Фрэнк приоткрыл и левый глаз тоже. Муха не двинулась с места. Фрэнк поднял руку и протер глаза. Вдруг он ощутил незнакомый запах справа от него.
Запах женских духов. Незнакомых духов.
Фрэнк повернулся и увидел спящую жену.
- Странно..., - сказал он и, нагнувшись, понюхал еще, - странно. Она никогда не пользовалась такими духами.
Минутку... но какой же должен быть запах у тех духов, какими она пользовалась? Откуда он знает? И вообще, с чего он думает, что это не те духи?
Он встал. Его не покидало ощущение, будто он находится не дома, но обстановка была точь-в-точь как в Мемфисе.
Фрэнк уцепился за эту мысль. Что-то не так, но что? И... и почему он ничего не помнит? Не помнит, что было вчера. Не помнит, что было неделю назад.
НИЧЕГО. Ничего не помнит.
В нем только трепещет чувство, что все так и должно быть.
Но он знает, как зовут его жену. Откуда? Ну да, конечно же, потому что он всегда это знал.
- Лиз! Лиз! - позвал он. Жена поворочалась, затем, проснувшись, недовольно на него уставилась.
- Фрэнки! Можно еще поспать? А-аа-аа, - и протяжно зевнула. И снова запах чужих духов.
Нет, тут определенно что-то не так.
Фрэнк прошел на кухню, затем в детскую, потом в зал. В итоге, не найдя деталей, за которые можно было бы зацепиться, он вышел на улицу.
Ни души. Слева от него поднимается солнце. День обещает быть ярким и солнечным - на небе ни облачка.
Стандартная улица. Но не такая, как в Мемфисе. Стоп... Мемфис... что-то знакомое, мелькавшее этим утром в его голове слово... что это за название? Штат? Город? Деревня? И почему эта улица странная? Ведь она такая, как и должна быть - длинная, с домами, четные по левую сторону, нечетные - по правую.
Но в Мемфисе было иначе. В Мемфисе дома не были бежевого цвета. Они были красные, кирпичные.
Фрэнк уцепился за это. Выходит, он был в каком-то Мемфисе. Сейчас улица другая, не такая, как в Мемфисе, и это ему неприятно. Значит, он не в Мемфисе. Но где? Что это за мир? В какой стране он живет? На каком языке говорит? Что вообще происходит?
Из дома напротив вышел мужчина в халате. Он направился в гараж. Заметив Фрэнка, он подошел к изгороди, громко поздоровался и, улыбаясь, помахал рукой.
Фрэнк зашел в дом. Лиз тоже встала и, сонная, в ночном белье, ходила по кухне.
- Сходи в магазин - магнитоколдер пустой. Я пока сделаю сэндвичи.
- Ага.
Ноги сами привели его к супермаркету, который находился, как и всегда, в конце улицы. Интересно, почему все супермаркеты в Америке находятся в конце улицы?
В Америке.... В Соединенных Штатах... что это за название? Государство? Страна?
Фрэнк смутно догадывался, но не понимал. Он постоянно ощущал странное чувство, будто за ним кто-то следит. Мания преследования...
- Что-нибудь еще? - его размышления прервала кассирша.
- Да, вон тот батончик за шесть пятьдесят, - механически произнес Фрэнк.
Кассирша обернулась, пошарила на прилавке, потом недоуменно взглянула на него. Он ответил вопросительным взглядом.
- Вы имели ввиду за три пятьдесят?
- Нет, я..., - Фрэнк пришел в замешательство. Он понял, что сказал фразу по привычке, так как привык к цене, - ах да, точно... странно, они дешевле, чем обычно.
- Всегда стоили от трех до четырех фунтов.
- Нет. От шести до семи. Я точно помню.
Чернокожая женщина, стоявшая в очереди за ним, засуетилась.
- Эй, мужчина, рассчитывайтесь быстрее. Я не намерена долго стоять в очереди.
Весь день шел как бы сам по себе. Происходящие события тянулись своей чередой, ставя Фрэнка в тупик. Внешне все было как обычно, но его нутро не принимало окружающего мира. Что-то не так... Обрывки знакомого, частички какой-то архаичной, далекой от мира, в котором он живет, мозаики волновали его. Он спрашивал Лиз о ее воспоминаниях, она отвечала, что все всегда было так же, как и в этот день. Ничего никогда не меняется. Он спрашивал, помнит ли она свое детство.
