Корабль причалил к гавани Йелленвик уже на закате. Это было устаревшее тихоходное судно, построенное почти полвека назад. Не оснащенный даже простеньким механизмом, парусник полностью зависел от прихотей ветров и сноровки экипажа. Перед отплытием капитан принес положенные жертвы Ньёрду, и поначалу казалось, что бог прислушался к просьбам смертных. Но в последнюю неделю пакостный морской хозяин решил показать свой нрав. Море штормило все семь дней, яростный шквальный ветер гнал свинцовые волны на штурм пирсов, вновь и вновь окатывая камни клочьями серой пены.
Кораблю повезло: умудренный опытом капитан при первых признаках непогоды направил судно в ближайшую гавань. Экипаж и немногочисленные пассажиры пережидали шторм в сухости и тепле. Вот только дни летели, неумолимо приближался последний срок, и Альдис с тоской вглядывалась в окно, где свинцово-серое небо мешалось с морем.
Во всем была виновата опекунша. Крохотная пассажирская каюта на неспешном почтовом паруснике стоила всего парой солеров дешевле, чем билет второго класса на современном, быстром корабле, но госпожа Ауд терпеть не могла тратить лишние деньги.
Жизнь Альдис весь последний год была подобна туго стянутой пружине гарпунного ружья. Незримая рука все крутила и крутила ручку, преодолевая сопротивление металла. Страхи, надежды, чаяния, месяцы отчаянных тренировок через "не могу", месяцы молчаливой покорности, месяцы обид и унижений - непреклонно и неизменно вели к конечной цели.
И теперь из-за скупости тетки все это грозило пойти прахом. В душе рос протест, и только осознание бессмысленности любого возмущения и упреков удерживало девушку от бунта.
Лишь за два дня до окончания срока небо очистилось и выглянуло солнце. Капитан не стал терять времени, каждая минута промедления приближала выплату неустойки. Весь последний день пути Альдис провела на палубе, вглядываясь вдаль.
Она видела не так много городов в своей жизни, и позолоченный закатным солнцем Йелленвик показался ей хоть и чужим, но прекрасным. Белые каменные постройки, серебристые нити канатных дорог, зеленые террасы, широкие мраморные ступени, уводящие от портовых кварталов вверх, в горы - к храмам и дворцам. И море вокруг было чистым. Ни бескрайних полей, засеянных сине-зеленой лауфарой, бурым торраком и другими съедобными водорослями, ни огороженных под выпас рыбы территорий. Йелленвик - город инженеров и военных, здесь добывают металл и золото, создают сложные и прекрасные механизмы, но прибрежные воды слишком глубоки для фермеров.
После Акульей бухты Йелленвик казался ожившей сказкой, сошедшим со страниц книг заколдованным городом.
Альдис первой соскочила с трапа на прогретый солнцем камень набережной. Все ее существо стремилось вперед, вверх на поиски здания Министерства, но пришлось ждать, пока эрла Ауд закончит скандалить с капитаном, вымогая компенсацию за задержку. Только когда все пассажиры почтового парусника уже покинули судно, и матросы начали разгрузку трюмов, эрла спустилась, торжественно сжимая в одной руке полученный от капитана солер, а в другой потрепанный саквояж.
- Куда собралась, красавица? - ехидно поинтересовалась опекунша, когда племянница зашагала было вверх по кривой улочке, уходящей в гору.
- Я поищу Министерство, если вы не против.
- Милочка, время - девятый час. Надо снять комнату подешевле и ложиться спать.
- Но ведь последний день! - не дать эмоциям прорваться сквозь вежливые слова, было нелегко, но девушка справилась. - А вдруг завтра мы заблудимся? Давайте я разузнаю дорогу.
- Не ной. Никуда без тебя не уедут. Завтра с утра сходим, я тебя терпеть еще год в Акульей бухте не собираюсь.
Альдис стиснула зубы. Сейчас ей казалось, что каждая минута промедления уменьшает ее шансы на поступление. Но надо было слушаться.
"Еще один день", - напомнила себе девушка. - "Последний день и у нее больше не будет надо мной власти".
Они сняли жилье в районе, примыкающем к порту. Простенькая и бедно обставленная комнатушка, в которой обычно останавливались небогатые купцы, а то и зажиточные фермеры. Перед сном Альдис долго ворочалась, глядя на темно-синюю полоску неба в зазоре ставней. Она пыталась представить себе, на что будет похож завтрашний экзамен. Наконец ей удалось задремать под шелест ночного моря.
Здание Министерства обращало на себя внимание нарочитой неприметностью. Вход в него находился на задворках, со стороны тупика. Приземистое каменное строение с полукруглыми окошками-бойницами выделялось в окружении изысканно вычурных зданий, как аскет в толпе расфуфыренных аристократов.
У входной двери дежурили два солдата в парадных черно-белых мундирах.
- Вы куда, госпожа? - поинтересовался один из них - высокий и тощий.
- Не видишь - веду ребенка на экзамен, - тетка выразительно помахала направлением.
- Боюсь, вы опоздали, - в голосе солдата проскользнуло сочувствие. - "Солнечную сотню" набрали еще неделю назад. В этом году очень много желающих.
