документы, нажал кнопку селекторной связи.
   -- Милард Артурович, к вам посетители. Головко Николай Артемьевич с ад­вокатом. Из России. - Генеральный директор фирмы "Прайд" сидел в ок­ружении двух рефе­рентов и внимательно смотрел на монитор.
   -- Выглядят респектабельно, -- прокоммен­тировал он, наблюдая, как ох­рана разбира­ется с двумя посетителями. -- Смотри-ка, баксов пол­ные кар­маны!
   - Какой-нибудь бизнесмен из "новых рус­ских". Пускай проходят.
   В просторной приемной за столом, уставлен­ным оргтехникой, сидела гиб­кая красивая де­вушка. По плечам ее были разбросаны шикарные черные во­лосы. Она сначала мельком взглянула на вошедших, потом внимательно при­смотре­лась к Рыжему и резко рванулась к двери каби­нета. Поняв, что не ус­пеет, она угрожающе выхватила медицинский скальпель откуда-то из тайных женских мест.
   - Тезка, успокой ее, - вяло проговорил Храмов.
   За считанные секунды девица была скручена, связана компьютерным шнуром, а в рот вместо кляпа ей затолкали ском­канный кусок бумаги. Рыжий остался с секре­таршей, а здоровяк уверенно зашел в кабинет.
   Буквально через минуту там раздался непо­нятный грохот, вскрики, а потом послышался громогласный бас Тезки:
   -- Шурик, заходи. Гостем будешь.
   -- Не брыкайся, Зита, -- проговорил рыжево­лосый, названный Шуриком, схватил де­вицу в охапку и, открыв плечом дверь, вместе с ней зашел к дирек­тору фирмы "Прайд". Тот сидел за столом в обнимку с Глотовым. Двое его референтов бездыханные лежали на полу лицом вниз, при­давленные тяжелым кожаным диваном.
   -- Я гражданин Литвы Барунис и не позволю...
   -- Ты такой же Барунис, как я Иосиф Джуга­швили, -- усмехнулся вошед­ший, бросил секре­таршу в кресло и подошел к столу. -- Здорово, Дави, цы­ганский барон.
   -- Храмов?! -- вглядевшись в опасного посетителя, воскликнул директор. -- Ты же в тюряге!
   -- Хорошо у тебя информация поставлена. Сбежал я божьей милостью, -- сказал Хра­мов. -- Теперь я вне закона, а попросту плевал на законы. Погово­рим?
   -- Тебе нужны деньги или я? -- Цыган не­сколько успокоился, поняв, что прямо сейчас его бить или убивать не будут.
   -- На хрен ты мне нужен, чавелла ивановская! Конечно, деньги, -- усмех­нулся Хра­мов. -- А ты думал на халяву проскочить?! Ты помнишь, Дави, как освобождал москов­ские квартиры от пьющих русских людей и отправлял их в захудалую ивановскую де­ревню. Риэлтерская деятельность... Ты ведь и сей­час риэлтер... А, Дави? Чем теперь бан­куешь? Литовскими старушками? Ладно, проехали. - Храмов махнул рукой, увидев страх в глазах цыгана. - Тебя поймали же тогда и срок тебе светил, а я тебя отмазал. И вовсе не из любви или уважения к тебе, Дави, который вовсе не Барунис, а Золотинский. Я тебя во­все не люблю и не уважаю, а скорее презираю, но так требовала то­гда оперативная обста­новка. Отпустили мелкую рыбку, Дави Золотинского, чтоб он навел на крупную...
   - Не продолжай, и без тебя все знаю. - Цыган поморщился от неприятных воспомина­ний. - Говори сколько, все справедливо делаешь. Не на гоп-стоп берешь...
   - Ладно... - Храмов на мгновенье задумался. - Тебе светило тогда как ми­нимум шесть лет - вот и дай по десять тысяч баксов за каждый год отсидки и еще... сорок тысяч просто так, на ле­чение и реабилитацию мне. Соликамск, это, понимаешь, не Паланга. Итого сто тысяч. Гони монету, отдай мой бонус. Не тяни резину, Дави, -- все равно отдашь.
   -- Зита, перестань. -- Неожиданно закричал цыган. Он увидел, что сек­ре­тарша змеей извивается в кресле, мыча и пытаясь вы­свободиться. -- Не мучьте девушку -- она здесь не при чем.
   -- Девушку со скальпелем, -- уточнил Хра­мов. -- Давай, Дави, рожай.
   - Рожаю. Уже рожаю. - Цыган полез в сейф, смирившись с неизбежным.
  
