Аннотация: Сказки на ночь бывают разные. Страшные, добрые, волшебные... Но есть правило, которое нельзя нарушать.- Все они должны заканчиваться хэппи эндом.
Этот случай произошел со мной, где то в середине нулевых. Тогда я впервые приехал во Владивосток. Этот город встретил меня лютым морозом под сорок и холодным гостиничным номером. Это была рабочая поездка на трое суток. Мне предстояло посетить двухдневный курс лекций по рентгендиагностике, и на третьи сутки вернуться в Красноярск. В первый же день я познакомился со многими людьми, которые в дальнейшем принимали участие в моей судьбе, но только двое из них стали для меня по настоящему друзьями, вместе с которыми я неоднократно спасал человеческие жизни.
Так как мы втроем были неместные, то в конце первого дня мы решили посмотреть город. Прихватив с собой коллегу - проводника, мы отправились путешествовать сперва посетив ресторан. Мой вам совет на будущее, никогда не пейте незнакомые напитки. Уж лучше проверенный шмурдяк, чем неизвестная бутылка иностранного шампанского.
В конце концов, оставив приличную сумму официанту на чай, мы еле дошли до такси. Шел снег. Поддатые, вчетвером под громкий смех и неприличные шутки мы быстро влезли в машину и поехали осматривать город.
Это была первая моя зимовка на севере. Я был еще не достаточно привычен к сильным морозам и такому количеству снега. Но пламенное сердце и энтузиазм авантюриста не позволяли мне мерзнуть ни секунды. Заснеженные улицы города не были препятствием для нашей компании. К тому же подогретые алкоголем, мы были "не уязвимы". Вечерний город показывал нам свои парки, скверы, памятники. Открывал перед нами уютные дворики и интригующие проулки. Вид на погружающийся во тьму город рисовал в воображении черно-белые картины из старины.
Нашу компашку составляли хирург-травматолог, терапевт, эндокринолог и я - стоматолог. Трое из нас в силу специфики работы были врачами универсалами, так как работали в удаленных населенных пунктах нашей необъятной родины (в далеких таежных поселках, куда отказывались ехать другие врачи). Эта работа была временной. Трудности и лишения закаляли волю и решимость, но ограничивали нас в профессиональном плане. Во всяком случае, в глазах окружающих мы выглядели сумасшедшими. Наверное поэтому, вырвавшись в большой город мы кутили на полную.
Их звали Сергей и Анатолий. Первый из Питера, второй из Саратова. Где и как они познакомились впервые, я уже не вспомню, но к этому моменту, когда мы вместе пьянствовали во Владивостоке, они были хорошими друзьями. Травматолог Сергей был высоким, веселым парнем. Позднее мы с ним часто писали друг другу: об интересных случаях; о местах, куда забрасывала нас судьба и об общих знакомых. Анатолий был чуть старше нас обоих, и всегда ходил с серьезным лицом, под которым прятался талантливый сатирик, способный рассмешить любого человека своими фразочками и колкостями. Вот как сейчас помню, как он рассказывал, как отчитывался какому-то начальнику о ходе операции: "Кровь на моих руках - признак моей невиновности!"
Скитаясь по северам России, я пересекался с ним дважды. И мы всегда были рады друг другу. Многие мои случайные знакомые, как оказывалось, знали в той или иной степени Толика. Кто-то слышал о нем, кто-то лично здоровался с ним за руку, но лишь единицы знали его тайну. И хранили её также бережно, как и он сам.
Тот день никак не хотел заканчиваться. Таксист возил нас по городу, а Виталик - местный паренёк, тоже доктор, а в этот вечер наш проводник, рассказывал нам про здания, которые мы проезжали; скульптуры и перекрестки; просвещая, чем знаменито то или иное место. Окна в машине быстро запотевали, а мы соревновались на них в изобразительном рисовании человеческого тела и внутренних органов. Темнело. Но расходиться мы не собирались. Решили продолжить гулянку в гостинице Версаль предварительно заехав в магазин, в ассортименте которого нашелся коньяк и дорогущие лимоны.
