Аннотация: В тяжкую годину выбор всегда нелёгок. Особенно, когда на кону стоят чьи-то жизни. И иногда, чтобы исполнить свой долг и сохранить свет в своём сердце, приходится вываливаться в грязи.
ОМЕГАВЕРС
Истоки
В тяжкую годину выбор всегда нелёгок. Особенно, когда на кону стоят чьи-то жизни. И иногда, чтобы исполнить свой долг и сохранить свет в своём сердце, приходится вываливаться в грязи.
12.03.21г. от нач. ВХ.
- Вот он!
Несколько солдат подтащили яростно рычащего молодого, некогда хорошо одетого, но теперь оборванного, нещадно избитого альфу к пожилому седому жрецу в воронёных доспехах и дорогой горностаевой мантии. Ещё несколько захватчиков едва сдерживали за ошейники крупных лохматых бойцовых псов, яростно лающих на пленника. Жрец поправил капюшон и насмешливо вперился в парня своими угольно-чёрными глазами.
- Так-так-так... Кого я вижу! Неужто сам Пилат Амелиус?! В замке был только он? - деловито обратился жрец к солдатам.
- Да, Ваше Святейшество, если не считать ополченцев и прислугу, которая не принимала участие в бою, - склонился в низком поклоне командир отряда Балтус. В бою за замок Амелиусов его крепко потрепали - он сражался на передовой и первый сорвал фамильный стяг с самой высокой башни. - Похоже, что он намеренно отвлёк всё наше внимание на себя, чтобы остальные успели уйти. Силён, но нас было больше, и он быстро выдохся. И вы велели брать сыновей Амелиуса живьём.
- Отлично, Балтус, отлично!!! Ты и твои бойцы получите обещанную награду, как только мы захватим всю область.
- Служу отечеству и воле Светлейшего, - вновь склонился в поклоне командир, с трудом сдерживая ликование. - Что прикажете делать с пленником?
- Заприте пока где-нибудь и приставьте охрану понадёжнее. Позже я поговорю с ним и попробую выяснить, где сейчас находится его отец со своей армией, а так же люди, которых они укрывали в замке. Пока эти глупцы продолжают нам мешать наводить порядок, мы не имеем права отдыхать.
Пилат только глухо зарычал, и на его искажённом гневом лице ясно читалось презрение.
Весна, если верить старому календарю, уже началась, однако все календари отчаянно обманывали уже почти двадцать лет. Откуда бы не пришла эта напасть, которую уже нарекли Великим Холодом, она принесла с собой неисчислимые беды. Болезни, голод, нивы и пастбища стремительно пустели, и за оставшиеся земли, которые кое-как могли кормить, разыгралась нешуточная резня. Да и соседние страны, тоже страдающие от всевозможных бед, то и дело нападали на границы. Именно тогда Октус Данелий и понял, что пришло его время. Когда-то его предку было отказано в чести возглавить центральное святилище в Аврории, наречь себя Первым среди Равных и возложить на свою голову золотой венец - Совет Архонтов и собрание гильдий предпочли вручить этот титул и практически неограниченную власть над паствой Амелиусам. А всё потому, что Данелии якобы посмели богохульствовать. А в чём, собственно, заключается богохульство? Разве не правильно объявить Перворожденным Адама? Ведь он воин. Как можно называть Перворожденным того, кто совершенно не способен защитить себя самого? И разве не прав был его покойный отец, начав собирать под своими знамёнами впавших в отчаяние, чтобы помочь им выжить? Сейчас не до милосердия Иво, сейчас нужны ярость и мощь Адама, чтобы спасти народ! На Соборе, который был собран вскоре после первых неурожаев, Данелии подали голос в защиту своей трактовки, но это вызвало шквал нападок со стороны других членов Совета, а спустя ещё три года жёсткой экономии случился первый раскол. Часть жрецов, большей частью служители Адама и Рослина, примкнула к Данелиям, оставшихся представителей жреческой братии привёл под свою руку Амелиус, а потом началась война. Империя стонет под ударами чужаков, люди вымирают, и, чтобы отстоять свои земли и спастись, нужны солдаты. Разве нельзя отступить от канонов на время? Ведь это суровая необходимость!.. Нет же, эти глупцы продолжают стоять на своём. Говорят, что часть сторонников Амелиусов всё же решила покинуть родину и отправиться на юг. Ага, как будто там их будут ждать с распростёртыми объятиями! Дикари юга их просто перебьют!
Октус Данелий стоял перед окном замка и смотрел во двор, в котором разминаются его солдаты. Даже с такой высоты слышно, как они порыкивают - звуки разлетаются очень хорошо. Они довольны. Ещё бы - в замке нашлись солидные запасы еды, в том числе зерна и семян! Среди сокровищ, брошенных беглецами, нашлось великолепное оружие, прочные кольчуги, части пластинчатой брони... Многие его воины готовы отдать что угодно, чтобы заполучить эти вещи, и кое-кто получит. Жаль только, что на всех не хватит, и остальным придётся скрипеть зубами от зависти. Ничего, больше будут стараться. Эх, если бы удалось захватить хоть одного мастера-оружейника из тех, кого доставили сюда год назад! Кузнец Гордий, который остался жив после схватки в ближайшей деревне, способен делать только сельскохозяйственную утварь и кое-как чинить поломанные доспехи, но не ковать новые. Впрочем, кузница вполне приличная - нужно только починить горн и восстановить печь. А ещё в окрестных деревнях остались жители, чтобы пополнить ряды на племя. Часть омег, самую лучшую, нужно будет отправить в столицу - пришли известия о новой вспышке чумы, а после последней изрядная часть их собственных перемерла. И работать будет кому, пока альфы сражаются, а беты ведают перестройкой. Интересно, почему армия Амелиуса по-прежнему верна старым порядкам? Ведь еды всё меньше и меньше, а они продолжают свою политику. Солдаты сражаются и умирают, не желая отдавать омег и еду. "Во имя милосердия Иво!.." Какая чушь! Сперва надо выжить, пережить как-то Великий Холод, а потом уже молить о милосердии. В нынешние времена только звериный закон способен дать шанс на спасение.
- Ваше Святейшество, Пилат Амелиус доставлен. - Клерик Руфин с низким поклоном вошёл, чтобы доложить.
- Введите.
Данелий сел на трон Амелиусов, отмечая снова, как удобно и величественно он сделан. Достоин занять место в тронном зале дворца в Викторане! Надо будет перевезти его туда потом. Надо же, не перевелись у них и другие мастера! Чем только кормят и как справляются с голодными бунтами, что все по-прежнему работают и создают такие великолепные вещи?! Трон уже нёс следы ремонта, но едва заметные. Да и сам замок, изрядно пострадавший во время штурма, но ещё сохранивший остатки былой роскоши, заметно изменился. Октус бывал здесь во времена своей юности и помнил совсем другое, а теперь Ранарон лучше приспособлен для изменившейся погоды - единственный уцелевший омега-истопник, трясясь от страха под суровым взглядом Октуса и похотливым Балтуса рассказал, как здесь обогреваются покои и обеденный зал. Очень остроумно и удобно. И трубы, по которым доставляется тепло в комнаты и приёмные покои, ещё не успели ободрать - красивая керамическая, покрытая разноцветной глазурью плитка радует глаз. Надо будет изучить это всё и перестроить свой дворец в Викторане по здешнему образцу, а ещё лучше выстроить новый... Нет, не успеет - годы и заботы стремительно отбирают своё. Но снять чертежи всё же надо - пригодятся его преемникам. И погреба вполне крепкие. В таком замке не одну осаду можно выдержать - осмотр показал, что он идеально приспособлен к бою с осаждающей армией, а так же имеет пару потайных выходов. Вот только самые бешеные солдаты уже начали разносить внутреннее убранство и разводить жуткую грязь. Право победителя осуществлено, три дня на разграбление прошли, а они продолжают ломать! Придётся урезать долю добавок для приготовления пищи. Если так пойдёт и дальше, то замок превратится в банальный хлев для скота, а ведь он планировал основать здесь временную резиденцию, пока не будет захвачен Аврорий. Амелиусы всегда знали толк в красивых вещах, их мастера обставляли замок долго и добротно, вся обстановка несла на себе отпечаток отменного вкуса без показной роскоши, чем нередко грешили многие другие аристократы, особенно пришедшие под руку Данелиев. А теперь... Чудесные фрески уже осыпаются, залы загажены и приходится засыпать пол соломой, чтобы лишний раз не возиться с мытьём - согнутые в три погибели омеги моментально становятся жертвами охочих до утех альф и бет. Убьют ещё кого-нибудь ненароком, а потом воевать будет некому! Стоит сократить часть настоя, добавляемого и в пиво, а то совсем головы потеряют!