- Что? Детство? Что это? - в недоумении спросила она.
- Когда ты была маленькой... ты помнишь?
- Нет. Зачем помнить такую давность?
- Помнишь, когда мы познакомились? Где и когда?
- Это же было давно, Фрэнки! Какое это имеет значение? Важно, что мы любим друг друга! Так есть и так будет всегда, - механически говорила она. Казалось, она сама в это верит.
"Всегда" - это слово раздражало его. С чего же все начиналось?
День подходил к концу. Отвез Патрика в школу (Фрэнк плутал по улицам и едва нашел ее в незнакомом месте), работа с очень добрыми, улыбающимися и благосклонными коллегами, огромной зарплатой и нулем ответственности - нужно просто считать на бумажке и предоставлять никому, похоже, не нужные отчеты. Странно, но никто не следил за налогами. Окружающих вообще удивило, что Фрэнк знает слово "налоги" и то, что оно значит. Они прежде слышали его, но ни у кого не возникает хоть каких-то ассоциаций с ним...
- Ну как же... налоги..., - пытался объяснить Фрэнк. - Их берут с доходов населения.
- Ничего себе! Кто-то покушается на нашу кровную зарплату!
- Государство... это оно собирает налоги. Многие уклоняются, и это неприятно.
- Что значит "государство"? Кто его придумал? Мы живем в Америке. Сами по себе, - отвечали ему окружающие и поднимали его на смех - мол, мы разгадали твою глупую шутку.
Вечером Фрэнк, Лиз и Патрик были у соседей. Барбекю... Мосли - поистине чудесное семейство. Брайан сильно понравился Фрэнку. Как ни странно, но он уверял Фрэнка, что они и раньше были закадычными друзьями. Фрэнк никак не может вспомнить.
- С какого момента? Где мы познакомились?
- Разве это важно, старик? Помню, мы раньше работали в одной фирме, так ты был начальником. Правильным начальником! Я тебя за это уважаю! Ну что, Фрэнки, еще разок, а? - Брайан, смешно подмигивая левым глазом, поднимал бокал вина.
В какой-то момент, когда празднество по непонятному случаю перенеслось в дом, Фрэнку стало противно. Он вышел на свежий воздух. Темнело. Во всей округе - тишь да гладь. Никаких происшествий, никаких проблем, никаких экстраординарных событий. Жизнь идет медленным, будто установленным свыше ходом.
Вдали бледнел пунцовый закат. Фрэнк прошел до детской площадке. Мягкий ветер колыхнул карусель и взметнул несколько светлых опавших листьев на черную землю. Фрэнк присел на качели. Он направил свой взор на темно-синее ночное небо, от которого веяло прохладой. Посреди неба одиноким фонарем загоралась луна. Одно светило уступило место другому.
Стоп.
Фрэнк всматривался в черную бездну, будто желая найти там отражение себя. Нет, не отражение он искал. А разгадку всех отчего-то мятежных мыслей. Фрэнк заметил, что и в небе что-то не так. Не так, как было в прежние времена, о которых он ничего не помнит.
Лишь одно, желтоватое, светило находилось на темном потолке. Не было маленьких, знакомых сверкающих белым цветом пятнышек. Не было звезд.
Фрэнк не верил своим глазам. На ночном небе не было видно звезд!
И тут он вспомнил. Пришло время, и он вспомнил все. Все последние события, изменившие его жизнь. Вспомнил гибель Роберта. Знакомство с Рудольфом. Измену Лиз. Поездку в Плутоний.
Плутоний - вот что это за место. Под землей нет звезд.
Пустующий воздух округи поразил дикий человеческий вопль. Фрэнк кричал. Это был вопль памяти. Но его никто не услышал.