   Дождь возник внезапно. Несколько раз с треском разорвало небо, в потем­невших стек­лах играли блики молний. В салон автобуса еще не успела про­сочиться прохлада, вытес­нить удушающую жару. Но пожилая женщина, си­дящая возле прохода и постоянно выти­рающая носовым платком пот с лица попросила закрыть верхние люки, поскольку в них забрызгивало и неожи­данные, хо­лодные капли пугающе били по лицу.
   Автобус совершал рейс Ростов--Сочи и принадлежал частной фирме с претенциозным названием "Протазан". Он находился где-то посередине мар­шрута и подвигался к морю, проносясь мимо начинаю­щих желтеть полей, зарослей тутовника и пере­секая мелкие речушки в ни­зовьях Дона. Стоял конец июля.
   Публика и автобусе была весьма разношерстной: молодые мамы с папами и без пап, но с детьми, создающими им кучу проблем своей непоседливо­стыо, компания молодых лю­дей обое­го пола, веселящаяся на заднем сиденье под пиво и бреньканье гитары, несколько пожилых пар, шуршащих газетами с кроссвордами и что-то непрерывно жующих; здесь же находились двое офицеров лейтенантского звания, затяну­тые в мундиры, несколько оди­ноких, пребываю­щих в томлении девиц, настырно демонстриру­ющих свои полуого­ленные прелести; поглядыва­ли по сторонам воспарившими орлами старею­щие, но молодящиеся мужья, сбежавшие от жен и жаждущие поздних сексу­альных утех под шум моря и шелест кипарисов, тут же при­зывно пострели­вали глазами точно такие же чьи-то жены... Всех объединяло одно желание -- побыстрее добраться до вожделенного Сочи и насладиться долгожданным отдыхом.
   На переднем сиденье возле окна сидела моло­дая симпатичная девушка с косой цвета соломы, выглядевшей в наше заполошпое время как некий полу­забытый раритет. Одета она была в легкое платье-клеш салатового цвета с большим вырезом на груди, так что был виден золотой крестик на мелкой це­почке, и белые босоножки на толстой пробковой по­дошве. Девушку звали Маша, и ехала она в один из сочин­ских пансионатов по путевке. Эти летние кани­кулы она решила использовать на полную ка­тушку, всласть попутешест­вовать, как можно чаще меняя обстановку, познакомиться с инте­ресными людьми, пооб­щаться с природой... А училась Маша на третьем курсе Инсти­тута имени Плеханова, или, изъясняясь на студен­ческом жаргоне, "плешке", чтобы в недалеком лучезарном будущем, получив дефицитную спе­циаль­ность экономиста, осесть в одном из процветающих банков, получать высо­кий оклад жа­лованья и жить в свое удовольствие. Девушка си­дела, скрестив под сиденьем ноги, и читала книжку, судя по оформлению -- детек­тив, пере­листывала страницы, машинально слюня палец, и настолько увлеклась, что не за­метила тонкую струйку воды, льющейся на край платья из-под плохо при­гнанного стекла.
   Рядом с ней полуспал молодой увалень по имени Кеша, облаченный в джинсовые шорты с об­трепанными краями и футболку с иностранной надпи­сью. Он занимался ла­речным бизнесом и с трудом выделил себе две недели для отдыха, отрешившись от своего суетливого занятия. В начале пути Кеша пытался заигрывать со своей привлекательной спутницей, но та не была рас­положена к скороспелому флирту и пресекала попытки к сближению. Кеше это, в конце концов, надоело, и он задремал, решив, что на со­чинских пляжах предостаточно длинноногих и более сговорчивых девиц. Автобус был загру­жен не полностью. Имелись свободные места. Кеше не совсем уютно себя чувствовал рядом с такой неприветливой девушкой, но пересаживаться было лень.
   Автобус внезапно и резко тормознул и оста­новился, разбудив спящих и вы­звав возму­щение у бодрствующих.
   -- Возят, как скотину! -- пробурчал старею­щий ловелас в игривой кепке, едва не уда­рив­шись лбом о спинку переднего кресла.
   -- Может, что случилось?! Сломался, наверное... -- вялым голосом пред­положила си­дящая рядом с ним женщина неопределенного возраста и начала любовно массировать круглую оголенную коленку.
   -- Скорее всего... -- согласился ловелас. Внезапно его глаза расширились от удивления, сме­шанного со страхом: в переднюю дверь вошли трое крепких мужчин с короткостволь­ными авто­матами в руках. Одеты они были в поле­вую офи­церскую форму без погон, а на головы были на­тянуты черные ша­почки с прорезями для рта и глаз.
   -- Никому не двигаться с места! Вы взяты в заложники, -- отчетливо про­изнес один из во­шедших. Голос у него был спокойный и отдавал легкой хри­потцой. -- Ведите себя смирно, и вам ничего не грозит. Любое противодейст­вие нака­зывается смертью. Быстро освободите два зад­них сиденья. -- Он на­правил автомат в сторону притихшей молодежи и щелкнул затвором. -- Вы­полнять! Быстро!
   В салоне повисла тишина, нарушаемая лишь ше­лестом утихающего ливня. Пассажиры погляды­вали на неожиданных гостей, кто со страхом, а кто и с интересом. Казалось, никто не воспри­нимал происходящее всерьез, считая, что это какое-то шоу, которое скоро закон­чится, и акте­ры раскланяются под аплодисменты.
   -- Сивый, давай назад, -- распорядился тот же голос. Невысокий мужчина с квадрат­ными плечами, кого назвали Сивым, быстро проско­чил по проходу между сиденьями и разместился сзади, положив автомат на колени. -- Гнат, ез­жай туда. -- Командовавший указал рукой водителю автобуса на купу де­ревьев, проглядывавших сквозь завесу дождя. Он был атлетического тело­сложения, в его скудных и точных движениях чувствовалась пружинистая сила, готовая вырваться наружу в любой момент и смести все ей мешающее; голос был властным и спокойным, с интонациями, предполагающими, что го­воривший долгое время служил в армии и не в первый раз прово­дит подоб­ные операции.
   -- Понял, Храм. Еду, -- бросил водитель, яв­но состоявший в одной ко­манде с террори­стами. Он переключил скорость, поддал газу, и автобус за­вернул на едва намечающийся проселок.
   -- Пересядь в другое место. -- Названный Храмом в упор посмотрел на увальня Кешу. Тот не сдвинулся с места. У него был взгляд загипнотизиро­ванного кролика.
   -- Зачем? Чего вы хотите? -- внезапно осип­шим голосом пробормотал он и заерзал на сиде­нье
   -- Сейчас поймешь. -- Террорист вяло ткнул дулом автомата в живот рас­терявшемуся Кеше. Тот сдавленно вскрикнул от боли и согнулся по­полам.
   -- Зачем вы его бьете?! Он вам не сделал ничего плохого, -- вмешалась Маша. Голос ее дрожал от негодования. Храм посмотрел на раскрасневшуюся девушку долгим изучающим взглядом.
   - Команды нужно выполнять быстро и точно с усмешкой пояснил он. По­том повернулся к тяжело дышащему Кеше. -- Ты еще здесь?
   Бизнесмен вскочил и, прижав руку к животу, заковылял по проходу, выис­кивая сво­бодное место.
   - Давай ко мне, -- подал голос мужчина в белых штанах, чем-то напоми­нающий Адольфа Гитлера. Кеша плюхнулся на сиденье и, откинувшись на спинку сиденья, коротко простонал, поглаживая живот.
   - Мне тоже пересесть? -- спросила Маша и начала приподниматься, маши­нально одер­нув платье.
   -- Оставайся на месте.
   Автобус обогнул рощицу и затормозил возле укрытых за кустами "Жигу­лей".
   Храм посмотрел на часы и обратился к верзи­ле, примостившемуся возле двери:
   -- Тезка, контролируй салон. И собери все мобильники, у кого есть. Слышали все? Сдать телефоны. У кого затренькает - в глотку затолкаю.
   Потом он уселся на освободившееся место рядом с Машей, достал сигарету и не торо­пясь закурил. Девушка некоторое время сидела, от­вернувшись к окну, потом резко повер­нулась к своему новому соседу и вежливо попросила:
   -- Вы можете не курить?
   -- Могу, но буду, -- невозмутимо парировал Храм, пуская струю дыма через нос. -- Открой окно и дыши сколько влезет.
   -- Тогда я пересяду. -- Она хотела встать, но Храм усадил девушку на ме­сто, положив руку на ее худенькое плечико.
   -- Не суетись под клиентом... коза брыкли­вая.
   -- Не смейте меня трогать! -- воскликнула Маша.
   -- А будешь верещать -- раскорячу и трахну прямо здесь, -- с интонацией сытого кота прого­ворил Храм. -- И никто тебе не поможет. Даже эти господа офицеры. -- Он обер­нулся и посмот­рел на двух лейтенантов. -- Они не только поро­ху, а даже говна в солдат­ском сортире не нюхали.
   -- Ну ты бы полегче, -- возник один из офи­церов.
   -- У петушка голос прорезался?! Закукаре­кал, -- презрительно сказал Храм и направил на лейтенанта ствол.
   -- Что, стрелять будешь, а? Давай стреляй, га­дина! -- Лейтенант говорил отрывистым и нервным речитативом, держа перед собой крепко сжатые ку­лаки.-- Ну чего ты ждешь?
   -- Какой-то дурацкий театр! -- саркастически произнес Храм, при этом игриво под­мигнув Маше. -- Тезка, заткни ему клюв. Мальчиш-Кибальчиш!
   Верзила медленно, как бы нехотя подошел к офицеру и резко хлестанул его по лицу внешней стороной кулака, раскровенив ему нос и губы.
   -- Еще раз вякнешь -- искалечу. -- Тезка дунул на кулак и не торопясь отправился на прежнее место.
   Храм откинулся на спинку сиденья и начал размышлять, полузакрыв глаза: "Нужно их постоянно прессинговать. Сначала, по крайней мере. Провоциро­вать на активные действия и прессинговать. Дать понять, что любое противо­действие наказуемо, жестоко наказуемо, выработать рефлекторное чувство страха. В конце концов, возникнет "шведский синдром" -- эдакая заклятая любовь волка и ягненка. Все это мы многажды проходили... Правда с другой стороны барьера. Через несколько часов будет полное взаимопонимание, же­лание совместно решать возникающие проблемы и преодолевать трудности. Симбиоз! Даже мо­жет иметь место видимость коллегиальности -- вы посо­вещались, а я решил. Конституци­онная мо­нархия в миниатюре. Впрочем, же­лательно обойтись без трупов, но это маловеро­ятно. Значит с минимальным количеством трупов. Пускай живут. На хрен они мне нужны!" Он мельком взглянул на часы. "Еще рано".
   Кеша, оправившись от шока, устроился поудобнее и повернулся к своему соседу. Тот, почувствовав шевеление, скосил глаза на Кешу. Они встретились взглядами.
   -- Не бери близко к сердцу, -- тихо проговорил похожий на Гитлера муж­чина. -- Как-ни­будь переживем и это. Им нет смысла нас убивать -- у них свои, пока неясные нам цели. Ско­рее всего, будут требовать выкуп, а может, из зо­ны сбежали и хотят смыться за кордон. Это не грабители, иначе уже на­чали бы грабить: ко­шельки, украшения... Здесь что-то другое... -- Он шмыг­нул носом и замолчал. Его пальцы по-прежнему выбивали ка­кой-то замысло­ватый, синкопированный ритм. -- Меня зовут Антимо­ний, Михаил Борисо­вич Антимоний. По про­фессии -- математик. А вас, молодой человек? -- Он смяг­чал звук "р", и речь у него была какая-то мурлыкающая, подвигающая на откровенность.
   -- Меня зовут Кеша, -- представился Кеша. -- Я -- бизнесмен. А что, на математи­ков еще есть спрос? Деньги, что ли, считать?
   -- Или прогнозировать революции, -- как бы не замечая иронии, ответил Антимоний. -- Я за­нимаюсь системным анализом социальных про­цессов, происходящих в нашем об­ществе. Пыта­юсь загнать этот сумбур в строгие ма­тематичес­кие модели, чтобы адекватно реагировать на возможные катак­лизмы и в некотором роде предсказывать будущее. Короче, работаю ораку­лом. -- Он криво усмехнулся и опять шмыгнул носом.
   -- А кому это надо? -- Кеше стало интересно.
   -- Я обслуживаю политиков, правительствен­ные круги, крупных бизнес­менов, так на­зывае­мых олигархов и прочих власть имущих. Тех, кто хорошо платит. Ну, конечно, "я обслуживаю" -- это слишком громко сказано. У нас целый ин­ститут занимается подоб­ными заказами...
   -- Мой ребенок хочет писать, -- внезапно прервал его монолог звонкий голос откуда-то спереди салона. -- Его нужно вывести. -- В проходе пока­за­лась голова молодой жен­щины.
   -- Пускай делает в полиэтиленовый пакет, а потом выбросишь его в окно, -- раздался сзади грубый голос Сивого.
   -- Но у меня нет полиэтиленового пакета! -- воскликнула женщина ка­призным голо­сом, по-видимому, привыкшая, что ее прихоти выполня­ются немедленно.
   -- Значит, пускай делает в штаны, и выброси их, -- невозмутимо посове­товал тот же голос. -- И вообще заткнись.
   -- А если захочется по-большому? -- спросил стриженный парень со сросшимися на переносице бровями.
   -- Тогда пристрелю, чтоб не мучился, -- хмыкнул Сивый.
   -- Этот козел курит, а мне что, нельзя? -- Парень со сросшимися бровями по имени Коля слегка привстал и вынул из переднего кармана джинсов мя­тую пачку сигарет. Потом чиркнул зажигалкой и затянулся, прикрывая сига­рету ладонью.
   - Перестаньте курить! И так дышать нечем -- в унисон возмутилась сидя­щая сзади по­жилая пара. Все пассажиры автобуса повернулись в сторону вне­запно возникшего кон­фликта.
   -- Эй, ты чего, самый умный?! -- Стоящий впереди Тезка угрожающе по­вел огром­ными плечами.
   -- То ему посрать, то покурить... Гаси сигарету!
   -- Коля, перестань нарываться, -- тихо проговорила его спутница. -- Вы­брось ее!
   - Хорошо, Настя, - сквозь зубы проговорил тот.
   Девушка положила руку ему на плечо.
   -Ну не надо, ну успокойся.
   Храм в очередной раз взглянул на часы.
   "Через пять минут выходить на связь". Выдержав секундную паузу, он резко встал и разминающе повел плечами.
   -- Гнат, открой дверь.
   Дождь почти прекратился -- лишь редкие крупные капли дробно шеле­стели в кронах дере­вьев. Храм сдвинул автомат и, быстро дойдя до стоящих в нескольких метрах "Жигу­лей", отпер дверцу и забрался в салон. Содрав маску, он посмотрелся в зеркало заднего вида и увидел помятое лицо Алек­сандра Храмова. Достав с заднего сиде­нья дипломат, он открыл крышку. Это был пор­тативный компьютер. Храм выдвинул антенну и подклю­чился к ак­кумулятору. Засветился экран монитора. Он опять посмотрел на часы. "Пора!" Храм прошелся по клавиатуре и, войдя в Интер­нет, набил следую­щий текст:
   "САИД, У НАС ВСЕ ГОТОВО. ЧТО У ВАС? ХРАМ".
   В нижней части экрана возник английский перевод. Храм мельком взгля­нул на него и от­правил сообщение в сеть.
   Ответ не заставил себя долго ждать:
   "МНЕ НУЖНО ЕЩЕ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ. СВЯЖЕМСЯ ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА. САИД".
   Храм выключил компьютер и, закрыв крыш­ку, вернул его на заднее сиде­нье. Потом он мед­ленно снял автомат, устало откинулся на спинку и закрыл глаза, слегка покачивая об­висшими ру­ками. В голове зароились мысли, за­мелькали картины прошлой жизни.
   Взглянув на часы, он определил, что с момента связи прошло двадцать ми­нут.
   "Пора возвращаться в автобус -- мало ли что там..."
   Вновь натянув на голову "чеченку", он вышел из машины и осмотрелся. Сизая туча втягивалась за горизонт, волоча за собой цветистый хвост радуги. Земля быстро сохла, ис­ходя влажной дымкой.
   В автобусе было все спокойно. Некоторые пассажиры даже спали.
   "Еще не прониклись, чем все может закончится. Оно и лучше -- не будут глупить", -- подумал Храмов и уселся на свое место. Маша брезгливо фырк­нула и отодвинулась, косо взглянув на своего незваного и опас­ного соседа.
   -- Чего дергаешься -- я не заразный, -- усмехнулся Храмов.
   -- Зачем вы это делаете? -- спросила девушка, выговаривая слова по сло­гам, как учи­тель­ница, объясняющая тупице-ученику прописные истины.
   Храмов внимательно посмотрел на Машу и хмыкнул.
   - Веснушки у тебя озорные -- дай на рассаду. И не смотри на меня как на врага народа. Народ мне безразличен, -- добавил он, видя гневный взгляд де­вушки. -- Просто мы ста­вим социальный эксперимент. Проверяем на вши­вость наше правительство. Вот инте­ресно, заплатят они за вас или нет? Ско­рее всего, нет. На хрен вы им нужны, эдакое быдло, от которого одни про­блемы, спокойно жить не дают. Но им нужно будет отмазаться от мировой общественности. Возьмут автобус штурмом, мол, нельзя идти на поводу у терро­ристов. Они же все такие рьяные борцы с терроризмом. А то, что погиб­нет с десяток за­ложников... Ну что ж. Это необходимые жертвы. Так получи­лось. Даже объявят какой-ни­будь траур, будут соболезновать на самом высшем уровне, только нормальных денег род­ственникам погибших ни хрена не дадут, мелочь для вида бросят, как кость собаке. Гума­нисты! Да они трясутся только за собствен­ные задницы!
   -- Тогда я не поняла. -- Маше стало интерес­но. -- Значит, вы идете на эту акцию, зная зара­нее, что обречены на провал? Это что, способ самоубийства, чтоб покрасивее смотре­лось?
   -- А ты досмотри до конца этот спектакль, тогда и узнаешь. Если пове­зет...-- жестко отве­тил Храмов.
   - Вы что, будете нас убивать?! - У Маши расширились глаза, но испуга в них не было, а скорее возмущение.
   - Тебя оставим в живых. Мы, по крайней мере. Ты молодая, симпатичная, образованная, у тебя все впереди... Жалко. Только сиди смирно и не задавай дурацких вопросов. Читай лучше свой бездарный роман. Там наверняка все в порядке: менты умные и честные, а террористы все при­дурки и наркоманы. Просят марафету, водки и мешок денег. Потом с ними расправляются, а за­ложников освобождают. И хэппи энд. Какой-нибудь героический сержант женится на симпа­тичной заложнице, на которую посягал обкурен­ный бандит, но случайно ее не трахнул... Читай, читай!..
   -- Какой вы...
   В середине салона послышалось шевеление. Один из офицеров корчился в судорогах, зажав рот ладонью. Между пальцами сочилась рвотная масса. Ему было явно плохо.
   -- Его тошнит, -- громко сказал его товарищ, выглянув из-за спинки кресла. -- Его надо вы­пустить на воздух. Этот его слишком сильно уда­рил. -- Он злобно посмотрел на стоящего впере­ди Тезку.
   -- Пусть парень выйдет, -- поддержал офицера Ловелас, взглянув при этом на свою молодя­щуюся спутницу, -- Не нюхать же нам здесь... Ничего ведь особенного не случится -- выйдет, сделает свои дела и обратно. Ведь надо...
   - А ты, старый козел, заткни пасть, -- обо­рвал его Сивый. -- Выдрючива­ешься здесь перед своей потасканной козой. У нее давно климакс.
   Женщина, которую он имел в виду, густо по­краснела и всхлипнула. Потом, порывшись в су­мочке, вытащила носовой платок и приложила его к глазам. Ловелас злобно покосился на обидчика, но ничего не сказал. Он не выносил физической боли.
   - Почему он ее оскорбляет? -- возмутилась Маша.
   - Оскорбить можно только действием, - раздраженно проговорил Храмов. Его допекла эта суета. -- А словами... Это не ее оскорбили, а она оскорбля­ется. Курица общипанная!
   - Он сейчас сблюет! -- опять раздался голос офицера.
   - Гнат, открой заднюю дверь. Сивый, проследи за ним, -- бросил через плечо Храмов.
   Офицер помог встать своему товарищу и повел его в заднюю часть салона. Створки с лязгом распахнулись, и тут случилось непредвиденное.
   Парень со сросшимися бровями по имени Коля неожиданно вскочил с кресла, нырнул в открытую дверь и побежал по направлению к рощице, виляя из стороны в сторону.
   - Срезать его? -- крикнул Сивый и выскочил вслед за ним.
   - По конечностям. -- Остановил Храмов Сивого.
   Тот коротко прицелился. Раздался выстрел. Парень споткнулся, упал, под­нялся и за­прыгал дальше, волоча раненую ногу. Пассажиры на­пряженно ожи­дали развязки, глядя в окна. Кому не было видно, порывались встать.
   -- Всем сидеть! -- рыкнул Тезка и поднял авто­мат.
   -- Сейчас я его добью! -- Сивый еще раз при­целился.
   -- Не надо. -- Храмов отвел дуло автомата в сторону. -- Пускай бежит. Кто-то должен сооб­щить, что мы взяли заложников. А раненому по­верят. До ближайшей деревни кило­метров пять. Если сюда кто и припрется из наших, то часа через два-три. Сам знаешь...
   -- Коля! -- истошно закричала его подружка, выйдя из ступора.
   Она рванулась к выходу. Ее остановил муж­чина в голубом костюме.
   -- Успокойся. Он жив, и в него не стреля­ют. -- Мужчина отвел девушку на место, а сам опустился в соседнее кресло. Она содрогалась от рыданий. -- Да успокойся ты. Он убежал и обратится в мили­цию. Нас отсюда вытащат. Тебя как зовут? Меня Юра.
   -- Настя. -- Девушка никак не могла успоко­иться, всхлипывала, уткнув­шись в кулак. -- Он же сумасшедший. Может глупостей наделать.
   Храмов с отвращением посмотрел на согнув­шегося пополам лейтенанта. Того никак не отпус­кала рвота.
   -Чему вас там учат в училищах. Размазня! - крикнул он, чтоб было слышно на улице. - Только языком молотить... Вас всех надо прокатывать через горя­чие точки вместо выпуск­ных экзаменов. Офицер должен уметь воевать и не гибнуть понапрасну. А то сидят в шта­бах и во всяких кабинетах с локато­рами и компьютерами, играют в войну. Тьфу ты! И хо­рош рыгать. Пошел обратно в стойло, бычок охолощенный..
   Тот вытер губы платком и побрел, пошатыва­ясь обратно в автобус. Сзади шел Сивый, подталкивая лейтенанта в спину автоматом.
   Настя перестала всхлипывать, сидела, поту­пив глаза и занимаясь тем, что складывала и обратно раскладывала носовой платок. Ее сосед, назвавшийся Юрой, некоторое время ук­радкой поглядывал на нее, а потом осторожно спросил:
   -- А Коля ваш муж?
   -- Мы подали заявление в загс. Так что почти что муж. Заклятый муж, -- сказала Настя и с интересом посмотрела на Юру. Взгляд ее промытых сле­зами глаз притягивал, цеплял. Была в нем какая-то наивная сумасшедшинка, способность на неординар­ный поступок.
   - Почему заклятый? Странное выражение...
   Ну... не знаю. На нас наложено какое-то заклятье. Вернее, на наши отно­шения, -- немно подумав, пояснила девушка. -- Курить хочется... Пусть здесь нас хоть сутки держат, но дают возможность покурить. -- Она достала сигарету, сунула ее в рот и, несколько раз сымитировав затяжку, со вздохом убрала ее обратно -А почему заклятье? Да как-то криво все у нас получается: то вверх, то вниз, то любовь, то ненависть. Я никогда не думала, что такое возможно. Мы учились в одном институте на филологическом факультете, правда, на разных курсах -Коля меня на три года старше. Познакомились мы с ним в общаге на дискотеке. Я в тот вечер ни с кем не хотела танцевать мед­ленные танцы, а только быстрые. Не было желания обжиматься с кем попало. А он подошел и как-то сразу мне приглянулся, хотя и был слегка вы­пивши. Я посмотрела на него и согласилась. Как Коля мне потом ска­зал, у меня в тот вечер был взгляд сирены, влекущий в бездну. Ну, это ладно. Он умеет за­кру­чивать фразочки. Поэт. Но мужи­ки все одинаковые, и он сразу после диско­теки пы­тался затащить меня к себе в комнату. Он мне нравился, но я не со­гласилась, решив, что снача­ла пускай за мной немного побегает, чтоб крепче любил. Меня бабушка этому нау­чила. Колю мой отказ действительно распа­лил: он стал за мной активно ухаживать, по­свящал мне стихи, посто­янно встречал после занятий... Он ведь по горо­скопу Овен, а им свойственна спон­танность и импульсивность, а возникающие препятствия их только раз­задо­ривают, в том числе и сексуаль­ные. Коля слишком хотел меня, не стеснялся об этом говорить, а у меня такой откровенный на­пор вызывал чувство проти­воречия, и я всячески увиливала от окончательного сближения. Од­нажды он мне сказал, что будет спать с дру­гими девушками, чтоб заглушить чувство ко мне. "Ина­че я просто сойду с ума", -- доба­вил он в конце. Меня это не­сколько задело, но я не поверила и продолжала гнуть свою ли­нию. Конечно, я вела себя глупо. Во мне засел какой-то бес, мне пра­вилось его мучить, и я флиртовала направо и на­лево, вернее, делала вид, но Коля принимал все за чистую монету. Однажды я стояла у окна в ин­ститутском коридоре и беседо­вала с парнем из нашей группы. Появился Коля, но я делала вид, что его не замечаю, нарочито улыбалась и строила глазки своему собеседнику. Коля грубо отвел меня в сторону и сказал, что ему на­доели эти проблемы и что он уходит из общежития на квартиру. Какие-то его дальние род­ственники уез­жали за кордон и попросили его присмотреть за квартирой.
   -- Если хочешь -- приходи. Будем вместе жить. Только не опоздай, -- сказал он и протя­нул мне бумажку с адресом и телефоном.
   Потом он пропал и несколько дней не появлялся. Я забеспокоилась -- при­выкла, что он постоянно рядом. Как-то мы встретились возле института, но Коля ко мне не подошел, а лишь коротко кивнул, как едва знакомой. Я про­ходила весь день как чумная, а вечером ему позвонила. По телефону с той бумажки. Ответил мне женский голос. Это было как удар грома. У меня захо­лодело внутри, и я бросила трубку. Меня начала душить ревность. О, как я ревновала, все представляла, как он занимается любовью с той незнакомкой, ко­торая ответила по телефону. Я начала ходить к тому дому каждый вечер и наблюдала ис­подтишка, как он возвращается в обнимку с этой рыжей или та приходит сама. Она была весьма привлекательной особой, и это меня еще больше мучило. Я была готова убить эту девицу, растоптать ее! Ревность по­степенно перерастала в жажду мести, и это было болез­ненное и одновре­менно сладкое чувство. Я еще несколько раз звонила Коле, но трубку брала либо его пассия, либо он сочинял какую-нибудь причину, чтобы со мной не встре­чаться. Я не знала, что предпринять, металась бессонными ночами, а по­том в моем воспа­ленном сознании возник воистину сатанинский план.
   Я написала ему письмо, полное любовных признаний, просила встречи, мол, я была дура и не пронимала, что хочу, а теперь поняла и готова зани­маться с ним сексом, когда он захочет.
   Он разыскал меня в общежитии на следующий день, ведь письмо я бро­сила прямо в почтовый ящик в его подъезде. Вид у него был винова­тый и не­сколько пришибленный.
   -- Поехали ко мне, -- сказал Коля и поцело­вал меня в губы.
   О, что это была за ночь! Мы не могли насы­титься друг другом, утопая в любовных лас­ках, растворяя в них вес бывшие нелепые обиды. Я безумно любила его тогда...
   А утром я пошла в городскую прокуратуру и написала заявление об изна­силовании -- это бы­ла часть моего плана, и я уже не могла остано­виться. На следующий лень Коля ока­зался за ре­шеткой. А меня несло дальше. Я на­стояла на воз­буждении уголовного дела и прошла через унизительную проце­дуру экспертизы, результа­ты которой грозили упечь мою любовь на не­сколько лет. Надо было сразу забрать это черто­во заявление, но я нахо­дилась в каком-то трансе и гнала лошадей, сама не знаю куда. Ко мне при­шли его одно­курсники, предлагали опомниться.
   -- Хорошо, -- сказала я. -- Но вы мне должны за это тысячу долларов. -- Мне не нужны были эти деньги, но это была вторая часть моего пла­на. Мне хотелось посмотреть, как поведет себя эта рыжая, а она заявилась ко мне вме­сте со всеми.
   Деньги сразу не смогли собрать, и я включила "счетчик", но пятьдесят бак­сов вдень, и радова­лась, когда узнала, что эта рыжая сучка сбежала от про­блем -- уехала к родствен­никам на время каникул -- тогда как раз начались зимние кани­кулы. Наконец нужная сумма была собрана, я хотела забрать за­явление, но мне сказали, что уголовное дело уже заведено и обратного пути нет. С трудом удалось уладить все это. За ту самую тысячу.
   Колю выпустили после месячной отсидки. Он даже не здоровался со мной при случай­ных встречах и не пытался вернуть деньги. Я сначала думала, что это он из гордости, но все оказалось не так. Коля решил мстить, решил начать со мной судебную войну. Он напи­сал в прокуратуру заявление, требуя поса­дить меня за клевету. Прокуратура опросила сви­детелей, а их оказалось пре­достаточно, возбудила дело, и я оказалась за решеткой вместо Коли. В тот же день мне передали, что за освобождение я должна вернуть ранее взятые деньги. Я согласилась и через три дня вышла из тюрьмы. Но эти три дня... Мне
   этих впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. Тогда я постарела от горя, забро­сила учебу и тенью бродила по институту, тыкаясь во все углы.
   И одном закутке под лестницей однажды я обнаружила Колю. Он сидел и курил, отре­шенно глядя куда-то в пространство. Я подошла и присела рядом. И мне стало так уютно с ним, хахотелось к нему прижаться и закрыть глаза, но он встал и ушел. После этого я еще несколько встречала его курящим в разных местах, пристраивалась рядом, мы некоторое время молча сидели, а потом он уходил. Но я чувствовала, что ' ко мне неравнодушен, что он хочет сближения, так же как и я, но какая-то незримая стена мешала нам броситься друг другу в объятья. Первым не выдержал Коля. Однажды, докурив сига­рету, он встрепенулся и, вместо того, чтобы молча уйти, взял меня за плечи и тихо сказал.
   - Может быть, хватит друг друга мучить... Настя...
   IIосле его слов я прямо зацеловала его, наверное целый час целовала. Мимо ходили люди, но мне было все равно. Потом мы пошли к нему, а на следующий день подали заявление в загс. Вот такая история. Баланда о влюблен­ных.
   Настя замолчала, опять достала сигарету и начала нетерпеливо покусывать фильтр.
   -- Мой ребенок хочет пить! -- вновь раздался набивший всем оскомину жен­ский го­лос.
   Храмов обернулся, посмотрел на дамочку с эксклюзивной прической и ни­чего не ска­зал. "Сама ведет себя как дитя. Капризничает. Жена какого-нибудь бизнесмена. Наверное, привыкла к прислуге".
   -- А потом опять захочет писать, -- ехидно за­метил Антимоний, сидящий сзади, и про­тянул в щель между сиденьями бутылку лимонада. Мельк­нула головка мальчика лет пяти.
   -- Мой ребенок не пьет лимонад. Он пьет только фанту. -- Бутылка вер­нулась обратно к Антимонию.
   -- А горилки твой ребенок не хочет? Могу на­лить, -- раздался голос сзади. В салоне захихика­ли.
   "Уже начали обживаться, -- подумал Хра­мов. -- Везде одно и то же".
   -- Вы напрасно иронизируете, -- манерно проговорила дамочка. -- Я го­ворила своему му­жу, что нужно ехать на машине. Он не послу­шал -- и вот результат. Есть у кого-нибудь фан­та? -- Ее больше тяготило отсутствие фанты, а не положение заложницы.
   -- Как будто ей все должны, -- пробурчала пожилая женщина и посмот­рела на своего мужа, седовласого старика, как ни в чем не бывало продол­жающего разгадывать кросс­ворд.
   Лейтенант с разбитым носом сунул руку в ко­жаный портфель, стоящий у его ног, и вы­нул бу­тылку фанты.
   -- Передайте ей. -- Офицер пустил бутылку но рядам.
   -- Мама, а мороженое? Ты мне обещала мо­роженое! -- раздался детский требователь­ный голос.
   -- Попей пока фанты, мой сладкий. Мороженое потом. Ой! -- Дамочка откупорила бу­тылку, и напиток пенистой струей вылился ей на бело­снежные шорты. -- Все из-за тебя. Пей давай!
   Ловелас повернулся к своей спутнице и оце­нил ее взглядом. "А она ничего! И наверное, не откажет. Эх, сводить бы ее в ресторан, а потом..." Он закрыл глаза, живо представляя себе, что "потом". "А что, собственно, мешает мне на­чать, прямо здесь. Очень подходящее время, и самое главное, что его много".
   - Неизвестно, сколько здесь еще сидеть. Как-то так неловко. Давайте по­знакомимся.
   Женщина почувствовала, что ее руки коснулись, и повернулась к своему соседу.
   - Давайте. Меня зовут Марта. Нет, я не немка. Мартой назвали, потому что родилась в марте.
   - А меня Анатолий. Очень приятно. -- Он накрыл ее ладонь своей. -- Заку­рить бы... Вот незадача...
   - Я тоже не отказалась бы, -- неожиданно поддержала Марта. -- А давайте закурим по­тихоньку. Орать начнут -- загасим. Хотя бы одну на двоих. У вас какие?
   арламент". Годится? -- Анатолий вынул пачку сигарет.
   - Сойдет, -- махнула рукой Марта.
   В ее руках мелькнула зажигалка, и через пару минут в салоне отчетливо запахло табачным дымом. Сначала никто не отреагировал, а потом прорезался голос дамочки, допившей вме­сте с сынком фанту.
   -- Кто здесь курит? Прекратите курить!
   -- Ну что, гасим? -- шепнула Марта Анатолию.
   -- Перебьется, -- неожиданно взъерепенился тот. -- Я курю, и курить буду, потому что нра­вится. -- И нарочито выпустил струю дыма в проход.
   -- Это безобразие! Здесь дети! Вы нарушаете правила проезда, -- вскри­чала возмущен­ная да­мочка.
   -- Да пошла ты со своим дитем... -- презри­тельно бросил Анатолий. -- Кури, Марта. Пус­кай орет, пока не охрипнет. -- Потом он при­встал и крик­нул поверх сидений: -- Ни­чего с твоим пацаном не случится. Да и нет здесь ника­ких правил! Были правила, да все вышли. Мы сейчас живем по их прави­лам, -- махнул он в сторону Тезки. -- А они не воз­ражают.
   Тезка дернулся что-то сказать, но Храмов ос­тановил его жестом.
   -- Не встревай. Пускай сами разбираются.
   -- У вас отсутствует гражданская совесть! -- тем временем продолжала дамочка, в свою оче­редь привстав.
   -- У меня есть совесть, только не граждан­ская, а отечественная. В нашем отечестве осо­бенная совесть, как и все остальное, -- не усту­пал Анатолий.
   Пока они пререкались, втихаря закурила Настя. Парень в синей бейсболке, которого выселили с заднего сиденья, отложил в сторону ги­тару и последовал ее примеру.
   Старик, получивший толчок в бок, на секунду оторвался от кроссворда и удивленно взглянул на жену.
   -- Ты чего, Липа?!
   -- В салоне курят, это непорядок. Да и твоя астма...
   -- Да плевал я на эту астму. Ее, между про­чим, лечат сигаретами. -- И он опять ут­кнулся в газету.
   -- Товарищи, перестаньте курить, -- пробле­яла Липа.
   -- Действительно, -- поддержал ее мужчина в сером костюме, до сих пор молчавший. -- Поче­му некурящие должны страдать?!
   -- То же самое я могу сказать и вам, милей­ший, -- едко заметил Ловелас-Анатолий. -- А почему я и другие должны страдать по вашей милости? Ку­рящие, между прочим, стра­дают больше. Я вас вижу в первый и последний раз, и меня не интересуют ваши проблемы и мнение по любому вопросу.
   В дискуссию ввязались еще несколько чело­век. Под шумок закурил еще кое-кто. Храмову надоела эта перепалка. Он обернулся и гаркнул:
   -- Прекратить балаган! Курящие направо -- некурящие налево. Курящие открывают окна и дымят сколько им влезет. Выполнять! Сивый, Тезка, при­смотрите за ними
   Спор моментально угас, и началась суета перемещения.
   -- Все правильно. Разумно и четко. Везде бы так управлялись, -- сказал парень в кепке, бла­гоухающий свежим запахом горилки и, поймав взгляд да­мочки, которая с ребен­ком, начал жес­тами предлагать ей поменяться мес­тами.
   --Вы будете переселяться? -- спросил Кеша Антимония.
   -- Не буду, -- вяло проговорил тот. -- Я хоть и не курю, но терпим к та­бачному дыму. Потом, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Сколько бы они ни пересажива­лись -- вонять будет так же.
   -- Тогда я закурю? -- Кеша достал сигарету.
   -- Кури. Только не дыши в меня. -- Антимо­ний отвернулся к окну.
   Храмов посмотрел на часы. "Пора на связь".
   -- Гнат, открой дверь. -- Он вышел из автобу­са и посмотрел на склоняю­щееся к закату солнце, слегка подернутое дымкой облаков.
   "До темноты еще часа четыре. За это время многое может произойти".
   Забравшись в машину, Храмов достал "дип­ломат" и включил компьютер. Через минуту в сеть ушло сообщение:
   "САИД, КАК У ТЕБЯ? ХРАМ".
   Ответ пришел быстро:
   "ОПЕРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА. КООРДИНИРУЙ ДЕЙСТВИЯ. САИД".
   Храмов на некоторое время задумался, а потом набрал следующее:
   "САИД, Я ГОТОВ. ЗАВОДИ ШАРМАНКУ. ХРАМ".
   Он снял маску, пригладил рукой волосы и потянулся к бутылке с мине­ральной водой, торчащей между сиденьями. Сделав несколько глотков, он за­курил и включил радиопри­емник. Передавали новости: какой-то ретивый по­лит­ик, всю жизнь проживший в Москве, возжелал баллотироваться на выбо­рах от Корякского на­ционального округа. У него брали интервью, и он обе­щал, что коряки через два года будут жить в сотворенном им раю. Го­лос у проходимца был радостным и фальшивым. Храмов поморщился и выключил радио.
   Стало тихо. Вдруг послышался какой-то стре­кот. "Вертолет, что ли?". Он обернулся на звук и увидел мотоцикл, управляемый милиционером. В коля­ске сидел Коля.
   "Что-то быстро он обернулся со своей ногой. Хотя это к лучшему".
   Мотоцикл переваливался через ухабы, при­ближаясь к автобусу.
   Раздалась короткая автоматная очередь, вздыбившая фонтанчики земли прямо перед мо­тоциклом.
   "Это Тезка. Очертил рубеж".
   Храмов выбрался из автомобиля и направил­ся к автобусу, фиксируя взгля­дом приехав­ших. Мотоцикл резко затормозил и повернулся к автобусу боком. Милицейский сержант скатился на землю и залег за коляской. Была видна только фуражка.
   -- Эй, -- позвал его Храмов. -- В тебя никто стрелять не будет, вставай -- поговорим. Только покажи руки, что они пустые, и не рыпайся -- ты под прицелом. -- Со стороны мотоцикла не последовало никакой реакции. -- Эй, ты или выходи на разговор, или вали отсюда -- на хрен ты тогда нужен. Вы­зывай СОБР, ОМОН или еще кого-нибудь с началь­ни­ком повыше, чтоб мог принимать хоть какие-то решения.
   Вначале из-за коляски показались пустые ру­ки, а потом возникла фигура сержанта. До конца он не поднялся -- так и стоял в полусогнутом со­стоянии.
   -- Да не бойся ты! Если б нужно, мы тебя бы давно срезали.
   От автобуса до мотоцикла было метров двадцать. Храмов прошел половину расстояния и встал в расслабленной позе, отставив левую ногу и сторону.
   Коля действительно обернулся быстро. Он не стал пробираться полями к ближайшей деревне, а, пройдя несколько сотен метров по посадкам, вышел на шоссе. Поймав попутку, добрался до райцентра. Шофер, видя раненую ногу, перетя­нутую брючным ремнем в рай­оне бедра, беспре­кословно довез Колю до райотдела милиции. Его принял дежурный по городу. Выслушав эмоцио­нальный, сбивчивый рассказ парня, он протянул ему лист бу­маги.
   -- Опиши-ка все здесь, а то я никак не пойму твои сказки: автобус, залож­ники, терро­ристы с автоматами. Успокойся и напиши.
   Милицейский, хоть и видел раненую ногу, не особо верил рассказам Коли. В их районе пре­ступность не выходила за рамки бытовой, а местные крими­налы были под присмотром и не переступали негласно очерченную линию.
   -- Но там же много людей! -- не унимался Коля. -- А у этих автоматы. Они могут на­чать убивать.
   -- Хорошо. Сейчас проверим. Тебя бы в боль­ницу надо... -- Милицейский посмотрел на ра­неную ногу и взялся за трубку телефона. Сначала он вызвал врача, а лотом позвонил какому-то Милованову.
   -- Ты там сильно загружен? Да нет, нужно проверить один сигнал. Ты на колесах? Мо­то­цикл... Подъезжай сюда. Возьмешь свидетеля и съездишью, про­веришь.
   Через десять минут приехала карета "Скорой помощи".
   -- Огнестрельное ранение в область бедра. Кости целы, -- констатировал молодой врач. -- Опасности для жизни не представляет. Сейчас остановим кровотечение, перевя­жем, и надо дать ноге покой. Полежать денька три. И ходить поменьше. -- Он занялся ра­ной.
   -- Его можно перевозить на транспорте? -- поставил вопрос дежурный.
   -- Нежелательно, но можно, -- резюмировал врач, закрыл чемоданчик и удалился в сопро­вождении санитара.
   Через некоторое время приехал сержант Милованов на мотоцикле с коля­ской. Коля за­брал­ся в коляску, и они уехали.
  