Поход на Ранарон планировался уже давно. По последним сведениям, Амелиус спрятал здесь самых ценных мастеров с семьями, вывезенных из приграничных земель сторонников старого порядка, временно устроил их здесь, а сам отправился с миссией по поиску новых союзников. Присматривать за порядком на родовых землях послал своих сыновей. Куда же всё-таки все беглецы подевались? Был ещё один тайный ход, о котором никто из его воинов не знал? И почему Пилат остался в замке? Он мог бы, убедившись, что замок покинул последний беглец, уйти сам, но остался. Странно... Что такого могло остаться в замке, что он практически сдался врагу?
Когда ввели пленника, Октус самодовольно, пусть и слегка натянуто, хмыкнул. Пилат, уже изрядно небритый и пропахший тяжёлым потом, явно успел проголодаться - он тут же принюхался к дразнящему запаху изысканных блюд на резном столике, спасённом клериками от лап мародёров буквально в последний момент, но быстро опомнился и напустил на себя самый независимый вид, какой только смог. А он силён! Даром что молодой ещё и не слишком часто питался так, как должен питаться альфа. Вот что значит "кровь"! И пусть его родители не Истинные, но совместимость у них отменная. Ничего, нужно только поднажать, и Пилат сам отречётся от ереси своей семейки и примкнёт к ним. Альфа есть альфа, а альфы зажиточных семей и аристократов редко себе в чём-то отказывают - суть их такова.
Пилат был старшим сыном Радагаста Амелиуса и его мужа Ливия, последнего отпрыска рода Гея. Октус о самом парне только слышал, причём слышал немало. По рассказам лазутчиков и очевидцев, Пилат был превосходно обучен искусству боя, обладал впечатляющей силой духа. Словом, был достойным потомком Адама. Он уже принял участие в нескольких крупных сражениях, был ранен, однажды даже командовал небольшим отрядом, который почти отбил одну из отжатых у Амелиусов крепостей. И это при том, что ему сейчас всего девятнадцать лет - сражаться он начал в четырнадцать. В замке был ещё его младший брат-омега, которого успели сосватать в клан Валентайн - за старшего сына, Септимуса. Кажется, его зовут Юлий... или Юри?.. Неважно. Говорили, что этот юноша не только красив, но и весьма сведущ в медицине и лечебных снадобьях - его сызмальства обучал сам Парацельс, а этот чистокровка всегда был гением в своей области. Всем было известно, что Пилат очень любит брата... Надо бы обыскать замок ещё раз. Раз Пилат остался, то должна быть достаточно важная причина - за те несколько дней, что их армия стоит здесь, он ни разу не попытался сбежать. Хотя должен был.
Пилат был красив - его внешность отвечала всем древним канонам, пусть он и не успел ещё заматереть. Растрёпанные смолисто-чёрные волосы сияют силой и здоровьем, лицо, заметно худое от частого недоедания, начало зарастать неряшливой щетиной, но полно аристократического величия. Глубокие синие глаза молодого альфы взирали на захватчика бесстрашно и уверенно. Пёс, смирно лежавший у ног Данелия и грызущий крупную кость, поднял голову и предупредительно зарычал, но хозяин одним строгим окриком заставил его замолчать.
- Здравствуй, Пилат. Проголодался? - Октус небрежным жестом пригласил разделить с ним обед, однако Пилат презрительно отвернулся от накрытого стола, мужественно сглатывая слюну. Пёс его совершенно не беспокоил. - Вижу, что проголодался. Сядь, поешь, а мы тем временем побеседуем за чашей хорошего вина. Или ты предпочитаешь пиво?
- Мне не о чем разговаривать с отступником, - огрызнулся Пилат. - Как и делить с ним стол.
- Похвально, но бессмысленно. - Октус взял с широкого золочёного блюда превосходно прожаренную баранью ногу и демонстративно впился в неё клыками. Пилат метнул короткий взгляд на это, проглотил новую порцию слюны и снова отвернулся. - Как и попытки твоего отца отстаивать старые устои. Сейчас это настоящее самоубийство, вы это понимаете? Если мы не отступим от них, то потеряем свои земли и погибнем.
- Но если мы отступим от них, то погибнем позже. - Пилат гордо выпрямился, снова воззрившись на врага. - Ты же знаешь, что именно было заповедано нашим предкам, как только образовалось первое государство и началось Великое Расселение. А вы презрели этот Завет, осквернили нашу кровь! Или ты думаешь, что мы не знаем, что творится в ваших городах? Беженцы приходят и рассказывают. Не так давно мы прознали о судьбе Авраама, которого вы погубили, и это особенно чудовищно, ведь он был священнослужителем! Нашим подданным!
- Ты про того бесноватого омегу, который называл себя служителем Светлейшего? - фыркнул Октус, смачно слизывая с пальцев ароматный жир и с удовольствием отмечая, как жадно раздуваются ноздри пленника. Он голоден... - Помню его. Такой сладенький! И кто вам о нём рассказал?
- Один человек, который чудом спасся из вашей начавшей гнить столицы. Он видел Авраама - Авраам пытался проповедовать даже в плену и был услышан. И это не считая того, что вы, уничтожив его селение, вторглись на нашу территорию! Мой отец и Совет Архонтов согласились на разделение земель, чтобы избежать великой смуты, но то, что вы творите...
- Мы пытаемся спасти наш народ! - жёстко оборвал его Октус, отшвыривая полуобглоданную кость и заметив, как за нею последовал взгляд Пилата. За новой "подачкой" тут же метнулся пёс, схватил в зубы и отбежал за трон, откуда начали доноситься жадное порыкивание и хруст кости. И всё же Пилат даже не дёрнулся. Ничего, скоро всё изменится. И не таких ломали. - Мы вымираем от голода, со всех сторон нападают, крадут наших омег и еду, истребляют наших людей, и мы должны выжить! Нужны люди! Нужны воины, и как можно больше! И пусть часть умрёт, но другая часть выживет, станет сильной и сумеет отстоять наши земли, а там Великий Холод закончится и мы вернёмся к старым законам.
- А если Великий Холод затянется надолго? - Голос Пилата стал тише, а глаза сверкнули убеждённостью. - Не на несколько десятков лет, а на пять или десять веков? Сколько поколений будет выращено на обмане? И как успеет замутиться наша кровь за это время? Об этом вы подумали? А о том, какая смута поднимется, если вы вдруг объявите, что всё это время обманывали своих последователей? Вы начали сжигать старые хроники и родовые книги, объявляя наше учение ложью. Вы уверены, что потом сможете провести обратную перестройку без лишней крови? Начнётся анархия, и она ослабит нас, как сейчас усобицы ослабляют ваши земли. Мы с помощью истинного Закона и памяти о прежних временах пытаемся сплотить людей перед лицом смерти, пытаемся дать им надежду и силы, чтобы пережить Великий Холод, чтобы потом, когда он отступит, снова размножиться и отвоевать те наши земли, что будут захвачены. Чтобы сохранить чистую кровь. Чтобы чистые дети снова воздвигли города и наладили торговлю и ремёсла, а вы своими крамольными речами!..
- То есть вы готовы уступить ворогу то, за что поколения наших предков кровь проливали??? - вскочил разъярённый Октус. - Отдать то, за что отдавали жизни мои предки??? Презреть их подвиги и славу???
- Чем-то надо жертвовать в тяжкую годину, - опустил голову Пилат. - И мы предпочитаем отступать, чтобы сохранить самое ценное - наших людей. Сохранить знание и мудрость предков, которые потом помогут нам всё возродить. Ты видишь, как мы перестроили замок? - Пилат с гордостью огляделся. - Это всё сделали наши мастера, которых мы разыскиваем и спасаем. Которые потом обучат новых мастеров, и искусство их не исчезнет, переживёт Великий Холод, а что-то даже будет усовершенствовано. У вас мастеров почти не осталось - вы всё отдаёте солдатам - и хозяйство начинает становиться грубым, примитивным, а тех, что есть, учить некому, и они придумывают сами из того, что есть.
- А как быть с жертвоприношениями? - ухмыльнулся Октус, откидываясь на спинку трона. - Вы обрекаете на смерть своих же подданных, их тела становятся вашей пищей. И ваши люди по-прежнему вам верны?
- В особенно тяжкие луны наши люди сами решают, кто больше достоин жить, и это решение принимается единогласно. На жертвенник восходят только добровольцы, и память о них сохраняется в наших сердцах, что и символизирует страшная трапеза. И мы не делаем исключений по степени родовитости - в суровые времена все равны. Да, это страшно, но все понимают, что стоит на карте. Мы должны сохранить то, что у нас есть, и передать это потомкам, и мы сохраняем, как можем. А вы уничтожаете то, что вам мешает или кажется сейчас неважным.
