Выбойченко Юлия Андреевна. Скромный опыт критического почтения экзистенциальной пьесы

Скромный опыт критического почтения экзистенциальной пьесы

"Розенкранц и Гильденстерн мертвы" -- текст пьесы и лента фильма. Автор -- Том Стоппард, драматург и режиссер. Дважды автор -- создатель текста и постановщик фильма.

"Какое твое первое воспоминание?" -- "Первое воспоминание?" -- "Что первое приходит в голову после того, как все забыл?"

Первое, что приходит на ум -- экзистенциализм, Альбер Камю, "Чума", "Тошнота", Кьекегор, Сартр, театр абсурда, Ионеску ...

Я не люблю произведения этого жанра, но это мое частное мнение, построенное на субъективных суждениях и индивидуальных предпочтениях. Объективно я вынуждена признать, что произведение гениально.

За что я не люблю произведения этого жанра -- очень длинное, тягомотное начало. Но иначе никак! Это -- необходимая черта эти произведений. Необходимость показать внутренние проблемы внешними средствами.

Показать -- а не описать. Ибо это необходимое требование художественности. "Вы не описывайте, вы это показывайте!" -- хором кричали ученики класса Гаррета по литературному творчеству. Впрочем, это из другого произведения ("Мост через вечность" Р. Баха), и к данной теме отношения не имеет.

И это воистину нетривиальная задача -- показать экзистенциальные проблемы (которые суть проблемы духовной жизни человека, его внутренней жизни) внешними средствами.

Именно поэтому герои этих произведений (не только Розенкранц и Гильденстерн, а и другие герои в других произведениях других писателей) производят впечатление аутистов (термин "аутизм" в широком смысле употребляется для обозначения крайней степени отчужденности, ухода в себя).

Вещь в себе. Психика в себе.

Кто я? Кто ты? Ты -- это я? Я -- не ты? Чем я от тебя отличен? -- вот круг вопросов, которые ставятся авторами-экзистенциалистами.

"Они путают наши имена" -- жалуется один герой другому. Король с королевой (да и Гамлет -- их лучший друг -- тоже) обращаются "Розенкранц!" к Гильденстерну и наоборот. Извне мы все одинаковы. Но такова ли наша сущностная характеристика?

Пьеса Стоппарда полна экзистенциальных сентенций.

"Почему мы здесь?" -- "Нас позвали".

Разве это ответ? Так, отмазка. Почему мы здесь? Мама с папой зачали. А если бы нет? Меня бы здесь не было? А еще нескольких миллиардов человек -- не было бы? "Почему я здесь?" -- не вопрос. "Я -- здесь" -- это факт. Просто факт, который имеет место быть в этой реальности. Такой же просто факт, как падающее яблоко, или летающий самолетик, или маятники...

Текст пьесы полон цитат. Они не существенны для понимания этого текста. То есть понять его можно и не зная некоторых элементов культуры. Текст произведения самодостаточен, подобно роману Пушкина "Евгении Онегин", который понятен сам по себе. Но те, кто знают, что во времена Пушкина была популярна басня, начинающаяся словами "Осел был самых честных правил... " -- понимают больше.

Однако вернемся к пьесе. Для того, чтобы ее понять, вовсе необязательно знать, что такое теория вероятности.

... и не обязательно знать, аристотелеву силлогистику, что из первой посылки ("Вероятность есть фактор, оперирующий в сфере естественных сил" и второй посылки ("Вероятность не оперирует как фактор", то есть "Здесь этот фактор отсутствует") необходимо следует вывод ("Мы во власти не-, противо- или сверхъестественных сил").

(Реплика в сторону: хм, хм ... Если первое суждение понимать, как "Повсюду в сфере естественных сил действует фактор вероятности", то, пожалуй, да, отсутствие этого фактора следует признать признаком выхода за сферу естественных сил. Но что, если в сфере действия естественных сил есть уголок, где вероятность не действует?)

...не обязательно знать про яблоко Ньютона.

...не обязательно знать про опыты Галилея в Пизе.

...не обязательно знать про маятники Фуко или шары Ньютона.

...не обязательно знать историю авиации или чертежи Циолковского.

...не обязательно знать про "тени в пещере" Платона (а то, что эти тени не сзади, а на занавесе, роли не играет).

"Мы же здесь, не так ли?" -- "Да? Я ни черта не вижу" -- "Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?" -- для понимания этого фрагмента (начало третьего действия) вовсе необязательно помнить картезианское cogito ergo sum (мыслю, следовательно, существую)...

Для понимания пьесы эти мелочи значения не имеют, но зная их, эти культурные моменты, эти цитаты, можно подумать больше мыслей. И, стало быть, достичь более полного существования.

"По крайней мере, у нас есть слова"

Увы, у нас есть только те слова, которые есть. И как ими выразить эссенцию экзистенциальности? Простите меня за это острословие в чистом виде, за этот каламбур-оксюморон, ибо в традиции философов-экзистенциалистов имеет место антитеза: животные существуют в реальности, в природе, они -- часть ее, и, благодаря отсутствию рефлексии, эссенциальны, в отличие от человека, существа рефлексирующего и задающегося вопросами своего существования, экзистенции.

