Сидоров Вольдемар Вольфгангович : другие произведения.

Школьная сказка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пересмотрел знакомые по детству советские фильмы о школьниках - "Не болит голова у дятла", "В моей смерти прошу винить Клаву К.", "Когда я стану великаном", почитал отзывы, в которых все дружно ругают современную действительность и хвалят ту... И решил провести эксперимент - придумать что-нибудь эдакое, но про сейчас. Без социальщины, чернухи, иного дерьма - только он, она, еще она, немного прочие они - и любовь. Идеальная, в общем, мелодрама. Посмотрим, что получится.
  
  Сережа Соболев
  
  В десятый класс я решил пойти в обычную бюджетную школу. Во-первых, находилась она недалеко от моего дома, within a walking distance, как сказал бы правоверный американец. А во-вторых, мне нужен был свободный режим занятий, и я резонно полагал, что в обычной школе с этим будет проще - только выдавай на-гора успеваемость. А уж ее-то я выдам, тут за мной не заржавеет.
  День 1-ое сентября как всегда подкрался, словно убивец-супермен Сэм Фишер из компьютерного боевика - вроде бы только что и духу его не было. И вдруг ка-а-ак напрыгнет. Я поперся на праздничную линейку, хоть не очень-то и хотелось. Однако прочих дел не было, а увиливать от первого учебного дня только лишь из желания увильнуть - не мой метод. Человек должен уметь делать то, что ему не хочется.
  В результате все оказалось вполне терпимо. Одноклассники особого раздражения не вызывали, а классуха - Оксана Сергеевна, симпатичная тетка лет 35 - даже понравилась. Тем как общалась с нами. Вроде бы и доверительно, чуть ли не по-приятельски. Как с взрослыми. Но одновременно без всякого панибратства. С четко обозначенной дистанцией. В классе ее - и это сразу бросилось в глаза - уважали. А то и любили. Как классную.
  Я был новичком, и проблема вхождения в коллектив присутствовала. Конечно, можно было наплевать - кто они, в конце концов, для меня. Но это опять же был не мой метод. Есть у меня пунктик - терпеть ненавижу неприязни к себе. Нет, понятно, что если какой-нибудь странный тип вдруг воспылает ко мне низким темным чувством, я это как-нибудь переживу. Не растаю от собственных слез обиды. Но принципиально отрываться от коллектива - совсем другое дело. Тут уж от чувства вины не отделаться - себя-то я немного изучил. А нужен мне такой дискомфорт? Вопрос, что называется, риторический.
  Поэтому я сразу же пошел в народ. Не выпендривался без нужды - кому такой понравится? Давал списывать домашки, хоть и считал это неправильным. Терпеливо объяснял примеры и задачи. Когда обращались. Травил в меру пошлые и не очень бородатые анекдоты. Смеялся над чужими. Если они были смешными. В общем, был своим в доску парнем. Но без фанатизма. Ибо перегибы ни в каком деле до добра не доведут.
  С учителями было проще. Что им от тебя нужно? Правильно, чтобы не портил отчетность и не слишком доставал своими приколами. Поэтому я всегда был сама скромность. Но уж если вызывали к доске - тут я раскрывался во всю мощь своего титанического таланта. И учительские скальпы снимались сами, безо всяких усилий с моей стороны. Сразила же всех история с математиком - пожилым сухарем Василием Ивановичем. Которого за глаза звали Чапаевым.
  Сухарем, впрочем, Чапаев был, пока речь не заходила о математике. Тогда его глаза загорались огнем истового фанатика, и он превращался в Цицерона математического анализа. Жаль только, что не все могли это оценить. Но я мог. Потому что сам был математиком. И на этой почве мы достигли полного консенсуса.
  А когда я однажды в полемическом запале объяснил ему на уроке доказательство теоремы Хана - Банаха о продолжении линейного функционала (никто, разумеется, ни черта не понял, кроме самого Чапаева), он сначала впал в ступор. А потом поставил мне десятку. И освободил от обязательного посещения его занятий до конца не года даже, а школы. Хотя заметил, что если я иногда буду к нему заходить, он будет очень рад пообщаться с коллегой.
  В общем, очень скоро все про меня все поняли. Одноклассники - что я неплохой в принципе парень, только очень умный и знаю уйму всяких знаний, а потому слегка со странностями. Учителя - что я кладезь отличных оценок, положителен почти во всех отношениях, но с личными проблемами (живу один, так как мамы нет, а папа читает лекции в американских университетах). И потому относиться к моим недостаткам надо с пониманием.
  
  Наташа Федорова
  
  Мне в нашем классе не то чтобы не нравилось - просто я как-то оказалась вне коллектива. Не ходила вместе со всеми в кино, не болтала о всякой чепухе на переменах с подругами, не хихикала над пошлыми шуточками мальчишек... Жила своей жизнью, никого не трогала. И никто не трогал меня. Меня это устраивало, да и одноклассников тоже. Они, в принципе, были нормальными ребятами. И слегка оторванная от реальности девочка их не сильно занимала. Нам не было никакого дела друг до друга.
  Я никогда не комплексовала по поводу своей внешности. Да, не красавица. Но и не уродина. Фигура вполне фигуристая. Ноги не кривые, не толстые, но и не спички. Бюст второго размера - мне хватало. До модельных требований сильно не доросла, но и козявкой не назовешь... В общем, средняя такая девочка. Без особо выдающихся частей тела и характера. Что меня скорее радовало. Потому что сражение мальчишек наповал как-то не вдохновляло - что я буду с ними сраженными делать? Целоваться на заднем дворе, трепаться по два часа по телефону непонятно о чем и сплетничать о том, что Алена и Костик уже совсем не девочка и мальчик (с намеком, что и нам бы неплохо было идти в ногу со временем)? Ага, всю жизнь только и мечтала.
  Этот новичок, Сережа Соболев, меня тоже не впечатлил. Точнее, мне очень скоро стало очевидным, что мы - люди из параллельных вселенных. Или скорее перпендикулярных. Случайно пересеклись в этом месте и времени, но настолько чужие, что непонятно, как мы можем иногда замечать друг друга и даже здороваться. Ему все вокруг были точно так же по барабану, как и мне. Просто он это очень хорошо скрывал. А наивные однокласснички ничего не понимали и держали его за своего.
  Учителя же от него млели. На что он вроде бы не обращал внимания. Но я почему-то была уверенна, что именно вроде бы. Что-то ему от них было нужно... И он это получил. Когда постепенно начал все чаще пропускать занятия. Не появлялся иногда по несколько дней. Но когда приходил - все вопросы и задания отлетали от него, как пинг-понговый шарик от бронированного 'Мерседеса'. По-моему, он в принципе не умел получать что-то меньше пятерки с плюсом.
  Если бы на его месте оказалась, например, я - представляю, какой бы поднялся тарарам! Возмущенные педагоги названивали бы маме с утра до вечера, вызывали бы ее каждый день в школу, да еще пожаловались бы в отдел по борьбе с несовершеннолетними... Ему же все было, как с гуся вода. Но я не возмущалась. По той же, подозреваю, причине, что и все прочие.
  В самом деле - зачем человеку школа, если он знает большинство предметов лучше самих учителей? И зачем учителям такой ученик, который каждый день показывает, насколько он лучше и умнее их? Это был такой странный симбиоз - они сосуществовали и приносили друг другу максимум пользы, будучи по отдельности. Мнение же учеников никого не интересовало. Да и было ли оно, это мнение? Новенькому, наверное, даже не завидовали. Потому что глупо завидовать звезде на небе.
  
  Сережа Соболев
  
  Жить одному меня совершенно не напрягало. Наоборот, нравилось. Конечно, я очень любил папу. Но и папа имел право на личную жизнь. К тому же зарабатывал он в своей Америке несравнимо больше, чем здесь. Еще бы, математическое светило. Любой американский университет отдал бы половину лабораторий, чтобы заполучить такого лектора. Чем папуля и пользовался, беря, разумеется, не лабораториями, а долларами. Ну а что сын один в Москве - так не в Сомали ж какой-нибудь. Справится. Так как не по годам самостоятелен. А уж с деньгами проблем не будет - папа никогда не был жмотом. Мне постоянно приходилось его убеждать, что тысячи долларов в месяц хватает за глаза.
  На самом деле, денег много не бывает. Но настоящий мужчина должен уметь зарабатывать сам, а не сидеть на родительской шее. Зарабатывать я начал еще в седьмом классе, когда написал за разгильдяя-соседа курсовую по вышке в университет. Мне это ничего не стоило - так, пара дней технической работы. Ему же - стопроцентно ручной труд, ни в какой базе рефератов не зафиксированный. Парень он был небедный и отвалил мне от щедрот вполне прилично.
  Дальше пошло больше. Курсовики превратились в дипломы. А потом дело дошло и до кандидатских. Решить какую-нибудь проблемку для диссера на эту ученую степень - не так на самом деле и сложно. Если уметь. Я умел. Что-то, конечно, знал - учебники по математике мне были в детстве вместо сказок Пушкина и романов Дюма. Но не только это. Я видел правильные решения. Не знаю, как объяснить... Просто достаточно мне было взглянуть на задачу - и в голове сам собой возникал верный путь.
  То, что у кого-то занимало недели мозговых штурмов, поисков, расчетов, вычислений, у меня получалось за часы. Максимум - дни. Я сразу же начинал действовать в правильном направлении, а дальнейшее оказывалось делом техники. Так что, особо не напрягаясь, удавалось выдавать по несколько диссертаций в год. Тем более что финальные расчеты и их оформление оставались за клиентами - должны же они были разобраться в собственных трудах, чтобы потом на защите не мычать, а бодро отбиваться от маститых членов комиссии.
  
