Воронин Александр Григорьевич : другие произведения.

Разговор В Купе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   А. ВОРОНИН
  

РАЗГОВОР В КУПЕ

  
  
  
   - Почему ты говоришь, что это твоя первая любовь? Она была первой девочкой, в которую ты влюбился, или первой женщиной, с которой переспал?
  
   - Ни то, ни другое. Влюблялся я всю сознательную жизнь. Первый раз это случилось, когда мне было четыре года. Я сидел в комнате на полу около печки и, кажется, собирался погрызть у нее угол. Не знаю, почему, но это занятие мне очень нравилось. Все кирпичи на углах уже были обгрызены, закруглились, и грызть дальше было непросто. Приходилось очень неудобно выворачивать шею. Дело усложнялось тем, что одновременно я наблюдал за входной дверью - взрослые моего пристрастия не одобряли и безуспешно пытались с ним бороться. Запрет грызть кирпичи был категоричным, а наказание могло быть строгим.
   Дверь внезапно распахнулась, и произошло чудо: в комнату влетела, не вошла, именно влетела, впорхнула девушка необыкновенной красоты в коротком легком платьице. Волны счастья исходили от нее и заполняли окружающее пространство, как аромат дорогих духов. Захваченный этими волнами, я вдруг почувствовал, что люблю ее больше всех на свете.
   Про свою любовь я никому не сказал, да и не видел ее потом тоже никогда. Только маленькая фотокарточка, три на четыре, воткнутая кем-то из взрослых в раму зеркала, не давала растаять моим воспоминаниям. От мамы я узнал что девушку зовут Валя, она наша дальняя родственница, только что вышла замуж и забежала об этом рассказать. Три года я мечтал стать на двадцать лет старше и жениться на Вале. Потом пошел в первый класс и увидел второклассницу Альку Сёмину. Никогда не думал, что кто-то может вытеснить воздушный и светлый образ Вали из моего сердца, но это случилось. С Алькой всё было гораздо сложнее - я видел ее каждый день и надо было проявлять внимательность и осторожность, чтобы случайно не столкнуться с ней лицом к лицу, и тогда она точно заметила бы, как я ее люблю. По странной случайности именно она пристегнула мне звездочку во время приема в "октябряты". Этот момент, я думал, не переживу. Но время лечит душевные раны, и года через три мне уже не надо было переходить на другую сторону улицы, если она шла навстречу. Достаточно было твердо стиснуть зубы и равнодушно пройти мимо.
   В шестом классе я влюбился в Таньку Сидорову из параллельного класса -симпатичную девочку с рано развившимися формами. Она же стала объектом моих первых эротических мечтаний. В восьмом классе я стал ходить на школьные вечера и танцевал там с девочками медленные танцы. Таньку не пригласил ни разу - не набрался смелости. В девятом классе смелости у меня было уже сколько хочешь, но Танька после восьмого ушла в какой-то техникум и на школьные вечера ходить перестала.
   Кроме этих трех крупных увлечений было еще с десяток мелких, продолжительностью от одного дня до двух-трех месяцев. Я влюблялся, начинал девочку стесняться, но через какое-то время всё проходило, и уже другая вызывала смятение в моей душе. Кстати, для себя я никогда не использовал выражение "я влюбился". Оно казалось мне пустым, легковесным, не отражающим подлинного состояния моих чувств. Вместо этого у меня, так сказать, "для внутреннего потребления" звучало "я люблю". На современный слух фраза "я ее любил" звучит, как перевод с американского "я имел с ней секс". Но в те времена в Советском Союзе секса вообще не было, о чем лет пятнадцать спустя нам сказала по центральному телевидению одна энергичная дама. Да и мои душевные томления далеко не всегда совпадали с телесными желаниями.
   История, которую я хочу тебе рассказать, это история первой взаимной любви. По крайней мере, мне показалось, что не только у меня сердце и душа разбились на куски, но и ОНА испытала что-то похожее. Выслушай до конца, а потом скажешь, что ты обо всем этом думаешь.
  
   -Хорошо, начни сначала. Когда ты ее первый раз увидел?
  
