Аннотация: А что будет после того, как гоблинка решит, что она - совершеннолетняя?
- Где эта девчонка?!Вот зеленая тварь, говорил же я ее не брать с собой! А ты "нооочь, темно, страшно, жалко". Вот теперь получи свое "жалко"! Ух. Если она хоть немного умная - успела смыться. С нашим мясом! Проверь в том углу, если и там пусто - кранты, придется уходить так.
- Статуэтку брать? Она вроде с камушком была.
- Да нет там уже статуэтки! Эта тварррь чересчур шустрая..
Танада лежала под грудой ящиков и коробок в узком углублении в каменном полу - слава гибкости гоблинов, иначе бы не пролезла! - и прислушивалась к негромкой перебранке мужского и женского голосов. Резная фигурка из темного дерева больно впивалась в ребра выточенными рогами и острыми шипами одеяния и как-то зло посверкивала глазами, отсвечивая случайные блики факелов. Когда возле носа прогрохотали мужские ботинки - на самом деле, их обладатель ступал достаточно бесшумно, будучи вором, но напуганной гоблинке и этого было достаточно, - девушка замерла и постаралась не дышать, наблюдая за передвижением массивной тени по полу. Тень же поплавала вокруг груды коробок, ящиков и остатков чьей-то мебели, резко развернулась, махнула более узкой и изящной тени, что плавала в другом углу, и удалилась к выходу. Послышался шорох, тихий звяк засовов и все смолкло.
Через некоторое время, когда шипение факела стало усиливаться - верный признак скорого затухания - Танада наконец осмелилась пошевелиться. Несмотря на долгое время ожидания, она сохраняла осторожность, мало ли кто ее мог подстерегать - можно было ожидать этого как от друзей-воров, так и от собак или сторожей. Вытянув руку и задев что-то негромко шебуршащее, она затихла на пару десятков мгновений для проверки и лишь после этого начала потихоньку и максимально осторожно вылезать.
Трудно сказать, что именно сподвигло гоблику на обман вроде бы сделавших добро хумансов. Но с другой стороны - а что сподвигло ее на побег из дома с папиной Любимкой за плечами? Как пить дать, семейная кровь искателя приключений на каждом углу. Да и добро у этих побродяжек было сомнительным. Пришлось брать и добывать это добро самой, все как всегда.
Уже практически выбравшись из схрона, девушка тихо вскрикнула и сильнее прижала к груди поцарапавшую до крови фигурку. Под светом факела резная фигурка с перепачканными кровью рогами и темными инкрустированными глазами зловеще ухмылялась. Отблески света по темному дереву завораживали.
- Ты мне нравишься, оставлю себе. Только не кусайся больше, - и статуэтка отправилась в нагрудный карман дальше блестеть глазами.
- И ты мне нравишшьсся.. - Тихий шепот по краю сознания был посчитан за незначительную информацию и тут же забыт.
***
К обеду ближе прозвучал первый тревожный звоночек - если не считать забытого голоса в сознании. Танада сидела возле трубы на одной из городских крыш после сытного обеда из добытых ночью запасов и расслабленно жмурилась на светило. Ночная вылазка была как нельзя кстати - запасов у девушки не было, ни еды, ни походного мешка. Впрочем, "кстати" - это было ее пожизненное кредо. Кстати в детстве попалась под руку приехавшему военачальнику и другу отца и получила с тех пор болезненные уроки военного искусства по утрам, которые все равно дали только зависть в глазах окрестных менее везучих гоблинков. Кстати приехала нелюбимая тетушка отца и заставила его отложить Любимку, мотивируя того щедрыми подзатыльниками, даром что тот - один из сильнейших воинов семьи. Кстати случился праздник пьяного веселья, что наступает всегда внезапно и обычно сразу после готовки пива, и никто не смог добраться домой, когда изрядно веселая Танада придумала безумство - достать Любимку и похвастаться перед братьями. Дальнейшее тоже одно сплошное "кстати".