  Наташа Федорова
  
  Не знаю, почему мама больше так и не вышла замуж. Она у меня красавица, и воздыхателей вокруг всегда хватало. Однако дальше непродолжительных романов дело не заходило. То есть я это сейчас понимаю, что то были непродолжительные романы. А тогда все эти дяди Пети и дяди Игори для меня являлись лишь источниками халявных конфет и иных ценных для малолетней девчонки подарков.
  В последние же несколько лет, когда я подросла достаточно для понимания тонкостей отношений между мужчиной и женщиной, мамины ухажеры вдруг все резко вывелись. Может, она и встречалась с кем-то, но я об этом не знала. Если честно, мне такой аскетизм не нравился. Но у нас с мамой были темы, которые мы никогда друг с другом не обсуждали. Ее личную жизнь, например. Поэтому я молчала. В конце концов, она была уже взрослой девочкой и сама могла во всем разобраться.
  В моей же личной жизни наблюдался полный ноль. Не встретились мне как-то интересные парни, с которыми имело смысл что-то крутить. Я всерьез рисковала остаться в старых девах - ведь мне уже стукнуло 15!.. Шучу. Хотя некоторые мои знакомые данную проблему воспринимали совсем иначе. Например, Люська - дылда из квартиры напротив. Она была старше меня на пять лет. И работала моделью.
  Такой весьма средней моделью. Потому что на красавицу никак не тянула. Зато доросла до 182 см, долго занималась волейболом и имела замечательную фигуру, где особенно выделялись грудь и ноги. Рожу же, как она сама говорила, стилисты нарисуют, какую захочешь. Но все равно на обложки мужских журналов и настенные календари ее не фотографировали. Шлялась в основном по подиуму да участвовала в 'коммерческих мероприятиях'. Попросту говоря, присутствовала на всяких банкетах в качестве девушки сопровождения.
  Люська была повернута на всех женских делах - уходе за фигурой и прочими внешностями, шмотках, парикмахерах, косметике... И конечно же мужчинах. О них она могла трепаться часами. Такой сплошной поток сознания - бу-бу-бу. Мне очень здорово под него засыпалось. Еще она была одержима идеей сделать из меня человека.
  - Наташка, - говорила она, - ты же красавица! Да мне б твою внешность, я бы уже давно закадрила какого-нибудь олигарха!
  Ну да, нашла Брижит Бордо...
   - Но ты посмотри, в чем ты ходишь?! Это же полный ужас! А эти косички с бантиками?!. Знаешь, у меня есть отличные специалисты! Сделают из тебя девочку на миллион! И почти даром - я договорюсь.
  Насчет 'почти даром' я сильно сомневалась. Денег Люська не считала и частенько стреляла у мамы 'до получки'. Отдавала, впрочем, всегда. Хоть и не всегда вовремя... В любом случае девочкой на миллион я становиться не собиралась. Не было у меня миллиона, а без него все это - дешевые понты в расчете подцепить богатого ухажера. Мне же совсем не улыбалось подводить людей под статью о педофилии. Даже богатых. Да и не в этом дело. В общем, не хотелось - и все. А делать, как писали классики, надо только то, что хочется. И тогда у вас всегда будет отличное пищеварение.
  
  Сережа Соболев
  
  Эта девочка... Наташа Федорова... была прелюбопытным фруктом. Эдакая скромница в рваных джинсах и блузках непонятных, но всегда строгих фасонов и расцветок. А на голове - две косички с бантиками. Просто обалдеть как стильно... И глазки всегда в пол. Я, по-моему, только через две недели заметил, что они у нее - зеленые. И полный улет. Затягивали как в трясину. Только она этим смертельным оружием почему-то не пользовалась. Иначе бы у нас полкласса парней погибло. Или даже полшколы. Если бы, конечно, еще избавилась от своих идиотских косичек. Но вообще-то мне она была по барабану - хватало дел и без нее.
  В тот день я почтил школу своим высочайшим присутствием и даже отсидел два первых урока. На втором мы схватились с классной на тему Достоевского. Я без обиняков заявил, что Федор Михалыч был читером. Нарочно подводил свои произведения под нужную ему мораль. То же 'Преступление и наказание'. Да история знает тысячи людей, заработавших миллионы и миллиарды на крови. И спокойно умерших в кругах своих семей, а через какое-то время начавших почитаться чуть ли не святыми.
  А сейчас их потомки умиляются Достоевским и говорят, как это здорово и вечно. И все прочие умиляются вслед за ними. Ну как же - такие знаменитые и богатые люди плохого не скажут... Оксана Сергеевна моей позицией, разумеется, возмутилась и даже покричала немного. Но пятерку поставила. За самостоятельность мышления. Все же она была замечательным педагогом.
  А на перемене перед третьим уроком сидевшие передо мной Севка Максимов и Колька Быков начали доставать сидевшую перед ними Федорову. Не со зла - от скуки.
  - Федорова, - с дурашливой интонацией протянул Максимов, - заплети мне такие косички! А то меня соседская овчарка достала - как увидит, так сразу же скачет вокруг и лает. А с твоими косичками меня не то, что собака - носорог не тронет.
  Волос у Севки как раз хватило бы на зубную щетку. Если соскоблить все под ноль.
  - Темный ты, Севыч, человек, - тоном знатока заметил Быков, - носороги плохо видят, они твоих косичек даже не заметят.
  - Сам ты, Бычара, дурак и не лечишься - это же не мои косички, а Федоровой. Их специально такие вывели - чтобы отпугивать носорогов. И никакая слепота не поможет!
  - Тогда тебя посадят. За негуманное обращение с животными. Сейчас с этим строго.
  - Не, не посадят - я все на Федорову свалю. Скажу, что она силком меня заставила. Угрожала, что иначе поцелует - и я превращусь в жабу!.. А ты подтвердишь.
  Ну и в том же духе. Очень остроумно... Ну мне-то было наплевать. Пусть зубоскалят. Слова - ветер. В одно ухо залетят, в другое вылетят. Не смертельно... И Федорова вроде бы на идиотов даже внимания не обращала. Подчеркнуто игнорировала. А потом вдруг повернулась - и я понял, что она сейчас расплачется... Оба придурка этого не заметили - увлечены были собственным красноречием. А она сразу же отвернулась. Но мне так ее жалко стало, что слова сами вырвались.
  - Ну вы круты. Вдвоем - на одну девчонку. Чак Норрис по сравнению с вами - плюшевый кролик. Вы ей еще предложите выйти на задний двор. Да пацанов позовите. Для гарантии. Тогда уж точно победа будет за вами.
  Они слегка обалдели от моего наезда. И здоровяк Бычара очень внушительно заметил, что это - не мое собачье дело. А то ведь они запросто могут забыть о девчонке и вспомнить об одном мальчишке, который лезет туда, куда не просят...
  Я в этой школе еще не дрался. Повода не было. И вообще драться терпеть ненавижу. Глупое занятие. Для даунов. Это теорему умную доказать не каждому дано. А кулаками махать любителей - в любом спортивном зале двенадцать на дюжину. Я знаю - сам в такой хожу. Быть же как все - не мой метод.
  Но сейчас вдруг понял, что если они не уймутся - быть драке. И очень нехорошей. Потому что во мне вдруг начала подниматься злоба. Вообще-то я драться немного умею - все же боевым самбо второй год занимаюсь. А до этого - спортивным. Но у нас в зале хватает людей, которые меня левой ногой в узел завяжут. Правда, с одной оговоркой - иногда во мне просыпалось нечто. И тогда я превращался в очень неприятного типа.
  На боль мне становилось наплевать, и еще я как бы сразу же видел любые замыслы соперника. Чуть ли не до того, как он их придумывал. Только просыпалось это нечто редко и совершенно бессистемно. Иногда в спаррингах меня валяли и пинали - и хоть бы хны. А иногда одного взгляда хватало, чтобы озвереть. И сейчас оно вдруг навалилось на меня как диверсант на часового - я едва его сдерживал. А эти два дебила только провоцировали. Но еще одну фразу выдавить из себя все же удалось.
  - А меня не надо просить. Я сам решаю, куда мне лезть, а куда - нет.
  
  Наташа Федорова
  
  Не знаю, что на меня нашло. Ведь всегда ж говорила себе, что нельзя обижаться на дураков. К тому же они затеяли все это не со зла. Один бы раз попросила, чтобы отстали - все бы этим и закончилось. Но я не попросила. А потом стало поздно - обида задушила так, что и слова не выговорить. Слезы полезли, словно газировка из бутылки, если ее хорошенько встряхнуть. Ух, как я сейчас зареву! Навзрыд, с привыванием. Никому мало не покажется. Я резко обернулась - и нарвалась на задумчивый и все понимающий взгляд новенького.
  Я сразу же отвернулась, но он наверняка заметил мое состояние. И я услышала его голос. Такой насмешливый, с легкой ленцой растягивающий слова. Ничего хорошего для доставал там не было. 'Зря он так' - мелькнула в голове отстраненная мысль. Максимов с Быковым не дураки подраться. И всегда сначала делают, а потом думают, что им за это будет.
  Ответ Бычары подтвердил мои худшие опасения. Сейчас хорошему человеку будет не очень хорошо. И все из-за меня. От этой мысли стало совсем тошно - хоть вешайся. А потом я услышала его ответ - и вся аж покрылась мурашками. Интонации из голоса пропали. Начисто. Так, наверное, говорил бы робот, если бы его обучили нормальной человеческой речи.
  Я не смогла удержаться, чтобы вновь не повернуться - и мне стало жутко. Задумчивый и все понимающий взгляд тоже пропал - глаза новенького превратились в стекляшки. Какие бывают у пьяных на последней стадии перед полной отключкой. Жизнь из них ушла как вода из ванной, если вытащить затычку. И лицо... Оно застыло в гримасе, стало какой-то маской. Очень неприятной. На нем висела улыбка. Словно прибитая гвоздями. Хотя это была такая улыбка, что даже не знаю, как назвать. Крокодиловая, наверное. Но не уверена - никогда не видела улыбающихся крокодилов.
  Плакать мне немедленно расхотелось. Но и испугаться толком я не успела. Потому что Максимов с Быковым оказались не совсем дураками. Я где-то читала, что сильные человеческие эмоции могут так выплеснуться на находящихся рядом людей, что те их почувствуют чуть ли не физически. Так и я почувствовала их страх. Севка даже заикаться начал.
  - Д-д-а л-ладно тебе, че ты с-с-сразу з-заводишься! Ш-шуток не понимаешь!
  И обоих немедленно куда-то сдуло. Словно взрывной волной. А Сережины (почему-то подумала о нем именно так, а не как всегда - новенький) глаза начали меняться - сначала пропали стекляшки, потом появилась задумчивость. И понимание. Затем лицо снова стало лицом. Хоть и непривычно серьезным.
  Вся трансформация заняла не больше секунды. И вот передо мной опять сидел обычный (не совсем, конечно) и вполне знакомый десятиклассник Сережа Соболев. А потом он улыбнулся. Но не своей привычной улыбкой хорошего парня, а какой-то другой. Настоящей, что ли. И только для меня. Тут-то это и началось.
  
