Иерусалим, полдень. Марина (24, красивая) увлеченно бродит по мировой сети. Pвонок в дверь. Полицейский просит открыть, спрашивает, хорошо ли девушка владеет русским и ивритом, а потом просит пройти с ним. Растерянная Марина вслед за полицейским идет в христианскую миссию, для которой часто делала переводы.
В кабинете начальника миссии суета - врач и полицейский, фотографирование и видеосъемка. В соседнем кабинете сидят заместитель начальника миссии Феоктист, игуменья Ниневия и незнакомый Марине мужчина в черном костюме, белой рубашке и темном галстуке, т.е. по внешнему виду - адвокат. За столом - симпатичный молодой парень, следователь Игаль Левит, как он представляется девушке. Мужчина, который оживленно разговаривает с Игалем на иврите, а на русском с остальными, кажется девушке капризным и неприятным типом (лет 40, пальцы, утончающиеся к ногтям и т.д.).
Следователь объясняет, что ему нужно допросить свидетелей. На вопрос девушки, зачем она, если мужчина в гражданской одежде свободно говорит на иврите и русским, Игаль поясняет, что адвокат Гарин - тоже вероятный подозреваемый, и ему он не может доверить перевод.
Марина знакома с Ниневией и Феоктистом, потому что часто обеспечивала двусторонний перевод. Год назад Ниневия стала почти духовницей Марины, выслушала исповедь, когда девушка переживала разрыв с женихом. Марина поясняет эти нюансы следователю, но Игаль (лет 30, симпатичный) только одобрительно кивает и предлагает на подпись документ о неразглашении и обязанности переводить точно.
В кабинете остается робкий архимандрит Феоктист (40, тщедушный, в скудной бороде, дорогая ряса, но китайские кроссовки). Переводя вопросы и ответы, Марина знает, что на совещании Гарин и Еремей спорили о сумме компромиссной выплаты. Гарин утверждал, что уже сделал много уступок. Причиной упорства Еремея было желание красиво отчитаться перед патриархией, куда его вызвали. Тучный Еремей попросил Ниневию принести всем холодного питья, что игуменья и сделала. Отпив из стакана, епископ почувствовал себя плохо, сердечные капли не помогли. Гарин вызвал скорую, но та опоздала. Медики заподозрили отравление и вызвали полицию.
Следователь Игаль уточняет, кому выгодна смерть начальника миссии. Феоктист гневно отвечает, что христиане чтут заповедь "не убий", так что отравителем может быть только бессовестный стяжатель Гарин. Следователь отпускает архимандрита и приглашает Ниневию. Та (за 50, дорогая ряса, дорогая ортопедическая обувь, золотые очки) входит уверенно, держится спесиво.
Со слов игуменьи, епископ Еремей занимал не свое место. Он скверно руководил миссией, не занимался хозяйственными делами, запустил их. Игуменья и Феоктист выбивали в хозотделе патриархии деньги на ремонты и благоустройство.
Следователь подмигивает Марине и подыгрывает Ниневии. Игуменья расходится, перечисляя недостатки покойного. Она вытирает с лица пот и подчеркивает, что Еремей даже в своём кабинете кондиционер не заменил на новый, а уж о других обитателях миссии и вовсе не думал. Марина пытается намекнуть Ниневии, что пора остановиться. Та переключается на совещание.
По словам Ниневии, Еремей напрасно нанял адвоката Гарина ради ведения имущественных споров миссии. Оказывается, Ниневия имеет высшее юридическое образование и рассчитывала сама руководить всеми юридическими делами. По ее мнению, гораздо проще и выгоднее было бы нанять молодого адвоката, который бы всецело подчинялся ей и выполнял ее указания. Еремей попытался заставить Гарина принять условия Ниневии, но тот написал в патриархию протест, оболгав игуменью и высмеяв её, якобы, юридическое невежество.
Следователь удивляется - чтобы получить израильскую адвокатскую лицензию, надо прекрасно знать иврит и сдать массу экзаменов. Без лицензии суд не позволил бы игуменье представлять интересы миссии, как адвокатессе. Ниневия отмахивается - тактика и стратегия ведения дел важнее знания тонкостей законов. Тем более что патриархия поддержала ее и велела уволить наглого, самонадеянного и бездарного адвокатишку.