Говоря всё это, Пилат то и дело косился на накрытый стол. Октус видел, как в глазах молодого воина стоит голод, и молча ухмылялся. Он демонстративно принялся за обед, прихлёбывая из драгоценного кубка трофейное вино. Прекрасное вино, из последних урожаев винограда, выращенного в садах Амелиусов на юге их владений. И как только им это удавалось? В здешних краях и до Великого Холода виноград не вызревал до такой степени. Бочонки и изящные бутылки с этим чудесным вином буквально чудом удалось спасти от мародёров! То, что похуже, пришлось отдать, но самое лучшее надо будет с первой же подводой отправить в Викторан. И приставить надёжную охрану!.. Адам, как же парень мучается! Любо-дорого посмотреть! Ещё несколько дней на голодном пайке - и Пилат согласится с чем угодно, лишь бы, наконец, наесться. Альфа есть альфа.
Каменные подвалы замка Амелиусов ещё во времена строительства были заложены на совесть. Через них проходили потайные ходы, в том числе и тот, которым были выведены мастера и их семьи, пока на подступах к замку шла битва, но из этого можно было выйти только через запертую сейчас дверь. И эти подвалы совершенно не были приспособлены к тому, чтобы содержать пленников - в них собирались хранить стратегические запасы еды и оружия.
Пилат молча кутался в свой изодранный плащ с фамильным гербом - леденящий промозглый холод пробирал до костей - и ломал голову, как поступить. Альфу терзал жестокий голод, который был сильнее холода, он терпел, но силы были на исходе. Ещё осада серьёзно истощила его, вынуждая нести бессонные караулы или подменять других дозорных. Особенно, если на посты заступали омеги, взявшие в руки оружие. Отваги им было не занимать, но вот сил... От атаки к атаке живой боевой силы становилось всё меньше, окрестные деревни уже были захвачены, изрядная часть защитников замка погибла, посылать гонца за помощью было бессмысленно - просто не успеет добраться - из-за чего братья и решили пробираться к Путям Лазаря, чтобы спасти тех, кто укрылся за стенами замка. Местные сами вызвались остаться - чужакам нужно будет где-то остановиться, а какой прок от обезлюдевшей области, если обслуживать некому? Да и их слишком много, а собранных в дорогу запасов мало. Это было опасно, но шанс изнутри разбить врага, вернуть замок и дождаться подкрепления оставался. Спасти мастеров нужно было обязательно - в плену Данелиев они просто погибнут, и их светлые умы и умелые руки не смогут создать ничего нового и полезного. Выводил Касл, его оруженосец, который родился и вырос здесь и хорошо знал местность - оставалось только указать, каким именно ходом и по каким тропам довести людей до Путей Лазаря, а так же объяснить, где искать нужные метки, чтобы отряд не заблудился в подземелье. Сам Пилат, как мог, отвлекал нападающих на себя и оставшихся у него бойцов и смог. Ценой плена и жизней многих своих соратников. Умереть сам Пилат не боялся - дети Адама не должны бояться смерти, если они достойно исполнили свой долг. Пилат опасался, что солдаты Октуса разыщут потайную комнату, в которой было укрыто самое ценное, что осталось у Пилата здесь. И почему они пришли так невовремя?!! Проклятый Деймос, снова твои выдумки?!! Если бы у Юри не случилась течка, то он бы ушёл вместе со всеми, а как отпустить любимого брата в таком состоянии??? Его могли учуять даже при принимаемом подавляющим запах настое. Если Юри обесчестят до свадьбы, да ещё и солдатня отступников... Нет, бедного юношу никто не осудит, однако это пятно позора смыть будет невозможно - Юри всегда был памятливым. А если кто-то приживёт ему негодного ребёнка, и Юри погибнет...
Пилат едва не застонал, представив себе, что будет с оми, если он узнает об подобном. Наверняка мечется по комнатам во дворце в Аврории, не находя себе места - рано или поздно вести о захвате Ранарона дойдут до него. Надо как-то выбраться из подвала, забрать брата, выживших Верных и бежать теми же ходами - ответвление до ближайшего входа в Пути Лазаря было построено не так давно, и Данелии о нём пока не знают. Надо только освободиться, улучить момент и... Как это сделать? Притвориться, что передумал, и занять место среди этого озверелого сброда? Отец и Совет поймут, но сам он себе вряд ли сможет простить всё то, что придётся делать, выдавая себя за своего. Боги, первопредки и Светлейший, может, и простят, но не он сам. И придётся долго маяться в Чистилище прежде, чем его усмирённая душа всё же взойдёт под своды Мирового Дома.
Юри. Любимый брат. Он так юн. И он искренне уважает своего наречённого Септимуса, так ждал свадьбы. Если бы не его выдающиеся способности к врачеванию, Юри бы уже давно покинул Аврорий и был отправлен в дом будущего мужа - подальше от этой мясорубки. Юри сам решительно заявил, что отправится в Ранарон со старшим братом, и отцу не хватило духа отказать. Если бы только тогда они знали, чем это кончится, да ещё так скоро.
Пилат лихорадочно пытался вспомнить, сколько запасов осталось у Юри. Течка уже наверняка завершилась, началась очистка. Если бы мастера не продумали обустройство особой комнатки, спрятав и отделав её так надёжно, что никакие запахи не приведут к ней, не наладили снабжение водой, то Юри пришлось бы туго. Однако он не может находиться там вечно. Совсем один. Наверно, ему ужасно страшно там, в четырёх стенах без окон!
Придётся всё-таки наступить себе на горло и притвориться, что готов присягнуть Октусу движимый голодом. Потом, когда шум уляжется, надо подкормить Юри и начать строить план побега. И попутно собрать побольше сведений о том, что творится в стане врага. И сделать это желательно до того, как у Юри случится очередная течка. Возможно, даже наказание за вынужденные грехи получится достаточно символическим, ведь Пилат всегда был верен тому, чему его учили с самого детства.
Пилат с болью разглядывал свою комнату. Мародёры и тут порезвились - оборвали гобелены, занавеси, карнизы валялись на полу, постель изрезана и исколота ножами, пух из перины до сих пор был неубран... И пахло отвратительно. Похоже, что кого-то не единожды тут выворачивало наизнанку. Что же они творят? Зачем?
Пилат подобрал валяющийся на полу стул и осмотрел его. Одна ножка держалась на честном слове. Починить ещё можно, и Пилат вполне способен был это сделать сам - крутился рядом с ремесленниками в детстве, а что-то даже пробовал своей рукой. Отец охотно поощрял его обучение какому-нибудь ремеслу, вот только Пилат так и не выбрал, научившись всему понемногу, а потом начал всерьёз учиться науке боя. Молоток и гвозди, наверно, отыщутся, да и Катиэль поможет... если его не убили.
- Хозяин... - окликнул его тихий голос, и Пилат обернулся, искренне радуясь, что он выжил.
В дверях разорённой комнаты, дрожа и зябко кутаясь в овчинную накидку без рукавов, стоял его давний друг детства - омега Постром. На его руках скорчился полосатый кот по кличке Звонок - за громкий голос. Отменный крысолов и ласковый, как маленький котёнок, он был любимцем Юри. Надо же, уцелел... Постром приехал в Ранарон вместе с братьями Амелиусами в качестве слуги и доверенного лица. Пилат знал этого юного омегу очень хорошо - Постром и Юри родились практически в один день, а потом Постром долгое время воспитывался в их семье. Этот паренёк был сыном хрониста Лавруса, который погиб во время набега солдат Данелиев на окраинный монастырь, когда оттуда вывозились ценнейшие рукописи - отважный бета с тремя монахами успел задержать нападающих, пока остальные спасали книги и свитки, чтобы отвезти их в Аврорий. Постром родился после гибели отца и всегда гордился им. Он и вырос похожим на Лавруса - выше, чем обычный омега, заметно шире в плечах и крепче, но всё остальное унаследовал от оми. Довольно красивый, чем-то похожий на рысь, с прекрасным ароматом ребёнка, зачатого в подлинной любви, с россыпью мелких веснушек на носу, великолепной золотистой косой и тёплыми песочными глазами. Пилат горевал наравне с Постромом, когда было объявлено, что его оми Юлий и ещё несколько омег будут принесены в жертву ради выживания других. Потом, после жертвоприношения, получив за ужином небольшую порцию мяса, Пилат буквально заставлял себя есть, зная, что это, возможно, часть Юлия, отданная добровольно. Суровые времена требовали суровых решений, и Амелиусы всеми силами поддерживали мир на своих землях, деля эти тяготы наравне со всеми. Вскоре после того жертвоприношения младший брат отца Пилата, Данай, последовал за умершими, чтобы искупить этот невольный грех, совершённый его семьёй, и на кладбище вокруг центрального святилища появилась ещё одна надгробная плита со словами покаяния. Постром никогда ни единым словом не упрекал ни его ни его родителей, и Пилата это всегда удивляло.