Впрочем, веселье в ту ночь удалось на славу, и даже отец наверняка это признает, хоть и наверняка жутко сердится и будет сердиться до следующих походов, где достанет очередную Любимку. Из-за опоздания Танады на праздник она оставалась наиболее резвой и ее выступления с боевым топором не мог прервать суровый и пьяный донельзя отец. Остальные же гоблины и гоблинки не вмешивались, лишь подбадривали криками, огнями, смехом и прочими сопутствующими празднику действиями. Особо каверзный трюк девушки или особо неловкое падение гоблины встречали оглушительным хохотом и вкусным "бульбульбуль" из огромных пивных кружек. Для Танады ночь так и осталась состоящей из криков ободрения, оглушительного хохота, желтых бликов огня на лицах, мордах и кружках и зависти в глазах братьев.
Утро же ее застало шагающей по дороге прочь от дома, ибо праздник праздником, но получать наказание - а оно обещало быть весьма суровым - девушку не прельщало. А тут такая оказия - оружие есть, причем не просто оружие, а папина Любимка! А погоню организовать не смогут дня два еще, а потом и поздно будет.
И она могла зуб дать - чужой зуб, конечно, - что как только в протрезвевшие головы родных эта мысль тоже залетит, они тут же закатят новую пьянку.
Гоблинка блаженно зажмурилась, снова переживая ночь триумфа. Потом потянулась и открыла глаза. Светило старалось вовсю, крыша пылала жаром, но в тени трубы было в меру прохладно. Неподалеку прогуливались присущие всем хумансовым городам голуби и воробьи. Некоторые были слишком близко.
Внезапно вчерашнюю рану от рогов статуэтки нестерпимо запекло.
Девушка вскрикнула. Мгновением позже она медленно поднесла зеленую руку к глазам. Выражение лица неуловимо изменилось, прорезалось что-то безумное и злое. Голубь не успел заметить, как оказался без головы. Девушка выплюнула голову, снова села, по-кошачьи переливаясь из положения в положение, и стала с наслаждением пить кровь из птичьей тушки.
- Как же я скучал.. - бархотные интонации изменили практически до неузнаваемости девичий голос.
***
Вечерняя прохлада еще не превратилась в ночной зябкий холод, но уже расставалась с остатками дневной теплоты, когда зеленое тельце на крыше, что лежало в чуть неестественной и поломанной позе, неловко пошевелилось и тихонько застонало.
Разминая затекшие конечности, девушка думала о том, что в следующий раз не стоит так спать, когда ее взгляд упал на лужицы крови на крыше, пучки бурых перьев и испачканные пальцы рук. Облизнувшись от недоумения, Танада почувствовала привкус опять же крови. Не ее крови - уж вкус своей она хорошо знала по дракам с братьями.
Зеленый язык снова скользнул по испачканным кровью губам.
- Вкуусно, но как это меня угораздило? А, Шыназг сам разберет, - ухмыльнувшись, Танада еще раз облизала пальцы и, абсолютно не заморачиваясь больше по "кровавому" поводу, начала разминать затекшие конечности.
- Не понял. . А где непонимание, страх?. . - недоуменный шепот на краю сознания вновь был отброшен как лишняя непонятная информация.
- О. А что это ты тут делаешь? А если б я тебя забыла? - статуэтка, невесть как оказавшаяся на уступке печной трубы, как на пъедестале алтаря, лишь зло сверкнула глазами. Гоблинка подхватила ту и запихнула снова в нагрудный карман, на этот раз завязав его.
- Не бояться еще понимаю, но не замечать. . - бархатный шепот с усилившимися нотками недовольства и не думал исчезать так же быстро, как в первый раз.
- А ну стоять, зеленая, и слушать меня! - усилившийся шепот стал злым рычанием и больно бил при особо громких раскатах.
От неожиданности девушка резко упала плашмя на крышу и тут же перекатилась за трубу. Резная фигурка демона не приминула опять впиться рогами в зеленую плоть.