Следователь уточняет, как же бездарный Гарин умудрился выиграть процесс против миссии. Ниневия поясняет, что адвокат оказался выжигой, бессовестно подал в суд на миссию за преждевременное расторжение договора с ним, а израильский суд из ненависти к христианству решил в его пользу. Тем не менее Ниневия настаивала на борьбе до конца, на подаче апелляции, но Еремей решил пойти на компромисс, мелочно надеясь сэкономить на издержках. Поэтому и пригласил Гарина на переговоры. Архимандрит Феоктист присутствовал, как заместитель, а Ниневия - как профессионал.
По мнению игуменьи, Гарин испугался, дрогнул, когда увидел готовность Еремея следовать ее настоянию, продолжать дело хоть до верховного, хоть до международного суда. Именно поэтому адвокат решил отравить такого отважного противника. Ниневия подчеркивает, что Гарин отравил бы и ее, но она держала свой стакан в руках. Мотива со стороны Феоктиста игуменья не находит, но подчеркивает, что будет бороться против его назначения начальником. Причина - тот слаб духом и непременно сдаст позиции Гарину.
Следователь задает игуменье вопрос - почему та уверена, что епископа отравили? Ниневия теряется, ссылается на Феоктиста, на врачей. Следователь заявляет, что врачи говорили на иврите, который игуменья не понимает. Или понимает? Ниневия выходит из себя, кричит, что она опытный юрист и прекрасно понимает, что к чему. Поэтому полицейские штучки с ней не пойдут - если Еремея не отравили, то и допрашивать никого бы не стали.
Следователь успокаивает ее, говорит, что ничто никого не обвиняет, просто он должен выяснить детали возможного отравления по горячим следам. Игуменья рассказывает, как вышла в коридор, налила диетический "Спрайт" из бутылки, которая стояла в холодильнике, и вернулась, неся наполненные стаканы на подносе. Стаканы взяла из шкафа, который стоит в кабинете Еремея, ополоснула их под краном, который рядом с холодильником, наполнила все сразу.
Она припоминает, что епископ недавно бросил курить - врачи запретили из-за плохого сердца. Чтобы отвыкнуть, Еремей постоянно сосал леденцы, которые всегда стояли в открытой баночке на столе. Когда епископ захотел пить, он был красный и глубоко дышал. После холодного питья ему стало плохо, он схватился за сердце. Поэтому Ниневия бегом принесла из аптечки все русские сердечные капли, какие там были, корвалол, валокордин, нитроглицерин, что-то накапала в стакан, дала выпить. А епископу стало совсем худо, и он отошел с миром.
Следователь просит игуменью показать, где она брала лекарства, идет в коридор, осматривает аптечку. Просит Марину прочитать и перевести названия лекарств, методично вынимая и передавая ей в руки. Когда он отпускает девушку, та брезгливо ополаскивает руки, вытирает руки полотенцем и ударяется плечом о распахнутую аптечку. Она вспоминает, что раньше ее тут не было. Ниневия поясняет, что третьего дня Феоктист предложил сделать аптечку доступной для всех, а раньше та висела в кабинете Еремея. Епископ возражать не стал.
Когда следователь начинает допрос адвоката Гарина, игуменья ведет Марину за собой, чтобы подслушать разговоры в кабинете начальника миссии. Марина переводит слова экспертов, что экспресс-проверкой следы цианида не найдены, ни в стакане, ни во флакончике с лекарством. По мнению одного эксперта, раз на столе Еремея нет следов цианида, то его либо нет, либо заранее добавили в стакан. Второй сомневается: можно ловко плеснуть раствор в полупустой стакан, без брызг. Или дать яд из флакона с лекарством.
Тело епископа уносят, эксперты уходят, комнату опечатывают. Игуменья влечет Марину дальше. Дверь в кабинете, где Игаль ведет допрос, приоткрыта. Гарин громко объясняет следователю, почему ему невыгодна смерть Еремея. Марина переводит игуменье только часть подслушанного разговора - что идею компромисса предложил сам адвокат и готов был скостить набежавшие на долг проценты, но согласиться на полный отказ от денежных требований, как хотела Ниневия - это уже перебор!
Марина хорошо знает израильскую действительность и понимает, что Гарин прав. Но ей жаль игуменью. Поэтому жестокие, но справедливые слова адвоката, что Ниневия невежественна, слабо помнит даже российское право, но очень любит всех поучать, что епископ панически боялся подсиживания игуменьей, у которой в патриархии сидел крупный чиновный родственник - Марина переводить не стала и распрощалась.