Альдис показалось, что мир вокруг покачнулся. В животе все скрутилось в тяжелый, промерзлый комок. Она впилась себе ногтями в руку, чтобы не закричать от чудовищной несправедливости происходящего.
И чтобы не вцепиться в горло эрле Ауд.
Тетка уже приоткрыла рот, чтобы начать скандалить, когда вмешался второй солдат - смуглый коренастый крепыш.
- Погоди. Ты что, не слышал? Три дня назад объявлен дополнительный набор. Специальным распоряжением выделено еще десять мест.
Облегчение было таким сильным, что девушка разом обмякла и еле устояла на ногах.
- И чего они? - вяло удивился первый. - Ну, проходите тогда, госпожа. Направо по коридору, комната номер двенадцать.
* * *
Кабинет был погружен в сонное тепло. Солнце ложилось косыми лучами сквозь узкий оконный проем и мелкие пылинки плясали в солнечном свете. Негромко капала вода в клепсидре. Чиновник за столом, как и часовой, был одет в черно-белую форменную куртку. Нашивки на рукаве говорили, что он пребывает в звании лейтенанта, а объемное брюшко и густо присыпанные солью баки намекали, что длится это пребывание уже не первый десяток лет. Лицо чиновника хранило выражение вселенской скуки, глаза лениво следили за полетом большой черной мухи. Появление Альдис с опекуншей вызвало у лейтенанта только короткий зевок:
- Чего так поздно-то? - Ворчливо осведомился он. - Последний день, вечером отплытие. У нас и экзаменаторы, поди, разбежались.
- Как же я ее в начале сезона повезу? - возмутилась тетка. - Набьют они рыбы без меня, как же!
- Ну-ну,- лениво протянул лейтенант. - Ваше счастье, что Храм просил об увеличении квот и у нас недобор шесть человек. Иначе пришлось бы тебе, красавица, возвращаться обратно.
Альдис поморщилась. Мысль о том, что путешествие могло окончиться ничем и пришлось бы возвращаться в Акулью бухту, была невыносима.
- Ага. Байстрючка, значит? - уточнил лейтенант. Уточнил без презрения, равнодушно и деловито, но девушка все равно вспыхнула.
- Не совсем, - поправила тетка.
- Это как - не совсем?
- Женился мой братец. В Храме, все по правилам. Документы есть. Но в Геральдическую Палату не сообщал.
- М-да... - чиновник поглядел на девушку с сочувствием. - Трудно тебе будет доказать, что не байстрючка, - и уже обращаясь к тетке. - Вы единственный опекун?
- Да. Вот документы.
Альдис терпеливо ждала, пока чиновник переносил содержимое документов на официальные бланки и задавал нудные уточняющие вопросы. Рывки от отчаяния к надежде отнимали слишком много сил, незримая рука докручивала пружину на последние обороты. Девушка запретила себе надеяться на удачный исход событий до того, как ступит на берег Виндерхейма, чтобы страх неудачи не лишил ее остатков мужества.
Но лейтенант больше ни к чему не придирался, поставил печать, отдал документы и сообщил:
- Сначала медосмотр в третьей комнате. Потом на экзамен во вторую и собеседование в шестой.
- Раздевайся, - велела белокурая женщина в форме военного медика.
Альдис покосилась на вторую женщину - невысокую, крепко сбитую, с раскосыми черными глазами. Чжанка или ниронка. Скорее, все-таки ниронка - у чжанок лица более плоские. Женщина сидела, вольготно развалившись в кресле, и выходить или отворачиваться не собиралась.
- Чего смотришь? - хмыкнула она. - Привыкай, в армии ломакам не место.
Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.
- Да не нервничай ты так, - вздохнула та. - Не съедим.
- Где хакама отхватила, белобрысая? - с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.
- Это подарок моего учителя. - Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.
- Не, ну ты глянь. Сразу видно здорового ребенка. - Ниронке хотелось поболтать. Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.
- Так... Дыши. Не дыши. Покашляй...
Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.
- Отличные рефлексы, - резюмировала докторша.
- А я что говорю? - снова влезла ниронка. - Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?
- Да, немного. И еще кобу-до.
- Ай, молодца!
Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины - простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то... спокойнее что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.
- Потом проверю, как учили.
- А вы у нас что-то вести будете?
- Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.
- Кейко, не мешай. Быстрее закончим.
Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее...
- Что?
- Ты девственница? - терпеливо повторила докторша.
- Ну да, разумеется... - все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.
- Сейчас проверим, пошли за ширму.
- Может не надо...
- Надо!
- Я не хочу...
- Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.
От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.
- Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, - прокомментировала ниронка.
- Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.
- Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?
- Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.
- Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.
- Вот еще!
- Тогда, - докторша снова перенесла внимание на Альдис, - иди за ширму. И привыкай - это обязательная процедура. Больно не будет.
Больно не было - было противно.
Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.
На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в Академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: "Ты сможешь. Ты же моя дочь".
Она сможет. Она прославит свой род и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.
Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.
- Заходи, дитя, не стесняйся.
Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из Ордена Блюстителей на острове любили и уважали - он был добрым человеком.
Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.
- Садись, милая, не бойся меня. - Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся. У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг - посвящение в жреческий сан - храмовник прошел давно.
- Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.
Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.
Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он - настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом - волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.
- Расскажи про себя, Альдис. - сказал храмовник. Голос у него был удивительный - густой, звучный, вкрадчивый.
- Меня зовут Альдис Суртсдоттир, - звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. - Я из Акульей бухты.
- Это далеко?
- Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.
- Ты родилась там?
- Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.
- Почему?
- Мой отец не ладил с эрлой Ауд - это его сестра, моя тетя.
- Почему?
- Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.
- Расскажи, чем вы там занимаетесь?
- Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.
- А твоя мама?
- Она умерла, когда я была маленькой.
Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию и ущипнула себя.
- Ты любишь свою тетю?
Альдис помедлила. Будь перед ней обычный храмовник, она могла бы солгать. Дети должны почитать и любить своих опекунов - это угодно Богу-Солнцу.
Что-то внутри подсказало, что отцу Гуннульву врать не стоит.
- Нет, - призналась она. - Не люблю.
- Ты ненавидишь ее?
- Скорее она ненавидит меня. Я не знаю за что.
- А ты?
- Я просто хочу быть от нее как можно дальше.
- Значит, ты хочешь поступить в Академию, чтобы сбежать от тетки?
- Нет! - она осеклась, испугавшись своего яростного протеста.
Говорят, душеведы могут узнать о человеке все что угодно, просто поговорив с ним достаточно долго. Можно ли переиграть храмовника? Как глубоко готов он залезть в чужую душу и что нужно сделать, чтобы скрыть от него самое сокровенное, самое важное и болезненное?
- Чтобы сбежать от эрлы Ауд не нужно поступать в Академию, отец Гуннульв. У меня есть другие родственники. Я хочу быть пилотом. Очень хочу. Я год готовилась.
- Успокойся, дитя. Не надо нервничать, я тебя не обижу. Лучше скажи...
Голос у храмовника был ласковым, на тонких губах играла теплая, чуть рассеянная улыбка. Он весь излучал внимание и симпатию. С ней никто не был так ласков уже очень давно. Но все это было только ширмой, а глаза не лгали. Пытливый, ищущий взгляд после каждого вопроса - храмовник словно что-то пытался нащупать, проникнуть в душу Альдис, разобрать на части и посмотреть, как она устроена. Расслабляться было нельзя.
- ...потому что я обещала отцу, что поступлю в Академию и стану пилотом. Такаси учил меня кобу-до и кэмпо. Но у меня плохо получалось...
- А почему плохо?
- У нас было всего шесть месяцев, а Такаси любит повторять, что к Мастерству идут всю жизнь....
Вопросы вежливые, вопросы нейтральные, вопросы-ловушки... Храмовник плетет сеть из вопросов, как паук паутину. О чем ты мечтала в детстве? С кем дружила? Что ты больше всего любишь? Чего боишься? Мягкий, вкрадчивый голос, пытливые голубые глаза. Храмовник чего-то ищет в Альдис. Отворачиваться нельзя, нельзя закрываться, нельзя паниковать, ее защита - это наивность и спокойствие.
- Почему ты боишься меня, дитя?
- Потому, что моя судьба и жизнь в вашей власти. Я чувствую себя беспомощной.
- Тебе не нравится это чувство?
- Не нравится. Слишком часто мне приходится его испытывать.
Время остановило свой бег. Осталась только эта комната, остался улыбчивый мужчина и вопросы, вопросы, вопросы...
- Значит, ты хочешь выполнить последнюю волю своего отца?
- Да! И еще я хочу послужить своей стране!
Что-то очень личное прорвалось сквозь все препоны, все преграды, которые воздвигла Альдис в своем сознании, и храмовник откинулся на спинку стула. Паук доволен, он поймал жирную муху в свои сети.
- Ты хорошая девочка, Альдис, и хорошая дочь. Из тебя получится славный солдат.
Девушка кивнула, чувствуя, как наивно-глуповатая улыбка прилипает к губам - не отдерешь. Что сумел увидеть храмовник-душевед? К чему были все эти вопросы? Не ляпнула ли она чего-то такого, за что потом придется расплачиваться?
- Можешь вернуться в двенадцатый кабинет, - храмовник подписал зачетный лист. - Там оформишь бумаги. Увидимся на Виндерхейме, - он успокаивающе улыбнулся, а Альдис снова кивнула, как чжанский болванчик.
Только когда за спиной захлопнулась дверь, она позволила себе выдохнуть и взглянуть в полученные бумаги. Куча врачебных пометок и замечаний, понятных только специалисту, пятерки по всем экзаменационным предметам. Напротив графы "собеседование" стояло одно слово "одобряю", написанное мелким убористым почерком. Это слово означало, что Акулья бухта осталась позади. Позади серые скалы, поросшие низкими деревцами, неласковое северное солнце, острые плавники, режущие ровную гладь воды. Позади мелочные придирки эрлы Ауд, вонь рыбьих потрохов, занятия с Такаси. Впереди небо, свобода и великаны-турсы, послушные ее воле.
Только царапало слегка, на донышке души воспоминание о записях, которые вел душевед-храмовник во время разговора. Но Альдис решила не думать на эту тему. Сегодня ее праздник, и ничто не сможет его испортить.