   - Сначала я услышал о ней от Витьки Чернова. Он встретил меня новостью, что приехали практикантки-медички, и добавил, что одна из них очень даже ничего. Год назад уже приезжали медички предыдущего выпуска, и мы с Витькой имели у них некоторый успех. Одну я провожал каждый вечер после кино до дома, и потом она позволяла себя поцеловать. Сердцеед Витька целовался даже с двумя. Но мы тогда учились в десятом классе, девушки были на два года нас старше и начинали присматривать себе потенциальных мужей. Так что при первой возможности подруги сменили нас на парней повзрослее. В этом же году мы заканчивали ПТУ, мужиками стали серьезными и рассчитывали на что-то большее.
   На следующий день я столкнулся в дверях магазина с незнакомой девушкой в модном приталенном пальто с капюшоном. Девушка была симпатичная, и я от неожиданности смутился. Она это заметила, презрительно фыркнула и прошла мимо. Демонстративное движение плечом подчеркнуло, что с ней у меня шансов нет. Этим же вечером я увидел ее в кинотеатре в компании с другой, рыжей Танькой. Таньку мы знали, она окончила 10 классов на год раньше нас и пошла потом в медучилище.
  -- Смотри, - сказал Витька, - вон та самая, про которую я тебе говорил, вместе с Танькой.
  -- Не слабо! - оценил я новенькую, - Ну что, берем? Ты рыжую, я другую.
  -- Нет! - возмутился Витька, - Я первый ее увидел.
   Понадобилось минут пять уговоров и обещаний, прежде чем он уступил. Витька - хороший друг. Махнул рукой, вздохнул и сказал:
  -- Пошли.
   Я сделал медовую улыбку и подошел к девушкам.
  -- Привет, Тань, целый год тебя не видал.
  -- Привет, - осторожно ответила она мне.
  -- С подружкой познакомишь? - в темпе продолжил я. Быстрота и натиск были по
   моему мнению важнейшие компоненты успеха.
  -- Знакомьтесь, это Галя, - сказала Танька.
   Галя ничего не сказала, но посмотрела на меня со смесью любопытства и презрения. Меня такими взглядами не прошибешь.
  -- В кино идем? - подключился в разговор Витька. Танька бросила на него быстрый
   взгляд, поняла расклад, и Витька ей понравился.
  -- Идем, - ответила она.
  -- Мы с тобой сегодня в магазине столкнулись, - сказал я Гале.
  -- Я помню, - улыбнулась она. Улыбка была немного ехидная, но дружелюбная.
   Ситуация, кажется, складывалась благоприятно.
   После кино мы с Витькой ловко разъединили подруг - что было непросто: жили они вместе - и пошли парочками. Я болтал какую-то развлекательную чушь, Галя иногда односложно отвечала, а чаще молчала. Я потом узнал, что она вообще говорила всегда очень мало, почему-то стеснялась. Скажет фразу, смущенно усмехнется и замолчит. О том что эта усмешка относится не ко мне, я сообразил месяца через три.
   А в тот вечер у калитки я привычным ловким жестом притянул ее к себе и попытался поцеловать. Так же привычно и ловко она увернулась.
  -- Не хочу, - сказала она, увидев, что я опять несколько растерялся.
  -- Почему? - спросил я обиженно.
  -- Потому что не люблю целоваться.
  -- А что ты любишь? - растерянность у меня прошла, и разговор начал забавлять. Но ответ был совсем неожиданным:
  -- Пиво! - она быстро повернулась, задела мне по носу капюшоном и ушла.
  