   Сержант поднялся во весь рост, но ближе подходить не стал, так и остался стоять возле мо­тоцикла, оперевшись рукой на руль.
   -- Слушай меня внимательно и передай свое­му начальству. Мы взяли ав­тобус с залож­ника­ми. Кто мы -- не важно, преступники, и все. Наши требо­вания: пять миллионов дол­ларов на­личными и самолет до Израиля в Красно­дар­ском аэропорту. В этом случае залож­ники будут отпущены в целости и сохранности. В против­ном случае к ним будут приме­нены жесткие меры. Все понял? Теперь можешь докладывать. Связь, надеюсь, с собой есть?
   -- Вам лучше сдаться властям -- тогда все можно свести на хулиганскую статью, -- дрожащим голосом проговорил сержант. -- Не упорст­вуйте -- для вас же лучше будет.
   -- Я не хулиган и доведу начатое до конца. Давай докладывай.
   Сержант достал рацию и связался с дежур­ным.
   -- Да, это Восьмой. Все так, как он говорил. Здесь автобус с людьми и воо­руженные бандиты с автоматами. Требуют пять миллионов долларов и само­лет до Израиля. Да вроде не похож на при­дурка -- все на полном серьезе... Хорошо, еду. -- Он вопросительно по­смотрел на Храмова в ожи­дании реак­ции.
   -- Езжай, езжай. И не тяните время -- связы­вайтесь с Краснодаром, с Мо­сквой, да хоть с ООН.
   Сержант согласно кивнул и начал заводить мотоцикл.
   -- Подождите, -- подал голос до того молчав­ший Коля. -- Я хочу назад в автобус. -- Он начал выбираться из коляски.
   -- Ты что, дурак? -- буркнул сержант. Мото­цикл завелся, и он поддал газу.-- Ты ране­ный, а хочешь быть убитым? Сиди и не рыпайся.
   -- Но у меня там невеста. Я не могу ее оста­вить одну, -- вскричал обеску­раженный па­рень. У него и в мыслях не было, что его могут не пус­тить об­ратно.
   -- Ты один раз ее уже оставил одну -- сбежал, как заяц, -- зло проговорил Храмов. -- Забирай его -- на черта он мне нужен раненый.
   -- Давай обратно в коляску, -- скомандовал сержант.
   -- Но я же хотел как лучше. Надо было за­явить в милицию, чтобы спасти всех, -- упи­рал­ся Коля и вдруг резко рванул к автобусу, волоча за собой ра­неную ногу.
   На лице у Храмова не дрогнул ни один мус­кул. Он ни словом, пи одним движением не от­реагировал на действия парня. Сержант пожал плечами, за­брался на мотоцикл и уехал.
   Зайдя в салон, Коля обнаружил, что его место занято: рядом с Настей си­дел некто в спортив­ном костюме, и они о чем-то оживленно беседо­вали. Настя взглянула на вошед­шего, и в глазах ее вспыхнул испуг.
   -- Ты шлюха! -- заорал на весь автобус внезапно озверевший Коля. -- Ты меня уже похоронила! -- Он бросился на ничего не понимающего Юру, целя ему кулаком в голову. Завязалась драка. Противники выпали в проход и шумно возились там, нанося друг другу беспорядочные удары. Послышалась отборная матерная ругань.
   Разнял их Тезка. Он,не торопясь, добрался до дерущихся, взял за уши нахо­дящегося сверху Юру, приподнял его и сильным тычком послал в заднюю часть салона. Там его принял Сивый и, развернув, дал здорового пинка.
   -- На свое место! Быстро!
   Тезка тем временем взял за грудки зачинщика драки, приподнял его и про­шептал, грозно свер­кая глазами.
   -- Еще раз дернешься -- голову откручу, как куренку. Забирай своего пе­тушка. -- Он толкнул Колю по направлению к высунувшейся в проход Насте. Девушка схватила жениха за плечи и усадила на сиденье. Тот опять попытался встать.
   -- Ну что ты такой ревнивый! -- Девичья рука нежно провела по Колиной щеке. -- Нас тут делили на курящих и некурящих -- вот он и пересел. Успо­койся ради бога. Ну что устави­лись! -- крикнула Настя, увидев кучу любо­пыт­ных глаз. -- Занимайтесь своим де­лом.
   -- Всюду жизнь, -- философски заметил Антимоний. -- Смелый маль­чик. Он во­про­сительно посмотрел на Кешу.
   -- Дурак он! -- внезапно разозлился тот. -- Ты видел, как они стреляют, -- будто в тире. Не остановили бы этого Сивого, и лежал бы ваш ге­рой с дыркой в башке. А чего он добился? Мен­ты и так бы обо всем узнали. Иначе, зачем нас было брать в заложники?
   -- Человек не всегда действует по соображе­ниям логики, -- глубокомыс­ленно прогово­рил Антимоний. -- Иногда он отдает себя во власть эмоций и, заметьте, не всегда при этом проигры­вает. Часто бывает наоборот. Мы рож­дены, чтобы делать глупости, и порой испы­тываем от этого удовольствие. Они друг друга, похоже, лю­бят, а любовь абсолютно нело­гична -- зато какой душевный всплеск...
   -- Любовь, любовь... Да дерьмо все это! -- перебил его Кеша и отвернулся с рассер­женным видом. -- За бабки какую хочешь любовь купишь. А кому ты нужен с пустым карманом.
   Антимоний не стал возражать. Он прикрыл глаза и начал вспоминать дав­ние картины своей юности и ту девушку, которую безумно любил в те годы и, наверное, полюбил бы сей­час, если б встретил.
   Храмов, проводив глазами удаляющийся мо­тоцикл, вынул из кармана со­товый телефон и медленно набрал номер. Ответили через не­сколько гудков. Голос был женский.
   -- Это редакция? Примите свежую новость. Не доезжая несколько десят­ков километров до Краснодара, террористы захватили автобус с за­ложни­ками. Они требуют выкуп в пять миллио­нов долларов и самолет до Израиля. Против них правоохранительными органами пока никаких действий не пред­принято, -- излагая все это, Храмов неторопливо вышаги­вал к автобусу.
   -- Откуда у вас такая информация. Кто вы такой? -- вопрошал голос на том конце трубки.
   -- Я возглавляю группу этих самых террорис­тов и звоню с места взятия за­ложников. Запиши­те номер моего сотового телефона.
   -- Прекратите свои дурацкие шутки и не отвлекайте от дела. -- В трубке раздались гудки отбоя.
   Храмов передал это сообщение еще в несколько мест по заранее выверен­ным номерам телефо­нов: в администрацию края, в краевое управле­ние ФСБ, на телевидение и еще в пару газет.
   - Телега покатилась, -- с усмешкой сказал Храмов Тезке. -- Сначала ни­кто не поверит, а потом засуетятся, как тараканы. Будем ждать реакции.
   - А то ж! - глубокомысленно изрек Тезка.
   Храмов опять уселся рядом с Машей. Та уже не выказала пренебрежения, а лишь мель­ком взглянула на него и с легким смешком спросила:
   -- Этот милиционер приезжал нас выручать? Я все видела в окно.
   -- Парень, которому дали сбежать, добрался до милиции и сделал заявле­ние, а этот сержант приезжал проверить достоверность фактов.
   -- Ну и что дальше? -- поинтересовалась де­вушка.
   -- Дальше приедут из краевого ФСБ, МВД... Потом дело дойдет до Мо­сквы, сюда вы­летит подразделение борьбы с терроризмом. Они нач­нут с нами играть в подкидного ду­рака: вытягивать помаленьку заложников, предлагать сдаться без всяких по­следствий, вы­думывать различные компромисс­ные ва­рианты и тем временем готовиться к штурму автобуса. Далее будет штурм, трупы с обеих сторон, включая заложников. Скорее всего, это произойдет не здесь, а в аэропорту. Или вообще не произойдет, -- прокомментировал Хра­мов. -- Произошло бы, если бы не одна дохлая крыса, которую мы им под­бросим. И после этого штурма не будет, и, вероятнее всего, мы все вместе по­летим в Израиль. Вы никогда не были в Израиле? Говорят, экзотическая страна. Я там не был, не доехал. Зато посетил Ливан. У кото­рого кедр на гербе.
   -- А что это за дохлая крыса? -- Маша горела любопытством.
   -- Секрет фирмы. Смотри спектакль до кон­ца. -- Храмов закурил, и де­вушка не возму­ти­лась. Она начала привыкать к своему странному соседу.
   -- Вы собираетесь организовывать пита­ние?! -- подала голос дамочка. -- У нас только чипсы, а ребенку нужно питаться. Уж если вы нас держите здесь, то будьте лас­ковы обслужи­вать.
   -- В морге тебя обслужат, -- съехидничала изрядно захмелевшая Кепка. -- И разденут, и обмоют, и причешут. Кор­мить, правда, не будут. Да и сейчас тебе ни к чему -- труп вскрывать не так противно будет.
   -- Да как вы... -- Дамочка задохнулась от не­годования.
   - Да заткнитесь вы! - встрял в разговор Сивый.
   -- Она права! -- неожиданно возник Анатолий, по-видимому, любивший всяческие свары. -- Мы, заложники, являемся гарантией вашей без­опасности, а гарантию нужно сносно содержать.
   -- Закусить бы не мешало, -- поддержал его парень в кепке. Он периоди­чески прикла­дывал­ся к горилке, бутылку каждый раз аккуратно за­тыкал пла­стмассовой пробкой и совал в задний карман сиденья, чем создавал неудоб­ство сидя­щему впереди. Возле его ног ле­жала спортивная сумка, и в ней по­стоянно что-то подозрительно звякало и булькало.
   -- И с туалетом надо наладить, -- предложила Липа. -- Правда, Семен? -- Она очеред­ной раз толкнула своего старика в бок.
   -- Туда многие хотят, -- раздалось сразу не­сколько голосов.
   -- Нужно выводить по очереди, -- опять воз­ник Анатолий. -- Сначала женщин и детей, а потом остальных.
   -- Женщины терпеливее, -- возразил мужик в кепке. -- А "остальным" будешь ты. Тебя в конец списка поставим.
   -- Да кто ты такой, чтобы всех расставлять. У нас здесь есть не совсем за­конная, но власть -- вот пусть она и расставляет, -- начал заводиться Анато­лий. -- Умник выис­кался!
   Сидящая рядом с ним Марта мягко взяла его за руку и усадила в кресло.
   -- Не надо, Толя. Разберутся без тебя, -- вор­кующе проговорила она. Их роман продви­гался вперед семимильными шагами, и женщина уже считала своего дорожного соседа чуть ли не мужем.
   Храмов встал и поднял руку, призывая к мол­чанию.
   -- Успокойтесь. Все развивается по плану. В туалет вас будет выводить Сивый. Един­ственно, о чем предупреждаю: если кто-нибудь из вас на­чнет ис­пытывать судьбу, как этот... -- Храмов указал рукой на Колю, -- то в сле­дующий раз по­блажки не будет. Наде­юсь, никто не хочет до­срочно умереть?
   Ответом было гробовое молчание.
   -- Насчет питания... -- продолжал Храмов. -- Это тоже предусмотрено. Гнат, замени Тезку.
   Водитель встал на место Глотова, а тот вышел из автобуса и через не­сколько минут вернулся с объемистыми сумками.
   -- На первое время хватит, а потом вас будет кормить государство.
   Тезка открыл сумки и начал молча выклады­вать на газету банки мясных и рыбных кон­сервов, копченую колбасу, хлеб и минеральную воду в упаковках.
   -- А как будем делить? -- опять высунулся не­уемный Анатолий. -- Нужно все делать по спра­ведливости.
   -- Будешь старшим по автобусу, -- громко проговорил Храмов, не обора­чиваясь. -- Я тебя назначаю за шустрость. Вот и дели по справед­ливости.
   -- Мне колбасу, -- раздался голос дамочки. -- Мой ребенок любит копче­ную колбасу. И минералки.
   - А как же насчет фанты? - раздался ехидный голос Кепки.
   -- Давайте составим список и будем выдавать по списку, -- предложил Анатолий. Он момен­тально начал входить в предложенную ему роль, и в его голосе зазвучали начальст­венные нот­ки. -- Марта, дай ручку и листок бу­маги. Каж­дый впишет свою фамилию, а по мере выдачи будем проставлять галочки.
   -- А паспорт с пропиской не нужно предъяв­лять? -- съязвил Антимоний. -- И как на­счет льгот? Инвалиды, ветераны есть?
   -- Ваши шутки неуместны и безнравствен­ны, -- неожиданно проговорил Семен. Он за­кончил очередной кроссворд и внимательно прислушивался к происходящему в салоне. -- Я инвалид войны, но льгот никаких не требую. И у государства тоже. Оно дает льготы, но при этом забывает выдавать деньги. А льготами сыт не будешь. И чего вы встреваете. Пусть хоть здесь порядок наведут.
   Вскоре большинство пассажиров начало уси­ленно жевать и булькать мине­ралкой.
   - Они привыкли и начинают обустраивать быт, -- тихо сказал Храмов. -- Самое смеш­ное, если они в этом инциденте примут нашу сторо­ну. А что? Мысль любопытная.
   - А то ж! - раздалось в ответ.
   Заметно потемнело, хотя до вечера было еще далеко. Над автобусом на­висла очередная мохнатая туча. Жизнь продолжалась.
  