Улицу освещали несколько фонарей. Их золотой, теплый свет подсвечивал деревья и соседние дома. Анатолий вышел из магазина первым. Мы шли за ним следом. Спустившись со ступенек, он замер. Витя задел его плечом и обогнал всех на несколько шагов.
В темноте ночи снег закончился. Улица была белой, и не тронутой следами прохожих. Машина ждала нас немного правее, и я с Сергеем не твердым шагом направились к ней...
Бывают в жизни моменты, когда мир, который стремительно вертится вокруг тебя, останавливается. Словно облитый ведром ледяной воды, ты стоишь в настолько ясном и чистом сознании, что начинаешь видеть окружающую действительность совершенно иначе. Так было и в тот момент.
Руки Толика разжались. Бутылки упали в мягкий снег. И не проронив ни звука он, пошел в сторону темной аллеи. Через пару шагов в снег упал шарф. Еще через пару, и следом за ним полетели перчатки и шапка. Анатолия будто манила темнота. Он шел в неё с каким-то глуповато счастливым выражением лица, будто видел там любимую, которую оставил далеко дома. В той стороне не было фонарей, лишь занесенные снегом голубые ели стояли рядком. Еще шаг и в снег упала куртка. Витя подался в его сторону, хотел остановить. Но его за рукав схватил Сергей, отрицательно маша головой. Мы не понимали, что происходит. Тишина давила на уши. Мир замер. Вся ситуация была абсурдной, тихой, и необъяснимой. А темнота вокруг... Под светом искрящегося снега по белому покрывалу пробежала зеленая рябь Северного сияния. Едва уловимая, и снова вокруг ночная мгла и черное непроглядное небо. Мир вокруг в тот момент был неважен. Мы вчетвером стояли будто в каком-то другом месте, заснеженном и холодном, в дали от цивилизации, да и от любого другого населенного пункта. Как будто реальность приподняла свою маску, и под этой пеленой бытия мы видим всю подноготную...
Он упал на колени. Опустился в снег полураздетый. От голого торса шел пар. В такой мороз это было чертовски опасно! Медленно и нерешительно, мы столпились в нескольких метрах у него за спиной. Его руки лежали на коленях открытыми ладонями вверх, голова была наклонена к груди, так что не видно лица. Я спросил у Сергея: "Что с ним?" А он с грустью в глазах ответил: "Молится."
Что есть религия в нашем понимании? Бог, дьявол, наука, логика? Во что мы верим? Отрицания что-то, мы принимаем другое, и наоборот. Двадцатый век был столь же ужасен, как и времена крестоносцев. Реки крови, пролитые за утопические идеологии, сильно изменили мировоззрение людей. Простой человек понял, что верить в Бога не обязательно. Можно ходить в церковь, ставить свечки и читать молитвы... А потом плевать на мораль и жить только ради себя. 90-е ясно дали понять: "Закон, что дышло - куда повернул, туда и вышло." И не важно, что все мы родились в СССР, что росли на одних книжках и мультиках... В конце концов, во всех религиях, есть элементы язычества. Силы зла и добра, символ вечной борьбы и слова, обращенные к высшим силам. Фанатизм и вера всю историю человечества шли бок о бок, и представителей первых, за частую было гораздо больше, чем вторых. К сожалению даже в наше время. Долгое время партия отучала нас верить в Бога, прививала нам искусственные ценности. В итоге многие традиции и устои канули в лету, прихватив с собой многие тайны нашей истории и культуры.