  
   Ко второму вечеру я готовился основательно - вымыл голову под умывальником, надушился материными духами "Пиковая дама" и взял свой кассетник "Весна 303" с любимой кассетой - на одной стороне "Deep Purple", на другой "Led Zeppelin".
   На счет духов ничего сказать не могу, но кассетник я взял напрасно - рок-музыку она слушать отказалась.
   Первый раз поцеловались мы на третий вечер, а на четвертый она загнала меня в стыд до последней степени - хитро улыбаясь сказала, что сегодня днем она была в регистратуре поликлиники и видела мою карточку. Карточкой называлась толстая книга, в которую записывались все мои болезни и обращения ко врачу от момента рождения до настоящего времени. Ничего особенного там не было, но ребенком я болел часто, и книга получилась толстая. Я подумал, что лучше всего было бы провалиться сквозь землю.
  -- Ну что там, все нормально? - спросил я несколько высокомерно.
  -- Ага, - она опять хихикнула и неожиданно прижалась ко мне.
   От счастья у меня перехватило дыхание. Я понял, что игра в любовь и дружбу кончилась - я влюбился.
   Следующие полторы недели мы встречались каждый вечер. Был конец марта, днем таял снег, вечером подмораживало. Мы хрустели тонким ледышком на лужах, я болтал без умолку, она говорила мало, смотрела на меня и улыбалась. Два - три раза за вечер мы целовались. Свою первую неудачную попытку я не забыл и старался не пережимать в этом направлении. Впрочем, пивом я ее тоже ни разу не угостил.
   Через две недели мы расставались на месяц - заканчивалась первая половина практики. В начале мая она должна была приехать еще на две недели.
   Бабушка, у которой Галя и Танька снимали комнату, держала постоянного квартиранта - шофера Мишку. Был он с того же села, что и Галя, но после армии остался в райцентре, работал в "Сельхозтехнике" на самосвале и приглядывал себе невесту. К сожалению с невестой получалась задержка. Причин, на мой взгляд, было две. Первая - внешность. Невысокий, коренастый, с широким плоским лицом и кривыми ногами - ну совсем не Ален Делон. Вторая - у него не было лихости и наглости, он был "дерёвня".
   Так вот, дня за два до нашего первого расставания, загадочно улыбаясь, Галя говорит мне:
  -- Ты знаешь, Мишка мне вчера в любви признался и предложил выйти за него замуж.
  -- Бедный Мишка, - ответил я.
   В Галиных глазах появилось разочарование.
  -- А еще он сказал, что ты - бабник, меняешь подруг каждый месяц и, как я уеду,
   сразу себе еще кого-нибудь найдешь.
  -- Ах негодяй! - сказал я притворным голосом и рассмеялся. Зла на Мишку у меня не
   было. Приятно побеждать, не прилагая усилий. Но Галя глядела на меня, дожидаясь чего-то другого.
  -- Чушь всё это, что он тебе сказал - попытался я ее успокоить, - никто мне больше не
   нужен, и никого я не буду искать.
   Но она ждала каких-то других слов. Каких? Не знаю. Может быть, признания в любви, а может, как от Мишки - предложения выйти за меня замуж.
  
  -- Как, ты до сих пор не признался ей в любви?
  
   Я вообще ей в этом никогда не признался. Помнишь, как в детстве, я прятался от нравившейся мне девочки? Так и сейчас, чем сильнее становились мои чувства, тем труднее было об этом говорить. Один раз я попытался передать ей инициативу и спросил, шепнув нежно в ушко:
  -- Скажи, а как ты ко мне относишься?
   Она отстранилась от меня, посмотрела, широко распахнув глаза, и сказала с непонятной тоской в голосе: "Ты что, сам не видишь?".
  
   На следующий день после ее отъезда я написал ей первое письмо и попросил прислать фотокарточку. Она прислала, маленькую, формата в пол-открытки, и четырехлетней давности. Настойчивые просьбы сфотографироваться и прислать мне настоящую фотографию, а не из периода позднего детства, успехом не увенчались. Больше я ничего не получил.
  
  -- Так покажи хоть эту!
  
   К сожалению, я ее не сохранил. Произошло вот что. Летом, после удачно сданного последнего вступительного экзамена в политех, я зашел в магазин марочных вин и выпил двести грамм "Букета Молдавии". Окрыленный вином и успехом, я неожиданно столкнулся с парнем из нашего села, имевшем странную кличку "Касенька". Кличку эту он получил совсем маленьким, когда взрослые спрашивали, сюсюкая:
  -- А как тебя зовут?
  -- Красильников! - гордо отвечал малыш, а вслух получалось "Касенька!".
  
   - Привет, Сергей! - я принципиально не называю людей по кличкам или прозвищам.
  -- Привет, - он обрадовался, увидев знакомое лицо в чужом городе, - Ты что здесь делаешь?
  -- В институт поступил, вот отмечаю.
  -- Значит, в городе будешь жить, - сказал он завистливо.
  -- Ага! - гордо подтвердил я.
  -- Подружку тоже новую заведешь? - почему-то спросил он.
  -- Заведу, - сказал я пьяным голосом. Потом вспомнил про Галину фотокарточку, которую носил всегда с собой, достал ее и добавил
  -- А с этой у меня всё!
  -- Дай посмотреть, -спросил Касенька. - Ух ты, какая красивая! Если у тебя с ней всё, можно, я фотокарточку себе оставлю?
   "Зачем ему фотокарточка незнакомой девушки?" - с недоумением подумал я, а вслух небрежно сказал:
  -- Бери!
  
