|
|
||
1912 год. Россия вступает в Балканскую войну против Турции на стороне славяно-греческого союза | ||
(извлечение)
Статья 1: Царство болгарское и королевство сербское гарантируют друг другу государственную независимость и целостность их территории, обязуясь... прийти на помощь друг другу всеми своими силами в случае, если бы одно из них подверглось нападению со стороны одной или нескольких держав.
Статья 2: Обе договаривающиеся стороны обязуются точно так же прийти на помощь друг другу всеми своими силами в случае, если какая бы то ни было великая держава сделает попытку присоединить, оккупировать своими войсками или занять, хотя бы даже и временно, какую-либо часть балканских территорий, находящихся в настоящее время под властью турок, если одна из договаривающихся сторон найдет подобный акт противным своим жизненным интересам и сочтет его за casus belli...
***
По получении известия о сем злодеянии Регентом Российской Империи от Нашего имени была отправлена Нота Его Величеству Султану. Однако же Нота сия Высокой Порте к означенному в ней времени осталась безответною.
Поелику же безответно Империи Российской и подданным её сносить урон невместно, то по совещанию с Регентом м Государственным Советом Российской Империи и по благословению Святых отцов Наших было признано за необходимое объявить Его Величеству Султану, что с 18 часов 00 минут по среднеевропейскому времени 29 сего сентября Российская Империя считает себя в состоянии войны против Блистательной Порты.
Дабы ускорить дело одоления супостата Мы повелеваем:
- Морским силам Чёрного моря и войскам Одесского, Киевского и Кавказского военных округов находиться в состоянии полной боевой готовности;
- Начать мобилизацию запасных первого разряда в центральных и южных губерниях Нашей Империи;
- Ополчить Всевеликое Донское, Верное Терское и Кубанское казачьи войска и призвать под знамёна казаков второй очереди;
- Провести мероприятия по мобилизации для военных нужд средств железнодорожного, автомобильного, воздушного и гужевого транспорта на территории южных губерний Нашей Империи;
-
Дан в Петергофе в 29-й день Сентября в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот двенадцатое, Царствования же НАШЕГО в восьмое.
На подлинном Собственную ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою написано:
"АЛЕКСЕЙ""
От нашего корреспондента с Балканского театра боевых действий
18-й Северский драгунский полк в сражении под Лозенградом 9-11 сентября 1912
Совершив вместе с болгарскими пехотинцами на второй день баталии, 10октября, под проливным дождём по бездорожью обходной манёвр у с.Кайвы, драгуны Северского полка не удовлетворились достигнутою паникой в рядах турок, а напротив- вошли в прорыв, и, обгоняя бегущие таборы оттоман, параллельным маршем устремились к древнему славянскому Лозенграду, именуемому безбожными агарянами "Кирк-Килиссе".
В результате этого манёвра атакуемые болгарской Пятой дивизией на позициях севернее Лозенграда таборы III-го турецкого корпуса оказались отрезанными от тылов и лишены сообщения с командованием и подвоза боевых припасов.
Северцы же, продолжив своё движение, на плечах бегущих осман ворвались в город и учинили в нём полный разгром противника. Несмотря на многократное превосходство турок в численности, молодцы-драгуны сумели уничтожить более двух сотен врагов и пленить более полутора тысяч их.
В деле под Лозенградом вновь геройской славой покрыл себя вахмистр Северского драгунского полка Семён Будёный, награждённый крестом Военного ордена за подвиг, совершённый на полях Маньчжурии в 1904году.
В то время, как основные силы полка были заняты захватом и удержанием Лозенграда, полувзвод драгун под командою вахмистра Будёного устремился в разведку вдоль полотна железной дороги на Баба-Эска. У станции Казаклы среди застрявших в "пробке" составов с бегущими из Лозенграда турецкими войсками Будёный заметил поезд, составленный из классных вагонов. Поняв, что в таком поезде должны ехать высокопоставленные пассажиры, а ежели упустить время, то им удастся ускользнуть из-под удара, храбрый вахмистр скомандовал атаку. Налетевшие вихрем драгуны обратили деморализованную охрану поезда в беспорядочное бегство. Лихость и геройство русских орлов оказались вознаграждены по достоинству: в штабном поезде ими были захвачены два турецких знамени, множество важных бумаг и сам командующих всеми османскими силами в округе Махмуд-Мухтар-паша. При начале панического бегства турецких войск он, не пытаясь даже водворить порядок, одним из первых покинул Лозенград на поезде. Это бегство не принесло ему ни славы, ни спасения- генерал "кучук-килисской твердыни", казалось, вынужден был сдать свою шпагу простому вахмистру из донских степей. Однако и это ему не удалось: при бегстве он попросту забыл в помещении штаба не только свою саблю, но даже и часы.
Впоследствии все драгуны, бывшие участниками этой лихой атаки были представлены к знакам креста Военного ордена, причём Вахмистр Будёный, согласно статуту, представлен сразу к двум его степеням: как за пленение турецкого генерала, так и за захват вражьих знамён!
Тем временем главные силы 18-го Северского полка укрепились вокруг железнодорожной станции Лозенграда и в течении оставшегося дневного времени и почти всей ночи дружным огнём отбивали атаки отчаянно рвущихся из окружения турок. Только к пяти часам утра 11октября на помощь русским драгунам пробились основный силы 1-й, 4-й и 5-й пехотных дивизий болгарской армии.
Своим геройством наши драгуны и болгарские пехотинцы и артиллеристы вновь скрепили славянское братство и на деле доказали, что для славян, когда они едины и борются за справедливое дело, нет ничего невозможного.
Совсем ещё недавно, накануне войны, германский генерал фон дер Гольц уверял, что для овладения этой крепостью потребуется армия в три раза мощнее болгарской и штурмы будут продолжаться не менее трёх месяцев. На деле же славяне овладели всею местностью менее, чем за трое суток, потеряв при сем лишь около 300человек павшими и 450ранеными. Были захвачены огромные трофеи- тысячи винтовок, более ста орудий, двести зарядных ящиков, два аэроплана, два знамени и около двух тысяч семисот пленных, включая двадцать штаб-офицеров и генерала.
4 октября 1912 года русская эскадра в составе броненосцев "Евстафий", "Иоанн Златоуст", "Три Святителя", "Ростислав", крейсеров "Очаков" и "Кагул", гидрокрейсера "Алмаз", а также девяти эсминцев и двух тральщиков вышла из Севастополя курсом на Босфор. В 6 часов утра 5 октября, с открытием турецких берегов, по сигналу командующего Морскими силами Черного моря вице-адмирала Андрея Августовича Эбергарда, державшего свой флаг на "Евстафии", броненосцы "Три Святителя", "Ростислав" и гидрокрейсер "Алмаз", предшествуемые тральщиками и охраняемые эсминцами, отделились от эскадры и направились к Босфору. Остальные суда, имея в дозоре два крейсера, остались в открытом море на ходу, держась против пролива на расстоянии 12-15 миль. Они должны были находиться там, где глубина превышала двухсотметров, чтобы избежать подрыва на минах противника. При появлении Турецкого флота бомбардирующие корабли должны были отойти к оставшимся броненосцам.