Я подошел к Толику поближе. Стоя немного правее, было очень сложно разглядеть, как шевелятся его губы. Я боялся ему помешать. Его голос кристально чистый, тихий - тихий, звенел в мозгу смыслом услышанных мной слов:
"...Пока тьма не овладеет мной, прими меня, прошу. Мои руки в крови. Обагренные чужими душами, они дарили и отнимали жизни. Я порочил и уродовал ими тела. Прошу, прости меня. Мои уста вещали ложь. Я не держал обещания, гордился клятвами. Прости... Моя судьба - твоя воля. Но только я виновен в своих грехах. Прости меня, прошу. Не близок день, когда мы вновь свидимся с тобой. И я каждый час скорблю об этом. Каждую минуту, с каждым биением сердца мой путь длиннее, а дорога, по которой ступаю - короче. Ты все, что есть у меня. Ты моё сердце. Ты моя душа".
А потом он закинул голову и сидя на колянях в снегу, полураздетый в тридцатиградусный мороз долго смотрел в темное небо. За это время хмель окончательно выветрился из наших голов. Минут через десять, Сергей помог Толику одеться и мы, молча, пошли к машине. Таксист нервничал - слишком долго ждал; хотел что-то сказать, но увидев наши серьезные лица, промолчал. До самой гостиницы взгляд Толика был мутным, и сам он не проронил ни слова. Только в номере согревшись, он вернулся в прежнее состояние. Никто не тянул из него объяснений. Просто после очередного глотка коньяка он бросил: "Страх не вечен. - Смерть не конец". И рассказал свою историю.
** ** ** ** ** ** ** ** ** ** **
Это произошло со мной в начале девяностых, тогда я еще служил в армии. Наша часть располагалась на полуострове... Стояла отвратная погода. Три дня бушевала метель, сугробов намело... И вот в какой-то момент нас выгнали из теплых казарм. В следующую минуту мы уже грузимся в зилок. Везли нас час, может чуть больше. В холодном продуваемом кузове мы жались друг к другу как воробушки зимой. Резкая остановка, и двадцать три полусонных солдата спрыгивают в снег. Перед глазами взрытая, обожженная земля. Повсюду покореженный металл и разбитые непонятные агрегаты... Бушует непогода. А у нас приказ: "Все собрать, ничего не оставлять". Тут еще одна машина подъехала - взвод на охранение. Такая беготня началась... Оно и понятно, чем быстрее закончим, тем быстрее поедем назад. В общем, минут через пятнадцать мы практически собрали самолет. Это стало понятно, когда из кучи сваленного металла стали вырисовываться знакомые очертания. Потом пришел второй приказ: "Расширить зону поиска. Проверить все еще раз!"
Мы разбежались по кругу. Редкие ошметки проводов, остатки металлической обшивки - все несли в кузов зила. И когда думали, что все, уже сейчас поедем в тепло. Туда, где нет ни ветра, ни этого треклятого снега; где мягкая, сопливо тонкая подушка и невесомое одеяло... А может быть, нас еще покормят после тяжелой ночи? Новый приказ: "Контрольная проверка! Все осмотреть, не пропустили ли чего!"
Злые и уставшие мы разошлись в разные стороны. Утоптанный сапогами снег, заносила метель. Я отошел не так далеко, только чую макушкой, что сзади что-то происходит... Оборачиваюсь и вижу, как сквозь метель движутся фары наших машин. Вроде не прошло еще даже и пяти минут, куда они? Между порывами ветра слышу тихий звук рабочих моторов и ловлю себя на мысли, а вдруг меня забыли? Как же испугался в этот момент... Побежал обратно. Но, увы, ни машин, ни людей.
Минут двадцать я шел по глубокой колее оставленной машинами. Вокруг меня темно. Откуда-то с неба все сыпет и сыпет снег. Ветер немного успокоился. Но все равно холодно! Хотелось кричать, плакать... Было очень обидно, что про меня забыли.
А вдруг бросили специально? Вдруг я не один такой? Может так убирают свидетелей не удачных секретных испытаний? Я тогда молодой еще совсем был. В армию попал сразу после школы, где слыл ботаником и неженкой. Служба давалась тяжело. Дедовщина и тоска по дому сильно подтачивала мое сознание. Порой хотелось волком выть. Вот только в психушку точно не хотелось.