Человек -- существо рефлексирующее. Как это передать? Вы думаете о том, что я думаю, что вы думаете...

В какой-то момент вы обнаруживаете, что смотрите пьесу Стоппарда, смотрите на Розенкранца и Гильденстерна, которые приехали в замок Гамлета, в котором произошло убийство. Вы видите тот фрагмент пьесы, в котором Розенкранц и Гильденстерн смотрят спектакль проезжих актеров, в котором есть сцена убийства, аналогичного произошедшему в замке. А актеры сморят на сцену, где в переносном балаганчике показывается эта же сцена в исполнении кукольного театра ...

Четыре слоя, четыре отражения... Мы смотрим, на то, как герои пьесы смотрят, на то, как актеры исполняют смотрение на спектакль в балаганчике...

"Весь мир -- театр, и люди в нём -- актёры" ("Как бы вам это понравилось", В.Шекспир). В своей пьесе Стоппард поручает актёрам (и театру вообще) важную роль. Одну мы уже видели -- показать человеческие рефлексии. Другая роль -- роль провидцев, вестников судьбы. "Итого шесть трупов", -- скучающим голосом говорит Розенкранц после просмотра балаганного представления. "Восемь", -- поправляет его хозяин балагана, и показывает то, что осталось "за кадром": гибель еще двух персонажей. Персонажей, прошу заметить, очень похожих на зрителей. Увы, Розенкранц и Гильденстерн не вняли предупреждению и пошли отыгрывать в реальности, в своей реальности, эту судьбу.

"Вы лишили нашу жизнь смысла", -- сетует актёр, встретившись с Розенкранцем и Гильденстерном в замке. "Вы ушли, а мы продолжали играть, -- говорит актёр. -- Мы играли, но у нас не было зрителя. И наша игра была бессмысленна".

Но разве смысл жизни -- вне неё? Разве сама жизнь не является смыслом? Разве можно отнять внутренне присущее свойство? Впрочем, эта философская дискуссия уже вне пьесы. Пьеса всего лишь ставит вопросы, а искать на них ответы -- нам, читателям-зрителям.

Для проявления экзистенциальности, для понимания экзистенциальности существенными становятся абсурдные диалоги и нескончаемые монологи на тему: "С чего все началось?"

А с чего все началось? "Ногти растут еще до рождения" -- значит, рождение еще не начало? А борода продолжает расти после смерти, значит, смерть -- это не конец?

Воистину нескончаемы вопросы. "Кто -- я?", "Где мы?", "Куда идем?", "И идем ли мы вообще?", "Что от наших действий зависит? И можем ли мы совершать действия, от которых вообще что-либо зависит?", проблема выбора и свободы, ограничений свободы и вопрос: может ли свобода быть ограниченной? То есть ограниченная свобода -- это свобода?

Любое пространство, по определению, имеет границы. Тогда где она, свобода, может быть неограниченной?

"Нам предоставили выбор", -- говорит Розенканц. "Нам предоставили альтернативу", -- поправляет его Гильденстерн.

Ещё одна экзистенциальная сентенция. Во внешнем мире выбора нет, есть только альтернативы. Можно пойти туда -- или сюда. Можно никуда не идти, но и это не выбор. От того, решишь ли ты сделать то или иное действие, ничего не изменится. Можно плыть в Англию, или не плыть -- для сущностных течений жизни это не важно.

Где север? Куда идти: туда или сюда? -- Это все телесное мельтешение не более того. А вот вопрос по существу: "Где мы?" -- то есть, в какой точке нашей жизни? Ибо жизнь -- это пространство: "Во все стороны света ведет одна-единственная дорога, и длина ее измеряется временем".

Пьеса полна противопоставлений. В ней противопоставлены актёры и обычные люди, в ней ставятся вопросы случайного и необходимого, произвольного и извне заданного, в ней есть антитеза естественно-испытательского (натурфилософского) подхода и философских рассуждений о смысле жизни (кто я? где я? куда идти?). И основная экзистенциальная антитеза: "Что есть жизнь?" -- "И что есть смерть?"

Натурфилософские проблемы решаются опытным путём -- как в сцене с маятниками. Крайний маятник слегка качнулся, и стукнул соседний. Тот остался неподвижен, как и последующие четыре маятника-горшка, а вот крайний качнулся, вернулся на место и слегка стукнул предыдущего соседа, передавая толчок обратно. Первый маятник качнулся... Занятное зрелище, надо показать приятелю, отклоняем горшок подальше, отпускаем -- хоп! -- горшок треснул, земля из него высыпалась... В дело вмешался неучтенный фактор, но можно ли учесть все?

"Мы его друзья" -- "Его друзья?" -- "Так нам сказали".