Всю ночь Фрэнк не спал. Отныне он не мог и дотронуться до Лиз, потому как вспомнил об ее поступке. Ему казалось, что любовник и ее внезапное намерение поехать в Плутоний как-то связаны, но как - он понять не мог. Фрэнк вспомнил разговоры с Рудольфом накануне спуска под землю. Кажется, Рудольф говорил заглядывать к нему периодически и вносить предложения. Он говорил, что, если все будут работать сообща, то Плутоний станет лучше. Обманщик... Лжец... Что же они вкололи всем жителям Плутония? И почему он, Фрэнк Ховард Миллер, - единственный, кто вспомнил о прошлой жизни? Что с ним теперь будет? Фрэнк решил, что завтрашний разговор должен расставить все по местам. Он прожил здесь всего день, и этого ему хватило. Благо, Рудольф назвал номер комнаты - 211 - в городской Ратуше. Этот аферист думал, что он ничего не вспомнит. Что ж, посмотрим, кто кого.
С такими мыслями Фрэнк засыпал.
Утром следующего дня цикл повторился. Жена остается дома познавать азы кулинарного искусства, Фрэнк подбрасывает Патрика в школу, а сам должен ехать на работу. Но он, ориентируясь по карте Плутония, едет на главную площадь, в Ратушу.
Кажется, люди, работающие в городском управлении, также находятся в неведении. Но Фрэнка гложет мысль, что кто-то должен знать правду о Плутонии. Он сломя голову поднимается на второй этаж и стучится в комнату номер 211.
Дверь открывает пожилая женщина.
Секретарь Майла Тайлор, - гласил ее бейджик.
- Простите, кто здесь находится? Случаем не Руди.. ой, Рудольф? - облизнув высохшие губы, спросил Фрэнк. Наверное, у него был глупый и растерянный вид, потому что Майла со смешком в глазах осмотрела его с ног до головы.
- На двери написано, кто здесь, - критичным голосом ответила она.
Фрэнк посмотрел на табличку. Какой-то работник департамента по связям с общественностью.
- Здесь точно нет мистера Вайсса?
- Вайсс? По-моему, он заместитель мэра. Вы его ищете?
- Да, конечно же, его. Извините, что потревожил Вас. С утра весь в растерянности.
- Мистер Вайсс находится на пятом этаже до конца коридора и направо.
- Спасибо. Спасибо большое.
Ругая себя за неосторожность, Фрэнк поднимается выше. Следуя указаниям миссис Тайлор, он направляется в конец коридора и сворачивает направо. Так и есть, этот Вайсс - заместитель здешнего мэра.
Фрэнк поправил волосы, глубоко вдохнул и постучался. Затем открыл дверь.
Человек с знакомыми чертами сидел и внимательно разбирался в кипах бумаг. Наконец, он обратил внимание на вошедшего и, сняв очки, взглянул на него. У Фрэнка появились опасения, что Рудольф - тоже жертва...
- Руди? Рудольф Вайсс? Ты помнишь меня?
Человек смотрел и непонимающе молчал.
- Я - Фрэнк Миллер. Ну же, вспоминай! - Фрэнк подошел ближе и навалился на стол. - Мы сейчас находимся под землей, в Плутонии! Это проект... проект "Плутоний". Нас заманили сюда. Ну! Вспоминаешь?
Фрэнк нервничал и часто дышал. Вдруг Рудольф, протерев очки, снова надел их и отозвался.
- Очень неразумный поступок, Фрэнки.
Его голос ничуть не изменился с тех пор. Все та же вкрадывающаяся в душу манера говорить.
- Конечно, я помню все. Но зачем же врываться ко мне в кабинет, кстати, я тогда тебя обманул, ведь мой номер не 211, а 505. Так зачем же ты несешь смуту?
Фрэнк был изумлен. Рудольф встал и заходил по комнате.
- Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Мол, мы обманщики, мы - учредители Плутония - очень нехорошие люди. А ты копни глубже, Фрэнки. Доберись до сути. Зачем нам такие хлопоты? Зачем нам обманывать такое количество людей и запирать их под землей, да еще и самим заживо погребать себя? Зачем строить какие-то иллюзии, если можно просто избавиться от всех вас? Мы не бандиты, Фрэнки. Не какая-нибудь мафиозная структура.
- Действительно... зачем Вам все это? - Фрэнк испуганно сел на стул. Он не мог дольше стоять - коленки дрожали, ноги подкашивались сами собой.