Дома она старается освободиться от впечатлений, которые держат ее в плену и не дают спокойно заниматься делами. Марина благодарна игуменье за помощь, за выслушанную исповедь, после которой в душе воцарилось спокойствие, но сегодняшнее поведение Ниневии кажется девушке неправильным, неподобающим для священнослужительницы. Но Марина вспоминает наставление Иисуса, данное последователям: "Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся". И обращается к небу: - Не мне судить, кто прав, кто виноват. Надо лишь быть честной перед собой и другими.
Уйдя на работу в пансионат для брошенных кошек, занимаясь повседневным уходом и лечением животных, Марина отвлекается от размышлений и успокаивается. Утром следующего дня ей звонит Ниневия - просит сопроводить их с Феоктистом для разговора в полицейском участке со следователем.
Следователь Игаль попытается выставить Марину, ссылаясь, что у него есть русскоговорящий полицейский для перевода. Ниневия устраивает скандал - она никому не доверяет, а потому будет отвечать на вопросы только в присутствии своего переводчика. Следователь соглашается, опять берет у Марины подписку о неразглашении и об ответственности за точность перевода. Попутно шутит на тему красоты девушки и невозможности для него ухаживать за ней.
Переводя, Марина узнает новости по делу. В стакане вместо валокордина найдены следы концентрированного сердечного лекарства. В тканях Еремея - остатки сильного сердечного лекарства российского производства. На стакане есть пальцы Ниневии, Еремея и Гарина. Адвокат, якобы, допрошен и утверждает, что мог оставить следы когда помог Ниневии вынуть стаканы из шкафа и когда придвигал стакан Еремею.
Следователь просит подтвердить, так ли это. Ниневия категорически заявляет, что ей никто не помогал, Феоктист - что ничего не видел. Игаль решает провести следственный эксперимент, полностью повторить ход встречи до момента смерти Еремея. Он звонит Гарину, просит приехать в помещение миссии.
Марина едет вместе с Феоктистом и Ниневией. Во время поездки Ниневия почти приказывает Феоктисту, который выше ее по церковному чину и по должности, чтобы тот в кабинете сел не как было, а как надо в подтверждение его же слов, что "не видел". Архимандрит покорно соглашается.
В миссии Марина забегает помыть руки в ту рекреацию, где стоит холодильник. Оттуда она замечает, как уверенно и жестко Феоктист приказывает монаху в сером подряснике, завхозу, чтобы новый кондиционер был поставлен в кабинете покойного Еремея сегодня же, как только снимут печати. Завхоз ворчит себе под нос, что архимандрит слишком рано видит себя в кресле начальника.
Во время эксперимента Марина переводит приказы следователя и ответы миссионеров. Она видит, как рассаживаются участники совещания. Феоктист ставит стул далеко от стола, сидит к "епископу" боком, неестественно протягивает тому бумаги. Адвокат протестует, пытается доказать, что Феоктист сидел в иной позе, что стаканы стояли иначе, что он отодвигал стакан Еремея, когда епископ клал бумаги на стол. Игуменья и архимандрит дружно доказывают, что они правы.
Гарин утверждает, что Еремей отвлекся в момент получения бумаг от Феоктиста. Якобы, все мужчины повернули головы и посмотрели в окно, где сработала сигнализация машины адвоката. Игуменья же стояла в стороне от стола, занималась пультом кондиционера, пытаясь добавить холода.
Ниневия все отрицает, Феоктист ей робко поддакивает. Игуменья обвиняет Гарина, что тот мог специально включить сигнализацию, чтобы отвлечь всех, и незаметно капнуть лекарство или яд в стакан Еремея. Игаль предлагает Ниневии показать, где и как она наливала напиток в стаканы. Эксперимент переходит в коридор, к холодильнику.
Засняв эксперимент на видео, следователь допрашивает архимандрита по поводу лекарств. Марина переводит. Выясняется, что все лекарства для миссии и монастыря закупал обычно он, когда ездил в Россию, но в этот раз поездка сорвалась, и весь набор по списку привезла игуменья. Феоктист делает для следователя копию перечня лекарств. Игаль отпускает его и допрашивает Ниневию, та подтверждает слова архимандрита. Следователь предъявляет игуменье флакон валокордина, из которого выдрана капельница. Во флаконе остались капли сильного сердечного лекарства, которое убило епископа.