  -- Ну скажи, как она выглядела.
  
   Потрясающе! Невысокая, - мода на длинных "моделей" до нас еще тогда не дошла, и девушки, длиннее метра семидесяти, стеснялись и сутулились. Хрупкого сложения - узкие плечи, тонкая талия, изящные кисти рук, красивые ногти. Форме ногтей я всегда придавал очень важное значение. По ним видно "породу". Длинные, как-то даже неестественно прямые ноги. Никаких тебе коленок шишками или икр бутылками. Пожалуй, ноги - это первое, что бросалось в глаза и выделяло ее из массы еще до того, как ты увидел ее лицо. У нее были гладкие каштановые волосы до плеч, и больше всего она была похожа на актрису Анастасию Вертинскую. Только глаза больше и без того сумасшедшего блеска, который виден на фотографиях Вертинской. Но один дефект всё же был в ее внешности - у верхнего переднего зуба была небольшая щербинка, нарушающая ровную линию. Это сразу бросалось в глаза, стоило ей начать говорить или просто улыбнуться, но странным образом ни сколько не портило внешность, а, наоборот, говоря языком прошлого века, гасило отталкивающее совершенство красоты.
  
  -- Ладно-ладно, остановись. Расскажи лучше, что дальше было.
  
  -- Да, извини, меня не туда повело. Так вот, через неделю после ее отъезда ко мне в кинотеатре подошел Мишка.
  -- Ты как, с Галькой-то не бросил?- спросил он.
  -- Не бросил, - не очень дружелюбно ответил я. Говорить на эту тему с кем бы то ни было, а особенно, с Мишкой, у меня желания не было.
  -- Женись на ней, - продолжил он заговорщическим голосом. - Девка она красивая. Я ей не нравлюсь, а тебя она любит. Знаешь, отец у нее лесник, денег - прорва. Он по пьянке хвалился: " Как Галька замуж выйдет, я ей с зятем "Жигули" куплю!"
   Я молча пожал плечами и пошел занимать очередь в кассу, за билетами. В моих планах было отвертеться, или, как сейчас говорят, "закосить" от армии и поступить в политех. Жениться, а тем более, столь странным образом получить "Жигули" я не собирался. И вообще, социальный статус или материальное благосостояние родителей моих подружек меня ни когда не интересовали. Мишка был практичнее. Через год он женился на бабе, работавшей заведующей аптекой и уже лет десять твердо ходившей в старых девах. Я как-то поспорил с Витькой на бутылку, что эта "крышка от гроба" (ее Витька так называл) замуж никогда не выйдет, да, к тому же, у нее характер, как у ведьмы. Витька со мной не соглашался и рассудительно отвечал:
  -- Всё может быть.
   Вскоре после свадьбы Мишка купил ижевский "Москвич" и важно проезжал мимо нас, аккуратно объезжая рытвины на дорогах.
   Проспоренную бутылку отдать мне не пришлось. В отличие от меня Витька не сумел "закосить" и загремел в армию. Вернулся через два года он совсем другим человеком. Веселый характер его исчез навсегда. На небольшой гулянке, собранной родителями по случаю возвращения из армии - отслужил! - он сидел грустный и задумчиво ел чайной ложкой сливочное масло из масленки. Видимо, в армии не хватало в пище жиров. Друзьями с ним мы больше не были.
   Извини, я опять отвлекся. Так вот, за тот месяц, что мы с Галей не виделись, я отправил ей четыре письма и получил четыре ответа, написанные крупным аккуратным почерком прилежной ученицы. Я мог бы писать каждый день, но почему-то стеснялся. Мне казалось, что это будет излишне бурной демонстрацией чувств.
   Долгожданная встреча прошла напряженно. Галя смотрела на меня с непонятной обидой, попытки поймать с ней контакт, как-то сблизиться, окончились ничем.
   Весь следующий день я пытался сообразить, в чем причина, но так ничего и не придумал.
   В тот же вечер Галя не захотела идти в кино. Мы сели в палисаднике на скамеечку подышать чистым весенним воздухом. От аромата сирени у меня кружилась голова. Неожиданно Галя начала говорить. Я не хочу приводить здесь слова, которые она сказала, но всё было неправда и очень обидно. Она умышленно меня оскорбляла. Я сидел молча, слушал и думал, что ответить. В голову ничего не шло. Тогда я подождал, когда она замолчит, левой рукой, которой всё ещё обнимал ее за плечи, слегка отвел от себя, а правой влепил несильную пощечину. От неожиданности она ахнула, распрямила спину и стала медленно вставать. Я удержал ее и грубо сказал:
  -- Сиди, а то еще получишь.
   Она села.
  -- Посиди и подумай, может, поймешь, чего ты мне наговорила, - сказал я с обидой.
   Она промолчала. Минут двадцать мы сидели молча, потом я не выдержал и сказал:
  -- Иди домой, ничего ты не поняла.
  