  Сережа Соболев
  
  Севыч и Бычара проявили редкостную сообразительность, и мой зверь меня отпустил. Я вдруг почувствовал, как взмокла спина. Запоздалый страх от мысли, чем все могло закончиться, накатил тридцатиметровым цунами. Аж сердце ухнуло куда-то в область таза. Федорова уставилась на меня своими фантастическими глазищами, в которых плескался ужас. Я жалобно ей улыбнулся. Ужас из ее глаз пропал, но появилось что-то другое. Я так и не понял что - она тут же отвернулась.
  Остальные вроде бы ничего не заметили. Они, конечно, услышали наш краткий и содержательный обмен любезностями. Но все закончилось слишком быстро и без тяжелых последствий. Обычное дело - мальчишки что-то не поделили. Но раз до драки не дошло, то значит ничего интересного. Надо будет извиниться перед парнями. На всякий случай. А то как бы стыд за свой страх не толкнул их на какую-нибудь глупость - захотят взять реванш, а мне лишний геморрой.
  С занятий я после третьего урока свалил - приводить в порядок нервную систему. Пора как-то научиться себя контролировать. Чтобы это жуткое состояние включалось по команде, а не когда ему вздумается. А лучше бы вообще оставило меня в покое - запросто без него обойдусь... Викинги бы, наверное, приняли меня за своего. А я бы им придумал алгоритм для оценки добычи. А то грабили бессистемно всех подряд, вместо того чтобы наладить эффективный менеджмент.
  Картина системного грабежа отчасти вернула мне хорошее настроение. Потом я вспомнил интересную проблемку, вычитанную в Notices of the AMS. Опубликованное решение мне тогда не очень понравилось. Я в нем поковырялся и нашел несколько неувязочек. Однако критиковать легко, а ты попробуй сам что-то предложить. Я попробовал, но без особого успеха. А вот сейчас вдруг мелькнула интересная идейка. Домой приду и займусь. А то спасение прекрасных принцесс - это, конечно, здорово, но так можно и таблицу умножения забыть.
  
  Наташа Федорова
  
  Всю дорогу домой у меня перед глазами стояла его улыбка. Я сначала пыталась ее прогнать. Думала о высоком, о низком, о контрольной по физике через два дня, где мне в лучшем случае светит трояк. Даже пела 'Ранеток' (не вслух, разумеется). Все без толку. Тогда я расслабилась и начала получать удовольствие.
  И вдруг поняла, почему она меня так зацепила. Не было в ней ничего от записного вундеркинда - только от несчастного ребенка, от которого все ждут исключительных гениальностей, а ему хочется быть как все. Играть в футбол, дергать девчонок за косички и приносить домой дневники со строгими записями для родителей.
  Не стоило упоминать девчонок с косичками - мысль сразу же прыгнула к моим собственным. Я почувствовала к ним такую ненависть, будто это именно они были во всем виноваты. Ну ничего! Недолго вам осталось отравлять мою несчастную жизнь! Даю страшную клятву: не успокоюсь, пока вы не умрете жуткой смертью! И мерзкие бантики не умрут вместе с вами!
  Как ни странно, данная клятва вылечила меня от его улыбки... так мне тогда показалось. Я начала думать о священной мести, и за этими сладкими мечтами не заметила, как пришла домой. Там я немедленно уставилась в зеркало. И проторчала у него, наверное, с полчаса. Впервые в жизни. Чучело в зеркале мне решительно не нравилось. Но не было никаких идей, как превратить его в человека. И тогда я вспомнила о той, которая наверняка поможет.
  Люська открыла дверь практически сразу. Увидев меня, тут же выпалила:
  - Ой, Наташка, привет! А с деньгами пока никак. Подождешь еще недельку, а?
  Опять одолжилась у мамы.
  - Да я не за деньгами... Слушай, Люсь, помню, ты говорила про знакомых специалистов, которые смогут сделать из меня что-то путное.
  Ее глаза вспыхнули демоническим огнем. Своими неосторожными словами я раздула пожар величайшей люськиной страсти - борьбы за женскую красоту. Теперь у меня не оставалось другого выхода кроме как стать богиней любви. Или пасть смертью храбрых в люськином крестовом походе во имя моего очарования. Промежуточные варианты были не в ее характере.
  - Наташка, да ты влюбилась! Давай, колись, кто он?
  Этого я и боялась.
  - Не поверишь - Коля-бомж. Ну он еще у ночнухи деньги клянчит. Хочу спасти его своей любовью, вытащить из жизненного болота! Только вот ничего не смыслю в рванине и помоечных ароматах.
  Моя пафосная речь слегка остудила ее пыл.
  - Да ты с ума сошла!
  С юмором у нее не очень.
  - Я пошутила. А ты если не хочешь помогать - так и скажи. Найду кого-нибудь другого.
  Ну да, думала мышка поиграть с кошкой в кошки-мышки. Да передумала. Но было поздно.
  - Стой! Пошли!
  Люська схватила своей клешней меня за руку и потащила в гостиную. Не знаю, кто ей ее оформлял, но всегда завидовала - умеренные тона обоев, темный потолок с небольшими светильниками. Как вечернее небо. Мебель тоже шикарная. И расставлена со вкусом. Люська включила боковой свет и поставила меня перед большим зеркалом. На фоне окружающего великолепия чучело в зеркале выглядело еще страшнее.
  Она долго изучала мое несчастное изображение, периодически сверяясь с оригиналом, ходила вокруг полукругами - справа налево, слева направо. Иногда замирала, хмурила брови, шевелила губами. По-моему, у нее зрел гениальный замысел. Я должна была стать ее лучшим творением.
  - Так, стричь будем коротко. Я знаю, у кого. Он, конечно, гомик, но стрижет божественно.
  Да хоть некрофил. Мне ж за него не замуж.
  - Люсь, только ты имей в виду - мне в школу надо ходить, а не на светские приемы. Директриса ОМОН вызовет, если этот твой голубой сделает из моей головы что-нибудь не такое.
  - Не боись, все будет в полном ажуре!
  Притащила она меня не в салон, как я думала, а в какую-то квартиру. Обстановка в квартире была почти обычная. Разве что бросались в глаза маникены в париках. Рабочая комната Гоши (так звали мастера) когда-то, наверное, считалась спальней. Но сейчас из нее убрали все лишнее, заделали окно и навешали зеркал на стенах и даже потолке. Еще там было кресло, две раковины с кранами, полки со всякой парикмахерской дребеденью, тумбочки, фены, специальное освещение и почему-то компьютер с огромным плоским монитором... Смотрелось все очень солидно. Я даже заробела - Гоша, судя по всему, был серьезным профессионалом. Ох, во сколько это мне влетит!
  Дальше же начался процесс... Нет, не так - ПРОЦЕСС стрижки. Я догадывалась, что раньше меня стригли незамысловато. Но даже представить себе не могла, НАСКОЛЬКО незамысловато. Потому что Гоша потратил только час на моделирование прически в компьютере. Весь этот час они непрерывно с Люськой что-то обсуждали, спорили, ругались, обзывали друг друга дурами. На меня же обращали внимание только когда сравнивали картинку с прототипом. Наконец, пришли к какому-то консенсусу. Я глянула краем глаза - вроде не Эйфелева башня. И не летающая тарелка. Остальное меня не очень пугало.
  Затем он распутывал косички (бантики я забрала себе - клятвы надо выполнять), щупал волосы, мыл их, расчесывал... Сама стрижка в памяти не отложилась. Потому что длилась бесконечно. Я к концу уже не сильно отличалась от манекена и реагировала на гошины манипуляции со схожим темпераментом. Наконец, он подвел последние штрихи, зафиксировал лаком, еще раз внимательно меня оглядел и отошел, следя за моей и люськиной реакцией.
  Люська реагировала стандартно. Как будто ей хотят впарить под видом обуви от ADAMI кирзовые сапоги. У меня же просто не было слов. Девочку в зеркале я совершенно не знала! Ну то есть встречались, наверное, где-то - угадывалось в ней что-то знакомое. Но хоть убей не помню, где. Наконец, до меня окончательно дошло, что это - я...
  Это было очень странное чувство - я растерялась и не знала, как себя вести. Девочка в зеркале требовала чего-то совсем другого - другой одежды, другой походки, другого голоса, других слов. Она была другим, абсолютно чужим мне человеком. И мне предстояло уживаться с ней в одном теле. Я слабо себе представляла, как это будет выглядеть на практике.
  Люська не обманула - стрижка и в самом деле обошлась почти даром. В какие-то полторы тысячи. Наверное, действительно по большому блату. Сколько мастер брал с серьезных клиенток, я даже не пыталась себе представить. От Гоши мы направились к какой-то Люськиной подруге. За, как она выразилась, клевым прикидом. Подруга оказалась симпатичной особой лет 25. Примерно моего роста, но только куда фигуристее. В этом и заключалась ее главная проблема, а мое счастье.
  Она покупала ну просто уйму всякого барахла, в которое потом пыталась втиснуться. Зачастую, не очень успешно. И многочисленные платья, юбки, блузки и куча прочего белья лежали грудой бесполезного тряпья или раздавались знакомым. Мы подобрали мне всего помаленьку. Так, чтобы можно было прийти в школу, и тебя не приняли за сотрудницу полиции нравов на спецзадании.
  Вернулась домой я за полночь. Мама уже спала, и мне не пришлось ей объяснять, кто я такая и куда делась ее дочь Наташа. Утром мама ушла еще до того, как я проснулась, так что удалось без лишних вопросов подготовить себя к первому выходу в люди в образе роковой нимфетки. Погода для начала октября стояла просто замечательная и моим планам ничуть не препятствовала.
  Уже на пути в школу я почувствовала разницу - все встречные мужчины воспринимали меня, как солдаты на параде - самого главного командира. То есть ели глазами и держали равнение строго на мои ноги. Я их отчасти понимала - плащик, что был на мне, скрывал разве что юбку. На все, что ниже, его уже не хватало. Юбка же как-то умудрялась скрывать трусики, сама, наверное, этому искренне удивляясь. Меня постоянно тянуло опустить плащ пониже, но я героически держалась. Тем более что все равно бы ничего не вышло.
  В школе я воспользовалась запасным входом - через него можно было практически сразу попасть в класс, где у нас был по расписанию первый урок. Дежурные - мальчишки из параллельного - обязанные по правилам школьного распорядка меня задержать, не сказали мне ни слова. Наверное, забыли - судя по их ошарашенным лицам, они бы и имена свои вряд ли вспомнили.
  В класс я вошла как ни в чем не бывало, прошла до последних парт, всегда пустовавших, поэтому там можно было бросить плащ, и вернулась на свое место. Сережа, разумеется, отсутствовал. И мне неожиданно стало до лампочки, как на меня реагируют окружающие.
  А они реагировали. Сначала все было как всегда - ровный гул бессмысленной болтовни, пустых сплетен и глупого смеха, предурочная суета, знакомые скучные лица. Затем гул и суета начали стихать - постепенно, как в кино, когда гасят свет. Потом все умолкло и замерло.
  Наверное, мне следовало испытывать чувство глубокого удовлетворения - я наконец-то утерла им всем нос, заставила себя заметить, пробив метровый слой железобетонного равнодушия. Только мне было все равно - тот, ради кого я затеяла свое замечательное перерождение, ничего этого не видел и не слышал - гробовой тишины, восхищенных лиц, разинутых ртов. Ему вообще было на меня плевать - спал, небось, в объятьях какой-нибудь девицы и досматривал десятый сон. А я - безнадежная дура, вообразившая себе невесть что... И мне захотелось расплакаться.
  