Ниневия утверждает, что никогда такого не делала и даже не видела флакон, но следователь Игаль утверждает, что флакон найден в корзине для бумаг из кабинета епископа, а отпечатки пальцев принадлежат только Ниневии. Кроме того, и на леденцах обнаружено коварное лекарство. Следователь предлагает игуменье сознаться, что она обработала леденцы, а когда у Еремея схватило сердце - под видом оказания помощи добавила лекарства из флакона, от чего епископ и умер. Ниневия протестует, но Игаль забирает у нее заграничный паспорт и запрещает покидать миссию до конца следствия.
Игаль уезжает, Марина собирается идти домой, проходит мимо кабинета Феоктиста, который негромко возносит благодарственную молитву. Девушка не выдерживает, стучится в приоткрытую дверь и спрашивает, чему тот радуется. Священник отвечает, что это его дело. Марина укоризненно вопрошает - как ложь про адвоката согласуется с заповедями? Архимандрит придумывает отговорки: "ложь во спасение важнее низкой истины" и "Христос учил, что заповедь субботы можно нарушать ради спасения жизни человека". Возмущенная девушка спрашивает - кого он собирается спасти ложью? Уже в дверях она сгоряча заявляет архимандриту, что леденцы, перевешенная аптечка и флакон с ядовитым лекарством - явно звенья одной цепи, и не Гарин виноват в смерти епископа.
На работе Марина мучается сомнениями. Утром она звонит Ниневии, чтобы склонить к истине. Игуменья не сразу понимает, о чем речь. Услышав мнение про Феоктистову отговорку, что "ложь во спасение" не может служить оправданием, она возмущена непониманием и корит Марину. Девушка дает отпор, упрекает в нарушении заповедей. Игуменья соглашается встретиться и разъяснить, что к чему, не в миссии, где много ушей, а у Троицкого собора.
Марина приходит раньше, ставит свечки за помин родителей и Еремея. Звонит Ниневия, извиняется, что возникла проблема с машиной, поэтому она идет пешком и предлагает Марине идти навстречу.
Совсем рядом с главным зданием миссии Марина едва не погибает - вылетевшая из-за угла машина отбрасывает ее в дверной проем дома - поэтому девушка остается жива. Случайный прохожий вызывает амбуланс и полицию, которые появляются почти мгновенно. Подходит Ниневия, натурально изумляется и переживает. В приемном покое больницы Марину долго обследуют и отпускают, удивляясь везению - только синяки.
Утром к ней домой приезжают Феоктист и Ниневия, приносят гостинцы. Ниневия винит себя за предложение встретиться на улице, полагает, что это дело рук пьяного хулигана. Однако Марина подозревает неладное, поэтому заранее включает диктофон и записывает разговор.
На вопрос о намеренной лжи Ниневия пространно и очень горячо отвечает, что это нужно ради восстановления справедливости, ради наказания адвоката Гарина, гадкого вора, который покусился на деньги церкви. Феоктист поддакивает, что надо помочь следователю, дать доказательства, что Гарин отравил Еремея. Марина напоминает о сильном лекарстве, которое никак не Гарин, а кто-то из них двоих дал епископу, и которое убило того. Миссионеры теряют дар речи, молча уходят.
Марина долго сомневается, можно ли христианке доносить на своих, но совесть побеждает. Она идет к следователю и переводит ему содержание записанного разговора. Игаль рад встрече, долго расспрашивает девушку о взаимоотношениях миссионеров. Когда узнает о родственнике Ниневии, и поддержке, которую тот оказал игуменье для увольнения Гарина, становится озабоченным. По поводу ДТП звонит в дорожную полицию, узнает, что "покушалась" машина миссии, которую после этого заявили в угон.
Проходит день. Следователь Игаль вызывает Марину, игуменью и архимандрита на очную ставку. Допрос идет с помощью полицейского, скверно говорящего на русском. Феоктист признается в лжесвидетельстве и удивляется осведомленности следователя, а тот сдает Марину и дает прослушать запись, сделанную на мобильник. Марина понимает, что терять нечего, снова спрашивает Феоктиста, зачем надо было аптечку из кабинета Еремея перевешивать в такое неудобное место? Архимандрит делает удивленное лицо - так захотел сам епископ.