   Владимир Константинович Юренков с виду был сугубо штатским челове­ком: элегант­ный костюм темного цвета, интеллигентное лицо, очки в золотой оправе. Разговаривал он тихим, несколько сипловатым голосом, глядя на собе­седника доверчивыми серыми гла­зами. Его мож­но было принять за ка­кого-нибудь гуманитария, профессора или талантли­вого ученого, углублен­ного в свои научные изыскания и не замечающе­го ничего вокруг, а потому наивного и беспо­мощного в бытовых неурядицах. Но внешность порой об­манчива. Юренков работал заместите­лем начальника управления краевого ФСБ в чине полковника. Он был умен, проницателен и, несмотря на внеш­нюю мягкость, очень принци­пиален в от­ношениях с сослуживцами. Умел брать на себя ответственность, принимать жест­кие, бес­компромиссные реше­ния, если ситуация требовала того.
   В этот вечер он засиделся в своем кабинете. Раздался звонок по внутрен­ней связи. Это был опера­тивный дежурный.
   -- Владимир Константинович, тут был стран­ный сигнал. Якобы какие-то террористы захва­тили заложников в пятидесяти километрах от го­рода. Зво­нивший представился в ка­честве руко­водителя этой акции.
   - Зайди ко мне с записью разговора, -- моментально отреагировал Юрен­ков, поло­жил трубку и опять уткнулся в бумаги.
   Через несколько минут в кабинет вошел лад­ный мужчина с портфелем. Юренков жес­том предложил ему сесть и, дочитав очередной лист, отодвинул в сторону папку и поднял глаза на оперативного.
   -- Давай. Что там у тебя за страсти-мордасти.
   Оперативный достал портативный магнито­фон и включил запись. Когда она закончи­лась, Юренков некоторое время молчал, разглядывая собственные ногти, а потом сказал:
   -- Готовь группу захвата. Вызови Веденеева и свяжись с ОМОНом -- пус­кай пришлют своих для поддержки. Если у Буряка возникнут сомне­ния, пус­кай выходит на меня.
   -- Владимир Константинович, -- в растерян­ности проговорил оператив­ный. -- А мо­жет быть, все это туфта, блеф. А мы народ поднимем. Может, сначала...
   -- Никаких "может", -- резко перебил его Юренков. -- Звонил не обку­ренный приду­рок, а серьезный человек. И еще мне показалось, что это не ди­летант в наших делах. Странно все это. На что он рассчитывает? Даже если мы его вы­пустим в Израиль, там их по полной программе от­работает МОС­САД. Они не любят террористов и отстреливают не задумываясь. Израиль сейчас наиболее неудобная страна для подобных экспе­риментов. Я понимаю, если б они попросились в какой-нибудь Судан с их шариатским беспреде­лом или Либерию, где всем все по... А тут Изра­иль... В общем, давай действуй и докладывай не­прерывно. Я думаю, что мы вляпались в историю и все очень серьезно.
   -- Понял, выполняю. -- Оперативный быстро покинул кабинет.
   "Израиль... Кто же эти кудесники? -- Юрен­ков задумался. Он думал о том, что вряд ли се­годня попадет домой, а жена уехала к двоюрод­ной сестре в Ла­заревское, и кобель по кличке Тоша останется голодным. -- Может, мой обол­тус сегодня зайдет домой и догада­ется покор­мить собаку?". Оболтусом он про себя называл единственного сына, который женился год назад и появ­лялся у родителей все реже и реже. Его размышления прервал звонок опера­тивного.
   -- Владимир Константинович, есть свежая информация. Эмвэдэшникам звонил на­чальник милиции города К... Все подтверждается. Они посылали туда одного из своих со­трудников. Действительно, на пятьдесят третьем ки­лометре стоит автобус с заложниками. Он разговаривал с главарем бандитов.
   -- Ну вот, а ты сомневался. Им что, тоже зво­нили?
   -- Нет. Одному из заложников удалось сбе­жать, и он заявился в местное отделение ми­ли­ции. Ранен в ногу...
   -- Где этот заложник? Его немедленно нужно доставить сюда! -- Юренков понял, что какими-либо другими делами он сейчас заниматься не будет, и полностью переключился на теракт.
   -- Не получится, -- в трубке раздался вздох. -- Этот заложник сбе­жал обратно в авто­бус.
   -- Какая чушь! -- устало проговорил Юрен­ков. -- Они что там, с мозгов слетели? Промор­гать такого свидетеля... Ладно. Как дела у нас? Всех нашел?
   -- Почти. Не нашел Веденеева. Он на свадьбе гуляет у младшей дочери. Отпросился офици­ально -- рапорт писал.
   -- Так вытащи его с этой свадьбы, -- отчека­нил Юренков. -- Пошли туда машину.
   -- Это в другом городе. Разве что к утру упра­вятся, -- виновато сказал оперативный и замолчан.
   - Все у вас куда-то умудряются пропадать в нужный момент. Просачива­ются во все щели, -- раздра­женно проговорил Юренков - Группу захвата воз­главляет Шарко?
   -- Так точно, -- раздалось на другом конце провода.
   -- Я сам поеду с ними. Подготовь машину.
   Солнце село в облака, темнеть начало неожи­данно и быстро. Кавалькада разномастных автомобилей двигалась по шоссе с небольшой, но постоянной скоростью. Сдерживал дви­жение бронетранспортер, находя­щийся в середине колонны. Он принадлежал ОМОНу, ко­торый прислал своих людей и техни­ку для проведения совместной операции. Впере­ди ехала машина ГИБДД с ми­галкой. Иногда за­вывала сирена.
   Юренков сидел на заднем сиденье приписан­ного ему "Ауди" и вел непре­рывные пере­говоры по сотовому телефону и рации. В настоящий мо­мент он беседовал с начальником милиции го­рода К...
   -- Проедете метров триста после километро­вого столба и увидите слева проселок. Там будет стоять наша машина с сотрудниками. Дальше они пока­жут. Задействуйте их по сво­ему усмот­рению, -- пояснил тот.
   -Уж как-нибудь соображу... - Юренков связался по рации с передней ма­шиной.-- Подъезжаем. Что там у вас?
   -- Видим "уазик" с мигалкой, -- раздался бодрый голос.
   -- Это из горотдела. Там должен быть просе­лок. Узнайте обстановку и до­ложите. -- Юрен­ков отпустил кнопку переговорника и вновь ее нажал. -- Феникс, сейчас мы подъез­жаем. Не­медленно организуйте оцепление в ра­диусе ста метров. Броневик подгоните мак­симально близ­ко к автобусу...
   Отдав распоряжение ГИБДД выставить на шоссе посты, Юренков бросил переговорник на колени.
   -Если в течение часа не разберемся, нужно будет докладывать в Москву. Иначе по башке настучат, - посетовал он сидящему за рулем сотруднику.
   По дороге он связался с начальником управ­ления, и тот, согласовав дейст­вия со всеми заин­тересованными спецслужбами, поручил руко­водство опера­цией ему, Юренкову.
   Затренькал телефон. Звонили из управления.
   -- Это Буньков. Автобус принадлежит част­ной фирме "Протазан", зареги­стрированной на имя Головко Николая Артемьевича. Сейчас мы по нему ра­ботаем. Уже обращались род­ственни­ки пассажиров. Террористы позвонили в ряд газет, и две из них дали информацию в вечерних номерах. Что отвечать родственникам?
   -- Что, что... А кофе в постель не хотите? Придумайте, что отвечать, не первый год замужем. Га­сите панику всеми способами. Попытайтесь заткнуть эти газеты, чтоб не нагнетали обста­новку и не плодили слухи, предупредите телевидение об ответственности...
   -- Это не так просто, -- возразила трубка. -- У нас свобода слова.
   -- Это я без вас знаю. Пускай работают через наш пресс-центр -- там умеют с ними разговари­вать. А кто слишком оборзеет... ну есть нефор­маль­ные методы -- не мне вас учить, -- при этих словах Юренков поморщился. Он не был по­клонником подобных мето­дов, но последнее время их приходи­лось применять все чаше и чаще.
   -- Понял, Владимир Константинович. Будет информация -- доложу.
   Юренков сунул телефон в карман куртки и, увидев, что машина останови­лась, выбрался на­ружу. К нему тут же подбежал милицейский в чине майора. Это был начальник горот­дела ми­лиции.
   -- Как же вы упустили свидетеля! -- выгово­рил ему Юренков вместо при­ветствия, по­блес­кивая очками в свете фар.
   -- Виноват. Но наш сержант находился под дулом автомата -- что он мог предпринять, -- начал оправдываться майор.
   -- Ладно, -- остановил его Юренков. -- По­том разберемся. Своих людей задействуйте в оцеплении. И еще... Вызовите сюда пожарную машину из го­рода.
   -- А это зачем? -- спонтанно вырвалось у ми­лиционера.
   -- На всякий пожарный случай, -- съязвил Юренков.
   Он прошел вперед и осмотрелся. Несколько легковых машин полукольцом окружили злополучный автобус, уперевшись в него снопами све­та фар. На заднем плане мелькали фигуры омо­новцев, завершающих оцепление. Возле рощи бурчал бронетранспортер, едва различимый в густеющих сумерках. Он готовился к какому-то маневру.
   В компании двух сопровождающих полковник Юренков подошел к авто­мобилю Шарко. Тот стоял рядом с машиной и внимательно разглядывал авто­бус в бинокль.
   -- Ну что там?
   -- Да какие-то лица, -- пробурчал руководи­тель группы захвата. -- А кто это? Пасса­жиры, террористы... Не разберешься. Пока тихо -- ни­какой ини­циативы. Может, начнем? Дайте мега­фон, -- скомандовал он, не дожидаясь ответа.
   -- Граждане террористы. -- Голос Юренкова разнесся по окрестностям. Раздалось хлопанье крыльев -- из-за рощицы в небо взлетела стая галок. -- Граждане тер­рористы, одумай­тесь. Ваша акция бессмысленна -- вы окружены. Во избежание ненужных жертв предлагаем вам сдаться, сложить оружие и выйти из автобуса. Мы вам гарантируем жизнь и полное соблюде­ние закона по отношению к вам. Если вы соглас­ны, то посиг­нальте.
   -- Не ори на всю округу. Запиши номер моего телефона. Хотя ты его дол­жен знать -- я переда­вал. И поговорим, -- раздалось со стороны авто­буса. Там тоже был мегафон.
   Юренков от неожиданности вздрогнул.
   "А ведь действительно был номер телефона".
   -- Записывай, -- тем временем продолжал не­знакомый голос. -- Два, пять, восемь...
   Юренков зафиксировал в голове цифры, до­стал из кармана телефон и тут же набрал но­мер.
  
   Из кабины высунулось бородатое лицо Гната.
   -- Первая ласточка, -- известил он, растянув губы в улыбке флибустьера. -- Глянь на шоссе.
   Храмов повернул голову и увидел остановив­шийся на повороте милицей­ский "уазик". Возле него находились двое с обнаженными стволами. Они на­пряженно застыли, глядя на автобус.
   -- Маша, тебе придется пересесть, -- сказал Храмов. Девушка понимающе кивнула и скры­лась в глубине салона. Храмов подвинулся к окну.
   -Представление начинается. Это скорее всего местные. Скоро подтянется родное ведом­ство. Добро пожаловать.
   - А то ж!
   -- Подгони "Жигули" вплотную к автобусу. Дверь в дверь. Скоро здесь начнется ку­терьма, -- обратился Храмов к Гнату.
   Тот кивнул и выпрыгнул наружу. Вско­ре раздалось журчание мотора.
   Пассажиры, свыкнувшись со своим положе­нием, оставались безучастны, каждый зани­мался споим делом: Антимоний читал книгу по соци­альной пси­хологии, компания моло­дежи трави­ла анекдоты, раздавался девичий смех, дамочка с сыном спали в обнимку, а Семен разгадывал очередной кроссворд. Анатолий с Мартой украд­кой целовались.
   -Похоже, что они созрели для нормального сотрудничества. Нужно им объ­яснить пра­вила игры и заставить им следовать. Так будет проще. Вынужден­ный симбиоз кролика и удава. А, Тезка?
   Храмов поднялся со своего места, повернулся лицом к пассажирам и под­нял руку, при­зывая к тишине. Все видели подъехавшую машину с во­оружен­ными милиционерами и по­няли, что дело подходит к кульминации.
   -- Внимание! Я вам должен кое-что пояс­нить, -- начал Храмов. Он стал похож на мас­со­вика-затейника, агитирующего коллектив на ни­кому не нуж­ный поход в местный музей,.
   -- Сейчас он начнет подвигать нас на участие в террористической акции, превращать в своих сообщников, -- хихикнул Антимоний и пригото­вился слушать. Он и не догады­вался, насколько близок к истине.
   -- А что?! Если хорошие бабки предложит, то я согласен, -- неожиданно заявил Кеша. -- Он, похоже, парень с головой. С таким можно кашу сварить.
   -- Мы не питаем к вам никакого зла, -- тем временем продолжил Храмов. -- И не хо­тим причинить вреда. Операция тщательно сплани­рована, а вы яв­ляетесь лишь инструмен­том для ее реализации. Вы -- участники экспери­мента, и если будете выполнять все мои требования, то останетесь живы и здоровы. В противном случае ничего хорошего я вам не обещаю. Мы вас не будем убивать... без крайней необходимости -- это сделают за нас ваши ос­вободители. Сейчас сюда прибудет куча всяких спецслужб. Они сна­чала бу­дут уговаривать нас сдаться, но это ис­ключено.
   -- Все правильно! Не сдавайтесь! -- неожи­данно воскликнула Липа тон­ким фальцетом. -- Задайте им перцу!
   - Коммунисты не сдаются, - поддержал ее гнусавый, заикающийся голос.
   -- Эка их прорвало, -- усмехнулся Кеша. -- Наверное, старая больше­вичка. Ей бы на барри­кады... И этот туда же.
   Храмов поморщился и продолжал:
   -- После того как мы не согласимся на пере­говоры, вероятней всего, будет штурм авто­буса, и сколько из вас погибнет в перестрелке, один бог знает. Но если вы будете нам со­действовать, то штурма не будет. И я вам гарантирую бесплат­ную поездку в Израиль.
   При этих словах публика оживилась, все за­шевелились.
   -- Мы что, на автобусе в Израиль поедем? -- спросил Антимоний, имеющий многочис­ленных родственников в "стране обетованной".
   -- На самолете со всеми удобствами. -- Хра­мов усмехнулся. -- Вопросы есть?
   -- Вы хотите за счет этого разбогатеть? -- вновь возник неуемный Анато­лий.
   -- Скорее получить независимость. У нас свои счеты с государством. Оно нас унизило, и мы возмещаем моральный ущерб...
   -- А тебе-то что до этих денег? -- послышался голос мужика в кепке. Он давно окры­сился на Анато­лия. -- Если б ты мог таскать из казны, то не си­дел бы в этом автобусе, а летал бы на личном само­лете или на тачке с шофером разъезжал. А люди тоже не у тебя хотят взять. Тебе сказали, что в Израиль бесплатно повезут, -- вот и не ерепень­ся. Иди, я лучше тебе сто грамм налью для успо­коения.
   В салоне раздались смешки, но всеобщий хо­хот вызвал неожиданный во­прос, заданный только что проснувшейся дамочкой:
   -- А в Израиле будут организованы экскур­сии?
   -- Губы раскатала на халяву, -- прорываясь сквозь собственный смех, прокомментиро­вала Липа.
   -- Храм, приехали. За нас взялись всерьез, -- послышался голос Гната.
   Храмов посмотрел в окно и в неясном суме­речном свете увидел несколько автомоби­лей, ок­ружающих автобус. Из стоящих возле рощицы двух грузови­ков выскакивали бойцы ОМОНа. В глаза брызнул ослепительный свет фар. Хра­мов надел темные очки и скоман­довал хриплым голосом:
   -- Никому не двигаться. Тезка, налаживай инструмент. Гнат контролирует левую сто­рону, Сивый -- правую. Оружие к бою. -- Он снял автомат с пре­дохранителя. Его при­меру последо­вали остальные. Сивый залег на заднем сиденье, как в окопе, и открыл окно. Тезка выскочил на­ружу и моментально вернулся с огромной спор­тивной сумкой. Оттуда он вытащил два подстволь­ных гранатомета "муха", несколько ручных гранат, приборы ночного видения и инфракрас­ные прицелы. Все это он разложил перед собой и начал при­лажи­вать гранатомет к своему автома­ту. Это же сделал Гнат. Храмов взял инфра­крас­ный прицел. Команда работала профессиональ­но. Пассажиры это поняли и с любопытством наблюдали за развитием событий.
   -- Там бронетранспортер. Что будем де­лать? -- спросил Гнат.
   -- Не суетись раньше времени, -- парировал Храмов.
   -- А если он пойдет в лобовую?
   -- Тогда раздолбаем. -- Храмов выглянул в окно.
   "Дать, что ли, очередь для острастки..." Но додумать эту мысль до конца не успел, ус­лышав голос, усиленный мегафоном. Говоривший пред­лагал сдаться и гарантировал жизнь.
   "Известная песня".
   Храмов повернулся к Тезке.
   -- Дай мегафон.
   Буквально через минуту прозвучал ответ.
   -- ...Записывай. Пять, два, восемь... Храмов отложил в сторону мегафон и вынул сото­вый телефон.
   "Позвонит... А куда он денется!"
   В ту же минуту раздалось треньканье. Храмов вошел в связь.
   -- Говорите.
   -- Я полковник Юренков. Заместитель на­чальника управления ФСБ. Вы принимаете наше предложение?
   -- Не принимаю. Уточняю условие. Заложни­ки будут отпущены в аэро­порту, но только не Краснодара, а Тель-Авива. Для этого вы должны передать нам пять миллионов дол­ларов наличными, обеспе­чить безопасный проезд в Краснодарский аэропорт и предоста­вить заправленный самолет с экипажем. Перего­воры о сдаче бес­смысленны.
   -- Кто вы такие? Вы можете назваться?
   -- Не считаем нужным. Ваше дело устанавли­вать -- вот и устанавливайте, если смо­жете. Вы согласны на наши условия?
   -- Они нереальны и бессмысленны для вас. В Израиле вам не дадут уйти. Сдавайся -- мень­ше сидеть будешь.
   -- Уйду я или не уйду -- не твои проблемы.
   -- Отпустите женщин и детей -- зачем они вам.
   -- Не отпущу -- дети самые лучшие заложни­ки, особенно если они гибнут - долго отма­зы­ваться будешь, полковник... Хотя... мы готовы отпустить жен­щин и детей за два мил­лиона долларов. Дей­ствуй.
   -- Вы здесь долго не продержитесь.
   -- Это все пустая болтовня. Связывайтесь с Москвой -- без них вы все равно ни черта не ре­шите. Даю вам на это час. После этого мы на­чнем уби­вать заложников каждые пятна­дцать минут. По одному. Так что это ты долго не про­держишься в своем кресле. Все, ко­нец связи. И не звони попусту. Только после решения Мос­квы.
   Пассажиры слышали разговор, и в салоне по­висло гробовое молчание.
   -- Вы нас будете убивать по одному? -- наконец прорезал тишину звонкий голос Маши. -- Вы звери, звери!
  
   "Он как будто читает мои мысли, -- подумал Юренков, опуская руку с те­лефона. -- Кто же он такой? На обычного уголовника не похож... Хо­рошо ориентируется в наших ме­тодах. Может быть, кто из бывших? Эх, знать бы его приметы! Дубина все-таки этот сер­жант. Такого свидетеля отпустил..."
   Его тронул за плечо стоящий рядом Шарко. Он внимательно слушал разго­вор с терро­ристом и имел на этот счет свое мнение.
   -- А может быть, подключить ОМОН и штур­мовать? Сил у нас предоста­точно. Похоже, что они не сдадутся.
   -- Откуда ты знаешь, кто они такие и чем во­оружены, -- буркнул в ответ Юренков. -- За тру­пы отвечать мне, и свои и заложников. Надо свя­зываться с Москвой, а то еще накос­тыляют, что вовремя не доложили. Чеченцев нам мало, еще эти...
   На шоссе завыла сирена, в глаза резанула ми­галка.
   -- Это еще что такое! -- подпрыгнул от не­ожиданности Шарко.
   -- Пожарные приехали, -- пояснил Юрен­ков. -- Полный комплект. -- Он на секунду заду­мался и спросил: -- С оцеплением все нормаль­но? Броневик подогнали? Что-то его не видно и не слышно.
   -- Сейчас узнаю. -- Руководитель группы за­хвата отдал команду стоящему рядом с ним офи­церу, и тот скрылся в темноте.
   Неожиданно где-то сбоку взревел бронетран­спортер и, включив фары, медленно дви­нулся к автобусу.
   -- Легок на помине, -- усмехнулся Шарко. -- Наверное, заглох, и не могли завести. Техника -- говно! -- Он с досадой сплюнул.
   -- Посмотрим на их реакцию. Война миров... -- задумчиво проговорил Юренков и за­молчал, потому что из автобуса раздался знакомый голос, уси­ленный мегафоном.
   -- Остановите БТР. У нас имеются гранато­меты. У вас будут напрасные жертвы. Оста­нови­те БТР. Считаю до десяти. Раз, два...
   -- Блефует, -- уверенно сказал Шарко.
   -- Не знаю. -- Юренков внимательно наблю­дал за двигающейся машиной и группой омонов­цев, пристроившихся сзади.
   -- Шесть, семь, восемь, -- продолжал отсчи­тывать мегафон.
   Бронетранспортер медленно, но неумолимо продолжал приближаться к ав­тобусу. Зре­лище было не для слабонервных, но это были еще только цве­точки.
   -А зачем вообще здесь нужен этот броне­вик? -- неожиданно сказал Юрен­ков. -- Какой от него толк... Ах ты.
   При счете десять из автобуса раздался резкий хлопок, а потом грохот взрыва. Возле бронетран­спортера полыхнуло, он завертелся на месте, как по­калеченный жук. Потянуло вонючим дымом, а потом по броне поползли язычки пламени. Со­провождавшие омоновцы отпрянули назад, таща кого-то под руки. Из БТР выскочили двое: один сразу же рванул в сторону, а другой начал с криком кататься по земле, пытаясь сбить пламя со спины.
   -- Чего ждут эти чертовы пожарные! -- вскри­чал Юренков. -- Где они?!
   Но те уже развернули рукав и поливали горя­щую машину. Двое из людей Шарко отта­щили от нее дымящегося водителя. Он был изрядно обожжен, но, к счастью, жив.
   -- Звоните и Москву, -- вновь заговорил ме­гафон со стороны автобуса. -- У вас оста­лось сорок минут. Не теряйте времени. Через сорок минут мы убьем первого заложника. Эй, как тебя там! Не строй из себя большого на­чальника. Звони в контору.
   Юренков залез в машину и начал связываться с Москвой.
  