  Сережа Соболев
  
  Возникшая насчет проблемки из Notices of the AMS идейка оказалась неожиданно плодотворной. Я нырнул в пучину преобразований, упрощений и расчетов как Огюст Пикар на дно Марианского желоба. И вынырнул пятью днями позже - со мной такое бывает. Не помню даже, спал ли я, ел ли я... Судя по грязной посуде на кухне, вроде бы что-то перекусывал. А судя по тому, как хотелось спать, Морфею со мной не повезло. Или мне с ним...
  Проснулся я в кромешной тьме, часы однако показывали шестой час. Полагаю, утра. Удачно вышло - можно было наконец-то сходить в школу, а то я там с неделю не появлялся. Не стоило злоупотреблять учительским расположением, еще заглючит что-нибудь в их педагогических мозгах - хлопот не оберешься.
  Неожиданно вспомнился вчерашний инцидент... Черт, совсем крыша поехала с этими математическими проблемами - разумеется, недельной давности инцидент. И это даже к лучшему, надеюсь, парни уже обо всем забыли - юношеская память короткая. Это мне с моими выпадениями из реальности мамонты могут показаться недавними знакомыми. А нормальные люди их поди уже и не помнят.
  Школа как ни в чем не бывало стояла на месте - мое недельное отсутствие на ней никак не сказалось. И это здорово - никогда бы себе не простил, если бы с ней из-за меня что-нибудь случилось. В классе все было как всегда. Только на месте Федоровой сидела какая-то незнакомая особа, похожая на девчонок из модных журналов - такая вся стильная, ухоженная. И жутко дорогая.
  Особа зубрила учебник. Странно, кто такая и куда она дела Федорову? Все же что-то здесь за мое отсутствие произошло - если она ее съела, то пусть пеняет на себя. Не посмотрю на то, что девчонка - жуть как не люблю каннибалов... Особа неожиданно подняла голову - и я обалдел. Это и была Федорова. Только боже ж ты мой - что она с собою сделала!
  
  Наташа Федорова
  
  Я судорожно доучивала химию - вчера зачиталась допоздна очередным любовным романом и забыла сделать уроки. А закон подлости работал против меня почти стопроцентно - проверено на практике. Сережи по-прежнему не было, но я уже не особо его и ждала - любовь прошла, завяли помидоры... Хотя это новое увлечение женской макулатурой мне категорически не нравилось. Но ничего не могла с собой поделать. Тем более что там иногда встречались приличные вещи. Такие, что хотелось от тоски порезать себе вены.
  Кто-то зашел в класс - я заметила его периферийным зрением и автоматически подняла голову посмотреть, кто это. Это был он. Такой как всегда, из перпендикулярной вселенной. Наши глаза встретились - и он вдруг сбился с шага. Его лицо изобразило сложную смесь удивления и восхищения и стало вполне обычным мальчишеским. А я почувствовала, что краснею. Потом он вдруг улыбнулся и показал мне большой палец. Это была какая-то его третья улыбка. Не та, что обычно, и не та, что мне снилась. Но мне она очень понравилась.
  Весь урок я думала о чем угодно, только не о том, что Хлора Фосгеновна... то есть Хлоя Вазгеновна может в любой момент вызвать меня к доске. И гарантированно поставит двойку. Потому что даже если что-то и отложилось в памяти из наспех прочитанного перед уроком, оно полностью растворилось в той каше, что царила в моей голове. Кажется, я поторопилась насчет завядших помидоров.
  Мне постоянно хотелось обернуться и посмотреть на Сережу. Его взгляд жег спину, хотя я, скорее всего, это просто придумала. В любовных романах любят писать про прожигающие свойства взгляда, а я катастрофически глупела с каждым днем - даже собственные мысли начала заменять вычитанными. Причем отнюдь не в умных книжках. Наверное, превращалась в банальную влюбленную дуру.
  Пару раз я не выдерживала и оборачивалась. И застревала в его глазах. Он не улыбался, а просто смотрел на меня. А я на него. Остаткам моего кое-как трепыхавшегося здравомыслия пока удавалось возвращать голову на место, но я понятия не имела, на сколько его еще хватит. А Хлора относилась к тем учителям, которые способны заметить едва скосившийся взгляд на написанную соседкой подсказку. Что уж говорить о моих страданиях - наверняка все видела, только почему-то не обращала внимания.
  Звонок с урока прозвенел сиреной 'Скорой помощи': типа, не плачь девчонка, сейчас приедем, дадим вкусную таблетку - и ты сразу вылечишься от всего на свете. Вопрос состоял в том, хотела ли я вылечиться?.. Однако в облегчении страданий совершенно точно нуждалась, и перемена была как нельзя кстати. А потом мы с Сережкой шли по школе и болтали о всякой всячине - о моей новой внешности ('ты молодец - наконец-то в этой школе есть что-то, на что можно смотреть без боязни уснуть'), о том, почему он редко бывает на занятиях ('живу один, приходится крутиться'), о погоде ('обалдеть какой октябрь!'), о женских романах ('дай почитать что-нибудь любимое - интересно, что это за фигня'), о Хлоре Фосгеновне ('она так на тебя задумчиво смотрела, но почему-то ни разу не сделала замечание') и еще куче вещей - когда только успели.
  На литературе мое настроение кардинально отличалось от химического - я сама вызвалась к доске и прочла 'Я к вам пишу' так, что в классе воцарилась гробовая тишина, и все молчали после финальных 'Но мне порукой ваша честь, И смело ей себя вверяю' еще, наверное, минуту. Затем зашушукались, зашептались. Наверное, обсуждали и строили догадки, что это со мной. А Оксана поставила мне пятерку с плюсом.
  Но мне не было до этого никакого дела - я читала только для него и ради него. И он - я видела! - все понял. А потом, уже сидя на своем месте, я снова повернулась к нему - и вдруг заметила, что Максимов и Быков смотрят на меня как-то не так. Была в их взглядах зависть, что ли... Хотя, скорее всего, мне просто показалось - чему двум таким амбалам завидовать глупой девчонке?.. А на следующем уроке я пересела к нему - и никого это почему-то не удивило. Даже Чапаева.
  
  Сережа Соболев
  
  Федорова, конечно, отожгла. Но самое неожиданное - я понял, почему. Что было причиной столь разительной с нею перемены. Точнее, кто. И это привело меня в сильнейшее замешательство. Разумеется, мне было лестно, что мной заинтересовалась девчонка. И какая! Однако что мне теперь с этим открытием делать? Сумасшедшей любви я не испытывал. Хотя, не спорю, она была мне тоже интересна.
  Не только из-за пресимпатичной внешности - Наташа вообще оказалась своим в доску парнем. С ней было легко, и можно было поговорить о самых разных вещах - голова у нее, совершенно точно, предназначалась не для того, чтобы в нее есть. И даже не для того, чтобы рисовать с нее няшных красавиц. А как она читала Пушкина - до сих пор мурашки по коже! И еще я почувствовал, что мне совсем не хочется ее обижать и вообще расстраивать. Тот же, кто это бы сделал... Я бы, наверное, его убил.
  На математике мы уже сидели вместе - и я чувствовал ее обалденный запах, видел ее сияющие глаза, иногда касался ее изящной ручки с тонкими длинными пальцами и ухоженными наманикюренными ногтями... Руку она, кстати, убирать не торопилась, и это была такая игра, от которой меня пробирало сильнее, чем от дорожки кокса (пробовал эту дрянь, но решил, что мне она не нужна - лучше кайфовать от жизни, чем от ее заменителей).
  Голову я, однако, не потерял, и продолжал четко контролировать ситуацию вокруг. Поэтому когда Чапаев попросил меня прокомментировать решение на доске - сделал это, как обычно, с чувством, толком и расстановкой. Вряд ли только Ленке Воскобойниковой мой комментарий понравился - ошибок она в пустяковом примере сделала целых три. Но сама виновата - в школе учиться надо, а не Yes! читать. Если же не тянешь - попросила бы Ревякина объяснить. Он бы для нее звезду с неба достал, не то, что такую ерунду. Тот еще влюбленный чудак.
  После 'влюбленного чудака' неожиданно почувствовал себя неловко - мое отношение к влюбленным всего за три урока изменилось кардинально. Но Женьку Ревякина все равно было жалко - умный парень. И не урод. А влюбился в пустую куклу... Я шепнул об этом Наташке, и она согласно кивнула головой. То ли тоже так думала, то ли просто заранее соглашалась со всем, что я ей скажу. Черт, что же все же с этой любовью делать - совершенно никакого опыта! Функцию что ли составить и проанализировать? Нет, слишком много неопределенных параметров - ни фига не выйдет.
  В этот день я честно отсидел все шесть уроков, а затем пошел провожать Наташу домой - невероятный подвиг для того меня, что был раньше. Но сейчас я не чувствовал никакой досады от напрасно потерянного времени. Наоборот, настроение было, словно получил филдсовскую премию. Если так дело пойдет и дальше, то ничего решать не придется - тоже стану влюбленным идиотом, и будем мы с Наташкой два сапога пара. Хорошо, что хоть два счастливых влюбленных друг в друга сапога. А потом нас износят и выкинут на помойку в один день.
  Ходить в школу почаще я ей не пообещал - на мне висела куча всяких обязательств, и вообще менять кардинально свою жизнь был не готов. Она расстроилась, и я взял ее ручку обеими своими и, глядя в глаза, самым честным голосом пообещал быть примерным мальчиком, не поддаваться жизненным соблазнам, не кататься на крышах вагонов метро и к тому же регулярно звонить и отчитываться обо всем, что со мною случилось. Если она даст мне свой телефон.
  Она дала мне целых два телефона - домашний и мобильный. И еще 'мыло'. И еще мы договорились добавить друг друга в Skype. После чего наконец-то расстались. Дома я улегся на кровать, уставился в потолок и начал заново переживать события дня. Потом позвонил ей на мобильный, и мы немного поболтали о какой-то ерунде. Причем мое радикально критическое мнение о подобных разговорах не пискнуло даже ноты протеста. Потом вспомнил о почти решенной проблемке из журнала, доделал ее до конца, оформил и отправил по адресу. По-моему, получилось неплохо. Могут и напечатать - пора уже зарабатывать авторитет в научном мире. Да и гонорар лишним не будет. Потом я лег спать.
  