Вмешивается Ниневия - что ты с ней разговариваешь? На вопрос о лжи игуменья ненавистно обзывает Марину предательницей, наследницей Иуды Искариота, потом поясняет Игалю, что убеждена - отраву дал Гарин. Адвокат знал о болезни епископа, специально напросился на совещание, заставил Еремея волноваться, воспользовался сигнализацией, отвлек всех и плеснул в стакан лекарство.
Игаль возражает - не доказано, и отпечатков адвоката на флаконе нет. Игуменья кричит, что адвокат хитер, мог подсунуть, а она в суете могла схватить флакон. Прощаясь, игуменья топает ногой, почти приказывает, что доказать вину Гарина можно, если принять за истину показания Феоктиста и ее, Ниневии. Миссионеры уезжают.
Игаль хвастается перед Мариной своими аналитическими способностями. По его мнению, Ниневия отравила Еремея, чтобы по протекции высокопоставленного родственника занять пост начальника миссии и сделать карьеру. Он ссылается на православную иерархию, которую основательно изучил. Марина высмеивает следователя: в православии женщина не равна мужчине, Матриарх невозможен, только Патриарх. Игуменья - это практический потолок черного монашества женщины. Игаль удивляется, лепечет о правах женщины, но Марина добивает его вопросом - как на иврите называется женщина-раввин?
Смущенный следователь отговаривается - дескать, он светский израильтянин, хотя формально иудей. Затем Игаль признает абсурдность предположения о карьерном мотиве Ниневии и риторически спрашивает девушку - если мою версию развалила, может, выдвинешь свою? Марина поймана врасплох, смущается, теряет задор. Довольный Игаль меняет тему. По его словам, отпечатки рук на руле угнанной и брошенной машины - стерты. И все же он уверен, что найдет того, кто покушался на ее жизнь. Завтра у него будут записи со всех камер уличного видеонаблюдения, даже передвижки Google, которые вели съемку в районе наезда на нее. Девушка благодарит следователя.
Дома она обращается к небесам с просьбой - если ты есть, а ты есть, я знаю, то помоги мне, дай человека, которого я буду любить, вот такого, как Игаль. В размышлении о боге и разных верах она задумывается о странном двуличии архимандрита. Тот лебезит перед Ниневией, но жестко руководит подчиненными. Марина припоминает, как Феоктист возносил молитву, когда Игаль отобрал у Ниневии загранпаспорт. Подозрение крепнет - у заместителя был мотив раньше и есть мотив сейчас: отравить Еремея и подставить Ниневию, у которой слишком сильный покровитель.
Марина прикидывает, зачем аптечка была перевешена в коридор перед отравлением Еремея? Почему Феоктист соврал, что идея такого переноса шла не от него? Озарение приходит внезапно, когда она готовит себе еду, а за мобильником приходится бежать в прихожую: чтобы удалить Ниневию из комнаты и плеснуть основной яд!
Звонит Игаль, чтобы предложить встречу в кафе. Марина рассказывает ему свои домыслы, ссылаясь на Агату Кристи - ей нравится чувствовать себя детективом. Игаль высмеивает девушку и утверждает, что он прочитал ту дамскую туфту один раз, после чего понял, что Кристи ничего не смыслит в реальных убийствах. Марина с такой страстью убеждает проверить и эту версию, что Игаль сердится. Марина обижается, припоминает ему, дескать, сам просил версию. Игаль утверждает, что пошутил, но девушка кричит, что все докажет сама и прерывает разговор. Многочисленные звонки Игаля остаются непринятыми.
Рассерженная не столько на следователя, сколько на свою вспыльчивость Марина не находит себе места. Понимая, что напрасно рассорилась с Игалем, она решает создать себе повод для примирения. Для этого задумывает провокацию и напрашивается на встречу с Феоктистом. Тот неохотно соглашается, принимает ее в кабинете Еремея. Марина хитрит, заранее включает диктофоны, один - глубоко спрятанный в лифчике, а второй - на виду, все та же мобила в кармане. Архимандрит приглашает девушку сесть, закрывает кабинет на ключ. Марина дерзко спрашивает, не хочет ли христианин Феоктист покаяться, исповедаться перед христианкой Мариной, которая знает, как им был убит епископ?