* * *
Экзамены заняли чуть больше трех часов, поплавок в клепсидре успел подняться только на три с половиной деления, но обстановка в кабинете разительно поменялась. Документы были сдвинуты в сторону, в центре стола красовался пузатый медный чайник, рядом на блюдечке лежало несколько рогаликов. Чиновник и тетка прихлебывали чай из больших металлических кружек с клеймом Министерства на боку. Глаза опекунши блестели, вечно недовольная складка около губ разгладилась, и даже на желтоватых обветренных щеках откуда-то появился румянец. Альдис остановилась в дверях и перевела подозрительный взгляд с опекунши на лейтенанта. Тот выглядел слишком уж довольным для человека, которому пришлось провести больше двух часов в обществе тетки Ауд.
- ... тогда я ему говорю: "Дорогуша, акула и должна быть тухлой" - завершила свой рассказ тетка и тонко захихикала. Ее смеху вторил басовитый хохот чиновника.
- Я закончила, - намеренно громко сказала Альдис. Ей ужасно хотелось добавить какую-нибудь колкость, чтобы хоть немного отплатить тетке за месяцы подколок и издевок. Устоять перед соблазном теперь, когда ее жизнь больше не зависела от эрлы Ауд, было необычайно тяжело, но девушка сумела сдержаться.
- А! Вот и ты! - показалось или тетка действительно смутилась? - Быстро как-то. Провалилась?
- Нет!
- Тогда давай бумаги. - Чиновник тоже выглядел слегка смущенным, как воришка, застигнутый на месте преступления. - Мы это... соседи почти. От моего родного фордора до Акульей бухты всего четыре часа плыть, - пояснил он, словно извиняясь за неуместное чаепитие.
- А чего это вы тут делали? - девушка постаралась, чтобы вопрос звучал невинно и по-детски.
- Глаза разуй. Чай пили, - фыркнула эрла Ауд. Она уже вполне взяла себя в руки, виноватой себя не чувствовала, и даже несколько напоказ улыбнулась толстенькому лейтенанту, что решительно не понравилось Альдис.
- Я скоро домой поеду. Мне пятьдесят в следующем году. Заеду, соседей навещу, - продолжал вслух размышлять чиновник, делая пометки. Эрла Ауд благосклонно кивнула и Альдис снова еле сдержалась, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Чаепитие, перемигивания, теперь он еще и в гости собирается... Всеотец, ну почему тетка осталась ждать в кабинете? Почему лейтенанту вздумалось угощать ее чаем? Вернуться в Акулью бухту на каникулы через десять месяцев и обнаружить, что толстяк стал ее опекуном! Ну уж нет!
- Вот и все, - лейтенант поставил на гербовой бумаге оттиск и протянул эрле Ауд. - "Морской змей" отбывает с третьего причала за час до заката. На борту быть не позднее, чем за полчаса до отплытия.
Встревоженная Альдис наблюдала за излишне теплым прощанием тетки и чиновника. Эрла Ауд еще не так стара, ей едва исполнилось сорок. Пусть тетка даже в молодости не блистала красотой, но и лейтенант мало похож на сына конунга. Вряд ли он будет очень разборчивым.
- У него половины зубов нет. И волосы сальные, - высказалась она сразу после того, как захлопнулась дверь кабинета.
Нет, ну конечно пытаться отвадить тетку подобным образом от лейтенанта - просто глупо. Ответным взглядом эрлы Ауд можно было заморозить всю воду в гавани Йелленвик до дна.
- Тебя не спрашивали, - отрезала опекунша. - Поговори мне еще. Давай, шевелись быстрее.
- Куда мы идем?
- На рынок.
Ах да - вспомнила Альдис. Тетка, как всегда, собиралась уложить одним гарпуном сразу несколько рыбин. Пахучие южные специи, тонкие и легкие ткани для праздничной одежды, изысканные духи и прочие праздные мелочи стоили в Йелленвике много дешевле, чем в Акульей бухте или на прилегающих островах. Эрла Ауд не была бы собой, если бы не запаслась товарами. У нее было выкуплено несколько ячеек на грузовом кнорре и можно не сомневаться, что все места для своего багажа она набьет под завязку.
- Ну, пошли уже. Чего встала?
- Я хотела бы посмотреть город. Вы же обещали, что мы его увидим.
- Не будь дурой, - тетка начала кипятится. - Пока ты возилась, полдня прошло, а завтра с утра кнорр уплывает. Сама видишь - поздно приплыли.
- Я не пойду!
- Пойдешь как миленькая, - опекунша выразительно помахала в воздухе гербовой бумагой. - Или поплывешь обратно.
- Вы не посмеете.
- Еще как посмею. Это научит тебя хорошим манерам. - Тетка сделала вид, что собирается разорвать бумагу на две части. Альдис издала полузадушенный крик.
- Знаешь, мне даже очень хочется это сделать, чтобы проучить тебя - наглая, невоспитанная девчонка, - продолжала Ауд.
- Но так нельзя! Вы же обещали!
- Ты тоже кое-что обещала. Помнишь?
Альдис помнила. Послушание. Она клялась быть послушной и не доставлять проблем.