  Наташа Федорова
  
  Такая любовь мне по вкусу - так я говорила себе всякий раз, когда пыталась изображать ту равнодушно-циничную особу, которой мне столь нравилось быть до всей этой любовной напасти. Мой парень был хорош собой, не засматривался на других девчонок, не имел вредных привычек, отличался умом и сообразительностью, регулярно водил меня в кино и всегда отчитывался по телефону или 'скайпу' о том, где был и что делал. Просто чудо, а не парень. Ведь мог же сразу показать, кто из нас - настоящий мачо и любимец всех женщин в радиусе пяти километров от него замечательного, а кто - серенькая мышка, чей удел - быть без ума от счастья, что ей так повезло.
  Самое любопытное - я отлично понимала, что захоти он этого - так бы все и было. Потому что от меня ничего не зависело - меня несло взбесившимся потоком чувств, как тростинку горной рекой. И шансов выбраться из него было меньше, чем у взгляда - остановить мчащийся на полной скорости большегрузный самосвал. При этом я действительно чувствовала себя без ума от счастья. Идиотка.
  В те же редкие минуты, когда ко мне возвращалась способность здраво мыслить, я пыталась понять, что же движет Сережей. Ведь он совершенно точно не испытывал ко мне тех же чувств, что я к нему. Всегда оставался спокойным и рассудительным, мог запросто обходиться без меня днями в своих математических дебрях, иногда даже раздражался - никогда не выражал этого словами, но я чувствовала по голосу - если я отрывала его от каких-то важных дел.
  А однажды я в приступе меланхолии заявила ему, что он меня совершенно не любит, после чего он жутко смутился, неожиданно обнял меня, прижал к себе, и мы так стояли, наверное, целую вечность. Потом он сказал, что и сам ничего не знает. Но очень хочет, чтобы я всегда была счастливой и радостной. А когда я из-за него грущу, он себя ненавидит. Это было так искренне и трогательно, что настал мой черед возненавидеть себя - вот же пристала, дрянь, к хорошему человеку со своей любовью. А он теперь страдает и боится сделать мне больно.
  Я немедленно расплакалась, чем еще сильнее его расстроила, и мы оба грустные пошли гулять по зимнему парку. В парке было восхитительно: замершие деревья под снежными шубами, полная луна, тусклые фонари и совершенная тишина - только скрип снега под ногами. Он привел меня на какую-то полянку, девственно белую от свежевыпавшей пороши. Посреди полянки лежал солидный валун - мне, наверное, по пояс. Тоже весь в снегу. Сережа подошел к валуну, на секунду задумался, а потом начал сметать с него снежный покров. И я увидела, что это не совсем валун - кто-то попытался вырезать из него что-то вроде статуи. Но вышел бесформенный идол с жуткой рожей.
  Сережа молча стоял и смотрел на уродца, а потом сказал:
  - Знакомься, это великий маг и чародей Стаалмохановирен. На их языке его имя означает 'Тот, кто затмил Солнце'.
  В его голосе не были ни единой шутливой нотки - он не бывал так серьезен даже когда говорил о своей математике. Поэтому я тоже осталась очень серьезной:
  - А кого их?
  Он поглядел на меня вопросительно.
  - Ну ты сказал, что на их языке. А кто они такие?
  Сережа немого помолчал. Затем начал рассказывать.
  - Они жили на Земле задолго до людей. Какая-то забытая древняя цивилизация. У них были огромные империи, роскошные города, величественные храмы. А еще могущественные маги. И он был самым могущественным.
  Его тихий размеренный голос завораживал, и мне было совсем не смешно. Хотя то, о чем он рассказывал, звучало не очень оригинальной сказкой.
  - Однажды ему все надоело - могущество, магия, глупая суета, интриги. И он превратил себя в камень. Потому что камень может жить гораздо дольше любого долгожителя. Даже волшебника. Он хотел найти смысл жизни, а для этого ему нужна была очень, очень долгая жизнь... И вот с тех пор он все думает, думает, да так толком ничего не придумал. Но он не теряет надежды.
  Сережа неожиданно повернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Я не выдержала и улыбнулась. Тогда он грустно-грустно - у меня аж сердце защемило - сказал:
  - Ну вот, ты мне не веришь... Да я и сам себе не верю - такой бред... Здесь мое любимое место. Как-то летом я тут медитировал - и вдруг все про него понял. Это было как озарение. Но, скорее всего, я просто все придумал.
  Мне неожиданно стало очень Сережку жалко, и я спросила:
  - А этот твой... Затмивший Солнце... он может колдовать?
  При слове 'твой' Сережка еле заметно поморщился, и я снова удивилась, насколько он был серьезен.
  - Да, может. Но не все так просто - мир изменился. Теперь он должен соблюдать законы равновесия. Если захочет зажечь звезду, то должен будет погасить другую. Или, допустим, чтобы спасти жизнь одному человеку, ему придется отнять ее у другого... В общем, он не хочет вмешиваться в наши дела - ему это совсем не нужно.
  Наверное, мы оба сошли с ума. Я - от любви, он - даже не знаю, от чего. Но я ничуть не расстроилась - для меня лучше было быть сумасшедшей вместе с ним, чем нормальной - без него.
  
  Сережа Соболев
  
  Новенькая пришла к нам в класс сразу после зимних каникул. Был первый день занятий, я жутко соскучился по Наташке и летел в школу на крыльях предвкушения встречи - все же я, кажется, тоже в нее влюбился. И хотя иногда ее вселенская печаль немного раздражала, это была ерунда по сравнению с тем, как мне без нее скучалось в Америке. А что было делать - папу я тоже любил.
  Наташка пританцовывала на морозе возле школы и, когда увидела меня, счастливо взвизгнула и повисла у меня на шее. Мы так немножко покружились и потом чинно пошли на занятия - большие братья и сестры бдительно следили за нашим моральным обликом. Первым уроком была литература, звонок уже прозвенел, Оксана Сергеевна с юмором поздравила нас 'с началом второго полугодия учений-мучений' - и тут открылась дверь и вошла незнакомая девушка.
  Я сначала подумал, что это практикантка - настолько она не походила на ученицу. Строгая светлая юбка немного выше колен, такого же тона строгий жакет, белая блузка под ним, шейный платок, полусапожки на высоком каблуке... В принципе, ничего особенного, если бы не рост едва ли не выше моих 183, ноги 'от ушей', лицо эльфийской богини и роскошные светлые волосы, рассыпанные по плечам. В результате вышла совершенно сногсшибательная штучка.
  Когда же выяснилось, что она - не практикантка, а наша новая одноклассница Ира Куницына, весь класс выпал в осадок. Парни - от счастья, девчонки - от зависти. Кроме меня - я, конечно, полюбовался ею чуток, но настоящий мужчина должен уметь держать свои чувства в узде. Тем более что и чувств никаких не было: влюбляться в прекрасных незнакомок - не мой метод. Вдруг она - абсолютная дура, почище Воскобойниковой? А у меня на дур идиосинкразия. То-то будет облом, так что лучше до него вообще не доводить.
  Наташа, что характерно, смотрела больше не на нее, а на меня. И когда я наконец-то к ней повернулся и улыбнулся - только фыркнула, как рассерженная кошка, и стала еще милей. Хотя куда еще-то. Потом отвернулась и принципиально начала меня игнорировать. Это очень походило на ревность, и мне подумалось, что не избежать теперь бурной сцены с битьем посуды. Но я никогда раньше в сценах ревности не участвовал и решил, что один раз для общего развития не помешает.
  Ожидания мои не оправдались - характер у Наташки отнюдь не ватный, и она неплохо справляется с эмоциями. Для девчонки. Да и не было у нее никакого повода меня ревновать, что Наташа отлично понимала. Поэтому она снова стала веселой и счастливой, расспрашивала меня об Америке, о папе, о том, как летелось через океан, не было ли страшно, рассказывала свои последние новости и прочие милые пустяки. Как будто я их не слышал раньше по 'скайпу'. Но какое это имело значение по сравнению с ее радостной улыбкой?
  