Пилат не удержался и обнял друга. Постром вздрогнул, а потом расслабился и прижался, блаженно вбирая носом его запах, разбавленный нечистотой подвалов. Звонок, почуяв знакомый запах, перестал прижимать уши и замурлыкал. Пилат с удовольствием почесал его за ушком.
- Хозяин... вы всё-таки спаслись...
- Постром, может, не будешь меня так называть? Мы же выросли вместе.
- Нет, не просите, хозяин, - упрямо замотал головой омега. - Может, мы и дружны с самого детства, но порядок есть порядок. Особенно сейчас.
- Они... тебя... - Пилат погладил Построма по волосам. Не удержался. Эти волосы ему всегда нравились, и, когда они были маленькими, Пилат иногда просил позволить ему заплести Построму косу.
- Как и всех, кого поймали в замке, - прошептал омега, пряча лицо на груди альфы и прижимая к себе кота плотнее. - Кто выжил в бою.
- Больно было?
- Конечно. Но мы живы, и это уже хорошо. А почему вас выпустили?
- Я сказал, что согласен служить Октусу. Заодно наелся.
- А... - Брови Построма тревожно изогнулись.
- Похоже, что его ещё не нашли, и это к лучшему. Ты сейчас где работаешь?
- Смогу, но получится только что-то вроде "свитка" - готовить придётся из обрезков.
- Пусть. Лишь бы подкормить. И старайся смотреть и слушать внимательно.
- Вы что-то задумали? - Глаза Построма понимающе загорелись.
- Да, вывести всех Верных отсюда Путями Лазаря. Только наших осталось слишком много, и на подготовку потребуется время. Добраться до входа будет сложно, особенно если бежать придётся зимой.
- Приказывайте, хозяин. - Постром решительно вцепился в его рукав. - Я исполню всё, что вы скажете.
- Пока просто побереги себя и попробуй поговорить с нашими. Надо прикинуть, кто захочет уйти с нами, и сколько еды и топлива нужно будет брать с собой.
- А разве не лучше будет потом вернуться с армией и?.. Или отбить замок изнутри?..
- Да, это было бы правильно, но три года назад, когда мы пытались отбить крепость Пире, против нас "живым щитом" выставили наших же подданных, захваченных в плен. Пришлось отступить. Я тут успел оглядеться... Шансов на успех будет слишком мало. Я не хочу, чтобы погибли наши, деревенские. Не после того, что мы уже пережили вместе. Так что забирать будем всех.
- Понял, - со всей серьёзностью кивнул Постром, а потом оглядел комнату. - Вам помочь с уборкой?
- Да, пришли кого-нибудь, пожалуйста. Я не смогу здесь спать, пока не приберём этот кошмар.
Огонёк масляной лампы с трудом разгонял мрак тайной комнаты. Юри лежал на топчане, кутаясь в скудное тряпьё, и ждал. Омежке было страшно. Замок захвачен врагами, и кто знает - разыщут они его или нет. Пилат уже так долго не приходит... Он хорошо знает его цикл, знает, когда приходить можно, чтобы не сорваться. И если не приходит, то причина может быть только одна.
Тайная комната успела проветриться через скрытые трубы вентиляции, все запахи улетучились и там, куда они ушли, тоже. Оставалось только осторожно разводить огонь в маленьком очаге, чтобы согреть воду, которую он всё это время брал из колодца. Отопительная труба давно остыла, стало холодно, значит, топить некому - ещё один повод для беспокойства. Что, если Волтер погиб? Юри в отчаянии прикусил себе кулак. Нет, никто не погиб! Может, кто-то и погиб, но не все! И Пилат, его самый лучший и заботливый старший брат, тоже жив! Ведь не может же так быть, чтобы... Ему же дали понять, что...
Юри резко сел, схватившись за голову. Рослин и Рафаэль, о чём он сейчас только думает!!! Неужели всё-таки этот сон и эти мысли - плод его расстроенного воображения? Преподобный Парацельс, давний друг семьи, член Совета Архонтов и уважаемый наставник, говорил, что не все сны являются посланием Высших Сил. Тяжёлые переживания и страхи, охватывающие разум, поселяются в голове, и сны могут приобрести такой вид, что можно принять бессмысленный бред за послание. С толкованием снов, особенно в дни тяжких испытаний и самых жутких страхов, нужно быть очень осторожным! А он уже много дней сидит взаперти, еда почти кончилась, эхо труб, установленных в стенах замка, то и дело приносит совершенно незнакомые голоса и звуки. Юри давно думает о тех ужасах, что творятся на землях бывшей великой империи, видел беженцев, слышал, что они рассказывают, потом была битва, в самый разгар которой верный Постром отвёл его сюда, чтобы пережить течку в безопасности, потом он перестал навещать его, что может говорить только о том, что замок захвачен, о Пилате ни слуху ни духу, его разум обдумывает самые разные варианты событий, в том числе и самые ужасные, и его бедное сознание выражает эти размышления в виде самых разных снов. Нельзя всё это считать вещим! Заблуждения, бывает, очень тяжело обходятся.
Чтобы изгнать из своей головы вредные мысли, Юри начал думать о более насущных делах. Рубашку пора менять, надо посмотреть, сколько осталось лампадного масла и фитилей, подсчитать, сколько ещё он может пробыть здесь, если Пилат или Постром всё же не придут... Да нет же, они придут!!! Надо только подождать немного!!! И ни в коем случае не выходить самому. Отец, когда отправлял его в Ранарон, подробно объяснил, что надо делать, если придут чужаки именно во время течки, а отец очень мудр. Секрет замка от его двери знают только Пилат и Постром, а больше никто не выдаст, где находится тайная комната - их преданность не вызывает сомнений.
Вот дверь приоткрылась, по её краю нарисовалась золотистая полоска, и в комнатку протиснулся его любимый старший брат.
- Пилат!.. - Юри страшно обрадовался. Его даже не испугало, что Пилат давно не мылся и не брился, да и одет пёс знает во что. Главное - жив!
- Тихо! - Пилат подхватил брата в свои объятия, едва не выронив свёрток, из которого тянуло весьма аппетитно. - Тебя не должны услышать! Вот, держи, Постром натаскал, пока готовил для Октуса. Может, не самое изысканное, но зато можно как следует наесться.
- А ты?
- Я уже ел. Ешь скорее, я ненадолго.
Юри подхватил в свои руки свёрток с едой, жадно принюхиваясь, а Пилат расправил свой запасной плащ с меховой подкладкой - он старательно собрал по замку остатки своей одежды и прочих вещей, чтобы обустроить снова свою комнату - и набросил ему на плечи. Разводить здесь огонь слишком часто было нельзя - напрасный расход дров, и дым из скрытой трубы могли заметить - а одет Юри был слишком легко.
- Вот, я ещё и масла для лампы принёс и фитили...
- Спасибо, братик. - Юри от души расцеловал брата, плюхнулся на свой топчан и начал разворачивать тряпицу. "Свиток". Значит, с едой стало совсем плохо, и Постром готовил из обрезков и остатков. Ну и ладно, не отравит же его молочный брат. Юри уселся поудобнее, взялся за тонкую лепёшку с начинкой обеими руками и жадно вгрызся.
Пилат умилённо смотрел, как Юри ест.
- Как ты тут? Не слишком холодно? Волтер скоро снова протопит замок - наши пошли за запасами торфа и горючего камня.
- Значит, Ранарон захватили.
- Да, и погибло много наших воинов. Хорошо, что ты пока не видишь, во что превратился наш замок. И хорошо, что Звонок уцелел - будет кому мышей и крыс ловить.
Юри стал жевать медленнее. Он всё понял.
- А Постром?
- Он почти в порядке, но приходить к тебе буду только я.
- Значит, ты решил притвориться, что согласен служить Данелиям?
- Придётся. Немало Верных выжило во время боёв, и бросить их мы не можем. Уходить надо всем, а на это требуется подготовка. Заодно подсоберу сведений для Совета Архонтов.
- Тебе придётся быть, как они, и выполнять приказы...