В семь часов утра в десяти милях от Босфора "Алмаз", застопорив машины, начал спускать на воду гидропланы, а оба броненосца продолжили двигаться к проливу. В семь двадцать, когда тральщики подошли к берегу на расстояние 80кабельтовых (около 15км), береговые батареи открыли по ним огонь, но совершенно не эффективный, так как турки даже не видели, куда падают их снаряды. К семи тридцати, когда гидропланы уже были спущены и готовились к полёту, радист "Алмаза" принял радиограмму командующего: "Не увлекаться бомбометанием, главная задача- разведка". При приближении к турецким укреплениям гидропланы были сразу же обстреляны с батарей ружейным огнём, не понеся, однако, никакого ущерба. Вскоре первый из них вернулся с сообщением, что в устье пролива замечены два миноносца и несколько дальше- броненосец.Когда русские броненосцы вышли на указанную им дистанцию под азиатским берегом в районе мыса Эльмас наблюдателями были замечены два больших двухтрубных парохода под турецкими флагами, видимо груженные, которые пытались пройти в Босфор, идя полным ходом. Из пролива в это время им навстречу, сигналя прожекторами, вышли два миноносца. Пользуясь отличной видимостью, броненосец "Три Святителя" немедленно открыл огонь с дистанции 65кабельтовых (12км), причём с третьего залпа достиг попадания, а затем, когда пароходы повернули к берегу, стремясь уйти под защиту батарей Эльмаса, новые попадания вызвали на них пожар. Было видно, как команды спускают шлюпки и оставляют суда, приткнувшие к отмели.
"Ростислав" отогнал миноносцы двумя залпами, после чего они ушли в Босфор. Русский гидроплан сбросил бомбу на эсминец "Самсун", однако она упала в воду в двадцати метрах за его кормой.
Покончив с пароходами, "Три Святителя" в десять тридцать, идя на шестиузловом ходу за тральщиками, открыл огонь по батареям азиатского берега, сначала в районе мыса Эльмас, затем по укреплениям в районе Анатоли-Фенер. Следом шёл "Ростислав" и повторял стрельбу по тем же батареям вслед за окончанием стрельбы головного корабля.
Обстрел азиатских укреплений продолжался до без десяти одиннадцать. По Эльмасу были выпущены восемь трёхсотпяти-, шестьдесят стопятидесятидвух- ("Три Святителя") и двадцать двухсотпятидесятичетырехмиллиметровых ("Ростислав") снарядов. По наблюдениям с кораблей и аэропланов снаряды ложились хорошо, но степень разрушений определить было невозможно, так как точного прицельного огня из-за лёгкой дымки вести было нельзя, и обстрел производился по площадям. Батареи не отвечали из-за малой дальнобойности своих орудий. К этому времени авиаторы выяснили, что вплоть до бухты Золотой Рог в проливе больших судов нет. Пилотами было отмечено несколько прямых попаданий в батареи, причём в двух случаях произошли взрывы, давшие столбы дыма, окутавшие надолго одну из батарей.
В одиннадцать часов повернувшие на обратный галс броненосцы с той же дистанции обстреляли батареи европейского берега в районе Панас-Бурну, выпустив двадцать четыре трёхсотпяти- и восемь двухсотпятидесятичетырехмиллиметровых снарядов. Пересекая линию пролива, броненосцы отчётливо видели ряд ближайших внутренних батарей там, где не было дымки, но обстрелять их не смогли, так как угол возвышения башенных орудий обоих кораблей был недостаточен. К двенадцати тридцати корабли закончили обстрел, и пошли на соединение к своим силам. С их подходом на флагмане был поднят сигнал: "Поздравляю флот с историческим днём первой бомбардировки укреплений Босфора".
Построившись в походный ордер, русская эскадра отошла на север. Корабли весь день и ночь провели в море, чтобы с рассветом снова подойти к Босфору и повторить бомбардировку.
На следующий день, 6 октября, эскадра вернулась к Босфору. Погодные условия были такие же, но мгла стала ещё гуще, и очертания берегов едва различались. Тем же кораблям и гидрокрейсеру Флагман приказал повторить бомбардировку. На этот раз задание было несколько иное, по семафору было передано на корабли: "План маневрирования тот же, расход снарядов тот же. Цели: "Ростиславу"- батарея на мысе Пайрас, "Трём Святителям"- две батареи южнее Румели-Фенер. В случае обстрела вас батареями разрешается выбить и другие цели".
Одновременно на гидрокрейсере "Алмаз" получили новое задание для пилотов: "Задача: держать пролив Босфор под непрерывным наблюдением, корректировать стрельбу, весьма желательно глубже проверить место стоянки Турецкого флота. Летать только на исправных аппаратах и брать на себя только выполнимые задачи".
В семь десять оба броненосца, сопровождаемые тральщиками в охранении эсминцев, направились в точку назначения. В восемь десять "Алмаз" спустил на воду первый гидроаэроплан, сразу же вылетевший на задание. Однако выполнить бомбардировку противника не удалось. По мере приближения отряда к Босфору стало ясно, что обстрел состоятся не может, так как дымка трансформировалась в густой туман, который к девяти часам настолько усилился, что головной эсминец, шедший впереди тральщиков на расстоянии семнадцати кабельтовых, был едва виден. Подойдя на семьдесят кабельтовых (13 км) к проливу, начальник отряда убедился, что бомбардировка невозможна, и повернул к эскадре, доложив по радио о невозможности вести прицельный огонь. Продержавшись до вечера перед Босфором в ожидании турецких броненосцев, эскадра направилась вдоль азиатского побережья.
7 октября русская эскадра в очередной раз провела обстрел побережья угольного района Эрегли-Зондулак. Гидропланы бомбили угольные копи. В это время в Стамбул от контрабандистов поступила информация о том, что в Одессе собрано более полусотни судов, на которые грузятся русские войска.
В ночь на 7 октября вышли из Босфора и направились к Одессе турецкие крейсера "Меджедие" и "Гамидие", эсминцы "Муавенет", "Ядигар", "Тамоз" и "Самсун". К восемнадцати тридцати 8 октября отряд был ввиду острова Змеиный, называемого турками "Фидониси". В тот же день поздно вечером эсминцы поставили тралы, за которыми пошли крейсера. Головными шли "Тамоз" и "Самсун" с тралами, за ними на расстоянии пятисот метров "Муавенет" и "Ядигар" с тралом, за ними в четырехстах метрах "Меджедие", и наконец, в семистах-восьмистах метрах- "Гамидие". Скорость хода отряда не превышала девяти узлов. Крейсера находились точно за тралами, как вдруг в шесть сорок утра 9 октября "Меджедие", а затем "Гамидие" подорвались на минах, выставленных подводными заградителями "Краб" и "Сечь" в 15 милях от Одесского маяка. Взрывы произошли с левого борта, в районе носовой кочегарки. Глубина в районе взрывов составляла пятнадцать метров. Крейсер "Гамидие" погиб мгновенно, сдетонировали снарядные погреба, из экипажа спаслось пятнадцать человек. Крейсер "Меджедие" застопорил машины, но по инерции крейсер выбросило на мелководье.
Из-за того, что обречённый на захват русскими, корабль на малой глубине не мог окончательно затонуть, османы приняли меры к уменьшению его боеспособности, выбросив за борт затворы орудий и уничтожив радиостанцию. Эсминцы сняли команду крейсера и в семь тридцать "Ядигар" и "Муавенет" по приказу командира отряда выпустили торпеды для окончательного разрушения крейсера.