И вот я иду сквозь ночь, чуть ли не плачу. И тут где то слева от меня мелькнул огонек. Как я его увидел, не знаю. Но я с надеждой бросился в ту сторону. Честно признаться, идти по колее проложенной зилом гораздо приятней, чем прорываться через снежные заносы. Он мелькнул еще раз. Уже ближе, на секунду замер и исчез. Я вкладывал последние силы, преодолевая глубокие сугробы. В темноте ночи передо мной стали вырисовываться очертания какого то здания. От быстрой ходьбы заложило уши, сильно слезились глаза и текли от холода сопли. Я почти уткнулся в стену. Но, какого же было мое удивление, когда в следующую минуту восстановив дыхание, я обнаружил перед собой не стену, а высокую (метра под три) каменную плиту. Я обошел эту штуку. Она была здесь не одна. Разные по высоте и ширине, обветренные, с выскоблинами, они стояли неправильным полукругом. Кое-где, эти штуки упали, и теперь покоились под снегом. Я медленно обошел их всех, поглядывая по сторонам. Куда делся огонек?
Я окончательно пал духом. Было холодно. У меня замерзли пальцы на руках. Я не чувствовал нос. Хотел вернуться по следам, но их не было. Лишь глубокие следы вокруг этих дольменов. Я устал, перенервничал. Сильно клонило в сон.
В какой-то момент, продолжая самобичевать себя в мыслях, я оперся спиной о холодную поверхность одной из плит... Очнулся когда уже сидел в сугробе. Все еще ночь, метель... Холод. Не помню, о чем я думал тогда. Наверное, о смерти, о родителях. Об Алисе - девушке, которая мне нравилась, и с которой я боялся заговорить до ухода в армию...
Но то ли я хотел последний раз посмотреть в небо, то что то почувствовал... Я задрал голову. И увидел глаза. Желтые, ярко желтые глаза с вертикальными, звериными зрачками смотрели сверху на меня. У меня душа ушла в пятки. Никого холода, только страх. Если бы я мог закричать, я бы заорал; если бы мог шевелиться - убежал бы! Но так страшно мне не было никогда. Это существо свисало с камня вниз головой. А глаза как будто излучали свет. И в них не было радужки. Черные узкие зрачки вертикально пересекали ядовито желтые глазные яблоки. Мне никогда не было так страшно.
Потом оно спрыгнуло в снег передо мной. Я зажмурился. Думал все, хана. Но боли не было. Где то через минуту потихонечку приоткрыл один глаз. Оно стояло передо мной не дальше чем на расстоянии вытянутой руки. Я распахнул глаза, попятился, но сзади каменная глыба. А оно на меня как бросится! Я опять зажмурился, думал, сейчас буду растерзан, умру от боли! Но ничего. Открываю глаза, между нашими головами и ладонь не просунуть. Так близко его лицо передо мной, и смотрит прям мне в глаза. А я и отвернуться не могу.
И вдруг оно расслабилось, выпрямилось, шагнуло назад. Бац, передо мной стоит девочка лет шестнадцати, может младше. Волосы черные, длинные. Одета в какие-то толи шкуры, толи старые лохмотья. Босая, без варежек и шапки. Уперла руки в бока и смотрит на меня с укором своими желтыми глазами. "Что расселся? - Говорит. - Вставай давай, а то замерзнешь. Вон уже нос синий!" Я опешил. Не знаю: или ответить ей, или встать. Так и сижу в сугробе, спиной к камню примерз. "Ты мне это тут, не вздумай помирать. Лучше отойди в сторонку, и где-нибудь там умри. А мне ни твоя душа, ни тело не нужны."- болтает, и машет куда-то в сторону ручкой. А я на нее только и могу, что смотреть. Попытался рот открыть, но губы примерзли друг к другу, больно... А про то, как встать и вовсе не думаю. Сил нет.