  Ира Куницына
  
  Со школой мне 'повезло'. Но середина учебного года - отвратительное время для поисков наилучшего варианта. Пришлось выбирать самый удобный - поближе к дому. Вот и выбрала... Однокласснички ожидания полностью оправдали: парни немедленно начали изображать крутых мачо, демонстрируя убогое чувство юмора и подростковые комплексы. А самые нахальные полезли знакомиться. 'Прекрасные дамы' знакомиться не лезли, зато постоянно шептались и бросали ревнивые взгляды... Мне их шепот напоминал змеиное шипение.
  Впрочем, была одна интересная парочка. Обратила я на них внимание, потому что меня они игнорировали - так были увлечены друг другом. Со вкусом одетая и постриженная невысокая хрупкая девочка, очень милая с большими выразительными глазами, сияла, словно хрустальная ваза на свету. И сияние ее, без всякого сомнения, предназначалось только ему - обычному в принципе парню. Слегка растрепанному и одетому, как может быть одет парень, которому совершенно наплевать на то, как он одет - пиджак, наброшенный на футболку, поношенные джинсы и кроссовки. Но было в этом равнодушии к вкусам и стилям какое-то свое очарование. Хотя я, скорее всего, просто пыталась его оправдать. Или себя. Потому что он мне неожиданно понравился.
  Уж не знаю почему. Может, из-за вредности - как она на него смотрела! Или зависти - как он смотрел на нее! А может было в нем что-то еще, в чем я пока не разобралась. К тому же он оказался местной достопримечательностью, как мне объяснил один из докучливых ухажеров. Вундеркинд, знающий все на свете и доставший всех своими понтами... Особых понтов я не заметила. Как и особой отчужденности. По-моему, ухажер ему просто завидовал.
  Ходить в новую школу было жутко скучно. Друзья отсутствовали, общение с одноклассниками навевало тоску, а к учебе я всегда относилась без восторга. Как к необходимому злу. Хотя свои четверки исправно получала - уж на это моих мозгов хватало. Надо было что-то придумать. Иначе скоро кого-нибудь покусаю - папа уже начал посматривать на меня с удивлением и даже опаской. И имел на то все основания после того, как я пару раз рыкнула на него из-за каких-то пустяков.
  И тогда у меня созрел план - сделать этого вундеркинда своим ручным зверьком. Чтобы ел у меня с рук, мурлыкал, когда чесала его за ухом. И забыл эту свою... как ее там, Федорову. Сергей Соболев и Ира Куницына - почти однофамильцы... А потом он мне надоест, и я его выброшу. Жестоко, но жизнь - она такая. Пусть привыкает.
  План начал претворяться в жизнь на первом же уроке химии, когда Соболев соизволил появиться. Я как раз очень удачно схлопотала трояк за контрольную. Химию я терпеть не могла, но трояк был перебором. Надо было исправлять - как раз то, что нужно. Я подошла к Хлоре и стала очень натурально и жалостливо плакаться - благо, притворяться почти не пришлось - как же у меня ничего не выходит с химией. Вот тройку получила, а это же крах всех надежд и вообще жизни.
  Хлора смотрела на меня как удав на кролика. Восхитительная женщина. Натуральная грымза, но зато всех видит насквозь и все понимает. Если бы она у меня начинала вести химию, я бы в свободных радикалах разбиралась лучше, чем в парижской моде. Вот и сейчас было такое ощущение, что она просветила глазами-рентгенами мои мозги, увидела там мой жалкий замысел и теперь про себя ухмыляется и готовит какую-то подлянку... Однако я ее переоценила. А может это и была ее подлянка.
  
  Сережа Соболев
  
  Мы с Наташей обсуждали вечерний поход в кино, когда Хлора неожиданно назвала мое имя и попросила подойти. До этого она о чем-то разговаривала с Куницыной. Понятия не имею, о чем - доносились лишь жалобный голосок новенькой, железные интонации химички да обрывки фраз. Что-то о химии и конце жизни.
  Сразу подумалось, что ничего хорошего мне предстоящий разговор не сулит - только лишний геморрой да проблемы с Наташкой. Но с Хлорой надо держать ухо востро. Ей бы тигров дрессировать - все бы цирки мира между собой передрались за право с ней работать...
  Разумеется, я как примерный ученик, немедленно выполнил просьбу учителя.
  - Сергей, у Ирины сложности с химией. Ей надо помочь. Я думаю, ты с этим справишься лучше всех.
  Хлора смотрела на меня в упор. Кажется, даже не моргая. Через чуть увеличивающие стекла очков ее глаза выглядели особенно выразительно. Как у гипнотизера...
  Кстати, гипнотизировать меня абсолютно бесполезно. Были прецеденты. Но у Хлоры имелись и другие козыри. Например, то, что она - учитель, а я - ученик. И портить с нею отношения мне никак не улыбалось.
  - Хлоя Вазгеновна, почему я? Почему, например, не Родионов? Химию он знает не хуже меня. И к тому же всегда готов помочь товарищу. Особенно Куницыной.
  Сидящий за передней партой Родионов немедленно меня поддержал, что да, готов. В любое время суток. Даже ночью. У Куницыной же сузились глаза, и она посмотрела на меня, как... очень, в общем, нехорошо посмотрела.
  - А я... Вы же сами называли меня индивидуалистом, которому чужды интересы коллектива. И были совершенно правы - да, я такой. К тому же мне катастрофически не хватает времени - папа просил помочь с расчетами.
  Химичка усмехнулась. Самую малость, практически одними глазами.
  - На то, чтобы ходить с Федоровой в кино, время у тебя есть... А Родионов поможет Быкову - четверть только началась, а у него уже три двойки. Мне кажется, у Родионова с Быковым лучше получится. Или ты считаешь, что вам лучше поменяться?
  Я считал, что все эти помощи - полная чушь. Каждый зарабатывает те оценки, которые хочет. И если человек получает двойки, то значит больше ему не нужно. И еще я считал, что мое свободное время - это мое свободное время. И никому не должно быть дела, как я его трачу... Но очень уж не хотелось ссориться с Хлорой. И тянуть Быкова по химии - тоже. Потому что проще вытащить из болота бегемота. К тому же после того случая нас трудно было назвать лучшими друзьями.
  - Нет, я так не считаю.
  И тоже посмотрел Хлоре в глаза... Это были знатные гляделки. Стоявшие и сидевшие поблизости однокласснички немедленно заткнулись и уставились на нас. Кто с интересом, а кто с опаской. Например, Родионов, такое ощущение, был готов нырнуть под парту. А вот Куницына явно не отказалась бы увидеть какое-нибудь интересное представление. Вроде 'Сергей Соболев убивает взглядом своего учителя химии'. Не дождется.
  - Хорошо, Хлоя Вазгеновна, я помогу Куницыной.
  И перевел взгляд на новенькую. Та немедленно приняла ангельский вид.
  - Ира, сегодня я занят, - я пытался говорить как можно нейтральнее, но в результате получилось что-то жутко фальшивое, как в дурной театральной постановке, - но завтра вечером, часиков в семь нанесу тебе визит. Надеюсь, ты не возражаешь. К себе не зову - извини, нет никакой возможности.
  Все знали, что я живу один. Но обойдутся. И Наташка меньше расстроится.
  
  Наташа Федорова
  
  Я почему-то сразу поняла, что эта стерва плевать хотела на химию - ей нужен был Сережка. Не знаю, что она задумала, но уж точно ничего хорошего для нас. И химичка пошла у нее на поводу. Ну почему люди - такие сволочи! Что мы им плохого сделали!
  Я почувствовала, как на глазах навернулись слезы - ну вот, не хватало еще расплакаться перед этой... Усилием воли слезы были загнаны внутрь. А Сережа почувствовал мое состояние и тут же подошел ко мне, повернул к себе и заглянул в глаза. Я попыталась улыбнуться - улыбка вышла жалкой, как у побитой собаки. А он вдруг подмигнул и щелкнул меня по носу.
  Получилось совсем не по-джентльменски - разве так порядочные юноши обращаются с порядочными девушками? Но мы, наверное, были не очень порядочными, поэтому мне немедленно полегчало, и я тут же ответила ему любезностью - наступила на ногу. Он улыбнулся и потащил меня из класса.
  Уже перед дверью я обернулась - и наткнулась на взгляд Куницыной. Ее губы кривила усмешка, но глаза словно пытались заморозить. Тоже мне, Снежная королева! Только Сережка - не Кай. Он, конечно, очень милый мальчик. Пока его не заставляют делать то, чего ему не хочется. И тогда я бы не позавидовала всем снежным королевам на свете.
  
  Ира Куницына
  
  Вроде бы все шло как задумано, но настроение было отвратительным. И угрызения совести не имели к этому никакого отношения - скорее, поведение Соболева. Он явно пытался меня унизить. И этот его взгляд, в нем не было ничего от мужского интереса - так, наверное, смотрят на врага перед началом битвы. Что ж, война - тоже хорошее развлечение. Соблазнить врага, чтобы затем его уничтожить - мне это по душе.
  А Федорова все же премиленькая - мужчинам такие нравятся посильнее роковых красоток. Слабые и беззащитные - их так и тянет спасти и сохранить. Как же, инстинкты сильного пола. Многим они заменяют мозги. Хотя Соболев, кажется, не из этих.
  Ничего, никуда не денется, влюбится и... Нет уж, замужество в мои планы не входит. Так что пусть помучается. И она тоже... Я представила на этой смазливой рожице выражение детской обиды вперемешку с мировой скорбью и едва не рассмеялась.
  