Торпеды попали в кормовой погреб, корабль выпрямился, а затем погрузился так, что над поверхностью воды остались торчать только трубы, мачты и верхний мостик. Эсминцы, перегруженные снятыми с бронепалубных крейсеров командами, повернули к Босфору.
8 октября броненосцы "Евстафий" и "Иоанн Златоуст", двух крейсера ("Очаков", "Кагул"), четыре эсминца, два тральщика в 7-40 утра вернулись к побережью в районе Эрегли-Зондулак и начали повторный массированный обстрел угольных копей. Выпущено было 80-305, 100-203, 320-152 снарядов. Эсминцы подойдя к портовому угольному терминалу обнаружили шесть больших двухтрубных, пять малых однотрубных пароходов, уже полностью загруженных. Не спеша экипажи эсминцев приступили к боевым стрельбам. Результат на лицо Османский грузовой флот не досчитался 11 пароходов и 2 шхун. В 17-20 Русская Эскадра направилась к Одессе.
Прорыв на Царьград
Вторые сутки на востоке громыхала артиллерийская гроза, рассыпалась горстями чечевица ружейной пальбы, зингеровскими швейными машинами вели прерывистую строчку пулемёты.
Вторые сутки русские солдаты укрепляли участок грунтового шоссе полуверстовой протяжённости, засыпая раскисшую после недавних дождей почву гравием, привозимым за десятки вёрст болгарскими ополченцами на запряжённых волами подводах. Возчики не скрывали сердитого недоумения, да это и понятно: одно дело- возить славным юнакам снаряды и патроны, да ещё провиант (ясное дело- на пустое брюхо много не навоюешь!), и совсем иное- бесполезную в бою щебёнку.
Однако подполковника Кольцова мало трогали и недоумение возчиков, и ворчание приставленных к работам русских стрелков: "Что мы, сапёрами, что ли, служить нанялись? Это у них вон лопата да топор на погонах- пусть бы они и ковырялись!" Периодически приезжавших с колоннами грузовиков пластунам он не терпящим возражения тоном тут же приказывал сгружать оружейные и патронные ящики из кузовов машин в установленные тут же рядом палатки, а самим включатся в работу.
В нарушение всех казачьих традиций, бешметы всех до одного пластунов были из защитной ткани, вместо черкесок с газырями поверх бешметов надеты короткие серые куртки на вате, обувью служили британские рыжие ботинки "джимми" с высокой шнуровкой. Только папахи-кубанки да дедовские кинжалы на кавказских поясах безоговорочно свидетельствовали, что это- те самые овеянные легендами пластуны-кубанцы, лучшие из лучших воинов, потомки запорожцев, некогда наводивших ужас на стамбульских янычар и усмирявших гордых мюридов Шамиля.
За несколько месяцев до войны есаулу Андрею Шкуре было поручено сформировать Охотницкую Кубанскую пластунскую сотню особого назначения из добровольцев со всего Войска, включая не только состоявших на службе, но и запасных. В течении трёх недель Шкура смог набрать почти двести сорок оторви-сорви-голов и прибыл, согласно приказанию, с ними в Крым, в распоряжение подполковника Кольцова.
***
Двухшереножный строй тянулся вдоль "линейки" качинского плаца: ещё пёстро, хотя и единообразно обмундированные в кубанскую форму казаки с номерами различных полков на погонах, некоторые- с медалями за усердие, знаками и и цепочками призовых часов за отличную стрельбу на черкесках.
После доклада есаула увешанному орденами армейскому подполковнику кубанцы напряжённо "тянули стойку", сосредоточенно пытаясь уразуметь, что сулят им такие необычные перемены в привычном порядке течения службы.
-Здравствуйте, братцы-казаки!
-Здрав-жлам-ваш-высок-бродь!
-Государь Император Алексей Николаевич и регент Российской Империи Его Высочество Николай Николаевич соблаговолили возложить на меня обязанности по созданию в Русской армии новой, небывалой ещё воинской части. Вы же, лучшие из лучших, призваны составить костяк первой сотни особого назначения, подчинённой, после меня самого, лишь лично Его Императороскому Высочеству Регенту. Оправдаем же возложенные на нас надежды! Ура, братцы!
-Урра-ра-ра-а!
-Нашей части приказано выделить всё необходимое для решения задач, которые могут быть поставлены перед нами: новое оружие, секретное пока снаряжение, обмундирование. Сотня будет подготовлена для ведения необычного- боя особого типа. Никто, запомните, никто не должен узнать, к чему вас готовят. До сих пор войны велись на море и на суше, кораблями, конницей, артиллерией и пехотой. Вы же, подобно небесному воинству Архистратига Михаила-архангела сможете разить врагов Престола и Отечества, спустившись с небес не землю!
-...
***
С тех пор у пластунов Охотницкой Кубанской сотни ОсНаз служба не пошла, а прямо-таки полетела. Казаков разделили на полусотни, взводы, отделения по восемь человек в каждом. У традиционно шедших на службу со своей справой, то есть оружием и снаряжением казаков забрали "в казну" старые винтовки и шашки, вместо них выдали новенькие, в прошлом-позапрошлом годах выпущенные с завода укороченные трёхлинейные винтовки казачьего образца, каждому четвёртому пластуну вручили хорошо себя показавшие в Японскую войну пулемёты системы Мадсена, лицензию на производство которых Россия приобрела по личному распоряжению Регента, получившие официальное название "ружьё-пулемёт образца 1905 года", пулемётчики, урядники и офицеры помимо обязательных наганов повесили через плечо деревянные кабуры "Зверобоев", они же "русский маузер"- конструктивно переработанная сестрорецкими оружейниками версия знаменитого немецкого пистолета-десятизарядки. Присланные с флота артиллеристы обучали пластунов обращению со скорострельными пятиствольными пушками Гочкиса, каковых было выделено на сотню аж четыре штуки! Грохота от этих флотских "малышек" было немало, но на дистанции прямого выстрела их снаряды не только довольно точно накрывали цели, но и с лёгкостью пробивали деревянные стены и листы котельной стали, что пулей из стрелкового оружия было сделать затруднительно.
Прибывший из Гатчинской Воздухоплавательной школы поручик Котельников был назначен в сотне инструктором и пластуны принялись за овладение спасательным прибором для авиаторов его конструкции. Кипу шёлковой ткани, прикреплённой к верёвкам, упакованную в громоздкие металлические короба, которую казаки прозвали "ангельским горбом", каждый складывал и упаковывал десятки раз, добиваясь аккуратности и автоматизма движений. Купола нескольких "аппаратов Котельникова" были укреплены на двенадцати выносных балках выстроенной у края плаца огромной вышки, превосходившей даже колокольню гарнизонной церкви. Каждый взвод пластунов раз в три дня в очередь совершал с этой вышки прыжки на землю. Сперва казаки приняли такое приказание без восторга,- ведь это вам не с мажары сигать!- бурчали, поднявшись наверх крестились и шептали молитвы, но после благополучного совершения первых прыжков не только успокоились, но большинство стало стремиться всеми правдами и неправдами добиться разрешения на внеочередной прыжок. "Истинно- архангельское воинство!"- как говаривал гарнизонный священник отец Николай.