   Телефонный звонок разбудил Фомченко. Звонили с Лубянки.
   -- Срочно выезжай, -- раздался густой бари­тон начальника управления. -- Машина будет у тебя минут через десять.
   Петр Фомченко начал поспешно одеваться. Генералы просто так среди ночи на работе не по­являются и не сдергивают с постели своих под­чиненных.
   "Произошло что-то неординарное".
   Генерал, как всегда, выглядел бодрым и под­тянутым.
   -- Заложники возле Краснодара, -- сказал он вместо приветствия, пожимая руку Фом­ченко. -- Вот послушай. -- Он прокрутил запись телефон­ного раз­говора Юренкова с опе­ративным дежур­ным. -- Лихо работают ребята: подай им пять миллионов и борт в Изра­иль. Короче, вытягивай пяток своих и дуй туда. Больше не бери -- там без них бойцов хва­тит. Поймешь ситуацию и до­ложишь. А там посмотрим. -- Генерал никогда не драматизи­ровал события и преподносил их как некое легкое приключение. Но это только внешне.
   -- А на чем дуть?
   -- На самолете с Чеховского аэродрома. С во­енными я договорился. Я по­стоянно буду нахо­диться здесь. Держи меня в курсе дела. Вопросы есть? Во­просы по мере возникнове­ния. Давай, гони, а я соберу штаб через часик, и будем думать. В центральную прессу этот инцидент пока не про­сочился, но просочится, и скоро. Местные ве­черние газеты в Красно­даре уже об этом вякну­ли. Никаких интервью. И близко их не подпус­кай -- пускай пока пишут что хотят. Все. Дальше сам знаешь, что делать. -- Генерал махнул рукой, дав по­нять, что аудиенция окончилась.
   "Опять эти самолеты с заложниками. И тре­бования у всех похожие, как будто ставят пьесу по одному и тому же сценарию. Не оказаться бы на месте Храмова... -- Фомченко вспомнил дав­ний инцидент и поморщился, как от зубной боли: -- Нет, к самолету их нельзя допускать и тем более позволить улететь в Израиль. Надо их брать до того. Ладно, приедем -- разберемся".
   Уже во время полета его посетила странная и неприятная мысль: "А ведь Маша мне звонила, что поедет в Сочи именно на автобусе. Должна бы уже доехать и сообщить. Хотя... Она могла от­ложить это на утро. Что это я! Вся­кие глупости в голову лезут. А если все-таки... Чушь!" Петр за­крыл глаза и попытался заснуть, но это ему не удалось.
   В Краснодар прилетели на рассвете. Возле трапа самолета их встретили двое. Один из них, в камуфляже, представился:
   -- Майор Шарко. С приездом. Пройдемте в машину.
   -- Как у вас дела? -- поинтересовался Фом­ченко.
   -- Плохо. -- Майор нахмурился. -- Они нача­ли убивать заложников.
   -- Как это могло произойти?! -- оторопел Фомченко, сразу вспомнив о дочери. -- Женщи­ну, мужчину?
   -- Мужчину, -- ответил Шарко. -- Пошли. -- Он указал на две машины, стоящие не­вдалеке.
  
   Храмов выцелил глазами Машу, сидящую где-то в середине салона.
   "Ну и темперамент у этой девки", -- поду­мал он.
   -- Никто никого убивать не будет, но нужна имитация. Иначе нас здесь бу­дут держать, пока мы не помрем с голоду. -- Храмов сам не заме­тил, что обо­значил террористов и за­ложников как единое целое. Те тоже молчали, вос­прини­мая это "мы" как нечто само собой разумеющее­ся. -- Ну так вот. Мы будем в некотором роде ак­терами, а те, кто за пределами автобуса, зрителями. И надо играть хорошо, чтобы нас не забросали тухлыми яйцами.
   - Храм, они транспортер запустили, - раздался напряженный голос Гната.
   - Тезка, отработай его, если не послушают - я им собираюсь пару слов ска­зать. Давай!
  
   - Хорошо вмазал, прямо в сигму! - воскликнул мужик в кепке, наблюдая горящий бро­нетранспортер.
   - Как в сорок первом под Москвой, а, Семен?
   - Да отстань ты, Липа. Дай посмотреть.
   - Видите, уже начали бронетех­нику в ход пускать, продолжил свой вынуж­денно пре­рванный монолог Храмов. - Ничего не боятся. Но и наши ребята не промах. -- Он вырази­тельно по­смотрел на Тезку, только что подбившего броне­транспортер. Тот молча пожал плечами, мол, я не виноват, вынудили. -- Подобный ход собы­тий нами просчитан, и про­изведена соответствующая подготовка. Тезка, реквизит! -- Глотов вынул из сумки писто­лет и передал Храмову. -- Смотрите, -- продолжил тот. -- Эту штуку с виду не отличишь от настоящего "вальтера" -- полное соответствие. Только этот пистолет водя­ной и заря­жен жидкой краской цвета крови. Кого-нибудь из вас Сивый выведет из автобуса и якобы убьет из этого пистолета. Звуковое сопровожде­ние обеспечит Гнат из настоящего валь­тера. Здесь главное не переиграть и не слишком картинно падать. Все должно выглядеть естественным. Есть желаю­щие сыграть роль трупа? Ну, не стесняйтесь! Ответом ему было гробовое молчание. -- Так. -- Взгляд у Храмова посуровел. -- Это несколько ослож­няет дело, но не сильно. Просто придется кого-нибудь убить не понарошку, а на самом деле. -- Он бросил водяной пистолет на сиденье и вытащил из кар­мана настоящий. -- Желающих на это дело не найдется, поэтому придется выбирать мне. -- Он начал медленно осматри­вать пассажиров, подолгу за­держивая взгляд на каждом.
   -- Я сыграю мертвяка. -- Все повернули голо­вы к сказавшему. Молодой парень пере­дал гитару соседу и вышел в проход.
   -- Вот и хорошо, -- облегченно вздохнул Хра­мов. -- Давайте репетиро­вать. -- Гнат, включи свет в салоне. И занавесьте окна. Так. -- Он жес­том подозвал парня и, когда тот подошел, взял его за плечо. -- Стой так. Я при­ставлю тебе дуло к виску и... Бах! Теперь падай. Да не так! Ты про­сто оседай, оседай, подгибай колени. Это уже лучше... И не забудь дернуть головой, ко­гда ус­лышишь звук выстрела. Сядь, посиди пока.
   Парень отправился на место, а Храмов взял мегафон и, высунувшись в окно, прокричал не­видимому противнику:
   -- Эй, свяжись со мной по телефону. Секрет­ные переговоры.
   Через минуту задренькал телефон.
   -- Это Юренков. Слушаю.
   -- До убийства первого заложника осталось пять минут. Вы принимаете наши условия?
   -- Из Москвы вылетел представитель. Не убивайте заложника. Подож­дите немного.
   -- Нет, убьем, чтобы вы поняли серьезность наших намерений. Смотрите внимательно. Ос­талось четыре минуты.
   Храмов выключил телефон и задумался: "Пришлют Белоглазова или Фом­ченко. Ну, с Петром я знаю, как разговаривать. Лишь бы он меня не вычис­лил. Так, начинаем пред­ставле­ние". Он глянул на часы.
   -- Сивый, начинай процедуру расстрела. Эй, как тебя зовут. -- Храмов по­смотрел на парня с гитарой.
   -- Михаил, -- отозвался тот.
   -- Сивый, бери Михаила, и начинайте шоу. Звуковое сопровождение я вам обеспечу. Гнат пускай держит другую сторону.
  
   Юренков приставил к глазам полевой би­нокль и начал разглядывать авто­бус. Внутри зажгли свет, и чьи-то руки начали занавешивать окна.
   "Что-то там происходит..." До связи с Мос­квой оставалось полчаса. Так ему было ска­зано. Еще ему сказали, что антитеррористическая группа во главе с майором Фомченко прибудет в Краснодарский аэропорт часа через три и что надо их встретить. Юренков по­слал туда Шарко на двух машинах, но тот пока на связь не выхо­дил. "Рано еще". Из го­рода прислали прожектор­ную установку, и пространство перед автобу­сом просматрива­лось теперь как на ладони.
   "Неужели они пойдут на это! Или блефуют?"
   Внезапно заговорил мегафон.
   -- Полковник Юренков. Смотрите внима­тельно. Сейчас мы убьем залож­ника, и его смерть будет на вашей совести. Я понимаю, что для Вас и подоб­ных Вам -- люди мусор. Но, может быть, кто-нибудь сохранил остатки со­вести и, увидев это, втолкует нашему во­роватому и занятому только собой правительству, что человеческая жизнь дороже любых денег. Сначала осво­бодите заложников, выполнив наши условия, а потом ловите нас хоть по всему миру. Вот как должно быть. Если здесь при­сутствуют представители средств массовой ин­формации, то убедительно прошу передать мои слова без искажений. Смот­рите, полковник Юренков. Это вы убиваете ни в чем не повинно­го парня!
   Мегафон замолчал, и Юренков увидел, как из-за автобуса показался юноша в разорван­ной рубашке. Его сопровождал крепкий мужчина в камуфляже, приставив дуло пистолета к виску заложника. Тот был, по-видимому, полно­стью раздавлен и не оказывал сопротив­ления. Его тело била мелкая дрожь.
   "Как овца", -- мелькнуло в голове у Юренкова, и тут неподалеку от себя он заметил человека с телекамерой. Тот подробно снимал происходя­щее. И, наверное, давно.
   -- Как он сюда пролез? Убрать немедлен­но! -- бросил он находящемуся рядом офи­церу, при этом не отводя взгляда от автобуса.
   А там произошло страшное: раздался вы­стрел, голова заложника дерну­лась, окрасилась кровью, а сам он медленно осел на землю.
   -- Вот результат вашей медлительности, гос­подин полковник, -- взревел мегафон. -- Тяните время дальше, но ровно через пятнадцать минут будет расстрелян следующий. И это будет жен­щина. У вас ведь есть жена и дети, господин Юренков. А если бы они нахо­дились здесь, вы бы тоже часами со­гласовывали наши условия. Что такое для государства пять миллионов дол­ларов! Мелочь! А безопасность граждан -- это все. Так ведь записано в на­шей замечательной Конституции? Или вы живете по другой?
   Юренков не стал дослушивать издеватель­скую речь террориста, а быстро забрался в ма­шину и вышел на связь с Москвой, наплевав на согласованное время.
   -- Они начали убивать заложников, товарищ генерал. Только что застре­лили молодого парня и будут это делать через каждые пятнадцать минут. Что делать?
   -- Ждите на телефоне, -- приказал голос в трубке. -- Слушайте внима­тельно, Юрен­ков, -- продолжил тот же голос буквально через минуту. -- Скажите, что мы согласны на их условия, но нужно отработать детали. Ска­жите, что деньги им будут отвезены к само­лету, а как только подъедет наш представитель, начнем их пере­дислоцировать в аэропорт. Действуйте.
   Юренков выскочил из машины и успел уви­деть, как террорист в камуф­ляже затаскивает ок­ровавленный труп в автобус.
   "Эх, срезать бы этого гада из снайперской... Но ведь озвереют. Майор из Москвы будет часа через три. Так".
   Он связался с террористами:
   -- Москва согласна на ваши условия. Как только появится их представи­тель, начнем движение к аэропорту. Деньги вам передадут там. Вы согласны?
   -- Согласен. Но если через три часа мы не на­чнем движение к аэропорту, то погибнет сле­дующий заложник.
   -Он ведет себя, как будто слышал мои пере­говоры с Москвой, -- сказал Юренков стоя­щему рядом офицеру и вы­ключил телефон. - Будем ждать.
   Гитарист Миша сидел на ступеньке у входа и брезгливо оттирал носовым платком краску, за­гадившую брюки. Ему помогали две девушки. Они капали одеколоном на тряпку и водили ей по лицу и волосам лжепокойника. Публика в са­лоне оживилась. Раздавались реплики:
   -- Талантливый розыгрыш!
   -- А этот дурак полковник клюнул. Сразу наверное с Москвой связался.
   -- Побыстрей бы в Израиль. Посмотреть...
   -- Ты что, никогда евреев не видел? Приез­жай к нам в Бердянск.
   Храмов, оценив возню вокруг гитариста, ус­мехнулся:
   -- Зачем одеколоном? Это водоэмульсионная краска. Возьмите минераль­ную воду и отмойте.
   Он подождал, пока Мишу приведут в поря­док, и скомандовал Гнату:
   -- Гаси свет -- нечего светиться. Три часа от­дыха. Я и Тезка спим. Сивый и Гнат секут фишку.
   В автобусе наступил полумрак, разбавленный светом от прожекторов, ко­торый проса­чивался сквозь плотно задернутые занавески. Храмов за­дремал. Через некоторое время он почувствовал шевеление на соседнем сиденье. К нему подсела Маша.
   -- Что там не сидится? -- пробурчал он.
   -- Не знаю, -- задумчиво проговорила девуш­ка. -- Здесь лучше.
   -- Тогда пересаживайся к окну, -- сказал Храмов.
   Они поменялись местами. Маша, слегка ото­двинув занавеску, начала на­блюдать за про­исхо­дящим: возле машин непрерывно сновали люди, на по­жарной машине почему-то не выключили мигалку, и она стробоскопировала по окрест­ностям, перед автобусом бугрился покорежен­ный бронетранспор­тер...
   "Странное приключение, -- подумала Ма­ша. -- А этот Храм интересный мужчина. Встре­тить бы его в нормальной обстановке и посмот­реть ему в лицо. Ведь я даже не ви­дела его лица. Интересно бы посмотреть. А он не жлоб. И ка­кая-то сила от него исходит. С ним ничего не страшно".
   -- Они выполнят ваши условия? -- спросила она, осторожно тронув Хра­мова за плечо.
   -- В конце концов, выполнят, но сначала по­пытаются обмануть. На их месте я бы ор­ганизо­вал штурм автобуса по пути в аэропорт. Вероят­ней всего, так и будет, -- сонным голосом пояс­нил Храмов.
   -- Вы будете отстреливаться? -- Глаза у де­вушки расширились.
   -- Скорее всего до этого не дойдет -- Саид уже раскрутил шарманку. Да­вай спать -- завтра тяжелый день.
   Маше очень хотелось узнать, кто такой Саид и что такое шарманка. Но она не стала спраши­вать об этом своего странного соседа, да тот бы и не ответил или наврал бы что-нибудь.
   Две "Волги", свернув с шоссе, подъехали к оцеплению и остановились. Машины чис­лились за управлением, и Юренков понял, что прибыли предста­вители из Москвы. Уже рассвело, но со­лнца не было видно. Оно заблудилось где-то в облачках, закрывающих вос­точную часть гори­зонта. Бойцы ОМОНа и спецназа ФСБ собира­лись группами, разговари­вали, курили, кое-где жгли костры, пытаясь согреть чай. Непонятно, зачем продолжала ра­ботать прожек­торная уста­новка, но никому до этого не было дела.
   Группа столичных "гостей" в количестве пяти человек подошла к Юрен­кову. Возглав­лял ее мужчина лет тридцати пяти, одетый в легкую куртку за­щитного цвета.
   -- Майор Фомченко, -- представился он.
   -- Полковник Юренков. Пройдемте в маши­ну -- там нам будет удобнее, -- предложил Юрен­ков.
   Он быстро и толково обрисовал создав­шуюся ситуацию, не упуская мно­жества сущест­венных деталей. Фомченко внимательно слушал, прихлебывая кофе из крышки термоса.
   -- Времени на принятие решения у нас... -- Юренков посмотрел на часы. -- Двадцать три минуты. Потом они начнут расстреливать залож­ников.
   Фомченко сделал последний глоток и, не торопясь, завернул крышку на термосе. Взгляд его был рассеянным. Потом он встряхнулся, возвра­щаясь к реальности, повернулся к Юренкову и отчеканил:
   -- Только штурмовать. Их нельзя пускать в аэропорт: эвакуация пассажи­ров, задержка рей­сов, спецмероприятия... Потом, ведь у них гра­натометы, а может, и еще что есть по­хлеще --долбанут по складу ГСМ или по авиалай­неру. Их нужно брать до аэропорта.
   -- Нужно время на подготовку, а заложников они начнут убивать через пятнадцать ми­нут, -- заметил Юренков. -- И в любом случае обиль­ные жертвы. Предлагаю все-таки ав­тобус пере­править в аэропорт, а там будем разбираться. Что-нибудь придумаем за это время.
   -- Штурмовать по дороге в аэропорт, -- жест­ко сказал Фомченко. -- Про­делывали мы такой номер в Карачаево-Черкесии. Вот смотрите. -- Он достал блокнот и ручку. -- На обочине при­парковывается бортовая машина, покры­тая бре­зентом. В ней располагается штурмовая группа. Автобус идет в сере­дине колонны. Машина, ко­торая едет перед авто­бусом, проезжает мимо гру­зовика с бойцами и резко тормозит. Автобус втыкается ей взад. Бандиты на несколько секунд в шоке. Это благоприятное время для начала штурма. Кроме того, слева подъезжает еще одна машина с бойцами, и начинается од­новремен­ный штурм с трех сторон. При этом варианте в прошлый раз мы обошлись вообще без жертв. Ну как?
   -- Заманчиво. -- Юренков задумчиво почесал подбородок. -- Но других идей у нас пока нет, а время тикает. Будем выходить на Москву?
   Юренков по спецсвязи быстро дозвонился до Лу­бянки и передал трубку Фомченко. Тот доложил обстановку.
   -- Ваше предложение принято. Действуй­те, -- проговорил голос в трубке после не­боль­шой паузы. -- Только смотри, Фомченко. Дело контролирует лично директор ФСБ. Чтоб было все четко.
   -- Постараемся, товарищ генерал.
   - Москва дала "добро". -- Фомченко вернул трубку Юренкову. -- Начали?
   Тот молча кивнул и связался с террористами.
   -- Вы до чего-нибудь договорились? -- раз­дался насмешливый голос.
   -- Мы согласны на ваши условия. Через пять минут начинаем движение к аэропорту.
   -- Я не сомневался в вашей разумности. Рас­чищайте дорогу. Только... У меня есть еще одно маленькое условие: перед автобусом не должно быть ни одной машины. Он должен ехать пер­вым в колонне. Как поняли?
   Повисла напряженная, тягучая пауза.
   -- Он как будто присутствовал при нашем разговоре, -- наконец выдохнул Юренков, зажав рукой микрофон. -- Повторяющиеся случайно­сти...
   -- ...образуют закономерность, -- добавил Фомченко. -- Но времени у нас нет. Надо что-то срочно предпринимать, срочно предприни­мать...
   Из-за облаков выглянуло солнце, предвещая хорошую погоду, но на душе у Фомченко было сумрачно. "Лично директор ФСБ... тьфу ты!"
  
   Из израильских средств массовой информа­ции:
   "ВЗЯТЫ ЗАЛОЖНИКИ
   Вчера вечером в нашу редакцию позвонил аноним и сообщил, что в районе Хайфы араб­скими экстремистами взяты в заложники сем­надцать наших со­граждан. Мы не особо верим подобным сообщениям -- такие звонки разда­ют­ся по нескольку раз на дню. Но не­известный сказал, что сверток, оставлен­ный на окне в вестибюле, вовсе не бомба, а мате­риалы по данному делу.
   Когда вниз спустился один из наших сотруд­ников, свертком уже занима­лась служба без­опасности, но после проверки он был передан нам. Там оказа­лась видеокассета с запи­сью, где заложники передавали привет своим род­ным и друзьям, а также просили государ­ственные орга­ны как можно быстрее освободить их.
   Ответственность за террористическую акцию взяла на себя ливанская группировка экс­тремис­тов под названием "Пламя". Мы ранее о такой и не слышали. Террористы выста­вили весьма ори­гинальные требования. Дело в том, что в России совершена аналогичная акция, и ливанские тер­рористы требуют, чтобы русских бандитов бес­препятственно отпус­тили в Израиль и перепра­вили в Ливан. В противном случае наши залож­ники будут убиты. Наш корреспондент передал видеоматериалы на телевидение. Вероятней все­го, они будут показаны в ближайшей сводке но­востей".
  