   Следующую неделю я видел ее каждый вечер в фойе кинотеатра, но не подходил. Она тоже не делала попыток сближения, только смотрела на меня каким-то обжигающим взглядом.
   В субботу вечером я после кино не пошел, как обычно, на танцы, а решил покататься на мотоцикле. Медленно, на первой скорости, я ехал вдоль тротуара, высматривая знакомых. Наконец я увидел тех, кого искал. Галя с Танькой шли медленной прогулочной походкой. Я забыл сказать, что Витька сбежал от Таньки к середине второй недели, и Танька снова была девушкой в свободном поиске.
  -- Привет, Тань, - привычно подрулил я к ней, - поехали на мотоцикле кататься.
  -- Чего это ты меня, а не Галю приглашаешь? - спросила Танька.
  -- А чего ее без толку приглашать, всё равно откажется. Она на меня в обиде, -сказал я.
  -- Почему это откажусь?- вдруг с вызовом сказала Галя.
  -- Тогда садись, - ответил я вдруг охрипшим голосом.
   Галя легко запрыгнула на заднее сиденье моего верного "Восхода", и я дал газ. Но буквально через минуту, при переключении с третьей на четвертую скорость, у мотоцикла оборвался тросик сцепления.
  -- Всё, приехали!- сказал я Гале через плечо. - Оборвался тросик, и если мы остановимся, то уже не тронемся.
  -- Что же делать? - испуганно спросила она.
  -- Ничего, будем ездить, пока не помиримся, - лихо ответил я.
  -- Я согласна, - сказала Галя и покрепче прижалась к моей спине.
   Мир и счастье вернулись на свои места.
   Следующая неделя была неделей безоблачной радости. А потом Галя уехала назад в Ткачевск, сдавать госэкзамены. Я писал ей почти каждый день, так же часто получал ответы. Экзамены она сдала очень хорошо, за что получила распределение в ткачевскую городскую больницу. Но сначала было полтора месяца каникул, и она вернулась домой.
   Между нашими селами - восемнадцать километров грунтовой дороги. Каждый вечер я пролетал их на своем "Восходе", забирал Галю, и мы уезжали куда-нибудь подальше. За то, что я увел самую красивую девушку, местные орлы грозились меня, как минимум, покалечить.
  -- Ты не боишься ко мне приезжать? - спросила меня Галя в первый же вечер.
  -- Лучше быть избитым, чем быть трусом! - гордо ответил я.
   К такому ответу не хватало, разве что, кавказского акцента. Конечно я боялся. Для безопасности в кармане куртки я носил гирьку на веревочке - аппарат страшной убийственной силы. Кроме того, во внутреннем кармане лежала огромная самодельная отвертка. Про них я Гале ничего не сказал. К счастью, эти жуткие средства самозащиты так ни разу и не понадобились. Я забирал Галю, мы ехали в поле, заезжали за копну сена, садились на мою расстеленную куртку, обнимались и замирали от счастья. Пару раз я пытался в ласках зайти чуть подальше. Отпор был мягкий, но решительный. И я больше не настаивал. Конечно, для восемнадцатилетнего парня секс - остро желаемое событие. Но ощущение счастья у меня было просто максимальным, и Галин отказ или согласие не могли к этому ни прибавить, ни отнять.
   В начале июля я уезжал в город, поступать в институт. За день до отъезда я сказал Гале, что буду жить в общаге, адреса не знаю и писать пока не буду. Она отнеслась к этому как-то спокойно и ничего не ответила. Следующие полтора месяца я о ней вообще не думал. Новая среда, новые люди, нервные перегрузки на экзаменах. Видимо, внутри меня сработал какой-то блок защиты. Впервые о ней я вспомнил во время той странной встречи с Касенькой. Через четыре дня, прежде чем вернуться домой, я заехал в Ткачевск. Гали дома не было, она работала. Найти ее в огромных корпусах больницы было непросто, но, как говорится, язык до чего хочешь доведет.
   Галя увидела меня, и я почувствовал, как она внутренне напряглась.
  -- Ты чего это так внезапно приехал? Я на дежурстве, у меня совсем нет времени.
  -- Я быстро, - сказал я. - Я только заехал сказать, что мне кажется, нам надо заканчивать нашу историю. У нас у каждого своя жизнь, точек соприкосновения нет совсем и вместе у нас всё равно ничего не получится.
   Галя презрительно скривила губы, выдержала паузу, потом дрожащим голосом сказала:
  -- Я тоже так считаю и хотела тебе об этом сказать. Жаль, что ты успел первый, - глаза у нее заполыхали знакомым огнем.
   Я повернулся и вышел, вполне заслуженно чувствуя себя последним подлецом.
  