- Придумаю что-нибудь, - грустно улыбнулся Пилат. - Я же аристократ, а рядовая солдатня нашего брата на дух не переносит. Какое-то время вполне можно сторониться этих животных, а там... посмотрим. Заодно попытаюсь позаботиться о наших омегах, чтобы страх после мучений и издевательств не поселился в их душах навечно.
Юри моментально расхотелось есть, и он молча опустил глаза на остатки "свитка".
- Началось...
- Да. - Пилат обнял брата, и Юри прислонился к нему, вздрагивая от подступающих слёз. - Это действительно страшно, но я не позволю, чтобы подобное случилось с тобой. Никогда. Ты выйдешь замуж за Септимуса непорочным, обещаю.
Деревня потрясла Пилата непривычной тишиной. Немногие жители, что попадались ему навстречу, шарахались в сторону, завидев молодого господина, одетого с чужого плеча и сильно смахивающего на захватчика. В их глазах ясно читались потрясение вперемешку с ужасом. Если бы не сопровождающий, то Пилат подал пару утешающих знаков, только делать этого нельзя. Пока. Может, Гордий потом им всё объяснит, как только выпадет удобный момент.
Вот и кузница. С завалинки испугано шарахнулась тощая бурая кошка и юркнула за угол. Пилат вспомнил её - Малинка, которая жила у Лиса, омеги, жившего через два дома от кузницы. Что она здесь делает? Ведь кошки и коты, обычно, побаивались альф. Они традиционно считались омежьими питомцами, и немногие альфы могли похвастаться тем, что стали любимцами этих восхитительных животных. Пилата, например, кошки любили, а коты недолюбливали. Исключением стал Звонок, зато Юри кот просто обожал. Даже спал рядом с ним постоянно. Чем Гордий мог так понравиться кошке, что она спокойно сидит рядом с кузницей?
Немолодой кузнец с забинтованной головой возился рядом с горном. Услышав и учуяв гостей он обернулся и замер, увидев Пилата.
- Господин...
- Здравствуй, Гордий. Сильно тебя потрепали?
- Да я-то ладно... - Альфа бросил инструменты и торопливо поковылял к Пилату, подволакивая пораненую в бою ногу, а когда подошёл, то склонился в низком поклоне. - Главное - что вы живы...
Гордий заметил сопровождающего и замолк. Вопрос о Юри застрял на полпути.
- Гордий, я теперь на службе у Данелиев. Мне нужно починить меч и броню. Сможешь?
Пилат начал доставать из заплатанного рогожного мешка части покорёженного доспеха и выкладывать на верстак. Кузнец настороженно косился на чужака, который прислонился к столбу и с виду рассеянно ковырялся в редких зубах какой-то щепкой. Выглядел он сытым.
- Постараюсь, господин, но на это уйдёт какое-то время. - Гордий, притворившись, что разглядывает будущую работу, понизил голос до едва слышного шёпота. - Господин Юри...
- Пока его не нашли, - так же тихо ответил Пилат. - Начинаем готовиться к исходу. Как только я выясню побольше для Совета, а попутно мы запасём достаточно провизии, то улучим момент и покинем Ранарон.
- Понимаю, - кивнул Гордий. - Не хочется оставлять родные места, но придётся.
- Что с нашими? Много выжило?
- Больше, чем я думал. Большинство ранены, но добивали только тех, кто продолжал сопротивляться. Омег и вовсе не тронули - убили только очевидно старых и совсем больных. Детей согнали в одну избу, приставили надсмотрщика. Родителям иногда позволяют их видеть. Приказали готовиться к посевной, как только снега сойдут.
- Кормят?
- Еле-еле, чтобы только ноги таскали. Все собственные запасы забрали, а припрятанное пока не нашли. Стада тоже отобрали, часть уже пустили под нож. Почти всех наших собак перебили, кошки разбежались - лишь немногие вернулись и теперь по чердакам прячутся. Если и в этот раз будут сплошные дожди...
- Ничего, переживём. Всё-таки можно прожить и без обильного мясного питания, если знать, как искать замену. Потерпите, а потом уйдём к своим.
- Я Лиса к себе забрал - Вольф умер от ран и попросил меня позаботиться.
- Как он? - Так вот почему кошка здесь.
- Лиса... тронули. - Гордий крепче сжал свои кулаки. - Он притворился, что повредился умом, и от него пока отстали.
- Побереги его и присмотри за Томми, когда будет возможность.
- Поберегу - я слово дал. Чуть позже, как всё уляжется, выпрошу мальчишку в качестве помощника. Он здоров и крепок... как отец.
- Как только будет возможно - переговори с выжившими. Скажи, что есть шанс на спасение, но деревни и замок придётся оставить. Потом вернём, как только подкопим сил в Аврории.
- Мы потерпим, - уверенно кивнул кузнец. - Двадцать лет как-то пережили - и это переживём. Вы только не дайте убить себя, господин, а уж мы продержимся до вашего приказа.
Некогда великолепный обеденный зал превратился в подобие хлева. Пришельцы притащили сюда всё, что смогли найти в замке, чтобы обустроить как можно комфортнее - слабое подобие того, что было раньше. Ковры, уже залитые кровью защитников, столы и скамьи со следами мечей и топоров... Трофеи, взятые в качестве награды. По залу сновали пленные омеги, разнося еду и питьё, шарахаясь от чужих собак, так и норовивших что-то стащить с блюд. Командовал ими бледный Постром. Чужаки хохотали, наблюдая за этим, снова с вожделением поглядывая на них, науськивали собак, и омегам было страшно не только от буйства альфьей силы, теперь постоянно витавшей в воздухе. Прошло меньше двух недель после штурма, а уже ни одного неизнасилованного среди них не осталось.
Пилат вошёл и решительно направился к угловому столу, чтобы не дышать вонью чужаков, которые редко мылись, и негромким рыком разгоняя собак, которые осмеливались зарычать на него. Псы, чуя сильного человека, поджимали хвосты, прижимали уши и пятились под защиту хозяев. От тех самих так тянуло откровенной псиной, что пару совсем молоденьких омежек долго тошнило до того, что бедняги не могли смотреть на скудную еду. Что же с этими парнями могло случиться, что от них уже несёт грязной кровью? Хорошо, что он альфа и не может чуять эту вонь в полной мере.
Вдруг в зал ввалились Грюм и Антоний, таща за руки отчаянно сопротивляющегося Катиэля, юного подмастерье плотника. Его наставник и опекун умер минувшей зимой. "Волчонку" было всего лет пятнадцать и, как на грех, он родился и вырос похожим на своего оми - хрупкого телосложения, с тонкими запястьями и довольно нежным лицом с пухлыми губами. Таких издревле называли Любимцами Иво, и даже считалось, что потомки-омеги от такого альфы будут особенно красивыми и здоровыми. При этом он был настоящим альфой - довольно высоким, пусть по росту и отставал от сверстников-альф, с острыми клыками и необузданным характером. Уж сколько раз его наказывали за самые разные шалости и дерзость! И всё же Катиэль был славным умным мальчишкой, которого всё равно любили за весёлый нрав и доброе сердце, а несколько омежек даже удостоились чести провести в его объятиях свою первую ночь.
- Эй, братва, смотрите, какого милашку мы тут в деревне откопали! - проревел Антоний, и Пилат с ужасом понял, что он уже пьяный в хлам. Где только нашёл выпивку в это время суток?!
- Я тебе не милашка! - отчаянно выкрикнул Катиэль и снова попытался вырваться, но Грюм держал его надёжно. - Я альфа! Не чуешь что ли?
- Ты альфа? - расхохотался Грюм и жадно впился в губы Катиэля, который протестующе замычал. - С такой мордашкой? Не бреши, котёнок! Эй, братва, он, похоже, просто переросток и ещё целка. Кто хочет первым распечатать?
- Альфа с такой фигуркой? Бред, - хмыкнул Балтус, поднимаясь из-за центрального стола. - Не бывает таких.
Тут Катиэль увидел Пилата и рванулся к нему.
- Господин Пилат, скажите им, что я альфа! Скажите им!
- Он действительно альфа! - ринулся спасать мальчишку Пилат. - И даже не катамит! Я знаю его - это Катиэль, подмастерье плотника!
- Катиэль? - Грюм произнёс имя юноши и глумливо захихикал. - Ну и имечко! Вы тут и прямь слюнтяи, раз даёте альфам такие имена!
- Да какой он альфа?! - встрял другой солдат, жадно глядя на Катиэля. - Альфы такими не бывают! Дайте-ка мне его попробовать!
Катиэль посерел от страха, чувствуя, как в воздухе всё больше тяжелеет. Да и другая солдатня начала жадно на него поглядывать. Пилат попытался отбить мальчишку, но был схвачен. Пилат всегда считался сильным альфой, но чужаков было слишком много. Почему они такие сильные? Неужели голод и отчаяние способны дать такую силу - Пилат едва держался, чтобы не склонить голову перед этим сбродом.