  Сережа Соболев
  
  Ни в какое кино мы не пошли, а просидели весь вечер в какой-то кафеюшке, болтая обо всем на свете. Кроме одного - моего завтрашнего репетиторства. Как-то у нас стало здорово получаться, не сговариваясь избегать неприятных друг другу тем. Даже не знаю, к чему это. К долгой и счастливой совместной жизни? Что-то совсем мне такой настрой не нравился - рано еще господину Соболеву-младшему жениться. Я посмотрел на грустную и задумчивую Наташку - и так захотелось ее обнять и никуда не отпускать!.. А может и не рано.
  В школу я на следующий день не пошел - не было настроения. А чтобы оправдаться перед собой за постыдную слабость, и в самом деле занялся расчетами - слова о папиной просьбе были не совсем отмазкой. Ни о какой спешке, конечно, и речи не шло - папа даже дату не назвал. Но мне самому было интересно. Да и от разных мыслей отвлекло.
  Ровно в семь вечера я был у подъезда Куницыной и набирал на домофоне номер ее квартиры. Очень хотелось, чтобы никого не оказалось дома - мало ли, вдруг ей захочется поиграть со мной в эти женские штучки с опозданиями. Тогда я бы с чистой совестью ушел и не вернулся. Но она не доставила мне этого удовольствия - домофон спросил ее голосом, я ли это, и пришлось признаваться, что да, именно я, а не зеленый человечек Фьютьтютьють из созвездия Стрельца.
  Дверь в ее квартиру была приоткрыта, и я не стал утруждать себя формальными вежливостями, а просто вошел. Куницына откуда-то из глубины крикнула, что тапочки меня уже ждут. И они, действительно, ждали посреди сияющего чистотой коридора, недвусмысленно намекая, что в этом доме в почете организация и порядок. Я немедленно вспомнил царящий у меня бардак, которому удивляется даже привыкшая к папиной безалаберности домработница тетя Дуся, и в сотый, наверное, раз сделал себе строгий выговор. Но без занесения. Потому что заносить было некуда, да и бесполезно.
  Куницына встретила меня в комнате, которая, полагаю, исполняла роль гостиной. Очень неплохо исполняла - я даже загляделся на висевшие повсюду картины.
  - Это моего папы - он художник. Очень модный. Регулярные выставки, куча покупателей и все такое.
  - А на эти что, покупателей не нашлось?
  - Папа говорит, что они - его лучшие. И он их продавать не собирается.
  В живописи я разбирался примерно как слон в посудной лавке, поэтому наконец-то обратил внимание на хозяйку. Да, все же шикарная Куницына девчонка. Оделась она без всякого выпендрежа - джинсы, скромная футболка, тапочки. Волосы были собраны в хвост. И все равно выглядела круче любых моделей с обложек гламурных журналов. Может, потому что была живой и естественной?
  Я почувствовал что-то вроде желания ее обнять. И немедленно прикрикнул на инстинкты, чтобы не слишком-то хулиганили. Прикрикнул, разумеется, про себя, но Куницына что-то такое почувствовала. Или прочитала в моих глазах. И усмехнулась. Очень так нейтрально. Без издевки или высокомерия - просто усмехнулась, словно каким-то своим мыслям.
  Мне в голову неожиданно пришло сравнение со сказочной красавицей-злодейкой. Холодной и равнодушной. Сугубо, в общем, отрицательным персонажем. Которая ради своих непонятных целей соблазняет доброго молодца. А у доброго молодца дома, вестимо, невеста - обычная девчонка.
  И вот он стоит и выбирает между неземной красотой и земной. А еще думает, что будет в случае неправильного ответа - сразу его съедят или сначала зажарят. Но, конечно же, при всем многообразии выбора другой альтернативы у него нет, и любовь обычной девчонки защитит от любых напастей... Это было настолько бредово и одновременно соответствовало ситуации, что я не смог не улыбнуться.
  
  Ира Куницына
  
  Соболев, надо отдать ему должное, пришел вовремя. А ведь мог бы запросто опоздать - не ему же это было надо. Я даже загадала, что если опоздает - обязательно соблазню. Потому что если мужчина опаздывает, то никакой он не мужчина, а недоразумение. И уж точно не устоит перед моим дьявольским очарованием. Правда, зачем он такой мне будет нужен?
  Однако Соболев позвонил в домофон ровно в 19.00 - я специально сверилась с часами. Даже вспомнилось по случаю выражение 'Точность - вежливость королей'. Он и вел себя как король. Еще вчера, когда назначил время, не поинтересовавшись толком моим мнением. Сравнение меня позабавило. Но совсем чуть-чуть - в конце концов, надо было придумать, как себя с ним вести.
  Я решила быть самой собой. Не гордячкой из школы и не красавицей с обложки - думаю, он как раз ожидает чего-то подобного. А мы преподнесем ему сюрприз. Поэтому и наряжаться не стала - надо быть проще, ему, кажется, такие больше по вкусу.
  Пока он возился в коридоре, я в последний раз изучила себя в зеркале - выглядела, по-моему, в самый раз. Как примерная школьница, дожидающаяся классное светило, чтобы оно помогло ей с химией. Соболев же выглядел как всегда - футболка, пиджак, джинсы и легкая растрепанность на голове. Пахло от него чистым мужским телом, без капли парфюма. Он-то как раз никого соблазнять не собирался, но я вдруг поймала себя на мысли, что этот парень мне нравится - нормальный, без понтов и к тому же симпатичный. Что ж, тем приятнее будет победа.
  На меня он, впрочем, поначалу даже не взглянул - осмотрел обстановку в гостиной и папины картины. Обстановка была вполне - стильная мебель под старину, неплохо гармонировавшая с галереей на стенах, и никаких новомодных дизайнерских писков. Заметив его интерес, я объяснила что к чему. И он наконец-то оторвался от созерцания неживой материи и обратил внимание на живую. Живая материя произвела на него сильное впечатление - это было легко понять по тому, как его глаза пробежались по моей фигуре, тормозя там, где и должны были тормозить.
  Все же все мужчины одинаковы. Даже лучшие из них. Мысль оказалась настолько свежей и оригинальной, что я не смогла сдержать усмешку. Он усмешку, конечно же, заметил, но ничего не сказал, а отвел взгляд от моих прелестей и сам о чем-то задумался. И неожиданно улыбнулся. Но не мне, а так, в атмосферу... Интересное у нас получается общение. Пора прекращать этот дурацкий обмен улыбками в пустоту.
  - Хочешь чего-нибудь выпить? Для храбрости. Вино, ликер, коньяк?
  Он посмотрел на меня с недоумением. Как будто я предложила ему отраву и сама в этом призналась.
  - Да я вообще-то не пью спиртного.
  - Папа запрещает?
  Я не удержалась, чтобы не подколоть.
  - Нет, проблемы с сердцем. Какой-то застарелый порок. Если выпью, то умру.
  Он так легко... даже легкомысленно это сказал. Как какую-то само собой разумеющуюся истину, к которой привык с детства, но в которую не очень-то верит. Однако привычка уже стала второй натурой, поэтому изменять ей он не собирается.
  А я поняла, что насчет сердца он не врет. И немедленно вспомнила Юру... дядю Юру, маминого брата, хотя он был старше меня всего на семь лет. Мой верный товарищ по детским играм, друг, ближе которого у меня до сих пор никого не было. С любыми своими детскими проблемами я всегда бежала к нему, и ни разу не было такого, чтобы он не выслушал меня, отмахнувшись от бредней надоедливой малолетки.
  Юра умер полтора года назад - тоже от порока сердца. Тогда я впервые поняла, что такое - терять близких людей. Со мной случилась страшная истерика, перешедшая в тяжелую депрессию. Меня хотели даже упрятать в психушку - боялись, что наложу на себя руки. Но я выдержала. Только превратилась, как говорит мама, в ужасно циничную и равнодушную мерзавку. Не знаю, может она и права.
  И вот сейчас услышав эти слова от Сергея, мне стало жутко - представилось, как он лежит мертвый посреди моей квартиры... Как Юра лежал в гробу. Такой спокойный - и бесконечно далекий...
  - Ира, ты чего? С тобой все в порядке?
  Мое зрение снова сфокусировалось на его лице - в его глазах стоял отчетливый испуг. За меня... Сволочь я все же - права мама. И затея эта сволочная. И вообще пора с нею заканчивать. Я просто им завидую, их любви, нужности друг другу. Потому что сама никому не нужна. Даже родители отпихиваются от меня, как от надоевшей собаки, которую, тем не менее, жалко - да и неприлично - выбросить на улицу.
  
  Сережа Соболев
  
  Я сказал о своем больном сердце без всякой задней мысли. Как уже говорил, наверное, сотни раз самому себе и другим. Чушь это все - на мне королевские скачки можно выигрывать, а они выдумали какой-то порок... Но алкоголь терпеть ненавижу и всегда отказываюсь от предложений выпить под предлогом больного сердца - так меньше пристают.
  Однако на Куницыну мои слова произвели ошеломляющее действие - она вдруг побледнела до такой степени, что почти слилась со светло выбеленным потолком в комнате. А ее глаза лишились всякого выражения. На меня накатила паника - что же это за фигня и как ей помочь? Хотя вроде бы стояла и не падала. А значит, еще не совсем плоха.
  Я попытался сказать панике, чтобы брыснула под лавку, но она не очень-то меня послушалась. Поэтому я почти прокричал, да еще и дрожащим голосом.
  - Ира, ты чего? С тобой все в порядке?
  Однако мои слова неожиданно произвели необходимый терапевтический эффект - в ее глазах снова появилось осмысленное выражение, а бледность стала чуть менее бледной. И тут она мне все рассказала. Про Юру... дядю Юру. Про его смерть. И про свою идиотскую задумку меня соблазнить.
  Все нехорошее, что во мне накопилось к Куницыной, растворилось в этом рассказе, словно сахар в кипятке. Я сидел идиот идиотом и не знал, как реагировать. Жалеть? Жалость унижает. Особенно в такой ситуации. Сочувствовать? Если бы я знал, как.
  Тут мне вспомнилось, как от нас ушла мама. Как мне было плохо поначалу без нее. А папа только молчал, и лишь иногда без единого слова взъерошивал мои волосы. Наверное, сам этого не замечая. Я, в конце концов, привык. Справился со своими чувствами. И сейчас, когда ее вспоминал, во мне не было вообще ничего. Словно думал о какой-то далекой и незнакомой женщине. Время все лечит. И Ире оно тоже поможет. Со временем.
  Так мы сидели и молчали, каждый о своем. Может минуту, может час - молчаливые, как выяснилось, часов тоже не наблюдают. Хотя дело, конечно же, было не в молчании... Потом я все же спросил:
  - А что насчет химии? Ты и с ней тоже все придумала? А на самом деле сечешь не хуже Менделеева?
  Она улыбнулась. Так виновато, что я всерьез испугался, что сейчас действительно в нее влюблюсь.
  - Знаешь, с химией все получилось честно. Я ее терпеть не могу. Но раньше как-то справлялась на четверки, а сейчас эти спирты... Одноатомные, многоатомные... Я медицинский спирт однажды пробовала - такая гадость. И это все, что я на эту тему знаю.
  - Понятно. Что я могу сказать - безобразие. Но мы сейчас этот пробел обязательно устраним.
  
