Аннотация: То самое что писалось на конкурс, возможно в будущем вырастет во что-то побольше эдак на 20 авторских листов, но пока это весьма отдаленное будущее
Мир меняется стремительно, кружит хороводом взлетов и падений, взлетает на гребень волны, или срывается в глубокие низины. Вчера ты наследный принц, почти готовый принять у отца трон, вокруг тебя стайками кружат прекраснейшие из придворных девиц, в надежде перехватить хоть толику твоего внимания, поразить в самое сердце в надежде на память о прекрасных ночах. А сегодня... уставший и одинокий ты бредешь по чужим дорогам, и жизнь кажется беспросветно затянутым тучами небом. И словно вторя печальным мыслям, падают первые капли стылого осеннего дождя, заставляя еще сильнее кутаться в рваный плащ, некогда поражавший взоры. А вокруг клубится мрак нежданно обрушившихся на спокойный мир жестокой реальностью переворота, войны и адептов черных учений. Что ждет тебя, что ждет некогда твой народ, к чему вообще любые вопросы, когда жизнь теряется в глухом отчаянии и уже совсем слабом почти безразличном изумлении: что и зачем сохранило тебе жизнь? Год, целый год, ты недоуменно, неприкаянно скитаешься по далеким дорогам чужбины, без цели волочишь жалкое существование, просто потому, что не хватает ни сил, ни решимости расстаться с жизнью, и ты цепляешься за нее, выскальзывая из прожорливых и загребущих рук, кого? ах, если бы ты знал. И кажется, там, в безликом хаосе непроглядно черной ночи, под пробирающие до последней клеточки тела крики бывших придворных девиц ты потерял всю свою силу, мужество, явил этому миру запрятанные глубоко и надолго слабость и трусость. Зачем?!
Звонкий смех набатом резанул по ушам, заставил отогнать прочь рой непослушных мыслей, замереть в немом изумлении и трусливо сжаться, не понимая, не осознавая, что же могло так поразить в столь некогда привычном детском смехе. Она вылетела на едва прикрытую небольшим кустарником, да парой деревец поляну в окружении стайки малышей. Красивая в своих простых чертах, горящая какой-то внутренней силой, почти прогоняющей с лица тень измождения и усталости, чистая, светлая, как солнечный луч, что последние годы так редко пробивает распростершиеся над головой тучи.
- Здравствуй путник нежданный! - с улыбкой обернувшись к тебе, молвит девушка. А малыши, что окружают ее, словно следуя сокрытому приказу, уже отбегают на край полянки, и затеяв шутливую возню, подбадривая друг друга лихими выкриками.
- Здравствуй и ты девица, коли, не боишься! - отвечаешь, и чувствуешь, как на устах против воли вырисовывается кривая ухмылка, а откуда-то из твоего мрачного нутра поднимаются жаркие волны, ты все же поддался, пошел на поводу у столь ненавидимого мрака, уже не в силах изменить, ничего...
- А чего мне боятся? - искреннее изумление талых глаз, обращенных туда в самую глубь, но все таких же беспристрастных, словно не видят они тьмы, что так стремится поглотить последние отблески надежды, веры, любви. - Тут бойся не бойся, а ежели судьба захочет, придет и... По головке навряд ли погладит, скорее, ударит с оттягом да побольнее. Только вот если удара каждое мгновение ждать, да от страха дрожать, чего же хорошего-то в этой жизни останется. А так, когда придет пора, обернувшись назад, не о чем будет сожалеть. Разве можно жалеть о том, что был счастлив?
- Смелая? - кривая ухмылка углом рта. - Или просто наивная? - качаешь головой, и понимаешь, что что-то идет не так, и свербит то ли в груди, то ли в душе червячок сомнения. Странная магия сокрыта в словах - так и хочется в них поверить.
Но девушка лишь усмехается в ответ, и легонько качает головой, только в глубине прозрачно-голубых глаз плещется насмешливый призыв: "а ты присмотрись внимательнее". И взгляд, словно этой просьбы и ждал, тут же выискивает седые пряди, искусно прячущиеся среди светлого, непостижимым образом выгоревшего на давно отсутствующем солнце волоса, шрамы - рваные на теле, не до конца сокрытые простой видавшей виды, но все еще опрятной одеждой, что пугливыми зверюшками выглядывают то на шее, то на запястьях, и аккуратные, что тонкой заметной лишь на ярком свету паутинкой покрывают лицо. Они никак не могли принадлежать такой совсем молоденькой девчонке, хорошо, если семнадцать весен видавшей в этой жизни.
- Кто знает, что будет завтра, - тихий полушепот звучит громом весенней грозы, незримо просачиваясь сквозь все заслоны, разливаясь по ставшему предательски вязким воздуху. - Может, стоит быть счастливым, хотя бы сейчас?
Не огрубевшая, все еще по-детски нежная рука осторожным ласковым движением касается щеки, и руки сами рвутся заключить в объятие, прильнувшее хрупкое тельце, ведь это на самом деле так просто разделить свое счастье с другим.