- Ты понимаешшшь, что значит "стоять"? - вкрадчивый голос из ниоткуда просто сочился раздражением и опасностью, зато стал тише и перестал раскалывать голову, куда не помешалось больше двух глобальных мыслей за раз.
- А ты не понимаешь, что значит гоблин рода Свирепых Лохматов? - девушка ехидно улыбнулась, с поразительной скоростью восстановив самообладание, медленно перетекла в позу, одинаково удобную - как по наивности она считала - и для атаки любого, кто покажется из-за трубы, и для внезапного и быстрого стратегического отступления "Шыназг тоже драпал".
- Наивное дитя. Ты нарываешься.
Рука гоблинки, что была ближе к ране от фигурки, коряво и с надломом поднялась, причем, судя по выражению зеленого лица, абсолютно независимо от желаний девушки, и резко, ладонью, нанесла удар по шее гоблинки. В последний момент дернув плечом, девушка смягчила удар, но это не уменьшила внезапности и невероятности атаки.
В следующий миг девушка оседлала руку, прижав ту коленом к крыше, а второй рукой нанося удары изменщице. На происходящее вредный голос лишь хмыкнул и стал добавлять еще веселья, нанося неожиданные удары то ногой, поцарапанной рогами резного демона, то рукой-изменщицей.
Через еще пару мгновений на крыше развернулась достойная боевой песни драка. И то, что участвовала всего лишь одна не самая выдающаяся гоблинка, ничуть это не умаляло. Девушка каталась по крыше, душила себя одной рукой, а второй отбивалась, выгибалась под невыслимыми - даже для нее самой - углами, кусалась, царапалась, лягалась и во все время этого безумства фигурка каталась вместе с ней, отбивая от себя крошки дерева, вминая особо неудачные выступы и тоже внося вклад в нанесении ран.
Когда на статуэтку в результате очередного немыслимого изгиба тела пришелся удар коленкой с размаху, голос не выдержал.
- Прекрати истеррику! Ты калечишь себя! Мне ты так ничего не сделаешь!
Несмотря на самонадеянные фразы, голос сильно сдал по сравнению с рыком в начале битвы. Он то срывался, то переходил на октаву ниже и прерывался, в общем, производил впечатление хорошенько избитого. Что гоблинка не преминула заметить - когда информация касается себя любимых, гоблины бывают изрядно наблюдательны.
Проявив чудо благоразумия и промолчав про свои наблюдения, гоблинка облегченно растянулась - который уже раз за день! - на крыше. По телу змеились ссадины и синяки, пару особенно крупных уже наливались цветом и опухали. Но по лицу девушки блуждала таинственно-победоносная улыбка. Дескать, с первой атакой справилась - и с остальными так же. Пусть пугает, не боимся кроликов!
Демонический шепот же затаился - явно теперь стоило обдумать, что же пробьет эту толстую шкуру гоблинской логики.
Крыша потихоньку остывала и отдавала тепло ладному, но побитому телу. Вокруг раздавались звуки типичного города приграничья территорий хумансов и лоскутного одеяла земель истинных рас. Где-то начинали зазывать в вечерние таверны, из-за угла доносился бас заезжего дварфа, что с легкостью перекрывал писк хозяйки лавки, кто-то продавал с лотка ненужную здравомыслящему гоблину мелочь, а по карнизу крыши снова цокали коготками голуби.
Немножко отлежавшись под темнеющим небом, Танада приподнялась на локтях. Любимка лежала у трубы, что начинала понемногу дымить, котомка скатилась к краю крыши, но зацепилась за особо острую черепицу и осталась в целости. А фигурка торчала из кармана сбившейся и порванной жилетки, зацепившись рогами и парой оставшихся выступов.
Распутав и достав темного демона ручной работы из остатков кармана, девушка повертела того в руках. Битва одного героя на нем сказалась неслабо. Выражение злобной морды несколько потеряло агрессивность, один рог был погнут, но не еще сломался, множество искусных выступов стесались о крышу, а в некоторых местах темнели ямки ударов о неровности.