   Выдержка из телевизионной сводки ново­стей:
   "В то время как наши доблестные политики тужатся, пытаясь наладить нормальные от­ноше­ния с арабским миром, бандиты занимаются сво­им чер­ным делом. Они договарива­ются между собой быстро и без всяких диплома­тических тонкостей. По крайней мере, рус­ские и ливан­ские террористы су­мели снюхаться и теперь проводят совместную акцию. Нам удалось связаться с российскими коллегами. В районе Краснодара захвачен автобус с заложни­ками. Русские банди­ты требуют выкуп в пять миллионов долларов и самолет до Израиля, а ливанцы в свою очередь грозятся убить наших захваченных ими граждан, если эти требования не будут выполнены. Спец­службы обеих стран в первый раз сталкиваются с подобной ситуацией.
   Кстати, среди заложников находится депутат Кнессета Дора Койфман. Вот выдержки из ее вы­ступления, записанного на видеокассету:
   -- С нами обращаются пока хорошо, обеспе­чивают питанием и содержат в относи­тельно нормальных условиях. Захватили нас... (запись купирована)... во время пикника и доставили сюда с завязанными глазами. Мы не знаем, по какому поводу нас захватили, но похоже... (за­пись купирована)... и так далее.
   Я обращаюсь к нашему правительству, колле­гам по Кнессету и всем граж­данам. Среди залож­ников находятся двое детей, две девочки пяти и семи лет. Неужели вы допустите, чтобы они были убиты? Выполните требования этих него­дяев, если они связаны только с финансовыми потерями, а не с люд­скими.
   Мы связались с лидером правоцентристов, и вот что он сказал:
   -- Пускай русские решают свои проблемы сами -- у нас предостаточно и своих, чтобы не участвовать в российских мафиозных разборках. Надо про­пустить этих бандитов и умыть руки. Этим мы сохраним жизни наших граж­дан. А Россия пускай сама договарива­ется с Ливаном о выдаче террористов.
   Некоторые политические фокусники уже за­пустили в прессу предложения о перегово­рах с Ливаном, пытаясь заработать предвыборные оч­ки. Но я не советую к ним прислуши­ваться. Пус­кай русские сами договариваются с ара­бами...
   Таково мнение правых центристов. К делу подключился МОССАД, и дос­товерные ис­точ­ники сообщают, что будет создана правительст­венная комис­сия для решения возник­шей про­блемы".
  
   "ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕРРОРИЗМ
   Надо спросить у нашего премьер-министра, почему к нашему государству как магни­том при­тягиваются бандиты всех стран и народов. Но он вряд ли сможет вразумительно ответить на этот вопрос, как и не сможет ответить, по­чему изра­ильские суды очень часто выносят оправдатель­ные приговоры рус­ским мафиози. А ответ прост: у нас слишком слад­кое правосудие, вот и лезут сюда всякие мерзавцы, как мухи на мед. А этих русских уго­ловников нужно просто депортиро­вать в Россию и не обременять наши судебные органы вся­кими ненужными разбирательствами. И в свете последних событии по за­хвату за­лож­ников в Хайфе нужно избрать другую такти­ку, нежели предла­гают левоцентристы. Мы со­чувствуем их неодолимому стремлению к комму­низму, которому они научились у России. Но логичнее затеять переговоры напрямую с ливан­цами и выторговать у них наших лю­дей. А рус­ским терро­ристам нечего делать в Израиле. Мы понимаем, что там отстреливают залож­ников, но мало ли мест в мире, где кого-то отстреливают. Мы не Соединен­ные Штаты, чтобы соваться во все дыры.
   Тем более нам стало известно из секретных источников, что спецслужбы Израиля и Ливана ведут подспудные переговоры об освобождении каких-то лиц арабского происхо­ждения, сидя­щих в израильских тюрьмах. Но это еще не все.
   По непроверенным данным, террористическая группа "Пламя" была соз­дана с подачи спец­служб Ливана для неясных, но явно провокаци­онных це­лей. Это что? Государствен­ный терро­ризм?"
  
   -- Как поняли? -- повторила трубка. Юренков отдал микрофон и, сделав секунд­ную паузу, ответил:
   -- Поняли все правильно -- начинаем маневр. -- В его голосе чувствова­лась уверен­ность, и Фомченко осознал, что полковник при­думал нечто ори­гинальное. Он произвел на него впечатление серьез­ного офицера. -- Мы не­много изменим схему штурма: вместо пе­реднего автомобиля будет дру­гой, спрятанный за грузовиком. Когда автобус поравняется с грузовиком, он вы­едет на дорогу и перекроет проезд.
   -- Умно, -- оценил идею Фомченко. Юренков отдал несколько распоряже­ний по рации, и все вокруг зашевелилось: машины оцепления разъехались, давая проезд автобусу, нако­нец, кто-то догадался выключить прожек­торную установку, и она тоже отползла в сторо­ну, со всех концов начали стягиваться бойцы ОМОНа. Фомченко вылез из машины и подо­звал своих людей. К ним подошел начальник ОМОНа и Шарко, они пару минут о чем-то сове­щались. Потом омоновец отошел, через некоторое время с десяток бойцов запрыгнули в кры­тый грузовик, и тот уехал. За ним последовали два автомобиля с людьми Фомченко и Шарко.
   Автобус взревел мотором и начал медленно выползать на шоссе. Из его окон торчали дула автоматов. Следом потянулся остальной транс­порт.
   Несмотря на то, что было довольно-таки теп­ло, Юренков поежился, сделал несколько гим­настических упражнений руками и забрался в машину.
   -- Поехали, -- отдал он распоряжение шо­феру. -- Колонну будет замы­кать гаишная ма­шина, а ты перед ней.
   Местом для штурма была выбрана небольшая площадка для парковки в пяти километ­рах от Краснодара. Здесь было несколько ларьков со всякой сн­едью и небольшое кафе. Остановив­шийся грузовик не должен был вызвать никаких подозрений у террористов. Все шло пока по плану.
   Храмов отодвинул занавеску и начал внима­тельно наблюдать в бинокль за происходя­щим. Вглядевшись в группу людей, собравшихся меж­ду маши­нами, он усмехнулся: "Петр Фомченко собственной персоной. Что-то замыш­ляет. Ну здесь не так уж много вариантов -- как-нибудь разберемся. Сейчас в "конторе" большой ав­рал -- все бегают как сума­сшедшие. Сработал ли Саид? Если не сработал, то придется сдавать­ся -- иначе верная смерть. Непо­нятно. А если он все сделал, как договаривались, то дело навер­няка контро­лируется правительством России. А они вряд ли решатся на штурм. Ага, омо­новцы по­лезли в грузовик и уезжают. Готовить засаду? Неужели все-таки штурм?!"
   Его мысли прервал голос Маши. Девушка привстала и выглядывала в окно из-за плеча Храмова.
   -- Вон тот дядька, второй слева, очень напо­минает моего папу. Впрочем, здесь его не можем быть. Он в Москве. Но очень похож.
   -- А у тебя папа кем работает? -- небрежно спросил Храмов.
   -- Он работает в ФСБ. Борется с террориста­ми, такими, как мы... то есть такими, как вы.
   Храмова насмешила оговорка девушки, но он подавил улыбку.
   -- А как твоя фамилия, если не секрет?
   -- Не секрет. Моя фамилия Фомченко, Маша Фомченко. А что? -- Де­вушка восприняла этот разговор как процедуру окончательного знаком­ства и замолчала, ожидая, что ее сосед назовет свое имя.
   -- Да так... Ничего. -- Храмов посмотрел на Машу и понял, что ее не­сколько огорчил его от­вет.
   "Молодая еще. А вообще интересный кон­церт получается. Дочь Фомченко здесь, а он со­бирается штурмовать автобус... Это может сра­ботать козырным тузом в критической си­туации. Но пока нет необходимости. Пускай девочка будет в неведении".
   Гнат завел мотор и начал выруливать на шос­се. Храмов открыл окно и вы­сунул туда дуло автомата. То же самое сделал Сивый.
   -- Поехали в Израиль, -- раздался чей-то ра­достный голос из глубины са­лона.
   -- Рано радуешься, -- охладил его пыл мужик в кепке. -- На нас еще могут напасть по дороге, и плакала тогда наша поездка.
   - Или в аэропорту, - добавила Липа. - Чтоб их!
   Пассажиры оживились. Они устали от неоп­ределенности, а любое движе­ние, особенно ос­мысленное, бодрило, поднимало настроение.
   -- Мы едем, едем, едем в далекие края, -- не­ожиданно пропела дамочка тонким голо­сом и начала тормошить своего полусонного сына. -- Ну давай продолжай! Как дальше?
   -- Обезьяну, попугая -- вот компания ка­кая! -- пролепетал малыш.
   Внезапно захохотал Кеша. Он пытайся опре­делить, кто из присутствующих похож на обезь­яну, а кто на попугая. С попугаем у него ассоци­ировался Ан­тимоний, и это Кешу сильно весе­лило. Он косился на своего соседа и безу­держно смеялся. Тот посмотрел на него взглядом психи­атра.
   Автобус не торопясь двинулся по шоссе, со­провождаемый вереницей ма­шин. Храмов отки­нулся на сиденье, положил автомат на колени и закрыл глаза.
   "Только бы сработал Саид..."
  
   Они познакомились в общежитии Губкинского института. В то время во имя неруши­мой интернациональной дружбы специально селили наших с иностранцами в одной ком­нате. Саид был щуплый, смуглый и носатый. Он едва-едва говорил по-русски. Храмов научил ливанца ру­гаться матом, и тот демонстрировал свое знание русского языка в сту­денческих компаниях, что вызывало бурное веселье. Саид воспринимал это как поощрение и радовался вместе со всеми. Это продолжалось до тех пор, пока недовольный лектором ливанец не послал его на три буквы. Скандал замяли, но Саида вызвали в партком инсти­тута и пытались выяснить, кто его научил таким гадостям. Саид объяснил, что слышал эти слова на улице. На этом инцидент был исчер­пан.
   Так и прожили они все время учебы в одной комнате. Храмов защищал щуплого ли­ванца от всяческих нападок, а тот водил его в ресторан и в любое время ссужал деньгами. У Саида были богатые родители.
   Прощались они как родные. Даже всплакну­ли. Саид уехал на родину, но связи они не теря­ли, писали друг другу.
   Храмову после получения диплома предло­жили работать в КГБ, и он был страшно удивлен и обрадован, когда через несколько лет вновь встретился с Саидом. Тот работал в аналогичной спецслужбе Ливана и приехал в Москву вместе с делегацией. Саид рассказы­вал, как он живет, про свою жену и детей, про свой автомобиль и компьютер, которым он недавно обзавелся.
   -- Интернет -- это классная вещь. Купишь компьютер -- подключайся к сети. Будем об­щаться. Запиши на всякий случай мой сетевой адрес. Давай за­писную книжку -- я сам запишу. Храмов так и не обзавелся компьютером, но про сетевой адрес Саида в нужный момент вспом­нил. Это когда он замыслил ДВОЙНОЙ ЗАХВАТ. Получив деньги у Дави, они с Тезкой верну­лись в Краснодар, где Храмов зарегистрировал фирму под названием "Протазан" на имя Голов­ко. Он снял небольшой офис, купил компьютер и связался с Саи­дом. Тот моментально ответил. Храмов подробно изложил свой план и пообе­щал ему по­ловину суммы, если операция удаст­ся. Саид ответил, что денег ему не нужно, но план Храмова может совпадать с государствен­ными интере­сами Ливана, и чтобы тот готовился и ждал. Тезка привлек к делу двух своих бывших сослуживцев, купил пассажирский авто­бус, ору­жие и необходимое снаряжение.
   Вскоре Саид дал "добро" на свое участие, и в течение целой недели они обсуждали де­тали операции...
  
   Храмов перебрался на сиденье рядом с води­телем и начал внимательно смотреть на до­рогу. До города, судя по дорожным указателям, оста­валось около десяти километров. Ав­тобус мино­вал посадки тутовника, и Храмов увидел вдалеке небольшую заасфальтирован­ную площадку с не­сколькими ларьками. Не доехав до нее несколь­ко метров, на обочине притулилась бор­товая ма­шина. Ее кузов был накрыт брезентом. Храмов взглянул в зеркало заднего вида. Слева их под­жимал цельнометаллический "УАЗ".
   "А Фомченко хороший ученик. Реализует мой карачаевский план как по нотам. Только нет впереди машины -- я перестраховался. Значит, придумали какой-нибудь заменитель".
   -- Гнат, вон та машина -- засада. Оттуда нас будут штурмовать. -- Хра­мов прищурил глаза и стал похож на хищника, готовящегося к прыж­ку. -- Вот что сделай... По моей ко­манде резко затормози и встань поперек дороги. -- Он повер­нулся к Тезке. -- Сними этот "УАЗ" гранатой. Только сделай уп­реждающий взрыв. Чтоб пере­вернулись -- им и этого хватит, а лишние трупы нам ни к чему. Давай!
   Тезка переместился в заднюю часть салона и открыл окно.
   -- Гнат, поддай газу, -- крикнул он, и, когда автобус немного оторвался от "УАЗа", на шоссе полетела граната.
   "Пять, шесть, семь", -- просчитал про себя Тезка. Раздался взрыв. "УАЗ" подпрыгнул, выле­тел на обочину, перевернулся несколько раз и застыл вверх колесами. Из него начали выби­раться ошеломленные спецназовцы Шарко.
   -- Четко! Дави их как клопов, -- заорал мужик в кепке.
   В салоне произошло всеобщее оживление.
   -- Давай, Гнат!
   Автобус резко затормозил, пошел юзом и встал поперек шоссе, полностью перекрыв дви­жение. До припаркованного грузовика с засев­шими там омо­новцами оставалось не­сколько де­сятков метров. Противоборствующие сто­роны застыли в клинче. Никто не знал, что дальше предпринять.
   Все произошло настолько быстро, что Фомченко сначала не понял, почему останови­лась их машина. Он тупо взирал на перевернутый "УАЗ" и на раз­вернувшийся поперек шоссе автобус. Из состояния ступора его выпел голос Юренкова:
   -- Переиграл он нас.
   -- Что ты предлагаешь? -- спросил очнув­шийся Фомченко.
   -- Идти на штурм, исходя из того, что есть. Так сказать в лобовую атаку...
   -- Но это же куча трупов! -- перебил его Фом­ченко и вспомнил, что в ав­тобусе может нахо­диться его дочь.
   -- Москва отдала приказ штурмовать. Нас не поймут, -- отрубил Юренков. Он был по­лон ре­шимости и уверен в правильности своих дей­ствий.
   -- Я против, -- возразил Фомченко. -- Давай доедем до аэропорта, а там разберемся. Очистим им дорогу...
   -- Я, кажется, предлагал этот вариант с самого начала, -- ехидно заметил Юренков. -- А те­перь поезд ушел. Так что... -- Он взял в руки ра­цию. Фом­ченко молчал. Крыть ему было нечем.
   Внезапно зазвонил телефон спецсвязи. Юренков взял трубку.
   -- Это директор ФСБ, -- раздался голос. -- Кто у телефона?
   -- Полковник Юренков, товарищ генерал ар­мии.
   -- Немедленно отменить штурм. Немедленно! Вы хорошо меня слышите, товарищ пол­ков­ник? -- В голосе говорившего появились давя­щие зловещие нотки.
   -- Так точно, товарищ генерал армии. Отме­нить штурм.
   -- Переправьте автобус в аэропорт и ничего не предпринимайте до даль­нейших указа­ний, -- продолжала вещать трубка. -- В случае любых измене­ний в оперативной обста­новке -- докла­дывать немедленно.
   -- Есть, товарищ генерал. -- Ошеломленный Юренков выключил телефон.
   -- Они отменили штурм, -- проговорил он тусклым голосом. -- Про­изошло что-то экс­тра­ординарное. Тон у директора был... Не приведи господь! Мороз по коже продирает.
   Фомченко был озадачен не меньше своего коллеги подобным поворотом событий. Он мол­ча кивнул, сам не понимая, по какому поводу.
   -- Надо дать команду, чтоб подготовили аэропорт, -- устало сказал Юренков. -- По­гово­ри сам с этим... террористом. Уши б мои его не слышали. Негодяй оказался с фанта­зией или... знанием.
   Через несколько минут грузовик с омоновца­ми был отогнан за ларьки. Ав­тобус с за­ложника­ми развернулся и двинулся по направлению к городу. Юренков вышел из машины и осмотрелся. Возле ларьков несколько бродячих кобелей тщетно заигрывали с равнодуш­ной сукой.
   "Им проще", -- подумал Юренков и усмех­нулся.
  
   До аэропорта они добрались, когда солнце близилось к зениту. На террито­рию въеха­ли через задние ворота. Кругом мелька­ли люди оцепления, воору­женные автоматами. Гнат остановился, высунулся из кабины и во­проси­тельно посмотрел на Храмова.
   -- Не волнуйся, сейчас все согласуем, -- ус­покоил его тот и позвонил по сотовому те­лефону Юренкову.
   -- Привет из Тель-Авива. Как там твои? От­делались легкими ушибами? Зато приобрели боевой опыт. Где самолет?
   -- Заправляют. Придется подождать. -- В го­лосе полковника не было зло­сти, а лишь обре­ченность.
   -- А насчет денег в Москве распорядились? Вы их поторопите, а то буду торопить я -- начну убивать заложников. А ведь дело не только в этих за­ложниках, так ведь, полковник? Или ты еще не в курсе? Грозит большой ме­ждународный скандал. Так что ты не проявляй дурной инициа­тивы -- разжа­луют в стукачи. -- Храмов выгля­нул в окно. По взлетной по­лосе ползла поли­вальная машина. Она оставляла за собой темный след и напоминала озабо­ченного жука. Возле за­бора невдалеке от автобуса валялось несколько облуп­ленных цистерн вперемешку с покорежен­ными трубами. Там происходило неясное шеве­ление: мелькали чьи-то головы, из-за железного ящика показа­лось дуло крупнокалиберного пу­лемета... -- Только без фокусов, Юренков, иначе мы здесь наделаем такого шороху... -- Храмов посмотрел на силуэты огромных резе­рвуаров для самолетного топлива. -- Ты меня хо­рошо понял?
   -- Я уже не командую парадом, -- раздался голос полковника. -- Связь с Москвой че­рез полчаса. Подожди полчаса.
   "А почему через полчаса? -- подумал Хра­мов. -- Связаться можно через пять секунд. На­верное, что-то решают. Интересно, где они раз­добудут такую сумму. В Центральном банке? То есть я граблю государственную казну..."
   -- Паек будут выдавать? -- раздался голос Липы. -- Или запасы кончи­лись? Тогда надо по­требовать у властей гуманитарную помощь. Пус­кай хоть кормят, если не могут ос­вободить.
   -- Наверное, жратва в машине осталась, а ма­шина тю-тю. Теперь бесхоз­ная. Куда ж ее теперь денут... Отдали бы мне в качестве морального ущерба, когда я вернусь, -- сказал мужик в кепке.
   -- Да ее разденут сегодня же, -- предположил один из лейтенантов.
   -- Или возьмут как вещественное доказатель­ство, а потом разграбят в ми­лиции. -- до­полнил его Кеша. -- Там шакалы еще те...
   -- Так вы будете нас кормить? -- не отступала Липа.
   -- Будем, будем, -- пробурчал Тезка, достал сумку и начал выкладывать оттуда остатки кон­сервов и колбасы. -- Эй, кто там старший со списком! Разбирайтесь сами.
   Но Анатолия, мучившегося от организацион­ного зуда, лишний раз подсте­гивать было не нужно. Он уже двигался по проходу с мятым листком бумаги в руке.
   -Как при коммунизме, -- сказал Храмов Тезке, наблюдая внутреннюю жизнь автобуса. -- Инте­ресно, как бы они себя повели, если бы все день­ги распределить между ними? Эксперимент лю­бопытный, но бессмысленный -- все равно деньги отнимут. Сколько же дать времени на до­ставку денег? Часа три? Пожалуй. Быстрее шеве­литься будут.
   И подумал при этом: " Да... А чем я, собственно, отлича­юсь от этих ребят при кор­мушке, которые вору­ют и уводят деньги на Запад? По сути дела, ни­чем. Приобщился. Действуем только разными методами: они тихо грабят казну и отмывают деньги через раз­ные фальшивые контракты, а я громко и на­личными. И не защищен, как они, всякими им­мунитетами, законами, придуманными так, чтобы их ловчее было нарушать. А ведь все их знают, по телевизору смотрят на эти откормлен­ные рожи. А что толку! Одни догадки, а доказа­тельств никаких. Доказательств никаких..."
  
