Аннотация: Небольшая история о знакомом из военных.
Выстрел
Дело было несколько лет назад в министерстве. Тогда я работал бок о бок с военными, решая абсолютно миролюбивые задачи. Беготни хватало, иногда в помощь из округов приезжали откомандированные офицеры.
Наверное, образ русского офицера не нуждается в особых представлениях. Хорошо начищенная лакированная обувь, приталенная зеленая форма, пурпурный цвет лица, запах одеколона ложится на легкий аромат перегара. В разговорах - убийственная прямота. Готовность выполнить самый сложный приказ, заменив сон стаканом водки. Мне так один и говорил -- два часа сна заменяет один стакан водки.
Из Петербурга к нам, гражданским, частенько заглядывал подполковник, который не сказать, чтобы выбивался из офицерского общества, но казался довольно необычным. Хотя бы потому, что был выраженным блондином, невысоким и нешироким в плечах. Редкие, но сложные матерные определения терялись в вежливых интонациях его в целом аккуратной речи.
Мы повстречались случайно в Военторге. Продавщица, дочь полка за сорок с простым как гаубица лицом, раздавала на отдел футболки "Армия России".
--
Мне нужно на метр девяносто.
--
Возьмешь на метр семьдесят. У тебя ноги длинные, а сверху короткий.
--
Но тут размер 46, а я 50..
--
У тебя плечи широкие, зато попа маленькая.
Мы вышли из магазина в некотором смущении, закурили, так и началось наше многолетнее знакомство.
На вид подполковнику было около тридцати пяти, и мы все относились к нему как к ровеснику. Хотя знали, что некогда Бела (назову его прозвищем, которым венгры называют блондинов) служил в Чечне, а значит, был постарше.
Как и многие другие офицеры, он стоял в очереди на квартиру, чтобы со спокойной душой уйти на пенсию. Любил пропустить с нами по стаканчику после работы. Заходил в кабинет на кофе, чтобы под приличным предлогом на время украсть у нас юрисконсульта Ирину.
Не могу сказать, что мне он сразу понравился. Вот о чем он говорил.. В основном о работе. Разговоры сводились к пересудам о предстоящих сокращениях. Из военных это мало кого волновало: человека с опытом войны сложно напугать увольнением.
Помню, как одному было пригрозили отставкой. Майор Смирнов, человек с пологим лбом как фасад танка Т-34, в ярости брызжет слюной, кричит: "выгоню, с-сволочь!". А тот второй стоит и улыбается:
- я контуженный, - говорит, - с документом. Например, сейчас ударю Вас стулом по голове и мне ничего не будет.
Как в подтверждение к командиру подошел дежурный и шепнул на ухо: "ты его не трогай, он контуженный".
Но я отвлекся. В герое моего рассказа, казалось, не было ничего особенного, кроме пепельных волос и манерного поведения. Однако, его обычную армейскую жизнь сопровождала какая-то едва уловимая таинственность. Может быть он и сам насаждал ее. Так или иначе, от отсутствия поводов для взаимной нелюбви мы сдружились.
Уже несколько месяцев тлел сирийский конфликт. Его обсуждали мужчины и женщины, пенсионеры и беременные.
Бела в такие разговоры никогда не вмешивался. А на вопрос, случалось ли ему убивать, отвечал сухо, что случалось, но подробности не уточнял. Было видно, что подобные беседы ему неприятны.
Нам хотелось думать, что его беспокоит какое-то тяжелое воспоминание - рабочая рутина требовала поэзии. Тем более, что светлый цвет его волос отдавал сединой. На любопытство Бела отвечал армейскими байками. Например, как пошел охотиться на кабана со снайперской винтовкой.
Стреляю, - рассказывал Бела, - вижу что попал, а кабан в кусты как ни в чем не бывало. Нашли его к вечеру. Оказалось, пуля вошла в голову, а вышла из задницы. Так этот кабан и бегал целый день по лесу..
Однажды Бела буквально ворвался в кабинет. У него были ошалелые глаза, он только как вернулся с границы, с объяснимой поспешностью поздоровался и попросил налить кофе.