Но подлинный шок пластуны испытали, когда первые два взвода были выведены к аэродромному полю, где их уже ожидали три громадных аэроплана: "Русский витязь", "Илья Муромец" и его невооружённый "гражданский" собрат "Микула Селянинович", на котором крылатые эмблемы "Русско-Балканских аэролиний" до сих пор не заменили трёхцветными концентрическими кругами Императорского военного воздушного флота.
Первые несколько дней пластуны только тем и занимались, что тренировались в подъёме в аэропланы с оружием и надетыми на спину коробами спасательных приборов и выпрыгивании со всем этим грузом на землю. Когда же весь личный состав сотни научился производить обе эти операции достаточно быстро и с минимальными задержками, на "Микулу Селяниновича" поднялись первые шестнадцать человек для совершения прыжка в небесах. Первым прыгал подполковник Андрей Кольцов, за ним- сам изобретатель прибора Глеб Котельников, третьим- есаул Андрей Шкура. К концу третьего месяца обучения у каждого пластуна, начиная от сотенного командира и кончая последним кашеваром, за спиной было уже по десятку-полтора прыжков из недр завывающего моторами тканево-деревянного аппарата на землю. Действительно, такого в Русской армии, да и нигде в мире, ещё не бывало!
***
И вот теперь бойцы Охотницкой Кубанской пластунской сотни особого назначения, прибывшие на грузовиках от самой Стара-Загоры, укрепляли дорогу между Чалтаджой и Гевньели, превращая её полотно во взлётно-посадочную полосу для тяжёлых аэробусов конструкции Игоря Сикорского. Слава богу, что Регент Николай Николаевич делом чести считал господство России и на земле и в воздухе, и ещё полтора года назад на производственной базе Русско-Балтийского вагоностроительного завода было открыто конвейерное производство русских тяжёлых самолётов как для Императорского военного воздушного флота, так и для обеспечения деятельности трансроссийских и трансбалканских воздушных перевозок.
Разумеется, пассажирские билеты на "Микулы Селяниновичи" обходились весьма недёшево, например, перелёт из Петербурга в Киев через Москву обходился аж в двадцать пять целковых, а через Варшаву- в целых двадцать восемь с полтиною, но скорость перемещения не шла в сравнение, да и срочные грузы небольшого веса аэробусами было доставлять гораздо более безопасно и оперативно, нежели поездом или пароходами. Поэтому ежедневные рейсы аэробусов по маршрутам Санкт-Петербург- Москва- Киев- Одесса, Санкт-Петербург- Варшава- Кёнигсберг- Берлин, Санкт-Петербург- Варшава- Киев, Санкт-Петербург- Москва- Нижний Новгород- Оренбург пользовались заслуженной популярностью у состоятельных господ. Совершать полёты в небесах- пусть и на пассажирской скамье, а не за штурвалом небесной машины- стало модным в определённых кругах.
К закату на новенькую полосу стали садиться аэропланы. Первыми, ещё около шестнадцати часов, приземлились два "Альбатроса Др-1", захваченных болгарами на станции Лозенграда ещё в разобранном состоянии вместе с германским конструктором Рентцелем. Заранее приехавшие сюда солдаты русской аэродромной команды быстро откатили к краю полосы и занялись их осмотром и заправкой. Спустя примерно час с севера стали подлетать и приземляться на укреплённую дорогу русские военные "Ильи Муромцы" и Микулы Селяниновичи" "Русско-Балканских аэролиний". Всего до темноты на поле у взлётной полосы выстроились в ряд двенадцать тяжёлых аэробусов- всё, что удалось собрать на юге России и на Балканах.
***
"Чуть утро осветило пушки", а также восточные склоны Чалтаджийской гряды, когда заря ослепляла турецких стрелков, наблюдателей и артиллеристов, засевших в редутах и других укреплениях, первые группы пластуны ОсНаза по двенадцать человек с оружием и приборами Котельникова за спиной стали грузиться внутрь аэробусов. Спустя десяток минут воздушные корабли один за другим поднялись в воздух, и развернувшись над "аэродромом", направили свой полёт на запад, в сторону линии фронта. Ровно в шесть часов на позициях славян вновь, как вчера и позавчера, грянули орудия, посылая тяжёлые снаряды на головы обороняющихся османов.
Тем временем аэробусы, перевалив горный хребет прямо над турецкими редутами, направлялись по прямой линии в строну шоссе, ведущего на Константинополь. Над городком Хадемкиой "Муромцы" и "Селяниновичи" составили движущийся круг, и из недр каждого аэроплана спиной вперёд стали выпадать кубанцы. Один же "Илья Муромец" начал снижение, явно идя на посадку на поле рядом с городком. Как только он закончил пробег по скошенной стерне, из него выскочили восемь пластунов, таща с собой две пушки Гочкиса, и станки для них и упаковки снарядов. Спустя три минуты первое орудие было уже установлено на станке и дало очередь в сторону набегающих от Хадемкиоя турецких аскеров.
Приземляющиеся с парашютами пластуны сбивались в группы, и, ведя плотный ружейно-пулемётный огонь по туркам, перебегали от одного естественного укрытия к другому, сбивая огнём и взрывами ручных бомб системы Кольцова (вот когда пригодилось его маньчжурское изобретение!) растерянных турок и всё больше углублялись в улицы Хадемкиоя.
Развернувшиеся в небе аэропланы тем временем возвращались к месту взлёта, чтобы вновь загрузиться пластунами из Охотницкой Кубанской сотни...
***
... На наблюдательном пункте генерала Васила Кутинчева он вместе с генералом Радко Дмитриевым и русским генерал-лейтенантом Брусиловым внимательно следили за тёмно-зелёными солдатскими цепями, упорно продвигающимися под огнём к турецким фортам Гамидие ??1 и 2.
Третий болгарский пехотный полк ценой больших потерь сумел прорваться под самое укрепление, но сил прорваться внутрь болгары уже не имели.
-Господин Кутинчев, думается, ваших орлов стоит поддержать огнём тяжёлой артиллерии. Иначе полягут зря все...
-За гаубицами уже послано. Но стянуть артиллерийский кулак раньше полудня никак не возможно: земля раскисшая, упряжки не могут быстро тянуть орудия и зарядные ящики, да и орудийные дворики устроить не успеваем.
-Поздно, поздно будет! Алексей Алексеевич, ведь погибнут же, и успешный перелом боя пропадёт втуне! Вся надежда только на русские войска!
-М-да... Ситуация... Сами ведь знаете, Ваше превосходительство, что русские полки назначены для углубления прорыва и последующий марш к Царьграду! Но, видно, тут ничего не поделаешь. Придётся, как в семьдесят седьмом году под Плевной на штыки идти... Адъютант!.. Скачите к орловцам, передадите следующий приказ...