Отец на прощание сказал: "Не высовывайся. Никогда не высовывайся, будь как все". Альдис плохо умела "быть как все", но старалась изо всех сил. И еще он сказал: "Будь вежлива и слушайся взрослых". Ох, знал бы он, как тяжело быть вежливой с эрлой Ауд...
Альдис научилась. Так было надо. Надо было быть тихой, послушной и она стала такой. Надо было молчать в ответ на упреки, и она молчала. Надо было выполнять не всегда приятную, временами грязную работу, недостойную знатного человека, и она выполняла. Она знала слово "надо", она обещала.
Но изменить свою сущность Альдис была не в силах, и безмолвие стало для нее крепостью, а равнодушие - оружием, осудить и наказать за которое невозможно. Эрла Ауд хорошо умела читать эти немые знаки и они только усиливали раздражение, которое испытывала женщина от присутствия юной девушки в своем окружении. Игра в злую мачеху и бедную сиротку началась почти с первого дня. Если бы Альдис покорилась, признала главенство тетки, ее силу и власть, жизнь девушки стала бы много легче. Но уступить, было равносильно полному самоотречению.
Даже в сказках бедные сиротки побеждают потому, что злая мачеха не смогла уничтожить в них остатки самоуважения.
Эрла Ауд была изобретательна в этой войне и праздновала победу всякий раз, как ей удавалось вывести Альдис из себя. И да, она могла бы разорвать бумагу и навсегда закрыть для Альдис путь в Академию просто из желания в очередной раз уесть "маленькую гордячку".
- Так нечестно, - с тоской сказала девушка. - Я ведь тоже человек.
- Ой, вот не надо мне тут вселенскую драму разводить! Город как город, насмотришься еще за пять лет. А мне нужна помощь.
Альдис прощалась с Йелленвиком, стоя на палубе "Морского змея". Город так и остался непознанной сказкой. Она вернется сюда почти через год, но тогда все будет по-другому. И Альдис станет совсем другой.
Граница. Прошедший год лежал как на ладони. Прощание с отцом, тренировки на грани возможностей, изматывающие душу и тело, знакомство с эрлой Ауд, серые скалы Акульей бухты, единственный друг - Такаси и снова тренировки, тренировки, тренировки...
Незримая пружина в душе раскручивалась, выпрямлялась, ослабляя почти непереносимое давление. Не было сожалений. Все было не зря и было так, как надо.
Кнорр отходил от причала на одних парусах, раскинув золотые весла-крылья. Он с разбега разрезал носом волны и был похож на гордую морскую птицу, готовящуюся взлететь. Вот "Морской змей" вышел из гавани и рулевой развернул его почти навстречу ветру. Потом внизу, в трюме, что-то закряхтело, затряслось, опали белые покрывала парусов, золотые весла единым слаженным движением вошли в толщу воды и корабль поплыл-полетел. Легко и плавно опускались и поднимались неутомимые весла, ведомые сложным механизмом, а ветер полоскал косички Альдис и рвал крики чаек в клочья.
Хельг Гудиссон
Лис проснулся. Поморщился, недовольно оглядываясь. Что его разбудило? Йотунство! Он так хорошо спал, и ему ничего не снилось. Вернее, он так хорошо спал, потому что ему ничего не снилось. Отличное времяпровождение, между прочим. Уставший разум не тревожат таинственные образы, спешащие обратиться в многозначительные символы, да и реалистическое сновидение с его каруселью знакомых и незнакомых людей не мешает отдохнуть. Несомненно, лучший сон - никаких снов.
Изменившийся шум двигающих корабль механизмов подсказал, где искать причину. Хельг заснул под похожие на мурчание кота звуки движителя, но резкий треск подрубленного дерева, падающего на землю, мог разбудить кого угодно.
Иггдрасиль рухнул, не меньше.
Дерева, разумеется, не было. Был лишь движитель.
Хельг потянулся, зевая, и недовольно покосился на огромное устройство, состоящее из движущихся шестерёнок, надувающихся и сдувающихся шлангов, катящихся по трубкам шариков и комбинирующихся друг с другом кристаллов. В самом центре агрегата располагалась стеклянная трубка, в которой билась, словно живая, пурпурная электрическая дуга. От трубки к стенам тянулись цепи, по которым то и дело проскакивали искры, похожие на больших краснокрылых бабочек с южных островов Архипелага. Однако стоит прикоснуться к скользящей по цепи бабочке, желая полюбоваться ею поближе - и острые клыки боли вопьются в тело от макушки до пят.
Хельгу хватало ума не проверять свое предположение.
В конце концов, свое прозвище он заслужил не просто так. Альгирдас хоть и та еще скотина, но он сразу заметил, когда младший брат изменился.
- Да ты, я посмотрю, стал хитер, как лис, - сказал он задумчиво, совсем по-другому глядя на Хельга.
Так и прилепилось. Даже мать - и та Лисом назвала пару раз. А уж прислуга, такое ощущение, забыла, что его Хельгом зовут. Разумеется, слуги называли Лисом только за глаза. А так "молодой господин" да "молодой господин". Только Стейнмод смеялся и дразнил Лисенком, говоря, что до настоящего Лиса Хельгу еще расти и расти.