   Студенческая жизнь начинается с колхоза. Весь первый курс нашего механико-технологического пригнали в плодосовхоз убирать яблоки. Сад был гигантский. Нас поселили в бараки, стоящие примерно в середине сада, в четырех километрах от ближайшей деревни. Отряд охранников с овчарками, присланный из Харькова, завершал картину. Охранять они должны были сад, но всем нам казалось, что охраняют нас.
   Первая неделя жизни в колхозе - период бурных знакомств. Всё выглядит очень интересным, веселым и романтическим. Один я, подавленный разрывом с Галей, ходил задумчивый и мрачный. Мои однокурсницы почувствовали во мне что-то необычное и стали сначала заинтересованно поглядывать на меня, а потом, не дождавшись активности с моей стороны, сами проявили инициативу. Я получил несколько предложений встречаться, но вежливо отказался. Недели через две я был переведен из категории "загадочный" в категорию "чокнутый", и меня оставили в покое.
   Из колхоза мы вернулись через полтора месяца, а на следующий день я купил букетик цветов и поехал в Ткачевск.
   Галя оказалась дома и открыла дверь. Но увидеть меня она никак не ожидала. Секунда замешательства, затем она сказала, сверкнув глазами:
  -- Ты зачем пришел? Уходи, - и закрыла передо мной дверь.
   "Когда-нибудь ей всё равно нужно будет выйти из дома," - подумал я и сел на ступеньку лестничной площадки. Долго ждать не пришлось. Минут через пять дверь открылась, и Галя вышла на площадку. Кажется, она поняла, что я никуда не уйду. Я быстро встал и молча протянул ей букетик. Она взяла.
  -- Знаешь, ты первая, кому я подарил цветы, - сказал я.
   Она ничего не ответила, только посмотрела на меня и улыбнулась. В улыбке было облегчение и радость. Я взял ее за руку. Она руку не убрала, продолжала смотреть на меня и улыбаться. Тогда я наклонился и поцеловал ей руку. Никогда раньше этого не делал. От руки пахло какими-то лекарствами. Я подумал, что, наверное, руки у медсестер всегда так пахнут, и мне вдруг стало ее невыносимо жалко. Я поднял голову, поймал Галин взгляд, улыбнулся, вытер предательски навернувшиеся слезы и сказал:
  -- Прости меня.
   Конечно, я надеялся получить слова прощения, но то, что услышал, было в тысячу раз лучше. Она сказала:
  -- Пойдем пить чай.
  
   С этого дня я стал приезжать к ней каждую субботу. Сразу после занятий спешил на вокзал, потом три с половиной часа на электричке, - и я в Ткачевске. Автобусом было на час быстрее, но билет стоил два пятьдесят, а электричкой - восемьдесят копеек. Денег не хватало. Как говорил один мой друг тех лет - "Откуда у студента сало."
   С Галей я мог провести чуть поменьше двух часов, потом нужно было успеть на последнюю электричку. Назад электричка шла почему-то еще медленнее, и когда я приезжал, было уже полпервого ночи. Городские автобусы ходили только до двенадцати, а пешком до общаги очень далеко. Я сидел до шести утра на вокзале и с первым автобусом ехал отсыпаться.
   Один раз я приехал к ней и увидел, что она стоит в подъезде и разговаривает с каким-то остроносым парнишкой в форме курсанта военного училища.
  -- Привет, - удивленно сказал я. - Это ещё кто такой?
   Парнишка испуганно зыркнул на меня , - он был на голову ниже и на несколько размеров уже в плечах, - и исчез, не уточняя ситуации.
   В этот вечер Галя должна была идти на ночное дежурство, и я пошел ее провожать. По дороге она рассказала, что вчера с подругами ходила на танцы, и парнишка этот там прицепился, тащился за ней до дома, а сегодня вот опять пришел.
   Ревность сжигала меня насквозь. Услышанное не успокаивало, я продолжал расспрашивать, уточнять детали и, видимо, вконец измотал ей нервы.
  -- Вот не повезет той, кто за тебя замуж выйдет!- раздраженно сказала она.
  -- Это значит тебе не повезет, - ответил я.
   Галя сделала вид, что не расслышала.
  