***
36-й Орловский полк прибыл в Болгарию ещё летом, как официально было объявлено, для празднования тридцать пятой годовщины войны за освобождение Болгарии от турецкого ига, вместе с несколькими другими частями, прославившимися в кампанию 1877-1878 годов. В обозах полков везли и устаревшие ружья, и давно отменённую форму времён приснопамятного Императора Александра Освободителя. В каждом месте исторического сражения, начиная от русские полки устраивали торжественный парад, вместе с частями местных болгарских гарнизонов проходя торжественным маршем по улицам городов, с которых их отцы выбивали османских захватчиков, пятьсот лет уничтожавших славян. Пройдя всю Румынию, Болгарию, заняв Адрианополь, русские тогда дошли до предместий древнего Царьграда-Константинополя, но вступить в его стены и водрузить над древним храмом Святой Софии православный крест им было не суждено. Напуганные перспективой установления русского контроля над черноморскими проливами и вхождения освобождённых славянских земель в состав Российской Империи, "Великие Державы" Запада- Британская и Австро-Венгерская империи, Франция заставили АлександраII остановить наступление и заключить с Оттоманской Портой мирный договор, по которому почти половина болгарских территорий вновь попадала под власть турецкого султана...
С тех пор не раз и не два турки и арнауты учиняли резню среди мирных болгар, сербов и македонцев, оставшихся под их властью, не раз и не два вспыхивали там восстания, которые османы зверски топили в крови. После них сотни свежих могил появлялись на христианских кладбищах, сотни славянских семей бежали на север, чтобы, перейдя черногорскую, сербскую или болгарскую границу, оказаться, наконец, под защитой дружеских штыков.
Пройдя по дорогам Царства Болгарского, русские полки приблизились к природопскому пограничью. Последним городом, после парада в котором 36-й Орловский полк встал на отдых в предместье, стала Стара Загора.
В начале славяно-греко-турецкой войны турецкая эскадра обстреляла порт Варны, часть акватории и несколько кварталов которого по договору 1910года на тридцать лет были переданы в аренду под военно-морскую базу Военно-морских сил России на Чёрном море. Были жертвы среди русских и повреждения зданий, включая помещение комендатуры Базы. На следующий день посланник Российской Империи в Турции вручил турецкой Порте меморандум об объявлении войны. В тот же день русские полки, располагавшиеся на отдыхе у Стара Загоры, получив боеприпасы, двинулись на соединение с болгарской армией, ведущей наступление в европейских владениях Турции. Русская кавалерия успела принять участие в сражении под Лозенградом, пехота же и артиллерия двумя колоннами направились частично к Адрианополю, частично- к чалтаджийским рубежам. Немногочисленные механизированные подразделения- мотоциклетные и автомобильные роты- постоянно застревая в грязи, то обгоняли пехотные колонны, то вновь отставали от них. Более мощные, чем вооружённые пулемётами легковые автомобили, грузовики ухитрялись относительно быстро добираться до позиций болгарской армии, выгружать там грузы или солдат и разворачиваться обратно, чтобы перевезти следующую партию...
***
Адъютант Брусилова успел добраться до позиций Тридцать шестого пехотного за полчаса. Получив приказ, орловцы выдвинулись в передовую линию болгарских окопов.
Полковой командир, подъехав с группой ординарцев верхом к окопам, спешился.
-Пооолк! Штыки примкнуть! Наступление цепями! Направление на редут! Оркестр во вторую цепь! Господа офицеры, следовать в цепи, не зарываться! С богом, пошли!
... Комья серых шинелей выползают на брустверы окопов. Взблёскивают серебром примкнутые штыки солдат и клинки офицерских шашек, золотом- трубы оркестрантов. Вот кто-то первый делает шаг вперёд, подошва сапога скользит по раскисшей земле. Цепь шевельнулась. Шаг, ещё шаг, ещё один... Пошли, вразвалку, оскальзываясь, пригибая головы, качаются винтовки в руках. Навстречу, от турецких фортов, летят, гудят жуками пули... Кто-то скользит и падает головой вперёд...
И вдруг...
Там-там-там-там там-там-тара-там!
Взвивается в небо над окопами, над простреливаемым полем, над идущими цепями звук оркестровой меди.
Новинка сезона, марш Агапкина взмывает над древней славянской землёй:
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза.
Дрогнул воздух, туманный и синий,
И тревога коснулась висков,
И зовет нас на подвиг Россия,
Веет ветром от шага полков.
Кто и когда успел привезти сюда, в действующую армию ноты этого марша? Юный вольноопределяющийся или офицер, возвратившийся в полк из отпуска в России? Авиатор-пилот с "Микулы Селяниновича" или с "Муромца"? Или, может, напел товарищу в Варне или Стара Загоре мелодию в металлическую трубку солдат-телефонист из Одессы или Киева?.. Как знать... Но "Прощание славянки" звучит всё громче, всё пронзительнее и ярче взлетают к небесам его звуки:
Нет, не будет душа безучастна,
Справедливости светят огни.
За любовь, за славянское братство
Отдавали мы жизни свои...
И будто свежим ветром качнуло людей в цепи. Шаг твердеет, ружейные приклады твёрже прижимаются к бедру, взводные начинают вслух отсчитывать шаг: "ать, ать, ать-два-трри!".
-Знамя- в первую цепь! Снять чехол!
Шитый золотом Спас на хлопающем полотнище кидает гневный взор на укрепления магометан.
Прощай, отчий край,
Где ты, русская земля? Далеко за спиной осталась, как в сказке далека ты- за горами, за лесами, за полями...
Ты нас вспоминай,
Вспоминают сейчас солдат в крестьянских избах и нищих рабочих казармах, кладут поклоны земные перед образами- во здравие рабов божьих, кормильцев и защитников, Иванов, Василиев, Михаилов, Николаев... Сохрани и спаси их, добрый боже!
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад...
Не хранит их. Вот один принял в грудь шрапнельную пулю. Вот второй тяжело осел в грязевой кисель лужи. Третий, белолицый юный прапорщик с заострившимся носом, раскрыв для выкрика рот, вскинул шашку, и тут же, кроша зубы и челюсти в рот ему влетел четвертьфунтовый осколок турецкого снаряда, сорванная с шеи голова отлетела в сторону, а обезглавленное тело, сделав ещё три шага вперёд, переломилось, согнувшись через эфес вонзившейся острием в землю шашки...
Люди гибли. Но ПОЛК шёл. Шёл вперёд, с каждым шагом приближаясь к гибнущим под турецким фортом братьям-болгарам. Шёл, оставляя за спиной мокрые окровавленные холмики в серых шинелях. Шёл, перетекая цепями, падая в грязь и снова поднимаясь. И вот уже двести тридцать шагов до редута... Двести десять... Двести...
-Ура, братцы!
-Ррррааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Рывок в гору по скользоте, в облепленных пудами грязи сапогах и насквозь пропитанных влагой шинелях.
-Ррррааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!
Остатки солдат болгарского Третьего полка, методично выбивавшиеся на выбор турецкими стрелками, подхватываются, и смешавшись с орловцами, мчатся к насыпи. Штыки, ножи, лопатки втыкаются в откос, солдаты подсаживают друг друга на плечи, дотягиваются до амбразур, швыряют ручные бомбы, стреляют... Всё больше солдат оказываются внутри укрепления. Знамя с простреленным ликом Спаса хлопает по ветру на гребне насыпи...
Турки сосредотачивают фланкирующий огонь на захваченном укреплении. Со стороны Хадемкиоя, откуда должны были подойти для контратаки их резервные таборы, раздавались звуки стрельбы, над городом кружили аэробусы, от которых отделялись тёмные точки, через секунды превращавшиеся в белые облачка, плавно опускающиеся в турецкое расположение. Маленькая юркая пара аэропланов то взмывала ввысь над дорогой, ведущей из города к укреплениям, то резко снижались, строча пулемётами и скидывая то ли мелкие бомбочки, то ли пироксилиновые шашки на мечущиеся среди разрывов турецкие войска.