"Вставай говорю! Иди отсюда, упырь!" - Не унимается. Сколько она мне еще тогда наговорила... Много обидных слов и оскорблений. Даже несколько раз кинула в меня снежком. А я молчу, только моргаю в ответ.
- Слушай, если ты пришел сюда с какой-то целью, то это другое дело. Но сейчас не время, я тут одна как видишь. Остальных нужно будить. А у тебя для них ничего нет. Приходи позже.
Наконец я расшевелил губы: "Помоги встать". Она сделала шаг назад:
- Ишь чего придумал! Сначала ты мне что-нибудь предложи, а потом уже проси, требуй, умоляй, как тебе удобно! Сам поднимайся!
- Я не могу. Сил нет. - отвечаю ей хриплым голосом. А сам чувствую привкус крови на потрескавшихся от холода губах. - Тебе не холодно в таком виде?
- Что?! Холодно? Смеешься? Уходи отсюда бестолочь! - машет на меня руками, чуть ли не ногами топает.
- Почему тебе не холодно? - а я вовсе никакой. Чувствую еще несколько минут, и останется эта девчонка наедине с моим трупом.
- Потому, что я не мерзну! Внутри меня и так холодно, куда еще холодней?! Вот же упрямый попался. Уходи отсюда!
- Как ты это делаешь? Почему тебе не холодно? Ты ведь совсем раздета. - а у меня уже глаза закрываются. Тщетно пытаюсь рукой смахнуть налипший на ресницы снег, но не чувствую конечностей.
- Как?! Легко! Я приняла холод как должное, как часть себя! Как кровь, как свое тело! А теперь уходи отсюда!
- Не могу. Да и что ты мне сделаешь? - после этих слов она немного успокоилась. Подошла ко мне и села рядом в сугроб.
- Ты умрешь здесь. Твое тело будет лежать и разлагаться, вонять, портить окружающий пейзаж, и в конце концов станет землей. Но я сделаю так, что твоя душа навсегда останется здесь. Ты не сможешь ни сойти с этого места, ни заговорить. Тебя никто не будет видеть. Зато твое сознание будет сходить с ума от бессилия повлиять на что либо. И это будет продолжаться, пока существует этот мир. Ты этого хочешь? Хочешь здесь умереть? - последние слова она говорила со злобой. Как будто хотела, чтобы я ожил и убрался восвояси.
- Нет. Я не хочу умирать.
- Тогда почему ты не можешь подняться и уйти? Нет сил? Ты настолько слаб духом, что не можешь подчинить своё же тело? - я слышал её голос уже как будто издалека. Глаза закрывались. Я очень хорошо помню это чувство. Как будто тебя затягивает в сон, в темноту, звуки притупляются, ощущения отключаются, только чувство давления в голове, которое вот-вот закончится... Но ты этого не хочешь, но и сопротивляться не можешь потому, что привык противостоять окружающему миру руками, ногами, то есть физически. А тут что-то, что нельзя понять, нельзя пощупать, понюхать, потрогать... Даже лизнуть. И мыслей никаких нет. Ты не можешь осмыслить ситуацию. А если мелькнет какая-то мысль, то ты не можешь её осознать, проговорить про себя, обдумать. Она настолько тяжелая и скользкая, что любая попытка провальна.
- Хо-ло-днооо.
- Так сделай так, что бы не было холодно! У тебя в груди бьется сердце. Оно греет твое тело. Пока оно бьется, тебе не может быть холодно. Холод, он в твоей голове. Это чувство, оно как запах, как звук, как прикосновение. Отрицая его, ты отрицаешь самого себя. Прими его. Впусти в себя. Насладись им как куском пирога, как спелой вишней. Это часть тебя, часть твоего тела, часть твоей души... Прислушайся к холоду душой, почувствуй его по-настоящему!
Я не могу это описать. Помню лишь тот момент, ту секунду. Я как будто повернулся к чему-то большому у себя за спиной. Потянулся к нему, не в физическом плане, а как-то... Не знаю как. Душой, наверное. Что-то говорил. Не думая. Слова сами появлялись в голове..."