  Ира Куницына
  
  Я выложила ему все. Начав рассказывать, уже не могла остановиться. Он сначала смотрел на меня растерянными глазами, а потом растерянность ушла, и он просто сидел и слушал. Я боялась, что он начнет мне сочувствовать - ненавижу когда меня жалеют! - но он не сказал ни слова. За что я была ему очень благодарна.
  Потом мой душевный стриптиз закончился, и мы долго сидели и молчали. А затем Сергей спросил... про химию. Наверное, очень в тему. Потому что я наконец-то вырвалась из круговорота своих переживаний и вспомнила, что вообще-то он пришел сюда помочь мне с этой долбаной химией. Готовился, наверное... Хотя он же всегда все знает.
  Пришлось признаваться, что с химией у меня примерно как с моралью - не очень хорошо. Он серьезно выслушал, а потом заявил, что не проблема - сейчас он этот пробел устранит. И устранил, чуть ли не на пальцах разъяснив все непонятные моменты. Я даже немного расстроилась, как все оказалось просто. Еще один удар по моей гордости. Но обижаться стоило разве что на себя.
  Когда Соболев наконец-то ушел, я завалилась на кровать и начала заново переживать произошедшее. И вдруг подумала, что для моего коварного плана наша встреча прошла наилучшим образом - неприязнь Сергея ко мне, кажется, улетучилась, а у меня к нему ее и вовсе не было. Ну почти... Можно переходить к следующему этапу - непосредственно соблазнению.
  Вот только не будет следующего этапа - циничная и равнодушная мерзавка не то чтобы пропала, просто к нему я бы уже не смогла относиться цинично и равнодушно. А потому соблазнение рисковало превратиться в палку о двух концах, и неизвестно еще какой конец и по кому ударит.
  
  Наташа Федорова
  
  Этим вечером Сережа так и не позвонил, и я весь вечер провалялась на кровати в прострации - даже читать не могла. Мама решила, что я заболела, а мне было все равно. Но мамины хлопоты пропали впустую - я просто уснула и проспала до утра. А утром пришлось идти в школу. Я боялась прийти в класс и увидеть ее довольную рожу, но Куницына выглядела как обычно...
  Почти как обычно. Потому что когда наши глаза встретились, в ее взгляде не было обычного холодного высокомерия или этой ее ухмылки - она смотрела непривычно серьезно и по-человечески, что ли. Что-то у них там вчера точно произошло. Но что-то неожиданное, не то, на что она рассчитывала - иначе бы такой шанс надо мной поиздеваться она бы точно не упустила.
  На перемене я окончательно убедилась, что с Куницыной все не так. Она принимала заигрывания мальчишек без обычного презрительного снисхождения - просто не обращала на них внимания. Зато я несколько раз ловила на себе ее взгляд. Все тот же серьезный и непонятный. А на большой перемене мы неожиданно оказались в коридоре у одного окна и простояли так пару минут, как бы не обращая друг на друга внимания. А потом как по команде поглядели друг другу в глаза - и улыбнулись.
  Обалдеть, я улыбалась Куницыной, которую еще вчера готова была убить! Она, наверное, думала что-то очень схожее. Потому что наши улыбки, в конце концов, перешли в настоящий смех. Я впервые слышала такой ее смех - искренний и звонкий. А затем мы проболтали всю оставшуюся перемену и все следующие перемены тоже. На нас недоуменно смотрели одноклассники, встречные полузнакомые и не очень знакомые парни пялились на нас, когда мы шли по школе. Но нам было наплевать.
  Я неожиданно для себя выяснила, что Ира - неплохой, в принципе, человек. И очень интересный. Но главный сюрприз заключался в том, что мы понимали друг друга с полуслова. Как лучшие подруги, общающиеся еще с детского сада. У меня никогда не было ни с кем такой близости мыслей. Даже с Сережкой - он все же был парнем и не очень разбирался в наших девчоночьих темах.
  
  Ира Куницына
  
  На следующий день в школе я поймала себя на мысли, что с волнением жду появления Сергея. Однако он избавил меня от непонятных чувств, по обыкновению не явившись. Зато Федорова, разумеется, пришла. Но и к ней мое отношение изменилось - я словно пыталась понять, что он нашел в этой девочке, кроме смазливой внешности.
  Глаза у нее, конечно, были фантастические - я бы, наверное, душу продала за такой взгляд. Открытый, честный, немного наивный и одновременно совсем не беззащитный - не понимаю, почему она раньше казалась мне пустой размазней...
  Федорова мое внимание заметила и с недоумением поглядывала на меня, пытаясь, очевидно, понять, почему ее злейший враг на нее так откровенно пялится. Хотя недоумение я вызывала не только у нее - сегодняшняя Ира Куницына была совсем не той Ирой Куницыной, к которой все привыкли. Но мне было плевать.
  На большой перемене я вышла в коридор постоять у окна и посмотреть 'на волю', как часто любила это делать, но у окна уже стояли. Разумеется, она, предмет моих недавних мыслей. Места там, впрочем, хватило бы и на троих, поэтому я не стала себе отказывать в привычном удовольствии, при этом как бы совершенно ее игнорируя. Но в том-то и дело, что как бы - я смотрела на улицу, а думала о том, что вот она стоит рядом со мной, и нас почему-то не отталкивает. И это не удивительно - слишком уж мы разные. А разные заряды должны притягиваться.
  Я вдруг посмотрела на нее, а она одновременно - на меня. Получилось смешно, как по команде - и я не смогла сдержать улыбку. Она тоже мне улыбнулась, и мы так стояли и улыбались друг другу. Как две идиотки. А потом ни с того ни с сего начали смеяться. Наш смех был, наверное, еще более идиотским, чем улыбки, но зато он без остатка растворил в себе все мои душевные метания. И отсмеявшись, я неожиданно поняла, что мне легко и свободно. Как было даже не помню когда в последний раз.
  А дальше наши фонтаны прорвало. Мы говорили о любимых фильмах, книгах, актерах, музыкантах, песнях, цветах, временах года, снова фильмах и книгах... Единственная тема, которую мы не сговариваясь обошли - это о парнях. Думаю, по вполне понятной причине. Хотя такой ли уж понятной? Не знаю, как она, а я просто боялась, что между нами опять вырастет стена, и я больше не смогу вот так вот с ней разговаривать. И снова останусь одна.
  
  Сережа Соболев
  
  Вернувшись от Куницыной, я так и не позвонил Наташке. Не придумал, как ей рассказать о том, что там случилось. Да и поздно уже было. Хотя она наверняка ждала. Чтобы избавиться от ощущения собственной подлости, я привычно ушел в математику. И математика столь же привычно меня не подвела - она вообще всегда была мне рада и не умела подводить, огорчать, обманывать, предавать. В отличие от людей.
  Но на следующий день мне было уже совсем не так легко - я ведь и сам вчера, получается, подвел и огорчил. А может, и предал. Потому что она ждала моего звонка, а я не позвонил. И спрятаться от этого состояния в математике я тоже не мог. Так как математика требовала чистоты мыслей. И помыслов. А какая тут чистота, если я грыз сам себя как тот тип, которого боги наказали вечным голодом.
  В результате я на все плюнул и пошел в парк, на любимую поляну. Великий волшебник ничуть не изменился с нашей последней встречи. Ну да с чего бы ему меняться - он же каменный. Умрут дети детей моих детей, а он так и будет здесь стоять такой же, как сейчас. Если кто-нибудь не раздолбает на хрен этот булыжник. Хотя до сих пор почему-то не раздолбали - наверное, и в самом деле магия. Или не нашлось подходящего раздолбая.
  В этом месте мне всегда думалось о чем-нибудь вечном. Например, почему у людей все получается так сложно, хотя должно быть так просто. Вот я - мог бы пойти в школу, увидеть Наташку и попросить у нее прощения за то, что оказался такой сволочью. А вместо этого торчу тут и думаю о том, почему я не пошел в школу и не попросил у нее прощения...
  Вернулся я задумчивым и грустным и тут же позвонил Наташе - она уже должна была быть дома. Расчет оказался верным - она и в самом деле оказалась дома и даже взяла трубку. В ее голосе я не расслышал никаких расстройств - только веселье. Похоже, из нас двоих я занимался самоедством, а она - не забивала себе голову всякой ерундой. И правильно делала.
  Первым делом я извинился, что не позвонил вчера. Наташка только рассмеялась и заявила, что все путем - она меня прощает. Потому что я не со зла, а из-за обстоятельств. И вообще чтобы не смел портить себе настроение такими пустяками. Ну, чем себе портить настроение - это мое и только мое дело, никого больше оно не касается. Но я ей этого, разумеется, не сказал. А сообщил, что подтянул Куницыной спирты, и она теперь, наверное, даже сможет гнать самогон. Мы немного посмеялись. Потом обсудили еще какие-то пустяки и рассоединились.
  Мое настроение после разговора подскочило практически до максимальной отметки, и я вернулся к папиным расчетам. Ну и что, что не к спеху - зато интересно да и папу обрадую ударными темпами... В школу я заявился только через три дня. И ждал меня там ну просто невероятный сюрприз - девчонки умудрились подружиться.
  
  Наташа Федорова
  
  Я специально ничего не говорила Сережке о завязавшейся дружбе с Ирой - пусть будет ему сюрприз. А то совсем игнорирует социальную жизнь. Нельзя так - его тут вообще-то ждут и любят. Например, я. Хотя горбатого могила исправит. Вот пусть могила ему новости и сообщает... Я тут же обругала себя за такие мысли и приказала никогда больше не думать про могилы. А то мысли иногда имеют дурное свойство сбываться.
  А Сережка наконец-то осчастливил нас своим появлением и все увидел сам. Мы как раз обсуждали с Ирой исключительно важную проблему: какая тушь лучше - YSL или MaxFactor. Тут подошел он и безапелляционно заявил, что самая лучшая тушь - это чернила. Как всегда, очень остроумно. Хотя Ира хихикнула. А мне сделали выговор за отсутствие чувства юмора. Я тогда тоже сделала выговор - за его отсутствие. Он состряпал виноватую рожу и начал каяться. Выглядело это ужасно, и я чуть не подавилась смехом.
  Мы опять вернулись с Ирой к 'нашим тушам', а Сережа просто стоял и смотрел на нас. Со странным видом. Когда же мы наконец-то снова обратили на него внимание и поинтересовались, а чего это он тут стоит и молчит, он так серьезно задумался, а потом выдал:
  - Какие же вы, девчонки, обе красивые!
  Ух, как Ира покраснела! Да и я тоже от нее не очень-то отстала - умел Сережка говорить банальности так, что они начинали казаться настоящими откровениями. А тема красоты для любой девчонки больная. В общем, совсем нас засмущал, ирод окаянный, и чтобы это смущение поскорее скрыть, мы от него тут же категорически потребовали пожертвовать на алтарь прекрасного свое свободное время. Например, куда-нибудь нас сегодня вечером сводить. Он, конечно, подурачился, попытался изобразить чертовски занятого молодого человека. Однако согласился прежде, чем мы успели возмутиться.
  
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"