Хмыкнув, гоблинка поковыряла одну из ямок, тут же заработав пронзительное шипение без слов.
На миг замерев, Танада широко ухмыльнулась, еще раз внимательно оглядела фигурку и, зло сверкнув глазами, резко откусила голову статуэтке.
Довольные и ехидные огоньки в глазах этой гоблинки не смогли потушить ни тут же раздавшийся вой-рычание, что уходил куда-то в глубь ее головы с невнятными сомнениями о величине ее ума, ни выплевывание остророгой головы и щепок темного дерева, ни то, что челюсть стала побаливать из-за чересчур сильного соприкосновения клыков и деревяшки. .
* * *
Полдень был тихим и идиллическим, таким, каким и должен быть полдень мирной полузаброшенной дороги, что петляет по холмам.
Недельной давности события на крыше были давно и прочно записаны в список безусловных побед достойной дочери своего отца лучшего гоблинского племени и уже немного успели поблекнуть в памяти, благо ссадины и синяки уже на второй день были незаметны.
А копошения в голове, неясные писки и тихий шепот по крям сознания по вечерам, когда Танада засыпала, умотавшись от каверз, дневных переходов по дорогам куда глаза глядят и охоты, опять игнорировались практичным гоблинским разумом.
Тогда, чуть больше недели назад, после победы над мистическим голосом девушка, отдохнув, слезла с крыши и удалилась из наскучившего города. И с тех пор ее преследовало затишье в приключениях. Впрочем, она была не в обиде.
Погода стояла жаркая, хумансы от этого были еще более ленивые, чем обычно, и Танада беспрепятственно шла все дальше по дорогам, тянущимся от побережья, где, по рассказам отца можно было влипнуть даже в невозможные приключения, но куда ей было еще рано, через земли почти всех гоблинских семей и до далеких, почти мифических - в сознании девушки - горных хребтов.
К горам она и направлялась. Петляя по тропам, желая заглянуть даже в те города и крепости, что совершенно не по пути, гоблинка, тем не менее, направлялась именно в горы.
И сложно сказать, зачем.
Запасы, стащенные вместе с памятной фигуркой, наполовину оскудели - конечно, здоровому молодому телу гоблинки было этого мало, но вокруг были то леса, то холмы, то поселения разного деревенского люда и нелюдя, и не суметь добыть себе еду было бы стыдно.
Правда, вспоминая вкус голубиной крови, гоблинка пристрастилась к паре глоткам свежей крови от каждой дичи, что она добывала в лесу. И не находила в этом ничего странного.
В общем, Танада наслаждалась жизнью, не обремененной даже теми ничтожными обычаями, что царили в ее деревне. И не сказать бы, что она скучала - все знали, что рано или поздно любой молодой гоблин уходит. Часто возращается, еще чаще - нет. И каждый уважал чужое право на это.
Но вернуться в самом начале путешествия - это считал зазорным даже самый маленький гоблиненок.
Под высоким орехом растеклась густая, тягучая прохлада. В нее и забралась гоблинка, когда ей наскучило безлюдье жаркой дороги. Отдыхать она не хотела, ей просто стало скучно шагать вперед. И голодно.
Мысль о сушеном или вяленом мясе - что оставалось в котомке - без пива или хотя бы холодной воды немного претила. Но в двух шагах от ореха был лес, а из того доносились аппетитные звуки животных голосов.
Проверив крепления котомки и боевого топора, чтоб те не зацепились, не развязались и просто не подвели, девушка углубилась в лес. Через некоторое время, когда губы стали синими от попутно поедаемых ягод, Танада наконец увидела то, что ей понравилось. Зайролик же у видел то, что ему напротив, совсем не понравилось - зеленую гоблинку, хищно облизнувшуюся и потянувшуюся к топору.