Архимандрит спрашивает - как? Марина поясняет, что он нанес лекарство на леденцы, которые вызвали у Еремея сердечный приступ. Пока Ниневия бегала к аптечке, а Гарин вызывал амбуланс, Феоктист выплеснул в стакан Еремея остальное лекарство из флакона, обернутого бумагой. Когда игуменья принесла сердечные капли и стала капать в стакан, архимандрит подменил флакон. Настойчивая Ниневия выпоила епископу лекарство, не подозревая, что доза - сверхсмертельная.
Феоктист улыбается, включает музон с записью песнопения на полную громкость, набрасывается на девушку. Он отнимает мобильник, стирает запись. После этого обзывает ее тупой курицей, евиной дочкой, самонадеянной и опрометчивой, которые всегда были, есть и будут причинами грехопадения Адама и всех мужчин. Он объясняет, что хотя Марина и догадалась о многом, но доказать ничего не сможет. Феоктист отключает мобильник Марины, вынимает батарею, угрожает: донесешь в патриархию - будешь предана анафеме, как бы по просьбе Ниневии. Марина делает вид, что плачет, умоляет простить.
Феоктист смеется, говорит, что мужчина всегда умнее баб. Он гордо соглашается, что использовал тупость Ниневии, которая бегала к аптечке, пока он лил в стакан лекарство. Но отравила именно игуменья. За что понесет наказание, сядет в тюрьму, и никакая высокородственная сила ей не поможет.
Феоктист хвастается, что в одиночку одолел толкового, но жадного адвоката - напугал смертью Еремея. Теперь Гарин согласится на меньшую сумму компромисса, что будет плюсом архимандриту. И главное, архимандрит освободил миссию от ленивого дурня Еремея, который ни на что не способен был и лишь вредил церкви. А вот он, Феоктист, отличный руководитель, и теперь сделает блестящую карьеру.
Марина ужасается - зачем это ей? Феоктист заявляет, раз смогла понять суть убийства, оцени красоту замысла и точность исполнения. Он презрительно обзывает девушку сосудом греха и велит убираться, ведь ей никто не поверит. Но тут раздается стук. Заглушив музыку, архимандрит открывает дверь. Входит следователь Игаль. Торжествуя, девушка вынимает из лифчика диктофон, показывает Феоктисту - тут ваше признание! - и отдает следователю. Игаль поднимает край рясы Феоктиста, смотрит на обувь и арестовывает миссионера за покушение на убийство Марины.
Потрясенная Марина требует объяснений, следователь обещает. В машине следователь гордо рассказывает, что доказательства искал весь следственный отдел, почти сутки. Выручила мобильная камера Google - засняла угнанную машину миссии, откуда выходил Феоктист, в джинсах и кроссовках, держа в руках рясу.
В дороге Марина включает диктофон, но запись оказывается непригодной - на фоне громких церковных песнопений слова Феоктиста почти не слышны. Игаль утешает девушку и обещает, что запись свое дело сделает. Приехав в участок, он начинает допрос Феоктиста с предложения пригласить штатного переводчика. Архимандрит соглашается, но на вопрос, зачем хотел задавить Марину - начинает врать о случайности. Игаль приглашает Марину. Та вынимает диктофон, Феоктист сникает и признается, что после вопроса об аптечке понял - девушка близка к разгадке механизма отравления Еремея. Двери кабинетов миссии всегда открыты, он услышал разговор Ниневии с Мариной, поехал, чтобы сбить, но промахнулся.
Игаль триумфально заканчивает допрос, получает признание, отправляет архимандрита в камеру. Подвозит Марину к дому, но увлекается хвастовством и принимается хаять христиан. От него достается всем миссионерам - Феоктисту за убийство и покушение, Ниневии - за лжесвидетельство, покойному Еремею - за "змей, пригретых на груди". Игаль ссылается на папу Александра четвертого Борджиа и его дочку Лукрецию. Марина обрывает поток словесных помоев и говорит, что недостойные жрецы не имеют к богу никакого отношения, потому что бог - не на небесах, а в душе верующего.
Она во гневе выходит из машины. Игаль идет за ней, извиняется за горячность и обобщения, предлагает загладить свою вину в ближайшем кафе. Марина фыркает, но соглашается.
Финальная фраза содержит намек на Купидона, который способен примирить представителей любых конфессий и профессий, ведь браки заключаются на небесах...