   Человек небольшого роста в сером двуборт­ном костюме подошел к окну и, отодвинув што­ру, начал рассеянным взглядом обозревать от­крывшуюся пред ним Лубянскую пло­щадь: зда­ние Политехнического музея, потоки машин, рекламные плакаты, непрерывно снующих пе­шеходов. Он перевел взгляд в центр площади и нахмурился. "Пора вернуть памятник на место, а то лежит он бесхозный возле Крымского моста, и к нему ходят оп­равляться всякие бомжи".
   Мужчина покривился, вспомнив про инци­дент с заложниками. "Вот еще геморрой. А ведь ловко придумали! Эдакая интернациональная смычка. Бан­диты всех стран, соединяй­тесь. Из-за какого-нибудь корреспоидентишки, по собст­венной дури попавшего в залож­ники, Штаты гонят эс­кадру из одного угла моря в другой, имитируют военную угрозу. Американцы -- большие мас­таки на подобные шоу. И наши подтягиваются. Как же! Пре­стиж государ­ства. А реально... Да евреи, не моргнув глазом, пошли бы на штурм невзирая на жертвы. Потому что в этом случае главенствует борьба с терроризмом, и трупы не счи­тают. А потом начнутся узкопартийные заявления: посмотреть с этой стороны, посмотреть с той стороны... И все постепенно затухнет. Да только не дадут им. А может быть, все эти ливанские видеозаписи -- блеф? Хотя... Выступление этой депутатши... Впрочем, это можно тоже смонтиро­вать. Какая-то новая экстремистская организация "Пламя"... Что-то больше­вистское: из искры возгорится пламя. Наши арабисты не знают про такую. Кто-то здесь здорово шельмует! Может быть, Ибрагим что-нибудь прояснит? - Мужчина посмот­рел на часы. -- Должен быть че­рез семь минут -- он не опаздывает".
   Зазвонил один из множества телефонов, сто­ящих на столе.
   -- Пропустить, -- сказал мужчина в трубку.
   Спустя несколько минут в обширный, богато обставленный кабинет вошел элегантно одетый господин. Он имел гордую осанку, а раскосые глаза выда­вали наличие восточных предков. Они коротко кивнули друг другу. Хозяин кабинета подошел к столу и нажал ка­кую-то кнопку.
   -- Два чая и крекеры. Что ты скажешь про это "Пламя"? -- без всяких прелюдий задал он во­прос гостю и, заметив его настороженный взгляд, с ус­мешкой добавил: -- Не бойся, здесь не слу­шают.
   -- Представители спецслужб Ливана органи­зовали подставу, -- не заду­мываясь, отве­тил тот, сел на диван и закинул ногу на ногу. Он чувство­вал себя достаточно свободно. Подчиненные так себя не ведут. -- Это проверен­ная информация.
   -- Понятно. А реальные заложники сущест­вуют?
   В кабинет вошел молодой подтянутый офи­цер. Он поставил сервирован­ный поднос на низ­кий столик, пододвинул его к дивану и удалился, как тень.
   -- Существуют. Я имел контакт с одним из своих источников, внедренных в их аппарат. За­ложников бы взяли в любом случае, чтоб выме­нять их на ка­ких-то своих деятелей, то­мящихся в израильских тюрьмах.
   Ибрагим отхлебнул чаю и зажмурился от удовольствия.
   -- А зачем им наши бандиты?
   -- Трудно сказать. Кто-то в Ливане сильно блюдет их интересы. Мы пыта­лись догово­рить­ся, чтобы исключить Россию из ближневосточ­ной свары, предлагали и то и се... Ни в какую!
   -- Ты хочешь сказать, что их спецслужбы лоббируют интересы наших бандитов!? Лю­бопыт­ный кроссворд. Ну не деньги же они делят -- здесь на­верняка присутствуют какие-то государ­ственные интересы.
   -- Я сказал все, что сказал, -- отрезал Ибра­гим. -- Надо еще покопаться в этом деле -- может быть, что-нибудь прояснится.
   -- Плохо. Все плохо. Со своими мы бы здесь быстренько разобрались, а тут... Дело ушло в по­литическую плоскость. Его контролирует Президент лично. Похоже, придет­ся их выпускать. Но не сразу. Потянем с деньгами. Пускай убьют еще пару заложников, чтобы посильнее обозлить обществен­ность. Может быть, на этом фоне что-нибудь вы­танцуется.
   -- Вас могут упрекнуть в бездействии. Подни­мется большой шум.
   -- Пошумят и перестанут. -- Хозяин кабинета присел на диван и взял чашку с чаем. -- Ко всему привыкают: к похищению людей, к перманентно идущим войнам, к взрывам жилых домов... И к этому привыкнут. К тому, что при борьбе с терроризмом гибнут за­ложники. Прессу больше интересует грязное белье высоких политиков, не­жели гибель не­скольких человек. Если все правильно выставить. Ладно, Ибрагим, мы потянем время -- пускай по­сидят в самолете, а ты продолжай зондаж. Может быть, мы что-нибудь и вы­удим в этой мутной водичке
   -- А если они захотят улететь без денег? -- ус­мехнулся Ибрагим.
   -- Так не бывает. -- Хозяин кабинета встал, показывая, что разговор окон­чен. Ибрагим бы­стро допил чай и пружинистым шагом покинул кабинет.
  
   Когда Юренков зашел в аэровокзал, чтобы подкрепиться в буфете, к нему прицепилась на­зойливая корреспондентка с НТВ. Сзади нее ше­ствовал лох­матый оператор с телекаме­рой. Уж как она догадалась подойти именно к нему? Ве­роятно, с чьей-то подачи.
   -- Корреспондентов допустят на взлетную полосу?
   -- Обратитесь к начальнику аэропорта, -- от­махнулся Юренков.
   -- Но вы же руководите операцией по осво­бождению заложников!
   -- Какие заложники? Я ботаник по профес­сии. -- Юренков направился к буфету. Де­вица недоверчиво посмотрела ему вслед и тут же переключилась на мужчину в летной форме.
   В зале для пассажиров, несмотря на видимость покоя, чувствовалось на­пряжение. Не­понятно, как это случилось, но все знали по ка­кой причине от­кладываются рейсы, и зря не тер­зали администратора. Возле стеклянной стены с видом на взлетное поле собралась толпа народа. Тут и там мелькали телекамеры. Два омоновца вели закованного в наруч­ники человека. По залу прошел шелест: "Террорист", "Террориста пой­мали". Оказалось, что это был карманный вор, неудачно забравшийся в сумочку какой-то граж­данки.
   "Черт знает что! Сколько сил задействовано из-за какой-то кучки придур­ков", -- поду­мал Юренков, жуя холодный чебурек.
   Когда он вернулся на импровизированный наблюдательный пункт, органи­зованный в дис­петчерской, Фомченко разглядывал в бинокль самолет на взлетной полосе. К нему уже подогнали трап, и возле него находился пресло­вутый автобус.
   -- Ну что? Самолет заправлен, -- сообщил Фомченко, заметив вошедшего Юренкова. -- Будем сажать?
   -- Сначала нужно поймать, -- криво усмех­нулся полковник и взял в руку телефон. -- По­жалуй, начнем.
   Через некоторое время из автобуса вышел Тезка. Его сопровождали не­сколько пасса­жиров. Они действовали как телохранители и, окружив Тезку со всех сторон, поднялись по трапу и самолет. Все последующие террористы пе­ремещались таким же образом: их окру­жала группа пас­сажиров и, прикрывая своими телами, препро­вождала в лайнер. Создава­лось впечатление, что они прикрывают бандитов от выстрелов засевших повсюду снайпе­ров, и, причем, делают это добровольно.
   -- Действуют как единая команда, -- удивленно проговорил Фомченко, наблюдая в би­нокль за развитием событий. Внезапно он вздрогнул и по­бледнел: последним из авто­буса вышел Храмов в обнимку с... его дочерью. Они, не торопясь, начали взбираться по трапу. Их прикрывала своим массив­ным телом Липа, пятясь задом.
   -- Не может быть. -- Фомченко утер пот со лба и вновь уперся глазами в бинокль.
   -- Что-то не так? -- быстро спросил Юренков.
   -- Там моя дочь, -- осипшим от волнения го­лосом проговорил Фомченко. -- Я как чув­ствовал. Что же делать...
   -- Какая дочь? Чья дочь? -- не понял Юренков. -- Объясни толком.
   -- Моя единственная дочь Маша захвачена террористами. Эх, видеть бы его лицо! Я хочу переговорить с их главарем, -- внезапно принял решение Фомченко. -- Набери мне его.
   Юренков сразу понял, чего просит коллега.
   -- Лучше не надо. Это даст ему лишний повод для шантажа. -- В его взгляде сквозило сочувст­вие. -- Проскочит в толпе, а в Израиле ее отпус­тят вместе с остальными. Не гони лошадей.
   -- Я не уверен, что они доберутся до Израиля. Москва молчит насчет де­нег. Фомченко по­чувствовал, что его обуревают нетерпение и злоба к непо­воротливому начальству, к прави­тельству, к богу, к дьяволу... "Надо что-то де­лать". Мысли в его голове стучали как камушки в погремушке.
  
   Войдя в салон самолета, пассажиры быстро расселись в креслах, причем примерно так же, как и в автобусе. Храмов это заметил и улыбнул­ся, оценив юмор ситуации. Он быстро расставил своих людей: Тезка остался в салоне, Сивый перекрыл кабину пилотов, а Гнат сел возле за­драенной входной двери. Сам Храмов располо­жился на переднем сидении. К нему сразу же подсела Маша.
   -- Ну, сними маску, покажи свое личико. -- Де­вушка провела пальцем по щеке Хра­мова.
   -- Когда все кончится. -- Тот нежно отвел ее руку. Ему было приятно на­ходиться в обществе Маши, и он чувствовал, что это взаимно. Де­вушка сама обняла его, когда они взбирались по трапу, и это приятно удивило Храмова.
   В салоне появилась стюардесса, молодая де­вушка, крашенная под блон­динку, и начала раз­носить напитки.
   -- Не жизнь, а медовый месяц, -- прокоммен­тировал мужик в кепке, вли­вая в себя оче­редную порцию горилки.
   -- А у вас нет фанты? Мой ребенок любит фанту, -- манерно проговорила дамочка.
   -- Есть. Сейчас принесу, - улыбнулась стю­ардесса.
   -- А что ты будешь делать с пятью миллиона­ми? -- спросила Маша.
   -- Пока не решил, -- буркнул Храмов. Он действительно не представлял, куда он денет такую сумму. Он не привык к подобным деньгам.
   Тезка плюхнулся в кресло и задремал. Сопро­тивления со стороны залож­ников не пред­виделось, скорее наоборот. Все жаждали поскорее взлететь. Ожидание утомило людей. Храмов закрыл глаза и незаметно уснул. Его раз­будила Маша, потянув за нос.
   -- Эй, просыпайся. Посмотри на время. Пора убивать очередного залож­ника. -- Она начала тормошить его плечо.
   Храмов открыл глаза и увидел улыбающееся лицо девушки.
   -- Сколько времени?
   -- Осталось пятнадцать минут. -- Она ткнула ему под нос свои часики.
   "Что они тянут, -- мрачно подумал он. -- Второй раз фокус с убийством залож­ника может не пройти. А может, они только того и ждут, поэтому и тя­нут, провоцируют..."
   Он связался с Юренковым, но тот не сказал ему ничего вразумительного, ссылался на Мос­кву. Храмов выглянул в иллюминатор.
   "Скоро стемнеет. Надо что-то предприни­мать. И тоже потянуть время -- самолету тя­жело будет взлетать ночью. А может, и не тяжело. Надо что-то делать или наоборот - ни­чего не делать. Игра сыграна".
   -- Даю вам время до утра. -- Храмов выклю­чил телефон. Потом немного подумал, взял "дип­ломат" с компьютером и, выйдя из салона, рас­положился рядом с Сивым. Подключив компью­тер к сотовому телефону, он вышел в Ин­тернет.
   "Интересно, взяли наши под контроль этот канал? А если и взяли, то все равно другого вы­хода нет".
   Через несколько минут в сеть ушло сообще­ние:
   "САИД, НАШИ ЧТО-ТО ЗАМЫШЛЯЮТ, ТЯ­НУТ ВРЕМЯ. ПОДНАЖМИ. ХРАМ".
   Ответ был следующим.
   "ВСЕ ПОНЯЛ. ПРИМУ МЕРЫ. ЖДИ. САИД".
   Храмов вернулся на свое место.
   "Теперь можно спать до утра. Я потерял кон­троль над ситуацией. Будь что будет".
   Он посмотрел на Машу. Она опять уткнулась в свой детектив, сидела, спрятав под кресло ноги и по­кусывая кончик пряди волос. Он закрыл глаза, но не спалось -- в голове крутились картины недавнего прошлого и воз­можного будущего, соз­давая ощущение неустой­чивого равно­весия. Чаши весов закачались. В го­лове Храмова возник зыбкий образ жен­щины по имени Фортуна. Женщина махала ему рукой и улыба­лась. Но улыбка не была обнадеживаю­щей.
  
   Солнце шпарило неутомимо, но в громадном кабинете, обставленном с восточной рос­кошью, жары не ощущалось, а скорее веяло прохладой от не­прерывно работающих конди­ционеров. А как еще может быть в здании пра­вительства страны, где даже в автобусах не ездят без искусственного охлаж­дения. Но грузный мужчина, утопающий в кресле, посто­янно снимал с го­ловы камилавку, чтобы отереть пот со лба. И вовсе не от духоты, а от нега­тивной информации, непрерывным грязевым потоком льющейся последние часы из всех источников.
   Его собеседник головного убора не имел, зато являлся обладателем знаме­нательного носа, пытавшегося постоянно заглянуть за нижнюю губу. В их разговоре возникла пауза, разбавленная лишь тиканьем напольных часов.
   Наконец носатый прервал затянувшееся молчание.
   - У меня создалось ощущение, что нас подвели к самому краю огромной ямы с дерьмом и уже собираются туда окунуть.
   - Согласен, но с одной поправкой, - отреагировал мужчина в камилавке. - Нас не соби­раются, а уже засунули в дерьмо по плечи, и мы скоро вообще за­хлебнемся безвозвратно.
   - И что ты предлагаешь? Захлебнуться!?
   - Что предлагаю, что предлагаю... Это в России правители могут озоровать в государст­венных масштабах, не взирая на мнение народа. Как там у них? "Народ безмолвствует"? А здесь не будут молчать, а, скорее всего, вынесут нас из этого кабинета вперед ногами и ак­центированным пинком отправят в мертвое политическое море. Прослушай, что говорит оппозиция.
   На стене засветился огромный телеэкран. Мужчина в камилавке пощелкал каналами и остановился на сводке новостей одной из телекомпаний, где мо­лодая дикторша агрессивно вещала в эфир.
  
   "...Буквально два часа назад ливанскими экс­тремистами из новоявленной организации "Пла­мя" был предъявлен ультиматум. Суть его заклю­чается в том, что если не будут вы­полнены усло­вия русских террористов, то начнут казнить заложников, граждан нашего го­сударства. Наш корреспондент взял несколько интервью у слу­чайных людей возле теле­студии. Все они в один го­лос заявляют, что нужно пропустить террорис­тов, что россий­скому прави­тельству придется выплатить деньги своим бандитам, чтобы спасти жизни всех заложников. Пускай русские потом сами разбираются с ливанцами, а мы им в этом поможем. Но это потом. Сначала надо спасти людей. Кроме того, к нам по системе Интер­нет был передан сайт, из которого видно, как наши граждане подвергались издевательст­вам со сто­роны людей в масках. Эти кадры будут проде­монстрированы в следующем блоке новостей..."
  
   - Все эти кадры ловко смонтированы - эксперты проверяли... Но кто пове­рит. - Муж­чина снял камилавку и в очередной раз отер пот. - Мы офици­ально обращались к россий­ским властям с просьбой пошевелиться, но они тянут, тянут до бесконечности...
   - Тут возможен только один способ - деньги. Но русские своим бандитам платить не хотят, бояться унизиться. А на собственный народ им всегда было напле­вать. Они думают, что все разрешиться как-то само собой, знаменитое рус­ское "авось". Для них может быть и да... А для нас? - Носатый как-то по-дет­ски шмыгнул носом.
   - А для нас - прямиком в Мертвое море. Я уже говорил. Вот что... Мы по­пали в эту по­литическую промежность по собственной недальновидности, а за ошибки надо платить. Да не смотри ты на меня так! Да, да! Мы будем вы­купать их людей, коль они сами не в со­стоянии. Это подвигнет русских на ак­тивность, иначе они станут посмешищем для всего мира. От Хоккайдо до Ямайки. Об этом нашем решении необходимо немедленно сооб­щить во все средства массовой информации. Беседер.
  
   Из сводки теленовостей.
   Наше правительство обратилось с просьбой к российским властям помочь в разрешении этого затянувшегося противостояния государственных и кри­минальных структур. Премьер при этом подчеркнул, что если у русских нет денег на выкуп собственных заложников, то государство Израиль готово пре­доставить эту сумму немед­ленно. Реакция российских вла­стей пока неиз­вестна. Более подробно об этом смотрите в сле­дующих выпусках. Мы вас бу­дем постоянно дер­жать в курсе последних событий".
  
   Не подслушанный разговор.
   -- Да мы же опозоримся на весь мир! Израиль размером с ноготь платит деньги за ве­ликую Россию, чтобы спасти жизни ее гражданам. Это­го нельзя допустить никак.
   -- Но ведь нам придется выпустить бандитов. И они будут жировать на деньги налого­плательщиков.
   -- У нас много кто жирует на деньги налогоп­лательщиков, и ничего. Я уже дал распо­ряжение Центральному банку, чтобы выделили требуе­мую сумму. Ваше дело переправить эти деньги в Краснодар и заглушить скандал. Терро­ристами займетесь потом.
   -- Как же ими заниматься, если они сбегут за границу?!
   -- Не знаю. Через Интерпол, киллеров подо­шлите, как Сталин Троцкому -- опыт у ва­шего ведомства богатейший. Действуйте без промед­ления и дер­жите меня в курсе дела. Как им ло­вить бандитов... На удочку ловите! В силки зама­нивайте!
  
   Деньги были тяжелыми. Их привезли в двух чемоданах по двадцать кило­граммов в ка­ждом, и Тезка втянул их в самолет через приоткрытую дверь.
   -- А может быть, они фальшивые? "Куклу" подкинули... -- предположил Сивый, глядя на аккуратно уложенные пачки долларов.
   -- Вряд ли. Наше государство, конечно, мух­люет, но, как любой шулер, не любит по­падать­ся. Представляешь, что может начаться. Госу­дарство-фаль­шивомонетчик. Россия изготав­ливает фальшивую американскую валюту якобы для выкупа заложников, а на са­мом деле, чтобы подорвать финансовую мощь Соединенных Штатов. Уж если нам напако­стят, то по-другому, -- воз­разил Храмов.
   -- Для этого нужно знать, кому пакостить, -- заметил Тезка. -- Они, по­хоже, нас до сих пор не установили. Улетим и ищи ветра в поле.
   -- Сплюнь через плечо, -- посоветовал Си­вый.
   Они сидели между передним и задним сало­нами на корточках. Мимо про­шмыгнула стюар­десса с подносом. Она покосилась на сидящих, чемодан с деньгами, и глаза ее алчно блеснули. Храмов закрыл чемодан и усмехнулся:
   -- Не стоит нервировать пассажиров, а то еще национализируют нашу соб­ственность.
   Самолет качнуло. Он тронулся с места и начал выруливать на взлетную по­лосу. В аэро­порту объявили посадку на задержанные рейсы.
  