Движитель фыркнул, словно недовольная морская лошадь, и начал чихать. Корабль замедлял ход. Значит, "Морской змей" подходит к берегу.
К берегу Виндерхейма.
Так в свое время драккар Харальда Скаллагримссона подошел к бхатскому острову, навсегда разделив историю Архипелага на "до" и "после". До великого обретения турсов в подарок от Всеотца первым Конунгом на далеких южных островах и после провозглашения Объединения.
Ну вот - начинается. Начинается новая игра, надевается новая маска, готовится новый образ. Сейчас необходимо избавиться от эмоций и подчинить всё разуму. Анализ, классификация, синтез. Использование полученной информации на полную катушку. Он должен смотреть и думать, слушать и понимать, стараясь никак не проявлять своего отношения к происходящему. Вот только Ульд и Свальд...
Хельг поморщился. Пускай предстоящее ему не нравится, но оно неизбежно. Уже хорошо, что Свальд не сумел отыскать его раньше времени. Наверняка этому здоровому лбу даже и в голову не пришло искать Лиса в машинном отделении. А если даже и пришло, то он точно сразу попался на глаза снующим по отделению матросам. Хельг умел прятаться, отыскивая незаметные закоулки, а вот за остальными парнями и девчонками, плывущими на корабле, такого умения он не заметил. Хотя Лис, конечно, видел не всех, но достаточно, чтобы создать впечатление о нынешнем наборе в Академию.
Впечатление так себе. Чада мелкопоместных эрлов шумны и наивны. Дети Дольних Домов внимательны и задумчивы. Отпрыски Горних Домов горды и недалёки.
Лис бы всех вымел с кнорра поганой метлой, будь на то его воля. Послушать только их разговоры! Хвалятся друг перед другом подвигами предков, корчат из себя чуть ли не самого Харальда Великого, направляющегося на юг. Боги неба, земли и моря, они просто не понимают, куда направляются. Они совершенно не представляют, что такое Академия!
"А ты представляешь? - спросил Хельг себя. И ответил: - Надеюсь, что представляю..."
Военная академия имени Харальда Скаллагримссона, первого Конунга Мидгарда и, согласно учению Храма, сына Бога-Солнца. Открыта двадцать лет назад, спустя два года после унизительного поражения в войне с Ойкуменой. Принимает только отпрысков Домов и эрлов - последних лишь благодаря особым привилегиям, полученным еще от Харальда Великого. Готовит первоклассных пилотов "валькирий", в первую очередь "Молнии", "Молота" и "Бури". Есть еще училища, выпускники которых допускаются к управлению грузовой "Колесницы" и простенькой "Пирамиды", но именно первые три "валькирии" являются основой военно-небесных сил Мидгарда.
Двадцать два года назад именно профессиональных пилотов не хватило Архипелагу для победы над Континентом. Храм Солнца незадолго до вторжения в Ойкумену нашел Солнечные Диски - машины Древних, мощные летательные аппараты, на основе которых жрецы создали первые прототипы "валькирий", быстро запущенных в производство Гильдией Инженеров. Как тогда говорили: дар Всеотца, подарок Бога-Солнца Мидгарду. Дар, за который следовало отплатить победой над варварами, живущими за Морем Тьмы и Северным Обрывом, преодолеть которые с помощью "валькирий" оказалось довольно легко. Морские суда не могли пройти по кишащим опасностями полуночным владениям Ньёрда, что до сих пор несли на себе печать Катаклизма, но при сопровождении воздушных турсов это оказалось проще простого. Сначала был установлен контроль над безлюдными дрейфующими островами в Море Тьмы, затем уничтожены наиболее крупные близлежащие гнёзда чудовищ Северного Обрыва. Далее последовал десант на побережье Континента и победный ход армии Конунгата. Полгода побед - а затем паническое бегство, когда битва на Кесалийской дуге завершилась полным разгромом воздушного флота Мидгарда, посланного в поддержку застрявшей в сражениях с противником наземной армии.
Тогда в пилоты брали любого военного. Только Солнечные Диски доверили мэйджорам Горнего Дома. Месяц подготовки - и новоявленных водителей "валькирий" посылали на фронт. В Мидгарде царила эйфория, вызванная легкими победами над Ойкуменой, и мало кто предполагал, что богоизбранный Конунгат проиграет в войне.
Однако - проиграл. Проиграл, потеряв девять десятых турсов в битве на Кесалийских полях. Проиграл, в панике бежав с Континента. Проиграл, подписав мирный договор и соглашение о сотрудничестве с Ойкуменой, предварительно выплатив немалую репарацию.
Непрофессионализм водителей "валькирий" объявили основной причиной поражения в сражении при Кесалийской дуге, когда плохо обученные пилоты не сумели скоординировать свое наступление с действиями наземной армии. В этой битве Мидгард потерял все пять Солнечных Дисков, и семьи водителей машин Древних, сгинувших вместе с Дисками, лишились дворянства, военных званий и земель, превратившись в бесправных трэллов. А спустя полтора года открылась военная академия, цель создания которой Конунгат пафосно обозначил как "подготовку истинных воинов небес".