Толик поставил стакан и потянулся за лимоном.
- Наутро я проснулся в снежном сугробе. Живым и невредимым. Шел легкий снежок. А я даже носом не шмыгал. Встал, вычистил из одежды снег. Обошел мегалиты, вспоминая непростую ночь. Только при солнечном свете я смог оценить истинные размеры этих громадин. Я насчитал тринадцать потертых временем черных, каменных плит разной величины и формы. На шести еле видно проглядывались непонятные символы. Четыре махины покоились под снегом, кое-где чернея углами. Одна из них была расколота. Там были еще три камня совершенно не похожих на остальные: два тонких с изогнутой верхушкой, а один, примерно с меня ростом, с большой круглой дыркой посередине.
Я долго ждал хозяйку желтых глаз. Но она так и не появилась. Потом я услышал шум мотора, и пошел на звук. Вскоре меня подобрал зилок, который, доставлял в часть продукты. Как оказалось мое отсутствие заметили только по возвращению. И из-за сложных метеорологических условий, начальство посчитало начать поиски моего окоченевшего тела только с наступлением дня. А так, как я сам вернулся в часть, то дело и замяли, влепив мне два наряда вне очереди. Я не хотел рассказывать сослуживцам, как провел эту ночь, поэтому на все вопросы отвечал коротко: "Шел по следам".
- Я возвращался на то место дважды. Последний раз летом, перед отправкой домой. Искал, ждал её. Но она так и не показалась мне. Каждый раз уходя, я затылком чувствовал, как её желтые глаза смотрят мне в след...
- И ты не интересовался, что это было? - Витёк так до конца и не поверил ему. В нем говорил присущий врачам научный подход к материальному миру. Ведь как ни крути, а в сказки больше верят дети, в бога - старики, а "взрослые" - в науку.
- Еще как! После армии я почти не вылезал из библиотеки. Читал всякую бурду по акультизму, изучал мифы и легенды... Собирал вырезки из статей и журналов. У меня даже была большая цветная фотография Стоунхенджа.
- А у меня плакат Spice Girls. - ляпнул Сергей. Мы дружно засмеялись...
В ту ночь хмель больше в голову так и не лез. Может быть, коньяк был не качественный, или мы были под впечатлением. Но меня мучил один вопрос, который я задал Толику только на следующий день наедине: "Ты не помнишь, какие слова говорил, когда молился?"
Он пожал плечами и ответил: "Не помню. Но ты знаешь, мне кажется у каждого они свои. Ты как будто каешься перед богом. Вываливаешь все подноготную, не жалуясь, не прося прощения. Кого словом обидел, кому больно сделал. Говоришь, что для тебя самое ценное и клянешься защищать это. А сам в это время будто душу из груди выпускаешь, и не чувствуешь больше связи с окружающим миром. Как будто умираешь. Ты не подумай, что это бред алкоголика, или мои фантазии. Оно приходит само. В моменты, которые ты не ждешь: в тяжелых ситуациях; в лишениях и горечи утрат; или погожем, летним днем, когда душа спокойна и безмятежна; а может и как вчера, внезапно, будто тебя кто-то позвал, и ты не в силах не ответить...
Прошло уже больше пятнадцати лет с того разговора. Я стал старше, поднабрался жизненного опыта. Поддерживаю связь со многими друзьями и коллегами, благо появилась такая штука как интернет. И буквально на днях получил в одноклассниках сообщение от Толика. Цивилизация добралась и в ихнюю глухомань. Он живет теперь под Уссурийском в маленьком поселке. На присланной фотографии уже с сединой в волосах он весело подмигивает мне, обнимая жену и дочь. Вот только, у девочки, слишком странные глаза - желтые, желтые...
![[]](/img/w/wxjuzhin_j_o/project042/bezymjannyj.jpg)