Забег по пересеченной местности они начали одновременно. На стороне добычи было знание родного леса и относительно малый рост, на стороне охотницы - азарт, голод и умение охотиться на таких тварей. Исход был предсказуем для жертвы - лезвие топора попросту раскроило тушу зверька, - но не совсем хорош для Танады.
В момент броска топора из кустов выскочил огромный зверь, тоже польстившийся убегающей тушкой. Выскочил, заметил конкурентку и вполне обоснованно решил ее устранить. А топор бесполезно торчал из тела зайролика позади хищной обозленной твари.
Если Танада просто недолюбливала - из вполне понятных соображений - любых существ с клыками, когтями и агрессией во взгляде на нее, то волк явно яро ненавидел ее племя. Девушка успела только вскинуть руку, как оказалась прижатой к земле всем весом зверя, а его пасть сомкнулась на руке. В момент приземления хищника что-то в ее теле жутко неприятно захрустело, дикая боль обещала накатить в следующую же секунду. Ярость же успела раньше боли.
Сквозь багровую пелену девушка видела сначала быструю смену эмоций зверя - от ярости до паники - после стремительных ударов ногами и еще действующей рукой, куда только могла попасть, потом видела уже только уменьшающуюся его спину.
Голова и тело были будто набиты железными осколками, и в висок упрямо стучала мысль, что удары по носу кулаком и в живот коленкой в панику таких зверей не обращают.
В руке начала разрастаться и пульсировать боль, голова все так же была застита кровавым туманом, в общем, Танаде было хреново. Еще и это рычание зверя, все еще отдающееся в голове гулом с начала его атаки. . . Девушка попыталась убрать отголоски рыка из сознания, когда поняла, что это рычит она сама. Страшно, жутко рычит. И перестать не может.
Через некоторое время бездумного валяния в траве, окропленной ее кровью, Танаде стало полегче. Рык становился все тише, дрожь от его звучания тоже уходила, только боли и багровой пелене в глазах время было нипочем - с течением времени они только выросли в размерах.
Вокруг был необычно тихий лес, ни одна птица не нарушала покой раненой, ни одно насекомое не стрекотало в радости к солнечному дню. Только солнечные лучи все так же пробивали крону деревьев и заливали все вокруг танцем пылинок, но без обычного звучания леса это было жутковато. Танада даже насторожилась бы, будь с ней самой все в порядке. Но, к чести ее, она все-таки заметила странность леса и запомнила ее.
С рукой надо было что-то делать. Но сначала стоило себя обезопасить - кто знает, что поджидает еще в этом лесу? Кое-как коряво поднявшись, оберегая руку и пошатываясь от гудящей головы, Танада направилась к тушке зайролика и топору, попутно удивляясь странному своеволию тела: конечности тела или слушались с запозданием, или совершали вообще не те движения, которые им задавались. Но так как те все же двигали девушку в нужном направлении, та пока не беспокоилась, списав на результат шока и боли.
Когда гоблинка наконец добралась до топора и ухватила его за рукоятку, то неожиданно лающе рассмеялась. Низкие тягучие и рычащие звуки непонятко как вырывались из ее горла независимо от ее желаний и пугающе складывались в слова:
- Живем! Хоррррошо снова жить. Хоррррошо!
На этой ноте Танада наконец поняла, что своим телом она больше не управляет.
Пелена перед глазами потихоньку рассеивалась, но это было единственное, что могло радовать. Танада могла управлять только своими мыслями, которые все больше принимали панический окрас. Тело же дышало, двигалось, наслаждалось каждой мелочью - даже все более нестерпимой болью - самостоятельно.
- Я веррррнулся. Я жив! - и снова раздался лающий смех. - Демона не убить прросто так. Я все ррравно снова здесь! Как же шикарно снова жить. . . - зашкаливающее торжество и неимоверная радость просто захлестывали все вокруг, потихоньку просачиваясь и в ватное сознание гоблинки. Хоть она и чувствовала их безусловную чужеродность - нечему было ей так радоваться, - сопротивляться им было слишком сложно, когда Танада наконец сопоставила давнишнюю победу над коварным голосом и сейчашнее состояние. Да, можно было сообразить и ранее, но измученный разум не сразу смог понять и принять, что победа та могла быть не окочательной. .