На позициях славянских войск усиливается передвижение подразделений. На расширение прорыва направлен 53-й пехотный Волынский полк. Северские драгуны, оставив лошадей коноводам, вместе со спешенными мотоциклистами занимают окопы Второго болгарского пехотного полка, болгары же устремляются группами в атаку на форт ?1. На этот раз потери атакующих гораздо меньше: орловцы вместе с подоспевшими волынцами наносят фланговый удар по засевшим в укреплении туркам.
С северного фланга доносится грохот разрывов, клубы дыма, земли и камней взлетают над османскими укреплениями. Это ведут обстрел из своих шести-, восьми- и двенадцатидюймовых орудий русские броненосцы "Иоанн Златоуст", "Евстафий" и "Князь Потёмкин-Таврический". Ближе к полудню к берегу около Деркоса подошли турецкие броненосцы, которые начали, было обстрел левого фланга болгар и одновременно с этим- и отряда русских кораблей. Но перестрелка длилась недолго: не прошло и часа, как прикрывающие броненосцы русские эсминцы "Лейтенант Шестаков", "Капитан Сакен", "Капитан-лейтенант Баранов" и "Лейтенант Зацарённый", подобравшись вдоль побережья, атаковали турок, увлечённых перестрелкой с "Потёмкиным" и "Евстафием". Торпеды с "Лейтенанта Шестакова" и "Лейтенанта Зацарённого" достигли цели, поразив одни из турецких броненосцев под ватерлинию, после чего тот стал быстро погружаться в воду с усиливающимся креном на правый борт. Впавшие в панику члены его команды принялись лихорадочно спускать на воду шлюпки, лихорадочно стараясь отгрести подальше от тонущего корабля. Два оставшихся турецких броненосца, видимо, поняв, что перспектива лёгкого победного обстрела болгарских войск вооружённых на левом фланге лишь лёгкими полевыми орудиями, подобного тому, который они провели вчера, превращается в перспективу навеки остаться на дне Чёрного моря, развернулись, оставляя своих неудачливых соратников на произвол судьбы и стали уходить мористее. Однако безнаказанно удрать им тоже не удалось: двенадцатидюймовый бронебойный снаряд "Потёмкина" прошил смотровую щель командного мостика броненосца "Мессудие", уничтожив в одну секунду большую часть офицерского состава на этом некогда приобретённом османами у англичан "полуутюге".
***
Хадемкиой скрылся в дыму, сквозь который пробивались рыжие всплески огня. Между сложенными из камня дувалами перебегали фигуры людей в серых куртках и синих мундирах, стреляющие друг в друга и перебрасывающиеся ручными бомбами.
Из двухсот с лишним пластунов, вылетевших нынешним утром на своё первое десантирование, в строю осталась едва ли половина. Уже давно погиб от шального осколка своей же бомбы храбрый есаул Андрей Шкура. Давно истощились снаряды у пятистволок Гочкиса- как у первого полувзвода, так и у второго, доставленного со второй волной десанта. Давно уже многие пластуны вместо оставшихся без патронов казачьих трёхлинеек вооружились трофейными винтовками Маузера, а очереди ружей-пулемётов "образца 1905 года" становились всё скупее и реже. Казаки, за счёт лихости, напора и большой плотности ружейно-пулемётного огня сумели прорваться почти к центру городка, и даже в полном соответствии с предварительным планом, найти и уничтожить штаб Абдуллах-паши, но и сами оказались в плотном окружении турецких таборов. Фактически Отдельная Кубанская сотня приковала к себе и связала боем почти все османские резервы, дислоцированные в Хадемкиое и окрестностях.
Сегодня каждый из них был героем. Казаки Семенной и Капуста с двумя пулемётами Мадсена сумели пробиться во двор мечети, подняться на минарет, откуда перекрыли огнём несколько близлежащих перекрёстков. Фельдшер Сорокин не только оказывал помощь раненым пластунам, но и сумел, наткнувшись на позицию турецкой батареи ручными гранатами и огнём из "Зверобоя" частично уничтожит, частично разогнать турецких артиллеристов. Развернув одно из орудий вдоль улицы, в конце которой в этот момент поднялась в атаку группа турецких аскеров, он, выполняя обязанности всех номеров рассчёта, выпустил в атакующих несколько снарядов, чем сорвал вражескую атаку. Сотник Лобода при штурме здания медресе, где находился штаб Абдуллах-паши, сошёлся в рукопашной схватке с тремя османами. Свалив выстрелом из "Зверобоя" аскера, он попытался застрелить и второго, но курок щёлкнул впустую: в горячке боя сотник выпустил весь магазин. Не растерявшись, Лобода выхватил из ножен кинжал, и сумел сразить им второго аскера и турецкого офицера. При этом последний выстрелом в упор тяжело ранил сотника в голову. Подполковник Андрей Кольцов успевал во время всего боя оказываться на самых опасных участках, раздавая команды и лично ведя огонь по противнику из обоих своих "Зверобоев"- и положенного по штату, и из вручённого от имени военного министра Владимира Александровича Сухомлинова за усердие в развитии Императорского военно-воздушного флота и успехи в создании новых видов вооружений, таких, как ручные бомбы, кассетные бомбосбрасыватели и противопехотные нажимные мины. Четырежды ему пришлось поднимать пластунов в контратаку, трижды турецкие пули проходили в миллиметрах от тела, дырявя ткань обмундирования, четвёртая сбила фуражку а пятая раздробила деревянную кабуру "Зверобоя".
И только около трёх часов дня натиск осман ослаб, и вскоре на дороге с восточной окраины города появились эскадроны северцев, которые, спешившись, при поддержке восьми пулемётов, установленных на легковых автомобилях "оппель", начали наступление на Хадемкиой со стороны прорванных Чалтайджийских позиций. Не принимая серьёзного боя, морально сломленные турецкие подразделения, обтекая те кварталы города, которые были заняты кубанцами, начали отступление из Хадемкиоя, и едва сумев вырваться на шоссе, беспорядочной массой устремились к Стамбулу, бросая ранцы с вещами, винтовки и боеприпасы. Надо помнить, что в основе своей турецкие войска, оборонявшие Чалтаджийскую оборонительную линию и Хадемкиой состояли из аскеров, уже переживших разгром под Лозенградом. Второе сокрушительное поражение за месяц окончательно надломило их моральный дух, и главным желанием большинства аскеров стало как можно дальше убежать от фронта, от стрельбы, от этих упорных в бою болгар и бесшабашных русских гяуров. Они мечтали оказаться далеко-далеко: на улицах стамбульской Галаты, а лучше- за Босфором, в Ускюдаре, или ещё дальше, там, где не будет слышно грохота славянских пушек, где не достанут их ни пуля болгарского войника, ни шашка русского драгуна.
И не было теперь такой силы во всей Отоманнской империи, которая сумела бы остановить этот людской поток, повернуть его лицом к приближающимся славянским войскам, заставить их сражаться, гибнуть за город султанов и византийских императоров.
Путь на Царьград был открыт...