- Катиэль альфа! - надрывно крикнул он. - Вы на зубы его посмотрите!
Балтус приподнял верхнюю губу Катиэля и хмыкнул, после чего решительно задрал рубашку юноши и сорвал с него штаны до самых колен. Катиэль сжался и отвернулся. Балтус ощупал беднягу, и ухмылка начала сползать с его морщинистого лица.
- И впрямь альфа. Ну и ну! Воистину, не знают предела чудачества Деймоса.
Развернулся и ушёл.
- Убедились? Так отпустите его! - Пилат удивился. Они что, всё забыли? Ведь всего лет двадцать прошло с наступления Великого Холода! О Любимцах Иво с давних пор сказки рассказывают, как и об омегах, осенённых дыханием Адама! А о катамитах? Да, они иные, но всё равно естественная часть их народа!
Однако солдатня и не думала расходиться. Их ухмылки становились всё шире, и Катиэль снова начал вырываться, почуяв неладное.
- Это у вас все мальчишки-альфы такие? - поинтересовался Грюм, разрывая на юноше рубашку и с жадностью щупая его стройное гибкое тело, лишённое волос по причине недозрелости. Любимцы Иво никогда не отличались большой волосатостью - что-то потом приходило только с возрастом. Катиэль и впрямь был подобен омеге, но ведь это не причина, чтобы... - Слабак! А шкурка-то у него какая гладкая!
- Ну-ка, дай потрогать!
- И мне!
- Ого, точно!
- А волосы? Прямо как шёлк!
- А зачем тебе такие патлы, если ты альфа?
Чужаки все, как один, были коротко острижены либо их головы были выбриты начисто. Верные не чурались длинных волос - по ним сразу было видно, насколько здоров человек, а Катиэль своими и вовсе гордился. Светло-русые, мягкие, они легко расчёсывались и всегда красиво колыхались на ветру. Разнообразные омежьи причёски были особой гордостью Верных, и альфы с бетами переняли кое-что, чтобы носить свои волосы с удобством. Только их хвосты и косы не отличались вычурностью и в них не вплетали пёстрые шнурки и ленточки с узорами-оберегами.
- Мне так нравится! - огрызнулся Катиэль, продолжая вырываться.
- Ах, нравится! Значит, ты точно омега! А ну, держи его, братва!
- НЕТ!!!
Пилат снова рванулся спасать Катиэля, но мощный удар под дых погасил свет в его глазах на какое-то время. Потом на его голову обрушился второй. Сквозь наползающую пелену альфа слышал истошные крики несчастного "волчонка", как он зовёт его, как даже не смеются - гогочут чужаки. Когда перед глазами прояснилось, Пилат оцепенел. Катиэль лежал на расчищенном от тарелок столе на спине, его держали в четыре руки, а пятый, которым был Грюм... На стол уже капала алая кровь, по лицу Катиэля текли слёзы боли и унижения. Пилата снова схватили и держали, пока один чужак сменял другого. Они смеялись, шлёпали окровавленный тыл несчастного, вертели его, как хотели, чуть ли не выламывали руки и ноги из суставов. Под конец к столу вытолкнули опьяневшего паренька, примерно ровесника истерзанного Катиэля.
- Эй, Галлей, ты следующий!
"Волчонок" принюхался и сморщился. Он был изрядно нетрезв. Рослин Мудрейший, да как они детей воспитывают???
- Ну, давай, покажи, какой ты альфа! - посыпалось со всех сторон. Пилат взвыл и получил новый удар по голове. Галлей не заставил себя долго ждать - быстро стянул штаны, и Катиэль снова надрывно всхлипнул. Галлей, видать, был в самом разгаре созревания, а в этом возрасте сила юности некоторых делает особенно ненасытным. Он три раза извергся под одобрительные хлопки товарищей, после чего отвалился и сполз на пол.
- Ай, молодца! Вот это альфа! Настоящий! - одобрительно хлопали его по плечам и спине. Пилат с горечью отвернулся. Что они творят?..
- А то! - кое-как самодовольно выговорил Галлей и смежил веки.
Катиэль бессильно плакал на разорённом столе. Тем временем Грюм снова смачно поцеловал его и объявил:
- Ты теперь омега, ясно? И будешь нас ублажать по первому требованию. Эй, Постром, забирай! Как отлежится - одеть, как полагается!
Пилата наконец отпустили, и он ринулся к несчастному, как и бледный, как первый снег, рыдающий Постром. Вдвоём они осторожно подняли бедного юношу со стола, Пилат сорвал с себя плащ и завернул в него Катиэля, прикрывая его наготу.
- Господин... за что?.. Почему?.. - лепетал Катиэль, трясясь всем телом, как лист на ветру. Его серые глаза бессмысленно блуждали. - Я же альфа... альфа...
- Конечно, ты альфа. Всё закончилось. Постром...
- Несите его к нам. От старых запасов осталась подходящая мазь... и его обмыть надо...
Построма тоже трясло. Он и представить себе не мог, что подобное может происходить на самом деле! Насилие над омегой всегда было одним из самых тяжких преступлений на землях Верных, а уж чтобы представить себе надругательство над альфой или бетой, нужно было обладать очень хорошим воображением. Даже катамитов закон защищал наравне с омегами! Подобные случаи были настолько редки, что каждый новый становился потрясением. Неужели на землях отступников это становится обычным делом?
Катиэль молча плакал всё время, пока им занимались зарёванные омеги, ставшие свидетелями этого кошмара, потом его с трудом уговорили надеть длинную омежью рубашку, напоили успокаивающим настоем, и бедняга вскоре заснул. Пилат долго стоял над ним, вздрагивающим во сне, и напряжённо думал.
Когда отступники успели настолько озвереть? Почему? Ведь Флоренс постарался, чтобы подобного не было - альфы не способны вынашивать и рожать детей, этот Дар был дан только Иво! А влечение катамитов к сородичам обусловлено законами Равновесия и служит особым целям. Все, кто прежде творил подобное беззаконие, были тяжко больны или лишены разума, но ведь эти негодяи вполне здоровы и вменяемы!
Те же тяжкие думы обуревали и Построма, который стоял рядом и крепко дежался за руку молодого хозяина.
- Почему?
- Не знаю. Но это просто чудовищно. А этот Галлей...
- Просто неслыханно!
- Надо выяснить, в чём дело. Ведь неспроста же!
- Может, они в еду что-то такое добавляют или в питьё? Мне было выдано немало трав и кореньев, обязательных для добавления в пищу всем альфам.
- Достань всего понемногу, а я отнесу Юри. Он разбирается. - Пилат задёрнул занавеску, которой беднягу отделили от остальных постелей.
- Хорошо.
Юри в ужасе зажал себе рот, чтобы не выдать своего присутствия выкриком. Пилат только что рассказал ему о несчастном Катиэле.
- Адам, спаси и сохрани... Где сейчас Катиэль?
- В общей комнате наших омег - отлёживается.
Юри бессильно застонал. Он бы хотел быть там, на своём месте! Катиэля он знал и довольно неплохо - познакомились вскоре после его приезда. Юному альфе сразу понравился молодой господин-омега. Он даже осмеливался шутливо предлагать своё общество и в ответ получал такое же шутливое обещание подумать. Катиэль помогал Юри собирать травы - охранял, пока омежка искал нужное в лесу.
- Постром нашёл целебную мазь? - деловито спросил Юри.
- Да, и её должно хватить на какое-то время. Она сейчас очень востребована, - тихо добавил Пилат.
- Сильно ему досталось?
- Я не лекарь, но, по-моему, сильно.
- Слушай, что нужно сделать ещё, чтобы уменьшить боль и ускорить заживление. Запоминай как можно лучше и передай Построму. Он должен справиться.
Пилат внимательно выслушал все распоряжения. Что-то они с Постромом уже сделали.
- ...запомнил?
- Да. И ещё кое-что. Как думаешь, что могло спровоцировать такую дикую реакцию у всех сразу? Ведь сам Флоренс обычно лишает нас влечения к себе подобным, а катамиты не в счёт - их, как и Двуликих, всегда рождалось мало. Может, мы по сути и одинаковые, но ведь нас и неспроста разделили.
- Древние говорят, что только грязная кровь и больной разум способны разбудить подобную тягу, - покачал головой Юри, задумавшись. - Но когда кровь подданных Данелиев успела так испортиться? Ведь прошло так мало времени! И как они могли забыть всё то, что всегда было известно каждому?