   В следующий мой приезд Галя таинственно пошепталась с теткой и сказала, что тетка разрешила переночевать мне у них. Жили они вдвоем в однокомнатной восемнадцатиметровке. Тетка была родной сестрой Галиной матери. Был ли у нее когда-нибудь муж, не знаю, но детей не было. Днем комната служила залом, ночью - спальней. Между кроватями на ночь выдвигалась раздвижная матерчатая ширма. Мне постелили раскладушку на кухне, и Галя сказала, чтобы я до утра оттуда не высовывался. Я подчинился - это было лучше, чем всю ночь сидеть на вокзале. Утром я проводил Галю на работу и вернулся к себе в общагу. Еще через неделю мне опять постелили на кухне. Около часа я лежал и ждал. Потом встал, потихоньку зашел в комнату и прилег на краешек Галиной кровати.
  -- Ты с ума сошел, - зашептала она мне в ухо, - тетка же здесь!
  -- Я просто рядом полежу, - шепнул я в ответ и стал потихоньку гладить ее по спине.
   Через минуту я то ли уснул, то ли потерял сознание. Очнулся от чего-то мокрого и липкого. Всё лицо и половина подушки были в крови. Кровь шла у меня из носа.
  
   На следующие выходные я никуда не поехал. Во-первых, было ужасно стыдно за испорченную подушку, а во-вторых, я сообразил, что если не возьмусь самым интенсивным образом доделывать несданные "лабораторки" и чертежи, то вылечу из института. Времени стало вдруг в обрез. Я написал Гале письмо с объяснением ситуации и получил успокаивающий ответ. Испорченную подушку тетка простила, но зачеты сдавать я должен был сам.
   Несмотря на огромные усилия и бессонные ночи сессию я "свалил" плохо. Часть экзаменов пришлось досдавать в зимние каникулы. Так что я остался не только без каникул, но и без стипендии. Денег стало еще меньше. Я решил не повторять ошибку и в свободное время интенсивно занимался. Кроме того, появились новые друзья. Мы обменивались книгами Борхеса и Карпентьера, слушали "Pink Floyd" и "Queen", обсуждали фильмы молодого, но, явно, талантливого режиссера Никиты Михалкова. Гале я писал. Но ручеек писем становился все тоньше и к летней сессии высох совсем.
   Сессия прошла удачно - я получил стипендию и гордо, бывалым студентом, вернулся в родное село. На летние каникулы. Отдыхать.
   Недели этак через три, днем, я шагал в центр, встретиться с друзьями, поболтать, попить пива. Вид у меня был как тогда говорили "хиповый" - желтые вельветовые брюки-клёш, шелковая цветастая рубашка, длинные волосы. Неожиданно около меня затормозил грузовик. Из окна высунулся Мишка:
  -- Садись, подвезу.
   Я сел.
  -- Я в Ткачевск еду, - сказал Мишка. -Не хочешь к Гальке в гости съездить?
  -- Поехали, - неожиданно согласился я.
  
   Галя оказалась дома, но радости на ее лице я не увидел.
  -- Чего это ты приехал?- неприветливо спросила она.
  -- Просто так, давно не виделись, - легкомысленно ответил я.
   Губы у нее скривились в презрительной улыбке.
  -- Мотаешься ты ... как сосиска на витрине. - Она неприязненно назвала меня по фамилии.
   Такую грубую лексику она раньше не использовала. Я немного смущенно ответил:
  -- Извини, - и подумал, что сказать ей мне, в общем-то, нечего.
   Я повернулся и пошел на шоссе, ловить попутку домой.
  
   В ту осень наш механико-технологический угнали в колхоз вместе с факультетом вычислительной техники. Их девушки вполне заслуженно считались самыми симпатичными в институте. Среди них я вдруг увидел одну, самую красивую, с огромными глазами и нежной улыбкой. Как загипнотизированный я пошел к ней знакомиться. Через полгода мы поженились, а еще через год у нас родился сын.
  