К какому сорту утверждений относится это суждение? И истинно ли оно?

"Только вопросы? И никаких ответов?"

Ответы на экзистенциальные вопросы не находят, их не получают готовыми, они не существуют во внешнем мире, подобно результатам опыта. Их утверждают -- зачастую ценой жизни.

"...дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми..." Это совсем из другого текста, другого опыта жизни. Это молитва святого старца, он положил на утверждение такого ответа, всю свою жизнь. Она была длинной -- не в пример длиннее, чем у Гамлета. Ее завершение было естественным -- не насильственным, как у Гамлета. И все-таки, плата за ответ -- жизнь. Старец наполнил всю свою долгую жизнь этими ценностями.

Собственно говоря, ответы -- утверждение их или отказ от утверждения -- на продолжительность жизни, как оказывается, не влияют. На вопрос "Быть или не быть?" Гамлет постановил: "Быть!" -- и в конце пьесы погибает от удара отравленной шпагой. На вопрос "Надо ли что-нибудь делать, и можем ли мы что-нибудь сделать?" Розенкранц и Гильденстерн отвечают: мы колеса в телеге, куда всё катится, туда и мы -- и умерли едва ли не в один день с Гамлетом.

Ответы, утверждаемые нами, влияют на качество жизни. И если Гамлет утвердил "Я есть!", оба героя пьесы Стоппарда так и умерли в сомнении -- "А были ли мы?"

Вопросы... Одни вопросы без ответов.

Если очень поднапрячься, где-то на пределе текста забрезжит ответ. Время жизни -- суть пространство. Может быть, именно это -- искомое пространство? Пространство безграничной свободы, пространство утверждаемых ответов?

Для прояснения экзистенциальных вопросов существенными становятся "бессмысленные" диалоги, а не реальные действия, которые отступают на второй план, становятся фоном. "Может, был какой-то момент в прошлом, когда мы могли сказать "нет"?" Ну, сказали бы. Кому -- королю? И умерли бы на территории Дании, как Гамлет. В том-то и дело, что "да" и "нет" по существу ничего не меняют, телодвижения значения не имеют, существенным является только движение души. А оно у них было?

"И никакого страха?" -- "Страха?" -- "Да, страха! Такая, знаешь, щёлка, сквозь которую мозги заливает светом!"

Страх. Вспышка света. Шок.

Это действительно шок -- обнаружить, что пьеса Шекспира экзистенциальна. Ибо где Шекспир, а где -- экзистенциалисты? Тысяча пятьсот... ну, в общем, шестнадцатый век (точно: 1601 год) и двадцатые годы двадцатого столетия.

По свидетельству критиков, в Гамлете каждый находил близкое своему уму и сердцу: католики утверждали, что это произведение католицизма, лютеране -- лютеранское, фрейдисты видели комплексы (иллюстрацию к комплексу Эдипа), экзистенциалисты -- проблемы экзистенции... к какому философскому течению отнести слова Гамлета, что "...нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым...", а?

Случайно ли Стоппард взял "Гамлета" как основу, подложку, для своего произведения? Думается, что случай тут был только тот, что в одной точке пространства и времени сошлось три фактора: экзистенциальное мировосприятие, "Гамлет" и человек, способны написать текст. Полагаю, (позвольте мне немного пофантазировать) что и до написания пьесы "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" Том Стоппард как философ (а мы все в той или иной мере философы) был приверженцем экзистенциального мировоззрения. И, естественно, в очередной раз перечитывая классический текст (или пересматривая спектакль), воспринимал его исходя из экзистенциальных концепций.

Т_а_к прочитанный Гамлет поражает.

Думаю, не ошибусь, если предположу, что такое, экзистенциальное прочтение "Гамлета" шокировало и Стоппарда. Думаю, не ошибусь, если предположу, что свою пьесу Стоппард писал вдохновенно, враз, под блеском молнии впечатления.

Я не люблю произведения экзистенциалистов, но, читая их тексты, можно найти ту точку опоры, благодаря которой нет необходимости переворачивать мир.

Особо дотошным для справки: слово "экзистенциальный" и родственные ему в этой статье употреблены 23 раза. Всего слов -- 1994.

Разумеется, кропотливый труд по созданию произведения, мог длиться долго, отнюдь не одну ночь, поскольку художественные задачи, которые требовалось решить в такого рода произведении требуют скрупулезности и дотошности -- да хотя бы вписаться во временные рамки, заданные Шекспиром, вписаться в события, прописанные Шекспиром, ибо это те же события, только с точки зрения других героев.

Оставить комментарий © Copyright Выбойченко Юлия Андреевна (wybeutschenko@mail.ru) Размещен: 18/01/2014, изменен: 18/01/2014. 15k. Статистика. Статья: Критика		Ваша оценка:
Аннотация: Размышления о пьесе Тома Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы"

Выбойченко Юлия Андреевна : другие произведения.

Скромный опыт критического почтения экзистенциальной пьесы