Демон же тем временем скакал по поляне, размахивал руками - даже раненной, срывал и бросал цветы, рассматривал тело, высказывал неудовольствие от того, что оно женское, тут же сам себя обрывал, что и такому до безумия рад. И с каждым новым бесцеремонным обращением с ее телом Танада все больше возвращалась из небытия сознания, опять наливаясь яростью. Дикой, первобытной яростью.
- Хррямс! - здоровая рука резко опустилась прямо на рану. Демон взвыл.
- Девчонка! Да ты уже проиграла, смиррись!
- Ха, - Танаде было тяжело, она по кусочкам завоевывала собственное тело, в следующий момент теряя то, что отвоевала мигом раньше. И на громкий и возмущательный диалог у нее не было сил, хоть и так хотелось. Но и оставить просто так слова этого гнусного существа не могла и едва выдавила презрительное хмыкание краем рта.
Дикое это было зрелище. Дикое и пугающее, ничего героического - как при битве на крыше - уже не было. Каждая мышца дергалась, за каждый кусочек тела шло сражение. Но времени контроля уже не хватало сознаниям, чтобы успеть нанести вред общему телу. От такой демонической пляски хаотично сокращающихся мышц, вращающихся глаз, дергающихся частей тела у невольного наблюдателя возник бы только ужас и желание быть от такого подальше. От относительно привычного зрелища иногда встречающихся бесноватых хумансов эта пляска была так же далека, как легкий эльфийский сидр от настоящего гоблинского пива. Но вокруг уже не осталось никого, кто мог бы стать таким наблюдателем, что было к лучшему и для Танады, и для демона. Впрочем, и для гипотетического наблюдателя тоже.
Упорство и мастерство демона, на протяжении долгих лет ожидавшего подобную возможность, столкнулись с молодой яростью и непробиваемой гоблинской логикой "мое!" хозяйки тела. Упрямство обоих было достойно друг друга, и каждый неприятно удивлялся стойкости противника при очередном перехвате власти над организмом. И каждый невольно проникался уважением перед казавшимся ранее слабым и недостойным противником.
А битва сознаний все продолжалась.
Закат окрасил залитую кровью опушку, добавляя мрачного колорита странной битве, тишина всеми покинутого леса становилась все более гнетущей и звенящей.
Силы обоих - и гоблинки, и демона, - практически иссякли, истраченные на битву за право на жизнь, когда из теней леса начали вытекать хищные фигуры гончих мрака. Привлеченные запахом крови, мертвого мяса и легкими эманациями демонической сущности, они радостно заблестели багровыми угольками глаз, увидев живое, беззащитное, хоть и избитое тело, все еще принадлещее и сразу двум, и пока еще ни одному из них.
На осторожное приближение и окружение заветного тела хищными тенями, примеривающимися к атаке, и демон, и гоблинка, на удивление, отреагировали одинаково - рычанием. Это была их собственность, и еще пары конкурентов совсем не ждали.
В ответ тени лишь плотнее начали сбиваться вокруг, кружа по странным траекториям. Неприглашенные на танец сознаний решили присоединиться без согласия хозяев бала.
- Союз?
- На время.
- Еще бы! - фырк в сторону оппонента, и тело вернуло себе логичность движений. Хозяева бала решили совместно выгнать лишних с их личного праздника жизни.
И в тот же миг лавина теней накрыла одержимую гоблинку, едва позволив подхватить с травы топор и включиться в ритм нового смертельного танца.
Не так, чтобы гоблин и демон прекрасно дополняли друг друга, но познать слабые стороны успели во время беснования, чтобы страховать друг друга. Не так, чтобы гоблинка и в здоровом состоянии могла справиться со столь серьезным противником - благо гончие были агрессивны только на демоническую суть, - а сейчас состояние организма было далеко от идеального, так изрядно его за день потрепало, но демон все еще умел что-то и помимо физических атак. Не так, чтобы топор подходил для нанесения урона теням, зато он был, а в нем было что-то, мешающее теням восстанавливаться в их обычном темпе.