- Может, дело в каких-то добавках в пищу и питьё? Постром говорит, что Октус привёз с собой запасы каких-то трав и кореньев, которые приказывают добавлять в еду всем, кто приехал с ним или присягнул на верность. Тех, кто ему служит, кормят лучше.
- Что именно добавляют? - вздрогнул Юри.
- Постром раздобыл. - Пилат достал из-за пазухи маленький мешочек и протянул брату. - И уже строят пивоварню, куда планируют привезти ещё такого же. Я краем уха слышал, что эти травы придают силу и мужественность.
Юри побледнел, что было заметно даже в неверном свете масляной лампы. Омежка трясущимися руками развязал мешочек и начал осматривать и обнюхивать его содержимое. На его лице всё сильнее проступал страх.
- Ну? Что это такое? - не выдержал Пилат, терзаясь плохими предчувствиями.
- Это... так называемая "волчья отрава", - сдавленным шёпотом произнёс Юри. - Так называют травы и корешки, которые действительно способны дать альфе больше сил, но использовать это снадобье надо очень осторожно.
- Чем оно так опасно?
- "Волчья отрава" даёт силу, но у неё есть обратное действие, из-за которого её и использовали только в исключительных случаях. Если это снадобье принимать слишком часто, то оно будит в альфе дикого зверя и мутит разум. Беты тоже становятся более дикими, но не все из них теряют разум. Они лишь пускают свой ум и изобретательность на то, чтобы любыми путями заполучить желаемое.
- И что они так сильно все начинают хотеть?
- Самое приземлённое и низменное - пищу, питьё, совокупление и прочее по первому же позыву, а неутолённое желание, мутящее разум, способно заставить наброситься на первого попавшегося человека, даже если это сородич. Кроме того, снадобье ускоряет процессы, что происходят в телах, расходуя огромное количество силы, и её надо как-то восстанавливать, что пробуждает сильный голод.
- А с едой сейчас плохо. - Пилат сразу понял, что это означает. Так вот почему солдаты Данелиев так яростно штурмовали Ранарон и бесчинствовали в его окрестностях! На землях Верных появились стабильность и малый, но достаток. В том числе и в плане пищи.
- Если такому альфе или бете попадается достаточно чистый и здоровый омега, то они сразу захотят его, и если омега будет сопротивляться, то это будит ярость, в порыве которой его могут даже случайно убить. Наброситься на сородича способна вынудить любая мелочь - особенности внешности, несвоевременно принятая поза... Со временем отрава накапливается в теле, ослабляя, и начинает убивать, отчего такие несчастные рано старятся и умирают.
Пилат нахмурился, вспомнив Балтуса. Альфа выглядел уже почти как старик, но был довольно крепок и вёл себя, как альфа куда моложе. Сколько же ему лет?! Если "волчью отраву" начали постоянно добавлять в пищу, чтобы увеличить силу ослабевших от продолжительных голодовок альф, чтобы они могли сражаться, то тогда понятно, почему Данелии так озабочены рождением новых детей. Ради чего и презрели Закон.
- А кто придумал это снадобье?
- Алхимики и травники Данелиев. Это произошло ещё до того, как те впали в гордыню после крупной победы над кочевниками южных степей. Преподобный Парацельс рассказывал, что в самых трудных местах иные излишне ретивые бойцы выпивали столько снадобья перед сражением, что умирали после того, как бои заканчивались. Причём умирали не только солдаты в возрасте, но и совсем молодые.
Пилат сглотнул и попытался вспомнить, сколько и чего успел съесть из общего котла. То ли он был здоровее, то ли что-то ещё, но пока он ничего такого за собой не замечал. Разве что замковые омеги стали пахнуть привлекательнее, но они охотно позволяли хозяину уединяться с ними - после грубости чужаков они буквально наслаждались ласками молодого господина. Особенно Постром. Но что, если оно всё же начнётся? Октус крайне недоволен, что Пилат избегает новых товарищей и не участвует в вечерних попойках. Наверняка солдаты звереют именно с пива, раз в него и здесь собираются добавлять эту гадость. Особенно Галлей, ведь он ещё и созревает. Рафаэль, как же вразумить мальчишку, пока ещё не поздно??? Ведь не зря их омеги говорят, что хоть он и ведёт себя просто безобразно, но пахнет не так плохо, как прочие пришельцы.
- Октус собирается заставить меня участвовать в общих гулянках, а там пиво с этой отравой. И отказываться нельзя.
- В наших запасах есть одна травка, настойка из которой станет для тебя противоядием. Вот только её не очень много, - вздохнул омежка. - Расходуй как можно бережнее, а потом, как мы сбежим и прибудем в Аврорий, преподобный Парацельс тебя подлечит. Это вполне лечится, если отравы накопилось не слишком много.
Со дня захвата Ранарона прошло всего восемь недель, а уже почти всё изменилось до неузнаваемости. Замок превратился в подобие самой жуткой казармы, в деревнях прочно поселился страх. Снова навалило снега, и ноги лошади вязли в сугробах. Пилат с грустью оглядывал окрестности, объезжая свои бывшие наследные владения.
Катиэлю едва дали отлежаться. Стоило ему начать вставать, как беднягу снова пустили по рукам. Перед этим Грюм велел обрядить его в омежью одежду, причесать как следует и вдеть в уши серьги покрупнее, какие только найдутся. Катиэль оделся, но только для того, чтобы омеги, которые так трепетно и старательно заботились о нём, не страдали ещё больше - Грюм пригрозил жестоко наказать нескольких на своё усмотрение, если приказ не будет выполнен. Выглядел Катиэль во всём этом очень даже мило и в прежние времена повеселился бы, крутясь перед зеркалом, но то, зачем это было нужно... Измывательство над "волчонком" повторялось практически каждый вечер, в том числе и с помощью науськанных псов, после чего Пилат на руках относил беднягу в омежью комнату, помогал привести себя в порядок, смазывал целебной мазью и укладывал спать. Катиэль молча плакал, кусая тощую подушку, ругался в бессильной злобе, но жить хотел ещё больше. После каждого нового насилия он долго лежал, отвернувшись от всех, угрюмо молчал, то и дело отказывался от еды, всё ещё ощущая во рту вкус горького альфьего семени, которое его заставляли глотать. А однажды вечером, войдя в обеденный зал, Пилат оторопел, увидев в руке Антония острый нож. Остановить новое издевательство он не успел, после чего он и Постром всю ночь сидели рядом с оскоплённым "волчонком", который от обильной кровопотери и боли надолго потерял сознание. Юри чуть не лишился чувств, узнав об этом, и буквально рвался на помощь. Только на следующий день Пилат смог вывести его из комнаты и тайком привести к бедняге. Юри буквально с того света вытащил юношу, постоянно твердя, что умирать тому ещё рано.
Очнувшись, Катиэль заговорил нескоро, из его глаз окончательно ушёл знакомый огонёк, он притих и покорно выполнял всё, что ему прикажут. Он молча присоединился к замковой прислуге, так же молча позволял нагибать себя каждому, кто потребует, после чего молча оправлялся и возвращался к заданному делу. Целебная мазь уже почти была не нужна.
Чужаки измывались не только над Катиэлем. Они нашли на кухне совсем молоденького омежку Лауру, которому только недавно исполнилось двенадцать лет. Отец Лауры погиб на охоте, когда мальчику было всего пять, а оми Сил пал в недавней битве за замок, решительно взявшись за оружие. Он сражался с поистине альфьей отвагой и перед тем, как умереть, забрал с собой двух довольно сильных альф. Лауру пригрел и спрятал омега Фейвел, который был на два года старше Юри. Какое-то время Лауру удавалось прятать - свою первую течку мальчик пережил перед тем, как вторгся Октус со своей сворой - но помощник казначея, следящий за расходом еды, всё же нашёл его, и вслед за Катиэлем отправился и этот несчастный. После группового изнасилования, когда узнавший о случившемся Пилат - он был на охоте - примчался навестить бедного ребёнка, Постром утащил молодого хозяина в уголок и с мольбой в глазах упросил помочь Лауре, чтобы пережитый ужас не остался на всю жизнь. Пилат согласился, но скрепя сердце - Закон запрещал трогать омежек, которым ещё не исполнилось четырнадцать лет, а слишком ранние встречи наедине, которые пришельцы называли звериным словом "случка", могли ускорить созревание и навредить здоровью. Впрочем, на этот проступок Совет вполне мог закрыть глаза - Пилат, когда вступил в возраст созревания, слышал от преподобного Парацельса рассказы о том, как в некоторых монастырях лечили от страха переживших насилие людей практически любого возраста и типа. В таких местах даже служили катамиты, помощь которых порой становилась неоценимой в особенно сложных случаях. На землях Верных надругательство над омегами, особенно такими юными, считалось одним из самых тяжких преступлений - первое совокупление, как и первая течка не в одиночестве, были особенно важны в жизни каждого омеги. Не меньше, чем рождение первого ребёнка. Как только Лаура худо-бедно успокоился, он пришёл к молодому хозяину сам. Пилат с помощью Построма тщательно вымылся, чтобы запахом нечистого тела не будить в памяти Лауры след, оставленный вонью насильника. Лаура долго дрожал в его объятиях, Пилат разговаривал с ним как можно тише и мягче - Юри объяснил, как именно надо это делать - и омежка расслабился. Всё прошло вполне благополучно и завершилось уверенной сцепкой, после чего Лаура снова расплакался, но уже от облегчения. Он проспал в постели Пилата до самого утра и уходил на кухню слегка приободрившийся.