На юг, к границе, к гремящему фронту шли воинские колонны ранее стоявших по гарнизонам полков и сотен. В спины солдатам дышали заляпанные дорожной грязью лошади обозов, батарей и артиллерийских парков, нервно храпевшие и вскидывавшиеся при рычании и дребезжаньях окутанных клубами газолинового перегара и бронеавтомобилей и автомоторов. Вдоль побережья Чёрного моря к турецким берегам направлялись эсминцы и канлодки, чьи комендоры старательно подготавливали орудия к обстрелу прибрежных османских позиций и встречаемых транспортов под красным флагом с полумесяцем.
Войска сарыкамышского отряда перешли в энергичное наступление на Эрзерум и уже к пятому октября овладели важной ключевой позицией: Кара-Дербентским проходом, что открывало путь к Кепри-кейской позицией турок, прикрывающей узел путей на полпути от границы до Эрзерума. На остальных направлениях части русской императорской армии частью продвинулись на десять-двадцать вёрст за линию границы, частью были вынуждены, перейдя к жёсткой обороне, отбивать ожесточённые лобовые атаки турецких частей и иррегулярных курдских формировании. Нависший над Эрзерумом подобно кулаку сарыкамышский отряд вынудил осман принять самые энергичные меры по сбору резервов с целью отбросить, а по возможности и окружить русские войска. В результате непрерывных боёв сарыкамышский отряд в течении недели был почти лишен в условиях малопригодного для горных условиях транспорта подкрепления людьми и боеприпасами- почти весь парк военных грузовых автомобилей был направлен на Балканский фронт, который Генштаб видел не иначе, как направлением основного удара, а здесь, в Закавказье, снаряды и патроны возили по старинке- вьюками на ишаках и лошадях. Следствием этого стало отступление русских к тринадцатому октября на линию Алакилиса-Ардос-Хоросан-Делибаба, где и началось знаменитое десятидневное "Хоросанское сидение". Вкопавшись в землю и русские и турки в течении десяти дней поочерёдно, по нескольку раз в день, поднимались во взаимно отбиваемые атаки и контратаки. По сути своей это было сражение на истощение: истощение людских сил и материальных ресурсов, но главное- на истощение боевого духа одной из сторон. Потери были огромны. По истечении "Хоросанского сидения" выяснилось, что в сарыкамышском отряде в составе I кавказского и II туркестанского корпусов с приданными частями из пятидесяти двух батальонов и ста тридцати восьми орудий осталось, причём в весьма потрёпанном состоянии, лишь сорок два батальона и восемьдесят четыре орудия. Процент потерь казачьих сотен был меньше, что было связано с тем, что генерал Берхман запретил кавалерийские атаки иначе, нежели в догон бегущего противника.
***
На север же и северо-восток, к Тифлису, Эривани и Баку, постоянно прижимаясь к обочинам тех же кавказских дорог, уступая путь спешащим к фронту войскам, тащились опустевшие арбы и двуколки из-под продовольствия и боеприпасов и устеленные реквизированным у курдских или аджарских крестьян сеном повозки с изувеченными "серыми героями - защитниками веры-царя-отечества". Отчекрыженные культяпки, зловонный гной, ещё кровянящие и уже присохшие к ранам повязки, обожженные лица и кровавый чахоточный кашель из простреленных лёгких: можно ли было узнать в этом паноптикуме недавних "солдатушек - браво-ребятушек", первых парней на селе, бывших щеголеватых "душек-юнкеров"?И не один десяток раз стягивали фуражки и крестились, проезжая мимо выросших при дороге крестов из узловатых ветвей чинар, нестроевые-обозники:
- Упокой, господи, души новопреставленных рабов твоих. Имена же ты их веси. И прости грехи их вольные и невольные...
Те же, раненые, кому посчастливилось не скончать дни свои на тряской повозке на петляющей среди гор и долин дороге и живыми, хотя и измученными попасть в большой город на излечение, вскоре понимали, что, хотя фронт для них и позади, но мытарства ещё не окончены. Существующая система военной медицины оказалась неподготовлена к хлынувшему потоку раненых. Так, например, в Тифлисе, где был, надо сказать, крупнейший склад медикаментов, военный госпиталь, находившийся на окраине - в Навтлуге - имел всего четыреста коек. Два лазарета: при церкви Архистратига Михаила, относящейся к Тифлисскому военному училищу, и лазарет Красного Креста вообще рассчитаны были на шестьдесят и сорок пациентов. Разумеется, для раненных господ офицеров всегда находились места в палатах: при необходимости персонал "заставлял потесниться" нижних чинов. Но вот в солдатских палатах с каждым днём становилось всё больше народу и всё чаще в беседах выздоравливающих звучали опасные слова: ещё, может быть, и не крамольные, но уже заставляющие собеседников задуматься. Разговор-то он разговор, дело такое: может и спроста сойти, а может и в непростое дело вылиться...
Так и в палате для выздоравливающих с ранениями конечностей нижних чинов после вечернего обхода табачный дым, слабо вытягивающийся в приоткрытую форточку, окутывал пеленой собеседников.
- Вот ты, Гнат, расскажи, что тебя тогда у той Дели-Бабы из окопа-то понесло под самые "чушки"*[снаряды среднего калибра - разг.]? Нога лишняя была, или как? Как теперь с раздробленной стопой к своей бабе пойдёшь?
- Да как все, так и я. Авось, ремеслу какому подучусь, чтоб сидеть больше: портняжить, наприклад, аль чоботы тачать. А бабе - ей не нога нужна, а совсем даже другое.
- Нет, ты всё ж скажи, чего полез-то? - никак не отвяжется настырный сосед.
- Чего да чего! Надобно было - вот чего!
- Чего ж надобно-то?
- Да сапоги. Мои-то за те вёрсты, что отмахал до Кепри-кеи, а потом обратно до Делибабы вкрай развалились, только голенище и держало, а подошву уж не знаю, где и потерял. Сами знаете, какова там слякотища: не только подошву - штаны стянуть может - обиженным голосом нудит "добытчик сапог".
- Гха-гха-ха-ха!!! - Грохнула хохотом в два десятка прокуренных глоток палата.
- Ну так вот: а намедни того, как мне увечие получить, к нам на замену покойному взводному Остапову нового прислали, подпоручика. Видно, путь с России-то он всё больше двуколками проехал, сапоги новенькие, только чуть в грязи забрызганы, ясное дело. Вот как засвистели их благородия "в атаку", так, значится, поднялись мы и побежали вниз, на турку. А он, животная бусурманская, по нам палит, как обычно. Смотрю я, подпоручик-то и свалился в воронку. Неладно свалился: головой да туловом вглыбь, а ноги в сапогах-то этих над воронкою торчат, и уж не дёргаются. Тут от пальбы бежать на турку нам стало невмочь, где бежали, там и повалились: лишь бы пули поверх пошли. А бусурман не успокоится никак: начал по склону из мортиров палить, да всё с недолётом. Смотрю я, а взрывы всё ближе к нам встают, какого-то покойника-бедолагу из прежних павших в воздух подкинуло, да в куски: куда голова, куда руки-ноги... Тут уж я смекаю: надоть за сапогами бечь, потому как разорвёт подпоручика покойного - и пропала обувка! Вскочил я, значит, да и побёг к той воронке. Упал рядом, хвать за сапог - ан чую: нога-то дёргается. Видать, не до конца его благородье скончавшись-то. Что было делать? Хочешь - не хочешь, а пришлось его за ноги из воронки вытягивать. Вытянул, рану на груди прямо поверх шинели фуражкой заткнул да ремнём натуго стянул, чтоб не упала, да и поволок взводного наверх, к траншее-то. Волок-волок, ан турка, пёс, меня с мортира осколком в ногу-то и приголубил. Хорошо, ребята наши уже близко были: не дали пропасть, затащили за бруствер.