Около сотни юношей и девушек в возрасте пятнадцати лет каждый год поступали в Академию. Спустя пять лет только двадцать из них получали чин лейтенанта и право водить "валькирию". Споткнувшись об количество, Конунгат решил брать качеством. С другой стороны, Мидгард обязался соблюдать договор об ограничении военных сил. Лишить Конунгат права защищать своих граждан от порождений Моря Тьмы и Северного Обрыва Ойкумена не решилась, но цифра в двадцать пилотов вполне устраивала основное государство Континента. По сравнению с армадами, которые были уничтожены над Кесалийскими полями, это была сущая мелочь.
Хельг улыбнулся. Официальные версии и окутавшие войну с Ойкуменой не менее официальные легенды он знал чуть ли не дословно. Не зря же проводил время в библиотеке отца, где можно было найти такие документы, что историографы Мидгарда схватились бы за сердце, узнай, как Хельг беспечно разбрасывал их по полу, отыскивая нужную ему книжку.
Да, война с Ойкуменой, а еще больше поражение, изменили Мидгард. Архипелаг словно погрузился в спячку, не торопясь просыпаться. Военная карьера, ранее считавшаяся в Мидгарде самой престижной, вдруг начала уступать позиции дипломатической и - кто бы мог подумать? - купеческой. Большинство майноров Домов шли на службу в армию, лишь малая часть стриглась в послушники Храма или занималась наукой, но контакт с Континентом открыл новые перспективы. Карьера искусных дипломатов, романтика шпионских приключений, захватывающие дух авантюры на Континенте - это стало привлекать майноров больше, чем служба в армии или постижение духовных истин. Что уж говорить об эрлах и бондах, повально принявшихся возить мидгардские товары в Ойкумену и обратно.
Храму Солнца все это очень не нравилось, некоторые иерархи в определенных кругах даже высказывались в том ключе, что такой поворот событий не входит в планы Всеотца, но открыто выступать против политики нынешнего Конунга, решившего мирно уживаться с северо-западным соседом, никто не смел. Тишком, по углам, оглядываясь за спину - так могли. В открытую побаивались. Потомок Бога-Солнца все-таки.
В конце концов, потеря Солнечных Дисков - вот это уж точно не по нраву Всеотцу. А ведь о необходимости послать дар Всеотца в самую гущу битвы больше всего вопили храмовники, неистово уверовавшие чуть ли не в бессмертие каждого солдата Мидгарда. Вопили, вопили, ну и довопились. А пострадали в итоге семьи, по сути-то, и не имевшие никакого отношения к Дискам. Отбор пилотов к машинам Древних проводили сами храмовники. И сами же потом этих пилотов посмертно и осудили.
"Неисповедимы пути Всеотца, но не слуг его" - с ухмылкой подумал Хельг, окончательно проснувшись. Парень выполнил несколько физических упражнений, изгоняя остатки сна и разминая мускулы. Виндерхейм ждёт. Сбор информации, напомнил Хельг себе. Следить и сопоставлять. Вот чем он сейчас должен заниматься. Проявлять себя как можно меньше... хотя скоро придётся себя проявить чуть ли не с салютом и фанфарами. Хельг улыбнулся. Ульд, Свальд - я готов. А вы - нет.
Он осторожно обогнул движитель, направляясь к двери, ведущей в коридор, и прислушался. Тишина. Хельг выскользнул в коридор, стараясь держаться в тени. Никого не было. Отлично. Стараясь оставаться незаметным, Лис поспешил к выходу на палубу.
* * *
С высоты птичьего полета Академия наверняка впечатляла. Об этом Хельг подумал еще до того, как "Морской змей" пристал к причалу. Когда Лис спускался по трапу корабля, то только убедился в своей правоте.
Виндерхейм, один из четырех островов, на которых расположилась военная академия имени Харальда Скаллагримссона, встретил их шумно. Перекличка жирных чаек, довольно рассевшихся на камнях бухты, вплеталась в грохот турсов, бродивших по порту.
Боевые машины типа "Дварф" использовались как грузчики. Железные гиганты, скрежеща и лязгая сложными механизмами, переносили с массивного длинного кнорра в двухэтажный склад огромные ящики. Хельг, видевший "Дварфов" полностью снаряженными, пусть и для военных парадов, смотрел на "эйнхериев" не так, как остальные. Парни и девчонки глазели на турсов с восторгом и трепетом. Даже отпрыски Горних Домов. Фамильными "валькириями" обладают только наиболее отличившиеся перед Конунгатом аристократические семьи, большинство парней и девчонок могли быть знакомы только с наземными "эйнхериями", а эрлы так вообще впервые видят боевые машины Мидгарда. Конечно, во время плавания можно было услышать, как некоторые хвастаются, что уже водили турсов, но сейчас даже они заворожено следили за неторопливым ходом "Дварфов".
Прямо со склада тянулась канатная дорога в сторону единственной на Виндерхейме горы. С виду неприступная, гордо царапающая голубой бархат небес верхушкой, гора была осыпана пристройками, а струи дыма, текущие с аэродромов "валькирий", окутывали ее сизым плащом.