Служба Пилата протекала относительно спокойно. Он выполнял все приказы, какие поступали не только от Балтуса, но и от Октуса, однако чувствовал, что им недовольны. Пилат продолжал сторониться чужаков, дважды отказался от братины с пивом, за что был вызван на поединок и уверенно одержал победу. Это лишний раз развело его с новыми товарищами и рано или поздно должно было прекратиться по прямому приказу Октуса, который по-прежнему не спешил возвращаться в Викторан.
- Пилат, ты почему сторонишься своих?
Октус буравил молодого альфу тяжёлым взглядом, и Пилат едва сдерживался, чтобы не зарычать. Его буквально колотило от одного только взгляда на захватчика. Постром сделал ему настойку от "волчьей отравы", и Пилат постоянно носил эту фляжку с собой, но запас был слишком скуден, и действие отравы уже начало ощущаться. Пилат едва удерживал себя от излишне опрометчивых действий, от слишком жадного поглощения пищи и сильного влечения к омегам. Постром, видя и чувствуя, что происходит, старался быть как можно ближе и спасал хозяина от этого безумия, как мог. Юри тоже подбадривал брата, напоминая, что это вполне себе лечится - нужно только попасть в Аврорий - а Пилат, как бы не хотелось побыть с любимым братом подольше, начал урезать эти визиты, ибо даже запах Юри стал притягивать его. Альфа с ужасом осознавал, что всё больше приближается к грани, отделяющей его от врага - те зверства, что он периодически наблюдал, уже не трогали так, как раньше. Будто привыкать начал. А ведь времени прошло всего ничего. Пилат снова и снова напоминал себе, кто он такой и в чём состоит его долг, старался как можно чаще бывать со своими, и это помогало не срываться в полную силу. Что уже становилось не так просто.
- Потому, что я глубоко презираю их. Ты видишь, во что они превратили замок? Что они творят за его пределами? Если они и дальше будут бесчинствовать, то работать в поле будет попросту некому.
- Так ты поэтому остался? Чтобы спасти родовые земли от запустения? Надеешься, что армия твоего отца отобьёт их назад?
- Я всегда буду на это надеяться. Ты и сам уже едва держишь свою свору в узде. Неужели не понял ещё, что натворил?
- Приходится идти на жертвы...
- Это я уже слышал. И ты думаешь, что все эти жертвы можно оправдать? То, что твои гаврики сотворили с Катиэлем...
- Слабакам место у ног сильных, а от этого мальчишки всё равно никакой пользы. Пусть мои солдаты позабавятся.
- Эти забавы недостойны альфы и противоестественны.
- А как же катамиты?
- Призвание катамитов - Равновесие. И то, что им всё же дозволялось иметь детей, было наградой за усердное служение и сохранением чистоты крови в народе, как только наши целители научились осеменять без спаривания. То, что катамитам не нужны омеги, не делает их теми, право на свободу и неприкосновенность которых можно игнорировать.
- Так надо же моим солдатам как-то семя сбрасывать, а этих выродков так просто не сломаешь. Тяжёлые времена, большие труды... Воинам надо отдыхать.
- Если ты не прекратишь... - Пилат едва не проболтался, что знает о "волчьей отраве". Это бы выглядело слишком подозрительно. - поощрять подобные мерзости...
- То что? - Октус оскалился, привстав. Его верный пёс тоже показал зубы. - Откажешься служить мне? Бросишь своих людей? - Пилат опустил голову и отвернулся, скрипнув зубами. - Вот и помалкивай, иначе и твою пайку урежут.
Старик продолжал вглядываться в молодого подчинённого и думал. Он не прекращал гадать, почему Пилат не просто остался, но и поступил к нему на службу. Да, он вполне мог остаться ради местных, но почему тогда не начал выводить их тем же путём, что и мастеров с семьями? Казначей Гоннорий докладывал, что все, кроме умирающих, на месте... Антоний уже четырежды обыскал замок, но ничего похожего на очередной тайный ход так и не нашёл. Амелиусы вполне могли успеть за двадцать лет выстроить ещё парочку, о которых он не знает. Однако у Пилата есть какая-то ещё причина, чтобы остаться. Что же это? Он старается беречь омег, даже переспал с тем мелким мальчишкой, делит с оставшимися детьми свою долю мяса себе в ущерб. Настоящий Амелиус - те всегда старались дать своим подданным как можно больше благ. И всё же что-то беспокоило, трепыхалось на самом краю сознания. Какая-то мысль.
- Ещё кое-что. Почему ты до сих пор не женат? Ты же уже вполне взрослый! Я вижу, что все замковые омеги были бы просто счастливы родить тебе детей, да и я наслышан о чистой крови вашей семьи. У тебя должно быть несколько мужей.
- Я не отдам тебе своих детей!!! - зарычал Пилат, не выдержав. Он каждый день видел Галлея, как он бесчинствует в замке, и не желал, чтобы его сыновья-альфы становились такими. Чтобы его омежки становились безвольными игрушками в лапах озверевших чужаков и бессмысленно гибли. - Не отдам!!!
Пара телохранителей ринулись было к нему, чтобы заломить руки и пригнуть к полу, но Октус остановил их, тем же окриком заставив пригнуться и пса. Несмотря на возраст, он был ещё довольно силён.
- ТИХО!!! Всё в порядке. И всё же я желаю, чтобы ты женился в самое ближайшее время и дал нам новых детей. Выбери трёх или четырёх, я обвенчаю вас. К тому же у нескольких скоро течка будет.
Октус насмешливо смотрел на побледневшего альфу. Ну, что на это скажешь?
- Да... я уже чую... - кое-как выдавил из себя Пилат. Первым должен был потечь Постром - он уже ластился к хозяину особенно нетерпеливо. Юри готов был потесниться, но если омеги в замке вдруг будут бесследно исчезать, а потом появляться из ниоткуда... Они все были на счету.
- Вот и не тяни. И прекрати сторониться своих, пока они всё же не разорвали тебя, как щенка.
- Это мы ещё посмотрим, кто кого разорвёт! - рявкнул Пилат, развернулся и, не спросив разрешения и даже не поклонившись, вышел.
Молодой альфа готов был рвать и метать. Октус говорил вполне серьёзно, и он, скорее всего, будет раздавать течных своим солдатам. Балтус, Антоний и Грюм уже обзавелись мужьями, и Пилат знал, насколько тяжко беднягам пришлось во время течки. Они понесли детей, но шансов, что те родятся здоровыми, было не слишком много.
Пилат был в такой ярости, что от него шарахались все, кто попадался на пути. Шныряющих по коридорам собак, ищущих, чем бы поживиться, он просто отшвыривал пинками, и те с тихим визгом разбегались. Пилат едва замечал, куда идёт, налетел на какого-то парня, обрушил на его голову непотребную брань, постоянно звучащую теперь в стенах замка, но тут же умолк, узнав Катиэля.
Пилат резко привлёк его к себе, чтобы Катиэль замолчал. Слышать то, что его и остальных омег вынуждали говорить, было больно.
- Нет, не это. Просто этот гнусный старикашка... Прости меня. Где Постром?
- На кухне. Скоро пора подавать обед.
На Катиэля навешивали всё больше омежьих украшений, добытых в походах. Даже прокололи оба уха в нескольких местах. Пилат заметил среди всех этих побрякушек несколько золотых цепочек тончайшего плетения - работа одного из аврорийских мастеров. Значит, эти варвары полностью разграбили поместье Самариев - это был их фамильный орнамент. Амелиусы собирались прислать им на подмогу отряд, но те отказались принимать такую жертву и погибли. Вся семья была вырезана, омег, включая второго супруга главы рода, совсем молодого, скорее всего, увезли в Викторан. Об их дальнейшей судьбе Пилат старался не думать, ибо сразу представлялся Юри на их месте.