   Время рейса пролетело незаметно. Самолет пробежался по посадочной по­лосе и ос­та­новился, заглушив двигатели. Храмов от­дернул занавеску и глянул в иллюминатор. Они находились недалеко от здания Израильского аэрово­кзала. К самолету подкатила вереница лимузинов. Из них начали выскакивать люди в форме, с корот­коствольными автоматами и располагаться в одном им известном порядке.
   Храмов усмехнулся: "Прямо-таки почетный караул. Не хватает только ковровой до­рожки и военного оркестра". Он поднял глаза и уперся взглядом в безоблачное пронзи­тельно-голубое небо. "Израиль. В кои бы веки я сюда попал". Потом покосился на Машу. Она безмятежно спала у него на плече и тихонько посапывала. Храмов слегка шевельнулся и ткнулся подбородком в девичью головку. -- Приехали.
   Он посмотрел на часы и, забравшись под мас­ку, машинально провел ладо­нью по щеке. "По­бриться бы не мешало... А плевать! Все равно не видно".
   Девушка открыла глаза и некоторое время молчала. Потом слегка при­встала, поправила за­дравшееся платье и уставилась на Храмова круг­лыми се­рыми глазами.
   -- Мы уже в Израиле? В Тель-Авиве?
   -- На реке Ориноко. Где гуляет Гиппопо. -- Он криво усмехнулся и по­чувствовал на­растаю­щее нервное напряжение, эдакую душевную зяб­кость.
   В проеме показалась фигура Сивого.
   -- Пилоты просят их выпустить.
   -- Пускай идут. И пусть передадут, чтоб сюда прислали кого-нибудь, с кем можно ре­шать во­просы. Тезка, подстрахуй.
   Массивный Тезка взвел автомат и скрылся вслед за Сивым. Клацнула от­пирающаяся дверь. Пахнуло жаром. Храмов встряхнулся и сделал несколько вращательных движений плечами.
   "Перспективы мутные. Надо связаться с Саидом. Он что-нибудь прояс­нит".
   Из-под сиденья появился "дипломат" с ком­пьютером. Как только крышка была от­крыта, за­пиликал зуммер вызова: "Это Саид!" Храмов включил пита­ние и вошел в сеанс связи. На мо­ниторе показался текст:
   "Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ УЖЕ ЗДЕСЬ. НЕ ПОДДА­ВАЙСЯ НИ НА КАКИЕ ПРОВОКАЦИИ - ВСЕ СОГЛАСОВАНО. ТЕБЯ ДОЛЖНЫ ДОВЕЗТИ ДО САНИТАРНОЙ ЗОНЫ. ТАМ ВАС ВСТРЕТЯТ МОИ ЛЮДИ И ПРОИЗВЕ­ДУТ ОБМЕН. ВАМ ПРИДЕТСЯ РАЗОРУ­ЖИТЬСЯ, НЕ ВЫХОДЯ ИЗ СА­МОЛЕТА. ЭТО ВХОДИТ В УСЛОВИЯ Д0ГОВОРА. ПОДТВЕРДИ ПОЛУ­ЧЕНИЕ. САИД".
   Вскоре в сеть ушел ответ:
   "СООБЩЕНИЕ ПОЛУЧИЛ. ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ. ХРАМ".
   Храмов облегченно вздохнул: "Вроде бы все складывается как надо, но Бог ею знает. Сдадим оружие, а потом нас затолкают как обезьян и клетку, и нач­нется очередная еврей­ско-арабская разборка. Но здесь я парадом не коман­дую. Здесь черт знает, кто им коман­дует! Ладно, на­чнем, а там как судьба распорядится".
   Показалась голова Сивого.
   -- По трапу поднимаются четыре человека. Что делать?
   -- Пусти одного -- здесь не Кнессет.
   -- А переводчик? -- поинтересовался Сивый.
   -- Какой еще переводчик! В этой стране каж­дый третий говорит по-русски.
   Храмов встал. Маша поджала ноги, чтобы он смог пройти. Храмов осту­пился и маши­нально оперся на плечо девушки. Она подняла глаза. Храмов неожиданно смутился и от­вел взгляд.
   -- Я ненадолго, -- буркнул он. Опять появился Сивый.
   -- Вместе с представителем просится какая-то корреспондентка.
   -- Корреспондентка... -- Храмов на секунду задумался. -- Корреспон­дентку впусти. Дадим эксклюзивное интервью.
   Вскоре появился крепкий мужчина в белой рубашке с подкатанными рука­вами и асим­мет­ричным лицом. Его сопровождала стильная дама с пышными волнистыми волосами и осиной та­лией. Она вышагивала подиумным шагом, де­монстрируя мускулистые длинные ноги и пупок, кокетливо подмигиваю­щий из-под короткого топика. Ее короткая юбка мы­шиного цвета боль­ше на­поминала набедренную повязку и, как маг­нитом, притягивала взгляды муж­ской состав­ляющей самолета.
   Они, как сквозь строй, миновали передний салон, где находились залож­ники, и проше­ство­вали в задний.
   -- Я представитель МОССАДа, -- важно за­явил израильтянин. Он говорил по-русски с лег­ким местечковым акцентом.
   -- А я представляю сам себя, -- сказал Хра­мов, мазнул взглядом по пре­лестям коррес­пон­дентки и усмехнулся: "А не соблазнить ли они меня хотят?" Потом предложил вошед­шим сесть и добавил: -- Излагайте. Я вас слушаю.
   -- Была б моя воля, я б тебе изложил. -- Глаза представителя МОССАДа впились в Храмова злыми колючками.
   -- А ты не боишься остаться здесь навечно? -- мгновенно отреагировал тот и демонст­ративно щелкнул затвором автомата. -- А потом я про­должу переговоры с кем-нибудь другим, более вежливым. В каком-нибудь Берди­чеве ты так бы не вякал. Ну что выставил буркалы -- говори, что надо, и вали отсюда.
   Пришедший выдавил на лице улыбку.
   -- Я пошутил. Узнаю извивы родного языка.
   -- Я тоже большой шутник. - Улыбка Храмо­ва была безгранична. -- Люблю пошутить. Иногда смертельно.
   -- Не будем ссориться, -- окончательно сба­вил тон моссадовец. -- Мы предлагаем сле­дую­щие условия обмена. -- Он покосился на коррес­пон­дентку. Та положила на голые ко­лени дикто­фон, но запись не включила. "Она такая же журналистка, как я зоолог. По-ви­димому, ее жестко проинструкти­ровали", -- прикинул Хра­мов.
   -- Для начала вы сложите оружие, и вас при­дется обыскать. В этом нет ни­чего страш­ного -- у нас так принято, -- начал излагать израильтя­нин. -- Да­лее...
   Разговор длился около получаса. Были обго­ворены все возможные детали и варианты пред­стоящей процедуры. Про ливанцев и Саида не прозвучало ни одного вопроса, а ска­зано лишь однажды и то вскользь.
   "Здесь он пока не контролирует ситуацию, -- хмуро подумай Храмов. -- А вот разору­жат меня, выведут отсюда и начнут допрашивать с при­страстием. Впрочем, я не много смогу им сооб­щить про ливанцев. О том, что учился вместе с Саидом? Я очень слабо себе представляю моти­вы его комбинаций. Что еще? Нельзя показы­вать свое лицо и тем более давать фотографиро­вать. Дойдет до российских спецслужб, переда­дут дело в Интерпол и будут гонять но всему свету, как волка..."
   -- Последнее условие, -- сказал Храмов. -- Мы должны все время нахо­диться в мас­ках.
   -- Это обговаривалось, -- последовал от­вет. -- Еще что?
   "А молодец Саид! -- подумал Храмов. -- В сообразительности ему не от­кажешь".
   -- Чем вы гарантируете нашу безопасность?
   -- За вас прогарантировали, -- поморщился моссадовец. -- Эти... Ну ладно, я пошел, а с вами пока побудет Рахель. Надеюсь, что вы ей не при­чи­ните зла.
   -- Только с ее согласия, -- парировал Храмов.
   Когда моссадовец ушел, журналистка вклю­чила диктофон и, заученно улыбаясь, задала первый вопрос.
   -- Вы затеяли эту акцию ради денег? -- Голос у нее был низкий и глубо­кий, он шел откуда-то из области живота, а в глазах прята­лась многовековая печаль много пережив­шего на­рода.
   -- Деньги лишь инструмент, -- пояснил Хра­мов. -- Мне нужно было уе­хать из России. У ме­ня появились неразрешимые разногласия с госу­дарст­венной властью.
   -- Вы хотите сказать, что уехали по полити­ческим мотивам?
   -- Скорее по моральным. И еще для обеспе­чения личной безопасности.
   -- А при чем здесь мораль?
   -- Я возместил моральный ущерб. Добро­вольно или по суду мне вряд ли бы отдали, что полагается. Пришлось действовать таким спо­собом.
   -- Жестокий способ. Ведь вы убивали залож­ников.
   -- Все заложники живы. Это была имита­ция. -- Храмов вышел в передний салон и че­рез минуту вернулся с заспанным Мишей. -- Разве этот молодой человек похож на труп?
   -- Мертвее некуда, -- буркнул Миша. -- И еще изгадили костюм этой вонючей крас­кой -- до сих пор воняет.
   Храмов махнул рукой, и лжепокойник вы­шел. Журналистка оценила юмор и от души рас­смеялась.
   -- Это будет веселый репортаж, несмотря на мрачную тему. Хорошо. А вы можете под­робней пояснить насчет морального ущерба?
   -- Без комментариев.
   -- Ваше право. А как обстоит дело просто с моралью? Вы изъяли из госу­дарственной казны приличную сумму денег. Это деньги налогопла­тельщиков. По сути дела, вы огра­били простых граждан? Так?
   -- Согласен. Но я готов вернуть эти деньги. Но только не один, а в компа­нии.
   -- В какой компании? -- не поняла журна­листка. -- Уточните.
   -- В компании с некоей группой власть иму­щих. -- Храмов назвал фами­лии несколь­ких рос­сийских высокопоставленных должностных лиц и чинов­ников. -- Они украли из казны во много раз больше, чем я. Пускай они вер­нут деньги на­роду, а я тотчас же после­дую их примеру. Я даже готов с ними посидеть в одной тюремной каме­ре, так сказать, за компанию. -- Храмов ус­мех­нулся.
   -- У вас есть доказательства, касающиеся... этих людей?
   -- Есть. Они находятся в сейфе одного из ев­ропейских банков. - Храмов вспомнил про Назаряна. Листок с его подписью был при себе. - Вот пускай эти высокопо­ставленные воры и подумают, стоит ли меня ис­кать. А если ис­кать, то я сказал зачем: совместно вер­нуть народу то, что у него награблено. А если со мной что-нибудь случится, то бумаги бу­дут пущены в ход, эти деятели окажутся по уши в дерьме и вряд ли оттуда выберутся. Обязательно напишите об этом.
   - А почему это не сделать сразу же? Опубликовать эти материалы!
   - Я не борец за права человека.
   -- Последний вопрос. У вас осталась в России семья?
   -- Нет, я одинок.
   -- А у ваших... ммм... соратников?
   -- Без комментариев.
   Когда Храмов вернулся к пассажирам, Маша внимательно смотрела в ил­люминатор, пересев на его место.
   -- Похоже, что вам подали карету, сударь, -- сказала она присевшему ря­дом Храмову. -- Микроавтобус марки "Шевроле". Красиво жить не запре­тишь.
   -- Хочешь прокатиться с нами? -- Внезапно в голове Храмова мелькнула озорная мысль. -- Вот что... Я беру тебя с собой в качестве послед­него за­ложника, для прикрытия. Будешь нашим щитом. Ты же не хочешь, чтобы меня убили. -- Его губы расплылись в широкой улыбке.
   Маша вздрогнула, некоторое время молчала, широко вытаращив глаза.
   -- Н-нет. Не хочу, -- наконец вымолвила она. -- Но ведь могут начать стрелять в вас, а случайно попасть в меня?
   -- В тебя трудно попасть -- ты слишком воз­душная. А если серьезно, то стрельба ма­ловеро­ятна. А потом... а потом, меня не интересует твое мнение. Ты заложница -- вот и тащи свой крест до конца. К тому же... из самолета вас вряд ли выпустят. Продержат здесь бог знает сколько, а потом отправят в Мо­скву. И ты не увидишь ни­чего, кроме этой взлет­ной полосы и здания аэро­во­кзала. А так посмотришь на местную экзоти­ку, всякие там свя­тыни... А потом доберешься до Трабзона автобусами, а дальше на теплоходе до Сочи. Тебе ведь нужно было в Сочи?
   -- Да. -- Девушка с трудом переваривала то, что он говорил. У нее не было страха пе­ред главарем террористов. Она чисто по-женски чувствовала в нем надежного человека. И еще... Он ей откровенно нравился как мужчина. -- А меня про­пустят?
   -- Пропустят, пропустят. У меня в Ливане хо­рошие друзья.
   -- Согласна. -- В Машином голосе прозвучала отчаянная решимость. --А если меня примут за вашу сообщницу?
   -- Да у тебя целый автобус свидетелей.
  
   Они прошли сквозь строй полицейских, чув­ствуя на себе взгляды, полные злобы и пре­зре­ния. С Машей проблем не возникло: Храмов связался по ее по­воду с Саидом, а изра­ильские власти мало интересовали русские заложники -- им нужно было вызволять своих. Возле "Шев­роле", кроме полицейских в форме, стояли не­сколько человек в штатском. С тер­рористами они были под­черкнуто вежливы, а на Машу бросали недо­уменные взгляды.
   В машине, кроме команды Храмова и Маши, разместились еще несколько человек ох­раны, а при выезде с территории аэропорта к ним присо­единился бронетранспортер.
   Храмов бросил последний взгляд на самолет, одиноко стоявший на взлет­ной полосе. "А ведь это те самые налогоплательщики, тот самый ог­раблен­ный народ". Он посмотрел еще немного и отвернулся. На душе у него было скверно. Хра­мов не знал, что с ним произой­дет дальше, но он твердо решил, чем займется в ближайшее время.
   После ухода террористов бывшие заложники ощутили себя сиротами.
   -- А нас куда? -- раздался чей-то голос из глу­бины салона.
   -- Вы пока побудете в самолете. Вас будут кормить, поить и после неко­торых фор­мальнос­тей отправят на родину, в Москву, -- пояснил мужчина в штатском.
   По салону прошелестел всеобщий вздох него­дования.
   -- Опять надули, -- потухшим голосом про­комментировал мужик в кепке. Потом не­ожиданно вскочил, сбросил на пол свой головной убор и начал его с остервенением топ­тать. -- Да пошли вы все...
   Отборный русский мат пронесся над голова­ми пассажиров и, вылетев через входной люк, вонзился в раскаленное израильское небо.
  
   Поселились они в доме Саида. Сама процеду­ра передачи не заняла много времени. Ли­ванцы встретили их где-то посередине санитарной зо­ны "Шев­роле" с бронетранспортером подъехали к раздолбанному авиацией кирпич­ному стро­ению. Рядом валялась длинная ме­таллическая труба. Скорее всего, эти руины раньше были ко­тельной.
   Из строения вышли несколько бородатых ли­ванцев и коротко перегово­рили с предста­вите­лями МОССАДа. Потом один из моссадовцев куда-то по­звонил и все на этом закон­чилось. Тут же откуда-то вынырнули два лиму­зина, куда и пересел Храмов с товарищами. А по приезде в Бейрут Саид при­гласил их к себе. Он имел двухэтажный каменный дом на окраине города, у самого моря.
   Вечером Саид принес большой кувшин сухо­го вина, но выпили немного, да и разговор как-то не клеился. Сказывалась нервная усталость.
   Когда Храмов остался с Саидом вдвоем, ливанец сказал:
   -- Тебе здесь нельзя оставаться долго. Наши политики как профурсетки -- отдаются тому, кто больше платит. Ты свою миссию выполнил, и тебя сдадут, не моргнув глазом.
   -- А какую такую миссию я выполнил? Ты го­ворил про какой-то государ­ственный ин­терес...
   -- Ну, понимаешь... -- Саид слегка замялся. -- Восток -- штука тонкая, как говорится в одном вашем фильме. Израиль выставляет себя чуть ли не мировым оплотом борьбы с терроризмом. А тут создали прецедент, когда они безнаказан­но пропустили террористов через свою терри­торию. Пусть и чу­жих. Это им еще долго будут припоминать при случае, а Ливану будет легче вести кое-какие переговоры. Подробности, на­деюсь, тебя не интере­суют? -- Он остро посмот­рел на Храмова.
   -- Не интересуют, -- согласился тот. -- Ты поможешь девочке уехать в Россию?
   -- Она разве не остается с тобой? -- Саид за­говорщицки подмигнул. -- А мне показа­лось...
   -- Мало ли что тебе показалось, -- отрубил Храмов.
   -- Ну что ж. В этих делах я тебе не советчик. Конечно, помогу.
   Наутро, разделив деньги, Александр Храмов распрощался со своими со­ратниками. Те­перь у каждого был свой путь. Саид уехал на службу, сказав, что к обеду будут готовы до­кументы для Маши
   -- А я тебя представляла не таким, человек в маске. По крайней мере, не рыжим, -- улыбнув­шись, сказала девушка, когда они гуляли по го­роду. С тех пор как Храмов в пер­вый раз снял маску, он часто замечал на своем лице внима­тельный, ищущий взгляд Маши.
   -- А каким ты меня представляла?
   -- Ну... черным или темно-русым.
   -- А я и есть темно-русый, даже скорее чер­ный, -- усмехнулся Храмов. -- Просто пе­рекра­сился для маскировки. -- Они проходили мимо дорогого ма­газина одежды. -- Давай зайдем, купим тебе что-нибудь.
   -- А что именно? -- Глаза у девушки загоре­лись.
   -- Все, -- резюмировал Храмов, -- платья ну... и так далее. На добрую па­мять о бан­дите Шурике.
   -- А как твоя фамилия, Шурик? Кому письма писать?
   -- Так и пиши. Шурику, гражданину мира.
   Неожиданно он заметил, что по щекам девушки катятся слезы.
   - Маша, ну что ты!
   - Не обращай внимания.
   Уехать она решила ближе к вечеру, а пока наслаждалась общением с Хра­мовым, кото­рого, как ей показалось, она полюбила. Но... Маша имела твер­дый характер и умела пре­одолевать собственные эмоции.
   "А может быть так и лучше. Пусть лучше он останется в воспоминаниях".
  
  
   Зайдя в комнату, где ночевала Маша, Саид заметил ее одежду, аккуратно сло­женную стопочкой на низком столике. В ней девушка приехала из России. Саид сначала хотел вы­бросить тряпки, но... Вскоре к нему пришли двое пар­ней в драных халатах и с разбой­ничьим блеском в глазах.
   -- Я знаю, что делать с той еврейкой, которую вы подстрелили в санитар­ной зоне. Из­раильтяне это видели, но не уверены, что убит их человек. И они захотят это узнать. Нужно им помочь. Вы же ночью утащили тело... Так пере­оденьте его в это... -- Он ткнул пальцем в Машину одежду, - И верните об­ратно вместе с документами на имя Фомченко Марии Петровны. За свою ев­реи начнут мстить, шум поднимут, а русская заложница... ну что ж...
  
   Когда автобус с Машей уехал, Саид посмотрел вслед, прикрываясь рукой от солнца, а потом взглянул на потускневшего Храмова. Немного подумав и, вспомнив о его нежном прощании с девушкой, подошел к нему, приняв ка­кое-то решение.
   - Она не доедет до Трабзона...
   - Почему не доедет, - рассеянно спросил Храмов.
   - Ее ликвидируют.
   - Это как это!? - До Храмова быстро дошел смысл сказанного.
   - Ну, ты же сам сказал, что у вас с ней ничего нет - вот мы и использовали ее для одной своей комбинации.
   Саид вкратце изложил суть дела.
   - Отмотать ситуацию нельзя?
   - Ты же знаешь правила игры, Саша. - Саид стоял, потупив взгляд в песок.
   - Из правил бывают исключения. Давай машину. Я ее верну, а там что-ни­будь сообра­зим. Я придумаю, Саид - ты меня знаешь. Вместе придумаем.
   - Хрен с тобой! - неожиданно воскликнул Саид, вспомнив губкинскую об­щагу. - Сразу надо было говорить. Я дам отбой, но только через час твоя де­вица должна быть здесь.
   Спустя несколько минут Храмов пылил по дороге на лимузине в сопрово­ждении двух ливанцев. Они ни слова не знали по-русски, но говорить с ними у Храмова было не о чем. Нужно было догнать автобус.
   "Ничего, тоже поживет гражданкой мира. Я ей объясню, что другого вы­хода нет. Она толковая девушка, она поймет... Да она вроде бы и не против. А что, если б я сразу пред­ложил ей остаться... Согласилась бы? А отцу по­звонит, что жива. Чуть позднее, когда все утрясется...".
  
   Когда Фомченко увидел в сводке новостей, как его дочь уводят вместе с бандитами, он чуть не сошел с ума. "Зачем она им? Почему Маша не сопро­тивляется, не кричит, не про­сит, чтоб ее оставили?!"
   Два последующих дня он ходил как в тумане, а на третий день до него дошла информа­ция по оперативным каналам: его дочь нашли убитой в сани­тарной зоне на границе Из­раиля и Ливана. Об этом известил МОССАД.
   Фомченко целую неделю после этого ничего не мог делать, а потом сумел взять себя в руки и принял решение.
   вас достану, где бы вы ни были. Всю жизнь на это положу. Я вас до­буду!"
   В Москве начались затяжные дожди. Без вся­кого просвета. Люди жалова­лись, прокли­нали погоду, но Фомченко было все равно. Он возвы­сился над миром и смотрел на жизнь из космоса.
   А вновь спустился на землю, когда в некоторый день услышал в телефон­ной трубке го­лос дочери.
   - Папа, это я, Маша. Я жива. Но...
   А что было дальше? Да Бог его знает, что было дальше!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"