  -- Это что, всё? Конец истории?
  
   -Не совсем. Галю я видел еще один раз. Была зима. Я полгода, как окончил институт и работал инженером на заводе. Жена заканчивала на год позже - она брала академический отпуск на ребенка - и как раз писала диплом. Денег катастрофически не хватало. Выглядел я как типичный ИТР того времени - поношенное темно-серое пальто с каракулевым воротником, зашмыганная кроликовая шапка, огромный портфель из коричневого кожзаменителя. Мне нужно было в деревню к родителям. В портфель умещалось ведро картошки и ещё оставалось место для куска мяса и банки варенья. Билеты на мой автобус уже кончились. Пришлось покупать на ткачевский до перекрестка, а дальше нужно будет ловить попутку.
   Автобус оказался почти наполовину пустым. Она сидела в переднем ряду у окна. Дорогое пальто с шикарным пушистым воротником и шапка из такого же меха. Красивое лицо в красивой рамке. Как в сказке. Место около нее занимал какой-то парень.
  -- Здравствуй, -сказал я.
  -- Здравствуй, - ответила она и повернулась к парню: " Пересядь на другое место.".
   Ни слова не говоря, тот встал и ушел в конец автобуса.
  -- Кто это? - меня удивил ее повелительный тон.
  -- Никто, Лёнчик, - на Галином лице появилась знакомая презрительная усмешка. Но на этот раз, кажется, в адрес несчастного Лёнчика.
  -- Рассказывай, как живешь, - я сел на освободившееся место.
  -- Хорошо. Лучше расскажи ты, что у тебя новенького,- она смотрела на меня и улыбалась.
  -- Много чего, - сказал я. - Женился, окончил институт, работаю инженером.
  -- И дети есть? - спросила она.
  -- Да, конечно, сын. - тут я вспомнил, что сделал целую пачку фотографий жены и сына и везу их родителям, - У меня фотокарточки с собой, хочешь посмотреть?
  -- Конечно, - любопытство блеснуло в ее глазах.
   Я достал черный конверт из-под фотобумаги с самодельными фотографиями. Галя долго и внимательно разглядывала их, потом молча вернула и стала смотреть в окно. Я понял, что допустил ошибку.
  -- Теперь твоя очередь о себе рассказывать, - бодрым голосом сказал я.
   Она не ответила. Минут через пять я не выдержал:
  -- Может, мне уйти, пересесть на другое место?
   Она быстро повернулась ко мне:
  -- Не уходи, останься, - и снова отвернулась к окну.
   Через какое-то время я сделал еще одну неудачную попытку с ней заговорить. В окно она уже не смотрела, но на мои вопросы тоже не отвечала.
   Следующие полтора часа до перекрестка мы ехали молча. Перед остановкой я встал:
  -- Мне пора, до свидания.
  -- До свидания, -ответила она.
   Больше я ее никогда не видел.
  
   Года через полтора мы отдыхали летом в деревне у родителей. Я пошел в центр за хлебом и случайно увидел там рыжую Таньку. Не худенькая и раньше, она стала в два раза толще. После обычных приветствий и обмена информацией - кто, где, как, - я задал главный вопрос:
  -- Галю давно не видела?
  -- Гальку-то? - переспросила она. - Да давно уж, с полгода. Ты знаешь, - вдруг в Танькином голосе зазвучала обида, - она совсем не меняется, не стареет. Как законсервировали. И замуж не выходит. Ей-то, казалось бы, какие проблемы - пальцем помани, и любой побежит. А она всё чего-то выбирает, чего-то ждет. Не знай уж, чего.
  
   Вот и закончилась история моей первой любви. Вспоминаю я ее редко, почти никогда. Разве что, как сегодня - дальняя дорога, мягкое купе и стук колес точно такой, как у электрички на Ткачевск.
   Но иногда - не часто, раз в полгода или реже, Галя мне снится. Сны какие-то странные, на грани приятного и неприятного. Я расскажу последний.
   Теплый майский вечер, она сидит на скамеечке под сиренью и ждет меня. Я медленно подхожу, сажусь около нее на землю, кладу голову ей на колени, закрываю глаза и скулю, скулю от счастья как глупый слепой щенок.
  
   Август 2001
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"