- Помнишь, я говорил тебе про веру в человека? Так вот. Плутоний - это идеальное общество. Неужели ты это не прочувствовал? Ты видел здесь хоть одного патрульного или полицейского? Хоть одного бомжа или ворюгу?
- Нет, - пролепетал он.
- Скажи мне, Лиз счастлива?
- Ммм...
- Она счастлива? - крикнул Рудольф, так что Фрэнк вздрогнул. - Остальные люди счастливы?
- Да, - промямлил Фрэнк.
- Они не помнят о прошлом, но это временно. Через некоторое время они, как и ты, вспомнят о своем прошлом - у каждого индивидуума временные рамки разные, от дня до месяца. И они будут благодарить нас за то, что мы лишили их воспоминаний, накачали ложными ассоциациями. Поверь, Фрэнки, все ради их блага. За время их пребывания в Плутонии не случится ни одного разочарования. У них - благодаря нам - появятся новые друзья по всей стране. Потом они будут вспоминать все лучшее, что у них здесь было. Да, признаю, я не рассказал тебе о нашей уловке. Но сюрприз перестал бы быть сюрпризом. Ты понял, Фрэнки? Я тебя не обманул. Мы не следим за людьми - нигде нет ни видеокамер, ни каких-либо киношных шпионов. Все жители города психологически и физически здоровы. Они находятся в полном достатке. На работе не устают. Каждый успеет отдохнуть на курорте у подземного озера. Все ради людского блага. Нам доставляет удовольствие делать людей счастливыми, Фрэнки. Почему же ты не веришь в нашу, в мою доброту?
Фрэнк молчал. Он был сражен наповал и убежден окончательно.
- Не советую тебе кричать на всех углах о правде. В данный момент она никому не нужна. В данном случае она мешает недолговечному людскому счастью. Но они ведь скоро все вспомнят - и, как и ты, Фрэнки, почувствуют подавленность. Потому что они поймут, что все это было только лишь сном. Но самым лучшим в их жизни. Поэтому... лучше не мешай никому. Радуйся жизни вместе с другими. Пожалуйста, можешь заходить ко мне - с удовольствием побеседую.
- А, это! Ты же должен понять, что их сымитировать сложнее, чем просто лампочки в виде солнца и луны. Да и кто о них вспомнит? Нет надобности.
- Что?
- Я говорю, звезды никому не нужны. Зачем им гореть?
Фрэнк встал и задумчиво покачал головой.
- Да... ты, похоже, прав. Спасибо, что объяснил, Руди. А то я уж боялся, что в Плутонии что-то нечисто.
Рудольф усмехнулся и снял очки.
- Заходи потом. Еще поговорим. Я многое тебе объясню. Как функционирует наша система, как мы справляемся с потребительскими проблемами, как организовываем...
- Спасибо, Руди. Ладно, я пойду, - перебил друга Фрэнк и вышел из кабинета. Его мысли, казалось, были отуманены. Ну и дурак же ты, Фрэнки! Чуть было все не испортил. Хорошо, что Руди просветил тебя.
Но все же, на дне души, осталось чувство неудовлетворенности. Чувство, будто все равно что-то не так, и Рудольф все врет. Но как доказать? Чему вообще верить - этому далекому и странному чувству или близкому и понятному Вайссу?
Фрэнк вышел из Ратуши и смешался с толпой. Надо было спешить на работу. Но Фрэнку вдруг захотелось присесть на лавку и погрузиться в себя, оторваться от окружающего подозрительного мира.
Он исполнил свое желание. Мимо него проходили такие разные люди, каждые из которых обременены минутными, абсолютно бессмысленными и формальными тяготами - и, тем не менее, они были счастливы. Типичные серые нагромождения зданий навевали унылое настроение - быть может, только ему. Напротив лавочки на площадке суетились маленькие ребятишки увлеченные игрой. Радостные и счастливые. Чем же куплено это счастье? Есть ли цена? Человек, сидящий на скамейке, неизвестно почему грустный, непонятный для остальных, взглянул на ярко-желтое солнце и синее, безмятежное и тоже счастливое небо.