Он не спал несколько ночей, от него веяло несвежестью. Я помог ему снять рюкзак. В кофе добавили немного виски.
Мы окружили его, завязался разговор.
Кровь и страх были его постоянными спутниками в крайние дни. В одну из последних ночей к нему в комнату залетел шальной снаряд, который чудом не взорвался. Обо всем этом Бела говорил долго, нервно и небрежно, перескакивая с темы на тему.
Конечно, он купался в нашем внимании. При этом всплыла едва заметная и в целом маловажная деталь, которая все же оставляла неприятный осадок. От романтично пепельного цвета волос, в естественном происхождении которого Бела клялся чуть ли не офицерской честью, не осталось и следа. На самом деле он совсем не был блондином. В условиях, отдаленных от городских, его волосы вернули натуральный бурый цвет.
Через несколько недель юрисконсульт Ирина ушла с работы и переехала в Петербург. Дошли слухи, что Бела сделал ей предложение и они теперь жили вместе в его новых апартаментах где-то на окраине города. Это оказалось неожиданным и скользким известием, так как свое счастье они сохранили от нас в секрете. Мужчины все же не любят, когда их товарищество разделяют тайны, тем более бессмысленные.
С того времени между нами возникла дистанция. Сказалось мое романтическое представление о настоящем офицере, который должен быть честен и открыт среди друзей даже в самой мелочи. Почувствовав мое отношение, Бела от меня отступился, хотя мы сохранили приятельство.
Прошел где-то год. Бела по-прежнему заходил. От последних командировок он много пил и потихоньку начал терять лицо. Пошел слух, что у него больше, чем слабость перед спиртным. Говорили, что жена, Ирина, даже устроила его на несколько недель на специальное лечение. И будто там не просто лечат от зависимости, а в целом поправляют психологическое здоровье.
Я вполне мог допустить такой исход событий, тем более, что несколько деланная, судорожная веселость Белы, которую я частенько замечал в его поведении, мне казалась обратной стороной его не самого крепкого психологического состояния.
Наш последний разговор случился пару лет назад в моем кабинете, как раз перед лыжным забегом, в котором участвовали военнослужащие определенных сил, к которым Бела имел отношение. Он был в приподнятом настроении, как всегда шутил: что бы не случилось, на состязаниях из года в год побеждал престарелый главнокомандующий. Я отвечал прохладно, Бела это чувствовал.
--
Если мы ударим по Вашингтону, а они по Москве, наших ракет долетит больше - что-то в таком духе говорил Бела, коротая свободную минуту. Он стоял посередине комнаты, казалось, наедине с собой.
--
Это меняет дело - я отвечал мимоходом, занимаясь документами.
Он вдруг посмотрел на меня.
--
Мой друг хорошо стрелял, - неожиданно сказал Бела, - в учебке он попадал в пять рублей со ста шагов. Настоящий весельчак, как-то мне каску прострелил. Пуля прошла через подшлемник между металлом и головой.
--
А ты?
--
Взял винтовку, дал выстрел в ответ.
--
Попал?
--
Убил.
Я чуть не упал со стула.
Бела говорил о своем прошлом, может быть в первый раз за наше знакомство. В ту секунду я увидел смерть в глазах живого, веселого человека.
--
Убил -- сказал Бела.
Оказалось, что его близкий друг во времена чеченской компании стал наемником. Случайно застрелив его, Бела сделал свою работу.
Он закончил рассказ на полуслове, вдруг сумбурно попрощался и ушел, оставив меня в растерянности.
Наверное, с минуту я стоял и глядел в окно. За плотным стеклом расплывались очертания города, медленно падали крупные снежинки, скрывавшие контуры зеленых кремлевских крыш, багровые звезды башен. На дорогах машины медленно тянулись сквозь метель, оставляя за собой гладкие ровные колеи.
Знаю, что Бела продолжил служить. У нас я его больше никогда не видел. С Ириной мы часто общаемся, говорим ее новой работе. Иногда я думаю о ее муже, про его фальшивые волосы и их тайную свадьбу. О чем еще он молчал?