- Так тебе, брат, за спасение офицера "Георгий" полагается.
- Да какое спасение! Помер тот подпоручик и фамилию его никто во взводе не запомнил. Так и похоронили его у штаба полка при сапогах и портупее. Эх, мне бы те сапоги!
- А у нас весь полк к "Георгиям" представили, до последнего казака! - гулко басит рыжебородый кубанец, невесть каким образом сохранивший от изъятия медперсоналом свою затрёпанную и простреленную на рукаве черкеску, на погоны которой он неловко одной рукой вчера нашивал вахмистерские лычки.
- Чем же тот полк такой геройский? Небось, шибче всех галушки ел?
- А ты не смейся, чиха востропузая! Говорю - представили к "Георгиям" - значит, представили. И даже не наш полковник, а морской начальник, контр-адмирал Покровский!
- Тюю! Брешешь! Или теперь казакам по крейсеру верхами скакать полагается? Скоро с вас бешметы скинут, да рубахи полосатые подевают, и будете вы матросы с кынчалами да в папахах!
- Пёс твой брешет, а ты языком ту брехню метёшь! Было нас две пластунские бригады, тысяч так с семнадцать-восемнадцать народу. Посадили в Батуме на транспорта: поболее двух десятков их было, нашу сотню на "Тревореане" разместили. Охрану флотские обеспечили неплохую: на транспорте-то всего оружия - одна пушечка, если наших карабинов с пулемётами не считать. Даже крейсер с нами шёл в охранении: "Прут" называется, а с ним ещё корабли помельче: миноносцы всякие, канонирские - пушкарские, значит, по нашему. Один канонирский всё больше рядом с нами шёл, пока уже далеко не отплыли. Глянул я на него - и аж тепло в груди стало: "Кубанец" ему имя. Ровно бы с земляком повстречались!
Ну вот. А перед тем, как на транспорты грузится, зачитали нам приказ того Покровского: мол, идём в десант порты мухоеданские штурмовать, и какой полк первый из всех себя славой покроет, тому полку дано в отличие будет знамя Георгиевское и все казаки к крестам представлены будут: и живые, и павшие. Сказали нам, что мы, пластуны, первыми в бой пойдём, а уж после к нам на подкрепление целый корпус придёт.
Раз такое дело, плывём мы, помолясь, по морю. Плывём себе, плывём и доплываем до бухты. Как же ж её название? Спрашивал же! А, вспомнил: Чюр мене*! [*бухта Сюрмене]. Перевезли нас матросы на лодках на берег спокойно: только турецкий разъезд раза три стрельнул по нам да и ускакал. Долго перевозили, часов пять. Под конец дня разобрались мы по сотням, построились, да и пошли, благословясь, куда господь да начальство указывает. Ночь шли, полдня шли, наконец дошли до Атинских позиций. А там уже нам мухоедане встречу приготовили. Добро ещё, что сильные войска у них в других местах были: кто у Стамбула бился, кто у Хоросана. А против нас стал мустахфиз, ополченцы, значит. А нечего было стоять на шляху! Сбили мы этих мустахфизов с позиции и к полуночи уже Атина была наша.
Отдохнули сколько начальство дало, да вновь пошли вдоль берега. Идём и думаем: что же подкрепления обещанного нет? Неладом ещё сильный отряд на пути встанет - а нам ни вперёд не пробиться будет, ни назад отступать. И ведь верно: как к городу Ризе подходить стали, по нам мухоедане с орудий как начали крыть! Ну, выноси, Пресвятая Богородица! Что делать? Впереди - басурман, позади - море-океан, а на месте стоять - всяко погибель неминучая!
Вот и пошли вперёд. Да не пошли: полетели как на крыльях! Турок по нам садит почём зря, а снаряды уже за спинами рвутся. Тут он пулемётами ударил. Много казаков там и полегло! Но у турка-то хоть и станковые пулемёты, однако всего с полдюжины, а у нас на каждый десяток казаков по паре ружей-пулемётов, а к ним по четыре магазина на двадцать пять выстрелов каждый! Да и удобнее с таким в бою, сноровистее. Вот и открыли в ответ казачки пальбу не хуже басурманской, сбили с турок спесь. Под это дело мы в окопы ихние и ворвались, а там уж - пошло-поехало. Кого пулей, кого кинжалом достали, кто утекать кинулся, да далеко не утёк: с моря наши эсминцы подошли да из пушек им жару дали. Вовремя флотские поспели - "Дерзкий" и "Беспокойный", а чуть позже к ним и "Пронзительный" подошёл.
Ну так вот: кинулись мы вслед за турками к Ризе. Ан не тут-то было! Басурмане-то, пока мы пешим порядком от той Чюр мене продвигались, с-под Стамбула по морю навпростец несколько дивизий подвезли до Трапезунда, а две из них в Ризе войти успели. Вот и столкнулись мы с ними прямо на улицах вич-на-вич! Ох, и было ж дело! Как дрались, как рвали вражин - это рассказывать бесполезно, да и закрутило меня так, что только в глазах мелькало: что да как - сейчас всё и не вспомню. Помню только под конец: стою у портовой конторы, винтовку трофейную германскую из турка мёртвого выдёргиваю - штык промеж рёбер застрял, а мимо меня наши стрелки пробегают: это Приморский отряд генерала Ляхова под обстрелом прямо на причалы десантом высаживается. Сколько их там потонуло - уже никто и не узнает, царствие им небесное! Но ведь вышибли басурман из Ризе, а через два дня к Трапезунду подступили. Только мы к штурму готовиться начали - а нам отбой. Разведка в город ходила да и доложила, что войск нет, только на рейде транспорты турецкие полузатопленные торчат.
"Что за холера?" - думаем. А генерал-лейтенант Ляхов все полки выстроил, да и говорит: "Молодцы, дескать, вы! Заставили турок от Царьграда войска перебрасывать, чтобы десант наш уничтожить. А флотские наши корабли мухоеданские в трапезундской гавани в ловушку поймали, да без малого все и потопили. Так что пришлось туркам город бросать да пешим порядком обратно топать. А почему, спрашивается? Да потому, что пока наши полки в здешнем десанте отвлекающем костьми ложились, да на Кавказе атаками постоянными турецкие резервы к себе притягивали, основной десант из Одессы под Царьградом высадился, и вместе с братушками-болгарами и теми русскими полками, что Чаталджи штурмовали в яко же и наши предки при Олеге Вещем половину столицы турецкой на щит взял. Теперь султан на другой берег Золотого Рога сбежал и перемирия запросил. Так что кресты свои мы заслужили честно, задачу выполнили.
- А где же тебе руку-то прострелили, раз до самого перемирия невредимый прошёл?
- Как это так: "невредимый"? Я же рассказывал уже: в самом начале похода, когда в Чюр мене высаживались, турки раза три по нам стрельнули. Вот моя пуля и нашла кого искала...
- Выходит, ты всё время раненый дрался?
- Ну так. И что с того? Наша доля казачья...