Восходящее ночное светило наблюдало завораживающий танец со спецэффектами теней на музыку рычания и хруста отсекаемых частей тела. Тени багрово-черными волнами захлестывали фигуру, чтобы в иной миг стечь, оставив на траве несросшиеся половинки тел, постепенно замирающие и растворяющиеся в кровожадном лунном свете. Фигура же то вертелась волчком, неожиданно прыгая и выделывая беспорядочные знаменитые па гоблинской манеры вести бой, то замирала в ожидающей стойке, нанося только точные и быстрые удары и рычанием сбивая с траектории атаки тех, до кого топором не могла дотянуться.
Уставшие сознания союзников все чаще сменяли друг друга, в недолгие периоды отдыха не забывая страховать друг друга и подмечать изменения в музыке боя. Гончие же мрака все больше сбивались с единого ритма, безуспешно пытаясь понять манеру боя странной дочери лесов и болот, чтобы сломить ее единой волной.
Когда топорище стало скользским от крови и пота, а ноги по щиколотку стали увязать темной мешанине ошметков теней, травы и крови, когда атаки теней перестали быть точными и едиными, а топор все чаще стал промахиваться, остатки гончих стремительно утекли обратно вглубь леса, тихим воем издалека признав поражение.
Минуты три победители стояли в тишине, едва осознавая произошедшее, а потом кто-то из них едва выдохнул:
- Спать. . Завтра разберемся, - и, согласно кивнув, тело, что устало за двоих, опустилось там, где стояло, и тут же отключило оба доставших за день сознания. Покрывало наполовину материальных темных теней потихоньку растекалось ручейками в холодном лунном свете.
* * *
- Что же тебе еще рассказать. . - демон задумчиво поворошил угли.
- Что, маловато битв пришлось на долю маленькой фигурки? - не преминула съехидничать Танада.
- Как ни смешно, но "маленькая фигурка" впуталась во все глобальные войны двух столетий и больше половины более мелких. Так что ты опять мимо, - так и не назвавший себя демон терпеливо продолжал.
- К примеру. Наашс был взят ночью, и я раз пять только за эту ночь менял хозяина, и всегда через смерть предыдущего и его соратников. И в тот момент я спал, ага. Они все сами сделали, утром просто позавтракал их энергией сытно, ммм. .
Языки огня красиво расцвечивали худенькую фигуру, разговаривающую с собой на разный лад.
* * *
- Я все равно выгоню тебя из моего тела! Слышишь?! Оно МОЕ!
В ответ демон лишь прошелестел смехом по краю сознания.
- Ссначала дождисссь возможности опять вмешиваться в мой период дня. .
В отличие от гоблинки, он уже выяснил, что прошло частичное слияние. И без него - демона - Танада умрет. Впрочем, без нее, как минимум, ее тело тоже не выживет, а демона весьма достали неподвижные предметы как сосуд его сознания.
* * *
Надо ли говорить, что кровавый первый глоток стал ритуалом, а их миры где-то на окраинах слились и спутались гривами - не отцепить и не разрезать?
Что демон наслаждался свободой ходить, дышать и драться, скользя по грани потери осторожности?. . Что Танаде до дрожи не нравилось то, что ее тело теперь не только ее, но невольная безбашенность сожителя от пьяной свободы ей весьма пришлась по вкусу?. .
И что в конце концов они пришли к единому молчаливому соглашению жить вместе, попеременно выбивая из сознания второго, в то же время давая ему тоже жить. Гоблинка все так же громогласно возмущалась и грозилась выбить паразита из тела, потихоньку перенимая плавные па боевой техники демона, а тот посмеивался и куролесил, отрываясь за века заточения, потихоньку учась простоте гоблинской логики.