Туда-сюда спешили люди. Некоторые отдавали на ходу приказы, другие бросались приказы выполнять. Несколько старшекурсников стояли неподалеку от работающих "Дварфов", переговариваясь и смеясь. Прибывших новобранцев они старательно игнорировали, однако у Лиса четко возникло ощущение, что старшие неотрывно следят за прибывшим набором.
И вот как раз курсанты заинтересовали Хельга куда больше, чем турсы. Старше новоприбывших учеников всего лишь на три-четыре года, но впечатление от них, как от взрослых. И дело даже не в том, что они рослее и крепче - при взгляде на старшекурсников возникало чувство зрелости. Они выглядели уверенными в себе, в каждом их движении скользила сила, упругая вязкая сила, видимая не потому, что старшие хотели ею покичиться, а потому что она просто есть. Можно было не сомневаться: они твердо знают, чего хотят и что получат от жизни.
Неплохо, неплохо. Хельг улыбнулся. Один этот вид стоил того, чтобы поступить в Академию. "Впрочем, - подумал Лис, - в мире все имеет свою цену. Даже такой вид. Интересно, чем пришлось им расплатиться? А еще интереснее: чем придется расплатиться мне?"
Трое жрецов Храма Солнца, в официальных желтых сутанах ордена Святого Знания, появились со стороны разгружаемого кнорра. Несколько старшекурсников подошли к ним, испросили благословения. Жрецы осенили их кругом с крестом внутри - символом Бога-Солнца. Завязался оживленный разговор, старшекурсники принялись о чем-то спорить с храмовниками, размахивая руками, а те благосклонно выслушивали и доброжелательно отвечали, не обращая внимания на разницу в возрасте и статусе.
Оглушительный свист заставил Хельга и весь остальной набор задрать головы. Ткань небес прорезали "валькирии", исполняя сложное построение. Тип "Молния". Их вытянутые, хищные формы, стремительный полет и замысловатая небесная пляска, их близость, в конце концов, заставили Хельга осознать, что он уже не дома. Что он уже вне своего рода и своего титула. Такое количество турсов можно встретить только в гарнизонах на границах Мидгарда с Морем Тьмы и Северным Обрывом. Но тут, в Академии, они используются даже как рабочие машины, и это, понял Лис, вполне вписывается в здешние порядки.
Человекоподобные "эйнхерии" и птицеподобные "валькирии". Могучие боевые машины, сила и мощь которых создали Мидгард. Элитные войска Объединенного Архипелага, заставлявшие в ужасе дрожать врагов Конунгата. А здесь, в Академии, обычные машины. И с сегодняшнего дня Лис и еще около сотни парней и девчонок будут учиться управлять этими машинами. Чтобы стать элитой, которая продолжит гордо нести знамя Мидгарда. Чтобы стать частью повседневности, где "эйнхерии" и "валькирии" находятся просто рядом - протяни руку и уткнешься в горячую броню.
Хельг расплылся в улыбке от переполнивших его чувств. Ему здесь нравилось! Ему здесь очень нравилось!
От сильного удара в челюсть Лис чуть не упал. Он успел заметить, как Свальд появился справа, но не успел отреагировать. Впрочем, сначала Хельг и не должен был реагировать.
Лис улыбнулся. Потер занывшую от удара скулу, сплюнул под ноги и успел отметить, что слюна перемешалась с кровью из разбитых губ. А потом его снова ударили. Но в это раз Хельг успел ударить в ответ.
Драка была нечестной. Крепкий Свальд Вермундссон, на голову выше Хельга, и худющий Ульд Сварссон, одного с Лисом роста, напали на него одновременно. Ульд старался подобраться сзади, ударить в спину. Свальд, атакующий так, чтобы и успеть ударить, и сразу уйти от контратаки, несомненно пребывал в ярости, иначе бы не позволил Сварссону вмешаться в драку. Ведь когда Свальд терял голову от ярости, то почти ничего не замечал вокруг, точно легендарный берсерк. К такому выводу Хельг пришел к концу первого дня на "Морском змее", когда увидел, как Вермундссон чуть не набросился на матроса, рассказывавшего товарищам анекдот о Доме Огня. Не окажись рядом сержант Хрульг, неизвестно, чем все могло закончиться. А так старина Вальди положил руку на плечо Свальда и утащил подальше. Успокаивать. Как - неизвестно, но на следующий день Вермундссон разгуливал по палубе тише воды, ниже травы. Спокойный и умиротворенный.
Ульда Лис выбрал из-за комплексов этого нескладного парня. Можно было только удивляться, как он вообще с таким набором неуверенности, разочарований и обидчивости прошел экзамены.
А бил Вермундссон от души! Силушкой Бог-Солнце не обидел майнора Дома Огня. Таких крепышей, как Свальд, обычно готовят водить "Ярость" - "эйнхерия" с прыжковыми механизмами, где требуется недюжинная физическая сила, чтобы сбалансировать прыжок турса. Такие как Свальд редко пилотируют "валькирии", их место - на земле, в гуще боя, а не в небе, где мчится Дикая Охота и странствуют боги...
Левый глаз уже начал заплывать, ныла разбитая губа, живот будто взорвался. Это хорошо. Это по плану. Правда, оказалось больнее, чем Лис ожидал. Но ничего. Бывало и хуже, знаете ли. Он привык терпеть и не такое.